Ученица мастера марионеток (гет)

Ночь уже стелилась над деревней, с каждым мгновением погружая её в свой мрак. Почти все жители сейчас тихо сидели по домам или другим уютным уголкам и предавались вечернему отдыху. На главной улице этой захудалой деревеньки почти совсем никого не было. Почти, кроме нескольких подростков, оживлённо о чём-то беседовавших. Но вскоре и эта беседа прервалась, как только они заметили чёрную тень, тихо скользящую по дороге.

— Тьфу, смотрите-ка, кто объявился! — разрушая тишину, поморщился один из подростков.

— Угу… Не иначе, как Нежить выползла, — фыркнула девочка, за пренебрежением скрывая пробуждающийся липкий навязчивый страх.

— Фуф, и впрямь Нежить, — прищурился ещё один, передёрнув плечами.

Тем временем тень обрела чёткие контуры, и стало ясно, что это девочка-подросток в тёмной изорванной накидке и не менее изодранном балахоне, напоминающем скорее погребальный саван… Глубокий капюшон полностью скрывал её лицо. Мертвенно белые босые ноги неестественно тихо и легко скользили по каменистой дороге, ещё более убеждая в том, что это создание явно не от мира сего. В руках эта фигура несла довольно ветхую, можно даже было сказать древнюю, книгу.

— Эй, Нежить! — набравшись храбрости, крикнул один из мальчишек.

Резкий окрик, видимо, всё же достиг ушей этого явления, так как странная девочка с книгой остановилась и повернула голову в сторону припозднившейся компании. Остальные ребята с недоумением смотрели на не в меру смелого товарища, но он был их негласным лидером, да и вообще внуком старейшины этой деревни, поэтому, глядя на него, они тоже подобрались и озлобленно уставились на объект всеобщих ненависти и страха.

— Проснулась, Нежить? — натянув на бледное лицо ехидную усмешку, окликнувший странное создание парнишка начал уверенно приближаться.

Девочка, названная Нежитью, даже не шелохнулась и, казалось, даже не заметила ни последней фразы, ни обидного обращения. Просто босое, мертвецки-бледное создание в чёрных лохмотьях… Стоящее, словно не живое…

— Проклятье, Нежить, ты что, глухая? — раздражённо поинтересовался у неё подошедший на расстояние вытянутой руки внук старейшины.

Ответа вновь не последовало. Девочка продолжала стоять, как ни в чём не бывало, смотря сквозь него вникуда…

— Эй, я с тобой разговариваю! — паренёк в порыве раздражения попытался схватить её за руку, но… Его пальцы ухватили лишь пустоту. А ведь он даже не успел заметить, когда она сделала шаг в сторону… — Нежить… — только и смог прошипеть мальчишка.

— Нежить, наш друг к тебе обратился, а ты ему не ответила! — зло сверкнув глазами, на помощь своему лидеру пришла миловидная белокурая девочка.

— А разве я обязана вам отвечать?.. — впервые прозвучал полный безразличия голос.

— Нежить, ты ведь в курсе, что тебе здесь не рады, так чего ты здесь ошиваешься? — вымученно усмехнулся ещё один паренёк, наконец-то также совладавший со страхом, присоединяясь к своим товарищам.

Вместо ответа Нежить перевела на него свои полные безразличия глаза цвета золота. Смерив всех троих взглядом, она сочла их менее интересными, чем качающаяся от ветра ветка ближайшего дерева.

— Да кем ты себя возомнила, Нежить? — губы белокурой девочки скривились в злобном оскале. — Книжный червь! — неуверенно выкрикнула она, ухватившись за первую попавшуюся на глаза деталь.

— Что ты из себя, Нежить, всё время умную строишь? — кривая ухмылка скользнула по губам внука старейшины. Он отчаянно храбрился, и злость застарелых обид, что слишком сильно не давала ему покоя, придавала решимости.

— Да она и сейчас с книжкой не расстаётся! — едко заметил второй, кивая на древнюю книгу в руках Нежити, в попытке поддержать оскорбление подруги. — Ты всегда её таскаешь с собой, когда появляешься на людях…

Пустой взгляд на мгновение коснулся говорящего и вновь вернулся к созерцанию вечного «ничто» за их спинами. Окончательно рассвирепевший от такого убийственного неуважения к его персоне внук старейшины протянул было руку, чтобы отнять книгу, но его запястье сжали тонкие, холодные, словно лёд, пальцы.

— А я смотрю, вы все горите желанием, чтобы и ваши имена были вписаны в эту самую книгу?.. — монотонно произнёс полный холода и безразличия голос, выделяя последние слова. Однако его владелица всё так же смотрела вникуда. — Вы хоть знаете, что это за книга?

— Слушай, Нежить, убирайся-ка отсюда! — истерично выкрикнула белокурая девочка, от такого заявления «жертвы» по её спине прошёл холодок. Она, к своему вящему ужасу, очень вовремя (ну или не очень) вспомнила, чем именно занимается их собеседница. — Ты всё равно лишняя в этой деревне! — храбрилась девочка, и, мысленно проклиная лидера за затеянную браваду, закусила губу.

Ответом для белокурой стали лишь едва заметная кривая усмешка и полный безразличия взгляд. Нервно заправив светлый локон за ухо, девочка из троицы храбрецов отчётливо поняла — объекту насмешек всё равно… Даже более того — если разговор продлится ещё немного, они вполне могут поменяться ролями. И кто знает, остановится ли эта гадость на словах или же… Не дай Боже, хоть что-то из тех страшилок про неё правда…

Однако вместо злобной тирады или нападения… Пальцы Нежити легко соскользнули с уже успевшего затечь от железной хватки запястья паренька. Так же молчаливо и спокойно это явление потустороннего мира сделало шаг в сторону и в следующий момент, слившись с ночной тьмой, исчезло из поля зрения подростков, позволив двоим из них с облегчением вздохнуть.

— Чёрт… — протянул внук старейшины, потирая запястье.

— Ничего не скажешь, она и в самом деле Нежить, — смахивая холодный пот со лба, отозвался второй из мальчишек.

— Да ну её, — встряхнула локонами девочка, пытаясь отогнать засевший глубоко в сознании страх. — Всего лишь книжный червь, не знающий ничего, кроме своих пыльных книг… — её губки болезненно скривились от тщетности собственной попытки убедить себя в том, что бояться нечего.

— Поганая Нежить, — злобно сверкая глазами вслед растворившейся в темноте фигуре и растирая запястье, прорычал внук старейшины. — Однажды ты заплатишь за всё! А вы… — взгляд маленького представителя местной элиты перешёл на товарищей. — Вы… Жалкие трусы! — выпалил он, но их лица отчётливо говорили, что лучше уж быть трусом, чем нарываться на неприятности с Ней. — Вы и впрямь верите в те бредни, что ходят об этой нищебродной твари?..

 

В мире моём есть только тьма:

Никто не желает видеть меня,

Никто не желает со мной говорить…

И мне остаётся во тьме одной быть.

 

* * *

Глаза цвета золота с безразличием проводили троицу подростков вплоть до того, как та скрылась из виду. «От этих глупых детей много шума и никакого толку, — покачав головой в такт собственным мыслям, странная девочка с книгой позволила выступить на своих губах горькой усмешке. — Абсолютно бесполезная информация. Кроме голословных угроз ничего и не может, бывший жиртрест. Но… похолодало, однако…» Плотнее запахнув сильно изношенную накидку, Нежить продолжила путь, попутно размышляя о том, как сильно менялись лица этих бесполезных людишек во время разговора: «Эти проявления эмоций… Они же бесполезны…» Тонкие пальцы с силой сжали истрепавшийся переплёт книги, что с виду казалась древней.

Живые люди… Такие глупые и нелогичные… Вот так всегда с ними… Страх и ненависть. Пожалуй, это единственные чувства, что испытывали жители этой деревеньки с тех пор, как узнали о её существовании. Из это правила было несколько исключений… Но и они были приправлены изрядной порцией отвращения… Перехватив свою книгу поудобней, странная девочка бесшумно свернула с освещённой редкими фонарями улицы в небольшой сквер и углубилась в небольшую рощицу, в который раз размышляя о том, что… А было бы иначе, если бы её семья не переехала в эту проклятую Богом деревню?.. Или на прежнем месте всё было бы точно так же?.. Вопрос был крайне сложным, и однозначного ответа на него Нежить до сих пор не могла найти. Впрочем, в её списке было довольно много вопросов такого плана, на которые она не была способна найти чёткий и рациональный ответ. Однако ей было известно лишь одно — за неё никто и никогда не станет заступаться… Она совершенно одна. Предоставлена только себе… И не нужна никому, кроме себя самой…

Босые ноги уверенно ступали в темноте. Сейчас её путь лежал к земле одного из самых безрадостных мест этой деревни — местному кладбищу. Весьма ироничным было и то, что это кладбище находилось не столько в юрисдикции деревни, сколько в её личном распоряжении. Распоряжении той, что все зовут Нежитью. Хотя живи она в другом месте и занимайся чем иным, её, возможно, и не прозвали бы так… Но это также был вопрос из числа «если бы»… А девочка не любила слишком углубляться в такого плана размышления. Куда привычней были чёткие цели и планы. Да и какой смысл от этих «если бы, то»? Абсолютно никакого. Свернув к воротам деревенского кладбища, Нежить не удержалась, и её взгляд скользнул по дороге, ведущей к её, так называемому дому. На губы странной девочки опять вползла кривая усмешка. И какой идиот построил дом в таком месте?.. Хотя скорее не идиот, а, наверное, учёный… Но вопрос об адекватности последнего тоже оставался открытым… Не зря же прямо в доме имелась покойницкая!

Мысль оказалась весьма интересной, но созданию, напоминающему призрака, некогда было прохлаждаться, и оно направилось в сторону, где должны были быть две свежевыкопанные могилы. Идти долго не пришлось, две приличные кучи земли были хорошо видны даже от ворот. Окинув работу пристальным взглядом, Нежить раскрыла свою книгу, и тонкий палец привычно заскользил по строчкам регистрационного реестра, сверяясь с данными. Всё верно. Всё готово. Отлично. Она тоже уже закончила. Осталось лишь дождаться гробы. Но Кёзо-сан уверял, что завтра утром привезёт их. Тогда… Уже завтра днём эти свежие ямы обретут своих постояльцев…

На сегодня работа была вроде как выполнена, и можно было вполне позволить себе немного расслабиться. Пока босые ноги сами несли девочку к месту, она мельком просматривала эпитафии на надгробиях. Прочитав очередное чьё-то мудрое изречение, Нежить внезапно задумалась — а что вот собственно она-то могла бы про себя сказать?.. В том, что для неё кто-то напишет эпитафию, девочка откровенно сомневалась. Да и о чём речь?.. Её всегда учили, что если придётся умереть, то нужно сделать это так, чтобы даже тела не осталось. Зачем?.. Этого она не помнила, а спрашивать было уже не у кого.

Однако мысль о возможной эпитафии отдавала почти ощутимым на языке островатым привкусом… И её определённо стоило развить. Просто интереса ради.

 

Связаны руки крепкой верёвкой

Обязательств, что были так ловко

Обвиты вокруг запястий моих.

Не слушать больше заветов ничьих?..

 

* * *

Позвольте представиться. Я — Нежить. По крайней мере, так меня все называют. Хм… Раньше… Кажется, это было уже давно… И уже не особо правда… Моё имя звучало как… А в самом-то деле как?.. Кажется… Мизуки… Хитоми… Да, Мизуки Хитоми. Я происхожу из старого угасшего рода шиноби⁽¹⁾ -медиков… Почему угас мой род мне никто и никогда не объяснял… Не имею ни малейшего понятия я и о том, каким ветром и по какой причине нас занесло в эту забытую Богом деревню… Но, по воле судеб мне именно тут и пришлось застрять…

Под «нас» я имела в виду себя, своих родителей и деда. А застряла я здесь… По одной простой причине. Оба моих родителя были действующими шиноби. А любой шиноби рано или поздно возвращается домой в глухо запечатанном свитке… Если вообще есть чему возвращаться… Вот так и вышло, что я осталась на попечении своего деда. Или вернее будет сказать — под его неусыпным контролем. Стоит признать, что контроль надо мною был всегда. Сколько себя помню. Каждый шаг, каждая минута… Всё было заранее спланировано и проверено, как я исполнила…

Глупо… Но свободу от этой тирании я обрела лишь благодаря смерти. Да-да. Когда все трое умерли. А я осталась одна. Вот так я и узнала, что нет чисто чёрного и чисто белого. Только оттенки черноты и тёмно-серый…

 

* * *

Босые ноги останавливаются у трёх надгробий с выгравированной на них фамилией — Мизуки. Три тщательно уничтоженных ею лично тела… Мизуки Юичи… Мизуки Таро… И Мизуки Маки. Тонкие мертвенно-бледные пальцы отирают грязь с каменных табличек. Вспоминать не хочется, но картины прошлого сами навязчиво встают перед глазами…

 

* * *

— Хитоми, подойди сюда! — звенящий в ушах окрик деда раздался из гостиной.

Отложив кисть, я прервала своё занятие каллиграфией и поспешила вниз. Символы всё ещё выходили очень криво, за что я уже не раз получала выговор от отца. Но сейчас меня куда больше беспокоил тон голоса старого хрыча — уже это давало понять, что случилось что-то очень серьёзное. В голове моментально промелькнула мысль о том, что я тут явно ни при чём… Я честно занималась да и всю положенную работу исполнила точно и в срок. Вероятнее всего виною его тревоги та птица, которую я слышала. Да, точно! Ведь именно с этой птицей приходили новости от родителей и поручения из Ивагакуры⁽²⁾.

— Хитоми, мне нужно уехать на несколько дней, — выпалил старый хрыч, стоило мне появиться в дверях. — Я дам знать надзорному, что меня какое-то время не будет. Так что тебя не должны побеспокоить…

Глядя на необычайно бледное потерянное лицо старика, я ощутила лёгкий укол странного холодного чувства. Случилось что-то явно из ряда вон выходящее. Сухие пальцы деда то и дело с силой сжимали небольшой кусочек бумаги… Зрачки были расширены. Кадык то и дело резко поднимался и опускался. Всё это могло говорить о крайней серьёзности ситуации.

— Хитоми… — трясущиеся пальцы старого хрыча накрыли опустевшие глаза. — Помнишь тот свиток с техникой дезинтеграции? — голос старика окончательно сел.

Я, молча, кивнула в ответ. Этот свиток не так давно меня заставили вызубрить наизусть. Однако… Если сложить всё, что сейчас происходит… Птица с запиской, которой пользовались шиноби… Состояние деда… И вот это упоминание о свитке… По спине сбежал холодок. Всё это означало лишь одно — в нашей семье поубавилось людей. И раз уж зашла речь о технике дезинтеграции… То отец мёртв точно. Не уверена, что старый хрыч стал бы так стараться ради мамы… Ведь она не была представительницей какого-то клана и не обладала улучшенным геномом… Для него она была лишь не особо важной деталью для продолжения древнего рода Мизуки…

— Хорошо… — едва слышно выдохнул дед, грузно опускаясь в кресло. — Повтори её ещё раз и приготовь всё необходимое для неё. Можешь идти, Хитоми… — небрежно махнул он мне рукой, прогоняя прочь.

Тогда я ещё не знала, что слышу собственное имя в последний раз… Немного постояв, я всё же решила уйти и продолжить прерванное занятие… Или же сразу перейти к новому поручению?.. Спрашивать о чём-либо сейчас было опасно — старик чего доброго мог сорваться и я бы получила наказание на абсолютно пустом месте… Что бывало не раз и не два… И чего мне очень и очень не хотелось.

— Мидори… Хироми… Хитоми… Таро…

Хрипло прошептал старик, стоило мне скрыться за дверью. Я резко остановилась. Из гостиной сейчас доносились хриплые всхлипы… Можно было с уверенностью сказать, что старый хрыч содрогается в рыданиях. Внутри опять стало очень холодно и как-то… очень пусто. Я иногда хотела, чтобы их всех не было… Чтобы меня никто больше не заставлял так усердно заниматься медициной… Но… Хотела ли я этого на самом деле?.. Или это был всего лишь мой детский каприз?.. Нет, я не маленькая! Они всё время твердили, что я уже взрослая. Но всё равно… Стало как-то очень нехорошо при мысли, что вот больше папы нет…

Но раздумывать об этом дальше, стоя у дверей, мне не дали шаги за дверью. Быть обнаруженной здесь я очень не хотела, а потому постаралась очень тихо и очень быстро скрыться из виду. Уже на лестнице я слышала, как скрипнула входная дверь. Как в ней провернулся ключ… И настала душная тишина…

 

Да, гений во мне замечен был рано…

Но на сердце моём кровоточащей раной

Остались все попытки его укрепить…

Такое, увы, невозможно забыть.

 

* * *

Да, я принадлежала к роду шиноби-медиков. Все мои предки по отцовской линии были ими. Благодаря этому я обладала неправдоподобно высокой степенью регенерации, пониженной утомляемостью и огромной предрасположенностью к техникам, используемым в медицине. Можно считать это своеобразным улучшенным геномом. Однако тех, кто им обладал, насколько мне было известно, было критически мало. Можно считать — дед, отец и я. Но ни один из них не был способен задействовать свой геном на все сто процентов. А вот я могла… Почему они так решили — я до сих пор не могу понять. Кажется, это связано с тем, что я — девочка. Но и тут все объяснения были крайне путанными и обрывочными… Одного лишь нельзя отрицать — сколько себя помню, моё семейство считало, что я гений. Сейчас, глядя на реакцию окружающих, я всё же прихожу к выводу, что такая убеждённость не была беспочвенной.

Я научилась читать, благодаря стараниям моей матери, в три года. Лучше бы не научилась… Но да это отдельная тема. Так вот, как только я осилила эту нехитрую науку, в мои руки были вложены книги по медицине. Подстёгиваемая примером отца и мамы, спасающих жизни, я очень старалась всё запомнить и узнать побольше. Как только мои теоретические знания стали соответствовать ожиданиям (требованиям) отца и деда, меня приобщили к практическим занятиям по анатомии… Знания давались отвратительно легко и, кажется, вырезались где-то в подкорке, порой позволяя делать всё на автомате… Так к шести годам я освоила дело своего деда, даже превзойдя его в профессионализме.

Это ненормально… Да. Но моя обучаемость превзошла все мыслимые рамки. Видимо, это моё семейство и понимало под гениальностью… Геном. Гениальность… И адский труд. Сделали меня тем профессионалом, которого сейчас признают все местные следственные органы. Так что работы мне хватает. Тут я ничего не могу сказать, как высококвалифицированный прозектор я состоялась.

Вот только… Не ощущаю от этого ни малейшей радости. Да и денег, к своему сожалению, с такой работой я лопатой не гребу. Приходится питаться необходимым для поддержания жизнедеятельности минимумом. Почти все финансы съедает оплата налога на дом и землю. Вот как-то так… Даже на новую одежду денег нет. Лучше уж поесть, чем одеть на себя тряпку получше. Помирать с голоду — не то удовольствие, которое я хочу опять испытывать на своей шкуре.

Да уж… Когда я только начинала читать книги по медицине, то мечтала спасать жизни и лечить болезни… Чтобы видеть счастливые лица людей… Ага… Аж смешно. До слёз и истеричного хохота. Стоит только вспомнить перекошенные рожи моих заказчиков, да и всех местных в целом. Они так «безмерно счастливы» общению со мною… Да, каким-то чудом мне удалось разок пустить в ход свои лечащие способности… И вполне даже спасти одну жизнь. Да вот только… случай один на миллион.

На этом моё общение с живыми заканчивается. Да и тот небольшой опыт взаимодействия с ними, что у меня сейчас есть, просто кричит, что это того не стоит. Мои клиенты куда спокойнее и вежливее. Да и слушают, не перебивая. Ну да, покойникам всё равно.

 

Все таланты мои от чужих скрыли глаз,

А от лишних вопросов — лишь парой фраз…

И не видела я больше уж воли.

А мне говорили: «Это гения доля…»

В чтении книг, что мудрей невозможно найти,

Отныне тянулись все мои дни…

И задач невозможных вереницы я решала во тьме.

«Но этого мало…» — отвечали вновь мне.

 

* * *

Мои детские мечты о профессии врача разбились о реальность очень быстро. Дед и отец придерживались мнения, что гений без усердной работы — гроша ломанного не стоит. И это они вдалбливали мне. Насаждали, как могли. Ну, а что я могла сделать? Научилась на свою голову читать… Я-то наивно полагала в то время, что меня похвалят… Похвалили. И дали книгу по анатомии. Ага, в три года самая интересная книга… Нет, я не отрицаю, что пример родителей порядком подстёгивал и позволял «глотать» такие знания довольно неплохо… Но… Читать-то я училась, наивно думая, что теперь смогу сама себе сказки читать, пока мамы нет… Да… Начиталась. У меня их забрали, заменив толстыми томами медицинских справочников. Правда, обещали вернуть, когда смогу выучить всё, что написано в тех книгах, что мне оставили взамен. Святая наивность. И ведь верила…

Но кто же знал, что взрослые такие лживые и злые создания… Мне не просто сказали их выучить и припугнули сожжением моих сказок — меня насильно усаживали за эти книженции и заставляли читать вслух, заучивать и пересказывать. Что ну никак не прибавляло рвения к освоению знаний. Да и ещё игрушки забрали, хотя уже начинаю сомневаться, что они у меня были вообще… Таким образом, я попала в ад под названием «обучение». Когда моя детская психика всего этого не выдержала, и я взбунтовалась… Всё, что мне было дорого, было просто сожжено перед моими глазами. Всё. Больше я не играла. Только чтение книг по медицине и кое-что для общего развития с перерывами на еду и короткий сон. С еженедельным контролем знаний…

Вот так я оказалась запертой в доме с правом лишь на нужды для поддержания жизнедеятельности. И чем больше я пыталась бороться с таким положением дел… Тем сильнее нагружали меня заданиями, даже в ущерб сну и еде. Это было тяжело. Очень. Но такого рода нагрузки лишь способствовали пробуждению естественных механизмов регуляции, унаследованных от предков.

Ещё… Большую роль в моей возможности освоения медицинских знаний сыграли мамины советы и некоторые техники, которым она обучала меня втайне от деда и отца. Именно она помогла мне не утонуть в монотонном научном материале, подсказывая, как отвлечься и переключиться на другие связанные с медициной науки. Это были крохи… Но тогда я была рада и им.

Но даже все мои круглосуточные бдения за книгами не сравнятся с тем ужасом, что мне пришлось испытать, когда меня решили приобщить к практической анатомии… Не спорю, для медика это крайне важная и полезная информация. Но то, с каким фанатизмом меня к ним принуждали… Превращало обучение в сущий ад.

Идея, конечно же, принадлежала мужской половине нашего семейства. И родилась она после того, как мне несколько раз пришлось побывать с дедом на его работе… В то время как мама и папа одновременно ушли на миссии. Тут, пожалуй, стоит добавить, что у старого хрыча была весьма нетривиальная работа. Он был патологоанатомом и смотрителем кладбища.

С одной стороны, в его обществе я могла выходить из дома… Но ненадолго. И самое противное — в морг. Нет, обход могил был для меня как-раз-таки увеселительной прогулкой, на которую меня брали очень редко. Да и старик был хуже отца в том, что касалось моей «гениальной доли». Поблажек от этого тюремщика-надзирателя ждать не стоило. Наверное, именно поэтому наши отношения были весьма натянутыми. В какой-то степени… Я даже ненавидела его.

Вот так и получилось, что мой и без того узкий круг общения с четырёх лет сузился до родителей, медицинских дзюцу, деда, трудов по опять-таки ж медицине и… покойников. С последними я проводила большего всего времени за весь день. Но я терпела. Потому как выбора всё равно не было. Но… Когда я однажды увидела мальчишку, спокойно играющего у ручья… Мальчишку моего возраста… И не услышала от деда осуждения такого времяпровождения… Всё внутри перевернулось и закипело. И тогда я опять взбунтовалась. Терять мне уже было больше нечего. Так что угрозы старого хрыча на меня не действовали.

Нет, от исполнения своих прежних заданий это меня не избавило. От такого меня спасла бы разве что смерть… Но со стариком мы перестали ладить окончательно. Больше он не был для меня авторитетом, и я могла спокойно заткнуть его и игнорировать его нравоучения… К сожалению, не более.

И вот, когда к шести годам я обогнала в мастерстве своего деда… Вместо того чтобы дать мне возможность наконец-то увидеть и «пощупать» живых людей… Моя семья перебралась в деревню под названием Соншитсу. Место, где никто не знал меня… Даже не так — никто не знал о моём существовании! Зачем?!. Почему?.. Меня не сочли достойной объяснения. Просто опять закрыли в комнате и выпускали из неё лишь на невыносимо долгие часы работы в покойницкой… Да разве что помыться и приготовить еду. Моё семейство делало всё, чтобы обо мне в доме не говорило ничего… Будто меня и вовсе нет…

Все обещания оказались ложью. Наглой и бесчеловечной. Вот так я впервые поняла, что живые люди двуличные и мерзкие создания, которым нельзя верить.

 

И познала я всё, что дать мне могли…

И надеждой развеять морок сей мглы

Я лишь долгие годы питала себя…

Но оказалось, что поздно, что зря…

 

* * *

Два дня тишины и обманчивой свободы нарушаются скрежетом проворачиваемого в замке ключа. С трудом открываю глаза. Кажется, я заснула прямо в зале за чтением свитка. Прислушиваюсь. Входная дверь со скрипом открывается. Медленные, нетвёрдые шаги. Звук падения на пол чего-то… Наверное, сумки… Дверь со скрипом запирается на замок… И слышно, как обмякшее тело скользит по стене. Дыхание сиплое и рваное…

Протираю глаза и сворачиваю свиток. Я никак не могла уснуть после того, как старый хрыч ушёл… Слишком много мыслей вертелось в голове… И в итоге просто отключилась, когда в очередной раз повторяла технику дезинтеграции… Тихонько встаю и, оставив свиток на столе, выбираюсь в коридор…

Подперев собою входную дверь, на полу сидит дед. Бледный, потерянный, с заострившимися чертами лица… Когда я делаю к нему несколько шагов, он всё-таки поднимает на меня пустые глаза… Кривит рот в безумной улыбке и закрывает лицо руками, сотрясаясь в беззвучной истерике.

По позвоночнику тонкой струйкой сбегает холод… Замираю на месте. Даже окликать его сейчас жутковато… Немного успокоившись, старик запускает руку в лежащую рядом с ним на полу сумку и не глядя бросает к моим ногам два свитка. Его глаза закрыты, голова запрокинута назад, а дыхание сиплое и отдаёт алкоголем…

Наклоняюсь и подбираю свитки… Сознание окатывает удушающей волной холода — свитка два! А это означает… На какое-то время перед глазами становится темно… Пальцы сжимаются… Но в руках два свитка. Два!.. Свитка… о содержимом которых легко догадаться, глядя на старого хрыча… Вновь перевожу взгляд на него. А вот этому старому… кажется, немного полегчало от того, что он выбросил такую ношу… И теперь старый хрыч просто молча сидит с закрытыми глазами и отсутствующим выражением, сипло дыша и распространяя по прихожей запах перегара…

Делаю глубокий вдох. Голова становится непривычно пустой и холодной… Уверенно возвращаюсь в гостиную и забираю свиток с техникой. Мои шаги медленные и спокойные. Верить не обязательно, хоть и бессмысленно… Всё и так предельно ясно. Но… совершенно не хочется мириться с навязчиво крутящимися в сознании фактами… Надо во всём убедиться собственными глазами. Да. Именно так. Ведь отец всегда учил не полагаться только на теорию. Для уверенности нужны доказательства. Пусть и не самые лицеприятные… Замершее на мгновение сердце начинает с силой быстро колотиться о рёбра, когда до покойницкой остаётся только пара шагов. Страшно…

Включаю в секционной свет. Пальцы непривычно дрожат… Оставляю свитки на столике для инструментов. Умываюсь холодной водой и переодеваюсь для вскрытия… Если там, конечно, есть, что вскрывать… Опять внутри становится пусто и холодно. Подбираю волосы… Надо собраться. Я не маленькая!.. Глубокий вдох. Я — специалист… Я — могу. Я… Не маленькая… девочка. Резкий выдох. Зажмуриваю глаза. Не реветь!.. Буду это делать после вскрытия!.. Глубокий вдох. Тонкий латекс перчаток привычно холодит кожу…

Чтобы не сбиться, постоянно прокручиваю в голове мысль, что это всего лишь очередной неизвестный мне покойник… Всего лишь кусок плоти… Лотки с инструментами со звоном опускаются на столик возле чистого и до омерзения стерильного стола. Ну да… Я ведь сама всё готовила и перепроверяла в эти два дня… Ну вот. Всё готово. Взгляд опять падает на тёмные свитки. На свитках чётко прописаны имена… Мизуки Таро… Это было ожидаемо. И… Мизуки Маки… Глаза нестерпимо щиплет, и приходится их на какое-то время зажмурить. Я — могу. Могу.

Дрожащими пальцами беру свиток с надписью «Мизуки Таро». Несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Я — могу. Пальцы уверенно срывают печать… И на столе появляется…

Холод заливает всё тело с головы до кончиков пальцев на ногах… В голове становится пусто… Перед глазами темно. Сознание пытается улизнуть, а тело рухнуть на пол. Нет. С этой высокой лавки падение без последствий не пройдёт. Да и я же всё-таки не ребёнок! Пальцы с силой вцепляются в край стола. Закрыть глаза. Отдышаться. И сделать то, что положено!

Однако в нос отчётливо бьёт запах палёного мяса… До тошноты. Со мною уже полгода как не было такого… Считаю до десяти и обратно, чтобы успокоиться. Такое поведение некомпетентно. За такое меня не раз и не два наказывали.

Кое-как совладав с собой, открываю глаза и осматриваю ту груду палёных ошмётков, что осталось от тела. На такое нужна приличная пачка взрывных печатей⁽³⁾. Внутри всё съёживается… и то и дело подташнивает. В таком месиве трудно определить внешний вид жертвы… Однако, судя по волосам, специфическому окрасу радужки и ещё кое-каким специфическим приметам типа родинок и застарелых шрамов, можно было бы сказать, что надпись соответствует содержимому. Однако…

Беру несколько проб с разных участков и переношу их к заранее приготовленным печатям. Есть техники, что могут великолепно маскировать чужие тела под необходимый облик. Кладу на первую заготовку образец волос и вливаю в старательно нарисованную печать понемногу чакру⁽⁴⁾. Этому меня год назад обучил отец. И распознавать я могу пока что только ДНК своих родных… Но этого будет достаточно.

Утерев пот рукавом халата, обессилено опускаюсь на стул. Все пробы дали один и тот же ответ. Это действительно тело Мизуки Таро. Волнение уже сменилось опустошённостью и бессилием. Вердикт окончательный и неоспоримый. Холодно. Но ведь это не конец. Поворачиваю голову к ошмёткам на столе.

В сознании щёлкает противный вопрос — а надо ли мне знать все подробности или же просто дезинтегрировать то, что осталось?.. Вопрос навязчиво крутится, но его смысл доходит не сразу. Растираю виски. Сейчас не помешала бы подсказка от старого хрыча. Но навряд ли я её дождусь… Потому просто позволяю себе молча раскачиваться вперёд-назад на стуле, крепко-накрепко обхватив себя руками, пока мысли окончательно не расползлись…

Всё-таки побеждает вбитая за эти годы профессиональная въедливость. Уже не страшно. Уже не противно. Уже никак. Просто пусто и на автомате. Руки двигаются сами. Глаза отмечают. Мозг делает заключение. Очередной труп. Очередной раз…

Я даже не особо осознаю, что делаю. Собранное по запчастям тело транспортируется в соседнюю комнату на заранее приготовленный каменный постамент со сложной печатью, над которой я корпела почти сутки, перекладывается в центр этой самой печати и накрывается белой простынёй.

Чувство реальности возвращается уже после того, как отмыт и вычищен до блеска секционный стол… А пальцы лежат на печати второго свитка с именем — «Мизуки Маки»…

 

* * *

Мертвенно-белые пальцы вздрогнули, застыв на выгравированной на камне надписи. На дороге отчётливо был слышен цокот копыт и скрип повозки. Если приглядеться, видно было, как подрагивает свет от приближающегося к кладбищу катафалка. Тяжело вздохнув, девочка встала и отряхнула свою изношенную одежду — вот и незапланированная «работа» прибыла. Хотя в её деле всё было незапланированным. Никто и не о чём не предупреждал. К ней просто молча привозили покойников. Зная, что работа будет выполнена в кратчайший срок и качественно.

Нежить вновь криво усмехнулась собственным мыслям. Она уже зарекомендовала себя в этой сфере. Однако её работа, как медика, на том и заканчивалась. На мертвецах. И все свои истинные возможности оставалось применять разве что на себе самой… Перехватив реестр поудобней, она быстрыми шагами направилась напрямик к своему «жилищу». Катафалк двигается не так уж и быстро, да и дорога петляет больше, чем надо. Так что добраться до места назначения она успеет быстрее…

 

* * *

Да уж… Трудно представить моё разочарование, когда я поняла, что меня живые уже не примут в своё общество. Те годы, что я провела взаперти, очень сильно сказались на моей внешности. И далеко не в лучшую сторону. Учитывая тот род занятий, что я унаследовала от деда… Мой возраст, что оказался столь шокирующим для окружающих… Да, мне на тот момент было около семи. Как оказалось, не самый подходящий возраст для самостоятельной жизни в таком месте и с такой профессией… Всё это добавило изрядно чёрной краски в мой и без того мрачноватый образ. Да что уж там говорить! От меня шарахаются, словно я ёкай какой-нибудь.

О моём существовании стало известно, когда дед от горя окончательно ушёл в запой, а потом и слёг с воспалением лёгких. Мог бы и выжить, учитывая геном и способности. И не только его, но и мои. Но не захотел. Лечь и тихо помирать оказалось более приятной затеей, чем забота обо мне. Хотя о чём это я… Одной его пьяной выходки мне хватило, чтобы на всю жизнь запомнить — верить никому нельзя, а голодная смерть это то ещё удовольствие…

Вот тогда-то я впервые и столкнулась с живыми людьми, кроме своих домашних. Но общение как-то не пошло… Ни я не была готова к столь резкой смене… Ни они к тому, что в доме есть кто-то вроде меня… В общем, всё сложилось крайне неприятно, и в итоге я приобрела то прозвище, что давно уже заменило мне имя.

 

Выбелил сумрак кожу мою,

И бессонница тень наложила свою.

Никому уж не нужен стал гений мой,

Так долго лелеянный лишь ночи тьмой.

За глаза и в глаза говорят про меня,

Что тьмы я отродье, что я и есть тьма.

И для меня один эпитет лишь есть:

Нежить… Это сказавших не счесть…

Как прокажённой, сторонятся меня…

О да, ну конечно, Нежить же я…

Всем всё равно на таланты мои,

Что я шлифовала во мраке тьмы…

 

* * *

Поднявшийся холодный осенний ветер разогнал плотную завесу облаков, и сейчас дорогу освещал лишь тонкий серпик убывающей луны. Девочка лишь мимоходом глянула на него, плотнее кутаясь в тонкую потрёпанную накидку. Ей надо успеть прежде, чем заказчики прибудут к её дому. В том, что это «гости» к её двору, Нежить не сомневалась. Слишком мало было тех, кто приходил сюда по доброй воле. Да и заблудиться было трудно — указатель был вполне чёткий и кладбище стояло особняком вдалеке от основной дороги. Своеобразный тупик. Оттого случайных гостей тут не бывало.

 

* * *

Чувство реальности вернулось, когда пальцы легли на свиток с надписью «Мизуки Маки». Внутри всё опять налилось холодом, а пальцы, словно стали свинцовыми. Вновь пришлось закрыть глаза и заставить себя несколько раз просчитать до десяти и обратно. Перед глазами плавали цветные круги, но онемевшие пальцы всё-таки сорвали печать…

Вместе с появившимся на столе телом навалились гулкая пустота и… облегчение. Нет. Сомнений в содержимом у меня не было. После предыдущего трупа… Надежда сгорела и осыпалась… а её прах разлетелся по закоулкам сознания. Всё так же на автомате я сделала несколько проб на ДНК… Правда теперь пришлось отвлечься и порядком повозиться с рисованием печатей… Но это хоть немного отвлекало и позволяло ни о чём не думать… Как и ожидалось — положительный результат.

Осмотр тела опять же подтверждает — можно вздохнуть с облегчением. Она умерла быстро и не мучилась. От моих пальцев отхлынула кровь, но они уверенно и профессионально пришивают отрубленную голову назад. Вот и всё… Почти конец. Тело опять транспортируется на каменный постамент с печатью. Сил едва хватает, чтобы уложить два тела рядом в центре так упорно подготавливаемой надписи… И… растерять последние остатки самообладания.

Из горла рвутся громкие всхлипы… Пальцы цепляются и гладят то мёртвые руки, то волосы, то лица… Слёзы заливают глаза так, что ничего не видно… Больно… Как же больно… И страшно… С губ срывается какой-то несвязный визгливый бред… Не найдя поддержки в окостенелых холодных конечностях, мои кисти сжимаются в кулаки и до обжигающей боли молотят о каменный пол… До тех пор пока всё не заливает тьма…

 

Пришла в себя я от того, что очень сильно замёрзла. Когда открыла глаза, то им предстала печать дезинтеграции и два неплотно накрытых белой простынёю тела… Сознание прошило болью, и в очередной раз стало нестерпимо холодно и пусто. Руки уже не болели… чёртова регенерация… Но цветастые пятна на кистях отчётливо говорили о том, что всё это не сон. Тело двигалось плохо… Видимо, я всё же потратила слишком много чакры на техники анализа ДНК да и просто физических сил… Сколько я занималась телами?.. Сколько часов?..

Взгляд опять скользит по окоченевшим конечностям и спокойным лицам покойников… Да, я постаралась на славу… Но это не конец. Глаза безразлично цепляют вязь печати. Я ещё не закончила. Надо разобраться с телами… С трудом поднимаюсь. Надо восстановить чакру… И я знаю, как сделать это быстро. Ноги сами несут меня наверх…

Судя по пробивающемуся сквозь плотные шторы свету, сейчас уже день… В нос отвратно бьёт тяжёлый запах алкоголя. Старый хрыч обнаруживается в гостиной… Пьяный в хлам… Всё в той же пыльной одежде… В окружении трёх пустых бутылок… Вот же старый… Внутри закипает и тут же тухнет злость. Нет времени на него. Он мне явно не помощник и всё надо делать самой. Шаги в родительской комнате даются с трудом, словно я попала в вязкую жижу… Но сознание подстёгивает упёртая убеждённость, что дело нужно довести до конца. Я видела, как отец прятал в шкафу пилюли для экстренного восстановления чакры. У них есть серьёзные побочные эффекты… Но мне сейчас как-то всё равно. Набираю в грудь воздуха и по мере возможностей стараюсь разбить стекло шкафчика как можно аккуратней, дабы не задеть хранящиеся в нём снадобья…

Склянка с пилюлями неприятно оттягивает карман халата, который я забыла снять… Возвращаюсь в подвал. Поправляю простыню. Отмываю начисто руки и глотаю три пилюли за раз. Мучительно-долго ничего не происходит… А затем словно накрывает волной огня… Кажется, я вот-вот сгорю изнутри… Довольно больно… Но терпимо. Зато теперь чакра переполняет моё тело. На негнущихся ногах подхожу к центру печати и сажусь возле тел. Вновь, несмотря на сжигающий изнутри жар, становится холодно и пусто. С силой сжимаю зубы, чтобы не разреветься… Но слёзы всё равно льются по щекам.

Не время для соплей! Я — могу! Могу! Я — не маленькая!.. Не… маленькая. Собираю решимость в кулак. Набираю полную грудь воздуха и начинаю складывать одну за другой активационные ручные печати, постепенно концентрируя чакру в кистях. Закончив серию ручных печатей, резко опускаю руки на край рукописной печати и порционно выплёскиваю чакру, заставляя рисунок стягиваться и переходить на мёртвые тела. Внутри всё разъедает жгучая боль, грозящая то и дело отправить в ледяные объятия тьмы.

Нет. Я… Могу довести дело до конца! Энергия бушующим потоком клокочет внутри, но я не позволяю ей вырваться наружу — эта техника не терпит промашек и в ней важно постоянно контролировать процесс. Чёрные надписи плотно стягиваются на белой материи, оборачивая тела коконом. Почти всё… Вот теперь… Можно не рвать каналы, а отпустить всё… Выдыхаю и выпускаю поток чакры в остатки печати… Белое полотно вспыхивает чёрным пламенем… От которого у меня перед глазами плавают разноцветные круги, которые в итоге всё-таки заливает вязкой темнотой…

 

Я — одинокий гений во мраке…

И нет во мне ни капли страха

Пред Смертью и тлением, пред вечностью целой.

Ведь это так просто — быть смелой,

Когда потерять ничего ты не можешь

И лишь чёрной тоскою свою душу гложешь.

И всё, что осталось — лишь фолианты книг

Листать, ожидая миг,

Когда новый Учитель, если будет такой,

В неизвестность поманит тебя за собой…

И я соглашусь, если выпадет шанс,

На неизвестности вечность променяв скорби час.

Нежить не знает страха расплаты.

Усмешка. Нежить с душою распятой.

 

* * *

Когда-то я чувствовала что-то ещё, кроме безразличия. Но те, с кем я всё своё время общалась, — не ведают эмоций. Вот и я совсем разучилась. Эмоции?.. Бессмысленны и бесполезны. Да, я стала безразличной ко всему. Но это и к лучшему — холодная голова не раз позволяла мне выжить и повернуть ситуацию в свою пользу. Безразличие… Оно сродни полной опустошённости… Да… Я полностью утратила чувство страха… Мой страх… Сгорел в том чёрном пламени. Наверное, как и все прочие чувства. Для меня остались только одиночество и пустота внутри… Никто в этой деревне не мог унять моей тоски… Я потеряла абсолютно всё, что мне было дорого… И всё, что у меня теперь есть, — это столь навязчиво привитая мне жажда знаний…

 

* * *

Нежить ещё раз горько усмехнулась и бесшумно распахнула дверь своего дома… Точнее, места проживания… Ибо времени на глупости у неё не было. Если хочешь жить — умей вертеться! И сейчас, чтобы заработать себе на эту самую жизнь, ей нужно будет пообщаться с рядом своих весьма спокойных клиентов, чьи имена вновь будут значиться в той самой ветхой книге.

Дом встретил девочку привычной темнотой. Но темнота как раз не тревожила её. На то она и зовётся Нежитью… Девочка уже давно смирилась и привыкла к такому прозвищу. Теперь оно заменяло ей имя. Даже её заказчики редко интересовались последним. Всем было известно, что она — Нежить. Другого от неё и не ожидали…

Бросив накидку в кресло, Хитоми остановилась у зеркала. Это было последним, что осталось в этом доме. Пожалуй, оно избежало участи остальных только чудом… Да, зеркала она не любила. В особенности после того, как осталась совсем одна… Но это… С ним было связано несколько воспоминаний, которые ей не хотелось отпускать… И потому оно лишь удостоилось быть накрытым белой простынёй. И смотрела девочка в это накрытое тканью стекло, разве что периодически наводя порядок, и то мельком и на наличие грязи… Чтобы ненароком не разбить. Но раз уж она взялась за рассказ о себе, стоит хотя бы посмотреть, как она и в самом-то деле выглядит. Тонкие мертвенно-белые пальцы осторожно сдвинули белую ткань в сторону. Из мрачной глади на Хитоми смотрела девочка-подросток с неестественно белой кожей, длинными чёрными волосами и глазами цвета золота, в которых читались опустошённость и усталость, картину дополняли тёмные круги под этими самыми глазами и изношенная рваная одежда.

«Нежить, — горько усмехнулась Мизуки, глядя на собственное отражение. — Если так и дальше пойдёт, я и в самом деле стану ёкаем… Нет. Дальше так нельзя. Если только появится шанс вырваться из этой проклятой деревни, я использую любой. Всё что угодно… Чего бы мне это ни стоило…»

Окоченевшие пальцы рывком вернули материю на прежнее место. Времени до прибытия катафалка осталось по её подсчетам немного, а чтобы разобраться со всем побыстрее — следует приготовить рабочее место. С этими мыслями девочка молча спустилась в мрачную покойницкую…

 

Нежить — гений, взращённый во тьме.

Нежить. Свет не особо стал нужен мне.

Нежить. Я лишь призрак для многих из вас.

Нежить. Молчаливо жду я свой час.

---

1) Шиноби, иначе — ниндзя — основное направление и основная военная сила мира «Наруто». Женщину-шиноби называют — куноичи. Большинство шиноби живут в Скрытых Селениях, и некоторые из них являются членами специализированных кланов, которые выполняют миссии за определённую плату.

Вернуться к тексту

2) Ивагакура (Селение Скрытого Камня) — селение шиноби страны Земли, где и происходит действие.

Вернуться к тексту

3) Взрывная печать — небольшой кусочек бумаги с изображением символа «взорваться». Стандартное снаряжение шиноби. Заряженная чакрой печать активируется через некоторое время после установки или возгорания. Может быть прикреплена к какой-либо поверхности или брошена во врага, будучи обернутой вокруг оружия.

Вернуться к тексту

4) Чакра — компонент, имеющий важное значение для выполнения большинства базовых техник шиноби. С помощью различных методов, наиболее распространёнными из которых являются ручные печати, чакру можно контролировать и управлять ею с целью создания некоторого сверхчеловеческого эффекта, достижение которого без этих методов, в противном случае, было бы невозможно.

Вернуться к тексту