Трудности перевода (джен)

Сегодня я пришёл к самому началу ужина, и у меня есть время посидеть и понаблюдать за всевозможными гостями, собравшимися сейчас в Имладрисе. Гномы, хоббиты, люди — нечасто здесь у нас такое разнообразие. И ещё лесные эльфы — как я мог забыть лесного эльфа, сына Трандуила? Эльф — но не такой эльф, каких я знаю, а ведь раньше думал, что мне о них известно всё.

Смотрю, как он пересекает зал, лавируя в шумной толпе. Он выглядит решительным, на чём-то сосредоточенным, и через некоторое время я понимаю, что ему нужен тот самый гном, Гимли. Интересно, зачем? Сегодня утром случайно увидел их ссору, и мне казалось, что Леголас должен бы избегать гнома, а не специально его высматривать. Что-то мне подсказывает, что дело не кончится добром, и я понимаю, что оказался прав, когда он останавливается перед Гимли и начинает говорить:

— Гном.

Морщусь от этой резкости. «Назови его по имени, Леголас!» — думаю про себя, но затем понимаю, что он может даже не знать этого имени. Вспоминаю неурядицу, что произошла с Леголасом сегодня утром, его полное непонимание простейших вещей, и гадаю, не стоит ли принять участие в их разговоре. Но я слишком далеко, к тому же за столом. Если сейчас встать и подойти к ним, вмешательство окажется чересчур явным.

— Что тебе надо, эльф? — Гимли тоже отвечает грубо. Видно, что он не забыл и не простил Леголасу утреннюю сцену. — Ты пришёл извиниться за утреннее оскорбление? Если нет, то мне не о чем с тобой говорить.

Леголас наклоняет голову, и я замечаю лёгкое недовольство на его лице.

— Я хотел бы поблагодарить тебя, — говорит он.

Гимли явно в замешательстве. Я тоже. За что Леголас его благодарит? За кучу испорченных стрел, которые наверняка пришлось полдня приводить в порядок?

— За что ты меня благодаришь? — спрашивает Гимли. — Разве за то, что обратил внимание на твою грубость и скверные манеры?

Леголас снова приводит его в замешательство яркой улыбкой, просто ослепляющей своим сиянием, но дальнейшие события всё портят.

— Я готов закрыть глаза на то, что ты сделал с моими стрелами, — он добр и великодушен в своём прощении, но на лице Гимли написано явное недоверие, — и благодарен тебе за похвалу. Хочу, чтобы ты знал, что я высоко оценил её.

Леголас прикладывает кулак к груди и отвешивает короткий поклон. Знаю, что это знак уважения, но опасаюсь, не издевается ли эльф, потому что хвалить его Гимли и не думал, это уж точно. Да что вообще этот Леголас творит, здесь, посреди зала, перед всем честным народом? Он должен понимать, что Гимли отреагирует на такую издёвку очень агрессивно. Он что, нарочно злит гнома?

Разумеется, тот совсем не рад, и ответ не заставляет себя ждать.

— Похвала?! — рычит Гимли, вставая перед Леголасом. — Я никогда тебя не хвалил, потому что никогда не встречал среди эльфов подобного невежу! Ясно, что яблочко от яблони недалеко падает!

На лице Леголаса появляется удивлённое выражение. Я видел похожее, когда объяснял этим утром гномье предложение мира на вестроне. Не знаю, чего хотел добиться эльф, начиная этот разговор, в одном уверен: обидеть Гимли он не хотел. Но, к сожалению, всё-таки обидел.

— При сильном ветре может упасть и далеко, — отвечает он гному, и я пытаюсь понять, что вообще имеется в виду. Затем мне становится ясно, что слова Гимли насчёт яблочек и яблонь поняты буквально. Увы, я слишком долго медлил, и разыгрывающаяся перед нами комедия ошибок грозит перейти в трагедию. Отталкиваю стул, встаю, но уже поздно: гном разъярён.

Он набрасывается на Леголаса, и прямо здесь, в зале, перед нашими глазами моментально разворачивается жуткий скандал. Элронд уже вскочил на ноги, Гэндальф — тоже, но они, как и я, слишком далеко и не с той стороны стола, чтобы прекратить это безобразие. Зато Глорфиндел рядом, он как раз вошёл в зал, и ему хватает нескольких торопливых шагов, чтобы оказаться в самом центре событий. Все расступаются перед ним как по волшебству: никому не хочется оказаться на пути разгневанного Балрогобойца, а сейчас он явно в гневе.

Не успеваю моргнуть, как он уже хватает Леголаса за шиворот, пока отец Гимли удерживает своего сына, молотящего кулаками воздух.

— Прекрати! — кричит Глоин. — Не опускайся до уровня сына Трандуила!

Леголас бьётся в захвате, он уже не в замешательств, на лице его чистая ярость. Он выглядит как взбесившееся лесное существо, дикое, как… Как лесной эльф в рассказах нолдор. Но Глорфиндел держит его крепко и вырваться не даёт.

— Спокойно, Трандуилион, — шипит Глорфиндел. — Не знаю, как там тебя воспитывал Трандуил, но здесь, в цивилизованном обществе, так себя не ведут!

Леголас вздрагивает, его щёки краснеют, но, по крайней мере, он перестаёт вырываться, и Глорфиндел уволакивает его подальше от гнома, через всю комнату, к моему стулу. Мы все облегчённо вздыхаем: этих двоих наконец-то удалось растащить.

— Орофер, по крайней мере, использовал свои невеликие запасы ума, чтобы сдерживать собственную дурость на поле боя, — Глорфиндел говорит негромко, но весь зал слышит его слова, я же вижу, как Леголас широко распахивает глаза и смертельно бледнеет.

— Проследи за ним, Арагорн, — обращается ко мне Глорфиндел, силой усаживая Леголаса на пустой стул рядом со мной. — Ради всех нас — обеспечь, чтобы он вёл себя прилично.

Только этого мне и не хватало. И почему он выбрал именно меня?

— Глорфиндел, ты хватил через край. Тебе следует выбирать выражения, — Гэндальф явно недоволен. Все знают, что ему чем-то нравится Леголас, хотя многие не понимают, чем именно.

— А тебе, пожалуй, следует повнимательнее выбирать любимчиков, потому что этот мальчишка не может и носа высунуть из своего леса, чтобы не влипнуть в историю. Даже не знаю, почему это меня так удивляет. Это же видно сразу, — отрезает Глорфиндел и шагает к своему месту рядом с Элрондом.

А я остаюсь с Леголасом.

Он сидит рядом сгорбившись, на меня не смотрит, даже мельком ни на кого из нас не глянет. Изучает стол перед собой.

— Скажи, ну чего, чего ты пытался добиться? — спрашиваю негромко, наклонившись к нему.

Мне просто хочется выяснить причину недоразумения. Уверен, что бы он ни задумывал, ему не хотелось устраивать драку при всём честном народе. Но, пожалуй, мои слова звучат как обвинение, и ему это явно не нравится.

— Почему ты думаешь, что это твоё дело? — огрызается он со всей злобой, которую ему наверняка хотелось выплеснуть на Глорфиндела и гнома, и на этом наша беседа, если её можно так назвать, подходит к концу.

Больше он ничего не говорит, а я не настаиваю, так что он ужинает в молчании. Правда, не столько ест, сколько тычет еду ножом и вилкой — каждый удар злее предыдущего. Он обижен и разгневан, а я не могу ему помочь. Он не позволит, даже если бы я знал как. Хотелось бы понять, что творится у него в голове.

Потом он уходит при первой возможности. Голова высоко поднята, спина прямая, как аршин проглотил, лёгкий кивок Элронду — и нет его. Отчаянно сожалею, потому что чувствую: что-то мы здесь недопонимаем.

Вечером сидим в кабинете Элронда и опять, уже в который раз, обсуждаем вопрос о представителе эльфийского народа в Братстве. Я уже почти потерял надежду на то, что мы договоримся, и ловлю себя на мысли, что лучше будет отправиться в путь вообще без всяких эльфов.

— После сегодняшней возмутительной сцены всем ясно, что мы не можем всерьёз рассматривать кандидатуру сына Трандуила, — высокомерно заявляет Глорфиндел. Его слова адресованы Гэндальфу, который с самого начала, к огромному удивлению остальных, решительно выступал за Леголаса.

— Единственное, что нам всем ясно, — отвечает Гэндальф, — это то, что у тебя, Глорфиндел, слишком тяжёлая рука.

Гэндальф в плохом настроении, и я уверен, что драка в большом зале ему радости не прибавила.

Глорфиндел возмущается, ощетинивается, но прежде чем он успевает начать тираду, после которой дела наверняка станут ещё хуже, в разговор с тяжёлым вздохом вмешивается Элронд. Кажется, ему эти обсуждения надоели так же, как и мне.

— Гэндальф, ты должен признать, что Леголас с Гимли не уживётся, и их ссоры поставят под удар всё наше дело. Я знаю, ты хорошо к нему относишься…

— Он подходит нам лучше всех, его юношеский задор ещё сослужит нам добрую службу, — Гэндальф менять точку зрения не собирается. — Кроме того, он хорошо умеет сражаться и сопротивляться тьме. И вы забываете, что я тоже буду с ними и смогу удержать его и гнома от свар.

— Есть и другие, лучшие варианты, — возражает Глорфиндел. — Ради всего святого, Элронд, отправь кого-нибудь из близнецов, если уж не посылаешь меня.

Вот главная причина неистовых протестов Глорфиндела против Леголаса. Он сам очень хочет отправиться в поход. Но здесь я соглашусь с Гэндальфом. Влияние Кольца на лорда нолдор, такого могущественного, как Глорфиндел, может быть очень опасным. Он, как маяк, будет привлекать к нам назгулов.

— Близнецы никуда не пойдут, по крайней мере сейчас, — повышает голос Элронд. — Я уже высказался по этому вопросу.

Здесь он твёрд как алмаз с самого начала обсуждения. Не думаю, что он хотел бы укрыть сыновей от опасности, скорее наоборот, но ему было какое-то предзнаменование насчёт их участия. Подробностей он нам не сообщает, и это сильно расстраивает Глорфиндела. Честно говоря, меня тоже, потому что в нашем походе я бы предпочёл компанию близнецов всем прочим.

Решаю высказаться. Я нечасто вношу свой вклад в эти обсуждения, предпочитая оставить споры об эльфийской политике другим, но чувство сожаления, появившееся за ужином, никуда не ушло. Я не могу избавиться от тревожной мысли, что мы несправедливы к Леголасу.

— Не верю, что Леголас хотел проявить неуважение к гному сегодня вечером, — говорю я. — Возможно, это всего лишь недоразумение…

— Эстель, только не говори, что ты тоже подпал под очарование лесных эльфов! — с неверящим видом прерывает меня Глорфиндел. Но Гэндальф хватается за мои слова с энтузиазмом:

— В самом деле! — восклицает он. — Не всё бывает так просто, как кажется. Мы должны дать ему шанс объясниться. Разве он не заслуживает того, чтобы быть выслушанным?

— Всё как кажется, так и есть. Мальчишка некультурен и невежлив. И лучшее, что можно о нём сказать, это то, что он не знает, как себя вести, — Глорфиндел стоит на своём, но Элронд снисходительнее.

— Что скажешь, Эстель? — спрашивает он меня. — Выслушаем его?

— Скорее всего он просто в очередной раз опозорится, — ворчит под нос Глорфиндел, и этого достаточно, чтобы вывести Гэндальфа из себя.

— Да открой наконец глаза, Глорфиндел! — кричит он. — Не позволяй старым предубеждениям застилать тебе взор!

Элронд не обращает внимания на обоих.

— Эстель? — спрашивает он меня. — Ты нечасто берёшь слово. Так каково твоё мнение?

Все смотрят на меня, и оказаться под прицелом такого количества эльфийских взглядов — не самое приятное ощущение, хоть и привычное.

— Эстель? — он спрашивает снова, поскольку я всё ещё медлю с ответом. При всей своей предвзятости Глорфиндел прав: Леголас молод, неопытен, и его мысли для нас — загадка. Слишком многим мы рискуем, принимая в Братство ветреника и чужака. А ведь мне ещё придётся что-то решать с Боромиром…

Но мне всё-таки кажется, что мы несправедливо осуждаем Леголаса. Да и Гэндальф не просто так считается мудрецом, а ведь он смог что-то такое разглядеть в этом лесном эльфе…

Наконец я прерываю паузу:

— Я бы хотел выслушать его. Хотел бы узнать, что Леголас может сказать о своём поведении сегодняшним вечером.

Возможно, он докажет, что все мы ошибаемся.