Арифмант (джен)

Отложить бумаги в сторону, кинуть короткий взгляд на часы. Вот и закончился мой очередной рабочий день. Тяжела и неказиста…

Нет, я не программист. Преподаватель в затрапезном техникуме. Даже не преподаватель, а так, учитель. Математики.

И техникум так себе. Кулинарный. Вроде бы предназначен выпускать из своих стен будущих поваров и кондитеров. Плакаты на стенах в духе «Как хороша профессия повара!» и тому подобное не дают прохода.

На самом деле желающих стать поваром за мою десятилетнюю бытность учителем было человека три — парнишка, ушедший после первого курса, и две девочки. Одна ушла в декрет со второго, а оставшаяся закончила, даже с отличием. Работает поваром в соседней школе.

А все остальные — это те, кого не взяли в десятый класс. Есть даже ученики из школы «VIII вида», но они ко мне на математику не ходят. И слава Дьяволу.

Будущим поварам не интересно ничего. Ни профессиональные предметы, такие как кулинария, микробиология и подобные. Не интересна химия с физикой, математикой и английским, которые внесли в расписание только потому, что деткам одновременно с «дипломом» повара и кулинара должны выдать аттестат о среднем образовании. Детки отбывают наказание. Им интересны шмотки, тусовки и веселое времяпровождение.

А мне с ними возиться.

Можно было бы пойти куда-нибудь еще работать, но хрен редьки не слаще. В школе требований больше, а в вуз… В вуз далеко ездить. Все высшие учебные заведения от моего дома в полутора часах езды. В один из них я шесть лет откаталась, хватит. В полшестого утра из дома выходить — спасибо большое, я как-нибудь…

Из написанных сегодня контрольных — две пятерки. Но пятерки из серии «лучшие из худших». Если оценивать по уму, то контрольные едва на троечку тянут.

Эх…

Натягиваю старенькое пальто, поправляю воротник. Выхожу из кабинета, закрываю его на ключ.

— Опять задерживаетесь, Элина Владимировна? — интересуется пожилая вахтер, Галина Степановна.

— А что дома делать? — пожимаю плечами.

— Ну… молодая, веселая. Мужа тебе надо, деток…

— Ага. Носки, борщи, сопли, памперсы… Нет, спасибо, Галина Степановна, — улыбаюсь. — Я лучше котика поглажу.

— Эх…

Разговор этот повторяется изо дня в день на протяжении десяти лет. Сперва меня пытались убедить, познакомить с «хорошим парнем», затем опять убедить, опять познакомить…

Только нет у меня желания исполнять роль мамы-жены и домработницы по совместительству. Я человек спокойный, тихий. А все полномочия по продолжению рода я торжественно передала старшему брату Владиславу. У него, по-моему, уже третий ребенок… от третьей жены. Или любовницы, мне как-то нет до этого дела. Мама носится с внуками, брат ругается со своими женщинами, отец доволен. И я спокойна — мне хорошо и уютно в собственной однокомнатной квартире. С черным, как смоль, котом Снежком.

* * *

Домой прихожу, когда стрелки часов приближаются к восьми вечера. По дороге забежала в магазин, купила на ужин котлет и салата на развес. Дешево и сердито. Готовить я тоже не люблю. Себя побаловать можно не чаще раза в месяц, посвятить пару часов кастрюле борща, которую потом и буду неделю подъедать. А высвободившееся время можно тратить на…

На то, в чем стыдно признаться взрослой женщине за тридцать — на чтение фанфиков. По миру Гарри Поттера.

Первые четыре книги из того, что в среде фикрайтеров называют «каноном», я прочитала, еще учась на первом курсе. Не впечатлили. Последующие даже не стала в руки брать. Фильмы тоже посмотрела по разу… Не вдохновил меня мальчик-слюнтяй, позиционируемый как положительный герой. Не вдохновил и некий дед с бородой, тоже позиционируемый как «добрый и светлый». Грешков за ним было больше, нежели за «темным и злым» Лордом Волдемортом. Хотя бы то, что Дамблдор, как трус, не посчитал нужным встретиться с Петунией Дурсль лично, и маленький мальчик Гарри Поттер лежал всю «теплую летнюю» ноябрьскую ночь на улице в корзинке. А если бы заболел? А если бы выполз и убежал? Да и детство у Гарри было не очень счастливым.

А потом я наткнулась на фанфик, где Гарри вовсе не был слюнтяем. Да, сейчас я понимаю, что фик был во многом «картонным», штампованным…

И для меня открылся новый мир. Мир, где победил Темный Лорд. Мир, где Гарри был сильным. Мир, где Дамблдор проиграл.

Были миры, где выжил Регулус Блэк, где Лили носила фамилию Снейп, где сам Северус благополучно «уполз» от змеи Лорда…

Миры, где все было «правильно».

Выкладываю котлеты в сковородку. Когда пожарятся, разогрею картофельное пюре, оставшееся со вчерашнего ужина. Ну, и салатик в мисочку переложу.

Хорошо.

Конечно, такой бы ужин подошел какому-нибудь холостяку, но мне параллельно. Мне удобно, вот и ладно.

Пока ужин доходит до съедобного состояния, включаю компьютер и захожу на один из популярных сайтов фанфиков. Пролистываю обновления, просматриваю новости. О, пара продолжений.

Так, тарелку рядом, браузер во весь монитор — и можно наслаждаться жизнью.

* * *

В себя прихожу от холода. Пытаюсь понять, где я, что со мной происходит… а так же, что было вчера. Пока мозг пытается вспомнить, я сажусь, оглядываюсь.

Оглядываюсь…

Бл...!

Цензурного на ум ничего не приходит. Приходят только всевозможные ругательства, причем на всех трех языках, которыми я владею — русском, английском и китайском.

Лежу на какой-то липкой куче. Сверху — серое небо, с которого сыплется серая же морось. Вокруг — почерневшие от сырости стены. Лужа, подернутая тонким ледком…

Мозг, добравшись все-таки до залежей памяти, выдает мне информацию, что вчера я благополучно поужинала, помыла посуду и легла спать. Легла спать в любимую кровать на чистую простынь, укрылась любимым теплым одеялом, обняла Снежка…

А проснулась здесь.

Кстати, «здесь» — это где?

«Здесь» — это тупичок между домами. Память услужливо подсказывает, что тупичок мне не знаком.

В голове проносятся разные версии того, как я могла здесь оказаться. Вплоть до мести одного из недругов, но каких? Я некрасивая, характер у меня не очень. Все мои «романы» окончились еще на втором курсе института, когда парни, жаждущие отношений, обнаруживали, что их представления разбиваются о мой неуживчивый характер и жуткую лень. Нет, дома у меня порядок… Но порядок лично мой и лично для меня. За собой помыть тарелку мне не тяжело. А вот за кем-то… Да и не укладывалось в мой мозг, с чего бы это я должна обслуживать взрослую и половозрелую особь, пусть и противоположного пола. А парни не могли понять, почему это они должны мыть за собой посуду и стирать свои трусы, если у них под боком есть женщина…

Так и не договорились.

По работе у меня врагов тоже нет. Никого не подсиживала, с карьерной лестницы не сталкивала. Да и что за карьера? Десять лет на должности училки?

Стуча зубами от холода, оглядываю себя. На мне — привычные мне домашние джинсы и футболка. Одежда, подходящая для лета или просто теплых дней весны или осени. Но не для ориентировочно минус пяти. В голове бьется какая-то мысль, но я ее отгоняю — у меня более насущные проблемы.

Еб…ь! Надо срочно искать, где погреться. Затем попросить у кого-нибудь телефон. Номер брата помню наизусть — позвоню, приедет. А уже потом разбираться, как я сюда попала, и кто этому поспособствовал.

Растираю плечи руками, выбегаю из тупичка. И оказываюсь на грязной улице. Улица, к сожалению, мне по-прежнему не знакома. Скачу по грязи, поскальзываясь и едва не падая. Надо найти магазин какой… аптеку, кафе. Или вообще что-нибудь.

Но, как назло, никаких вывесок.

Улица выводит меня на другую, мощеную брусчаткой. И тут мозг зависает. Зависает той частью, которая анализирует обстановку. Та часть, которая отвечает за спасение другой, заветной части тела, не отключается — она двигает меня вперед, на эту улицу, и направляет вдоль нее куда-то влево… Отдаюсь на откуп инстинкту самосохранения.

Брусчатка — каменная.

В нашем Мухосранске отродясь не было каменной брусчатки. Первый раз в жизни я увидела подобное во Львове, когда мне было лет пять от роду. Вместе с отцом летали к его матери, моей бабушке. Львов, в отличие от нашего Мухосранска, насчитывает не одну и не две сотни лет. А в нашем Мухосранске только главная улица замощена брусчаткой из китайского бетона, которая уже проваливается местами. И то замощены только тротуары.

Нос улавливает запах какой-то стряпни. Не знаю, правда, насколько это стряпня — такое чувство, что готовят из кислой капусты и старых тряпок. Но если там готовят — там есть люди. Если там есть люди — то есть и телефон. А если есть телефон…

Добавляю скорости ногам. Спустя полминуты ноги приносят меня к ржавой калитке с надписью латиницей. На надпись внимания не обращаю — плевать мне на нее. Мне надо тепло…

Распахиваю старую деревянную дверь, обитую какими-то лохмотьями и влетаю в ТЕПЛО.

Когда моя бренная тушка немного отогревается, обращаю внимание на звуки. А звуки… как в детском садике: детский плач, смех, голоса… и строгие голоса воспитателей.

Поднимаюсь по узким ступеням. И, к моему счастью, сталкиваюсь лицом к лицу с женщиной лет пятидесяти в длинном сером платье.

— О, здравствуйте! — облегченно выдыхаю. — Извините, что так врываюсь. Понимаете, у меня случилась беда. Можно у вас позвонить?

— I am sorry?* — интересуется у меня женщина.

* — Простите? (англ.)

Чего?

На английском я не говорила уже лет двенадцать, но переключиться могу. Повторяю то же самое на английском.

— Позвонить кому? — женщина недоуменно смотрит на меня.

— Моему брату, — поясняю. — Он приедет и заберет меня.

— У нас нет номера вашего брата, — женщина подозрительно оглядывает меня с ног до головы.

— Я его помню наизусть, — отвечаю.

Черт, за кого она меня приняла?

— Я не могу позвонить вашему брату, — странно выражается женщина. — Его здесь нет.

— Послушайте, — пытаюсь сохранять терпение. — У вас есть телефон? Мне просто надо позвонить.

(Игра слов — «call» по-английски не только «позвонить», но и «позвать». ГГ имеет ввиду телефонный звонок, а ее собеседница полагает, что та требует «позвать». Слово «номер» не звучало вообще, ГГ его сама додумывает).

Даже прикладываю руку с растопыренными пальцами к голове, чтобы она поняла.

— Телефон? — в глазах женщины — недоумение. — У нас нет телефона. Если только в полиции.

— Что, ни у кого нет сотового телефона? — переспрашиваю.

Я что, в секту какую-то забрела?

— Какого телефона?

Хорошо играет. Ладно. Кстати, а число-то какое? Может, меня наркотиками опоили да несколько дней продержали где-то, а потом на улицу выкинули?

— Какое сегодня число? — спрашиваю.

— Двадцать пятое декабря, — отвечает женщина и спрашивает: — С вами все в порядке?

Двадцать пятое. Вчера было двадцать четвертое… Так…

И в голове разворачивается та самая мысль, которая не давала мне покоя с момента пробуждения.

ГДЕ СНЕГ?

Конец декабря в нашем Мухосранске — время снежное. А в таких заброшенных уголках города, где я проснулась, снега, как минимум, было бы выше колена. И температура явно не минус пять была бы, а все двадцать пять, а то и тридцать. Я бы за полчаса застыла в ледяную скульптуру, инеем припорошенную.

Если «где снег?», то тогда логично вытекает вопрос — «а где я?»

За сутки в настолько теплое место меня увезти нереально — от нашего Мухосранска до ближайшего города четыре часа езды на машине. До ближайшего города, где зимой минус пять — восемь часов на самолете до Москвы и еще два часа от Москвы.

Тайно вывезли на самолете?

Да кому я сдалась-то?!!

— Э… а где я? — только и могу поинтересоваться.

— Приют Вула, — отвечает женщина.

Ничего не говорит.

— Стоквелл-стрит. Это на окраине Лондона, — поясняет она подробнее, глядя в мои непонимающие глаза.

Лондон? Черт побери, я что, в Лондоне? Понятно, почему она говорит на английском…

— Лондон? — тупо переспрашиваю.

— Да, мэм…

Безумие какое-то… Ну, раз безумие… Безумие хохочет надо мной и ударяет по голове. Последнее, что я помню — темноту перед глазами.

На этот раз пробуждение наступает постепенно. Сперва до меня доходит тот самый запах кислой капусты с тряпками, затем детские голоса, а только потом — свет.

Открываю глаза.

Надо мной — серый потолок с местами облупившейся штукатуркой.

Поворачиваю голову.

Комната мне не знакома. Пытаюсь понять, что случилось, и паршивец мозг услужливо прокручивает перед моими глазами произошедшее.

— О, мэм, вы пришли в себя, — в комнату входит молодая девушка. — Я позову миссис Оутс.

Говорит она по-прежнему на английском языке. Непривычно.

Девушка исчезает, но вскоре появляется в сопровождении той женщины, которую я пыталась убедить дать мне телефон. Буду знать, что ее зовут миссис Оутс.

— Мэм? С вами все в порядке, слава Богу! Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо, — отвечаю на автомате, пытаясь подняться. Попытка удается, и я обнаруживаю, что лежала на каком-то топчане.

— Что с вами случилось?

— Не знаю, — честно признаюсь. — Я легла спать дома, а проснулась… проснулась на улице, пыталась найти помощь, пришла к вам.

— Да, вам не повезло. В такой холод и без одежды. Вот, возьмите.

Женщина протягивает мне серый сверток, по цвету не отличающийся от ее платья.

Ну что ж, хоть что-то. Не в футболке же мне гарцевать по зимнему холоду, пусть и пятиградусному.

Разворачиваю сверток.

Серая юбка, серое платье, темно-коричневый платок, вязаные чулки какого-то неопознанного цвета, кофта…

Сектанты, точно.

— Мы выйдем, чтобы вы могли переодеться, — говорит женщина.

Натягиваю чулки, сверху джинсы. Над юбкой думаю какое-то время, но потом решаю надеть все. На улице холодно, любая «шкурка» лишней не будет. До дома доберусь… или хотя бы до российского консульства, там уже видно будет.

Надеваю юбку, платье, накидываю платок. Ощущаю себя Чипполино.

Ну вот, прибарахлилась.

Открываю дверь, чтобы позвать оказавших мне помощь женщин. Они чинно ждут за дверью.

— Спасибо за одежду, — благодарю.

— Бог вас благословит, — кивает мне миссис Оутс. — Как вас зовут, мэм?

— Элина, — наконец-то могу улыбнуться.

— Миссис Илина, — повторяет моя собеседница. — А первое имя?

Черт. Она ж англичанка. У них все наоборот.

— Моя фамилия Росс, — поправляю женщину. — А первое имя — Элина. И я не «миссис», а «мисс».

Миссис Оутс переводит взгляд на мой круглый живот, вздергивает бровь.

Да, у меня круглый живот. «Пивной», как его называют у мужчин. У женщин он обычно ассоциируется с пятым месяцем беременности. Мне даже место в транспорте иногда уступают. Я, впрочем, не возражаю. Лучше сидеть, чем стоять, особенно в наших автобусах.

— Миссис Оутс, — интересуюсь, — вы не знаете, где находится российское посольство?

— К сожалению, нет, — женщина качает головой. — А вы русская?

— Да, — киваю.

Не объяснять же ей, что у меня есть немецкие корни, откуда и фамилия такая. Да и здесь, в Лондоне, важна не национальность, а гражданство. Решать вопрос своего возвращения на родину я буду через российское представительство.

— После революции много русских приехало в Британию, — говорит миссис Оутс. — Они очень странные. Не удивляюсь тому, что вы оказались на улице. Вам есть, куда идти, мисс Росс?

— Я попытаюсь найти российское посольство, — говорю. — Они должны помочь мне вернуться в Россию.

— У вас там родственники?

— Я там прожила всю жизнь, — говорю и понимаю, что не смогу объяснить даже обычному человеку, не только сектантке, как я оказалась в Лондоне. — Просто так получилось, что я вдруг оказалась здесь…

— Вас вывезли насильно?

— Можно и так сказать, — пожимаю плечами. — Мне главное связаться с моими родственниками в России. И меня заберут. Какое сегодня число?

Я редко помню текущую дату. Постоянно уточняю ее — сперва на часах, затем на телефоне.

— Двадцать пятое декабря, — говорит миссис Оутс и уточняет: — Тысяча девятьсот двадцать шестого года.

Чего?

— Какого года? — переспрашиваю.

— Девятнадцать, двадцать шесть, — повторяет женщина.

Так. Не поняла… Вчера ж был две тысячи одиннадцатый.

— Девятнадцать — это один и девять? — уточняю. — А двадцать шесть — это два и шесть?

— Да, все верно, — кивает миссис Оутс.

Кхм. Сектанты-ретрограды, что ли?

Ладно. Разберусь.

— Хорошо, миссис Оутс, — киваю и встаю с топчана. — Спасибо вам за помощь.

— Бог благословит тебя, — отзывается она.

Теперь можно идти искать российское посольство.

* * *

Стою на тротуаре и ощущаю, как на голове под платком, который мне помогла повязать все та же миссис Оутс, шевелятся волосы.

Лошади. Повозки. Мужчины в цилиндрах. Женщины в каких-то странных платьях. Брусчатка.

Ржание и непередаваемый запах конских яблок. А вон прочухал допотопный автомобиль, сияя новеньким радиатором…

Какой-то мужчина разворачивает газету, и я, вывернув шею, вглядываюсь в дату рядом со словом «Times».

«December 24, 1926».

1926.

1!

9!

2!

6!

Мать мою за ногу!

Опоминаюсь, когда мужчина, брезгливо фыркнув, сворачивает газету и, одарив меня презрительным взглядом, уходит.

Тысяча девятьсот двадцать шестой год.

Сперва мне даже кажется, что это постановка, но не может простой павильон занимать такую площадь. Да даже если кто-то и построит его, но все равно не будет мостить улицу настоящими булыжниками. Да и запах, запах все равно будет не такой — фанеры, свежей краски… а не лошадиного навоза или нефильтрованных выхлопных газов.

Не в силах поверить в происходящее, брожу по улицам до тех пор, пока не темнеет. А когда темнеет, я обнаруживаю себя стоящей рядом с дверью того самого приюта Вула.

Мне больше некуда идти.

— Мисс Росс? — голос миссис Оутс звучит сквозь какую-то вату. — Почему вы вернулись?

— Мне больше некуда идти, — шепотом говорю.

Потому что даже мои дедушки с бабушками еще не родились, не говоря уже о маме, папе и меня самой.

Двадцать пятое декабря в тысяча девятьсот двадцать шестом году — суббота. И Рождество. Может быть, именно это сыграло свою роль, что миссис Оутс не выгнала меня. А может то, что я согласилась выполнять любую работу, что была в приюте, не настаивая на деньгах.

Правда, плату она все равно мне предложила — фунт в неделю, плюс питание и койкоместо. Да еще за одежду я должна ей вроде как три шиллинга.

Читая фанфики по Гарри Поттеру, пришлось разбираться в денежной системе Британии. В 1971 году была денежная реформа. Ввели десятичную систему, и один фунт стал равен ста пенни. Но сейчас на дворе — середина двадцатых годов. Один фунт — двадцать шиллингов, один шиллинг — двенадцать пенни. Ну, помню еще и гинею — двадцать один шиллинг — чуть больше фунта. А, еще вроде как фартинги были — четвертушка от пенни.

Если говорить о покупательной способности, то один фунт двадцать шестого года равен тридцати из моего времени. Фунт в неделю… Это примерно полторы тысячи рублей «нашими».

Негусто. Но я не буду платить за еду и жилье. Это плюс. А что покупать… Покупать мне нечего, только копить.

И прозябать мне тут до скончания своих дней. Потому что, во-первых, я женщина, а тут о равноправии даже не слышали. Во-вторых, мое образование тут никому не нужно, ибо «во-первых», плюс у меня нет местных документов, связей и еще много чего. Так что…

Тяжела и неказиста…

Я — человек ленивый. Но ленивый ровно до той степени, насколько возможно. Если необходимо, я могу и буду работать. Когда болела моя бабушка, и некому было за ней ухаживать, я в неделю спала в лучшем случае дня три, остальное время училась и занималась уходом за бабушкой. Уборка, стирка, глажка, готовка, медицинские процедуры… В таком ритме я прожила полтора года, и даже сессии сдавала без особых хвостов.

Сейчас мне, увы, придется жить в таком ритме долго.

* * *

Неделю привыкаю. Шок от «попадания» как-то уходит на второй план, отодвинутый работой. Никто не собирается давать мне послабления. Миссис Оутс и ее помощницы кричат на меня, когда я оказываюсь нерасторопной, пару раз мне даже прилетает грязной тряпкой. Едва сдерживаюсь, чтобы не дать сдачи. Останавливает лишь четкая, красными буквами висящая в сознании мысль: «Мне некуда идти». Местных порядков я не знаю, языка, как оказывается, толком тоже не знаю.

Привыкать приходится ко многому. И к местной моде — в штанах здесь не ходят. Вернее, ходят, но где-то в Лондоне. Миссис Оутс заставляет всех девушек и женщин носить платья и юбки. А чтобы не замерзло ничего под юбкой — толстые вязаные панталоны и гетры. Неудобно — жуть. Где наши прекрасные капроновые колготки? Или просто колготки. Хорошо хоть, что я не попала где-то в девятнадцатый век. С юбками до полу я бы не справилась. Не привыкла носить длинное, разве что только штаны.

Стирка — руками. Какие стиральные машины! Посуда — руками. Готовить — руками. Никаких комбайнов, микроволновок и прочих прелестей жизни.

И рабочий день по восемнадцать часов.

Дети. Орущие младенцы, дошколята, подростки… Хорошо, что они не сидят без дела, как наши детдомовцы, а заняты полезным трудом — и полы моют, и со стиркой помогают, и дрова рубят. И не только.

В воскресенье, двадцать шестого, иду вместе со всеми в церковь. Я человек не религиозный, но приходится. Принципов, запрещающих мне это делать, в моей совести не наблюдается, так что можно и сходить.

Тридцать первого декабря, несмотря на то, что канун Нового Года, отдыха у меня тоже нет. И подарков тоже. Весь день занимаюсь стиркой. Заканчиваю, когда уже темнеет, а темнеет здесь поздно — в шесть часов вечера в конце декабря темно, как у нас в десять.

Прусь с корзиной по лестнице на улицу, в холод. Руки до локтей мокрые. На улице вдобавок нет фонарей — тут только главные улицы освещаются. Ну, что я хотела — начало двадцатого века.

Открываю дверь и едва не падаю — за порогом оказывается женщина.

— Help…

Чем хорош английский язык — это наше «помогите» аж из четырех слогов состоит. Пока проорешь или прошепчешь — всех сил лишишься. А вот английское «help» намного эргономичнее.

А дамочка закатывает глаза и валится мне под ноги.

Ну, что тут говорить. Ставлю корзину на крыльцо, подхватываю незваную гостью.

Кхем. Гостья, похоже, глубоко беременная. Ладно, мне вот тоже помогли, хотя я и не была беременная. Так что…

— Миссис Оутс! — ору во всю глотку.

Конечно, по местным меркам это неприлично, но когда речь идет о жизни человека, не плевать ли на приличия?

— Илина! — рассерженная миссис Оутс оказывается рядом со мной едва ли не раньше, чем я заканчиваю орать. — Что вы себе позволяете?! Это у вас в России вы могли…

— Плевать, — говорю по-русски и перехожу на английский. — Миссис Оутс, тут вообще-то женщина, и ей нужна помощь.

Миссис Оутс ахает и развивает бурную деятельность.

К моему прискорбию, в эту деятельность впутывают и меня. С двумя молоденькими девушками, Мэри и Сарой, мы втаскиваем глубоко беременную гостью в дом, доволакиваем до той комнаты, где я приходила в себя, укладываем на многострадальный топчан.

— Эй, мэм, — миссис Оутс приводит в чувство женщину. — Что случилось?

Женщина открывает глаза, пытается что-то сказать, но охает и хватается за живот.

Она что, рожает?!

Оказывается, что да. Нас тут же отсылают за водой и за чистыми тряпками. Бегу за водой — у меня после стирки должен остаться кипяток.

Возвращаюсь с кувшином и слышу обрывок разговора.

— Миссис Риддл, все будет хорошо, — воркует миссис Оутс. — Так, давайте, дышите…

Интересная фамилия, как у Тома Риддла, который Волдеморт.

Когда вхожу в комнату, миссис Оутс отбирает у меня кувшин, у девушек тряпки.

— Это мальчик… — едва слышно говорит роженица.

— А вот родится, увидим…

— Я знаю, это мальчик… Его зовут Том, как и его отца. И он будет на него похож…

Том Риддл? Она что, «Гарри Поттера» начиталась?

— А второе имя Марволо? — не удерживаюсь, чтобы не спросить.

— Да… откуда вы знаете? — девушка глядит на меня мутным взглядом. Замечаю, что ее левый глаз сильно косит в сторону, как и у меня. Иногда люди даже оглядываются, когда я с ними беседую, полагая, что я смотрю не на них, а на кого-то другого.

— Как вашего отца? — фыркаю.

— Да…

— Еще скажите, что вас зовут Меропа!

— Да… Меропа Гонт… то есть Риддл.

И меня окатывает холод, словно распахиваются окна, впуская новогоднюю стужу, причем не здешнюю, «англицкую», а нашу, дальневосточную…

Тысяча девятьсот двадцать шестой год. Лондон. Приют. Канун Нового Года. И роженица, которую зовут Меропа Гонт.

Но никакого «Гарри Поттера» быть не может — у Роулинг даже мама с папой не родились.

— Меропа? — выдавливаю непослушными губами. — Меропа Гонт?

— Вы ее знаете? — изумляется миссис Оутс.

— Да, — киваю.

Могу ли я не знать Меропу, мать Тома Риддла, мать Темного Лорда Волдеморта?

— Вы родственники?

— Да, — киваю снова. Не буду же я сейчас рассказывать, почему Меропа Гонт мне знакома.

— Значит, сестра… Похожи, ага, — замечает миссис Оутс, придерживая корчащуюся в схватках Меропу. — Глаза одинаковые.

Угу, одинаково косые… Но у нее с рождения, а мне в детстве грязной доской в песочнице прилетело.

Я никогда не видела, как рожают. Вернее, видела, но только на видео, в Интернете. На Ютубе. А вживую…

А тут мне вживую приходится помогать, причем роды не из легких. Думать о книге и фильмах некогда. Это некоторые авторы фанфиков с легкостью пишут о кишках, крови и страданиях, а тут передо мной живой человек, пусть у Роулинг Меропа всего лишь второстепенный персонаж, строчки из книги.

— Крепкий парнишка, — говорит миссис Оутс, когда ребенок наконец-то появляется на свет и оглашает своим криком комнату. — Мамочка, посмотрите...

Перевожу взгляд на Меропу, но она не реагирует, лежа с закрытыми глазами.

— Без сознания, — констатирует одна из девушек. Мэри, кажется. Я помню только Салли, светловолосую. А Мэри и Сару путаю.

— Ну, тогда вы держите, — миссис Оутс передает мне сверток, на что новоявленный Том Риддл отвечает мне плачем. — Вы его тетя, как-никак.

Аккуратно придерживаю его головку, смотрю на ребенка. У Тома Риддла красное сморщенное лицо и беззубый ротик.

— Здравствуйте, мой Лорд, — говорю шепотом младенцу, на что тот недовольно морщится.

И тут до меня доходит абсурдность происходящего.

Забавно. Наверное, Роулинг где-то слышала историю, как в одном из лондонских приютов родился мальчик по имени Том Риддл. И сделала его героем своей книги. Возможно, он даже ее дедушка. Или кто-то из здешних работников…

Качаю малыша.

— Илина… — вдруг говорит миссис Оутс. — Ваша сестра… она нас покинула.

Недоуменно поднимаю голову и смотрю на спокойно лежащую Меропу.

— Куда?

— Она с Господом.

Хлопаю глазами.

— Боже, что вы за русские непонятливые безбожники такие! — вдруг злится миссис Оутс. — Умерла ваша сестра!

Умерла?

Тряпки — красные от крови. Пол заляпан той же краснотой. Руки у миссис Оутс и у то ли Сары, то ли Мэри, тоже красные.

— Как? — только и могу спросить.

— Не пережила… — то ли Сара, то ли Мэри пожимает плечами. — Соболезную, Илина.

Молчу.

Миссис Оутс смотрит на меня, а затем вдруг всовывает мне в руки какой-то узелок.

— Вот. Это вещи вашей сестры. Идите, отдохните. Ребенка можете подержать пока у себя, там на кухне есть молоко.

Принимаю небольшой узелок, цепляю его пальцами, продолжая придерживать младенца.

— Идите уж, Илина.

* * *

На кухне беру немного молока, заливаю в местную бутылочку для кормления. В этом времени бутылочки представляют собой уродскую конструкцию из трубочки, сосуда, соски… Правда, я понятия не имею, сколько должны съедать дети возрастом менее часа, но явно меньше, чем месячные. Поэтому, вспомнив свой опыт кормления племянников, отмеряю вполовину меньше молока, чем для месячного. Кормить из местного девайса для младенцев у меня получается отвратно, но я кое-как вливаю в новорожденного немножко молока. Малыш чмокает. А когда наедается, засыпает.

— Значит, ты Том Риддл? — интересуюсь у спящего на моей кровати свертка. — Эх, прилеплю тебе погоняло «Володя», как ни крути…

Том Риддл спит. А я, пожалуй, загляну в доставшееся от «сестры» имущество.

Имущество не радует. Какая-то тряпка, еще одна тряпка… Указка...

Тряпки нафиг. Я этими тряпками даже полы мыть не буду. А вот указка красивая, интересно, откуда у Меропы такая красота?

Беру указку в руку, и…

И по комнате проносится вихрь. Кончики пальцев начинает колоть, а где-то внутри меня рождается чувство, что я встретила кого-то очень близкого, родного, спустя многих, многих лет разлуки. Хотя нет. Словно мне вернули зрение после долгого периода слепоты. Или я смогла встать с кровати после десяти лет неподвижности… Или…

Сложно описать.

Таращусь на указку в руке минут десять.

Не может простая указка так действовать. Что-то здесь… Ну, если я встретила Меропу Гонт, которая у меня на глазах родила мальчика по имени Том Риддл…

— Вингардиум Левиоса! — тычу указкой в одну из тряпок…

В каноне эти слова — заклинания левитации. Если я в Поттериане, тряпка будет летать по комнате…

Ага, разбежалась. Тряпка, особо не раздумывая, разлетается в мелкие клочки.

Находясь в полуметре от кончика «указки».

Еще одна попытка на другой тряпке приводит к тому, что та загорается. Едва успеваю ее потушить.

Пожара мне только не хватает.

Впрочем, я не училась в магической школе — я понятия не имею, как правильно произносить эти слова и как делать взмах. Но то, что эта «указка» — волшебная палочка — сомнению не подлежит.

И теперь уже не подлежит сомнению, что этот младенец — новорожденный Темный Лорд Волдеморт, а я в Поттериане.

И что теперь делать?

Поспать мне не удается. Миссис Оутс, обрадовавшись, что у свалившегося ей на голову младенца есть тетя, спихнула все заботы о нем на меня. А новорожденный Волдеморт орал почти всю ночь, требуя, чтобы его кормили едва ли не каждые два часа. Плюс он пачкал пеленки, и отнюдь не радугой. Памперсов в этом времени не водится, поэтому ночь выдалась веселая.

А первого января, едва я смыкаю в очередной раз глаза, меня будят. Работу никто не отменяет.

До обеда я кручусь, как белка в колесе. Стирка, готовка, уход за другими детьми… Кормление Волдеморта. Опять стирка…

В обед миссис Оутс отводит меня в сторону.

— Илина, я все понимаю, ситуация у вас трудная. Но содержание ребенка стоит денег. Вы — родственница Тома Риддла, поэтому вам необходимо наши затраты компенсировать.

— У вас вроде благотворительный приют? — едва понимаю сквозь туман в голове, что от меня хочет «начальница».

— Благотворительный, — миссис Оутс поджимает губы. — Но мы принимаем только сирот. Но у вашего племянника есть вы. Поэтому все расходы ложатся на вас. Я и так помогла вам, как и завещал наш Господь, но не значит, что вы можете садиться нам на шею. Наши траты не предусматривают содержание детей, у которых есть родственники.

— А если бы я не была родственником Тому? — интересуюсь.

— Тогда да, конечно, мы бы взяли его.

— Миссис Оутс, если честно, я ребенку не родственница, — признаюсь. — Просто я знала его мать…

— Илина! — сердито перебивает меня миссис Оутс. — Не врите мне! Вы знали, как ее зовут, вы знали, как зовут ее отца. И вы похожи на нее. Вы обе темноволосые, у вас обеих темные глаза. И косят к тому же. Так что не надо врать! Нам выделяют три фунта в неделю на каждого сироту, а этого катастрофически мало. Мы не можем кормить всех детей в Англии! Особенно тех, у кого есть родственники!

Три фунта в неделю? Да она мне платит фунт!

— Вы мне всего фунт платите, — возражаю. — Откуда я три фунта возьму?

— Обратитесь к мистеру Риддлу. Это его жена и его ребенок.

— Да я понятия не имею, где он живет! — рявкаю. — Вам что, жалко младенцу немного молока?!

— Так, хватит! — миссис Оутс сжимает руки. — Либо вы оплачиваете пребывание здесь вашего племянника, либо убираетесь отсюда!

Ого. Но куда я пойду, на зиму глядя? Да и вообще — куда я пойду?

— Миссис Оутс, — говорю примиряющим тоном, — послушайте… позвольте мне остаться здесь до тепла. За это время я постараюсь решить вопрос с деньгами.

Миссис Оутс сверлит меня ненавидящим взглядом.

— До марта, не дольше, — говорит она спустя долгие полминуты. — Не дольше.

Фух…

* * *

Меропу хоронят без меня. Точнее, когда я пытаюсь узнать, где тело Меропы Риддл, выясняется, что его вывезли сразу после ее смерти. На повозке, которая собирает подобные тела — нищих, в смысле, — и увезли в неизвестном направлении. Я пытаюсь выяснить, где это «неизвестное направление», но кладбищ для бедняков оказывается в Лондоне несколько. Их хоронят в безымянных могилах, так что даже если я и побегу искать прямо сейчас, то вряд ли добьюсь успеха.

Что ж поделать. Пусть земля тебе будет пухом, Меропа Гонт-Риддл…

Волдеморт оказывается ребенком капризным. Он постоянно плачет, его мучают колики. А баюкать его, как я привыкла баюкать племянников, мне некогда. Миссис Оутс, словно желая компенсировать с меня эти несчастные три фунта, заставляет меня работать, как лошадь. А ночью мне не дает спать Волдеморт.

Шутка юмора — не дает заснуть Волдеморт. Но мне не до смеха. Пеленки, выпачканные вовсе не в духах, орущий младенец и целая куча других детей, требующих заботы. И ни минуты отдыха.

Одно радует — мое давление, которое меня мучило до «попадания», меня совершенно не беспокоит. Как не беспокоит и спина, ушибленная в детстве. Только вот глаз как косил, так и косит.

Я ощущаю себя роботом, у которого остаются лишь механические действия.

В одну из сред января миссис Оутс убывает по делам приюта. Я развешиваю белье на улице, когда замечаю входящего в калитку мужчину лет сорока в строгом коричневом костюме, с бородой и лохматыми волосами.

— Добрый день, мэм, — здоровается со мной посетитель, когда я подхожу поинтересоваться, чем могу помочь. — Я ищу вашего начальника.

— Миссис Оутс отбыла в Лондон до вечера, — сообщаю мужчине. — Сожалею.

— Ох… Тогда, может быть, вы сможете мне помочь, миссис…

— Мисс Росс, — представляюсь. — Буду рада, если смогу помочь.

— Приятно познакомиться, мисс Росс. Скажите, примерно месяц назад к вам случайно не попадала женщина по имени Меропа Риддл?

— Да, — киваю головой. — А вы, простите, кто ей будете?

— Я… я ее родственник.

О, вот кто может мне дать денег! Или взять на себя заботу о младенце!

— Соболезную вам… — говорю, опустив взгляд. — Но миссис Риддл скончалась тридцать первого декабря.

Однако мужчина совершенно не удивлен этим известием.

— А… она была беременна, что с ребенком?

— Ее сын, к счастью, в порядке, — улыбаюсь. — Его зовут Том Риддл.

— Том… — мужчина задумывается, охватывает взглядом здание приюта. — Как и его отца…

— Вы знаете его отца? — какая-то мысль в голове бьется о черепную коробку, как тогда, когда я только попала в это время и в этот Лондон.

— А? Нет, увы, не лично, но слышал… Хорошо, спасибо, мисс Росс. Благодарю за информацию.

— Постойте, — останавливаю мужчину, когда он уже собирается уходить. — А вы не хотите, чтобы ваш родственник обрел семью? Не хотите воспитать его у себя?

— Увы, мисс Росс. Я не очень подхожу на роль воспитателя…

А затем мужчина внезапно выхватывает из кармана палочку, похожую на ту, что хранится у меня, и, делая странный взмах, произносит:

— Обливиэйт.

Когда я прихожу в себя, во дворе приюта нет никого.

* * *

О странном посетителе вспоминаю, когда вечером беру в руки палочку, оставшуюся мне от Меропы Риддл. Приятная волна проносится по телу… и потерянное воспоминание возвращается.

И это мне не нравится. Не нравится не то, что память вернулась, а то, что я вообще умудрилась забыть этого посетителя. И еще больше мне не нравится наложенный Обливиэйт. Заклинание, заставляющее забыть произошедшее.

Родственник Меропы. Если судить по канону, это явно не Морфин и не Марволо. Морфин отбывает срок в Азкабане, и выйдет года через полтора-два. Марволо же вот-вот помрет, так и не придя в себя после побега дочери. Да и не похож посетитель на Гонтов — те темноволосые и кареглазые, этот же светло-русый и со светлыми глазами. Хотя, возможно, тоже кареглазый… Не разглядела.

Не Риддл, потому что Риддлы — магглы.

Может, у Гонтов еще какая родня завалялась? Возможно, этот «Гонт» не захотел брать ребенка, потому что тот полукровка. Но почему тогда он так безразлично, можно даже сказать, неотрицательно отреагировал на известие о смерти Меропы? Рад, что «опозорившая чистую кровь» умерла?

Странно.

В голове вертится противная мысль, но не дается в руки.

Ладно, потом будет ясно. А пока у меня дел выше крыши.

* * *

В конце февраля в церкви Святой Марии крестят Тома. Меня, как само собой разумеющееся, выбирают крестной.

Рассматриваю крестильную одежду Тома. Бедная, потертая. Видно, что уже не первый младенец в ней будет принимать Таинство Крещения. Меня крестить не собираются — видимо, тот факт, что я русская и, по их разумению, крещена, пусть и в православной вере, достаточен. Впрочем, меня и так крестили в далеком детстве — мама посчитала, что это поможет мне справиться с детскими хворями. Как это проходило у меня, я откровенно не помню.

Все время церемонии Том заливается горючими слезами. А мне любопытно, как же проходит крещение в Англиканской Церкви.

Достаточно интересно. Мне задают вопросы, отрекаюсь ли я от Сатаны, от зла и тому подобное. Я, разумеется, соглашаюсь отречься, но отношусь к этому, как к простой формальности. Но когда у меня спрашивают, буду ли я заботиться о Томе, то понимаю, что отвечаю искренне: да, буду.

Потому что это — судьба. Никого не закидывает почти на сто лет назад в выдуманный мир, и именно к тому моменту, когда должен родиться один из ключевых персонажей. Только Том для меня — уже давно не «ключевой персонаж». А обычный, причем любимый ребенок.

И в этот момент возникает золотистое свечение, окутывающее меня и Тома. Никто другой этого не замечает, а мне становится страшно. Словно меня осмотрели со всех сторон и пообещали приглядывать. И следить, как я выполню свои обеты.

После церемонии меня поздравляют, поздравляют Тома… А меня трясет.

Никогда не любила детей. А теперь… Теперь не знаю, как я могла жить без этого маленького человечка. Наверное, были правы другие, которые советовали завести собственного ребенка, пусть у меня и не было такого желания…

Март приближается неумолимо. Миссис Оутс регулярно напоминает мне, что я ей должна денег.

Но денег у меня нет. И откуда взять — неизвестно. То, что я волшебница, неоспоримо: палочка Меропы отзывается на мое прикосновение. Но я не могу выполнить ни одного заклинания — я их просто не умею выполнять. Описания из канона не помогают — я понятия не имею, как правильно двигать рукой, ставить ударения… Мои попытки потренироваться с палочкой едва не заканчиваются плачевно — один раз я умудряюсь вызывать потоки воды, а во второй раз сломать толстый дуб во дворе, который рухнул аккурат на крышу приюта.

Сделала вид, что ни при делах. Помогло.

Впрочем, магглы и не могут подумать, что я могу быть причастна к прорыву канализации или порыву ветра.

Том плачет, ест, пачкает пеленки. И улыбается, когда меня видит.

Когда он улыбнулся первый раз, я списала на неосознанные рефлексы у младенцев. Но он улыбался снова и снова, глядя на меня… И я поняла, что никуда не смогу пойти без него. Либо с ним, либо никак.

А куда я пойду с двухмесячным ребенком в марте месяце? В Лондоне в марте едва устанавливается температура около плюс десяти.

И, что хуже всего, я без денег. Было бы у меня фунтов сто… или двести… Можно было бы прожить несколько месяцев. А без денег, без работы и вообще без поддержки это называется одним словом, которое изображают в виде четырех фигур — звездочки, круга, квадрата и треугольника.

И только тот, для кого русский язык — родной, может это слово разгадать.

А мне гадать нечего — ж…а — она и в Африке ж…а.

Особой моралью я не обременена — не возражаю, если смогу добыть денег нечестным путем. Только где? И как? Воровать я просто не умею, обманывать тоже… Грабить… Чтобы грабить, нужно быть не одной. Идти на панель? Учитывая полнейшее отсутствие в этом времени безопасного секса как такового, этот вариант вообще не рассматривается. И антибиотиков. Мне еще «французского насморка» не хватало.

В учителя меня не возьмут — нет бумажки об образовании, да и образования в этом времени у меня никакого. Хорошо, что хотя бы документов никаких не надо — не ввели еще в Англии паспорта. И долго не введут. Какие у меня еще навыки? А никаких. Ну, убирать, стирать, варить научилась, и то варить так себе. Еще на грядках копаться умею, как и все, пережившие тяжелые «девяностые» на даче. В горничные идти? Ага, в горничные идти — связи нужны. Без рекомендаций никуда. А какие у меня рекомендации? Тоже никаких.

Да и научных открытий я не сделаю — теорию вероятности знаю в рамках школьного курса, поразить местную ученую братию не получится. Нужны выводы, экспериментально подтвержденные. А где у меня лаборатория для экспериментов? Нету ее.

Первое марта. Вроде весна. У меня по идее день рождения — я родилась первого марта 1977 года. А на душе — паршиво. Потому что стою за воротами приюта, в перевязи из платка на груди у меня плачущий Том, в кармане джинсов — палочка Меропы, а передо мной — пустая улица. Миссис Оутс сдержала свое обещание, продержала меня до марта. А в марте — пинка под зад вместе с Томом. Хорошо, хоть образно выражаясь. И молока дала немного с собой, чтобы Тома кормить, потому что я его своим молоком не накормлю — нет его у меня, не родная я мама для малыша Волдеморта.

В кошельке, точнее, карманах, — пусто, аж ветер гуляет.

Ладно, зато у меня есть свободное время. Попробую найти Косую Аллею. Если я волшебница, то «Дырявый Котел» должна увидеть. А находится он на Чаринг-Кросс-Роуд.

Перехватываю Тома поудобнее и шагаю в лондонскую грязь.

* * *

До «Дырявого Котла» приходится волочиться через весь Лондон. Занимает это у меня три часа прогулочным шагом — быстрее с младенцем я идти не могу. И посередине пути приходится остановиться и перевесить ребенка — теперь Том висит у меня в платке под кофтой и футболкой, поближе к телу. Я бы его и под платье бы засунула, но платье не тянется.

Один раз Тома пришлось кормить. А еще он обделался, но поменять ему пеленки мне негде. Так и волочусь с «благоухающим» младенцем.

«Дырявый Котел» едва не пропускаю. Он совершенно не похож на тот, который был в фильме. И только покосившаяся вывеска говорит мне о том, что я правильно пришла.

Внутри… хм, как сказать «старо и бедно»? Да еще грязно, словно в шестнадцатом веке. Впрочем, не удивлюсь, если магам действительно плевать на гигиену. А что, магией можно вылечить любую болезнь, связанную с грязными руками.

— Извините, вы не смогли бы открыть мне проход в Косой переулок? — спрашиваю бармена, молодого парня лет двадцати.

— Проход там, — меланхолично замечает он и делает неопознанное движение куда-то в сторону.

Кошусь в ту сторону.

— Я не местная, — приходится пояснять. — Я первый раз здесь.

— А… — меланхоличность никуда не девается. — Три вверх, два в сторону. Постучите палочкой. Палочка-то у вас есть?

В голосе говорящего слышится ирония.

Видимо, в Косой придется идти самой.

— Есть, — киваю и добавляю, пустив в голос каплю сарказма: — Спасибо.

— Не за что, — так же ядовито отвечает мне бармен.

Пофигу.

* * *

Что я скажу вам за Косой переулок? Все то же, что и в фильме, но по-другому. Как будто попала в ремейк. И декорации в этом ремейке создавались человеком, не смотревшим предыдущие фильмы.

Но интересно.

Грязно, как и в «Дырявом Котле». Брусчатка, однако, просматривается — та грязь, которую притаскивают посетители Косого, ими же и стирается с камней. Люди ходят, кто куда.

А мне надо решить, что делать. Работу нужно найти буквально до вечера — даже не столько работу, сколько деньги. Молоко кончается, а Том хочет есть каждые три часа.

Только какую я работу найду здесь, в волшебном мире? У меня только палочка, а колдовать я умею хуже, чем ребенок между покупкой палочки и первым днем в Хогвартсе.

Первым магазином, куда я заглядываю, оказывается книжный. «Флориш и Блоттс». Глаза начинают разбегаться, а руки тянуться к полкам, на которых стоят толстые фолианты с заголовками типа «История магии с древнейших времен до наших дней», «Этикет и обычаи магического мира», «Бытовые чары для начинающих»…

Цены тут тоже немаленькие. Простенькая книга на сорок страниц с бытовыми чарами стоит три галеона, а это почти пятнадцать фунтов. У меня нет таких денег. Да и вообще денег нет.

Спустя несколько минут с трудом нахожу продавца — пожилого мужчину в пыльной мантии. На мою просьбу о работе он переводит взгляд на Тома, презрительно кривится и машет рукой в сторону двери.

— Нет у меня работы!

Подобная сцена повторяется без исключений в каждом из магазинов. Я обхожу их повторно, но в некоторых из них меня просто отталкивает от двери, а в других выгоняют уже на повышенных тонах. Меня постепенно окутывает безнадежность. Том хнычет, ему неудобно в грязных пеленках. Да и я уже устала.

На улице темнеет, но по всему переулку зажигаются магические светильники. Я вымотана до предела, и удивляться уже нет сил.

Отчаявшись, захожу в банк. Может, меня возьмут поломойкой какой-нибудь?

Логика говорит, что вряд ли, потому что есть Очищающие Чары, и никто не будет возиться с бездомной бродяжкой, но надежда запихивает логику в самый дальний угол сознания, и не только сознания… в общем, в одно место идет логика.

Гоблины смотрят на меня с двойным презрением. В каноне сказано, что они не уважают волшебников, а я вдобавок еще и нищенка.

Работы у гоблинов не оказывается. Когда я, уже устав упрашивать, разворачиваюсь к двери, меня останавливает вкрадчивый голос одного из гоблинов.

— Мадам может взять кредит.

Кредит?

— А можно узнать подробнее? — разворачиваюсь к коротышке. Надежда, которая едва не уползла к логике, робко поднимает голову.

— Мадам может взять сумму до тысячи галеонов. Срок возвращения — до двух лет.

— А залог? — мне интересно. Неужели тут дают кредит любому бомжу?

— Залогом будет ваша жизнь или магия, на выбор.

Эм… Да, как-то вылетело из головы, что это магический мир… Но мне некуда деваться.

В условиях кредита разбираюсь недолго. Все просто — чем меньше я беру, тем дольше можно не отдавать. Проценты… пятьдесят процентов по окончанию срока кредита или шестьдесят, если решу погасить раньше. Двадцать галеонов могу взять на два года, тысячу — на два месяца. Если же я не погашу, то по истечении срока лишусь залога. Жизни или магии.

Двадцать галеонов мне погоды не сделают — нужные мне книги стоят больше. Тысячу я не смогу вернуть за такой короткий срок. Останавливаюсь на ста галеонах. Их я должна буду вернуть через год и сорок четыре дня. Точнее, вернуть сто пятьдесят — ибо с процентами.

Сто галеонов я, конечно, потрачу быстрее, но это даст мне такую нужную отсрочку. Сейчас у меня критическая ситуация — мне даже день промедления может стоить жизни, причем не моей — жизни Тома. Молоко кончилось, а Том хочет есть. Сколько может протянуть двухмесячный ребенок без еды? Это я туша, могу не жрать дней десять, только похудею.

Но что отдать в залог? Магию или жизнь?

Думаю недолго. Магия, конечно, хорошо, но она мне сейчас мало полезна — я не умею колдовать даже чуть-чуть. Да и прожила я как-то почти сорок лет без нее. А вот жизнь… Жить я хочу. У живого человека больше шансов… выжить.

Ритуал недолог. Меня заставляют положить руку на красный светящийся кристалл и произнести необходимые слова клятвы. По окончании процедуры гоблин выдает мне сотню желтых кругляшей в мешке.

Полкило золота, однако.

Десять галеонов мне разменивают на сикли и кнаты. Отношение сикля к галеону и кната к сиклю я помню.

Золото засовываю за шиворот, в платок, где лежит Том. Ребенок кряхтит, а потом начинает орать. Потерпи, малыш. Я понимаю. Мало кому хочется лежать на кирпичах. Но это временно.

Сикли и кнаты прячу в джинсы, под юбку. Выгляжу я, конечно, крайне неприлично, задирая юбку едва ли не до пояса, чтобы добраться до карманов, но у моих джинсов хорошие вместительные карманы на штанинах и на бедрах. Так что деньги не будут выпирать. Да и под юбку ко мне залезть будет сложнее. А что до приличий… Не до жиру, быть бы живу.

Из банка направляюсь в «Дырявый Котел». Может быть, здесь есть и другие гостиницы, но мне знакома только эта.

Комната на ночь стоит десять сиклей. На неделю — четыре галеона. Получается скидка в два сикля. Обалденная скидка, ага.

От цен не по себе. Ум сразу пересчитывает это на местные фунты, местные фунты в фунты моего времени, а потом и в рубли. Десять сиклей — это почти три местных фунта. А это почти четыре с половиной тысячи рублей деньгами моего времени.

Четыре с половиной штуки за дрянную комнату с горшком вместо унитаза! Без воды, без раковины! С грязным потолком, с потрепанными шторами! Жаба моя, жаба!!! Я уверена, ты раз пятьдесят удавишься за время моего здесь пребывания!

Деваться некуда. Плачу за четыре дня, плюс покупаю Тому молока и себе булочку с тарелкой супа. Уходит два галеона.

Два галеона — это десять фунтов. Я за время работы в приюте столько не зарабатывала…

Понятно, что цены в волшебном мире не в пример выше цен в мире магглов. В начале двадцать первого века ситуация поменяется после падения курса золота. Галеон по-прежнему будет стоить пять фунтов, но золото в нем подорожает. Было бы это в мое время, я бы сдала галеоны в лом где-нибудь в маггловском ломбарде и осталась бы с прибытком. Сейчас же делать это нет смысла — золото в галеоне стоит примерно семь шиллингов, а за целый галеон гоблины дают пять фунтов. Можно было бы провернуть обратную операцию, но гоблины, сволочи этакие, покупают золото намного дешевле, чем магглы. За то золото, которое я бы купила на пять фунтов у магглов, коротышки согласны выдать мне пять с половиной шиллингов. Даже меньше, чем в галеоне. А продают… А продают как раз дороже. Причем чистого золота или простых ювелирных украшений не продается — только зачарованные амулеты. И не у гоблинов, а в местных лавочках артефактов.

Воды в номере нет. Мне приходится доплачивать два сикля за бочку, которую тот же бармен наполняет простым Агуаменти, недовольно косясь на меня.

Когда он уходит, я разворачиваю Тома, освобождая его от грязных пеленок.

Так. Я знаю, какие Чары буду учить первыми — Очищающие.

Тома помыть, пеленки постирать, развесить. В комнате есть небольшая круглая жестяная печка, похожая на буржуйку. Чтобы ее растопить, опять приходится звать на помощь бармена. Растопка печки Инсендио обходится мне в пятнадцать кнатов. Когда бармен уходит, одарив меня очередным презрительным взглядом, я уже на нервах. Обидно ощущать себя инвалидом среди здоровых, особенно в недружественной к этим самым инвалидам среде.

Пеленки и моя одежда сушатся, сытый Том спит на широкой кровати. И я, уставшая, падаю рядом.

Блин, не забыть бы заслонку проверить и пеленки, чтобы не сгорели…

Утром второго марта меня будит привычный вопль Тома. Скармливаю ему остатки молока, на которые по моей просьбе продавец наложил Сохранные чары. Неплохой аналог холодильника.

Меняю Тому пеленки, надеваю высохшую одежду. Да, платье уже поизносилось. Впрочем, оно мне и досталось не новым. Надо бы мантию купить какую, чтобы из толпы не выделяться. Или потом, когда заработаю чего?

Ладно, пофиг. Сейчас главное — что? Книги. Книги по Бытовым Чарам.

Книга по Бытовым Чарам, которую я рассматриваю, меня не радует. Вот, скажите, как я должна выполнять «правосторонний выверт кистью», ежели я вообще не имею представления о любом выверте? А «изобразить спираль Голдштайна»? Я знаю только Архимедову спираль. Ну, еще логарифмическую, гиперболическую и спираль Ферма. А спираль Голдштайна в глаза не видела.

Учебники за первый курс Хогвартса тоже кажутся заумью. Я просматриваю учебники по Чарам, Трансфигурации, Зельям и Защите от Темных Искусств, по сути являющейся нечто вроде самообороны, но не понимаю ни единого термина. Примерно так я в пятом классе таращилась на отцовские учебники по математическому анализу. Вроде слова знакомые, а написано черт его знает что.

Арифмантика и Астрономия на первый взгляд кажутся понятными, но уже через три страницы я путаюсь, теряя нить логики, когда речь заходит о стихиях, влияниях, знаках… Когда-то в молодости я пыталась изучать и астрологию, и нумерологию (обычную, конечно), но далеко не продвинулась. Так и тут.

И что мне теперь делать?

— Возьмите Скорочары для начинающих, — вдруг советует мне продавец. — Вы ведь не учились в школе?

— Да, спасибо, — принимаю небольшую книжицу.

Книжица стоит десять галеонов, но она того стоит. Без заумных фраз типа «спирали Голдштайна» там разъясняются движения, слова заклинаний и получаемый эффект.

— У вас есть палочка? — интересуется продавец.

— Да, есть.

— А, ну это хорошо. А то бы я посоветовал вам зайти в магазин к Олливандеру. У него лучшие палочки в Британии…

А я погружена в книжку. Там перечисляются именно нужные мне чары — для очистки, для воды, для облегчения веса… Хорошая книжка.

А потом я натыкаюсь на полку с книгами на русском языке. Дореволюционном, но какая разница?! Все же не через латиницу продираться.

— Вы русская? — интересуется продавец, выскочивший из-за стеллажа, словно черт из табакерки. Он что, прилип ко мне?

— Да, — согласно киваю.

— Пять галеонов, — кивает он на книгу, которую я держу в руках.

Пять галеонов? Сперва хочу согласиться, но потом в голове мелькает кое-какое понимание. Пробегаю взглядом по полкам. Ничего серьезного. Ничего серьезного для ученого мага, а не для нуба лютого, как я, конечно. Но…

— Пять галеонов? — фыркаю. — Уважаемый, вам эти книги сдали мои соотечественники, и никто, кроме них, их не купит. А сами мои соотечественники не горят желанием их покупать, ибо это барахло. Максимум, что я дам за эту книжонку — пять сиклей, и то, чтобы вас порадовать.

Торгуемся жутко. В прежней жизни я торговаться никогда не умела, а в этой… Каждый сэкономленный кнат — это еще бутылочка молока для Тома.

Сходимся на том, что за четыре галеона я беру стопку из пяти книг на русском и еще одну на английском — «Справочник магических существ и растений мира». Причем делаю вид, что мне эта книга ну совсем не нужна, хотя внутри все трясется от предвкушения. Те крохи, что были в каноне, по сравнению с этой книгой… именно крохи.

А еще беру «Этикет и обычаи магического мира». Еще пять галеонов.

* * *

Из «Дырявого Котла» съезжаю по окончании срока оплаты, поскольку нахожу другое пристанище — над аптекой сдается комната, за которую хозяин просит всего лишь пятнадцать сиклей в неделю. И причина понятна — из аптеки доносятся всевозможные ароматы, если не сказать вонь. Окно комнаты маленькое, выходит на кирпичную стену. Да и сама комната небольшая — в ней есть кровать для одного, стол и комод. Места для детской кроватки нет, поэтому устраиваю Тома в одном из ящиков комода. Не задвигая, естественно.

Денег, по сути, в обрез. За едой выхожу в маггловский Лондон — она там дешевле. Дешевле и одежда — приобретаю себе нижнее белье. Нижнее белье в этом времени, конечно, это нечто. У нас бы даже бабушки постеснялись подобное надевать. А тут… А тут обычные трусики — верх мечтаний для меня, жительницы двадцать первого века. Еще беру длинную шерстяную юбку, кофту и пару мужских штанов из жесткой плотной ткани, похожей на брезент или парусину. Посидев вечер, приделываю к ним карманы на штанинах. Вот и замена моим джинсам, а то сносятся.

Том растет. Улыбается, тянет руки ко всему, что видит. Сделала ему погремушку из коробочки, гороха и простой палки. Погремушка вызвала массу восторга.

Стараюсь постоянно разговаривать с ним, книги читаю вслух. Сейчас ему без разницы, будет ли это Курочка Ряба или же как правильно здороваться при встрече с родовитыми магами — он слушает голос.

И улыбается.

Том, оказывается, — жизнерадостный ребенок. Плачет только тогда, когда ему плохо — голодно или мокро. Ну, или я далеко. Сейчас я уделяю ему намного больше времени, чем в приюте, и могу сказать, что никакого «зла с детства» в малыше Волдеморте нет. Улыбается, укает. В отличие от моих племянников, которые орали по поводу и без повода, с Томом намного проще.

Если бы, конечно, не необходимость моей учебы и проблемы денег, а так же тотальном отсутствии стиральной машины и прочих благ цивилизации.

Пока я живу на кредит. А потом…

Языков я не знаю. На английском могу изъясняться, но не переводить серьезные тексты. Разве что с английского на русский, но кому это нужно в Англии? Вот наоборот было бы лучше, но… Китайский знаю только со словарем и матом.

Какие-то научные достижения из двадцать первого века в здешнее время не протащу — ничего я не помню настолько хорошо, чтобы внедрить.

Ладно. Разберусь.

Натягиваю юбку и спускаюсь в аптеку. Магическая аптека — это нечто невообразимое. Маги используют в качестве ингредиентов для зелий большое разнообразие не только растений, но и внутренностей от животных. Рога, копыта, шкурки, глаза, кишки… И это все воняет, как помойная яма.

— Пусти, урод, укушу! — ругается кто-то на аптекаря. — Гад, сволочь!

В аптеке — несколько помещений, относящихся, собственно, к самой аптеке — торговый зал, лаборатория, склад и «живой уголок». В «живом уголке» мой арендодатель содержит жаб, лягушек, змей, крыс и прочих существ, которые требуются живыми.

Аптекарь стоит у стола, где стоят стеклянные коробки со змеями.

И на него ругается змея. Длинная, черная. Что за вид — понятия не имею, не дочитала еще до того места в справочнике. А может, она не магическая.

— Мордредовы причиндалы! Ты дашь мне сегодня яду или нет?! — аптекарь трясет в руках несчастную змею.

— Пошел нах…! Пусти, урод!

Какое-то время наблюдаю за картиной. Я что, понимаю речь змеи?

Похоже, от Меропы мне перешла не только палочка.

Необычно, но после свалившихся на меня «странных» вещей, типа магии, я не удивляюсь уже ничему.

Подхожу к злому аптекарю и не менее злой змее.

— Погодите, можно, я попробую? — интересуюсь максимально вежливо.

— А, миссис Росс, здравствуйте, — отзывается аптекарь, не отпуская шею змеи. — Погодите немного, я сейчас…

Я уже перестала поправлять всех встречных, которые упорно именовали меня «мадам» или «миссис». Впрочем, что я хотела? В моем возрасте да с младенцем на руках мне только «мисс» оставаться, ага. Это в нашем времени никто не смотрит косо на незамужних с детьми. А в этом еще сильны предрассудки. Поэтому мне проще соглашаться на «миссис Росс», чем каждый раз доказывать, что ребенок не мой, а я вообще не замужем… Да и забота о чужом ребенке вызывала еще большее недоумение — с чего это вдруг?

— Может, у меня получится? — повторяю. — Мистер Грин, вам нужен яд от нее? Позвольте, я попробую.

— Ну попробуйте, — аптекарь бросает змею обратно в террариум.

— Гад, урод, доберусь, жив не будешь! — шипит змея, извиваясь по стенкам стеклянного куба.

— Погоди, — обращаюсь к разгневанному пресмыкающемуся, — успокойся, пожалуйста.

— Что? Кто здесь? А? О, Говорящая, что ли? — обалдевает змея.

Хм, как там в фанфиках было?

— Типа того, — соглашаюсь. — Слушай, ты не могла бы нацедить немного своего яда?

— Этому придурку? Да ни в жизнь! Говнюк!

От витиеватых ругательств змеи становится не по себе.

— Пожалуйста, — прошу. — А я тебе чего-нибудь вкусного принесу.

— Вкусного?! О, молоко! Сколько здесь живу, это порождение свиньи и макаки ни разу не дал мне молока! Молоко! Прекрасная вещь — молоко! Давай молоко!

— Эм… — оборачиваюсь на аптекаря, который смотрит на нашу беседу, затаив дыхание. — А у вас есть немного молока?

— Тебе малому, что ли? — непонимающе хмурится мистер Грин.

— Нет, ей, — киваю на змею. — Она жалуется, что вы ей не даете молока.

— А что, ей еще молока надо? — изумляется аптекарь. — Она ж мясо ест. Я ей мышей постоянно даю…

— А вот сейчас хочет молока, — пожимаю плечами. — Да ей немного надо.

Ворча, мистер Грин уходит, и вскоре появляется с небольшим глиняным блюдцем.

— Вот, дайте ей.

Ставлю блюдце в террариум, и змея тот час принимается пить молоко.

— О, да, чудесный вкус! Спасибо! — поднимает она голову, когда напивается.

Интересно. Возможно, это магическая змея — обычные змеи молоко не пьют. Вернее, пьют, но редко. У них в организме лактоза не усваивается.

— Ты дашь яду? — снова интересуюсь.

Змея смотрит на меня, затем на мистера Грина. Не знаю как, но у нее удается изобразить нахмуренность.

— Ладно, дам. Только ради тебя. Если этот урод будет мне молоко давать, то буду и ему яд сцеживать. Но не так часто, как он хочет. Чаще я не могу.

Передаю аптекарю змеиные слова, на что он кивает.

Змея, как и договаривались, сцеживает яд в небольшой стеклянный стаканчик, затем сворачивается и бурчит:

— Теперь иди. Я спать буду.

Стаканчик из моих рук, на дне которого небольшие потеки прозрачной жидкости, аптекарь принимает, словно величайшую ценность.

— Спасибо, миссис Росс.

— Да не за что, — пожимаю плечами.

А вечером меня выселяют.

Я уже собираюсь ложиться спать, когда ко мне приходит мистер Грин.

— Эм… миссис Росс, мне неудобно вам говорить, но завтра приезжает мой племянник… и будет жить здесь, — он оглядывает комнату. — Вы не волнуйтесь, я вам верну деньги за оставшееся время…

Хмуро смотрю на мистера Грина, который, кажется, нервничает.

Ладно. Я сама хотела съезжать. Сниму комнату в немагической части Лондона. Дешевле выйдет.

В Лондоне я нахожу небольшую полуподвальную комнату с камином за фунт в неделю. В комнате полуразвалившаяся кровать и какой-то стол. Плюс отсыревший угол на потолке. С младенцем в таких условиях, конечно, жить крайне не рекомендуется, но мне надо экономить — я так и не нашла приработок. Впрочем, если змеи будут согласны давать мне яд…

Первое апреля встречаю в новом жилище. Том простыл, и мне приходится раскошелиться на несколько зелий для него. Отправляюсь покупать их в ту самую аптеку, где жила, и обнаруживаю, что моя бывшая комната опять сдается.

— Ваш племянник так и не приехал, мистер Грин? — интересуюсь у аптекаря.

— Да нет, он приезжал, скоро опять приедет, — мнется аптекарь и убирает табличку с надписью «сдается».

Пожимаю плечами.

Выходя из аптеки, замечаю, что мистер Грин достает табличку и, покосившись в сторону двери, ставит ее на место.

Меня охватывает злость. Сперва я хочу вернуться и высказать все, что я думаю, этому мерзкому мужику, но потом внезапно опоминаюсь: в каноне к змееустам относились с подозрением. Может, и мистер Грин тоже?

Ладно, пофигу. Люди — они везде одинаковые, что среди волшебников, что среди обычных людей, или, как их еще называют — магглов.

Все-таки зелья — хорошая штука. Если обычными средствами Том бы лечился долго, то ложечка Перечного зелья творит чудеса. А пар из ушей не в счет.

Кстати, а зачем я взяла себе этого ребенка? Мне своих проблем хватает. Его нужно вернуть в приют, где ему самое место. Тогда у меня убавится проблем, и денежных трат тоже. И вообще — дети — это зло. Мерзкие орущие существа.

Заворачиваю недовольно хнычущего ребенка в тряпки. Ладно, избавлюсь от него и буду думать о своих делах. Теперь сложу все самое ценное, чтобы никто не унес, пока я отсутствую. Так, золото, палочка…

Прикасаюсь к палочке и…

Черт, черт, черт! Одни маты, больше ничего на ум не приходит. Только что у меня побывал тот самый «родственник», с которым я уже сталкивалась в приюте, и наложил очередной Обливиэйт. Если бы не прикосновение к палочке Меропы…

Дядечка не совсем вежливо приказал мне вернуть ребенка в приют. И вроде бы еще дал установку на то, что Том мне неприятен, не нужен и вообще…

Зачем этому дядьке возвращать Тома в приют?

Размышляю, вертя в руках палочку. Кого-то мне этот дяденька напоминает, а кого… В голове что-то вертится…

Дядечка — волшебник. И вряд ли оставит меня в покое. Сейчас, слава Мерлину, он еще не знает, что я маг. Совершеннейшая удача, что он не в курсе моей палочки и моих галеонов. Он полагает меня обычной магглой. Но от дядьки нужно защищаться. А как? Моих волшебных талантов хватило лишь на то, чтобы освоить самые простые чары — поддерживать чистоту, зажигать огонь, штопать небольшие дыры… А, еще могу бабочек светящихся на несколько секунд из палочки выпускать. Тому нравится. Я мечтала зачаровать спицы, чтобы те сами вязали, но это уже работа с артефактами. Купить же уже зачарованные мне не по карману — они стоят около сотни галеонов. Хотя они были бы полезны — чулки, носки, варежки, шарфы… мало ли можно навязать. А шерсть дешевая. Прялка зачарованная, правда, тоже стоит семьдесят шесть галеонов. Эх, нищета-матушка…

Куда бы мне податься, чтобы дядька нас не нашел? Может, в Хогвартс? Помнится, в каноне Альбус Дамблдор говорил, что любой, кому нужна помощь…

И тут я понимаю, что за мысль вертелась у меня в голове.

Альбус Дамблдор.

Это в каноне, в девяностых годах двадцатого века Альбус Дамблдор — старый маг с седой бородой до колена. А сейчас, в двадцать седьмом году, ему… сорок шесть лет. Столько же, сколько тому дядьке, что меня навещал. Учитывая его неприязнь к Тому Риддлу…

Ставлю галеон против кната, что мой незваный гость — Альбус Дамблдор.

И от этого понимания мне не легче. Дамблдор — один из величайших волшебников современности… пусть и в будущем, но сейчас любой первокурсник меня переплюнет. Тягаться с Дамблдором мне нереально.

Отдать Тома в приют?

Перевожу взгляд на пускающего слюни ребенка.

Отдать в приют, чтобы там все ненавидели моего крестника? Моего любимого, дорогого мальчика?

Словно услышав мои мысли, Том открывает глазки и смотрит на меня пристальным взглядом. А потом улыбается.

Нет, старый хрыч. Ты Тома не получишь. Никаких приютов. Никаких хоркруксов и Темных Лордов. Хотя нет, против того, чтобы мой Том стал Темным Лордом, я ничего не имею, но вот против того, чтобы этот ребенок был игрушкой в твоих руках… Да и вообще в чьих бы то ни было.

И кто мне может помочь?

Точнее, не так. Кто может помочь Тому?

Думаю день, вечер и все утро. И все мысли сходятся к одному человеку — к Марволо Гонту, деду Тома. На Риддлов расчета нет, они — магглы. А вот Марволо… он не может в себя прийти после предательства дочери. Может, хотя бы внук его взбодрит?

Если еще не помер, конечно.

Упаковываю Тома в платок, цепляю его через плечо. Пора съездить в Литтл-Хэнглтон.

* * *

Я, наивная душа, решила в Литтл-Хэнглтон отправиться на «Ночном Рыцаре». Нашла укромный уголок, взмахнула палочкой…

В общем, палочкой я махала минут пятнадцать. Передумала всего на свете, пока до моей тупой головенки не дошло — «Ночного Рыцаря» еще просто не существует. Не придумали его и не запустили на маршрут.

Придется добираться своими силами.

Найти Литтл-Хэнглтон оказывается непросто. Он где-то на юге Британии. В двадцать первом веке до этой деревни было бы пара часов езды, но в этом времени у меня уходит три дня. Хорошо, я подумала об этом и основательно подготовилась к поездке. Остатки денег вшила в карманы джинсов, чтобы никто не украл у меня мои средства, купила немного молока с наложенными чарами Сохранения — это проще, чем искать в дороге, где оно продается.

Владение Очищающими Чарами — это нечто! Пусть и не заменяет стирку в полном смысле этого слова, но намного облегчает жизнь. С ужасом вспоминаю то время, когда ими не владела. Вечные грязные пеленки — кошмар, который можно пожелать только самому злейшему врагу.

Чары Облегчения Веса — еще одна прелесть. К ним подходит один слоган — «Перестань чувствовать себя верблюдом!» Ну, или ломовой лошадью. Вместе с Уменьшающими — и мой багаж уместился в узелке. А узелок — это не тюк.

Дорога до Литтл-Хэнглтона — незабываемый кошмар. Поездка в поезде рядом с какими-то коровами. Тряска в какой-то повозке на крыше. Телега. И «номер одиннадцать», иначе — собственные ноги.

Том меня, похоже, уже ненавидит за эту дорогу. Я, впрочем, сама себя тоже ненавижу. Но Литтл-Хэнглтон я нахожу. Хотя я не пытаюсь найти дом Риддлов, все равно местные обитатели мне его показывают. Но мне не туда. Мне — к дому Гонтов.

Ползу по весенней грязи. Подол весь в глине. Я, его, конечно, стараюсь приподнимать, но грязи столько, что он все равно сильно пачкается.

Дом Гонтов обнаруживается дальше по улице. Как и в каноне, он представляет собой старую хибару, окруженную бурьяном, кустами и парочкой раскидистых вязов. Никакой ограды, даже штакетника. Англия — это вам не наша матушка Россия.

Зато колодец во дворе. Копия деревенского из моей прежней жизни.

Внутри дом не радует. Окна зияют выбитыми стеклами, пол местами провалился. И везде — толстый слой пыли, прикрывающий грязь. Никогда не думала, что такое может быть. А вот.

Жилые дома очень быстро приходят в негодность. Даже если человек просто в нем живет, все равно дом как-то поддерживается. А здесь… Похоже, я не успела застать Марволо живым. Очень жаль. Хотя… может, оно и к лучшему. Что бы я сделала Марволо, если бы он вдруг решил меня убить?

Скидываю вещи в относительно целый угол, меняю Тому пеленки. Надо бы сходить в местную лавку, купить еды какой, мыла. Очищающие Чары не могут полностью заменить стирку — они удаляют только наносную грязь, а вот въевшуюся не оттирают. За время пути пеленки Тома приобрели стойкий цвет «детской неожиданности в разводах», а мое платье — «серого в яблоках».

Лавка находится выше по улице, недалеко от дома Риддлов. Покупаю там кусок серого мыла, хлеба, полфунта мяса, немного крупы, картофеля, лука, масла и молока.

Набор продуктов — ровно на суп. Мне много не надо, за последние месяцы я привыкла к нерегулярному питанию, не отличающемуся полезностью. Вдобавок холодильника в доме не имеется, а Сохраняющих или Замораживающих чар я не знаю.

Котелок для супа находится в том же доме. Не похоже, что им пользовались в кулинарных целях, скорее, в зельеварческих, но кастрюль в доме нет. Да и оставшийся котелок покрыт ржавчиной. С трудом отмываю его песком, Очищающими Чарами и доброй русской матерщиной. Пара пятен ржавчины все равно остается. Надеюсь, не отравлюсь.

Суп варю на улице у входа в лачугу. Огонь зажигаю палочкой, сунув последнюю глубоко в рукав и сильно склонившись над кучей хвороста. Пусть сторонний наблюдатель думает, что я спичками орудую. Искры, кстати, летят очень похоже.

Пока суп кипит, нахожу какое-то деревянное корыто, вполне подходящее для стирки. А воду на хознужды можно подогреть заклинанием.

В хлопотах проходит остаток дня. Хотя я и уставшая с дороги, тем не менее, решаю сделать максимум возможного, чтобы завтра заняться уже домом. Репаро — несложное заклятье, в каноне Грейнджер его освоила самостоятельно, и у нее оно даже получалось. Так что и у меня получится, хотя в книге по Скорочарам его нет.

Веревки для белья не находится. Развешиваю пеленки и свое платье на ветках кустов. Главное, чтобы ночью ветром не сдуло.

Ничего, русские не сдаются.

* * *

Может, для англичан дом и кажется маленьким, но в России многие частные дома такого же размера, если не меньше. Кухня, три комнаты. Мебель старая, но годится. Диван только продавленный, да и у стола ножки шатаются.

Еще есть камин. Большой, в нем вполне можно поместиться, если согнуться. Но вот подключен ли он к сети… Жаль, я не выяснила этого в Лондоне. Так бы купила летучего пороху и пользовалась. И в Лондон можно было бы мотаться… Ладно, выясню по мере сил и возможностей. В Лондоне мне все равно пока нечего делать. Возвращаться мне некуда, а тут за жилье платить не надо. Работы в Лондоне я все равно не нашла.

Да и цены на продукты здесь как-то пониже.

Репаро работает. Криво, косо, но я смогла починить половицы, разбитые стекла в окнах и даже восстановила дверь. Защелки или какого замка в двери не предусматривалось, поэтому спать, похоже, какое-то время придется в пол-уха. Но здесь — не наша Россия, деревня маленькая, вряд ли кто полезет.

Морфин Гонт выйдет из Азкабана только на следующий год, поэтому до января я здесь однозначно смогу пробыть. Заодно и Том подрастет. Одно дело с грудничком по стране мотаться, а другое — с годовалым карапузом.

Участок вокруг дома зарос неимоверно. До вечера я расчищаю лишь небольшой пятачок рядом с тем местом, где ужин варила. Похоже, я и дальше буду готовить здесь. В камине надо проверить дымоход, если все нормально, то ближе к зиме можно и там очаг устроить.

Наивные фикрайтеры, которые описывают, что попаданцы легко осваивают магию по книжкам или вообще берут ее из головы, ибо приобретают большие магические силы. Сила никак не связана с мастерством. Это раз. Никакая книга не объяснит основ без учителя — это два. Магия — это не просто голая теория, где можно обойтись бумажкой и ручкой. Магия — это слова, движения, интонация. Не зная основ, можно только самые простые движения выполнить, и то их правильность приходится устанавливать опытным путем. Был бы у меня учитель или наставник какой, он бы показал, как правильно палочкой взмахнуть для того же Репаро, чтобы я не переделывала одно и то же десятки раз.

Пояснил бы, что такое «спираль Голдштайна»…

Неделя проходит спокойно. Я занимаюсь домом, участком вокруг. Соседи ко мне приглядываются, но не навещают и не надоедают. Неоднократно благословляю английскую неназойливость.

А вот через неделю, когда я, похожая на чучело, копаю грядку под картошку, ко мне опять приходит Дамблдор.

Я успеваю его заметить, пока он шествует по улице в своем коричневом костюме-тройке. Дядечка совершенно не похож на своего прототипа из «кинона», но он и не обязан. И пока он идет, я судорожно размышляю.

Дамблдор — легилимент. Мне невероятно повезло, что он не посчитал необходимым лезть мне в голову и читать мои мысли. И мне нужно, чтобы это везение продолжалось. Мне нужно повести себя так, чтобы он не захотел их читать. А значит… Значит, мне надо выдать ему информацию, которая даже не вызовет подозрений и желания лезть мне в голову.

Что нужно Дамблдору? А Дамблдору нужно, чтобы Том Риддл жил в приюте. Чтобы его ненавидели, чтобы мальчик вырос озлобленным на весь мир. Особенно на магглов.

Значит, первое, что не должен заподозрить Дамблдор — что я маг. Второе — что я люблю Тома. Нужно убедить его, что мальчик вырастет в атмосфере, ничуть не лучшей, чем в приюте.

Итак, мадам Росс. Вспоминайте школьные драмкружки и самодеятельность. Вы обязаны сыграть свою роль.

— Э… Мисс Росс? — изумляется Дамблдор, увидев меня. В его взгляде тут же появляется настороженность.

Точно. Он понятия не имеет, что я перебралась сюда. И то, что я поселилась в старой лачуге Гонтов — крайне подозрительно.

— Здравствуйте, сэр, — киваю, вытирая грязной рукой лицо и стараясь не глядеть Дамблдору в глаза. Потом умоюсь.

Черт, что же мне делать дальше? Сейчас он попытается понять, какого хрена меня принесло именно сюда, откуда я знаю этот адрес…

И в этот момент из дома начинает орать Том.

Мерлин, Моргана и все четыре Основателя Хогвартса, благословите этого ребенка!

— Да заткнись ты уже, чертово отродье! — выпаливаю, словно в отчаянии и тут же делаю вид, что спохватываюсь. — Ой, простите, мистер!

Взгляд Дамблдора неуловимо меняется.

— Ничего-ничего… Ваш сын?

— Если бы! — говорю, подпуская в голос горечь, и, не давая Дамблдору опомниться, продолжаю: — Приютский. Я, мистер, в приюте в Лондоне работала. Думала, поднакоплю монет да замуж выйду. Ну, работала я в приюте. А они меня в крестные этому ублюдку определили. Я-то полагала, что там всем положено. Ведь не по-христиански же будет, ребенок — и без крестной. А эти сволочи меня потом без пенни в кармане выставили на улицу. И сунули это. Сказали, что назад не возьмут. А буду возмущаться, так в полицию отдадут. Я ведь, мистер, и не англичанка ведь вовсе. Сказали, полиция меня в Россию обратно отправит. А куда мне туда? Я этого ублюдка привезла, как мне в приюте сказали, к его деду. Мать ведь его, когда туда приползла, сказала, откуда родом. Ну, я и сюда поехала. Все, что накопила, на гаденыша потратила… Думала, дед возьмет его, что ли. А тут шаром покати, собачья конура. Помер-то дед, видать… Да хватит орать, я сказала, б…! Ой, простите, мистер… Сил уже никаких. Все орет и орет. Жрет, как свинья…

Тараторю, изображая из себя совершеннейшую дуру. В прошлые разы Дамблдор со мной и не общался толком, так что сейчас я могу импровизировать. И, самое главное, не дать ему меня пролегилиментить…

— И не выкинуть же урода… Крыша над головой его по сути… Знаете, мистер, а ну этот Лондон. Зря я туда сунулась. Все думала, из грязи выберусь. Ан нет, в ту же грязь пришлось вернуться…

— Сочувствую вам, мисс Росс, — перебивает меня Дамблдор (в ровно намеченную мной паузу). — Вы поступаете истинно по-христиански, заботясь о малыше…

— Так мне этот ублюдок не сдался, — фыркаю. — Так бы и оставила в приюте, только в канаве помирать мне не хочется. А тут крыша есть, какая-никакая…

Разговор этот, разумеется, я вспоминаю, лишь взявшись за палочку. А за палочку я хватаюсь часто — привычку выработала. И выдыхаю… Глубоко и медленно, ощущая мурашки облегчения. Дамблдор не лез мне в голову. И даже не давал установок отдать Тома обратно в приют. Видимо, мой спектакль его обнадежил…

* * *

Из ста галеонов у меня осталось шестнадцать. Плюс четыре сикля и горстка кнатов. Их я закопала в грядке с картошкой. Пока они мне ни к чему. Они мне потребуются, когда я решу отправиться в «магический квартал». Но если я туда отправлюсь, вряд ли вернусь обратно. Поэтому пусть картошка их охраняет. Целее будут.

Фунтов у меня осталось аж сто сорок два, четыре шиллинга и три пенса. Богатство относительное, но кому-то они могут показаться соблазнительными. Поэтому делю их на четыре горки — в одной семьдесят фунтов, две кучки по тридцать фунтов и в четвертой — остатки с мелочью. Первые три кучки прячу под половицами, а четвертую в кухне под столешницей. Теперь, если кто и решит меня обокрасть, все не найдет; отделаюсь малой кровью.

У Тома начался период «сожрать все, а что не сожрать — обслюнявить». По-простому — он тянет в рот все, что видит и что не видит. Если в нормальной обстановке у него была бы кроватка, манеж, погремушки и яркие игрушки, то в этой у него нет ничего. Спит он со мной на продавленном диване, кое-как приведенном в относительный порядок при помощи Репаро, а днем, когда я копаюсь в огороде или бегаю с домашними делами, приходится его постоянно таскать за собой и оставлять в пределах видимости.

И надо думать, где взять сто пятьдесят, а лучше сто шестьдесят галеонов. Магия, однако, штука прикольная.

* * *

Тридцать первого мая делаю открытие — в доме есть дымолетный порошок. Ну, или летучий порох — как кому нравится.

И камин работает.

Правда, в этом я убеждаюсь лишь спустя два дня, когда прочищаю трубу от попавших в нее листьев и веток, грязи и дохлой крысы. Горстка хвороста полыхает зеленым пламенем, когда я кидаю в нее щепотку порошка. Можно брать и шагать…

Едва удерживаюсь, чтобы не назвать Косой Переулок и не улететь на другой конец Англии. Адреса-то своего камина я не знаю, как возвращаться буду?

Вопрос об адресе меня беспокоит еще день, пока до тугих мозгов не доходит — я ведь могу просто поговорить через камин. Например, с Министерством Магии…

И мне везет. Спустя полчаса переговоров с кем-то в Министерстве мне выдают адрес моего камина — «Дом Гонтов». Коротко и ясно. И это радует меня неимоверно. Теперь вместо нескольких дней дороги, о которых я вспоминаю с содроганием, я могу наведываться в Косой Переулок хоть по десять раз на дню.

Откапываю галеоны.

В Косой Переулок мне удается наведаться, однако, лишь в конце июня. Основное время занимает мой огород и расчистка полезной площади под посадки. Морфин Гонт будет очень удивлен, мне думается. Было бы неплохо, если мне удастся прожить здесь и зиму, но это не факт. И очень бы хотелось не остаться без магии.

К посещению Косого готовлюсь, словно собираюсь туда насовсем. Вдруг мне не удастся вернуться через камин?

Для переноски Тома использую все тот же платок, но немного переделанный в нечто, напоминающее слинг. Том уже подрос, ему полгода, и тащить его на груди, как двухмесячного кроху, не получится. А вот на спине, по примеру китайских фермеров, очень даже.

Окидываю хозяйским взглядом кухню.

— Косой Переулок! — громко провозглашаю и шагаю в приветливое зеленое пламя.

* * *

М-да. Одно дело читать о перемещении через камин, другое — лететь самой по каминной сети. Ощущения — незабываемые.

На ногах удержаться не удается. В конечной точке прибытия я приземляюсь на пол лицом вперед. Том громко объявляет о нашем появлении. Меня одаряют неприятными взглядами, но, слава Мерлину, не комментируют.

Ладно, переживу.

Поднимаюсь, отряхиваюсь, накладываю Очищающие, поправляю платье, Тома и, сделав «морду кирпичом», выхожу на улицу.

Камин, в который я прибыла, находится в почтовом отделении. Сперва мне кажется, что я попала в магазин птиц, но вывеска над дверью, которую я замечаю, уже выйдя на улицу, говорит мне о другом.

Ладно, мне — в книжный. И на этот раз — не за покупками. Мне нужно кое-что проверить.

Статут о Секретности принят в 1689 году. Конец XVII века. После этого магическое и маггловское сообщества развивались параллельно и независимо. Но насколько независимо? Маггловская наука не стояла на месте. А как быть с магической?

Маги живут долго, дольше магглов. Сто, сто пятьдесят лет. Вдобавок они достаточно инертны, если смотреть по книгам Роулинг. За сто лет ХХ века магглы придумали и внедрили в быт массу полезных вещей — та же стиральная машинка, мобильные телефоны, быстрые поезда. Конечно, у магов есть аналоги-заклинания, но они ведь были и раньше. Так что говорить о таком же быстром развитии магической науки нельзя.

Теперь следующее. Какая наука называется «царицей»? Правильно, математика. Математические вычисления используются и в физике, и в химии, и в биологии… Где только не используются. А когда я зимой заглядывала в магические книги, пусть те же учебники, то тоже видела формулы. И я уверена, что математика тут тоже далеко не отходила.

С конца XVII века математика продвинулась намного. Я, конечно, всего, что существовало или будет существовать на конец ХХ века не знаю, но вот век восемнадцатый… Может, на что-нибудь и сгодятся мои скудные познания.

В этот поход в книжный я замечаю некоторые детали, которые раньше проскользнули мимо моего внимания: часть книг напечатана, часть написана от руки. При этом некоторые книги изданы на бумаге — не такой, к какой я привыкла — более грубой, не такой ровной.

— А вы можете подсказать? — интересуюсь у продавца. — Почему некоторые из них бумажные, а некоторые — на пергаменте?

Продавец одаряет меня таким взглядом, каким меня одарял гинеколог, когда я в возрасте за тридцать признавалась, что у меня ни разу не было ни одной беременности.

— Так положено, — цедит он спустя минуту «гляделок», поняв, что я не отступлюсь.

— А почему?

— Спросите у ваших родственников.

— У меня нет родственников, — взбесившись, с такой же интонацией отвечаю продавцу. — Вы понимаете, что ответ на этот вопрос может принести вам некоторую прибыль?

— Пять галеонов, — продавец понимает мой вопрос по-своему.

— Один.

Ежели он хочет денег, в принципе, могу пожертвовать. Ответ мне нужен.

— Четыре. Или вам придется все-таки спросить у родственников.

— Два. За пару фраз — приличная сумма.

Торгуемся люто минут десять. По окончании этих десяти минут я становлюсь беднее на два галеона и три сикля, а продавец соглашается удовлетворить мое любопытство подробно.

— Вы знаете, из чего изготавливают пергамент? — интересуется продавец, пряча деньги в мантию.

— Из кожи животных.

— Верно. Согласно классификации Чарльза Густавсона, разные материалы поддаются разному магическому воздействию. Так же на эту податливость влияет, был ли материал подготовлен вручную, механическим или магическим способом. Соответственно, первым в списке стоят материалы, изготовленные вручную магом из животных компонентов — шкур, костей и так далее. Пергамент, разумеется, в списке первый. На костях книг не пишут. Далее идет бумага, но опять же — ручного изготовления. Папирус относится туда же. Обычная маггловская бумага, которую штампуют на фабриках, годится лишь для личных нужд — черновиков, промежуточных заметок, которые не будут подвергнуты магической обработке. Амулеты и талисманы, а так же артефакты должны обязательно изготавливаться из благородных металлов и драгоценных, в крайнем случае полудрагоценных камней — тогда они надолго задержат в себе наложенные чары. Хуже всего чары держит необработанная древесина или растения.

— А как же магические растения?

— Магические растения, как и магические животные, несут в себе собственную магию, поэтому годятся только на ингредиенты, — продавец снисходительно усмехается. — Мадам, я ответил на ваш вопрос?

— А зачем обрабатывать книги магией?

Продавец хмыкает еще раз, но на этот раз улыбается.

— Один из примеров — движущиеся картинки. Вы не сможете заставить двигаться картинки на маггловской бумаге, даже если сил у вас как у Мерлина. Далее — охранные заклинания. Не всегда чужие глаза должны видеть написанное. Или магическая подпись — чтобы никто не подделал ваш почерк и не сотворил от вашего имени чего-нибудь нехорошего. Потом учебники. На всех них наложены чары, способствующие правильному и скорому запоминанию информации. Вы, кажется, брали у меня полгода назад «Скорочары»?

Киваю.

— И как, все освоили?

— Да…

— И у вас не было проблем с произношением или движением палочкой?

Задумываюсь и понимаю, что нет, не было.

— Ну вот, — продавец еще больше улыбается. — Еще вопросы?

— А почему некоторые написаны от руки, а некоторые напечатаны?

— А это от времени издания зависит, — поясняет продавец. — На самом деле они все написаны, но не от руки, а Копировальными Чарами. Способ издавать их шрифтом, который вы приняли за печатный, был придуман Джоном Рабле сто двадцать три года назад. Опережая ваш следующий вопрос, поясню. Книгопечатание маггловским способом — штука очень громоздкая и грязная, а нас, магов, не так уж и много, чтобы использовать его. Самый большой тираж книг — это учебники. Каждый год в Хогвартс требуется примерно по сорок экземпляров. Которые изготавливаются в худшем случае за неделю Копировальными Чарами. И это не стоит того, чтобы заводить в издательстве печатный станок.

Ну вот. Коротко и ясно.

— А у вас есть какие-нибудь математические таблицы? — интересуюсь.

— Математические? — продавец задумывается, затем хмурится. — Это какие?

— Арифмантические, — поправляю себя. — Например, таблицы логарифмов или тригонометрических функций.

— У нас есть «Описание удивительной таблицы логарифмов» Джона Непера, — отвечает продавец. — Правда, они плохо раскупаются, за последний год я продал всего три экземпляра.

Таблицы Непера?

Джон Непер издал свою таблицу логарифмов в 1614 году, при этом она содержала ошибки. После него таблицы издавали Бригс, Спайделл… И лишь таблицы Веги в 1867 году были исправлены. В Советском Союзе их даже издавали, но школьников учили по четырехзначным таблицам Брадиса, написанными в 1921 году.

— А таблицы Веги или Брадиса?

— Таких нет, — продавец качает головой и уточняет: — Это маггловские авторы?

Киваю.

— Вероятно, что они даже лучше, — философски заключает продавец. — Но маггловские книги мы не продаем. Если бы они были изданы магами, то возможно.

Изданы магами?

— А как их издать?

— Заготовки для книг можете приобрести у меня, — отвечает продавец. — Затем заполните их сами, наложите Копирующие Чары и продавайте. Продать можете тоже через меня.

Эм… Звучит прекрасно, но я не знаю Копирующих Чар.

В чем я и признаюсь. Продавец задумывается.

— Вы хотите издать только таблицы логарифмов? — спрашивает он меня, напряженно поразмышляв пару минут.

— Возможно, нет.

— А что еще? — в глазах продавца проскальзывает едва заметный огонек предвкушения прибыли.

— Просто книги по математике.

— По математике?

— Основы Арифмантики.

— А… этого добра у нас море… — продавец вытаскивает из-под прилавка четыре книги разного размера и толщины. — Вот.

Проглядываю названия.

«Магические составляющие чисел», «Как правильно выбрать дату рождения для своего ребенка»…

— Нет, я не про это, — качаю головой. — Я имею ввиду основы расчетов. Без магического компонента.

Через пятнадцать минут моих объяснений продавец задумывается.

— Честно говоря, я не знаю. Это может быть востребовано гильдиями. Но не факт, что у них этого уже нет.

— Гильдиями? — смаргиваю.

— Ну да. В маггловском мире их уже не осталось, но у нас они есть. Гильдия Зельеваров, Гильдии Арифмантов, Артефакторов, Трансфигураторов и другие. Можно попробовать предложить им. Возможно, они заинтересуются.

Задумываюсь.

— Можете попробовать сперва издать вашу таблицу логарифмов. Небольшим тиражом, экземпляров сто.

Сто экземпляров? Если по паре галеонов, может, и наскребу нужную сумму, чтобы отдать долг гоблинам. Но продать их надо до зимы. Но если он продал всего три экземпляра таблиц Непера, купят ли мои? Переписать таблицу на пергамент в Британской библиотеке я сумею.

Рискнуть или не рискнуть? Решаюсь рискнуть.

— Сделайте рекламу, — говорю. — Разошлите сов Гильдиям, магам-ученым и просто студентам старших курсов. Напишите, что грядет издание новой, исправленной и улучшенной таблицы. Семизначной, содержащей не только логарифмы, но и синусы, косинусы и тангенсы. С шагом в одну минуту.

— Хорошо, — кивает продавец. — Вам это обойдется в пять галеонов.

В пять галеонов?

— Ну, вы можете отправить собственную сову, — видя мои сомнения, пожимает плечами продавец. — Если знаете, куда. И если у вас времени много. Совы обычно долго летают, в день не больше пятерых навестят. Вдобавок я могу нейтрализовать неприятные сообщения, типа Вопиллеров или легких проклятий. В Скоромагии ведь не описывается, как это делать?

Да, он прав.

Лезу в карман и достаю еще пять галеонов. У меня остается меньше десятка, а это плохо. Если моя авантюра не выгорит…

Ответ из магазина книг мне приходит через неделю. Мистер Флориш, владелец и заодно продавец, с которым я беседовала, пишет, что желающих заказать таблицы не нашлось. И прикладывает все ответы, что ему дали.

И письма от бывших потенциальных клиентов не радуют. «Мы не нуждаемся», «нас устраивают имеющиеся», «благодарим, но нет»… Некоторые грубее.

Отодвигаю кучу бесполезных пергаментов и уставляюсь в пространство перед собой, ощущая полную беспомощность. У меня не осталось почти денег, а долг возвращать нужно достаточно скоро.

Остаться без магии?

Возможно, мое решение заложить магию было тогда опрометчивым. Я не владела никакими Чарами, поэтому не могла оценить того преимущества, что магия дает. Сейчас же, овладев пусть немногими, но крайне полезными умениями, типа тех же Очищающих Чар, Репаро или даже просто Инсендио, я совершенно не хочу с ними расставаться. К тому же эти чары — лишь верхушка айсберга, причем мизерная. Магия настолько обширна, что можно годами изучать новые заклинания, рецепты, ритуалы и всего не изучить.

На глаза наворачиваются слезы. Что я еще могу? Без образования, без связей, толком не разбираясь в современных реалиях? Полгода, которые я провела в этом времени, особой погоды не сделали — я дальше огорода не выбиралась толком, а работа в приюте в Лондоне…

* * *

Весь следующий день у меня все валится из рук. Я не могу думать ни о чем, кроме как о глупой неудаче с таблицей. Пропалывая сорняки, я пару раз даже едва не выдираю ростки помидоров.

«Мы не нуждаемся»…

«…устраивают имеющиеся…»

И самое длинное. Которое… А вот на него можно ответить.

«Уважаемый мистер Флориш! Буду крайне любезен, если вы сообщите вашему магглорожденному «автору» таблиц, что не только он способен посетить Британскую Национальную Библиотеку. В подобном «благодетельствовании» магическое научное сообщество не нуждается. Лучше бы занялся чем-нибудь полезным. Питер Вектор, Глава Гильдии Арифмантов».

Заняться чем-нибудь полезным?

Когда грядка заканчивается, умываюсь в бочке с водой и шагаю в дом. В голове зреет ответ.

«Уважаемый мистер Вектор!

Искренне рада, что вы приняли к сердцу мою проблему и не просто отписались, но и прислали ценный совет. У меня даже в мыслях не было посещать Британскую Национальную Библиотеку для того, чтобы составить таблицу, которую вам предложил мистер Флориш…»

Ну, вообще-то была… Но тебе зачем об этом знать?

«…для вычислений имеющихся в ней данных существуют достаточно легкие формулы, позволяющие добиться результата с любой имеющейся точностью, чего не предоставляют таблицы Непера. Вдобавок они содержат ошибку…»

Сову для отправки письма приходится брать на почте в Косом.

Питер Вектор отвечает мне через пару дней. Письмо скидывает мне на голову большая серая сипуха, когда я занимаюсь «деревенским фитнесом» на грядках. Она даже не удосуживается подождать ответа. И даже мои призывные крики вперемешку с русскими матами на нее не действуют. Сплевываю в сторону, разворачиваю пергамент, который свернут в трубочку и перевязан ленточкой.

«Уважаемая мисс Росс!

Ваши сведения, несомненно, ценны для учащихся средних классов Хогвартса, но наш отказ исходит отнюдь не от отсталости магического сообщества, как вы могли подумать, будучи магглорожденной. Наш отказ исходит из того, что все эти сведения у нас есть, и нами благополучно используются. Разложение в ряд Тейлора — давно известный Арифмантам прием. В нашей Гильдии давно существуют собственные таблицы. В связи с развитием магической науки таблицы Непера представляют собой легкое пособие для расчетов, которые не требуют большой точности. И именно поэтому они продаются в неспециализированном магазине мистера Флориша…»

Окунули мордой в унитаз…

«…Впрочем, желая поспособствовать вашему бедственному положению, я могу предложить вам небольшую работу. На данный момент у меня есть некоторые рутинные вычисления, на которые нет желания тратить собственные силы. Если вы согласны, то я пришлю задание совой в следующем письме».

Согласна ли я? Конечно, согласна. Мне нужна хоть какая-нибудь работа. Мне нужны деньги.

Мне нужно выплатить долг.

Ответ отправляю опять через почту в Косом. В каноне у Гарри Поттера и у других волшебников были собственные совы, но ко мне в любой момент может наведаться Дамблдор. Как он отреагирует, увидев у меня сову? Вот-вот. И мне это не надо. А ежели ко мне прилетит чужая или сова с общественной почты, то можно отмазаться, что вообще первый раз вижу такую дебильную птицу.

Задание от Питера Вектора оказывается очень объемным. Мне нужно рассчитать по приведенным формулам и с опорой на некоторые таблицы (которых у меня, разумеется, нет) эфемериды для двадцати восьми небесных тел.

А еще у меня нет компьютера с математическими пакетами. Или даже калькулятора. Черт, у меня простенькой логарифмической линейки — и той нет. Я, конечно, могу все это дело посчитать руками, но сколько времени я буду это считать? А у меня огород и Том.

Если я заброшу огород сейчас, то зимой, может статься, нам будет нечего есть. Увы. «Летом день год кормит», и это правда.

Но мне нужны деньги. А именно — галеоны.

Мне приходится писать Питеру Вектору, что необходимых таблиц у меня нет. И просьбу их выслать.

Ответ от Главы Гильдии Арифмантов приходит в начале августа, когда я уже отчаиваюсь его дождаться. Питер Вектор опять проходится сарказмом по моей маггловской крови, сообщает, что таблицы нельзя передавать в руки магов, не являющихся членами Гильдии, а так же пользоваться ими без соответствующего надзора. Но, поскольку у меня задание от него, то я могу воспользоваться ими в самой Гильдии в свободное время, а именно — каждый день с восьми вечера до шести утра.

Ночью, то есть.

Перевожу взгляд на Тома. Том ползает по полу и грызет деревянную лошадку, которую я вырезала своими руками из дощечки. Конечно, то, что это лошадка, знаю только я.

Ладно, не страшно. Вспомню молодость. Спать можно и днем. В обед как раз жарковато.

* * *

Разглядываю свой скудный гардероб, на который не позарились бы и нищие в мое время. Джинсы истрепались, купленные в этом времени и подаренные в приюте вещи превратились в откровенные тряпки.

В этом в Гильдию Арифмантов я не пойду. Надо в Косой.

В Косом Переулке, к счастью, есть магазин подержанного платья. Простенькая аккуратная мантия из крепкого материала темно-зеленого цвета обходится мне всего в полтора галеона. Продавщица уверяет, что никаких поддерживающих внешний вид чар, грозящих испариться и оставить в моих руках дерюгу, нет. Впрочем, даже если они и были, то я вряд ли могу это проверить.

Гляжу на себя в зеркало. Из зеркала на меня глядит вполне себе стройная дама, приблизительно восьмидесяти килограммов веса. Вот что «работа животворящая» делает.

Надеюсь, я скоро обрету желаемые формы.

Мантия чем хороша — она на любое тело подходит. Ибо висит, как… мантия. Балахон простого покроя, с широкими рукавами, которые можно подвязать подшитыми к ним шнурками.

Неплохо.

* * *

В Гильдию Арифмантов заявляюсь в половину восьмого. Том висит у меня за спиной в привычной перевязи из платка, возит рукой по моей новой мантии.

Мое появление неожиданно. Я минут десять доказываю молодому парню, открывшему мне дверь, что сам Питер Вектор разрешил мне прибыть сюда к восьми вечера. И только появление вышеупомянутого «товарища» спасает положение.

Питер Вектор — мужчина лет сорока. Худощавый, с густыми пепельно-седыми волосами, которые мягкими кудрями спадают ему на плечи.

— Мисс Росс? — Глава Гильдии оглядывает меня истинно аристократическим взглядом, в котором умудряется выразить целую гамму чувств. Презрение преобладает.

— Да, сэр, — киваю.

— Вряд ли детям полезно пребывание среди книг, — Питер Вектор переводит взгляд за мою спину.

— Потерпит, — хмурюсь.

У Тома действительно нет другого выхода. Куда я его дену? Соседям я вряд ли его оставлю. Соседи от меня шарахаются и смотрят с неприязнью — слава Гонтов сработала (или тот же Дамблдор), а меня считают их родственницей. Нанять няню у меня тупо нет денег.

— Книгам тоже не очень полезно присутствие маленьких детей.

— А он книги не тронет, — говорю максимально уверенно. — Посидит рядом. И даже не будет кричать.

Питер Вектор какое-то время вглядывается мне в лицо, а затем, что-то решив, кивает и щелкает пальцами. Рядом с мужчиной тотчас материализуется лопоухий зверек, похожий на лемура.

— Хорошо, мисс Росс. За вашим сыном может приглядеть домовик.

Домовик? Вот ты какой, северный олень… поттеровский домовик!

Зверушка забавна. Ничуть не похожа на то чудище, которое было в кино. Да она и не обязана. Ушки чуть короче, глазки не такие выпученные, мордочка покруглее… Симпатичная зверушка, в общем. Мне нравится.

— Мадам может не бояться, — вдруг тонким голоском говорит домовик. — Маличка умеет смотреть за детьми. Маличка воспитывала самого мистера Вектора. Маличка любит детей.

Ого. Домовик самого Главы Гильдии! Точнее, домовичка. Похоже, это девочка.

Ну что ж, поверим. Заодно и поверим.

Стаскиваю через голову платок с Томом, передаю ребенку домовику. Том оглядывает Маличку взглядом, в котором не меньше высокомерия и презрения, нежели до этого было во взгляде Питера Вектора в мою сторону.

— Благодарю, мадам, за доверие, — домовичка умудряется сделать легкий поклон в мою сторону, затем исчезает с легким хлопком вместе с Томом.

— Идемте за мной, мисс Росс, — произносит Питер Вектор. — Посмотрим, чего вы стоите.

Стискиваю зубы.

Ничего. Элина Росс работать умеет.

Питер Вектор приводит меня в маленькую комнату, сплошь заставленную стеллажами с книгами, и небольшим столом рядом с окном. На столе — пачка плотной бумаги, чернильница, перо, два карандаша, перочинный нож, подсвечник с наполовину сгоревшей и оплывшей свечой.

— Таблицы вот, — на стол ложится толстый талмуд. — Удачи вам, мисс Росс.

Провожаю выходящего Главу Гильдии задумчивым взглядом. Я уже не с ним. Я уже в цифрах.

Раскрываю таблицы.

* * *

В себя прихожу, когда моего плеча касается чья-то рука.

— Мисс Росс?

— Погодите… — черкаю по бумаге. — Сейчас… одну минуту…

Расчеты оказываются несложными, но кропотливыми. За ночь успеваю сделать расчет самых простых, «медленных» планет, и Солнца. «Быстрые планеты» и особенно Луну оставляю на потом. С ними придется делать больше итераций, чтобы получить точнее результат.

— Мисс Росс?

— Нептун, Уран и Сатурн, — протягиваю стоящему рядом со мной Питеру Вектору лист с выведенными формулами, тру уставшие глаза. — Остальное я осмелилась оставить на потом.

Питер Вектор оглядывает мою писанину придирчивым взглядом, поднимает брови и переводит взгляд на меня.

— Где вы учились, мисс Росс?

— В Приморском Государственном Техническом Университете имени Александра Невельского*, выпуск тысяча девятьсот девяносто девятого года, — говорю, все еще находясь во власти расчетов.

*Название университета выдумано, не пытайтесь гуглить.

— А?

Тьфу. Черт. Точно. На дворе еще тысяча девятьсот двадцать седьмой.

— Тысяча девятьсот пятнадцатого, — исправляюсь, быстро отняв двенадцать лет, поскольку я университет окончила двенадцать субъективных лет назад. И уточняю: — Маггловский университет. В России.

Который еще не построили и не запланировали даже. Мой университет построят в конце пятидесятых, и будет он называться просто «политехнический». Надеюсь, «пробивать» меня не будут, а то ж выяснят, что университет несуществующий.

Питер Вектор смотрит на меня еще пристальнее.

— А в какой школе вы учились? Я имею ввиду магической, — спрашивает он.

— Ни в какой, — признаюсь. — Вы сами сказали, я магглорожденная.

— А… как вы учились магии?

— По Скорочарам, — закусываю губы и опережаю желающего что-то спросить мужчину. — Нет, мистер Вектор. Я не сквиб. Просто… не было возможности учиться. Это долгая история… Если вы не будете против, я бы хотела прийти завтра и продолжить расчеты.

Мои слова заставляют Питера Вектора опомниться.

— Хорошо, мисс Росс. Жду вас завтра по-прежнему к восьми вечера.

Киваю, отпихиваю в сторону исписанные бумаги и выхожу из кабинета вслед за Питером Вектором.

Около выхода появившаяся домовичка протягивает мне сладко спящего Тома.

— Маличка накормила вашего сына, мадам, — говорит домовичка, — два раза. Потом он спал и немного играл. И снова уснул.

— Спасибо, Маличка, — благодарю няню. — И вам, мистер Вектор. Не знаю, как вас благодарить за присмотр за Томом.

— Не стоит, — на этот раз Питер Вектор позволяет себе слегка улыбнуться. — Хорошего вам дня, мисс Росс.

— Взаимно, — киваю.

Все, что я могу, оказавшись дома, это лечь и уснуть. А вот выспавшийся Том может намного больше. Он веселится, играет всем, что под руку подвернется. И громко, заливисто смеется. Промучившись часа полтора, я, злая и дико невыспавшаяся, поднимаюсь. Том встречает мое «появление в мире живых» радостными визгами.

Бог мой Дьявол, дайте мне убиться чем-нибудь…

Поспать удается лишь в обед, когда Том, сморившись, устраивается на послеобеденный сон посреди комнаты прямо на полу. Перекладываю его на диван и ложусь рядом.

До вечера мы с Томом «играем в игру» — он пытается не дать мне поспать, я же пытаюсь урвать любую минутку, чтобы прикорнуть. Так и не сойдясь, кто же из нас победил, я, как и вчера, упаковываю Тома в переноску и ползу в Гильдию Арифмантов.

В эту ночь Маличка практически сразу забирает у меня Тома, а вместо Питера Вектора до кабинета меня провожает тот самый молодой парень, который не хотел меня пускать в Гильдию вчера.

За весь день я не смогла отделаться от размышлений о выполненных вычислениях, и в голове отложилось, как их можно упростить. Упрощение экономит мне почти половину времени. И в четыре утра я сгребаю все черновики в кучу, рядом кладу чистовик с результатами и, тихонько положив голову на руки, погружаюсь в сон.

Будит меня, разумеется, Питер Вектор. В семь утра. Тру глаза, пытаясь вернуться в реальность.

— Доброе утро, мисс Росс, — кивает мне главный Арифмант. — Спасибо вам за расчеты. И да, ваша оплата.

На стол встает столбик серебряных монет и ложатся два золотых кругляша.

— Три галеона.

— Благодарю, — протягиваю руки, чтобы забрать деньги, но Питер Вектор качает головой.

— Погодите, мисс Росс. Пятьдесят процентов в уплату казны Гильдии. Вы ведь не состоите в Гильдии Арифмантов, — поясняет недоумевающей мне мужчина.

Один золотой кругляшок и половина серебряных столбиков съезжает в сторону. Но столбик из сиклей делится не совсем поровну — в свою сторону Питер Вектор сдвигает девять монет, оставляя на моей лишь восемь серебряных кругляшей.

— Помещение Гильдии — два сикля за ночь. Итого — четыре.

Еще четыре серебряных монеты перебираются в ту же самую сторону.

— Использование книг — три сикля за ночь. Итого шесть.

Галеон с «моей стороны» перебирается в «сторону Вектора», а серебряные монеты, за исключением двух, перебираются ко мне.

— Чернила, бумага и иные принадлежности — сикль. За обе ночи.

Потихоньку начинаю звереть.

— Услуги домового эльфа — пять сиклей за ночь. Итого — десять.

И на столе остается… жалких четыре сикля.

Четыре сикля, мать его. Чуть больше фунта.

За две бессонных ночи работы!!!

— Так, давайте разберемся, — стараясь сохранять спокойствие, произношу тихим голосом. — Во-первых, вы правильно заметили, что я не член вашей Гильдии. Так почему же я должна платить в ее казну целых пятьдесят процентов?

Питер Вектор улыбается мерзкой улыбкой.

— Вы магглорожденная, мисс Росс, и, видно, не в курсе, что вся профессиональная деятельность регулируется Гильдиями. Нет, на навыки нет никаких ограничений. Но если вы продаете свои навыки или плоды своего труда, то эта деятельность попадает под ведение Гильдии. Если говорить понятнее, вы влезли туда, где имеем право распоряжаться только мы. Если этим хотите заниматься еще и вы — то будьте добры уплатить налог. Он составляет половину полученной суммы.

— В галеоне семнадцать сиклей, — хмурюсь. — А вы отложили мне восемь.

Питер Вектор, не переставая ехидно улыбаться, добавляет к моим четырем сиклям еще один.

— Так пойдет?

Хочется взять толстую книгу с таблицами и от души врезать.

— Почему вы взяли с меня за помещение? — хмурюсь. — Вы ведь сами не разрешили выносить таблицы. Я бы прекрасно справилась и дома.

— Потому что вы не член Гильдии. Членам Гильдии работа в кабинетах — бесплатна, — улыбка Питера Вектора становится еще противнее. Похоже, он откровенно забавляется, унижая меня.

А мне вот не очень весело.

— Так почему бы вам не дать мне эти книги домой? Вы думаете, я их съем?! — выхожу из себя. — Или на растопку пущу?! Вы сами дали мне этот проклятый заказ!

Глава Гильдии Арифмантов словно не слышит гнева в моем голосе. Он снисходительно вздергивает брови.

— Мисс Росс, вы считаете неправильным, что Гильдия устанавливает, кто и как может пользоваться ее имуществом? Посторонний человек не может вынести книги из здания Гильдии.

— Но ведь это же был ваш заказ! — на глаза наворачиваются злые слезы.

— Верно. Я и оплатил его. Что вас не устраивает, мисс Росс?

Смысла спрашивать про эльфа я не вижу. Если на то пошло, похоже, мне откровенно демонстрируют, что без Гильдии я ноль без палочки.

— Что нужно, чтобы вступить к вам в Гильдию? — интересуюсь сухим тоном.

Вместо ответа Питер Вектор молчит. Молчит долго, разглядывая меня, словно я лягушка.

— Всего хорошего, мисс Росс, — произносит он спустя некоторое время и встает из-за стола. — Благодарю за сотрудничество от имени Гильдии. Вэнс вас проводит.

Смотрю, как большая часть заработанных мною денег исчезает в руках мужчины.

Ненавижу.

Рядом появляется знакомый молодой парень.

— Идемте, мисс Росс.

Едва могу пересилить желание запустить в него пятью сиклями. Но вспоминаю, что мне нужны деньги. Любые. В любых количествах. Хотя сейчас и август, все равно середина апреля, когда надо будет возвращать долг, прилетит быстро.

Следую за провожатым. Он приводит меня к выходу. Рядом с дверью на полу беззвучно заливается Том.

Хватаю ребенка в охапку, пытаюсь понять, почему он не издает ни звука.

— Хорошего дня, мадам, — склоняет голову Вэнс, но я сосредоточена на ребенке. Трясу Тома, но тот по-прежнему кричит молча.

Мне страшно. Вдруг у него забилось горло, и он не может вдохнуть?

— Ах, да! — в голосе Вэнса проскальзывают те же самодовольные нотки, что и у Питера Вектора. — Фините!

Вздрагиваю и едва не роняю ребенка. Том делается внезапно очень громким.

— Это были Заглушающие Чары, — поясняет парень. — Если вы не знали…

Из здания Гильдии вылетаю, поклявшись больше никогда с ними не связываться.

* * *

В начале сентября вянет ботва у картошки, и я принимаюсь за сбор урожая. Мне удалось расчистить не очень большой участок, примерно соток пять, и картошки получается не очень много. У меня ведь растут еще и помидоры, и огурцы…

Жаль, что у меня не было семян из моего времени — тогда бы у меня был хороший урожай. А так… жалкие четыре мешка мелковатых клубней. Мешки, кстати, пришлось делать из старых штор, которые завалялись на чердаке. Мешки получились примерно такие, как и в моем времени — на пятьдесят килограммов.

Если экономить, то до Нового Года протянем.

Помидоры и огурцы лучше, конечно, засолить или замариновать. Но мне не в чем. Малосольные огурчики я делала в котелке, добавив туда листья смородины и хрена, которого, извините за тавтологию, было до хрена. Жаль, укроп на участке не рос.

Зато росла малина. Дикая, колючая и мелкая, но я собрала большую миску и накормила Тома. За что Том наградил меня на следующее утро видом своей мордахи, усыпанной диатезом.

Тьфу.

Хотя малина Тому понравилась. Как и мне — сладкая, вкусная.

А еще у Гонтов растут яблоки (кислые и невкусные, но на компот годятся), твердые, словно каменные, груши, тутовник и рябина. Рябину я буду собирать по зиме, когда стукнут морозы. А вот яблоки и груши никуда не денутся. Как и тутовник, который иногда называют шелковицей.

Гусениц, кстати, на тутовнике не было.

На следующий год можно кроликов завести…

Одергиваю себя и трясу головой, отгоняя мечты. Какие кролики, на следующий год выйдет Морфин Гонт, а мне с ним встречаться надо меньше всего. Я слабая женщина, если он захочет что-то мне сделать, то я вряд ли смогу защититься. Хорошо, что я не застала Марволо.

Мимоходом в деревне встречаю Тома Риддла-старшего… хотя нет — среднего, папашку моего Тома. Ну, что могу сказать. Красивый, да. Высокий, волосы темные, блестящие. Глаза то ли серые, то ли карие, но с ореховым оттенком. Черты лица четкие, но не тяжелые. На Коулсона в фильме не похож, как не похож и на племянника Файнса. Впрочем, в этой реальности на киногероев никто не похож. «Миссис Коул», которую в фильме показали, как старую женщину в тридцать восьмом году, сейчас молодая смешливая девчонка, то ли Сара, то ли Мэри — я так и не выучила. Но то, что она собиралась замуж за Тима Коула, я помню.

И я прекрасно понимаю Меропу, которая влюбилась в такого красавчика. Была бы я помоложе…

Том Риддл с интересом оглядывает и меня. Я понимаю его любопытство — живу в доме, в котором жила Меропа. Но интерес парня быстро проходит, и он отворачивается.

И ладно. Мне меньше всего надо, чтобы Том Риддл надоедал мне.

* * *

В конце октября становится заметно холоднее. Пару раз случаются заморозки. Приходится наведаться в Лондон и по случаю раздобыть детской одежды у какой-то церкви, вздумавшей сделать раздачу вещей бездомным. Том обзаводится штанишками, курточкой, шапочкой и парой рубашек. Обуви для него, к сожалению, не находится, но я беру еще плохонькое пальто, из которого шью чуни.

А двадцать второго октября мне приходит письмо. От Питера Вектора. Подавляю первое желание отправить свиток в камин, не читая. Но пересиливаю себя.

Разворачиваю пергаментный лист.

«Уважаемая мисс Росс!

Со всем тщанием рассмотрев ваш запрос о вступлении в Гильдию…»

Ого, он что, действительно воспринял мой вопрос всерьез? Похоже, что так. Кажется, я дядьку заинтересовала…

«…сообщаем, что видим возможным его удовлетворить…»

Чего?!

Значит, я смогу работать математиком (пусть здесь они и называются Арифмантами), и не платить чудовищный налог? Хотя сноб-Вектор не вызывает у меня никакого уважения, но деваться мне некуда. Или же я доживу до зимы, доем припасы, а потом… потом опять скитаться, ведь вернется Морфин. И неизвестно, какую работу я смогу найти. И смогу ли.

Черт, были бы у меня магические умения… ведь у всех приличных попаданцев умение колдовать появляется! Почему у меня не так? Я знаю парселтанг, да, палочка отзывается на мои прикосновения, но я, черт побери, не знаю ни одного нормального заклятья, ни одного рецепта! Да если бы я владела хотя бы основами! Да плевать мне на кредит — магией можно облегчить себе жизнь немеряно! Сорняки — магией, копать огород — магией, за кролями ухаживать — магией! Варить, убирать… и не приходилось бы мне валяться, аки дохлая свинья, каждый вечер! Чего стоят деревянное ведро с водой из колодца достать! А так бы Агуаменти — и счастье в жизни! Бог мой Дьявол, ну почему?!

«…собеседование с Главой Гильдии, мистером Питером Вектором, состоится двадцать второго октября в 12:00 РМ. Альберт Вэнс, секретарь Гильдии Арифмантов».

Двенадцать часов дня?

Гляжу в окно. Часов у меня нет, но явно, что уже позже.

Черт, черт, черт!!!

Хватаю недовольно вякнувшего Тома, впихиваю себя в ту самую зеленую мантию, которую надевала летом, когда выполняла заказ Вектора, поспешно кидаю летучий порох в камин и выкрикиваю «Косой Переулок!»

На этот раз вход в здание Гильдии никто не «сторожит», но спустя минуту после моего появления в холл выходит знакомый мне Альберт Вэнс.

— Мисс Росс, доброго дня. Пойдемте, Глава ждет вас.

Секретарь ведет меня на второй этаж, но не в тот кабинет, где я была, а в другой. Большой и светлый. Питер Вектор сидит за столом из темного дерева. При моем появлении он делает приглашающий жест рукой, указывая на стул, стоящий напротив.

Стаскиваю переноску и беру Тома в руки. Том кряхтит, хмурится.

Питер Вектор терпеливо ждет, пока я перехвачу ребенка и усядусь на оказавшийся жутко неудобным стул. Который вдобавок еще и шатается.

— Мисс Росс, — говорит мужчина, когда я наконец-то устраиваюсь, — рад, что вы все-таки решили прийти. Но перед тем, как вы подпишете контракт, я бы хотел задать вам несколько вопросов. Обычно мы проводим полноценное собеседование с кандидатами и проверяем их уровень знаний, но в вашем случае нас он не беспокоит.

— И что бы вы хотели узнать? — отбираю у Тома пергаментный лист, который он деловито стаскивает со стола Главы Гильдии и пытается разорвать.

— Как получилось, что вы не учились в магической школе?

Вопрос застигает меня врасплох. Я ведь так и не придумала основательную легенду, откуда я взялась. Но решаю сказать правду. Не всю, но часть.

— О том, что я маг, я узнала в декабре прошлого года, — говорю мрачно. — Когда на мое прикосновение отозвалась палочка одной умершей волшебницы.

Мой собеседник, кажется, ошарашен моим откровением.

— Как же так… и с вами никогда не происходило ничего странного?

— Нет, — хмурюсь еще больше. — И да, я раньше слышала о магическом мире, даже знала, где находится вход в него в Лондоне… и все. Ну, так, слухи. Раньше я считала подобную информацию сказкой, но потом… потом, когда простая деревяшка в моих руках оказалась не просто палкой, а чем-то большим… Я пошла проверять. И нашла «Дырявый Котел» в месте, где раньше не было ничего.

Питер Вектор кивает.

— Да, я понимаю. Ну что ж, это объясняет, почему вы не владеете магией. Ваш случай уникален… И то, как и почему вы получили образование в маггловском университете, тоже понятно. Хорошо. В общем, мисс Росс, в нашей Гильдии вы можете получить сразу ранг Подмастерья. Соответственно, вам не придется терять несколько лет, прежде чем получить право на выполнение оплачиваемых заказов. Вам требуется уплатить лишь вступительный взнос и получить кольцо.

— Кольцо? — недоумеваю.

— Да, кольцо. В смысле — гильдейский Знак. Примерно такой, — Питер Вектор демонстрирует массивный серебряный перстень с черным камнем.

Так… Кстати, он ведь говорил что-то о вступительном взносе…

— А каков вступительный взнос? — интересуюсь.

— Две тысячи галеонов.

Чего?! Да у меня в жизни таких денег нет. И не было.

— Впрочем, с учетом вашего бедственного положения… Вы можете выплатить его в рассрочку, в течение года. Вас устраивает?

Две тысячи галеонов за год? Если он будет платить мне по три галеона за заказ, с пятидесятипроцентным налогом, то я за год ежедневного просиживания над бумагами заработаю полтора на триста шестьдесят пять… максимум пятьсот.

— Простите, сэр, у меня нет таких денег, — пожимаю плечами. — И вряд ли за год я заработаю две тысячи.

— Заработаете, — Питер Вектор улыбается, но на этот раз его улыбка просто снисходительная, без презрения. — Возможно, больше. Члены Гильдии платят в казну не половину, а одну десятую. Плюс будут более оплачиваемые заказы.

Хм.

— Хорошо, — вздыхаю. — Принимайте меня в свою Гильдию.

— Отлично, — Питер Вектор лезет куда-то в ящик стола и достает шар, похожий на тот, на котором я давала клятву гоблинам. Том тянет к нему руки, но я убираю его пальчики в горсть левой руки. — Стандартный договор, — говорит он в шар. — Убрать сроки обучения. Ввести пункт о присвоении звания Подмастерья по заключению договора. Ввести оплату вступительного взноса в течение года частями. И скажите ваше полное имя, — это он уже мне.

— Элина Владимировна Росс, — тщательно выговаривая «Элина», говорю в любезно подвинутый шар.

— Замечательно. Приложите руку.

Кладу ладонь на шар и получаю болезненный укол. Ойкаю, отдергиваю руку и вижу, как по шару стекает кровавая струйка.

— Не беспокойтесь, это стандартный договор, — успокаивает меня Глава Гильдии. — Теперь я. Договор заключен бессрочно, с правом расторжения. Глава Гильдии Арифмантов Питер Викториус Вектор.

Шар вспыхивает и гаснет. Том радостно взвизгивает.

— Ну вот, поздравляю, мисс Росс. И да, ваш Знак.

На стол ложится аккуратный серебряный перстень с ярким синим камнем.

Примериваю. Как раз.

— Кстати. Всем, получающим звание Подмастерья, Гильдия выплачивает вознаграждение. В вашем случае оно составляет двести девять галеонов, четырнадцать сиклей и двадцать три кната.

Моргаю, пытаясь понять, шутит ли Питер Вектор, и не окажется, ли, что мне, наоборот, придется платить эти двести девять галеонов, четырнадцать сиклей и двадцать три кната. Но нет, Питер Вектор придвигает ко мне увесистый мешок.

— Можете пересчитать, — видя мое смятение, говорит Глава Гильдии. — Но смею вас уверить, там все точно. Мы ведь Арифманты.

Краснею.

Теперь я смогу расплатиться с гоблинами!

— Вам помочь наложить «компакт»?

Что?

— Чары Облегчения и Уменьшения, — поясняет незнакомый термин мой собеседник. — Коротко — «компакт».

— Э… нет, я сама справлюсь, — выдыхаю с облегчением и взмахиваю палочкой. Мешок превращается в мешочек, который я прячу под мантию в карман штанов. Том пытается у меня мешочек отобрать, но я не даю.

— Хорошо, мисс Росс. Список заказов вам доступен внизу, на доске объявлений. Можете выбрать любой, который помечен синим. Белые не берите, они ученические, за них не платят. Красные тоже, это для Мастеров.

— Поняла, спасибо, — поднимаюсь со стула, мысленно вздыхая от облегчения. Этот стул — та еще пытка.

— И да, мисс Росс. В это здание вы можете входить в любое время дня и ночи, пользоваться любыми помещениями, кроме тех, где серые метки. Это мой личный кабинет, зал переговоров и занятые кабинеты. Если вы будете сами занимать какой-либо кабинет, на нем тоже появится отметка, и никто посторонний не войдет. Правда, не рекомендую злоупотреблять — пока вы не Мастер, дольше недели кабинет держать занятым не принято. Так же можете брать любые книги, которые найдете в библиотеке или вообще в здании.

Ого. Таких нюансов я не знала. Питер Вектор глядит на мою задумчивую рожу и вдруг хмыкает.

— Я попрошу Вэнса объяснить вам правила Гильдии — ваши права и обязанности.

— А написанных нет? — вытираю Тому рот уголком платка.

— Написанных — нет, — Глава Гильдии смотрит, как я вожусь с ребенком. — Никакая Гильдия не пишет своих правил. Только устная передача. Это традиция.

Вздыхаю.

— Удачи вам, мисс Росс.

— Спасибо, — киваю Вектору.

Перед выходом перевешиваю Тома опять за спину. Теперь в банк.

* * *

В банке прохожу к стойке, у которой мне оформляли кредит. Гоблин сразу меня узнает. Я, правда, понятия не имею, тот ли это гоблин или другой — они какие-то одинаковые.

— Мадам? Вы по поводу вашего кредита?

— Да, — киваю. — Я бы хотела его сегодня погасить.

— Погасить? — в глазах гоблина проскакивает странный огонек. — Мадам хочет выплатить сто шестьдесят галеонов?

Помнит меня, похоже.

Киваю снова.

— А так же заплатить за обслуживание кредита?

Так, стоп. Какое обслуживание кредита?

— Какое обслуживание? — настораживаюсь.

— Двадцать четыре галеона, мадам. По три галеона за месяц.

— Погодите, вы ничего не говорили об оплате за обслуживание… — пытаюсь возмутиться, но гоблин качает головой.

— Мадам, это стандартная оплата, все кредиты обслуживаются, значит, за это нужно платить.

Блин, блин, блин. Это сто восемьдесят четыре галеона…

— Хорошо, — цежу сквозь зубы. — Оплачу ваше обслуживание.

— А так же вы готовы оплатить досрочное погашение кредита?

— В смысле? Я же вам возвращаю сто шестьдесят, а не сто пятьдесят, вы сами говорили, что эти десять галеонов — за досрочное погашение…

— Это проценты, мадам. А плата за досрочное погашение составит пятнадцать галеонов.

Сто девяносто девять галеонов?!

— Что еще я должна оплатить? — сжимаю руки в кулаки. — Говорите уже сразу все платежи!

— Так… Если мадам согласна, то еще четырнадцать галеонов за открытие кредита в ночное время.

Э… это больше, чем у меня есть.

— У меня чуть меньше двухсот десяти галеонов, — признаюсь. — Не хватает.

— Тогда мы можем только пожелать мадам удачи в сборе средств. Но пусть мадам не переживает. Ведь у нее есть срок до тринадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать восьмого года.

— Тьфу, — произношу в сердцах.

Черт, я так и чуяла, что с кредитом не все ладно…

Выползаю из банка. На улице ветер треплет вывески.

И что мне делать? Остатки галеонов, что оставались с кредита, я разменяла на фунты. Из магических денег у меня только то, что дал Вектор.

Поправляю платок и шагаю к дому Гильдии.

* * *

Доска объявлений в Гильдии обнаруживается рядом со входом. Она представляет собой обычную деревянную доску, на которой навешены разноцветные пергаменты. Рядом с доской — знакомый мне Вэнс, перебирает те, что белого цвета.

Подхожу, присматриваюсь.

Синий листок.

«Высчитать требуемый объем зелий для разового приема ребенком, рожденным шестого ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года…»

Синий листок.

«Рассчитать вектор магического напряжения поля для Ритуала для женщины восьмидесяти девяти лет, коэффициент 9,3…»

Синий листок.

«Подобрать коэффициенты для Ритуала…»

— Это для Подмастерьев, — выводит меня из задумчивости голос Вэнса. — Ученические — белые.

— Знаю, — бурчу. — Мне синие и надо.

Вэнс косится на мой перстень. Поворачиваю руку так, чтобы было видно. Парень вглядывается в камень, который неизменно синего цвета, и замирает. На лице проступает недоумение.

— Эм… — произносит он, когда приходит к какому-то выводу в своей голове. — Я Альберт Вэнс, Ученик. Прошу прощения, не заметил.

— Ничего страшного, — наконец-то нахожу более-менее понятный заказ — расчет положения планет в точный момент времени. Стоимость указана в пятнадцать галеонов. Вот его и возьму. Хотя планет надо посчитать сорок четыре, с астероидами, но опыт уже какой-никакой есть. Да и на время исполнения — почти неделя.

Если собрать те деньги, что мне дал Питер Вектор, и эти пятнадцать галеонов…

— Мисс Росс, уже присматриваетесь к заданиям? — над ухом раздается голос Питера Вектора.

— Да, — киваю, прячу листок в карман мантии.

— Обычно Подмастерья неделю не появляются после получения денег, — хмыкает Глава Гильдии. — Раздают долги, покупают подарки. Празднуют, наконец.

— А мне не хватило на погашение долга, — пожимаю плечами. — Вот, выполню заказ, рассчитаюсь.

— Двухсот галеонов? Вы словно у гоблинов магию заложили… — фыркает Питер Вектор и осекается, глядя в мое стремительно пунцовеющее лицо. — Вы что, серьезно?!

Закусываю до боли губу. Похоже, я сделала что-то… нехорошее.

— Росс… Мерлин великий… Мордред, вы же магглорожденный неуч… — Вектор закатывает глаза в каком-то отчаянии. — Что же вы наделали…

— А что я наделала? — смотрю со злостью. — Думаете, у меня был выбор? Когда на улице собачий холод, а на груди плачет вот это существо, которому два месяца от роду? Когда все встречные шлют лесом? Когда из всей магии я могу только тыкать палкой во все стороны, не зная, к какому результату это приведет — то ли взрыву, то ли потокам воды, то ли пожару?!

Моя гневная отповедь, похоже, приводит Вектора в чувство.

— Так, мисс Росс. Идемте в ваш банк.

— Да я как-нибудь сама справлюсь, — повожу плечами. — Выполню ваш заказ и оплачу долг.

— Не оплатите, — с какой-то грустью и жалостью говорит Вектор. — Вам будут придумывать дополнительные платежи, а иначе не будут гасить кредит. Сколько бы вы не принесли сегодня, двести, пятьсот, пять тысяч — гоблины, видя вашу готовность выплатить долг, стали бы называть вам еще и еще, за что нужно им заплатить. А по окончанию срока вы умрете.

Холод окатывает меня с ног до головы. Черт, я ведь чувствовала… Бесплатный сыр бывает только в мышеловке…

— Я закладывала магию, а не жизнь, — возражаю непослушными губами.

— Так магия любого волшебника — его жизнь. Если бы вы «заложили жизнь», то вас бы забрали в подземелья лет на пять-десять, пока бы вы не умерли, сразу по получении кредита. Ну, дали бы пару дней побыть на свободе. Это ведь не люди, у них своя логика, свои правила!

— И что же мне делать? — приваливаюсь плечом к стене. Ноги почти не держат.

— Вы — член моей Гильдии, мисс Росс, — прищуривается Питер Вектор. — Идемте. Я помогу вам.

Киваю, ощущая ползущий по спине ужас… Что же я наделала… и что мне теперь делать?

Питер Вектор щелкает пальцами, и рядом оказывается знакомая мне домовичка.

— Маличка, пригляди за мальчиком.

Ага, а потом счет выкатит…

Сжимаю Тома, не решаясь отдать ребенка эльфу.

Питер Вектор видит мое лицо и машет рукой.

— Мисс Росс. Вы член Гильдии. Теперь это бесплатно.

Мнусь еще пару минут, но сдаюсь. Тем более Маличка корчит Тому упоительную рожицу, от чего Том заливается смехом и тянет к ней руки.

— Идемте, мисс Росс, — Питер Вектор выходит из дверей.

Семеню следом.

Мое вторичное появление в банке вызывает у гоблина ехидную усмешку. Но когда он замечает идущего рядом со мной Питера Вектора, то усмешка на секунду оборачивается оскалом. Но потом гоблин прищуривается, смотря на нас с подозрением.

Подходим к стойке.

— Сколько вам сказали отдать, когда вы брали кредит? — спрашивает у меня Питер Вектор вместо того, чтобы поздороваться с гоблином. Гоблин, впрочем, тоже не здоровается.

— Сто шестьдесят галеонов.

— А досрочное погашение? У вас сегодня ведь досрочное погашение?

— Это с досрочным. А так — сто пятьдесят, — поясняю Главе Гильдии.

— Отдайте ему.

Гоблин молчит, лишь сверлит глазами, как я увеличиваю мешочек и достаю требуемую сумму.

— Шар, — коротко командует Вектор.

На стойке появляется шар. Кладу на него ладонь без подсказки.

Вектор смотрит на гоблина. Гоблин дуется, но произносит:

— Долг выплачен.

— Теперь вы, Росс. Скажите то же самое.

— Долг выплачен, — послушно повторяю за гоблином.

Шар вспыхивает.

— Идемте, — это Питер Вектор уже мне.

Иду прочь из банка.

— Надеюсь, у вас не будет больше сюрпризов, — вздыхает Вектор на улице и смотрит на меня таким взглядом, что я ощущаю себя провинившейся школьницей.

— Не знаю, — признаюсь спустя полминуты.

— Вы, магглорожденные, похожи на слепых кутят, — в руках у Главы Гильдии появляется портсигар с маггловскими папиросами. Он достает одну и прикуривает от кончика палочки. Палочка, кстати, у него прямая и без украшений — чисто школьная указка. — Вы не умеете заключать контракты, пользоваться банком. Не знаете, что вам позволено, а что нет. Чего опасаться, а что безопасно. Особенно вы, Росс. Вы даже в школе не учились. Поди, у вас и знакомых магов не имеется?

Молчу. Ответа не требуется.

— Вас облапошить — раз плюнуть. Вы даже не поймете, что вас обманули. А если и поймете… не будете знать, что с этим делать. Вы ребенка регистрировали? В Род вводили? Где его амулеты? Какая на нем защита? Где ваши амулеты? Ваша защита?

Сглатываю.

— Мерлин, Росс… — Питер Вектор щелчком отбрасывает окурок, который тут же исчезает в воздухе. — Я не выпущу вас из здания Гильдии, пока вы не будете знать основных жизненных правил.

И зачем ему это?

— И почему вы так вдруг со мной возитесь? — спрашиваю с подозрением.

Вектор одаряет меня задумчивым взглядом.

— Почему… Знаете, мисс Росс. Вы не маленькая девочка, вам лет уже много. Скажу честно. Чтобы выучить средненького Арифманта, требуется четыре года после седьмого курса Хогвартса или пять лет после пятого. И то это минимум. Обычно в Учениках ходят лет семь, если не десять. Вы же вполне справились с заданием Подмастерья за два дня. Это уровень Мастера. Мастеров у нас в Британии едва ли сто человек на три сотни тысяч магического населения. Магистров — всего двадцать шесть, включая меня. Мало кто хочет так долго учиться. Артефакторы начинают зарабатывать уже спустя три года. Зельевары и того меньше. Да и способности к Арифмантике есть не у всех.

— Маггловские университеты неплохо учат математике… то есть Арифмантике, — возражаю.

— Учат. Но вы — единственный маг, окончивший маггловское высшее учебное заведение. Особенно такое, хотя вы и женщина. Не представляю, конечно, как у вас это получилось — может быть, у магглов в России женщины и могут учиться в университетах. Знаете, почему маги не поступают в маггловские университеты? Потому что не могут. У них нет документов средней школы — аттестат Хогвартса, знаете ли, для магглов пустая бумажка. Не только из-за специальных чар, но и сам по себе. К тому же необходим набор базовых маггловских знаний, которых магам не дают. Маггловский учебник для мага — чушь полнейшая. Как и наоборот, кстати. Чтобы поступить в маггловский университет, маг должен несколько лет проучиться в маггловской школе, тогда он будет пригоден для него. Итак, смотрите. Семь лет маггловской школы. Четыре — маггловского университета. Итого — одиннадцать. Это раз. Во-вторых, вы знаете, как на магглов смотрят маги. Даже если это магглорожденный, после магической школы он никогда не захочет возвращаться в маггловский мир, тем более, на одиннадцать лет. Мало кто понимает, что у магглов есть, чему поучиться. Отвечая на ваш вопрос — вы слишком хороший Арифмант, чтобы я мог упустить вас. И нет, не расслабляйтесь. Я собираюсь воспользоваться вашими способностями по полной.

— И ваш первый заказ мне наглядно это продемонстрировал, — ворчу.

Питер Вектор усмехается.

— Мисс Росс. Знаете, среди магов магглорожденные составляют семь процентов. Но именно эти семь процентов доставляют головной боли всей магической общественности, считая магов отсталыми и недалекими, потому что мы пишем на пергаменте и носим длинные мантии. Сколько я перевидал школьников, заявляющихся ко мне в Гильдию и с гордым видом демонстрирующих те самые таблицы логарифмов, с которых вы начали. Некоторые даже переписать не утруждались — так и притаскивали со штампом Национальной Библиотеки. Мне приносили огромное количество маггловских книг, о которых мы знаем. И аналоги которых существуют в Гильдии уже давно. Но мало принести учебник. Когда я просил их решить простенькое квадратное уравнение, они впадали в ступор. Когда я предлагал им систему из трех линейных уравнений с тремя же неизвестными, они бежали так, что пятки сверкали. Именно поэтому Флориш получил от меня отповедь в письме, и именно поэтому я с таким недоверием отнесся к вашим умениям. Но вы показали, что считать вы умеете, и не на детском уровне. Умеете пользоваться формулами, умеете искать данные в таблицах. Умеете применять Арифмантику в смежной области. И да, я не смог сдержаться, чтобы привлечь вас в Гильдию, пусть и таким… жестким способом. Но если бы я знал, что у вас настолько бедственная ситуация, что вы заложили магию… Честно, мисс Росс. Я бы никогда не вел себя подобным образом. Я прошу у вас прощения.

Слегка оттаиваю.

— В общем, мисс Росс, я постараюсь помочь вам войти в магический мир. Так, чтобы вы не вляпались в очередную лужу, подобную гоблинскому кредиту.

— Спасибо, мистер Вектор, — говорю искренне.

* * *

Вечером решаюсь отпраздновать. Я выплатила долг и даже избежала ловушки, которую мне приготовили гоблины. Можно сказать, второй раз родилась.

Готовлю тушеного кролика в сметане с картофелем, компот из яблок. На столе есть даже парочка пирожных, купленных в Лондоне. Тому делаю молочный коктейль, который приводит его в восторг.

А выпив положенные полкружки, Том заявляет мне:

— Сё.

Хлопаю глазами.

— Исё, — терпеливо повторяет он, видя, что я не реагирую.

«Еще»? Ого, похоже, мой ребенок сказал первое слово. Хотя… Ему почти десять месяцев.

Забавно. У детей обычно первые слова «мама», «папа» там… Но чему я удивляюсь? Том чаще всего слышит именно «еще», когда я кормлю его. Я всегда боюсь, что он мало съел, и постоянно спрашиваю: «Еще?» Том, видимо, запомнил.

И ничего странного, что Том не называет меня мамой. Я сама-то себя в общении с ним не называю себя мамой. Говорю просто «мы»… «Мы покушаем, а что мы будем делать…» Хотя иногда я называю себя по имени, «Лина». Так удобнее говорить. Не люблю «Эля» там или это же английское «Илина»…

Считается, что первое слово ребенка определяет его жизнь. Тот Волдеморт, которого описала Роулинг, всю жизнь к чему-то стремился, чего-то хотел, чего-то пытался достичь. Ему никогда не было достаточно. А Том — это будущий Волдеморт. Хотя насколько из него будет Волдеморт, я не знаю. Все зависит от меня. Но пытливый и вечно жаждущий ум у Тома с рождения.

И да, Том умудрился сказать слово «еще» по-русски. А как иначе, ежели я с ним по-русски разговариваю?

* * *

На следующее утро я являюсь в Гильдию Арифмантов. Меня встречает Вэнс.

— Доброе утро, мадам. Глава велел, чтобы я ввел вас в курс дела… В смысле, объяснил правила Гильдии. И ваши права и обязанности.

— Спасибо, Вэнс, — благодарю секретаря.

Рядом возникает Маличка.

— Хозяин велел Маличке присмотреть за молодым мистером, — сообщает мне зверушка. — Мадам член Гильдии, поэтому хозяин велел сообщить, что платить за присмотр не придется.

Фыркаю. Вектор, похоже, будет мне напоминать так каждый раз. Киваю, отдаю Маличке радостно пискнувшего Тома.

Вэнс ведет меня в незнакомый мне кабинет.

— Присаживайтесь, мадам. Итак, начнем…

Вэнс говорит долго. Я задаю ему вопросы, на которые он терпеливо отвечает, даже на идиотские.

Гильдия, как оказывается, штука интересная. Во-первых, я должна буду отдавать десять процентов от любых заказов, взятых через Гильдию, и двенадцать — если беру самостоятельно. Но ничто не мешает делать цену чуть больше, чем в Гильдии, чтобы оставаться в плюсе. Но и слишком маленькую цену я ставить не могу — есть так называемый «неснижаемый» минимум.

Вступление в Гильдию, как говорил Вектор, две тысячи галеонов. Но ученики, мало того, что выполняют заказы бесплатно, еще платят в год за обучение тоже две тысячи галеонов. Подмастерья ничего не платят за обучение, могут выполнять платные заказы. Подмастерьем любой Арифмант обязан проходить не менее трех лет, прежде чем совет из семи Мастеров должен согласиться единогласно, что Арифмант достоин. Или же три Магистра. Звание Магистра получить сложнее. Помимо того, что Мастер обязан преподавать Ученикам, он должен еще раз в пять лет подтверждать свое звание, публикуя в «Вестнике Магической Науки» какое-либо исследование. И только, если три Магистра вместе с Главой Гильдии признают, что публикации на должном уровне, они могут предложить кандидату сделать Магистерское исследование. Ну, и Магистры платят двадцатую часть за заказы, плюс получают повышенную плату за проведение занятий — лекций или практических. Но проводят они их редко, обычно это событие, и на лекцию Магистра собирается много народу, в том числе и Мастера не гнушаются прийти.

Для Учеников в Гильдии проводятся лекции, практические занятия. Подмастерья же закрепляются за каким-либо Мастером, который курирует выполнение их работ, проводит индивидуальные занятия, отвечает на возникающие вопросы и поясняет непонятные темы.

Что дает членство в Гильдии. Гильдия может дать беспроцентный кредит, если кто-то из гильдейских в этом нуждается. Гильдия гарантирует получение заказа, то есть работы и, соответственно, оплаты. Если член Гильдии оказывается в сложном положении, то Гильдия помогает по мере сил и возможностей — даже адвоката нанять может. Но опять же — все это член Гильдии обязан отработать. Так же член Гильдии может приходить в здание Гильдии в любое время дня и ночи, пользоваться любыми книгами и пустыми кабинетами, за исключением кабинета Главы. Может даже какое-то время занимать гостевые комнаты.

— Все ясно, спасибо, — говорю Вэнсу, когда тот заканчивает, слегка охрипнув. Он даже наколдовывает стакан и наполняет его Агуаменти. С завистью гляжу на действия Вэнса. А он все это проделывает между прочим, естественно, не задумываясь. Как любой маггл налил бы воды из графина. Рано или поздно я тоже должна этому научиться.

— Глава хотел с вами поговорить после того, как мы закончим, — сообщает мне Вэнс. — Он у себя в кабинете. Ну, там, где вы были вчера.

Вэнс, однако, меня не провожает, лишь поводит рукой в сторону двери. Как понимаю, я теперь имею право по дому Гильдии ходить без сопровождающих. Это радует.

При моем появлении Вектор откладывает в сторону какой-то журнал.

— Добрый день, мисс Росс. Рад вас видеть.

— Взаимно, — отвечаю Главе Гильдии.

— Вэнс рассказал вам о Гильдии?

— Да, благодарю.

— Хорошо. Я раздумывал о вашей ситуации и решил вот что. Первое, чем мы займемся — это ваша защита и регистрация в Министерстве. Вас и вашего сына. Я, к сожалению, не очень хорошо работаю с проклятиями, поэтому определить наличие всех или, тем более, снять не в силах. Поэтому мы сперва с вами на регистрацию в Министерство, а затем с вашим сыном в Мунго.

— Что за регистрация? — хмурюсь.

— Вы должны заявить в Министерство о вашем прибытии. Регистрируются все иностранцы и дети. Детей в Британии обычно регистрируют через школу в одиннадцать лет, когда они поступают на первый курс. Затем вам необходимо провести Ритуал Родителя. Это простая формальность — небольшой семейный обряд в ближайший подходящий день. Как его проводить, я вам расскажу. Как раз Самайн через неделю.

И как я это буду делать? Том мне не родной ведь.

Питер Вектор видит мое замешательство и настораживается.

— Что на этот раз?

Сбивчиво рассказываю, как мне достался Том.

Мой собеседник долго молчит, затем обессилено протирает лицо руками.

— Не родной сын, значит. И Гонт. Мисс Росс, я же спрашивал, какие еще сюрпризы меня ожидают… Мерлин, что там у вас есть дополнительно? О чем вы умолчали?

Решаюсь признаться, что владею парселтангом.

— Не легче, — хмурится Глава Гильдии. — Значит, вы не просто магглорожденная, а, скорее всего, потомок либо сквибов, либо просто кто-то из ваших дедов-магов сделал бастарда. И очень большая вероятность, что это был тот же Гонт. И очень вероятно, что не очень в далеком поколении. Вам бы с Гонтами связаться, посмотреть их гобелен.

— Нет у них гобелена, — бурчу. — В их доме даже полы сгнили. Репаро замучилась накладывать.

Питер Вектор вопросительно поднимает бровь. Рассказываю, что живу в доме Гонтов.

— Да… неприятные новости о Гонтах. Впрочем, все к тому и шло. Возможно, малыш сможет восстановить былое величие Рода. Но… время покажет, впрочем. Тогда делаем так. Вначале — в Гильдию Зельеваров, пройдете проверку крови. Если вы родственники, зелье покажет. Если нет, то тоже. Но нам нужно их официальное заключение. Берем у них его и идем в Министерство. Регистрируетесь в Министерстве, оформляете ребенка на себя. С кровным родством это проще, без кровного — чуть сложнее, но я поспособствую, выступлю поручителем. Усыновить вам не получится, но опека будет у вас, а не у Хогвартса. Все дети-сироты без опекунов автоматически считаются опекаемыми Хогвартсом. Правда, опять же, после одиннадцати. Думаю, ничего хорошего, если судьбой вашего мальчика будет вдруг распоряжаться чужой человек через десять лет. Потом — в Гильдию Ритуалистов, закажем Ритуал на Самайн. Этот Ритуал — аналог того семейного. Но если мать с отцом или просто кровный родственник может проделать это самостоятельно и крайне просто, то в вашем случае придется обратиться к Ритуалистам.

— Что он дает? — интересуюсь.

— Магическая связь вас и дитя. Ваша магия будет поддерживать и защищать малыша. У ребенка лучше сформируются магические потоки и магическое ядро. Можно, конечно, и без него, но ребенка без защиты оставлять… негоже. Далее. Идем в Мунго, обследуем вас обоих. Даже я вижу на вас и ребенке пару чужих сглазов. И покупаем амулеты. Или даже заказываем у Артефакторов. Вам и ребенку.

— И во сколько мне это обойдется? — прищуриваюсь.

— Не знаю. Приблизительно… Зельевары — три сотни, Ритуалисты — еще полторы, обследование в Мунго, потом Артефакторы… А вот с Мунго и Артефакторами не знаю, от десяти галеонов до пяти сотен, в зависимости, что на вас налеплено.

— Бл…! — не могу сдержать эмоций.

— Что ж поделать, Росс, — философски замечает Вектор. — Но жизнь — дороже. Это надо сделать. Необходимый минимум. Добро пожаловать в мир магии.

Хмурюсь.

— Гильдия не настаивает на немедленном возвращении долга. Думаю, вы сможете рассчитаться со временем. После окончания выплаты взноса.

— А если не смогу? — прищуриваюсь.

— Временных рамок Гильдия ставить не будет. Поэтому сможете.

Хм. Беспроцентный и бессрочный кредит? Почему бы и нет?

Киваю.

— Хорошо, сэр.

— Просто Вектор, — кивает Глава Гильдии.

Видимо, мне придется соглашаться, чтобы быть Росс. Надо и мне привыкать, что здесь фамилия используется при обращении вместо имени достаточно часто.

С Гильдией Зельеваров договаривается Вектор. Он долго беседует с зеленым пламенем в камине, пока я стою, держа на руках Тома. Том с интересом изучает мои волосы, пробует их на вкус.

— Хорошо. Идемте, Росс, — Вектор отходит от камина. — Адрес — «Гильдия Зельеваров».

Кидаю дымолетный порошок в камин.

И-йе… Поехали.

Вываливаюсь из камина и едва не падаю, но меня придерживает за локоть чужая рука. Распрямляюсь. Том хнычет. Ему не нравится путешествовать камином.

Оглядываю помогшего мне мага.

Высокий, худой, с острым, выделяющимся на лице носом. Кожа желтоватая, словно ее обладатель чем-то болен. Пальцы длинные, костлявые. Черные волосы собраны сзади в лоснящийся хвост.

— Герберт Принц, мадам, — отрекомендовывается мне маг. — Мастер Зелий.

Э… Это что, предок Северуса Снейпа?! Похоже, что так. Разве что волосы — роскошны. Да и не замызган он, как представила Ро Снейпа… Ладно. Все равно сейчас даже Эйлин Принц не родилась.

— Элина Росс, — представляюсь в ответ. Герберт Принц переводит взгляд на ребенка.

— А вы у нас кто, молодой человек?

Том прищуривается, не зная, как смотреть на зельевара — то ли как на врага, то ли как на друга…

— А это Томми, — представляю малыша Герберту Принцу. Герберт Принц отвешивает ребенку легкий поклон.

— Приятно познакомиться, сэр.

Улыбаюсь.

Камин позади меня вспыхивает, и из него шагает Питер Вектор.

— Хорошо. Герби, начнем?

— Да, Пит. Вот.

На столе стоит вереница пузырьков.

— Процедура, мадам, проста, — поясняет мне Принц. — Немного вашей крови, вас и ребенка. Затем мы поочередно капаем кровь в каждую из пробирок и смотрим, какой цвет она приобретает. Справа налево. Справа — самые простые зелья Родства, они укажут, есть ли у вас Родство, и по какой линии. Более чувствительные зелья раскроют полноту картины — покажут поколение, более четко выведут ветвь. Например, прадед — это не только отец отца отца, но и отец отца матери, отец матери отца и отец матери матери.

— Хорошо, — киваю. Интересно, никогда не думала, что так можно.

— Так как ваш ребенок достаточно мал, то перед взятием крови я дам ему выпить немного Кроветворного Зелья, чтобы не было проблем с получением нужного количества.

Кроветворное Зелье по запаху похоже на бульон. Наваристый, душистый. По цвету, правда, оно темно-красное, словно кровь, и такое же густое. Принц дает Тому взглянуть на длинную тонкую пробирку, очень похожую на маггловскую, а затем единым махом вливает в него Зелье и тут же зажимает ему нос. Том квакает от неожиданности, но Зелье уже проваливается куда-то в его желудок. Том обиженно смотрит на Герберта Принца, а потом заходится в плаче.

— Извините, мадам, если вышло немного грубо, — зельевар кладет на стол пробирку, — детей такого возраста очень сложно уговорить выпить противную микстуру. Поэтому приходится действовать именно так.

А потом в самую правую пробирку падают две первые капли крови — моя и Тома.

— Родство есть, однозначно, — довольно кивает Герберт Принц, глядя в пробирку, содержимое которой из кристально прозрачного стало мутно-синим. — Ориентировочно — довольно близкое.

Э?

— С вас еще немного крови, — продолжает зельевар, неизвестно почему с довольным видом. — Пойдем дальше…

— А если бы не было? — задаю идиотский вопрос.

— Ну… если бы пробирка покраснела, то, увы, мы бы на этом и закончили. Я бы выдал вам официальное заключение, и мы бы распрощались.

Кхм. Да, действительно.

— Хотя, если копнуть глубже, все люди родственники в десятом-двадцатом поколении, — Герберт Принц отставляет использованную пробирку. — Можно и такую связь установить, но это никогда не требуется. Нет, если вдруг понадобится… Но это надо к Магистрам обращаться, я уже всех нужных зелий не сварю.

По второй пробирке Принц подтверждает, что мы действительно близкие родственники, второе-третье поколение. Еще пробирка выдает результат — я, очень вероятно, тетя Тома. Четвертая пробирка это подтверждение однозначно утверждает.

Офигеваю.

В конце всего процесса, залив кровью еще девять пробирок, Герберт Принц удовлетворенно кивает.

— Итак. Официально заявляю, что мадам Росс является кровным родственником ребенка по имени Томми. Связь на уровне общего предка, являющегося отцом мадам Росс и отцом матери Томми. Мать мадам Росс не имеет родственной связи с матерью матери Томми.

Что?! А по-человечески?

— Вы знаете своего отца, мадам? — приподнимает бровь зельевар.

— Э… вообще-то, да, — теряюсь. — Но я точно знаю, что он не родственник Томми…

— Хм. Мадам, я не знаю, насколько для вас это радостная весть или печальная, поэтому не могу поздравить или посочувствовать. Если говорить по-простому, то у деда этого прекрасного мальчугана была встреча с вашей матерью, после чего родились вы, и встреча с еще одной женщиной, после чего родилась еще одна девочка. Эта девочка — мама вашего Томми. Я не знаю, кто из вас старше, поэтому порядок встреч мне неизвестен.

Э?

— Герби, выдай нам полное официальное заключение, — помогает мне Питер Вектор.

— Хорошо, минутку, — деловито говорит зельевар, выуживая с какой-то полки чистый пергамент, пока я в растерянности хлопаю глазами.

Несмело гляжу на Питера Вектора, на что тот ободряюще кивает и поясняет.

— Сейчас Герби нарисует схему родства, начиная от вашего общего предка, но вместо имен поставит капли крови — вас и Тома — и подтвердит своей подписью. С этим заключением пойдем в Министерство.

Взяв у нас кровь последний раз, Герберт Принц капает ее на пергамент, а затем накладывает неизвестные чары и протягивает мне.

Рассматриваю.

Схема до удивления примитивна. Вверху стоит слово «мужчина», от которого влево и вправо идут две черточки к словам «женщина» и «женщина». Видимо, подразумевающие мою мать и мать Меропы Гонт. От левой черточки вниз идет тоже линия, на конце которой красуется разляпистая кровяная клякса — моя, похоже. От правой вниз идет небольшая ветка — Меропа и Том Риддл-старший обозначены словами «женщина» и «мужчина», от соединяющей их линии исходит еще одна, заканчивающаяся кляксой с кровью Тома.

— Наше заключение не содержит имен, — поясняет зельевар, глядя на мое непонимание. — Мы не опираемся на имена — имя легко поменять. К тому же встречаются люди, чьи имена вообще совпадают. Кровь не лжет. Поэтому вместо ваших имен — ваша кровь. Если бы здесь присутствовал кто-то еще из ваших родственников, то вместо слов «мужчина» или «женщина» мы бы указали кровные сигнификаторы. В смысле, поставили такую же каплю крови.

Хитро.

— И не волнуйтесь, мадам, — успокаивает меня Герберт Принц. — Кровь на заключении нельзя использовать повторно.

Об этом я даже как-то не задумывалась.

— Хорошо, Герби, спасибо, — говорит Питер Вектор с улыбкой. — Выручил старика!

— В жизни не рассчитаешься, — бурчит зельевар, взмахом палочки уничтожая содержимое пробирок и остатки крови, но видно, что шутит. Мужчины смеются, а затем Питер Вектор кидает в камин порошок.

— Министерство Магии!

* * *

Я все еще пребываю в шоке от открывшейся связи. Это Питер Вектор и Герберт Принц не знают, что я вообще никак не могу быть тетей Волдеморту. Хотя бы потому, что я родилась в семьдесят седьмом. Тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. А на дворе — тысяча девятьсот двадцать седьмой. Моя мать даже не свет еще не появилась, не говоря о том, чтобы родить меня от Марволо Гонта, который, к слову, уже почил в бозе. И ее родители тоже еще в лучшем случае пускают слюни в пеленках.

Министерство действительно находится под землей. Но этого совершенно не чувствуется — вокруг много заколдованных окон, показывающих разные места. Лес, джунгли, Косой Переулок, океан…

В Министерстве возникает заминка. Из документов у меня лишь маггловское свидетельство о крещении Тома, даже не рождения, но в магическом мире оно лишь бумага с чернилами. Нет, лично я могу зарегистрироваться, назвавшись как угодно — хоть Табуреткой Стуловой, и Тома зарегистрировать хоть Диваном Стуловым, но при этом мы не можем заявлять о себе, как о родственниках любого живущего мага.

— У вас ведь есть живой родственник? — интересуется Питер Вектор, когда я кое-как «въезжаю» в ситуацию. — Или у вашего малыша?

— Да, Морфин Гонт. Только он в Азкабане. С учетом этого не думаю, что можно будет как-то подтвердить родство с ним…

— Почему? — Вектор приподнимает бровь, с любопытством глядя на меня. — Наоборот, будет проще. Он не сможет уклониться от проверки. Министерство заинтересовано в установлении родственников заключенных на случай возможных вопросов или претензий. Не очень приятно, знаете ли, когда общий родственник пожизненно сидит в Азкабане, а два магических Рода истребляют друг друга, не в состоянии выяснить, кто из них имеет больше прав на имущество. Поскольку все маги в той или иной степени родня, то в такую братоубийственную резню может быть вовлечены и другие семьи.

Да, это не наш мир. Пора привыкать, мадам Росс.

— Ясно, — произношу. — И как эту проверку сделать?

— Сейчас сделаем запрос.

Пока мы «делаем запрос», успеваем оббегать аж четыре этажа Министерства. Наконец из какого-то кабинета выходит чопорный клерк в серой мантии и велит нам явиться через два часа.

Питер Вектор взмахом палочки наколдовывает перед собой светящиеся цифры «02:12 РМ».

— О, мисс Росс. Кажется, мы пропустили обед. Предлагаю сходить перекусить, пока из Азкабана доставят кровь.

Так быстро? Я думала, они только примут у нас заявление…

— Уже сегодня доставят? — хлопаю глазами. — Так быстро?

— Почему быстро? — не понимает мой собеседник. — Аппарировать до Азкабана, забрать кровь и вернуться обратно — полчаса максимум. Ну, ладно, пусть час. Два часа — это долго.

— Я думала, вопрос будет решаться неделю или две, — признаюсь.

— Ну, у магглов, возможно, так и было бы. Ведь без магии до Азкабана добираться дня два, если не больше. Привыкайте, мисс Росс. Вы больше не ущербный маггл.

Поджимаю губы.

* * *

Вообще если говорить о транспортной системе магов, а, следовательно, и о расположении учреждений и жилья, то она сильно отличается от привычной маггловской. Хотя бы потому, что коммерческие пассажирские перевозки отсутствуют, как класс. Действительно, кому нужны самолеты, поезда повозки и прочая дребедень, если можно просто аппарировать, использовать портключ или переместиться через камин? Перевозка грузов тоже достаточно упрощена, ведь есть «компакт» и Чары Незримого Расширения Пространства. Поэтому самое большое поселение, где живут маги — около тысячи человек. И из них процентов двадцать — магглы. Часть из этих поселений — исторически сложившиеся в те времена, когда маги еще не знали аппарации и не была создана каминная сеть. Хогсмид — отдельное уникальное образование, основным источником дохода для его жителей является продажа товаров для учеников Хогвартса, которые не могут ни аппарировать из школы, ни пройти камином, ни воспользоваться портключом.

И нет никакой разницы, где живет приятель — через две улицы или на другом конце Британии — время на дорогу одно и то же.

Обедать мы отправляемся в Гильдию. Это удобней, чем сидеть в каком-нибудь кафе типа «Фортескью», где основным блюдом является мороженое. На серьезный обед там не приходится рассчитывать.

Кормит нас Маличка. И неплохо. Запеченная рыба, два салата, пудинг. Она же берет на себя заботу накормить Тома. В отличие от нас, Тому она дает паровую рыбу и морковно-яблочное пюре.

От обеда получаю настоящее удовольствие. Последние несколько месяцев мне не удавалось питаться разнообразно, как, впрочем, и Тому. Я старалась по мере сил, чтобы наше меню было сбалансировано, но разносолами баловать себя и Тома не могла.

— Вы ведь из простой семьи, — говорит Питер Вектор за обедом, — как же вам удалось оплатить образование в университете?

Эм. Вообще-то я прошла по конкурсу, но это было «в будущем». В Российской Империи было по-другому, и я не могу это не учитывать.

— Мой отец был из российских немцев, — отвечаю спустя некоторое время, придумав относительно правдоподобную ложь. — Ну, тот человек, которого я знала, как отца. Он посчитал, что его детям нужно выучиться. Было непросто, но наша семья справилась.

— У вас есть братья или сестры?

Брат… Который остался там, «в будущем».

— Брат, — вздыхаю. — Был.

— О… Простите, мисс Росс. Примите мои соболезнования.

Считать брата умершим или еще не родившимся? И можно ли этот вопрос вообще рассматривать с учетом моего крайне вероятного нахождения не в прошлом моей реальности, а как бы параллельной?

— Спасибо, мистер Вектор, — произношу тихо.

— Просто Вектор, — напоминает мне Глава Гильдии.

— Тогда я просто Росс, — позволяю себе слегка улыбнуться. Вектор серьезно кивает.

* * *

Смотрю на стоящий передо мной на столе в Министерском кабинете небольшой запечатанный пузырек с бордовой жидкостью. На пузырьке пергаментная наклейка «Морфин Гонт». Помимо меня, Тома и Вектора в кабинете еще четыре человека — уже встретившийся мне клерк, Герберт Принц и два незнакомых мне мага.

— Устанавливается процедура родства мисс Илины Росс и заключенного Азкабана Морфина Гонта, — скучающим голосом произносит один из магов в какой-то артефакт в форме стеклянного шарика, — присутствуют сотрудники Министерства Эндрю Боунс, Гланс Кэрри, Эндрю МакМиллан. Проверку выполняет Мастер Зелий Герберт Принц. Начало проверки — половина пятого после полудня. Проверка полная, с выдачей официального заключения.

Капля моей крови в первую пробирку. Капля крови из распечатанного пузырька. Еще одна. И еще одна.

— Итак, могу заключить, — суховато произносит Герберт Принц, — мисс Элина Росс является неполнородной сестрой Морфина Гонта по отцу.

Хех. Значит, Марволо мне вроде как в этой реальности отец? Как бы он отреагировал, если бы был жив?.. А кто моя мама тут? Было бы интересно.

На этот раз на выданном мной пергаменте проставлены имена. Марволо Гонта, Морфина Гонта и мое. Имена Меропы и Тома-старшего не указаны, но это и понятно — проверка шла через Морфина.

Герберт Принц собирает пробирки, под внимательными взглядами магов уничтожает содержимое и кровь. Один из сотрудников Министерства кивает зельевару, и тот, коротко поклонившись, уходит.

— Если можно, Гланс, сразу и зарегистрируй, — говорит Вектор.

— Без проблем, — отвечает тот, кого назвали Глансом, и лезет в шкаф за каким-то предметом.

А я все таращусь на пергамент.

— Мисс Росс, вы желаете оставить свою фамилию или взять фамилию подтвержденного отца? — перебивает мои мысли Гланс Кэрри.

Задумываюсь. С одной стороны, фамилия Гонт может отпугнуть сведущих магов. А с другой — именно как мисс Росс знает меня Дамблдор. А я буду работать в магическом мире и, очевидно, моя фамилия может всплыть где-нибудь — в разговоре, в документе, в слухах. Будет очень неприятно, если «добрый дядюшка Дамблдор», иначе «ДДД», соберет факты воедино. Он будет очень недоволен, что не есть хорошо — я даже первокурснику проиграю магическую дуэль. Да и имя… Почему бы не взять покороче? А то «Илина» в исполнении англичан меня уже бесит.

— Гонт, — отвечаю магу. — Лина Меропа Гонт.

В честь Меропы. Как ни крути, у меня до сих пор осталось ощущение, что именно Меропа передала мне свою магию. И ведь если не она, разве мне бы открылся магический мир? Пусть он был ко мне поначалу крайне неприветлив, но все равно, магия — это чудо. И палочка у меня… от нее.

— …Меропа Гонт, — довольно выписывает на пергаменте маг. — А ребенок?

— Том Марволо Риддл. Мой племянник, — кладу на стол маггловское свидетельство о крещении.

— …Марволо Риддл… Отлично. Теперь вашу палочку, мисс Гонт.

Протягиваю магу палочку, на что тот оторопело взирает.

— Нет-нет, — опоминается работник Министерства. — Просто прикоснитесь здесь.

Прикасаюсь к указанному артефакту. Артефакт — искусно вырезанная из яшмы горгулья со вставками из золота и серебра.

— Хорошо… Так, тис и перо гиппогрифа, двенадцать дюймов… Семейная?

— Можно и так сказать, — пожимаю плечами.

— Ага, то-то я вижу, что она вроде старая, а не была регистрирована. Ага, все… теперь она числится за вами.

Маг проделывает какие-то пассы своей палочкой и удовлетворенно кивает.

— Ну что ж, добро пожаловать в Британию, мисс Гонт. Поздравляю, что нашли родственников. Желаю вам удачи. И вам, молодой сэр, — работник Министерства улыбается Тому, на что тот хмурится.

Улыбаюсь тоже.

В Мунго из Министерства отправляемся опять камином. За весь день я уже успеваю наловчиться и не падать каждый раз, когда прибываю в конечную точку.

Оказываемся в широком холле. Вокруг суетятся целители в лимонно-желтых одеждах. Питер Вектор ведет меня к стойке, за которой сидит миловидная молодая девушка и что-то пишет. При нашем приближении она поднимает голову.

— Добрый день! — здоровается девушка и расплывается в улыбке, узнав. — О, мистер Вектор! Что привело вас в нашу скромную обитель?

— Добрый день, Лаура, — кивает ей Вектор. — Вот, на проклятия бы обследоваться, если можно.

— О… — Лаура переводит взгляд на меня и задумчиво кусает кончик пера. — Обоим? В смысле маме и ребенку?

— Да, милая, — кивает Вектор. — Сметвик занят?

— Доктор Сметвик сейчас на выезде, там роды сложные. Если я направлю к Роберту Помфри, вас устроит?

— Помфри? В принципе, не возражаю.

Родственник Поппи Помфри? Возможно. Предок какой-нибудь. Дядя, отец, дед…

Молчу, разглядывая светлые стены. Не особо отличается от нашей, маггловской поликлиники, разве что вместо белого — лимонно-желтый. И пахнет тут какими-то пряностями, а не хлоркой и спиртом. И грязи нет.

Робертом Помфри оказывается пожилой пухлый маг в круглых очках. Вектора он тоже знает и радостно приветствует. А потом переключается на нас.

— Так… Ну, я скажу, ничего непоправимого, — произносит доктор Помфри спустя десять минут сосредоточенных пассов палочкой над Томом. — Пара мимолетных сглазов, я их уже снял. Был бы с амулетом, самым простым, их бы не было. «Следилку» вы поставили, а про амулеты не вспомнили?

— «Следилку»? — настораживаюсь.

— Ну да. Следящее заклинание. Чтобы ребенок не потерялся.

— Я не ставила «следилку», — хмурюсь.

— Ну не вы, значит, кто-то другой из родни. А амулет не надели. Безответственно поступили…

Смотрю на Вектора. Тот, видимо, уже ориентируясь в моей ситуации, коротко говорит целителю:

— Это чужая «следилка», Бобби. Сними, если не трудно. Вообще все сними, тут все чужое.

— Чужое? — доктор Помфри чешет лоб кончиком палочки, затем опоминается и отдергивает руку. — Странно, кому понадобилось вешать «следилку» на чужого ребенка… Ее ж моментально снимут родители… Так. Ладно. Если все чужое… Держите крепче, сейчас плакать будет.

И правда, когда вокруг нас начинают вспыхивать огоньки, Том вдруг дергается и начинает оглушительно реветь.

— Неприятно, малыш, но потерпи… Все, закончил. Теперь он чист, аки новорожденный. Вас, мадам, тоже обследовать?

— Да, — киваю. — И… если что-то найдете, снимайте, оно тоже… чужое.

Помимо нескольких сглазов, Помфри обнаруживает на мне еще одну «следилку». И, когда он ее снимает, я прекрасно понимаю, что чувствовал Том — внутренности внезапно прыгают так, что к горлу подступает приступ тошноты. От неожиданности я икаю и зажимаю ладошкой рот, чтобы не вывалить содержимое желудка прямо тут.

— Да, взрослым это неприятнее… — бормочет целитель. — Еще страннее, кто будет детскую «следилку» на взрослого мага ставить… Ну все, мадам, вы теперь тоже у нас новорожденная. Теперь идите в лавку и купите амулеты. Себе и сыну. А то выйдете на улицу, и вас опять сглазят. Могут прямо у дверей. Вам это надо?

Качаю головой.

— Ну вот. А так у вас все хорошо. Магия чистая, ровная, неистребимых следов проклятий нет, ни на вас, ни на ребенке.

— Спасибо, доктор Помфри, — говорю целителю. — Вы очень помогли.

— Не стоит, это наша работа, — кивает мужчина. — Удачи вам, мадам. И вашему сыну.

* * *

Лавка амулетов похожа на сувенирный киоск, который почему-то стоит на месте аптечного.

Амулеты покупает Вектор. Мне он приобретает красивые серебряные серьги, небольшие, с зеленым камнем. Тому же надевает на шею небольшой кулон.

— Не снимать вообще никогда. Даже когда спать будете ложиться, — дает указание Вектор.

— А они не сломаются? — задаю вопрос и по взгляду продавца в лавке понимаю, что вопрос идиотский.

— Мадам, амулеты предназначены для постоянного, круглосуточного ношения. Разумеется, на них есть специальные чары, чтобы амулет не сломался, не потерялся, не слетел, не задушил своего владельца во время сна. Его можно только снять специально. Человеческими руками, и то свободно он поддастся только тому, на ком он висит. Если его будет снимать посторонний, то почувствует небольшое сопротивление.

Краснею.

— Чистить четыре раза в год, на равноденствия и солнцестояния.

— А чем? — спрашиваю опять, и снова получаю такой же взгляд.

— Магией, мадам, — спустя несколько секунд молчания отвечает продавец. — Существует специальное заклинание. Впрочем, вы можете не чистить сами, обратиться в нашу Гильдию. Почистим недорого.

Закусываю губы, ощущая, как полыхают уши.

— Спасибо, — благодарит продавца Вектор и утаскивает меня к камину.

Волочусь следом.

* * *

— Так, Гонт… вы ведь не против, если я буду называть вас по новому имени? — интересуется Вектор, когда мы перемещаемся в Гильдию, и, дождавшись моего согласного кивка, продолжает: — Все решилось наилучшим образом. Поздравляю, кстати, с обретением Рода. Пусть ваш брат и не образец для подражания, вы все же оказались крови древней фамилии. Я уверен, что Гонты в лице вас и вашего малыша вернутся в магический мир с блеском. К Ритуалистам идти нет смысла — вы с Томом родственники по крови, поэтому семейный обряд будет достаточно прост, ему научить смогу я. Не переживайте, его проводят все маги со своими детьми. Мои родители проводили его со мной, мы с женой проводили его со своими дочерьми… У меня их пять — Прима, Секунда, Терция, Кварта и Квинта.

«Первая, вторая, третья, четвертая, пятая», — мысленно перевожу на русский. В голове тут же всплывает одна из героинь книг — преподавательница Арифмантики по имени Септима Вектор. Эм, кажется, я знакома с ее будущим отцом. Впрочем, логично. Как еще могут звать подряд идущих дочерей Главы Гильдии Арифмантов? Могу, кстати, огорчить Вектора — впереди еще две дочери.

— Хорошо, Вектор, — соглашаюсь. — Если он несложен, проведу его сама.

— Договорились, — кивает Глава Гильдии.

* * *

Том уже давно спит у меня за спиной. Когда я наконец-то оказываюсь дома, выступив из зеленого пламени камина на знакомый мне неровный пол, Том даже не просыпается. Не просыпается он и тогда, когда я стаскиваю платок-переноску и укладываю малыша на диван. Том лишь шлепает губами и отворачивается.

Ну, спи. А я пообедать думаю.

На обед по-быстрому варю себе пару картофелин и закусываю салатом из помидоров и огурцов с собственного огорода.

Итак, что по итогам дня?

По итогам дня выходит следующее.

Первое — я, оказывается, в этой реальности родная сестричка Меропы. Может, поэтому меня притянуло к приюту? Может, кто-то из Богов решил поиграть со мной? Но зачем? Впрочем, думать об этом нет смысла — ответов все равно не будет. Но то, что я Гонт, все равно радует. Теперь мало кто свяжет магглу мисс Росс и Подмастерье Гильдии Арифмантов мисс Гонт.

Второе. Дамблдор… кто еще, кроме него? …навесил на меня и Тома «следилки». Как я поняла из реплик доктора, это простое заклинание для детей. ДДД думал, что я маггла, потому не увижу и не сниму его ни с себя, ни Тома. Впрочем, я бы и не сняла, если бы не Вектор. Я понятия не имею, как отреагирует Дамблдор, когда увидит, что заклинаний больше нет, и не узнал ли он еще об этом. В доме оставаться больше нельзя — нежданный и нежелательный гость может нагрянуть в любой момент, обновить «следилки»… и получить сюрприз в виде амулетной защиты. После этого у него могут оказаться ко мне вопросы, а отвечать на них мне противопоказано.

Вэнс говорил, что в Гильдии гостевые комнаты есть? Вот и воспользуемся.

Одежда. Два с половиной мешка картошки, помидоры, огурцы, морковь… Жаба берет надо мной власть и ультимативно приказывает забрать припасы. С «компактом» получается сумочка килограммов на десять.

Нехило.

Но все же это не триста кг, как было изначально.

* * *

У входа в Гильдию меня встречает неизменный Вэнс. Он сидит на кресле, обложенный бумажными листками.

— Мисс Росс? — вскидывает он голову, отрываясь от каких-то вычислений.

— Привет, Вэнс, — киваю парню. — Ты не мог бы показать мне, где здесь гостевые комнаты?

Вэнс вскакивает. Бумажки, кружась, падают на пол. Вэнс их лихорадочно собирает в кучу. Чего он так занервничал при моем появлении?

— Конечно, с радостью.

Гостевые комнаты по площади оказываются больше, чем две лачуги Гонтов, вместе взятые. Две больших комнаты — гостиная и спальня, кабинет, небольшая кухонька, санузел. Санузел смежный, но мне это не принципиально. Даже не сказала, что такое большое помещение может поместиться в такое маленькое здание Гильдии… Хотя, похоже, тут использовали Чары Расширения Пространства.

— Завтрак в семь, — говорит Вэнс. — Обед — в два, чай в полпятого, ужин в семь вечера. Можете заказать в комнаты, можете спуститься в столовую.

Ого, здесь еще и кормят?

— Питание — один галеон в неделю, — уточняет Вэнс, видя мое удивление. — Готовить, увы, самостоятельно не разрешается ничего, кроме чая. В целях безопасности.

Ясно.

Ванна вводит меня в ступор. Этакая мраморная чаша без отверстия слива.

— А как ею пользоваться? — спрашиваю Вэнса, на что тот смотрит на меня с удивлением.

— Как обычно, мадам. Наливаете воду, подогреваете, затем убираете.

— А как наливать? — ищу глазами краны, но их тоже нет.

— Как всегда, Агуаменти. Аква Эрукто использовать не советую, тут места не очень много, зальете все.

Точно. Это же магическое жилье.

— А убирать — Эванеско?

— Экскуро, — тоном, как для маленького ребенка, поясняет Вэнс. — Эванеско вам воду с ванной вместе уберет. Смотрите, мадам. Наливаете немного воды. Затем Бойлио, вода закипает. Затем добавляете тем же Агуаменти холодной воды, пока не будет нужная температура. Принимаете ванну. Мыло и шампунь — вот, — указывает мне на полочку с керамическими горшочками, один горшок синий, второй — коричневый. — Шампунь — в синем. Моетесь, вылезаете, вытираетесь. Экскуро на ванну, на пол.

— Ясно, — говорю, осознавая, что воду-то я убрать могу — Экскуро освоила. А вот с наполнением ванны будут проблемы.

— А вы можете показать мне, как выполняется Агуаменти?

Вэнс, видимо, решив ничему не удивляться, наколдовывает немного воды в ванну, затем убирает.

— Так… — пытаюсь взять палочку, как запомнила, но Вэнс качает головой.

— Мадам, если вы не умеете выполнять Агуаменти, то лучше пробовать не здесь. Промочите всю ванную, да и нижний этаж зальете. Лучше учиться ему на берегу водоема. Оно будет проще наколдовываться. Да и будет, куда воде стекать.

Эх. Неуч я, неуч.

— А пока можете обращаться к Маличке. Глава позволяет пользоваться эльфом всем, кто находится в здании Гильдии, но… сами понимаете, днем обычно она сильно занята, лучше вечером, когда все расходятся по домам.

— Спасибо, Вэнс, — благодарю парня.

— Всегда пожалуйста, мисс Росс.

— Гонт, — решаюсь назвать новую фамилию. — Я уже мисс Гонт. Не Росс.

— Э… Хорошо, мисс Гонт.

После ухода Вэнса осматриваю свое новое жилище подробнее.

Гостиная. Небольшой камин, дымолетного порошка не видно. Видимо, не транспортный. Кресла, на полу — теплая волчья шкура. На стенах портреты и пустые рамы. Рассматриваю пожилого мага в серебряной диадеме. И отшатываюсь, когда неподвижный до этого портрет вдруг прижимает ко рту кулак и хихикает. Из соседней рамы раздается похожий смешок. Поворачиваю голову. С картины мне подмигивает молодой парень в темной мантии и толстым фолиантом в руках.

Точно. Живые портреты.

— Эм. Прошу прощения, — смущенно говорю, не зная, как себя вести. — Я Лина Росс… то есть, Гонт.

Рисованный маг с первого портрета окидывает меня заинтересованным взглядом, задерживается на кольце.

— Я Эдин Вектор, мадам Росс-то-есть-Гонт, — улыбается он мне. — Приятно видеть, что среди нас появляются дамы.

— Э… просто Лина, — недоумеваю, при чем тут дамы.

— Мало кто из женщин хочет быть Арифмантом, — поясняет мне соседний портрет. — Даже Подмастерьев почти нет. Надеемся, что вы сможете похвастаться красным перстнем через пару лет. Вы давно Подмастерье?

— Пару дней, — пожимаю плечами.

— Ну, не страшно. Самое основное, путь Ученика, вы уже прошли. Вы молодец, что не бросили профессиональное развитие, даже родив ребенка. Не был бы портретом, взял бы вас в жены.

Краснею.

— Не стоит обращать на него внимания, — отвечает пожилой маг. — Рудольф при жизни не отличался серьезным отношением к женскому полу…

— Дедушка!

— Сам такой, — парирует ему портрет. — Я Основатель Гильдии, а этот охламон на соседнем холсте — мой правнук, Рудольф Вектор. Питер Вектор приходится ему праправнуком.

О, интересные личности.

— В Гильдии есть портреты всех Арифмантов, когда-либо состоящих в ней, — продолжает Эдин Вектор. — Основная часть, конечно, в большой столовой. Там и Подмастерья, и Мастера, и Магистры. Но вы еще успеете ознакомиться с нашей Гильдией.

Вежливо благодарю портрет.

После беседы с портретами иду в кухню и укладываю сумку с продуктами под стол. Она небольшая, много места не займет.

Хотя… как кухня. Плиты нет, только стол, чайник и небольшой шкаф. На одной полке холодно — видимо, холодильник. На второй — жарко. Видимо, для разогрева еды. Третья полка почти пустая — только начатая — пачка с чаем. На столе — вазочка с фруктами и печеньем. На стене — пустая рама. Видимо, обитатель портрета ушел куда-то.

О живых портретах я помню из книг. Но встретить их так, в реальности…

Все хорошо, но начинает зудеть кольцо. Я верчу его на пальце, пытаясь снять, но оно не снимается.

— Видимо, вы взяли заказ, Лина, — говорит из рамы Эдин Вектор. Я даже не заметила, как он появился. — Ну, и напоминает о себе. Вы должны приступить к его выполнению не позже, чем через сутки.

Да, точно.

Лезу в карман мантии и достаю смятый пергаментный лист.

— Если не хотите выполнять, верните его на доску.

В принципе, у меня осталось полсотни галеонов. Но еще пятнадцать, точнее, тринадцать с половиной галеонов лишними не будут.

— Нет, я его выполню, — говорю Эдину Вектору. — Спасибо за подсказку.

— Не за что. Обращайтесь, Лина. Я, хоть уже и портрет, чем смогу, тем помогу. Только считать вместо вас не заставляйте — я этого не смогу.

Фыркаю. А было бы удобно припрячь портреты умерших Арифмантов к выполнению заказа…

— А что вы вообще можете? — интересуюсь.

— В каком плане? — маг складывает руки на груди, меняет позу.

— Ну, считать вы не можете…

— А, что полезного может сделать портрет старого Эдина? Немного, увы, Лина. Мы, рисованные люди, можем перемещаться из рамы в раму, в случае необходимости передать небольшое сообщение. Можем позвать кого-то, если случится что-то непредвиденное. Можем рассказать что-нибудь, что касается Гильдии — истории, правил. Напомнить, куда и что вы положили, если вы забудете, а мы видели. Можем быть неплохими собеседниками, развеять скуку длинными зимними вечерами. Можем повеселить вашего ребенка, приглядеть за ним, но опять же — накормить, напоить или не дать свалиться со стула — с этим к эльфам. Мало, да.

— Все равно это очень много, — признательно говорю портрету. — Спасибо вам.

— Не за что, Лина. Будем рады помочь, если понадобится. Все равно это единственное развлечение, что у нас осталось.

Вглядываюсь в нарисованные черты Эдина Вектора. Да, теперь я понимаю, почему портрет — лишь отпечаток души.

— Я не буду против.

Тома оставляю с Маличкой. Маличка обещает накормить его обедом и поиграть. А сама иду в знакомый мне кабинет, чтобы начать расчеты.

Планирую сходить на обед, но настолько погружаюсь в работу, что просто об этом забываю. Опоминаюсь, когда с портрета меня окликает незнакомый маг. По-русски.

— Леди, вы ужинать думаете?

Поднимаю голову. На меня глядит мужчина лет пятидесяти в маггловском костюме, слегка устаревшем.

— Я Максим Смирнов, бывший Магистр Гильдии, — невесело хмыкнув, представляется маг. — Первый магглорожденный Магистр. Первый английский русский Арифмант. Как-то так.

— Я Лина Гонт, — киваю портрету соотечественника. — Рада знакомству.

— Тут меня к вам прикрепили, вы ведь из России, так что я теперь вроде как ваш личный секретарь. Так что насчет ужина?

Точно. Ужин. Живот, словно услышав слова портрета, издает призывное бурчание.

— Да, а куда?

— В холле будет двойная дверь. Вот туда. Да вы запах учуете. Сегодня на обед тушеная телятина с рисом, черепаховый суп, фруктовые вафли… Да вы идите, я тоже туда пройду, — опоминается портрет, видя, как у меня едва не текут слюни.

— Спасибо, господин Смирнов.

— Просто Максим. Портреты называют по имени.

— Ну… вы все-таки Магистр, — неловко пытаюсь оправдаться.

Максим Смирнов смотрит на меня грустными глазами и печально поясняет:

— Пока мы были живы, да. Но сейчас… Лина, мы сейчас не живые. Это люди рождаются, взрослеют, набираются опыта, становятся из малышей Питов или Джонов мистерами, а мы… мы уже прошли этот этап. Я был Магистром — сейчас я лишь краска на холсте. Я навечно останусь таким, каким вы меня видите. Когда вы станете пожилой, убеленной сединами леди, Магистром, будете обладать тремя или пятью наградами, я не изменюсь. Когда-то вы станете старше меня, опытнее и мудрее, чем я, даже когда еще не умер.

Стыдно делается неимоверно.

— Э… хорошо, я поняла, Максим. Извините. Спасибо.

— Ничего. Я первое время тоже привыкал, когда только увидел магические портреты.

Откладываю бумаги и поднимаюсь из-за стола. Пойду все-таки в столовую.

* * *

Людей в столовой оказывается много, пара десятков. На обед я, к удивлению, не опаздываю. Максим предупредил меня вовремя.

С любопытством оглядываю сидящих за столом парней и девушек, мужчин и женщин. У всех на пальцах кольцо, подобное моему, но синий камень встречается нечасто. Насколько я понимаю, с белым — это Ученики. С синим — Подмастерья. Пытаюсь найти хоть кого-то, кто носит красный или черный камень, но таких не оказывается. Или просто я плохо ищу.

Присутствующие неслышно переговариваются. Мое появление не вызывает большого ажиотажа, просто в мою сторону иногда бросают любопытствующие взгляды.

Сажусь на свободное место.

— Я Агнес Лонгботтом, — представляется молодая круглолицая девушка лет двадцати с русыми волосами. — Ученик. А вы?

— Лина… Гонт, — едва успеваю назвать новую фамилию. — Подмастерье.

— Очень приятно, рада познакомиться. Вы не местная?

— Нет, — качаю головой. — Из России.

— О, здорово. Миссис Гонт…

— Мисс, — поправляю девушку и еще раз уточняю, глядя, как она заливается краской, — мисс Гонт.

— Ой, простите, Мерлина ради… Просто… вы слегка запнулись, называя свое имя, вот я и подумала, что не привыкли к нему… А так как вы иностранка… ну, сделала вывод, что вы недавно замужем. Пожалуйста, извините меня.

— Все хорошо, — успокаиваю соседку. — Бывает. Просто я недавно узнала, что мой отец Гонт.

— О, здорово, что вы нашли свои корни!

Лонгботтом. Одна из предков Невилла Лонгботтома. Не прямой, конечно, потому что она девушка. Хотя… если это фамилия мужа, то может, и прямой. Забавно встречать предков персонажей из книги.

— А мой муж Ритуалист. Может, слышали — Фрэнк Лонгботтом. Тоже Подмастерье. Мы решили, что Арифмант в семье не повредит, но мне не очень хорошо дается учеба... — щебечет миссис (все-таки миссис) Лонгботтом. — Я бы лучше на Герболога училась, мне ближе растения.

Похоже, все-таки прямой…

— Ничего, вы справитесь, миссис Лонгботтом, — уверяю девушку.

— Просто Агнес, мисс Гонт, что вы! — моя собеседница машет рукой. — Не стоит!

— Тогда я Лина.

— Спасибо, Лина!

Да, приятнее, когда не коверкают имя. Просто «Лина» — неплохой компромисс.

— Вы давно приехали? — интересуется Агнес, пока я пытаюсь не ударить в грязь лицом и есть прилично.

— В том году, — отвечаю.

— И как там, в России?

— Тяжело.

— Да, вы правильно сделали, что вернулись на родину…

Агнес щебечет, видимо, наконец-то найдя благодарного слушателя. Я киваю в нужных местах, не забывая поглощать пищу.

Питер Вектор тоже присутствует. Сидит во главе стола, иногда бросая на меня задумчивые изучающие взгляды. Кажется, мое первое впечатление, когда я выполняла первый заказ, оказалось ошибочным. Не такой уж и плохой мужик этот Вектор. Я даже не скажу, насколько он мне помог. Возможно, ему это было несложно, но для меня, совершенно не ориентирующейся в магическом мире, помощь Питера Вектора бесценна.

* * *

Взятый заказ я выполняю за два дня. Готовый листок с результатами отношу тому же Вектору. Он пробегает его глазами, выкладывает на стол два столбика — золотых и серебряных монет.

Золотых оказывается тринадцать, серебряных — восемь.

— Сикль пополам не делится, как и кнат, — видя мое заинтересованное лицо, поясняет Глава. — Поэтому для простоты расчетов принято округлять в меньшую сторону отдаваемую часть. Это традиция. Впрочем, нередко сикли разбивают на кнаты. Но по тому же принципу. Если хотите, можете забрать еще четырнадцать кнатов.

Качаю головой.

— Если сумма в доле больше, чем пять галеонов, делить сикли на кнаты не принято, — добавляет Глава Гильдии. — Это на случай, если у вас возникнут вопросы, почему вам дали меньше половины. Если при делении в доле меньше пяти галеонов, то делятся и сикли.

— Ясно, — отвечаю, размышляя, как ловко выкрутились маги с делением простых чисел.

— Кстати, Гонт. С января освобождается вакансия преподавателя, не хотите занять?

Преподавателя? Это мне что, в Хогвартс ехать, с Дамблдором встречаться?

— Я не очень хорошо лажу с детьми, — прикусываю губу, поспешно придумав предлог.

— Почему с детьми? — удивляется Вектор. — У нас самому младшему Ученику шестнадцать, — и, внезапно догадавшись, фыркает. — Нет-нет, это у нас в Гильдии. Какой Хогвартс! В Хогвартсе уже давно работает наш Мастер, Элфин МакКоннор, и его Ученики. На покой он пойдет не раньше, чем через пару десятков лет. Так что не переживайте, настолько маленьких детей вы учить не будете.

— Спасибо, а я уж подумала, — облегченно выдыхаю.

— У нас в Гильдии преподавала Диана Руквуд, но в январе она отправляется во Францию, к мужу, — поясняет Глава. — Обычно мало кто из Арифмантов хочет заниматься обучением — это долго, нудно и не очень высоко оплачивается. Но это однозначно стабильный заработок.

Задумываюсь. Почему бы и не попробовать? Именно этим я и занималась последние десять лет.

— Да, я не против. А есть возможность ознакомиться с учебной программой?

— Увы. У нас нет стандартной программы. Каждый преподаватель разрабатывает свою. Конечно, общий план есть, но он не очень подробный, поскольку у Учеников разная скорость усвоения информации. В любом случае, вам придется приспосабливаться. Можете посетить уже проводящиеся занятия, чтобы представить, что и как.

Так я и сделаю.

— Так я и сделаю, — озвучиваю свою мысль Вектору.

— Значит, договорились.

* * *

Жить в Гильдии — удобно, но, увы, оказывается, что по правилам нельзя делать этого дольше недели. Что, впрочем, логично. Взрослые люди должны сами решать свои жилищные проблемы.

Только опять умудряюсь опозориться, пытаясь найти и купить дом в «складке» пространства. Оказывается, во-первых, Чары Расширения Пространства действуют только на замкнутые области — комнаты, сумки, палатки, чемоданы. Дом с садом в «складку» не запихнуть. Если надо скрыть от глаз магглов участок земли, то используют простые магглооталкивающие чары. В-третьих, земля стоит дорого. За участок, подобный участку Гонтов, с меня хотят пятнадцать тысяч галеонов. И это с крохотным домишко!

— Здесь стандартный набор чар, — поясняет маг, предлагающий мне дом. — Магглоотталкивающие, антиаппарационный барьер, подключение к камину, чары Самовосстановления, защита от детской стихийной магии. Есть комната с дополнительной защитой — можно хоть под лабораторию, хоть под Ритуальный зал. Можно наложить любые другие чары к этому комплекту по вашему выбору.

— И Фиделиус? — вспоминаю из книги самую мощную защиту.

— И Фиделиус, — кивает серьезно маг. — Но Фиделиус дополнительно стоит три тысячи. Ведь потом потребуется Обливиэйт для проводящего мага, а это, сами понимаете, риск. Не каждый согласится.

Да, дом купить мне вряд ли получится.

В голове возникает идея наложить комплекс чар на дом Гонтов.

— А отдельно чары можно наложить уже на имеющийся дом? — интересуюсь.

— Можно, конечно, — соглашается маг. — Двенадцать тысяч галеонов.

Хех. Таких денег у меня однозначно нет тоже.

— А аренда? — решаю обойтись «малой кровью».

Взять дом в аренду тоже возможно. Стоит «всего» полторы тысячи галеонов в год. «Стандартные чары» тоже входят в комплект. Дом можно потом и выкупить.

Но пятнадцати сотен галеонов у меня тоже нет.

* * *

Как ни прискорбно, но приходится возвращаться в лачугу Гонтов. Маггловское жилье мне уже не подходит — слишком долго добираться до Гильдии, в которой мы с Томом торчим с утра до вечера. К тому же близится Самайн, а проводить Родительский Ритуал лучше всего в доме предков. Чем больше поколений магов живет на одном месте, тем более подходящим считается оно для всевозможных Родовых Ритуалов.

Перед Ритуалом волнуюсь неимоверно.

Что хорошо в магическом мире — набор для необходимого мне действа легко купить в магической лавке. Серебряный нож, скатерть с нанесенными символами, чаша, цветы под чарами Сохранности. Единственное, что требуется дополнительно — собрать каких-нибудь фруктов своими руками. Или орехов — любые плоды природы. Кислые яблоки с участка Гонтов подходят наилучшим образом, как ни странно. Лучше бы, конечно, было еще и цветов собрать, но на улице почти ноябрь месяц, цветы только из Гильдии Гербологов.

Текст Ритуала тоже несложен — я заучиваю его за два дня. Он на английском времен Шекспира, но я его осиливаю.

Прочитать Воззвание. Смешать кровь. Нанести Тому на лобик. Принести Клятву… Снова воззвание к Высшим… к Магии… не знаю, к кому.

И ощутить, как мягкая волна, подобная той, что была в церкви при крещении Тома, окутывает нас. И на этот раз она даже видимая — золотистая, теплого солнечного цвета. А потом наблюдать, как исчезают в буквальном смысле и кровь из чаши, и мелкие кривые яблочки, и две темно-красные розы.

Офигеть.

После Ритуала несколько дней прислушиваюсь к ощущениям. Ощущения достаточно необычны. Я начинаю понимать, когда у Тома болит живот, когда он хочет кушать. Понимаю, когда ему нужно на горшок, когда он устал и хочет спать. И он меня понимает. Когда я занимаюсь хозяйством, он не капризничает, ожидает, пока я освобожусь. Если я сплю, он старается вести себя тихо. Один раз я споткнулась о порог, и Том тоже захныкал, словно понимая, что мне больно.

* * *

Прикладная математика, то бишь Арифмантика в магическом мире, — штука занятная. Она используется в основном в Астрономии, Ритуалистике, Артефакторике и Зельеварении, поэтому именно в этих областях больше всего заданий. Я выполняю несколько «белых» заказов, чтобы сориентироваться и присмотреться, что и как. И прихожу к выводу, что считать, может быть, я и умею, но применять с трудом могу, потому что не знаю всех особенностей применения. Все эти таблицы, коэффициенты, совместимости, диаграммы сводят с ума, не говоря об английской мере длин и весов. У меня разве что Астрономия быстро считается, а вот в одном заказе по Зельям я откровенно запуталась. Питеру Вектору пришлось объяснять мне нюансы. Кстати, оказывается, я, как Подмастерье, закреплена за ним, хоть он и Магистр.

Зелья оказываются сложнее всего. Там слишком много коэффициентов, которые меняются спонтанно. По крайней мере, я так и не нашла закономерностей.

Пытаюсь посещать занятия в Гильдии. Именно что пытаюсь — первые полчаса одного из уроков я искренне считаю, что надо мной издеваются — Агнес Лонгботтом и тот самый Вэнс дружно учатся оперировать десятичными дробями — складывать, вычитать. Но видя, что лица Учеников серьезны, а ошибки не наиграны, я впадаю в прострацию.

Занятия у других «курсов» не лучше. Более-менее приличные вещи, а именно программу примерно девятого класса проходят «старшекурсники». Но и там тоже… как-то мало.

Что оказывается единственно полезным в занятиях — так это разбор часто встречающихся задач из заказов. И в этих задачах основная трудность — долгие муторные вычисления, почти всегда с длинными итерациями. В мое время такие задачи влет считал компьютер… А здесь разве что листик с карандашом. И иногда логарифмическая линейка.

В библиотеке Гильдии нахожу учебники по Арифмантике из Хогвартса. Радостнее не становится — за три-пять лет ученики лучшей магической школы в Британии едва добираются до уровня пятого-седьмого класса. Уравнения с одним неизвестным, примитивные объемы фигур, легкие задачки на планиметрию… И то Арифмантика — предмет по выбору! То есть большая часть магов с трудом считают целые числа и иногда дроби. Простенькие, типа «одна вторая плюс одна третья».

А еще больше я в шоке оказываюсь после разговора с Вектором.

— Да, разумеется, мы в курсе ситуации в школе, — кивает Глава Гильдии, когда я высказываю ему свое возмущение. — Гонт, мы — Гильдия Арифмантов. Наш хлеб — расчеты.

Хлопаю глазами.

— Почему?! Что плохого, если дети будут изучать фундаментальные науки?

— Ничего. Но если они хотят их изучать — добро пожаловать в Гильдию. Если же они не хотят заниматься Арифмантикой, то получаемых в школе знаний им вполне достаточно для жизни.

— Да, но… зачем обращаться к кому-то другому, если они могут научиться этому сами?

— Зачем? — Питер Вектор фыркает и выкатывает на стол пару монет. — Вот зачем. Если они научатся, то перестанут платить. Вы не хотите, чтобы у вас были заказы и, соответственно, кусок хлеба с маслом?

— Но в других областях такого нет!

— С чего вы взяли? — удивляется Питер Вектор, но потом, вспомнив, вздыхает. — Гонт. Это во всех Гильдиях. Все Гильдии тщательно оберегают профессиональные секреты. За выдачу их посторонним — серьезное наказание.

— Получается… в школе все предметы находятся на таком… зачаточном уровне? — хлопаю по столу учебником по Арифмантике за 5 курс.

Вектор кивает.

— Трансфигурация, Руны, Ритуалы, Чары?..

— Да, Гонт. И да, если вы не знали: в магазинах, да у того же Флориша, продается барахло. Развлекательное чтиво и детские сказки. Серьезные и полезные книги только в Гильдиях и школах, особенно в Хогвартсе. И в семьях. Тщательно оберегаемые рукописи.

— Зачем тогда вообще школа?!

Питер Вектор глядит на меня мученическим взглядом, затем достает из кармана портсигар и прикуривает.

— У всех нормальных детей… я имею ввиду детей-магов, конечно… происходят магические выбросы. Это формируется магическое ядро. Первый выброс обычно случается после года, но магия достаточно слабенькая, и родители способны справиться сами. В двенадцать лет, плюс-минус полгода, развитие магии претерпевает скачок. Если дети до этого способны на мелкие неприятности, типа летающих кастрюль или перекрашенных в зеленое кошек, то после одиннадцати спонтанная детская магия способна иметь гораздо худшие последствия. Каприз маленького мага может стоить жизни его родственникам, соседям и просто окружающему ландшафту. И для того, чтобы, во-первых, дети не натворили подобного, их забирают в магическую школу. На круглосуточное пребывание. Во-вторых, их учат силу контролировать, чтобы к шестнадцати-семнадцати годам у них больше не случалось выбросов. Ну, и заодно дают некоторые магические навыки, потому что терять пять-семь лет жалко. Но основное отличие от маггловских школ — задача школы магической отнюдь не передача детям знаний. Знания они приобретают в Гильдиях или дома, от родителей. И на факультативах. Факультативы оплачиваются отдельно и стоят намного больше, чем двести галеонов в год за весь основной курс школьной программы в том же Хогвартсе, например.

Открывшуюся мне неприглядную истину от Вектора обдумываю пять дней. За это время успеваю выполнить еще два заказа и становлюсь богаче на тридцать галеонов. Агнес Лонгботтом, похоже, заинтересовалась мной. Пару раз подходила с расчетами, один раз с непонятной темой. Я по мере сил старалась объяснить ей проблемные места, тихо сходя с ума от уровня ее знаний. В плохом смысле.

А через пять дней решаю поинтересоваться, есть ли у меня возможность нанять учителя. Если школьные знания не попадают под Гильдейский запрет…

— Да, вполне возможно, — отвечает мне Питер Вектор, когда я обращаюсь к нему с вопросом. — Можно нанять гувернантку или гувернера. Обычно их берут в семьи на каникулы, когда дети приезжают со школы — гувернеры контролируют магию, проводят тренировки. Ваша ситуация, конечно, нестандартна, но вы взрослый человек со стабильной магией, к тому же за вами не нужен круглосуточный пригляд. Вы можете договориться, чтобы вам преподали школьную программу. Ее вы, на мой взгляд, легко освоите за пару-тройку лет.

— И не буду похожа на безрукую, не умеющую наполнить себе ванну, — бурчу себе под нос, но Питер Вектор слышит.

— Да, именно… Эм… Извините, Гонт, если обидел.

— Нет-нет, — опускаю глаза в пол. — Это очевидная истина, с которой не поспоришь…

Питер Вектор фыркает, улыбается.

— Да, умение признавать очевидные истины — характерная черта Арифмантов. Правда, редкая даже среди нас.

— Значит, обратиться в Гильдию Гувернеров?.. — задаю следующий вопрос, на что Глава качает головой.

— У них нет Гильдии. Просто есть контора по найму, там могут подобрать вам подходящего учителя. Вы сможете посмотреть на них, побеседовать, обсудить условия. Гильдии, Гонт, хранят профессиональные секреты, а какие профессиональные секреты могут быть у гувернанток? Возможно, лет через сто и появится их Гильдия, но сейчас они существуют просто так.

Вот как… Альберт Вэнс мне вроде бы и объяснил основы про Гильдии, но с каждым разом я натыкаюсь на вещи, которые не знаю.

— У них контора в Косом, между аптекой и лавкой Олливандера… в смысле, магазином волшебных палочек. Вывески нет, но вы не ошибетесь. Сходите, если вы этого хотите.

— Спасибо, — благодарю Питера Вектора за несомненную помощь. — Я схожу.

Контора с гувернантками мало чем отличается от лавок Косого. Такая же тяжелая дверь, затертая до полной нечитаемости вывеска. Если бы я не знала, куда идти, точно не догадалась. Вообще отсутствие вывесок здесь почти везде. Магов очень мало, как мало и учреждений. Все везде всё знают, где что продается, где какая лавка. Это новичкам трудно. Особенно мне, привыкшей к ярким вывескам, рассчитанным на привлечение клиентов.

Толкаю темную деревянную дверь и вхожу в полумрак.

— Добрый день, мадам, — рядом тут же оказывается темнокожий мужчина. Его появление настолько неожиданно, что я вздрагиваю и прижимаю к себе Тома. В полумраке негр был совершенно незаметен.

— О, прошу прощения, мадам, что напугал. Искренне не хотел.

— Все хорошо, — прихожу в себя. Том равнодушно проводит взглядом по негру и отворачивается, сунув в рот магический пряник для режущихся зубов. Совершенно чумная штука — и соска, и грызть можно, и вкусная. Я едва не удержалась, чтобы самой не съесть несчастный пряник, когда решила попробовать, что ж я суну своему ребенку.

— Хотите подобрать няню юному лорду?

— Э… нет, мне… — мучительно пытаюсь выдавить из себя информацию, чувствуя невероятную неловкость. — Я… э…

— Все в порядке, мадам, — мягко говорит мужчина, — мы можем подобрать вам подходящую няню или гувернера для ваших старших детей. У нас хороший персонал, вам не стоит переживать.

— Мне нужна гувернантка для себя, — выпаливаю одним духом. — Я… в школе не училась, и вот…

Дальше мой «дух» заканчивается, и я опять начинаю мямлить.

Негр секунду глядит на меня с нескрываемой завистью, а потом опускает глаза.

— Да, разумеется, вполне. Тогда я прошу вас проследовать за мной, чтобы вам было удобнее сделать выбор.

Киваю.

Негр шагает прочь. Иду за ним.

Нужный нам кабинет оказывается за поворотом. Негр аккуратно стучит в дверь, которая тут же распахивается. Следую приглашающему жесту внутрь. В кабинет, однако, мой провожатый не заходит, оставшись в коридоре и тихонько притворив за мной дверь.

В кабинете намного светлее, чем в коридоре. Широкое окно, прикрытое светлой шторой, откуда льется яркий солнечный свет. Окно демонстрирует какой-то берег. Волны с шуршанием накатывают на гальку и отползают обратно. Я даже ощущаю легкий аромат йода. Да, чудесная вещь — магические окна…

— Добрый день, мадам, — мне навстречу из-за стола поднимается худой мужчина лет шестидесяти в серо-синей мантии. Когда он распрямляется, то оказывается удивительного росту — больше двух метров. Я со своим средним метр семьдесят ему в подмышку уткнусь.

— Добрый день, — киваю.

— Абрахам Лонг, — представляется маг.

Говорящая фамилия.

— Лина Гонт, — отвечаю и уточняю: — Мисс Гонт.

— Очень приятно, мисс Гонт, — маг садится обратно, поправляя лежащие книги и какие-то исчерканные листы, прижимает бумагу небольшим бронзовым колокольчиком. В сидячем положении он вполне низко находится, я могу смотреть ему в глаза, не задирая голову. — Присаживайтесь.

Сажусь на мягкий удобный стул перед столом. У Вектора стул крайне неудобный, а этот словно по моим меркам сделан.

— Чем могу быть полезен вам, мисс Гонт?

Закусываю губы, слегка мнусь.

— Я бы хотела нанять гувернантку, — теперь уже Лонгу рассказываю свою ситуацию. — Для себя. Я не училась в школе и совершенно не владею базовыми заклинаниями…

— О… — Лонг вздергивает брови, зачем-то косится на уснувшего на моих руках Тома. — Прекрасно. Редкий, но очень замечательный случай. Искренне рад за вас, мисс Гонт.

Недоумеваю.

— Вы ведь Пробудившаяся, не так ли? — уточняет Лонг и, видя мое непонимание, уточняет: — Вы обрели магию в зрелом возрасте после рождения сына?

— Эм… — устраиваю Тома поудобнее и вытираю ему слюни, тонкой ниточкой стекающие с уголка рта мне на мантию, — типа того.

— Пробудившиеся — редкость, — Лонг не отрывает взгляда от Тома, — обычно магия достается только ребенку. Это невероятная удача, мисс Гонт, поэтому я от всего сердца вас поздравляю.

— Спасибо, — киваю, наконец-то сообразив, что имеет ввиду Лонг.

Лонг лезет в стол и достает толстый альбом. Из альбома он вынимает несколько пергаментных листов и кладет передо мной.

С пергаментов мне кивают и улыбаются нарисованные люди. Двое мужчин, четверо женщин.

Портреты мужчин сразу откладываю в сторону. Лонг тут же прячет их обратно.

— Батильда Бэгшот, — комментирует первую женщину Абрахам Лонг.

Ого. Еще один из персонажей книги. Меропа, малыш Томми, миссис Коул… Дамблдор, будь он неладен…

— Автор многих книг, одна из них — «История Магии», даже стала учебником в Хогвартсе, — рассказывает Лонг.

Ага, и живет в Годриковой Впадине. Как раз рядом с домом Дамблдора. Не, извини, тетя Батильда, мы с тобой не подружимся.

— Анна Лестрейндж, двадцать девять лет, — говорит Лонг, когда я убираю портрет Батильды Бэгшот и беру второй пергамент. — Француженка, но прекрасно владеет английским. Неплохо ладит с детьми старшего возраста. Четыре последних года присматривала за Дэймоном Ноттом, сыном Ашера Нотта. Хотя вам, мисс Гонт, она может не подойти. Анна не очень хорошо относится к «освобожденным».

— К кому? — переспрашиваю.

— К бывшим рабам, — поясняет Лонг. — Вы ведь «освобожденная»?

Видимо, мое лицо слишком красноречиво. Лонг спохватывается и рассыпается в извинениях.

— Мерлин великий, мисс Гонт! Простите меня великодушно! Я совершил непростительную ошибку! Я… я просто… сам не знаю…

— Бывает, — пожимаю плечами.

Действительно, бывает. Слишком у меня все нестандартно.

— Я воспитывалась у магглов, — проясняю ситуацию. — Жила в России, недавно приехала в Британию и совершенно случайно встретилась с сестрой. Сестра… умерла у меня на руках, оставив мне этого мальчугана. После этого… после этого меня стала слушаться ее палочка. Ну и вот.

Лонг потирает лоб.

— Иначе, чем чудом, подобное не назвать. Видимо, боль от потери пробудила в вас магию. Обычно-то Пробужденные — матери, родившие ребенка-мага. И, как правило, это бывшие рабы. Маг-то не может быть рабом, поэтому женщины получают свободу… и оказывается, что они совершенно не знают, как колдовать. На моей памяти вы шестая, кто нуждается в учителе в зрелом возрасте. Но мы во всех случаях смогли подобрать подходящего преподавателя.

Хех, в магическом мире похоже, рабство еще процветает. И почему я не удивлена…

Смотрю на третий листок.

С листа мне улыбается пожилая темнокожая женщина лет шестидесяти. Она приседает в реверансе, машет мне рукой. Женщина чем-то похожа на этакую бабушку, которая любит своих детей, балует внуков, вяжет носки и печет пирожки.

— Джоанна Либерти, — комментирует Абрахам Лонг, пока я всматриваюсь в очередной реверанс портрета. — Восемьдесят четыре года, тоже Пробудившаяся. Магия в ней пробудилась шестьдесят лет назад. После Пробуждения, разумеется, получила свободу. Хозяин… бывший хозяин оплатил обучение, Джоанна сдала СОВ, через год — ТРИТОН. Но Джоанна в основном работает с маленькими детьми. Как нянюшка, она великолепна. Просит сорок пять галеонов в неделю.

Четвертый кандидат меня не привлекает. Сухощавая женщина с острым взглядом, Марисса Клеймор. Вдова Артефактора Бенедикта Клеймора, почившего пять лет назад. Опыта работы с детьми не имеет, как, впрочем, и любого преподавания. Не уверена, что она сможет качественно объяснить мне основы магии, хотя и стоит недорого — двадцать галеонов в неделю.

Отложив последний пергамент, задумываюсь.

С одной стороны, Анна Лестрейндж. Молодая, значит, еще помнит, как ее учили. Работала с подростками, не с детьми — большая вероятность, что найдет и ко мне подход. Из магической семьи, значит, хорошо разбирается в реалиях магического мира. Но с другой стороны — она чистокровная. Как она отнесется к маггловоспитанной? Я, конечно, уже не магглорожденная, но маггловского у меня выше крыши. Да и жилище у меня… не очень. Не будет ли Анна Лестрейндж фыркать про себя, оказавшись в моей халупе?

С другой стороны — Джоанна Либерти. Знает, что такое жить без магии, поэтому легко сможет разобраться, в чем у меня трудности. Она любит детей, поэтому наличие младенца ее не смутит. Возможно, подскажет что по уходу. Какие-то бытовые заклинания. Но опять же — Джоанне за восемьдесят. Не факт, что она сможет именно преподать мне, взрослому человеку теорию и объяснить начала.

Сосредоточенно думаю.

Если бы я искала няню Тому, то однозначно Либерти. Но мне нужен учитель, а не нянька.

— А можно встретиться с кандидатами? — спрашиваю Лонга. Тот кивает.

— Конечно, мисс Гонт. С кем бы вы хотели пообщаться?

— Сперва Анна Лестрейндж, — делаю выбор. Если Анна мне не подойдет, то придется нанимать мисс Либерти. Но опять же — за спрос денег не берут, верно?

— Хорошо. Через полчаса, вас устроит?

— Разумеется, — киваю.

Абрахам Лонг берет со стола колокольчик и негромко звенит. Дверь кабинета немедленно распахивается, и на пороге показывается негр, который провожал меня сюда.

— Проводи мисс Гонт в гостевую комнату, — командует Лонг.

— Слушаюсь, мастер, — с поклоном отвечает негр.

Следую за негром, который доводит меня до соседней двери.

Гостевая комната намного больше кабинета. У стены стоят диваны, кресла. Рядом — небольшой столик. Сама комната отделана в светло-синих тонах, что очень гармонирует с тем же морем за окном.

Том недовольно кряхтит, когда я укладываю его на диван, но не просыпается.

— Желаете чай или кофе? — интересуется негр, дождавшись, пока я устрою ребенка.

— Чай, если можно.

— Разумеется, мадам. Какой именно вы желаете?

— Черный, пожалуйста.

— Есть «Эрл Грей», а так же китайский чай или индийский. На ваш выбор, мадам.

Интересно, если я сейчас выберу какой-нибудь чай, он начнет мне сорта перечислять?

Мое недовольство не скрывается от мужчины. Он поспешно произносит:

— Осмелюсь предложить вам чайную смесь с бергамотом и мятой, мастер Абрахам смешивает ее лично.

— Да, вполне годится, — соглашаюсь, пока мне не начали перечислять еще с десяток пунктов из «меню выбора».

На столике рядом тут же оказывается белая скатерть, затем вазочка с печеньем и конфетами, пузатый глиняный чайничек, сахарница с синеватыми кристаллами сахара, молочник…

Что ж поделать, Англия. Это у нас в России бы принесли пластиковый стакан с кинутым туда пакетиком какого-нибудь чая «Пыль с китайских дорог». И без сахара.

— Спасибо, сэр, — говорю негру, когда он заканчивает накрывать на стол.

Моя простая благодарность вызывает у мужчины странную реакцию. Он нервно оглядывает скатерть, затем сглатывает.

— Я прошу прощения… — уставившись в пол, произносит негр. — Я… я не хотел огорчить вас. Если можно… я хотел бы исправить свою ошибку…

Блин. Это не ты, друг, ошибся. Это я опять чего-то накосячила. Черт, ну почему книга по этикету оказалась такой бесполезной? Не, я, конечно, выучила, как вести себя за столом, и как обращаться к родовитым магам, которых, кстати, чего-то не встречала. В смысле, не встречала таких, которые бы требовали глубокий реверанс или поклон при встрече и обращения «милорд». Но это явно не то, с чем мне приходится сталкиваться в повседневной жизни. Вот как сейчас, например.

— Все хорошо, — успокаивающим тоном произношу. — Все в порядке. Не беспокойтесь.

— Мадам изволила пошутить, — со смесью облегчения и какой-то горечи говорит мужчина. — Простите. Я не понял.

В смысле?

Ладно, потом разберусь. Надеюсь, мой будущий учитель сможет мне объяснить, что не так я сказала.

— Я могу еще что-то сделать для вас?

— Нет, спасибо, — говорю негру, выжидающе смотрящему на меня. — Все хорошо.

— С вашего позволения, не буду вам мешать, — коротко кланяется негр после моих слов и выходит из комнаты, практически бесшумно закрыв дверь.

Абрахам Лонг появляется, когда я допиваю вторую чашку чая. Том уже успевает проснуться и опять приняться за свой пряник. С Лонгом в комнату входит Анна Лестрейндж.

— Мисс Гонт, — представляет меня Лонг. — Мисс Лестрейндж.

В жизни мисс Лестрейндж лишь немного похожа на свой портрет на пергаменте. Она немного худее, волосы у нее оказываются темно-рыжими, заплетенными в тугую толстую косу. Черты лица тонкие, изящные. Взгляд открытый, без всякого чванства или надменности, как я ожидала от чистокровной, исходя из книг. Одета в светлую неяркую мантию цвета морской волны. Из украшений — серебряные серьги, небольшой кулон и пара колец.

Поспешно поднимаюсь с дивана, едва не свернув столик. Киваю девушке, на что она приседает в книксене. Спохватываюсь, приседаю тоже.

— Приятно познакомиться, — говорит Анна Лестрейндж. — Мисс Гонт, я буду рада помочь вам в меру своих сил и способностей.

Голос у нее тоже спокойный, приятный.

— Я четыре года проучилась в Бобатоне, три — в Хогвартсе. Я уже пятнадцать лет живу в Британии, — продолжает девушка, — я хорошо владею бытовой магией — в Бобатоне этому уделялось больше времени, чем в британской школе. И после школы мне часто приходилось ею пользоваться.

Бытовые Чары — это одно. Мне нужен еще проводник в магический мир. Человек, способный объяснить, где и что я косячу, чтобы я больше не допускала ошибок.

— Мисс Лестрейндж, — говорю, когда девушка замолкает, выжидающе глядя на меня. — У меня есть еще одна проблема. Я воспитана магглами, и до момента становления магом понятия не имела о существовании магического мира. Реалии мира магов и мира магглов очень отличаются. Я часто допускаю ошибки в общении с другими людьми, не знаю, куда обратиться по нужному мне вопросу. Я не умею проводить обязательные для магов Ритуалы. Я не представляю, где и чего остерегаться, а чего бояться не стоит. У меня целая куча идиотских вопросов, ответы на которые знает любой маг с детства. Я даже не скажу, что мне нужно больше — основы магии или же ответы на эти самые идиотские вопросы.

Анна Лестрейндж доброжелательно улыбается.

— Ничего страшного, мисс Гонт. Я постараюсь ответить на все интересующие вас вопросы и научить всему, что знают маги с детства.

Так… вроде мои опасения насчет мисс Лестрейндж не подтверждаются. Ладно, время покажет.

— Я буду рада принять вашу помощь, — подвожу итог.

— Замечательно, мисс Гонт, — произносит Абрахам Лонг. — В таком случае, мы не беспокоим мисс Либерти, не так ли?

— Нет, не беспокоим, — соглашаюсь.

— Тогда прошу в мой кабинет, заключим контракт.

Подхватываю Тома на руки.

Контракт заключается знакомым мне образом — на шаре. Условия формулирует Абрахам Лонг. Мисс Лестрейндж обязуется обучать меня началам магии со всем тщанием в меру своих сил и моих способностей, при этом делая упор на Бытовой Магии, я же должна обеспечить мисс Лестрейндж плату в размере пятидесяти галеонов в неделю. Вдобавок в контракт входят ответы на задаваемые мною вопросы касаемо магического общества кроме тех, что затрагивают семью Лестрейндж и секреты других магов. При этом все, что Анна Лестрейндж узнает о моей семье и меня лично, она не имеет права никому раскрывать, если на то не будет моего прямого согласия. Как и Абрахам Лонг, кстати. Занятия предполагаются с первого декабря.

Контракт мы решаем заключить на три месяца с возможностью продления.

И этот контракт обходится мне в тридцать галеонов. Анна, кстати, тоже платит Лонгу, но меньше — всего пятнадцать.

Возникает заминка с вопросом, где будет жить моя учительница. Вариантов два — Лестрейндж может жить у себя и приходить каждое утро, либо же я предоставлю ей комнату.

С содроганием представляю, как предложу Лестрейндж спать на продавленном диване и питаться со мной из котелка. Утрирую, конечно — я обзавелась и тарелками, и кастрюлями. Даже приобрела чугунную сковородку со съемной ручкой. Но не думаю, что моя учительница будет рада готовить в камине (а с наступлением холодов я готовлю именно там, хорошо, камин большой) и ходить до ветру на улицу. Да и холодно у меня в доме. Камин, как ни прискорбно, дает лишь двадцать процентов тепла, остальное выветривается. Это не наши русские печки.

В итоге после обсуждения мелочей я оказываюсь дома аж после пяти вечера. Том после долгого дня умудряется заснуть прямо посреди процесса кормления. Приходится укладывать ребенка спать. Проснется, накормлю еще.

До вечера занимаюсь хозяйством, досчитываю еще один заказ и с чувством выполненного долга ложусь спать рядом с Томом.

Первого декабря Анна Лестрейндж шагает из моего камина…

Ага, размечталась. Первого декабря Анна Лестрейндж будит меня в восемь утра, потому что войти в камин не может — камин заблокирован. После десяти минут разбирательств выясняю, что я ходить камином могу, а вот кто-то другой — нет. Вопрос разблокировки камина тоже сложен — делать это надо у меня дома, а как — я понятия не имею. То есть я должна привести Анну, которая могла бы помочь мне, но Анна на другой стороне. Анна предлагает мне вариант парной аппарации, но опять возникает проблема — она не знает, где я живу, поэтому привязки к местности у нее нет, а я аппарировать попросту не умею. Предложить Анне добираться обычным способом, «по-маггловски» — не вариант. Она прибудет через четыре дня. Да и незачем мучить девушку долгой поездкой.

Ломаем голову полчаса. В итоге приходим к выводу о необходимости обращения в Министерство. Лестрейндж соглашается сопровождать меня туда к десяти часам — я как раз успею умыться, одеться, накормить ребенка и упаковать его в переноску.

В Министерстве Анна Лестрейндж сразу ведет меня в Транспортный отдел. Переговорив с тамошними работниками, выясняем, что они могут либо полностью снять блокировку для всех желающих, и тогда ко мне в дом может войти кто угодно, произнеся адрес, либо не делать ничего — избирательный допуск ставит только владелец камина. А владельцем камина в моем случае установлен любой, в ком есть кровь Гонтов. Изменить это можно, но опять же только мной. Почему я этого сделать не могу — не умею.

В результате договариваемся о полной разблокировке моего камина на час. За это время Анна Лестрейндж сможет войти ко мне в дом. Конечно, есть вероятность, что какой-нибудь нежелательный гость тоже успеет за этот час ко мне вломиться, но Анна меня успокаивает — это маловероятно. Вот если камин будет стоять разблокированным долго, то вполне.

Первым домой отправляюсь я. Спустя минуту из камина шагает моя учительница.

Окидывает взглядом кухню.

Я ее, конечно, отмыла, насколько смогла. Что-то обновила заклинаниями, кое-где наложила Репаро. Репаро, кстати, как выяснилось, штука временная. Спустя три недели предмет постепенно начинает приобретать прежнее поломанное состояние, поэтому приходится постоянно что-то где-то ремонтировать.

— У вас прекрасный дом, мисс Гонт, — вдруг улыбается Анна Лестрейндж и, видя мое недоумение, терпеливо поясняет: — Здесь очень много хороших чар, которые давно не обновлялись, но если их поправить, здесь станет намного уютнее. Здесь почти каждый предмет — артефакт. Например, камин не нуждается в дровах. Вот этот шкафчик — холодильник. Окна-незамерзайки, стены могут поддерживать постоянную температуру, какую захотите. Работы по обновлению, конечно, много, но оно того стоит. Прекрасный дом. Настоящее волшебное жилище.

Камин без дров — это хорошо… А то я скоро вырублю все кустарники вокруг…

— А как вы определяете, где что? — интересуюсь.

— Просто смотрю магическим зрением.

Вздыхаю.

— О, это несложно. Этому учатся дети за месяц. Вам, может быть, будет немного сложнее — вы старше, и вы Арифмант. Но я покажу вам.

И показывает. Точнее, пытается показать.

Как выясняется, этому никто не учит специально. Дети, особенно маги, способны мыслить иррационально. Первое заклинание, которое они изучают — Вингардиум Левиоса, работает сугубо на этой иррациональности. Дети понятия не имеют, как и что должно работать — они знают результат и пару слов заклинания. Но просто слова и просто взмахи палочкой не помогут, если у детей не сработает эта иррациональность. И потом, имея результат и тренируясь, дети привыкают к ощущению процесса… примерно, как ребенок учится ходить. Он понятия не имеет, как и какую мышцу напрячь, где и насколько разогнуть сустав… он просто видит, как ходят взрослые и делает так же. Но потом, когда ребенок вдруг решает учиться танцам, ему объясняют, где и как что сгибать-напрягать. Так и тут.

Как ни прискорбно, заклинания из Скоромагии подобной тренировки не дадут. Они слишком простые. Вроде моргания глазами вместо ходьбы.

И мне приходится тренировать Левиосу.

Поднять перышко получается с легкостью. Но вот регулировать, насколько оно поднимется, куда полетит, когда опустится…

Несчастное перо через час делается серым, еще через час истрепывается в хлам. Я, поглощенная наработкой Левиосы, забываю даже про Тома. И лишь его голодный плач приводит меня в чувство.

— Мисс Гонт, позволите мне накормить вашего сына? — интересуется Анна Лестрейндж. — У меня получится быстрее, да и вы сможете посмотреть, как занимаются хозяйством маги.

Соглашаюсь.

Ну… что сказать. Анна умудряется хозяйничать, не прикасаясь руками ни к чему, кроме палочки. Взмах — вылетела кастрюля. Второй — вылетела морковка. Еще взмах — рядом с морковкой приземлилась миска, а морковка почистилась, потерлась, уложилась в миску. Тыква порезалась на кусочки, влетела в кастрюлю, залилась водой, которая тут же вскипела. Вода у меня же на глазах взлетела из кастрюли и испарилась. Тыква же улеглась на морковное пюре, перетеревшись в кашицу в процессе перелета.

И верхом апофеоза — плюхнувшиеся сверху сливки. И ложка, совершенно самостоятельно принявшаяся это дело перемешивать.

— Можно еще меду сверху, — комментирует Анна Лестрейндж, глядя на старательную ложку. — Добавим меду?

— Эм… у меня нет меда, — признаюсь, отходя от шока. — Должно сказать, мисс Лестрейндж… это впечатляюще.

— Да, я понимаю… Когда я первый раз увидела, как готовят магглы, тоже была в шоке. Брать каждый предмет руками, каждое действие проделывать вручную… Неблагодарное занятие. И потом, это вредно для кожи рук. Они грубеют, становятся шершавыми… Нам, магам, стыдно иметь грубые руки.

Невольно кидаю взгляд на собственные грабли, забывшие, что такое маникюр.

— Не переживайте, мисс Гонт, — успокаивает меня Лестрейндж. — Все это постепенно уйдет в прошлое. Вы маг. Вы научитесь.

— Надеюсь, — вздыхаю.

После того, как я кормлю Тома, Анна Лестрейндж продолжает со мной заниматься. Перо по-прежнему летает криво и косо. Глядя на мои потуги, учительница вздыхает.

— Мисс Гонт, самая вредная мысль, какая может быть у мага, выполняющего легкие заклинания, это мысль: «А вдруг не получится?» Вы маг, Левиоса — самое простое заклинание, его дети изучают первым. Когда вы начинаете сомневаться, у вас перо летит не туда, куда надо, а куда ему вздумается. Поскольку думать оно не умеет, оно улетает Мордред знает куда. Не думайте, что и как вы делаете. Это вредно. Знаете историю про ворона?

— Нет, — смущенно отзываюсь.

— Летит волшебник на метле. Подлетает ворон и говорит: «Давай наперегонки, я тебя обгоню». «Не обгонишь», — говорит маг. «А вот спорим, обгоню?» «Ну давай, посоревнуемся. Летим до той горы». Ну, и полетели, кто быстрее. Ворон волшебника обогнал, довольный, кружит вокруг. Волшебник посмотрел на ворона и говорит: «Слушай, ты действительно прекрасно летаешь. А научи, как. Я своей сове скажу, а то летает, как подушка. Какие ты мышцы напрягаешь? Как перья раздвигаешь? Плотно ли лапы прижимаешь к животу?» Ворон задумался… дернул крыльями и вниз свалился. И разбился о камни.

История меня веселит. Моя учительница тоже улыбается.

— Давайте еще раз. Поднимаем перышко и направляем ко мне.

На этот раз у меня получается отлично.

* * *

Через неделю я с легким сердцем отдаю Анне Лестрейндж пятьдесят галеонов. Да, дорого, но она того стоит. Объяснения простые, при этом Анна учитывает нюансы моего маггловского восприятия и воспитания.

— Скажите, мисс Лестрейндж, а откуда вы знаете особенности преподавания магглам… бывшим магглам? — интересуюсь.

Анна Лестрейндж смурнеет.

— Простите, если сказала что-то не то, — извиняюсь, но Анна меня перебивает:

— Нет-нет… Я расскажу вам. У меня есть старший брат, Родольфус. Он старше меня на десять лет. Наша мать умерла, когда мне было пять, а ему пятнадцать. После этого… Через год отец купил рабыню откуда-то из Америки. Индианка. Ее звали Пердри, что означает Куропатка. Перевод ее индейского имени на французский. Отец любил Пердри, и она отвечала ему взаимностью. Как нам тогда казалось. Можно сказать, что она дала ему вкус к жизни… Она прожила у нас семь лет, а потом забеременела и родила сына. Нашего младшего брата, Антуана. А после родов у Пердри пробудилась магия. Отец был счастлив. И то, что Пердри оказалась волшебницей, словно омолодило его. Я начала обучать ее. Именно поэтому я знаю, что и как нужно объяснять магглорожденным… маггловоспитанным, простите.

Киваю, благодаря учительницу.

— А где сейчас ваша мачеха? — интересуюсь ради приличия, но Лестрейндж хмурится еще больше.

— Где сейчас Пердри… Мы занимались все лето. Пердри была умной, схватывала все на лету. А потом мне было нужно уехать в Бобатон. Спустя два месяца…

Анна замолкает, не в силах продолжить. По ее щекам начинают течь слезы. Протягиваю ей стакан с водой, который она принимает, благодарно кивнув мне головой.

— Если вам тяжело вспоминать, я не настаиваю, — говорю девушке, но она мотает головой.

— Я… мне уже легче, спасибо. Спустя два месяца мне пришло письмо. Обычно, когда у магов ребенку исполняется год, устраивается пышный праздник. Даже пышнее, чем свадьба. Проводятся Ритуалы, назначается крестный… Приглашается много гостей. Чествуют мать, отца. Ребенку дарят много подарков, заводят личный сейф… Это великий день. Тот день начался как праздник, а закончился трагедией. Пердри… Пердри подмешала яд в Ритуальную еду. Еду, которую обязан вкусить каждый из присутствующих. Погибло более ста пятидесяти магов. Четыре Рода исчезли в полном составе с лица Земли. Выжило всего двадцать человек, среди них мой брат Родольфус. Погиб отец и даже Антуан — Пердри не пожалела собственного сына. Она, кстати, тоже погибла, но легче от этого выжившим и семьям погибших не стало. Все, чем мы владели, изъяли в качестве компенсации. А Родольфус очень сильно пострадал от яда. Он не ходит, не видит. Из нашей семьи на празднике не было только меня, поскольку я была в школе, и моей невестки Жаннет, которая тяжело переносила беременность и лежала в клинике Святого Амабилиса. Мы были вынуждены бежать в Британию. Директор Фронсак был столь любезен, что принял меня в середине года.

— Соболезную, мисс Лестрейндж, — произношу, когда Анна Лестрейндж заканчивает рассказ.

Прекрасно понимаю трагедию, которую она пережила. Предательство по сути родного человека…

— Скажите, — вспоминаю один из тревожащих меня вопросов, — а вы могли бы мне немного пояснить про рабов в магическом мире? У нас в России я с подобным не сталкивалась… У магглов их нет, вы ведь знаете. Но если вы хотите не касаться этой темы, то…

— Нет, почему же. Это обычное явление в магическом мире, вы с ним можете встретиться в любой момент. Кстати, у магглов рабы существуют, правда, не в Британии и не в России. Африка, Индия, Средний Восток.

Обращаюсь в слух.

— Рабом не может быть маг. Это невозможно по простой причине — магическое клеймо снимается простым Фините. Но выполнить его может только тот, на ком это клеймо поставлено. Поэтому нет смысла пытаться обратить в раба мага — он его снимет в доли секунды, а вы обретете врага на всю жизнь, потому что подобный поступок считается серьезным оскорблением. Соответственно, когда у раба вдруг пробуждается магия, вопрос его свободы — пара часов, пока он не возьмет в руки любую волшебную палочку и не произнесет Фините на свое клеймо. В наше время рабы используются в двух сферах — в сельском хозяйстве и в качестве домашней прислуги. В сельском хозяйстве по причине, что уход за растениями и животными дело хлопотное, особенно если маг занимается им с целью получения прибыли, а не для личных нужд. Сами понимаете, если на сорока акрах растет картошка, маг будет жить на этом поле и то не успевать окучивать или собирать урожай, даже с учетом работы не руками, а палочкой, чего делать вообще-то нельзя. При этом десять-двадцать крепких рабов будут неплохо обслуживать поле. Правда, сельским хозяйством мало кто занимается — невыгодно. Выгоднее купить у магглов продукты. А в качестве домашней прислуги тоже по вполне понятной причине — мать большого семейства просто не сможет содержать дом в порядке.

— А домовые эльфы? — вспоминаю Маличку.

— Домовые эльфы, конечно, несравнимо лучше, но они очень редки, к тому же баснословно дороги. Если хорошо обученного раба для дома вы можете приобрести за полторы тысячи галеонов, то за эльфа вы выложите в сто раз больше, и то это будет эльф молодой, глупый, нуждающийся в обучении, возможно, с какими-либо дефектами. Хороший эльф стоит от трехсот тысяч.

— Ого…

— Да, — кивает Анна Лестрейндж. — Поэтому подавляющее большинство магов пользуется рабами, а не эльфами. Хотя рабы несколько хуже, особенно в качестве нянек. Ведь у детей бывают магические выбросы, которые надо сдерживать и устранять последствия. Нет ничего хуже няньки, которую магический всплеск превратил наполовину в коврик, а ребенок в этот момент убежал прочь и еще чего-нибудь натворил или, упаси Мерлин, расшибся.

Кошусь на Тома, сосредоточенно пытающегося разодрать на части магическую куклу. Кукла возмущенно машет конечностями, но Тома это не смущает.

— Родителям-магам их дети не опасны, — понимает мой взгляд Анна. — К тому же родительская связь не даст ребенку навредить серьезно. Самое опасное, что может с вами стать — вырастут листочки на голове. А это колдомедик снимет глотком зелья. Кстати, вы проводили Родительский Ритуал?

— Да, — киваю. — Глава Гильдии научил.

— О, прекрасно. Это первый из Ритуалов, которую родители проводят для своего ребенка!

Разговор плавно переходит на Ритуалы. Я узнаю много нового. Особенно подробно выспрашиваю про празднование второго дня рождения, когда ребенку исполняется год*.

*Да, автор и ГГ считают этот день вторым днем рождения, учитывая самый первый — собственно, день фактического появления на свет.

И узнанное не совсем радует. Для магов делом чести является большой праздник. Приглашается как можно больше гостей, даже малознакомых.

Ага, и где я буду праздновать? Тому год через месяц. К тому же это все стоит денег, которых у меня нет. И кого приглашать? Учитывая малое количество магов, слухи обо мне дойдут до Дамблдора самое позднее через неделю.

— Иногда маги делают скромный праздник, — понимает мои сомнения Анна Лестрейндж. — Пригласите небольшое количество гостей. Мы так делали, когда родился Бастиан, мой племянник. Когда вашему сыну год?

— Через месяц, тридцать первого декабря, — разглядываю распотрошенную куклу и счастливого Тома.

— О, так времени достаточно! — восклицает моя учительница. — За месяц мы сделаем из вашего дома приличное место, вы успеете подумать, кого приглашать, кого выбрать в крестные. Кстати, важный момент. У вас есть кандидаты?

Задумываюсь. Из всех людей мне больше всего помог Питер Вектор, Глава Гильдии. Озвучиваю свою мысль.

— О… — Анна Лестрейндж изумляется. — Вы сумели обязать самого Главу Гильдии Арифмантов!

Не понимаю.

— В смысле? — спрашиваю девушку, и та хлопает глазами пару секунд, а потом опоминается.

— А… Я немного забылась. Мисс Гонт, скажите, чем вы руководствовались в выборе именно Питера Вектора?

— Ну как… Он очень помог мне, когда мне пришлось туго, — говорю. — Даже помог в одном очень неприятном деле, которое могло окончиться моей смертью…

— То есть, основной принцип — человек, которому вы обязаны? Мисс Гонт, такое, возможно, есть у магглов. У магов крестных выбирают наоборот. Понимаете, крестный — это человек, который обязан вам помогать в воспитании малыша, поддерживать его, делать протекции в будущем. Это достаточно ответственное положение, и обязывать становиться крестным человека, который и так помог вам, не совсем вежливо. Это раз. Во-вторых, крестного в то же время лучше не брать из тех, кто не сможет уделить вашему ребенку должного внимания и заботы по какой-либо причине. Кого-то бедного или старого, больного или с большим количеством детей. У мистера Вектора, если я не ошибаюсь, четверо дочерей.

— Пятеро, — поправляю и задумываюсь снова. Питер Вектор не подходит, а больше я не знаю никого. Агнес Лонгботтом, пребывающая в Ученицах седьмой год? Альберт Вэнс, который днюет и ночует в Гильдии, выполняя еще и секретарские функции, зарабатывая лишний кнат, и у которого пожилая мать? С остальными я виделась, дай Мерлин, раза два или три… Еще скажите, аптекарь в Косом, у которого я комнату снимала…

— Ничего, вспомните кого-нибудь, — утешает меня Анна Лестрейндж. — Или просто познакомитесь. Вы ведь общаетесь с другими магами, так что кто-нибудь подходящий обязательно найдется.

— Спасибо, — вздыхаю и решаю продолжить разговор про рабов. Все-таки это совершенно новая для меня тема. А если положить руку на сердце, то где-то в глубине сознания у меня уже мелькает идея обзавестись помощником по хозяйству. — Скажите, а рабы не бунтуют?

— Нет, — отвечает моя учительница. — Клеймо накладывает магический запрет на причинение намеренного вреда хозяину, членам его семьи и другим магам — именно в таком порядке, затем идет запрет на непослушание и на разглашение информации о семье хозяина. Кстати, этот запрет не снимаем даже в случае перепродажи и не пробивается никакой Ментальной магией. Бывает, что предыдущие хозяева продают раба анонимно, и выяснить, кому он принадлежал до этого, можно лишь окольными путями, что намного сложнее. Анонимно обычно продают, если рабом является сквиб.

— Сквиб? — вскидываюсь. — В смысле — потомок магов? То есть, его продают собственные родители?!

— Да, — кивает Анна Лестрейндж. — Когда в семье рождается сквиб, то тут два варианта — либо родители подкидывают малыша магглам, подчищая память, либо кастрируют и продают в рабство куда-нибудь подальше, в другую страну. Америку, Россию, Китай…

Волосы на голове шевелятся. Одно дело про это читать в Интернете, книгах… И совершенно другое слушать спокойное повествование от сидящего рядом человека.

— А кастрировать-то зачем?! — возмущенно восклицаю.

— Потому что сквиб — все равно потомок Магического Рода, — терпеливо поясняет Анна Лестрейндж. — Иногда маги берут в постель раба, а в случае беременности может оказаться, что два враждующих Рода связаны между собой. Думаете, Крэббам будет интересно проснуться утром и на Родовом Гобелене выяснить, например, что они породнились с теми же Поттерами? Или Прюэтты с Уизли?

— А девочек?

— И девочек. Потому что в их случае может возникнуть аналогичная ситуация.

— А магглов тоже… кастрируют?!

— Магглов не всегда. Маггл же не принадлежит никакому Магическому Роду.

— А контрацепция?

— Контрацепция иногда не срабатывает. Так, собственно, и получился мой брат Антуан. Родольфус сказал, что отец не захотел уродовать тело Пердри шрамами… И поплатился за это.

— А прервать нежелательную беременность?

На этот раз Анна Лестрейндж смотрит на меня, как я до этого на нее — с непередаваемым возмущением.

— Мисс Гонт… В магическом мире такого не делают. Никогда. Это… это омерзительный поступок… — моя учительница едва не задыхается от гнева, но потом справляется с эмоциями. — Понимаете, нас — мало. Магглов полтора миллиарда, а нас едва шестьдесят миллионов. Во всем мире. Ребенок-маг — это дар Магии, благословение. У нас нет сирот и нет приютов — если малыш оказывается без родителей, то его обязательно берут к себе родственники. Ближние или, если таких не осталось, дальние. Или просто чужие маги. Долг любого мага воспитать такого малыша, даже если у него самого много детей. Дети… детская магия чистая, незамутненная. Проклятья рядом с ребенком постепенно ослабевают, собственная магия усиливается. Самый мощный магический Ритуал — это рождение ребенка. В этот момент даже магглы иногда обретают магию, не говоря уже о массе других положительных эффектов. Маг, который покусится на зарождающуюся жизнь, заполучит такое проклятье, которое потом никогда не смоет. Особенно, если на это решится женщина-маг. Последствия потом будут аукаться на Роде и его потомках много поколений. Возможно, у магглов это и в порядке вещей, но маг никогда не пойдет на подобное. Ни один. Никогда.

Чешу затылок. Да, насколько же сильно отличается мир магический и мир маггловский… Продать собственного ребенка в рабство, предварительно кастрировав — нормально. Прервать нежелательную беременность — страх и ужас.

И еще больше убеждаюсь, что у Дамблдора на Тома какие-то планы. Которые я из кожи вон вылезу, но разрушу. Ведь Том не должен был оказаться в приюте. Его обязательно кто-нибудь себе бы взял из магов, если бы я не появилась. Но вмешался дедушка, точнее, дядечка с дольками…

— Спасибо, мисс Лестрейндж, — сердечно благодарю свою учительницу. — Я… я буду знать. Извините.

— Все в порядке, — успокаивается девушка. — Я для этого и нахожусь рядом с вами, чтобы объяснять подобное.

Еще неделя проходит в учебе и выполнении заказов. Почти все бытовые хлопоты взяла на себя Анна, что рационально — у нее получается быстрее и проще. Живет она по-прежнему у себя. Я тренирую несчастную Левиосу, но уже не на перьях, а на других предметах. Живые существа, однако, Левиосе не подчиняются. Как поясняет Анна Лестрейндж, для этого используют другое заклинание — Мобиликорпус. Еще я изучаю Акцио. Очень хочу изучить Агуаменти, но моя учительница качает головой.

— Мисс Гонт, на улице слишком холодно. В процессе тренировке мокрым будет все — вы, я и ярдов пять вокруг. Поэтому придется ждать тепла.

Огорченно вздыхаю.

А в среду, четырнадцатого декабря домой возвращается Морфин Гонт.

Случается это во время обеда. Мы с Анной и Томом сидим вокруг стола, едим русский борщ, которым я решила побаловать мою учительницу. Борщ, кстати, Анне нравится. Единственное, что вместо сметаны приходится добавлять сливок — не едят англичане сметаны.

Как Морфин подходит к дому, мы не слышим. И раздавшийся за дверью громкий вопль «Отец!» заставляет меня вздрогнуть. Анна Лестрейндж тоже дергается, глядит на меня. Лишь зачарованная ложка методично впихивает в Тома очередную порцию еды.

— Стоп, — командует Анна ложке. Ложка послушно ложится на стол.

— Это, кажется, мой брат, Морфин, — быстро объясняю.

Черт, черт, черт. Как не вовремя! Бежать?

Дверь распахивается.

Поздно бежать.

Вскакиваю.

— Меропа! — расплывается в улыбке Морфин, но потом прищуривается и выхватывает палочку, направив на меня. — Ты не Меропа. Кто ты такая, и как вошла в этот дом?

Анна Лестрейндж, видимо, осознав угрозу, в доли секунды принимает атакующую позу с палочкой наизготовку, умудряясь швырнуть Тома куда-то нам за спину. Том принимается возмущенно реветь.

Ну, здравствуй, братец.

Черноволосый, как и я. Тяжелые черты лица, обрюзгшее тело в засаленной мантии, сквозь дырки проглядывают штаны. Чем-то похож на одного из моих «ухажеров» давно ушедшей молодости, благополучно исчезнувшего после хорошего фингала под глазом.

Но нет, Морфин Гонт, ты меня не испугаешь.

Гнев горячей волной поднимается откуда-то из низа живота.

Только посмей тронуть Тома!..

— Лина Гонт, — ледяным голосом говорю мужчине. — Твоя старшая сестра. Приятно познакомиться.

Морфин Гонт замирает, а затем на лице расплывается обиженное выражение.

— А где Меропа?

— Меропа умерла, — отвечаю так же холодно. — Дверь закрой, дует. Ребенка застудишь.

Мой брат послушно прикрывает дверь, затем оглядывается.

— А где отец?

— Тоже умер, — коротко отвечаю.

— Как?..

— Не знаю. Кстати, это мисс Анна Лестрейндж, моя учительница. Мисс Лестрейндж, извините за ситуацию — мой младший брат Морфин Гонт.

Я ожидаю от Морфина любых действий, готовая обороняться и, если надо, защищать Тома. Анна Лестрейндж тоже готова дать отпор, но Морфин вдруг всхлипывает и сползает по стенке на пол.

— Я… Отец, как же так…

Анна Лестрейндж опускает палочку.

— Простите, мисс Лестрейндж, — снова извиняюсь. — Я не ожидала его появления так рано. Он в Азкабане сидел, на следующий только год должен был выйти.

— Ничего, — Анна Лестрейндж опускает палочку. — Я понимаю.

Поднимаю Тома с пола на руки, утешаю. Том утыкается мне в мантию, цепляется пальчиками, продолжая всхлипывать.

С Анной смотрим, как Морфин ревет на полу, утирая слезы грязными руками. Наконец он перестает плакать и поднимается на ноги.

— Дай жрать, — мужчина делает шаг к столу, но я качаю головой.

— Приведи себя в порядок сперва. У крыльца корыто, набери воды и помойся.

— Я жрать хочу! — не слушает меня Морфин, хватает со стола мою тарелку и принимается есть прямо из нее. Причем руками.

Утыкаю палочку ему в шею, от чего Морфин замирает, а потом фыркает, расплескав борщ на себя и пол.

— Дура! Откуда ты взялась, дура? Те, в ком течет кровь Гонтов, не могут причинить вред друг другу! Ты ничего мне не сделаешь, дура! Сядь и не вые…

Не могут причинить вред, да?

Экскуро. Разлитый борщ и борщ в тарелке в руках у Морфина исчезает.

Эванеско. Тарелку, конечно, жалко.

Петрификус Тоталус. Морфин хлопает глазами, вытягивается в струнку на полу.

Связочка на загляденье. Никогда не выполняла три разных заклинания подряд с такой скоростью и с таким успехом. Анна Лестрейндж может мной гордиться.

Подхожу, поднимаю с пола палочку Морфина. Черная, истертая. Дерево не определю, я не профессионал.

— Ну и ладно, не могут — так не могут. Я и без этого справлюсь, — зловеще улыбаюсь. — Не хочешь мыться? Так я тебе помогу. Никакого вреда, исключительная польза.

Рядом фыркает моя учительница.

— Эм… Мисс Лестрейндж, я планирую помыть эту свинью…

— Вам помочь? — с готовностью спрашивает моя учительница.

— Я, в принципе, могу справиться и сама, — задумываюсь, как скомпилировать заклинания и ручную работу там, где я заклинаниями почти не владею.

— С моей помощью будет проще, — качает головой Анна. — У меня большой опыт в уходе за неподвижными людьми. И… поверьте, меня голые мужчины уже давно не смущают.

Краснею.

Вообще современное, начала ХХ века, общество достаточно консервативно. Что маггловское, что магическое. Предложение Анны Лестрейндж даже в XXI веке могло бы вызвать неловкость. Сейчас тем более, но, если уж она сама вызвалась… Почему бы и нет?

Пока Морфин Гонт гневно вращает глазами, будучи похож на бревно, мы с Анной споро уничтожаем его одежду заклинанием, затем притаскиваем корыто, наполняем водой, подогреваем и плюхаем туда моего братца. Грязь с него сходит клочьями. Затем Анна трансфигурирует ножницы и подрезает Морфину шевелюру.

— Ну вот, красавчик, — комментирую, — и, заметь, абсолютно без причинения какого-либо вреда.

Мантии у меня, конечно, женские, но не сверкать же Морфину голыми причиндалами. Итак насмотрелись, пока мыли свинюшку. Вытаскиваю одну из мантий — серую, без каких-либо рюшечек. На первое время сойдет.

Снимаю Петрификус и швыряю Морфину мантию.

— Оденься, чучело.

Ответом мне служит гневная тирада. Я половины слов не знаю, так, догадываюсь по смыслу. Забавно, кстати. У англичан намного меньше матов, чем у русских. А Морфин существенно пополнил мой запас.

— Извините, мисс Лестрейндж, — опять извиняюсь. — Не слушайте его.

— А я и не слушаю, — улыбается Анна Лестрейндж. — Мисс Гонт, я не владею парселтангом.

Ошарашено замираю. А ведь правда, мы с Морфином половину времени беседовали на языке змей. И матерился он тоже на парселтанге.

— Простите, — еще раз извиняюсь. — Я не заметила.

— Бывает, — философски замечает Анна Лестрейндж.

Беру еще одну миску, наливаю туда свежего борща, достаю ложку и всовываю в руки облаченному в мою старую мантию братцу.

— Ешь, — командую. — И не вздумай вести себя по-свински. У меня ребенок растет, насмотрится еще.

Хоть и с ложкой, манеры у Морфина ужасающие.

* * *

После обеда Анну Лестрейндж приходится отпускать. Какие тут занятия, если мне надо разобраться с заявившимся братцем!

С братцем мы разбираемся пару дней. Я постоянно пресекаю его свинские замашки, находясь начеку. Тома перепоручаю Маличке. Вдруг Морфин тоже решит сделать ему что-нибудь… «безвредное»? Мне-то ладно, я отобьюсь, а беззащитный ребенок?

Но Морфин даже не думает причинить мне вред. Он с явным наслаждением спит в чистой постели, ест горячую еду и постоянно греется у камина, который с его появлением топится, не переставая.

Азкабан сильно сказался на нем.

Ночью Морфина мучают кошмары. Он просыпается с криками, вскакивает, мечется по дому. Я успокаиваю его, как могу. Иногда он называет меня Меропой, иногда — мамой.

Морфин старше Меропы на восемь лет. Я не знаю, когда умерла их мать, но Морфин ее должен помнить. И на фоне двух с половиной лет Азкабана с дементорами мой образ в его сознании обретает материнские черты.

Психологи двадцать первого века, конечно, нашли бы множество отклонений. Но я не психолог, поэтому плохо представляю, как если не помочь тому, кто стал в этом времени мне кровным братом, так хотя бы обезопасить от него себя и своего ребенка.

Морфин много говорит. Говорит он на парселтанге, но мне без разницы. Он рассказывает о Меропе, об отце, о том, как Меропа влюбилась в соседа — красавчика Тома Риддла. Тому было девятнадцать, когда шестнадцатилетняя Меропа увлеклась им. Через год они поженились, и в тот же год Морфин загремел в Азкабан, как сказали в наше время, «за причинение тяжких телесных».

Ненависть Морфина к Риддлу можно трогать руками. Он буквально плюется, когда говорит о нем.

Я благоразумно не рассказываю про судьбу Меропы и про те тяготы, которые она вынесла. Если я расскажу, Морфин точно добьет Риддла и загремит в Азкабан повторно, явно надолго.

Спустя три дня решаюсь привезти Тома.

— Вылитый Риддл, — заключает Морфин, едва видит ребенка.

Да? И как он определил? Дети до определенного возраста похожи сугубо на детей. На мой взгляд, конечно. И возраст этот — лет десять.

— Это ребенок Меропы, — признаюсь. — Она умерла у меня на руках.

По канону Морфин крайне отрицательно отнесся к появлению своего племянника. Но здесь не канон. Или, если канон, то уже давно сломан. По крайней мере, в отношении будущего Волдеморта. Может, он сломается и в отношении Морфина? Он ведь уже начал ломаться, Морфин должен был еще полгода сидеть.

— Лина, прости. Я… я не могу его видеть, — спустя минуту говорит Морфин, тяжело поднимается с кресла, на котором сидел возле камина и, сгорбившись, уходит в другую комнату.

Том провожает его взглядом, сунув палец в рот.

* * *

Вечером я решаю не отводить Тома в Гильдию Маличке, а оставить рядом. Морфин выглядит достаточно безобидным. Но сплю все равно вполглаза, ведь кто его знает? Перемкнет у Морфина, и что потом?

Утром я, злая и невыспавшаяся, ползу на кухню готовить завтрак. Морфин, однако, уже сидит около камина, глядит в желтое пламя.

Том внимательно смотрит на Морфина, дожидается, пока тот поворачивает голову в его сторону и радостно ляпает, причем на парселтанге:

— Папа!

И это простое слово вызывает гнев Морфина. Он вскакивает, отшвыривает кресло.

— Я не твой отец, ублюдок! Запомни это! Твой отец — мерзкий маггл! Его называй папашей! Который твою мать в гроб загнал! Не смей, урод!

Скандал получается знатный. Особенно с учетом того, что Гонты не в силах причинить вред друг другу. И я в этом наглядно убеждаюсь. С одной стороны хорошо, Морфин не может тронуть Тома. А с другой я жутко хочу влепить братцу сковородкой, но рука словно становится свинцовой.

— Не трону я его, Лина! — видя меня со сковородкой, рявкает Морфин. — Не могу. Хотя так бы и утопил… Сволочь… Ненавижу…

Том оглушительно ревет.

Морфин, громко топая, выходит на улицу и хлопает дверью.

Видеть лицо того, кто повинен в смерти сестры. Пусть это лицо — всего лишь лицо годовалого младенца. Видеть лицо врага… и знать, что он — сын любимой сестры.

И мне это что-то напоминает.

Северус Снейп точно так же ненавидел Гарри Поттера, потому что тот был сыном двух людей — самого ненавистного человека и самого любимого.

Но Северус Снейп еще не родился, а драма все та же, правда, уже в моем семействе.

Тяжело.

* * *

Занятия с мисс Лестрейндж придется переносить на другую «территорию». С выбором «территории» есть некоторая проблема. Заниматься в маггловской квартире и том же маггловском доме, которые намного дешевле снять в аренду, нельзя — я еще не очень хорошо управляюсь с чарами и вполне способна устроить фатальные разрушения. Если в магическом доме стоит защита на подобные случаи, в маггловском же жилище этой защиты нет, а ставить ее дорого, потому что надо обращаться к специалистам. Мисс Лестрейндж защиту ставить не умеет в нужной мере, а я тем более. В Гильдию обращаться бесполезно — мисс Лестрейндж не член Гильдии, ее просто не пустят. Думаю снять номер в «Дырявом Котле», но мисс Лестрейндж объясняет, что нас после первого же занятия выгонят без возврата денег — в номере можно поспать, встретиться с кем-то, но никак не в магии упражняться.

В размышлениях проходит неделя. Все это время Том находится в Гильдии под присмотром Малички — Морфин категорически возражает против присутствия в доме малыша. Едва он его видит, как меняется в лице и уходит, хотя Том не виноват, что похож на своего отца.

Да и мне надо переезжать. А то я совсем обнаглела с эксплуатацией бедной домовички. Питер Вектор не возражает, но надолго ли хватит его терпения?

Выход находит, к моему смущению, Анна Лестрейндж.

— Мисс Гонт, у меня к вам есть предложение, — говорит она. — Мы думаем переехать в другой дом. Вы можете снимать его вместе с нами.

Странное предложение от англичанина. Или просто европейца, учитывая, что Лестрейнджи — французы. Обычно мало кто приглашает пожить совместно работодателя, а я для Лестрейндж никто иной, как именно работодатель — я плачу ей за услуги по обучению себя любимой магии и порядкам в магическом мире.

Однако Анна Лестрейндж поясняет, что ее невестка Жаннет беременна, и им нужен дом побольше. Но аренду дома побольше оплачивать затруднительно, а в новом доме будет достаточно комнат для всех, к тому же там есть большой флигель с террасой, который смогу занять я. Да и Том не будет скучать в компании еще одного ребенка — Раймонду Лестрейнджу недавно исполнился год и два месяца. Через десять лет они вместе пойдут в Хогвартс.

Я, в принципе, не возражаю. За флигель, в котором две комнаты, просят платить всего триста галеонов в год. Только у меня всего сто двадцать. А еще оплачивать обучение… А еще мой долг Гильдии…

Но съезжать надо.

Я все-таки решаю заселиться во флигель. Флигель, кстати, только так называется — просто в двух комнатах сделали отдельный вход, не снося дверь между остальной частью дома. Вдобавок есть большая терраса. И отдельный камин. Адрес у камина, кстати, интересный — «Ласточкино Гнездо». Причем просто произнеся «Ласточкино Гнездо», прибыть можно в любой из двух каминов — у Лестрейнджей или у меня. Но вот если уточнить «Ласточкино Гнездо, гостиная», то это уже камин Лестрейнджей. Мой — с «добавочным номером» «флигель».

С семьей Лестрейнджей знакомлюсь двадцать первого декабря. Они приглашают меня на чай к пяти часам.

Родольфус Лестрейндж встречает меня, сидя на маггловском кресле-каталке. Глаза устремлены в одну точку, как это бывает у незрячих людей. Он невероятно похож на свою сестру, только лицо более грубое, а голова рыже-пепельная от седины. Миссис Лестрейндж — маленькая, жгучая брюнетка со смуглой кожей, чем-то смахивающая на цыганку. И мантия у нее такая же яркая, и украшения. Кстати, на встрече присутствует и Бастиан Лестрейндж — у школьников начались рождественские каникулы, и он приехал из Хогвартса. Бастиан лицом похож на мать — такой же темноволосый и смуглый, а вот фигурой, видимо, пошел в отца — крупный, плечистый в свои четырнадцать. Ему легко можно дать шестнадцать.

А еще, что оказывается для меня полной неожиданностью, у Лестрейнджей есть трое рабов — пожилой чернокожий мужчина лет пятидесяти, круглолицая мулатка, на вид от тридцати до сорока, и темнокожий подросток.

Знакомство с Лестрейнджами оказывается приятным. Родольфус, несмотря на свою физическую ограниченность, оказывается весьма живым человеком, а его жена — веселой хохотушкой. Разве что Бастиан достаточно тих.

— Это он пока стесняется, — улыбается Жаннет Лестрейндж. — Со временем привыкнет.

Я, собственно, тоже стесняюсь — я никогда не была в гостях в магической семье, и чувствую себя не в своей тарелке. Один Том принялся вести себя по-хозяйски — он незамедлительно оттаскал Раймонда за волосы и отобрал игрушечного единорога. Растерянный Раймонд не нашел ничего лучше, чем искать защиты у матери, оглашая гостиную плачем.

Отбираю единорога у своего ребенка, отдаю владельцу, извиняясь. Но Раймонду уже не нужен единорог — он утешается, сидя на коленях у Жаннет Лестрейндж.

— Ничего страшного, — Жаннет возвращает единорога Тому. — Это дети. Они подружатся.

За разговорами выясняется, что завтра — Йоль, а Рождество празднуют не все маги, в основном полукровки и магглорожденные, а для чистокровных празднование Рождества считается чем-то неприличным. И каникулы в Хогвартсе называются не рождественские, а зимние. Соответственно, весной будут весенние, а летом — летние. Логично.

Разговор заходит о магическом праздновании. Лестрейнджи, памятуя о моем воспитании магглами, стараются восполнить мои пробелы и очень подробно рассказывают, как маги празднуют Йоль. И чем-то это празднование похоже на празднование Рождества у европейцев и американцев — такой же домашний праздник, так же наряжают елку, так же дарят подарки. Только одно отличие — Ритуалы.

— У вас же есть брат? — интересуется Родольфус. — Будет хорошо, если вы проведете Йоль с ним.

— Он не очень любит Тома, — признаюсь. — Если честно, то не выносит. Том слишком похож на отца, а Морфин его ненавидит.

— Есть дни, мисс Гонт, — наставительно произносит мужчина, — когда семья укрепляется единством. Только не чтящие свои корни грязнокровки будут отказывать своим родственникам в праздновании таких дней. Поэтому не бойтесь. Ваш брат не посмеет отказать в присутствии ни вам, ни вашему ребенку.

* * *

Собственно, Лестрейндж оказывается прав. Когда я появляюсь в доме Гонтов вечером двадцать третьего, Морфин ничего не говорит по поводу Тома, лишь старается не смотреть в его сторону.

На Йоль принято проводить Ритуалы Защиты и Долголетия. Хорошие Ритуалы. И проводит их Морфин на правах Главы Рода. И вот что значит — Маг. Он без запинки проговаривает нужные Воззвания, даже не споткнувшись на наших полных именах — Лина Меропа Гонт и Том Марволо Риддл, хотя они для него новость. И Магия откликается на его призыв, окутав уже знакомым сиянием нас троих.

После проведения всех положенных Ритуалов мы ужинаем. Особых кулинарных изысков я приготовить не смогла, но Морфин не привередничает. Я пытаюсь его разговорить, но он отделывается отдельными фразами.

А после ужина Морфин указывает мне на камин.

— Убирайся. И ублюдка своего захвати.

— Морфин, послушай… — пытаюсь вразумить брата, но он лишь качает головой и снова указывает мне на камин.

Закусывая губы, собираю Тома и возвращаюсь в дом Лестрейнджей.

* * *

Насколько же Морфин не похож на Влада! Морфин словно пышет неприязнью, в то время как Влад был в меру веселый, в меру серьезный…

Был… Или будет? Или же «есть», но в другой, параллельной реальности, в которой подходит к концу две тысячи двенадцатый год?

С празднованием дня рождения Тома возникают трудности. Нет, у меня есть некоторая сумма галеонов, но ее не хватит на большой праздник. Да и не хочу я приглашать многих.

В списке потенциальных гостей у меня пока значатся Лестрейнджи и Векторы. Возможно, приглашу еще Агнес Лонгботтом… и Вэнса. Больше ни с кем я толком не знакома достаточно близко. А еще надо как-то уговорить гостей не приглашать кого-то еще — считается обычным прийти на второй день рождения ребенка без приглашения. Наоборот, даже приветствуется.

Но не в моем случае. Мне до зубовного скрежета не нужно, чтобы про это узнал Альбус Дамблдор. Возможно, он и слышал где-то про появившуюся Лину Гонт, но то, что она и Элина Росс — одно и то же лицо, пусть не узнает как можно дольше. Желательно вообще еще лет десять, а то и двадцать. Или вообще никогда. О планах Дамблдора на моего Тома я имею достаточно ясные представления — спасибо маме Ро — но почему и зачем… Мерлин его знает, как говорят маги.

И с организацией дня рождения оказывается не так просто. Причин, по которой маги вынуждены не делать большое празднование второго дня рождения, всего две. Одна из них — если семья умудряется сильно провиниться в магическом мире, как Лестрейнджи. Тогда к ним гости сами не идут — считается зазорным. Вторая — готовящееся объявление Кровной Вражды. Тогда маги сами не приглашают — невместно есть и пить вместе с кровным врагом, пусть и будущим. Финансовая сторона дела в этих случаях, как и во всех остальных, дело второстепенное, у Лестрейнджей первая причина послужила и причиной нехватки денег. Когда мы говорили про празднование, я посчитала, что Анна понимает мои финансовые трудности, а она, видимо, имела ввиду что-то другое.

В моем случае можно отговориться второй причиной, но опять же — это может вызвать ненужные подозрения. Неприглашенные маги, кто в курсе дня рождения Тома, будут на меня косо поглядывать — вдруг я с ними враждовать собираюсь?

А денег у меня все равно нет. Я Питеру Вектору должна круглую сумму. Нет, от голода я уже не умираю, как десять месяцев назад, но сейчас у меня и траты другие. Урожай, кстати, остался у Морфина. Ну и хрен с ним.

— У вас есть враги? — интересуется Анна Лестрейндж, когда мы обсуждаем возможные отговорки для скромного празднества.

Альбус Дамблдор, конечно. Но стоит ли знать об этом моей учительнице?

— Я связана с вами контрактом, мисс Гонт, — напоминает мне Анна, видя мою нерешительность. — Даже если захочу, не смогу никому рассказать, даже брату.

— Есть, — признаюсь.

— Они знают об этом?

— Нет, — качаю головой. — Мой враг не догадывается даже о том, что я маг. И я очень хочу, чтобы и дальше не догадывался.

Анна Лестрейндж задумывается, а потом кивает.

— Однозначно второй вариант.

— А на меня потом косо смотреть не будут? — прищуриваюсь. — В смысле, будут думать, вдруг они мои возможные враги…

— Не будут, — хмыкает моя учительница. — Враги есть у многих. Почти все маги по идее могли бы делать этот праздник в узком кругу, так что сейчас это либо отговорка нехватки денег, либо это делают сильные магические Рода типа Блэков или Прюэттов, когда реально собираются объявить Вражду. А в вашем случае все поймут правильно. Но никто не осудит.

Значит, с гостями ясно.

А вот с крестными… Кандидатура, увы, у меня всего одна.

— Мисс Лестрейндж, — вздыхаю. — Будете крестной Тому?

Моя учительница одаряет меня внимательным взглядом. Напрягаюсь в ожидании ответа, учитывая, что крестный у магов вовсе не то, что крестный у магглов.

— Буду, — улыбается моя учительница.

Облегченно выдыхаю.

* * *

Праздник устраиваю в новом доме. Приглашаю Лестрейнджей, Векторов, Лонгботтомов и Вэнсов. Надеюсь, Лонгботтомы пока не сторонники Дамблдора…

Лонботтомов оказывается шестеро. Арфанг Лонгботтом и его жена Виктория, в девичестве Грюм, их двое детей — мальчик Эндрю трех лет и двухлетняя девочка Дороти. Из ПоттерВики я припоминаю, что Арфанг Лонгботтом вроде должен быть женат на Каллидоре Блэк… Но потом, повспоминав еще немного, до меня доходит, что Каллидоре сейчас всего двенадцать, она примерно на первом-втором курсе Хогвартса. Поэтому, скорее всего, она станет Арфангу второй женой… А вот что с первой будет, понятия не имею.

Так же прибывает Фрэнк Лонгботтом с женой Агнес, с которой мы знакомы по Гильдии. Векторов — аж двенадцать — Питер Вектор, его жена Нонна, пятеро его дочерей, младший брат Густав, его жена Вивиан и трое их сыновей — Калеб, Джеймс и Адриан. Адриан совсем кроха, даже младше Тома. Вэнс прибывает со своей пожилой матерью, Алисой. Других родственников у Вэнсов не оказывается — Алиса Вэнс магглорожденная, а отец Альберта — неизвестный персонаж.

В итоге «маленький» праздник собирает «всего» двадцать пять гостей, учитывая Лестрейнджей. Хорошо, Анна Лестрейндж вовремя меня предупредила — я представления не имела, что у магов такие большие семьи. Вдобавок не знала, что, пригласив одного из семьи, я автоматически приглашаю его братьев и сестер, а так же супругов и детей. На старшее поколение это приглашение не распространяется, поэтому для матери Вэнса пришлось писать отдельное приглашение.

Основным действом праздника, разумеется, является Ритуал. Ритуал принятия крестного. И происходит он очень торжественно. Под внимательными взглядами собравшихся я передаю Тома в руки Анны Лестрейндж, а она дает обещание заботиться о Томе. Так же она ручается, что никто из ее семьи не замышляет вреда малышу Тому, как и она сама.

А когда Ритуал заканчивается, и присутствующие по очереди съедают по кусочку жареного поросенка, который выступает в роли ритуальной еды, камин вспыхивает, и оттуда шагает Морфин Гонт.

Мое ошарашенное лицо заставляет присутствующих напрячься, но Морфин, словно не замечая чужих взглядов, смотрит мне в лицо.

— Не пригласила, — прищуривается он. — Врагом считаешь.

— Нет… — сглатываю и мотаю головой, ощущая накатившее чувство вины.

Черт, я ведь не пригласила Морфина потому, что видела его отношение к Тому и подумала, что ему может быть неприятно присутствовать на таком празднике… А надо было позвать? Блин, где была Анна, когда составляли приглашения?!!

— А я подарок приготовил.

Молчу.

— Только искать его сама будешь. Медальон Салазара Слизерина. Золотой, на крышке змейка из изумрудов. Она его унесла. Если бы он у тебя был, я бы знал. Куда она его дела, понятия не имею.

«Она» — видимо, Меропа.

Киваю.

— Спасибо, — говорю Морфину, но он лишь дергает плечом и шагает обратно в камин.

После ухода Морфина присутствующие расслабляются. Некоторые тихо прячут уже вытащенные палочки.

Я смущенно извиняюсь за поведение своего брата, готовая провалиться сквозь землю.

— Никогда не слышал, как говорят на парселтанге. Звучит очень интересно, — разряжает обстановку Питер Вектор. — Значит, мой подарок будет к месту.

Парселтанг?

Понимаю, что вся беседа с Морфином опять проходила на языке змей. Неудержимо краснею.

— Я… я прошу прощения. Я плохо различаю, когда говорю по-английски, а когда — на парселтанге, — признаюсь.

— Ничего страшного, — улыбается Вектор. — Такое часто бывает. Вейлы тоже регулярно путаются.

Мужчина достает из складок мантии старый сильно потрепанный пергаментный свиток, точнее, целый рулон. С интересом принимаю подарок.

— Это записи на парселтанге. Понятия не имею, что там. Но рукопись старая. Может, что-то интересное.

Ого…

Тихонько отгибаю край свитка.

«…Третий день пребывания в этом * * *

ном мире. Небо мерзейшего голубого цвета. Где благородный зеленый?..»

О, интересно. Похоже, дневник какого-то мага… тоже попаданца. Забавно, обязательно почитаю!

— Спасибо, — благодарю Питера Вектора.

— Думаю, наш подарок будет не менее ценен, — улыбается Арфанг Лонгботтом. — Легенды гласят, что Гонты — превосходные менталисты. Легенды, кстати, не врут. И именно поэтому я передаю вам, мисс Гонт, приглашение от Гильдии Менталистов вашему сыну обучиться практической Ментальной Магии. Не сейчас, разумеется, а когда он станет старше — после сдачи СОВ. Ученичество, а так же звание Подмастерья в случае успешной сдачи испытания Гильдия даст вашему сыну безвозмездно. Конечно, если ваш сын сам захочет это.

Э… Это ж… восемь тысяч галеонов минимум! Фигассе подарочек… Так, стоп. А свиток тогда сколько может стоить?!

— Наш подарок скромнее, — следующим говорит Родольфус Лестрейндж. — Мы видим, как тяжело вам, мисс Гонт, управляться с хозяйством и уделять время малышу. Поэтому котенок — ваш.

Какой котенок?!

Котенком оказывается один из трех рабов Лестрейнджей, темнокожий подросток. Зовут его так — Котенок.

Здрасти, рабовладельческие будни…

В ступоре хлопаю глазами. Спустя некоторое время маги начинают обеспокоено переглядываться, и это заставляет меня опомниться.

— Эм… спасибо, — судорожно пытаюсь прийти в себя от шока. — Я… признательна.

Смотрю, как негритенок сперва становится на колени перед Родольфусом Лестрейнджем и наклоняет голову вправо, а Жаннет Лестрейндж помогает мужу прижать палочку к шее раба, а затем паренек встает с колен и, подойдя ко мне, точно так же встает на колени и наклоняет голову вправо. Что все это значит, я понятия не имею, но меня выручает Анна Лестрейндж.

— Прижмите палочку к его шее и просто скажите, что принимаете его служение. Можно вполголоса, но он должен слышать, — на ухо подсказывает мне моя учительница.

Выполняю указанные манипуляции и с интересом наблюдаю, как под кончиком моей палочки на шее Котенка расцветает рисунок, до невозможности напоминающий Темную Метку, которую Волдеморт ставил своим последователям на руку — череп и выползающая изо рта змея. В уменьшенном, конечно, варианте, и светлее кожи негритенка. С «киноновской» не совпадает, и это логично. Но — череп и змея.

Жутко хочется тут же расспросить Анну Лестрейндж, что все это значит, но сдерживаюсь. Потом… когда все закончится, когда останемся наедине…

Альберт Вэнс мнется, но протягивает мне небольшую и, судя по напряжению в его руках, тяжелую коробку.

В коробке оказывается самый обычный арифмометр. Большой и железный.

Арифмометр я видела в своей жизни один раз. Хотя как сказать — видела. Он стоял у нас на полочке в классе математики, и всем детям строго-настрого было запрещено к нему прикасаться. Так все семь лет — с пятого по одиннадцатый класс — я разглядывала арифмометр, понятия не имея, зачем все эти рычажки, ручки и прочие приспособления.

К этому арифмометру в комплекте идет инструкция. На немецком.

Ладно, разберусь. В крайнем случае, попрошу кого-нибудь перевести.

Понятия не имею, сколько этот агрегат стоит в нынешнее время, в мое время старый «Феликс» можно было купить за пять-шесть тысяч рублей, но как антиквариат. В условиях засилья компьютеров и электронных калькуляторов актуальность арифмометра в расчетах — нулевая. Но сейчас подобное устройство нехило так может облегчить будни Арифманта… Хотя все равно долго. Только четыре арифметических действия, да и физические усилия для поворота ручки надо прилагать нехилые.

— Спасибо, Вэнс, — искренне говорю неловко мнущемуся парню.

В целом празднование проходит неплохо. Разве что меня нервирует «живое имущество» — Котенок. Я понятия не имею, что с ним надо делать. Но похоже, я его тоже нервирую. Ладно, разберусь…

Гости расходятся за полночь. По сути, уже в первый день следующего, тысяча девятьсот двадцать восьмого года.

Уборку и приведение дома в порядок берут на себя рабы Лестрейнджей — негритянка Хэнни и ее муж Окси. Ну, и… мой Котенок. А мы с Томом, утомленные всем этим мероприятием, ложимся спать и практически сразу вырубаемся.

На следующий день отдохнуть получается до обеда. Я, наивная, полагаю, что первого-то января буду бездельничать до вечера, но Анна Лестрейндж устраивает мне «этикетный разбор» всего мероприятия, а так же уточняет некоторые непонятные моменты. Как и ожидалось, первым «косяком» оказывается мое неприглашение Морфина Гонта. Родственников, как выясняется, игнорировать нельзя. Даже если отношения хуже некуда. Впрочем, они и без приглашения приходить могут. Просто приглашение — знак хорошего тона. Но опять же — родственники, в условиях относительно малой магической диаспоры, считаются до двоюродных. Троюродные — уже так себе. Можно и не учитывать. Далее, родственники женщины считаются по мужу. Агнес Лонгботтом в девичестве Салливан, но, приглашая ее, я приглашала Агнес Лонгботтом, не Салливан. Если бы я хотела пригласить ее родную семью, то им бы пришлось слать приглашение отдельно.

Потом мы разбираем подарки. Подарки оказываются ценными лично для меня, но практически ничего не стоящими для дарителей. Это тоже достаточно интересный момент — среди магов идут негласные соревнования, как все это устроить. Парселтанг, кроме Гонтов, знает от силы пара-тройка магов, и то они не прирожденные змееусты, имеющие небольшой словарный запас. Поэтому старый свиток валялся без дела, никому не нужный. А для меня он может представлять ценность.

Приглашение Тома в Гильдию Менталистов тоже не стоило Лонгботтомам ничего. Виктория Лонгботтом — дочь одного из Магистров Гильдии Менталистов. А магов, способных изучить это серьезное искусство в должной мере, мало, поэтому Арес Грюм всеми конечностями уцепился за возможность обучать потомка самого Салазара Слизерина. Так что еще не ясно, кто кому будет должен, когда Том дорастет до возраста вступления в Гильдию.

Подарок Лестрейнджей, не совсем вписывался в рамки «дарителю ничего не стоит, для одаряемого же — ценен». Котенок — сын Хэнни и Окси. Ему уже тринадцать, и через год-два Лестрейнджи собирались продать его, поскольку двух рабов им вполне достаточно. Но Котенок вряд ли принес бы своим хозяевам большую прибыль — он достаточно своенравен. Возможно, его можно было бы продать за восемь-десять сотен галеонов… но не факт.

Анна Лестрейндж так же предупреждает меня, что с Котенком могут возникнуть некоторые трудности, поэтому мне нужно будет приложить определенные усилия, чтобы раб не был мне в тягость.

От темы рабства мне все еще не по себе. Я примерно представляю, как и что мне придется делать… но не могу представить, как это будет происходить в реале. Одно дело рявкнуть на ученика, очередной раз балующегося на уроке и щелкнуть его по лбу линейкой, а другое дело — причинить боль такому же мальчугану, пусть и считающегося моей собственностью.

Когда же мы переходим на арифмометр, то Анна Лестрейндж награждает подарок Вэнса ехидным комментарием:

— Для магглокровки сойдет.

А потом поясняет, почему.

Во-первых, основное и нерушимое правило таких подарков — он должен быть однозначно полезен ребенку. И либо будет использоваться им сейчас — как детские игрушки, одежда, либо в будущем — как, например, тот же грант на обучение. А арифмометр к моменту взросления Тома будет мною затерзан в процессе эксплуатации.

Во-вторых, Вэнсы потратили на покупку данного девайса нехилую сумму — прибор достаточно редкий и дорогой — всего лишь прошлого года выпуска. Это опять противоречит правилу, что дарителю он должен обойтись как можно дешевле.

Как ни странно, Вэнсам было бы лучше подарить старую детскую одежду Альберта — в глазах магов это был бы гораздо более достойный подарок — зачарованная детская одежда, в отличие от маггловской, отличается большой износостойкостью и устойчивостью к грязи, поэтому пара-тройка поколений легко может щеголять в одних и тех же штанишках. Вэнсам бы это не стоило ничего, а мне было бы очень кстати — Том, как и все детишки, имеет свойство расти. А детская одежда, учитывая количество наложенных на нее чар, стоит весьма прилично. Хотя, учитывая, что мать Вэнса магглорожденная, у нее просто могло не быть такой одежды…

Обсуждение прошедшего праздника затягивается до вечернего чая. После чая же я получаю достаточно подробную инструкцию по пользованию своим «движимым имуществом».

Рисунок, похожий на Темную Метку на шее Котенка, есть ничто иное, как рабское клеймо. Вид клейма может разниться в зависимости от того, какой семье принадлежит раб. У Лестрейнджей стилизованная надпись «Le’Strange», у Блэков три галки треугольником, у Поттеров удивительно логично рисунок глиняного горшка, у Делакуров — весы. Других знаков Анна Лестрейндж не знает, но у раба всегда можно спросить, кто его хозяин. Соврать или промолчать раб не может. Это своего рода предосторожность, чтобы хозяева не посылали рабов на какие-либо темные делишки — ведь за любой проступок раба несет ответственность только хозяин. Так что если Котенок где-нибудь что-нибудь натворит, наказывать будут не его — меня. Ну а я уже потом могу сделать с Котенком все, что захочу. Впрочем, я вообще могу делать с ним все, что захочу — нет никаких запретов. Некоторые семьи, практикующие Темную Магию, приобретают рабов для жертвоприношений или для разборки на ингредиенты — в зельеварении иногда используются человеческие компоненты, причем есть три способа получения: безвредный — это взятие волос, слюны, пота и небольшого количества крови; изъятие из мертвого тела — в этом случае тоже можно обойтись без убийства — в маггловских моргах достаточно трупов; и Темные способы. Темных способов тоже множество, но все они мучительны для жертвы. И, как правило, оканчиваются смертью, причем не всегда быстрой.

Вообще сам процесс обращения в рабство в магическом мире проще простого — достаточно поставить клеймо на лишенного магической силы человека — маггла или сквиба. Все трудности связаны с законами. На территории Британии запрещено обращать в рабство любого маггла — гражданина Британии. Это идет еще с достатутных времен. Так что я не смогу выйти на маггловскую улицу и выловить первого попавшегося — нельзя. Оштрафуют. И оштрафуют на круглую сумму — дешевле двух домовиков купить. Хотя этот запрет ушлые маги научились обходить — воруют и клеймят маленьких детей, которые не могут ничего рассказать, выдавая их за сквибов. Как говорится, «черный рынок»…

Но рабов можно свободно покупать и продавать в магическом мире. А вот освобождать нельзя — технически невозможно. Клеймо можно снять только Фините, и Фините должно быть в исполнении самого раба. А так как рабы не являются магами, то… В общем, ясно.

Запретов есть два вида. Первый просто лишает раба физической возможности его нарушить — раб просто не может осуществить действие — примерно как у Гонтов работает ненанесение вреда родичу по крови. К запрету первого вида относятся запрет на побег, на самоубийство, на причинение вреда хозяину, его семье и другим магам, на выдачу какой-либо информации о «первой семье» — то есть семье, где раб жил до получения клейма. Как правило, такой запрет есть у сквибов. Запрет на разглашение информации о предыдущих хозяевах, как правило, отсутствует, но раб не может выдать чего-то важного. Запрет второго вида раб нарушить физически может, но при этом клеймо причиняет ему боль. К таким запретам относится невыполнение приказа или намеренная порча имущества хозяина. Чтобы избавиться от боли, раб может либо выполнить приказ хозяина или получить отмену приказа, либо получить прощение хозяина. Если же хозяин не делает ни того, ни другого, раб будет мучиться от нарастающей боли, пока не умрет.

Хозяин может снять с раба свою печать, но в течение хотя бы недели раба должен взять себе кто-то из магов. Иначе раб так же умрет.

— В любом случае, Лина, им намного лучше с нами, чем самим по себе, — пожимает плечами Анна Лестрейндж, глядя в мою задумчиво-сосредоточенную рожу. После Ритуала крестничества мы перешли на обращение по имени, поскольку вроде как считаемся близкими людьми. — Многие из них — потомки африканских дикарей. Мы даем им возможность жить сытно и беззаботно. Им не нужно думать о том, где взять еду, где найти крышу над головой или одежду. Те условия, в которых живут их африканские сородичи — нечто ужасное. Представляете, Лина, там даже процветает каннибализм! Там чистая вода — редкость! Они пьют из грязных луж, как какие-то животные!

— Да я в курсе, — чешу затылок. — А сквибы?

— Так они могут остаться в магическом мире, а не быть выброшенными к магглам.

Пытаюсь переварить сказанное Анной.

— Мне нужно подумать, — выдаю наконец. — Я… я была далека от всего этого…

— Конечно, Лина! Я, разумеется, понимаю! — кивает Анна. — Да вы сами можете расспросить Котенка, как ему бы хотелось жить. Увидите, что я вам не лгу.

Киваю.

* * *

Второго января у меня — рабочий день. Начинаются занятия в Гильдии Арифмантов.

Тома оставляю на Котенка — Анна Лестрейндж уверяет, что он справится. Мне нет причин ей не доверять — в конце концов, он раньше принадлежал ее семье, к тому же дома будет ее невестка Жаннет, которая сможет помочь, если Том учудит что-нибудь магическое. Но пока у Тома не было выбросов, так что Котенок должен справиться сам.

Вообще интересно, что маги не дают рабам обычных имен вроде Джонов или Майклов — считается неприличным. Как у русских не принято называть животных русскими именами. Маги дают нечто вроде кличек — Котенок, Куропатка…. Родителей Котенка, оказывается, зовут Курочка «Хэнни» и Бычок «Окси». До меня это доходит, правда, не сразу. Ну и мой Котенок — «Китти».

На мой первый урок в классе собирается аж сорок два человека. Среди них я замечаю даже несколько Подмастерьев. И даже двух Мастеров. Такое количество присутствующих я не ожидала. Вообще в Гильдии свободное посещение занятий — каждый может ходить на те уроки, которые ему больше интересны, и к тем преподавателям, которые его больше устраивают. Но, поскольку количество преподавателей ограничено, обычно Ученики ходят на лекции к кому-то определенному, чтобы заниматься по какой-то системе.

Мои занятия, с полного одобрения Питера Вектора, рассчитаны на самый низкий уровень подготовки. Первый урок я вообще планировала посвятить таблицам сложения и умножения, поскольку, посмотрев на мучения Агнес Лонгботтом и несчастного Вэнса с десятичными дробями, выяснила, что господа Ученики не знакомы с базовыми принципами четырех арифметических действий. Все получающиеся результаты они, по сути, заучили наизусть. В смысле, они знают, что тридцать пять умножить на двенадцать будет четыреста двадцать, а вот как и почему…

Смотрю на присутствующих и пытаюсь справиться с мандражем.

— Итак, господа, — решаюсь начать. — Меня зовут Лина Гонт. Мой курс лекций рассчитан на начинающих. Поэтому тем, кто умеет хорошо считать, будет неинтересно. Если хотите, можете уйти.

Уйти никто не хочет. Это и понятно. Я новенькая, едва появилась — уже Подмастерье. Всем любопытно, что я зверь-птица такая.

— Мы сегодня начнем практически с нуля. Будем учиться складывать, вычитать, умножать и делить.

— А у нас есть таблицы, — какой-то Ученик лезет в сумку и достает толстый талмуд. Вот, смотрите! Это таблица сложения.

Подхожу.

Ну… что могу сказать. Да, таблица сложения. Только она размерами с хороший такой томик «Войны и мира». И охватывает диапазон от однозначных до трехзначных чисел.

— А если вы будете складывать четырехзначные числа? — прищуриваюсь.

— А для них мы используем правила…

Правила оказываются настолько мудреными, что я не дослушиваю. Я, конечно, подозревала, что все запущено… но не до такой степени.

— Так, — возвращаю Ученику его талмуд. — Забудьте всю эту белиберду. Начнем с начала. Пишем тему сегодняшней лекции. «Понятие цифры и числа. Разряды. Сложение. Таблица сложения».

Сложение целых чисел проходит на «ура». «Детки» быстро схватывают принцип переноса единицы в следующий разряд, а вот с вычитанием приходится помучиться. Противоположный принцип «занимания» единицы в случае нехватки с трудом продирается сквозь их мозги. Некоторые лезут подглядывать в таблицы. Командирским тоном приходится приказать таблицы убрать и не приносить на уроки.

Простенький пример «10000 — 365» решаем десять минут. К концу этого примера я устаю больше, нежели за час занятий в техникуме в прошлой жизни. Стоящий у доски Ученик коряво рисует девятки над несчастными нулями, я его одергиваю, чтобы он над последним нулем нарисовал десятку, Ученик начинает переправлять все девятки на десятку…

— Третий класс, — бурчу по-русски, глядя на потуги умаявшегося Ученика и интересуюсь уже по-английски: — Как ты СОВ-то сдал по Арифмантике, болезный?

— Я их не сдавал, — Ученик заливается краской. — Я не учил Арифмантику в школе. Я потом уже решил стать Арифмантом…

Прячу лицо в ладонях.

* * *

До умножения добираемся лишь на следующий день. На следующий день присутствующих поменьше. Но, как ни удивительно, приходят еще два Подмастерья. И Питер Вектор. Его появление меня особо нервирует, но Глава Гильдии делает успокаивающий жест.

Спокойнее не становится.

Переместительный, сочетательный и распределительный законы для учащихся оказываются тоже новостью. Как и приоритет действий.

— Сперва умножение, — шиплю на очередного бедолагу у доски. — Затем вычитание или сложение. Как вы примеры решали до меня, если такой элементарщины не знаете?!

— Да мы… мы так, сами запоминали, что первым идет… — бубнит двухметровый парень в серой латаной мантии. — Так и решали…

— Математики хреновы, — бурчу по-русски. Максим Смирнов на портрете не выдерживает и заливается смехом. Остальные портреты недовольно на него косятся.

Умножение по разрядам, как ни странно, проходит достаточно легко, хотя у пары человек я отбираю талмуды с таблицами умножения.

— В конце урока отдам, — обещаю растерянным Ученикам. — Не волнуйтесь, мне этого добра не нужно.

Класс хихикает.

К концу недели количество учащихся в моем классе сокращается до пятнадцати человек — из них два Подмастерья, упорно посещающие каждое мое занятие. Но девятого января новая тема урока — «Обыкновенные дроби» собирает опять под сорок человек. И Питера Вектора.

Основную трудность преподавания составляет необходимость употреблять английские термины. Я искренне надеялась на помощь Максима Смирнова, но тот грустно сообщил, что с переводом помочь не может — ибо портрет. В маггловском Лондоне я с трудом нашла русско-английский словарь, но математических терминов в нем не было. Пришлось навещать Британскую Библиотеку и выцарапывать необходимую информацию из имеющихся там изданий по математике. И то я не все до конца выцарапала. Часть названий тупо даю на русском, так и не найдя перевода.

Умножение и деление обыкновенных дробей, как у любых школьников, у моих учеников проходит хорошо. А вот с приведением к общему знаменателю мучаемся еще три дня. Питер Вектор с интересом посещает все мои занятия и даже что-то конспектирует. Я только с ужасом могу представить, что он там записывает.

Пятнадцатого января, в воскресенье, Питер Вектор вызывает меня в свой кабинет.

— Гонт, ваша система достаточно интересна. Вы изучали ее в вашем университете?

— В школе, — признаюсь. — В третьем классе.

— Расскажите, что еще у вас было в программе.

Принимаюсь рассказывать. В процессе выясняется, что Питер Вектор не в курсе, что в России дети идут в школу в семь лет, и полагает третий класс равным третьему классу средней школы Англии, то есть седьмому-восьмому нашему классу. А мне приходится каждую минуту судорожно вспоминать реалии государственного образования в России нынешнего, а не будущего времени, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то. Максим Смирнов внимательно слушает с портрета, никак не комментируя.

— То есть, за десять-одиннадцать лет в маггловской школе усваивается именно такой объем знаний? — интересуется Глава Гильдии, когда я заканчиваю упоминанием интегралов и стереометрии.

— Ну, не всеми… Большая часть учеников благополучно это забывает спустя год. И не все учатся на «отлично»… в смысле, на «Превосходно» и «Выше ожидаемого», — перевожу оценки в хогвартсовский эквивалент.

— А вы это не забыли, — с недоверием смотрит на меня Вектор.

— Не забыла, — соглашаюсь. — Потому что я училась на математика, а потом десять лет преподавала детям в школе.

— Ах, вот оно что, — понимающе кивает мой собеседник. — А я-то удивился, как вам удалось все это так аккуратно все разложить по полочкам. Гонт, вам задание от Гильдии — написать учебник по всему материалу, что вы будете начитывать. Всему, что вы изучали в вашей маггловской школе.

Чего?! Одиннадцать классов ему переписать, что ли?

— В нашей Гильдии есть одна проблема — систематизация подачи знаний. Я размышлял над ней уже давно, но не нашел подходящей программы. Маггловские учебники нам не годятся. Нам нужно свое, написанное магами и для магов. Ваша же подача информации компактна, ничего лишнего, но и нет урезания необходимого.

— И как скоро нужен вам этот учебник? — хмурюсь.

— Чем быстрее, тем лучше.

— «Чем быстрее» у меня времени нет. И рук. У меня ребенку год две недели назад исполнилось, — возражаю. — Любой учебник — это целая куча писанины.

— Гильдия вам выделит Скоропишущее Перо. Диктуете, оно записывает. Правда, нужен некоторый навык, но за месяца два привыкнете.

Перо это хорошо. Но мне придется ходить в Британскую Библиотеку…

— А в маггловскую библиотеку мне тоже Перо брать? — язвительно интересуюсь.

— В маггловскую… — Питер Вектор задумывается, словно не замечая моего тона. — Нет, туда, конечно, нельзя… Хотя выход, я думаю, есть — возьмете пару Учеников, чтобы переписывали нужный вам материал.

— Ага, и с какой скоростью они писать будут? — фыркаю. — Двести листов за два месяца?

Глава Гильдии сосредоточенно думает.

— Мисс Гонт… можно обратиться в Гильдию Менталистов, — он произносит спустя некоторое время. — Если вы, конечно, позволите. Менталист поможет извлечь ваши воспоминания о том, как вы учились… и о ваших учебниках.

Ага, заодно увидит XXI век.

— Если не хотите, то, конечно, не будем, — Питер Вектор замечает мою реакцию. — Но можно попробовать обновить вашу память. Тогда вы сами вспомните ваши учебники. Думаю, переписать их будет проще, нежели писать с нуля. И уже, основываясь на них, можно составить учебники для Гильдии. Но это достаточно серьезное воздействие. Скорее всего, потребуются усилия еще и зельеваров.

— Я училась на русском языке, не забывайте, — напоминаю собеседнику. — Смысл от них?

— Перевести можно, — отмахивается Глава Гильдии. — Это десяток галеонов какой. Решайтесь. Я вам долг за вступительный взнос спишу. И оплачу услуги Менталиста и зельевара.

— А это не вредно? — вспоминаю Локхарта из канона. — Я потом в овощ не превращусь?

— Нет, разумеется. Вас же Обливиэйтить не будут. Все будет точно выверено и просчитано. Работать будут Магистры, как Менталист, так и зельевар, так и Арифмант. Я лично произведу все необходимые расчеты.

Думаю.

— Мисс Гонт, — нарушает мои раздумья Питер Вектор. — Возможно, у магглов это и опасная процедура, но мы — маги. Подобное воздействие регулярно проводится, когда необходимо усилить воспоминания. Правда, признаюсь, обычно усиливают не очень большой промежуток времени — максимум год. С этим справляются даже Подмастерья. В вашем случае это пара десятков лет, поэтому работать будут Магистры. Для лучшего результата и для максимальной вашей безопасности.

— А какие побочные эффекты? — интересуюсь.

— Физически… желудочное расстройство, не больше. А психологически… Некоторые вещи в жизни любого человека не очень приятно вспоминать. А вы вспомните. По ощущениям это как пережить второй раз. Вдобавок это все будет вспоминаться за достаточно короткий промежуток времени. Так что… В любом случае, смотрите сами. Я не могу настаивать. Вообще я сам пару раз проходил усиление воспоминаний — один раз период в два месяца, второй — недельный. И даже были положительные эффекты — повысилась работоспособность, многие вещи легко запоминались.

— А выборочно вспомнить только книги можно? — уточняю.

— Не знаю, я не Менталист, — Питер Вектор пожимает плечами. — Может быть, и можно. Если вы согласитесь, я переговорю с Главой Гильдии Менталистов.

— Хорошо, — решаюсь. — Давайте попробуем.

Самой интересно.

* * *

Свиток, подаренный мне Питером Вектором, оказывается дневником мага по имени Слизерин. И из этого дневника я узнаю совершенно неизвестные в магическом мире подробности про своего предка. Как оказалось, самый первый Слизерин не был моим предком в прямом смысле этого слова — он был представителем некоей расы змеелюдов, закинутый волей Магии в наш мир. Родной мир Слизерина был теплым и влажным, небо зеленым, солнце на небе было намного больше, а его излучение холоднее. Дневник был испещрен заковыристыми ругательствами на парселтанге, многим из которых не находилось аналога даже в русском языке. Самоназвание расы Слизерина было «рины», и они имели общих предков со змеями, так же, как и люди происходили от общего предка с обезьянами. В мире Слизерина преобладали ящеры, видимо, потому что на них не падал метеорит. Хотя люди тоже водились — было их мало, были они глупее ринов и неспособными к магии. Поэтому в том мире люди считались низшей расой, и обращение с ними было соответствующим. Самой большой несправедливостью для попаданца-змеелюда было то, что в этом мире люди магией обладали.

Парселтанг же в наш род пришел после одного криво проведенного Ритуала, который затеял один из учеников Слизерина по имени Салазар. Вроде как он хотел что-то там обрести, но использованный Ритуал был рассчитан не на человека, а на рина. А ученик был из серии «сила есть, ума не надо». И его грохнуло магией так, что знание парселтанга отпечаталось в генах всех потомков ученика, вдобавок они обрели странную способность общаться со змеями. Полуметром выше в дневнике-свитке Слизерин разорялся, что здешние змеи тупы, как пробки, их невозможно уговорить ни на какое относительно разумное действие. После Ритуала змеи обрели зачатки разума, но только в присутствии змееустов. Только змееусты были способны уговорить змею сделать сложное логическое действие, выходящее за пределы ее умишка. Но для любой змеи близость к змееусту сопровождалась тяжелейшей перегрузкой мозга, и змея быстро погибала. Так что мне заводить змей не светит — будут быстро дохнуть. Как, впрочем, и Тому. Понятия не имею, почему долго прожила Волдемортовская Нагини. Возможно, это было влияние хоркрукса. Или Волдеморт придумал какой-то способ.

В любом случае, Волдеморта еще нет. Нет в том виде, каким он стал. А Том пока еще не Волдеморт.

Родное имя Слизерина звучало как «Слисс», а полное — «Слисс-эсс-Рин», дословный перевод — «Благородный Слисс из расы Ринов». И именно его образ впоследствии слился в истории с образом его ученика Салазара. И от Салазара, ученика Слизерина, иначе называемого Салазаром Слизерином, мы, Гонты, ведем свой род.

Дневник оказывается неполным — он обрывается на самом интересном месте — Слизерин как раз описывал местную живность под названием «кошка», сокрушался, что они совершенно невкусные и недоумевал, зачем его ученики притащили домой целую корзину котят — ведь мышей он и сам прекрасно ловил, да и мыши по вкусу были несравнимо лучше. Я ржала над Слизерином так, что стены тряслись, хотя, если задуматься, ничего смешного и не было. Бедный инопланетянин-попаданец, не имея шансов вернуться в свой родной мир, пытался приспособиться к новым реалиям, и изливал всю свою душевную боль на пергамент. Мне в этом плане даже повезло — я попала в практически аналогичный мир. Не знаю, что бы я делала, если бы пришлось выживать в его мире — без людей, среди ринов…

К дневнику оказываются добавлены еще записи. Подклеивал их человек, парселтангом не владеющий — подклеил он их вверх ногами. Приходится разматывать свиток до конца и читать уже оттуда. Записи сделаны уже другим змееустом и оказываются исследованием способности говорить на парселтанге.

Исследования достаточно интересны. Из них я узнаю, что парселтангу можно научить. Но на выученном парселтанге со змеями говорить нельзя — мозгов у змей маловато. А вот между собой два змееуста могут общаться, независимо от того, выученный язык или врожденный. Письменность, кстати, у змей отсутствует, но при должном старании прирожденного змееуста змеи способны прочитать написанное. Но опять же, это очень сильно нагружает им мозг. Сама же письменность — это письменность родного языка Слизерина. Как и сам парселтанг, кстати.

Наблюдал тот маг и за детьми-змееустами. Хотя владение парселтангом и врожденное, тем не менее, ребенок начинает на нем говорить тогда же, когда и на обычном языке. Если ребенок с рождения будет слышать только парселтанг, то на только на парселтанге он в конце концов и заговорит. Но если ребенок будет жить среди владеющих человеческой речью, то параллельно со словом на человеческом языке маленький змееуст будет знать, как звучит и слово на парселтанге. Если, конечно, у него будет аналогия. Например, слов «автомобиль» или «ядерная установка» на парселтанге не существует, к этим словам приходится подбирать эквивалентную фразу. Что-то вроде «повозка-которая-едет-сама-воняет-дымит» — в зависимости от фантазии змееуста. Но парселтанг любому малышу-змееусту всегда дается легче, нежели человеческая речь. Кстати, вместе с речью змееуст осваивает и письменность — это на человеческих языках приходится учить отдельно буквы и правила письма.

Так что я Тому смогу записки оставлять с двух лет — как только болтать начнет. Ну, или шипеть. Пока он только по-русски мне говорит «еще», «Лина», «дай» и «неть». По-английски практически то же самое. А вот на парселтанге я с ним еще не говорила… но поговорю.

Котенок хлопот не доставляет. Совсем наоборот. С ним намного проще. Утром меня дожидается чашка кофе с тостами, днем обед, а вечером горячее какао или чай. Том сыт, умыт и постоянно чем-то занят — то говорящими игрушками, то кубиками. Котенок ненавязчив, умудряется быть незаметным. Я все хочу поговорить с Котенком, но у меня не хватает времени — помимо уроков я выполняю еще заказы. От цифр в глазах рябит. Я остро ощущаю нехватку простенького калькулятора. Хотя бы китайского. На солнечных батарейках.

Но до калькуляторов еще полвека. До простых, с четырьмя арифметическими действиями. Не на батарейках. А до хотя бы какого-нибудь «Корвета» — лет шестьдесят.

В конце января Питер Вектор сообщает, что он договорился с Гильдией Менталистов, и нас там ждут. В пятницу двадцатого числа мы с Главой Гильдии Арифмантов выходим из камина в Гильдии Менталистов.

Оглядываю холл, в котором мы оказались. Большое просторное помещение с каменными стенами, на стенах магические светильники. На стенах картины, изображающие абстракции.

— Добрый день, Пит, — здоровается с Вектором черноволосый мужчина с четкими, но не грубыми чертами лица. — Добрый день, мисс Гонт. Я Сириус Блэк, Магистр Гильдии Менталистов.

Сириус Блэк?!

Только через пару секунд до меня доходит, что тот Сириус Блэк, который был крестным Гарри Поттера, не был единственным Сириусом из Блэков. Несколько его предков тоже носили имя Сириус.

— Что-то не так? — настораживается Питер Вектор.

— Э… нет, все так, — оправдываюсь. — Просто… имя знакомое, — не знаю, что соврать.

— А, — Сириус Блэк кивает головой. — Да, у меня отец был директором Хогвартса. Возможно, потому и слышали. Хотя… вы, возможно, его и не застали. Он в семьдесят четвертом оставил свой пост.

Слава, слава британцам, которые под именем подразумевают фамилию!

— Да я бы в любом случае не застала, — пожимаю плечами. — Я в Хогвартсе не училась.

— А… не страшно, — Сириус Блэк кивает. — Хорошо. Мисс Гонт, смотрите. Как я понимаю, задача — извлечь из вашей памяти содержание нескольких книг аж с семилетнего возраста. Варианты такие. Первое — это Омут Памяти. Самое простое и безвредное — вынимаем часть ваших воспоминаний, чтобы вы могли пересмотреть их и вытащить необходимую информацию. Сразу скажу, что книги так переписывать будет крайне неудобно, поскольку вам придется то и дело нырять в Омут за каждым абзацем, но при этом просматривать кучу мусора — сопутствующих воспоминаний. Но лично для вас это самое безвредное. Вытянутые воспоминания потом можно вернуть на место, достать следующую порцию и повторить.

— А зачем частями? — язык задает вопрос вперед головы.

— Если мы вытащим все вплоть до семилетнего возраста, то вы, мисс Гонт, будете плакать и звать маму, — усмехается Сириус Блэк.

Смущенно прикусываю губу.

— Второй вариант — это глубинная Легилименция с дифференцированным извлечением воспоминаний — воспоминания получатся не такие объемные, будут вытащены именно те секунды вашей жизни, когда вы глядите на страницы нужных книг, остальное останется. После окончания работы с воспоминаниями в Омуте Памяти вы сможете вернуть все назад. Плюс в том, что кроме Менталиста, никто ничего постороннего не увидит, и вы сможете безопасно допускать в свои воспоминания любых других людей. Но, разумеется, вся Легилименция под Непреложным Обетом. Только со вторым вариантом проблема — через ваши щиты будет очень сложно проламываться.

— В смысле? — не понимаю.

— У вас, мисс Гонт, врожденные Окклюментивные Щиты. Это ваша Родовая особенность. Вы могли бы стать одним из лучших Менталистов, если бы не стали Арифмантом, — Блэк кивает на мой перстень.— Но даже и у необученной, в вашу голову не в силах никто залезть. Ну, разве что сильный Мастер или Магистр, и то ему придется помучиться, поскольку для относительно легкого проникновения вы должны Щиты снять, а вы этого делать не умеете.

Хм, а Дамблдор из какой серии? Если из слабых, то слава Мерлиновым кальсонам!

— А если бы я умела, то было бы проще?

— Если бы вы это умели, мисс Гонт, — Сириус Блэк вздыхает, — то вам бы наши услуги не понадобились — вы бы сами в своей голове все прекрасно отсортировали и вспомнили.

Чешу затылок.

— Ну, и третий вариант. Вашу память можно обострить зельями и некоторым Ментальным воздействием. Это не Легилименция, все ваши воспоминания останутся только ваши. Воспоминания как бы обновятся, словно вы только что отвернулись от страницы. Но это долго.

— Как долго?

— Не знаю, как ваши книги записывать будете. Так мы бы вам отдали флакончик с вашими воспоминаниями, и вы бы дальше работали самостоятельно с Омутом Памяти. А тут… час, два за сеанс. В течение полугода, года. Не знаю.

Думаю.

— А если попробовать ослабить мои Щиты зельями? — интересуюсь. — А потом вторым вариантом?

Сириус Блэк задумывается.

— Теоретически, конечно, такое возможно, но такого мы никогда не делали, если честно. Нужно будет разработать зелье конкретно под вас, чтобы вы пребывали в относительно ясном сознании, когда Менталист будет вас легилиментить. Просто иначе ваша память будет похожа на… болото или кашу, и разобраться будет непросто, что именно доставать. К тому же Пит говорил, что у вас книги на русском, а у нас русским владеют только три человека, и из них только один Мастер. Но к нему я вас не отправлю, он… недостаточно квалифицирован, чтобы лезть аж до семилетнего возраста в голову не к кому-то, а к Гонту.

— А что нужно для зелья? — интересуюсь.

— Для зелья… — Сириус Блэк достает из кармана лист пергамента. — Я, признаться, уже спрашивал у зельеваров… Так. Точная дата, место и время вашего рождения, имя вашего отца, матери, бывшего супруга или супругов… Это если были, конечно. Далее необходимо провести четыре пробы крови, две слюны и сделать восемнадцать измерений ваших физических параметров… И еще пара дюжин пунктов… если хотите, можете сами взглянуть.

Дата рождения? Ага, 1977 год. И имя отца — какого отца мне называть? Владимира Росса или Марволо Гонта? И кто считается моей матерью здесь?

Качаю головой.

— Мистер Блэк… Я уже не смогу ответить на часть вопросов. Я не знаю точной даты своего рождения. У меня даже год указан неточно. До прошлого года я понятия не имела, что мой отец Марволо Гонт. И, соответственно, не могу гарантировать, что та женщина, которую я всегда знала, как свою мать, ею и является.

Сириус Блэк хлопает глазами, а потом хмурится.

— Сочувствую вам, мисс Гонт. Тогда… тогда только третий вариант. Для него зелье попроще — там только физические параметры нужны — пробы крови, слюны и пара замеров.

Киваю.

* * *

В Гильдии Зельеваров я уже бывала. Но на этот раз пробы у меня берет пожилой седой маг.

— Лар Принц, Магистр Зелий, — представляется маг.

Хм. А Герберт Принц ему, случайно, не сын?

— А Герберт Принц — мой внук, — словно услышав мои мысли, говорит Лар Принц. — Вы с ним встречались, припоминается.

— Да, сэр, — киваю.

— Хорошо. Пит просил, чтобы я лично провел все замеры и приготовил вам необходимые зелья. Хотя не вижу причины, по какой не справился бы Герби. Он, хоть и молод, но скоро сам будет Магистром. И это — не родственная предвзятость, мисс Гонт!

— Я верю, — киваю. — Принцы славились своими способностями к зельеварению.

— Именно, дорогая, именно! Ладно. Давайте начнем.

Мне уже знакомо прокалывают палец. Лар Принц сцеживает кровь в чашу, а затем произносит странные слова:

— Ни одна капля этой крови не будет использована во вред давшего, ни прямо, ни опосредованно, ни с умыслом, ни без умысла.

Интересно, а зачем эти слова?

— Все очень просто, мисс Гонт, — аккуратно произносит Лар Принц, — кровь — мощнейший магический компонент. Вот возьмет у вас недобросовестный маг — зельевар ли, колдомедик, Артефактор — вашей кровушки, а потом перепродаст недругу или сам поворожит. И получите вы проклятье на себя, любимую. Вам это надо?

Черт, я что, вслух произнесла?

— Э… простите, — извиняюсь.

— Поэтому, мисс Гонт, — кивает мне зельевар, — следите внимательно за каждой своей каплей крови. Если берет кто-то у вас без клятвы, то потом у вас же на глазах должен все остатки уничтожить. А мне вашу кровь в зелье добавлять придется, поэтому и клятву даю. Теперь сама Магия не позволит мне вам навредить. А я за ее сохранностью пуще глаза следить буду. Мне ведь не надо от Магии оплеух, верно?

Киваю.

— Вот и отлично.

Со слюной оказывается проще — на нее ничего навести нельзя — она сугубо для анализов.

— Зелье сварю через неделю, — Лар Принц поворачивается к Питеру Вектору, когда заканчивает манипуляции. — Заберешь. Потом сочтемся.

— Разумеется, Лар, — соглашается мой сопровождающий.

* * *

Зелье, однако, готово лишь к пятому февраля, и тогда же состоится первый сеанс в Гильдии Менталистов. Сказать, что я нервничаю, значит не сказать ничего. Со мной отправляется и Питер Вектор. Против его присутствия я не возражаю, поскольку одна я бы дергалась еще больше.

В меня вливают примерно полстакана омерзительно воняющей бурды. Спустя полчаса меня охватывает странная безмятежность и легкость, похожая на опьянение, а Сириус Блэк утыкает мне палочку между бровей и произносит неизвестное мне заклинание.

Ну, что сказать. Ощущения от подобной процедуры далеко не облачные. Все воспоминания за последние три года пролистываются в моей голове с неимоверной скоростью, и вместе с ними — тоска по дому. Я реву, уверяя присутствующих мужчин, что хочу домой, причем уверяю их по-русски, требую вернуть моего Снежка, рвусь позвонить маме, заавадить Альбуса Дамблдора, миссис Оутс и аптекаря до кучи, пытаюсь написать письмо брату…

И лишь спустя шесть часов меня «отпускает».

Вытираю мокрое лицо, оглядываю таких же мокрых Вектора и Блэка, наставляющих на меня палочки в дрожащих руках.

— Я в порядке, — говорю, ощущая неимоверный стыд.

Мужчины переглядываются.

— Я действительно в порядке, — повторяю. Становится страшно — вдруг они посчитают, что я «съехала с катушек», и отправят в отделение Мунго для душевнобольных?

— Двадцать три умножить на сорок один? — прищуривается Вектор.

Ну да, как же иначе проверить вменяемость Арифманта Арифмантом?

Задумываюсь на несколько секунд. Двадцать три на сорок — это сорок шесть два раза и на десять — девятьсот двадцать и те же двадцать три — девятьсот сорок три.

— Девятьсот сорок три, — объявляю, посчитав.

Вектор выдыхает с облегчением и опускает палочку. Сириус Блэк немного медлит, но повторяет его жест.

— Сколько вы вспомнили, мисс Гонт? — интересуется Блэк.

— Три года, — хмурюсь. — Приблизительно.

— Я правильно понимаю, что именно на этот период пришлась ваша иммиграция в Британию? — Блэк достает из кармана длинную сигару и прикуривает от кончика палочки. Вектор тоже достает портсигар. Руки у Главы моей Гильдии трясутся несравнимо больше, чем у Блэка, и прикурить ему удается лишь спустя несколько провалившихся попыток.

— Да, — киваю.

— И, как я понимаю, иммиграция прошла не очень приятно, — догадывается Блэк, выпустив клуб ароматного дыма. — Мисс Гонт, я приношу вам свои извинения, что вам пришлось пройти через это еще раз, но это было неизбежно.

— Это всегда так? — вытираю пот со лба рукавом. Не до политесов.

— Нет, — со странно смущенным лицом признается Блэк. — Я немного… перестарался. Но это неопасно, — поспешно добавляет он, видя насторожившегося Вектора и меня. — Я немного не учел, что вы, хоть и Гонт, не обучены Ментальным техникам.

— И что теперь? — хором спрашиваем мы с Вектором.

— Теперь… А теперь пишите. Все, что у вас есть нужного за последние три года, — говорит Сириус Блэк и вручает мне простую маггловскую тетрадь с не менее простым маггловским металлическим пером. — Пишите.

Ага, «пилите, Шура, пилите». Так и тут — «пишите, Лина, пишите»…

— Можете взять тетрадь домой, — говорит Питер Вектор, одаряя Сириуса Блэка многозначительным взглядом. — Могу дать Скоропишущее Перо, но вы не скоро наловчитесь им писать.

— Разберемся, — отмахиваюсь. Перед глазами встают строчки учебника по алгебре за 10-12 классы вечерней школы.

* * *

Два месяца, не останавливаясь, я переписываю учебники, страницы которых неотрывно стоят перед глазами. Я даже не отмечаю собственный день рождения, обхожусь небольшим тортиком, который для меня печет Хэнни. Сириус Блэк, наверное, никогда не получал на свою голову столько проклятий, сколько за февраль и март. Не магических, конечно, а простых, маггловских. Его манипуляции вытащили из глубин моего подсознания всю литературу по математике, которую я имела несчастье даже просто проглядеть за последние три года. При этом это все страшно просилось на бумагу. Питер Вектор выполнил свое обещание и дал мне Скоропишущее Перо. С ним я разобралась спустя две недели. Скоропишущее Перо, кстати, забавная штука — зачарованное гусиное перо. Как и любое перо, его надо очинять, и оно стирается от писанины спустя те же самые две недели. На выручку приходит Анна Лестрейндж, видя, как я буквально закапываюсь в горы бумажных и пергаментных листов — из «Флориш и Блоттс» она приносит мне десяток Скоропишущих Перьев, которые обходятся мне аж в сотню галеонов — никто не приспосабливал их для круглосуточной эксплуатации.

Скоропишущее Перо удобная штука. Сперва им надо написать текст обычным образом, от руки, проговаривая текст вслух. Причем чем больше, тем лучше — Перо будет меньше сбиваться. Обычно для литературного текста хватает пары-тройки страниц. Для математических формул мне приходится исписать штук сто листов, прежде чем Перо наконец-то начинает «вкуривать», что я от него хочу. И приходится придумывать собственный стиль диктовки, позволяющий записать формулу единственным образом. Если в обычных условиях фраза «икс в степени игрек плюс один» может означать как то, что единица прибавляется к выражению «икс в степени игрек», так и то, что единица прибавляется непосредственно к самому игреку, а потом во всю эту «красоту» возводится икс. Поэтому я ввожу понятия как «конец степени», «начало дроби», «конец нижнего индекса» и прочее, прочее. И то Перо нередко делает ошибки, и часть текста приходится переписывать «набело» опять ручками. И каждое новое, блин, Перо приходится настраивать заново…

Все два месяца остро мечтаю о текстовом процессоре. Пишущая машинка не подойдет, ею формулы набирать еще тот геморрой.

А еще меня неустанно, почти каждый день, теребит Питер Вектор — ему интересно, что и сколько я написала. Он даже отменил мои уроки в Гильдии, позволяя полностью погрузиться в «вспоминание» учебников. В марте не выдерживаю и высказываю Вектору все, что я думаю о Скоропишущих Перьях, стирающихся быстрее, чем я успеваю их приучить к диктовке, а так же выдаю общую идею компьютера, который позволял бы все это записывать без каких-либо проблем.

Питер Вектор исчезает из поля зрения на целую неделю. Но через неделю он притаскивает мне ручку с металлическим кончиком — большим, чем-то напоминающим те «перья», которыми учились писать мои бабушка с дедушкой.

— Вариант Скоропишущего, — объявляет мне он, выкладывая ее на мой стол, заваленный исчерканными листами с кляксами.

— Мерлин, что мешает зачаровывать не эти огрызки, — хватаю ручку и машу рукой в сторону кучки истерзанных гусиных перьев, — а эту красоту?!

— Ну, я не Мерлин… Это Перо стоит двести галеонов, — хмыкает Глава Гильдии. — И эта работа — уровня Мастера. А те, гусиные, Подмастерья зачаровывают. Потому и стоят всего десять галеонов штука.

От цены становится нехорошо.

— Я же с вами вовек не рассчитаюсь, — хмурюсь, откладывая в сторону ручку. — Сколько я вам всего должна, Вектор?

— Четыре с половиной тысячи, если считать Перо, — фыркает Вектор. — Но, Гонт, не волнуйтесь. Все мои вложения в вас, дорогая, окупятся сторицей. Они уже окупаются.

— Ага, по пять галеонов за заказ, — хмурюсь. В погашение долга я отдаю в Гильдию не десять процентов, а половину заработка, и средняя цена заказа — десять галеонов.

— Не скажите. Благодаря вашей системе счета даже самые отстающие теперь считают относительно прилично. Все же быстрее посчитать «в столбик», нежели листать таблицы весом в полстоуна*.

*Стоун — приблизительно 6,35 кг.

Молчу.

— Знаете, Гонт, — Питер Вектор усаживается на один из моих стульев, жалобно скрипнувший. — Я уже говорил вам, что Арифмантов мало. Мало не просто хороших Арифмантов, а вообще их мало. Школьники, конечно, чего-то там считать умеют, но когда эти, простите за выражение, неучи приходят к нам в Гильдию, то их приходится учить базовым вещам. Арифмантика — это не просто четыре действия, это более сложные вычисления. Это умение логически мыслить, решать уравнения, преобразования… Да кому я говорю. Так вот, когда выясняется все это, то выясняется так же, что никто этого делать не то, чтобы не умеет — не может даже научиться. В Гильдии Зельеваров или Артефакторов обучение стоит тысячу галеонов в год, у Менталистов или Ритуалистов — пятьсот. В Гильдии Боевых Магов — всего двести. Знаете, откуда пошла такая градация? Потому что чем меньше магических способностей требуется от ученика, тем дороже обучение. Арифмантом может быть даже маггл, что вы успешно доказали, простите. Поскольку вы учились всему этому, не зная, что вы маг. И что в итоге? А в итоге у нас самая малочисленная Гильдия с Учениками-дебилами, с трудом решающих простенькое тригонометрическое уравнение спустя десять лет обучения. Десять лет, Гонт! Я завален заказами, но их некому дать. Некому, потому что Магистры и Мастера тоже завалены, Подмастерья не справляются, а про Учеников я тихо молчу. У нас полно тех, кто не смог приткнуться никуда больше — не хватает магических сил. Но и считать они тоже не умеют. И поэтому я делаю ставку на вас, Гонт. Что вы сможете встряхнуть это болото своей упорядоченной системой обучения.

— А почему вы не пригласили кого-то из маггловских преподавателей? — интересуюсь, снова вцепившись в ручку.

— Потому что Статут. Вы знаете, что такое Статут о Секретности, Гонт? — иронически хмыкает Вектор и, дождавшись моего кивка, продолжает. — Ну вот. Хотя ладно. Есть те, кто не попадает под этот Статут — родители магглорожденных. Но сколько преподавателей приемлемого — даже не вашего, а просто приемлемого уровня среди них? Не знаете? Я знаю только двоих — один из них был дедом Максима Смирнова, а второй по-английски говорил примерно так же, как я на парселтанге — то есть никак. И именно поэтому, Гонт, я увидел в вас шанс для Гильдии. И, как я уже сказал, я помогу вам, чем смогу. Но и получу прилично.

— У вас прорицателей в роду не было? — ехидно спрашиваю.

— Были, — вдруг смущается Вектор. — Прадед по матери — родной брат Кассандры Трелони. Но ему и, соответственно, его потомкам дар не передался. Так, зачатки какие-то…

Улыбаюсь.

— Так что, Гонт, не подведите меня, — серьезно говорит Вектор, глядя мне в глаза.

— Не подведу, — отвечаю Главе Гильдии.

С металлическим Пером дело обстоит намного проще. Я даже могу вернуться к занятиям с Анной Лестрейндж. Наш контракт истек месяц назад, но по обоюдному согласию мы продлеваем его еще на три месяца. Для этого нам приходится вновь обращаться к Лонгу, но на этот раз сборы оказываются меньше — я плачу десять галеонов, Анна — пять.

И мои познания в магии неуклонно растут. Я даже приступаю к Трансфигурации, но получается хреново. Как поясняет мне Анна, для Трансфигурации необходимо иррациональное мышление, умение воспринимать мир нелогичным, что для Арифманта достаточно сложно.

Ну что же, Трансфигуратором мне не стать. Как и анимагом. Анимагию осваивают в возрасте до семнадцати, а после мышление мага костенеет. Арифмантов-анимагов не существует.

С зельями у меня дела обстоят чуть лучше. Но опять же — я могу выполнить действия строго по заданному алгоритму — нарезать по рецепту, отмерить нужное количество ингредиента, размешать, подождать по песочным часам… И получить среднее по качеству зелье, даже не бурду или отраву. Но вот чувства зелий, понимания, что откуда берется, и что можно чем заменить, насколько можно варьировать рецепт у меня нет. Совершенно. Впрочем, не удивительно — я в школе тоже в химии «плавала», имея вечно оценку «три пишем, два в уме».

Но вот Перечное зелье или тот же Костерост я теперь способна сварить сама, не тратя галеоны в аптеке. И это радует.

А еще выясняется, что я неплохо знаю Астрономию. Знаю планеты, принципы движения небесных тел, понимаю, чем отличается видимое движение на «небесной сфере» от фактического, ретроградное и прямое движение… Сказываются мои попытки изучить Астрологию когда-то в далекой молодости.

— Ну, по Астрономии можете сдавать СОВ хоть завтра, — говорит Анна, когда мы заканчиваем с ней урок, плавно перетекший в беседу. — А вот на Трансфигурацию и Чары мы наляжем.

— Угу, — отвечаю, глядя на квадратную шкатулку, обитую серым мехом и с длинным голым хвостом, ползущую по столу и нервно попискивающую — ее я попыталась превратить из мыши.

* * *

В апреле я получаю следующую порцию зелья. И второй сеанс мне обходится намного легче — период помутнения длится всего час, и весь этот час я увлеченно рассказываю обреченно глядящим на меня Вектору и Блэку проблемы образования в российской системе начала XXI века в конкретно взятом кулинарном техникуме. На русском языке. В голове всплывает еще один год моей жизни.

Через час Вектор задает мне «контрольный» вопрос — на этот раз с делением, и Блэк, тяжело вздохнув, нас отпускает.

Однако особо нового я ничего не вспоминаю — десять лет моей работы в техникуме я учила детей в основном по одним и тем же учебникам, которые, если и различались, то несильно. Поэтому в начале мая мы решаемся на более глубокое воздействие — добраться до времен моего студенчества.

Зелья приходится выпивать аж полтора стакана. Меня едва не выворачивает, но Питер Вектор приказным тоном велит мне дышать мне быстро и часто, и тошнота проходит.

Шестой курс — второй курс магистратуры — вылезает в голове вместе с семью последующими годами. На этот раз такое большое количество времени я переживаю удивительно спокойно. Возможно потому, что у меня за эти годы не было потрясений, как таковых. Самое большое потрясение я уже успешно пережила — свое попадание в Поттериану — а вся остальная жизнь у меня была тихой и мирной.

Семь лет моей жизни выливаются в пять часов беспрерывной болтовни, как и раньше. Питер Вектор и Сириус Блэк с обреченным видом выслушивают, делая вид, что понимают, каким козлом оказался сосед, затопивший мою скромную квартирку, серьезно кивают, когда я рассказываю про родителей, племянников, собаку Раду и кошку Кошку, жалуюсь на преподавателей, делюсь переживаниями из-за экзаменов… И опять — по-русски.

— Что-нибудь новое? — интересуется Вектор после того, как я возвращаюсь в реальность.

— Да, — киваю. — Последний курс моего университета. Штук двадцать книг. Толстых.

— Прекрасно, — Вектор словно расцветает. — Я вам пришлю еще Перо.

— И чернил с бумагой, — решаюсь обнаглеть. Бумага тоже денег стоит. Как и чернила.

— И чернил с бумагой! — соглашается Глава Гильдии.

* * *

Первого мая Том делает свои первые шаги. И не только.

Я, задумавшись о бренном, а именно о том, какой учебник записывать следующим, гляжу в камин невидящими глазами. И в этот момент Том, сидящий с игрушечным паровозиком, раскрашенным в цвета «Хогвартс-экспресса», встает на ноги и, качаясь, как бычок из детского стишка, топает ко мне.

— Мама!

Вздрагиваю, фокусирую взгляд на ребенке.

Том делает три нетвердых шага и шлепается животом на пол, а потом бодро на четвереньках ползет ко мне.

— Мама, — повторяет Том, цепляясь за мои штаны и поднимаясь вертикально. — На руки.

Ошалев от неожиданности, подхватываю ребенка, усаживаю на левое колено. Том немедленно хватает мое Перо, которое я едва успеваю отнять. Том не огорчается и тут же рвет на части один из листов с моими записями.

— Том, не надо рвать мою работу, — говорю ребенку. — На, вот чистый листик.

Чистый листик Тома не радует. Приходится отдать ему один из своих черновиков.

— Мама, — снова говорит Том, запихивая лист в рот.

Пытаюсь понять, почему Том называет меня мамой. Я до этого никогда не называла себя мамой. «Лина», да. Но не «мама».

— Мама, гулять, — говорит Том.

— Погуляй с Котенком, — вспоминаю о негритенке, который практически полностью взял на себя заботу о малыше.

— Нет. С мамой, — отрезает мой ребенок. — Гулять с мамой.

Шалею еще больше. Том, оказывается, вполне связно и логично говорит. А я все это время этого не замечала!!!

Делается не по себе. Плохая из меня мать. И говорит Том чисто, не картавя…

И тут до меня доходит. Чисто, без искажений ребенок-змееуст может говорить только на… правильно, парселтанге!

Он и говорит. Шипит чисто и не картавя.

И я шиплю.

— Том, а по-русски? — делаю волевое усилие и переключаюсь на русскую речь. — Скажи «мама».

— Мама! — довольно повторяет Том на парселтанге.

— Нет, «мама». Смотри. «М-м-м»…

— Неть, — качает головой Том. На этот раз «неть» он выговаривает на русском.

Вздыхаю, отпихиваю в сторону бумаги.

— Пойдем гулять, — соглашаюсь с ребенком.

* * *

Том так же требует прогулки и на следующий день, и на следующий… Я не возражаю — сама чувствую, что забросила общение с крестником. К тому же Тома надо учить говорить по-человечески — на том же русском или хотя бы английском. Хотя я по-английски говорю с неистребимым акцентом. Лестрейнджи между собой говорят по-французски, и с Томом тоже. Вообще считается, что маг должен говорить минимум на трех языках. Собственно, Лестрейнджи помимо французского и английского знают еще и испанский — Жаннет Лестрейндж оказывается наполовину испанкой, по отцу — ее девичья фамилия Родригес. Я же знаю английский и русский. Третьим языком может считаться парселтанг, но именно что «может считаться» — от него никакой практической пользы. Разве что со змеями договариваться, только не о чем.

Тридцатого мая Жаннет Лестрейндж производит на свет крепенького мальчугана, которого нарекают Ральфом. Я с настороженно гляжу на сморщенное красное личико крохотного младенца, не веря, что и Том был таким же.

Гляжу на Тома, увлеченно возящегося с Раймондом Лестрейнджем. Раймонд что-то бубнит ему по-французски, Том отвечает шипением. С новорожденным Ральфом — ничего общего.

— Красивый, — только и могу сказать, переведя взгляд обратно на малыша. Жаннет Лестрейндж улыбается.

— Спасибо, Лина.

Улыбаюсь в ответ.

* * *

Воспроизводить учебники я заканчиваю к сентябрю, исписав три металлических Скоропишущих Пера и изведя неимоверное число бумаги. Питер Вектор порывается отдать мои записи на перевод, но я встаю стеной — пишу я на послереформенном русском, а по легенде я закончила учиться до революции, и отсутствие всяческих ятей и твердых знаков крайне подозрительно. Как, собственно, и содержание каких-нибудь задач типа: «Октябрята собирали макулатуру…»

Гляжу на перевязанные шнурком рукописи. Сорок восемь школьных учебников с первого по одиннадцатый класс (или двенадцатый, если учитывать еще и пару учебников с вечерней школы) с разными программами, и сто восемьдесят четыре «тома» вузовских — несколько учебников, например, по тому же математическому анализу, были изначально напечатаны в двух или трех толстенных томах. Рукописным шрифтом, разумеется, они стали занимать в пять раз больше места. Не говоря уже о других дисциплинах — тому же программированию. Понятия не имею, зачем в этом времени программирование — но чем черт не шутит. Может быть, лет через десять изобрету магокомпьютер с каким-нибудь «МагоБейсиком».

Воспроизвела я заодно и химию, и физику. Как школьную, так и вузовскую. Вузовской, конечно, было меньше, чем математики — в конце концов, физика не была у нас профилирующим предметом. Химия же только школьная. Но вполне себе ничего так книжки.

Школьные учебники по математике, кстати, у меня не только те, по которым я училась. Часть из них — начала 40-х годов ХХ века, которые по принципам изложения материала намного проще, чем начала 90-х.

Если говорить о школьном курсе математики, то его развитие в Российской Империи, СССР, а затем и в Российской Федерации можно разделить на три этапа. Первый — «киселевский». Андрей Петрович Киселев родился еще до революции и помер, дай Дьявол памяти… хм, не помер еще. Помрет где-то в середине этого века. Учебники, которые он написал до той же революции, отличаются простотой изложения. Материал в них понятен, дан без «извращений». Собственно, даже в мое время были призывы вернуться к Киселеву, потому что реформы школьного образования постепенно свели формулировки лемм, теорем и тому подобного до такой зауми, что уши в трубочку сворачивались и глаза вытекали. Особенно «колмогоровские». А в Израиле вообще до сих пор по Киселеву преподают.

После Великой Октябрьской Революции в СССР какое-то время шли реформы образования. При этом сейчас, в конце 20-х годов, в школах творится полный хаос. Реформаторы «дореформаторствовались» до того, что отменили деления на предметы. Пять лет назад, в 1923 году. Теорему Пифагора товарищи изучали в рамках курса «Советский строй и конституция СССР», а степени вообще в теме про империализм, кажется.

Более-менее все устаканится ближе к 40-му году. В 1935 вообще вернутся к «киселевским» учебникам. Конечно, отредактированным.

В середине ХХ века был сделан упор на усиление практической составляющей курса. Основы работы с логарифмической линейкой, счетно-конструктивные навыки, были введены некоторые элементы анализа. Нельзя сказать, что реформы были радикальные. На мой взгляд, именно учебники изданные между 1950 и 1970 годами были одни из лучших. Достаточно легкие для понимания, но и учитывающие развитие науки (математики в частности) того времени.

Третий этап лично я называю «колмогоровским», за который дядьку Колмогорова надо бить тапочками, поскольку его учебники отличаются повышенной трудностью для понимания не только бедными детишками, но даже мною. В бытность свою я репетиторствовала, и нередко не могла понять, что же хочет сказать Колмогоров в какой-либо формулировке. Очень многие понятия и определения я давала ученикам из старых учебников, приговаривая: «А теперь я дам вам перевод с учебниковского на русский».

К счастью, учебники, написанные лично Колмогоровым, меня минули. Я училась по некоторому «среднему» — изложение материала было проще, чем у Колмогорова, но несколько сложнее, нежели у Киселева. Моя мама, в свое время проглядывая мои учебники, ужасалась сложности формулировок и теорем. Я же приходила в ужас, когда ученики показывали мне те же самые теоремы в изложении Колмогорова.

В 2000-х годах начали издавать огромное количество всевозможных учебников с самыми разными программами, но подход сохранялся «колмогоровский». Да и изложение подчас хромало. Фактологические ошибки (до сих пор помню задачку, над которой потешался весь Интернет: «У петуха две ноги, а у курицы четыре. Сколько ног у петуха и курицы вместе?»), грамматические ошибки, бессвязность в изложении материала, плохо подобранные задачи… А уж ЕГЭ злосчастный, про него я молчу.

Из школьных учебников вполне можно слепить сносную программу. Даже не растянутую на десять лет, как в моей школе. В конце концов, «детки» в Гильдии постарше будут, многое они знают, хотя знания их несистематизированы — вон, программу первого класса освоили «на ура» за пару месяцев. Правда, по опыту знаю — дальше будет хуже.

Собственно, так и выходит. В июне я возобновляю занятия в Гильдии. Мы повторяем прошедший материал, но когда мы переходим к задачам (не с октябрятами и макулатурой, разумеется), Ученики «плывут». Я раз двадцать объясняю им, как составлять краткую схему условия, как делить задачи по действиям, какое выполняется первым, какое вторым…

— А это какой класс? — интересуется портрет Максима Смирнова.

— Первый. И второй немного, — устало потираю глаза.

— Математика — это логика, — кивает Максим. — Без логики — никуда.

— Угу, — подтверждаю.

С задачами «воюем» месяц. Но на каждом из моих занятий присутствует Питер Вектор, делая записи.

— Я записываю весь материал, что вы даете, — поясняет он, видя мою нервничающую рожу, — потом вам отдам. Вам же легче будет учебник писать. Отмечаю, с чем у студентов возникают проблемы, что решают легко. Не переживайте.

— Спасибо, — благодарю Вектора. Такие записи мне пригодятся.

* * *

Пару раз летом в дом умудряются пробраться змеи — один раз на половину Лестрейнджей, и меня срочно вызывают на помощь. Успокаиваю сперва испуганного ужика, затем перепуганную Жаннет Лестрейндж, прижимающую к себе Раймонда и Ральфа, уволакиваю змею на улицу с наказом больше не возвращаться. Змея и сама не рада, что приползла.

Второй раз змея заползает в мою часть дома, оказавшись ядовитой гадюкой. Первым ее замечает Том и, разумеется, тут же «оприходует». Замечаю незваную гостью лишь тогда, когда мой ребенок подозрительно затихает, а потом обнаруживаю, что он беседует со «шлангом». Заодно пытаясь завязать змею в узел. От осознания, что эта змея ядовитая, мне делается плохо, но вовремя вспоминаю, что змееустов змеи не кусают никогда. Но все равно нехорошо, что Том мучает животное.

— Том, пусти змею! — пытаюсь отобрать у ребенка «игрушку». — Не надо с ней так!

— Пусти, пожалуйста, Говорящий! — уговаривает Тома змея.

— Не дам! — бурчит Том. — Мое!

— Ей же больно!

Препираемся с Томом минут двадцать. Под конец я не выдерживаю, отбираю змею силой и выкидываю за порог. Змея, исполненная благодарности, ускользает в траву мгновенно.

Том голосит долго, но потом успокаивается.

А еще я осваиваю Агуаменти. Трачу на это дело почти неделю, и, как предупреждала меня Анна, всю эту неделю не просыхаю — в прямом, а не переносном смысле — мое неловкое «колдунство» постоянно меня мочит. Мы тренируемся где-то на берегу Ла-Манша, где точно, я, увы, не знаю — Анна зачаровывает для меня портключ, не решаясь пройти парной аппарацией. И действительно, на берегу Агуаменти получается намного сильнее, чем дома.

— Как вы думаете, откуда берется вода? — интересуется Анна, когда я задаю ей вопрос, почему так получается.

— Из воздуха? — вспоминаю физику и влажность воздуха.

— Сперва — из ближайшего водоема. Понятие «ближайший» относительно — сильный маг дотягивается до пары миль. Маг среднего уровня способен утянуть воду из пруда на расстоянии пяти сотен ярдов. Слабый — ярдов десять. Теперь вопрос — а откуда берется вода, если рядом водоема нет?

— Из воздуха, — на этот раз отвечаю увереннее.

— Да, в этом случае из воздуха, но не только — из росы, например, — кивает Анна. — Или из снега. Поэтому лучше Агуаменти получается утром или зимой. А если вы вдруг окажетесь в пустыне, где сухой воздух?

Задумываюсь.

— Если рядом с вами есть растения, то из них. Если животные, то из их тел, — приходит мне на помощь Анна. — Если животных нет — то из ближайшего человека. Если же вы абсолютно одиноки… То из вашего собственного тела. Поэтому никогда не вздумайте делать подобного в одиночестве в пустыне. Кто знает, откуда заклинание потянет воду?

Хм. Надеюсь, я никогда не окажусь в одиночестве в пустыне.

— А из грунтовых вод оно может взять?

— Из грунтовых вод? — Анна Лестрейндж смаргивает. — А что это такое?

Как могу, поясняю принцип.

— И как глубоко находятся грунтовые воды? — задает вопрос моя учительница.

— В пустыне могут и на сорока метрах находиться, — признаюсь.

— Агуаменти не всегда может достать из-за толстого препятствия, — поясняет Анна. — Поэтому на улице будет легче, чем в доме. А сквозь толщу земли… не факт.

— Ясно, — киваю. — Не буду колдовать Агуаменти в пустыне.

— Лучше вообще там не оказываться, — соглашается Лестрейндж. — Зато в море не будет проблем.

— А в море ведь вода соленая, — хмурюсь.

— Соль в море остается, — фыркает учительница. — Вода получается абсолютно чистая, магглы ее называют «дистиллированная». Но часто ее пить не рекомендуется — вредно для здоровья. Хотя в море это уже не совсем актуально.

Киваю.

В середине октября у Тома случается первый выброс магии. Случается он посреди ночи, когда мы тихо и мирно спим — я в своей кровати, Том в своей.

Просыпаюсь от того, что мне в лицо светит непонятный синий свет с переливами. Сердце подскакивает к горлу, я мгновенно включаюсь в реальность и вжимаюсь в стену. Но в ситуацию «въезжаю» спустя лишь несколько секунд — Том сидит в кроватке и заливисто хохочет, глядя на всполохи.

— Мама! — Том поворачивает ко мне голову, когда видит мои большие глаза. — Солнце!

— Не совсем, — прихожу в себя и старательно растягиваю губы в улыбке, хотя сердце ломится сквозь грудную клетку, сквозь кишечник и вообще во все стороны с только мне ведомым воплем: «Пустите! Я здесь не останусь!»

Том поднимается на ноги, держась за оградку кроватки, и весело прыгает.

— Бабочки! — радостно сообщает он воздуху.

Вокруг начинают летать бабочки, точно такие же, какие я выпускаю из своей палочки, когда хочу повеселить Тома.

Все-таки есть плюс с воспитанием ребенка-змееуста. Пусть Том и плохо говорит на человеческих языках, зато его уровень общения на парселтанге на порядок лучше. На человеческом бы Том начал изъясняться намного проще, а сейчас бы я продиралась сквозь «ребеночий» язык — абсолютно непонятный лепет. Но на парселтанге Том выражается понятно.

Считается, что уровень умственного развития ребенка зависит и от того, насколько быстро он овладевает речью. По Тому я скажу, что он намного развитее того же Раймонда — если Раймонд с трудом говорит какие-то отдельные слова, Том может даже выдать мне связное предложение, причем относительно абстрактное. Ну и что, что на парселтанге? На мозги язык общения не влияет.

Так, Лина. Вдох, выдох. Ты тоже маг, хватит пугаться. Уже почти два года, как вы, мадам, владеете магией. Перестаньте вести себя, как глупый маггл!

Уговаривая себя, слезаю с кровати, подтянув пижамные штаны, и подхожу к Тому. Том доволен, как тюлень.

— Молодец, — говорю ребенку. — Так, а теперь давай погасим свет и будем баиньки.

— Неть! — мотает головой Том, произнося «неть» по-русски, и добавляет на парселтанге. — Хочу бабочек.

Потом думает немножко и говорит:

— И цветы.

И кроватка покрывается цветами. Ромашками, колокольчиками, какой-то кашкой — я не ботаник, увы. И даже парой роз. Видимо, всеми цветами, которые Том когда-то видел за свою коротенькую жизнь.

— Красиво, — соглашаюсь. — Ты будешь спать с цветочками?

— Неть! Не спать!

— Смотри, — указываю на окно, — на улице темно. Ночь. Надо бай.

— Нет, день! — Том показывает на синие лучи. — Играть!

Вздыхаю, зеваю и потягиваюсь.

— Ну, играй, — говорю крестнику. — А я бай.

Убедившись, что Том не собирается вылезать из кроватки, а занят обрыванием цветов, возвращаюсь обратно и залезаю под теплое одеяло и уставляюсь в потолок, не в силах уснуть.

Все-таки уроки Анны — бесценны. Если бы не она, я бы не знала, как реагировать на магический всплеск. Анна провела для меня длинную лекцию, где рассказывала, какие виды выбросов магии бывают у детей — нейтральные и деструктивные. К нейтральным относятся, к примеру, те же цветы и бабочки — никакого вреда они не несут, просто потом надо будет почистить кроватку от ненужной растительности. Деструктивные — это хуже. Снесенные стены, какие-нибудь хоботы вместо носа как у самого ребенка, так и у окружающих, няньки, наполовину превращенные в коврик…

В случае нейтральной вспышки ребенка ни в коем случае нельзя ругать. Хвалить — по ситуации, чтобы не закрепить условный рефлекс — тогда потом от всплесков не отделаться будет. Лучше всего сделать вид, что ничего особенного не произошло, тогда ребенок не будет бояться последующих всплесков, но и не будет стремиться их повторять.

Если же детская магия умудряется натворить что-нибудь разрушительное, то необходимо пожурить малыша именно за причиненный ущерб — за сломанные игрушки, за трансформацию носа в хобот, но ни в коем случае не за сам всплеск.

Я много размышляла, смогу ли я справиться с первым выбросом магии у Тома, правильно ли у меня получится обратиться к нему, не испугаюсь ли я… И сейчас я испытываю огромное облегчение — похоже, у меня все получилось.

Пытаюсь представить, что было бы, если бы события остались каноническими — Том бы сейчас находился в приюте, а рядом с ним были бы Сара и Мэри… кто-то из них — миссис Коул. И они бы не стали хвалить его или успокаивать — эти необразованные прорелигиозные дамы бы, несомненно, напугали бы своими воплями и истерикой Тома очень сильно, нанеся ему неизгладимую психологическую травму. Которая, возможно, стала бы одним из кирпичиков, превративших этого милого малыша в чудовище…

Последствия магического выброса Тома ликвидируются утром следующего дня — совместными усилиями Анны и Жаннет. Из меня помощник никакой, поскольку я едва-едва осилила заклинания уровня третьего курса Хогвартса, а там не учат лишать деревянные кровати способности цвести полевыми цветами. Заодно меня сердечно поздравляют — Том однозначно не сквиб.

— Ну вот, теперь имя вашего сына появится в книге Хогвартса, — говорит Родольфус за завтраком.

Точно. Книга Хогвартса. И… адрес!

Душа улетает в пятки. Если Дамблдор увидит, что Том живет не в маггловском мире… меньше всего мне надо, чтобы он появился на пороге дома Лестрейнджей.

— Там же еще адрес должен появиться? — холодея, спрашиваю Родольфуса.

— В смысле? — Родольфус настораживается.

— Письмо из Хогвартса по домашнему адресу отправляют, — поясняю. — Чистокровным и полукровкам — совой, магглорожденным — с кем-то из преподавателей.

— Эм, — Родольфус хлопает глазами. — Я про такое не слышал. Но логично, я слышал о системе извещения будущих учеников. Но лучше спросить у тех, кто учился в Хогвартсе. Возможно, они лучше знают.

— Я не знаю, — возражает Анна, когда я перевожу взгляд на нее. — Я училась в Хогвартсе не очень долго… и со мной мало кто общался. Простите.

Завтрак заканчиваю с неприятными чувствами. Мне срочно нужно узнать, пишется ли в книге адрес будущего ученика.

Вопрос, мучающий меня с утра, задаю Вектору. Увы, в ответ Глава Гильдии лишь пожимает плечами.

— Понятия не имею, Гонт. Мне письмо пришло совой. Да и мой домашний адрес никогда не был секретом — «поместье Векторов». Так что… можно спросить в самом Хогвартсе — у директора или его секретаря. Директором сейчас вроде Ньютон Скамандер, а секретарем Альбус Дамблдор. Думаю, он ответит…

— Только не Дамблдор! — вырывается у меня прежде, чем я успеваю сообразить, что ляпнула.

Питер Вектор глядит на меня цепким понимающим взглядом.

— Хорошо, — говорит он спустя несколько секунд. — Тогда… вы не будете возражать, если я поинтересуюсь вашим вопросом у одного из хогвартсовских преподавателей? Он мой хороший знакомый и не будет распространяться об этом.

— Буду благодарна, — киваю.

— Сочтемся, — фыркает Вектор.

* * *

Ученикам преподаю по одному из «своих» учебников — по которому училась сама в советское время. Правда, приходится переделывать задачи, чтобы были «без октябрят», и особое внимание уделить английским мерам длин и весов. Заодно и самой разобраться — унция есть обычная (коммерческая) и аптекарская (тройская). В первой около 28 граммов, во второй — 31 с копейками.

Для изучения всей этой системы и перевода ее на понятные для меня метрические эквиваленты усилия уходят знатные. Питер Вектор, поступая логично, приносит мне сперва таблицу перевода русских мер в английские, только она мне ничуть не помогает. Я в русской системе мер разбираюсь не лучше.

— А есть метрическая? — спрашиваю с тоской, разглядывая знакомые, но непонятные мне слова.

— У нас ее нет, — Питер Вектор меланхолично пожимает плечами, уже не удивляясь моим «странностям». — Только вам она зачем? Ею же почти никто не пользуется.

Молчу. Глава Гильдии, правильно оценив мой страдальческий взгляд, вздыхает и убирает таблицу.

— Надо испрашивать из Франции. У них там магглы ею иногда пользуются, тамошняя Гильдия вроде как имеет ее. Каминной сети с Францией нет, надо заказывать международное отправление с вороном — совы еще летают по Британии, но Ла-Манш им не перелететь.

— А портключом? — интересуюсь, решив в кои-то веки использовать новоприобретенные знания о магических реалиях.

— Портключи законны только на территории Британии, — разочаровывает меня Вектор. — Межконтинентальный порключ, во-первых, не каждый зачарует, а, во-вторых, его надо в Министерстве заверять. Проще и дешевле вороном.

— Ясно, — киваю с огорчением. Все же я знаю не все… эх.

— Думаю, в течение недели таблица прибудет, — обнадеживает меня Вектор.

* * *

Таблица и прибывает ровно через семь дней. Все это время я зубрю английскую систему мер и перекраиваю задачи, чтобы в них было как можно больше всевозможных переводов. Но несколько раз сама делаю ошибки, и мои ученики, которые в этих мерах соображают лучше меня, меня поправляют.

Стыдно…

С таблицей немного проще. Я наконец-то могу точно узнать, сколько граммов в фунте и тройской унции, насколько миля отличается от километра, и что такое этот вездесущий «акр».

Таблицу переписываю себе на листочек, а пришедший из Франции экземпляр возвращаю в Гильдию. Хотя вроде как и нельзя выносить за пределы Гильдии информацию из нее, но я что-то не ощущаю великой ценности изложенных в ней сведений. По крайней мере никому в Англии мой листочек не нужен, кроме меня.

Программу третьего класса добиваем к декабрю. На этот раз «высочайшим повелением», а именно постановлением Главы Гильдии все без исключения Ученики обязаны посещать мои занятия.

Мне, честно говоря, от этого лишь прибавляется хлопот — все они банально не влезают в один кабинет, рассчитанный не более, чем на двадцать удобно устроившихся индивидуумов. Все, кто превышает это количество, вынуждены ютиться на уголках парт или на собственных коленях.

А Учеников в Гильдии — сто двадцать три человека. А еще на мои занятия упорно ходят два Подмастерья — Кевин Джонсон и Брайан О’Коннел — парни, являющие собой две полные противоположности — грузный крепко сбитый брюнет Джонсон двух метров росту с «пудовыми» кулаками и маленький юркий ярко-рыжий О'Коннел с бледно-голубыми глазами.

Приходится делить всех на пять групп. Двадцать пять человек еще в классе могут разместиться, если притащить пару парт из соседних классов, которые все равно на время моих занятий там не требуются. У доски, конечно, мне придется поджимать живот, чтобы пролезть в оставшееся пространство, но деваться некуда.

А еще я немного побаиваюсь негатива со стороны Мастеров — кому понравится, что у них отбирают учеников?

Однако мои опасения оказываются напрасными — Мастера и сами не горят желанием натаскивать «младшее поколение» — за занятия платят немного, и им проще переключиться на выполнение заказов, которые дают намного больший приработок. Да и Питер Вектор доволен — есть кому разбираться с поступающими заказами.

Мое строгое деление на группы было воспринято с недовольством — Ученики привыкли, что сами могут ходить на те занятия, которые им удобны. Мы потратили целый день, чтобы привести все к «общему знаменателю» — кто-то не хотел тащиться к десяти утра, кто-то — сидеть вечером. Кто-то не желал сидеть в группе с недругом (а были и такие). Правда, окончательно группы «устаканились» лишь через месяц, разделившись по уровню успеваемости — в группе «А» и «С», занимающихся с десяти и с двенадцати, самые сильные; в группы «В» (с 11 часов) и «Е» (с четырех пополудни) забрались «середнячки», а вот группу «Д» я ласково обозвала «дауны» — туда перебрались самые непонимающие. Их как раз набралось двадцать человек.

К моему удовольствию, Агнес Лонгботтом и Альберт Вэнс обосновались в «середнячках».

Новичков в этом году в Гильдии оказалось трое — из них ТРИТОНы по Арифмантике были лишь у одного. Двое пришли после пятого курса, причем один Арифмантику в Хогвартсе не изучал, да и окончил учебу год назад. И логично попал к «даунам».

— Клейн, — смотрю на веснушчатого паренька, который так и не смог понять, как находить искомое вычитаемое, — вы в Арифманты-то какого дементора поперлись?

— Я… ну, в Боевой Гильдии сказали, что я не потяну, Ритуалисты тоже отказали.

— Пошли бы в Артефакторы или Целители. Или Зельевары, — вспоминаю еще часть магопрофессий.

— Артефактор я тоже был бы никудышный, — Клейн смотрит в пол, закусывает губу. — А Целители… У меня к Целительству тоже нет способностей.

— Из вас и Арифмант получится с натяжкой, — выношу вердикт. — Вас считать учить надо было с семи лет, а не с семнадцати.

— Я буду стараться, мисс Гонт! — паренек вскидывает глаза, наполненные слезами. — Честно, я выучу, как надо считать!

— Математика, — вырывается маггловский термин, — это не только цифры и числа, Клейн. Это умение мыслить, логически выводить одно из другого. Считать можно и артефакт научить, у магглов такие есть, — говорю, имея ввиду компьютеры, но вовремя вспоминаю, что их еще не существует, и я обращаюсь к более понятной аналогии, — например, арифмометры. А вскоре появятся такие машины, которые будут способны заменить всю вашу группу целиком. И то, с чем сто самых лучших Арифмантов возились бы три месяца, эти машины будут за пять минут справляться. Поэтому вы, без вашего логического мышления, будете лишь заменой арифмометру. Слава Мерлину, на ваш век этого хватит. А вот в конце двадцатого века…

— Но что же мне делать?! — Клейн уже откровенно плачет. — Я… не к магглам же мне идти!

— Учиться, — вздыхаю.

— Спасибо, мисс Гонт! Я буду стараться! Честно!

— Старайтесь…

Через два дня после моего вопроса Питер Вектор выясняет, когда появляется адрес будущего ученика Хогвартса в книге. Оказывается, за неделю до его одиннадцатого дня рождения. И эта новость снимает тяжесть, каменным грузом висящую у меня на плечах. Дамблдор не узнает, что Том в магическом мире!

— Спасибо, Вектор, — облегченно выдыхаю, услышав ответ. — Не передать, как вы меня обрадовали!

— Значит, я поступил верно, когда один наглый тип попытался узнать о вас. Предчувствие меня редко обманывает, — Вектор прищуривается и поясняет, глядя в мое побелевшее лицо. — Пару месяцев назад Альбус Дамблдор решил расспросить меня о некоей «мисс Гонт». Правду я ему отвечать был не обязан, поэтому соврал, что вы приехали откуда-то из Аргентины полгода назад, ваш отец магглорожденный, а мать — волшебница, вы вдова, и вам двадцать два года.

— А если обман вскроется?

— Тогда я просто скажу, что перепутал вас с Оливией Бонд. Вы ее знаете, она учится в вашей группе… «С», кажется.

Закусываю губы. Я даже не знаю, насколько сильно выручает меня Вектор каждый раз.

— Гонт, я никогда вас не сдам вашим врагам, сколько бы их ни было, — серьезным, но успокаивающим тоном говорит Глава Гильдии. — Гильдия — это немного больше, нежели просто компания людей, объединенная профессиональным интересом. Ученики, Подмастерья — они, может быть, и да, но Мастера и Магистры — мы добрые друзья. Вас, кстати, я давно уже не рассматриваю, как Подмастерье — просто должен пройти трехгодичный срок, прежде чем вы получите красное кольцо. Поэтому успокойтесь.

— Спасибо, — сердечно благодарю Главу Гильдии.

* * *

В первых числах декабря я, умаявшись после пяти уроков и дополнительных занятий с некоторыми из группы «Д», сижу за партой в пустом классе, пытаясь прийти в себя. Уроки, между прочим, не наши по сорок или сорок пять минут — они часовые, по шестьдесят.

Скрипит дверь, и в класс входит Вектор.

— Как вы, Гонт? — интересуется он, присаживаясь напротив.

— Отвратительно, — признаюсь. — У меня голова кругом идет. Эти болваны ничего не знают.

— Даже из «А» и «С»? — хитро прищуривается Вектор.

— Эти еще куда ни шло, — вздыхаю. — Но все же — самому младшему там двадцать лет. А они проходят то, что я в тринадцать лет изучала.

— Третий класс? — спрашивает мой собеседник, а потом одергивает себя. — А, я забыл, что вы с семи лет в школу пошли. Это какой по-вашему?

— Восьмой, — достаю план урока для групп «А» и «С». — Изучаем квадратные уравнения, но до них не доходит, что уравнение второй степени имеет два корня.

— Бывает, — меланхолично замечает Вектор. — А что со средней группой и с вашей… «Д»?

— Средняя группа пока решает линейные уравнения — это одиннадцать-двенадцать лет. А вот «Д»… знаете, я называю их «дауны», в честь синдрома Дауна. Знаете, такие умственно отсталые люди с рождения. Многие вещи для них недостижимы.

— Никогда не слышал этого термина, — Глава Гильдии качает головой. — Но ладно. А с ними что?

— Действия со смешанными дробями, квадраты и кубы. Арифметика простая. И это — грустно.

— Грустно, — подтверждает Вектор. — Им никогда не подняться выше Подмастерья. Как вы думаете, Гонт, с чем связано их такое отставание?

— Ну, первое — это способности. Нельзя таких брать в Гильдию. Второе — математике надо обучать не с семнадцати лет, простите, а с семи. Или хотя бы с первого курса вашего Хогвартса. Иначе спустя пять или даже семь лет у нас в Гильдию будут приходить вторые Клейны.

— Арифмантика — факультативный курс, его можно взять на третьем году обучения, — пожимает плечами Вектор. — С этим ничего не поделать.

— Третий год обучения — это тринадцать лет. Даже если дети и начнут нормально учиться считать в тринадцать, то через пять лет они будут хотя бы при слове «икс в квадрате» не шарахаться и не рисовать мне… вот это, — киваю на доску, где Клейн изобразил мне букву Х, обведенную в рамочку.

Вектор переводит взгляд, смотрит на «произведение искусства» и фыркает.

— Да уж… Мне было намного легче, я считать научился раньше, нежели писать. В Хогвартсе Арифмантику не брал, мне отец присылал задания… некоторые даже синие. Мне хватало.

— Если не научим считать детей раньше двадцати лет, Гильдия и дальше будет сидеть в болоте, — подвожу итог. — Вектор, вы бы не цеплялись так за Гильдейские секреты. Заказы все равно будут — думаете, кто-то из моих одноклассников, учившихся по такой же программе, вспоминал, как решать тригонометрические уравнения, когда заканчивал школу? Да они с экзаменов выходили и забывали все сложнее умножения на два! Зато те, кому это действительно было нужно, шли дальше.

— Как вы? — Питер Вектор склоняет голову, одаряет меня внимательным взглядом.

— Типа того. Кстати, хороший пример — моя история. Я едва ли не до последнего класса не думала, что буду математиком. И лишь в последний год сделала выбор. У меня в аттестате «три»… э… — внезапно вспоминаю, что в женских школах до революции была не пяти, а двенадцатибалльная шкала, — в смысле, «пять» или «шесть». В Хогвартсе это «Удовлетворительно». Тем не менее, даже без моего особенного прилежания, я смогла наверстать упущенное за лето, и поступила в университет.

— Да, если бы не ваша школьная программа, вы бы не смогли за три месяца выучить то, что этим идиотам уже год вдалбливаете, а еще не вдолбили, — соглашается Вектор. — Но с другой стороны — две тысячи галеонов с каждого.

— А про нас еще не говорят, что мы зря деньги вытягиваем? — ехидно интересуюсь прежде, чем успеваю удержать свой длинный язык.

Но Вектор не злится. Он лишь хмурится.

— Говорят. Но что можно сделать? Уровень магии нам неважен, а давать задачи кандидатам на Ученичество бесполезно — способности не обязательно совпадают с умением считать.

— Учить надо начинать не тогда, когда детки притолоку головой сшибают! А тогда, когда уже можно выяснить, будет ли из ребенка Арифмант, или же его родители будут зря деньги Гильдии платить! — возмущаюсь. — Если «сильные» группы еще могут года через два добраться до Подмастерья, то «средние» будут воевать со школьной математикой еще лет пять. А про «даунов» я даже заикаться не хочу.

— Пять лет — это не десять, — оптимистично улыбается Вектор. — Все равно, Гонт. Ваша система намного сокращает сроки обучения. Пусть Гильдия чего-то и недополучит, но зато у нас Мастеров прибавится. Мастер Гильдии намного больше денег приносит, нежели Ученик. Следующим летом я вызову из Хогвартса МакКоннора. Отдадите ему вашу программу, пусть учит детей в Хогвартсе. Надеюсь, это возымеет свои плоды.

— Точно возымеет, — киваю. — Да вы увидите.

— Увижу, — соглашается Вектор.

* * *

Том уже бодро бегает по дому, добираясь до всего плохо положенного, связно и грамотно говорит, пусть и на парселтанге, читает магические книжки — на том же парселтанге — я переписала пару книжек со сказками закорючками змеиного языка, возится с зачарованными куклами и упорно отказывается есть яблоки.

С человеческим языком, увы, у него получается намного хуже, чем у того же Раймонда Лестрейнджа — сказывается, что парселтанг знаю и я — Тому есть, с кем общаться.

Немного сложно было привыкнуть к традиционным Ритуалам, обязательными для любого мага — в году их восемь, по количеству магически насыщенных дней — два солнцестояния, два равноденствия и четыре дня где-то посередине между ними. В эти дни очищались амулеты, заряжались новые, проводились Ритуалы Благословения, Долголетия, Здоровья… у магов их достаточно. При этом необходимо было учитывать специфику дня — к примеру, поминовение усопших лучше проходило на Самайн, проклятия насылались на Йоль, а чем-нибудь благоприятным занимались на Литу или Остару.

Пришлось вникать в так называемую «магическую гигиену». Если у магглов гигиеной считалась чистота физического тела, то маги заботились еще и о том, во-первых, чтобы в чужие руки не попадали «эманации» — кровь, волосы, ногти, пот, слюна и тому подобное, во-вторых, чтобы на себе, любимых, не висели случайные или намеренные сглазы или проклятия. Если у магглов сглаз чаще был просто «образным выражением», то у магов же хорошие работающие сглазы вылетали, мама не горюй.

Различать магию «визуально» я научилась не сразу. Скорее, это даже не видение как таковое — нечто вроде ощущения. Абстрактного, но понятного. Когда я еще не была магом, такое ощущение возникало рядом с кем-то — человек мог быть мне симпатичен сразу, а мог вызвать однозначную неприязнь. Какие-то места обладали «атмосферой» — ужаса или, напротив, уюта.

У магов такие «ощущения» намного сильнее, хотя и это не совсем верно. Я бы сравнила маггла со слабовидящим человеком, для которого доступны лишь цветовые пятна, интенсивность светового излучения и какие-то общие контуры предмета. Человек же с хорошим зрением способен в синем прямоугольнике разглядеть красочную картину с водопадом и единорогом рядом, к примеру.

Видеть потоки магии, как выяснилось, я начала видеть едва ли не сразу, как мне в руки попала палочка. Но вот понять, что именно это — поток магии, я поняла лишь недавно, когда Анна Лестрейндж, отчаявшись продраться сквозь мою «Арифмантско-маггловскую рациональность», не вытащила меня аж в Стоунхендж. Там она в приказном тоне велела описывать, что я вижу и чувствую. Что от меня хотят, до меня дошло только через три часа, но дошло. И дошло так, что я недели две бегала, рассматривая все подряд, прислушиваясь к своим ощущениям едва ли не круглосуточно.

По идее, вместо термина «видеть» лучше бы было использовать другое слово, какой-нибудь свой подходящий термин, но за много лет маги этим почему-то не озаботились. Впрочем, мне без разницы — «видеть» — значит, «видеть».

Между делом выяснилось, что я лучше вижу потоки магии в Рунах и Артефактах, нежели в живых существах или зельях. Мне проще иметь дело со статичными, нежели динамическими потоками, а при варке Зелий магии уходит очень много, чтобы компоненты прореагировали должным образом. Сами же Зелья несут лишь остаточную магию.

Помимо восьми магических Праздников, существовали и другие Ритуалы, которые проводились в другие дни. И их тоже было немало.

Узнала я и о магической профессиональной деятельности. Собственно, она делилась на Гильдейскую и простую. Гильдии в магическом мире выполняли роль наших университетов — именно в Гильдиях сосредоточена вся магическая «наука».

Умение высчитывать, когда и что стоит проводить, какие именно манипуляции при этом необходимо производить, является сложнейшей наукой — Ритуалистикой.

Артефакторы изготавливали амулеты, обереги, различные усилители магического фона, магические «приборчики» и тому подобные вещи.

Зельевары занимались зельями, Менталисты же не только воздействовали на разум людей или других живых существ, но и могли считать остаточный фон на месте какого-либо происшествия или по каким-нибудь останкам.

Боевые Маги выполняли роль охраны. Больше всего их было, разумеется, в Министерстве, но и частные лица пользовались их услугами. Стоили услуги недешево, но и охрана была на надлежащем уровне.

Были еще и Магозоологи — маги, занимающиеся содержанием и разведением магических существ. Обычно каждый из таких магов специализировался на одном или двух видах животных. Больше трех — очень редко, магические животные — существа непредсказуемые и сложные.

Я со своим парселтангом могла бы стать Магозоологом — разводить василисков. Но у их яиц слишком долгий инкубационный период, плюс еще василиски слишком долго растут. Достать яйцо, в принципе, не было проблемой — василиск вылуплялся из яйца, снесенного самцом любой птицы, и высиженного жабой. Собрать курятник, точнее, «петушатник» на пару-тройку тысяч клювов не проблема, а там кто-нибудь да будет с дефектом органов размножения, и снесет мне пару яиц. Потом подложить под какого-нибудь предка Тревора — и дело в шляпе. Но ждать три года, пока жаба высидит мне василиска, да не подохнет, потом лет десять кормить «царя змей» свежими цыплятами, чтобы тот вырос хотя бы на полметра, а потом еще полвека ждать, пока с него яда можно будет нацедить — занятие крайне неблагодарное.

Хотя можно василиска из Хогвартса сманить — он там уже большой, очень старый, с него и яд годится, и шкура неплохая. Только я в Хогвартс не полезу. И Тома не подпущу. Там же «рукав» длиной в пару десятков метров и возрастом в тысячу лет. Не факт, что Тома он не тронет. Змеи не трогают, да, но Дьявол знает, что в голове у «Васи».

Гербологи возились с магическими растениями, Целители помогали справляться со всевозможными недугами, причем не только магическими.

Были и «теневые» Гильдии. Собственно, их наличие было логичным — в любом обществе есть организованная преступность, и маги не должны быть исключением.

Они и не являются. Темные Ритуалы, Демонология, Некромагия, деструктивная Менталистика, всевозможные яды, заказные убийства, незаконное обращение в рабство магглов… Причем для «теневиков» Статут о Секретности имеет номинальное значение — они не гнушаются использовать магглов по полной программе. Основной принцип здесь — «не попадаться».

Собственно, любой Ритуалист способен провести Темный Ритуал — это несложно. Как и любой Менталист способен перевернуть человеку, что магу, что магглу, мозги так, что тот злейшего врага за мать примет. Впрочем, у магглов тоже любой химик может сварить наркоту, но вот профессионально этим занимаются единицы. У магов так же.

Но у магов наказание за подобную деятельность намного серьезнее — Азкабан или даже «поцелуй дементора».

Про «поцелуй дементора» выясняется очень интересная подробность — его применяют только к единственным отпрыскам мужского пола какого-либо Рода, не имеющим потомства.

И объяснение подобного явления очень простое — дать возможность Роду не прерваться. Тело без души вполне способно на простые физиологические реакции… в том числе и на семяизвержение. Соответственно, от такого тела можно зачать и родить.

Заключение в Азкабан же имеет последствия. Помимо искалеченной психики, маги, проведшие в стенах Азкабана более года, лишаются способности иметь детей. Поэтому данное наказание применяют с оглядкой — к тем, кто имеет братьев и сестер, либо на срок меньше года. Либо… либо если видят вину не только преступника, но и его родителей, что воспитали такого ребенка. Если хотят уничтожить Род.

Сириус Блэк получил пожизненное в Азкабане, потому что у него был брат Регулус, чья смерть не была подтверждена. Иначе ему грозил бы «поцелуй».

Морфин Гонт за нападение на маггла должен был получить не больше полугода, а то и вовсе штраф, и по большей части за нарушение Статута, — но его осудили на три года. И даже то, что он вышел на свободу на полгода раньше, нежели в каноне, не даст ему детей. Кто-то явно решил оставить Тома единственным потомком Рода Гонт, и я даже знаю, кто бы это мог быть. Та же самая личность, которая хотела, чтобы ребенок-маг вырос в маггловском приюте.

Немного непонятно с Барти Краучем-младшим. Почему он, единственный отпрыск, был приговорен сперва к пожизненному, а потом уже к «поцелую»? Решаю поинтересоваться у Родольфуса Лестрейнджа, разумеется, представив ситуацию, как гипотетическую, без имен и фамилий. Родольфус подкован в магических законах — один из его родственников даже был Министром Магии в Британии. Кстати, полный тезка. Только имя писалось немного по-другому — «Радольфус».

— Значит, сперва за незаконную деятельность этот маг был приговорен к пожизненному в Азкабане? — задумчиво переспрашивает Родольфус. — При этом у него достоверно нет ни братьев, ни сестер — даже бастардов?

— Да, — подтверждаю.

— К моменту ареста его отцу было пятьдесят один, а матери — шестьдесят два? И они — чистокровные люди? Без примеси крови вейл, великанов и прочих животных?

— Да.

— А его отец — важный чин в Министерстве и председательствовал на суде над его подельниками? А потом ваш маг вроде как бы сбежал — его мать пробралась в Азкабан и умерла под его личиной, выпив Оборотного?

— Да.

— Так, ясно… Потом его отец держал дома под Империусом, чтобы тот не убежал к оставшимся на свободе подельникам, но через тринадцать лет его поймали «на горячем» и, не отходя от места, «поцеловали». Верно?

— Да, именно так.

— Что я могу сказать. Первое — маг однозначно не мог быть приговорен к пожизненному. Либо «поцелуй дементора» сразу, либо срок меньше года. Либо он — не единственный ребенок. Но мне видится это по-другому. Скорее всего, если бы мага приговаривали к заключению, то не к пожизненному, а к году заключения — либо сразу, поскольку отец поспособствовал, либо потом срок был пересмотрен. Отец, скорее всего, упирал бы на то, что сын у него единственный, а он — уважаемый человек, поэтому поблажку бы дали. Мать, вероятно, тут ни при чем — в Азкабане трюк с Оборотным не пройдет. Во-первых, потому что тело принимает свой изначальный облик по прошествии часа даже после смерти, а, во-вторых, любой посетитель Азкабана на входе и выходе проверяется собаками — сличают запахи. При Оборотном запах не меняется. И если бы собаки учуяли другой запах, то вашему «беглецу» было бы очень грустно. Далее. Учитывая, что мага «поцеловали», едва поймав, то я склоняюсь к версии, что все-таки изначальным приговором был «поцелуй дементора». Но его отец выпросил отсрочку приговора до тех пор, пока не появятся внуки — такое иногда позволяется, особенно если у отца были связи в Министерстве. Он нашел девушку, согласную на краткосрочный брак и рождение ребенка, а затем пошел за сыном в Азкабан. Забрал оттуда сына, который не горел желанием делать детей, поскольку это означало бы конец отсрочки от «поцелуя», и привел домой. Дома пришлось его удерживать, поскольку сын рвался сбежать. Таким образом прошло тринадцать лет, а когда сын все-таки сбежал и принялся за старое, то поймавшие его сотрудники Министерства не стали церемониться и давать его отцу еще одну поблажку. Вот и все.

— Спасибо, — говорю Родольфусу, наконец-то разобравшись. — Буду знать.

— Всегда пожалуйста, — улыбается Родольфус.

* * *

Двадцать первого декабря — Солнцестояние, которое мне нужно отпразновать с Морфином.

Радости мне это не доставляет.

Ему тоже.

Впрочем, ничего нового — все проходит точно так же, как в прошлом году — Ритуал, угощение, а потом прощание. На этот раз я не дожидаюсь, пока Морфин нас выгонит — ухожу первой.

Впечатление — тяжелое.

* * *

Тридцать первого декабря Тому исполняется два года. Я решаю пойти с ним в «Фортескью», чтобы поесть сладостей. Конечно, их можно поесть и дома, но иногда хочется сделать это в кафе.

Сладостей много. Я наконец-то пробую «Всевкусные драже Берти Боттс» — гадость неимоверная. Приличных вкусов нет совсем, а вкус старых носков или ушной серы — вовсе не то, чем можно наслаждаться. Шоколадные лягушки, однако, мне нравятся. Хотя лягушки и прыгают, если откусить от них кусочек или отломить, то они замирают. Том пытается на них шипеть, уговаривая, но магическим шоколадкам его уговоры безразличны. Тома это сильно печалит, он едва не плачет. Но официантка вовремя приносит небольшой тортик с двумя свечками.

— Нужно задуть свечки, — говорю Тому. — И загадать желание.

— Какое желание?

— Любое. Все, что ты хочешь.

Том выслушивает мои объяснения и кивает.

— Хочу домой, — говорит он и дует на свечи. Огоньки мерцают и тут же гаснут.

— Молодец, — хвалю ребенка, запоздало вспоминая, что желание вроде как не говорят вслух. — Теперь съешь кусочек, и мы пойдем домой.

Ну, желание должно быть исполнено…

— Эм… простите, мадам, — вдруг отвлекает меня мужской голос с непривычным акцентом, — мне крайне неловко вас беспокоить, но не могли бы вы ответить мне на один вопрос?

— Да? — оборачиваюсь к говорящему. Ко мне обращается довольно пожилой маг. На вид ему можно дать за семьдесят лет.

— Мадам… скажите… вы сейчас говорили с вашим сыном… это был парселтанг?

Смотрю в темные глаза старика, который с какой-то затаенной надеждой ждет моего ответа.

— Да, — решаюсь признаться.

— О, Кощеевы мощи! — неожиданно по-русски восклицает мой собеседник и тут же переходит на английский. — Мадам, простите, Мерлина ради! Просто…

Маг достает из нагрудного кармана мантии белый кружевной платок, вытирает выступивший пот. Терпеливо жду, что он скажет дальше.

— Я… Меня зовут Андрей Долохов, я иммигрант из России. Я… я изучаю языки нечеловеческих рас. И видов. Я знаю язык русалок, вейл, кентавров, гоблинов… но парселтанга я не знаю. Я пытался найти учителя… но все, кого я встречал, в лучшем случае знали лишь отдельные слова. Послушайте… мадам, не откажите мне в любезности научить этому языку. Я готов платить вам за уроки, сколько вы скажете!

Смотрю на бледного старика с нервно подрагивающими руками. В его возрасте изучать новый язык? Да и смогу ли я преподать ему его? Врожденная змееустость вовсе не то, что выученный парселтанг. Со змеями мой земляк никогда не сможет поговорить.

Андрей Долохов расценивает мои колебания по-другому.

— Мадам, сто галеонов за урок!

Молчу, пытаясь подобрать слова, которые не обидят несчастного исследователя-полиглота.

— Двести! Мадам, пожалуйста, не отказывайте мне! Я… я всю жизнь мечтал научиться говорить со змеями!

— Со змеями вы говорить не сможете, — вздохнув, говорю Андрею Долохову по-русски, который при звуках родной речи едва не падает со стула. — Со змеями способны общаться только урожденные змееусты. Увы.

— О… — мой собеседник хлопает глазами, затем сглатывает, приходя в себя. — Неожиданно… приятно встретить человека из милой России… Погодите… но почему только урожденные?

— Потому что змеи тупы, словно пробки, — поясняю старику. — У них нет разума. А змееустость — это магическая сила, дающая змеям на время ума. А выученный парселтанг, к сожалению, не способен влить в змей эту силу.

— Погодите, сударыня… — Андрей Долохов ерзает на стуле. — Откуда вы это знаете?

Вместо ответа приподнимаю одну бровь. Маг внезапно краснеет.

— Да, точно… простите, сударыня. Кто, если не вы...

— Так что, — пожимаю плечами, — вам этот навык будет абсолютно бесполезен.

— Нет, отнюдь! — в глазах Андрея Долохова снова разгорается пламя. — Все равно, это же… это же парселтанг, сударыня! Мое предложение все так же в силе! Двести галеонов! Я готов выучить его, даже если змеи меня понимать не будут!

Смотрю на старика, который словно обезумел от близкой возможности выучить парселтанг. На старика, который готов платить бешеные деньги за умение, которое ему, как собаке пятая нога. Но лишний заработок… С другой стороны, брать деньги за пустое?

— Хорошо, — принимаю решение. — Я буду ожидать вас в субботу к десяти утра у себя дома. Адрес камина — «Ласточкино гнездо, флигель». За уроки я не возьму с вас ни кната…

— Нет, сударыня, так не пойдет!.. — с жаром восклицает старик, но я его перебиваю.

— Дослушайте. Не возьму ровно до тех пор, пока не увижу, что от моих уроков есть толк. И пока вы сами этот толк не увидите. Тогда вы заплатите мне столько, сколько посчитаете нужным.

— Сударыня…

— Меня зовут Лина, — говорю старику, смотрящему на меня странным взглядом. — Мисс Лина Гонт. Обо всем остальном мы поговорим в субботу. Если не передумаете, конечно. А пока… мне нужно домой. Простите.

Поправляю Тому пальтишко и поднимаюсь с кресла. Действительно, мой ребенок домой хочет уже с час, наверное. А желание надо выполнять.

— А… а по батюшке вас как? — интересуется Андрей Долохов. — Как звали вашего достопочтенного батюшку?

— Марволо, — говорю старику и тяну Тома за ручку. — Пойдем домой, малыш.

— Домой! — радостно отзывается Том на парселтанге и едва ли не бежит вперед меня. — Домой!

— Был рад знакомству… — слышится вслед.

— Взаимно, — отзываюсь уже на улице. Том таки может выполнять роль неплохого паровоза. Если захочет.

До пятого числа — ничего нового. Занятия в Гильдии и с Анной, возня с Томом. По вечерам мы ужинаем все вместе — Лестрейнджи, я и Том. За прошедшее время мы привыкли друг к другу, сдружились.

Хотя как сдружились — я человек другого времени и другой культуры. Лестрейнджи — чистокровные, аристократы. И даже тяжелое положение, в которое они попали, не умаляет их происхождения. И воспитания, соответственно. А я, хотя меня и учит Анна, все равно многие вещи не знаю, многие не понимаю, многие делаю не так, как положено, и даже этого не подозреваю.

И лишь мое «происхождение» от Гонтов позволяет Лестрейнджам относиться к моим ляпам снисходительно. Была бы я простолюдинкой, «грязнокровкой», отношение было бы намного более суровым, и они вряд ли допустили меня до своего круга.

Тем не менее, дистанция все равно есть. Какие-то секреты, какие-то семейные знания и традиции, которые они не спешат открывать мне.

И я понимаю, что все мои попытки что-то узнать, как-то интегрироваться в общество все равно никогда не поставят меня наравне с теми, кто жил в магообществе начала ХХ века с самого рождения. Да даже просто магов — я не знаю очень многого.

И даже Вектор, хотя он и благосклонно относится ко мне, не будет раскрывать всего. Поднять мой уровень, чтобы я не убилась или не вляпалась в самоубийство — и этого достаточно.

Но ведь есть еще и политика. Роды и их взаимоотношения. Нюансы этикета, когда одна и та же фраза может иметь массу значений и оттенков в зависимости от говорящего, кому говорят, места, времени…

А я ж прямая, как палка, и такая же простая. Все эти игры мне непонятны. И я не смогу научить этому Тома, как бы ни хотела. А ему знать надо будет, поскольку это коснется и его. И ему придется выгрызать себе место в этом мире клыками и когтями, которые потребуется отрастить.

Моя толерантность жительницы ХХ века сыграла несколько злую шутку со мной. Я выбрала лучшую учительницу по знаниям и навыкам, но… изгоя.

Лестрейнджи — персоны нон грата в Англии. Да и везде, учитывая, что натворила их Пердри. Доход Анны — единственный доход семьи. Ну, и плюс некоторые накопления, что остались после выплаты виры, но по сравнению с прежним богатством — гроши. Родольфус не в состоянии работать, Жаннет тоже не великая труженица или профессионалка — она выходила замуж за богатого аристократа, рассчитывая до конца жизни купаться в роскоши, но в результате ютится в арендованном домишке. Но ее можно уважать хотя бы за то, что она не бросила своего мужа, хотя могла вернуться к родне. Опозоренная, но все же не изгой. А так она делит вместе с ним все тяготы. И не жалуется — я никогда не видела ее мрачной или угрюмой — на ее лице, как правило, всегда улыбка. Ну, иногда легкая задумчивость, которую можно считать аналогом грусти — по-другому Жаннет, похоже, просто не умеет.

Дети воспитываются в общей куче. Ральф, Раймонд, Том… За ними присматривает Котенок и Хэнни, в свободное от хлопот по дому время. Окси работает где-то в маггловской части Лондона, принося в дом скудную зарплату. И весь его доход уходит на прокорм собственной семьи — Хэнни, а до передачи мне Котенка — еще и его. Но Окси, впрочем, легче, чем магглам — не нужно платить за крышу над головой, да и хозяева иногда помогают магией — лечат, например.

Приход субботы вылетает из головы ровно до того момента, как в камине загорается зеленое пламя, и оттуда раздается голос Андрея Долохова.

Слава, вечная слава Матери Магии! И Верховной Жрице ее, открывшей мне Извечные Тайны, Анне Лестрейндж! У меня занимает ровно двадцать секунд, чтобы взмахом палочки распихать по углам свои бумаги, очистить пол, освежить занавески и собрать в кучу раскиданные детские игрушки. И еще десять секунд на то, чтобы рявкнуть на Котенка, который тут же уволакивает Раймонда и Тома из комнаты в «большую» часть дома.

И еще пять — на переодевание в другую мантию. Домашняя улетает следом за Котенком с еще одним приказом вдогонку: «В стирку!»

Фух. Теперь можно и открыть камин.

Андрей Долохов выходит из «транспортного средства» с грацией, мне недоступной. Даже не с грацией, а с движениями человека, который пользуется камином, как привычным средством, не задумываясь, где пригнуться, как повернуться. И, разумеется, он выходит оттуда идеально чистым, без единого пятнышка сажи. В руках — небольшая сумка.

Я так не умею…

Зато я, не задумываясь, накладываю Очищающие, едва выхожу из камина, а раньше приходилось мучиться!

— Добрый день, сударыня!

— Добрый день, господин Долохов, — отзываюсь. — Как дела?

— О, замечательно! Не терпится начать занятия, — улыбается старик. — Кстати, я вот принес…

Из сумки на свет появляется несколько свитков.

— Вот эти достались моему отцу совершенно случайно, — Долохов показывает на два из имеющихся, — а остальные я купил сам. Полагаю, они могут служить нам пособиями… да и я хотел бы их прочитать.

С любопытством беру в руки один из свитков.

«…драккловы кошки. Вчера эти твари нассали мне на мою любимую мантию…»

О, так это продолжение дневника Слизерина! Классно!

Всего свитков — восемь. Три больших, два маленьких. Остальные три — совсем крошечные, объемом не больше трех листов А4.

А самый большой оказывается подделкой. Неизвестный умелец тщательно скопировал буквы парселтанга, но расположил их беспорядочно, изображая настоящий язык.

— Этот свиток можете выкинуть, — сообщаю Долохову. — Он не настоящий.

— Как? — изумляется старик.

— Просто. Кто-то решил заработать — скопировал буквы, сложив их якобы в слова. А смысла в этих «словах» — ну ни капли.

Долохов сжимает губы.

— Досадно. Но остальные — правильные?

— Да, — киваю. — Остальные — на настоящем языке. И один из них, кстати, дневник Слизерина.

— Самого Салазара?!

— Нет, — приходится пояснить. — Салазар был учеником Слизерина. А Слизерин… он из другого мира. Представитель разумной расы, сходной со змеями. У меня есть начало его дневника, а у вас продолжение. Думаю, можно будет прочитать со временем.

— О, это было бы крайне интересно!

— Я тоже так полагаю, — соглашаюсь.

* * *

Первый урок мы посвящаем алфавиту. И произношению, с чем у Долохова, разумеется, вагон трудностей. Так как в парселтанге почти все звуки — шипящие, и звуков там больше двухсот, то, разумеется, часть из них звучат для человеческого непривычного уха совершенно одинаково. А для змееуста — небо и земля.

— Исс хессис Ансс-эрис… — вещает Долохов простую фразу, намереваясь сказать «Меня зовут Андрей».

Меня едва не заворачивает от хохота, но приходится делать каменное выражение лица. Грех смеяться над стараниями несчастного старика, путь даже у него и получилось «Мох копает нору над водой».

— HiSS KehsiSS ANshs Er-hiS, — поправляю Долохова. — Давайте еще раз отработаем произношение SS, s, hs и S.

— Господи, да в чем же разница?! — обреченно вздыхает мой ученик. — Я ее в упор не слышу!

— Разница в смысле слова, — вздыхаю. — Скажете “hissisma”, получите желудь. Скажете “hiSSisma”, получите болото.

— Они звучат одинаково!

— Ну… — пожимаю плечами. — А разница есть. Но, думаю, это дело не одного дня. Впрочем, на произношении сильно не будем заострять внимание, все равно вам говорить будет вряд ли с кем. А вот читать будем учиться.

— Да, полагаю, это будет полезнее, — утирает пот со лба белым платком Долохов.

— Перейдем к алфавиту…

С написанием легче, но ненамного. Часть букв парселтанга настолько мудреные, что Долохов теряется. Мне приходится задумываться над ключевыми чертами, общими принципами… И чтением.

Письменность парселтанга не являет собой дифференцированные значки, как в русском или английском — это вязь, где одна буква плавно перетекает в другую, закручивается, меняет смысл и чтение в зависимости от смысла слова, своего положения и даже начала позиции. Впрочем, нечто похожее есть у арабов, но у парселтанга все то же самое возведено в квадрат, если не в куб.

Тем не менее, нам получается выучить несколько слов. Долохов вполне сносно способен изобразить «Меня зовут Андрей Долохов» и разобрать мое «Меня зовут Лина Гонт».

Даже не думала, что парселтанг настолько сложен…

В середине занятия вспоминаю, что когда-то я учила читать Тома…

— Что это? — с любопытством глядит Андрей Долохов на исписанные вязью парселтанга строчки в обычной тетради.

— «Курочка Ряба», — признаюсь. — Я русскую сказку переписала ребенку… ну…

— О!

С «Курочкой Рябой» дело идет несколько проще. Все-таки есть повторяющиеся слова. Следом мы разбираем «Репку». Вообще-то с «Репки» надо было бы начать — там слов поменьше... Но «Боржоми» пить уже поздно, мы начали с «Курочки Рябы»...

За увлекательным занятием проходит аж три часа. Опоминаемся, когда рядом неслышно появляется Котенок и объявляет о том, что завтрак уже готов. Точнее, ленч. Ну, или даже обед…

— Позавтракаете со мной? — предлагаю своему ученику.

— О, нет, спасибо, сударыня, меня ждут еще дела! Все было очень увлекательно, но я забыл о времени! Когда мы сможем встретиться в следующий раз?

— Можно послезавтра, — прикидываю свое расписание. — Так же утром я буду вас ждать.

— О, чудесно! Буду ждать с нетерпением! И... я помню, что вы говорили... но все же... Когда я изучал русалочий, то платил своему преподавателю пять галеонов за урок... Полагаю, парселтанг стоит не меньше... Нет-нет, прошу! Не отказывайтесь! Я понимаю, что язык очень сложный, и не факт, что я добьюсь каких-то результатов хотя бы в силу своего возраста, поэтому я считаю несправедливым, если буду отнимать ваше время просто так... Пожалуйста, Лина Марволовна!

— Хорошо, — вздыхаю. Деньги мне будут не лишними. — Уговорили.

— Прекрасно! Значит, до послезавтра! Мое почтение, мадам!

— И вам всего хорошего, — прощаюсь.

Ну вот, пять галеонов у меня есть.

* * *

Спустя месяц и десять уроков я понимаю, что я в это ввязалась зря. Дедушка, вдохновленный тем, что парселтанг передается по наследству, решил женить меня на своем сыне.

Одном из.

У Андрея Долохова — четверо сыновей. Двое благополучно и глубоко женаты, зовут их Максимиллиан и Олег, причем у Максимиллиана, старшего, есть сын — привет из канона! — по имени Антонин. Правда, «будущему Пожирателю Смерти» едва исполнилось год.

Впрочем, и его «Повелитель» еще возится с кубиками.

Соответственно, остаются два «незанятых» — Владимир и Богдан.

Владимир — мой ровесник, вдовец. Богдану двадцать пять, но их пожилой отец не видит в этом никакой проблемы — он жаждет заполучить себе внуков с даром парселтанга.

Только вот я замуж не хочу. Никак и никоим образом.

Долохов же готов землю есть. Его не смущает мое положение, статус. Не смущает то, что я по сравнению с ним практически нищая и «бесприданница» вдобавок — Том не считается. Он готов согласиться с любыми требованиями, лишь бы я милостиво приняла его сватовство. Он даже умудрился навестить моего брата, что вызвало у меня зубовный скрежет. А старикан даже не понял, что он сделал — все ведь по правилам: я незамужняя дама, у меня есть брат, который ввиду отсутствия батюшки, скоропостижно скончавшегося, несет ответственность за мою судьбу.

Слава Дьяволу, Морфин его выгнал.

Долохов долго сокрушался, что «достойный маг даже не соизволил его выслушать».

Мысленно делаю зарубку: отблагодарить моего непутевого братца.

Долохов согласен, чтобы я продолжала работать в Гильдии Арифмантов, согласен нанять Тому лучших нянек и учителей, готов усыновить его… ну как усыновить — приказать сделать это своему сыну…

Сыновья же абсолютно солидарны со мной — ни тот, ни другой жениться не хотят, особенно на мне, и я их понимаю.

В результате мы умудряемся договориться с парнями втайне от настырного отца. Хорошо, что в магомире к женщинам более лояльное отношение. Это сложилось исторически — если у магглов женщина физически неспособна махать мечом и биться наравне с мужчиной, то женщина-маг ничем не хуже машет палочкой.

Конечно, определенные условности остались, но даже консервативные маги, рожденные едва ли не в начале прошлого, XIX века, спокойно относятся к женщинам, живущим отдельно, состоящим в Гильдии и обеспечивающим самих себя.

Вон, даже в «правительстве» у них есть женщины. Как я выяснила уже здесь, один раз Министром Магии была женщина. Так что все не так плохо, как у магглов. У магглов женщины еще долго будут «на вторых ролях».

Парни прекрасно понимают сложившуюся ситуацию, и принимают решение. У Богдана уже есть невеста, девушка из России. Он еще не представлял ее отцу, но теперь собирается это сделать.

Владимир же овдовел не очень давно — полтора года назад. И принимает решение соблюдать траур по жене, причем полный и надолго — аж на семь лет. Возможно, отец его уговорит на меньший срок, но в любом случае, год передышки у меня будет.

А еще я вспоминаю, что в двадцать девятом году вроде должен начаться мировой кризис, в моей истории известный, как Великая Депрессия.

О нем я помню, поскольку в моей жизни тоже был мировой кризис, хотя не такой жестокий — никто еду бульдозерами не давил и не обливал апельсины соляркой. В свое время, напуганная самим фактом кризиса, я искала развитие самых худших сценариев, и прочитала все, что могла, о Великой Депрессии.

Итак, начнется она в октябре 1929 года и продлится аж до середины 30-х годов, а именно — до 1933-1934 года. В явном виде, а в неявном и еще лет двадцать. Следствием Великой Депрессии станут голод (а там еще и засуха будет в США, которые ныне САСШ), причем не из-за неурожая, а из-за неспособности людей купить продукты. Капиталисты будут сжигать урожай, гноить мясо, топить картошку, а оголодавших людей расстреливать при попытке выловить хоть что-то себе на пропитание.

У людей будут изымать золото, а потом отменят золотой стандарт.

Сама стоимость золота увеличится почти в два раза — с 20 с чем-то долларов за тройскую унцию до 35 долларов.

Вопросы, собственно, следующие:

1) чем это грозит мне?

2) что я с этого могу поиметь?

Что бы я ни планировала, осуществить в одиночку я не смогу. Мне нужны те, кто способен на это, у кого есть связи и влияние.

А кто у меня есть из знакомых?

Только Вектор.

Собственно, он у меня вообще есть из всех нормальных знакомых, не считая Лестрейнджей. Но на тех надежды мало, их в магическом мире не приветствуют, и все их связи давно растеряны.

В Гильдию прихожу утром, как и полагается. Только приходит мое тело — сознание еще в теплой кровати, беззастенчиво дрыхнет.

— Вы не хотите сдать СОВы? — интересуется у меня с порога Питер Вектор — бодрый, веселый, активный.

— Не-а, — бурчу, пытаясь проснуться.

— Мисс Лестрейндж сообщила, что вы вполне способны сдать все требуемые экзамены и даже несколько дополнительных, — голос Вектора делается доверительным.

— Все, что я сейчас хочу, это лечь в мягкую кровать, выпить чаю с мятой и поспать еще хотя бы пару часиков, — признаюсь.

— О! Так это поправимо! Маличка, принеси мисс Гонт немного Бодрящего Зелья!

— Да, сэр, — отзывается вездесущая домовичка, и передо мной материализуется флакон с притертой пробкой.

Смотрю на выжидающие глаза Вектора.

Приходится пить.

Гадость неимоверная.

— Дело в том, мисс Гонт, — еще более мягко говорит Глава моей Гильдии, когда я делаю последний глоток, — что я предлагаю вам сдать экзамен на звание Мастера. Собственно, это готовы подтвердить три действующих Магистра. Я и еще двое. Несмотря на то, что вы проходили в звании Подмастерья меньше трех лет. Тем не менее, они согласны, но одно из требований — ваша сдача СОВ. И ТРИТОНов, но это просто желательно.

— Я не сдам, — не менее доверительно сообщаю рехнувшемуся Вектору. — Я палочку в руки-то взяла всего ничего.

— Зато у вас есть мозги, — Вектор довольно улыбается и скрещивает руки. — Соглашайтесь, Гонт. СОВы можете сдать не все, а необходимый минимум — их восемь. Это Чары, Зелья, Трансфигурация, Астрономия, История Магии, Гербология, Руны и Арифмантика. Арифмантику вам сдавать не надо — ваше звание Подмастерья дает вам автоматически отличную оценку. Как мне поведала мисс Лестрейндж, вы блестяще сдадите еще и Астрономию — хоть сейчас. С Зельями вам поможет Иоганн Принц — это сын Герберта Принца, он как раз пару лет назад окончил Хогвартс, и не прочь подзаработать. Гербологию вам за пару месяцев подтянет Аманда Салливан — это мать Агнес Лонгботтом. Чары и Трансфигурация — на совести Филиуса Флитвика, он преподаватель в Хогвартсе, как раз Чары и преподает...

Флитвик? О, еще один персонаж из канона Поттерианы. Но я даже не думала, что этому полугоблину столько лет...

...— Ну, а История Магии — тут нет никого лучше Батильды Бэгшот. Она и возьмет недорого, и обучит качественно. По ее учебнику даже в Хогвартсе учатся. И, если хотите мой совет — не отказывайтесь от ее помощи, поскольку именно она будет принимать СОВы.

— У меня денег на всех не хватит, — меланхолично говорю доске с заказами. На ней висит пергамент с рожицей. Кто-то нарисовал, да повесил из молодежи.

— Гильдия заинтересована оплатить вам подготовку и сдачу СОВ. А так же ТРИТОНов! — выкладывает козырь Вектор. — Без увеличения вашего долга!

— И нафига это Гильдии? — так же равнодушно интересуюсь у рожицы.

Вектор слегка удивлен. Мое равнодушие слегка выбивает его из колеи.

— Нам нужен Мастер, — помолчав, говорит он.

— У вас их двадцать пять, что ли, — возражаю.

— Послушайте, мисс Гонт. Разве вы сами не хотите сдать СОВы?

— Не-а, — качаю головой. — Я уже отучилась в школе, у меня даже высшее образование есть. А в Гильдию меня приняли и без всяких СОВ, насколько я помню. Подожду еще полтора года, и потом стану Мастером без СОВ, если вы так хотите.

Вектор нервно вздыхает.

— Что? — перевожу на него взгляд.

— Я подниму вам оплату!

Год назад это было бы веским аргументом, но мне вовсе не хочется опять работать на износ.

— У меня классы Учеников, если вы еще помните, — сообщаю Главе Гильдии. — Плюс еще ребенок дома, обработка ваших учебников и дополнительные уроки.

— Уроки? Какие уроки?

Прикусываю себя за язык. Ну кто меня просил?

— Да есть один ученик...

— И что вы ему преподаете? — подозрительно спрашивает Вектор.

— Парселтанг, — огрызаюсь, недовольная вопросом. Хотя Главу Гильдии можно понять — он блюдет свои секреты.

Мой ответ вызывает облегчение.

— Парселтанг — хорошая штука, — отзывается он, не скрывая своих эмоций. — Слушайте, Гонт. Как мне вас уговорить?

Люблю Арифмантов. Прямые, как... прямые. Конкретный вопрос.

Впрочем, ответ должен быть такой же конкретный.

— Зачем это вам?

Вектор поджимает губы, замолкает.

— Ответ за ответ, Вектор, — пожимаю плечами. — Вы скажете мне, зачем вам это нужно, и что вы затеяли с моим участием, а я вам скажу, что хочу.

— Надеюсь, плата не будет непомерной... — бурчит Вектор, но потом кивает. — Хорошо. Пройдемте в мой кабинет.

Плетусь за бодрым подтянутым мужчиной.

Ненавижу вставать по утрам.

— Слушайте, — говорит Глава моей Гильдии, прикуривая от палочки.

— Я вся внимание, мистер Вектор, — вздыхаю.

— Помните, вы говорили, что детей нужно учить Арифмантике задолго до того, как они это начинают делать сейчас? — нервно произносит Вектор.

— Помню.

— Я долго думал, как это можно сделать... и понял, как.

— И как же? — кажется, ему удалось меня заинтересовать.

— Мы откроем часть нашей науки всем, — торопливо говорит мужчина, словно ожидая от меня возражений, — поскольку нам требуется, чтобы детей начали учить раньше. Многие расчеты, которые ожидались от нас, будут доступны всем — и Зельеварам, и Астрономам, и Рунологам... Соответственно, без базовых знаний Арифмантики никуда нельзя будет приткнуться. Поэтому все Гильдии дружно потребуют введения Арифмантики на более высоком уровне в Хогвартсе... а значит, к нам уже будут приходить более подготовленные дети, и у нас не будет таких классов, как ваши «дауны».

Ух ты, даже слово запомнил!

— Да, но вы забываете, что тогда наши услуги будут требоваться в более низких объемах, нежели сейчас, — возражаю.

— Да и Моргана с ним, — Питер машет рукой. — Все равно заказы будут, поскольку мы просто не справляемся с имеющимися. Разгребемся хоть немного. А те, что останутся — будут стоить дороже. Намного дороже, чем сейчас. И, я уверен, тогда другие Гильдии смогут повысить свой уровень, а не ждать неделями простеньких расчетов, как сейчас. Скажем так, заказы будут, но более дорогие. И их будет больше.

Задумываюсь.

Идея Вектора хороша, но она приведет к кризису.

Либо наша Гильдия окажется ненужной, поскольку считать будут все самостоятельно, либо двинется вперед магическая наука, требующая все более серьезных и точных расчетов, обработки большего количества информации.

Но люди ограничены своими способностями. Я не способна считать быстрее, чем могу, даже простые вычисления требуют намного больше времени, чем это делал в мое время простенький китайский калькулятор на солнечных батарейках.

И проблема будет не в том, чтобы делать более сложные вычисления — проблема будет в том, чтобы обрабатывать большие объемы данных.

И это я Вектору озвучиваю.

— Больше людей возьмем, — пожимает он плечами.

— Не вариант, — качаю головой. — Скорость вычисления итераций зависит не от количества людей, а от скорости получаемых промежуточных данных. А это опять же — скорость одного человека.

— Знаете, Гонт, — Вектор делает длинную затяжку, выпускает струйку сизого дыма, — у меня почему-то чувство, что вы знаете, как эту проблему решить.

— Знаю, — киваю. — Первый вариант — поточные вычисления.

— Да, я с таким знаком, — кивает Вектор. — В Гильдии иногда такое делают Подмастерья, объединяясь в группу, когда у них однотипные заказы. Но это не решение проблемы. Нам все равно не хватает рук.

— Второй вариант — нужна счетная машина, — говорю. — Но не механическая, типа маггловского арифмометра, а более совершенная. Которая будет выдавать результаты практически сразу.

— У магглов есть аналог?

— Нет, — качаю головой. — Появится лишь годах в 70-х.

— Но вы знаете, как ее сделать? — полуутвердительно спрашивает Вектор.

— Нет, — опять огорчаю собеседника. — У меня есть лишь общие черты, как она должна выглядеть и что уметь. А делать… нам нужны Артефакторы, Вектор. Хорошие, сильные Артефакторы, способные сделать то, что от них будет требоваться, и сделать отлично.

— Вы доверите другой Гильдии секрет? А не боитесь, что они соберут эту машинку и продадут на сторону?

— Не соберут, — качаю головой. — А если и соберут — флаг им в руки, барабан на шею, якорь… кхм… В общем, в их руках она будет лишь куском железа… или камня, из чего они ее сделают, а в руках Арифманта — работающей вещью. И эта машинка будет нам считать то, что мы делаем сейчас неделями, за пару-тройку секунд.

— Гонт, — Вектор встает из-за стола, подходит к окну. — Гонт, вы сделаете мне такую машинку? Если с Артефакторами сладится, вы — справитесь?

Тру нос.

Сложный вопрос.

— Возможно, справлюсь. По крайней мере, я знаю, что должно получиться, и к этому буду идти. Если не успею, доделают за меня.

— Сколько вам нужно денег?

Ого. Даже так.

— Я не знаю, — развожу руками. — Во-первых, я слабо представляю, сколько стоит работа Артефактора, особенно над той задачей, которую я поставлю. Во-вторых, я не знаю, какие компоненты нужны. Может быть, я получу требуемое через два дня… а может, через два десятка лет. Но опять же — мало сделать компоненты, их надо собрать, настроить…

— Сколько это займет времени, если у вас все будет?

— Не знаю, — опять говорю. — Понимаете, все это даже у магглов не на зачаточном, а на предзачаточном уровне. Они электронику еще не освоили, у них все аналоговое. Я не знаю, Вектор.

Вектор задумывается. Воздух наполняется дымом, но он этого не замечает.

— Вам нужны магглы?

Ого. Даже так? Игра, похоже, начинается крупная.

— Возможно, — киваю. — Но строго определенные.

— Гонт, чем больше я с вами общаюсь, тем больше в вас секретов открывается, — Вектор припечатывает окурок в пепельнице, хлопает рукой по пресс-папье, которое, недовольно вспыхнув, начинает очищать воздух, — что еще вы мне скажете? Может быть, откуда денег взять?

Хм, откуда он знает, о чем я думала на днях?

Мое выражение лица заставляет Вектора нервно напрячься.

— Есть вариант, — аккуратно говорю.

— Только без нарушений законов! Магических и маггловских, ради Мерлина! — выпаливает он.

— Ну…

— Говорите уже, — обреченно вздыхает мой собеседник. — Как у вас, русских говорят, чуять… чем?

— Неважно, — отмахиваюсь. — Но если хотите… Расклад такой. В октябре этого года в САСШ будет финансовый кризис…

Обрисовываю ему картину предстоящей Великой Депрессии.

— Я не буду у вас спрашивать, Гонт, откуда вы это знаете, — обреченно вздыхает Глава Гильдии, только не вздумайте проговориться хоть кому-то. Вы, возможно, не знаете… Но слишком многие маги ведут дела с магглами. И это ударит и по их кошельку. Так что молчите. Я попытаюсь воспользоваться вашей информацией.

— А взамен мне нужно полное финансирование моих исследований, — решаюсь обнаглеть.

— Если выгорит, будут у вас исследования, — отмахивается Вектор, в глазах которого разгорается задумчивость.

Иначе это выражение не истолковать.

— Ладно, идите, — машет он рукой. — Я подумаю.

— Хорошо, Вектор, — киваю.

— И да, сдавайте СОВ! — говорит он. — Было бы хорошо еще и ТРИТОНы, но это позже…

Да задолбал он своими экзаменами!

* * *

От сдачи экзаменов отвертеться не удается. Точнее, от подготовки к ним точно.

Экзамен буду сдавать с выпускниками Хогвартса, с пятым курсом, в июне. А до июня мне нужно изучить очень много.

Собственно, многое мы прошли с Анной. Но теперь я заостряю свое внимание на восьми предметах — необходимом минимуме. Даже не восьми — шести, ибо Астрономия сложностей не представляет. Как и Арифмантика.

Флитвик оказывается миниатюрной копией человека — ростом по пояс. Никакой карликовости, разве что грубые черты лица, выдающие родство с гоблинами. А так все пропорционально — просто маленький человечек.

И сразу чувствуется, что он профессиональный учитель. Он сходу отмечает мои ошибки и неточности, замечает нюансы, которые Анна, в силу своего происхождения, не видела.

— О, отлично, мисс Гонт, — восклицает он каждый раз, когда у меня что-то удается. — Вы прекрасно сдадите экзамен!

Иоганн Принц же очень сильно отличается от своих отца и прадеда — в его взгляде скользит превосходство, ко мне он относится с легким, едва заметным презрением, которое, тем не менее, пытается скрывать. Возможно, это связано с моим далеко не интеллигентным поведением, а, возможно, с отсталостью в Зельеварении — ну не получается у меня никак сложить в голове длинные таблицы и принципы взаимодействия ингредиентов. И это для него никак не есть вещь понятная, ведь ему-то это дается легко!

— Собственно, для СОВ вам, мисс Гонт, достаточно просто уметь варить нужные рецепты, — говорит он спустя пару занятий. — А для этого много ума не надо, поэтому будем тренироваться именно в этом.

Слава Мерлину, а то я думала, что он меня вообще загрызет, когда я не ответила, в чем разница между корнями златоглазки, собранными в полнолуние ночью и в то же полнолуние утром.

Разница, собственно, минимальная — «утренние» корни идут в противоядие от укусов акромантулов, а «полуночные» — в Зелье Ночного Глаза. А для остальных зелий разницы никакой, главное, чтобы были собраны в полнолуние.

Но мне эти нюансы не нужны, и хорошо, что Иоганн Принц это понял. Мне главное сварить, что там будет полагаться на экзамене, а дальше я уже сама...

Батильду Бэгшот я уже видела на рисунке. Живая Бэгшот не особо разнится с Бэгшот рисованной, зато характер у живой выявляется яснее.

История в ее исполнении — это огромное количество фактов, причем мне, как математику, они кажутся несвязными. Просто набор информации, которую надо упихнуть в голову.

И я этим занимаюсь.

Параллельно я учу Долохова парселтангу. Собственно, дедушка не такой уж и бездарный, как мне казалось вначале. Он уже вполне сносно говорит, пусть и не совсем разделяя проблемные звуки, но я его понимать могу. Понимает его и Том, хотя у него появилась привычка передразнивать моего ученика. Я эти попытки пресекаю, но все равно Том иногда «шепелявит», хотя на парселтанге шепелявить затруднительно. Картавит — так лучше сказать.

Со свадьбой мы договорились отложить. А еще договорились, что если я не выйду замуж за его сына, то уж Тома и его возможную внучку обязательно породним. Я с легким сердцем соглашаюсь, потому что Тому еще долго расти, а Долохов стар, возможно, будет как в притче про шаха, мудреца и осла.

Или осел, или шах… Или мудрец.

Зря я, наверное, согласилась на создание компьютера. Помимо знаний математики, нужно знание схемотехники, причем как аналоговой, так и цифровой. Знания программирования, причем низкоуровневого. А у меня с этим трудности. Конечно, что-то я читала, и даже что-то переписала в это время, но нафига мне, допустим, сейчас тот же учебник по Дельфи или, того паче, по Турбо Паскалю? Да не нужен ни разу, мне бы программирование микроконтроллеров… Но этого нет.

Том к двум с половиной годам превращается в очаровательного кудрявого малыша с огромными глазищами. От его улыбки хочется вообще таять. И он, зараза мелкая, этим пользуется. Жаннет Лестрейндж от него без ума, как и все остальное семейство. Даже я не могу устоять перед очарованием собственного приемного сына.

А еще он, оказывается, умудрился обучить малыша Раймонда парселтангу. Ну как обучить — Раймонд умудряется говорить короткие фразы и некоторые слова, причем достаточно понятно. Но он эти слова говорит и родным матери, отцу и тетке, а вот им с этим сложнее, они парселтанга не знают — но дети, по-моему, такие существа, что хоть на древнеарамейском будут говорить, родители их поймут.

К Батильде Бэгшот первое время я хожу, жутко опасаясь натолкнуться на Дамблдора, но мои страхи напрасны — ни Аберфорт, ни сам дядюшка Альбус не появлялись в Годриковой Лощине Мерлин знает сколько лет — четверть века точно.

Мне даже показывают домик Дамблдоров — двухэтажное здание, заросшее плющом и нестриженым кустарником.

Очень красивый дом. Я бы не отказалась жить в таком же.

Бэгшот оказывается дамой понимающей. По идее, нужно было бы ожидать этакую чопорную леди, влюбленную в свой предмет и считающую всех, кто не помнит, чем отличается Альфонс Чудаковатый от Альберта Придурковатого, недоумками, но Бэгшот знает, что мне эти нюансы «до лампочки», и поэтому требует основное знание предмета — кто, куда, зачем и почему, что сделал, куда пошел, что сказал, и к чему это привело. Ну, даты, конечно…

Блин, были бы у меня такие учителя, как Бэгшот, была бы я не математиком, а историком!

Первого марта умудряюсь разделаться с Историей Магии.

— Ну что сказать, милочка, — довольно заключает Батильда Бэгшот, когда устает гонять меня по всей Истории, от домерлиновых времен и до начала ХХ века, — ученику Хогвартса, конечно, я бы такое не спустила, а для вас — превосходно. Так что жду вас в июне, особенно можете не готовиться — я предупрежу комиссию, чтобы поставили вам оценку сразу. Разумеется, «превосходно»!

— О, благодарю!

Сказать, что я довольна — не сказать ничего. Мне гуманитарные предметы никогда не давались.

Иоганн Принц же, поняв, что из меня не получится достойного зельедела, ударился в другую крайность — теперь он не требует от меня, похоже, не только «высот», но и даже элементарного среднего уровня, который я должна буду показать на экзамене.

— Понимаете, мисс Гонт, из вас не получится зельевара, зелья — не ваше, — в тысячный раз говорит он, когда я, чихая, пытаюсь сварить очередную «отраву», — поэтому вам нет смысла пытаться прыгнуть выше головы…

— Да, но на экзамене от меня потребуют определенного мастерства, — возражаю.

— Ну, получите «удовлетворительно». Не переживайте, в комиссии сидят понимающие люди.

Ага, понимающие. А если там будут придурки, которые решат меня завалить?! Мне бы на твердую «четверочку», а дальше я сама… А уровень слабой «троечки» меня не устраивает. Я в школе так химию учила — «три пишем, два в уме».

На помощь опять приходит Вектор. Он говорит с Гербертом Принцем, и тот устраивает мне нечто вроде блиц-экзамена.

— Ну что, я соглашусь со своим сыном, — выносит вердикт Мастер Зелий. — Зельеваром вам не быть, разве что чуть выше посредственности, но и это только в том случае, если вы будете очень много времени проводить рядом с котлом. Сказывается ваше маггловское мировоззрение — простите за очевидность, но это так. Вы прекрасно работаете с компонентами, но их магический фактор — то, чего не существует у магглов, мгновенно выбивает вас из колеи. Пример — если у вас в супе не хватает кислого, что вы добавите?

— Ну, немного уксуса. Или лимонного сока капну. Ну, на крайний случай, щавеля закину, — отвечаю.

— Вот. А если не хватает кислоты в магическом рецепте?

Стушевываюсь.

— Если не хватает в Перечном зелье, то надо кинуть корни одуванчика, — поясняет Принц. — А если не хватает в Бодрящем — то каплю крови лягушки. Если же вы попробуете по примеру супа закинуть туда лимонного сока, то у вас получится не Бодрящее зелье, а тот же самый суп, правда, непригодный для еды. Потому что кислота здесь не кулинарно-маггловская, а магическая.

Вздыхаю.

— Но варить строго по рецепту вы можете, правда, это не всегда легкое дело, как, впрочем, и в кулинарии, — продолжает придерживаться понятной мне аналогии зельевар. — например, если у вас нет черного перца горошком, вы можете заменить его молотым, если знаете, что это возможно. Но если вы не знаете как, то без черного перца горошком вы ни супа не сварите, ни чего-то другого. Впрочем, я не великий знаток, куда кладется этот перец, но вы меня поняли.

— Угу, — невесело подтверждаю.

— Поэтому давайте так. Уровень СОВ вам вполне доступен. Вы варите большинство зелий, которые требуют от выпускников, и даже несколько более сложных. Я поговорю с комиссией, и вам поставят «выше ожидаемого». Но если вы будете сдавать ТРИТОН, то вам следует выучить еще пару десятков рецептов… и, честно, мисс Гонт — ваш уровень на ТРИТОНах будет «удовлетворительно».

— Да мне хотя бы СОВы сдать, — пожимаю плечами. — Я бы их не сдавала, Вектор прицепился.

— А, Пит может, — фыркает Принц. — Ну вы ТРИТОНы, если будете сдавать, то не в этом году. Так что пока думайте о СОВах, и все будет хорошо.

Соглашаюсь.

Разговор этот происходит в конце апреля.

* * *

Флитвик доволен моими успехами в Чарах, но тоже подчеркивает, что я — Бытовик, то есть ни Боевая Магия, ни другие специализации мне не под силу.

Ну, это очевидно. Я управляюсь в быту, и даже в тайге, вооруженная одной палочкой, выживу, и даже неплохо — палочка вам не топор, к ней не нужна сложная наука выживания. Я за день могу построить себе убежище и добыть еды.

Блин, мне бы всю эту науку, да в момент моего «попадания»…

Ладно, что ж поделать.

Но вот реакция у меня — хуже некуда. Я плохо понимаю, куда попадет заклинание противника в тренировочных поединках, устроенных Флитвиком, я даже не могу предугадать, что это за заклинание. Я как Гарри Поттер — у него универсальным защитным был Экспеллиармус, а у меня — Протего.

Только Протего — не панацея, и большая часть заклинаний Флитвика просто обходит Протего или тупо его пробивает.

Хорошо, мне ЗоТИ не надо сдавать.

Стыд и срам.

Надеюсь, мне не придется сражаться в армии Пожирателей Смерти или, что ближе по времени, в армии Гриндевальда.

* * *

С Рунами у меня намного лучше — сказывается все-таки математический склад ума. Руны похожи на нечто вроде элементов электронных схем — связки из Рун, напитанные силой, способны придать предмету дополнительные или же вовсе нехарактерные свойства. Все эти зачарованные сундуки, портключи — в их основе лежат Руны, а заклинание, активирующее их, просто напитывает силой. При этом заклинания всегда разные.

Ну, это понятно — разный ток. Где-то переменный, где-то постоянный, да еще и напряжение бывает разное. Так что будем считать заклинание нечто вроде тумблера, включающее подачу напряжения.

По сути, то, что называется «Рунами», можно считать «Началами Артефакторики».

Возможно, у меня и получится создать магокомпьютер.

Тридцатого мая самому младшему Лестрейнджу должен исполниться год. И Жаннет Лестрейндж приглашает быть крестной меня.

Собственно, я и ожидала нечто подобное — кроме меня, вряд ли бы кто согласился.

Но мало стать крестной — надо придумать, что подарить. Учитывая, что полтора года назад мне рассказала Анна Лестрейндж, у меня проблема — как выбрать подарок, что мне ничего не стоит, а для них будет очень ценным.

Что им нужно, чего завались у меня? Или хотя бы что я могу добыть абсолютно без проблем, а им сложно?

Деньги им бы пригодились. У меня их, увы, нет.

Были бы они зельеварами, я бы им змей сманила с округи и заставила бы яд выдать. Но они не варят зелья.

Черт, что же делать?

У меня даже детских шмоток на Ральфа нет — в крайнем случае, сгодилось бы и это. Том всю свою недолгую жизнь щеголял и щеголяет в незачарованной одежке, ну, за исключением пары башмаков — остальное дорого, так что я обхожусь.

Кстати, интересный вопрос — а я имею какое-либо право на наследство Слизерина, Салазара или же самого Слисс-эсс-Рина? Помню, в Хогвартсе вроде как василиск имеется. Вроде он Слизерина. Может быть, я смогу его себе заполучить?

Не, ну нафиг. Это в фанфиках попаданцы с василиском едва ли не милуются, а мне жить охота.

Но наследство…

* * *

С вопросами по наследству догадываюсь обратиться к Родольфосу Лестрейнджу. И обходится мне его консультация аж в десять галеонов. Ну, дружба дружбой, а пирожки врозь… Впрочем, я Анне Лестрейндж тоже плачу, хотя мы живем вместе и хозяйство у нас, по сути, общее.

И узнаю я мало приятного.

Во-первых, в Гринготтсе Слизеринового наследства нет. Потому что основан он в пятнадцатом веке нашей эры, а Основатели жили до одиннадцатого века точно. Туда соваться смысла не имеет. Это плохая новость.

Вторая новость, и тоже плохая — то, что школа считается общественным достоянием, и замок, как и прилежащие к ней территории, не могут принадлежать никому. Ни наследникам Основателей, ни кому-либо еще. Национализация, типа. И с этим я пролетаю.

В задумчивом молчании проходит минут пять, пока Родольфус Лестрейндж с хитрой улыбкой не произносит:

— Лина, давайте я процитирую вам еще раз закон, по которому отчуждался Хогвартс.

— Давайте, — грустно вздыхаю, разглядывая камин.

— «Итак, дабы растить и обучать детей, магическим даром обладающих, в надлежащем тщании и призоре, считать Хогвартс учрежденным для этих целей. Потому следует полагать его, прилежащие к нему территории и все, что в нем и на этих территориях находится, используемое в обучении и призоре, не принадлежащими никому из ныне живущих, живших или в будущем рожденных магов, независимо от их происхождения и чистоты крови. Никто не может претендовать на перечисленное ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем…»

— Ну, вы еще раз повторили, что все стало общим, а значит — не моим.

— Отнюдь, — улыбается Лестрейндж. — Только то, что используется «в призоре и обучении». Все остальное — ваше.

— В смысле? — вскидываю голову, уставляясь на своего консультанта. — В смысле?

— В прямом. Хогвартс — огромный замок. Там масса артефактов самого разного назначения, и, клянусь остатками своего здоровья, там есть и книги, и куча всяких вещей, оставшихся от Основателей и скопившихся с незапамятных времен, которые не используются «для обучения и призора». Понимаете?

— Угу, приду я туда, а меня пошлют, — вспоминаю, как это делалось в мое время. — Скажут, что вот именно эта статуэтка в подземелье, которую никто пять сотен лет в глаза не видел, нужна «вотпрямщас» и «вотпрямсразу» для, как вы сказали, «призора и обучения».

— Ну, то верно, — соглашается Лестрейндж. — Но юридически у вас есть полное основание вынести из Хогвартса подобные приведенной вами в примере статуэтке вещи. Вы — Гонт, наследница Слизерина, и в этом никто не усомнится, достаточно вам змею дать. Все, что не используется в обучении — ваше. Даже если предметы принесены в Хогвартс позднее. Но если у них нет определенного владельца — они ваши.

— И как мне это сделать, чтобы не отобрали последнее? — хмурюсь.

— А вот этого я не знаю, — пожимает плечами Лестрейндж. — Влиятельный человек вполне мог бы подобное устроить — никто бы не стал с ним ссориться. А вот вы…

Понятно. Я здесь никто, и звать меня никак. Очередное существо без роду и племени. Вернее, только с родом, но смысла от него — как в мое время от титулов графов и баронов в той же Англии — а что, иногда встречались в «нулевых» таксисты с графским титулом.

— Но можете по-тихому все вынести, если сумеете, — ободряет меня Лестрейндж. — Если там и есть защитные чары на соблюдение данного положения, то на вас они не подействуют. Все, что принадлежало Слизерину, вы вынесете легко.

— Угу, и много там его барахла, интересно, — бурчу, отвернувшись.

— Ну… предполагаю, что что-нибудь да будет. Ведь есть легенда, что Салазар Слизерин оставил в Хогвартсе Тайную Комнату, где собрал все свои секретные книги и артефакты…

— …а охранять оставил василиска, — продолжаю. — Я тоже слышала эту легенду.

— Ну вот. Если не книги, то василиска раздобудете. Правда, владение им считается незаконным, так что вы можете его убить и распотрошить на ингредиенты. Полагаю, они будут немало стоить.

— Сами василиска убивайте, — фыркаю. — Я к нему не полезу даже под дулом пистолета.

— Ну, тогда вам только искать Слизериново наследство, — разводит руками Лестрейндж. — Но помните, что вы на него имеете право.

— Запомню, — вздыхаю.

Только нахрена оно мне, ежели его у меня тут же… «национализируют»…

* * *

С подарком я не знаю, что делать. Единственное, что мне приходит на ум — это вступление в Гильдию Арифмантов без взноса и бесплатное обучение, по аналогии с тем, что Тому «подарил» Лонгботтом. Правда, нужно ли будет малышу Ральфу это обучение… И вообще Гильдия Арифмантов. Но другого у меня ничего нет. Не дарить же им свитки на парселтанге или Котенка обратно?

Но насчет будущего обучения приходится обращаться к Вектору.

Застать его не получается. Вектор где-то носится, практически не бывая в Гильдии.

Удается спустя неделю.

— Хорошо, — говорит Глава моей Гильдии, когда я наконец-то его вылавливаю в перерыве между занятиями. — Но у меня есть одно условие.

— Какое? — интересуюсь.

— С первого сентября вы отправитесь в Хогвартс преподавать Арифмантику. Директор — а сейчас директором Армандо Диппет — в кои-то веки согласился изменить программу, и теперь Арифмантика будет преподаваться с первого курса всем студентам.

В Хогвартс?!

Выражение моего лица не скрывается от Вектора.

— А, забыл вам сказать, — с хитрецой добавляет он. — Альбус Дамблдор, секретарь директора, оставил свой пост.

Чего?!

— В общем, он отправился путешествовать.

Чего?!

— Ну, вы же не хотели в Хогвартс из-за него? — утвердительным тоном спрашивает Вектор. — Так что ваша проблема решена.

— О… — только и могу сказать.

— В общем, радуйтесь.

Радуюсь, аж штаны теряю…

— А как же тот, что был? — вспоминаю, что в Хогвартсе есть свой преподаватель. — Он же по моей программе преподавал…

— А, мистер МакКонор. Да, был, — вздыхает Вектор. — Только у него случился апоплексический удар месяц назад. Замену я туда отправил, но, как вы понимаете, замена — это не то, что нам надо. Со следующего года я все равно хотел вас туда направить, потому что вы сможете научить детей так, как надо.

— Э…

— Не бойтесь, ваших Учеников возьмут другие. Из «А» и «С» четверо сдают на Подмастерье в этом году, так что преподавание в Гильдии по вашей методике продолжится.

— А почему бы кого-то из них не отправить?! — вопль души получается… воплем.

— Потому что только вы учились по этой программе с детства, — терпеливо говорит Вектор. — И только вы справитесь. Вы же понимаете, что учить и переучивать — разные вещи. Вот ваша задача — научить.

— А чему?! А как же Гильдейские секреты?

— Какие, к Мордреду, секреты, — Вектор обреченно машет рукой. — Считайте, что на вас они не распространяются. Учите, чему хотите и в каких угодно объемах. Главное, учите.

Возражений у меня не находится.

Вектор кивает мне на прощание и уносится прочь, видимо, по своим делам.

А я остаюсь стоять в коридоре с кислым выражением лица.

И даже здесь, в этой Поттериане — драная школа!

* * *

Тридцатого мая я еще раз убеждаюсь, что Лестрейнджи — изгои. Они разослали около десяти приглашений.

Не пришел никто.

Кроме меня.

И празднество получается даже не пышным, а очень скромным — вроде семейного ужина. На столе — еда, в качестве Ритуальной пищи выступает жареная утка с яблоками.

Вкусная штука, однако.

Мы умудряемся даже слегка повеселиться, хотя видно, что Лестрейнджам грустно. Жаннет старается смягчить наше мрачное настроение, и у нее это слегка получается.

А после празднества Жаннет отводит меня в сторону, причем делает это незаметно для остальных.

— Мы не назначали крестного ни Бастиану, ни Раймонду, никто не захотел, а после года уже поздно,— тихо говорит она. — Спасибо вам, что согласились принять Ральфа. Но… послушайте, если что случится с нами, пообещайте не оставить других мальчиков.

— Хорошо, — киваю. — Обещаю.

Жаннет вздыхает облегченно, улыбается, благодарит.

Какая мне разница, двое детей или четверо? К тому же вряд ли с Лестрейнджами что-то случится в ближайшие лет пятьдесят. Они молоды, хотя Родольфус инвалид, но тем не менее, за ним должный уход, и проживет он долго.

Но взгляд Жаннет мне не очень нравится. В нем есть еще что-то просящее…

И я догадываюсь. Хотя я и маггл «по образованию», но все же…

— Клянусь Магией позаботиться о Бастиане и Раймонде, как о собственных детях, если с вами что-то слу… если в этом возникнет необходимость, — говорю, вовремя вспоминаю правила формулирования магических клятв.

И меня окутывает мягкая вспышка.

— О… — теряется Жаннет. — Вы… вы… я не знаю, как вас благодарить…

— Да ничего не надо, — фыркаю с русской альтруистичностью. — Вы ведь не оставите Тома, если что случится со мной.

— Да, — твердо говорит Жаннет. — Клянусь Магией позаботиться о нем так же, как о собственных детях, если в этом возникнет нужда.

Хм. Красиво смотрится вспышка со стороны.

— Ну вот, значит, мы квиты, — улыбаюсь. — Спасибо, Жаннет.

— Нет, это вам спасибо, Лина, — уверенно говорит миссис Лестрейндж. — За то, что не чураетесь общению с нами. За то, что мы для вас… люди.

— А не может быть иначе, — пожимаю плечами. — Мне как-то плевать на подобные условности. Вы не в ответе за какую-то дуру, которая вдобавок еще и вам подгадила.

— Спасибо, Лина, — еще раз говорит Жаннет, и на ее глазах я впервые вижу капельки слез. — Спасибо.

* * *

Ненавижу Вектора. Ненавижу Вектора. Ненавижу Вектора.

А еще я ненавижу экзамены. Их умудряются назначить все на один день, девятнадцатое июня. И весь день я, как ненормальная, сдаю все восемь предметов. В голове полная каша, но я стараюсь.

Слава Дьяволу, на экзамене не было Дамблдора. Я очень боюсь его встретить, но все обходится. Экзамен по Трансфигурации у меня принимала пухлая женщина, Аманда Браун, нынешний преподаватель Трансфигурации в Хогвартсе.

А Дамблдор — просто секретарем был, оказывается…

По Трансфигурации у меня кое-как получилось «Выше ожидаемого», хотя можно это назвать «Ниже ожидаемого», но мне дали скидку на то, что я Пробудившаяся, и магию знаю всего два года, но при этом экзамены мне нужны для подтверждения звания Мастера.

По Астрономии, Арифмантике, Рунам, Истории Магии я получила «Превосходно», по Чарам и Зельям — «Выше ожидаемого», а вот по Гербологии у меня — вышло «три». В смысле, «Удовлетворительно».

Ну да, я только картошку могу выращивать, да помидоры с огурцами. А когда мандрагора орет и кусаться лезет, так любой с перепугу ее зашвырнет куда подальше, даже в наушниках…

— Ну что, поздравляю вас, мисс Гонт, — довольно говорит Вектор, когда я, позеленевшая от усталости и от экзаменов, выхожу, едва видя окружающий мир. — Кстати, вот ваше кольцо.

В руку мне падает кольцо с красным камнем.

— И да, то сдайте, пожалуйста.

Кольцо Подмастерья, однако, сниматься не хочет. Сдираю его, обслюнявив палец, а затем, вытерев о мантию, протягиваю жалобно глядящему на мои манипуляции Вектору.

— Мерлин, Гонт, какой же вы все-таки маггл, — грустно говорит он. — Для снятия колец есть чары, простенькие… я бы вам помог, но вы уже… Эванеско на него наложите, что ли…

— Извиняюсь, — взмахиваю палочкой, и кольцо сияет девственной чистотой.

Понимаю, надо бы покраснеть да смутиться, только я настолько вымотана, что пройди мимо меня сейчас Дамблдор в балетной пачке, я лишь покошусь и равнодушно отвернусь.

Вектор прячет мое бывшее кольцо Подмастерья в карман, затем вздыхает еще раз, лезет в другой карман и протягивает мне уже виденную как-то раз склянку.

— Бодрящее, Гонт. В следующий раз возьмите с собой на ТРИТОНы пару флаконов. Не запрещается.

— Не, я ваши ТРИТОНы сдавать не буду, — с чувством говорю Главе Гильдии, опустошив склянку. — Сами сдавайте. Хватит с меня СОВ!

— Ладно, — странно покладисто соглашается Вектор. —

А кольцо с красным камнем удивительно хорошо смотрится на моей лапке.

Червячок в углу сознания хочет с ЧЕРНЫМ.

А я просто спать хочу.

Двадцатого июня — Лито, день равноденствия. Вечером планируется большой Ритуал, как и всегда. Я его проводить буду вместе с Лестрейнджами, поскольку присутствие с родственниками обязательно только на Йоль, а днем решаю выбраться в маггловскую часть Лондона, но уже не как нищенка, а как вполне себе респектабельная мадам. С собой беру Тома.

Мы посещаем музей, что не вызывает у Тома никакого энтузиазма, и кафе. Кафе Тому нравится больше. Да и мне, если честно.

Жизнь начала ХХ века уже не кажется мне непривычной. Старомодные автомобили, невыносимо чадящие, печные трубы кухонь… Понятно, откуда взялся знаменитый лондонский смог…

День мне нравится.

Возвращаюсь домой в приподнятом настроении, и…

Первый вопрос, который возникает в голове, когда я оглядываю собственную комнату — откуда здесь разлили красную краску?

И противный запах, словно выпотрошили рыбу…

И лишь потом до меня доходит — не краска.

Кровь.

И запах — крови.

Вся моя комната заляпана кровью, а в углу скорчился Котенок. Кидаюсь к негритенку, но…

Я видела смерть. Но я видела рафинированную смерть — уже уложенную в гроб, с цветами, укрытую покрывалом… Не такую. Не в виде скрюченного тела безвинного мальчишки с перерезанным горлом.

Да что бы ни я не видела по телевизору, в Интернете, в новостях — вживую смерть не такая.

— Котенок, — говорит Том, указывая пальцем в угол.

Тьфу ты, Том! Ему ж нельзя смотреть!

— Так, — рассудок берет верх над эмоциями. У меня всегда так — в случае сильного стресса голова варит особенно хорошо. — Том, не смотри…

И в этот момент из главной части дома раздается детский плач. Не требующий, а надрывно-испуганный.

Бл…!

Кидаюсь в половину Лестрейнджей.

На полу, в луже крови рядом с какой-то тряпкой сидит перемазанный коричнево-красным Раймонд, притиснув к себе Ральфа, и оба голосят.

При моем появлении Раймонд поворачивается ко мне и бежит изо всех своих детских силенок, бросив брата. Ральф же пытается закопаться в тряпки…

Только это не тряпки. Это Жаннет.

Точнее, ее тело.

Окидываю взглядом комнату.

Не только ее — перевернутая коляска Родольфуса, беспомощно лежащая на спине Анна… обмякший Бастиан…

Черт подери…

Подхватываю подбежавшего Раймонда, кидаюсь к Ральфу… Блин, у меня же еще Том!

Выход один.

Хватаю с полки дымолетный порошок.

— Гильдия Арифмантов! — кричу в камин. — Маличка, забери детей! Срочно!

— Что случилось?! — отзывается голос Вектора. — Гонт, в чем дело?!

— Убийство, — хладнокровно отвечаю. Эмоции отключились абсолютно. — Лестрейнджей убили, в живых только дети, насколько я понимаю. Заберите детей, им здесь не место…

Продолжить не успеваю. Камин вспыхивает, и в комнате появляется Вектор. Обводит глазами комнату…

— Аврорат! — рявкает он в камин, в еще не утихшее пламя. — Гарри, группу! Тут убийство!

— Адрес? — тут же отзывается камин голосом неведомого Гарри.

— Ласточкино гнездо, гостиная, — торопливо говорю.

— Отойдите.

Отходим в сторону, и из камина шагают пятеро плечистых мужчин в алых мантиях.

— Ясно, — говорит один из них, едва увидев «натюрморт» в гостиной, и по голосу я узнаю этого самого «Гарри». — Лестрейнджи?

— Да, — киваю.

— Хорошо. Так, пока детей в Мунго, под присмотр колдомедиков, — распоряжается Гарри. — Рич, Саймон, Деннис — дети на вас. Марк, сопроводи леди и мистера Вектора в аврорат, пусть Крис возьмет с них показания. И вызовите Блэка, пусть воспоминания сольет.

Что ж хорошего-то?!

— Сделаем.

— Постойте! — возражаю. — Вы что, хотите Тома забрать? Я не дам!

— Мадам, — терпеливо говорит Гарри, — ничего с ним не будет. Вас сейчас допрашивать будут. У вас есть, кто за ребенком присмотрит?

Беспомощно гляжу на Вектора.

— Гонт, все в порядке, — ободряюще говорит мне Глава Гильдии. — Вашему сыну сейчас лучше попасть к колдомедику-менталисту. Он предупредит возможную психологическую травму и заодно возьмет воспоминания, что и как он увидел. Да и малышам-Лестрейнджам тоже.

Точно. Это же магический мир, это у нас психотравмы лечатся долго и не всегда успешно…

Провожаю взглядом исчезающих в камине авроров, держащих в руках детей. Том кажется куколкой.

Допрос в Аврорате — не чета нашей «ментовке». Меня накачивают зельями, привычно отвратительного вкуса, затем вызванный уже знакомый мне Сириус Блэк сливает у меня воспоминания, как я вошла в дом и что увидела. Сливает он и воспоминания Вектора, точнее, тот сам их отдает.

Названный Крисом аврор просит меня пару раз пересказать произошедшее, затем ныряет в Омут Памяти.

— Ну что я могу сказать предварительно, — говорит он, вынырнув. — Обычная кровная месть. Дело можно закрывать, собственно. Так и скажу Гарри.

— Можно закрывать? — не понимаю. — Но их же убили…

— Угу, — меланхолично кивает Крис. — Что и следовало ожидать. Удивительно, что они так долго продержались. А вы им кто, подруга, родственница?

А кто я им? Так, соседка? Или же подруга? Или работодатель? Кто я им вообще?

— Крестная мать одного из детей, — опережает меня Вектор.

— О… — удивленно вскидывает брови аврор. — Даже так… Ну хорошо, это я Гарри тоже скажу. Вы как, одного возьмете или второго тоже вам отдавать?

Не понимаю вопроса.

— Младший Лестрейндж теперь считается под вашей опекой, вы ведь ему крестная, — поясняет мне Вектор. — Но вот старший ребенок — не ваш крестник, и заботиться о нем вы не обязаны. Поэтому Крис у вас и спрашивает: вы второго тоже хотите забрать, или же ограничитесь только одним?

«…если что случится с нами, пообещайте не оставить других мальчиков…»

— Раймонда я тоже беру под опеку, — решительно говорю и вспоминаю один нюанс. Не знаю, стоит ли о нем упоминать. Но решаюсь. — Я поклялась Магией о нем позаботиться, если в этом возникнет нужда.

— О… — снова изумляется Крис. — Хм… это значительно упрощает дело. Значит, с этим никаких проблем не будет. Скажу Гарри. Хорошо, тогда счет за Мунго мы вам присылаем, мисс Гонт, за троих детей.

Счет за Мунго?!

Блин. Это же Англия, дура! Тут все платно!

— Хорошо, — обреченно киваю.

* * *

Детей возвращают к вечеру. Точнее, мы забираем их сами — я, Вектор и «саппорт» Вэнс. Дети притихшие, взгляды у всех троих слегка расфокусированные.

— Так. Как я понимаю, ночевать вы будете в Гильдии, — говорит Вектор, когда мы возникаем посреди холла, выйдя из камина.

— Ну да, не идти же мне… — вздрагиваю. Перед глазами — кровавая картина.

— Разумеется. К сожалению, я завтра занят с утра и до вечера, поэтому помогать вам будет Роман Брукс, Мастер. Я уже говорил вам, что Гильдия — это семья, и мы не можем оставить без помощи нуждающегося согильдийца. Особенно вас, Гонт.

— Спасибо, — искренне благодарю Вектора.

— Ну, когда-нибудь и вы поможете, — кивает он. — Вэнс, проводи мисс Гонт. Я пришлю Маличку устроить детей.

— А они долго будут… такие? — киваю на Тома, Раймонда и Ральфа, в глазах у которых пустота.

— А… нет, не долго. Отоспятся, и все пройдет. Как я понимаю, сегодня вы и ритуалить не будете… ладно, один раз пропустить не страшно, а амулеты вам в Гильдии Артефакторов почистят, они могут в любые дни это сделать.

— Спасибо, — еще раз говорю.

— Не за что, Гонт. Держитесь.

И короткое слово «держитесь» словно выдувает из меня всю силу. Я всхлипываю, ощущая всю тяжесть произошедшего.

— Мисс Гонт, мисс Гонт! — тревожно вскидывается Вэнс. — С вами все в порядке?

— Да, — умудряюсь взять себя в руки. — Все хорошо. Веди в свободную комнату, что ли…

* * *

Похороны — всегда хлопотно.

Роман Брукс оказывается пожилым седым мужчиной, но удивительно бодрым. Он с американским энтузиазмом улыбается во все тридцать два зуба растерянным Тому, Раймонду и Ральфу.

Кстати, с происхождением я угадываю — Брукс родом из САСШ. Женился на англичанке и перебрался в Британию.

И с неменьшим энтузиазмом и скоростью берется «разруливать» ситуацию.

Сперва он занимается чисткой дома, для чего приходится приглашать Ритуалистов. Нет, от крови он очищает комнаты парой взмахов палочкой. Но этого бы хватило, будь Лестрейнджи магглами — смерть же магов чревата огромной кучей последствий в доме, самым безобидным было бы появление привидений.

Привидения же вовсе не такие добрые няши, какие в Хогвартсе. Те, можно сказать, «ручные». Хогвартс — это большой артефакт, и лишь в его стенах и под его влиянием привидения сохранили свой разум и адекватность. Привидения, которые появляются в других местах, опасны. А для меня, малообученного мага — смертельно. Не говоря уже о мелких, в смысле детей.

— Хорошо, что Лито только вчера прошло, — комментирует Брукс, — очищающие Ритуалы выйдут мощными, не надо будет повторять.

Дом нам действительно очищают быстро — за три часа.

После этого, собственно, наступают непосредственно похоронные хлопоты.

Волшебники не предают тела земле — следуя древней традиции, умерших магов сжигают на костре. Лишь только некоторых, особенно достойных, хоронят в мавзолеях, склепах или гробницах.

Лестрейнджи в эту категорию не попадают. Нет, если я хочу, я могу их похоронить и в склепе-мавзолее, но на это уйдет астрономическая сумма.

Я не считаю, что на похороны нужно тратиться «по максимуму», поэтому решаюсь ограничиться необходимым минимумом. Какая разница, ведь это лишь тела…

Рабов же предполагается «утилизировать», а именно разделать на ингредиенты и продать, но… Но я не могу. Я хочу возложить их на тот же погребальный костер, что вызывает у Брукса неприкрытое недоумение — никто так не делает, да и доход был бы… Пару сотен галеонов точно.

Но, как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку, поэтому, вздохнув, Брукс уступает моим требованиям.

Денег все равно уходит много. Мне повезло, что я крестная малыша Ральфа — допуск к остаткам денег Лестрейнджей мне дают без проблем, причем и к части Раймонда. Опеку умудряются оформить параллельно. Подозреваю, не без участия Вектора.

Денег мало. Ну как мало — четыре тысячи сто девятнадцать галеонов, восемь сиклей и три кната. На похороны уходит две с половиной.

Дым от погребального костра вздымается вверх черными клубами, трещит оранжевое пламя. Дети, напоенные Успокоительным (я, кстати, тоже), взирают на все это дело со спокойствием слонов.

Прощай, Анна. Ты была мне хорошей учительницей и, не побоюсь сказать, подругой.

Прощай, Родольфус. Грамотный и спокойный, оказавший мне немалую помощь в постижении законов магического мира, обычаев и просто жизни среди магов.

Прощай, Жаннет. Ясный лучик, освещавший неприглядную жизнь семьи, помогавшая мне в воспитании Тома.

Прощай, Бастиан. Мы так и не познакомились с тобой, студент шестого курса Хогвартса. Я очень бы хотела учить тебя в этом году, но… не доведется.

Прощайте, Хэнни и Окси. Обычные магглы, из-за превратностей судьбы оказавшиеся в магическом мире рабами. Я хочу думать, что ваша жизнь не была тяжелой, да и смерть быстрой.

Прощай, малыш Котенок. Прости меня, свою нерадивую хозяйку… Ты был для меня огромным подспорьем… Надеюсь, там ты будешь обычным подростком без какого-либо клейма…

Я клянусь воспитать Ральфа и Раймонда так же, как и Тома. И беречь их так же, как его.

* * *

Спустя три дня после похорон в Гильдию заявляется убийца Лестрейнджей.

Об этом я узнаю, когда ко мне обращается из рамы Максим Смирнов.

— Лина, там к вам пришли.

— Кто? — вскидываю голову, отвлекаясь от очередных расчетов. После похорон я с головой ушла в выполнение заказов — нудная рутинная работа, требующая сосредоточения, лучше всего подходит для избавления от ненужных мыслей.

— Некто Адриан Дюран, — отвечает портрет.

— И что ему нужно?

— Выплатить вам компенсацию.

— За что?! — недоумеваю.

— За что… Лина, вы сперва пообещайте, что не будете предпринимать поспешных решений и необдуманных поступков.

— В смысле?

Максим вздыхает, выжидающе смотрит.

— Ну ладно… — пожимаю плечами, так ничего и не поняв. — Обещаю.

— Адриан Дюран — один из тех, кто пострадал семнадцать лет назад от рук семьи Лестрейнджей. Он был в своем праве на кровную месть. Но в процессе… хм… мести, скажем так, он убил вашего раба… Поэтому он пришел предложить вам компенсацию за уничтоженное имущество.

— Чего?! — восклицаю.

Но несмотря на этот вопрос, сказанное портретом тут же входит в голову и начинает обрабатываться.

— Лина. Он в своем праве, — медленно говорит Смирнов, — поэтому не надо кипятиться. — Спросите у Питера, он объяснит.

— Я ему сейчас такое право покажу, — цежу сквозь зубы. — Он у меня кровью сам умоется…

Выскакиваю из комнаты.

— Не вздумайте чего-нибудь учудить! Вы пообещали! — Максим Смирнов следует за мной по рамам. — Лина! Это не ваш драный маггловский мир с маггловскими порядками! Вас посадят в Азкабан, если вы попробуете что-нибудь сделать Дюрану!

Увещевания портета не проходят даром. Когда я подлетаю к двери кабинета Главы Гильдии, разум берет верх над эмоциями.

Так. Английское спокойствие. Ты умеешь вести себя не как базарная баба, Лина. Поэтому…

Толкаю дверь.

— Мисс Гонт, — кивает мне Вектор.

— Мистер Вектор, — киваю Главе Гильдии.

— Мисс Гонт, это месье Адриан Дюран, бывший кровник семьи Лестрейнджей, — с упором на слово «бывший», представляет мне пожилого степенного мага в простой серой мантии Вектор. — Месье Дюран, мисс Лина Гонт.

— Мисс Гонт, я горячо сожалею, что поводом к нашему знакомству послужил столь скорбный мотив, — вежливо говорит месье Дюран. У него оказывается мягкий голос с едва заметным французским акцентом — у Лестрейнджей он был намного заметнее. — И хотел бы принести свои искренние извинения за свои действия. Мне очень жаль, что я причинил вам ущерб, чего совершенно не желал.

Вот ты какой, северный олень…

— Разумеется, я понимаю, месье Дюран, — вежливо отвечаю.

— Полагаю, шесть тысяч галеонов будут разумной компенсацией за нечаянно убитого мною вашего раба, мисс Гонт.

Шесть тысяч галеонов? Дядя, да я за шестьдесят тысяч не согласилась бы еще раз пережить то кровавое побоище, что ты устроил!

Да и как оценить человеческие жизни, что ты загубил, урод?!

Мое молчание Дюран истолковывает по-своему.

— Разумеется, все счета из Мунго я оплатил, — произносит француз по-прежнему мягко. — И… предлагаю еще пятьсот галеонов сверху, дабы компенсировать ваши переживания… Я понимаю, что пережитое вами было тяжело. Я сожалею, что вам пришлось иметь к этому отношение.

За спиной Дюрана Максим Смирнов, отпихнув в сторону владельца портрета, корчит страшные рожи, давая мне понять, чтобы я соглашалась. На лице Вектора, который видит все эти знаки, не дрожит ни один мускул.

— Хорошо, — решаюсь принять совет человека… ну ладно, пусть портрета, который лучше меня ориентируется во всех жизненных реалиях этого мира и этого времени. — Разумеется, месье Дюран.

На стол Главы Гильдии ложится мешочек. Ну как мешочек, в трехлитровую банку влезет.

— Шесть с половиной тысяч, мисс Гонт.

— Хорошо, — повторяю. Увы, если я попытаюсь сказать еще что-то, то это будет не совсем цензурно.

— Благодарю вас, мисс Гонт, — вежливо говорит месье Дюран, словно и ожидал от меня такой реакции. — Надеюсь, этот досадный инцидент не омрачит наши отношения.

Молча киваю еще раз.

Мужчины прощаются, француз уходит.

— Стоять, Гонт! — командует Глава моей Гильдии, когда я собираюсь направиться прочь из кабинета. — Выпить.

На столе — склянка со ставшим мне знакомым Успокаивающим.

Пожимаю плечами, заглатываю зелье.

— Сядьте.

Сажусь.

— Вы знаете, почему Лестрейнджи обрели кровников? — интересуется Глава Гильдии, когда я успокаиваюсь до абсолютно фиолетового состояния.

— Знаю, — отвечаю. — Анна рассказывала.

Вектор вздыхает с видимым облегчением.

— Четырнадцать семей, — говорит он. — Четыре уничтожены под корень. Не осталось даже родственников по женской линии. Дюран — из тех, кто отказался от виры. Он остался один из семьи. Не пришел на празднование, поскольку… гм… сидел в Лё Тру. Это французская тюрьма. Погибли два его сына, три дочери, три внука и трехлетняя внучка. Больше у него нет потомков, нет братьев или сестер. И детей у него больше быть не может — Ле Тру в этом плане не лучше нашего Азкабана.

— Но виновата была же одна Пердри, — наконец-то могу сказать что-то более внятное, нежели короткие слова.

— Законы магов не такие, как у магглов, — пожимает плечами Вектор. — Да вы сами подумайте — если вашу семью изведут под корень, неужели вы будете сидеть и смотреть, как ее убийцы веселятся, рожают детей, живут, наконец?

Хмурюсь.

Вообще-то… Вектор прав. Я бы вряд ли жила спокойно.

— Вот и он не смог, — правильно понимает меня Вектор. — Да никто бы не смог. Потому он и убил всех Лестрейнджей, кто был жив на тот момент.

— А детей не тронул… — не понимаю несоответствия.

— Так дети позже родились, — пожимает плечами Вектор. — На них нет вины. Хотя, если брать глубокую месть, он должен был и детей убить… Но он не стал. С его стороны это очень великодушный поступок.

Молчу. Что говорить — хоть и маги, но дикость…

— Я понимаю, — произносит спустя минуту Вектор. — Вам непривычно. Но это больше чем обычаи — они обусловлены Магией. Они не ограничиваются ежегодными Ритуалами или простым Агуаменти вместо ведер воды из колодца. Дюран мог бы отказаться от мести… Но пришел кто-нибудь другой. И не факт, что он бы пощадил детей. Вы поступили необдуманно, согласившись стать крестной младшему мальчику… Но ничего не поделать. Теперь часть их Проклятия на вас.

— Что за часть проклятия? — навостряю уши. Мне о таком никто не говорил.

— Ай… — Вектор ставит локти на стол, устало вытирает лицо ладонями. — Несмотря на то, что вроде месть свершилась, и этим с Рода Лестрейнджей снята большая часть Проклятия, все равно последствия будут аукаться. Чтобы его сгладить… Вам придется прилагать большие усилия. Каждый из оставшихся мальчиков должен будет как можно раньше жениться и родить как можно больше детей — неважно, чистокровных или полукровок. Вы должны этому поспособствовать, но будет сложно. Вашему сыну, кстати, тоже. А если вы родите еще пару-тройку детей — вообще замечательно будет.

— В чем смысл проклятия-то? — не понимаю.

— Смысл… смысл в том, что Магия будет стараться извести Лестрейнджей еще несколько поколений. Это может выражаться по-разному. Бесплодие, шансы на раннюю смерть… Разрушить можно только одним способом, который, кстати, наиболее действенный — даже Предательство Крови снимает, правда, не сразу — завести как можно больше детей, как можно более ранний брак. Все. Только через «детскую магию».

Блин. Вот почему в каноне только Родольфус и Рабастан, причем брак Родольфуса и Беллы был бездетным! Но почему Том Риддл остался без детей?

— А другие, подобные Дюрану, не захотят… гм… глубокой мести? — вспоминаю термин, который употребил Вектор.

— Нет, — качает он головой. — Других… Других, Гонт, не осталось. Дюран последний.

— Но вы же говорили, что мог прийти кто-то другой…

— Да. Если бы он отказался, в дело вступили бы его крестники. Но он не отказался… поэтому месть считается свершенной. По сути, он ждал так долго, позволяя завести Лестрейнджам еще детей… В общем, Гонт. Вы должны это принять. И понять, хотя будет трудно.

Молчу. Потому что говорить тут нечего. Вектор прав — Магия — это не глупое махание палочкой. Это Обычаи, имеющие силу Закона.

— Ладно, — Вектор хлопает руками по столу. — Как я понимаю, вы больше не будете жить в том доме — полторы тысячи галеонов аренды многовато для вас одной. Поэтому я взял на себя труд решить вашу жилищную проблему. Поскольку вы будете работать в Хогвартсе, то подобрал вам домик в Хогсмиде. Стоит он пятьсот галеонов в год, но половину аренды берет на себя Гильдия. Не благодарите, вы мне все это отработаете, — опережает мои возражения Вектор. — Далее. Вам надо подумать насчет няни для малышей. С одним ребенком вы еще могли бы жить в Хогвартсе, Диппет согласился, но трех он уже не позволит.

— Спасибо, — бурчу, еще не отойдя от сведений про месть и «благородство» Дюрана.

— Но насчет няни думайте сами. Можете купить только рабыню, но не советую — дети маленькие, магия неконтролируемая. Лучше нанять няню-мага. Там же, где вы нанимали… мисс Лестрейндж. Ну, и рабыню для хозяйства купить, деньги у вас есть. Няне будет легче, платить придется меньше.

Закусываю губы. Кто же будет лучше тебя, Анна?

— Многие выпускницы Хогвартса, особенно магглорожденные, будут рады вашему предложению, — поясняет Вектор. — Но их брать… не советую. Поскольку дети ваши все-таки маги, а вы в магических обычаях и традициях плаваете даже спустя два года. Нет, кое-что вы знаете… но без помощи урожденного мага детей не воспитаете. Не дело чистокровным малышам быть необразованными, как маггловоспитанные.

Киваю.

— Спасибо, Вектор, — говорю мужчине.

Блин, если бы не он... Он очень меня выручает.

Из Хогсмида виден Хогвартс.

Честно — он меня не впечатляет. Обычный средневековый замок, полуразрушенная стена. Хотя возможно, что издалека он кажется таким невзрачным. Различаю несколько башен.

Ну, может быть, вблизи будет что-то повнушительнее…

Домик за пятьсот галеонов в год, что подобрал мне Вектор — небольшой. Разумеется, больше, чем Гонтовская лачуга, но по меркам здешних реалий небольшой. Три комнаты внизу, кухня-гостиная, комната наверху. Большой санузел с бронзовой ванной, разумеется, без слива и набора воды. И туалет такой же, рассчитанный на магов. А еще в доме большая терасса, увитая вьюнком, плющом и хмелем. И, разумеется, подвал. Без подвала в магическом мире не обходится ни один дом. А что, можно и Ритуалы проводить, и лабораторию устроить — в зависимости от занятий жильца.

И большой приусадебный участок.

О, картошку можно посадить!

Фыркаю на такую мысль.

Собственно, дом дешевле, нежели в маггловской части Британии — некоторые чары общие на весь Хогсмид, и за них не нужно платить много. Стоимость магглоотталкивающих чар, например, вычисляется по длине периметра, а она в квадратной зависимости от укрываемой площади. Поэтому чем больше площадь, тем дешевле выходит. А в доме еще камина нет — вернее, есть, но маленький, к сети не подключенный. Подключить его можно, только как из него выбираться? На четвереньках? Хотя функция «телефона» в камине присутствует, так что «позвонить» я смогу кому угодно.

Есть и магическая лавочка, продающая продукты. Продукты, кстати, есть как «увеличенные», так и обычные, но они стоят дороже. Раза в три, чем в маггловском Лондоне. А «увеличенные» в шесть раз дешевле обычных.

Ну да, как и в мое время — еда «для бедных» и «для богатых». Хочешь жрать хорошо — плати.

Но я уже не та нищенка, что два года назад.

Хотя картошку можно и посадить…

Моя идея о приусадебном участке ничуть не странная. В Хогсмиде почти у всех есть огороды. И растут там не только магические растения, но и обычные овощи. Кабачки, баклажаны, перец. Та же картошка.

А что, маги — товарищи экономные.

Наличных у меня — чуть больше девяти тысяч галеонов после визита Дюрана. Хорошая сумма, но траты у меня тоже предстоят немаленькие — няню нанять, например.

И, похоже, придется покупать раба — заставлять няню заниматься уборкой, стиркой, готовкой в магическом мире не поощряется. Лестрейндж была исключением. Домработницы идут отдельным пунктом, а брать мага, который на все это согласен — таких дураков среди них нет. Ну, или есть — совсем слабосильные, которым лишь бы куда приткнуться.

Мне такие не нужны.

* * *

Контора Лонга, которую я посещала два года назад — на том же месте. И точно так же меня встречает тот же негр в том же полутемном коридоре.

— Добрый день, мадам.

Смаргиваю, вспоминая свое прошлое посещение… и вдруг до меня доходит, что этот негр никто иной, как раб.

В прошлый раз я это не поняла, поскольку понятия не имела о «рабовладельческом строе», но сейчас…

— Добрый, — здороваюсь. — Я хочу видеть мистера Лонга, это возможно? Он не занят?

— Разумеется, мадам, — негр склоняется в легком поклоне. — Мастер Лонг не занят. Прикажете вас проводить?

«Мастер»… нет, это слово не «мастер», как я полагала в прошлый раз. Это слово — «хозяин».

— Если можно, — соглашаюсь. Я, конечно, помню дорогу… но вот смутно как-то.

— Буду рад служить вам, — отвечает негр. — Следуйте за мной.

Абрахам Лонг ничуть не изменился за два года. И меня он узнает моментально.

— О! Добрый день, мисс Гонт! Рад вас видеть! Как вы?

— Хорошо, спасибо, — киваю. — А вы?

После ничего не значащего обмена приветствиями приступаем к делу.

— Я искренне соболезную вам, — говорит Лонг, — жаль, что так приключилось с мисс Лестрейндж и ее семьей… Вы пришли, чтобы найти себе другую учительницу?

— Хм… не совсем, — качаю головой. — Мне нужна няня для детей.

— Для детей? А, да, я слышал. Вы поступили благородно, взяв на себя заботу и о старшем мальчике. Сколько у вас сейчас детей? Трое?

— Да, — вздыхаю. — И вот им нужна няня. Я с сентября буду преподавать в Хогвартсе, поэтому няня нужна, чтобы жила в моем домике в Хогсмиде и воспитывала детей.

— О, у меня есть, кого вам предложить! — воодушевляется Лонг. На стол ложатся пергаментные листы. На этот раз их много больше, чем тогда, когда я искала учительницу для себя.

— Так… Алиса Ричардс, двадцать восемь лет. Магглокровка, но…

— Маггловоспитанные не подойдут, — перебиваю Лонга.

— Хм… — на секунду задумывается мужчина, но его пальцы уже отбирают в сторону часть пергаментов. Их почти половина. — А полукровки?

— Если у них было магическое воспитание, то да.

— Хорошо… Тогда на выбор — шестнадцать кандидатов. Могу вам порекомендовать Маргарет Уизли, у нее самой, правда, двое детей, мальчик и девочка. Учитывая количество ваших детей, то ее услуги будут стоить вам пятьдесят галеонов в неделю, проживание и питание за ваш счет.

С пергамента на меня глядит улыбчивая женщина лет сорока в длинном платье. К ней жмутся мальчик лет шести и девочка чуть младше. Девочка хмурит брови и отворачивается от моего взгляда.

Автоматически ищу знакомые черты, но Маргарет Уизли ничем не напоминает Молли из «кинона». Впрочем, тут от «кинона» нет никаких следов.

— Хм, возможно, будет многовато детей, да и разница в возрасте,— понимает мои раздумья по-своему Лонг. — Тогда можете присмотреться к Ирине Кларк. Вдова, русская по происхождению, есть дочь. Дочь учится в Хогвартсе, по-моему, второй курс, но точно не скажу.

Русская?

Вглядываюсь в нарисованную женщину.

— Забота о ваших малышах обойдется вам в сорок два галеона плюс проживание. Знает четыре языка — английский, французский, русский и немецкий. Училась в России.

Задумываюсь.

— Без своих детей брать не рекомендую, — Лонг перебирает пергаменты. — Все-таки навык ухода за детьми нужен, ведь их у вас трое… Ну, если не Ирина… вот эти десять девушек от года до пяти лет назад выпустились из Хогвартса. Часть из них сироты, еще часть — полукровки, воспитанные матерью или отцом. Они просят от пятнадцати до двадцати пяти галеонов… Но не факт, что справятся, ведь вы не будете за ними все время присматривать. Если бы в семью, то да, они были бы хороши, да и опыт с рекомендациями обрели. А так… Лучше, чем миссис Уизли или миссис Кларк я ничего не могу предложить. Ну, есть еще Джоанна Либерти… но она уже в возрасте, не факт, что ей будет легко с таким количеством детей. Да вы помните, возможно. В прошлый раз вы едва не выбрали ее.

— Да, помню, — смотрю на портрет Ирины Кларк. А почему бы и нет? Русский язык детям будет полезен, да и Том четверть слов на нем говорит. Остальная четверть уходит на английский с французским, а половина — на парселтанг.

Лонг позволяет мне выбрать. Ради интереса проглядываю другие пергаменты. Лонг аккуратно комментирует каждый портрет, выделяя сильные и слабые стороны потенциальной няни-гувернантки.

— Хорошо, пусть будет миссис Кларк, — принимаю решение.

— Замечательно, мисс Гонт, — улыбается Лонг. — Тогда пару минут, я свяжусь с миссис Кларк через камин…

Миссис Кларк прибывает через пятнадцать минут. За это время успеваю выпить чаю, который подает тот же негр. Чай, кстати, вкусный. Такой же, какой был в прошлый раз.

— У мисс Гонт трое очаровательных малышей, — рекламирует меня Лонг моей землячке. — Живет она в Хогсмиде, с сентября будет преподавать в Хогвартсе, поэтому за детишками нужен присмотр.

— О! — миссис Кларк окидывает меня цепким оценивающим взглядом, что-то решая про себя. — Разумеется. Я училась в Китеже, которая, увы, закрылась после переворота…

Китеж? Не слышала, но да ладно. А переворотом миссис Кларк, похоже, называет Октябрьскую Революцию.

— Я владею четырьмя языками, музицирую и прекрасно выращиваю цветы. Я буду рада помочь вам в воспитании ваших сыновей.

Киваю.

— Значит, договорились, — радостно заключает Лонг.

* * *

Из Гильдии выхожу, обедневшая на двадцать один галеон — половину суммы оплаты самой гувернантки. Впрочем, если дама того стоит, почему бы и нет.

А теперь мне нужно купить рабыню.

Вообще я бы предпочла нанять какую-нибудь магглу, но драный Статут перечеркивает все мои желания. Маггл в магмир может войти только в одном статусе — с клеймом на шее.

Тьфу.

И, как бы мне ни не хотелось, рабов продают в Лютном. Насколько я помню из разговоров других магов.

Гринготтс стоит на пересечении улиц — Косого переулка и Лютного. Ступаю на выщербленную мостовую и тут же ощущаю, насколько разнится атмосфера. В Лютном она гнетущая, давящая.

Так, и где искать работорговцев?

— Мадам что-то ищет? — вкрадчивый голос за спиной заставляет подпрыгнуть. Оборачиваюсь.

Передо мной — образец «магобомжа». Старая дырявая мантия, слезящиеся глазки, покрасневший нос, одутловатое лицо.

— Да, — справляюсь с собой. — Я ищу, где можно купить рабов.

— А, мадам правильно сделала, что обратилась к Старому Эрни. Конечно, Эрни знает, куда мадам нужно идти. Пойдемте, Эрни проводит вас.

Следую за провожатым.

Мы идем минут пять, затем сворачиваем в проулок, затем еще куда-то.

— Вот мы и пришли, мадам, — заявляет довольно Эрни, обернувшись ко мне.

Оглядываюсь. Тупичок, в который меня завели, ничуть не похож на место, где можно купить раба. Вообще на место, где хоть чем-то торгуют.

— И где здесь?.. — в голове проносятся нехорошие догадки.

— О, это мадам не нужно. Мадам ведь хочет просто помочь бедному несчастному Эрни и паре его друзей?

Сглатываю.

Из темноты проулка выступают две фигуры, наставляя на меня палочки.

Бл…!

— Прошу, мадам, не откажите нам в такой любезности, — улыбается выщербленными зубами Эрни.

Молчу.

— Ладно, хватит, — перебивает моего провожатого один из грабителей. — В общем, милочка, давайте галеоны.

Достаю дрожащими пальцами мешок с деньгами.

Я — неправильный попаданец. Это во всяких фанфиках герои невообразимо круче яиц, умеют колдовать с первого дня, а если не умеют, оказываются крутыми спустя полгода или даже год. Вот правильный попаданец сейчас бы всех раскидал мощными заклятьями… А я могу лишь сунуть в руки Эрни полторы тысячи галеонов — всю сумму, что я планировала потратить на покупку.

— Благодарю, мадам, — выхватывает мои (мои!) деньги Эрни. — Благослови вас Мерлин! Удачи вам!

И вся троица исчезает с глаз долой, словно ввернувшись в стены.

Сглатываю.

Так, валить отсюда, и немедленно!

Ноги оказываются быстрее головы. Пока я только осознаю мысль, меня выносит аккурат к Гринготтсу, затем несет на почту, а потом сквозь камин — в Гильдию…

* * *

— Мерлин великий, Гонт! — сжимает виски Вектор, которому я признаюсь, что меня пару минут назад ограбили в Лютном. — Кто ж вас туда понес одну, без охраны! Вы что, совсем жить не хотите?

— Ну… — краснею до ушей. — Я…

— Послали Основатели мне вас… Гонт, в Лютный ходят с охраной, особенно с такими деньгами! Боевая Гильдия — в Косом, стоимость посещения Лютного — тридцать пять галеонов. Вам что, тридцатки было жалко? А пятнадцати сотен, значит, нет?!

От справедливых упреков делается еще более стыдно.

— Значит, так. Говорите, он назвался Эрни?

— Угу, — киваю, смотря в пол.

— Хорошо. Двести галеонов, и Боевая Гильдия вернет вам ваши деньги.

Ого! У нас можно было бы просто сделать деньгам ручкой. Но все же фигассе у них расценки.

— Ну, или можете забыть про свои полторы тысячи, — пожимает плечами Вектор.

Блин.

— Хорошо, — вздыхаю.

— Значит, так. Вы как дитё малое, никуда вас выпустить нельзя… Идем вместе.

— Угу, — виновато киваю.

* * *

Боевая Гильдия приютилась в трех лавках от конторы Лонга. Неприметная дверь без вывески, как и везде.

— Привет, Пит, — приветствуют Вектора с порога.

— Привет, Грег, — отзывается Вектор.

Смотрю во все глаза.

В моем представлении Боевой Маг должен быть большим, накачанным, этаким медведем… Но названный Грегом маг — худой, можно даже сказать, щуплый. Смуглый, с острым взглядом.

— Какими судьбами?

— Клиента привел, — вздыхает Вектор и одаряет меня недовольным взглядом. — Знакомьтесь, это мисс Гонт. Ее только что ограбили в Лютном на полторы тысячи галеонов.

Брови Грега медленно ползут вверх, а челюсть вниз. Рот аккуратно образует букву «О». Маг два раза моргает, затем овладевает собой.

— О, прискорбно! Но мы можем помочь вам, мисс Гонт!

— Гонт, это Грег Смит, Боевой Маг, — запоздало представляет мне мужчину Вектор. — Если вы еще раз решитесь прогуляться в Лютный, обращайтесь к нему.

Робко киваю.

— И не вздумайте еще раз туда идти самой!

— Не буду, — покаянно говорю.

Вектор хмыкает.

— Честно, не буду! — вскидываю голову. — Честно-честно, клянусь!

— Верю, — бурчит Вектор, но по интонации слышно совершенно противоположное. — Грег, сделаешь скидку?

— Хм, ежели ты еще приведешь мне подобного клиента, то обязательно! — весело говорит Грег Смит.

Вектор кривится, лезет за пазуху, достает фляжку и делает глоток.

— Сопьюсь скоро, — выносит он вердикт и прячет емкость.

— Хорошо. Мисс Гонт. Возвращение ваших кровных полутора тысяч обойдется вам в двести галеонов, — говорит Смит. — Понимаю, дорого, но лучше уж двести, чем пятнадцать сотен?

— Угу, — соглашаюсь. Глупость дорого стоит. В буквальном смысле.

— И да, мисс Гонт надо будет потом проводить к работорговцам, — подает голос Вектор.

— Легко, — пожимает плечами Смит. — Тридцать пять галеонов… э-э… с учетом скидки по просьбе моего друга — тридцать.

Киваю.

Цены, цены!

Я ожидаю, что тут потребуется заключить контракт, но Смит прикасается к амулету, висящему на шее, и в камине тут же вспыхивает зеленое пламя.

— Привет, Гарри, — меланхолично здоровается Вектор.

— Э… здравствуйте, — понимаю, что вижу того аврора, который прибыл на место убийства Лестнейджей первым.

Аврор? Зачем он здесь?

— Привет, Пит, Грег, — отзывается аврор, переводит взгляд на меня. — О! Здравствуйте, мисс Гонт.

— Хай, Гарри, — кивает ему Смит. — Снимай мантию, тут подработка.

— Всегда готов, — фыркает Гарри, расстегивая алую мантию и выворачивая ее наизнанку. С обратной стороны она удивительно серая. — Что у нас?

Вместо ответа все мужчины смотрят на меня.

— Э… — облизываю губы. — Как уже сказал мистер Вектор, меня только что ограбили в Лютном на полторы тысячи галеонов.

— Кто? — бросает Гарри. — Как выглядел? Был под Оборотным или так?

— Э… не знаю, был ли он под Оборотным, — говорю, — но назвался Старым Эрни… И с ним еще двое было… громил каких-то.

— А! — понятливо кивает Гарри. — Понял. И как давно это произошло? Точно — час, полчаса, десять минут?

Прикидываю.

— Полчаса… где-то.

— Хорошо, — Гарри кивает Смиту. — Тогда что, идем?

— Билла берем?

— Да нафиг он нужен, так попилим, — просто говорит Гарри. — Сидите тут, мисс Гонт. Скоро будем.

И исчезают в дверях.

— Ну, можете обращаться и к Говардсу, в смысле Гарри, — говорит Вектор, когда дверь захлопывается. — Он тоже Боевой Маг. Подрабатывает иногда. Вдобавок аврор. Хотя лучше к Смиту. Они все равно обычно парой ходят.

Сажусь в кресло у стены напротив.

— Никогда, слышите, никогда не ходите в Лютный с деньгами. Вообще, — снова произносит Вектор. — Особенно с такими.

— А если мне понадобится что-то дешевле тридцати галеонов в Лютном? — огрызаюсь, недовольная нотациями.

— Тогда все равно идите к Смиту, он вам купит что надо за небольшой процент сверху, — просто отвечает Вектор, ничуть не обидевшись на мой тон. — Только что вам может понадобиться-то?

— Не знаю, это я так, на всякий, — ежусь.

Чего еще я не знаю?

— Надеюсь, — бурчит Вектор, снова достает фляжку, делает глоток.

Боевые Маги возвращаются через десять минут.

— Держите, мисс Гонт, — в руки мне падает знакомый мешочек, одаряя приятной тяжестью. — Не делайте так больше. Хотя нет, делайте, только потом снова идите к нам, мы вас выручим обязательно!

От ехидной насмешки делается очень обидно.

— А вот не сделаю, — обиженно говорю.

— Вот это правильно, — ничуть не огорчается Смит. — Так. Теперь вас туда же проводить, да? К Тому или Рону?

— К Рону, — отвечает за меня Вектор. — Ей прислуга в дом нужна, а не малышня Томовская. И проследи, чтобы нормальную продали. С меня причитается.

— Ну, к Рону, так к Рону, — пожимает плечами Смит. — Идемте, мисс Гонт.

Вздыхаю, смотрю на Вектора. Вектор на меня не смотрит, снова обращаясь к фляжке.

Сопьется, точно…

* * *

От автора:

Вообще о существовании преступности в маг. мире следует сказать отдельно. Но это долгий разговор, и поэтому я хотела бы поговорить конкретно об этом случае.

Существование Лютного полулегально. Без некоторой "крыши" Лютный по идее должен вообще отсутствовать. Поэтому ограбление Лины — некий спектакль, в котором участвовали и Эрни, и Боевая Гильдия. Собственно, Эрни не скрывал своего имени, поскольку знал, что к нему придут. И часть из этих двухсот галеонов "попилят", как сказал Гарри, сам Эрни с компанией и те два Боевых Мага. Но если бы Лина не обратилась за возвращением этих денег, то, конечно, у Эрни был бы "урожайный" денек :)

Со Смитом в Лютном ощущаю себя… безопаснее, что ли. И даже атмосфера не столь гнетущая.

Идем минут десять. Проходим мимо проулка, куда меня завел «магобомж», и слегка делается неприятно за свою дурость.

Может быть, всякие грабители и хотели бы поживиться моим золотом еще раз, но только Смит их, похоже, издали отпугивает.

Мой охранник приводит меня к основательному каменному дому, толкает тяжелую дверь.

— Есть кто живой? — интересуется он у пустой комнаты.

— Разумеется, Смитти, — откуда-то из-за портьеры выскальзывает плюгавенький лысый мужичок в маггловской одежде — рубашке и штанах. — Только не ошибся ли ты? На твой вкус у меня нет никого, тебе к Тому…

— Иди ты нафиг, — фыркает Смит. — Вот, я к тебе покупателя привел. Мадам ищет прислугу в дом.

— Хм, — мужичок оценивающе глядит на меня, сжавшуюся в комок и ожидающую всего на свете. — Мужчину, женщину?

— Женщину, — говорю. Собственный голос оказывается визгливым и противным.

— Женщину… Женщину-женщину-женщину, — напевает Рон, — ой, как замечательно, как раз есть подходящая…

— Не-а, — перебивает его Смит. — Другую давай.

— Слушай, Смитти! — возмущается мужичок. — Ты покупаешь или мадам?

— Я консультирую, — довольно говорит Смит. — Или мне к тебе Говардса направить?

— Говардса, Говардса… сам милуйся со своим Говардсом, — Рон резко мрачнеет. — Ладно. Есть одна. Полторы тысячи. Старовата, правда, но по хозяйству шуршать умеет.

«Старовата» в понятии продавца — это лет тридцать, даже моложе меня. Вполне себе симпатичная негритянка.

— Хорси, — представляет ее Рон. — Выносливая, как та же лошадь.

«Хорси», походу, в переводе означает «Лошадка».

Оглядываю негритянку. Стоит, глядя в пол.

— Предыдущие хозяева продали расплатиться с долгами, — поясняет продавец. — Клеймо получила в пять лет, меняет четвертого хозяина, так что с этой стороны никаких проблем, все легально.

— Хорошо, — соглашаюсь после раздумий. — Возьму.

— Замечательно! — расплывается в улыбке мужичок. — Так… погодите, я сниму свое клеймо, и ставьте свое. Знаете, как?

— Да, — киваю.

— Ой, как хорошо!

И чему он радуется?

* * *

В новый дом перебираюсь к вечеру. Собственно, это в маггловском мире я бы замучилась перевозить вещи, здесь же — «компакт» — и никаких проблем. Но даже с «компактом» приходится делать несколько ходок, вдобавок часть вещей зачарована, и «компакт» на них накладывать нельзя. Да еще забирать детей… по одному — техника безопасности. И еще Хорси протаскивать…

В общем, все, что я могу в пол-одиннадцатого вечера — это лечь и уснуть на полуразобранную кровать.

Как Хорси укладывает детей, я не слышу.

Утро встречает меня чириканьем птиц за окном.

Потягиваюсь, пытаясь проснуться.

Хм, а ведь я раздетая, в разобранной постели… да и прибрано тут… хм.

В раздумьях выхожу в гостиную. В детском манеже прыгает Ральф Лестрейндж, жует магический пряник.

От вида вкусной штуковины текут слюни, а живот издает призывное бурчание.

— О, хозяйка проснулась! Доброе утро, хозяйка! — приветствует меня темнокожая женщина.

Вспоминаю, что я ее вчера купила… попав в историю.

— Привет, — киваю негритянке.

Блин, скажи мне кто в 2011 году, что я буду рабовладельцем… Эх.

На столе — горячий кофейник и мягкие плюшки.

О, завтрак!

Откусываю кусок сдобы, и все невзгоды отступают. Блин, таких вкусных булок я не ела вообще в своей жизни! Все-таки в рабовладении есть свои плюсы…

В кухню влетают Том и Раймонд. В руках у Тома — какой-то цветок, а Раймонд пытается у него его отобрать.

— Тихо, тихо, — воркует негритянка, поймав детей. — Мастер Том, вы опять испачкались, что скажет ваша достойная матушка? А вы, мастер Рай? Завтрак готов, а вы бегаете!

Вспоминаю события прошедшего дня.

А, еще ж гувернантка… Но она прибудет первого июля, а это завтра. Так что у нас времени не очень много, но хватит на разбор вещей и какое-никакое обустройство.

Хорси слегка разобрала вещи. Ну как разобрала — с чего «компакт» спал по времени, то и разгребла. «Компакт» спал с посуды, кое-какой детской утвари — того же манежа и некоторой одежды. Я разочаровываю остальные предметы, которые предварительно выношу на террасу. Гора вещей занимает большую часть.

С палочкой разбор барахла требует намного меньше усилий, нежели делать это руками. Мы с Хорси прекрасно срабатываемся — я разбираю вещи, а она уже разносит по дому. Я бы сделала и это чарами, но понятия не имею, каким заклинанием вещи нужно расставлять по местам. Поэтому приходится обходиться, чем есть.

Дети суетятся рядом, копаются в клумбе.

В двенадцать часов нашу возню с вещами перебивает Хорси.

— Хозяюшка, времени уже много, ленч пора делать. Ежели позволите, я займусь, а разбор позже продолжим.

Оглядываю оставшуюся кучу. Осталось не очень много, к обеду должны управиться.

— Хорошо, — опускаю палочку. — Можно и ленч.

— Только продукты у нас кончились, — сообщает негритянка. — Хотя на суп какой хватит…

— Я тебе денег дам, сходи, — делаю шаг в дом, но Хорси всплескивает руками.

— Так нам-то, клейменым, ходу в магазины для ваших нет! — восклицает она. — Ну, ежели приказ отдадите, то схожу, конечно, только завернут меня у входа!

Тьфу ты.

— Хорошо, я схожу, — вздыхаю. — А ты свари суп… говорила, что какой-то можно.

— Слушаюсь, хозяйка, — довольно говорит рабыня. — Знаете, где магазин-то?

— Знаю, — вспоминаю лавку продуктов, куда я заходила, когда дом смотрела.

— А то б я рассказала… Ну да ладно, идите, а я супом займусь…

«Деловая колбаса», — приходит мне на ум характеристика Хорси. Да, с такой домработницей и хозяева по струнке ходить будут.

Но мне это не мешает. Мне вовсе не нужна забитая рабыня, боящаяся слово молвить.

Поправляю мантию, шагаю за ворота.

* * *

Все-таки Хогсмид — это не Литтл-Хэнглтон. То там, то там видны фигуры в мантиях… без мантий вообще, если честно, не видно никого. Летают совы, раздаются заклинания, мелькают вспышки. Не боевые, конечно, а бытовые чары.

Покупаю продукты. Как бы мне ни хотелось взять все обычные, некоторые беру «увеличенные». Учитывая мои возможные доходы и предстоящие траты — а за год только гувернантка обойдется мне в две с хвостиком тысячи галеонов — надо экономить. Особенно учитывая, что я понятия не имею, сколько мне будут платить в Хогвартсе, и смогу ли я выполнять заказы Гильдии.

Особенно учитывая предстоящую нагрузку. Как мне поведал Вектор, в школе учится более пяти сотен учеников. Четыре факультета, семь курсов. Итого у меня двадцать восемь классов, каждому из которых нужна математика не менее четырех астрономических часов в неделю. Итого сто двенадцать рабочих часов при пятидневной рабочей неделе выливаются в круглосуточное, без перерывов на обед и сон, преподавание. Ладно, час с копейками остается.

Блин, даже в моем кулинарном техникуме такого не было!

Притаскиваю продукты Хорси и, не слушая ее увещеваний, что мне нужно поесть, шагаю на почту, чтобы перенестись через камин в Гильдию.

— Вектор, а вы в курсе, что у меня времени не хватит учить всех оболтусов в Хогвартсе? — заявляю после приветствия.

— Хм, почему? — приподнимает бровь Глава Гильдии.

— Потому что в сутках двадцать четыре часа!

Вектор задумывается, считая, потом пожимает плечами.

— По часу в неделю…

— По часу в неделю и затевать все это не стоило! — пинаю стул. — Четыре часа — не меньше!

— Хм… объедините классы на одно занятие…

— Сами объединяйте! Это вам не институт, где на лекции сто студентов нормально сидят. Это ж малолетки, к каждому из которых нужно подойти и объяснить! Предел учеников в классе — двадцать человек! Ну ладно, двадцать пять! Тридцать — и будут вам опять идиоты, не умеющие складывать в столбик!

Вектор смотрит на злую меня, затем кивает.

— Хорошо, — внезапно покорно он соглашается. — Сколько вам нужно помощников?

— Четыре! — выпаливаю, ожидая, что Вектор срежет это число, но он опять кивает.

— Хорошо. Кого возьмете? Учтите, у нас Подмастерьев всего семнадцать на сегодняшний день. Мастера же не пойдут в Хогвартс.

Задумываюсь. Покладистость Вектора слегка выбивает из колеи.

— Учеников можно? — смотрю, прищурив один глаз.

— Да пожалуйста, — облегченно вздыхает Вектор. — Только кого?

— Из «А» и «С» можно подобрать, — довольная сговорчивостью Главы Гильдии, ставлю стул на место и сажусь. — Предложите им.

— Хм… да, это вариант, — Вектор барабанит пальцами по столу. — Заодно сами выучатся… Да, это дело! С Диппетом поговорю я сам, думаю, в приюте четверым Ученикам он не откажет.

— А если откажет?

— Будут жить, где живут, а приходить камином, — пожимает плечами мой собеседник. — Какая разница?

Точно. Это же магический мир.

— Только ходить им придется через почту… Да от Хогсмида до Хогвартса час ходьбы… Ладно, не переломятся.

— Хорошо. Только пусть сами решают, кто из них пойдет, — говорю. — А то не хочу вынуждать.

— Да без проблем. Так даже легче будет, — соглашается Вектор.

Что-то он слишком послушный… и на все согласный…

* * *

По возвращении получаю выговор от Хорси.

— Хозяйка, вы зачем «увеличенные» продукты взяли? — со вздохом говорит рабыня.

— А что? — недоумеваю.

— Так их надо есть сразу, а не варить, — поясняет мне, недалекой магичке, маггла. — Они при варке обратно усыхают, и получается крохотулька! Увеличивать надо, когда уже все готовое!

Точно. Что ж там я взяла из «увелички»? Хлеба, сыра…

— Я тосты решила сделать, так вот что получилось, — передо мной возникает тарелка с крохотными хлебцами.

Достаю палочку.

— И ведь не увеличишь их больше, они так и останутся, — опережает она мой взмах палочкой.

Тьфу.

Прячу палочку.

— Ежели с деньгами туго, — понимающе глядит рабыня, — так вы в маггловской части закупитесь. Там дешевле, да и нет «увелички».

— Хорошо, я так и сделаю, — соглашаюсь со вполне разумным советом.

— Идти дольше, да… Но вы «компакт» на покупки наложите в укромном уголке, да и принесите домой все, что накупите, — советует мне Хорси.

— Угу, — киваю. За собственный «ляп» неприятно.

Понятливая рабыня тут же улавливает мое настроение, что я не хочу больше развивать эту тему, и замолкает.

Передо мной на столе возникает тарелка с горячим супом, от которого идет пар.

— Вот, свеженький. Поешьте, хозяюшка. А детишек я уже накормила да спать уложила.

— Спасибо, Хорси, — говорю и спохватываюсь. — А ты сама ела?

— Да как же я без вашего дозволения есть сяду? — изумляется негритянка.

— В общем, так, — решаю расставить все точки над «i». — Если хочешь есть, меня ждать не обязательно. Мне не нужно, чтобы ты голодная ходила.

Хорси на секунду опешивает, затем улыбается.

— Спасибо, хозяйка! Буду по слову вашему, как велите.

Ну вот и ладушки.

— Остатки супа себе налей, если хочешь, — говорю. — Вообще можешь варить с расчетом на себя. Если не хочешь — вари отдельно, продукты тоже бери себе, какие надо там.

— Сделаю, хозяйка, — Хорси ободряется. — Только лишнего мне не надо. Хлеба поем, да каши. А если чего хотите отдельно дать, так за то вам и благодарность отдельная будет.

— Это мне решать, что тебе лишнее, а что нет, — осаживаю Хорси.

Мне вовсе не надо, чтобы она питалась абы как, а потом мучилась последствиями того же авитаминоза, допустим. Хотя маги, возможно, это лечат… Но лучше не допускать.

— Как скажете, хозяйка, — тут же сдает позиции Хорси. — Раз велите, так и сделаю.

Во многих фанфиках и просто произведениях про попаданцев я читала, что главный герой, столкнувшись с расслоением общества на слуг, рабов и «элиту», тут же «включал демократию» и усаживал слуг за стол, обращался, как с равными…

Только, как говорится, «здесь вам не тут». Если я попробую вести себя с Хорси «аля-демократия», то ничего, кроме непонимания или, того паче, попыток проехать на моей доброте, я не получу. Магические запреты — штука хорошая, но ведь их обхитрить можно. Поэтому Хорси ест после меня, убрав со стола. И ест она на «кухонной» половине, налив себе остатки супа в простую миску.

А я решаю прогуляться по Хогсмиду.

* * *

Хогсмид — деревушка прикольная, но, блин, уж очень длинная. От моего дома до станции, где высаживают учеников, аж час двадцать пешим ходом. От станции до Хогвартса — полтора часа. Это я узнала, решив после станции дойти до будущего места работы.

К воротам я не подхожу. Посмотрев издали на замок, который кажется слегка маловатым после «кинонного» Хогвартса, плюю на все и плетусь уставшая домой.

Погуляла, значитца.

Надо что-то с этим делать.

Утром же ничего сделать с «этим» не получается, ибо к двенадцати прибывает Ирина Кларк с багажом. Багаж гувернантки составляет увесистый чемодан на колесиках, который она левитирует за собой по воздуху.

Зачем чемодану в таком случае колесики?

— Добрый день, мисс Гонт, — здоровается миссис Кларк.

— Здравствуйте, — отвечаю по-русски.

— О! — от удивления гувернантка замирает. — О, так вы русская?!

— Да, — киваю.

— Так это замечательно! — радуется Кларк. — Превосходно! Очень приятно встретить землячку!

Под щебетание гувернантки проходим в дом.

— Хорси, — говорю встрепенувшейся негритянке. — Это миссис Ирина Кларк, она будет жить здесь и обучать детей.

— Рада приветствовать вас, госпожа, — улыбается негритянка. — А то дело, надо детишек учить. А что я, совсем неграмотная…

Комнат у нас четыре, но на верхнем этаже я решила сделать свой кабинет, обставив его своими рабочими вещами. Да и вещи Лестрейнджей, что не относятся к детям, решила хранить тут же. Впрочем, мало чего здесь есть — книги в сундуке с наложенными чарами Расширения Пространства, кое-какие амулеты-артефакты, ритуальные принадлежности… обычные бытовые вещи любого мага, которые я отдам малышам Лестрейнджам, когда они вырастут. Все личные вещи, такие, как одежда, я отправила на костер. Мне они не за чем — не смогу я носить платья той же Жаннет. Чисто психологически.

Тут же и мои книги, в таком же сундуке. Хорошо после похорон осталось пара свободных. Мои ритуальные принадлежности. Моя одежда…

Спальни обустроила внизу. Одна моя, вторая детей. И третью комнату отвела гувернантке. Хорошо, что они равные по размеру. Хотя нет, детская побольше будет.

А для Хорси осталось место в кладовой — там вполне хватило места и для сундука, на который мы уложили матрас. Матрас тоже новый… не смогла я взять тот, на котором спали Хэнни или Котенок. Просто не смогла.

Не в гостиной же ей спать?

* * *

— Мисс Гонт, а как случилось, что вы оказались в Британии? — интересуется гувернантка, когда мы садимся обедать. Я понятия не имею, должна ли я садить ее с собой за стол, но Хорси, видимо, знает, что можно, и накрывает на двоих взрослых.

— Так получилось, — пожимаю плечами. — В России нельзя было оставаться.

— А я не помню вас в Китеже, — говорит вдруг Кларк. — Вы где учились? В Колдовстворце?

— Хех, — вздыхаю. — Я училась в маггловской школе. А потом в маггловском университете.

Заявление вызывает у гувернантки неприкрытый ужас.

— Чур меня! Но вы же маг, как ваши достойные родители так позволили вам?..

— О том, что я маг, — верчу в руках вилку, не совсем понимая, правильно ли я взяла прибор — с застольным этикетом у меня не очень, — узнала лишь в день Нового Года, двадцать седьмого. В ночь, когда родился Том.

— А… — мое объяснение вызывает шок у Кларк. — Так вы… простите… были сквибом?

— Ну, я полагала себя магглой, — плюю на все, беру вилку, как мне удобнее. — И понятия не имела о существовании магии до того момента. Вернее, имела — но это были лишь сказки.

Кларк косится на мою руку, задержав взгляд на перстне, потом овладевает собой.

— Да, это чудо, мисс Гонт. Я искренне вас поздравляю!

— Спасибо, — говорю.

— А… а можно еще у вас спросить, а где отец ваших детей? Вы вдова?

— Дети, — улыбаюсь снова, понимая, что следующая новость вызовет у нее очередной шок. — Том — мой племянник. Его мать умерла родами, а его рождение подарило магию мне. Ральф, младший из детей — мой крестник. Раймонд — его брат. Их родителей убили в день Лито в этом году. Я не смогла оставить малышей.

— О…

— Собственно, о том, что я Гонт, — вываливаю на гувернантку следующую новость, — я узнала лишь через полгода, когда Глава моей Гильдии потащил меня делать проверку крови. Там я выяснила, что моим настоящим отцом является Марволо Гонт. Правда, кто моя мать, так и не знаю до сих пор. А этот малыш оказался моим племянником. Его мать — моя единокровная сестра.

— Чего только не бывает, — вздыхает Кларк, видимо, решив уже не удивляться. — А я поразилась — вы молодая женщина, а «мисс»… и трое детей…

— Бывает, — меланхолично замечаю.

— А… а отец Томми? Вы не пробовали обратиться к нему?

— Отец Томми… — вспоминаю красавчика Риддла, — отец Томми, миссис Кларк, чистый маггл, ненавидящий свою бывшую жену. Я какое-то время прожила с ним в одной деревне… И, честно признаюсь, ну его к черту.

— Если так, то да, конечно! — соглашается со мной гувернантка.

— А как вы оказались в Британии? — решаю поинтересоваться в свой черед.

— О, у меня все банально, — улыбается гувернантка. — Мы жили в России. Мой муж занимался исследованиями в области врачевания, но потом разразились эти ужасные беспорядки, окончившиеся переворотом. Вы ведь помните это время — магглы громили все, что могли, и даже магглоотталкивающие чары не всегда действовали на этих животных. Мы едва успели спастись, когда такое стадо разнесло нашу уютную усадьбу. Мы вернулись на родину моего мужа… но без исследований, без работы, он потерял смысл к жизни. И десять лет назад оставил нас с Марией вдвоем. Сейчас она пойдет на третий курс в Хогвартсе. А если не секрет, что вы будете там преподавать?

— Арифмантику, — отвечаю.

— О! Сложный предмет, — качает головой Ирина Кларк. — Я в ней никогда не была сильна!

— Ну, кому как. Мне повезло, что я оканчивала университет по этой специальности.

— У магглов есть университеты? Хотя да, я слышала, — кивает гувернантка. — Хотя тот ужас, что они творили… Даже не подумать, что у этих животных может быть так… с виду цивилизованно. Как же вам, наверное, трудно было…

— Да нормально, — пожимаю плечами. — Я ведь не знала, что я маг. Точнее, я тогда и была… животным, как вы выразились.

— О, простите. Я не хотела вас обидеть! — уловив перемены в моем настроении, восклицает гувернантка. — Просто я до сих пор не могу прийти в себя от того страшного времени… И даже Менталисты мне слабо помогли… ну, насколько смогли, конечно…

— Понимаю, — киваю. — Все мы что-то пережили в этой жизни. Вы сильный человек, все равно.

— То верно! Нам только это и остается ввиду отсутствия сильных мужчин рядом!

* * *

После обеда забираюсь наверх, в кабинет, решив пересмотреть учебники и выполнить пару заказов. Хорси я крепко-накрепко запретила входить в кабинет и сделать все, что в ее силах, чтобы сюда не проникла гувернантка. А то бывает, любопытствуют…

Буду отлучаться в Хогвартс — поставлю Запирающие Чары.

И не Коллопортус, вот!

Доделываю один заказ, и мне на стол, протиснувшись в форточку, плюхается недовольная серая сова.

— Чего тебе? — интересуюсь у птицы.

Вместо ответа сова протягивает лапку.

«Гонт, зайдите в Гильдию — я нашел вам ассистентов. Вектор, — гласит записка. — PS. И купите себе сову, раз у вас камина нет».

Вздыхаю, отодвигаю черновики.

* * *

Желающих помогать мне в Хогвартсе — аж шестеро. Четверо из «С» группы, двое из «А».

— Выбирайте, — широким жестом говорит Вектор, глотая из своей фляжки. — Вообще желающих было восемнадцать, но я подсократил количество. Дальше не знаю. Вы с ними дольше общались, решайте. А то они меня едва тут не загрызли.

Фыркаю. Как же, Вектора загрызешь. Он сам кому хочешь голову откусит, помню по нашему не совсем гладкому знакомству.

Одного я точно не возьму — Фреда Малкольма. Слишком заносчив, хотя способности — отличные.

— Мистер Малкольм, — говорю Ученику. — Простите.

— Ну, попытаться стоило, — пожимает он плечами. — Жаль, мисс Гонт. Я любил ваши занятия.

— У вас есть все данные стать одним из лучших и без моей дальнейшей помощи, — ободряю Ученика. — Поверьте.

— Мне только это и остается, — хмурится Малкольм. — Был рад учиться у вас, Мастер.

За Малкольмом закрывается дверь, и я возвращаюсь к оставшимся пятерым.

Троих из них я одобряю сразу — среди них двое парней, способных сладить со школьниками. А вот оставшиеся двое заставляют меня задуматься серьезнее.

Кто? Оливия Бонд или же Дженис Келли?

Бонд резкая, способная гаркнуть на особо балующихся индивидуумов на уроке. Зато Дженис может найти нужные слова для объяснения…

— Может, мы парой пойдем? — робко интересуется Келли, видя мои затруднения. — Мы… мы парой хорошо работаем. Там, где я не справляюсь, мне Лив помогает… и наоборот.

Смотрю на Вектора.

— Делайте, что хотите, Гонт, — говорит он безнадежным голосом. — Пятерых? Берите пятерых. Только жить им придется у себя, в Хогвартс камином только. Диппет уперся.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Пойдете парой.

— Спасибо, спасибо, мисс Гонт! — радуется Келли. — Вы увидите, как все будет замечательно!

— Надеюсь, — бурчу.

* * *

Вектор сказал купить сову — значит, надо купить сову.

Сов в магазине — море. Они ухают, пищат (никогда не думала, что совы умеют пищать), каркают (а, это вороны!).

Мое внимание внезапно привлекает снежно-белая сова. Точь-в-точь такая, как в кино. И когда она поворачивает свою голову и лупает огромными глазищами, я понимаю, что она — моя!

Сова стоит пять галеонов.

— Хедвиг, — говорю сове. — Тебя будут звать Хедвиг. Ну, или Букля по-русски. Как тебе больше нравится?

Но вместо того, чтобы ласково меня ущипнуть за палец и обрадоваться, сова одаряет меня презрительным взглядом и поворачивается спиной.

Вот тебе и Хедвиг…

* * *

— Вот, это сова, — водружаю клетку на стол. — Ее зовут Хедвиг. Или Букля, по-русски.

— Красивая, — говорит Ирина Кларк, вглядываясь в птицу, но потом вдруг улыбается. — Мисс Гонт, так это ведь самец!

Самец?

— Самец? — хлопаю глазами.

— Ага, — подтверждает моя гувернантка. — А вам что, не сказали?

— Нет, — теряюсь. — А должны?

— Ну, обычно говорят… Видимо, ему не нравится, что вы его самкой считаете.

— Извини, — говорю сове. — У тебя на лбу не написано. Эм… если ты не Хедвиг, тогда кто? Может, Гизмо? — вспоминаю имя совы, игравшей Хедвиг в «киноне».

Сова искоса глядит на меня, выражая еще большее презрение, но, вздохнув, разворачивается.

— Привет, Гизмо, — еще раз говорю сове. — Я не хотела.

Сова пожимает плечами. Я не знаю, как она это сделала, но у меня возникло именно такое чувство.

— Будем дружить? — интересуюсь у Гизмо.

Сова издает какой-то то ли фырк, то ли хрюк, который я могу истолковать только как «посмотрим»

Ну, «посмотрим» — значит, посмотрим.

Я — человек ленивый. Мне лень таскаться по Хогсмиду, поэтому я делаю просто — отправляюсь в маггловский Лондон и покупаю себе велосипед. Обычный, женский — в мантии на нем можно удобно ездить. Современные велосипеды рассчитаны на то, что на нем будут ездить женщины в длинных платьях, и поэтому цепь и заднее колесо защищены специальным протектором.

И обходится мне это счастье аж в сто пятьдесят фунтов.

К велосипеду идет насос для подкачки шин.

— Если сломается, привозите, мы починим, — говорит продавец.

— Спасибо, — киваю. — Если понадобится, обязательно.

Мое появление с велосипедом в магической части Лондона вызывает у встречных магов полный когнитивный диссонанс. Когда я пропихиваю «велик» в камин, — а «компакт», зараза такая, уменьшил его всего лишь наполовину — на меня смотрят, наверное, все находящиеся в почтовом отделении маги, придерживая челюсти, чтобы не упали. И точно такую же реакцию я встречаю, вывалившись из камина в Хогсмиде.

Гордо задираю нос, не желая признавать собственную неполноценность, о чем ясно читается в глазах всех наблюдателей, выволакиваю «транспортное средство» на улицу, увеличиваю и с довольным видом педалирую домой.

Встреченные мною маги шарахаются в разные стороны.

Черт, кажется, я не подумала о реакции окружающих… Ну да ладно, поздно пить «Боржоми»…

Переживу, что уж тут...

Мое появление с велосипедом вызывает шок и у домашних.

— Мерлин, хозяйка, что это за артефакт?! — изумляется Хорси.

— Эм… велосипед? — проявляет догадливость Ирина Кларк.

— Именно, — соглашаюсь.

— Ужас, зачем вам это? Оно же маггловское?! — переходит на русский гувернантка. — Мисс Гонт, вы же маг!

— Маг я или не маг, а пешком ходить мне лень, — затаскиваю «велик» на террасу, — до Хогвартса полтора часа ногами, а я не люблю уставать.

Ирина Кларк недовольно поджимает губы, всем своим видом показывая, как она не согласна с моим решением, а Хорси остается рядом, разглядывая мой «транспорт».

— Придумают же… — бубнит она, но притрагиваться не решается.

* * *

Делаю подсчеты. Кларк мне обойдется в 2184 галеона в год. На питание мы тратим примерно галеон день на всех, причем если покупать продукты в маггловском Лондоне и без особых изысков. Еще 365 золотых. Ладно, 500 — ведь и праздники есть, да иногда хочется и покушать вкусно, в тех же кафе. Дороже обходится «резервный фонд» — всякие зелья с расчетом на будущие простуды и Костеросты для малышей — они бегают, и, возможно, что-нибудь будут ломать. На это я планирую в бюджете 1000 галеонов.

Одежда и обувь на детей, да и на меня — еще пятьсот. И, как ни прискорбно, приходится брать зачарованные вещи — обычные маггловские на Раймонде и Томе «сгорят» — дети растут, причем Том за полгода умудрился вытянуться аж на пять сантиметров, Раймонд — на шесть. Да и Ральфу нужно что-то менее энергозатратное в уходе — аналог магических памперсов, например. Все же маги — народ изобретательный. У них много придумок, аналог которым магглы создадут только в конце ХХ — начале XXI века.

Аренда дома — 250 галеонов.

И еще 1000 галеонов — неприкосновенный запас.

В итоге получается примерно 5450 галеонов. У меня в запасе — 7288 галеонов, 5 сиклей и 24 кната. К концу года у меня останется 1850 галеонов, если не меньше.

Занятия с Долоховым мне приносят — пока еще приносят — 15 галеонов в неделю. До начала учебного года остается 8 недель, итого 120 галеонов. В Хогвартсе мне обещают платить 80 галеонов в неделю — итого 40 учебных недель, 3200 за год. К концу года у меня едва наберется 5150 галеонов, с учетом нынешнего запаса. А еще через год мне придется думать, откуда брать денег.

Гильдейский заказ приносит мне 15-20 галеонов, но его выполнение требует от одного до трех дней кропотливого подсчета итераций — большая часть заказов такие. Но это я делаю с утра до вечера, не отвлекаясь на преподавание. Скорее всего, я смогу выполнять не более одного заказа в неделю. Значит — если брать по минимуму — еще 15 галеонов за неделю, но уже 52 недели — в итоге у меня будет чуть меньше шести тысяч. С учетом запаса.

Черт, дайте денег!

И еще долг Гильдии… Год назад Вектор упоминал про четыре с половиной тысячи, сейчас не знаю. Хорошо, что он мне помогает дом оплатить, но это все равно меня не спасет через полтора года. Клянчить у него еще? Да я лучше огород разобью и картошку буду выращивать, как тогда, в первый год П.П., в смысле — «После Попадания».

Кстати, огород.

Сейчас в огороде что-то делать поздно — июль-с. Со следующего года можно купить овощей… и, возможно, каких-нибудь животных. Тех же кроликов, ведь кролик — это не только ценный мех, но и…

Только с огородом есть некоторая проблема — хотя я и мечтала, когда попала в Поттериану, чтобы взмахом палочки вскапывать огород, это не получится. Если я при помощи магии обработаю землю, на земле этой ничего, кроме магических растений расти не будет, а обычные растения приобретут необычные свойства, большей частью ядовитые. Вот урожай можно собирать палочкой… но опять же — есть ограничения. Урожай потом сложно будет поддаваться Консервирующим Чарам. А у меня и так с этими Чарами трудности, так что не факт, что из меня получится Великий Огородник.

Так что магам огородики копают рабы. Если не свои — то нанятые у хозяев за несколько сиклей плюс жрачка. Но Хорси мне не вскопает четверть акра, которые десять соток… или вскопает? Хотя тут земля такая… целина, можно сказать. Из «окультуренной» — рядок клумб у дома.

Внедрять прогрессивное «огородоводство»?

Впрочем, почему бы не завести кроликов сейчас? Хорси вполне справится с уходом и чисткой клеток, не все же ей у плиты плясать да детям сопливые носы утирать. Да и малышам полезно знакомство с «животным миром». Пусть даже и в лице… или в морде… кроликов.

Озвучиваю эту мысль после ужина Хорси.

— А как скажете, так и будет, — пожимает плечами негритянка. — Я, правда, кроликов никогда не обхаживала, с курами привыкла. У прежнего хозяина куры были, яйца на завтрак свежие любил. А ежели вы кроликов заведете да скажете, как с ними надо, то сделаю.

А что я про кроликов помню? Кормить их надо, да воды давать. Содержать в темном сухом теплом месте, без сквозняков и луж. Любят сено, траву, зерно. Значит, простая сараюшка им не подойдет — надо строить крольчатник, про который я слабо знаю. Я даже кур, если честно, содержать не умею — помню что-то из прошлой жизни, где родители в деревне пытались разводить цыплят. Правда, их инициатива далеко не ушла — куры били яйца, соседская собака давила кур… так все куры в суп и ушли.

Или все-таки огород?

Десять соток — это много. Но полезной площади — не очень. Стоит дом, в углу участка растет огромный вяз, вокруг — кусты. Их можно выкорчевать магией…

Пока раздумываю, стоя среди этих же кустов, калитка открывается, и в нее протискивается девочка лет двенадцати, в школьной мантии с красной нашлепкой на груди, волоча за собой сундук и клетку с совой.

— Ой, здравствуйте, мисс Гонт, — говорит она на мой молчаливый прищур. — Я Мария Кларк… Мама сказала, что она теперь у вас работает и живет… вот, я и пришла сюда. Я ведь правильно пришла, вы мисс Гонт?

Бл…! Точно. У моей гувернантки же есть дочь! А где ей жить, ежели не с мамой?

— Да, Мария, — перехожу на русский. — Рада тебя видеть. Проходи в дом. Мама уже прибыла.

— Ой, так вы русский знаете! — восторгается девчушка точь-в-точь, как ее мама двумя днями ранее, но в голосе слышится сильный акцент. — Вот здорово! Я никогда не видела русских, и буду рада говорить на родном языке моей мамы!

— Мари! — на крыльце появляется моя гувернантка. — Ты прибыла, дорогая! Почему так поздно? Мы ждали тебя еще утром!

— Ой, мам?! — девочка косится на меня, но затем переходит на французский и резво начинает щебетать. Что — понятия не имею. Слышу только пару-тройку знакомых слов.

Впрочем, у меня другие заботы.

Кустарник — нафиг. Вяз пусть остается, а вот ненужную растительность с огорода надо бы поубирать.

Выдергиваю пару ближайших кустов…

* * *

Спустя полтора часа возни в огороде я понимаю, что в Гербологии тоже бывают сильные и слабые маги. Казалось бы, что разница должна быть в способности выращивать растения… Ан нет. Хороший и сильный Герболог способен выполнять те же действия, что и слабый, только у слабого сил уходит немеряно больше.

Кусты выдираются лишь после третьего заклинания. Трава с первого, но максимальный участок, который я могу захватить — примерно круг с радиусом в десять сантиметров. Таким «клеванием» умудряюсь обработать лишь полсотки.

Оглядываю дело рук своих.

Земля перекорежена, ничуть не ровная. У забора валяется копна выдранного кустарника и травы, демонстрируя куски земли на корнях.

Да, это работа не на день и не на два.

Компостную яму сделать, что ли?

Но если яму и делать, то у нее название «яма» — образное. «Яма», насколько я помню, приподнята над землей, чтобы из нее было удобно черпать компост…

Так, стоп, Лина. Какая, к черту, приподнятость? Ты ж маг, тебе не надо наклоняться, чтобы компост черпать!

Решаю выкопать яму.

Мысленно делю участок на четыре четверти, «квадранта», как в алгебре. В первом квадранте у меня дом с клумбами, в третьем — вяз с кустарниками, а вот во втором и четвертом — земля с травой. Третий квадрант граничит с соседским участком, второй — с пустырем. Первый и четвертый идут вдоль дороги.

И я точно знаю, что сосед меня не будет любить за компостную яму.

Прикидываю расположение еще раз… И намечаю яму аккурат на границе третьего и второго квадранта. До соседа вонь не дойдет, а хорошей земли не заденет.

Слава Мерлину, Анне Лестрейндж и Матери нашей Магии! Раскромсать траву на мелкие, не больше полусантиметра кусочки, требуется едва ли минут пятнадцать. Кустарники точно так же превращаются в «салат» с неменьшей скоростью. Часть травы режу подлиннее, еще часть — еще длиннее, чтобы она не прилегала плотно, позволяя воздуху доходить до всех мест, создавая перегной.

А вот яма… а вот земля…

Глина обнаруживается в семи сантиметрах от поверхности. Интересно, как вяз умудрился вырасти в такое роскошное дерево? Они же на плодородных только почвах растут… Впрочем, пофиг.

Выкапываю яму в полметра глубиной, полтора метра в длину и метр в ширину. Похоже на маленькую могилу, ну да ладно.

Правда, чего я выращу на семисантиметровом грунте качества ниже среднего?

Укладываю порезанную траву…

В обед за мной приходит Хорси.

— Хозяюшка, обед поспел! Я уж вас обыскалась.

— Чего искать, я тут, — убираю палочку, оглядываю очищенный участок размером в сотку, — я тут еще неделю проторчу.

— А, кроликам дом будете строить, — понятливо кивает негритянка. — Хорошее дело, хорошее… А то ведь еще и ту девчонку кормить… а мы-то небогаты…

— Вот и поработаю для этого, — соглашаюсь. — А зимой тебе смотреть надо будет за ними. За кроликами, в смысле.

— А то ж! — соглашается Хорси.

Обед неплох. Хорси сделала неплохое рагу из овощей с мясом, куриный суп, а на третье — холодный морс. Самое то в жаркий июльский день.

Кларки пытаются вовлечь меня в ничего не значащую беседу, но у меня мозги заняты планированием и разбиением огорода. До сентября я должна привести огород в порядок, запасти кормов для «зайцев» и кур, подготовить почву к посадкам…

После обеда опять иду в огород.

— Мисс Гонт, — окликает меня детский голос, когда я обрабатываю еще кучу травы, — вам помочь?

Оглядываюсь. Посреди зарослей травы стоит Мария Кларк. В школьной форме, как пришла. Красная нашлепка на груди отсюда видна, как герб Гриффиндора. Вообще я бы и не поняла, что он гриффиндорский — уж больно не похож на привычный, из «того» мира, но красный и желтый цвета не дают ошибиться.

— Помоги, — соглашаюсь. — Только переоденься.

В глазах юной магички — полное недоумение.

— Зачем?

— Затем, что сок травы очень плохо оттирается что заклинаниями, что стиркой, — говорю. — Ты хочешь испортить мантию?

— Ну… — девочка оглядывает себя. — Все равно эту мантию мама продаст в комиссионном магазине.

— Тем более, — утираю пот со лба рукавом. — Возьми что-нибудь старенькое, а лучше маггловские штаны и рубашку. Проще будет шагать сквозь траву. И башмаки надень попроще.

— Ладно, — недоуменно дергает головой школьница. — Тогда я скоро вернусь!

Возвращается она спустя пятнадцать минут.

— Мама не хотела отпускать, — говорит она, недовольно вздернув подбородок. — Говорит, что я не буду Гербологом, поэтому мне не стоит возиться в земле.

— Ну, я тоже не Герболог, а вожусь, — опускаю палочку, и в яму укладывается следующая партия будущего перегноя.

— Ну, вам можно, так она сказала. Вы ведь были магглой… ой! — Мария хлопает себя по губам. — Я вам этого не говорила!

— Не говорила, — соглашаюсь. Испуг девочки слегка веселит. — Но дело вот в чем, Маша, — называю девочку по-русски, — дело в том, что этот огород может дать нам неплохое пропитание зимой. А на кучу народа я потрачу около шести сотен галеонов в год, а они, как ты понимаешь, на дороге не валяются.

— Но вы же Мастер! Вы можете заработать деньги другим путем! — не понимает Мария.

— Могу, — соглашаюсь. — Только ты видела Хорси? Когда я расчищу огород и приготовлю запланированные постройки, дальше им сможет заниматься простая маггла — почистить клетки кроликам или курам, насыпать корму. К Йолю у нас будут вполне себе бесплатные яйца и, возможно, бесплатные кролики, тушеные в сметане. А следующим летом я хочу здесь посадить ягоды и овощи, которые разнообразят наш стол. Сэкономлю денег — раз, а, во-вторых, пока этим будет заниматься Хорси, я буду работать уже по своей специальности.

— А… вы же Арифмант, да? — кивает девочка. — И будете у нас на следующий год преподавать!

— Да, — соглашаюсь. — Так, Маша. Давай покажу, что надо делать.

Мария Кларк прекрасно знает заклинания для обработки травы, и выдергивать ее у девочки получается не в пример лучше, чем у меня. Поэтому мы разделяемся — Маша траву выдирает, а я режу.

Общими усилиями к ужину доделываем еще две сотки.

Оглядываю участок. Такое чувство, что по нему проехал танк. Все перерыто, плодородная почва перемешана с глиной.

Ох, не сразу на Марсе яблони зацветут…

К ужину заявляемся, перемазанные грязью и соком травы. Хотя я и накладывала Очищающие на себя и Машу, все равно всего не оттереть.

Взгляд Ирины Кларк нечитаем. Она смотрит то на свою дочь, то на меня, а затем, поджав губы, уходит в дом.

Да плевать. Главное, чтобы детей воспитывала, как надо.

* * *

С огородом разделываюсь спустя два дня. Один раз пришлось прерваться — неугомонный Долохов примчался на очередной урок, которые было прекратились из-за похорон и хлопот с переездом. И, разумеется, он опять завел свою волынку про свадьбу, посчитав настигшие меня невзгоды поводом усилить нажим. Но я уперлась руками, ногами, рогами и хвостом, так что Долохов остался ни с чем.

В огороде пришлось копать еще две ямы, и то туда с трудом влезло все, что я напихала. Мы прикрыли ямы трансфигурированными досками, которые сделала Маша. Она пообещала, что трансфигурация продержится неделю. И пообещала ее обновлять, пока мама не видит.

Молодец девочка, что говорить. У меня бы держалась дня три, не больше…

Но травы на огороде — мало. Надо еще сена для будущих кроликов, крупы… им и курам… Да и крольчатник построить…

Глины много — вот бы кирпичей наделать!

Только я не умею. Вернее, имею очень смутные представления о методе, причем маггловском.

Ирина Кларк на мой вопрос поджимает губы и качает головой.

— Разве что трансфигурацией, — говорит она.

Трансфигурация не пойдет. Иначе мне крольчатник раз в три дня придется строить новый.

В книжном в Косом — тоже ничего. Флориш пожимает плечами на мой вопрос, советует обратиться к кому-нибудь другому.

Иду к Вектору.

Вектор тоже пожимает плечами.

— Никогда не задумывался, Гонт, — говорит он. — Разве что если кого найдете. Понимаете, маги не делают кирпичей. Они используют камни для строительства. Или дерево. Но не кирпичи.

Потеряв надежду решить этот вопрос магическими методами, иду в Британскую библиотеку.

И после недели моих «научных изысканий» надежды разбиваются.

То, что я, неуч, приняла за глину — ничуть не глина, а какая-то хрень вперемешку -известь, глина, сама почва… Расти на ней ничего не будет, и кирпичей не наделаешь. Глину можно попытаться найти, сняв весь этот слой, но не факт, что получится.

Задумываюсь.

Может, как и делают маги, обойтись камнем?

Но с камнем тоже не срастается. Камни нужно искать — те, что валяются на дороге, не подходят. Можно купить у магглов, но это будет немало стоить.

А у меня денег нет, как у простоквашинцев.

Есть еще вариант — ограбить магглов, но это как-то сцыкотно. Кто знает, возьмут меня авроры или не возьмут? Вдруг у них вообще это дело обставлено очень и очень профессионально? Теневые Гильдии мне не пример — вон, в нашем мире и наркоту тоннами производят и продают, а попробуй рядовой гражданин в это дело влезть — натянут и прихлопнут.

Но на помощь, как ни странно, приходит Хорси.

— Так я знаю, к кому можно обратиться, — довольно говорит она. — К мистеру Байрону. Он, правда, не здесь живет, но мой прежний хозяин, когда кур решил разводить, к нему ходил. Тот ему за десять галеонов хороший курятник сделал.

Выяснение координат Байрона занимает еще два дня, но к середине июля у меня на участке высится каменный сарай, обитый внутри деревом для тепла. Откуда мистер Байрон нашел материалы — не мое дело.

Клетки для кроликов обходятся еще по шестнадцать сиклей за каждую, а их у меня пятнадцать. Я помню, какие должны они быть, поэтому предоставляю Байрону чертеж. Байрон, моложавый старичок лет пятидесяти, никогда не делал ничего подобного, потому и дорого.

В общем, сарай из камня оказывается солидным. С одной стороны курятник и огороженный штакетником небольшой выгон, с другой — кроличьи клетки, заделанные сеткой Рабица.

И все эта радость ждет своих жильцов.

Но жильцов нет, пока не будут готовы корма.

Собственно, купить зерно для пропитания — не проблема, но есть еще такое время, как зима, а зимой одним зерном их не накормишь. К тому же, насколько я помню, курам нужен кальций.

И, блин, если бы я знала… Выудила бы из памяти не только учебники математики, но и «Прикладное куро— и кролиководство».

Впрочем, что-то я помню.

Самое великое изобретение, которое будет непрерывно помогать мне в животноводстве — это Консервирующие Чары. Они могут сохранить продукт в первозданной свежести… но не всякий и лишь до определенного предела. Нечто похожее на наши консервы — протухнуть не протухнут, а вот насчет полезности — вопрос десятый.

Магические Чары — примерно такие же, но немножко с другими характеристиками.

Напрягаю память и выписываю на бумаге примерный рацион для кур и рацион для кроликов. Получается немного общего. Поскольку я в упор не помню, какую траву можно давать «зайцам» помимо полыни, крапивы, клевера и ботвы овощей, то решаю не брать кошеные травы — вдруг там будет что-то ядовитое? А из ядовитого я помню только аконит, который регулярно на лугах встречается.

Куры же нуждаются еще и в белковой животной пище — рыбной муке, остатках молочной переработки, костях.

После того, как я выясняю необходимые мне продукты, добыть игредиенты для будущего комбикорма — точнее, трех его разновидностей — для кур, для кроликов и для кур и кроликов вместе — плевое дело.

Как мне казалось.

Отходы после мясного и молочного производства нахожу на маггловской фабрике. Отведя глаза в прямом смысле слова, устраиваю в уголке цех первичной обработки — кости с ошметками мяса тщательно высушиваю до звонкого состояния, а потом дроблю в муку. Заклинаниями, конечно. На меня никто из магглов не обращает внимание, но мне того и надо. А ночью так тут вообще никого…

Спустя ночь в моем распоряжении тысяча сто фунтов, или почти пятьсот килограммов отличной мясокостной муки с очень маленьким процентом воды. Засыпаю продукт в мешки, и у меня выходит аж семнадцать с половиной мешков. После «компакта» плод моей бессонницы уменьшается в пять раз. Но я даже сто кило не упру.

Впрочем, что мне мешает наведаться сюда еще раз?

После третьего возвращения с очередным мешком Хорси озвучивает здравую мысль:

— Хозяйка, а что ж вы не аппарируете-то?

Вот. Век магом живи, а магглой помрешь. Я совершенно забыла в постоянном пользовании камином о такой прекрасной штуке, как аппарация. Маги ею не пользуются в быту в магической части слишком часто, поскольку то там, то там — антиаппарационные барьеры, дабы враг не пролез. А я ж к магглам-то хожу!

Притаскиваю последние два мешка, матеря себя на чем свет стоит, и отправляюсь в Министерство Магии.

Стоимость аппарационных курсов — двенадцать галеонов. Длятся они три месяца, и после них я могу сдать экзамен на аппарацию.

А экзамен этот сдается вместе со школьными…

Месяц назад.

Тем не менее, я решаюсь записаться на курсы, и…

Но к моему огромному неудовольствию, начнутся они лишь в апреле, в Хогвартсе.

Блин, ну что мне мешало учиться аппарации раньше!!!

* * *

И помощь приходит оттуда, откуда я не ожидала. Андрей Долохов предлагает помощь своего сына Богдана во всей моей авантюре с кролями-курами.

— Ему будет полезно, — выносит он вердикт.

С помощью Богдана Долохова дело идет намного быстрее. Он помогает мне найти луг с клевером, советует другие травы — люцерну, лебеду.

Появление его в моем доме вызывает у Кларк нездоровый ажиотаж. Она наряжает свою дочь каждый раз при визите в новое платье, сооружает прически, заставляет вести себя идеально. Постоянно хвастается ее успехами… в общем, сватает, хотя девочке едва тринадцать исполнилось.

Долохов же на нее не глядит совершенно. Что логично. Даже я, будь мужиком, на малолетку не глядела бы — доска, два соска.

Моя совместная с ним работа вызывает у гувернантки злые искры в глазах, которые, однако, она умело скрывает.

Ну да, ну да…

Долохов помогает мне так же купить и перевезти зерно у магглов — берем по четыре мешка пшеницы, ячменя и кукурузы.

К концу июля мы разбираемся с кормами.

В шести коробах, который мне соорудил все тот же бессменный Байрон, тезка английского поэта, под чарами Консервации ждут своего места в желудках у кроликов или зобах у кур полторы тонны отменного комбикорма в гранулах. Над каждым из них я сооружаю картинки-инструкции для Хорси, поскольку помню, что она читать не умеет.

И заселяю новых жильцов в крольчатник и курятник.

Кроликов с курами я покупаю у магглов. Куры голенастые, но продавец уверяет, что они отлично несутся. Кролики — обычные серенькие невзрачные «зайцы». Впрочем, мне не нужны «великаны». Хотя бы такие, попробовать-потренироваться.

Но покупаем мы только половину, ибо денег нет. Вдохновленный моим примером воровства на мясокомбинате, точнее, на небольшом заводе по производству колбас, Долохов предлагает мне «спионерить» остальных у тех же магглов. И активно в этом помогает.

С хихиканьем аппарируем в Хогсмид, обнимая два мешка, в одном шевелятся куры, в другом — «зайцы».

— Если результат тот же, зачем платить больше? — философски заключаю я, запихивая ворованную живность в клетки.

— Именно, мисс Гонт, именно! — улыбается Долохов.

С Чарами Консервации, однако, приходится немного переигрывать. Они накладываются на определенный объем, и если оттуда что-то достать — спадают.

Расфасовываю корм в глиняные горшки с притертой крышкой. И на каждый горшок — Чары.

Дело это занимает с помощью Маши Кларк, Долохова и Хорси еще день. Хорси и Маша фасуют и запечатывают, мы же с Долоховым консервируем.

Только участие Долохова в процессе «сельского хозяйства» сподобило мою гувернантку разрешить дочери возиться с комбикормом. А так все, что связано с землей, животными и прочими «крестьянскими» занятиями, вызывает у миссис Кларк гримасу презрения. А цветы, что она выращивает… ну как выращивает — Хорси их садит, поливает, пропалывает, а она лишь изредка машет палочкой над ними.

Но растут они, правда, мощно. Розы — на загляденье.

Перекапываем огород. Как я помню из прошлой жизни, глубина почвы в грядке должна быть два штыка лопаты. При этом хотя бы раз в пять-шесть лет надо верхний слой на глубину штыка снять, затем нижний перекопать еще на штык и потом уже вернуть землю. Так как у меня вместо нормальной почвы — глинистая хрень, то приходится таскать землю вручную изо всех уголков Британии, таясь от магглов и от дамоклового меча Статута.

Я очень боялась, что у нас не получится — ведь мы работаем магией, но Долохов успокоил, уверив, что к Йолю все чары ослабнут и спадут, и к лету мы получим нормальный огород, ничем не хуже сделанного ручками. Правда, по весне его снова надо будет перекопать, но это уже дело весны…

«Глинистую хрень» утаскиваем подальше и тупо выбрасываем.

Эх, владелец дома меня за такую землю будет не то, чтобы любить, а на руках носить… хотя, если учитывать, что он участком почти не занимался, то вряд ли.

Тот же Долохов подсказывает, что можно купить зелья, улучшающие качества земли, но я отказываюсь — они магические, и растить с ними овощи нельзя. А ждать, пока магия выветрится — так и свойства они свои потеряют.

Еще мы натаскиваем навоза — с какой-то маггловской фермы. Ух, удивится же фермер, увидев полное отсутствие следов жизнедеятельности своих коров! Вот откуда легенды про ведьм, ворующих навоз, идут!

Укладываем слой плохо готового компоста, жирно сдобренного навозом, укрываем натасканной плодородной землей. И поливаем гербицидными зельями. В отличие от маггловских, они будут действовать лишь до конца сезона, а на следующий год я смогу посадить уже хоть что — будет расти.

Все наши манипуляции не проходят незаметными. Около нашего забора регулярно ошиваются маги всех видов и мастей, пытаясь разглядеть сквозь ветки кустов и щели, чем же мы занимаемся. Раскопки земли вызывают у них…

Точнее, вызывают мне.

Авроров.

* * *

В один прекрасный день, когда мы с Долоховым уже засыпали треть огорода и машем палочками, засыпая остальную землю на подготовленное место, в калитку входит знакомый мне уже аврор в красной мантии — Гарри Говардс.

— Кхм. Добрый день, мисс Гонт.

— О, добрый день, мистер Говардс, — здороваюсь с аврором. — Рада вас видеть. Чем обязана визиту?

— Вашим соседям, — сдает с потрохами осведомителей Говардс. — Они тут сообщили, что вы Темный Ритуал проводили, теперь последствия уничтожаете.

Видимо, мое лицо очень красноречиво. Говардс хохочет, кивая.

— Да, я так и подумал. А вообще — чем вы тут занимаетесь и с кем? Что мне в отчете написать?

— Эм… — вовремя спохватываюсь. — Это Богдан Долохов. Он… гм… мне помогает. А занимаемся мы огородом. Точнее, подготовкой почвы под посадки на следующий год. Богдан, это Гарри Говардс, аврор.

— Очень приятно, — кивает Богдан.

Мужчины коротко пожимают друг другу руки.

— Хм, никогда такого не видел, — Говардс смотрит под ноги. — А что это вообще? Зачем?

Все-таки он при исполнении.

Объясняю про навоз, перегной, про плодородную почву…

— А зелья ж чего? Купили бы в Гильдии Зельеваров, — недоумевает Говардс.

— Так они для магических растений, а я картошку с помидорами планирую посадить, — просвещаю его. — Если ждать, пока магия выветрится — так и смысла тогда от зелий не будет.

— Хм, — многозначительно заключает аврор, ковыряя носком сапога прослойку компоста. — Маггловское изобретение?

— Ага, — соглашаюсь.

— Как и то странное сооружение на двух прозрачных колесах, на котором вы по Хогсмиду рассекаете?

— Ага, — смущаюсь. Все-таки аврор. Все знает.

— Соседи косо смотрят. У нас так не принято, у нас на метлах летают в таком случае, — поясняет он. — Смотрите, ваши чудачества хороши лишь до определенного предела. А потом могут уже… ну, вы сами должны понимать, не девочка-школьница.

Метлы! Метлы, люди!!! Вместо «великов» нормальные маги используют метлы! Не «лисапеды»!

Век магом живи, магглой помрешь.

А насчет соседей… Да, это точно. Сперва смеются, потом боятся, потом ненавидят и… вредят. Надо как-то… менее выделяться, что ли…

Аврор, тем не менее, копается в земле еще минут пятнадцать. Выкапывает пару ямок там, где мы с Богданом уже засыпали, пару ямок — где еще нет. Проводит палочкой, что-то хрюкает себе под нос.

Так же не избегает его внимания наш «живой уголок». Проверяет клетку с курами, кроликами. Вскрывает пару горшков с комбикормом, нюхает содержимое и даже пробует на зуб. Но, в отличие от наших «ментов», возвращает все на место, заделывает крышку и даже накладывает Консервирующие, что слетели при его вмешательстве. Я обмираю, полагая, что аврор определит, что куры и кролики ворованные, но обходится.

Для успокоения нервов и совести приглашаю аврора в дом, где он тут же забирается в подвал.

— Ну что, мисс Гонт, — говорит аврор, выбравшись на свет. — Проверку мы провели, все у вас хорошо, тихо и спокойно. Так вашим соседям и скажу, что у вас новый метод огородничества… из России. Вы ведь оттуда? А ваше русскоязычное окружение будет хорошим аргументом.

— О, вы очень меня выручите! — говорю аврору.

— О том, что метод маггловский, знать никому не обязательно, — добавляет аврор. — Ну, сами понимаете.

Эх, учиться мне еще и учиться… Жизни. Тридцать семь лет прожила, а ума не нажила.

— Конечно, понимаю! — уверяю Говардса.

— Вот и хорошо. Не влипайте больше в неприятности! — желает мне Гарри Говардс на прощанье.

Во время визита аврора моя гувернантка не выходит из комнат, и после тоже, сказавшись больной. И Машу зовет к себе, требуя сидеть рядом.

Разумно, ежели не хочет, чтобы аврор связал ее со мной или возможными «темными делишками» в буквальном смысле.

И мне это не нравится. Слишком уж Ирина Кларк чопорная, разграничивающая мир на белое и черное, причем не понимающая, что мир не только не черный и не белый, но даже и не серый, а так — в камуфляжную кляксу. Один человек может быть местами белый, местами серый, местами черный.

Как я.

Впрочем, меня это мало волнует. После окончания трудов праведных на приусадебном участке я принимаюсь за написание программы для деток в Хогвартсе. С Ириной Кларк мы встречаемся только за едой, причем постепенно наш распорядок скатывается до простого трехразового питания. Ирина пытается ввести пятичасовое чаепитие, как у англичан, пытается заставить меня приглашать подруг… Но мне не до «подружек». Да и нет у меня никого — Анна, единственная из всех магичек, которую я могла бы назвать подругой, мертва, а у меня других дел хватает, нежели пустопорожних занятий.

Я понимаю, что Ирина Кларк планировала стать гувернанткой в богатом доме, ходить в светлых мантиях и, отставив мизинчик, обмениваться любезностями со своей работодательницей и поучать детей, что вилку держат в левой руке, а ложку в правой.

Но мир ее жестоко обломал — ее работодательница, мало того, что маггловоспитанная особа, еще и не особо желает придерживаться магической культуры, таща в дом то велосипед, то «прогрессивное огородничество». Да и сама, будучи Мастером-Арифмантом, копается в грядках, разводит кроликов и кур.

И вовсе не желает признавать, что «велосипед — это ужасно», а утверждает, что вполне себе даже удобно, не понимая, что «онжемаггловский»!

Ну, вспомнила бы о метле, купила бы ее. И даже летать научилась бы…