Ученица мастера марионеток (гет)

Ночь уже стелилась над деревней, с каждым мгновением погружая её в свой мрак. Почти все жители сейчас тихо сидели по домам или другим уютным уголкам и предавались вечернему отдыху. На главной улице этой захудалой деревеньки почти совсем никого не было. Почти, кроме нескольких подростков, оживлённо о чём-то беседовавших. Но вскоре и эта беседа прервалась, как только они заметили чёрную тень, тихо скользящую по дороге.

— Тьфу, смотрите-ка, кто объявился! — разрушая тишину, поморщился один из подростков.

— Угу… Не иначе, как Нежить выползла, — фыркнула девочка, за пренебрежением скрывая пробуждающийся липкий навязчивый страх.

— Фуф, и впрямь Нежить, — прищурился ещё один, передёрнув плечами.

Тем временем тень обрела чёткие контуры, и стало ясно, что это девочка-подросток в тёмной изорванной накидке и не менее изодранном балахоне, напоминающем скорее погребальный саван… Глубокий капюшон полностью скрывал её лицо. Мертвенно белые босые ноги неестественно тихо и легко скользили по каменистой дороге, ещё более убеждая в том, что это создание явно не от мира сего. В руках эта фигура несла довольно ветхую, можно даже было сказать древнюю, книгу.

— Эй, Нежить! — набравшись храбрости, крикнул один из мальчишек.

Резкий окрик, видимо, всё же достиг ушей этого явления, так как странная девочка с книгой остановилась и повернула голову в сторону припозднившейся компании. Остальные ребята с недоумением смотрели на не в меру смелого товарища, но он был их негласным лидером, да и вообще внуком старейшины этой деревни, поэтому, глядя на него, они тоже подобрались и озлобленно уставились на объект всеобщих ненависти и страха.

— Проснулась, Нежить? — натянув на бледное лицо ехидную усмешку, окликнувший странное создание парнишка начал уверенно приближаться.

Девочка, названная Нежитью, даже не шелохнулась и, казалось, даже не заметила ни последней фразы, ни обидного обращения. Просто босое, мертвецки-бледное создание в чёрных лохмотьях… Стоящее, словно не живое…

— Проклятье, Нежить, ты что, глухая? — раздражённо поинтересовался у неё подошедший на расстояние вытянутой руки внук старейшины.

Ответа вновь не последовало. Девочка продолжала стоять, как ни в чём не бывало, смотря сквозь него вникуда…

— Эй, я с тобой разговариваю! — паренёк в порыве раздражения попытался схватить её за руку, но… Его пальцы ухватили лишь пустоту. А ведь он даже не успел заметить, когда она сделала шаг в сторону… — Нежить… — только и смог прошипеть мальчишка.

— Нежить, наш друг к тебе обратился, а ты ему не ответила! — зло сверкнув глазами, на помощь своему лидеру пришла миловидная белокурая девочка.

— А разве я обязана вам отвечать?.. — впервые прозвучал полный безразличия голос.

— Нежить, ты ведь в курсе, что тебе здесь не рады, так чего ты здесь ошиваешься? — вымученно усмехнулся ещё один паренёк, наконец-то также совладавший со страхом, присоединяясь к своим товарищам.

Вместо ответа Нежить перевела на него свои полные безразличия глаза цвета золота. Смерив всех троих взглядом, она сочла их менее интересными, чем качающаяся от ветра ветка ближайшего дерева.

— Да кем ты себя возомнила, Нежить? — губы белокурой девочки скривились в злобном оскале. — Книжный червь! — неуверенно выкрикнула она, ухватившись за первую попавшуюся на глаза деталь.

— Что ты из себя, Нежить, всё время умную строишь? — кривая ухмылка скользнула по губам внука старейшины. Он отчаянно храбрился, и злость застарелых обид, что слишком сильно не давала ему покоя, придавала решимости.

— Да она и сейчас с книжкой не расстаётся! — едко заметил второй, кивая на древнюю книгу в руках Нежити, в попытке поддержать оскорбление подруги. — Ты всегда её таскаешь с собой, когда появляешься на людях…

Пустой взгляд на мгновение коснулся говорящего и вновь вернулся к созерцанию вечного «ничто» за их спинами. Окончательно рассвирепевший от такого убийственного неуважения к его персоне внук старейшины протянул было руку, чтобы отнять книгу, но его запястье сжали тонкие, холодные, словно лёд, пальцы.

— А я смотрю, вы все горите желанием, чтобы и ваши имена были вписаны в эту самую книгу?.. — монотонно произнёс полный холода и безразличия голос, выделяя последние слова. Однако его владелица всё так же смотрела вникуда. — Вы хоть знаете, что это за книга?

— Слушай, Нежить, убирайся-ка отсюда! — истерично выкрикнула белокурая девочка, от такого заявления «жертвы» по её спине прошёл холодок. Она, к своему вящему ужасу, очень вовремя (ну или не очень) вспомнила, чем именно занимается их собеседница. — Ты всё равно лишняя в этой деревне! — храбрилась девочка, и, мысленно проклиная лидера за затеянную браваду, закусила губу.

Ответом для белокурой стали лишь едва заметная кривая усмешка и полный безразличия взгляд. Нервно заправив светлый локон за ухо, девочка из троицы храбрецов отчётливо поняла — объекту насмешек всё равно… Даже более того — если разговор продлится ещё немного, они вполне могут поменяться ролями. И кто знает, остановится ли эта гадость на словах или же… Не дай Боже, хоть что-то из тех страшилок про неё правда…

Однако вместо злобной тирады или нападения… Пальцы Нежити легко соскользнули с уже успевшего затечь от железной хватки запястья паренька. Так же молчаливо и спокойно это явление потустороннего мира сделало шаг в сторону и в следующий момент, слившись с ночной тьмой, исчезло из поля зрения подростков, позволив двоим из них с облегчением вздохнуть.

— Чёрт… — протянул внук старейшины, потирая запястье.

— Ничего не скажешь, она и в самом деле Нежить, — смахивая холодный пот со лба, отозвался второй из мальчишек.

— Да ну её, — встряхнула локонами девочка, пытаясь отогнать засевший глубоко в сознании страх. — Всего лишь книжный червь, не знающий ничего, кроме своих пыльных книг… — её губки болезненно скривились от тщетности собственной попытки убедить себя в том, что бояться нечего.

— Поганая Нежить, — злобно сверкая глазами вслед растворившейся в темноте фигуре и растирая запястье, прорычал внук старейшины. — Однажды ты заплатишь за всё! А вы… — взгляд маленького представителя местной элиты перешёл на товарищей. — Вы… Жалкие трусы! — выпалил он, но их лица отчётливо говорили, что лучше уж быть трусом, чем нарываться на неприятности с Ней. — Вы и впрямь верите в те бредни, что ходят об этой нищебродной твари?..

 

В мире моём есть только тьма:

Никто не желает видеть меня,

Никто не желает со мной говорить…

И мне остаётся во тьме одной быть.

 

* * *

Глаза цвета золота с безразличием проводили троицу подростков вплоть до того, как та скрылась из виду. «От этих глупых детей много шума и никакого толку, — покачав головой в такт собственным мыслям, странная девочка с книгой позволила выступить на своих губах горькой усмешке. — Абсолютно бесполезная информация. Кроме голословных угроз ничего и не может, бывший жиртрест. Но… похолодало, однако…» Плотнее запахнув сильно изношенную накидку, Нежить продолжила путь, попутно размышляя о том, как сильно менялись лица этих бесполезных людишек во время разговора: «Эти проявления эмоций… Они же бесполезны…» Тонкие пальцы с силой сжали истрепавшийся переплёт книги, что с виду казалась древней.

Живые люди… Такие глупые и нелогичные… Вот так всегда с ними… Страх и ненависть. Пожалуй, это единственные чувства, что испытывали жители этой деревеньки с тех пор, как узнали о её существовании. Из это правила было несколько исключений… Но и они были приправлены изрядной порцией отвращения… Перехватив свою книгу поудобней, странная девочка бесшумно свернула с освещённой редкими фонарями улицы в небольшой сквер и углубилась в небольшую рощицу, в который раз размышляя о том, что… А было бы иначе, если бы её семья не переехала в эту проклятую Богом деревню?.. Или на прежнем месте всё было бы точно так же?.. Вопрос был крайне сложным, и однозначного ответа на него Нежить до сих пор не могла найти. Впрочем, в её списке было довольно много вопросов такого плана, на которые она не была способна найти чёткий и рациональный ответ. Однако ей было известно лишь одно — за неё никто и никогда не станет заступаться… Она совершенно одна. Предоставлена только себе… И не нужна никому, кроме себя самой…

Босые ноги уверенно ступали в темноте. Сейчас её путь лежал к земле одного из самых безрадостных мест этой деревни — местному кладбищу. Весьма ироничным было и то, что это кладбище находилось не столько в юрисдикции деревни, сколько в её личном распоряжении. Распоряжении той, что все зовут Нежитью. Хотя живи она в другом месте и занимайся чем иным, её, возможно, и не прозвали бы так… Но это также был вопрос из числа «если бы»… А девочка не любила слишком углубляться в такого плана размышления. Куда привычней были чёткие цели и планы. Да и какой смысл от этих «если бы, то»? Абсолютно никакого. Свернув к воротам деревенского кладбища, Нежить не удержалась, и её взгляд скользнул по дороге, ведущей к её, так называемому дому. На губы странной девочки опять вползла кривая усмешка. И какой идиот построил дом в таком месте?.. Хотя скорее не идиот, а, наверное, учёный… Но вопрос об адекватности последнего тоже оставался открытым… Не зря же прямо в доме имелась покойницкая!

Мысль оказалась весьма интересной, но созданию, напоминающему призрака, некогда было прохлаждаться, и оно направилось в сторону, где должны были быть две свежевыкопанные могилы. Идти долго не пришлось, две приличные кучи земли были хорошо видны даже от ворот. Окинув работу пристальным взглядом, Нежить раскрыла свою книгу, и тонкий палец привычно заскользил по строчкам регистрационного реестра, сверяясь с данными. Всё верно. Всё готово. Отлично. Она тоже уже закончила. Осталось лишь дождаться гробы. Но Кёзо-сан уверял, что завтра утром привезёт их. Тогда… Уже завтра днём эти свежие ямы обретут своих постояльцев…

На сегодня работа была вроде как выполнена, и можно было вполне позволить себе немного расслабиться. Пока босые ноги сами несли девочку к месту, она мельком просматривала эпитафии на надгробиях. Прочитав очередное чьё-то мудрое изречение, Нежить внезапно задумалась — а что вот собственно она-то могла бы про себя сказать?.. В том, что для неё кто-то напишет эпитафию, девочка откровенно сомневалась. Да и о чём речь?.. Её всегда учили, что если придётся умереть, то нужно сделать это так, чтобы даже тела не осталось. Зачем?.. Этого она не помнила, а спрашивать было уже не у кого.

Однако мысль о возможной эпитафии отдавала почти ощутимым на языке островатым привкусом… И её определённо стоило развить. Просто интереса ради.

 

Связаны руки крепкой верёвкой

Обязательств, что были так ловко

Обвиты вокруг запястий моих.

Не слушать больше заветов ничьих?..

 

* * *

Позвольте представиться. Я — Нежить. По крайней мере, так меня все называют. Хм… Раньше… Кажется, это было уже давно… И уже не особо правда… Моё имя звучало как… А в самом-то деле как?.. Кажется… Мизуки… Хитоми… Да, Мизуки Хитоми. Я происхожу из старого угасшего рода шиноби⁽¹⁾ -медиков… Почему угас мой род мне никто и никогда не объяснял… Не имею ни малейшего понятия я и о том, каким ветром и по какой причине нас занесло в эту забытую Богом деревню… Но, по воле судеб мне именно тут и пришлось застрять…

Под «нас» я имела в виду себя, своих родителей и деда. А застряла я здесь… По одной простой причине. Оба моих родителя были действующими шиноби. А любой шиноби рано или поздно возвращается домой в глухо запечатанном свитке… Если вообще есть чему возвращаться… Вот так и вышло, что я осталась на попечении своего деда. Или вернее будет сказать — под его неусыпным контролем. Стоит признать, что контроль надо мною был всегда. Сколько себя помню. Каждый шаг, каждая минута… Всё было заранее спланировано и проверено, как я исполнила…

Глупо… Но свободу от этой тирании я обрела лишь благодаря смерти. Да-да. Когда все трое умерли. А я осталась одна. Вот так я и узнала, что нет чисто чёрного и чисто белого. Только оттенки черноты и тёмно-серый…

 

* * *

Босые ноги останавливаются у трёх надгробий с выгравированной на них фамилией — Мизуки. Три тщательно уничтоженных ею лично тела… Мизуки Юичи… Мизуки Таро… И Мизуки Маки. Тонкие мертвенно-бледные пальцы отирают грязь с каменных табличек. Вспоминать не хочется, но картины прошлого сами навязчиво встают перед глазами…

 

* * *

— Хитоми, подойди сюда! — звенящий в ушах окрик деда раздался из гостиной.

Отложив кисть, я прервала своё занятие каллиграфией и поспешила вниз. Символы всё ещё выходили очень криво, за что я уже не раз получала выговор от отца. Но сейчас меня куда больше беспокоил тон голоса старого хрыча — уже это давало понять, что случилось что-то очень серьёзное. В голове моментально промелькнула мысль о том, что я тут явно ни при чём… Я честно занималась да и всю положенную работу исполнила точно и в срок. Вероятнее всего виною его тревоги та птица, которую я слышала. Да, точно! Ведь именно с этой птицей приходили новости от родителей и поручения из Ивагакуры⁽²⁾.

— Хитоми, мне нужно уехать на несколько дней, — выпалил старый хрыч, стоило мне появиться в дверях. — Я дам знать надзорному, что меня какое-то время не будет. Так что тебя не должны побеспокоить…

Глядя на необычайно бледное потерянное лицо старика, я ощутила лёгкий укол странного холодного чувства. Случилось что-то явно из ряда вон выходящее. Сухие пальцы деда то и дело с силой сжимали небольшой кусочек бумаги… Зрачки были расширены. Кадык то и дело резко поднимался и опускался. Всё это могло говорить о крайней серьёзности ситуации.

— Хитоми… — трясущиеся пальцы старого хрыча накрыли опустевшие глаза. — Помнишь тот свиток с техникой дезинтеграции? — голос старика окончательно сел.

Я, молча, кивнула в ответ. Этот свиток не так давно меня заставили вызубрить наизусть. Однако… Если сложить всё, что сейчас происходит… Птица с запиской, которой пользовались шиноби… Состояние деда… И вот это упоминание о свитке… По спине сбежал холодок. Всё это означало лишь одно — в нашей семье поубавилось людей. И раз уж зашла речь о технике дезинтеграции… То отец мёртв точно. Не уверена, что старый хрыч стал бы так стараться ради мамы… Ведь она не была представительницей какого-то клана и не обладала улучшенным геномом… Для него она была лишь не особо важной деталью для продолжения древнего рода Мизуки…

— Хорошо… — едва слышно выдохнул дед, грузно опускаясь в кресло. — Повтори её ещё раз и приготовь всё необходимое для неё. Можешь идти, Хитоми… — небрежно махнул он мне рукой, прогоняя прочь.

Тогда я ещё не знала, что слышу собственное имя в последний раз… Немного постояв, я всё же решила уйти и продолжить прерванное занятие… Или же сразу перейти к новому поручению?.. Спрашивать о чём-либо сейчас было опасно — старик чего доброго мог сорваться и я бы получила наказание на абсолютно пустом месте… Что бывало не раз и не два… И чего мне очень и очень не хотелось.

— Мидори… Хироми… Хитоми… Таро…

Хрипло прошептал старик, стоило мне скрыться за дверью. Я резко остановилась. Из гостиной сейчас доносились хриплые всхлипы… Можно было с уверенностью сказать, что старый хрыч содрогается в рыданиях. Внутри опять стало очень холодно и как-то… очень пусто. Я иногда хотела, чтобы их всех не было… Чтобы меня никто больше не заставлял так усердно заниматься медициной… Но… Хотела ли я этого на самом деле?.. Или это был всего лишь мой детский каприз?.. Нет, я не маленькая! Они всё время твердили, что я уже взрослая. Но всё равно… Стало как-то очень нехорошо при мысли, что вот больше папы нет…

Но раздумывать об этом дальше, стоя у дверей, мне не дали шаги за дверью. Быть обнаруженной здесь я очень не хотела, а потому постаралась очень тихо и очень быстро скрыться из виду. Уже на лестнице я слышала, как скрипнула входная дверь. Как в ней провернулся ключ… И настала душная тишина…

 

Да, гений во мне замечен был рано…

Но на сердце моём кровоточащей раной

Остались все попытки его укрепить…

Такое, увы, невозможно забыть.

 

* * *

Да, я принадлежала к роду шиноби-медиков. Все мои предки по отцовской линии были ими. Благодаря этому я обладала неправдоподобно высокой степенью регенерации, пониженной утомляемостью и огромной предрасположенностью к техникам, используемым в медицине. Можно считать это своеобразным улучшенным геномом. Однако тех, кто им обладал, насколько мне было известно, было критически мало. Можно считать — дед, отец и я. Но ни один из них не был способен задействовать свой геном на все сто процентов. А вот я могла… Почему они так решили — я до сих пор не могу понять. Кажется, это связано с тем, что я — девочка. Но и тут все объяснения были крайне путанными и обрывочными… Одного лишь нельзя отрицать — сколько себя помню, моё семейство считало, что я гений. Сейчас, глядя на реакцию окружающих, я всё же прихожу к выводу, что такая убеждённость не была беспочвенной.

Я научилась читать, благодаря стараниям моей матери, в три года. Лучше бы не научилась… Но да это отдельная тема. Так вот, как только я осилила эту нехитрую науку, в мои руки были вложены книги по медицине. Подстёгиваемая примером отца и мамы, спасающих жизни, я очень старалась всё запомнить и узнать побольше. Как только мои теоретические знания стали соответствовать ожиданиям (требованиям) отца и деда, меня приобщили к практическим занятиям по анатомии… Знания давались отвратительно легко и, кажется, вырезались где-то в подкорке, порой позволяя делать всё на автомате… Так к шести годам я освоила дело своего деда, даже превзойдя его в профессионализме.

Это ненормально… Да. Но моя обучаемость превзошла все мыслимые рамки. Видимо, это моё семейство и понимало под гениальностью… Геном. Гениальность… И адский труд. Сделали меня тем профессионалом, которого сейчас признают все местные следственные органы. Так что работы мне хватает. Тут я ничего не могу сказать, как высококвалифицированный прозектор я состоялась.

Вот только… Не ощущаю от этого ни малейшей радости. Да и денег, к своему сожалению, с такой работой я лопатой не гребу. Приходится питаться необходимым для поддержания жизнедеятельности минимумом. Почти все финансы съедает оплата налога на дом и землю. Вот как-то так… Даже на новую одежду денег нет. Лучше уж поесть, чем одеть на себя тряпку получше. Помирать с голоду — не то удовольствие, которое я хочу опять испытывать на своей шкуре.

Да уж… Когда я только начинала читать книги по медицине, то мечтала спасать жизни и лечить болезни… Чтобы видеть счастливые лица людей… Ага… Аж смешно. До слёз и истеричного хохота. Стоит только вспомнить перекошенные рожи моих заказчиков, да и всех местных в целом. Они так «безмерно счастливы» общению со мною… Да, каким-то чудом мне удалось разок пустить в ход свои лечащие способности… И вполне даже спасти одну жизнь. Да вот только… случай один на миллион.

На этом моё общение с живыми заканчивается. Да и тот небольшой опыт взаимодействия с ними, что у меня сейчас есть, просто кричит, что это того не стоит. Мои клиенты куда спокойнее и вежливее. Да и слушают, не перебивая. Ну да, покойникам всё равно.

 

Все таланты мои от чужих скрыли глаз,

А от лишних вопросов — лишь парой фраз…

И не видела я больше уж воли.

А мне говорили: «Это гения доля…»

В чтении книг, что мудрей невозможно найти,

Отныне тянулись все мои дни…

И задач невозможных вереницы я решала во тьме.

«Но этого мало…» — отвечали вновь мне.

 

* * *

Мои детские мечты о профессии врача разбились о реальность очень быстро. Дед и отец придерживались мнения, что гений без усердной работы — гроша ломанного не стоит. И это они вдалбливали мне. Насаждали, как могли. Ну, а что я могла сделать? Научилась на свою голову читать… Я-то наивно полагала в то время, что меня похвалят… Похвалили. И дали книгу по анатомии. Ага, в три года самая интересная книга… Нет, я не отрицаю, что пример родителей порядком подстёгивал и позволял «глотать» такие знания довольно неплохо… Но… Читать-то я училась, наивно думая, что теперь смогу сама себе сказки читать, пока мамы нет… Да… Начиталась. У меня их забрали, заменив толстыми томами медицинских справочников. Правда, обещали вернуть, когда смогу выучить всё, что написано в тех книгах, что мне оставили взамен. Святая наивность. И ведь верила…

Но кто же знал, что взрослые такие лживые и злые создания… Мне не просто сказали их выучить и припугнули сожжением моих сказок — меня насильно усаживали за эти книженции и заставляли читать вслух, заучивать и пересказывать. Что ну никак не прибавляло рвения к освоению знаний. Да и ещё игрушки забрали, хотя уже начинаю сомневаться, что они у меня были вообще… Таким образом, я попала в ад под названием «обучение». Когда моя детская психика всего этого не выдержала, и я взбунтовалась… Всё, что мне было дорого, было просто сожжено перед моими глазами. Всё. Больше я не играла. Только чтение книг по медицине и кое-что для общего развития с перерывами на еду и короткий сон. С еженедельным контролем знаний…

Вот так я оказалась запертой в доме с правом лишь на нужды для поддержания жизнедеятельности. И чем больше я пыталась бороться с таким положением дел… Тем сильнее нагружали меня заданиями, даже в ущерб сну и еде. Это было тяжело. Очень. Но такого рода нагрузки лишь способствовали пробуждению естественных механизмов регуляции, унаследованных от предков.

Ещё… Большую роль в моей возможности освоения медицинских знаний сыграли мамины советы и некоторые техники, которым она обучала меня втайне от деда и отца. Именно она помогла мне не утонуть в монотонном научном материале, подсказывая, как отвлечься и переключиться на другие связанные с медициной науки. Это были крохи… Но тогда я была рада и им.

Но даже все мои круглосуточные бдения за книгами не сравнятся с тем ужасом, что мне пришлось испытать, когда меня решили приобщить к практической анатомии… Не спорю, для медика это крайне важная и полезная информация. Но то, с каким фанатизмом меня к ним принуждали… Превращало обучение в сущий ад.

Идея, конечно же, принадлежала мужской половине нашего семейства. И родилась она после того, как мне несколько раз пришлось побывать с дедом на его работе… В то время как мама и папа одновременно ушли на миссии. Тут, пожалуй, стоит добавить, что у старого хрыча была весьма нетривиальная работа. Он был патологоанатомом и смотрителем кладбища.

С одной стороны, в его обществе я могла выходить из дома… Но ненадолго. И самое противное — в морг. Нет, обход могил был для меня как-раз-таки увеселительной прогулкой, на которую меня брали очень редко. Да и старик был хуже отца в том, что касалось моей «гениальной доли». Поблажек от этого тюремщика-надзирателя ждать не стоило. Наверное, именно поэтому наши отношения были весьма натянутыми. В какой-то степени… Я даже ненавидела его.

Вот так и получилось, что мой и без того узкий круг общения с четырёх лет сузился до родителей, медицинских дзюцу, деда, трудов по опять-таки ж медицине и… покойников. С последними я проводила большего всего времени за весь день. Но я терпела. Потому как выбора всё равно не было. Но… Когда я однажды увидела мальчишку, спокойно играющего у ручья… Мальчишку моего возраста… И не услышала от деда осуждения такого времяпровождения… Всё внутри перевернулось и закипело. И тогда я опять взбунтовалась. Терять мне уже было больше нечего. Так что угрозы старого хрыча на меня не действовали.

Нет, от исполнения своих прежних заданий это меня не избавило. От такого меня спасла бы разве что смерть… Но со стариком мы перестали ладить окончательно. Больше он не был для меня авторитетом, и я могла спокойно заткнуть его и игнорировать его нравоучения… К сожалению, не более.

И вот, когда к шести годам я обогнала в мастерстве своего деда… Вместо того чтобы дать мне возможность наконец-то увидеть и «пощупать» живых людей… Моя семья перебралась в деревню под названием Соншитсу. Место, где никто не знал меня… Даже не так — никто не знал о моём существовании! Зачем?!. Почему?.. Меня не сочли достойной объяснения. Просто опять закрыли в комнате и выпускали из неё лишь на невыносимо долгие часы работы в покойницкой… Да разве что помыться и приготовить еду. Моё семейство делало всё, чтобы обо мне в доме не говорило ничего… Будто меня и вовсе нет…

Все обещания оказались ложью. Наглой и бесчеловечной. Вот так я впервые поняла, что живые люди двуличные и мерзкие создания, которым нельзя верить.

 

И познала я всё, что дать мне могли…

И надеждой развеять морок сей мглы

Я лишь долгие годы питала себя…

Но оказалось, что поздно, что зря…

 

* * *

Два дня тишины и обманчивой свободы нарушаются скрежетом проворачиваемого в замке ключа. С трудом открываю глаза. Кажется, я заснула прямо в зале за чтением свитка. Прислушиваюсь. Входная дверь со скрипом открывается. Медленные, нетвёрдые шаги. Звук падения на пол чего-то… Наверное, сумки… Дверь со скрипом запирается на замок… И слышно, как обмякшее тело скользит по стене. Дыхание сиплое и рваное…

Протираю глаза и сворачиваю свиток. Я никак не могла уснуть после того, как старый хрыч ушёл… Слишком много мыслей вертелось в голове… И в итоге просто отключилась, когда в очередной раз повторяла технику дезинтеграции… Тихонько встаю и, оставив свиток на столе, выбираюсь в коридор…

Подперев собою входную дверь, на полу сидит дед. Бледный, потерянный, с заострившимися чертами лица… Когда я делаю к нему несколько шагов, он всё-таки поднимает на меня пустые глаза… Кривит рот в безумной улыбке и закрывает лицо руками, сотрясаясь в беззвучной истерике.

По позвоночнику тонкой струйкой сбегает холод… Замираю на месте. Даже окликать его сейчас жутковато… Немного успокоившись, старик запускает руку в лежащую рядом с ним на полу сумку и не глядя бросает к моим ногам два свитка. Его глаза закрыты, голова запрокинута назад, а дыхание сиплое и отдаёт алкоголем…

Наклоняюсь и подбираю свитки… Сознание окатывает удушающей волной холода — свитка два! А это означает… На какое-то время перед глазами становится темно… Пальцы сжимаются… Но в руках два свитка. Два!.. Свитка… о содержимом которых легко догадаться, глядя на старого хрыча… Вновь перевожу взгляд на него. А вот этому старому… кажется, немного полегчало от того, что он выбросил такую ношу… И теперь старый хрыч просто молча сидит с закрытыми глазами и отсутствующим выражением, сипло дыша и распространяя по прихожей запах перегара…

Делаю глубокий вдох. Голова становится непривычно пустой и холодной… Уверенно возвращаюсь в гостиную и забираю свиток с техникой. Мои шаги медленные и спокойные. Верить не обязательно, хоть и бессмысленно… Всё и так предельно ясно. Но… совершенно не хочется мириться с навязчиво крутящимися в сознании фактами… Надо во всём убедиться собственными глазами. Да. Именно так. Ведь отец всегда учил не полагаться только на теорию. Для уверенности нужны доказательства. Пусть и не самые лицеприятные… Замершее на мгновение сердце начинает с силой быстро колотиться о рёбра, когда до покойницкой остаётся только пара шагов. Страшно…

Включаю в секционной свет. Пальцы непривычно дрожат… Оставляю свитки на столике для инструментов. Умываюсь холодной водой и переодеваюсь для вскрытия… Если там, конечно, есть, что вскрывать… Опять внутри становится пусто и холодно. Подбираю волосы… Надо собраться. Я не маленькая!.. Глубокий вдох. Я — специалист… Я — могу. Я… Не маленькая… девочка. Резкий выдох. Зажмуриваю глаза. Не реветь!.. Буду это делать после вскрытия!.. Глубокий вдох. Тонкий латекс перчаток привычно холодит кожу…

Чтобы не сбиться, постоянно прокручиваю в голове мысль, что это всего лишь очередной неизвестный мне покойник… Всего лишь кусок плоти… Лотки с инструментами со звоном опускаются на столик возле чистого и до омерзения стерильного стола. Ну да… Я ведь сама всё готовила и перепроверяла в эти два дня… Ну вот. Всё готово. Взгляд опять падает на тёмные свитки. На свитках чётко прописаны имена… Мизуки Таро… Это было ожидаемо. И… Мизуки Маки… Глаза нестерпимо щиплет, и приходится их на какое-то время зажмурить. Я — могу. Могу.

Дрожащими пальцами беру свиток с надписью «Мизуки Таро». Несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Я — могу. Пальцы уверенно срывают печать… И на столе появляется…

Холод заливает всё тело с головы до кончиков пальцев на ногах… В голове становится пусто… Перед глазами темно. Сознание пытается улизнуть, а тело рухнуть на пол. Нет. С этой высокой лавки падение без последствий не пройдёт. Да и я же всё-таки не ребёнок! Пальцы с силой вцепляются в край стола. Закрыть глаза. Отдышаться. И сделать то, что положено!

Однако в нос отчётливо бьёт запах палёного мяса… До тошноты. Со мною уже полгода как не было такого… Считаю до десяти и обратно, чтобы успокоиться. Такое поведение некомпетентно. За такое меня не раз и не два наказывали.

Кое-как совладав с собой, открываю глаза и осматриваю ту груду палёных ошмётков, что осталось от тела. На такое нужна приличная пачка взрывных печатей⁽³⁾. Внутри всё съёживается… и то и дело подташнивает. В таком месиве трудно определить внешний вид жертвы… Однако, судя по волосам, специфическому окрасу радужки и ещё кое-каким специфическим приметам типа родинок и застарелых шрамов, можно было бы сказать, что надпись соответствует содержимому. Однако…

Беру несколько проб с разных участков и переношу их к заранее приготовленным печатям. Есть техники, что могут великолепно маскировать чужие тела под необходимый облик. Кладу на первую заготовку образец волос и вливаю в старательно нарисованную печать понемногу чакру⁽⁴⁾. Этому меня год назад обучил отец. И распознавать я могу пока что только ДНК своих родных… Но этого будет достаточно.

Утерев пот рукавом халата, обессилено опускаюсь на стул. Все пробы дали один и тот же ответ. Это действительно тело Мизуки Таро. Волнение уже сменилось опустошённостью и бессилием. Вердикт окончательный и неоспоримый. Холодно. Но ведь это не конец. Поворачиваю голову к ошмёткам на столе.

В сознании щёлкает противный вопрос — а надо ли мне знать все подробности или же просто дезинтегрировать то, что осталось?.. Вопрос навязчиво крутится, но его смысл доходит не сразу. Растираю виски. Сейчас не помешала бы подсказка от старого хрыча. Но навряд ли я её дождусь… Потому просто позволяю себе молча раскачиваться вперёд-назад на стуле, крепко-накрепко обхватив себя руками, пока мысли окончательно не расползлись…

Всё-таки побеждает вбитая за эти годы профессиональная въедливость. Уже не страшно. Уже не противно. Уже никак. Просто пусто и на автомате. Руки двигаются сами. Глаза отмечают. Мозг делает заключение. Очередной труп. Очередной раз…

Я даже не особо осознаю, что делаю. Собранное по запчастям тело транспортируется в соседнюю комнату на заранее приготовленный каменный постамент со сложной печатью, над которой я корпела почти сутки, перекладывается в центр этой самой печати и накрывается белой простынёй.

Чувство реальности возвращается уже после того, как отмыт и вычищен до блеска секционный стол… А пальцы лежат на печати второго свитка с именем — «Мизуки Маки»…

 

* * *

Мертвенно-белые пальцы вздрогнули, застыв на выгравированной на камне надписи. На дороге отчётливо был слышен цокот копыт и скрип повозки. Если приглядеться, видно было, как подрагивает свет от приближающегося к кладбищу катафалка. Тяжело вздохнув, девочка встала и отряхнула свою изношенную одежду — вот и незапланированная «работа» прибыла. Хотя в её деле всё было незапланированным. Никто и не о чём не предупреждал. К ней просто молча привозили покойников. Зная, что работа будет выполнена в кратчайший срок и качественно.

Нежить вновь криво усмехнулась собственным мыслям. Она уже зарекомендовала себя в этой сфере. Однако её работа, как медика, на том и заканчивалась. На мертвецах. И все свои истинные возможности оставалось применять разве что на себе самой… Перехватив реестр поудобней, она быстрыми шагами направилась напрямик к своему «жилищу». Катафалк двигается не так уж и быстро, да и дорога петляет больше, чем надо. Так что добраться до места назначения она успеет быстрее…

 

* * *

Да уж… Трудно представить моё разочарование, когда я поняла, что меня живые уже не примут в своё общество. Те годы, что я провела взаперти, очень сильно сказались на моей внешности. И далеко не в лучшую сторону. Учитывая тот род занятий, что я унаследовала от деда… Мой возраст, что оказался столь шокирующим для окружающих… Да, мне на тот момент было около семи. Как оказалось, не самый подходящий возраст для самостоятельной жизни в таком месте и с такой профессией… Всё это добавило изрядно чёрной краски в мой и без того мрачноватый образ. Да что уж там говорить! От меня шарахаются, словно я ёкай какой-нибудь.

О моём существовании стало известно, когда дед от горя окончательно ушёл в запой, а потом и слёг с воспалением лёгких. Мог бы и выжить, учитывая геном и способности. И не только его, но и мои. Но не захотел. Лечь и тихо помирать оказалось более приятной затеей, чем забота обо мне. Хотя о чём это я… Одной его пьяной выходки мне хватило, чтобы на всю жизнь запомнить — верить никому нельзя, а голодная смерть это то ещё удовольствие…

Вот тогда-то я впервые и столкнулась с живыми людьми, кроме своих домашних. Но общение как-то не пошло… Ни я не была готова к столь резкой смене… Ни они к тому, что в доме есть кто-то вроде меня… В общем, всё сложилось крайне неприятно, и в итоге я приобрела то прозвище, что давно уже заменило мне имя.

 

Выбелил сумрак кожу мою,

И бессонница тень наложила свою.

Никому уж не нужен стал гений мой,

Так долго лелеянный лишь ночи тьмой.

За глаза и в глаза говорят про меня,

Что тьмы я отродье, что я и есть тьма.

И для меня один эпитет лишь есть:

Нежить… Это сказавших не счесть…

Как прокажённой, сторонятся меня…

О да, ну конечно, Нежить же я…

Всем всё равно на таланты мои,

Что я шлифовала во мраке тьмы…

 

* * *

Поднявшийся холодный осенний ветер разогнал плотную завесу облаков, и сейчас дорогу освещал лишь тонкий серпик убывающей луны. Девочка лишь мимоходом глянула на него, плотнее кутаясь в тонкую потрёпанную накидку. Ей надо успеть прежде, чем заказчики прибудут к её дому. В том, что это «гости» к её двору, Нежить не сомневалась. Слишком мало было тех, кто приходил сюда по доброй воле. Да и заблудиться было трудно — указатель был вполне чёткий и кладбище стояло особняком вдалеке от основной дороги. Своеобразный тупик. Оттого случайных гостей тут не бывало.

 

* * *

Чувство реальности вернулось, когда пальцы легли на свиток с надписью «Мизуки Маки». Внутри всё опять налилось холодом, а пальцы, словно стали свинцовыми. Вновь пришлось закрыть глаза и заставить себя несколько раз просчитать до десяти и обратно. Перед глазами плавали цветные круги, но онемевшие пальцы всё-таки сорвали печать…

Вместе с появившимся на столе телом навалились гулкая пустота и… облегчение. Нет. Сомнений в содержимом у меня не было. После предыдущего трупа… Надежда сгорела и осыпалась… а её прах разлетелся по закоулкам сознания. Всё так же на автомате я сделала несколько проб на ДНК… Правда теперь пришлось отвлечься и порядком повозиться с рисованием печатей… Но это хоть немного отвлекало и позволяло ни о чём не думать… Как и ожидалось — положительный результат.

Осмотр тела опять же подтверждает — можно вздохнуть с облегчением. Она умерла быстро и не мучилась. От моих пальцев отхлынула кровь, но они уверенно и профессионально пришивают отрубленную голову назад. Вот и всё… Почти конец. Тело опять транспортируется на каменный постамент с печатью. Сил едва хватает, чтобы уложить два тела рядом в центре так упорно подготавливаемой надписи… И… растерять последние остатки самообладания.

Из горла рвутся громкие всхлипы… Пальцы цепляются и гладят то мёртвые руки, то волосы, то лица… Слёзы заливают глаза так, что ничего не видно… Больно… Как же больно… И страшно… С губ срывается какой-то несвязный визгливый бред… Не найдя поддержки в окостенелых холодных конечностях, мои кисти сжимаются в кулаки и до обжигающей боли молотят о каменный пол… До тех пор пока всё не заливает тьма…

 

Пришла в себя я от того, что очень сильно замёрзла. Когда открыла глаза, то им предстала печать дезинтеграции и два неплотно накрытых белой простынёю тела… Сознание прошило болью, и в очередной раз стало нестерпимо холодно и пусто. Руки уже не болели… чёртова регенерация… Но цветастые пятна на кистях отчётливо говорили о том, что всё это не сон. Тело двигалось плохо… Видимо, я всё же потратила слишком много чакры на техники анализа ДНК да и просто физических сил… Сколько я занималась телами?.. Сколько часов?..

Взгляд опять скользит по окоченевшим конечностям и спокойным лицам покойников… Да, я постаралась на славу… Но это не конец. Глаза безразлично цепляют вязь печати. Я ещё не закончила. Надо разобраться с телами… С трудом поднимаюсь. Надо восстановить чакру… И я знаю, как сделать это быстро. Ноги сами несут меня наверх…

Судя по пробивающемуся сквозь плотные шторы свету, сейчас уже день… В нос отвратно бьёт тяжёлый запах алкоголя. Старый хрыч обнаруживается в гостиной… Пьяный в хлам… Всё в той же пыльной одежде… В окружении трёх пустых бутылок… Вот же старый… Внутри закипает и тут же тухнет злость. Нет времени на него. Он мне явно не помощник и всё надо делать самой. Шаги в родительской комнате даются с трудом, словно я попала в вязкую жижу… Но сознание подстёгивает упёртая убеждённость, что дело нужно довести до конца. Я видела, как отец прятал в шкафу пилюли для экстренного восстановления чакры. У них есть серьёзные побочные эффекты… Но мне сейчас как-то всё равно. Набираю в грудь воздуха и по мере возможностей стараюсь разбить стекло шкафчика как можно аккуратней, дабы не задеть хранящиеся в нём снадобья…

Склянка с пилюлями неприятно оттягивает карман халата, который я забыла снять… Возвращаюсь в подвал. Поправляю простыню. Отмываю начисто руки и глотаю три пилюли за раз. Мучительно-долго ничего не происходит… А затем словно накрывает волной огня… Кажется, я вот-вот сгорю изнутри… Довольно больно… Но терпимо. Зато теперь чакра переполняет моё тело. На негнущихся ногах подхожу к центру печати и сажусь возле тел. Вновь, несмотря на сжигающий изнутри жар, становится холодно и пусто. С силой сжимаю зубы, чтобы не разреветься… Но слёзы всё равно льются по щекам.

Не время для соплей! Я — могу! Могу! Я — не маленькая!.. Не… маленькая. Собираю решимость в кулак. Набираю полную грудь воздуха и начинаю складывать одну за другой активационные ручные печати, постепенно концентрируя чакру в кистях. Закончив серию ручных печатей, резко опускаю руки на край рукописной печати и порционно выплёскиваю чакру, заставляя рисунок стягиваться и переходить на мёртвые тела. Внутри всё разъедает жгучая боль, грозящая то и дело отправить в ледяные объятия тьмы.

Нет. Я… Могу довести дело до конца! Энергия бушующим потоком клокочет внутри, но я не позволяю ей вырваться наружу — эта техника не терпит промашек и в ней важно постоянно контролировать процесс. Чёрные надписи плотно стягиваются на белой материи, оборачивая тела коконом. Почти всё… Вот теперь… Можно не рвать каналы, а отпустить всё… Выдыхаю и выпускаю поток чакры в остатки печати… Белое полотно вспыхивает чёрным пламенем… От которого у меня перед глазами плавают разноцветные круги, которые в итоге всё-таки заливает вязкой темнотой…

 

Я — одинокий гений во мраке…

И нет во мне ни капли страха

Пред Смертью и тлением, пред вечностью целой.

Ведь это так просто — быть смелой,

Когда потерять ничего ты не можешь

И лишь чёрной тоскою свою душу гложешь.

И всё, что осталось — лишь фолианты книг

Листать, ожидая миг,

Когда новый Учитель, если будет такой,

В неизвестность поманит тебя за собой…

И я соглашусь, если выпадет шанс,

На неизвестности вечность променяв скорби час.

Нежить не знает страха расплаты.

Усмешка. Нежить с душою распятой.

 

* * *

Когда-то я чувствовала что-то ещё, кроме безразличия. Но те, с кем я всё своё время общалась, — не ведают эмоций. Вот и я совсем разучилась. Эмоции?.. Бессмысленны и бесполезны. Да, я стала безразличной ко всему. Но это и к лучшему — холодная голова не раз позволяла мне выжить и повернуть ситуацию в свою пользу. Безразличие… Оно сродни полной опустошённости… Да… Я полностью утратила чувство страха… Мой страх… Сгорел в том чёрном пламени. Наверное, как и все прочие чувства. Для меня остались только одиночество и пустота внутри… Никто в этой деревне не мог унять моей тоски… Я потеряла абсолютно всё, что мне было дорого… И всё, что у меня теперь есть, — это столь навязчиво привитая мне жажда знаний…

 

* * *

Нежить ещё раз горько усмехнулась и бесшумно распахнула дверь своего дома… Точнее, места проживания… Ибо времени на глупости у неё не было. Если хочешь жить — умей вертеться! И сейчас, чтобы заработать себе на эту самую жизнь, ей нужно будет пообщаться с рядом своих весьма спокойных клиентов, чьи имена вновь будут значиться в той самой ветхой книге.

Дом встретил девочку привычной темнотой. Но темнота как раз не тревожила её. На то она и зовётся Нежитью… Девочка уже давно смирилась и привыкла к такому прозвищу. Теперь оно заменяло ей имя. Даже её заказчики редко интересовались последним. Всем было известно, что она — Нежить. Другого от неё и не ожидали…

Бросив накидку в кресло, Хитоми остановилась у зеркала. Это было последним, что осталось в этом доме. Пожалуй, оно избежало участи остальных только чудом… Да, зеркала она не любила. В особенности после того, как осталась совсем одна… Но это… С ним было связано несколько воспоминаний, которые ей не хотелось отпускать… И потому оно лишь удостоилось быть накрытым белой простынёй. И смотрела девочка в это накрытое тканью стекло, разве что периодически наводя порядок, и то мельком и на наличие грязи… Чтобы ненароком не разбить. Но раз уж она взялась за рассказ о себе, стоит хотя бы посмотреть, как она и в самом-то деле выглядит. Тонкие мертвенно-белые пальцы осторожно сдвинули белую ткань в сторону. Из мрачной глади на Хитоми смотрела девочка-подросток с неестественно белой кожей, длинными чёрными волосами и глазами цвета золота, в которых читались опустошённость и усталость, картину дополняли тёмные круги под этими самыми глазами и изношенная рваная одежда.

«Нежить, — горько усмехнулась Мизуки, глядя на собственное отражение. — Если так и дальше пойдёт, я и в самом деле стану ёкаем… Нет. Дальше так нельзя. Если только появится шанс вырваться из этой проклятой деревни, я использую любой. Всё что угодно… Чего бы мне это ни стоило…»

Окоченевшие пальцы рывком вернули материю на прежнее место. Времени до прибытия катафалка осталось по её подсчетам немного, а чтобы разобраться со всем побыстрее — следует приготовить рабочее место. С этими мыслями девочка молча спустилась в мрачную покойницкую…

 

Нежить — гений, взращённый во тьме.

Нежить. Свет не особо стал нужен мне.

Нежить. Я лишь призрак для многих из вас.

Нежить. Молчаливо жду я свой час.

---

1) Шиноби, иначе — ниндзя — основное направление и основная военная сила мира «Наруто». Женщину-шиноби называют — куноичи. Большинство шиноби живут в Скрытых Селениях, и некоторые из них являются членами специализированных кланов, которые выполняют миссии за определённую плату.

Вернуться к тексту

2) Ивагакура (Селение Скрытого Камня) — селение шиноби страны Земли, где и происходит действие.

Вернуться к тексту

3) Взрывная печать — небольшой кусочек бумаги с изображением символа «взорваться». Стандартное снаряжение шиноби. Заряженная чакрой печать активируется через некоторое время после установки или возгорания. Может быть прикреплена к какой-либо поверхности или брошена во врага, будучи обернутой вокруг оружия.

Вернуться к тексту

4) Чакра — компонент, имеющий важное значение для выполнения большинства базовых техник шиноби. С помощью различных методов, наиболее распространёнными из которых являются ручные печати, чакру можно контролировать и управлять ею с целью создания некоторого сверхчеловеческого эффекта, достижение которого без этих методов, в противном случае, было бы невозможно.

Вернуться к тексту

Эта миссия начинала раздражать Сасори. Она слишком затянулась. К тому же у него так и не появилось возможности пополнить свою коллекцию марионеток… Лишняя трата времени — вот и всё, что думал он по этому поводу. Его напарник Орочимару тоже не выказывал особого удовольствия по поводу столь медленного продвижения задания. Но приказ никто ещё не отменял, тем более, что на их пути к новой базе оставалось всего одно место для проверки.

Ещё одна деревня в их далеко немаленьком списке. Зато настолько захудалая, что здесь не могло быть ни шиноби, ни тем более тех, кто хоть что-то знал о хвостатых … Всего лишь очередное забытое Богом место. И всё же проверить её было нужно, ведь именно в таких местах лучше всего «залегать на дно». Поэтому напарники молча вошли в её пределы, укрываясь сумраком позднего вечера.

Деревушка оказалась настолько мелкой и неразвитой, что в ней не имелось даже намёка на гостиницу или постоялый двор. Искать приют у кого-то из местных отнюдь не входило в планы членов Акацуки⁽¹⁾, поэтому было решено просто собрать информацию и сразу же двигаться дальше. Благо небольшая забегаловка весьма понятного назначения нашлась быстро и до сих пор работала. Из неё то и дело нетвёрдой походкой выходили, выползали, а кого под руки выводили, местные выпивохи.

Помещение было весьма тесным и душным, но достаточно приличным… И до неприятного светлым. Оттого, стоило им войти, как более-менее трезвые посетители притихли и уставились на чужаков, которые, судя по всему, объявлялись тут не часто. Сделав стандартный заказ у мгновенно подскочившего к ним трактирщика, нукенины⁽²⁾ с видом уставших с дороги путников обосновались за столиком в самом дальнем углу и начали осматриваться и прислушиваться к местным. Конечно, какое-то время на чужаков косились, и слышались осторожные перешёптывания… Несколько раздражал своими вопросами и трактирщик, ловко выставляющий перед ними их заказ. Но отмахнуться от него удалось парой стандартных фраз, да и посетители забегаловки довольно скоро дошли до нужной кондиции, и их перестало волновать общество чужестранцев, а языки знакомо развязало для перемывания самых наболевших тем.

Почти ничего особенного. О хвостатых или джинчуурики⁽³⁾ здесь конечно же никто и слыхом не слыхивал. Очередная тухлая деревушка. Однако была всё же одна тема, что привлекла внимание Акацук. Оказалось, что кое-что в этой деревушке примечательное всё же есть. Все разговоры медленно, но верно переходили к одному и тому же: к личности некой Нежити. Сколько же жутких историй об этом создании было рассказано всего лишь за пару часов… И даже если это чудо здешней природы и было всего лишь человеком, то уж точно должно было знать гораздо больше, чем все остальные. Или же действительно обладать какой-либо силой. Более чем вероятно, что один шиноби в этом захолустье всё-таки нашёлся. Не зря же столько было сказано. Хотя, если верить слухам, ждать от него много не стоит — виною сплетен была девчонка, живущая здесь уже не менее шести лет…

— Кажется, нам стоит взглянуть, что за Нежить здесь обитает, — усмехнулся Орочимару, опуская край шляпы на глаза.

— Напрасная трата времени, — безразлично прокомментировал решение напарника Акасуна, делая вид, что отпивает из кружки.

На что в ответ лишь получил ядовитую ухмылку коллеги. Немного помедлив, Орочимару поднялся с места и покинул душную комнату питейной. Сасори ничего не оставалось, как только последовать за напарником, с неудовольствием отметив, что расплачиваться приходится ему. Монеты, едва успевшие звякнуть о стол, тут же были сметены подоспевшим хозяином забегаловки, согнувшимся в поклоне, но пристально поглядывавшем то на нетронутую порцию одного из гостей, то на их удаляющиеся фигуры.

— Всё же стоит на эту Нежить взглянуть, — усмехнулся Орочимару, когда раздражённый напарник поравнялся с ним на выходе. — Даже если она ничего не знает… Будет интересно узнать, кто же удостоился такого «комплимента».

Сасори лишь недовольно прищёлкнул языком и, вернувшись к привычному безразличию, стал озираться в поисках нужного направления. Судя по рассказам, Нежить, как ей и положено, обитала возле кладбища. Впрочем, искать долго не пришлось — указатель на главной дороге довольно чётко показывал дорогу, ведущую к этому самому кладбищу. Судя по состоянию дороги и новенькому указателю, направление было не таким уж и непопулярным…

 

* * *

Хитоми уже почти закончила работу с последним, как она надеялась, на сегодня клиентом и сейчас планировала, что именно она будет читать, переместившись во тьму своей комнаты, предаваясь столь краткому отдыху. Стоило бы поспать… Очень стоило бы. Но в последнее время её мучила проклятая бессонница. Лечить которую было совершенно бесполезно из-за её ненормированного рабочего графика и резко подскочившей криминогенной обстановки в окрестных деревнях. Нет, патологоанатомы конечно же там были и свои… Но криминальные трупы местные следственные органы предпочитали почему-то таскать именно к ней. С одной стороны — это раздражало, с другой — нельзя было жаловаться на то, что вместе с объёмом работы увеличивался и её доход. Особенно после того, как этот старый урод старейшина повысил налог на землю и недвижимое имущество…

Скрипнув зубами, Хитоми сделала ещё пару движений умелых рук и закончила работу. Тяжело вздохнув, Мизуки накрыла тело простынёй и отправила в один из отсеков, которым нынче часто не приходилось пустовать. Отправив инструменты на обработку и отмыв секционный стол, она стянула неприятно мокнущие перчатки и начала методично отмывать свои замёрзшие ладони. Опять перчатки порвались… Слишком рассеянна в последнее время. Слишком много работы и слишком мало времени на отдых. К тому же, сегодня её весь день преследовало какое-то смутное предчувствие… Что-то должно произойти… Выключив воду, Хитоми тихо вышла из покойницкой и закрыла за собою дверь. Очаг успел остыть, и его пришлось разжигать заново. Закончив с этим делом, Мизуки пришла к неутешительному выводу, что почитать уж лучше здесь, у огня. Перебрав корешки всех имеющихся в гостиной книг, она кое-как выбрала одну, которая ей ещё не надоела до тошноты… Но выбор был невелик — всё то, что было у неё, она прочитала и перечитала едва ли не сотни раз…

 

* * *

Дом кладбищенского смотрителя стоял в отдалении ото всех домов в деревне и от основной дороги, соседствуя с местным кладбищем.

— Самое место для Нежити, — криво усмехнулся Орочимару.

Проектировка дома была весьма необычной. Особенно выделялась в его архитектуре пристройка явно не самого тривиального назначения и говорившая о том, что смотритель был по совместительству ещё и гробовщиком. О наличии жизни в этом старом доме говорил лишь слабый свет, видимо, очага. В остальном же строение смотрело на незваных гостей чёрными провалами окон, покосившейся крышей и местами осевшим фундаментом. Изучив дом снаружи и его окрестности, напарники не нашли ничего экстраординарного и, переглянувшись, осторожно поднялись на крыльцо…

 

* * *

Хитоми удивлённо подняла голову от книги, ощутив столь старательно забытое чувство. Она не ощущала ничего подобного с момента смерти родителей… Чакра… Мощная чакра… Где-то совсем рядом находились два человека. И не просто человека, а шиноби. Шиноби?.. Но в этой забытой Богом деревне нет и не было ни одного шиноби… А это могло означать только лишь одно…

«Мизуки Хитоми, кажется, небо вняло твоим мольбам», — подумала Нежить. На её губы змеёй вползла кривая усмешка. Шиноби — это шанс выбраться отсюда во что бы то ни стало и сколько бы и чего ни стоило… На своих двоих или же вперёд ногами… Вопрос, конечно, ещё тот… Но не суть важно. Всё равно нужно было как-то прекращать то, что творилось с ней сейчас.

Нежить бесшумно соскользнула с кресла, книга быстро отправилась на положенное ей место на полке… В последний раз коснувшись ветхого переплёта, Хитоми усмехнулась: шиноби не особо скрывали свою чакру, а это означало, что они полностью уверены в своей силе и превосходстве. Это был весьма интригующий факт, заставивший мозг выбросить в кровь изрядную порцию адреналина. Даже если судить по отголоскам чакры, визитёры явно не были обычными шиноби.

Почему-то сразу вспомнились редкие рассказы матери о легендарной троице саннинов. Кажется, мать даже имела как-то дело с одним из них… И чудом унесла ноги… Орочимару, кажется… Но рассказывать могла об этом подолгу и очень красочно… Пока дед и отец не обнаруживали, что юный гений не занят соответствующим ему делом… Но и они тихо перешёптывались, что не дай Господь ей попасть к нему в руки… Ну да всё это всего лишь глупые фантазии. Дождавшись, когда оба гостя всё же приблизятся к крыльцу, Мизуки мягкими шагами направилась к двери: ей просто необходимо встретиться с этими шиноби!

 

* * *

Разнообразия ради, Акацуки решили поиграть в «вежливость». Орочимару даже уже занёс руку, чтобы постучать, когда они оба ощутили присутствие в доме шиноби. Ровный, явно чётко контролируемый поток был выпущен абсолютно намеренно в ответ на их приближение. Хозяйка дома, а если верить россказням из забегаловки, то кроме неё здесь находиться больше было некому, уже почувствовала их и сейчас приближалась к двери. Акацуки обменялись красноречивыми взглядами: судя по чакре, шиноби в доме не мог быть для них серьёзным противником, но всё же само по себе нахождение здесь шиноби как такового — уже тревожный сигнал… И в то же время шанс получить хоть сколько-то стоящую информацию.

Минута прошла в напряжённой тишине. Нежить двигалась спокойно и неспешно. Что могло говорить либо об излишней уверенности в себе, либо об опытности этого шиноби. Наконец пульс чакры застыл у самой двери и медленно был погашен, словно ничего и не было. После чего дверь бесшумно распахнулась, и застывший на пороге шиноби устремил на них взгляд…

 

* * *

Чем ближе Мизуки подходила к двери, тем яснее ощущала, как в воздухе повисло напряжение. В самом деле, ведь никто не ожидает встретить здесь шиноби… Нежить этим самым шиноби, по общественному мнению, являться не могла, но это совсем не мешало ей в совершенстве владеть немалым арсеналом медицинских дзюцу… А соответственно и контролем чакры, которую она уже давно на автомате скрывала и подавляла. Ещё одна усмешка. Шиноби-чужестранцы явно ожидали подвоха… Вновь усмехнувшись своим мыслям, Хитоми беззвучно распахнула дверь и беззастенчиво принялась разглядывать поздних гостей. Оба, скорее всего, мужчины… За просторными чёрными плащами с красными облаками фигуры было совсем не различить, а лица были скрыты соломенными шляпами с колокольчиком.

— Что-то не похожи вы на моих обычных заказчиков, — приподняла бровь Мизуки, отмечая, что шиноби Ивагакуры, насколько она помнила, обычно носили форму.

На сей выпад тот, что был повыше, издал смешок, напоминающий змеиное шипение:

— Смелая девочка…

— Хм… — Нежить обвела их усталым взглядом. — Я полагаю, вас привело сюда дело?.. — по бледным губам скользнула и потухла усмешка. — Или же пришли посмотреть на местное чудо природы?..

— И то и другое, девчонка, — прошелестел голос более высокого шиноби.

В этом человеке чувствовалась огромная сила. Но и мрак в нём ощущался очень ярко. А ещё было в нём что-то змеиное… С самого первого взгляда Хитоми решила для себя, что он не простой шиноби… А нечто гораздо более опасное. Но больше её всё-таки заинтересовал его спутник, до сих пор не проронивший ни слова. Этот явно был ещё более интересной личностью, нежели первый… Начнём с того, что от него веяло весьма привычными для Нежити запахами ядов и дерева. К тому же она очень чутко ощущала живых существ, но вот этот индивидуум абсолютно не казался ей живым… А что ещё больше добавляло картине красок, так это то, что от обоих гостей за версту разило запахами крови и Смерти. Эти запахи Мизуки знала слишком хорошо, столько лет день изо дня практикуясь в секционной.

— Хм… — по губам Нежити скользнула ядовитая усмешка, и она отстранилась, приглашая нежданных гостей в своё обиталище…

 

* * *

Во всём доме не горело ни одного светильника, лишь слабый свет от очага. Акацуки, не сговариваясь, покосились на уверенно идущую впереди девчонку. Было непохоже, что мрак хоть сколько-то смущает её. Вообще это существо мало напоминало живого человека, а тем более столь юную особь женского пола. Уж слишком специфично она выглядела в своём драном чёрном балахоне… Бесшумно пройдя в гостиную, девчонка опустилась в кресло, жестом предлагая сделать своим гостям то же самое.

— И что же привело господ шиноби в мою скромную обитель мрака? — устремив на них взгляд, саркастично поинтересовалась хозяйка дома.

— Так ты и есть столь известная здесь Нежить? — спросил змеиный саннин, хотя это скорее было утверждением, приправленным изрядной долей иронии.

— Господин весьма наблюдателен, — перевела на него пустой взгляд девочка. — Да, я — Нежить. Это всё, что вас интересовало?.. — её голова кукольно склонилась на бок.

— Нет, не всё, — усмехнулся в ответ Орочимару, глядя на сие явление сквозь узкую щель между воротником плаща и шляпой. — За что же так тебя невзлюбили в деревне? — в его голосе прозвучала явная издёвка.

— А разве не заметно? — лишь приподняла бровь Нежить, не меняя ни тона, ни позы.

— Хм… — многозначительно и тихо подал голос Сасори.

Орочимару с явным любопытством разглядывал девчонку. Правда, рассмотреть всё как следует не позволяла темнота комнаты, да и пляшущие отсветы пламени очага тоже лишь добавляли мистики в и без того специфичный образ. Сказать, что девчонка очень походила на Нежить — ничего не сказать. Длинные распущенные чёрные волосы, пустые глаза, цвет которых при таком освещении было трудно определить, тёмные круги под ними не разглядел бы только незрячий, и неестественно белая, можно даже сказать смертельной белизны, кожа, драная заношенная одежда, более подходящая буйному покойнику… Девчонку, конечно, с определённой натяжкой можно было назвать даже красивой. Но было в ней что-то до безумия нечеловеческое… Она скорее походила, если не на привидение, то на живую фарфоровую куклу. Правда, тоже весьма специфичную куклу... Орочимару скосил глаза на напарника. Девчонка вполне могла бы заинтересовать кукольника… Но Сасори, как всегда, был невозмутим.

— Ближе к делу, господа шиноби, — пустой взгляд скользнул по чёрным плащам. — Всё-таки отступники не частые гости в нашей деревне.

— Хм… — вновь изрёк Акасуна, задумчиво разглядывая девчонку, насколько это было возможно.

— Откуда такая уверенность?.. — ядовитая усмешка скользнула по губам Орочимару.

— Вы не особо-то скрываете свою чакру, да и к тому же благоухаете кровью и Смертью… — холодный полный безразличия взгляд задержался на силуэтах Акацук. — Так пахнут разве что убийцы…

— И ты не боишься так открыто говорить об этом? — брови Орочимару наигранно поползли вверх.

— А какая мне разница?.. — повела плечом Нежить. — Ваша сила явно превосходит мою. О том, что вы не святые мученики, тоже догадаться не сложно, — безразличный взгляд девчонки блуждал по книжной полке. — Решите оставить в живых, что маловероятно, так рассказать мне о вас некому, да и кто мне поверит?.. Ну и собственно, а кому тут по зубам с вами совладать?.. — тонкие худые пальцы сцепились в замок. — Ну, а если решите убить, то явно у вас не будет с этим проблем… Так что смысл бояться того, что неизбежно?.. — по бледным губам скользнула и потухла горькая усмешка. — Все умирают… когда-нибудь… И кто может доказать, что быть мёртвым хуже, чем живым?

Орочимару с интересом воззрился на Нежить, пытаясь понять, что из себя представляет эта странная девчонка. Слишком уж нетипично она себя вела. И змеиный саннин не мог решить — то ли поаплодировать её самообладанию, то ли поразиться глупости. Хотя в логике этой малявке явно не откажешь. От размышлений его отвлёк тихий шелест. Сасори спокойно изучал Нежить взглядом. Его шляпа лежала возле него на диване. Орочимару спрятал кривую ухмылку за воротом плаща — напарник всё-таки решил поиграть с незадачливой жертвой.

Глаза девчонки тут же впились в Акасуну, изучая каждую его черту. На какое-то время она задумалась, а затем её тонкая бровь поползла вверх, хотя в остальном она сохранила безразличный вид. Немного погодя, взгляд Нежити переместился на Орочимару. Последний лишь едко хмыкнул и тоже снял шляпу. Глаза девчонки скользили по его лицу, изучая не менее тщательно, чем перед этим его напарника. Опять Нежить погрузилась в размышления, то и дело поглядывая на своих гостей. Молчание затянулось. Но девчонка, видно, уже пришла к какому-то выводу, раз по бледным губам скользнула и исчезла полубезумная улыбка, а следом прозвучал вопрос, заставивший задуматься обоих Акацук:

— Неужели… Вы… Один из трёх великих санинов?.. Орочимару-сама?..

— Хм… — вновь произнёс Сасори, разглядывая безэмоциональное лицо Нежити.

— Хех, я вижу, ты довольно много знаешь, девчонка, — усмехнулся Орочимару. — Подозрительная осведомлённость для выходца из такой захудалой деревни. К тому же ты довольно смело продемонстрировала свой контроль над чакрой, — широкая ухмылка змеиного саннина явно не предвещала ничего хорошего.

— Да, я не из этой деревни родом, — девочка повела плечом. — Мои родители были ниндзя-медиками… Здесь я оказалась только из-за одной из их совместных миссий, — в её глазах продолжало плескаться равнодушие. — Да и ваша слава идёт впереди вас. Разве что совсем малые дети не знают о троице, что смогла получить признание Ханзо Саламандры… — тонкий палец коснулся подбородка, а взгляд метнулся к окну. — Знаю я не так уж и много, но о Вас наслышана порядком…

В повисшей тишине отчётливо был слышен цокот копыт и скрип повозки. Бледные губы скривились при одном взгляде на приближающееся к дому пятно света.

— Не вовремя, — вздохнула Нежить, устало потирая виски. — Господам шиноби известно, чем я зарабатываю себе на хлеб или же вы совсем случайные гости нашей деревни? — поднявшись из кресла, девчонка уверенно подошла к своим гостям вплотную…

 

В твоих глазах безразличия столько…

И расплата тебя не тревожит нисколько…

У тебя есть талант — это я вижу.

Подойди, я тебя, пока, не обижу.

 

Ты слишком уверенно делаешь шаг

И не боишься, что я могу быть и враг.

Всего лишь девчонка в одеждах простых…

Взглядом ты изучаешь меня,

Но в глазах твоих золотых

Не угасает пламя безразличия огня.

 

* * *

Несостоявшийся разговор был прерван настойчивым стуком в дверь. На что Нежить лишь перевела взгляд на часы и бесшумно попыталась направиться в сторону источника шума. Однако далеко уйти ей не удалось. Лёгкое движение со стороны неизвестного ей шиноби, и её тело оказалось словно связано. Опустив глаза, Мизуки в который раз пришла к заключению, что этот тип не менее впечатляет, чем нежданно объявившийся на её пороге змеиный саннин. «Нити чакры?.. Кукловод?.. Кажется, так это называется…» — отметила про себя Хитоми.

— Если вы меня не отпустите, мои заказчики крайне удивятся тому, чем я занимаюсь ночью вместо того, чтобы поспешить пообщаться со свежими покойниками… — холодная усмешка скользнула по бледным губам. — Вам ведь не нужен лишний шум? Эти люди всё равно не смогут вам ничего противопоставить… — Нежить устало покачала головой. — А мне хватит и тех покойников, что они привезли.

Вопрос решался недолго, и уже спустя мгновение она почувствовала, как контроль ослабевает и быстро рассеивается. Ещё раз усмехнувшись собственным мыслям, Мизуки обернулась:

— Я полагаю, вы пожелаете продолжить прерванный разговор? — ответом стали недвусмысленные взгляды Акацук. — Буду к вашим услугам, как только уберутся гражданские, — на бледных губах застыла кривая усмешка. — Если не нашли себе приюта на эту ночь, тогда можете располагаться. Регистрация трупов вопрос не быстрый. Только не советую зажигать свет. Мои заказчики могут заподозрить неладное. Ведь мне не нужен свет в доме, когда у меня есть «моя работа».

---

1) Акацуки — группа шиноби, не относящаяся ни к одной из деревень. На протяжении многих десятилетий организация существовала в различных формах и возглавлялась разными людьми. Несмотря на то, что организация считалась преступной, её члены стремились к миру своими способами.

Вернуться к тексту

2) Нукенин ("Беглый ниндзя") — ниндзя, который покидает своё селение без намерения вернуться. Нукенины являются преступниками, утратив связи с родным селением, если не до их побега, то после отказа от своих обязанностей. Они покидают селение при совершении преступных деяний либо для достижения личной выгоды.

Вернуться к тексту

3) Джинчуурики — (Буквальное значение: Сила Человеческого Жертвоприношения) — это люди, в которых запечатаны хвостатые звери. Они обладают неординарной силой, и, в некоторых случаях, даже сильнее, чем их демон сам по себе, так как обладают навыками, чтобы эффективно использовать его силу.

Вернуться к тексту

Хитоми бесшумными шагами подошла к двери и также бесшумно открыла её, не задавая вопросов. Перед ней стояли трое мужчин: двое из них были из соседней деревни. За их спинами находилась повозка, покрытая чёрным покрывалом. Взгляд Мизуки безразлично коснулся чёрной ткани, отмечая, что клиентов как минимум два и как минимум странно, что повозка местная. Но да это не её дело… Хитоми закрыла за собой дверь и сделала шаг к своим поздним визитёрам. Двое чужаков в специфической форме следственного комитета ещё не имели с нею дела, но, судя по взглядам, явно были наслышаны, поэтому рефлекторно шагнули назад.

— Что, страшно? — устало усмехнулась Хитоми. — Таких клиентов я принимаю с другого входа, — лёгкий кивок в сторону повозки.

— Э-мм… — промямлил один из новеньких визитёров. — Нежить-сама… Э-мм…

— Что именно нужно? — усмехнулась Мизуки, услышав суффикс «-сама». — Вскрытие? Или простое приготовление к погребению? — приподняла она бровь.

Ответ был ясен ей изначально, но для проформы спросить стоило. В самом деле, стали бы ей тащить трупы из соседней деревни просто ради обычного приготовления к погребению… Да ещё люди из следственного комитета… Понятное дело, что придётся повозиться с отчётом и телом — ибо криминальные покойники всегда требовали особого «подхода».

— И то и другое, — мрачно ответил ещё один, исподлобья глядя на неё, как на до жути неприятную ему личность. — Результаты нужны к утру. Если успеешь, то оплата будет двойная за каждого, — мужчина повёл небритым подбородком в сторону повозки. — Всё согласно букве закона, поэтому с тебя подробные протоколы вскрытия, — в глазах мужчины читалась усталость и в какой-то мере уважение к ней. Как бы то ни было, Нежить была единственной, кто мог быстро и качественно разобраться с подобным делом. С этим спорить было сложно. Собственно, именно это и составляло почти весь её доход.

Звенящее в его голосе раздражение можно было смело списать на усталость. У местных следственных органов нынче выдалась «жаркая» неделя. Об этом она могла судить по количеству привозимых к ней на экспертизу тел. А судя по двухдневной щетине надзорного — справлялись они с трудом, если вообще справлялись. Собственно, её никогда не интересовали подробности его работы. Впрочем, это было обоюдно. Они были знакомы слишком долго. Но он так ни разу и не спросил её имя. Он уважал её как специалиста… Но… Как человек она внушала ему отвращение. И с этим Хитоми ничего поделать не могла.

Ещё раз усмехнувшись собственным невесёлым мыслям, чем вогнала двоих следователей в некоторую растерянность, Мизуки развернулась к визитёрам спиной и направилась к большой двустворчатой двери, ведущей в подвальное помещение. Живые… Они всегда видели в ней только ёкая. А тех, кто имел с нею дело, интересовал лишь результат её не слишком чистой работы.

Однако задерживаться сейчас тоже не стоило. В доме её ждали две весьма специфичные личности. И мало ли что им в голову взбредёт… В способности этих шиноби — превратить всех присутствующих в плохо опознаваемый фарш — Хитоми не сомневалась. Так что с приёмкой стоило закруглиться как можно скорее.

— Что, так и будете стоять? — развернулась к мужчинам Нежить, фиксируя створки двери в открытом положении. — Клиентов укладывать будете сами. В мою работу это не входит, — дабы добавить заказчикам прыти и желания убраться поскорее, она растянула губы в кривой кровожадной ухмылке, которая, как ей было известно, весьма внушительно смотрелась с её специфической манерой одеваться и внешностью…

 

* * *

Акацуки молчаливо стояли у окна и вслушивались в разговор их новой знакомой с людьми из деревни до тех пор, пока повозка не двинулась в сторону подвала, а трое следователей не скрылись вместе с телами и хозяйкой дома в пристройке. То, что «заказчиками» Нежити были следственные органы, не внушало ни доверия, ни особой радости. Однако если сложить все имеющиеся факты: пьяные россказни, повозку с весьма очевидным содержимым, поведение (притом даже весьма почтительное) государственных следователей и стойкий запах дезинфекции в доме… Выходило, что девчонка была хоть и изгоем, но и весьма важным экспертом в своём деле. А была она, судя по фактам, — патологоанатомом. Притом весьма квалифицированным, раз к ней заявлялись подобного рода гости. И если брать в учёт состояние ведущей сюда дороги — бывали они у неё весьма часто и с завидной регулярностью.

Когда в подвал были перенесены оба тела из повозки, Орочимару позволил себе облизнуть губы и, ухмыльнувшись, нарушить тишину:

— Надо же, какая занятная личность эта Нежить!

— У неё определённо есть талант, — впервые за всё это время высказался Сасори. — Скорее всего, она медик, как и её родители, — взгляд кукловода коснулся переплётов древних книг.

Орочимару, проследив направление взгляда напарника, на мгновение замер, также изучая переплёты потёртых фолиантов. Однако разглядеть полустёртые символы при таком освещении было сложно. Ещё пару мгновений он молча предавался раздумьям о том, насколько может быть полезным изучение такой информации, но потом всё же сделал решительный шаг и коснулся одной из книг. Его глаза метались от одной надписи к другой… И чем больше он узнавал о содержимом полки, тем сильнее на его губах проступала почти безумная улыбка.

— А у девчонки весьма редкая коллекция книжек, — с лёгким удивлением отметил Саннин. — Такое мало где найдёшь… Пожалуй, я нашёл себе достойное занятие, пока она «выпроваживает гражданских», — усмехнулся он, нежно поглаживая фолиант весьма древней книги и устраиваясь в кресле. Как оказалось, с этого места крыльцо и ворота просматривались ничуть не хуже.

Акасуна остался у окна, то поглядывая на дверь в пристройку, то осматривая гостиную. Даже при столь плохом освещении, можно было разглядеть, что помещение было обставлено крайне скудно ветхой мебелью, которая, видно по накрывающим её простыням, редко использовалась, за исключением кресла у камина и книжных полок. В остальном создавалось впечатление, что здесь никто не живёт.

Повозка тронулась прочь спустя полчаса, если верить настенным часам около камина. Сасори очень не любил ждать и терять время попусту. Но устраивать шумиху тоже было крайне нежелательно. Отчётливо было видно, что люди, сидевшие в повозке, с облегчением вздохнули, как только отъехали от этого дома. Можно было бы поспорить, чего они так боялись — хозяйки этой богадельни, или же девчонка рассказала своим товарищам о своих «гостях»-нукенинах… Но судя по поведению деревенских на начало визита… Да и не стоит забывать о чрезмерном количестве сплетен, что тоже были явно не на пустом месте и свидетельствовали о реальном мнении большинства. Всё же дело было в Нежити.

— Кажется, это действительно самое уместное место для ночлега, — усмехнулся Орочимару. — Ты посмотри, как её боятся. Но при этом уважают и высоко ценят, — Саннин задумчиво провёл языком по губам. — В этой девчонке определённо что-то есть.

Акасуна, пробежав взглядом по рядам книг, согласно кивнул. Но сейчас его, видимо, больше интересовало, что же именно умеет эта девчонка, нежели её коллекция. Тем временем Нежить уже закончила закрывать двери в покойницкую, ну хоть эти скрипели в соответствии с антуражем, и поднялась на крыльцо. Входная дверь открылась практически бесшумно и так же тихо закрылась. Пара минут и хозяйка дома вновь опустилась в кресло. Правда, теперь в то, что было накрыто простынею, ведь кресло у единственного источника света занял Саннин.

— Простите за ожидание, — устало выдохнула она, чуть склоняя голову. — И нет, я ничего о вас не сказала, — поймав на себе внимательный взгляд стоящего у окна Сасори, спокойно добавила Нежить. — Я их, конечно, недолюбливаю… — холодный взгляд вновь прошёл по чёрным плащам. — Но и не горю желанием тащить на тот свет за собой. Уж извините, но в благотворительность не верю. Особенно таких серьёзных людей, как вы, — на бледных губах появилась натянутая улыбка.

— Ахах, — не удержался от хрипловатого смешка Орочимару, — ты весьма проницательна. Особенно учитывая, кто твои «заказчики», — его змеиные глаза встретились с пустыми глазами Нежити.

— Значит, всё-таки пришли посмотреть на местное чудо… — устало потирая виски, прокомментировала девчонка. — Иначе знали бы, что я самый популярный патологоанатом в округе с подработкой в виде кладбищенского смотрителя и похоронных дел мастера. Нет, гробы я не делаю, — со вздохом заметила хозяйка дома, видимо, ощутив интерес во взглядах гостей.

— Мы вроде как об этом не спрашивали, — ядовито прошелестел Саннин, перелистывая очередную страницу одной из её книг.

— Спрашивают часто, привычка, — пожала плечами Нежить. — Итак, что же вы хотели узнать, господа шиноби? — голова кукольно склонилась к плечу, а взгляд пустых глаз уставился в огонь.

— Как давно ты здесь? — не отрываясь от чтения, поинтересовался Орочимару.

— Как давно?.. — глаза девчонки медленно заскользили по полкам, стенам и мебели. — Около семи лет, если мне не изменяет память… Сейчас мне тринадцать, — уже более чётко добавила она, заметив наклон головы кукольника. — Да, мои родители погибли на миссии, а я была слишком мала, чтобы самостоятельно покинуть эту деревню, — буднично сообщила Нежить в ответ на поднятый от исписанных страниц взгляд.

— И всё же ты знаешь обо мне, хоть и была «слишком мала», оставшись здесь одна, — криво усмехнулся Саннин.

— Хм… Один из моих родственников как-то сталкивался с вами мельком… — разминая тонкие пальцы, спокойно парировала девчонка. — Но судя по рассказам, вы даже не заметили, что едва не прихлопнули такую «мошку».

— Ахахах, — вновь не сдержался Орочимару, но в тишине этой комнаты его негромкий хриплый смешок прозвучал слишком отчётливо.

Нет, девчонка определённо не дура. И для её возраста ей более чем хватило ума и наблюдательности, чтобы правильно оценить ситуацию… И даже весьма неплохо вывернуться из не особо выгодного положения. Слишком редкие и слишком хорошие книги. Взгляд Саннина вновь опустился к строчкам медицинского справочника по ирьёниндзюцу⁽¹⁾. Слишком очевидный талант в сфере работы с трупами в таком юном возрасте. И это учитывая, что жила она всё это время одна. С шести-семи лет. Нет. Она явно не может быть из простой семьи медиков. Да и эта отговорка про миссию родителей выглядит натянуто. Девчонка точно лжёт. Но не столь явно, чтобы понять, что именно ложь в её словах. Тем не менее её нахождение в этой деревне в столь юном возрасте… Крайне подозрительно.

— Хорошо, а что ты знаешь о хвостатых зверях или биджу⁽²⁾? — в весьма своеобразной манере облизнув губы, уточнил Орочимару.

— Хвостатые звери?.. Биджу?.. — девчонка даже прикрыла глаза, напрягая память. — Это случаем не из раздела сказок о Рикудо… Сеннине?.. — бледные губы скривились в горькой усмешке. — Если да, то вроде в малолетстве что-то читала… Но уже не помню. Сказки плохо вязались… — тонкие пальцы подозрительно переплелись, — с медициной…

— А о джинчуурики⁽³⁾? — он взглянул на жертву с лукавым прищуром.

— Джинчуурики?.. — бледное лицо неестественно скривилось. — О жертвоприношениях ничего не знаю. Не мой профиль. Хотя живые, верно, говорят иначе…

— Живые? — впервые нарушил тишину низкий голос Сасори, что всё ещё стоял у окна.

— Всё же вырвалось… — устало вздохнула хозяйка дома. — Я фактически не общаюсь с живыми людьми, разве что вот так с заказчиками да при заказе гробов. Почти всё моё время уходит на покойников… — бледных губ коснулась натянутая улыбка. — Вы первые живые люди, с кем я нахожусь так долго, не обсуждая мертвецов…

— Раз уж ты об этом заговорила, — вкрадчиво произнёс кукольник, — может, продемонстрируешь нам своё мастерство, которое так высоко ценят местные следователи?

— Господа шиноби желают посмотреть на «мою работу»? — девчонка тяжело вздохнула, на мгновение прикрыв глаза рукой. — Да, конечно, — она медленно поднялась из кресла. — Следуйте за мной…

 

* * *

Нежить тихо подошла к камину и, взяв с него керосиновую лампу, на ходу зажгла её, всё так же бесшумно выскользнув в коридор. Свет выхватывал то выцветшие обои, то облупившиеся косяки, но в целом можно было сказать, что в доме весьма чисто. А ещё в тусклом свете лампы было отчётливо видно босые ноги с аккуратной маленькой стопой, которые мерно сверкали пятками у Кукловода под самым носом. Узкий коридор вскоре закончился тёмным провалом ведущей вниз лестницы. Спуск оказался на удивление долгим и оканчивался массивной металлической дверью, открывшейся вовнутрь с тихим неприятным скрипом. Девчонка явственно раздражённо цокнула языком по этому поводу, но останавливаться не стала.

Пройдя внутрь, Нежить сделала шаг в сторону. Раздался тихий щелчок. И помещение наполнилось ярким холодным светом. Керосиновая лампа была тотчас погашена и оставлена на тумбочке у входа… Рядом с расчёской и шпильками. Впрочем, расчёска тут же заскользила по чёрным, струящимся, словно шёлк, локонам, собирая их в высокий хвост, и вернулась обратно на место. Теперь в ход пошли ловкие тонкие пальчики, стягивающие волосы в жгут, сворачивая и закрепляя этот жгут в тугой пучок.

— Если не возражаете, мне нужно переодеться, — не оборачиваясь, вздохнула девчонка, заканчивая собирать волосы.

— Не возражаем, — хищно прошелестел Орочимару, опираясь спиной о стену.

Нежить на мгновение склонила голову и исчезла за ближайшей дверью, позволяя им осмотреть покойницкую. Комната была выложена белой плиткой и давила своей стерильностью, несмотря на старинную тумбочку с керосиновой лампой и расчёской да старенький кожаный диванчик, на котором местами выцвела от частой дезинфекции кожа. По сути, каждая из стен в этом помещении имела свою дверь или даже несколько таковых. Всего их Сасори насчитал шесть, включая «парадный вход» для клиентов, который можно было определить по массивным деревянным двустворчатым дверям. Ещё одни двустворчатые, но менее массивные металлические двери, скорее всего, вели к холодильной камере… Больше разглядеть Акасуна ничего не успел, так как из-за спешно прикрытой двери выскользнула девчонка. Сасори перевёл на неё взгляд и застыл от удивления.

Сейчас на хозяйке этой богадельни был аккуратный белый вполне новый халат, подчёркивающий хрупкость худощавого девчоночьего тельца. Похожие на чёрный шёлк локоны плотно забраны в тугой пучок, обнажая тонкую длинную шейку. Идеально пропорциональное красивое лицо, словно вылепленное рукой профессионального мастера: ровный, тонкий, аккуратный острый носик, мягкая линия скул, словно нарисованные бледные в меру пухлые губы. Тонкие чёрные дуги бровей. И большущие золотистые, словно стеклянные, глаза… В обрамлении пушистых длинных ресниц… Правда, картину портили тёмные круги под глазами и нездоровая худоба… Но всё это было легко поправимо, отметил про себя Акасуна, следуя за движением босых маленьких ножек.

Менее массивная двустворчатая дверь и впрямь вела к холодильной камере. Сверившись с данными из папки, что держала подмышкой, девчонка довольно ловко переложила покойника из шкафа на носилки и двинулась в сторону соседней широкой двери, за которой находилась секционная. Труп опять же весьма ловко «перекочевал» на секционный стол. Столик с инструментами был явно привычно подтянут босой ступнёй и уставлен лотками с инструментами…

А далее взгляд Сасори то и дело соскальзывал с порхающих над телом изящных маленьких кистей на узкие плечи, ровную узкую спину, босые ступни с маленькими изящными пальчиками, чёрные блестящие в ярком холодном свете волосы, тонкую шею и возвращался к доведённым до идеального автоматизма движениям и действиям. Девчонка и впрямь была высококвалифицированным патологоанатомом. Но отнюдь не её навыки и лишь одной ей понятные записи сейчас занимали его. Он никак не мог отделаться от стойкого впечатления, что смогла произвести на него эта хрупкая странная девчонка из захолустья…

 

Ты чем-то на куклу очень похожа…

Быть может, этой фарфоровой кожей?..

Быть может, чёрным шёлком волос?..

И уже готов с губ моих сорваться вопрос…

 

Но его я пока задавать тебе не буду.

Нет, я не забуду

Эти золотые глаза…

Встреча эта, как внезапная ночная гроза…

 

* * *

Орочимару откровенно скучал, наблюдая, как Нежить совершает внешний осмотр, берёт пробы на анализ, наконец делает характерный «Y»-образный разрез, изучает внутренности и делает невнятные пометки на специальной доске. Да, обращаться со скальпелем она умела более чем прекрасно да и в анатомии разбиралась на уровне профи. Но он ожидал увидеть нечто большее — техники и её умение обращаться с чакрой. Но девчонка и не думала демонстрировать нечто подобное. Она, как назло, действовала, как обычный человек. Да, она безусловно была талантлива в своём деле. Но ничего интересного Саннин в её действиях сейчас не нашёл.

Когда исследованное тело вернулось на носилки и было накрыто простынёй, Орочимару решил, что тратить здесь время не имеет смысла. Впрочем, убивать девчонку тоже было рановато. Мысль о том, что она умела прекрасно контролировать и скрывать свою чакру да ещё и была спрятана в такой глуши, упорно не давала ему покоя. Нежить явно скрывала свои истинные возможности. Об этом говорили и свежие следы на книжной полке. И наверняка не просто так она читала эти книжки. Впрочем, вспомнив о них, Саннин пришёл к выводу, что сейчас от них будет больше информации, нежели от самой девчонки.

— Что ж, с остальным ты, я думаю, и без нас справишься, — хрипло усмехнулся он, глядя, как Нежить открывает небольшую ёмкость и отправляет туда использованные ранее перчатки. — Тем более что твои «друзья» заявятся поутру. Тебе следует поторопиться. Ведь нам не нужен «лишний шум», — развернувшись к двери, Орочимару отметил, что напарник в отличие от него уходить не спешил.

Это означало лишь одно — кукольник собирался изучить жертву более подробно. Даже далёкому от его мании Саннину бросилось в глаза, что девчонка точь-в-точь фарфоровая кукла. Факт того, что нукенин Песка мог заинтересоваться Нежитью, как очередной «частью коллекции», абсолютно не радовал. Если она и впрямь медик, то будет совершенно бесполезна в качестве тех игрушек, с которыми сражался Сасори. А вот для опытов Орочимару девчонка придётся в самый раз. Даже если ничего не умеет, стоит покопаться в её геноме. Саннин нутром чуял, что дело с ней определённо нечисто. Однако если кукольник упрётся… То ему может не достаться даже тела для исследований. А вот отправить девчонку на тот свет… Кукловод, к неудовольствию Орочимару, мог в любой момент…

Ещё раз бросив взгляд на напарника и на Нежить, скрывающуюся за дверью с носилками, он расстегнул несколько клапанов плаща и вышел прочь. В гостиной было слишком много книг, требующих его внимания. А пытаться остановить Акасуна-но-Сасори… дело бесполезное…

 

* * *

В секционной сегодня было особенно холодно. И этот холод тонкой струйкой стекал по позвоночнику, замедлял движения рук и сводил судорогой пальцы босых ног. Впервые за последние семь лет она чувствовала себя не в своей тарелке, исследуя мёртвое тело. Хитоми сделала глубокий вдох и, сжав и разжав окоченевшие пальцы, убрала собранные для анализа образцы в специальный короб. Ими она займётся позже… Если вообще займётся. Криво усмехнувшись собственным мыслям, Мизуки вернулась к оставленному на секционном столе телу. Покойник был на редкость холёным и чистым: ни синяков, ни ссадин, даже выражение лица и то спокойное. Однако и причину смерти у таких оставалось искать разве что только внутри. Особенно когда привозили его из следственного комитета…

Острый, словно клинок, взгляд Змеиного Саннина не позволял расслабиться и заставлял поначалу взвешивать каждое действие. Можно было, конечно, куда проще разобраться со всей работой, использовав тот арсенал навыков, что достался от предков-шиноби… Но интуиция подсказывала, что делать этого не стоит. К тому же… Сейчас ей не стоило тратить чакру по таким пустякам. Нанесённый на кожу предплечья особыми чернилами рисунок отдавал неприятным холодком, тянущимся вглубь её собственного тела. Она была готова. Готова умереть в любой момент. Активационную печать она успела задействовать ещё при беседе… Отступники, если и заметили, то не придали этому значения. Это хорошо. Оставалось только направить в вязь узора чакру… И желательно — всю. Чтобы эффект был достаточно мощным. Тогда прервать технику будет невозможно. Технику… дезинтеграции… Ту самую… Внутри покалывало от этой мысли. Хитоми в очередной раз мысленно усмехнулась — всё-таки что-то человеческое в ней всё же осталось и она не совсем Нежить, раз ещё звучат отголоски давно забытого чувства — страха…

Мельком бросив взгляд на две фигуры у двери в холл, Мизуки пришла к ещё одному не самому радужному выводу. Если взгляд Орочимару-сама прошивал насквозь, и его намерения были вполне ясны ей… То впечатления от второго шиноби было не разобрать. Хитоми чётко ощущала его тяжёлый взгляд. Но не более. Впрочем, сутулая фигура этого шиноби с эксцентричной причёской тоже выглядела подозрительно. Весь он был какой-то «неправильный», непонятный и… неживой. Он был… Словно пустой оболочкой, вмещающей разум… Что именно было не так с этим «гостем», Хитоми отчётливо сказать не могла, но все её шесть чувств били тревогу, говоря о том, что судьба та ещё ироничная сволочь, решившая и тут ей устроить проводы в Ад…

Погрузившись в размышления, Мизуки-Нежить даже не заметила, как её тело расслабилось и уже по привычке действовало на автомате в соответствии с заученной до зубной боли схемой вскрытия. То и дело попадавшие в угол обзора лица чужаков были всё так же бесстрастны… Кажется, старый хрыч говорил, что умение держать это самое лицо — первейшее правило шиноби… Ну да и ладно. В тишине этой излишне светлой и стерильной комнаты каждое её движение, казалось, отдаётся эхом. Оказывается, ожидание неизбежной расправы порядком нервирует…

Змеиный Саннин решил-таки нарушить установившееся вязкое молчание лишь тогда, когда исследованное тело уже вернулось на носилки и было накрыто простынёй.

— Что ж, с остальным ты, я думаю, и без нас справишься, — хрипло усмехнулся он, глядя, как Мизуки скидывает грязные перчатки в ёмкость для обработки. — Тем более что твои «друзья» заявятся поутру. Тебе следует поторопиться. Ведь нам не нужен «лишний шум», — развернувшись к двери, Орочимару бросил косой взгляд на своего спутника, который в отличие от него уходить не собирался.

Это что… сейчас ей была дана отсрочка?.. Хитоми, воспользовавшись заминкой, вместе с носилками вышла прочь из секционной. Убедившись, что гости остались там, за дверью, и следовать за ней не собираются, она прикрыла глаза рукой и беззвучно рассмеялась. А ведь думала, что будет возможность отдохнуть… Хотя бы на том свете… Как же она устала… Уже неделю работать без сна с кратковременным отдыхом… За последние двое суток она даже поесть успела только дважды… Но чёрта с два!.. Работу всё-таки придётся выполнить. И сделать это в срок.

Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, Мизуки всё же взяла себя в руки и отправила покойника на прежнее место в холодильной камере. Надо делать дела, их никто не отменял. А сейчас ей предстояло отмыть секционный стол и убрать в обработку инструменты. Надо ещё составить отчёт… И заняться следующим трупом… Тяжело вздохнув, Хитоми-Нежить вернулась в секционную и, натянув перчатки, взяла ёмкость с заранее приготовленным чистым раствором и ветошью. Змеиный саннин удалился, вот только тяжёлая атмосфера никуда не делась — второй нукенин в чёрном плаще с алыми облаками, всё так же сгорбившись, неподвижно стоял у стены и следил за каждым её движением.

Тишина. Только капала вода из крана. Мизуки бросила в его сторону раздражённый взгляд: опять сломался и его надо чинить, но как?.. Хотя… имело ли это смысл сейчас?.. Её вроде как решили оставить в живых… пока что. Но как-то она сомневалась в гуманности людей, от которых разило смертью и кровью. Они не просто шиноби. И убивали не только врагов деревни или страны. Такие обычно просто убирают ненужных свидетелей и тех, кого им выгодно. С ней церемониться тем более не станут. Кто она такая, чтобы заслужить особого обращения?.. Вот и сейчас один из гостей всё ещё молча стоял и сверлил её спину взглядом. Её оценивали, решая, что делать дальше. Но… стоило ли показывать свои способности?.. Дед и отец частенько любили пугать её тем, что чужаки скорее пустят глупую девчонку на опыты... И почему-то при одном взгляде на Орочимару-сама сомнений в этом не возникало…

Инструменты со звоном были отправлены в ёмкость для обработки. Мокрая ветошь, едко пахнущая дезинфицирующим раствором, мягко заскользила по секционному столу, стирая разводы крови. Хитоми с трудом подавила громкий вздох: пока всё обошлось. Но сколько ещё будет идти эта игра в кошки-мышки со смертью?.. Оно, конечно, будоражит кровь и расцвечивает её жизнь новыми красками, но…

Палец обожгло болью. Опустив пустой взгляд вниз, Мизуки заметила, что глубоко вогнала в безымянный палец металлическую зазубрину, что осталась на одном из краёв стола… после одного из срывов старого хрыча. И вот надо было портить ему такое важное оборудование?.. Вот же старый… Гнев, всколыхнувшись где-то глубоко внутри мутной взвесью, осел назад. Нет, это она слишком рассеянна в последнее время. На мгновение мир вокруг стал мутным. Всего пара секунд, чтобы по-привычке увеличить темп циркуляции чакры и остаться в сознании. Ещё не время для отдыха. Хотя привычные уловки уже начинают давать сбои. Она слишком устала. Ещё одна порванная перчатка…

За спиной что-то щёлкнуло, или ей это показалось?.. Не важно. Встряхнув тяжелеющей головой, Хитоми убрала ветошь обратно в ёмкость с раствором, стянула рваную, успевшую окраситься розово-красным перчатку и осмотрела палец. Кровь уже остановилась, и ранка быстро затягивалась. Но медленнее, чем обычно. Пожалуй, ей всё же и впрямь нужна пара дней для отдыха… А то перчатки-то не бесконечные… Опять там, где стоит нукенин, раздалась серия щелчков. Не бесконечные… Впрочем, её никчёмная жизнь — тоже. И всё же там, за спиной, определённо что-то происходило… Вот только стоило ли проявлять любопытство?.. Наверное, надо было хотя бы сделать вид, что обратила внимание…

Однако попытка повернуть голову была тут же беспощадно подавлена накрывшей глаза холодной ладонью… А всё тело резко стало, словно совсем чужое… Вот она — разница между обычным человеком и шиноби… Хотя даже для обычных шиноби… Эта разница, верно, была бы ощутима. Ведь те, кого она сегодня впустила в дом, были отнюдь не рядовыми шиноби своих деревень… Её гости — отступники и опытные убийцы. Вот и она успела лишь краем сознания уловить движение… Когда было уже поздно…

Запястье травмированной при уборке руки обожгло болью от чересчур жёсткой хватки чужих холодных пальцев. А спиной даже через слой плотной ткани ощущался холодный торс со странным выпячивающим вперёд кругом… И ледяным провалом там, где должен быть живот… Холодные пальцы сжались на запястье, заставляя повернуть кисть так, чтобы был виден раненный палец.

— Регенерация, достойная разве что джинчуурики, — сообщил ей почти в самое ухо мягкий, бархатистый властный голос с нотками сарказма.

Лицо мужчины оказалось довольно близко… Но вот дыхания его Хитоми почему-то не ощутила… Да и этот голос… Совсем не тот хрипловатый бас, что был прежде. Но она была уверена, что никого, кроме того странного нукенина, здесь не было… И быть не могло. Разве что…

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — изо всех сил концентрируясь на ощущениях, вздохнула Мизуки.

— Вполне возможно, но… — холодные пальцы мягко разжались, скользя вверх по её кисти и ощупывая каждую фалангу её пальцев. — Ты ведь тоже далеко не простой человек… И тебе есть что скрывать, — скорость, с которой эти холодные, но в то же время необычайно ловкие пальцы переместились к её локтю, задрав попутно рукав халата, просто поражала. — Итак, что тут у нас?.. — ощущения от скользящего по специфическому узору холодного пальца медленно, но верно разгоняли всю не к месту навалившуюся усталость. — Огненная печать для… самоуничтожения?.. — едкий смешок рядом с ухом. — Так вот почему ты не использовала чакру… Умно.

В горле окончательно пересохло. Да и на языке противно вертелся вопрос «Чего вы от меня хотите?»… Вот только задавать его было настолько глупо… Что Хитоми предпочла просто промолчать и делать выводы по дальнейшим действиям этого странного человека… Если он вообще был человеком.

— Такие тонкие изящные пальцы, — холодная ладонь наконец-то соскользнула с глаз, а сам нукенин отстранился.

Однако шея всё равно совершенно не слушалась, впрочем, как и всё тело, которое словно бы онемело. И это был не страх. Мизуки могла точно сказать, что сейчас её контролировали. Вот этот индивид у неё за спиной. Отступник… Пальцы которого сейчас мерно скользили по её предплечьям, ощупывали локти, изучали плечи, ключицы, позвонки и рёбра… Почему-то в голову пришла не очень приятная аналогия — совсем как она сама трупы… Разница была лишь в том, что она-то жива… пока что…

— Совершенная… — зачарованно выдохнул обладатель завораживающе бархатистого голоса, вытягивая шпильки и распуская её волосы одной рукой. Боковым зрением Хитоми видела, как его пальцы с окрашенными в темно-зелёный цвет ногтями оттягивают её локон, -…кукла.

Внутри всё похолодело. И на смену безразличной вялости пришло едкое раздражение… Так и колющее сознание вопросом: вы шутите, верно?.. Порой способность собственной памяти выуживать необходимые знания из самых тёмных и укромных мест… Дико нервировала. Вот и сейчас. Мозг сопоставил факты, а чёртова память опять услужливо напомнила… О ещё одном человеке, с которым, как ей говорили, не дай Бог столкнуться… Нет, там, конечно, был приличный список, и всё же… Если это действительно Он…

Ситуация начинала казаться бредовым сном. Как могло случиться, что сразу двое из этого списка случайно оказались у неё на пороге?.. И вместе… Насколько она помнила из рассказов матери, Орочимару был родом из Конохагакуре, а вот тот, что сейчас стоял у неё за спиной… Скорее всего, был из Сунагакуре… Так почему они оказались вместе?.. Мизуки хотела было встряхнуть головой, чтобы отогнать наваждение, но что-то упорно не давало ей это сделать. И это что-то, кажется, называлось — нити чакры…

О нитях чакры и кукловодах, что использовали вместо оружия кукол-марионеток, нашпигованных оружием и ловушками, Хитоми слышала не так много и не так часто. Да и запомнила лишь потому, что там было запретное слово «кукла»… Однако все эти рассказы приходились на весьма специфичные случаи патологоанатомической практики Мизуки Юичи ещё до переезда в Соншитсу. Да, об этих шиноби-кукловодах из знойных песков Страны Ветра ей как-то рассказывал дед. Да и то в подробности он пустился лишь потому, что «клиенты» были отправлены к ним одним и тем же отступником ранга S — Акасуна-но-Сасори. Характерным почерком которого были весьма сложные и невероятно токсичные яды, которыми, как рассказывал ей дед, он смазывал чуть ли не все детали своей куклы…

А ещё… Если припомнить… Старый хрыч, кривясь, ворчал, что шельмец-песочник так навострился работать с трупами, что делал из них своих кукол-марионеток и даже собирал коллекцию… Это, конечно, было важно… Но… Тогда Хитоми не очень интересовали такие вещи — конфликт с дедом был в самом разгаре, а она активно упрямилась воспринимать препарирование в качестве обучающей игры… Да и кукол ей хотелось самых обычных, не из мертвецов… А вот сейчас, кажется, пришла расплата за невнимательность…

Нет, это определённо был сон!.. Она просто свалилась с переутомлением, и всё это ей снится. В реальности таких чудес не бывает… Хотя кошмары имеют привычку периодически сбываться…

---

1) Ирьёниндзюцу — «Лечащая техника» — техники, при помощи которых пользователь может залечить свои раны или раны другого человека. Такие техники могут использовать только те люди, у которых прекрасный контроль Чакры. Для таких людей характерны знания в области медицины, лекарств и их состава.

Вернуться к тексту

2) Биджу — «Хвостатый зверь» — огромные сгустки чакры, которые воплощаются в облике зверей. Однако они во много раз больше, чем нормальные звери, и различаются количеством хвостов. Эти хвосты — показатели количества чакры, из которой состоят Биджу, и их силы. Чем больше у Биджу хвостов, тем больше чакры, из которой он состоит, и, соответственно, больше его сила. Биджу часто называют Демонами или монстрами из чакры.

Вернуться к тексту

3) Джинчуурики (Буквальное значение: Сила Человеческого Жертвоприношения) — это люди, в которых запечатаны хвостатые звери. Они обладают неординарной силой и в некоторых случаях даже сильнее, чем их демон сам по себе, так как обладают навыками, чтобы эффективно использовать его силу.

Вернуться к тексту

Ты могла бы куклой стать

Самой красивой в коллекции моей…

Я хочу с такой поиграть…

Да. Ты станешь ей,

Моей любимой куклой красивой самой.

В этом я очень упрямый.

 

— Совершенная… — зачарованно выдохнул Сасори, одной рукой вытягивая шпильки и распуская похожие на чёрный шёлк волосы, а другой продолжая удерживать над девчонкой контроль, — …кукла.

Не удержавшись, он оттянул локон в сторону, разглядывая его на просвет. Эта девчонка… Она была самой настоящей куклой! Тот, кто лепил эти фарфоровые… лицо, кисти, стопы и пальцы… Был в высшей степени перфекционистом. Все пропорции этого хрупкого тела, если откинуть худобу, были фактически идеальны. Даже движения этого чуда были настолько великолепно кукольны, что у него невольно появилось желание «поиграть» с такой «марионеткой».

Вообще, вопрос о различии между куклой и человеком давно уже гнездился в голове нукенина, но вот сейчас в его руках оказался столь яркий и необычный образец «куклы с живым человеческим телом». Что не могло не будоражить его разум и не позволяло оставить такое явление без внимания. Как мастер по созданию марионеток, которых он считал своим искусством, Сасори просто не мог пройти мимо, не изучив и не разобравшись в вопросе.

Ко всему прочему, его упорно не отпускало стойкое странное ощущение. Ощущение, что он только что нашёл совершенное творение, достойное стать по меньшей мере истинным искусством. Впрочем, девчонку от совершенства отделял всего один нехитрый шаг… В то же время Акасуна, наблюдая за действиями этой великолепной куклы, уже начинал понимать, чем именно она так заинтересовала его… Эта девчонка… Слишком сильно напоминала ему самого себя. Разница заключалась лишь в том, что у неё было живое тело. Но ведь это так легко исправить…

Сасори усмехнулся. Всё-таки Орочимару оказался прав: на Нежить стоило взглянуть! Да и пребывание в этой деревеньке уже не казалось ему теперь столь бесполезной тратой времени. Ведь он наконец-то нашёл то, что искал: ключ к созданию совершенной марионетки. И эта марионетка обещала стать самым совершенным доказательством его взгляда на искусство.

Указательный палец Акасуны слегка шевельнулся, натягивая идущую от него к кисти девчонки нить чакры. Лёгкое движение, которое заставило эту самую кисть развернуть так, чтобы ему вновь стал виден пораненный ранее палец. Не смотря на всю серьёзность пореза, который, судя по обилию крови, был достаточно глубоким… От раны уже не осталось и следа. Такая регенерация и впрямь была достойна разве что джинчуурики. Вот только… Эта девчонка не подпадала ни под одно из имеющихся у них описаний. Да и, насколько ему было известно, носителями биджу в стране Земли были мужчины.

А значит, если сопоставить все факты… В том числе и эту огненную печать для самоуничтожения на предплечье у девчонки… Выходило, что здесь замешан улучшенный геном. Причём геном весьма специфичный. Иначе не было резона прятать её в столь раннем возрасте в такой глуши. Впрочем, наличие этой явно свеженарисованной печати весьма беспокоило Сасори. Девчонка была готова пойти на самые крайние меры в абсолютно любой момент. А это в его планы не входило.

Ещё больше раздражал тот факт, что полностью разобрать печать Акасуна сейчас не мог. А потом… Может и не наступить, ведь при таком раскладе было трудно сказать, что может послужить активатором. Однако, если судить по первому впечатлению, фарфоровая куколка была весьма умна и явно уже просчитала свои шансы. Прибавив к этому замаскированные под обычные жесты ручные печати…

— Огненная печать, — едва заметные движения пальцев кукловода легко заставляли сжимать и расправлять пальцы маленькую изящную фарфорово-белую руку, — она активируется чакрой?

Притихшая жертва наверняка косилась на свою конечность, действующую по чужой воле. И отвечать явно была не намерена. Впрочем… Молчание можно было принять за знак согласия. Правда, по тому отклику, что он получал от нитей чакры… Можно было судить о некоторых весьма занятных вещах: девчонка не дёргалась и освободиться не пыталась, не устраивала истерик и вообще вела себя на редкость спокойно и рационально. В очередной раз подливая масла в огонь его желания изучить «живую куклу» более тщательно.

 

Тебя здесь не ценят, тебя здесь не ждут.

И тебя никогда здесь не поймут.

Ты так на красивую куклу похожа…

Этой своей фарфоровой кожей…

Чёрным шёлком волос…

И гложет меня самый важный вопрос:

«Что для тебя искусство, девчонка?»

«Вечность…» — шепчет голос твой тонкий.

 

Да. Ты станешь куклой моей.

Да, ты будешь ей!

Мой взгляд пронзает душу твою.

Но ты не опускаешь голову свою.

В глазах твоих прежнее безразличие.

Лишь сердца стук — твоё от куклы отличие…

 

— Из какого ты клана? — обрывая нити чакры, соединяющие его и фарфоровые пальцы, скучающе поинтересовался Сасори, попутно ослабляя контроль и наблюдая за дальнейшими действиями куклы.

— Клана?.. — в тихом голосе прозвучала едкая усмешка. — А сами-то Вы кто, господин? — в этом тихом шипении была отчётливо слышна ирония. — Я мало что знаю об умениях шиноби, но вы ведь Кукловод, не так ли?..

— О, неужели у тебя есть догадки по поводу и моей персоны? — саркастично протянул нукенин, смотря на напряжённую, но не стремящуюся повернуться девчонку. — Да, я кукловод. Это тебе о чём-то говорит?

— Хах, — тонкие пальцы растёрли шею. — Есть одна догадка, — вторая перчатка была небрежно стянута и брошена на край стола. — Вот только не пойму, как таких шиноби занесло ко мне на огонёк, — девчонка оперлась руками о секционный стол, тихо посмеиваясь. — Вообще нелепо получилось… Я как раз размышляла, что неплохо бы убраться из этой деревни… и тут — бац! И два высокоранговых нукенина у меня на пороге, — напряжённая спина выпрямилась, и тонкие пальцы вновь скрутили волосы в тугой пучок. — Смешно даже… Может, всё же сон?.. — тихо добавила кукла, похлопав себя по щекам.

— Ммм, так ты прекрасного принца ждала, что спасёт тебя из мрачного заточения? — ядовито протянул Сасори, откровенно издеваясь над ней. — А пришли два страшных мужика?..

— Ахахах, — куклу согнуло почти пополам в приступе глухого истеричного смеха. — Сказки — не мой профиль. Да и какой принц? — отсмеявшись, девчонка покачала головой. — Шутник же вы, господин Кукловод, — со вздохом девчонка сделала пару шагов и не глядя вытянула один из ящиков медицинского шкафа, достав оттуда замену порванной перчатке. Всё так же не оборачиваясь. — С моими данными скорее экзорцистов из какого-нибудь храма дождёшься… — тихо бормоча себе под нос, она как ни в чём не бывало натянула перчатки и продолжила отмывать стол. — Но собственно… А зачем вообще принцы в сказках?.. — было отчётливо видно, как совершенная кукла замерла, явно всерьёз задумавшись над поставленным вопросом. — Насколько я знаю, от высокопоставленных персон одни только проблемы… Что же это за истории такие тогда?.. И как это?.. Принц… спасёт?.. Не понимаю… — закончив со столом, девчонка на автомате убрала весь инвентарь, всё так же стараясь не смотреть в его сторону.

— В самом деле? — картинно приподнял бровь нукенин. — А я уж думал, что у нас тут заколдованная принцесса из какого-нибудь великого клана, — криво усмехнувшись, он опёрся о бок своей марионетки.

— Насмешили, — грустно хмыкнув, девчонка чуть повернула голову в его сторону и выжидательно добавила, — господин…

Что ж… Эта фарфоровая куколка оказалась на редкость рациональна и радовала нетипичным для столь юных особей женского пола поведением. Она вообще фонтанировала приятными сюрпризами: от рационализма до внешности и поведения. За это она, пожалуй, заслужила узнать его имя.

— Акасуна-но-… — меланхолично начал представляться он.

— …Сасори? — закончила вместо него замершая у доски с пометками девчонка.

— Так, значит, и обо мне ты что-то знаешь? — усмехнулся кукловод, глядя, как она встряхивает головой и тянет руки к блокноту. — Тоже родственник рассказывал?

— Почти, — запоздало стягивая перчатки, выдохнула кукла. — Пару раз в качестве учебного материала мне попадались ваши… — она сделала паузу, явно подбирая слова, — …следы вашей деятельности. — Тонкие пальцы сжали блокнот. — Яды у вас и впрямь очень интересные…

— Только яды? — в одно быстрое движение переместившись за спину необычной куклы, Сасори едко усмехнулся над её ухом. — И это всё, что ты обо мне знаешь?..

— Нет, — напряжённая спина резко выпрямилась, и девчонка упёрлась затылком в его грудь, но тут же отстранилась. — Довелось слышать… Что вы делаете свои марионетки из людей, — повела плечами кукла, принявшись переносить записи с доски в блокнот.

— Хм-м, и кто же из твоих родственников тебе предоставлял такой «учебный материал», юная принцесса? — наблюдая за реакцией девчонки, саркастично поинтересовался нукенин.

— А вы, господин Кукловод, никак в «принцы» напрашиваетесь? — раздражённо фыркнула кукла, тряхнув головой в его сторону и влив в свои слова максимум яда.

Глаза Акасуны прищурились: девчонка оказалась ещё и чересчур остра на язык. За что и получила предупреждение: кисть Сасори мягко коснулась её горла. Напоминание о том, что он легко может её сломать, но пока не заинтересован в этом… Намёк был понят, если брать в расчёт явственное хмыканье. Вот только желания язвить не отбил…

— А под спасением имеете ввиду, что сделаете из моего трупа свою марионетку? — кукла гордо подняла голову. — Я, конечно, понимаю, что делать из покойников долговечное оружие — искусство… Но я, кажется, вам не особо подхожу, — судя по тону, нахалка была ничуть не испугана. — Моя семья специализировалась только на медицине. Да и в геноме у меня нет ничего особенного, кроме высокой регенерации.

— Искусство, значит? — губы Сасори растянулись в ухмылке, а пальцы легко сжали тонкую шею. — Оставь мне решать, кто подходит на роль моей марионетки, а кто нет, — вкрадчиво шепнул он в аккуратное ушко.

И всё же… Как же сильно она была похожа на него самого. Совершенная кукла с недолговечным телом. Это её бесстрашие… было отнюдь не напускным. Его пальцы на хрупком горле могли ощущать, насколько ровно билось её сердце. Страх?.. Похоже, ей было неведомо это чувство. По крайней мере, пока что она не дала ни малейшего повода усомниться в этом…

 

Я протягиваю руку и касаюсь твоего лица…

Твой взгляд безразлично следит за движением,

Твой взгляд моего касается кольца,

Но безразличие не сменяется удивлением.

 

Пальцы мягко соскользнули с тонкой шеи… которую так легко свернуть… ненароком. И приподняли идеальное лицо за подбородок. Чёрные ресницы дрогнули. Глаз кукла так и не подняла. Она была покорна и взбалмошна одновременно. Хотя… В её положении разве что только и оставалось — жалить словами. Усмешка коснулась губ нукенина. Поразительная рациональность. И поразительное совершенство. Не удержавшись, он позволил своим пальцам скользнуть выше, очерчивая мягкую линию скул, аккуратный тонкий нос, высокий лоб, опуститься вновь и провести по идеальным губам. Местные явно были идиотами, ничего не смыслящими в искусстве! Шарахаться и звать «Нежитью» такое совершенное создание. Искусно слепленную из фарфора куклу. Тот, кто создал такое чудо, был явно маньяком, помешанным на совершенстве… Да и эти великолепно-золотистые стеклянные глаза. Которые кукла весьма осмотрительно не поднимала на него…

Нет. Пройти мимо или просто убить… Было бы слишком расточительно. Сасори обязательно должен был её изучить! Она — ключ к тем ответам, что он вот уже столько лет искал. Эта кукла… Она нужна ему. Живой. Пока что. Сделать из неё марионетку можно всегда… Если, конечно, ему удастся её убедить. Глаза кукловода скользнули по скрытому белой материей предплечью. Печать-то всё ещё у куклы на руке и уже, скорее всего, взведена…

— Так ты считаешь, что мои творения — Искусство? — отступая назад, усмехнулся нукенин.

— В силу моей профессии, — девчонка вернулась к прерванному занятию, — я считаю, что добиться от трупа повышенной боеспособности, не превратив его в зомби… Поистине искусство. Так что… Если вам нужен односложный ответ… То — да.

— И что ты скажешь, если я предложу тебе стать моей… — Сасори криво усмехнулся. — Да, не буду лгать, хотелось бы видеть тебя частью своей коллекции. Ты ведь и сама это отлично поняла… — он сделал выжидательную паузу в точности, как и она прежде, намекая, что желает услышать её имя.

И девчонка в очередной раз порадовала его своей понятливостью, замерев на месте, хотя вроде бы так уверенно шла к двери…

— Мизуки… Мизуки Хитоми.

— Хитоми⁽¹⁾, значит, — протянул кукловод, забираясь обратно в свою марионетку. — Глаза у тебя и впрямь интересные…

Кукла как-то странно вздохнула, встряхнула головой и всё-таки подошла к двери в холодильную камеру. Конечно… Орочимару же явно ей намекнул, что заказ от следователей она должна выполнить. Сасори едко хмыкнул и с серией характерных щелчков вернулся в прежнюю форму. Девчонка выждала пару секунд и повернула к нему голову.

— Продолжим наш разговор за работой над следующим телом? — усмехнулся кукловод.

— Не возражаю, — кивнула в ответ кукла и скрылась за дверью.

А вот теперь Сасори стоило продумать возможности того, чем бы он мог заинтересовать девчонку, чем мог её к себе привязать. О существовании клана Мизуки он и впрямь никогда не слышал. Однако… Что-то в геноме девчонки явно было. Обязано было быть. Хотя тому же Орочимару хватит и такого повода, как повышенная регенерация… Сам он мельком слышал, что родную деревню напарник покинул из-за весьма нечеловеколюбивых опытов на товарищах по оружию… Змеиный Саннин, как и он сам, искал секрет бессмертия, вот только в отличие от него в несчётном количестве техник и геномов… Было неприятно сознавать, но для напарника его драгоценная «жертва» была куда полезней. Вот только отдавать или делиться трофеями нукенин Песка не собирался.

И это было проблемой. Что вот лично он, Акасуна-но-Сасори, мог предложить этой куколке, чтобы получить свою возможность для изучения?.. Конечно, убить и сделать марионеткой — было бы проще. И тут Орочимару ему помешать навряд ли бы смог. Вот только девчонка нужна была ему живой. Пока что. С другой стороны был его языкастый коллега… Во всех смыслах этого слова. Саннин обязательно найдёт, чем заинтересовать и как завербовать. В конце концов, ему её даже убивать не обязательно… А его собственные намерения слишком уж чёткие… И тут кукловод напарнику с треском проигрывал.

— Ещё четыре часа, — выдохнула Хитоми, переложив новое тело на чистый стол и поглядывая на часы. — Ну, ничего. Этот попроще будет, — тонкие пальцы, затянутые в латекс, извлекли из специального шкафа новые лотки с инструментами.

— Как давно ты этим занимаешься? — кивнув на распростёртое перед ним тело, поинтересовался Сасори.

— С шести лет, — кукла оторвалась от своего занятия по проверке необходимого инструментария и повернула к нему голову, её тонкая чёрная бровь приподнялась. — А обучаться начала около пяти, — взгляд золотистых глаз заскользил по не скрытому чёрной тканью лицу. — Это… И есть марионетка из человека?..

— Она называется человеческой, — утробным басом промурлыкал нукенин. — Впечатляет?

— Более чем, — золотистые глаза Хитоми внимательно изучали его творение. — Если бы не нижняя челюсть, и не сказала бы, что это… марионетка, — кивнув своим мыслям, девчонка приступила к осмотру «клиента».

После чего повисла гулкая тишина, нарушаемая лишь мерным стуком капель, разбивающихся о дно раковины, да тихим позвякиванием инструментов. Особенно отчётливо это стало слышно, когда взгляд девчонки потерял осмысленность, а движения приобрели механический характер, потеряв плавность и изящность.

Девчонка действовала на автомате. Тело отдельно от сознания. Поразительная стойкость. Особенно если учесть, что, судя по тёмным кругам под глазами, нормально она не спала уже очень и очень давно. Да и слишком чётко прощупываемые рёбра говорили, что с потребностью в питании обстоит та же ситуация. Всё это наводило на мысль, что кукла того гляди упадёт в обморок, но из последних сил держится неизвестно на чём, словно механизм, следуя заданной схеме…

Инструменты жалобно звякнули, когда их небрежно вывалили к прочим в раствор для дезинфекции. Тонкий латекс плюхнулся в ёмкость к порядочной стопке таких же использованных перчаток. Потемневшая от частой обработки простынь рваным движением была наброшена на тело, только что вернувшееся на носилки.

— Ещё три часа, — бесцветно выдохнула Хитоми, опираясь руками о край раковины.

— Который за сутки? — тихо пророкотал кукловод, нарушая повисшую вновь тишину.

— Десятый, — узкая спина медленно выпрямилась. — Так вы что-то хотели мне предложить, господин… Сасори… — рывком открыв воду, девчонка плеснула горсть себе в лицо.

— Хм… — мрачно изрёк нукенин: пока что он так и не решил, что может предложить девчонке. У него, конечно, имелся один козырь против Орочимару. Вот только очень уж не хотелось пускать его в ход и портить себе всё впечатление. — Хитоми, ты сказала, что хочешь убраться из этой деревни?

Напряжение в воздухе разве что не начало потрескивать электрическими разрядами. Фарфорово-белые пальцы судорожно сжимались и разжимались, цепляясь за край раковины. Итак, кукла явно была готова внимательно слушать и вникать в каждое слово.

— Какую цену ты готова заплатить за такую возможность? — зловеще потянул гулкий бас. — Или, на твой взгляд, лучше остаться здесь, чем стать вечной марионеткой, Хитоми? — губы Сасори расплылись в ухмылке, когда на него обратился пустой взгляд золотистых глаз.

— А вы, господин Кукловод, смотрю, заинтересовались мной… — сделав глубокий вдох, выдавший её волнение, девчонка с вызовом подняла голову.

— Я ненавижу ждать и терять время зря, так что давай без этих игр, — кровожадно промурлыкал нукенин Песка. — Пока что ты интересуешь меня живая… Несколько необычно, но есть в тебе то, что я хочу понять, — кукла, конечно, не могла видеть, как он прикрыл глаза рукой, ведь марионетка всё также была неподвижна. — Но в мою коллекцию… Ты рано или поздно попадёшь всё равно, — глядя на девчонку сквозь пальцы, горько усмехнулся Акасуна. — Мой напарник куда более красноречив… И жертв своих убивает редко, — зловещий тон голосом Хируко прозвучал как нельзя к месту, — потому что ставит на них опыты. И ты со своей сумасшедшей регенерацией будешь для него «идеальной подопытной крысой», Хитоми. Но ты, верно, знаешь об этом? — добавил, чуть помедлив, кукловод, глядя в пустые стеклянные глаза.

— Господин Кукловод мне так любезно намекает, что, выбрав Орочимару-сама, а не вас, я сильно пожалею?.. — тихо засмеялась кукла, чуть приподняв уголки идеальных губ. — Вечность… — тихий голос Хитоми был отчётливо слышен в этой тишине. — Вечность в качестве куклы… Или Вечность в качестве лабораторного образца… А на другой чаше весов моё скорбное существование… Весьма занимательно. Но вы ведь знаете, что у меня есть ещё один вариант, — тонкие пальцы легко скользнули по тому месту, где была огненная печать.

— Хм… — протянул кукловод. Однако девчонка не выказывала желания активировать печать. — Тебя саму-то устраивает такой вариант? — голосом излюбленной марионетки усмехнулся Сасори. — Ты… Практически идеальная кукла. И только этим интересна мне. Я не стану обещать тебе жизнь. Но… — горький смешок. — Предлагаю стать моим искусством. И поверь, я не всегда так щедр.

— Знаю, — ткань посеревшего от обработки полотенца коснулась белоснежного лица. — Спасибо за оказанную честь. Подумаю над вашим предложением. И да… Я, кажется, вспомнила одну сказку про заколдованного принца, — красивые бледные губы скривились в подобии улыбки. — Глупая история. Но раз уж вы решили вести диалог в таком ключе… — голова Хитоми кукольно склонилась набок. — То, верно, себя всё же мните принцем, а Орочимару-сама в таком случае злой колдун, что превращает глупых девочек в лягушек или во что там обычно?..

— Язык у тебя больно длинный, — криво усмехнулся Акасуна, однако аналогия, проведённая с напарником, не могла не позабавить его.

Маленькая кукла схватывала на лету и пока что весьма радовала своим поведением. Так что некоторая дерзость ей была простительна. Он мог бы припугнуть и заставить её быть более почтительной… Но не видел в этом острой необходимости.

— Тогда, если не возражаете, я займусь отчётами, — расправив плечи, девчонка, не дожидаясь ответа, выкатила тело обратно в холодильную камеру. И возвращаться не торопилась.

Сасори в очередной раз обвёл взглядом почти идеально стерильную секционную. Разве что неубранный стол портил впечатление. Но кукла права, если хочет успеть — сперва стоит заняться бумагами. Глаза кукловода прошлись по аккуратно выведенным подписям на ёмкостях. Эта девчонка… Дотошна до безобразия. На губы вползла кривая ухмылка. Это хорошо. Это правильно.

Устроив беглый осмотр, нукенин в очередной раз пришёл к выводу, что Хитоми и впрямь идеальное создание, знающие толк и умеющее поддерживать своё рабочее место в идеальном порядке и с идеальной рациональностью. Очень редкое качество для столь неидеального живого человека.

Так же в запертых ящичках обнаружились заготовки печатей для разнообразных медицинских экспертиз. Значит, всё-таки чакру кукла экономила умышленно. Ещё в одном из таких закрытых ящиков Сасори нашёл кое-что ещё более интересное — небольшую склянку с бледно-голубыми пилюлями. Если верить надписи, они должны были способствовать восполнению чакры. Рассмотрев одну из таблеток поближе, Акасуна пришёл к выводу, что они всё-таки довольно свежие… А это означало ещё одну немаловажную вещь — девчонка делала их самостоятельно.

И если пилюли и впрямь действуют так как надо, то Хитоми уж точно никак нельзя отдавать Орочимару. Такие редкие вещицы, как эта маленькая склянка с капсулами, встречались не так часто, а стоили весьма дорого. Вероятность того, что кто-то снабжает куклу такими «конфетами», Сасори отмёл сразу — будь у неё связь с миром шиноби, девчонка не умирала бы здесь от голода.

Вот только… Всё это ещё больше склоняло чашу весов в пользу змеиного Саннина. Пожалуй, это даже хорошо, что Хитоми успела нанести и взвести огненную печать… Это несколько отобьёт у языкастого коллеги желание распускать свой змеиный рот. Акасуна поморщился: ему уже доводилось быть свидетелем постановки так называемой «проклятой» печати. Вот только всё это приводило к нестабильности чакры у «подопытного»… Что было бы крайне необдуманно в сложившейся сейчас ситуации.

Скрыв следы своего осмотра, Сасори выключил свет и покинул секционную. Девчонка обнаружилась в одной из комнаток, обустроенной под некое подобие кабинета. Тонкие пальцы старательно выводили аккуратные символы на порядком исписанном листе. На его появление она отреагировала слабо — чуть мотнула головой в сторону открывшейся двери и вернулась к прерванному занятию.

Не став её более отвлекать, Акасуна тщательно осмотрел всю покойницкую, всё более убеждаясь, что если не принять срочных мер, напарник вцепится в куклу мёртвой хваткой. А тогда останется только довольствоваться её трупом. Уж его-то Орочимару у него не сможет отнять. Но такой ход дела совершенно Сасори не устраивал. Впервые за последние несколько лет ему понадобился для изысканий живой человек… И отказывать себе он не собирался.

Когда обыск был завершён, Акасуна ещё раз проверил, чем занята его «жертва». Хитоми на сей раз колдовала уже над пробирками, разбираясь с образцами для экспертизы тех двоих, что вскрыла в его присутствии. Сейчас она даже не потрудилась сделать вид, что заметила. Однако было сложно не заметить, что движения куклы были подозрительно заторможенными по сравнению с тем, что он видел до этого. Видимо, сейчас Хитоми как никогда была близка к обмороку… Но всё так же упрямо держала себя в сознании.

Отвлекать её в таком состоянии явно не стоило. А потому, криво усмехнувшись, Сасори покинул покойницкую для более детального изучения дома. Хотя всё самое интересное могло быть уже припрятано напарником. Но осмотр ближайших комнат говорил о том, что Саннин здесь побывать ещё не успел.

К тому времени, как из комнат первого этажа осталась только гостиная, Акасуна окончательно убедился в нескольких вещах: девчонка действительно умирает от голода (запас её продовольствия явно с трудом покрывал нужды растущего организма); она помешана на чистоте и порядке, которые стремилась поддерживать всеми своими скудными силами; всё ценное припрятано явно в другом месте и книги у Хитоми в самом деле стоящие, раз напарник столько времени провёл именно за их изучением.

— Неужто тебе приглянулась эта декоративная кукла? — хрипло усмехнулся Орочимару, когда человеческая марионетка застыла в дверях гостиной. — Эти книги весьма познавательны… Но девчонка явно имеет в своей коллекции что-то посерьёзней… — очередная книга легла в стопку у кресла. — Было бы неплохо заполучить такого медика…

— У неё печать самоуничтожения, — меланхолично сообщил напарнику Сасори, — и к тому же взведённая.

— Так вот для чего ей были нужны те ручные печати, — невесело усмехнулся Саннин, снимая с полки следующий пыльный том. — И всё же ты прилично задержался. Отыскал что-то интересное? — излишне длинный язык напарника своеобразно хищно и мерзко облизнул губы.

— Нет, она хорошо прибрала всё, что могло бы заинтересовать шиноби, — с характерными щелчками марионетка открылась и позволила кукловоду выбраться наружу. — Однако ты прав в том, что касается куклы, — оставив излюбленное орудие у дверей, Сасори подошёл к камину и осмотрел высокую стопку просмотренных напарником книг. — Я собираюсь сделать девчонку частью своей коллекции. Даже декоративную куклу можно превратить в отличное оружие. И уступать я тебе её не собираюсь, — потёртый том медицинского справочника мягко был отправлен на законное место на полке. — Так что держи свой рот от неё подальше, — Акасуна растянул губы в подобии улыбки.

— Сасори, — напарник одарил его в ответ хищной ухмылкой, — зачем тебе бесполезная девчонка-медик? — помахал у него перед носом пропылённой книжкой Саннин. — Ты же обычно добавляешь только качественных и сильных кукол в свою коллекцию, — змеиные глаза лукаво прищурились. — Насколько я могу судить, — лёгкий жест в сторону книг, — она для тебя будет не полезнее трухлявого бревна. Или… — тонкие губы Орочимару скривились в ехидной усмешке. — …Или ты нашёл в девчонке что-то интереснее кукольной мордашки?

— Нет, не думаю, что в ней есть ещё что-то, — сделав шаг к дивану, нукенин Песка поднял свою шляпу. — Но эта кукла будет моей. Или не достанется никому, — колокольчик на шляпе тонко звякнул, когда Сасори водрузил её на голову. — Печать, кстати, довольно сложная и, скорее всего, не просто убьёт, но и уничтожит все следы её Кеккей Генкай⁽²⁾, — меланхолично обронил кукловод, покидая гостиную. — Я уже сказал: девчонка МОЯ.

Напарник хрипло хмыкнул и достаточно громко захлопнул книгу. Естественно, комнаты второго этажа пришлось осматривать уже в его компании. Впрочем, найти там хоть что-то стоящее не удалось. Лежащие стеклом вниз портретные рамки пустовали. В шкафах фактически начисто отсутствовала одежда… Из того, что им удалось обнаружить, можно сказать, что Хитоми и впрямь изначально жила здесь не одна, а с несколькими взрослыми. Но следы их существования были либо тщательно уничтожены, либо всё-таки где-то надёжно припрятаны. Самым интересным экспонатом в этом пустом и чистом доме был разбитый шкаф. В котором, скорее всего, хранились медикаменты… Но сейчас он был до противного пуст.

Осмотр второго этажа не дал опять-таки никаких результатов. Разве что некоторый интерес вызывала единственная комната с неким подобием следов жизнедеятельности хозяйки дома. Аккуратно заправленная кровать, которой явно пользовались крайне редко. Ещё один чистый, но не подлежащий штопке балахон. Короб с иголками, нитками и лоскутками. Шкатулка с парой заколок. Расчёска. Несколько полотенец и подобие белья весьма рукотворного вида и небольшого количества. И всё это закрывалось дверью, отличающейся по стилю и цвету от всех остальных. А вот обуви в доме так и не нашлось.

Попытки найти хоть что-то затянулись до рассвета. Но так и не принесли плодов. Орочимару нехотя убрал книги на место и удалился в одну из пустующих комнат на втором этаже. На девчонку было решено потратить ещё день и ночью выдвинуться к базе. И если напарник соизволил удалиться для отдыха, Сасори его примеру следовать не стал. Запечатав самую свою востребованную марионетку — Хируко — в свиток, он направился проверять свою новую куклу.

Обнаружилась Хитоми в секционной за мытьём стола. Вот только уже совсем не реагировала на его присутствие. Мельком глянула на плащ и шляпу, продолжив оттирать металлическую поверхность. Движения были совсем медленные и рваные. Золотистые глаза то и дело норовили сомкнуться, а тело порывалось поскорее встретиться с полом. Однако девчонка стойко одёргивала себя, цеплялась за край стола и продолжала «свою работу». В вязкой тишине послышался отчётливый щелчок. Хитоми резко вздрогнула, словно очнувшись ото сна, и неспешно убрала инвентарь для уборки, после чего отключила шкаф для обработки инструментов.

— Успела, — тяжело выдохнула кукла, прислоняясь спиной к стене и поглядывая на две лежащие на диванчике папки. — Опаздываешь, Кэйташи, — едко усмехнулась она часам, сползая по стене на пол.

Мерное тикание раздражало ещё минут пятнадцать, прежде чем в двери покойницкой постучали. Громко и настойчиво. Девчонка, сделав над собой усилие, всё-таки встала, подхватила папки и открыла дверь. Судя по шлёпанью босых ног, нетвёрдой походкой добрела до следующих и впустила визитёра.

— Документы готовы? — вместо приветствия поинтересовался хриплый мужской голос.

— Всё, как просили, — бесцветно отозвалась Хитоми.

— Ты когда в последний раз спала или ела? — шелестя бумагами, буркнул мужчина.

— Уже не помню, — устало выдохнула девчонка.

— Хм, — мужчина завозился. — Вот, как и договаривались.

— Кэйташи-сан, — тихо окликнула кукла, когда гулкие и чёткие шаги начали удаляться. — Передайте заезжим, что лавочка закрыта на пару дней, — послышался едкий смешок. — Даже Нежити нынче требуется немного покоя.

— Хорошо, — сухо ответил мужчина.

Гулкие из-за обуви с окованным носком шаги поспешно удалились. Специфично проскрежетала дверь, выпускная гостя. Скрипнул дверной засов. Девчонка тяжело вздохнула. И на бетонный пол посыпалось что-то крупное…

Чтобы добраться до места, понадобилась пара мгновений. Опрокинутая корзинка так и осталась зажата в тонких белых пальцах. Сасори пришлось порядком потрудиться, отцепляя их так, чтобы не сломать. Собрав все рассыпанные по полу овощи, Акасуна осмотрел неподвижно лежащее на бетоне тело. Жива, но без сознания. Этого в общем-то следовало ожидать. Глупая девчонка итак держалась слишком долго. Подхватив костлявое тельце вместе с корзинкой, кукловод отнёс его в ту самую немного обжитую комнату. Оставлять свою куклу без присмотра в бессознательном состоянии уж точно не стоило. Орочимару ведь ясно высказался о том, что приберёт девчонку к рукам… Только дай ему возможность. Но возможности напарнику Сасори давать не собирался.

 

* * *

По лицу скользнул тёплый луч света. Сознание словно резануло. Луч?.. Света?.. Глаза Мизуки резко распахнулись. Последнее, что она помнила, — это коридор покойницкой и закрытая за надзорным дверь. Скосив взгляд вниз, она обнаружила, что лежит в собственной постели. Что тоже внушало мало доверия. И всё же… Повернувшись на спину, Хитоми немного осмотрелась. Комната определённо была её. Сквозь щель в неплотно задёрнутых тёмных шторах проскальзывал яркий солнечный свет. Значит, сейчас уже полдень или даже несколько позднее…

— Ты проспала шесть часов, — меланхолично протянул бархатный голос слева.

Внутри всё напряглось. Медленно повернувшись на звук, Хитоми смогла довольно чётко разглядеть невысокую фигуру в уже знакомом чёрном плаще и шляпе, сидящую в кресле. Прикрыв глаза, Мизуки постаралась вспомнить все события вчерашней ночи. На них ночка была необычайно богата. А она так устала в последнее время, что соображала через раз и действовала больше на автомате… Однако забыть такое было трудно. Конечно. Не иначе, как по волшебству, во тьме безлунной ночи у неё на пороге объявились два высокоранговых нукенина. Да ещё каких! Змеиный Саннин Орочимару и Акасуна-но-Сасори! Вот уж пути Господни неисповедимы… Или у кого-то из высших сил слишком тонкое чувство юмора…

— Ты упала в обморок от истощения, — устроившись в кресле поудобнее и натянув шляпу на лицо, вновь меланхолично сообщил мужчина всё тем же бархатистым голосом.

Сейчас Хитоми чувствовала себя намного лучше, даже кратковременный отдых дал о себе знать. Вот только в голове теперь роилась целая стая зловещих вопросов. А отвечать на них было особо некому. Не устраивать же допрос вот этим двоим. Взгляд метнулся на Кукловода.

Первая мысль, пришедшая ей в голову при виде нукенина — это проверить наличие печати дезинтеграции. Пальцы скользнули по предплечью. Печать, к её удивлению, была на месте и по-видимому её даже не пытались свести…

— Я так понимаю, смыть её не так и просто? — явственно усмехнулся Кукловод, сделав странный жест и указав куда-то под кровать.

Глаза опять скользнули по вязи печати. На мгновение Мизуки замерла в попытке понять то, что сейчас происходило… Для такого, как Он, наверняка не было бы проблемой за шесть часов как-то обезвредить её печать, ну или хотя бы смягчить и изменить результат активации… Однако вместо этого печально известный Кукловод ухмылялся и намекал, что не имел желания что-то делать с живописью у неё на руке…

Моргнув пару раз, она всё-таки попыталась мыслить логически. В доме, кроме вот этого субъекта, что сидел в её кресле, находился ещё один… Ещё более опасный субъект. Ну конечно! Орочимару-сама! Перегнувшись через край, Хитоми заглянула под свою кровать. Подтверждение её догадки обнаружилось довольно быстро. В тесном пространстве, свернувшись колечком, лежала белая змейка, при виде неё поднявшая блестящую головку.

Немного поглазев на неожиданно обнаруженное создание, Хитоми подняла голову и не моргая уставилась на полного загадок Кукловода. Тот лишь тихо хмыкнул в ответ и пожал плечами.

Впрочем, неудивительно. Всё-таки змеиный Саннин… и даже если его самого нет рядом, это не означает, что он ничего не видит или не слышит. Вернувшись в сидячее положение, Мизуки растерянно потеребила растрёпанные кудри. Итак, Орочимару-сама решил не вмешиваться в их с Кукловодом «отношения», но и выйти из игры тоже не спешил?.. Замечательно. А вот что теперь делать ей?..

Решать этот вопрос Хитоми думала, исходя из дальнейшего развития ситуации. Скинув с себя одеяло, она наконец сообразила, что именно смутило её, когда она проверяла наличие печати. Да, теперь её ждало ещё более интересное открытие — на ней был надет не привычный балахон, который, кстати, весьма аккуратно покоился на стуле возле кровати… А нечто короткое. Едва прикрывающее ей зад и упорно сползающее с плеч из-за широкого выреза. И скорее всего, это нечто было футболкой… И явно не её. Но она точно помнила, что когда запирала за Кэйташи-саном двери, на ней был её балахон.

Пока она разглядывала своё новое одеяние, слуха коснулся едкий смешок. Лица было не видно, но судя по расслабленной позе, нукенин чувствовал себя полным хозяином положения. Впрочем, это, наверное, так и было. Ведь единственный, кто мог что-то противопоставить ему, оставил только своего шпиона… И сейчас Кукловод от души забавлялся, глядя на её реакцию.

Ну конечно… Акасуна-но-Сасори. Мастер марионеток, делающий кукол из человеческих тел. Он ведь довольно чётко показал, что заинтересован в ней. По телу прошёлся лёгкий холодок при воспоминании о том, как профессионально он ощупывал её кости в секционной. А когда она всё-таки отключилась (очень не вовремя) он вовсю воспользовался случаем и изучил-таки «материал» досконально. Удивительно, что на её собственный секционный стол не уложил… Мизуки тяжело вздохнула, прикрыв глаза рукой. Спасибо и на том. Но, кажется, он что-то говорил про то, что она нужна ему живой…

— Как ты уже успела заметить, я осмотрел тебя более тщательно, — едко хмыкнул нукенин, не меняя позы. — И да, мне бы хотелось немного понаблюдать за твоим поведением, прежде чем сделать из тебя марионетку, — пальцы с окрашенными в тёмно-зелёный цвет ногтями поправили шляпу, отчего тонко звякнул колокольчик.

— Признаться честно, удивлена, — свесив ноги с кровати, невесело усмехнулась Хитоми. — Я уж думала, что не применете воспользоваться чистым столом и инструментами, — её взгляд замер на пальцах, придерживающих край шляпы.

— О, — протянул нукенин и лениво встал. — Чуть позже, — ему понадобилось всего несколько мягких шагов, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние. — Чуть позже.

— И всё же?.. Почему я?..

Хитоми не позволила себе вздрогнуть, когда холодные пальцы коснулись щеки. Её не оставляло ощущение того, что Кукловод уже считает её своей собственностью. Хотя… Она ведь хотела вырваться из ежедневной рутины, в которой она уже захлёбывалась и чувствовала себя действительно живым мертвецом… Той, кем её называли вот уже шесть лет — Нежитью.

 

«Что здесь держит тебя?» —

Задаю я вопрос,

Пропуская сквозь пальцы шёлк твоих волос.

«Ничего. Нежить ведь я», —

Слышу твой спокойный ответ.

Что-то может тронуть тебя или же… Нет?..

 

«Я мог бы солгать, что возьму тебя в ученицы, —

Вот только предлог такой совсем не годится. —

Ты ведь знаешь, девчонка, кто я?»

И ответ мне — усмешка твоя.

 

А холодные пальцы уже соскользнули с щеки и сейчас перебирали её волосы.

— Тебя здесь что-то держит? — осведомился Акасуна-но-Сасори, стоя у неё за спиной.

— Держит? — тихо выдохнула Мизуки. — Сдаётся мне, что вы прекрасно знаете ответ, — губ коснулась горькая усмешка.

— Я мог бы придумать много красивой лжи, — бархатный шёпот возле самого уха. — Например, мог бы предложить стать моей ученицей, — холодные кисти легли ей на плечи. — Но ты достаточно умна, чтобы понять, что это всего лишь отговорки. Я могу пообещать тебе несколько дней. Прежде чем убью, — его пальцы мягко скользнули по горлу. — Я предельно честен с тобой, Хитоми. Несколько дней практически полной свободы. В обмен на обещание стать ключом к тайнам моего искусства…

Мизуки прикрыла глаза. Ей явно не удастся отделаться малой кровью. И нужно сделать выбор между Ним, стоящим у неё за спиной, и Саннином. Вот только и выбора-то не было. В сущности… ей остаётся только решить, стоят ли несколько дней обещанной Кукловодом «жизни» обмена на её холодное и мёртвое тело.

Сделав глубокий вдох, она просчитала в уме все плюсы и минусы этой ситуации. И пока что выходило, что с предложением Акасуна-но-Сасори согласиться стоило. Лгать нехорошо, но… У неё на всякий случай ещё была печать дезинтеграции. Так что… ответ был вполне очевиден.

В конце концов… Не она ли не так давно думала о том, что если кто-то поможет ей покинуть эту деревню, она — согласна на всё. Даже если за это ей придётся заплатить жизнью. Да и её жизнь была не такой уж и ценной. Ко всему прочему, ощущение того, что кто-то так страстно желал считать её своей… Пусть и неживой собственностью… Странным образом согревало. Это было впервые.

Впервые перед ней встал такой вопрос. Принадлежать кому-либо?.. До сих пор она была одна. И никому особо не нужна. Предмет всеобщего осуждения и отвращения. Мерзкая Нежить. И всё же как это — принадлежать кому-то?.. Равнозначно ли это — быть кому-то нужной?..

Холодные пальцы властно сжали её подбородок, заставляя поднять голову и глаза. Чтобы на мгновение встретиться взглядом с безумными глазами, в которых причудливо перемешались восхищение и желание владеть ею. Всего мгновение. И край шляпы вновь скрыл его лицо, не позволяя ничего разглядеть. Однако этого было достаточно.

Ей хватило одного этого взгляда. Пусть быть куклой в коллекции великого мастера было далеко не тем, чего она могла пожелать… Но уж куда лучше, чем то, кем она была сейчас. По крайней мере, этот нукенин хотя бы оценил её не так, как все прочие… Да и плевать он хотел на её геном. Пожалуй, более странного стечения обстоятельств было сложно себе вообразить.

— Совершенная кукла?.. — тихо усмехнулась Мизуки, ощущая, как хватка ослабела и Кукловод отошёл.

— Почти, — ухмыльнулся в ответ бархатистый голос.

— Значит, несколько дней в обмен на моё тело? — Хитоми опустила босые ступни на прохладный пол.

— Да, пару дней свободы от «твоей работы», этого дома и каких-либо обязательств… Я тебе гарантирую, — вновь растянувшись в кресле, меланхолично пожал плечами Кукловод.

— И как мне к вам обращаться? — расчёска мерно заскользила по концам спутанных локонов.

— Как пожелаешь, Хитоми, — в бархатистом голосе проскакивали нотки смеха, а пальцы в очередной раз натянули край шляпы на лицо. — Мы выдвигаемся сегодня ночью. Если нужно что-то прихватить с собой, то у тебя есть время до вечера.

— Ночью?.. — прикинула Мизуки. — Это хорошо. Вечером должен зайти надзорный за теми ребятами, что остались в покойницкой.

— Хм, — протянул Кукловод. — Кстати, печать уничтожит твой Кеккей Генкай? — значительно громче, чем стоило, поинтересовался он.

— Полностью, — также меланхолично отозвалась Хитоми, ощущая, как свело пустой желудок. — Я пока могу быть свободна? — оправляя рваный подол, она подняла глаза: всё-таки родной балахон куда привычней льнул к телу.

— Думаю, да, — кивнул Акасуна-но-Сасори, отчего колокольчик на шляпе снова зазвенел.

— А из вас неплохой «принц», господин Кукловод, — уже в дверях обернулась Мизуки…

 

Да, девочка, ты знаешь, кто стоит пред тобой.

Но ты смотришь отнюдь не с мольбой.

Интерес в твоих глазах читаю я.

Что же ты ждёшь от меня?..

 

«Как господину будет угодно.

Моя душа абсолютно свободна.

И если вы новое знание предложить можете мне,

Я готова гореть даже в адском огне», —

Слишком серьёзный ответ для юной особы такой…

Но меня заставляет ухмыльнуться лишь ответ твой.

Ты станешь новой куклой моей,

Ты уже стала ей,

Когда шагнула ко мне.

Ты многое узнаешь, за мною следуя во тьме.

---

1) Хитоми — имя обычно дают девочкам с необычно красивыми глазами.

Вернуться к тексту

2) Кекке́й Генка́й (Улучшенный геном, буквально «Ограничение по крови») — аномалия ДНК, которая предоставляет своему носителю уникальные способности. Кеккей Генкай включает в себя как изменение структуры ДНК, так и полученные в результате Дзюцу. Большинство Кеккей Генкай передаётся из поколения в поколение представителями одного клана. Шиноби могут обладать несколькими способностями этого типа. Улучшенный геном, который работает посредством глаз пользователя, называется додзюцу. Другие Улучшенные Геномы включают в себя смешение одного типа природной чакры с другим, что тем самым создаёт новый, уникальный для пользователя тип, который невозможно освоить обычному ниндзя. Всё остальное относится к манипуляциям тела, чего, как правило, нельзя достичь стандартными методами.

Вернуться к тексту

Кисть уверенно скользит по бумаге, оставляя тёмный след. Но далеко не чёрный. Взгляд падает на практически пустую чернильницу. За последнюю неделю клиентов было слишком много, а соответственно и писанины. Но на регистрацию этих двоих… Взгляд касается торчащей из-под простыни нагой ступни и скользит по второму, накрытому ещё тёмной материей телу… Чернил вполне хватит.

Воздух наполнен страхом и недоверием. Всего лишь чёртов ёкай… Это сквозит в каждом жесте и интонации. А ещё уставшие и бледные следователи до противного медлительны. Живые… Веки сами на мгновение смыкаются. Эти двое — всего лишь глупые живые… А молодой так и вообще, видимо, не понимает, почему он Здесь. Недоверчиво пытается следить за тем, что именно я пишу, раздражая тяжёлым дыханием над ухом и не в меру громким и учащённым сердцебиением. Боится. Но при этом… Можно подумать, что без его контроля я напишу в отчёте что-то не так… А вот это уже совсем ни в какие ворота. Такого рода контроль вызывает лишь отвращение. Мне ничего не стоит отказаться. Да и достаточно лишь скосить взгляд, чтобы понять — коллега-старик тоже далеко не в восторге от действий сотоварища и хотя бы понимает, что пришёл не к абы кому.

Когда с описью оставленного на хранение имущества покончено, я тихо откладываю кисть и пытаюсь встать. Однако мой неудачливый «контролирующий» явно зазевался, вчитываясь в отчёт, и не замечает этого. Ещё один идиот, до глубины своей жалкой душонки изумлённый, что я Могу. Впрочем, чрезмерные любопытство и глупость — отличительная черта людей его возраста. Людей… До чего же живые могут быть раздражающими. Но ведь стоит сделать всего одно движение — и он тут же вспомнит, что я — ёкай. Глупый живой, отнимающий моё время.

Как и предполагалось. Стоило только коснуться его рукава, чтобы отстранить, как он в ужасе шарахается в сторону, едва не сшибая всё на своём пути. Сколько же ужаса и отвращения в этом взгляде… На лбу, считай, написано желание продезинфицировать место соприкосновения. Столик опасно вздрагивает и накреняется. Журнал соскальзывает с него, но его я успеваю поймать. Как и падающую чернильницу. Кисть неприятно окатывает холодом.

Уже знакомый старик, представитель следственного комитета, заходится кашлем. Молодой, побелев, застывает на месте, с совсем уж первобытным страхом глядя на меня. Выдыхаю: ну конечно же — в ступор впасть куда проще, чем исправить свои ошибки, — может, сами собой рассосутся… Чем больше общаюсь с живыми, тем больше в них разочаровываюсь. С мертвецами и впрямь куда проще. Не то что с вот такими идиотами. Хватает одного шуршащего бумагой движения, чтобы единственный (хоть одно приятное исключение) адекватный живой подошёл забрать у меня документы. Его звенящие шаги в наступившей тишине явно не добавляют уверенности двум чужакам.

— Хм, — мрачно покашливает Мураками-сан, глядя то на непострадавшую отчётность, то на пустую чернильницу. — Точно, я, кажется, тебе их обещал привезти, — документ бережно откладывается на полку стеллажа, а сам надзорный начинает рыться в карманах. — Вот, держи. Всё, что осталось. На днях должны будут подвезти твой заказ.

В свободную руку ложится пузырёк чернил. И ведь тоже так, чтоб не коснуться… Словно я — нечто мерзкое и грязное… И всего одно касание запятнает их чем-либо… Даже не знаю, например, чем. Выдох. Но чернила — это хорошо. Потому как у меня уже все запасы подошли к концу. Есть, правда, у меня одна склянка… Но они совсем не для того предназначены… Совсем. Взгляд опять возвращается к пустой чернильнице и изрядно запачканной её содержимым руке. Наверное, так даже лучше. С теми чернилами мне как раз очень нужно поработать тоже. Губы привычно кривит в подобии улыбки. Правда, живые это улыбкой никогда не воспринимали… Вот и сейчас…

— Простите, Нежить-сан, я не нарочно, — севшим голосом лепечет молодой следователь, разве что не прирастая к полу.

Живые… Всё принимают на свой счёт. Словно кроме них в этом мире больше нет никого. Остаётся только ещё раз медленно выдохнуть. Видимо, ещё больше пугая глупого живого. Ёкай… И молча удалиться отмывать руки и наполнять свежими чернилами пустую ныне чернильницу. Где там, кстати, у меня была припрятана склянка с особой краской?.. Кажется, в секционной. Вот и хорошо. Туда и отправлюсь. Дверь за мной закрывается с тихим щелчком. Перво-наперво следует отмыть руку и чернильницу, чтобы не мыть потом что-то ещё. Открывать вентиль одной рукой, да ещё и рывком — всё же весьма неудобно. Вода неприятно обжигает кожу своим холодом, заставляя пальцы коченеть. Вытерев насухо руки и внешнюю часть чернильницы, я позволяю себе заняться тем, что к моим привычным занятиям прежде не относилось… Вот уже лет шесть.

Итак. Выдвинуть запертый ящик. На другой стороне его днища проверить печать. Да, память ещё при мне. Вот оно. Влить немного чакры в узор. И ощутить, как в раскрытую ладонь падает маленькая склянка со специфической бурой краской. Надо же. Её цвет я помню до сих пор. Хотя в последний раз пользовалась ею шесть лет назад. Внутри всё замирает и покрывается тонкой корочкой льда. Та самая краска. Та самая…

Из ступора меня выводят доносящиеся из приёмной голоса живых. Не время для воспоминаний. Встряхиваю головой, отгоняя навязчивые леденящие образы. Голоса живых… Там за стеной отчётливо слышны брезгливо-истеричные фразы про «Нежить». Кто бы сомневался. А ещё идиотские вопросы по поводу моих каннибальских привычек. Действительно, молодой следователь — идиот. Даже Кэйташи-сан уже не выдерживает и, судя по звукам, едва не сплёвывает. У нас с Надзорным не лучшие отношения, но по крайней мере всякую чушь про меня он не говорит.

Не говорит… Внутри отчётливо ощущается осклизкий горький осадок. Да, гадостей не говорит. Но не только их: в отличие ото всех прочих живых, для меня у него нет не то, что имени — даже прозвища. Словно пустое место… Для него я тоже — чёртов ёкай. Полезный и привычный. Но не более. Он тоже — живой. Мураками-сан также боится сделок с демонами. При всём его профессионализме и логике. И единственное, что не даёт ему покоя в наших взаимоотношениях… Не будем кривить душой. Он просто не может сказать «нет» своему повышенному чувству справедливости. Всего лишь. Особенно если это касается работы. Даже при всём своём отвращении ко мне. Кэйташи-сан старается справедливости ради. Видимо, совесть всё ещё не до конца позволила ему забыть, что я всё-таки живой человек. Хотя в последнем начинаю сомневаться даже я сама.

Опять подобие усмешки кривит губы. Откровенного бреда Надзорный на дух не переносит. Вот и сейчас я могу слышать его рычащие, полные желчного сарказма реплики, пока пузырёк с бурой краской перекачёвывает на чистый стол и с щелчком открывается.

— А ей есть когда этой фигнёю страдать?.. Я, — судорожный вздох, означающий попытку не ругнуться последними словами, — только четыре часа назад сюда труп привозил. И если включить вместо задницы голову, то по запаху можно понять, что после него вот только всё отмыто. И я, — опять судорожная пауза, — не уверен, успела ли она вообще хоть что-то пожрать после всей этой, — хриплый кашель. — И так фактически каждый день. Это вам не морг с полным штатом персонала, мать вашу! Когда, — рычащий присвист, — она бы успевала где-то ребёнка взять?!

Немного забавно, как Мураками пытается не выражаться крепкими словцами. Но вернёмся к делу. Раздражает. Каждое движение мне кажется чересчур медленным. Я сейчас должна по идее заправить чернильницу и уже выйти, но вместо этого… Тонкая кисточка скользит по коже предплечья, оставляя сложную вязь постепенно темнеющего узора. Сосредоточиться на печати крайне сложно, но необходимо. Накопившаяся усталость и поджимающее время — не лучшие аргументы для концентрации. Но… Другой возможности у меня не будет.

Один из отступников, что сейчас находятся в моём доме, — Орочимару. Весьма печально известный Змеиный Саннин. Один из того внушительного списка тех, кому мне нельзя попадать в руки даже мёртвой. И наверное, даже первый в нём. В списке, что меня заставляли заучивать наизусть, вбивали так, что даже будучи почти в бессознательном состоянии — могла бы назвать все имена и приметы полностью и без запинок.

Кэйташи-сан всё ещё порыкивает в ответ на идиотские (что не мешает им быть столь часто ко мне применяемыми) реплики тупого (впрочем 99,9% живых вот точно такие же, как он, когда речь заходит о моей скромной и неживой особе) следователя. Слишком долго… Пальцы на автомате выводят последнюю линию, завершая эту чёртову печать, что прежде мне доводилось рисовать в основном на бумаге… За исключением одного раза.

Ну вот. И эти чернила тоже закончились. Неудивительно. Компоненты на них мог достать лишь старый хрыч, а в предпоследний раз их ушло много. Да и дед к тому времени уже начал устраиваться в гробу… Больше таких чернил у меня нет. И делать их тоже не из чего. Впрочем… Уже и не надо. Осознание этого факта обжигает и окатывает холодом одновременно. Печать завершена. Специфическая краска, темнея, въедается в кожу, оставляя на ней неприятный холодок. Ну вот и всё. Теперь остаётся взвести механизм дезинтеграции ручными печатями и влить в него чакру…

Но времени на это уже нет. Прикрываю рисунок рукавом и как можно быстрее наливаю чернила в подсохшую чернильницу. Я здесь уже слишком долго. И Мураками-сан наверняка уже заподозрил неладное. Но иначе нельзя. Алгоритм того, что я должна делать при встрече с кем-либо из вызубренного и маниакально вбитого в меня списка, въелся в подсознание не менее, чем сам этом список. Пожалуй, по той же самой причине…

Ну вот и всё. Надо идти. Слишком много народу меня сейчас ждёт. Сделав глубокий вдох, собираюсь с мыслями. Однако в голове сейчас почему-то до безобразия пусто: мысли упрямо расползаются в разные стороны и их совершенно невозможно собрать во что-то дельное. Растерев лицо руками, всё же выхожу к только что притихшим клиентам. Следователи нервно вздрагивают. Надзорный смотрит искоса и подозрительно разглядывает. Всё же не стоит его недооценивать: несмотря на склоку, он отлично заметил заминку. И это явно дало ему пищу для размышлений. Но задавать вопросов он, как обычно, не станет. Уже сложенные вещи отправляются в ячейку для хранения и мы приступаем к оформлению следующего трупа.

 

* * *

Удаляются все трое довольно быстро. Позволяя мне спокойно убрать документы и закрыть двери. Но одного даже мимолётного взгляда на часы хватает, чтобы понять — сейчас я очень сильно испытываю терпение нукенинов. Однако мерный цокот постепенно затихает, сообщая, что живые ушли вполне спокойно. Это хорошо. Позволяю себе выдохнуть с облегчением. Мертвецов и без них тут вполне хватает. А я… Горькая усмешка. И так — Нежить. Двери покойницкой закрываются с противным скрипом. А ведь они просматриваются из гостиной довольно-таки хорошо.

Холодок от специфического узора растекается по венам, заполняя усталое сознание нервозностью. Каждый шаг заставляет перекатываться в начинающей кружиться голове мысли. Время поджимает окончательно. Последнюю печать можно замаскировать под обычный жест. Чего не скажешь об остальном массиве печатей. Если предположить, что отступники всё ещё в зале, значит, у меня есть всего пара минут, чтобы начать активацию… Пока я буду идти от входной двери в гостиную…

Дверь за мною закрывается с тихим щелчком. Всё же в гостиной… Выдох. Надо признать, это острое ощущение довольно ново и отчётливо щекочет нервы. Итак: до гостиной десять шагов, а у меня двенадцать ручных печатей. Это по одной на шаг. Пальцы уже на автомате складывают первую и с началом движения — вторую. Шаг — печать. Останавливаться нельзя. Вот уже и дверной проём зала. Руки опускаются, словно ничего и не было. Завершающая печать — «Змея». Весьма символично и иронично в нынешней ситуации. Взгляд невольно касается фигуры Змеиного Саннина, сидящего в моём кресле. Печать должна быть сложена с некоторой отсрочкой. И это хорошо. Опускаюсь в свободное кресло.

— Простите за ожидание, — устало выдыхаю я, чуть склоняя голову. Выждать семь минут. Взгляд как бы невзначай скользит по часам и стенам… И натурально натыкается на чужой внимательный и холодный взгляд, словно на нож. О, ну конечно, то, что живые ушли… Для них дело поправимое, но нежелательное. — И нет, я ничего о вас не сказала. Я их, конечно, недолюбливаю… — глаза откровенно режет странный узор из красных облаков на чёрном фоне. — Но и не горю желанием тащить на тот свет за собой. Уж извините, но в благотворительность не верю. Особенно таких серьёзных людей, как вы, — позволяю себе вежливо улыбнуться, хотя это моё умение весьма сомнительно.

— Ахах, — не удерживается от хрипловатого смешка Орочимару, — ты весьма проницательна. Особенно учитывая, кто твои заказчики, — последнее слово он отчётливо выделяет и откровенно смотрит в глаза.

— Значит, всё-таки пришли посмотреть на местное чудо… — устало потираю виски, отмечая, что разговор будет сложный: эти чужаки совсем не такие, как все виденные мною прежде живые. — Иначе знали бы, что я самый популярный патологоанатом в округе с подработкой в виде кладбищенского смотрителя и похоронных дел мастера, — змеиные глаза едва заметно прищурились. Неужели и эти туда же?.. — Нет, гробы я не делаю, — со вздохом уточняю я.

— Мы вроде как об этом не спрашивали, — ядовито прошелестел Саннин, перелистывая очередную страницу моей книги.

— Спрашивают часто, привычка, — остаётся только пожать плечами в ответ. — Итак, что же вы хотели узнать, господа шиноби? — склоняю голову к плечу, чтобы лучше видеть минутную стрелку часов и тут же перевожу взгляд на мерно потрескивающие в камине поленья.

— Как давно ты здесь? — не отрываясь от чтения, интересуется Орочимару.

— Как давно?.. — взгляд, скользнувший по бледному лицу нукенина, медленно переходит на полки, затем стены и мебель, невзначай цепляя полутёмный циферблат с медленно ползущей по нему стрелкой. А в самом деле сколько?.. Мысленно прикидываю цифры, что не так давно вспоминала. — Около семи лет, если мне не изменяет память… — Опять этот тяжёлый и острый взгляд и вполне красноречивый наклон головы. Конечно, живым всё нужно уточнять. — Сейчас мне тринадцать, — судя по тому, что наклон не сменился, такой ответ недостаточен. Впрочем, логично, это нукенины. Значит, надо и далее следовать заученному плану. — Да, мои родители погибли на миссии, а я была слишком мала, чтобы самостоятельно покинуть эту деревню.

— И всё же ты знаешь обо мне, хоть и была «слишком мала», оставшись здесь одна, — криво усмехается Орочимару, метнув в меня взгляд, призванный до костей проморозить любое живое существо.

И даже у меня немеют готовые в любой момент сложить печать пальцы. Я должна быть крайне осторожна и не могу позволить ему догадаться о своих намерениях «До» взвода печати. Явственный холодок от последней жжёт предплечье, просачиваясь глубже, в кровь. Нет, он тоже всего лишь — живой. И определённо не ожидает такого подвоха. Взгляд мельком цепляет дрожащую стрелку часов — ещё две минуты.

— Хм… Один из моих родственников как-то сталкивался с вами мельком… — разминая пальцы, отзываюсь я. — Но судя по рассказам, вы даже не заметили, что едва не прихлопнули такую «мошку».

— Ахахах, — вновь Змеиный Саннин позволяет себе негромкий хриплый смешок, после которого в полумраке повисает молчание.

Орочимару задумчиво разглядывает то меня, то мои книги, явно прикидывая что я такое и, как говорят живые, «с чем это едят». Однако, видимо, не найдя ничего информативного, он весьма своеобразно… Совершенно не в человеческой манере… Облизывает губы. Оставляя довольно невнятное мерзостное ощущение с пометкой «маньяк». К которым обычно прилагаются также — садист и извращенец. Каким чудом со мной вообще решили говорить-то?..

— Хорошо, а что ты знаешь о хвостатых зверях или биджу? — уточняет он.

— Хвостатые звери?.. Биджу?.. — секундная стрелка уже начала отсчёт последней минуты. Делаю вид, что старательно напрягаю память. — Это случаем не из раздела сказок о Рикудо… Сеннине?.. — внутри всё замирает и остаётся лишь мерный шелест медленно ползущих вперёд стрелок. Почти пора взвести Ту самую печать. Губы кривит в горькой усмешке. — Если да, то вроде в малолетстве что-то читала… Но уже не помню. Сказки плохо вязались… — на выдохе сплетаю пальцы в финальной ручной печати, ощущая, как вязь на руке вмораживается в кости,  — с медициной…

— А о джинчуурики⁽¹⁾? — Саннин отчётливо прищуривается, но делает вид, что не понял.

— Джинчуурики?.. — верно, меня даже внешне перекосило. В который раз за этот вечер слышу подобный бред в свой адрес? Как же… раздражает. — О жертвоприношениях ничего не знаю. Не мой профиль. Хотя живые, верно, говорят иначе…

— Живые? — впервые нарушает тишину низкий голос нукенина, что всё ещё стоит у окна.

— Всё же вырвалось… — устало вздыхаю, понимая, что выдала лишнюю информацию. Но да неважно. Уже. Механизм взведён. Хватит даже минимального вливания чакры, чтобы процесс пошёл. — Я фактически не общаюсь с живыми людьми, разве что вот так с заказчиками да при заказе гробов. Почти всё моё время уходит на покойников… — позволяю себе в очередной раз натянуть на губы, что-то похожее на улыбку. — Вы первые живые люди, с кем я нахожусь так долго, не обсуждая мертвецов…

— Раз уж ты об этом заговорила, — вкрадчиво произносит «молчун», — может, продемонстрируешь нам своё мастерство, которое так высоко ценят местные следователи?

— Господа шиноби желают посмотреть на «мою работу»? — каждое слово сродни свинцовому грузилу, что цепляются за конечности и подол. Внутри вскипает ядовитое отчаяние: «Лучше бы убили, чем опять»… Но въедливый профессионализм берёт своё. — Да, конечно, — медленно поднимаюсь и подхожу к камину. — Следуйте за мной…

Всего несколько несложных манипуляций и в помутневшей старой лампе затеплился огонёк. Благо, даже шаг сбавлять не пришлось: мои нынешние посетители — шиноби. Нукенины. И если второй под стать Орочимару, то бояться им некого. Страх для тех, кто попадается им на пути… Тишина непривычно давит на виски. Её разбавляет разве что неприятный скрип двери в покойницкую. Привычный шаг вправо и под пальцами тихо щёлкает выключатель, заливая приёмную холодным светом. Дальше тело само двигается на чистых рефлексах, убирая ненужный фонарь и подбирая распущенные прежде волосы.

— Если не возражаете, мне нужно переодеться, — не утруждая себя обернуться, сообщаю я и, получив «позволение удалиться», скрываюсь от своих гостей за тонкой дверью «служебной» комнаты, где уже привычно скидываю на стул свой просторный балахон. Увы, но для столь тонкой работы он не годится. Для таких случаев у меня есть вещи, что всегда поддерживаются в надлежащем состоянии и которые идут отдельной строкой моего финансирования. Кожи касается шелковистая идеально отутюженная ткань медицинского халата.

Всё как обычно — вновь работа, надоевшая до тошноты.

---

1) Джинчуурики (Буквальное значение: Сила Человеческого Жертвоприношения) — это люди, в которых запечатаны хвостатые звери. Они обладают неординарной силой и в некоторых случаях даже сильнее, чем их демон сам по себе, так как обладают навыками, чтобы эффективно использовать его силу.

Вернуться к тексту

Вот он — тёмный путь,

Ведущий куда-нибудь…

И я даже знаю, что в Ад,

Но не стану возвращаться назад.

 

Дверь за спиной Хитоми захлопнулась с тихим щелчком, скрывая от прожигающего взгляда Кукловода. Но она просто не удержалась от колкости в адрес этого язвительного индивида, который настойчиво желал заполучить её костлявую тушку в свою дикую коллекцию. Потому, когда она развернулась, чтобы прихватить стоящую у двери корзинку с овощами, слова сами сорвались с языка. Да, Мизуки понимала, что определённо перегибает палку, но собственно… А что ей терять-то?

Живот жалобно заурчал, напоминая, что он давным-давно пуст. А вот из корзинки аппетитно пахло яблоком. Сейчас этот запах резко бил в нос и заставлял желудок болезненно сжиматься, а рот наполняться слюной. Запустив руку в корзину, Хитоми выудила раздражающий объект и на ходу впустила в него зубы, откусывая сочный кислый кусок, от которого даже запершило в горле. Зажмурив на мгновение глаза и прокашлявшись, Мизуки встряхнула головой и вернула яблоко в корзину к овощам — этакую кислятину на ходу есть не стоило вне зависимости от того, насколько ты голоден.

Под ногами привычно поскрипывали ступеньки. Чтобы миновать их, ушло несколько минут. И вот она уже стояла на кухне, осматриваясь на предмет проведённого в её отсутствие обыска. Что он был, Хитоми не сомневалась: Кукловод так и вообще не особо стеснялся, двигая мебель и открывая шкафы. Да, конечно, всё это было лишь её личными догадками, основанными на чувствительном слухе… И интуиции, что редко её подводила. Но чем ещё можно было так шуметь?.. Да и насколько ей было известно, попав в столь странное место, любой нормальный человек будет собирать информацию. Вот и сейчас… Ощущение того, что здесь было перелопачено всё и основательно, никак не оставляло, хоть всё вроде как стояло и лежало на своих местах и в том количестве, которое Мизуки помнила…

Окинув взглядом все углы своей собственной кухни, она всё-таки решила не заморачиваться. Всё на месте, а профессионализм… впечатлял. «Хотя чего ещё можно было ожидать от них?» — размышляла Хитоми, растапливая печь. Взгляд опять упал на корзинку, из которой всё ещё до одури било в нос яблоком. Можно было, конечно, поесть и сырое — некоторые овощи и в таком виде хороши… Но привычка брала своё. Поёжившись, Мизуки подавила тягу к сыроедению и поворошила кочергой угли. Надо бы почистить печь… Но… Не сейчас. Ещё раз осмотрев рыжий с зелёным хвостиком кончик морковки, она вздохнула и натянула на колени свой драный балахон — пробравшаяся в помещение осенняя прохлада явственно намекала, что стоит всё же похлебать чего-то горячего и желательно жидкого.

Когда печь весело затрещала и обдала волной горячего воздуха, Хитоми подставила поближе замёрзшие пальцы, чтобы понежиться хоть немного в этом тепле. Однако пустой живот навязчиво требовал пищи. А потому маленькая кастрюлька с водой была спешно поставлена на плиту. И вот теперь нужно было достать самое ценное сокровище, что было у Мизуки, — свиное рёбрышко с тонким слоем мяса… Стоило только представить это с трудом добытое чудо, как рот наполнялся вязкой слюной.

Ступени старой лестницы тихо заскрипели, осведомляя, что у неё скоро будет «компания». Хитоми с сомнением воззрилась на своё сокровище, вспомнив об элементарных правилах приличия при приёме гостей. Однако кусочек косточки был слишком мал, чтобы из него получилось больше одной порции супа хотя бы с запахом мяса. Впрочем, делиться Мизуки была не намерена, да и сильно сомневалась, что такое скудное варево может заинтересовать нукенинов. Да и вообще, у неё тут не трактир… А вот «гости» наверняка в этой забегаловке побывали… Так что совесть Мизуки была абсолютно чиста.

Живот продолжало болезненно сводить, и чтобы как-то его успокоить, ей пришлось вновь взяться за кислое яблоко. От которого всё так же першило и перехватывало горло. Тихие шаги стихли, не доходя до зала. А значит, «гость» сейчас, вероятнее всего, наблюдал за ней. Но пока желал остаться незамеченным. Ну и пусть. Свесив ноги с высокого стула, Хитоми принялась сверлить взглядом стоящую на огне посудину. И вот вода в кастрюльке наконец-то закипела, выпустив из-под крышки белёсую струйку пара и весело оглашая кухню своим клокотанием. Хвостик от кислющего яблока был выброшен в мусорное ведро, мясная косточка была тут же отправлена в кастрюлю, а сама Мизуки взялась за любимый нож, которым постоянно пользовалась вот уже четыре года. Повертев инструмент в руке, она всё-таки отложила его в сторону и извлекла из сиротливо стоящей на пустом обеденном столе корзинки пакетик с картофелем, небольшую луковицу и ту самую морковку.

С сожалением оглядев оставшееся содержимое своей «оплаты», Хитоми криво усмехнулась — этого хватит только раза на два… Обернувшись на весело бурлящую кастрюльку, из которой уже вроде бы как пахло мясным бульоном, она тяжело вздохнула. Всё слишком тихо, размеренно и хорошо. В её чересчур длинной, как она сама считала, жизни таких вот спокойных моментов, когда никуда не надо торопиться, было крайне мало. Пожалуй, даже хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать их. Поэтому неспешность и спокойствие несколько раздражали. Они давили и прожигали в сознании чёткую мысль — «Так не бывает».

Впрочем, не было и сейчас. Продуктов было всего на два приготовления. Как раз: пообедать и поужинать. А потом… Либо активировать печать… Либо всё-таки хлебнуть внешнего мира за пару дней и… стать частью коллекции кукол из людей… Ведь нукенины собирались покинуть деревню сегодня ночью. Да и Акасуна-но-Сасори чётко дал понять, что выбора-то у неё особо нет.

Имя Кукловода оставляло во рту почти ощутимый горьковато-острый привкус. Словно куснула острого перца. Такого длинного и ярко-красного… Помнится, когда были живы родители, эта специфичная приправа часто водилась в их доме. И даже по малолетству яркие пучки, висящие на кухне под потолком, казались ей чем-то дико аппетитным… До тех пор пока она не стащила один такой у зазевавшегося деда… Поймай её на таком последний, пришлось бы принять жуткое наказание… Потому тонкий маняще-красный стручок был полностью затолкан в рот и очень быстро прожёван.

Мизуки не удержалась и прикрыла лицо рукой. Воспоминание было очень яркое и постыдное. Естественно, пробалтываться о таком приключении было нельзя. Потому маленькой Хитоми пришлось стойко перетерпеть, чтобы больше «не обжигаться» с тем, что внешне выглядит очень вкусно. Кажется, всё во рту тогда болело пару дней. И, наверное, именно это событие пробудило в ней ту самую сумасшедшую регенерацию семьи Мизуки.

Потерев виски, Хитоми выдохнула и, помыв да почистив овощи, принялась их тонко шинковать, звонко орудуя любимым ножом. Готовить она любила. Это занятие, не считая шитья, было глотком свободы среди мертвечины. Правда, после «освобождения» готовить стало резко не из чего… Но всё равно редкие моменты взаимодействия с продуктами и кухонной утварью давали ей ощущение свободы и удовольствия. Вот только будоражащая нос и желудок атмосфера готовки была нарушена появлением одного из нукенинов: холодный, хищный, оценивающий взгляд слишком давил промеж лопаток.

— Вы что-то хотели, Орочимару-сама? — произнесла Мизуки, не поворачиваясь и продолжая ловко нарезать овощи.

— Интересные у тебя книжки, — прошелестел Саннин, как она приметила боковым зрением, подпирая дверной косяк.

— Хм… Ну, спасибо за столь высокое мнение о моей скромной коллекции, — слегка поклонившись, ответила Хитоми и отправила часть овощей в кипящий бульон.

— Ты ведь ирьёнин⁽¹⁾, верно? — нарочито медленно отделившись от косяка, нукенин почти «подплыл» к ней, встав аккурат за спину.

— Могла бы им быть, но на живых как-то не было возможности практиковаться, — меланхолично пожала плечами Мизуки, между нарезкой моркови как бы невзначай подкатав рукав так, чтобы стала видна часть печати дезинтеграции.

— Хех, — хрипло усмехнулся Орочимару, явно оценив её жест. — Смотрю, Сасори уже успел промыть тебе мозги, — прядь его чёрных волос упала Хитоми на плечо. — Он в этом мастер. Знаешь, чем мой спутник занимается? — с лёгкой издёвкой поинтересовался отступник, склоняясь к самому её уху.

— Вы о человеческих марионетках? — спокойно ответила вопросом на вопрос Хитоми, легко выскальзывая из-под гнёта его склонённой фигуры и отправляя остатки овощей в пышущую паром кастрюльку.

— О, я вижу, ты ещё сообразительней, чем кажешься на первый взгляд, — прошипел змеиный Саннин, довольно специфично по-змеиному облизнув губы и выпрямившись.

— Сожалею, но знаю я не так уж и много, — пожала плечами Мизуки, когда прищур жёлтых змеиных глаз остановился на её пальцах. — Симпатичная змейка, кстати, была, — прошествовав к мойке с ножом и разделочной доской, добавила она.

Кукловод без сомнения был хищником. Но куда более прямолинейным и понятным. А вот известный член троицы Саннинов… Производил впечатление большой змеи, которая то ли пытается загипнотизировать взглядом, то ли просто резко выбросить вперёд голову и заживо заглотить оторопевшую жертву. Хотя у этой самой «жертвы» создавалось стойкое ощущение, что у «хищника» жутко чешутся клыки… Но он сдерживается, чтоб резким рывком не вцепиться ей в плечо и не впрыснуть порцию своего яда. Видимо, не зря Акасуна-но-Сасори осведомлялся о последствиях активации печати… Что не особо радовало и наталкивало на весьма нелицеприятные выводы.

— Ты весьма… специфична, — хрипло усмехнулся нукенин. — Так всё же решила выбрать Сасори, даже не выслушав меня?

— Простите, но вся ваша харизма кричит о том, что вы найдёте способ использовать меня так, как это навряд ли понравится мне, — выделив последнее слово, вздохнула Хитоми, вытирая лезвие любимого ножа.

Это орудие её кухонного труда некогда было извлечено из одной из привезённых к ней на экспертизу жертв. Но дело было быстро закрыто ввиду откровенно бытового характера и того, что… Преступник лежал на соседних носилках. Дело отправилось в архив, а орудие убийства осталось «валяться» у неё. Про него никто не вспомнил и через два года. После чего Мизуки со спокойной совестью присвоила сие орудие и пустила в исконное для него дело.

— И всё же, — высокая фигура Саннина вновь нависла над ней, — мы вполне могли бы договориться. Талантливые ирьёнины всегда в цене, ты ведь понимаешь это. Неужели у тебя есть сомнения, что такому, как я, а ты знаешь обо мне достаточно, нечего тебе предложить? — жёлтые глаза лукаво прищурились.

— Орочимару-сама, я нисколько в вас не сомневаюсь, — пальцы привычно прокрутили рукоять любимого ножа. — Но ваш… С позволения сказать, спутник… Довольно чётко дал понять, что живой я не достанусь никому, — наглость с её стороны, но Хитоми совершенно спокойно смотрела в жёлтые змеиные глаза. — Дело с телами тех, кого Сасори-сан отправил на тот свет, я имела. Уж извините, но сомневаюсь, что даже вам под силу будет уберечь меня от перспективы быть отравленной, коли уж этого желает такой специалист по ядам. Так что не вижу смысла дёргаться.

— Весьма проницательно, — неестественно длинный язык вновь скользнул по губам, в то время как пальцы отступника потянулись к её волосам. Причём, судя по выражению лица, с явным намерением выдернуть прядь-другую… Провести анализ генома и пустить на запчасти раньше оппонента…

— Орочимару-сама, если я стану куклой, это ещё не значит, что вы сможете со мною играть, — словно печатая каждое слово, прошипела Мизуки, удерживая его кисть на расстоянии длинным тонким лезвием любимого ножа.

— Ты чересчур смелая девочка, — ядовито усмехнулся Саннин. — То, что мой спутник имеет на тебя планы, ещё не значит, что ты можешь безнаказанно так вести себя со мной…

— Орочимару-сама, — вкрадчиво произнесла Хитоми. — Я не боюсь Смерти. Я знаю, что вы способны превратить даже мгновение в Ад. Но даже это не пугает меня. Какой смысл бояться неизбежного?.. — она, конечно, была уверена в себе, но пальцы всё же сами собой сомкнулись на предплечье. Практически подсознательно уже давно готовая активировать эту чёртову печать.

— Забавно… — ухмылка отступника стала откровенно зловещей.

— Я не боюсь Вас, — по губам Мизуки скользнула столь же ядовитая усмешка. — Вы знаете, вся моя жизнь меня учила не бояться, ибо в страхе нет смысла.

Не было и сейчас. Пальцы медленно соскользнули с того места, где была печать. Любимый идеально сбалансированный инструмент оставлял приятную тяжесть. Она поверхностно выдохнула и… Острое лезвие скользнуло в нескольких сантиметрах от лица Саннина, по рукоять войдя в деревянную доску за его спиной. Орочимару, как и положено шиноби, лишь проследил за её движением и молча усмехнулся. Эти двое… Решили поиграть с ней, сделав из неё жертву. Но, кажется, не учли, что ошиблись адресом… Из стойки был извлечён ещё один нож и столь же лёгким движением был отправлен вслед за первым, а затем к ним присоединился и третий.

— Хитоми, — меланхолично протянул бархатистый голос, заставляя её прервать движение и вернуть четвёртый нож на законное место. — К дому приближается повозка.

— Рановато, — тяжело вздохнула Мизуки, сдвигая кастрюльку с супом подальше от огня.

Нукенины прожигали её заинтересованными взглядами, но не стали ей препятствовать, когда она проскользнула между ними и отправилась открывать входную дверь. Хитоми даже уже успела дойти до последней, когда раздался характерный громкий стук. Узнать стоящего за дверью можно было, пожалуй, из тысячи по одному этому стуку. Хотя она уже успела заметить его худощавую фигуру в кухонном окне, а специфичная обувь так и вообще выдавала с головой. Быстрый, уверенный, звенящий шаг. Так по её территории передвигался только один человек.

— Кэйташи-сан, не рановато ли? — приподняла бровь Хитоми, распахивая дверь.

— Знаю, но коллеги из следственного комитета решили перенести время перевозки, — исподлобья глядя на неё, ответил мужчина, кивнув на двоих, сидящих в повозке, как обычно даже и не вспомнив о приветствии.

— Я этому крайне рада, — иронично хмыхнула Мизуки-Нежить, держась за урчащий живот. — Скажите, пусть пошевеливаются, иначе заставлю ждать час, которой свято имею на обеденный перерыв, — её губы скривились в подобии улыбки.

— Непременно, — всегда сдержанное и мрачное лицо надзорного перекосилось от нехорошей ухмылки.

Прикрыв за собой дверь, Хитоми выудила из неприметного кармана на её балахоне ключ и отправилась отпирать двери в покойницкую. Краем глаза было видно, как побледнели следователи, когда Мураками Кэйташи сообщил им «радостную» новость. Повозка тут же тронулась и встала возле уже распахнутых дверей.

— Прости-ти-те, Не-жить-сан, — выдавил из себя молодой следователь, передавая ей документы и ещё больше бледнея, когда её пустой живот в очередной раз жалобно заурчал.

— Хм… — протянула Мизуки, просмотрев имена клиентов. — Значит, всех за раз… — поймав на себе испуганный взгляд визитёра, она не удержалась и скривила губы в подобии улыбки, что обычно вгоняла живых в суеверный ужас.

Следователь нервно икнул и сделал шаг назад, наступив на ногу своему не менее бледному, но более сдержанному коллеге. Отчего Мураками не выдержал и, пряча всё ещё небритую физиономию ладонью, едко хохотнул.

— Побыстрей, а то сами станете обедом, — выдохнула Хитоми, жестом приглашая представителей закона пройти в покойницкую.

 

* * *

Спустя два мучительно долгих часа бледные и трясущиеся следователи погрузили в повозку последнее тело. Пустой желудок уже сводило, и он непрестанно урчал. Естественно, этот факт ну никак не добавлял ей дружелюбности. И, видимо, её взгляд был настолько красноречив, что двое заезжих едва не икали под ним. Кэйташи, стоя в сторонке, только криво ухмылялся и подтрунивал над коллегами. Отчего те, очень спешно расписавшись в регистрационном журнале, едва не бегом выскочили из покойницкой.

— Пару дней ни я, ни эти орлы тебя беспокоить не будем, — уже в дверях обернулся надзорный, окованным носком сапога постукивая по полу. — Ну, за тех, кто рвётся на кладбище, я, конечно, тебе гарантий дать не могу, не моё они дело, — его хмурый взгляд скользнул по её лицу. — Ты знаешь, где меня найти, если что, — внезапно тихо и мрачно добавил Мураками, стискивая створку двери. — Не нравится мне всё это… Чёрт его дери…

Хитоми криво ухмыльнулась ему в ответ. У Кэйташи с интуицией всё было в порядке, да и про чужаков он явно слышал. Иначе бы не смотрел так на неё и не бросал косых взглядов на её прибежище. Однако лезть куда не следует он тоже не стал бы. А потому его напряжённая спина тоже вскоре исчезла в глубине повозки. И следователи благополучно удалились.

Мизуки тяжело вздохнула, закрывая двери и наводя порядок в покойницкой. Мураками Кэйташи. Местный надзорный за порядком. Один из тех немногих людей, которым она могла всецело доверять. Даже не взирая на явное его отвращение к её персоне. Ну что греха таить — она сама отлично понимала, что выглядит весьма специфично и занимается не совсем тем, чем занимаются обычные девочки, живущие в деревне. Вообще, у Кэйташи в её мирке был особый статус — как никак он был первым живым человеком, с которым ей довелось общаться после переезда в эту деревню. Правда, не при самых приятных обстоятельствах… Но… Он же был первым, кто признал её и позволил хоть как-то зарабатывать на кусок хлеба. И как бы там ни было, а этому человеку она была безмерно благодарна и нисколько не сожалела об общении с ним в течение последних шести лет.

Из-за постоянно урчащего живота, почему-то вспомнился тот большой и вкусный бутерброд, которым Мураками выманивал её из-под стола в их первую встречу. Странно, но вкус этой еды Хитоми помнила до сих пор. Впрочем, ошарашенное лицо надзорного она помнила тоже. На губы сама собой вползла кривая ухмылка. Это был, пожалуй, единственный случай, когда Мизуки видела его растерянным и испуганным. Сейчас, спустя годы, Хитоми отчётливо понимала и откровенно восхищалась его храбростью и стойкостью. Будь на его месте кто другой… Всё сложилось бы совсем иначе. Так что было абсолютно всё равно, что Кэйташи-сан её никак не называл… То, что он сделал для неё с лихвой покрывало всё.

Правда, дальше ностальгировать не получилось ввиду тошнотворно подступающего острого чувства голода, которое усиливалось ещё и тем, что готовый суп, в общем-то, уже давно стыл на плите. Потому, спешно наведя порядок, Хитоми быстрыми шагами направилась на кухню, постоянно убеждая саму себя в том, что никому и к чёрту не нужно её несолёное и слишком овощное варево…

 

* * *

Босые ноги привычно скользили по прохладному деревянному полу. Старые половицы иногда поскрипывали, но не сказать чтобы это её раздражало. Голоса отступников она услышала, едва открыв двери в дом из покойницкой. Но разговаривали они не так уж и громко, потому разобрать слова удалось только на подходе к кухне.

По старой привычке обойдя все скрипучие половицы, Мизуки замерла у плиты. Даже здесь было прекрасно слышно каждое слово, произнесённое в гостиной, где сейчас и расположились нукенины. Есть конечно хотелось, но как она поняла, речь у «гостей» зашла о её скромной персоне. Причём беседа выдалась весьма содержательной, на её взгляд.

— Нет, я не собираюсь отступаться, — тихо и мрачно припечатал бархатистый голос Кукловода. — Эта девчонка моя. И если ты с чем-то не согласен, то можешь забыть о нашей договорённости.

— Хах, — хрипло усмехнулся Саннин. — Всё настолько серьёзно? Сасори, что же я не знаю о ней?

— Для тебя, Орочимару, ничего особенного. Свои опыты ты можешь поставить и на ком-то другом, да и насколько я знаю, у тебя хватает талантливых медиков, — раздражённо парировал Кукловод. — Одна девчонка не сделает погоды в твоих исследованиях. Да и стоит ли этот спор возможности получать образцы улучшенных геномов?

— Хорошо, я откажусь от своих притязаний, если она будет включена в список образцов, что ты должен мне передать, — прошелестел змееподобный. — Хотя и предпочёл бы иметь живого ирьёнина под рукой.

— Хм… — задумчиво протянул бархатистый голос. — Возможно, я законсервирую тело, пока не решу, какую марионетку хочу сделать и как. Так что обещать отходы производства в ближайшее время я не могу.

— Сасори, либо я беру образец, когда мне нужно, либо сделаю всё, чтобы ты тоже её не получил, — ядовито хмыкнул в ответ Орочимару. — Печать у неё на руке и впрямь интересная. Если это то, о чём я думаю… То после активации там и от тела мало что останется.

По спине сбежал холодок, а пальцы Хитоми машинально сжали предплечье с нанесённой на него печатью. Как и говорила мать, змеиный Саннин поражал своей эрудицией. Ему хватило пары взглядов, чтобы распознать тип печати. Однако было несколько не по себе слышать, что её уже, считай, расчленили и делят «запчасти». Нежить криво усмехнулась — вот и пришёл тот день, когда и она оказалась практически на месте своих клиентов.

И всё же, самое важное в этом обрывке разговора она уловила. Орочимару… Так значит, его интересует так называемый Кеккей Генкай… В своё время отец и дед что-то рассказывали о нём. Но только общие основы. Помнится, она тоже как-то была связана с этим термином, но воспоминания об этом были слишком смазанными… И в самом деле, этому нукенину лучше бы не знать, что она может быть полезна в исследованиях, где в качестве образчиков «отходы» изготовления человеческих, как она поняла, марионеток…

— Я подумаю, — ядовито усмехнулся Акасуна-но-Сасори, звякнув колокольчиком на шляпе, скорее всего, опять натянув её на лицо…

— Кстати, книги можешь взять себе, — послышалось в ответ тихое, не менее ядовитое шипение, — они конечно интересны, но без девчонки толку в них мало. Хотя тебе с твоим «искусством» они, возможно, будут полезны.

Тяжело вздохнув, Хитоми всё-таки с надеждой пощупала кастрюльку. Ещё довольно тёплая. Вот и хорошо! Найдя ложку, Мизуки, даже не озаботившись поисками тарелки, переставила утварь на стол и, поудобней устроившись, принялась есть прямо из неё. Не очень культурно, но сегодня она решила сделать себе поблажку.

Тем временем итак напряжённая беседа скатилась в «пламенный» монолог Кукловода об истинном искусстве, разбавляемый едкими хриплыми смешками. Кстати, весьма познавательный. Теперь Нежить точно знала, что именно с нею собираются сделать. Точнее, с её трупом… Не особо приятно, но аппетита не испортило.

Когда она закончила и уже начала мыть опустевшую посуду, в дверях кухни появился Саннин, как и прежде подперев собою косяк. Взгляд его жёлтых змеиных глаз колол не хуже куная. Запоздало вспомнив про тройку ножей, ранее запущенных в привычную мишень, Хитоми развернула голову и внимательно осмотрела доску, закреплённую на двери кухни.

Метать ножи, изредко кунаи и сюрикены, её учила мать. До того как она научилась читать… Вспомнить эту науку Нежить решила лет в восемь. Когда пустота заполняла до краёв, и она просто не знала куда себя деть. А живые… Они были настолько омерзительны, что порой хотелось вскрыть и их… Вот в такие моменты особенно хорошо было заниматься такими упражнениями, ведь даже любимая готовка не могла отвлечь… Потому как зачастую проблема была как раз в том, что готовить было не из чего… Правда, портить дверь ей не очень хотелось… Потому она самолично выпилила и прибила толстый деревянный квадрат, сделанный из остатков её старой двери.

Той самой, что она разнесла, пытаясь выбраться из собственной комнаты, ставшей для неё мучительной и смертельной ловушкой. От одного воспоминания об этом случае свело живот. Благо сейчас полный. Вот именно после этого Мизуки старалась делать всё, чтобы перерывы между хоть какими-то перекусами не превышали суток. Умирать голодной смертью… Она больше не хотела.

— И как надолго следователи удалились? — разглядывая её лицо, с лёгкой усмешкой поинтересовался нукенин.

— Дня на два… Но могут притащить кого-то по работе гробовщика, — продолжая разглядывать пустую доску, выдохнула Хитоми, отмечая, что в гостиной воцарилась подозрительная тишина.

— Ты всё слышала, не так ли? — почему-то факт того, что нукенин не сдвинулся с места, не особо обнадёживал, особенно если прибавить ту кривую ухмылку, что сейчас красовалась на его бледном лице.

— Слышала, — меланхолично отозвалась она, убирая кастрюльку на место. — И какого плана образцы вам нужны? — бросив косой взгляд на Саннина, уточнила Мизуки. — Что-то длительного хранения или?..

— Ахах, — прикрыв лицо кистью, хрипло хохотнул отступник. — Ты действительно странная. Но раз уж ты об этом спросила, — пальцы сдвинулись, демонстрируя хищный взгляд жёлтых глаз, — то оба вида.

— Хммм… — задумчиво протянула Хитоми, скрестив на груди руки и отметив, что ножи на законных местах. — И каков минимальный объём «образца»? — её голова привычно склонилась к плечу. — Пряди волос и пробирки крови хватит?

— Хватит, — криво ухмыляясь, прошелестел Саннин. — Ты действительно очень умна. В самом деле жалко тебя отдавать на запчасти для марионеток…

— Благодарю за комплимент, — не менее криво усмехнулась в ответ Мизуки. — Но разве вы, Орочимару-сама, не сделаете того же, только на опыты, если вдруг обнаружите что-то, интересующее вас?

— Ахах, — в очередной раз хрипло рассмеялся отступник. — В логике тебе не откажешь, — чтобы сократить разделявшее их расстояние, хватило пары шагов. — Может, всё же подумаем над вариантом, как обойти яд? — едва слышно добавил он, склонившись почти к самому её уху.

— Но ведь яд это не единственное, что может мне грозить, если брать в учёт дикое разнообразие ран на трупах… кхм… врагов Акасуна-но-Сасори, — в очередной раз выскальзывая из-под его нависшей фигуры, парировала Хитоми.

— Хех, — вместе с хриплым смешком в затылок впился холодный взгляд. — А ты и впрямь чем-то похожа на него… Такая же ядовитая рационалистка… Но всё же, подумай над моим предложением, — пальцы Саннина легко поймали её локон.

— Давайте чуть позже, Орочимару-сама, — столь же легко вытянув прядь из рук нукенина, меланхолично отозвалась Мизуки. — Я сейчас в весьма не лучшей форме. Ваш спутник обещал мне пару дней… — теперь уже затылок прожигал другой не менее хищный взгляд. — Я как раз должна буду восстановиться за это время, — обернувшись, она смогла узреть лишь край соломенной шляпы, виднеющийся в дверном проёме. — Вот тогда я лично соберу и передам вам «образцы». Ну кого опять черти принесли?.. — сухо выдохнула Хитоми, когда послышался едва слышный осторожный, если не сказать боязливый, стук, так некстати вклинившийся в разговор.

— Хорошо, — тихо прошелестел Орочимару, когда она уже почти вышла из кухни, проскальзывая мимо Кукловода, шагнувшего на кухню, дабы покинуть коридор…

Путь до двери был преодолён за несколько больших шагов. А дверь как всегда открыта без единого вопроса. Однако стоящий за дверью посетитель немало удивил Мизуки. Вот уж кого она совершенно не ожидала увидеть…

---

1) Ирьёнин (Ниндзя-медик) — шиноби, специализирующийся на использовании медико-ориентированных техник для лечения людей.

Вернуться к тексту

Путь до двери был преодолён за несколько больших шагов. А дверь как всегда открыта без единого вопроса. Однако стоящий за дверью посетитель немало удивил Мизуки. Вот уж кого она совершенно не ожидала увидеть…

— Такаги-сан? — склонив голову на бок, поинтересовалась Хитоми.

— Здравствуйте, Нежить-сан, — робко поклонилась в ответ светловолосая женщина, нервно оглядываясь по сторонам. — Вот, это ведомость о заказах на гробы, — почти шёпотом пояснила она. — Мурками-сан сказал, что вы какое-то время можете не появляться в деревне… и…

— Хм, — протянула Мизуки, рассматривая бумагу. — Значит, произошли изменения в датах ближайших похорон… Спасибо, Такаги-сан. Если это всё, то можете идти, — переведя взгляд на дрожащую визитёршу, выдохнула она.

— Ну-уу… Не совсем… — затравленно глядя на неё, Такаги Кими повертела в руках свёрток. — Мичико-сан сказала, что это вы сделали для неё лекарство… — тёмные серые глаза женщины расширились, но встретившись с ней взглядом, были спешно отведены в сторону. — Можно… И мне тоже… Такое… лекарство… — скатившись почти в совсем еле слышный шёпот, озвучила истинную цель своего визита жена местного столяра, отчаянно стараясь не смотреть на хозяйку дома.

— Хм… — приподняв бровь, протянула Хитоми. — А в свёртке травы, необходимые для лекарства?

Светловолосая женщина активно закивала в ответ. Ну, по крайней мере, теперь стало понятно, почему пришла именно забитая и запуганная Кими-сан, а не сам Кёзо. При одном взгляде на эту худую и дёрганную женщину Мизуки очень хотелось начистить столяру его красную рожу ещё разок… Но после того случая он больше не поднимал на жену руку, насколько она знала. То ли «урок хороших манер» помог, то ли то, что она перестраховалась и упредила надзорного о тех непотребствах, свидетелем которых стала. Однако после «нравоучительного» избиения подонок стал куда реже пить. Хитоми криво усмехнулась — в тот раз она специально свела только все синяки, порядком «вымесив» его здоровенную тушку. Да, Кёзо был раза в два выше и в силе ему было не отказать. Вот только состояние опьянения замедлило его реакцию. А вот её отвращение дало ей достаточную дозу адреналина, чтобы вовремя добраться до нужных точек и превратить опасного бугая в беспомощное полено.

— Хорошо, пройдёмте в лабораторию, — прикрыв за собой дверь, хозяйка дома жестом указала на двери в покойницкую. — Не беспокойтесь, это недолго.

Такаги Кими неуверенно кивнула и последовала за нею вслед, продолжая нервно озираться и мелко дрожать. Оставалось только вздохнуть. В какой-то степени эта женщина уважала Мизуки, но в то же время и жутко боялась. Но с этим ничего не поделаешь. «Метеля» её горе-мужа, она явно не напоминала ангелочка в своём балахоне и с растрёпанными ветром волосами… Оставалось вообще поражаться тому, сколько смелости пришлось набраться этой робкой и слабой представительнице местных живых.

— Для Мамору-куна, не так ли? — через плечо осведомилась Нежить у отчаянно храбрящейся Такаги. Уж если что и могло её заставить пойти на такой подвиг, так только трёхлетний сын, над которым та тряслась, как над великой ценностью.

— Д-да, — отчаянно закивала посетительница.

— И почему именно это лекарство? — открывая тяжелую створку, выдохнула Хитоми.

— Ну… Мичико-сан… Она не сама ведь… Ну… это не чудо ведь?.. — замялась женщина. — Да и это лекарство от простуды… таких у нас никто не делает… Мичико-сан… Дала нам немного, когда у Мамору был сильный жар… И ничего не помогало…

— Хм, — горько усмехнулась Мизуки.

Додумались наконец-то… Да поздновато. Нет, оно, конечно, было приятно, но отдавало лёгкой горечью. Пропустив Такаги Кими вперед, она прикрыла дверь. Что ж, её последнее дело в этой деревне будет связано хотя бы не с трупами…

 

* * *

На возню с лекарством ушло около получаса. И совсем бледная Такаги-сан, облегчённо вздохнув, удалилась. А сама Хитоми, проводив её до ворот и запрев их, вернулась на кухню с мешочком терпко пахнущего чая и небольшим свёртком с печеньем. Явно свежеиспечённым собственноручно Кими-сан. Что ж, очень даже неплохо для столь внезапной подработки. Войдя на кухню, она обнаружила только Санинна, задумчиво разглядывающего карту. Мельком взглянув на его долговязую фигуру, Мизуки достала чайник, на мгновение замерев, глядя в его отполированный до зеркального блеска металлический бок, набрала воды и поставила на плиту.

— Ты часто так просто открываешь дверь незнакомцам? — поинтересовался Орочимару, подняв взгляд от бумаги.

— Хм?.. — вопросительно приподняла бровь Мизуки, растапливая уже успевшую порядком остыть печь.

— Вчера ты так спокойно открыла дверь двум отступникам… И даже позволила остаться на ночлег, прекрасно осознавая, с кем имеешь дело, — его змеиные глаза словно пытались заглянуть ей в душу, но навряд ли там было что-то, кроме спокойного безразличия.

— Мне нечего терять, — пожав плечами, Хитоми подкинула пару поленьев. — Да и остановила бы вас закрытая дверь?

— Логично… Всё же ты могла бы стать ценным сотрудником в моих исследованиях, — нукенин задумчиво посмотрел сквозь неё, скривив в улыбке один угол рта.

— Возможно, но… — Мизуки развела руками, тихо усмехнувшись. — Да, кстати, не подскажете, что вот это? — оттягивая ворот балахона, она указала на тонкий еле заметный витиеватый узор, красующийся у неё на шее и идущий от уха до ключицы. — Вот только что заметила.

— Сасори, — хрипло усмехнулся Саннин, — уже успел поставить ядовитую метку… Всё продумал.

— Я так понимаю, она активируется дистанционно? — Хитоми провела пальцами по узору, разглядывая своё отражение в чайнике.

Орочимару только криво усмехнулся в ответ. Значит, её догадка была верна и вариантов у неё особо-то нет и не было. Разглядеть что-то нормально на металлической поверхности было сложновато, и она бросила эту затею, опершись о край мойки поясницей и разглядывая Саннина. Всё-таки впервые к ней, что называется, «на огонёк» зашла такая легендарная личность. Орочимару, заметив её внимание, криво усмехнулся и вернулся к изучению карты. Ну что сказать, внешность у него и впрямь была своеобразная. Молочно-белая кожа, жёлтые змеиные глаза с идущей по верхнему веку и уходящей к переносице сиреневой подводкой-татуировкой. Довольно длинные для мужчины чёрные прямые волосы, доходящие до лопаток. В их деревне мужские особи обычно стригли волосы довольно коротко. Если вдаваться в тонкости черт лица и пропорций… И добавить к этому специфическую ауру мощи… Можно было смело утверждать, что этот отступник был вполне привлекателен. Однако всё впечатление портили привычка специфично облизывать губы и не в меру длинный язык. Что, похоже, самому Саннину ничуть не мешало.

— Из тебя вышел бы неплохой шиноби, — не отрываясь от карты, хрипло хмыкнул он.

— Орочимару-сама, ну какой из меня шиноби? — поглядывая на чайник, ответила с горькой усмешкой Мизуки. — Я — Нежить. Местный безумный упокойно-гробовых дел мастер…

Нукенин, оценив сарказм, хрипло рассмеялся, после чего вновь вернулся к своей карте. Чайник закипел в полной тишине. В той же тишине Хитоми бросила щепотку сухих чайных листиков в кружку и залила кипятком. Саннин никак на неё не отреагировал, когда она спокойно направилась с кружкой на выход. В гостиной было как всегда тихо и темно. Поставив кружку рядом с любимым креслом, Мизуки забралась в него с ногами и достала из свёртка печенье.

Запах выпечки будоражил рецепторы и… Наверное, напоминал о детстве… Если это можно было так назвать. Насколько Хитоми помнила, когда ей было столько же, сколько сейчас Мамору, мама тоже иногда пекла для неё разное печенье. Со всевозможными начинками, тонкое и хрустящее, объёмное и тающее во рту… Эх… Были же времена… А ещё мама пекла пушистые пироги… Которые вставали перед прикрытыми глазами так, словно их только что вынули из печи… Кажется, она даже помнила их манящие запахи. От подобных воспоминаний даже рот наполнился слюной. Всё-таки быть ребёнком… было здорово. Но теперь-то уже ничего этого нет. Тяжело вздохнув, Мизуки отправила печенье в рот.

Медленно разжёвывая и наслаждаясь вкусом, она осмотрелась, ибо что-то её всё же в обстановке нынче настораживало. Присмотревшись к книжной полке, Хитоми скептически приподняла бровь. Книг там теперь словно и не было никогда… И судя по разговору, что она слышала, да отсутствию Кукловода, это именно его стараниями. И кстати, раз его опять не наблюдается, не значит ли это, что под зачистку пошли и её инструменты в покойницкой? Если учитывать специфику «Искусства», то ему они явно пригодятся… Вроде как больше ничего ценного у неё не имелось… Точнее, имелось, но достать это было очень не просто… Однако развивать мысль ей сейчас было, в связи со столь внезапно замаячившей на горизонте свободой от работы, лень… Потому она просто позволила себе неспешно, что уже было дико и непривычно, потягивать чай и наслаждаться вкусом тающего во рту печенья.

 

* * *

Закончив с чаем и вымыв за собой кружку, Мизуки таки ж не удержалась и решила отправиться на поиски своего, как она могла поиронизировать, «принца». Впрочем, не подними Кукловод эту тему, ей бы и в голову ничего подобного не пришло. Вообще, Акасуна-но-Сасори производил крайне смешанное впечатление. С одной стороны, он был более чем сдержанным, пока, видимо, не узрел в ней, как он сам выразился, «совершенную куклу». И уж тут он вёл себя как поглощённый идеей человек… Очень напоминая своим поведением этакого парня-подростка с не в меру острым и ядовитым языком… Хотя отчасти она понимала, что для него это всего лишь игра. Да и кто знает — может, все кукловоды такие двинутые?.. Всё-таки специфика обязывает постоянно в куклы играть…

Однако… Стоило бы всё же взглянуть вначале на живопись последнего. Потому, чтобы получше рассмотреть метку на шее, Хитоми, прежде чем отправиться на поиски, забрела в гостиную и осмотрела себя в единственном на весь дом зеркале. Орочимару, судя по шагам, отправился ещё с полчаса назад на второй этаж и больше не показывался. Делиться с ней информацией Саннин, вполне ожидаемо, не стал. А из того, что она знала о такого рода печатях, она разве что смогла понять, что рисунок на шее призван её отравить по первому желанию нанёсшего его. Больше информации выжать она из своей памяти не сумела и решила перейти к следующему вопросу, раз уж она всё равно сейчас находилась у зеркала.

Более того, Мизуки позволила себе неслыханную развязанность и покрутилась у прямоугольного куска специфичного стекла, разглядывая саму себя. Но сколько бы она ни смотрела в зеркало, никак не могла взять в толк, что такого совершенного и впечатляющего нашёл в ней песчанник. Если брать каноны красоты живых… То она под них мало подходила. Слишком тощая, слишком бледная… Нет, не как благородные девицы с нежно-молочной кожей, о которых то и дело сплетничали в деревне… Правда, таких у них отродясь не водилось, и потому кости мыли столичным штучкам, о которых слышали через три-десятые источники… Она же была бледна, как покойник. Да и её костлявость тоже на него же походила. Даже её раздражающие кудри, которые периодически после ветра было невозможно прочесать… Почему-то вдруг заинтересовали его…

Насколько ей удавалось слышать обрывки разговоров живых её возраста, да и вообще особей мужского пола, у девушки должны были иметься округлости в виде груди и попы, да такие, чтоб подержаться приятно было… У себя она таковых особо не наблюдала. Хотя по роду деятельности ей попадались трупы, «обработанные» разными извращенцами… А извращенцев было жуть сколько мастей… Были и такие, что некрофилией страдали. Больные на голову люди… Хотя… учитывая порой дичайшую отвратность живых… Их тоже можно было понять…

Правда, в действиях Акасуна-но-Сасори не было ни капли такого рода интереса. Каждое его движение было верным, отточенным и профессиональным изучением «тела»… Если брать во внимание ту информационно насыщенную лекцию о создании марионеток из людей… То человеческое тело было для него подобно бревну, из которого собирались ваять и ощупывали на предмет изъянов и специфики обработки… Хитоми подавила тяжёлый вздох. Тут он скорее напоминал опытного прозектора… С поправкой на то, что труп потом превращался в долговечный механизм… От столь расплывчатых определений, ибо по скупости знаний в подобных вопросах она окончательно запуталась в оценке его действий. И самое чёткое суждение, что она смогла вывести, — он конечно маньяк-извращенец, но, вероятнее всего, не такой, с последствиями деятельности которых она привыкла сталкиваться по роду деятельности.

Встряхнув головой, Мизуки накинула простынь обратно на зеркало и целенаправленно отправилась в покойницкую. Сомнений, что Кукловод именно там, у неё не было. Всё самое ценное, что у неё имелось, было именно там. Дверь открылась с весьма неприятным скрипом. Если бы не нынешние обстоятельства, Хитоми уже давно сидела с маслёнкой возле скрипучего объекта, дабы устранить сию неприятность. Вот только… сейчас в этом не было ни малейшего смысла. Сколько там осталось у неё? Ещё часов шесть-восемь?.. Или того меньше…

Как ни странно, в покойницкой было тихо, как тому и подобает. Но свет горел. Обойдя все служебные помещения, кроме секционной, она убедилась, что ни инструментария, ни препаратов на законных местах уже не лежало. Всё педантично было вычищено под ноль, оставив идеальную пустоту. Впрочем, если бы она собирала всё сама… Было бы так же.

Эта мысль скользнула по сознанию, оставляя холодный след. А в самом деле — стала бы она сама собирать вот это? Её взгляд вновь прошёлся по пустым полкам и ящикам. Наверное, если бы конечным итогом её побега из деревни не была неминуемая смерть… Она, скорее всего, поступила бы именно так — собрала под чистую все свои пожитки. Но… имело ли это хоть какой-то смысл в её положении?.. Скорее всего нет.

Глубоко погрузившись в столь нелюбимые размышления на тему «а если бы», Нежить дошла до секционной, войдя в дверь со стороны приёмной. Первое, что бросилось в глаза — всполох алых, словно острый перец в её детстве, волос. Такие встречались не так уж и часто, потому она даже замерла, рассматривая сие явление. В холодном свете они казались чем-то диким и пылали словно пламя… Растрёпанные, довольно короткие, по сравнению с тем же Орочимару, волосы.

— В чём дело, Хитоми? — саркастично поинтересовался у неё Кукловод, не поворачивая головы.

— Цвет впечатляет, — пожала плечами в ответ Мизуки, продолжая стоять в дверях и ждать дальнейших действий отступника.

— Хм, — меланхолично протянул он, поднимая со стола шляпу и водружая её себе на голову. — Я прибрал практически всё, надеюсь, тебя хватит, чтобы собрать остатки и не тратить наше время, когда нужно будет выходить? — каждое слово, казалось, источало яд.

— Это чтобы думали, что я сбежала сама? — Нежить привычно склонила голову к плечу.

— Хм, — тихо усмехнулся Кукловод, пряча лицо краем соломенной шляпы.

— Конспирация… — тихо выдохнула Хитоми, когда нукенин вышел из секционной.

— Не хочу портить впечатление о твоей рациональности, — хмыкнул в ответ бархатистый голос.

— Даже так? — оставалось только покачать головой.

Маньяки — странный народ с необычайными заскоками. О маньяках она знала из-за специфики своей работы. И вот тот субъект, что стоял за дверью, был стопроцентным маньяком. По всем пунктам. Впрочем… Учитывая, где и как она жила… Ожидать какого-нибудь маньяка стоило рано или поздно. Только в её случае их пришло аж двое. Да каких! В очередной раз криво усмехнувшись этому факту, Мизуки осмотрела секционную и не удержалась от вполне резонного вопроса:

— И что здесь собирать-то?

За дверью опять едко хмыкнули. Осмотрев пустые ящички и шкафы, Хитоми, тяжело вздохнув, погасила свет и вышла в приёмную. Невысокая фигура отступника подпирала стену возле дверей секционной.

— Сколько у меня времени на сборы? — убирая в низкий хвост выбившуюся прядь, поинтересовалась она.

— Семь часов, — не поднимая головы, промурлыкал Кукловод.

— И сколько времени вы мне дадите? Просто чтобы знать, что брать с собой, — по губам Мизуки расползлась кривая улыбка. — Я так понимаю, маршрут лежит по безлюдной местности?

— Два-три дня. И тебя что-то не устраивает? — в бархатистом голосе зазвучали нехорошие нотки.

— Хм, — не удержалась Хитоми. — Да нет, всё вполне ожидаемо и логично. Что ж, пойду приготовлюсь к так называемой свободной жизни.

Мягко развернувшись, она под тихий смех Кукловода покинула покойницкую. Итак, времени на сборы не так уж много и не сказать, чтобы мало. Из того, что она поняла о своём «путешествии», ей необходимо было приготовить себе запас пищи. Собственно… Больше что-то брать с собой смысла не имело. Но дабы создать впечатление о добровольности побега… Её кухонную утварь стоило прихватить с собою в свитке. Но это чуть позже… После последнего ужина в этих стенах… Но для начала. Ей нужно забрать действительно кое-что очень ценное.

 

* * *

Босые ноги легко ступали по холодной земле. Было немного странно находиться в такое время дня именно здесь. Поправив подол балахона и почтительно поклонившись надгробиям, Мизуки мягко опустилась на колени и опустила ладони на поросшую короткой жухлой травой дорожку. Сделала глубокой вдох. Закрыла глаза. Сейчас она должна была сконцентрироваться и правильно распределить свою чакру по так давно созданной печати. Сконцентрировать её на пальцах и выпускать мягкими маленькими порциями. Главное — контроль. Внутри разлилось мягкое тепло, которое Хитоми направила к кончикам пальцев и затем в землю. Признаться честно, она даже не была полностью уверена, что печать сработает как надо. Но продолжала процедуру, пока не получила слабый вибрирующий отклик от почвы и надгробий, на которых начал проступать зеленоватый узор.

Вот теперь следовало приступить ко второй фазе и уже, основываясь на резонансе, безостановочно вливать определённое количество чакры. Что она и сделала. К чему были эти ухищрения, созданные старым хрычём перед смертью?.. Она не особо понимала. Неужели тот свиток, что Мизуки Юичи запечатал, здесь был столь ценен и важен?

Наконец зеленоватый узор печати проступил полностью и с коротким хлопком из центра отцовского надгробия выскочил небольшой свёрток, вдоль и поперёк испещрённый символами. Мизуки-младшая покрутила его в руках, осознавая, что такую штуку постороннему не открыть, опять-таки требуется определённый тип чакры и… Скорее всего, её кровь… Но и это, судя по символам, было не единственной загвоздкой. На открытие свитка явно требовалось не менее пары лет, чтобы свести все чётко привязанные к лунным циклам элементы печати.

— Неужели мир шиноби так примитивен, что тайны какой-то семьи стоит так скрывать? — тяжело выдохнула Хитоми, пряча свиток в одном из карманов драного балахона и отмечая, что на неё направлено два абсолютно недружелюбных взгляда.

Вот теперь можно было пойти и приготовить себе последний ужин, да собрать скудные пожитки. Ещё раз поклонившись надгробиям трёх пустых могил, Мизуки-младшая спокойно прошествовала обратно в дом. Отступники, словно тени, последовали за ней. Смысла прятать свёрток было мало, потому она просто выложила его на столе в гостиной и без лишних угрызений совести занялась ужином.

Особо к обсуждению в соседнем помещении она не прислушивалась. Но общий тон был не особо радужный. Нукенины лишь подтвердили её теорию о специфике открытия. Орочимару в очередной раз интересовался, зачем Кукловоду бесполезная кукла, и предлагал обмен на что-то более стоящее. Однако Акасуна-но-Сасори оказался на редкость упёртым и наотрез отказался уступать. Аргументируя свою твердолобость понятием «истинное искусство». Которое, видимо, было для него абсолютом.

А вот тут Хитоми в очередной раз задалась вопросом — что же именно в ней могло быть этим самым «искусством»? Уж явно не тощее телосложение… Хотя, учитывая, как тщательно ощупывал её кости песчанник… И всё же, что-то тут не вязалось. Даже, допустим, если её тело и впрямь способно быть идеальным при нормальном питании… Ну не за пару ж дней оно восстановится. Тогда вставал другой вопрос — Кукловод или крупно темнил по поводу её будущего, либо был извращенцем…

Последняя мысль Мизуки даже позабавила. Если уж придираться, то из этой парочки извращенца больше напоминал как раз-таки змеиный Саннин, а не саркастичный выходец страны Ветра. Вообще… Если начинать их сравнивать… То Кукловод при всём его маниакальном стремлении к пополнению коллекции, выглядел более выигрышно и человечно. По крайней мере, как она успела понять, то, что попадало в раздел его «искусства», было для него достаточно значимо. И шло в весьма яркий контраст с Орочимару, который явно не настолько ценил материал для своих исследований…

Ужинать и пить чай с остатками печенья ей никто не мешал. Отступники изучали свиток. Точнее, печать, запирающую его. Впрочем, сейчас ей и не особо нужно было чьё-то внимание. Вынув из найденной в покойницкой дедовой сумки прихваченные оттуда же свитки и набор для письма, Хитоми принялась методично наводить уборку кухонного инвентаря, запечатывая его в один из свитков. Хватило и одного. А вот любимый нож она аккуратно завернула в тряпицу и просто положила в отдельный карман сумки. Авось пригодится… Преспокойно закончив свои дела, Мизуки беспрепятственно прошла в свою комнату. Ей следовало собрать свой скудный гардероб. Даже если он не пригодится ей в пути, то всё равно должен исчезнуть конспирации ради.

Однако на кровати её ждал сюрприз — аккуратная стопочка одежды. Уже знакомая майка, явно великоватые ей штаны и кушак. Если она правильно помнила, шиноби обычно перемещались не по дорогам, а по веткам деревьев… И её одёжка явно к такому способу передвижения не располагала… И всё же… Было в этом жесте что-то… странное и… тёплое.

Собрав все свои вещи, Хитоми прикинула оставшееся у неё время. Выходило ещё часа четыре… А значит, можно было побаловать себя и помыться. Как раз печь ещё не успела остыть и вода нагреется довольно быстро. Воплощать задуманное в реальность ей никто не мешал. Нукенины продолжали изучать подкинутую ею головоломку.

Как следует отмывшись от всех недавних треволнений, Мизуки переоделась в чистое бельё и натянула предложенную ей одежду, которая естественно была ей велика и жутко широка. Майку пришлось заправить в штаны, а последние еще и подкатать, чтобы не путаться в них, и как следует перемотать всё, благо, достаточно длинным кушаком. Наверное, это даже более-менее сносно выглядело. Собрав свои банные принадлежности в небольшой свёрток, она отправила его в сумку. Вроде должно было получиться много… Но сумка была наполовину пуста, даже не взирая на свой небольшой размер.

 

* * *

Оставив свиток и разочарованно-заинтересованного напарника в гостиной, Сасори отправился проверять, насколько кукла выполнила его указание и замела следы. Бегло осмотрев все мал-мало используемые ею помещения, он остался доволен результатом. Теперь всё действительно выглядело так, словно девчонка абсолютно добровольно сбежала. Закончив обход, кукловод без стука вошёл в последнее место, которое оставалось проверить, — комнату Мизуки.

Впрочем, тут тоже всё было готово к отбытию, что в очередной раз добавило положительных впечатлений о его новом приобретении. Последнее сидело на разобранной кровати и старательно прочёсывало свои чёрные кудри. То, что на ней была его одежда, притом с явным намёком на попытку приблизить всё это к походным условиям, так же говорило о том, что новый питомец не будет доставлять ему хлопот.

— Уже пора, господин Кукловод? — не отрываясь от своего занятия, бесстрастно поинтересовалась она.

— Ещё нет, но смотрю, ты уже со всем справилась, — ухмыльнувшись, ответил он, устраиваясь в кресле. — Вопросы есть?

— Да, — заканчивая с последней прядью, выдохнула кукла. — Я о шиноби знаю не так много… Но полагаю, раз вы выдали мне вот такое, — красноречивый жест на сползающую у неё с одного плеча футболку и подкатанные штаны, — то двигаться придётся явно не по дороге… Так вот, а как шиноби передвигаются по деревьям и прочим вертикальным поверхностям? — не отрывая от него своих стеклянно-золотистых глаз, Хитоми буднично озвучила свой вопрос, сплетая волосы в тугую косу.

— Кхм, — если бы мог, Сасори поперхнулся воздухом.

Вот явно не такого вопроса он ждал. Но даже это лишь в очередной раз убеждало его, что эта кукла должна принадлежать именно ему. Идеальный рационализм. Вот именно так и должна была вести себя живая марионетка! И этот феномен он просто обязан был изучить досконально. Она была ключом к его проблеме человек-кукла. И оттого он просто не мог уступить её Орочимару. Который как ни крути, а всё же испортил бы это идеальное творение.

— Хм, — глядя на куклу, протянул кукловод. — Путём направления и поддержания определённого количества чакры в стопах, — особо вдаваться в подробности у него желания не было, да и умение девчонки прятать свою чакру тоже говорило о многом.

— Всего лишь? — сворачивая косу пучком на затылке, Хитоми поднялась и подошла к двери. Особо не напрягаясь, она поставила ногу на косяк и сделала пару шагов вверх. — Понятно, — дойдя до края косяка, кукла развернулась и сделала ещё пару шагов вниз, а затем шагнула обратно на пол. — Значит, при передвижении просто нужно поддерживать необходимый минимум чакры в ногах, перераспределяя его по мере необходимости? — вернувшись к сумке, лежащей на кровати, она закрепила пучок шпильками. — И да, вот это, — фарфоровые пальцы провели по светлой вязи печати, — какой дальностью обладает?

— Хм? — в очередной раз Сасори не смог сдержать ухмылку. Насколько же идеальна эта кукла?.. Впервые он столкнулся с чем-то столь логичным и максимально рациональным. — Не имеет значения. Я могу активировать её, когда и где пожелаю, Хитоми.

— Вполне ожидаемо, — пожала плечами девчонка, на мгновение замерев на месте, а затем закидывая расчёску и стянутые резинкой шпильки в небольшую сумку. — Я, в общем-то, готова.

Переведя взгляд на неплотно зашторенное окно, кукловод в очередной раз убедился, что пока ещё выходить было рано: небо только начало темнеть и наливаться алым закатным светом.

— Ещё час-два, — меланхолично прокомментировал он, вставая из кресла. — Так что можешь быть пока свободна.

Однако кукла пожала плечами и отправилась вслед за ним в гостиную, где всё ещё изучал свиток Орочимару. Пользуясь тем, что любимое кресло не занято, она забралась в него с ногами и прикрыла глаза.

— Интересный же у тебя хранился свиток, — горько усмехнувшись, прошипел напарник, сверля девчонку взглядом.

— Сама в толк не возьму, что такого в нём может быть ценного, чтобы вот так заморачиваться с защитой, — не открывая глаз, монотонно отозвалась она. — Меня в такие таинства не посвящали. Наверное, сначала надо было подрасти, да не успели… Если вам интересно, знаю ли я, как это открыть… То чисто гипотетически — да. Но это слишком долго. Год или два… Если не зевать… Но у меня ведь нет столько времени, не так ли?

Змеиный Саннин метнул на Сасори нехороший взгляд, но последний сделал вид, что ничего не заметил, и расположился в другом кресле, изучая карту. Орочимару ещё какое-то время разглядывал опечатанную вещицу, после чего перебросил, судя по выражению его лица, бесполезную для него вещь напарнику. Кукловод, не особо отвлекаясь, поймал свиток и не глядя закинул в поясную сумку.

Когда достаточно стемнело, Акасуна обменялся с Орочимару взглядами и встал, чтобы затушить огонь в камине. Кукла открыла глаза, стоило ему пройти мимо кресла, потянувшись, перекинула через плечо сумку и завернулась в чёрную накидку с глубоким капюшоном. Её босые ноги мягко ступали вслед за ним за порог и за ворота. Правда, когда они поднялись на ближайший холм, девчонка внезапно остановилась и обернулась.

— Хитоми, — тихо и властно позвал её кукловод. — Ты решила передумать? — в его голосе звучала явная жестокая усмешка.

— Нет, — она весьма явно склонила голову на бок, добавив язвительное, — господин. Просто любопытно, что могло понадобиться во владениях Нежити этим троим, — усмехнулась в ответ Мизуки, указывая на три яркие точки, приближающиеся к дому гробовщика.

— Хм, — пригляделся Сасори. Лишние свидетели им были не нужны. — Орочимару.

— Занятно, — тихо прошелестел напарник, присоединяясь к наблюдению.

Однако троица возле дома явно торопилась. Было достаточно темно, чтобы что-то разглядеть, но три точки факелов методично кружили возле дома, под конец собравшись возле крыльца. После чего один из факелов был брошен к парадному входу… И вслед за ним кольцами вспыхнуло пламя, жадно облизывая старые стены. Нежданные гости ещё что-то прокричали в нарастающий гул пожара и поспешно скрылись с места преступления.

— Хитоми, — меланхолично окликнул куклу Акасуна.

— Что ж, вовремя, — равнодушно пожала плечами бывшая Нежить без тени сожалений. — Теперь будет меньше вопросов.

— Хех, — едко вставил Саннин, продолжив путь.

Девчонка плотнее запахнулась в свою накидку и, более не задерживаясь, последовала за кукловодом, стараясь не отставать ни на шаг…

 

Я знаю, что в конце Смерть меня ждёт…

Но одиночество жжёт

Сильнее адского огня…

А с Ним я нужной чувствую себя.

Ночь вступала в свои права. И с каждым мигом становилось всё темнее. Даже звёзды спрятались за чёрными облаками, затянувшими всё небо. На луну тоже не было никакой надежды. Мизуки мрачно усмехнулась: сегодня новолуние. Луна завершает один свой цикл и начинает другой. Так же, как и она прощается с прошлой жизнью и делает первые шаги к другой "новой жизни". Кривое, горькое подобие улыбки осело на губах и никак не желало их покидать. Темнота, что царила вокруг, была такой же непроглядной, что и в её душе. Но это никогда не мешало Хитоми двигаться дальше. Тьма, как и мертвецы, давно была частью привычной ей жизни. Пожалуй, можно даже было добавить — всегда. Вот и сейчас она с каждым шагом и прыжком погружалась в непроницаемо чёрную неизвестность. Впрочем, сколько сейчас Мизуки уже вот так, перераспределяя чакру в ногах, двигалась вначале по камням, затем по отвесным скалам, что окружали Соншитсу, уже не знала. Верно более двух часов...

Тело гудело от непривычной нагрузки, голова кружилась от обилия бьющих по рецепторам новых ощущений. В особенности запахов, от которых жутко зудел нос, и звуков, довольно неприятно заставляющих напрячься где-то на уровне безусловных рефлексов. Поспевать за нукенинами становилось всё сложнее. Всё-таки, что грешить, её состояние всё ещё граничило с полным истощением. В какой-то момент, закашлявшись, она даже умудрилась оступиться... Кажется, это мгновение падения показалось ей вечностью с лёгким налётом удивления. Но столь же внезапно тело резко дёрнулось, и её, словно за невидимые нити, вытянули обратно на осклизлый валун... Хотя почему "словно"? Пусть они и были еле заметны, но от пальцев Кукловода к ней тянулись тонкие голубоватые нити чакры.

Нет, он ничего не сказал. Только многозначительно хмыкнул и, дав ей минуту на стабилизацию, мягко потянул нити на себя, отчасти контролируя её ослабленное тело. Неполный контроль. Как и обещал. Просто поддержка. Столь странный и с непонятным привкусом жест... Вздымающий на дне, наверное души, мутный осадок... Похоже, темп движения также был снижен, ибо скакать по непривычным поверхностям стало значительно легче.

— Нежить, — послышался тихий шипящий голос слева, когда под ногами оказались довольно прочные ветки лиственных деревьев.

— Да, Орочимару-сама, — бесцветно откликнулась Хитоми.

— Делаем остановку, — оповестил тихий, бархатистый спокойный голос справа.

— Хорошо, — Мизуки мягко опустилась на довольно широкую ветку могучего дерева, пытаясь стабилизировать своё "плачевное" состояние.

В деревьях она особо не разбиралась, поэтому мелькнувшую на краю сознания мысль об излишней "могучести" здешней растительности отогнала прочь, предположив, что глупо всё равнять по-привычному. Нукенины остановились сзади чуть правее. Мельком осмотрев место остановки, экс-Нежить повернула голову в сторону своих спутников. То, что она сейчас видела, её могло бы позабавить, не будь она так сильно вымотана. Здесь, среди пусть и не особо густых крон деревьев было особенно темно. Настолько, что два сильных отступника решили переждать... По крайней мере, едва заметные жесты говорили именно об этом. Обычные живые вообще давно бы уже сдались, ибо страх темноты был слишком силён. Но её спутники к таковым не относились.

— Хитоми? — тихо окликнул её Кукловод, звякнув колокольчиком на шляпе прямо у неё за спиной.

Пожалуй, этот мягкий вкрадчивый голос завораживал. И упрямо поднимал где-то внутри непонятную взвесь... Однако в то же время сознание упорно не покидала мысль о той опасности, которую может представлять его владелец. Алых красок в его образ добавляли и навязчиво всплывавшие в памяти во время движения фрагменты воспоминаний... Трупы шиноби очень сильно отличались от тел простых людей. Особенно тех, кто погиб в бою с "песчанниками"... По крайней мере, старый хрыч говорил именно так. Вот только искорёженные "плоды трудов" Акасуна-но-Сасори всё же ассоциировались у неё с химическим инвентарём и бессонными ночами в попытках проанализировать структуру яда...

Но... Та кропотливая многогранность и въедливая сложность ядов плохо сочетались с тем, что она видела сейчас. Абсолютно очевидно отступник играл с ней, что называется, как кот с мышью. Хотя... о таком сравнении она знала чисто из разговоров живых. Кажется, в таких ситуациях те же живые говорили ещё — мягко стелит, да жёстко спать...

— Господин? — вопросом на вопрос ответила Мизуки, оборачиваясь и разглядывая Кукловода.

— Тц, — прищёлкнул он языком, явно уловив в обращении порцию ядовитого сарказма. — Смотрю, тебе темнота не особо мешает, — натягивая край шляпы на лицо, фыркнул нукенин.

Ощущение иллюзорности жизни в его поведении накатывало всё сильнее. Оно было сродни той шляпе, которой он так навязчиво прикрывал лицо. Лишь маска, скрывающая холодную и расчётливую натуру. Красноречиво поведя рукой, Хитоми в очередной раз поймала себя на мысли, что на самом деле жизни в Кукловоде столько же, сколько в его запахе...

— Тогда что ты можешь сказать об этом месте? — едко усмехнулся Саннин, сверля её своим змеиным взглядом.

— Этом месте?.. — экс-Нежить не спеша осмотрелась ещё раз, потерев зудящий нос. — Хм... Запахов очень много... Но псиной воняет вполне отчётливо... И я сомневаюсь, что это домашние дружелюбные собачки, — проверив ветку на прочность, поморщилась она. — Скорее всего, в пещере, что мы недавно миновали, волчье логово, ну или как там эти блохастые живут?.. Так что я предпочла бы остаться здесь, — мягко похлопав по стволу, заключила Мизуки.

— Тебе и впрямь нисколько не мешает эта темнота? — взгляд Орочимару впивался в спину не хуже куная, приправленного насмешливой и ядовитой интонацией хриплого голоса.

— Нет, мне не мешает темнота, — спокойно ответила Хитоми, вспоминая, сколько раз она экономила на освещении и делала отчёты в полной темноте. Это нехитрое занятие света не требовало. Было достаточно лишь лёгкого касания, чтобы ощутить тонкую вязь символов на бумаге... Вообще темнота была живой и ласково-бархатистой. А вот свет был сух и лишь подчёркивал очевидное... Если обобщать, то можно даже сказать, что темноту она любила...

— Хм, — тихо усмехнулся Акасуна-но-Сасори, устраиваясь на своей ветке.

Змеиный Санин промолчал и, видимо, опять метнул в спутника взгляд-кунай. Но также, не откладывая в долгий ящик, устроился неподалёку и вроде как даже прикинулся спящим. Мизуки тоже следовало устроиться поудобней, потому она осторожно опустилась на свой сук поближе к стволу, однако привалиться к последнему не успела...

— Хитоми, — мягкий бархатистый голос за её спиной прозвучал крайне зловеще… А в следующий момент экс-Нежить ощутила, как натянулись нити чакры, что Кукловод прикрепил к ней прежде. — Ты будешь спать вот здесь, — с этими словами Акасуна-но-Сасори дёрнул нити на себя и бесцеремонно усадил её перед собой, прижав к твёрдой груди с выпирающим кругом в области сердца и холодному провалу живота с витками чего-то, судя по ощущению, металлического...

В темноте раздался тихий, но чересчур едкий смешок Орочимару. В макушку столь же ядовито хмыкнули в ответ, и наступила тишина... Разрывающая восприятие жутким обилием негромких незнакомых звуков. Впрочем, то, что она ощущала спиной, тоже не особо настраивало на сон и рождало слишком много бессмысленных вопросов. Однако холодная кисть, лежавшая на её бедре, явно намекала на то, что дёргаться не имело смысла. Сделав колоссальное усилие над собой, Мизуки всё же прикрыла глаза и, насколько это было возможно, поудобней устроилась в цепких руках своего господина...

 * * *

Открыла глаза Хитоми, ощутив первые, едва ощутимые признаки приближения рассвета. Капюшон за ночь съехал на самый затылок, обнажив её мертвенно-белую кожу. Нет, солнце ещё не взошло, но его свет уже разбавил тьму ночи, именно это и разбудило чуткую... некогда Нежить. Мысль о том, что теперь она "экс-", странно горчила и заставляла кривить губы в подобии не то улыбки, не то усмешки. Скоро рассвет. Впрочем, просыпаться так рано было одной из её устойчивых привычек. Вне зависимости от того, сколько удалось поспать... Мизуки растёрла затёкшую шею. Она, конечно, порой тоже отключалась и спала как придётся, но всё же та поза, в которой ей пришлось спать сегодня, к отдыху совсем не располагала.

— Утра, — не удержавшись, тихо хмыкнула она, затылком чувствуя изучающий взгляд Кукловода.

Уставшее от сидения в одном положении тело просило движения, и экс-Нежить, не дождавшись ответа, не стала ему отказывать и, немного отстранившись, сладко по-кошачьи потянулась. Всё так же спиной ощущая молчаливую усмешку господина. Его кисть всё ещё покоилась на её бедре, а сам он, видимо, ожидал её дальнейших действий, чтобы продолжить эту игру в "кошки-мышки". Хотя, судя по ощущениям, песчанник эту самую игру и не прекращал. И сейчас лишь выбирал наиболее удачный ход. Его многокомпонентные "творения" явно намекали на то, что это чрезвычайно вдумчивый и расчётливый шиноби, способный разбирать всё его интересующее "по косточкам". Рёбра от такой ассоциации тут же засвербило — давно ли эти самые её кости он перебирал? Взгляд машинально опустился на холодную мужскую столь дико касающуюся её кисть. Пожалуй, сейчас она играла в самую опасную в своей мрачной жизни игру. По губам скользнуло подобие кривой улыбки. Вот и дожила до момента, когда можно "поиграть". Однако это определённо могло и подождать. Живот уже начинало тянуть от нехватки пищи — всё-таки вчерашний марш-бросок был для неё чрезвычайной нагрузкой. Уложив сумку на колени, Мизуки достала небольшой свёрток с остатками вчерашнего ужина.

— Утра, Хитоми, — с непонятной интонацией всё-таки тихо мурлыкнул в ответ этот хищник.

От такого "выпада" она едва не поперхнулась печёным картофелем. Ничего не скажешь, а бить в самое уязвимое место у него получалось великолепно. Он определённо играл с ней. Холодная кисть со столь дико окрашенными в тёмно-зелёный цвет ногтями поднялась с её бедра и поймала выбившуюся за путешествие прядь. Будь это рука того же Орочимару, — у него ногти, кстати, тоже были окрашены в достаточно тёмный тон, правда, разглядеть какой именно она не удосужилась, — Хитоми бы верно уже дёрнулась. Но Кукловод успел показать, что с "фарфоровыми куклами играет аккуратно". За последние два дня он трогал её волосы не единожды. Побуждая Экс-Нежить в очередной раз задаться вполне логичным, с её точки зрения, вопросом — ну вот что Он нашёл в этих раздражающих кудрях?

Впрочем, рассматривал их Акасуна-но-Сасори недолго, расправляя и растягивая упрямую завитушку. Когда рука Кукловода переместилась на край шляпы, колокольчик на ней тихо звякнул. А Хитоми, воспользовавшись моментом, быстро поправила капюшон и встала, разминая ноги, руки и спину, насколько это было возможным, чтобы не свалиться. Кукловод сему действу не препятствовал. Ей вроде как обещали полную свободу действий... Она криво усмехнулась — в пределах его интересов. Но с этим оставалось лишь смириться и принять, как должное. Потому этой свободой она и собиралась насладиться сполна.

Небо постепенно светлело, и в тёмные краски ночи вливались светлые краски утра. До сих пор просто полюбоваться этим зрелищем у неё не было ни сил, ни времени. Сейчас же, как бы это ни было иронично, когда времени жить у неё оставалось совсем мало, это самое время на такие глупости нашлось. Чувствительный слух как насыщал неслыханными доселе ощущениями, так и раздражал их чрезмерностью. Неумолимо ото сна стали пробуждаться птицы и прочая лесная живность. И тихий ночной стрёкот перерос в какофонию, хотя если чуть привыкнуть, то вполне можно было услышать в этом гаме размеренность и упорядоченность. Но всё равно после тишины её кладбища это было довольно непривычное и режущее слух действо... Однако всё равно экс-Нежить стояла на краю ветки и с наслаждением впитывала все звуки и запахи утреннего леса, прикрыв глаза. Впервые она была столь расслаблена. Её не волновало даже то, что отступник Песка сидел совсем рядом и внимательно следил за её поведением.

— Ты впервые в лесу? — последовал тихий вопрос Кукловода.

— Да, господин, — не поворачивая головы и не открывая глаз, также тихо ответила Мизуки. — У меня не было времени на подобные глупости, когда были живы мои родители… А когда их не стало, я была слишком занята работой, которая позволяла мне не умереть от голода… Заказчики-дом-покойницкая… Вот и весь мой круг общения… Ну, ещё редкие поползновения к местному столяру, чтоб уточнить сроки изготовления гробов… Но это было редко… Я вообще почти никогда не бывала на улице днём…

  * * *

Голос Хитоми был всё так же тих и лишён эмоций. Простая констатация факта. Ни больше и ни меньше. Это даже не требовало каких-то особых разъяснений. Привычная норма жизни. Правда, "жизнью" назвать то, что ему довелось увидеть, язык не поворачивался. А потому Сасори промолчал, продолжая сверлить спину живой куклы изучающим взглядом. Маленькая, костлявая фигурка жадно впитывала окружающую её атмосферу. Однако бледное лицо оставалось всё столь же бесстрастным, и лишь изредка по идеальным губам змеилась кривая усмешка. Похоже, по-человечески улыбаться девчонку никто никогда не учил... Впрочем, ему этого и не было нужно. С его точки зрения — она была идеальной куклой. Почти. И человеческие эмоции лишь испортили бы этот шедевр.

Даже более того: ему всё больше казалось, что девчонка слишком похожа на него самого. Но в отличие от него, она больше походила на куклу, даже не обладая кукольным телом… И теперь кукловод размышлял, не сделать ли её подобной Себе. То есть не такой марионеткой, какими были все остальные: не бездушной и верной куклой, — а мыслящим и самостоятельным существом. Марионеткой с живым сердцем… Своей последовательницей?.. Или же всё-таки просто куклой?..

  * * *

Акасуна-но-Сасори сидел и молча рассматривал "свою новую марионетку". Это несколько забавляло Орочимару. Он впервые видел, чтобы его напарник так трепетно относился к исходному материалу для своего искусства. Но если верить первым впечатлениям, то от девчонки можно было ожидать очень многого. В ней безусловно была скрыта масса талантов. Просто нужно было их выявить и раскрыть…

Тощая маленькая кукла, однако, за время своего отдыха от специфической работы и впрямь немного посвежела, да и человеческая одежда свела к минимуму её сходство с призраком. Маленькая кукла... Саннин перевёл взгляд на коллегу и обратно на девчонку. Будь она более холёной и упитанной... Стала бы вполне приличным "вторым сапогом" для самого эксцентричного кукловода.

Подобная мысль заставила Орочимару криво усмехнуться. Особи женского пола частенько сбивали с намеченных цели и пути остолопов. Но чтобы Акасуна-но-Сасори купился на такое?.. Но надо было и признать, что в виде марионетки девчонка явно до коллекции не тянула. Зато в качестве верной последовательницы-подручной... Он мог её представить вполне отчётливо...

Однако тот загадочный свиток не давал ему покоя. Уступать девчонку песчаннику было безумно расточительно. Ему самому сие чудо природы пригодилось бы куда больше. Ирьёнин с такими семейными тайнами явно мог потянуть на весьма долгосрочное исследование. Но Акасуна-но-Сасори уже поставил на мелкую куклу ядовитую метку. И ни на мгновение не спускал сейчас с неё взгляда. Ко всему прочему, была ещё и эта печать у девчонки на руке. Таким образом, возможность получить Нежить на изучение сводилась на нет. Особенно жаль, если обещанные девчонкой образцы будут соответствовать той атмосфере таинственности, что окружала её.

  * * *

Когда рассвело, отступники и их юная спутница продолжили путь. При этом все трое молчали и думали каждый о своём. Однако их спокойной манере передвижения подошёл, похоже, конец: не особо скрывая свою чакру, к ним приближался значительный отряд шиноби. Судя по жестам отступников, это не входило в планы. Потому их троица резко свернула в попытке избежать ненужной встречи. Но, похоже, удача в этот раз обошла их стороной, и они угодили как раз в эпицентр облавы... Но, исходя из ощущений, экс-Нежить могла утверждать, что охота была устроена явно не на двоих её спутников. Те шиноби, которые уверенно брали их в окружение, мало что смогли бы противопоставить нукенинам ранга S. Так что нападающих ей разве что помянуть оставалось.

— Хитоми, — меланхолично окликнул её Кукловод, вытряхнув из рукава свиток, — учитывая твоё состояние, просто постой спокойно и не отвлекай.

— Хо, Сасори, ты решил разобраться со всем сам? — на плечо Мизуки легла узкая белая кисть Саннина. — Я пригляжу, чтобы твою куклу не сломали, — растягивая губы в ядовитой улыбке прошелестел Орочимару.

— Тц, — прищёлкнув языком, песчанник бросил на спутника злобный взгляд и рывком распечатал свиток.

Хлопок. Кукловода окутало облаком белёсого дыма. Впрочем, он рассеялся всего за пару мгновений, позволяя наблюдать уже сутулую спину шиноби с эксцентричной причёской.

— Это Хируко, — тихо и ядовито услужливо прошипели в ухо, — он был шиноби Песка.

Не ощутить густое злорадство, исходящее от Саннина, было просто невозможно. Вполне очевидный намёк: "Смотри, ты станешь такой же!" Однако пока Орочимару изволил ядовито поддевать не доставшуюся ему жертву, кольцо окружения продолжало сжиматься, и со всех сторон уже полетели кунаи и сюрикены.

Стоило только отвлечься на это металлическое облако со стороны спины, как нечто, напоминающее хвост с характерным механическим стуком, просвистело прямо перед лицом и продолжило свой путь, со звоном отбивая град метательного оружия.

— Орочимару, ты не очень-то стараешься, — меланхолично вместе с серией щелчков и тихим свистом явно вылетевшего из тайников марионетки оружия раздалось со стороны Кукловода.

— Должна же твоя новая кукла прочувствовать всю "прелесть" твоего искусства, — если бы этот тон был материален, то явно был концентрированной кислотой.

Обдав обоих спутников удушающе кровожадной Ки, Акасуна-но-Сасори продолжил с характерными щелчками поливать противников градом невесть откуда берущихся сенбонов, обороняясь при этом металлическим подобием хвоста. В ушах у Хитоми нестерпимо грохотало и звенело. Перед глазами полыхнуло и заискрилось от полетевших в них техник. Мизуки неосознанно зажмурилась — резь в глазах была просто невыносимой. Но спиной она отчётливо ощущала, что в бой вступил и Саннин, при этом легко подтолкнув её в эту самую спину поближе к Кукловоду.

На что Хитоми тут же отреагировала, приседая на корточки и максимально пригибаясь, чтобы не попасть под рассекающий со свистом воздух "хвост". Но стоило сему орудию миновать её, как тут же натянулись явно перекинутые с него нити чакры.

Дальнейшее было какофонией звона металла, вскриков, скрежета, хлопков и треска взрывных печатей, после которых уши у Мизуки заложило основательно и надолго, ещё и жутко разболелась голова.

Всё же атакующих оказалось слишком много. И одна из атак таки зацепила Хитоми, несмотря на резко дёрнувшиеся нити чакры. Руку от кисти до плеча прошило болью. Судя по чавкающему хрусту, виновник поплатился за это жизнью. В глазах у экс-Нежити совсем потемнело, из звуков остался только пульс крови, отдающийся в ушах.

Крови, что сейчас, скорее всего, толчками вырвалась из развороченной руки. Слава Богу, это была рука не с печатью. Помирать вот так, позволив змеиному Саннину получить её тело для исследований, в планы Мизуки совершенно не входило. А потому надо было сосредоточиться на том, чтобы остановить кровь и уже потом разбираться с травмой. Благо для нужной комбинации печатей не требовались обе руки. Однако высвободить чакру для печатей, не выпустив добрую порцию своей Ки, у неё не получилось.

 * * *

Всё же новое приобретение было достаточно сообразительным, чтобы сразу же, как только Орочимару толкнул её к нему, пригнуться и постараться не мешать движению хвоста Хируко. Не дёргалась девчонка, и когда он прикрепил к ней нити чакры, полностью контролируя её возможность уклоняться. Однако мелких сошек оказалось слишком много, и они были достаточно организованны, чтобы предпринять совместную атаку с использованием техник разных стихий.

Большую часть из них можно было проигнорировать или увернуться. Но из-под стремительно схлопнувшихся двух земляных стен Сасори успел резко выдернуть куклу в самый последний момент... Почти. Правую руку всё же зацепило, порядком размозжив. Девчонка покачнулась, но устояла, опёршись спиной о бок Хируко. Злость и раздражение нукенина мощным ударом хвоста выплеснулись наружу, снося головы тем идиотам, что посмели испортить его драгоценную куклу, которую он так желал изучить. Такие травмы не остаются без последствий, и это крайне бесило — эта марионетка должна была остаться в первозданной идеальности.

Однако, пока отступник Песка продолжал кромсать и ломать атакующих, Хитоми, похоже, собралась с силами и... Всё в радиусе пятидесяти метров обдало Ки, коей сам Бог Смерти позавидовал бы. Жутковато, но они с Орочимару к обычным смертным не относились. А вот та разношёрстная, хоть и организованная толпа, что атаковала их, такого поворота явно не ожидала, и многие имели неосторожность шокировано застыть, позволяя закончить бой в кратчайшие сроки.

Впрочем, удивляться подобного рода Ки после увиденного в "доме" было вроде как нечему. Девчонка явно была избранницей Шинигами. И прозвище своё носила не просто так. Однако специфика энергии была отнюдь не тем, на что следовало бы сейчас обращать внимание. Поняв это, тот же Саннин прекратил играть с мелочёвкой и закончил свой бой за пару движений. И виною всему была кукла. Его, Акасуна-но-Сасори, марионетка.

Её тонкие пальцы здоровой руки с внушительной скоростью складывали одну за одной ручные печати. Разобрать название техники, увы, не вышло, ибо оно было произнесено одними лишь губами. Белые пальцы вывели над покалеченной рукой замысловатый символ, покрывая её зеленоватой чакрой, которая следом охватила всю площадь травмы, останавливая слишком сильное кровотечение. А затем под мерно скользившими по ране пальцами начали восстанавливаться и срастаться плоть и кости. Девчонка, закусив губу, сосредоточенно выпускала зеленоватую чакру в развороченную руку. Судя по всему, полностью контролируя процесс регенерации.

Мешать ей не стоило — она явно знала о возможностях своего организма куда больше. Но и оставлять или отпускать от себя её сейчас было также опасно. Орочимару с горящим интересом взглядом стоял рядом и не мигая наблюдал за каждым движением куклы.

— Сасори, зачем она тебе? — зачарованно глядя на стремительно восстанавливавшуюся конечность, зло прошипел напарник. — Ты посмотри на её потенциал, как ирьёнина. Она бесполезна для твоей коллекции. Что ты хочешь в обмен на девчонку?

— Ты ещё не понял? — заметив, как напряглась рука с начинающей менять цвет печатью самоуничтожения, ядовито ухмыльнулся песчанник. — Она моё искусство. И это первое. Она достаточно о тебе знает и твоей не будет. Это второе. Хочешь получить свои образцы: не трогай мою куклу.

— Два с-сапога — пара, — раздражённо прошипел Орочимару, отступив на шаг и глядя, как начали постепенно темнеть ещё недавно яркие символы печати.

— Остальное оставляю на вас, Господин, — с кривой ухмылкой выдохнула Хитоми, закончив лечение руки, и её тело заскользило вниз.

— Конечно, — столь же ядовито ухмыльнулся в ответ Акасуна-но-Сасори, убирая Хируко в свиток и подхватывая безвольное тело будущей марионетки.

 

Пусть я для него — лишь игрушка,

Лишь новая кукла его,

Но я буду послушна:

Я не жду взамен ничего. 

Лишь бы не быть одиночкой,

Лишь бы не быть всем чужой.

Пусть и поставит он точку,

Жестоко простившись со мной.

 Просто быть нужной кому-то.

Просто знать, что не одна…

Я не хочу почему-то

Пить вновь эту чашу до дна!.. 

Я попрощаюсь навечно с бывшим домом моим:

Отныне он мне станет чужим.

Я попрощаюсь навечно с прошлою жизнью своей…

Скоро вообще я распрощаюсь с ней…

 

Беглый осмотр трупов показал, что сошки и впрямь не тянули на нечто большее, чем разбойничий сброд. Впрочем, весьма неплохо укомплектованный. Но сейчас, когда бой был завершён, а преследовать некого, это уже было не важно. Путь был продолжен, невзирая на бессознательное состояние куклы. Двигаться с девчонкой на руках было не очень удобно. Однако все прочие способы транспортировки были ещё более проблематичными. Орочимару следовал за песчанником источавшей тёмное негодование тенью. Но больше вмешиваться не пытался. А затем напарники молча разделились на несколько часов. У каждого были свои дела и важные встречи.

Граница страны Ветра уже была пресечена. А здесь у Акасуна-но-Сасори, как уроженца этих земель, было множество тайников и укромных мест. В одном из таких ему сейчас предстояло совершить обмен информацией с одним занятным нукенином Песка. При этом член Акацуки ожидал получить от своего связного ответ на один крайне интересующий его вопрос.

Высокая сухопарая фигура нукенина, уже подпиравшего скалу, стала видна, лишь когда Сасори подошёл вплотную к месту встречи. Этот связной порядком раздражал своим ростом, из-за которого вечно будто нависал и давил на собеседника. Впрочем, в качестве марионетки этот долговязый тип был кукловоду весьма симпатичен. Правда, убить и выпотрошить его прямо сейчас было нельзя. Не каждый день всё-таки ему добровольно предлагали свою жизнь в обмен на информацию и незначительную помощь. И не ради кого-нибудь абстрактного были такие жертвы. Нет, ради глупенькой кузины, что вроде как даже неровно дышала к Сасори по юности. Что ж, хоть в чём-то этой бедолажке повезло, если не считать тот факт, что руководство деревни попросту продало её в заложники врагу.

— Какая картина, — хрипло хмыкнул из тени долговязый нукенин, салютуя ему рукой и убирая за спину огромный меч, на который до этого опирался локтем.

— Смотрю, привычки Кровавого Тумана всё ещё при тебе, Кеншин, — меланхолично выдохнул кукловод, кивая в ответ на акулозубую улыбку. — Подержи-ка пока что.

Всё ещё бессознательное тело девчонки легко скользнуло в большие покрытые шрамами руки, а сам Акасуна-но-Сасори занялся извлечением хитро запечатанного небольшого свитка. Одновременно наблюдая за реакцией Кеншина. А посмотреть было на что. Хоть верхнюю половину лица и скрывала покрытая печатями повязка, было видно, как челюсти с острозаточенными зубами сжались при одном взгляде на девчонку.

— Мизуки?.. — хриплым шёпотом осведомился он.

— Я знал, что ты оценишь, — криво усмехнулся кукловод, подавая долговязому нукенину свиток с информацией и забирая у связного такой же. — Да.

— Зачем она тебе?.. — покрытые шрамами руки крепче прижали костлявое тельце к себе. — Ты же... — акулозубый задумчиво поджал губы. — Она бесполезна для тебя. Что...

— Твоей жизни за двоих маловато будет, — ядовито оборвал его Сасори, когда его догадка подтвердилась.

— Дело не в геноме? — горько вздохнув, догадался Кеншин, внимательнее разглядывая девчонку.

— Нет, я же не Орочимару, — картинно растянул губы в кривой улыбке кукловод, протягивая руки за своей куклой.

— Как долго ты собрался с ней "в куколки" играть? — обнажив свои акульи зубы, рыкнул долговязый, явно зная о Хитоми даже больше, чем она сама.

— Не твоё дело, Кен... шин, — резко бросил в ответ Сасори, но девчонка крайне не вовремя открыла глаза.

Лицо Кеншина совсем вытянулось, когда на него уставились её восхитительные стеклянные глаза. Но из рук он куклу не выпустил. И только громко и горько вздохнул. Вытянуть из связного больше информации будет ещё много возможностей. Тем более теперь. Впрочем, Кеншин тоже мог рассчитывать на информацию о Хитоми в обмен на некоторые услуги.

— Где ты её взял, да ещё и в таком ужасном состоянии? — покрытые шрамами руки легко качнули костлявое тельце, прикидывая его вес.

— Информация не бесплатна, — ухмыльнувшись отозвался член Акацуки, наблюдая, как его марионетку осторожно усаживали на камень.

— Ты её когда в последний раз кормил? Она ж... Не как ты, — щека долговязого нукенина дёрнулась, пока он рылся в своей сумке, выуживая оттуда кусок вяленного мяса и пакетик сушёных фруктов. — Если наиграешься, ты знаешь, как меня найти, — вложив Сасори в руки этот самый кусок и пакет, тихо добавил Кеншин.

Кукла наблюдала за всем этим с нечитаемым лицом. Однако, когда долговязый нукенин обернулся и зыркнул на своего информатора, приподняв повязку так, чтобы было видно один его глаз, вздрогнула. Но промолчала, до последнего провожая высокую фигуру взглядом.

— Как рука, Хитоми? — меланхолично поинтересовался кукловод, положив еду девчонке на колени и усаживаясь напротив.

— Кажется, почти в норме, — немного севшим голосом отозвалась она, пробуя двигать покалеченной ранее рукой, — но слушается ещё плохо.

— Кеншин из довольно известного клана страны Ветра, — насмешливо мурлыкнул, натянув шляпу на лицо, Сасори. — У тебя полчаса чтобы отдохнуть.

На этом объяснения были закончены, и Акасуна-но-Сасори молча замер на месте, из-под шляпы наблюдая за действиями будущей марионетки. Девчонка на мгновение прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Затем её стеклянные глаза обратились на него. Хитоми задумчиво оценивала ситуацию. Убедившись в том, что нукенин, от которого зависела её жизнь, не намерен ничего предпринимать, девчонка осторожно вынула из чудом не потерявшейся сумки нож и отрезала маленький ломтик мяса.

— Господин Кукловод, а сколько мне осталось? — разглядывая свою новую провизию, поинтересовалась Мизуки, в очередной раз радуя отступника своей логичностью.

— Ещё часов десять, — бесцветно отозвался он.

На это девчонка лишь рассеянно кивнула и спокойно принялась за еду. Не особо экономя последнюю и явно наслаждаясь её вкусом. Впрочем, аппетит у мелкой куклы тоже оказался так себе, потому остатки роскоши были завернуты в чистую тряпицу и бережно убраны в сумку. Далее из той же сумки была извлечена побитая жизнью фляжка. Скрипя зубами, Хитоми кое-как поднялась и, шатаясь, осторожно подбрела к воде. Губы Сасори машинально растянулись в ухмылке. И тут будущая марионетка проявила завидую логику, проверив воду на пригодность для питья прежде, чем набрать запас во фляжку. Оставшееся время девчонка провела, просто задремав на тёплом от солнце камне.

Всё же ещё слабость после столь резкого восстановления не прошла. Потому, когда время вышло, Сасори просто в очередной раз подхватил своё имущество на руки и двинулся к месту встречи.

Девчонка опасливо уцепилась за его плечи, ненадолго замерев, но голову так ни разу не подняла, хоть у неё сейчас была отличная возможность разглядеть лицо своего "принца". И это вызвало у него ядовитую ухмылку и лишний раз убеждало, что с выбором он не ошибся, хоть все и пытались убедить его в обратном.

 * * *

 Но это меня не пугает,

Но это меня не страшит:

Определённость меня опьяняет…

Алой нитью сумрак прошит…

Алой нитью крови…

Я не увижу больше воли.

Но мне свобода не нужна —

Я ею сыта по горло!

Я никому ничего не должна…

«Была», — добавляю невольно…

 

Отведённые девчонке десять часов подходили к концу: до базы организации осталось совсем немного. Похоже, это поняла и она. Молчание стало настолько плотным, что его можно было резать ножом. Однако Хитоми с завидной невозмутимостью продолжала наслаждаться своей мнимой свободой. Пусть лицо её и продолжало оставаться бесстрастным, но по тому, как зарывались в горячий песок её босые ноги, как делался каждый шаг, было заметно, что девчонка впитывает впечатления, как губка. По крайней мере, во время кратких остановок она то ощупывала и изучала едва не каждый прожилок листьев и травы, что были рядом, то пересыпала из ладоней песок, разглядывала скалы и камни. Забавно...

Но ни тени сомнений или сожалений в ней не было. Более того, за остаток пути девчонка ни разу не коснулась печати на руке. Зато явственно дала понять, что в курсе о наличии новой печати у неё на пояснице. Когда она успела догадаться?.. Но это даже облегчало задачу. Великолепна и логична. Что лишний раз побуждало Сасори растянуть губы в кривой довольной улыбке.

Вот и сейчас Хитоми молча шла рядом, отчётливо шурша песком, которым была отсыпана дорога, и то и дело щурясь и убирая с лица растрёпанные ветром кудрявые пряди. Орочимару предпочёл идти позади, прожигая спину кукловода взглядом.

Свои образцы напарник получил ещё пару часов назад. Это не очень нравилось Сасори, но уговор есть уговор. Да и пыл Саннина явно остужало наличие у девчонки двух взведённых печатей. Особенно учитывая, что кукла уже продемонстрировала свою решимость, а проверять вторично было ему просто не выгодно. Кукловод по лицу напарника видел, что тот всё же надеялся получить больше генетического материала для своих нужд, после переделки девчонки в марионетку.

Пожалуй, сейчас было самое подходящее время, чтобы разыграть последнюю сцену с "заколдованной принцессой". Губы Сасори в очередной раз растянулись в нехорошей улыбке. Маленький кукольный спектакль с одним зрителем и одной жертвой.

— Хитоми, — до тошноты нежно позвал он, резко дёргая прикреплённые к кукле нити чакры на себя.

Девчонка на мгновение замерла и едва не врезалась ему в бок. Но, собственно, на это и был расчёт. Оставалось мягко поймать её и приобнять, устраивая ладонь прямиком на печати, что он так тщательно выводил на пояснице. Ядовитый смешок напарника Сасори благополучно пропустил мимо ушей. Сейчас было важно поставить эффектную точку в игре с куклой.

— Пора? — улыбнулась, видимо как умела, экс-Нежить, поднимая к нему голову.

Однако отвечать кукловод не спешил. Вместо этого он одним пальцем подспустил высокий воротник плаща, а другим приподнял край шляпы, позволив девчонке наконец-то увидеть его настоящее лицо. В полной мере. И хищный прищур, и кривую ухмылку.

И Хитоми оправдала его ожидания. Чёрные ресницы дрогнули, а большие стеклянные глаза удивлённо уставились на него. Правда, затем кукла несколько раз моргнула, видимо посчитав, что ей померещилось. Но придя к выводу, что всё так, как оно есть, девчонка криво усмехнулась и, отводя взгляд, выдохнула:

— Впечатляет, — её ресницы дрогнули, а щёки слегка порозовели. — На прекрасного принца более чем тянет, а говорили, что "страшный мужик".

Удержаться от широкой кривой улыбки было невозможно. Насколько же великолепная логика по всем правилам его игры! Оставалось забить последний гвоздь в крышку гроба её бесстрастности. Властно поймать за подбородок и заставить смотреть ему в лицо. Лицо, явно способное смутить даже столь хладнокровную особу, как Хитоми-Нежить.

— Пора, — промурлыкал Сасори, склонившись к самому её уху и расположив пальцы на точках активации печати.

Ресницы куклы дрогнули, и стеклянные глаза закрылись всего за мгновение до того, как он выпустил чакру, активировав печать. Идеальные губы отчаянно скривились в попытке улыбнуться, но тут же были прикушены.

— Не думал, что тебя тоже может потянуть на романтику, — ядовито ухмыльнулся Орочимару, наблюдая, как кукловод удерживал выгнувшееся от боли тело девчонки.

— Тц, — не менее ядовито прищёлкнул языком Сасори, поддерживая своё новое приобретение.

По его подсчётам, вещество из печати должно было подействовать в течение первой же минуты. Особенно учитывая дозировку и концентрацию. Наконец, костлявое тельце в последний раз вздрогнуло и обмякло. Бережно опустив его на землю, кукловод вытащил и приготовил свиток с заранее нанесёнными на него печатями. Это тело нужно было запечатать максимально аккуратно. Особенно под внимательным взглядом напарника.

— И всё же какое расточительство по отношению к столь редкому образцу, — горько прошелестел Саннин, когда свиток с телом будущей куклы был надёжно припрятан, и они продолжили путь.

 * * *

Всё ещё горячий песок забивался в сандалии, но неясный силуэт статуи, заметённой песками, уже стал явно заметен. Статуи... Скорее уж огромной головы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что пустынные бури не пожалели гиганта и укрыли каменное лицо песком вплоть до самых глаз. В довершение картины, рядом из песка виднелись словно тянущиеся к чему-то пальцы.

Весьма символично. Сейчас её положение было ничуть не лучше — она увязла в песке обстоятельств, и возможности вырваться уже не будет… Но её пальцы всё ещё столь же жадно тянулись за хрупкой иллюзией надежды. Тяжело вздохнув и горько усмехнувшись, куноичи расположилась на одном из пальцев статуи и стала всматриваться в ночное небо.

И ждать долго не пришлось — почтовый сокол клана с тихим клёкотом покружил над ней и опустился на предусмотрительно надетые кожаные наручи. Погладив птицу по гладкому оперению, куноичи осторожно сняла с лапки свиток с посланием и отпустила почтальона обратно.

В этот раз вести не несли ничего хорошего. Одно разочарование. Однако приписка "Девочка-Мизуки у Акасуна-но-Сасори" вздымала где-то внутри неясную смесь чувств. Осмотревшись, куноичи, не долго думая, сожгла без тени сожаления информацию, что могла дискредитировать её. И похоже, сделала это весьма вовремя.

Сначала появилось ощущение уже знакомой бущующей, словно океан, энергии, а затем торчащие из песка пальцы статуи накрыла лавина другого, пропахшего кровью и ненавистью песка. Однако уклониться куноичи всё же успела.

— Почему ты сбегаешь, Аме? — злобно произнёс надломленный знакомый голос.

— Потому что не имею желания купаться в песке, Гаара-сан, — на ходу складывая печати, отозвалась куноичи.

— Обманщица, — поднимая стену песка движением руки, прорычал мальчишка.

— И чем же я вас обманула? — заканчивая технику узором из собственной крови на ладони, Аме протянула эту самую руку джинчуурики ладонью вверх. — Не припомню, чтобы обязалась безвылазно сидеть в Сунагакуре, Гаара-сан. Я не сбежала, а вышла на тренировку, — полностью развернувшись лицом к мальчишке, куноичи протянула к нему и вторую руку.

— Тогда к чему эта печать, Аме? — всё так же удерживая стену песка, зло поинтересовался джинчуурики, то и дело поглядывая в небо.

— Гаара-сан, не путайте смелость и безрассудство, — делая шаг ему на встречу, отозвалась куноичи. — Вас всё же двое, а я одна. И кто из вас сейчас пришёл по мою душу, я не уверена.

— Врёшь, как всегда, складно, — обрушивая песок прямо у неё за спиной, криво усмехнулся джинчуурики.

— А ваши манеры, как всегда, оставляют желать лучшего, — обречённо выдохнула Аме, позволяя поймать себя за ремень сумки.

— И что же ты собралась здесь тренировать? — не без злорадства осведомился Гаара, подтягивая её поближе к себе.

— Вы, кажется, забыли, что клан Хоширо специализируется на техниках стихии воды, — горько выдохнула куноичи, оказавшись нос к носу с мальчишкой. — Гаара-сан, не так близко, это неприлично, я всё-таки Химе. Меня никто потом замуж не возьмёт...

— Так что ты собралась... — песок опять опасно зашуршал.

— Дождь, — примирительно подняла руки Аме. — Вы ведь его ни разу не видели? — повела она плечами. — Раса-сенсей сказал, что ему это нужно.

— Хм... — отпустив куноичи, джинчуурики устроился на одном из пальцев, всем видом показывая, что ждёт.

— И кого за кем следить и стучать приставили? — тихо прошипела юная Хоширо, вырисовывая на песке символы и складывая ручные печати.

Когда первые капли дождя упали на нос мальчишке и он отвлёкся, она позволила себе выдохнуть и проговорить одними губами полученную информацию из приписки: "Значит, нашлась потерянная Мизуки..."

Как только ключ провернулся в замочной скважине, запирая дверь на замок, кукловод торопливо достал из сумки свиток. Действовать нужно было как можно быстрее, иначе будет уже поздно… Этого Сасори допустить не мог. Сейчас время было его врагом, а не союзником…

В гробовой тишине этой комнаты шуршание раскрываемого свитка и последующий хлопок показались слишком громкими. Мгновение, и сквозь рассеивающийся белёсый дымок стало видно хрупкое костлявое тельце. Беглый осмотр которого не выявил ни признаков жизни, ни, что главное — разложения. Внимательно осмотрев белки глаз и язык, Акасуна-но-Сасори пришёл к выводу, что время ещё было.

Осталось сделать самое главное — выудить из подсумка найденный в доме девчонки флакон из тёмного стекла. Набрать оттуда в шприц прозрачную жидкость. Беглый взгляд на полку с великим множеством разноцветных пузырьков и склянок. В его коллекции было нечто похожее, но рисковать он не отважился.

Сасори вновь подошёл к кровати и окинул взглядом исходный материал для своей самой совершенной марионетки. Даже сейчас Хитоми мало отличалась от себя той, какой была при жизни. Кукловод, усмехнувшись собственным мыслям, легко освободил тонкую шейку от капюшона. Его взгляд изучающее прошёлся по ней, выбирая место для инъекции. Отвести чёрные локоны в сторону и аккуратно ввести иглу, чтобы не попортить эту белоснежную кожу. Лёгкое движение пальца — и шприц опустел. Теперь осталось только ждать.

Но времени прохлаждаться у Акасуна-но-Сасори особо не было. Если прежде ему нечего было скрывать, то сейчас следовало поставить достаточно крепкий барьер, чтобы его тайна таковой и осталась. Кукловод окинул комнату взглядом. Придётся порядком потрудиться, чтобы покрыть всё это печатями. И желательно — не на один раз.

Он успел закончить с полом и двумя стенами, когда до этого момента неподвижное тело внезапно напряглось: спина выгнулась дугой, руки и ноги стали слабо подёргиваться. Акасуна-но-Сасори криво усмехнулся. Всё прошло так, как он и задумал. Начался процесс пробуждения.

Сасори закончил второй ряд печатей, когда девчонка начала более-менее осознанно шевелиться. На какое-то время он даже приостановил свою работу, наблюдая за своей будущей марионеткой. Однако, когда она повернула голову и посмотрела в его сторону, в её глазах не было ни капли сознания.

— Холодно, — сорвался с её губ полувздох-полухрип…

Чего-то подобного он, в общем-то, ожидал. А потому потратить пару минут на то, чтобы накрыть куклу одеялом, было небольшой платой за транспортировку в свитке. Осмотрев её ещё раз, кукловод убедился, что держалась она куда лучше, чем он мог предполагать.

— Спи, — тихо и властно произнёс он и тут же мысленно усмехнулся, поняв, что девочка его явно не слышала.

Однако Хитоми всё же закрыла глаза и уже спустя несколько минут провалилась в беспокойный сон. А вот ему предстояло закончить систему барьеров, вплетя в неё возможность покидать помещение, создавая временную брешь, не разрушающую стабильность остальных слоёв. И ещё следовало починить несколько марионеток. Но это было куда менее важно, чем создание прочной клетки для его живой куклы.

Пока Сасори заканчивал барьер, девчонка беспокойно ворочалась и то и дело тихо постанывала. Но не это было главное... Что его действительно тревожило, так это то, что печать самоуничтожения на её руке уже пару раз меняла свой цвет. А вот это в планы нукенина никак не входило. Пришлось оставить барьер и заняться поиском безделушки, которая прежде без дела пылилась у него где-то в ящике. Довольно массивные для этих тонких запястий блокирующие чакру браслеты. Надев их на куклу и убедившись, что печатью она воспользоваться больше не сможет, Сасори продолжил приостановленную работу над последним барьером.

Следующим делом в его списке было покрытие ключа сложной системой печатей, позволяющей локально размыкать барьер. Собственно, кукловод уже заканчивал свою работу, когда девчонка звучно охнула, вздрогнула и, широко распахнув глаза, уставилась в потолок. Не торопясь, как и в прошлый раз после обморока в покойницкой, она спокойно выдохнула и повернула голову. В его сторону. Удивление задержалось на этом безэмоциональном лице не больше мгновения. И разве что вздёрнутая тонкая бровь, при взгляде на его не скрытый плащом торс, выдавала спектр её впечатлений.

Сасори тоже был не слишком удивлён столь спокойной реакцией Хитоми. Она уже реагировала подобным образом, приподнимая так бровь, и до этого, оказавшись слишком близко к нему. Да и не потому ли он выбрал её, что она была великолепно логична и догадлива?

А живая кукла тем временем с чудесной невозмутимостью осматривала незавершённые марионетки на стенах. Её взгляд на мгновение вновь вернулся к нему, заскользил по полкам со свитками и книгами, снова по куклам, задержался на склянках с ядами... И идеальные губы растянулись в горькой усмешке.

— Это моя комната, — заканчивая работу над ключом, отозвался, не оборачиваясь, Акасуна-но-Сасори. — Орочимару думает, что ты мертва. Больше никто о тебе не знает. Это так и должно оставаться. Из этой комнаты ты не выйдешь. И делать этого я тебе не советую, — кукловод всё же повернул голову к кукле, вбив последний гвоздь в крышку гроба её возможной надежды на побег. — Я не обещаю тебе лёгкой смерти, если ты встретишься с остальными обитателями этой базы.

— Я поняла, Господин, — сипло, но уверенно отозвалась Хитоми, столь же явно показав, что даже не допускала такой глупой мысли.

От этого смиренного и почтительного тона и нечеловеческого спокойствия Сасори жутко тянуло ухмыляться, что он и сделал, озвучивая главное правило, по которому девчонке придётся жить до тех пор, пока он не сделает из неё свое искусство:

— С этого момента ты — моя марионетка, а значит, будешь делать то, что мне будет угодно.

— Как пожелаете, Господин, — всё так же покорно выдохнула кукла, в очередной раз доказав свою идеальность.

На какое-то время Хитоми прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Что, впрочем, было не особо удивительно, учитывая способ транспортировки да и саму ситуацию, в которой она сейчас оказалась. В её умственных способностях Сасори не сомневался: она прекрасно должна была представлять, что означает оказаться в плену у такого маньяка, как он. И от этого осознания у создателя человеческих марионеток непроизвольно в злобной кривой ухмылке растягивались губы.

Даже попытка приподнять руку и обнаружение на собственных запястьях чакропоглотителей не заставили будущую марионетку измениться в лице. Восхитительно логична и умна. Настоящая живая кукла. Лишённая глупых эмоций и порывов. Совершенное искусство. Которому разве что не хватало немного подтянуть внешний вид...

Дав девчонке отлежаться, пока он подправлял пару необходимых ему марионеток, Сасори достал тетрадь и вывел на ней вполне красноречивое имя. После чего бесцеремонно раздел и изучил свою будущую куклу, внеся в тетрадь свои заметки и измерения. Надо признаться, Хитоми позволила себе вздрогнуть лишь пару раз, пока он ощупывал её. Достаточно умна, чтобы понять — его интерес сугубо узкой направленности. Хотя, видимо, о том, что можно сделать с запертой в четырёх стенах особью женского пола, она была прекрасно осведомлена.

Но лишний раз добивать её психику кукловод не стал. У него для этого ещё будет множество возможностей. А если переборщить сейчас, эта слишком умная кукла явно может сделать что-либо с собой. Свою решимость она уже доказала. Так что с этим фактором следовало быть поаккуратнее. И потому Сасори решил подстраховаться — вытащил ещё одну безделушку, валявшуюся с блокирующими чакру браслетами. Позволив уже способной более-менее двигаться Хитоми надеть свою одежду, он попросту пристегнул один конец тонкой цепи к ножке кровати, а второй — защёлкнул на её тонкой лодыжке. На первое время, пока он не разберётся с печатью самоуничтожения и не поставит блокирующую печать там, где девчонке до неё будет не добраться, пожалуй, сойдёт.

Но и на этом его проблемы не закончились. Всё же прятать у себя ещё живую куклу было не так просто: ведь ей требовалось хотя бы минимальное количество пищи и пригодной для питья воды. Сейчас Сасори отдал ей то, что осталось от запасов Кеншина, но надолго этого не хватит определённо. Впрочем, с этим можно было не заморачиваться, скинув всё на того же долговязого Хоширо. Следующая в списке проблема была в том, чтобы огородить ширмой кровать. Не сложно. Но лишние заботы.

Пока кукловод подтягивал детали и пополнял боезапас своих марионеток, девчонка успела поесть, аккуратно завернуть остатки еды, оставив их на прикроватной тумбочке, и, свернувшись калачиком, задремать, укрывшись одеялом почти с головой. Неудивительно — её организму определённо требовались время и отдых после такой "встряски". Да и то, что со стороны кровать казалась лишь заваленной ворохом смятых одеял, вызывало у нукенина кривую улыбку.

Пока Хитоми спала, Сасори успел закончить с марионетками и приготовил всё необходимое для повторного осмотра, снятия одной печати и постановки другой. Стеклянные глаза тяжело открылись, лишь когда он задрал балахон ей под самую шею.

Судя по состоянию, у куклы всё ещё держался жар, хотя движения она координировала уже куда как лучше. По крайней мере раздевалась она вполне уверенно, хотя и медлительно. Но... Не было смысла на это пенять: процесс восстановления и так шёл семимильными шагами. И ещё не факт, что кто-то другой вообще пришёл бы в себя.

Что ж, взгляд Хитоми стал тоже более внимательным и цепким. Пусть она и не крутила головой, как многие другие, но вот что подметила всё возможное и оценила — в этом кукловод не сомневался. Особенно чётко была заметна реакция на его персональную секционную, отгороженную от остальной комнаты ширмой. Её она опознала сразу. Хоть плотная ткань штор не позволяла что-либо увидеть. Профессиональное чутьё, не иначе.

К процедуре снятия её печати самоуничтожения девчонка отнеслась столь же бесстрастно. Только облегчённо вздохнула, когда он снял с неё поглощающие чакру браслеты. Всего лишь растёрла затёкшие запястья и молча легла на живот, подчиняясь буквально первому же намёку на то, что нукенину нужна её спина. Конечно же. В сидячем положении она явно долго бы не протянула, учитывая её состояние. Впрочем, то, что за всю процедуру девчонка позволила себе лишь молчаливо сжимать простынь, также вызывало у Сасори стойкое желание криво ухмыляться.

Закончив с постановкой печати, что должна была поумерить прыть куклы к саморазрушению, кукловод не удержался и ещё раз осмотрел результат своих четырёхчасовых стараний. Конечно, после активации узор на пояснице Хитоми уже не содержал больше никаких скрытых техник. Но зато приобрёл великолепный угольно-чёрный оттенок, так идеально контрастирующий с белизной её кожи. Пожалуй, лучше клеймо мастера не смотрелось ни на одной из его марионеток. И, возможно, не будет... Даже в сравнении с Третьим Казекаге. Но... Эти две марионетки сравнивать было глупо. Слишком уж в разных плоскостях его мира они находились. Хотя что-то сделать с боеспособностью девчонки было тоже нужно. Но чуть позже.

Сейчас же следовало познакомить девчонку с её "кукольным домиком". Теперь можно было не опасаться за жизнь Хитоми. Такие, как она, по дурости не умирают. Только по тонкому расчёту. А его он только что исключил печатью. Следовательно, в цепочке смысла уже не было, и она отправилась пылиться дальше вместе с поглощающими чакру браслетами. Приятно. Хитоми хватило косого взгляда, чтобы понять — одеваться нет смысла. И движения кисти, подсказывающего, куда ей следовало пойти.

Кривая ухмылка вновь прорезала скучающее выражение лица Сасори, когда будущая марионетка, осмотрев его секционную, а в особенности ванну, скосила на него полный скепсиса взгляд. Дотошна до безобразия. И это замечательно. За такое не жаль было выделить ей средства для чистки и дезинфекции. За что кукла в очередной раз одарила нукенина ледяным взглядом, но принялась за дело, пока сам он готовил для неё одежду и то, чем можно вытереться.

Однако дела у кукловода шли куда быстрее. А потому, периодически поглядывая за своей пленницей, он взялся за сооружение каркаса для ширмы у кровати. Тем временем кукла, вскользь глянув на него, покачала головой и, раздевшись окончательно, забралась в ванну. Судя по её расслабленной позе, торопиться она никуда не собиралась. Что, собственно, было более чем верно — торопиться Хитоми теперь некуда. Да и не за чем.

В отличие от своей жертвы, Сасори во сне не нуждался. Да и времени до следующей миссии могло оказаться не так и много... Потому, закончив со всеми первостепенными делами, кукловод выложил на кровать запечатанный свёрток и занялся проверкой и пополнением ядов в своей коллекции. Кукла то и дело обращала внимание на химический стол, где сейчас то шипело, то потрескивало, взгляд из-под полуопущенных ресниц.

Переделав все необходимые дела, нукенин убедился, что его барьер был стабилен, а кукла спала. Значит, можно было опробовать барьер снаружи и решить несколько назревших вопросов. И прежде всего нужно было решить проблему с пропитанием всё ещё живой жертвы. А решался сей вопрос только извне...

 * * *

Когда Хитоми открыла глаза, в комнате было тихо и темно. Кукловод покинул помещение, наверное, ещё пару часов назад. Она слышала через дрёму Его шаги и проворачивающийся в скважине ключ. Отсутствие часов, дневного света и длительные периоды бессознательного состояния начисто выбивали из колеи и давали ощущение некой нереальности происходящего. Кажется, счёт времени невнимательная девчонка уже потеряла. Впредь надо быть внимательнее и больше так не прокалываться на мелочах.

А ведь предполагала же, что не всё так ясно с этой парой дней до её смерти. Но и предположить вот такое развитие событий... Было тоже невозможно. Бывшая Нежить обвела взглядом всё вокруг. Методы для заметания следов Господин использовал абсолютно нестандартные. Но с этим она ничего уже поделать не могла. Тело всё ещё ломило и ныло после введения в искусственную кому. Хотя Мизуки отделалась бы куда легче, если бы не транспортировка в свитке. Сколько же этих "бы" набралось за раз. Но был ли смысл думать о том, что могло бы быть сейчас?..

Хитоми вновь прислушалась. Тихо. Но тишина эта была не совсем правильная... Гудящая. Сначала Мизуки списала это ощущение на своё самочувствие, но стоило сесть и облокотиться о стену, как гул усилился. Догадка обожгла сознание: Акасуна-но-Сасори уже не раз доказал, что прекрасно разбирается в такой сфере, как фуиндзюцу. Так что мешает Ему столь же совершенно владеть техниками различных барьеров? Тем более что до этого Он практически в лоб сообщил, что другие обитатели этой базы ничуть не лучше Его самого. Взять хоть того же Орочимару-сама. Сидеть рядом с ней и охранять тоже явно не в возможностях Кукловода. Даже само это предположение вызывало на губах едкую ухмылку своей абсурдностью. Следовательно...

Пальцы Хитоми коснулись стены, выпустив несколько импульсов чакры. И результат был поистине впечатляющим. По части стены, пола и потолка прошлась едва заметная световая волна из множества символов. И это только небольшой импульс. Если мыслить логически, судя по размаху, этим узором было покрыто всё. Затем чтобы никого и ничего не впустить и не выпустить.

Логично. Больше никаких эмоций этот факт у Мизуки не вызывал. В голове было на редкость гулко и пусто. И единственная мысль, что сейчас не давала покоя, — собственно, а чего она вообще подорвалась?.. Никто не стоял под её дверью. Никого не надо было препарировать. Ничего не нужно подготавливать. Хитоми со вздохом прикрыла глаза и сползла обратно под одеяло. Если честно, то и не хотелось ей сейчас совершенно ничего.

Однако праздность к числу её грехов явно не относилась. А потому, чуть полежав без дела, Мизуки начала изучать степень подвижности и чувствительности собственного тела. В целом, не считая слабости и остаточных явлений, результат был более чем обнадёживающий. Собственное тело её слушалось и подводить вроде как не собиралось. Правда, немного ломило область между лопаток, и побаливала и зудела кожа на пояснице. Там явно что-то приключилось после активации той печати с разработкой старого хрыча. Не зря же Господин Кукловод там что-то так пристально рассматривал. Даже заново собранная рука уже не особо тревожила и разве что ощущалась чуть менее подвижной.

И всё же вскоре лежать без дела Хитоми окончательно надоело, да и живот начало потягивать. Она села и от души потянулась. Кто знает, может, это её единственные радости в ближайшее время? И что вообще её ждёт?.. Судя по тому, что было до этого, Мастер не собирался её ломать и упорно подготавливал для неё "коробку". Которую ей следовало бы и изучить. Но чуть позже.

Спустив ноги на холодный пол, будущая кукла мягко встала и размяла парой простых упражнений ноющее тело. Далее стоило проверить целостность системы циркуляции чакры. Прогнав импульс по всему телу, Мизуки окончательно убедилась, что ни одна из стоящих на ней печатей использование чакры не блокировала. Значит, художество на её спине предназначено для чего-то другого. Но выяснять для чего именно совершенно не хотелось. По крайней мере не сейчас.

Сейчас хотелось только есть и пить. И отказывать себе в этом не было смысла. Потому Хитоми без зазрения совести попросту заправила кровать и, расположившись на её краю, принялась за прибранную вчера(?) пищу. Несколько кусочков мяса, парочка фруктов и пара глотков воды. Спокойно и размеренно. В полной темноте. Что, впрочем, ничуть не смущало. Также аккуратно прибрав свою провизию, она закончила свой завтрак.

Направление и примерное расстояние до ванны Мизуки постаралась запомнить ещё вчера... По крайней мере так она ощущала. Каждый шаг Хитоми сопровождала выпуском небольшого количества чакры. И каменный пол отзывался голубоватым свечением специфического узора. В принципе, до нужного объекта будущая кукла добралась без проблем. Сполоснув руки и умывшись, она вернулась обратно на кровать. Сейчас следовало заняться лечением собственного тела.

За этим занятием её и застал Кукловод. Проворачивающийся в замке ключ издавал весьма специфичный звук. Да и открывшаяся с тихим скрипом дверь была спешно закрыта. На ключ. За ширмой, видимо у стола, довольно звучно сгрузили что-то, чиркнула спичка, наполнив воздух запахом гари, и за плотной тканью затеплилось светлое пятно. Впрочем, штора была тут же отдёрнута, а пятно света от зажжённой свечи опустилось на прикроватную тумбочку.

— Хм, — задумчиво протянул бархатистый голос, пока его обладатель внимательно разглядывал будущую куклу.

Убедившись, что Мизуки занята именно лечением, Акасуна-но-Сасори просто присел возле тумбочки, наводя в ней ревизию. Благодаря которой все свитки и бумаги благополучно перекочевали на Его рабочий стол, а вот свёрток с вяленым мясом и пакетик с фруктами — на одну из полок этой самой тумбы. Далее туда же было сложено ещё несколько свёртков и пакетов. В ту же тумбочку отправились и личные вещи Хитоми.

К моменту, когда Кукловод закрыл тумбочку, будущая кукла как раз закончила лечение. Серо-карие глаза холодно скользнули по ней взглядом, на какой-то миг задержавшись на её коленях. Этот холодный взгляд лениво перешёл на сумки, лежащие возле стола, и вновь вернулся к ней. Нукенин спокойно выпрямился и, глядя Мизуки в глаза, меланхолично приказал:

— Раздевайся.

В Его холодном голосе и взгляде не было ни грамма раздражения или угрозы, но почему-то Хитоми посчитала, что заставлять Его ждать будет крайне неблагоразумно. Тем более что причина и цель такого требования были ей предельно ясны. Благо её балахон снимался и надевался с предельной лёгкостью. Скинув его рядом на кровати, будущая кукла тут же встала, позволяя себя осмотреть.

— Не боишься? — мягко скользя пальцами по позвонкам, ядовито осведомился Акасуна-но-Сасори.

— В страхе нет смысла, — шумно выдохнув, констатировала Мизуки. — Вы всё равно сделаете то, чего желаете, вне зависимости от моего мнения.

Тихий шаг. Ледяные пальцы мягко заскользили по плечу, ключице, шее, остановившись на подбородке, и заставили поднять голову и посмотреть Ему в лицо. Лицо слишком красивое и молодое, невероятным образом сочетающееся с жестокой кривой усмешкой. Похоже, что эта игра Его крайне забавляла. Холодный большой палец мягко проскользил по её губам. Однако Его глаза остались холодны. Это всего лишь провокация. В сознании будущей куклы вновь всплыли шарнирные сочленения рук и стальной трос, свитый в брюшной полости. Акасуна-но-Сасори — не человек. Губы глупой девчонки растянулись в ответной усмешке — больше она не намерена прокалываться на мелочах:

— Да и не ваш это профиль, Господин.

Его красивые губы шире растянулись в ещё более злобной ухмылке, а глаза лукаво прищурились. Пальцы соскользнули с её лица и принялись методично изучать плечи и раненную ранее руку. С ответом Он медлил.

— Ты восхитительно логична, Хитоми, — наконец тихо сообщил Кукловод, завершив осмотр. — Как восстановишься, ознакомься с тем, что я тебе оставлю. Можешь одеваться.

На этом Он, видно, решил завершить игры и вернулся к столу, разбирая содержимое своих сумок, а затем перебирая свитки на своей полке. После чего штук семь из них были выложены на прикроватной тумбочке, очевидно отведённой под личное пользование живой куклы. На этом внимание нукенина было исчерпано. Он, скинув плащ характерной расцветки, начал отладку собственного кукольного тела. Затем замочил несколько ящиков сенбонов в большом чане с чем-то фиолетовым и начинил этим свои марионетки.

Ей же делать было абсолютно нечего. И это даже несколько угнетало. Потому, забравшись с ногами на кровать, Хитоми скосила взгляд на оставленные на тумбочке свечу и свитки. Пересмотрев подписи на них, она пришла к выводу, что все они посвящены искусству управления марионетками. Выбрав из них самый подходящий, на её взгляд, Мизуки раскрыла его и начала изучать. По сути, контроль нитей чакры требовал высокого уровня контроля чакры. И был чем-то сродни известным ей медицинским техникам. Что ж, это была занимательная тема, практику по которой она предпочла бы отложить на потом.

 * * *

Настолько долго лежать или сидеть с книгой оказалось довольно утомительно. Тело уже начало ныть и требовать движения. Но силуэт корпящего у химического стола Кукловода как-то отбивал всякое желание вставать и что-либо делать. Потому оставалось уткнуться носом обратно в трактат и ждать, когда Господин соизволит удалиться.

Сколько прошло времени, было всё так же невозможно понять. И, наверное, это раздражало больше всего. Поэтому казалось, что прошла целая вечность, прежде чем атмосферу нарушил тихий стук в дверь. Акасуна-но-Сасори скривился, выждал минуту (Хитоми не поленилась досчитать до шестидесяти), добавил из отдельно стоящей колбы что-то в попыхивающую и шипящую систему и только тогда соизволил подняться. Правда, тут же была задёрнута ширма у кровати. Дважды провернулся в скважине ключ, скрипнула, отрываясь, дверь и тут же захлопнулась... И вновь в ней провернулся ключ. Какое-то время стояла уже привычная гудящая тишина. А потом в комнату вернулся недовольно цокающий языком Господин.

Ширму Он так и не тронул. Но, судя по шорохам и всплескам чакры, барьер работал не так, как то было нужно Кукловоду. Сколько времени ушло на это действо, Мизуки тоже могла сказать с трудом. Но теперь за шторой бренчали колбы и что-то явно разливалось по пузырькам.

— Мне дали новую миссию, — меланхолично проинформировал нукенин, отодвигая штору в сторону. — Меня не будет около месяца. Комната в твоём распоряжении, — собирая поясную сумку, продолжил Он. — Но глупостей делать не советую. Пища и вода у тебя есть, — подняв со стола свою шляпу, Акасуна-но-Сасори всё же обратил на неё взгляд своих серо-карих глаз.

— Как скажете, Господин, — покорно склонила в ответ голову будущая кукла. — Буду ждать вашего возвращения.

Красивое лицо Кукловода вновь оттенила хищная кривая ухмылка. Он даже громко и довольно хмыкнул, уже привычным жестом натягивая шляпу едва не на самое лицо:

— Я очень многого ожидаю от тебя, как от живой куклы, Хитоми.

С этими словами Господин задёрнул ширму и вышел прочь под аккомпанемент проворачивающегося в замочной скважине ключа.

И наступила тишина. Привычная уже, гудящая. С непонятным привкусом и осадком. Хитоми тихо спустила ноги с кровати, окунаясь в это странное, накрывающее с головой чувство, разобрать которое было выше её сил. Немного помедлив, она всё же встала и сделала несколько шагов в темноту. И вот что с этим делать?..

Пожалуй, Кукловод был куда более жесток, позволив ей вдохнуть свободы, чтобы потом запечатать в собственноручно созданной коробке. Как иронично: луна в тот день начинала свою новую жизнь... Что ж, похоже, для неё тоже началась новая жизнь. Губы уже привычно растянуло в улыбке. Мизуки не удержалась и ощупала их. Ощущение было странным. Как и то, насколько часто они вот так растягивались в последнее время. Однако... Такое прикосновение не шло ни в какое сравнение со скользящими прикосновениями этого безумца, что только что покинул комнату.

По спине и плечам прошёл холодок. Его прикосновения были полны холодного яда... Но всё равно опьяняли, рассыпая по телу снопы искр. До Него никто не желал касаться её. И уж явно никто не стал бы делать это так же, как Он. Безумец, что превратил себя в марионетку. Он... Был неподражаем, сумасброден и великолепен. И всё это умещалось в одном флаконе и разъедало сознание не хуже концентрированной кислоты.

Взгляд Хитоми коснулся висящих на стенах марионеток. От них безумно разило смертью. И не просто смертью, а мертвечиной. Нет, комната была насквозь пропитана пряным ароматом бальзамирующей жидкости. Но привычный запах смерти она не могла спутать ни с чем. Эти марионетки были человеческими.

И она станет такой же, как только красноволосый нукенин наиграется с ней. Всё же... Насколько же Он был особенным. Даже цвет Его волос будоражил сознание... А это неправдоподобно красивое лицо вообще то и дело не давало покоя и заставляло испытывать жар. Не привыкла глупая деревенская девочка к таким изыскам. И Он прекрасно это знал. И берёг свой козырь до последнего, чтобы окончательно доломать психику будущей куклы.

Вот только если с Кукловодом всё было предельно ясно... То что же оставалось ей?.. Хитоми отдёрнула ширму и обошла всю комнату, что оказалась довольно большой, пропуская сквозь пальцы импульсы чакры. Как она и думала, всё вокруг было замкнуто сложной вязью печати. И не одной. Выбраться сквозь этот барьер было невозможно... Не зря же даже стук был весьма приглушённым. Итак, коробка была надёжно опечатана.

Но это ведь не единственная проблема. Ещё оставался вопрос по поводу печати на её спине. Она не блокировала чакру... И была поставлена вместо печати дезинтеграции. Орочимару-сама упоминал, что Акасуна-но-Сасори — мастер промывки мозгов... Губы вновь скривились в улыбке. Кое-кому вон даже не потребовалось ломать мозг печатями, чтобы это сделать.

Тогда... Сделав глубокий вдох, Хитоми сконцентрировала чакру на крепко сжатом кулаке и ударила что есть силы... Барьер ярко вспыхнул, поглотив всю энергию удара. Итак, значит, такие приёмы использовать не запрещено. Вот только направлять их на барьер бестолку.

Вместо печати дезинтеграции... Мизуки провела по тому месту, где ещё не так давно леденящим узором красовалась нарисованная ею печать. Возможно ли?.. Кулак вновь покрылся зеленоватой чакрой, но в этот раз мишенью была её собственная рука. Ради эксперимента было не жаль пойти на такую жертву.

Однако спину, где была нанесена печать, и руку вплоть до кулака резко пронзило болью, сводя все суставы. Вся сконцентрированная чакра вмиг рассеялась. И лишь когда будущая кукла расслабила руки, боль отступила. Итак, Господин зашёл довольно далеко, не позволяя ей что-либо сделать с собой. Достоверности ради Хитоми хотела провести тот же эксперимент, но уже с чем-то на подобии сенбона или скальпеля... Но даже от одной мысли о таком начинала кружиться голова и подступать тошнота.

Значит, преднамеренно покончить с собой или даже просто навредить самой себе она не может. И это отдавало весьма специфичным горьким привкусом. Маленькая невнимательная кукла в тщательно запертом кукольном домике Кукловода со специфическими вкусами. Губы опять растянулись и скривились одновременно. До чего же дикое ощущение. Наверное, она должна была испытывать отчаяние. Однако...

Вновь ощупав столь уже привычно искривлённые губы, Мизуки осмотрелась ещё раз. Мягкая бархатистая чернота с привычным запахом смерти. Но не нужно никуда спешить и рвать жилы. Даже более того, сейчас она могла себе позволить размять затёкшее тело и попробовать несколько общих упражнений, описанных в лежащем на кровати трактате.

Преспокойно поесть. Причём не что-нибудь, а мясо! Так же среди запасов провизии, что была аккуратно сложена в тумбочке, нашлось нечто, напоминающее сухари. Губы растянулись ещё шире: да столь питательной пищи она не могла себе позволить в прежней жизни. Хотя... Можно ли было назвать её существование в качестве живого трупа жизнью?.. Впрочем... Сейчас тоже был вопрос, а жизнь ли это?..

Но Хитоми направила чакру к узору на спине, и тот отозвался лёгкой болью. Она ничего не могла сделать ни с запирающим её барьером, ни с собой. Оставалось лишь расслабиться и плыть по течению. В страхе всё равно нет и не будет смысла. Прикрыв глаза, будущая кукла сделала глубокий вдох и вернулась к кровати. Пока всё не так страшно: на цепь её не посадили, голодом морить вроде как тоже не собираются... Правда, оставался вопрос о том, насколько жестоко Господин собрался с ней "играть".

Немного полежав, Мизуки всё же встала и обошла комнату, осматривая её на наличие пыточных инструментов и прочих намёков на грядущую участь. Но ничего подобного на её нынешней территории не обнаружилось. Единственное, что могло послужить пыточным местом, — это секционная. Но интуиция упрямо подсказывала, что использовалось это место исключительно по назначению — для обработки трупов. В этом помещении, если признаться честно, вообще жизнью не пахло. Даже в её приёмной оставались отголоски эмоций посещавших её живых. Но не здесь.

Задёрнув ширму, Хитоми громко выдохнула и вернулась к кровати. Пробежавшись взглядом по трактату, она решила попробовать упражнения на практике. В основном нагрузка в технике управления марионетками шла на кисти и пальцы, но использование массивных кукол требовало соответствующей физической формы. К тому же слабостью кукловодов был ближний бой, а следовательно, необходимо было уметь, как минимум, хорошо уклоняться. Таким образом, следовало давать нагрузки на все группы мышц. Но в её состоянии стоило начать с самого простого.

Правда, надолго Хитоми не хватило. Слабость после столь длительного голодания, введения в кому и транспортировки давали о себе знать слишком явно. Потому будущая кукла сделала перерыв, расположившись на кровати со всё тем же трактатом. Ей не надо никуда спешить, так что всё успеется.

 * * *

И всё же... Видимо, барьер Господина мог сдержать далеко не всё и не всех... Чужое присутствие Мизуки почувствовала спустя какое-то время после ухода Кукловода. И опять же... Следившее за ней создание хоть и было живым, но тоже весьма неправильным. А ещё от его внимания веяло хищной агрессией. Однако подавать вид, что заметила, Хитоми не стала. За ней всего лишь наблюдали. Не более.

Сколько прошло времени, по-прежнему было сложно представить. И это порядком давило на нервы. Но в остальном будущая кукла чувствовала себя довольно комфортно. Рука уже полностью восстановилась и совершенно не беспокоила. Да и общее состояние тоже нормализовалось. И теперь было довольно комфортно перемежать физические упражнения с чтением, приёмом пищи, гигиеническими процедурами и сном. Без каких-либо ограничений. Считай полная свобода действий.

Но... Не отпускало ощущение лёгкой... скуки. Хотя оставалось только предполагать, какое "веселье" её может ожидать, когда вернётся Господин. Взять то же создание, что сейчас наблюдало за ней. Ведь явно же у такого наблюдения будут последствия. Мизуки не могла быть уверена полностью, но очень сильно подозревала, что "следящий" был частью Организации и наблюдал за ней не по просьбе Кукловода. Напротив, она склонялась к мысли о том, что начальство её Господина проверяло причину постановки такого количества барьеров. Так насколько же могущественной была верхушка Организации?..

Время словно остановилось. Измерять его оставалось лишь в прочитанных трактатах. А они уже заканчивались. Дочитав последний, Хитоми со вздохом положила его к остальным. По привычке потянувшись к свече, чтобы задуть её, она впервые за последнее время замерла на месте. На стене чётко виднелось нечто, напоминающее человеческое лицо. И его обладатель откровенно глазел на неё своими жёлтыми глазами. А стоило встретиться с этим белым и зелёноволосым созданием взглядом, как его рот растянулся в широкой зубастой улыбке. Из стены появилась столь же белая, как и лицо, рука и постучала пальцем по ощутимо вспыхнувшему барьеру.

Значит, явно от Организации. Итак, барьер не мог скрыть её от обнаружения этим шпионом, но не позволял проникнуть ему внутрь. Рука скрылась обратно в стене, а хищные жёлтые глаза без зрачков продолжали разглядывать её, в то время как рот вроде дружелюбно улыбался. Но верить в дружелюбность местных Мизуки совсем не собиралась. Однако приличия ради склонила голову в приветственном жесте и задула свечу. Сейчас она собиралась спать.

И сон её был прерван заскрежетавшим в замочной скважине ключом. Итак, уже прошёл целый месяц?.. Господин ведь говорил, что уйдёт на этот срок... Тихо скрипнула дверь, опять послышались два оборота ключа, что-то было опущено на стол, зашипела, зажигаясь, свеча, звякнул колокольчик на шляпе... И ширма резко была отдёрнута в сторону.

Взгляд этих глаз был по-прежнему холодным и внимательным. Несколько бесшумных шагов, и Его холодные пальцы с привычной методичностью принялись изучать её. Убедившись, что с Его собственностью всё в порядке, нукенин вернулся к своей сумке, разбирая её. В тумбочку добавилось съестных припасов. А ещё... На стол был выложен свиток, от которого ужасающе несло мертвечиной. И будущей кукле не требовалось большего, чтобы понять — её саму принесли вот в точно таком же.

Закончив с сумкой, Господин прихватил свиток и привычно отдёрнул ширму секционной. Хлопок. Белёсый дымок. И на столе появилось изувеченное тело. Ему порядком досталось: сломанные конечности и уйма дыр от сенбонов. Но даже так было видно, что смерть наступила, как обычно, от яда. Нукенин приготовил инструменты, и взгляд Его прищуренных глаз остановился на Мизуки. Красивое лицо прочертила кривая жестокая усмешка.

Это была игра. И сейчас Акасуна-но-Сасори явно желал, чтобы она наблюдала за тем, как Он методично, с лёгкой скукой, потрошит тело одной из своих жертв. Вычищает от внутренностей и обрабатывает бальзамирующим раствором, периодически прожигая взглядом её. Это был ничем не скрытый намёк — с тобой будет также. Зрелище это было с одной стороны вполне привычное, а с другой — отдающее отчётливой горечью. Закончив обработку тела, Кукловод убрал инструменты и приготовил свиток, оставив труп пока что лежать на секционном столе.

— Ты уже всё прочитала, Хитоми? — меланхолично протянул Он, разглядывая свитки на тумбочке.

— Да, Господин, — кивнула в ответ будущая кукла, поглядывая на стены в поисках наблюдающего.

— Я не хотел привлекать к тебе хоть чьё-то внимание, но Лидер всё же узнал о твоём существовании, — холодные пальцы скользнули по щеке и поймали чёрную прядь. — Хоть я и сказал, что тебе нельзя покидать эту комнату... — серые глаза холодно прищурились. — Выйти тебе всё же придётся...

— Господин, я должна остаться слепа и глуха за пределами комнаты? — подняв на Него глаза, поинтересовалась Мизуки.

— Хм, а это возможно? — с уже привычной меланхолией в голосе протянул нукенин.

— В принципе, да, — чуть склонила голову в знак согласия будущая кукла. — Но...

— Хм, — криво усмехнувшись, Кукловод не дал ей озвучить проблему, прикрепив к ней нити чакры. — Тогда можешь начинать, Хитоми.

— Как скажете, Господин, — кивнула она, приложив пальцы к вискам и концентрируясь на ощущениях.

Это упражнение по отключению восприятия она успела порядком отработать за отсутствие красноволосого песчаника. В конце концов, Мизуки должна была подстраховаться на случай, если Господину придёт в голову мысль о вивисекции или пытках. Конечно, сейчас она раскрывала свой козырь, но... Меньше знаешь — крепче спишь. Первым на очереди было зрение. Оставаться в полной темноте было совсем не страшно. Привычно.

Рядом тихо скрипнула дверца шкафа, и что-то шурша опустилось ей на голову, словно покрывалом скрывая её. Следом шёл слух. Тишина была столь необычной. С лёгким пульсом собственной крови. На этом будущая кукла решила остановиться и опустила руки. Перед лицом, кажется, пощёлкали пальцами, но об этом она могла судить лишь из ощущений.

Далее Его холодные руки завалили её на кровать и тщательно замотали в тот кусок ткани, что накрыл её прежде. Когда в ткань были укутаны даже стопы, в ход пошла верёвка. И уже после "упаковки" крепко зафиксированное тело Хитоми было закреплено, судя по неоднозначным ощущениям, на холодной и твёрдой спине... Едва не цепляя ту эксцентричную конструкцию, что была то ли когтями, то ли ещё чем...

Хоть свёрток с ней был закреплён довольно крепко, от шагов Господина всё же покачивало, и то и дело её стопы касались "когтей". Впрочем, Он нёс Мизуки не так уж далеко и долго. После того, как Господин предположительно вошёл и закрыл за собой дверь, будущую куклу вновь окатило странным ощущением относительно живого существа. У Хитоми уже создавалось впечатление, что вся эта Организация состоит из "нелюдей". Что не экземпляр — то невесть что, созданное из живого.

Когда свёрток с её телом опустили на пол и развернули, добавилось ощущение тяжёлого пристального взгляда. Причём настолько материального, что казалось, он проникал в черепную коробку и ворошил её мысли... Впрочем, не исключено, что так оно и было. Но думать получалось только о том, что она — всего лишь кукла и знать ничего не знает и ведать не ведает... И вообще — не кукольное это дело в дела живых нос совать... А потому Хитоми сидела в том положении, в котором её устроил на полу Господин.

Сколько она так просидела, Мизуки не имела не малейшего понятия. Но как только отпустило ощущение, что копаются в её сознании, уже привычные руки Кукловода вновь крепко замотали и устроили её безвольное тело на спине... Всё так же позволяя ощущать наличие "когтей". Какое-то время песчаник ещё стоял, видимо выслушивая вердикт начальства, и лишь потом начал движение.

Свою территорию Мизуки узнала по запаху и по тому, как долго стоял возле двери Господин. Далее её небрежно скинули на кровать и вновь развернули. Однако будущая кукла продолжала всё так же неподвижно лежать. Тогда холодный палец, скользнув по линии ключиц, вывел на коже "хватит". И только после этого она позволила себе шумно вдохнуть и сесть, разминая конечности. Если честно, тело от такой транспортировки основательно затекло, ведь даже дышать будущая кукла старалась через раз, не то что двигаться.

Тишина и темнота были весьма заманчивы, но... Он ведь сказал — "хватит". А значит, следовало запустить процедуру отмены техники. Весьма неприятную. И первое, что предстало перед глазами Мизуки, — довольно похмыкивающее и кровожадно ухмыляющееся красивое лицо Акасуна-но-Сасори со всполохом растрёпанных алых волос. Хитоми даже несколько раз моргнула, прогоняя наваждение. Но нет — Кукловод всё так же сидел перед ней на корточках и ухмылялся ещё шире.

— Всё прошло как надо? — хрипло поинтересовалась она, прочищая горло от последствий техники.

— Как нельзя лучше, — холодные пальцы огладили её щеку, скользнув на губы. — Ты идеально справилась, Хитоми. Но моей кукле не позволено покидать пределов комнаты...

 

Теперь я всецело принадлежу Ему.

Я не удивляюсь больше ничему:

Ни привычкам его, ни прикосновеньям,

Когда в одно лишь мгновенье

Тихо опускается на пол одежда моя

И пальцы его изучают меня.

Он меня изучает, как куклу свою…

А что чувствую я: ненавижу, люблю?..

Нет, ни то и ни другое.

Моё сердце бьётся спокойно:

Я свыклась, что буду — искусством,

Его последним искусом

Пред красотой женского тела…

Но кукла сказать об этом не смела.

За спиной что-то щёлкнуло, или мне это показалось?.. Не важно. Мир вокруг в очередной раз на мгновение мутнеет, и голова становится "тяжёлой". Нехорошо. Встряхиваю ею, чтобы хоть немного прийти в себя. Надо делать. Дела. Отдохнуть и выспаться успею... в гробу. Губы опять кривит нечто, похожее на усмешку. Но хватит. Убираю ветошь обратно в ёмкость с раствором и стягиваю порванную перчатку с явными признаками кровотечения. Вздох. Кто бы сомневался, что родовая регенерация затянет все следы. Не так быстро, как обычно, правда... Видимо, и моих сил становится недостаточно... Я, очевидно, сдала за последнее время. И мне абсолютно точно нужно пару дней, чтобы хоть как-то прийти в себя. Это не нормально, что за пару дней я извела перчаток больше, чем обычно за месяц. А они, естественно, слишком дорогие и отнюдь не бесконечные.

Уши закладывает, но даже так трудно не расслышать серию специфических щелчков там, где стоит этот странный нукенин. Хех, я тут о перчатках рассуждаю, а надо бы вспомнить, что моя никчёмная жизнь тоже небесконечна. Звуки за спиной явно не предвещают ничего хорошего. Но... стоит ли сейчас проявлять любопытство, на которое и сил-то нет, если честно?.. Однако шум слишком явный, чтобы делать вид, что ничего не происходит. Голову хоть немного развернуть, что ли, чтобы показать, что не глухое бревно?..

Однако попытка повернуть голову беспощадно подавляется накрывающей глаза холодной ладонью… А тело резко становится словно совсем чужое… Все мысли в мгновение испаряются, оставляя только звенящую тишину и ощущение абсолютной нереальности происходящего. Мозг никак не желает верить в абсолютно добровольную реальность плотно прижатых к лицу холодных пальцев.

Но на задворках сознания всё же проскальзывают искры разума в виде мыслей по поводу того, что вот она — разница между обычным человеком и шиноби… Хотя даже для обычных шиноби… Эта разница, верно, была бы ощутима. Ведь те, кого я сегодня впустила в дом, — отступники и опытные убийцы. И всё, что я со своими "способностями ёкая" смогла — лишь краем сознания уловить движение, когда было уже поздно…

— Регенерация, достойная разве что джинчуурики, — сообщает почти в самое ухо мягкий, бархатистый властный голос с нотками сарказма.

На едва копошащиеся мысли словно кислотой капнули... И приходится прикладывать титанические усилия, напоминая себе, что расслабляться рано. Однако сознание постоянно норовит съехать на ощущения от столь неожиданного контакта. И при этом вытащить откуда-то из своих глубин что-то, похожее на не совсем адекватные эмоции живых... Чтобы отвлечься, в очередной раз повторяю себе, что нормальный человек вот так делать не будет. Да и вообще Его лицо довольно близко… Но ни ощущения жизни, ни, что более важно, дыхания я не могу уловить.

Надо шевелить мозгами: никого, кроме того странного нукенина, здесь не было… И быть не могло. Но этот голос сейчас... Далеко не тот хрипловатый бас. Выходит, что второй отступник "меняет кожу" не хуже своего спутника?.. Но зачем?.. И что это за "джинчуурики" такие?

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — выдыхаю я, наконец концентрируясь на ощущении странностей в поведении этого... А действительно — кого?.. Из того, что я сейчас чувствую, сложновато назвать Это живым человеком…

— Вполне возможно, но… — холодные пальцы мягко разжимаются, скользя вверх по моей кисти и ощупывая каждую фалангу моих пальцев. — Ты ведь тоже далеко не простой человек… И тебе есть что скрывать, — удушающе сладкая интонация слишком бархатного голоса едва не вышибает только начинающее приходить в норму сознание. Однако скорость, с которой холодные, но в то же время необычайно ловкие пальцы сейчас переместились от кисти к локтю, задрав попутно рукав халата, как пощёчина, отрезвляет. — Итак, что тут у нас?..

Холодная кисть сжимает моё предплечье, а большой палец медленно скользит по специфическому узору недавно нанесённой печати, словно считывая её... Холодный шок сменяется обжигающим осознанием, что мои настоящие проблемы начинаются именно сейчас. У меня за спиной убийца... И похоже, что сейчас я на собственной шкуре почувствую, какого это — быть жертвой маньяка…

— Огненная печать для… самоуничтожения?.. — едкий смешок рядом с ухом. — Так вот почему ты не использовала чакру… Умно.

В горле окончательно пересыхает. Итак — ему хватило буквально минуты, чтобы разобрать живопись на моей руке настолько точно?.. А многие ли шиноби вот так могут?.. Не уверена. Почему-то на языке противно вертится вопрос «Чего вы от меня хотите?»… Но это настолько бредово в моей ситуации, что даже тошно оттого, что чуть не поддалась идиотизму живых.

Ну в самом-то деле — зачем маньяки начинают игру?.. Естественно, чтобы получить удовлетворение от процесса убийства! И кому, как не мне, насмотревшейся за столько лет трупов, этого не знать?! Злость на себя и осознание близкой расправы разгоняют по крови дозу адреналина, давая возможность стряхнуть ненадолго усталость и сделать хоть что-то в свою защиту. Вот только что я могу сделать против этого... Даже не человека? Ничего. И теперь под большим вопросом даже возможность активации печати…

— Такие тонкие изящные пальцы, — холодная ладонь наконец-то соскальзывает с глаз, а сам нукенин отстраняется.

Что?.. Это он сейчас о чём?... Что за нереальный бред?.. Подобное наваждение, не иначе, надо поскорее отогнать, как минимум встряхнув головой. Но только тело абсолютно не слушается и явно не потому, что я малодушно всё ещё пребываю в откровенном шоке от происходящего. Это не страх. Возможность движения блокирует нечто извне. И я более чем уверена, что это дело рук того индивида, что стоит у меня за спиной. А эти самые руки вновь заставляют сознание впасть в ступор, мерно скользя по предплечьям, ощупывая локти, изучая плечи, ключицы, позвонки и рёбра. Правда, дотошность и выверенность каждого движения приводит только к одной мысли — он изучает меня в точности, как я сама свою спокойную клиентуру... И не особо важно, что я пока ещё вроде как…

— Совершенная… — зачарованно выдохнуто мне в затылок.

Незавершённая мысль испаряется, оставляя место лишь давно забытому чувству — удивлению. Как там этот недомонах говорил?.. На каждого демона найдётся охотник?.. И выходит, что я тоже дождалась "своего психа-некрофила"?.. И... Сколько ж мне осталось с этим жить?..

Пока я размышляю о закономерности подобной встречи, обладатель завораживающего бархатистого голоса вытягивает шпильки и распускает мои волосы одной рукой. Мне даже доводится разглядеть боковым зрением, как его пальцы с окрашенными в дикий тёмно-зелёный цвет ногтями оттягивают мою не успевшую растрепаться прядь.

— …кукла.

Внутри всё покрывается корочкой тонкого льда. Если до этого мне было как-то всё равно, кого нелёгкая принесла в столь поздний час. Даже появление маньяка на своём пороге не стало для меня шоком. Но очнувшийся мозг довольно неплохо успевает соотнести полученную информацию с некогда вызубренным списком. И вот теперь внутри начинает закипать едкое раздражение. Итак, в том самом списке был кое-кто, походящий на то создание, что сейчас с неадекватным интересом изучает меня. И вот как раз с этим человеком было "не дай Бог" столкнуться. Из всего внушительного списка он, пожалуй, был самым непредсказуемым... И если это действительно тот самый нукенин…

Ситуация начинает казаться совсем уж бредовым сном. Нет, ну вы серьёзно?.. Издеваетесь, что ли?.. Как могло случиться, что сразу двое из этого чёртова списка случайно оказались на моём пороге?.. Вместе!.. Как?.. Насколько я знаю, эти двое из двух совершенно разных, не особо ладящих между собой деревень! Так какого чёрта им обоим разом понадобилось в этой тухлой и глухой деревне, что даже сам Господь выпустил из виду, не говоря уже о шиноби!

Откровенный бред. Всё происходящее опять начинает терять хоть какую-то реалистичность. Вот сейчас встряхну головой и пойму, что это — всего лишь наконец-то добравшийся и до меня кошмарный сон. Давно мне уже не снилось ничего... Вот только пошевелиться мне по-прежнему что-то мешает. Сконцентрировавшись на уже порядком притуплённых ощущениях, можно смело сказать, что это не гендзюцу, а что-то более похожее на... Нити чакры. Так оно, кажется, называется.

Спокойный вдох и выдох. Прикрываю глаза. Надо сконцентрироваться на том, что мне известно. А об этой технике и использующих её кукловодах я знаю не так уж и много: то, что было в описании из списка, в рассказах старого хрыча и... из весьма специфичных случаев моих патолого-анатомических занятий в предместьях Ивагакуры. Но конечно, самое яркое слово-маркер во всём этом бедламе знаний — "кукла". Столь некогда желанное и столь же запретное.

Итак... Эти шиноби-кукловоды всегда были особенностью покрытой песками страны Ветра. И вместо стандартного арсенала орудий убийства использовали кукол-марионеток, до отказа нашпигованных разнообразным оружием и ловушками. Старый не особо охотно рассказывал о таких вещах. Но когда я соотнесла трупы на занятиях с нукенином из списка, всё же брюзжа рассказал то, что знал.

Вдох и выдох. Начнём с того, что отступник носил довольно-таки красноречивое имя — Акасуна-но-Сасори. Причём "Акасуна" он получил за море пролитой им крови. И уже на тот момент имел в списке нукенинов ранг S. А это надо ещё заслужить. Такое знаю даже я.

Взгляд скользит по столь неожиданно касающимся меня пальцам. Из-под полуопущенных ресниц много не разглядишь, но и смотреть там особо не на что. Акасуна-но-Сасори?.. Столь же опасный, сколь и специфичный. Конечно же характерным почерком именно этого кукловода были откровенно сложные и очень токсичные яды, которыми покрывались фактически все запчасти марионетки. Трудновато забыть бессонные ночи, проведённые за анализом этих "монстров"... Но... Было же что-то... Важное. То, что не записано в описании из свитка... Приходится прикладывать усилия, чтобы выудить из памяти все обрывки воспоминаний. И особенно этому мешает остаточное ощущение чужих прикосновений на коже и…

Сознание и память всё-таки срабатывают как надо. И выкидывают очередной кусочек мозаики: вот оно! Проклятье, если припомнить… Старый хрыч, кривясь, ворчал, что "шельмец-песочник" так навострился работать с трупами, что делал из них своих кукол-марионеток и даже собирал коллекцию… Последнее кольнуло особенно чётко. Когда старый рассказывал, именно этот аспект не казался мне настолько уж важным... А вот сейчас, кажется, пришла расплата за невнимательность…

Нет, это определённо сон!.. Просто неизвестно откуда выплывший кошмар. Хотя с моим бытом это должно было случиться рано или поздно. Слишком устала. Да! Я просто свалилась с переутомлением, и всё это мне снится. В реальности таких чудес не бывает. Чудес — не бывает. Чудес... Хотя кошмары имеют привычку периодически сбываться…

Стряхнуть бы это наваждение... Но — нет. Всё, что я сейчас могу, — скосить взгляд и узреть, как этот сумасшедший нукенин разглядывает мою прядь, периодически тихо усмехаясь собственным мыслям, наверное. А затем ощутить, как что-то, видимо, та самая нить чакры, натягивается, заставляя меня вновь продемонстрировать уже заживший палец. Повисает до противного долгое молчание. Скорее всего, отступник тоже делает обо мне какие-то свои выводы…

— Огненная печать, — словно в такт каждому его слову, мои пальцы сжимаются и разжимаются помимо моей воли, — она активируется чакрой?

Какая проницательность... Весьма неприятно. Сознание наконец-то обжигает совершенно чёткой мыслью — это конец. Без вариантов. Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Ну и ладно. Всё лучше, чем медленно, но верно умирать от голода и переутомления.

Итак: этот убийца уже начал свою игру. Спасения ждать не от кого. Да и вообще мысли о подобной глупости — бессмысленны. Я сейчас, словно муха в паутине. Чем сильнее дёргаешься, тем больше запутываешься. Как выражаются живые, это — игра в одни ворота. Ну что ж... Я ведь не такая, как остальные. Я — Нежить. Чёртов ёкай. Так почему бы не поиграть в эту игру? Впервые за последние девять лет. Ведь это последнее, что будет в моей жизни.

— Из какого ты клана?

Произносит бархатистый голос с такой скукой, будто ему совершенно не важен ответ. Ага, как же. Так и поверила. Губы знакомо растягиваются в так сильно пугающую живых ухмылку. Таких, как я, насколько мне известно, больше нет. А кланы... Если правильно помню, это большие семьи с одной генетической особенностью, например, со специфичными глазами и додзюцу шаринган и бьякуган. Как у Хьюга и Учиха из страны Огня. Но это самые известные и специфичные. Есть ведь ещё масса семей, специализирующихся на определённого рода техниках, которые неподвластны остальным. И вот сейчас, если это действительно тот "коллекционер", Ему совсем не интересно, что за специфичными техниками владею я? Вот уж не поверю.

— Клана?.. — подавлять едкую ухмылку нет ни желания, ни сил. — А сами-то Вы кто, господин? — ощущение контроля ослабевает, да и руки уже не двигаются сами по себе. — Я мало что знаю об умениях шиноби, но вы ведь Кукловод, не так ли?..

— О, неужели у тебя есть догадки по поводу и моей персоны? — саркастично протягивает отступник. — Да, я кукловод. Это тебе о чём-то говорит?

— Хах, — не удерживаюсь и растираю шею, однако поворачиваться лицом к нукенину желания что-то нет. — Есть одна догадка, — стягиваю наконец-то и вторую перчатку, бросая её на край стола. — Вот только не пойму, как таких шиноби занесло ко мне на огонёк. — Голова опять противно кружится и, чтобы не упасть, приходится опереться о край секционного стола. Правда, тон убийцы невольно заставляет губы растягиваться в подобии улыбки и рождает странное желание иронизировать и отвечать в его же манере. Хотя, если мыслить здраво, всё происходящее бред высшей пробы. — Вообще нелепо получилось… Я как раз размышляла, что неплохо бы убраться из этой деревни… и тут — бац! И два высокоранговых нукенина у меня на пороге, — одного взгляда на практически чистый стол хватает, чтобы вспомнить о незаконченной работе. А значит, надо сделать глубокий вдох, подобрать волосы и вернуться к делам! Вот только мозг отчаянно сопротивляется, напоминая о столь неожиданных прикосновениях. — Смешно даже… Может, всё же сон?.. — тихо уверяю сама себя, похлопывая по щекам.

— Ммм, так ты прекрасного принца ждала, что спасёт тебя из мрачного заточения? — ядовито протягивает отступник, откровенно издеваясь надо мной. — А пришли два страшных мужика?..

— Ахахах, — эта манера речи окончательно добивает моё самообладание, и я срываюсь в приступ глухого истеричного смеха, который сгибает меня едва не пополам. Всё же определённого эффекта нукенину добиться удалось, и теперь я и впрямь не могу понять, что реальность, а что вымысел моего измученного мозга. — Сказки — не мой профиль. Да и какой принц? — отсмеявшись, выдыхаю я. — Шутник же вы, господин Кукловод, — по привычке делаю пару шагов и не глядя вытягиваю один из ящиков медицинского шкафа. Заменяю порванную перчатку и возвращаюсь к прерванной работе. — С моими данными скорее экзорцистов из какого-нибудь храма дождёшься… — вслух отмечаю я. Правда, в словах убийцы есть какая-то несостыковка, которая неприятно царапает сознание и отвлекает. — Но собственно… А зачем вообще принцы в сказках?.. Насколько я знаю, от высокопоставленных персон одни только проблемы… — проанализировав всю доступную мне информацию, я так и не нахожу искомого ответа. — Что же это за истории такие тогда?.. И как это?.. Принц… спасёт?.. Не понимаю…

— В самом деле? А я уж думал, что у нас тут заколдованная принцесса из какого-нибудь великого клана, — опять с едким сарказмом отмечает бархатистый голос.

— Насмешили, — невесело констатирую я. И всё же пора бы уже расставить все точки по своим местам. Слегка поворачиваю в Его сторону голову, но так, чтобы не видеть лица. И выжидательно добавляю, — господин…

— Акасуна-но-… — меланхолично отзывается на мою провокацию отступник.

Но мозаика в моём сознании защёлкивается настолько громко и чётко, что я заканчиваю за него:

— …Сасори?

— Так, значит, и обо мне ты что-то знаешь? — вновь усмехается нукенин. — Тоже родственник рассказывал?

— Почти, — выдыхаю я, запоздало понимая, что не сняла перчатки перед тем, как браться за документацию. — Пару раз в качестве учебного материала мне попадались ваши… — на какое-то время я даже призадумываюсь, как правильно обозначить те трупы, — …следы вашей деятельности. Яды у вас и впрямь очень интересные…

— Только яды? — вновь скользящее по краю сознания движение и разделяющего нас расстояния опять не стало. — И это всё, что ты обо мне знаешь?..

— Нет, — не удержавшись, я резко выпрямляюсь, когда этот бархатистый издевательский шёпот раздаётся прямо над моим ухом. Затылок резко упирается в нечто, явно не являющееся человеческой плотью. Понять что именно я не успеваю, спешно отстраняясь во избежание... сама не зная чего. Видимо, сработал заложенный природой рефлекс. Особенно, если вспомнить про довесок истории, на который я мало обращала внимание. — Довелось слышать… Что вы делаете свои марионетки из людей, — чтобы снять навалившееся напряжение, повожу плечами и начинаю переносить записи о вскрытии с доски в блокнот.

— Хм-м, и кто же из твоих родственников тебе предоставлял такой «учебный материал», юная принцесса? — как и прежде саркастично интересуется убийца-песчанник.

— А вы, господин Кукловод, никак в «принцы» напрашиваетесь? — позволяю себе выплеснуть накопившееся раздражение по поводу никак не заканчивающейся работы на фоне полного отсутствия сил и фактора, что называется "ещё и эти отвлекают"...

По шее мягко скользит, устраиваясь на горле, холодная узкая кисть. Это явный намёк на то, что я позволяю себе лишнего с тем, кто в любой момент может меня убить. В очередной раз не удерживаюсь и едко хмыкаю. Слишком мягко и нежно. А это значит, что "игра" в самом разгаре и прекращать её Он не намерен. Что ж, поиграем. Интересно, насколько хватит его самого? Нагло игнорируя лежащую на горле руку, гордо поднимаю голову:

— А под спасением имеете ввиду, что сделаете из моего трупа свою марионетку?

В ответ на вполне резонный вопрос кончики Его пальцев отодвигаются от моей кожи, явно намекая, что вот-вот хватка станет куда сильнее. Зацепила, значит. И следует делать ход сейчас, пока ещё есть возможность:

— Я, конечно, понимаю, что делать из покойников долговечное оружие — искусство… Но я, кажется, вам не особо подхожу. Моя семья специализировалась только на медицине. Да и в геноме у меня нет ничего особенного, кроме высокой регенерации.

— Искусство, значит? — затылок обжигает отчётливым ощущением зловещей ухмылки, а холодные пальцы, как и ожидалось, легко сжимают шею. — Оставь мне решать, кто подходит на роль моей марионетки, а кто нет, — вкрадчивый, полный яда бархатистый шёпот в самое ухо.

Надо отдать должное, производить впечатление этот Кукловод умеет неплохо. Пожалуй, если бы он вёл себя жёстче, не приходилось бы каждый раз себя одёргивать и отгонять мысли о том, что это первые прикосновения с момента смерти деда. И только у меня получается очистить сознание от этого эмоционального "мусора", как пальцы нукенина приходят в движение, мягко скользя к подбородку и приподнимая за него моё лицо. Внутри всё резко вспыхивает, словно к горючему газу поднесли спичку. Если поднять глаза — можно увидеть и Его лицо... Во рту почему-то становится жутко сухо. Не хочу. Не понимаю, но пресловутая интуиция откровенно кричит, что не стоит. А она меня редко подводит.

Холодные пальцы тем временем продолжают легко скользить по лицу, ощупывая и изучая его. Весьма неоднозначные ощущения... С одной стороны чувствуешь себя анатомическим пособием... С другой — мозг вытаскивает на свет какие-то сопливо-розовые эмоции, от которых стыдно даже перед самой собой. Но финальная точка в этом действе оказывается совсем уж невыносимым выплеском гремучего коктейля в кровь — легко скользящий по губам большой палец... В этом жесте нечто куда большее, чем я могла себе когда-либо представить... На краю сознания даже успевает промелькнуть не совсем пристойная мысль о том, что есть среди маньяков и некрофилы... Но та же интуиция намекает, что этого стоит бояться в последнюю очередь.

— Так ты считаешь, что мои творения — Искусство? — отступая назад, усмехается Кукловод.

— В силу моей профессии, — холодные руки легко ускользают прочь, и равновесие следует за ними вслед... Чтобы вернуть свой поехавший мир на круги своя, вновь берусь за перенесение заметок в блокнот, — я считаю, что добиться от трупа повышенной боеспособности, не превратив его в зомби… — привычное занятие моментом остужает восприятие, позволяя вернуть способность мыслить логически. — Поистине искусство. Так что… Если вам нужен односложный ответ… То — да.

Кукловод молчит. Слышен только скрип грифеля по бумаге. Ну и хорошо. Момент затишья позволяет мне успокоиться и сосредоточиться на так и не завершённой работе. Я даже успеваю подумать, что вопрос решён, когда у самой двери меня в очередной раз застаёт врасплох вопрос этого сумасшедшего нукенина:

— И что ты скажешь, если я предложу тебе стать моей… — он вновь едко усмехается. — Да, не буду лгать, хотелось бы видеть тебя частью своей коллекции. Ты ведь и сама это отлично поняла… Мм?

Что?.. Мне послышалось?.. Вот сейчас?.. Я даже замираю на месте. Вот это "мм?" — это же... то же самое, что и до этого моё "господин”? Тон и пауза... В точности скопированы с меня... А это означает... В сознании опять прокатывается раскалённый шар, вышибая все здравые мысли и оставляя какую-то непонятную сопливую взвесь. Выбраться из которой стоит титанических усилий.

И всё же. Вот этот сумасшедший тип, так легко предлагающий быть его, пожелал услышать моё... Имя?.. Настоящее?.. Не то прозвище, что я слышу уже столько лет?.. Раскалённый шар мерно перекатывается по всей черепной коробке, то и дело изничтожая все разумные мысли, что пытаются появиться в моей голове. Нет. Всё-таки это всего лишь желание определить мою принадлежность к клану... Которого в общем-то и нет.

Появляется зудящее желание вот прямо сейчас обернуться и посмотреть этому типу в глаза. Они, говорят, зеркало души... Хотя, судя по моим собственным... Души может и не быть... Так что и с этим индивидом взгляд в глаза, скорее всего, ничего не даст. Да и... Вроде как он не хотел, чтобы я видела Его лицо... А я, если вдуматься... Наверное, не особо уверена, что хочу это самое лицо увидеть... Морально я к подобному точно не готова.

Впрочем… Касательно того слова... Он... Вновь подавляю зудящее желание обернуться. Нукенин. Акасуна-но-Сасори... Да уж... Отступник и тот представился. Хотя что ему терять?.. Я в любом случае унесу это с собою на тот свет. Впрочем, а много ли потеряю от этого я?.. Фамилия моя ему навряд ли что-то скажет, а имя и подавно. "Нежить" и то красноречивей... Так что будет верхом неприличия промолчать в ответ.

— Мизуки… Мизуки Хитоми, — горло почему-то внезапно сводит.

— Хитоми, значит, — с непонятной интонацией протягивает бархатистый голос. — Глаза у тебя и впрямь интересные…

Хи-то-ми... Не «Мизуки»… Как часто называли старого хрыча. Но... Почему из этих двух слов он произнёс именно «Хитоми»?.. Хищник. Что играет с жертвой. Точно выбирает время и бьёт по самым слабым точкам. Надо признать, эффекта нукенин добился: всего одно это слово заставило меня внутренне вздрогнуть. Внешне мне удаётся сохранить равнодушие… Но впервые за столько лет это далось мне с трудом. Колени предательски дрожат, а глаза нестерпимо щиплет. Но я могу удержаться. Мелкая дрожь и слабость… Всего одно слово… А эффект, как от специфического наркотика…

Удивительно… Вот так просто… Он произнёс это слово так просто… Сердце болезненно сжимается. Я слышу его из чужих уст впервые за последние семь лет. С тех пор как умерли родители, звук этого слова потух и стёрся из моей памяти. Да, пару раз я произносила его сама… Но… Это звучало так неправдоподобно… Раскалённый шар ускоряет своё вращение и, кажется, становится ещё горячее. Неужели это и в самом деле так просто?.. Произнести именно имя?.. Голова идёт кругом… Опять откуда-то вылезает невнятная сопливо-розовая слизь... Нет-нет! Тут же одёргиваю себя: Аксуна-но-Сасори ведь Кукловод… И сомневаться в его умении манипулировать… Крайне глупо. Мысленно досчитав до десяти, я собираю в кулак остатки ускользающего сознания и заставляю мыслить себя рационально.

За спиной опять раздаются те самые характерные щелчки, и всё вновь стихает. Немного помедлив, я всё же решаюсь повернуться к нукенину — Орочимару-сама чётко сказал, что следователи должны получить свой отчёт. Но чтобы всё сделать, мне нужно выйти. Сердце продолжает предательски учащённо биться. Но сейчас Акусуна-но-Сасори вновь выглядит, как суровый сутулый шиноби с эксцентричной причёской. За что я ему, кстати, крайне благодарна. Окажись на его месте тип с внешностью под стать голосу… Сомневаюсь, что моя не привыкшая к таким изыскам и внимаю психика выдержала бы такое давление.

— Продолжим наш разговор за работой над следующим телом? — усмехается Кукловод уже знакомым низким голосом в той же манере, что и прежде.

— Не возражаю, — с облегчением киваю я в ответ и наконец-то скрываюсь в холодильной камере.

Прикрыв за собой металлическую дверь, прислоняюсь к ней спиной. Всё самообладание почему-то вмиг испаряется. И на мгновение в голове становится пусто. Совсем. А затем потоком захлёстывают эмоции… Большую часть из которых я или не знаю, или забыла… Но по всему телу разливается тепло. А сердце хоть и болезненно, но сладко сжимается. Так это и есть… счастье?..

Сделав глубокий вдох, я хлопаю себя по щекам. Надо успокоиться. Работа ещё не сделана. Колени так и продолжают предательски дрожать, пока я готовлюсь к следующей экспертизе. Однако привычная рутина дел немного остужает мою голову и унимает дрожь: обработка рук, оставить контейнер с образцами в лаборантской, сделать в блокноте пометки и оставить отступы для результатов анализов (которые буду проводить после следующего вскрытия), осторожно переложить на носилки следующего клиента с явными ножевыми ранениями и вернуться в секционную.

— Ещё четыре часа, — выдыхаю, укладывая новое тело на чистом столе и мельком поглядывая на часы. — Ну ничего. Этот попроще, — подбадриваю себя вслух.

Остатки адреналина уже окончательно рассосались, и движения начали приобретать неприятную вязкость... Мельком бросаю взгляд на массивную фигуру в чёрном плаще с красными облаками и отмечаю, что сейчас Кукловод больше похож на небольшой холм, притулившийся у дверей в приёмную. И это хорошо. Не так отвлекает. Чистые перчатки знакомо обтягивают кисти. Итак, приступим. Открываю шкаф и достаю лотки с чистыми инструментами.

— Как давно ты этим занимаешься? — уже без намёка на сарказм интересуется нукенин, нарушая повисшую тягучую тишину.

— С шести лет, — привычно отзываюсь я.

Однако в мозгу отчётливо щёлкает от такой смены голоса и интонации. И посетившая меня при этом мысль просто-таки заставляет оторваться от своего занятия и повернуться к Акасуна-но-Сасори. — А обучаться начала около пяти, — помедлив, добавляю я, внимательно разглядывая собеседника. Похоже, моя догадка верна. Сейчас «лицо» не скрыто куском чёрной материи, и отчётливо видно три сегмента, позволявшие этому странному рту открываться. — Это… И есть марионетка из человека?..

— Она называется человеческой, — практически мурлычет в ответ отступник. — Впечатляет?

— Более чем, — честно признаюсь я. Навык работы со столь специфичным материалом и впрямь вне всяких похвал. — Если бы не нижняя челюсть, и не сказала бы, что это… марионетка, — и всё же последнее слово совсем не желает срываться с языка.

Тоже труп... Который также когда-то дышал и жил... И… Если не задействую печать… то стану вот такой же, как этот неизвестный мне шиноби… Старый хрыч, кажется, говорил, что именно из шиноби этот нукенин делает своих кукол… Кукол… Сознание странно зависает на этом слове. То ли от недостатка информации по этому вопросу, то ли от невнятной горечи, что у меня кукол не было…

Перед глазами в очередной раз начинает плыть муть. Но да хватит отвлекаться. Работа сама себя не сделает! Сконцентрироваться тяжело, и, чтобы хоть немного привести себя в чувство, приходится встряхнуть головой. Хотя движение получается куцым и больше, наверное, похожим на кивок. Однако немного, но взбодриться удаётся, и я приступаю наконец-то к осмотру последнего в эту ночь клиента.

Кажется, время застывает и всё это тянется уже целую вечность. Кукловод молчит, а я отчаянно сопротивляюсь усталости. Мерно разбиваются о дно раковины капли, лишний раз вгоняя своей монотонностью в состояние прострации. В какой-то момент я даже умудряюсь отключиться, действуя, что называется, на «автопилоте»… Понимаю я это, только когда инструменты слишком громко звякают, ударившись о груду собратьев в ёмкости для дезинфекции.

Такое со мной случается уже не в первый раз, так что не особо удивляет. Но и не очень-то радует. Обычно такими «автопилотами» организм сообщает, что его резерв полностью исчерпан и он готовится к принудительному отключению… А значит, в ближайшем будущем меня ожидает длительный обморок… Очень не кстати…

Всё так же на автомате я стягиваю перчатки и бросаю тоже на обработку, выходит весьма звучно. Пальцы частично онемели, а глаза неприятно слипаются. Накрываю тело простынёю и подхожу к раковине. Мне срочно нужно взбодриться!

— Ещё три часа, — устало выдыхаю, опираясь руками о края и констатируя самой себе, что именно столько мне ещё нужно продержаться.

— Который за сутки? — тихо рокочет низкий бас, вырывая меня из мутной пелены усталости.

— Десятый, — медленно выпрямляюсь. — Так вы что-то хотели мне предложить, господин… Сасори…

Мыслей в голове почти не осталось. Даже на вопросительную интонацию не хватает сил. А чёртов кран проржавел, и вентили постоянно клинит. Вот и сейчас открыть воду получается только, как обычно, рывком. Плеснув горсть себе в лицо, я получаю проблеск бодрости, который почти тут же и угасает…

— Хм… — меланхолично протягивает мой собеседник и, видимо, задумывается. — Хитоми, ты сказала, что хочешь убраться из этой деревни?

Вовремя. Опять. Как разряд промеж лопаток. Мягко и вкрадчиво. Этот нукенин словно препарирует мою душу острым скальпелем, уверенно и профессионально рассекая моё спокойствие. Здесь и сейчас я ощущаю себя телом, которое мастерски потрошат и спокойно анализируют. То ещё удовольствие. Пожалуй, моя напряжённость ощущается даже в вязком воздухе секционной, разве что не потрескивая статическими разрядами.

Однако и этой статики не хватает надолго. Разговор предстоит более чем серьёзный. А я с трудом заставляю себя пребывать в сознании. Даже в раковину приходится вцепиться, чтобы ненароком не отключиться от этой реальности. Чуть поворачиваюсь в сторону Кукловода, выказывая, что готова выслушать его «предложение». На большее меня уже не хватает.

— Какую цену ты готова заплатить за такую возможность? — зловеще потягивает бас. — Или, на твой взгляд, лучше остаться здесь, чем стать вечной марионеткой, Хитоми?

Вновь. В который уже раз?.. Этот точный укол в самое больное. Ну конечно. Ведь имя этого нукенина означает «Скорпион». Что ж, жалит он столь же метко и ядовито. Мягко и вкрадчиво. Он играет со мною, как хищник с добычей. Нет. Мне не страшно. Страх — бессмысленное чувство. Тогда… То, что я ощущаю, можно описать как… Странно. Слишком непривычно. И безусловно с отчётливым привкусом опасности. Вот только я не привыкла быть «жертвой».

— А вы, господин Кукловод, смотрю, заинтересовались мной… — сделав глубокий вдох, я с вызовом поднимаю и полностью поворачиваю в его сторону голову.

— Я ненавижу ждать и терять время зря, так что давай без этих игр, — кровожадно оповещает меня Кукловод. — Пока что ты интересуешь меня живая… Несколько необычно, но есть в тебе то, что я хочу понять, — как и ожидалось, марионетка из человека всё также неподвижна. — Но в мою коллекцию… Ты рано или поздно попадёшь всё равно, — отчётливая горькая усмешка. — Мой напарник куда более красноречив… И жертв своих убивает редко, — мягко, вкрадчиво и спокойно продолжает весьма зловещий глухой голос, — потому что ставит на них опыты. И ты со своей сумасшедшей регенерацией будешь для него «идеальной подопытной крысой», Хитоми. — Чуть помедлив, он добавляет. — Но ты, верно, знаешь об этом?

Нет, с этим определённо надо что-то делать! Опять всё тело словно разрядом прошивает. Боль вперемешку с невнятной… Радостью?.. И ещё целым ворохом не пойми чего… Взгляд скользит по аляповатому плащу и задерживается на часах. Я вот только не поняла: чего этот отступник от меня ждёт?.. Я должна была задохнуться от ужаса после этих слов?.. Или может, умолять его спасти мою шкурку?.. Не настолько же я наивная дура. От возмущения в кровь даже выплёскивается небольшая доза взбодрившего меня адреналина. Покорности? Он ожидает покорности?.. Ну нет. Чудеса смирения не по мне. Привычка «показывать зубы и пускать их в ход» одна из тех, что въелись в меня вместе со всеми моими знаниями.

— Господин Кукловод мне так любезно намекает, что, выбрав Орочимару-сама, а не вас, я сильно пожалею?.. — ситуация настолько ясна и невыгодна, что опять напрашивается лёгкий приступ истерического смеха. — Вечность… — тихо вырывается у меня, когда едкий смех отпускает. — Вечность в качестве куклы… — взгляд невольно скользит по сегментированному подбородку марионетки. — Или Вечность в качестве лабораторного образца… — теперь взгляд падает на клиента, разложенного на столе. — А на другой чаше весов моё скорбное существование… — губы сами складываются в подобие кривой ухмылки. — Весьма занимательно. Но вы ведь знаете, что у меня есть ещё один вариант, — мои пальцы легко скользят по огненной печати.

— Хм… — задумчиво протягивает Кукловод. — Тебя саму-то устраивает такой вариант? — всё-таки с похожей усмешкой выдаёт он. — Ты… Практически идеальная кукла. И только этим интересна мне. Я не стану обещать тебе жизнь. Но… — горький смешок. — Предлагаю стать моим искусством. И поверь, я не всегда так щедр.

— Знаю, — выдыхаю я, промакивая лицо полотенцем. Память услужливо напоминает, что забракованные для коллекции экземпляры он не особо-то и щадил. — Спасибо за оказанную честь. Подумаю над вашим предложением, — я даже замираю, когда та же память выуживает из глубин сознания обрывки давно забытых "ненужных" воспоминаний. — И да… Я, кажется, вспомнила одну сказку про заколдованного принца…

Эту книжку мне иногда читала мама. До того как я научилась читать сама. Да, это была роковая для меня ошибка. Губы вновь кривит. Наверное, это даже можно считать улыбкой:

— Глупая история, — констатирую я. — Но раз уж вы решили вести диалог в таком ключе… — не удержавшись, склоняю голову набок. Живые обычно довольно сильно реагируют на этот жест, суеверно шарахаясь и икая. — То, верно, себя всё же мните принцем, — широко растягиваю губы, памятуя о всех прежних намёках, — а Орочимару-сама в таком случае злой колдун, что превращает глупых девочек в лягушек или во что там обычно?..

— Язык у тебя больно длинный, — в голосе Кукловода звучит неприкрытая ирония.

Может, мне только показалось, что он ухмыльнулся, видимо, примеряя на себя и своего спутника озвученные мною роли. Однако как-то «укорачивать» мой язык он не спешит. А я, воспользовавшись моментом, решаю поскорее разделаться с оставшейся частью работы, которой ой как немало…

— Тогда, если не возражаете, я займусь отчётами, — расправив плечи, я, не дожидаясь ответа, выкатываю тело обратно в холодильную камеру.

Убрав последнего клиента на отведённое ему место, я в очередной раз готовлю носилки к следующему использованию и перехожу в небольшой кабинет, где обычно заполняю бланки официальных отчётов. С ними я вожусь около часа, согласно отвратному тиканью часов в приёмной. За дверью слышится некоторый шум, свидетельствующий о «культурном» обыске. Что вполне логично и неизбежно, так что я не вижу смысла отвлекаться от бумаг. Даже когда дверь приоткрывается, я лишь слабо мотаю головой в её сторону. Сил остаётся всё меньше и меньше, а работы — непочатый край.

Впрочем, дверь быстро закрывается, позволяя мне продолжить свои каллиграфические изыски. За что я премного благодарна. Глаза то и дело норовят закрыться, и внимание удержать стоит титанических усилий. Закончив с основной писаниной, я вновь умываюсь и отправляюсь в лаборантскую делать анализы, которых тоже предостаточно.

И тут я опять же умудряюсь встать в режим «автопилота». Впрочем, понимаю я это только, когда скрипит закрывающаяся дверь. Проморгавшись, я осознаю сей факт, как и факт того, что меня в очередной раз проверили, но оставили в покое. Встряхнув тяжёлой головой, раскладываю по пробиркам последние образцы и продолжаю работу.

Когда готовые документы ложатся на кожаный диванчик приёмной, у меня остаётся ещё около сорока минут до приезда Кэйташи-сана. И их я собираюсь потратить на очень важные и обыденные для меня дела: обработка инструментов и влажная уборка в секционной. Тело отчаянно протестует от нехватки пищи и отдыха, отчего все движения выходят невыносимо медленными. Но расслабляться тоже нельзя — стоит потерять контроль и меня ждут радушные объятия обморока, который может затянуться на несколько часов. А мне надо продержаться ещё хотя бы какой-то час…

Однако время тянется невыносимо медленно: мысли окончательно перепутываются, и я даже не собираюсь трогать этот притихший клубок, действуя фактически на автопилоте. Признаться честно, даже не помню, как отмывала инструменты, пол и секционный стол… Вроде мелькнул перед глазами чёрно-красный плащ… Но мозг отказывается хоть что-то воспринимать. Даже клубок вопросов и рассуждений как-то рассасывается, оставляя пустоту с носящейся по черепной коробке всего одной единственной мыслью: «Ещё чуть-чуть, продержаться осталось совсем немного».

Обрывочно помню, как выключала шкаф для термической обработки, что всё убрала. Даже измотанную физиономию надзорного помню. Кажется, он даже что-то, не касающееся работы, спрашивал у меня… И только когда он почти вышел, я соображаю предупредить, что какое-то время буду не в состоянии работать. Надеюсь, не успею помереть с голоду. Руки оттягивает корзинка с овощами, которыми я нынче взяла плату с выполненной работы… Знаю, что закрыла за Кэйташи-саном дверь на засов… А дальше… Организм говорит, что с него хватит. И ослабший на мгновение контроль оборачивается чернильной темнотой…

Я пришла в себя оттого, что по векам резанул солнечный свет. Ошибиться я не могла. Вот только там, где я отключилась, его быть ну никак не могло, а шастать после обморока я до сего момента не имела привычки и обычно вставала там, где падала. Но не в этот раз… Осмотревшись, я окончательно убеждаюсь, что нахожусь в собственной комнате. А судя по пробивающемуся сквозь щель в плотных шторах свету — уже полдень.

— Ты проспала шесть часов, — меланхолично протягивает бархатный голос слева.

Внутри всё напрягается. А вот, видимо, и ответ на вопрос о моём лунатизме… Дёргаться нет смысла, да и организм не до конца «проснулся». Разминая затёкшую шею пальцами, я медленно поворачиваюсь на звук. Невысокую фигуру в уже знакомом чёрном плаще и шляпе, сидящую в кресле, видно довольно чётко. Можно даже прикинуть, что при такой комплекции рост моего «гостя» что-то около метра шестидесяти… Ногти на руках и ногах окрашены в тёмно-зеленый цвет. Да и я бы сказала, что конечности подобают скорее юноше или подростку, нежели зрелому мужчине. И что мы в общем-то имеем?

Прикрыв глаза, я стараюсь вспомнить все события вчерашней ночи. А ночка была на события необычайно богата. По факту, самым занимательным происшествием был визит двух высокоранговых нукенинов, о которых разве что легенды не слагали… И прямо скажем, мельтешившая вчера сказочная тема была, как ни абсурдно, к месту. Потому как такое явление разве что волшебством и не назовёшь. Я в эту ересь конечно же не верю, но осадок нереальности происходящего остаётся всё равно.

— Ты упала в обморок от истощения, — устроившись в кресле поудобнее и натянув шляпу на лицо, вновь меланхолично сообщает мужчина всё тем же бархатистым голосом.

Вчерашний клубок мыслей и вопросов вновь начинает опасно роиться и гудеть в сознании, стоит только глянуть на полного загадок гостя. Тем более что организм немного отдохнул, и соображаю я сейчас несравнимо быстрее, нежели вчера. Перво-наперво проверяю печать дезинтеграции. Однако она на месте и нисколько не тронута. А вот это уже порядком сбивает с толку. Чтоб вот эти да ничего не сделали? Подавив желание похлопать себя по щекам или встряхнуть головой, я вопросительно смотрю на Кукловода.

— Я так понимаю, смыть её не так и просто? — явственно усмехается он, делая странный жест и указывая куда-то под кровать.

Взгляд опять скользит по вязи печати. Нет. Печать определённо даже не пытались сломать, хотя явно могли… за шесть-то часов… Акасуна-но-Сасори в очередной раз саркастично хмыкает, всей своей позой намекая, что живопись на моей руке его вообще мало волнует. Определённо что-то не сходится. Если вспомнить всё, что этот «человек» мне вчера наговорил… Как-то не вяжется. Голова откровенно начинает гудеть от обилия теорий «а почему так?». Чтобы разогнать хоть немного этот затор, приходится даже пару раз моргнуть. Нет. Кукловод вполне себе реальный. А тогда остаётся… Ещё один не менее опасный субъект. Ну конечно! Орочимару-сама!

Мысленно я даже закатываю глаза. Узнай мама, что я не учла такой фактор… Да и вообще всё моё семейство в целом. У них бы волосы встали дыбом от моей беспечности. Итак, самого Великого и ужасного в комнате не наблюдается. Но ведь это не значит, что у него нет возможности подслушать и прознать о каждом оброненном здесь и сейчас слове…

Кукловод мне явственно посоветовал проверить пространство под кроватью. И, перегнувшись через край, я свешиваю голову, осматривая открывшуюся мне панораму на предмет этих самых странных открытий. И искать долго не приходится. Саннин не особо-то и таится: в узком пространстве между полом и дном кровати лежит белая змейка. Свернувшееся колечком животное, узрев меня, на мгновение приподнимает блестящую головку и высовывает раздвоенный узкий язычок.

До сих пор змей мне доводилось видеть разве что в справочниках, ну и иногда в заспиртованном виде. А вот живую… Я видела впервые. Подавив желание протянуть руку и как следует пощупать «шпионку», я поднимаюсь и вновь вопросительно смотрю на Кукловода. Мне определённо необходимо знать, в каких отношениях эти двое. Но песчанник Акасуна-но-Сасори лишь в очередной раз хмыкает и пожимает плечами.

Итак, перспектива становится всё яснее и "радужнее". Значит, Саннин всё же решил пока не вмешиваться в игры своего... спутника?.. Мой взгляд опять падает на чёрный с красным плащ. Слишком специфичная вещица. Словно маркер. Стоп. Одинаковые плащи. Одинаковые шляпы... Да и, судя по тем обрывкам вчерашних воспоминаний, вели они себя совершенно как... коллеги?.. Такое умозаключение даже вгоняет меня в некоторый ступор. Какому безумцу понадобилось сводить вместе вот эти два "бедствия"?.. Даже той скудной информации из списка хватало, чтобы представить масштаб того, что они могли вытворить совместно. И то это были лишь скромные намётки…

Значит, всё же у отвечающего за мою жизнь божества скверно с чувством юмора. Ну или ему просто лень, и оно выливает в котёл моей судьбы всё что ни попадя, не заботясь о пропорциях... Не случайность. Замечательно. И что дальше?.. Вопросы нарастают подобно снежному кому. Но помощи и подсказок явно не будет.

Откидываю одеяло... и запоздало понимаю, что со мной именно не так. Точнее, с моей одеждой. Сознание в очередной раз проливает на мысли порцию концентрированной кислоты и просто-напросто зависает. С моей одеждой... А ещё точнее — совершенно не моей. Однако достаточно поднять глаза, чтобы заметить мой балахон, аккуратно висящий на стуле. А вот то, что сейчас на мне... Тоже чёрное, но настолько короткое, что едва прикрывает то, что минимально следует прикрывать... Оставляя ноги абсолютно голыми. К тому же горловина настолько широка мне, что ткань упорно сползает с одного плеча, как ни поправляй. Я, конечно, понимаю, что слишком мелкая и тощая, а вот на том же песчаннике это вполне могла быть... Понимание нещадно окатывает, словно кипятком. Его футболка.

Слуха касается едкий смешок. Поднимаю глаза на сидящего в моём кресле наглеца. Лица не видно, но судя по расслабленной позе, нукенин чувствует себя полным хозяином положения. Впрочем, это, наверное, так и есть. Ведь единственный, кто мог что-то противопоставить ему, оставил только своего шпиона… И сейчас Кукловод может себе позволить вновь потешаться, наблюдая за моей реакцией. Как и вчера.

Ощущение наготы и чужого запаха на чужой одежде сбивает с толку. В очередной раз мысли сплетаются в непонятный копошащийся клубок. В сознании даже успевает затесаться одна о том, что со мной могли сделать нечто непристойное... Но логика легко выметает её прочь. Я, похоже, слишком много отчётов перечитала. Этот тип, конечно, двинутый, но не настолько же. В конце концов, он — Акасуна-но-Сасори. Мастер марионеток, делающий кукол из человеческих тел.

По телу проходит лёгкий холодок при воспоминании о том, как профессионально он ощупывал мои кости вчера. И ведь довольно чётко сказал, что я его заинтересовала, как часть его так сказать "коллекции". Следовательно, когда я отключилась, он всего лишь изучал «материал». Удивительно, что на собственный секционный стол не уложил… А ведь мог. Запросто. Очередной "радужный" вывод. Не удерживаюсь и на мгновение прикрываю глаза рукой.

— Как ты уже успела заметить, я осмотрел тебя более тщательно, — едко хмыкает нукенин, не меняя позы. — И да, мне бы хотелось немного понаблюдать за твоим поведением, прежде чем сделать из тебя марионетку, — пальцы с окрашенными в тёмно-зелёный цвет ногтями поправляют шляпу, отчего тонко звенит колокольчик.

— Признаться честно, удивлена, — спускаю ноги с кровати, отмечая, что всё, что можно и нельзя, Он уже видел. — Я уж думала, что не приминете воспользоваться чистым столом и инструментами, — мой взгляд вновь цепляет пальцы, всё ещё придерживающие край шляпы. Надо будет взглянуть на маникюр Орочимару-сама. Если мои догадки верны, то там тоже что-то не менее дикое.

— О, — протягивает нукенин, лениво вставая. — Чуть позже, — всего несколько мягких шагов, чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние. — Чуть позже.

— И всё же?.. Почему я?..

Вновь кожу обжигает прикосновение холодных пальцев, мягко скользящих по щеке. В очередной раз всё тело прошивает словно разрядом. Для Него я уже собственность. Его собственность. В животе всё завязывается тугим узлом. Кажется, вчерашняя "подготовка почвы" даёт свои всходы... Скорпион наносит один ядовитый укол за другим. И моё сознание мерно плавится от той едкой нежности, что Он источает. Мастер манипуляции. В руках которого я и впрямь всего лишь кукла…

Отравлена. С первого прикосновения. Его слова и действия насквозь пропитаны ядом. Почти как и оружие его марионеток... Сложный многокомпонентный яд. Каждое движение. Каждое слово. Яд, парализующий и затуманивающий сознание. И я всё больше увязаю в мыслях о том, что всё равно хотела вырваться из ежедневной рутины, в которой чувствовала себя действительно живым мертвецом… Той, кем меня именуют вот уже шесть лет — Нежитью. Мастер манипуляции. Холодные пальцы соскальзывают со щеки... Пара шагов и вновь между нами есть расстояние. И к моему удивлению этого достаточно, чтобы ощутить лёгкое разочарование. Словно хищник, заходит со спины... Расстояние?.. Достаточно протянуть руку…

— Тебя здесь что-то держит? — теперь эти обжигающе холодные пальцы перебирают мои спутанные кудри.

— Держит? — тихо выдыхаю я, пытаясь вернуть способность мыслить логически и опять же напоминая самой себе, что нукенин всего лишь играет со мной. Всего лишь маньяк. Всего лишь жертва. — Сдаётся мне, что вы прекрасно знаете ответ, — губы кривятся от вползшей на них горькой усмешки.

— Я мог бы придумать много красивой лжи, — бархатный шёпот возле самого уха. — Например, мог бы предложить стать моей ученицей, — холодные кисти ложатся мне на плечи. — Но ты достаточно умна, чтобы понять, что это всего лишь отговорки. Я могу пообещать тебе несколько дней. Прежде чем убью, — Его пальцы мягко скользят по моему горлу. — Я предельно честен с тобой, Хитоми. Несколько дней практически полной свободы. В обмен на обещание стать ключом к тайнам моего искусства…

Прикрываю глаза. Насколько же сильно разъедают нутро эти ядовитая нежность и безумная откровенность... Всего лишь игра. С вполне очевидным концом. Отделаться малой кровью явно не выйдет. Да и слишком наивно было бы на это надеяться. Нужно сделать выбор между Ним, стоящим у меня за спиной, и Саннином? Вот только выбора-то нет. В сущности… остаётся только решить, стоят ли несколько дней обещанной «жизни» обмена на мой... хладный труп.

От концентрации ироничности всего происходящего за последние двенадцать часов начинает подташнивать. Делаю глубокий вдох. Сознание до краёв наполнено мутной взвесью услужливо разлитого яда. Что я теряю?.. Пока что ничего, кроме способности трезво мыслить... Но ведь и с этим можно как-то по идее справляться?.. Нет, так есть печать дезинтеграции. И кто, собственно, вот только позавчера размышлял о том, что если кто-то поможет покинуть эту деревню, стоит соглашаться на всё? Даже если за это придётся заплатить жизнью.

Собственно... А что я хотела от свободы?.. Не представляю. Думать об этом всегда было некогда. Так что это вполне себе выход. И даже если я за эти пару дней успею передумать становиться чьей-то куклой... Лгать, конечно, нехорошо, но печать дезинтеграции с меня никто пока что не снимал и снимать в ближайшее время, похоже, не собирается.

Но... как же перестать отвлекаться на каждое прикосновение?.. Как заставить собственные мысли не крутиться вокруг одного и того же вопроса?.. Принадлежать кому-то... Быть для кого-то ценностью... Внутри становится горячо и дурно от такого. Это действительно моё слабое место. Слишком очевидное. Но сделать с собой не выходит ничего…

Холодные пальцы вновь властно сжимают мой подбородок, заставляя поднять голову. Чтобы на мгновение встретиться взглядом с безумными глазами, в которых причудливо перемешались восхищение и желание владеть... мной. Всё внутри застывает ледяным комом, и земля словно уходит из-под ног. Разве такое возможно с такой, как я?.. Всего мгновение. И край шляпы вновь скрывает Его лицо, не позволяя ничего разглядеть. Однако этого достаточно.

Сумасшедший... И нисколько этого не скрывающий... маньяк. Что?.. Вот что Он нашёл во мне?.. Если верить тому, что говорил старый, то в "коллекцию" попадали лишь сильные шиноби... А я что?.. Даже мой геном никак не вяжется с ведением боя. Какой ему от меня толк?.. Откровенно говоря, я ведь действительно всего лишь "мерзкая Нежить". И тому же Орочимару-саме с меня толку больше. Так откуда это безумное желание заполучить меня?..

Желание, от которого способность мыслить здраво испаряется, как вода на раскалённой сковородке... Что за безумие здесь и сейчас происходит?.. Где, чёрт возьми, логика?.. Почему наивные мысли о том, что я для кого-то могу быть особенной, так навязчивы и липки?.. Это всего лишь игра! Хитоми! Хитоми… Внутри всё холодеет.

Хм... И всё же пусть то, что происходит, не то, чего я могла бы желать... Но уж явно куда лучше моей обычной жизни. Которой всё равно осталось от силы пару дней. Не стоит об этом забывать. Так почему бы не позволить себе напоследок немного вот этих сопливых человеческих ощущений?.. Чего я вообще, собственно, дёргаюсь?.. Я ведь — Нежить. Что с меня убудет? Выбора всё равно как такового нет. Терять уже нечего. Так почему бы не нырнуть в эти сумасшедшие ощущения?..

— Совершенная кукла?.. — тихо усмехаясь, выдыхаю я, когда холодные пальцы соскальзывают с моего лица, а сам Он отходит.

Как же просто было заставить меня паниковать. Акасуна-но-Сасори действительно крайне опасен. Мастер манипуляции. И не только куклами, но и людьми. Впрочем, стоило ли ожидать другого от нукенина ранга S?

— Почти, — ухмыляется мне в ответ бархатистый голос.

— Значит, несколько дней в обмен на моё тело? — опускаю босые ступни на прохладный пол.

— Да, пару дней свободы от «твоей работы», этого дома и каких-либо обязательств… Я тебе гарантирую, — вновь растянувшись в кресле, меланхолично пожимает плечами Кукловод.

И что самое дикое — а ведь верится. Почему? Зачем? Логики — ноль. А вот интуиция просто-таки вытанцовывает вокруг какой-то бешеный обряд. Хотя почему “какой-то”?.. Вполне себе похоронный. Чего уж тут думать. Ну вот и полегчало. Мысли перестают расползаться и путаться. А значит, стоит наконец-то заняться насущными делами.

— И как мне к вам обращаться? — берясь за расчёску, уточняю я.

— Как пожелаешь, Хитоми, — в бархатистом голосе проскакивают нотки смеха, а пальцы в очередной раз натягивают край шляпы на лицо. — Мы выдвигаемся сегодня ночью. Если нужно что-то прихватить с собой, то у тебя есть время до вечера.

— Ночью?.. — ещё один разряд промеж лопаток, разливающий очередную порцию яда. Однако перед глазами практически всплывают страницы вчерашних отчётов. — Это хорошо. Вечером должен зайти надзорный за теми ребятами, что остались в покойницкой.

Хотя я и просила не беспокоить меня по работе, но клиенты после обработки у меня редко задерживались. Так что такой визит был более чем закономерен. Расчёска продолжила мерно скользить по непривычно пахнущим прядям.

— Хм, — протягивает Кукловод, всё так же не меняя позы. — Кстати, печать уничтожит твой Кеккей Генкай? — меланхолично, но значительно громче, чем стоило, интересуется он, пока я переодеваюсь в свою собственную одежду.

— Полностью, — отзываюсь ему в тон, наконец-то сознавая, насколько сильно сводит мой пустой желудок. — Я пока могу быть свободна? — оправляя рваный подол, поднимаю на него глаза.

— Думаю, да, — скучающе кивает Акасуна-но-Сасори, отчего колокольчик на шляпе снова звенит.

— А из вас неплохой «принц», господин Кукловод, — уже в дверях, подхватывая корзинку с овощами, не удерживаюсь от колкости, на которую Он напрашивается ещё со вчерашнего вечера.

Дверь за моей спиной захлопывается с тихим щелчком, скрывая от прожигающего взгляда Кукловода. Это была дерзость с моей стороны. Но, как и вчера, песчанник не особо-то торопится укорачивать мой язык. А значит, в этой части “игры” я могу себя особо не стеснять.

Итак. У меня пара дней… Но сейчас не об этом стоит думать. Живот жалобно урчит и болезненно напоминает, что уже давным-давно пуст. А значит, для начала надо довести себя до кондиции “типа живого” существа. Чем я и занимаюсь, дав себе всё же пару секунд на размышления о том, насколько чётко и технично обшарили мою драгоценную кухню.

Скрип ступеней извещает меня о приближении, судя по звукам, второго нукенина. Однако змеиный Саннин не особо торопится. А я слишком голодна, чтобы отвлекаться на бессмысленные вещи. Потому просто делаю вид, что ничего не заметила, и продолжаю свои кулинарные изыскания с весьма скудными запасами. Которых, к моему сожалению, хватит ровно на две готовки… Совсем перестали ценить мою работу, кровопийцы…

И всё же осознание близкого конца накладывает свой отпечаток на моё восприятие, и сейчас я меланхолично предаюсь то воспоминаниям, то размышлениям о собственном невесёлом будущем. До тех пор, пока взгляд наблюдающего за мной нукенина не превращается в остро заточенный кунай.

— Вы что-то хотели, Орочимару-сама? — всё же решаю поинтересоваться я, не отрываясь от куда более важной нарезки овощей.

— Интересные у тебя книжки, — шелестит Саннин, подпирая собою дверной косяк.

— Хм… Ну, спасибо за столь высокое мнение о моей скромной коллекции, — позволяю себе сделать лёгкий поклон в ответ на притянутый за уши комплимент, скидывая содержимое разделочной доски в кастрюлю.

— Ты ведь ирьёнин, верно? — до очевидного медленно Орочимару-сама змеёй проскальзывает мне за спину. Видимо, у всех маньяков есть такая дурная привычка… Однако стоит признать, что эффект в корне различен. И отнюдь не в пользу Саннина.

— Могла бы им быть, но на живых как-то не было возможности практиковаться, — устало пожимаю плечами на вполне себе очевидный вопрос.

А вообще, не зря же Кукловод так явно печатью интересовался… Ох, неспроста. И это значит, что лично Орочимару-сама печати не видел. Да и не снял с меня её Этот ненормальный тоже… Для того чтобы ограничить коллегу… Взгляд мельком касается специфичного плаща. Ограничить в действиях. Так стоит ли скрывать тогда печать? Как бы невзначай между делом подкатываю рукава так, чтобы стала видна лишь малая часть специфичного узора.

— Хех, — хрипло усмехается Саннин, явно оценив жест, но не предпринимая никаких действий. — Смотрю, Сасори уже успел промыть тебе мозги, — Орочимару-сама чуть наклоняется, отчего прядь его чёрных волос падает мне на плечо. — Он в этом мастер. Знаешь, чем мой спутник занимается? — с очевидной издёвкой интересуется отступник, склоняясь ещё ниже, почти к самому уху.

— Вы о человеческих марионетках? — парировать подобный выпад не слишком-то и сложно. Уже. Кукловод действительно неплохо потрудился, и сейчас эта проблема волнует меня куда меньше, чем пустой желудок. Потому просто выскальзываю из-под нависшей надо мной фигуры и отправляю остатки овощей в кастрюльку, из которой уже вполне себе аппетитно пахнет…

— О, я вижу, ты ещё сообразительней, чем кажешься на первый взгляд, — вновь это хрипловатое шипение от Орочимару-сама. С довеском специфично-змеиного облизывания губ.

Ну или это мне просто чудится в нём большая змея… Даже в этом прищуре жёлтых глаз, столь назойливо мусолящим мои пальцы, слишком много змеиного. Даже если сравнивать с той маленькой шпионкой под моей кроватью…

— Сожалею, но знаю я не так уж и много, — остаётся только пожать плечами. — Симпатичная змейка, кстати, была, — убирая посуду в мойку, констатирую я.

Ощущение, что за спиной у меня большая змея, становится всё сильнее. Вот только не очень ясно, пытается ли этот хищник загипнотизировать взглядом или просто резко выбросить вперёд голову и заживо заглотить оторопевшую жертву. Но вот сейчас у этой змеи явно “чешутся” клыки. И если даже не сразу заглотить, то желание резким рывком вцепиться ими в моё плечо и впрыснуть добрую порцию яда — просто очевидно.

Два сапога — пара, однако. Змея и скорпион. Оба гада сбрасывают кожу. И оба травят своих жертв. Вот только есть ли смысл повторяться и добавлять яда уже отравленному объекту “охоты”?.. Очевидно, что не особо. Потому Саннин и не пытается быть таким же “приторно-сладким”, как Кукловод? Впрочем, у Орочимару-сама вроде как преимущество. Для его планов я явно буду полезнее живая. И этот факт вполне ясен.

— Ты весьма… специфична, — хрипло усмехается нукенин. — Так всё же решила выбрать Сасори, даже не выслушав меня?

— Простите, но вся ваша харизма кричит о том, что вы найдёте способ использовать меня так, как это навряд ли понравится мне, — выделяя последнее слово, вздыхаю и вытираю лезвие любимого ножа. Уж что, а общение с ним у меня засело в подкорке в разделе “невозможно”. Спасибо моему семейству, вбили крепко-накрепко.

— И всё же, — высокая фигура Саннина вновь нависает надо мной, — мы вполне могли бы договориться. Талантливые ирьёнины всегда в цене, ты ведь понимаешь это. Неужели у тебя есть сомнения, что такому, как я, а ты знаешь обо мне достаточно, нечего тебе предложить? — жёлтые глаза лукаво прищуриваются.

— Орочимару-сама, я нисколько в вас не сомневаюсь...

Поистине бессмысленный разговор. Учитывая все детали. Не интересно. Да и желудок всё ещё сводит. Чтобы хоть немного отвлечься, пальцы привычно прокручивают рукоять любимого ножа. А отступник всё ждёт объяснений. Потому продолжаю:

— Но ваш… С позволения сказать, спутник… Довольно чётко дал понять, что живой я не достанусь никому, — живые также пеняли мне на мою прямолинейность, но не вижу никакого смысла ходить вокруг да около. Будь это кто другой, ещё стоило бы подумать. А так абсолютно никаких эмоций. Только логика и расчёт. — Дело с телами тех, кого Сасори-сан отправил на тот свет, я имела. Уж извините, но сомневаюсь, что даже вам под силу будет уберечь меня от перспективы быть отравленной, коли уж этого желает такой специалист по ядам. Так что не вижу смысла дёргаться.

— Весьма проницательно, — неестественно длинный язык вновь скользит по губам.

И теперь уже бледные пальцы Саннина тянутся к моим волосам. И какого демона им надо от них?.. Вот только, судя по выражению лица, у этого явное намерение выдернуть прядь-другую… Провести анализ генома и пустить на запчасти раньше оппонента… Впрочем, я нисколько не сомневалась, что это и есть истинные мотивы. И мы оба понимаем, что притворство ничего не даст. Ощущение опасности захлёстывает с головой. Это демонстрация силы. Силы, с которой мне не дано совладать. Однако покорность — не мой конёк.

— Орочимару-сама, если я стану куклой, это ещё не значит, что вы сможете со мною играть, — печатаю каждое слово, останавливая кисть нукенина лезвием ножа, который уже было собиралась убрать на место.

Старый хрыч не раз именовал меня змеищей за подобный шипящий тон. Может, я и Нежить, но это совершенно не означает, что я позволю вот так запросто издеваться над собой. Дважды не умирают всё равно.

— Ты чересчур смелая девочка, — ядовито усмехаетсяся Саннин. — То, что мой спутник имеет на тебя планы, ещё не значит, что ты можешь безнаказанно так вести себя со мной…

— Орочимару-сама, — со вздохом обрываю его угрозы. — Я не боюсь Смерти. Я знаю, что вы способны превратить даже мгновение в Ад. Но даже это не пугает меня. Какой смысл бояться неизбежного?..

Как же раздражают эти постоянные намёки. Пальцы сами смыкаются на предплечье. Я уже давно готова активировать эту чёртову печать. Так к чему эти пустые угрозы? Или этот чужак наивно полагает, что я слишком труслива, чтобы совершить задуманное?..

— Забавно… — ухмылка отступника становится откровенно зловещей, а его пальцы легко отодвигают лезвие ножа, но не более.

Всё же считает. Даже забавно. В кои-то веки меня причислили к живым. Настолько идиотское предположение, что не могу удержаться от не менее ядовитой ответной усмешки:

— Я не боюсь Вас. Вы знаете, вся моя жизнь меня учила не бояться, ибо в страхе нет смысла.

Нет его и сейчас. Пальцы медленно соскальзывают с печати. И этот тоже пытается играть со мной. Я прекрасно понимаю, что такому, как он, ничего не стоило уклониться и совершить задуманное. Маньяки — странные люди. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с жёлтыми змеиными глазами. Как же я устала, что меня пытаются подогнать под общепринятые стандарты. Я не такая, как живые девчонки моего возраста. Внутри мутной взвесью поднимается раздражение.

Любимый нож оставляет в руке приятную тяжесть. В самом деле, с чего бы мне вести себя так же, как те дети, что преспокойно спят в своих тёплых кроватках? Как дети, что могут играть в куклы и прочую дребедень, развлекаться и лоботрясничать чуть ли не целыми днями? Выдыхаю и лёгким движением метаю нож в деревянную доску прямо за спиной Саннина. Разве у меня есть время на игры? Пальцы сами извлекают из стойки следующий нож. Я — не играю. Второй нож входит в доску по рукоять рядом с первым. И я — не ребёнок. Третий нож с мелодичным звоном задевает два первых, войдя в древесину лишь наполовину.

Уже знакомый запах Кукловода становится сильнее. Значит, он всё это время был поблизости?.. Эти двое… Так хотят поиграть со мной в качестве незадачливой жертвы? Губы в очередной раз кривит. Нет, Орочимару-сама, вы на сей раз ошиблись адресом. Пальцы тянутся за четвертым ножом…

— Хитоми, — меланхолично протягивает бархатистый голос.

Вновь всё тело прошивает разрядом. Мысли в очередной раз расползаются, словно бумага, на которую пролили изрядную порцию кислоты, заставляя прервать движение и вернуть четвёртый нож на законное место.

— К дому приближается повозка, — скучающе оповещает замершая в дверях фигура, звякнув колокольчиком на шляпе.

— Рановато, — только и могу выдохнуть я, отгоняя прочь не к месту появившуюся дурацкую почти эйфорическую радость.

Живот в очередной раз сводит. Кастрюльку с почти готовым супом приходится сдвинуть подальше от огня. Моя работа — сущий бедлам без перерывов на еду и сон. Но… Это уже не важно. Потерплю в последний раз. Можно ведь?.. Молча проскальзываю мимо обоих нукенинов, которым приспичило перегораживать проход. Взглядом того и гляди дырку прожгут под лопатками, но никто не останавливает и не задерживает. Отлично.

Сомневаться в личностях визитёров нет смысла. В том что их, скорее всего, трое понятно по худощавой фигуре надзорного, что я успела приметить в кухонном окне. Характерный стук в дверь. О да, как и звук специфичной обуви — неизменные атрибуты Мураками Кэйташи. Прежде единственного человека, что так спокойно передвигался по ”моей” территории.

— Кэйташи-сан, не рановато ли? — как обычно, без приветствий, сразу перехожу к делу, стоит только распахнуться входной двери.

— Знаю, но коллеги из следственного комитета решили перенести время перевозки, — Мураками смотрит привычно исподлобья и кивает на двоих, сидящих на козлах повозки следователей. Как обычно, он тоже даже не вспомнил о приветствии.

— Я этому крайне рада, — остаётся лишь хмыкнуть, когда в ответ на новость отзывается урчанием всё ещё пустой живот. — Скажите, пусть пошевеливаются, иначе заставлю ждать час, которой свято имею на обеденный перерыв, — губы отчаянно кривит что-то подобное улыбке.

— Непременно, — всегда сдержанное и мрачное лицо надзорного моментально перекашивает от нехорошей ухмылки.

Углы губ сами собой растягиваются ещё шире: похоже, горе-следователи умудрились настолько достать и его, что сейчас Кэйташи-сан готов встать на "сторону зла", подыграв в моём устрашении живых. Прикрываю за собой дверь и выуживаю из неприметного кармана ключ. Пора в последний раз отпереть двери в покойницкую.

Мелочь, но приятно: даже мимолётного взгляда хватает, чтобы узреть, как побледнели следователи, когда Мураками Кэйташи сообщает им «радостную» новость. Живые… Такие предсказуемые. Повозка тут же трогается и встаёт возле дверей аккурат к тому моменту, как я заканчиваю фиксировать обе створки в открытом положении.

— Прости-ти-те, Не-жить-сан, — молодой идиот явно прилагает все усилия, чтобы шевелить языком, передавая мне документы.

Но то, как он ещё больше бледнеет, когда мой всё ещё пустой живот в очередной раз жалобно урчит, поистине убеждает в явном отсутствии у этого субъекта мозгов. Впрочем, сейчас это всё мне на руку.

— Хм… — только и могу протянуть я, просматривая имена клиентов. — Значит, всех за раз…

У творящих мою судьбу Богов явно что-то не то с чувством юмора: столько совпадений за раз. И всё ради того, чтобы меня отравил и распотрошил маньяк, которому совершенно плевать на мой геном. Губы в очередной раз сводит от желания ухмыльнуться. И, поймав на себе испуганный взгляд идиота-визитёра, я перестаю сдерживаться и позволяю себе ту "улыбку", что обычно вгоняет живых в суеверный ужас.

Реакция следует незамедлительно — следователь нервно икает и делает шаг назад, наступая на ногу своему не менее бледному, но более сдержанному коллеге. Тут уже, похоже, не выдерживает и Мураками-сан, пряча всё ещё небритую физиономию в ладони, что не спасает его от раскатистого едкого хохота.

— Побыстрей, а то сами станете обедом, — выдыхаю я, жестом приглашая представителей закона пройти в покойницкую.

Следующие два часа тянутся мучительно долго. Всё ещё пустой желудок постоянно сводят голодные боли, и он непрестанно урчит. Сосредоточить внимание на деталях не удаётся никоим образом. Ничего нового. Рутинная работа. Достало. Вот всё это. Глупые живые... Поскорее бы уже убрались отсюда... От греха подальше. Кто их знает, этих маньяков, что им в голову взбредёт.

Кстати о последних. Надзорный явно уже в курсе о визите в деревню странных чужаков, раз так странно косится на меня и дом. Но он достаточно умён, чтобы не лезть в петлю самому. И потому я лишь криво ухмыляюсь на все его фразы. Иди, Мураками-сан. Иди и живи. Тебя мне будет особенно жаль. А то мало ли что с тобой нукенины могут сделать за излишнее любопытство. Глядишь, и опознавать нечего будет. А я... Этого не хочу.

Когда дверь за этой троицей живых закрывается и слышится удаляющийся цокот копыт, я позволяю себе выдохнуть и навести иллюзию порядка. Благо, никто из следователей не заглядывал дальше моего кабинета. Иначе бы явно что-то заподозрили.

Чувство голода накрывает всё сильнее. До тошноты. Даже в лёгкую ностальгию о Надзорном вплетается момент с бутербродом... Проклятье. Это невыносимо. А ведь мой суп уже готов и два часа как стоит стынет в ожидании меня... Кстати, он ведь никому там не сдался же?.. Для таких, как они — это слишком овощная и безвкусная баланда... Зачем оно им?.. Да, точно, ещё я посолить всё это забыла...

Правильно — оно им и не сдалось совсем. Их даже отсюда, от дверей покойницкой, слышно: слов не разобрать, но нукенины явно в гостиной. Понять о чём речь удаётся только уже на подходе к кухне.

— Нет, я не собираюсь отступаться, — тихо и мрачно припечатывает бархатистый голос Кукловода. — Эта девчонка моя. И если ты с чем-то не согласен, то можешь забыть о нашей договорённости.

— Хах, — хрипло усмехается Саннин. — Всё настолько серьёзно? Сасори, что же я не знаю о ней?

— Для тебя, Орочимару, ничего особенного. Свои опыты ты можешь поставить и на ком-то другом, да и, насколько я знаю, у тебя хватает талантливых медиков, — раздражённо парирует Кукловод. — Одна девчонка не сделает погоды в твоих исследованиях. Да и стоит ли этот спор возможности получать образцы улучшенных геномов?

— Хорошо, я откажусь от своих притязаний, если она будет включена в список образцов, что ты должен мне передать, — шелестит змееподобный. — Хотя и предпочёл бы иметь живого ирьёнина под рукой.

Ага, нашла о чём переживать — о порции супа. Я тут с голода о еде переживаю... Сдалась она им. Эти двое в гостиной делят мои "запчасти", причём совершенно не гнушаясь деталей... Кстати, кастрюлька ещё тёплая. Это очень хорошо. Но вот криво улыбаться тянет всё равно неимоверно.

Запах еды заставляет давиться слюной. Да и демоны с ними, с этими нукенинами. Пусть делят. Есть охота. Безумно. Может, тогда и не заморачиваться с посудой?.. Кто мне и что скажет? Хоть передохнуть перед смертью от мытья лишней посуды. Так! Всё после того как поем. Послушать разглагольствования отступников можно и между делом. Хотя в какой-то момент ловлю себя на том, что от таких разговоров у меня спина холодеет, а пальцы тянутся к печати дезинтеграции.

— Я подумаю, — ядовито усмехается Акасуна-но-Сасори, звякнув колокольчиком на шляпе, скорее всего, опять натягивая её на лицо…

— Кстати, книги можешь взять себе, — слышится в ответ тихое, не менее ядовитое шипение. — Они, конечно, интересны, но без девчонки толку в них мало. Хотя тебе с твоим «искусством», возможно, будут полезны.

Вот же нелюди... И ведь знают поди, что я могу всё слышать. Стоп. Как песчанник разошёлся при слове "искусство"! Уже минут семь, если верить часам, вещает про "истинность искусства". Ага, в списке явно забыли сделать пометочку "искусствовед". И кстати, так я вчера крайне удачно, получается, ляпнула про то, что что человеческие марионетки — искусство! Хм... Однако жестоко. Но... Маньяки. Какая ещё тут может быть логика?

Одного не пойму — чего песчанник так упирается в желании заполучить мой труп? Во мне ведь реально нет ничего такого. Вон Саннин тоже не понимает. Так что за причина?.. Зачем ему понадобилась я? Бред какой. Зато могу смело утверждать, что шкуру своих клиентов за эти полдня уже примерила не единожды.

И кстати, опять в речи нукенинов присутствует этот термин — "Кеккей Генкай"… Когда Кукловод спросил про него, я ответила не задумываясь, потому как печать не оставит от меня даже пепла. Но ведь звучит знакомо. Кажется, что-то о нём говорили отец и дед. Но вспоминается лишь набор каких-то совсем общих фактов. Но даже если так, лучше тому же Орочимару-сама о моём геноме и его особенностях ничего не знать. Уж совсем как-то не внушают доверия исследования "отходов изготовления человеческих марионеток".

 * * *

Я уже успела поесть и даже начать мыть слишком быстро опустевшую кастрюльку, когда мой дверной косяк в очередной раз приспичивает подпереть змеиному Саннину. И опять его взгляды подобны остро заточенным кунаям. Кунаям... Точно, я же не успела убрать те ножи, что до этого метала в мишень на двери.

— И как надолго следователи удалились? — разглядывая моё лицо, с лёгкой усмешкой интересуется нукенин.

— Дня на два… Но могут притащить кого-то по работе гробовщика, — продолжая разглядывать пустую доску, выдыхаю я, отмечая, что в гостиной воцарилась подозрительная тишина.

— Ты всё слышала, не так ли? — на бледном лице отступника расцветает злобная кривая ухмылка, приправленная изрядной долей давящей энергии, чтоб я уж наверняка поняла, что для него такая, как я, сродни мошки.

— Слышала, — меланхолично отзываюсь я, убирая кастрюльку на место.

Атмосфера сгущается ещё больше. Значит, ему от меня что-то нужно. О, ну конечно. Надо было сразу догадаться, чего Саннин тут Ки давит. Биологический материал. Мой. Которым не желает делиться Акасуна-но-Сасори. Великий и ужасный решил пойти в обход.

— И какого плана образцы вам нужны? — бросив косой взгляд на нукенина, уточняю я. — Что-то длительного хранения или?..

— Ахах, — прикрыв лицо кистью, хрипло выдаёт отступник. — Ты действительно странная. Но раз уж ты об этом спросила, — его пальцы сдвигаются, демонстрируя хищный взгляд жёлтых глаз, — то оба вида.

— Хммм…

Приходится откровенно задуматься, что я могу вот ему предложить, при этом не оказавшись на секционном столе и не разозлив попутно своего "принца". Ножи мои, кстати, обнаруживаются на положенном им месте в стойке. Надо же, только заметила.

— И каков минимальный объём «образца»? Пряди волос и пробирки крови хватит?

— Хватит, — криво ухмыляясь, шелестит Саннин. — Ты действительно очень умна. В самом деле жалко тебя отдавать на запчасти для марионеток…

— Благодарю за комплимент, — не могу удержаться от ответной кривой усмешки, получая порцию яда под видом мёда. — Но разве вы, Орочимару-сама, не сделаете того же, только на опыты, если вдруг обнаружите что-то, интересующее вас?

— Ахах, — в очередной раз хрипло смеётся отступник. — В логике тебе не откажешь, — сокращает разделяющее нас расстояние за пару шагов. — Может, всё же подумаем над вариантом, как обойти яд? — едва слышно добавляет он, склоняясь почти над самым ухом.

— Но ведь яд это не единственное, что может мне грозить, если брать в учёт дикое разнообразие ран на трупах… кхм… врагов Акасуна-но-Сасори, — пожимаю плечами в ответ и вновь выскальзываю из под нависшей надо мной фигуры нукенина.

— Хех, — вместе с хриплым смешком в затылок впивается холодный взгляд. — А ты и впрямь чем-то похожа на него… Такая же ядовитая рационалистка… Но всё же подумай над моим предложением, — пальцы Саннина легко ловят прядь моих волос.

— Давайте чуть позже, Орочимару-сама, — меланхолично отзываюсь я, спокойно вытягивая собственные волосы из чужих рук. — Я сейчас в весьма не лучшей форме. Ваш спутник обещал мне пару дней… — вот теперь уже затылок прожигает другой не менее хищный взгляд. — Я как раз должна буду восстановиться за это время, — оборачиваюсь, но в дверном проёме видно лишь край соломенной шляпы. — Вот тогда я лично соберу и передам вам «образцы». Ну кого опять черти принесли?.. — сухо выдыхаю я, когда в разговор вклинивается весьма странный стук у входной двери.

— Хорошо, — тихо шелестит Орочимару, когда я уже почти успеваю выйти из кухни, проскальзывая ещё и мимо Кукловода, шагнувшего на кухню, дабы покинуть коридор.

Вот же привычка — следить за реакцией жертвы, что пытается обойти хищника. Маньяки — странные личности. Несколько больших шагов до двери. И открыть её — уже по привычке, молча. Однако за дверью я уж точно не ждала увидеть такого посетителя.

— Такаги-сан? — склонив от удивления голову на бок, интересуюсь-таки я.

— Здравствуйте, Нежить-сан, — робко кланяется в ответ светловолосая женщина, нервно оглядываясь по сторонам. — Вот, это ведомость о заказах на гробы, — почти шёпотом поясняет она, дрожащими руками протягивая жёлтый конверт. — Мурками-сан сказал, что вы какое-то время можете не появляться в деревне… и…

— Хм, — только и могу протянуть я, рассматривая бумагу. — Значит, произошли изменения в датах ближайших похорон… — даже брошенного вскользь взгляда хватает, чтобы понять, насколько моя визитёрша перепугана. — Спасибо, Такаги-сан. Если это всё, то можете идти, — выдыхаю я, переводя на неё взгляд, но стараясь не смотреть в глаза. Живые обычно на такое реагируют крайне отрицательно.

— Ну-у… Не совсем… — затравленно глядя на меня, Такаги Кими вертит в руках небольшой свёрток. — Мичико-сан сказала, что это вы сделали для неё лекарство…

А вот это уже интересно. Тёмные серые глаза этой забитой женщины округляются, впиваясь в моё лицо взглядом. Вот только стоит этому взгляду столкнуться с моим, как она резко вздрагивает и поспешно отводит его. Столь характерный для деревенских страх передо мной берёт своё. Однако надо отдать ей должное, Такаги-сан всё ещё стоит на пороге, переминаясь с ноги на ногу. А это значит, что ей от меня что-то нужно. Хоть это и за гранью разумности живых.

— Можно… И мне тоже… Такое… лекарство… — скатившись в совсем еле слышный шёпот, озвучивает наконец истинную цель своего визита жена местного столяра, отчаянно стараясь не смотреть на меня.

— Хм… — протягиваю, стараясь подавить кривую ухмылку, которая без сомнения уж точно доведёт визитёршу до обморока. — А в свёртке травы, необходимые для лекарства?

Светловолосая женщина активно кивает в ответ, слишком сильно сжимая свёрток и глядя в сторону. Ну, по крайней мере, теперь понятно, почему пришла именно забитая и запуганная Кими-сан, а не сам Кёзо. Одного взгляда на эту худую и дёрганную женщину хватает, чтобы вновь появилось желание начистить столяру его красную рожу ещё разок… Но после того случая он больше не поднимал на жену руку, насколько я знаю. То ли «урок хороших манер» помог, то ли то, что в курс дела был введён ещё и Мураками-сан. Ну и демоны с ним. Хотя вспоминать, как я его тогда отметелила, всё же приятно....

— Хорошо, пройдёмте в лабораторию, — прикрываю за собой дверь и жестом указываю на двери в покойницкую. — Не беспокойтесь, это недолго.

Такаги Кими беднеет ещё больше, но, неуверенно кивнув, следует за мной, продолжая нервно озираться и мелко дрожать. Остаётся только вздохнуть. Она — живая всё-таки. Вроде как и есть какая-то степень уважения, но суеверный страх куда как сильнее. Тем более, она видела, что я делала с её горе-мужем. И уж явно на ангела не тяну.

— Для Мамору-куна, не так ли? — осведомляюсь я, предположив самую логичную причину для такой храбрости.

— Д-да, —чересчур эмоционально кивает моя нетипичная посетительница.

— И почему именно это лекарство? — открывая тяжелую створку, выдыхаю я.

— Ну… Мичико-сан… Она не сама ведь… Ну… это не чудо ведь?.. — переминаясь с ноги на ногу, мямлит женщина. — Да и это лекарство от простуды… таких у нас никто не делает… Мичико-сан… Дала нам немного, когда у Мамору был сильный жар… И ничего не помогало…

— Хм, — усмешка выходит отчаянно горькой.

Деревенские... Додумались наконец-то… Да поздновато. Нет, оно, конечно, приятно, но отдаёт ощутимой горечью. Пропускаю Такаги Кими вперёд и прикрываю за нами дверь. Радует только одно — моё последнее дело в этой деревне не будет связано с трупами…

 * * *

На возню с лекарством ушло около получаса. И совсем бледная Такаги-сан, облегчённо вздохнув, удалилась. А я, проводив её до ворот и заперев их, ощутила странный укол сознания. Всё. Двери за последним живым запреты... И теперь это целиком и полностью владения Бога Смерти. И словно последняя дань почившему, в руках остаются маленький мешочек терпко пахнущего чая и небольшой свёрток с домашним печеньем. Чтобы подавить горькую недоулыбку, приходится прикусить губу. Не так уж это и плохо на самом деле — напоследок получить такую оплату за столь внезапную подработку.

Вернувшись на кухню со своими трофеями, я обнаруживаю там задумчиво изучающего какую-то карту Саннина. Желания вступать с ним в контакт нет ни малейшего. А потому удостаиваю его лишь мимолётным взглядом и просто ставлю чайник. Печь почти остыла и надо бы... Стоп. Что?.. На мгновение замираю, озадаченная собственным отражением в металлической посудине. Но чего я собственно ещё ждала от Него?..

— Ты часто так просто открываешь дверь незнакомцам? — интересуется Орочимару-сама, поднимая глаза от бумаги.

— Хм?.. — оборачиваюсь на очередной излишне материальный взгляд, отрываясь от растопки печи, что успела основательно остыть.

— Вчера ты так спокойно открыла дверь двум отступникам… И даже позволила остаться на ночлег, прекрасно осознавая, с кем имеешь дело, — его змеиные глаза словно пытаются заглянуть мне в душу, но навряд ли там есть что-то, кроме спокойного безразличия.

— Мне нечего терять, — пожимаю плечами и подкидываю ещё пару поленьев. — Да и остановила бы вас закрытая дверь?

— Логично… Всё же ты могла бы стать ценным сотрудником в моих исследованиях, — нукенин задумчиво смотрит сквозь меня, скривив в улыбке один угол рта.

— Возможно, но… — я лишь развожу руками и тихо усмехаюсь. — Да, кстати, не подскажете, что вот это? — оттягивая ворот балахона, указываю на тонкий еле заметный витиеватый узор, красующийся на моей шее и идущий от уха до ключицы. — Вот только что заметила.

— Сасори, — хрипло хмыкает Саннин, — уже успел поставить ядовитую метку… Всё продумал.

— Я так понимаю, она активируется дистанционно? — провожу пальцами по узору, разглядывая собственное отражение в чайнике.

Орочимару-сама же только в очередной раз криво усмехается в ответ. Значит, моя догадка верна, и вариантов особо-то нет и не было? Разглядеть что-то нормально на металлической поверхности сложновато, и я бросаю эту затею. Вместо этого, опершись о край мойки поясницей, я разглядываю уже Саннина. Всё-таки впервые ко мне, что называется, «на огонёк» зашла такая легендарная личность. Орочимару-сама, заметив такое внимание, опять выдаёт кривую усмешку и возвращается к изучению карты. Ну что сказать, внешность у него и впрямь своеобразная: молочно-белая кожа, жёлтые змеиные глаза с идущей по верхнему веку и уходящей к переносице сиреневой подводкой-татуировкой. Чёрные прямые волосы, довольно длинные для мужчины, доходящие до лопаток. Обычно те мужские особи, что попадались мне на глаза, стригли волосы довольно коротко. Если вдаваться в тонкости черт лица и пропорций… И добавить к этому специфическую ауру мощи… Можно смело утверждать, что этот отступник вполне привлекателен. Однако не стоит забывать, что всё впечатление портят привычка специфично облизывать губы и не в меру длинный язык. Что, похоже, самому Саннину ничуть не мешает.

— Из тебя вышел бы неплохой шиноби, — не отрываясь от карты, хрипло не без иронии сообщает он.

— Орочимару-сама, ну какой из меня шиноби? — поглядывая на чайник, возвращаю ему усмешку с нотой горечи. — Я — Нежить. Местный безумный упокойно-гробовых дел мастер…

Нукенин, оценив сарказм, хрипло посмеивается, после чего вновь возвращается к своей карте. Чайник закипает в полной тишине. В той же тишине я завариваю себе заработанный чай и тихо удаляюсь в сторону гостиной. Похоже, внимания великого и ужасного я нынче не достойна. Вот и замечательно. Забираюсь с ногами в своё любимое кресло, пристраиваю рядом кружку чая и разворачиваю свёрток. Что ж, помянем некую Нежить-сан.

Криво ухмыльнувшись собственным мыслям, я позволяю себе предаться ностальгии по тем временам, когда мне тоже пекли печенье и не только его. Однако тот период был настолько короток, что ностальгия закончилась на горькой ноте времён нынешних.

Кстати, что не так здесь и сейчас?.. Хм... Однако, скрупулёзность просто убийственна. Моей коллекции книг нет, словно их и не бывало. Кукловод, не иначе, постарался. И кстати, тихо что-то, да и не видать его... Видимо, помимо книг идёт под зачистку и мой инструментарий. Немного горько и обидно, если честно. Но да смысл?.. Нет его. Вот и пусть. Я медленно потягиваюсь и, бросив взгляд на только начатое печенье и чай, решаю просто насладиться моментом. Времени всё равно осталось не так уж много.

 * * *

Закончив с чаем и вымыв за собой кружку, я таки ж не удерживаюсь и решаю отправиться на поиски своего «принца». Уж больно тихо в доме, печенье закончилось, а я не привыкла так долго сидеть без дела. Да и уточнить детали предыдущей дороги тоже стоит. Кстати о "принце". Почему-то при этом слове жутко тянет саркастично ухмыляться. Всё происходящее и связанное с этим сумасшедшим нукенином, кажется, пропитано своеобразным чёрным юмором. И понимаешь, что все его слова — лишь игра хищника с жертвой, но остановиться невозможно. Особенно эти Его замашки этакого парня лет пятнадцати или шестнадцати... Хотя, судя по комплекции и конечностям, то на то и выходит. При этом по заметкам из списка ему должно быть около тридцати... Но стоит ли искать логику там, где замешаны столь сумасшедшие личности? Тот же Орочимару-сама тоже на свой возраст не особо тянет. Если верить собственной интуиции, то не иначе каждый из них наложил на себя такого рода технику, что одним Богам Смерти ведомо, куда всё это заведёт.

Но... Начнём разбирать имеющиеся факты по порядку. И первым делом надо взглянуть как следует на художество, украшающее мою шею. А сделать это лучше всего... Действительно. Именно здесь — стягиваю с зеркала в гостиной простынь и рассматриваю печать в свете верной керосиновой лампы. Однако не настолько я хороша в этом. А потому моих знаний и логики хватает лишь на то, чтобы осознать — буду отравлена, как только Он того пожелает. У Орочимару-сама явно ничего вызнать не получится, он откровенно намекнул уже, что вмешиваться в игры спутника не намерен. Да и судя по звуку шагов, Саннин удалился из кухни на второй этаж ещё полчаса назад. Потому мне никто не мешал преспокойно мыть кружку.

Проблема номер два — что этот сумасшедший индивид нашёл во мне? С чего это фанатичное желание получить меня и это дикое и нелогичное "совершенная кукла"?.. Я чего-то о себе не знаю? Ставлю лампу на пол и делаю в кои-то веки то, что свойственно живым — верчусь перед зеркалом, разглядывая своё отражение. И?.. Слишком тощая — да. Слишком бледная, как покойник, — да. Практически полностью отсутствуют какие-либо округлости, свойственные девичьей фигуре. И только острые углы выпирающих сквозь кожу костей. По канонам красоты живых вот явно даже близко не лежало с совершенством. Бред. Разве что раздражающие кудри, что невозможно прочесать после "прогулки" в ветреную погоду. Но и их я не могу записать в собственные плюсы. Скорее уж минусы.

Сейчас всё, что я вижу в этом куске стекла... Буду откровенна — мелкого костлявого ёкая из подвида призраков или неплохо сохранившихся зомби. Тяжело вздыхаю. Живые не на пустом месте всё-таки меня Нежитью прозвали. Нет, конечно, не к месту вспоминается, что маньяки бывают разных мастей. В том числе есть и некрофилы... Ну и их я вполне могу понять — живые порой крайне отвратительны в своём поведении. Вот только... Судя по ощущениям, с Акасуна-но-Сасори нужно бы бояться совсем не этого. И человеческие тела у него вызывают интерес скорее, как у резчика по дереву перед бревном... Да и вообще он больше похож на опытного прозектора, способного потом превратить труп в нечто долговечное... Я с трудом подавляю тяжёлый вздох. Чёрт его знает, этого нукенина, что он во мне нашёл.

Встряхиваю головой и накидываю простынь обратно на зеркало, целенаправленно направляясь в покойницкую. Сомнений, что Кукловод именно там, у меня нет. Всё самое ценное, что имеется в этом доме, было именно там. И "было", наверное, ключевое слово. Дверь открывается с весьма неприятным скрипом. Если бы не нынешние обстоятельства, я бы уже решала эту проблему. Но какой в этом смысл сейчас?.. Сколько мне там осталось?.. Ещё часов шесть-восемь?.. Или того меньше… Сейчас, скорее всего, и узнаю.

Как ни странно, в покойницкой тихо, как тому и подобает. Но свет горит. Какое расточительство... Но да не важно уже. Обойдя все служебные помещения, кроме секционной, я убеждаюсь, что ни инструментария, ни препаратов на законных местах уже не лежит. Всё педантично вычищено под ноль с идеальной пустотой в остатке. Впрочем, если бы я собирала всё сама… Было бы так же.

Эта мысль отчего-то оставляет в сознании холодный след. А в самом деле — стала бы я сама собирать вот это? Взгляд вновь скользит по пустым полкам и ящикам. Наверное, если бы конечным итогом побега из деревни не была неминуемая смерть… Я, скорее всего, поступила бы именно так — собрала под чистую все свои пожитки. Но… имеет ли это хоть какой-то смысл в нынешнем положении?.. Скорее всего — нет.

В кои-то веки я позволяю себе поразмышлять на тему «а если бы». И так увлекаюсь, что из раздумий меня выводит только всполох алого перед глазами. Прямо как острый перец, обжигающий язык. В холодном свете ламп искусственного света это алое пылает словно пламя и кажется совсем уж диким. Настолько, что я даже замираю от неожиданности.

— В чём дело, Хитоми? — саркастично интересуется Он, не поворачивая головы.

— Цвет впечатляет....

Пожимаю плечами в ответ. Я уже и забыла, насколько сильно шокирует и бьёт по нервам звук собственного имени, рассыпаясь по телу электрическими искрами и туманя рассудок. Да ещё и таким тоном. Однако... Короткие... Не совсем, но короче, чем у Орочимару-сама явно, растрёпанные алые волосы... Всё ещё поражаясь сему зрелищу, продолжаю стоять в дверях и ждать дальнейших действий отступника.

— Хм, — меланхолично протягивает Акасуна-но-Сасори, поднимая со стола шляпу и водружая её себе на голову. — Я прибрал практически всё, надеюсь, тебя хватит, чтобы собрать остатки и не тратить наше время, когда нужно будет выходить? — каждое слово, кажется, источает яд.

— Это чтобы думали, что я сбежала сама? — чтобы оправиться от полученных за столь короткий срок впечатлений, возвращаюсь к привычному поведению и склоняю голову к плечу.

— Хм, — тихо усмехается Кукловод, пряча лицо краем соломенной шляпы.

— Конспирация… — тихо выдыхаю я, когда нукенин выходит из секционной.

— Не хочу портить впечатление о твоей рациональности, — хмыкает в ответ бархатистый голос.

— Даже так?

Остаётся только покачать головой. Он ведь прекрасно понял, что я не свой побег имела ввиду, а Его манеру прятать лицо шляпой. И что значит "впечатление"?.. Как-то нехорошо мне становится от предположения "почему"... Маньяки всё же — странный народ с необычайными заскоками. Может, знаю я о них и не так много, но специфика работы обязывает. И вот этот субъект, который стоит за дверью, стопроцентный маньяк. По всем пунктам. Хотя учитывая, где и как я живу... Логично, что однажды я должна была дождаться "своего" маньяка... Ага. И он сейчас стоит за дверью. В очередной раз криво усмехнувшись этому факту, я осматриваю секционную и не удерживаюсь от вполне резонного вопроса:

— И что здесь собирать-то?

За дверью опять раздаётся едкий "хмык". Осмотрев пустые ящички и шкафы, я, тяжело вздохнув, выключаю свет и выхожу в приёмную. Невысокая фигура отступника подпирает стену возле дверей секционной.

— Сколько у меня времени на сборы? — убирая в низкий хвост выбившуюся прядь, интересуюсь наконец-то я.

— Семь часов, — не поднимая головы, буквально мурлычет Кукловод.

— И сколько времени вы мне дадите? Просто чтобы знать, что брать с собой, — не удерживаюсь от кривой улыбки, смотри-ка какой тут расположился котяра, того гляди оттяпает чего по такому настрою. — Я так понимаю, маршрут лежит по безлюдной местности?

— Два-три дня. И тебя что-то не устраивает? — в бархатистом голосе явственно звучат нехорошие нотки.

— Хм, — я не удерживаюсь-таки от многозначительного "хмыка". — Да нет, всё вполне ожидаемо и логично. Что ж, пойду приготовлюсь к так называемой свободной жизни.

Мягко развернувшись, под тихий смех Кукловода покидаю покойницкую. Как-то не обнадёживает меня такой настрой у маньяка с подобной спецификой. Итак, времени на сборы не так уж много и не сказать, чтобы мало. Из того, что я поняла о своём «путешествии», мне необходимо приготовить себе запас пищи. Собственно… Больше что-то брать с собой смысла нет. Но дабы создать впечатление о добровольности побега… Всю кухонную утварь стоит прихватить с собою в свитке. Но это чуть позже… После последнего ужина в этих стенах… А для начала... Нужно забрать действительно кое-что очень ценное.

* * *

И это что-то ценное хранится не где-то, а на кладбище. Под витиеватой блокирующей печатью. Как её снять, мне перед смертью рассказал дед. Собственно, из-за этой печати пришлось очень конкретно обозначать место и размеры могилы для этого старого хрыча. Да и с расположением надгробия пришлось повозиться, когда Мураками соизволил удалиться. Зачем требовались такие заморочки — мне, как обычно, никто объяснить не потрудился.

Вот и сейчас было несколько странно находиться здесь, у трёх надгробий с фамилией Мизуки. Ничего, скоро я тоже отправлюсь к вам. Так что... Почтительно кланяюсь и приступаю к дезактивации печати. Просто очередное длительное упражнение по контролю чакры. В результате которого... Я получаю покрытый ещё более хитрой печатью свёрток. Если верны мои догадки, то тут не только тип чакры нужен определённый, но и моя кровь и... Всё это привязано к лунным циклам?.. И зачем?.. Что там такого, что столько предосторожности, дабы не попало в чужие руки?.. Да чтобы открыть это, понадобится минимум года два или три!

— Неужели мир шиноби так примитивен, что тайны какой-то семьи стоит так скрывать? — тяжело выдыхаю я, пряча свиток в одном из карманов драного балахона и отмечая, что на меня направлено два абсолютно недружелюбных взгляда.

Но у меня нет этих двух-трёх лет. Губы растягивает в кривой улыбке. Пусть смотрят. Мне есть чем их удивить. А вот теперь можно пойти и приготовить себе последний ужин да собрать скудные пожитки. Ещё раз поклонившись надгробиям трёх пустых могил, я преспокойно прохожу обратно в дом. Отступники, естественно, следуют за мной. Смысла прятать свёрток я не вижу вообще, а потому просто выкладываю его на столе в гостиной и без лишних угрызений совести иду заниматься ужином. Пусть сами разбираются. Но навряд ли разберутся.

Особо к обсуждению в соседнем помещении я не прислушиваюсь. Но "подарок" нукенины явно оценили по достоинству, судя по общему "радужному" тону. Моя теория о специфике снятия печатей лишь подтверждается. Орочимару-сама в очередной раз ядовито интересуется, зачем Кукловоду бесполезная кукла, и предлагает обмен на что-то более стоящее. Однако Акасуна-но-Сасори оказывается на редкость упёртым и наотрез отказывается уступать. Аргументируя свою твердолобость понятием «истинное искусство». Которое, видимо, для него абсолют.

А я всё пытаюсь понять — что же во мне может быть этим самым «искусством»? Уж явно не тощее телосложение… Хотя учитывая, как тщательно ощупывал вчера мои кости песчанник… Надо же... Уже в сознании появляется пресловутое "Он", если думать об этом нукенине. И всё же, что-то тут не вяжется. Даже, допустим, если моё тело и впрямь способно быть идеальным при нормальном питании… Ну не за пару же дней оно восстановится. Это я могу сказать стопроцентно. Тогда встаёт другой вопрос — Кукловод или крупно темнит по поводу моего будущего, либо извращенец…

Губы опять кривит от улыбки. Что-то я подозрительно часто улыбаюсь в последнее время. Однако если и придираться, то на роль извращенца из этих двух сумасшедших гениев больше подойдёт змеиный Саннин. Вообще… Если начинать их сравнивать… То Кукловод, при всём его маниакальном стремлении к пополнению коллекции, выглядит более выигрышно и человечно. По крайней мере, как я успела понять, то, что попадает в раздел его «искусства», для него достаточно значимо. И это весьма яркий контраст с Орочимару-сама, который явно не настолько ценит материал для своих исследований…

Ужинать и пить чай с остатками отложенного вчера печенья мне никто не мешал. Отступники изучали свиток. Точнее, печать, запирающую его. Впрочем, сейчас мне не особо и нужно чьё-то внимание. Вынув из найденной в покойницкой дедовой сумки прихваченные оттуда же свитки и набор для письма, я принимаюсь методично наводить уборку кухонного инвентаря, запечатывая его в один из свитков. Хватило и его одного. А вот любимый нож стоит аккуратно завернуть в тряпицу и просто положить в отдельный карман сумки. Авось пригодится… Преспокойно закончив свои дела, я беспрепятственно прохожу в свою комнату, дабы собрать ещё и свой скудный гардероб. Даже если он не пригодится в пути, то всё равно должен исчезнуть конспирации ради.

Однако на кровати меня ожидает сюрприз — аккуратная стопочка одежды. Уже знакомая майка, явно великоватые штаны и кушак. Если я правильно помню, шиноби обычно перемещаются не по дорогам, а по веткам деревьев… Растягиваю в стороны подол балахона. М-да, моя одёжка явно к такому способу передвижения не располагает… И всё же… Есть вот в этом... Окидываю взглядом стопочку чужой одежды. Что-то… странное и… тёплое. Тяжёлый вздох. Не к добру такие розовые сопли. Но это, в общем-то, ненадолго.

Собрав все свои вещи, я прикидываю, сколько времени осталось. Выходит ещё часа четыре… А значит, можно побаловать себя и помыться. Как раз печь ещё не успела остыть, и вода нагреется довольно быстро. Воплощать задуманное в реальность мне никто опять же не мешает. Нукенины продолжают изучать подкинутую мной головоломку.

Как следует отмывшись ото всех недавних треволнений, я переодеваюсь в чистое бельё и натягиваю услужливо предложенную мне одежду, которая естественно велика и жутко широка. Майку приходится заправить в штаны, а последние ещё и подкатать, чтобы не путаться в них, и как следует перемотать всё, благо, достаточно длинным кушаком. Наверное, это даже более-менее сносно выглядит. Собрав свои банные принадлежности в небольшой свёрток, отправляю его в сумку. Вроде должно было получиться много… Но сумка наполовину пуста, даже не взирая на свой небольшой размер.

Наведя порядок, соответствующий сборам, я устраиваюсь на кровати и наконец-таки спокойно занимаюсь собственными волосами, распутывая и расчёсывая влажные локоны. За этим занятием меня и застаёт "мой самопровозглашённый принц", войдя в комнату, словно свою, без стука. Ага, услужливо предложенная одежда?.. Судя по пристальному взгляду, не переоденься я в это, меня явно ждало бы наказание...

— Уже пора, господин Кукловод? — не отрываясь от своего занятия, интересуюсь я, чтобы разрядить обстановку.

— Ещё нет, но смотрю, ты уже со всем справилась, — ухмыляется песчанник и устраивается в кресле. — Вопросы есть?

— Да, — заканчивая с последней прядью, вздыхаю. — Я о шиноби знаю не так много… Но полагаю, раз вы выдали мне вот такое, — красноречивый жест на сползающую с одного плеча футболку и подкатанные штаны, — то двигаться придётся явно не по дороге… Так вот, а как шиноби передвигаются по деревьям и прочим вертикальным поверхностям? — наблюдая за Его реакцией, спокойно задаю беспокоящий меня вопрос, сплетая волосы в тугую косу.

— Кхм, — выдаёт неоднозначно нукенин и, похоже, задумывается.— Хм... Путём направления и поддержания определённого количества чакры в стопах, — сухо сообщает Он.

— Всего лишь? — сворачивая косу пучком на затылке, поднимаюсь и подхожу к двери. Итак, просто контроль чакры. Особо не напрягаясь. Поставить ногу на косяк и сделать пару шагов вверх. — Понятно, — дойдя до края косяка, разворачиваюсь и делаю ещё пару шагов вниз, чтобы вернуться на пол. — Значит, при передвижении просто нужно поддерживать необходимый минимум чакры в ногах, перераспределяя его по мере необходимости? — вернувшись к сумке, лежащей на кровати, закрепляю пучок шпильками. — И да, вот это, —провожу по светлой вязи печати, — какой дальностью обладает?

— Хм? — в очередной раз вполне материально ухмыляется нукенин. — Не имеет значения. Я могу активировать её, когда и где пожелаю, Хитоми.

— Вполне ожидаемо, — пожимаю плечами, после пары секунд невнятного счастья и электрических разрядов по всей грудной клетке. Вдох и выдох. Вроде отпустило. Закидываю расчёску и стянутые резинкой шпильки в небольшую сумку. — Я, в общем-то, готова.

— Ещё час-два, — меланхолично сообщает Кукловод, переводя взгляд на неплотно зашторенное окно, а затем вставая из кресла. — Так что можешь быть пока свободна.

Но смысл? Всё сделано и приготовлено. Мне просто нечем уже себя занять. Потому пожимаю в ответ плечами и, подхватив свою сумку, выхожу за Ним в гостиную. Где всё ещё изучает мой свёрток Орочимару-сама. Моё кресло у камина не занято, и я, пользуясь моментом, забираюсь в него с ногами и прикрываю глаза.

— Интересный же у тебя хранился свиток, — горько усмехаясь, буквально шипит Саннин, одаривая препарирующим взглядом.

— Сама в толк не возьму, что такого в нём может быть ценного, чтобы вот так заморачиваться с защитой, — не открывая глаз, отзываюсь я. — Меня в такие таинства не посвящали. Наверное, сначала надо было подрасти, да не успели… Если вам интересно, знаю ли я, как это открыть… То чисто гипотетически — да. Но это слишком долго. Год или два… Если не зевать… Но у меня ведь нет столько времени, не так ли?

Видимо, убийственный взгляд перешёл на песчанника. Но Акасуна-но-Сасори не соизволил что-то сказать и просто устроился в соседнем кресле, шелестя чем-то, видимо, картой. И повисла гробовая тишина. Нарушенная лишь раз: наверное, великий и ужасный отчаялся возиться с моим свёртком и перебросил его спутнику, который тут же его убрал куда-то... И опять наступила замогильная тишина.

Я даже, к своему удивлению, успела задремать. А проснулась оттого, что мимо моего кресла прошёл Он, чтобы затушить огонь в камине. Значит — пора. Внутри заворочалось невнятное тяжёлое ощущение, но я, не обращая на него внимания, подхватила сумку и закуталась в накидку с капюшоном.

Ну вот и всё. Теперь я целиком и полностью в руках идущего впереди нукенина в чёрном плаще с красными облаками, так старательно прячущего лицо шляпой. Шагнуть за порог и ворота оказалось куда проще, чем я себе представляла. И так бы и ушла не оглядываясь, если бы на периферии зрения возле дома не замаячили огоньки. Что-то явно пошло не так.

— Хитоми, — тихо и властно окликает меня Кукловод. — Ты решила передумать? — в Его голосе звучит явная жестокая усмешка.

— Нет, — в очередной раз всё тело прошивает разрядом, и волнение о том, что что-то пошло не по плану, рассеивается, словно туман. Какая теперь уже разница? Губы в который уже раз кривит от улыбки. Склоняю голову на бок и пробую на вкус язвительно-почтительное обращение, — господин. Просто любопытно, что могло понадобиться во владениях Нежити этим троим, — с усмешкой указываю на три огонька, приближающиеся к дому гробовщика.

— Хм, — протягивает Он, также обращая своё внимание на дом. — Орочимару.

— Занятно, — тихо шелестит Саннин, присоединяясь к наблюдению.

Однако троица возле дома явно торопится. Сейчас достаточно темно, чтобы что-то разглядеть, но три точки факелов методично кружат возле дома, под конец собравшись возле крыльца. После чего один из факелов летит к парадному входу… И вслед за ним кольцами вспыхивает пламя, жадно облизывая старые стены. Нежданные гости ещё что-то успевают прокричать в нарастающий гул пожара и поспешно скрываются с места преступления.

Старое здание знатно полыхает и, скорее всего, успеет выгореть дотла, прежде чем кто-то хватится. Странное ощущение. Не жаль. Совсем. Склеп горит. А мертвец покинул погост. Наверное, так себя чувствует прах, который рассеивают по ветру... Прикрываю глаза и вдыхаю полной грудью. Я больше не привязана к этому месту. Ничем.

— Хитоми, — меланхолично окликает меня Акасуна-но-Сасори.

— Что ж, вовремя, — равнодушно пожимаю плечами без тени сожалений. — Теперь будет меньше вопросов.

— Хех, — едко вставляет своё веское Саннин, продолжив путь.

А я плотнее запахиваюсь в свою накидку и, уже не оборачиваясь и ни на что не отвлекаясь, следую за нукенином, что позволил мне быть чем-то большим, нежели живой труп. Сумасшедший маньяк... И его жертва. Губы опять растягивает горькая улыбка. Надо прибавить шаг, а то ещё отстану ненароком...

Яркие отсветы пожара остались уже далеко позади, но во рту всё ещё чувствуется привкус гари. Странное ощущение: горечь и облегчение с могильным холодком. Интересно, а когда умираешь, вокруг такой же тягучий мрак, как сейчас вокруг меня?.. Новолуние. Именно сегодня. И даже звёзд не видно за чёрными облаками, затянувшими всё небо.

Новолуние... Сегодня старая Луна умерла, а завтра родится новая... Губы кривит в который уже раз, а взгляд задерживается на спине двигающегося впереди нукенина. Он обещал мне пару дней... Значит ли это, что завтра я тоже обрету новую... Губы растягиваются ещё шире... Жизнь?..

Взгляд скользит по кромке соломенной шляпы, которой Акасуна-но-Сасори так навязчивой прячет лицо. Меня мучает нехорошее предчувствие по поводу этого самого лица... Но... Этот сумасшедший отступник Песка лишь пудрит мне мозги. Я это понимаю. Тихий вздох. Но понимать и не поддаваться — вещи разные. И от этого горько и не по себе. Должна признать, что желаемого Он уже явно добился: я действительно очарована Его харизмой и сладким до тошноты голосом... Который постоянно произносит... Моё... Имя. И это проблема.

С этими накрывающими с головой сумасбродными ощущениями я ничего поделать не могу. Наверное, так чувствуют себя наркоманы. И мой наркотик — это ядовитая нежность в звуке моего забытого всеми имени. Как же нелогично... Я не уверена, как я умру... Но свидание с Шинигами мне точно предстоит. И всё, что мне сейчас остаётся, — с каждым шагом всё глубже погружаться в эту непроницаемо чёрную неизвестность.

Я так ждала визита шиноби... А в итоге... Ощущаю лишь раздражение: сколько уже я выполняю это чёртово упражнение по контролю чакры?.. Вроде легко, но требует постоянного внимания. Камни... Отвесные скалы... Кажется, Соншитсу уже далеко позади. Неприятно осознавать, но — устала. Тело гудит от непривычной нагрузки, голова кружится от обилия новых ощущений, а нос так вообще невыносимо зудит и уже побаливает. В таких условиях следить за распределением чакры становится всё труднее.

Преодолевая очередной осклизлый от высокогорного тумана валун, цепляю ногой торчащее из-под него растение... И воздух тот час же наполняется едкой пыльцой, раздирающей мой измученный нос и уже раздражённое горло. Не в силах что-либо с собой сейчас сделать, захожусь в надрывном кашле... Что стоит мне потери концентрации. Нога оскальзывается. И я попросту срываюсь вниз...

Время словно замирает. Сознание успевает кольнуть удивлением, а я подумать, что это конец... Но — нет. Тело само собой резко выгибается, словно его потянули за невидимые нити... Напрягаю зрение. Как же... И вовсе не "словно". Вот они — тончайшие нити чакры, прикреплённые ко мне. И за них меня одним движением вытягивает обратно Он. На тот самый валун, с которого я умудрилась упасть. Резко, почти носом упираясь в чёрный плащ, оказываюсь наверху. Поднимаю глаза. Акасуна-но-Сасори. Как всегда с натянутой на лицо шляпой. Молчаливо хмыкает. Более чем уверена, что на его физиономии сейчас играет язвительная ухмылка. Он скучающе дожидается, пока я прокашляюсь вновь... И мягко тянет нити, заставляя продолжить движение. Вот только теперь я отчётливо чувствую, как меня то и дело контролируют, дёргая за эти тонкие голубоватые нити. Не полностью контролируют. Скорее... В виде поддержки. И этот факт в очередной раз вздымает глубоко внутри ещё одну порцию сопливо-розовой слизи. Как же не к месту. Даже гложет отчётливое желание прикрыть лицо ладонью. Этот нукенин... Он ведь просто пудрит мне мозги своими напускными заботой и нежностью. Это — игра. Всего лишь. Но... Не важно... Моё тело слишком ослабло, чтобы размышлять о чём-либо, не концентрируясь на контроле чакры.

Видимо, темп движения был всё же снижен, раз мне стало легче поспевать за этими... Двумя. Взгляд в очередной раз упирается в одинаковые плащи. Немного проще... Однако нос по-прежнему болит и зудит. И теперь среди этих излишне (или же нет?) могучих деревьев в особенности. Безумно устала. Наверное, даже пара суток беспрерывной работы меня выматывали меньше. Потому, когда я слышу, что делаем остановку, испытываю неимоверное облегчение.

— Хитоми? — тихо окликает меня Кукловод, в очередной раз звякнув колокольчиком на шляпе прямо за моей спиной.

Опять... Ну что за безумие?.. Это ведь глупо так внутренне трепетать всего лишь от одного единственного слова. И не важно, что произнесено оно таким завораживающим тоном и бархатистым голосом, от которых по коже проходит морозец с порядочным электрическим разрядом. Он просто играющий со своей жертвой маньяк. Ничего особенного и нового. Надо успокоиться. Его истинная натура — тонкий расчёт и хладнокровие. Об этом явно говорят Его сверхсложные яды. Так что всё это лишь пыль в глаза. Даже обидно от собственной глупости. Но и отозваться вроде как надо... Поэтому всё же оборачиваюсь и язвительно произношу уточняющее:

— Господин?

Акасуна-но-Сасори прищёлкивает языком в ответ на колкость... А дальше... Как обычно — ничего интересного. Да и адреналин уже закончился... Слишком устала. Я даже не особо слежу за тем, что отвечаю нукенинам по поводу окружающей нас среды. Надеюсь, это не так уж резко звучит, и язык мне не вырвут... Главное — сесть уже наконец-то и отдохнуть... Но за спиной опять звучит, одаривая россыпью искр, моё имя... Причём крайне зловеще. Хотя чего ещё ждать, находясь в такой компании?..

Ядовтый словесный укол. А вот следующее действие начисто вышибает назойливо подкатывающее желание отключиться — нити чакры резко натягиваются и одним махом меня перетягивают на другую ветку, усаживая и прижимая к... Краткий ступор. К чему?.. Что это за странная выпирающая в районе сердца круглая штука?.. Да и вместо живота, такое чувство, словно большая катушка толстенного металлического троса. Не похоже на доспех... Впрочем, вообще не похоже, что этот нукенин живой человек...

Пока я пытаюсь собраться с мыслями, сбоку раздаётся ядовитый смешок Саннина. Мне в макушку не менее ядовито хмыкается в ответ, запуская вниз по позвоночнику искрящий разряд. Лёгкий шорох, и бедро обжигает от прикосновения лежащей на нём холодной мужской кисти. Теперь разряд стремительно рванул вверх, добравшись до мозга, начисто вышибая всякую способность соображать и спокойствие. Нукенины затихли. Рука и не подумала шевельнуться. Ни следа дыхания на коже... И только оглушающий пульс крови в ушах да режущие слух звуки ночного леса...

 * * *

Признаться честно, совершенно не помню, как вообще отключилась. Вроде как даже закрыла глаза и попыталась расслабиться. А после всё залито чернильной темнотой. Видимо, усталость всё же дала о себе знать. Не суть важно уже. Главное, что сработал внутренний будильник. Я всегда вставала перед рассветом. Чтобы всё подготовить к работе. Особенно часто в это время я занималась последними приготовлениями для тех, кто в сей день ожидал погребения. Потому как в остальное время мой график был забит криминальными клиентами...

Губы уже привычно кривит. Ключевое слово — "был". Холодная кисть на моём бедре всё так же лежит. Абсолютно откровенно намекая, что пора забыть о "Нежити", ведь теперь я — Его кукла... Хитоми. Паршиво. Собственное имя звучит даже в собственном сознании этим ядовито-бархатистым голосом. И от этого все прочие мысли начинают плавиться, словно их обдали концентрированной кислотой. Хи... То... Ми... До тошноты сладко. До безумия тепло. И... Это слишком приятно. Иметь право на имя... Хитоми.

Затылка касается изучающий взгляд. А холодные пальцы легко смещаются буквально на пару миллиметров. Итак... Он уже вкурсе, что я не сплю. Делаю глубокий вдох и открываю глаза. Всё ещё темно, но уже ощущается, что вот-вот рассветёт. Однако, как же затекла шея от вот такого сидения всю ночь... Не сдерживаюсь и растираю её.

— Утра, — едко выдыхаю я, чтобы отделаться от невнятного ощущения, что вызывает Его практически материальный взгляд.

Ответа не следует. Хотя я почти чувствую спиной Его ухмылку. Верно, размышляет о том, как ещё можно с психологической тонкостью сломать мою психику. По крайней мере, продуманность и многокомпонентность ядов Акасуна-но-Сасори явно говорит о том, что Он привык разбирать интересующие Его вопросы "по косточкам". От такого сравнения аж начинают свербить собственные рёбра. Которые этот отступник уже (возможно не единожды, за то время, что я была без сознания, говорить не берусь, но скорее всего прецедент был) перебирал. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Ну и чёрт с Ним. Всё равно я с этой "игрой" не смогу ничего сделать. Так есть ли смысл дёргается? Нет. Зато есть смысл размять кости и потянуться. Всё слишком затекло, а ведь скоро вновь нужно будет продолжить путь. Немного отстраняюсь, чтобы хватило места для задуманного манёвра. Отчего кисть, всё ещё покоящаяся на моём бедре, смещается вверх. За спиной ноль реакции, не считая ощутимо задумчивого взгляда. Вот и хорошо. Чуть наклоняюсь вперёд и позволяю себе медленно, с чувством потянуться, сцепив пальцы в замок. Ох, кажется, даже что-то щёлкнуло в позвонках... Явно недостаток нормального питания. Ну да и ладно. Недолго осталось уже.

Однако рёбра всё ещё свербят. Да и кисть, что так фривольно была положена на меня, тоже никуда не делась. Губы опять кривит улыбка. Как же это дико. Безумно. Но приятно... Я схожу с ума. Однако факт остаётся фактом. Мне приятны Его прикосновения. Это странно... Но все они... Такие... Я реально брежу... Но, на мой взгляд, все поползновения Этого типа пропитаны своеобразной... Нежностью. Наверное, я всё-таки тронулась умом, если в моём рассудке рождаются такие умозаключения.

И на столь позитивной ноте мои самокопания прерываются урчанием живота. Да, точно. Я слишком долго использовала чакру, физическая нагрузка тоже была больше обычного... А вот поела я так себе. Надо это исправлять. Пока за спиной всё ещё тихо, проворачиваю ремень своей сумки, подтягивая её к себе. Вот, немного еды у меня с собою есть. Интересно, а дальше как?.. Наверное, это риторический вопрос. Да и чёрт с ним. Я слишком голодна. Да и хоть перед смертью поесть вдоволь...

— Утра, Хитоми, — с непонятной интонацией всё-таки тихо мурлычет песчанник у меня за спиной в самый неподходящий момент, решив отозваться на моё приветствие.

Ну разве можно так?.. Я от неожиданности чуть не подавилась последним куском картофеля. Долго же выжидал, пока я расслаблюсь. Дождавшись, пока я прочищу горло, нукенин таки ж соизволяет поднять руку с моего бедра... И опять же ловит мою выбившуюся прядь волос. Что ж им неймётся так к этим кудрям лезть?.. Что в них находят вот Эти?.. Двинутые, не иначе, личности. Хотя потянись к моим волосам Орочимару-сама, я бы точно не удержалась и шарахнулась в сторону... Навернувшись при этом с ветки... А падать-то... Взгляд вниз. Ой как высоко.

Пару раз расправив и растянув мою прядь, Его пальцы в очередной раз... Да-да, опять натягивают шляпу на лицо, звякая при этом колокольчиком. Ох, чувствую, ждёт меня под этой шляпой не менее шокирующий сюрприз. Не зря же Кукловод такую интригу создаёт... Ну и... Ага, пока есть возможность, встать, поправить капюшон, размять как следует руки и ноги. И желательно не свалиться при этом действе с ветки. Хотя песчанник сидит вполне себе смирно и не мешает. Разве что с едва слышным хмыком на мгновение стали отчётливо видны идущие от Его пальцев ко мне нити чакры. Замечательно. Я оценила намёк.

Точно! Мне же обещалась относительная свобода действий. Ясное дело, что в пределах интересов Акасуна-но-Сасори. Но... Раз уж пока не выдвигаемся, может хоть оценить рассвет, тем более что ещё и в лесу?.. Прежде мне было как-то не до таких глупостей. Не хватало времени. Ну вот, опять губы сами самой растягиваются... Забавно. Время на вот такие бессмысленные мелочи появилось лишь тогда, когда не остаётся времени жить. Видимо, это горькая составляющая жизни.

Надо же, как странно и одновременно интересно наблюдать за тем, как мрак ночи сменяется утренним светом... Уши, правда, немного режет от поднимающейся какафонии звуков пробуждающегося леса. Как же шумно... Но... Это ведь и есть жизнь?.. Настоящая?.. Прикрываю глаза, позволяя себе окунуться в звуки и запахи без остатка. Мне не надо никуда спешить. Я просто могу себе сейчас это позволить.

— Ты впервые в лесу? — тихо скучающе осведомляется Кукловод.

— Да, Господин, — не поворачивая головы и не открывая глаз, также тихо отзываюсь я, продолжая своё занятие. — У меня не было времени на подобные глупости, когда были живы мои родители… А когда их не стало, я была слишком занята работой, которая позволяла мне не умереть от голода… Заказчики — дом — покойницкая… Вот и весь мой круг общения… Ну, ещё редкие поползновения к местному столяру, чтоб уточнить сроки изготовления гробов… Но это было редко… Я вообще почти никогда не бывала на улице днём…

  * * *

К тому времени, как нукенины собрались продолжить свой путь, я успела вдоволь насладиться лесом и даже немного заскучать. Сегодня передвижение даётся куда как легче: тело запомнило процесс и не требует такой концентрации внимания. Оба отступника молчат. Видимо размышляя о чём-то своём. Я тоже позволяю себе поразмышлять о том, что оба моих спутника живыми можно назвать разве что с натяжкой. В особенности моего господина Кукловода. Вот уж жизни ни на грамм... Начиная от странностей телосложения и возраста, вечно ледяных кистей, которые меня, если честно, смущают. Но чем именно — я разобрать не могу. Да и отсутствие дыхания тоже не добавляет ему жизни. Саннин в этом плане "поживее" будет. Но и с ним всё не так просто. Словно имеешь дело с чем-то разлагающимся... Хоть и ещё живым. Крайне занятые наблюдения, на мой взгляд. И к ним впридачу плетусь я... Бывшая Нежить. Которой предстоит стать трупом натуральным да ещё и кукольным... Вот же замечательная компания...

И навстречу этой компании движется сейчас приличный такой отряд шиноби. Облава, не иначе... Но не на Них же? Поднимаю глаза на обменивающихся взглядами нукенинов. Судя по чакре и тому, что её не скрывают, "ловцы" не особо сильны. Уж точно не против вот Этих. Однако, судя по тому, что мы сворачиваем, эта встреча в планы не входит... Вот только сколько ж безумцев в этом лесу?.. И зачем они так отчаянно ищут смерти?..

Нукенины спускаются на землю и явно прикидывают размах грядущей резни... Иначе предстоящее действо назвать у меня язык не поворачивается. Как удачно я попала в переплёт. Концентрируюсь на ощущениях. Шиноби очень много... Я-то что тут могу?.. Да ещё и сейчас? Боевых техник я не знаю и ведать не ведаю. А в ближнем бою... Если рассуждать логически... Да чёрта с два я по движущейся и обученной цели попаду с моей замедленной скоростью реакции и движений. Одна надежда на разумность "моего принца". Перевожу взгляд на невысокую фигуру в чёрном плаще. Набивался же явно. Так что же будет теперь?..

— Хитоми, — меланхолично отзывается, словно услышав мои мысли, Акасуна-но-Сасори, картинно вытряхивая из рукава свиток, — учитывая твоё состояние, просто постой спокойно и не отвлекай.

Сдерживаю вздох. Любит же Он пыль в глаза пускать... Но не откажешь в том, что это выглядит эффектно. Однако... Рада слышать. Теперь надо решить, где и как лучше всего постоять, чтоб не отвлекать да ещё и не прохватить...

— Хо, Сасори, ты решил разобраться со всем сам? — на моё плечо тяжело опускается узкая белая кисть Саннина. — Я пригляжу, чтобы твою куклу не сломали, — растягивая губы в ядовитой улыбке, шелестит Орочимару-сама.

— Тц, — прищёлкнув языком, мой господин бросает на спутника явно злобный взгляд и рывком распечатывает свиток.

Хлопок. Кукловода окутывает облаком белёсого дыма, который рассеивается всего за пару мгновений, позволяя наблюдать уже сутулую спину шиноби с эксцентричной причёской. Я успеваю подумать, что разделяю Его скепсис по поводу Саннина, прежде чем в ухо тихо, но отчётливо и безумно ядовито шипят:

— Это Хируко, он был шиноби Песка.

Не ощутить густое злорадство, исходящее от Орочимару-сама, просто невозможно. Вполне очевидный намёк — "Смотри, ты станешь такой же!" Ей Богу, как дети малые... Ведут себя, как живые. Ах, да... Точно. Так оно и есть. Отчасти. А будущие покойники тем временем берут нас со всех сторон в окружение. Характерный звук раздаётся со спины. Поворачиваю голову. Ох ты ж, сколько металла за раз... Впервые вижу это до того, как оно вынимается из трупов... И даже успеваю заворожённо замереть. Но тут же раздаётся шквал не менее характерных "дзынь", и нечто, напоминающее хвост, с ещё более характерным механическим стуком, просвистев прямо перед лицом, продолжает свой путь, со звоном отбивая град метательного оружия.

— Орочимару, ты не очень-то стараешься, — по-прежнему меланхолично басит человеческая марионетка.

И всё это сопровождается серией щелчков и тихим свистом явно вылетающего из тайников куклы оружия. Ну вот. Теперь я, пожалуй, видела и это... Можно и помирать спокойно. Знаю я уже точно многовато...

— Должна же твоя новая кукла прочувствовать всю "прелесть" твоего искусства, — если бы этот тон был материален, то явно был концентрированной кислотой.

Нашли время... Всё же маньяки — совершенно двинутые личности. Однако к моему облегчению, Акасуна-но-Сасори на провокацию не ведётся и лишь обдаёт нас поразительной кровожадности Ки. Продолжают щёлкать тайники и сдвигающиеся запчасти марионетки, поливая противников таким градом сенбонов, что отпадают вопросы о том, как песчанники умудрялись наделать столько дырок в трупах... Ко всему плюсом, то и дело мимо со свистом проскакивает "хвост", отбивающий вражеские атаки.

О, Шинигами, как же это, оказывается, шумно... Особенно, когда к битве подключаются техники и взрывные печати. Для моих чувствительных ушей и глаз такое действо оказывается сущим адом. И зудящий нос был ещё лёгким испытанием. А сейчас глаза слезятся и болят от слишком ярких вспышек. Просто невыносимо. В какой-то момент я не выдерживаю и просто зажмуриваю их. Уши тоже уже порядком заложило от рёва и какафонии звенящего металла. Нехорошо. Очень нехорошо. От такого уровня шума даже начинает побаливать голова. К такому меня жизнь явно не готовила...

Резь в глазах невыносимая, они слезятся при любой попытке открыть их. Уши тоже заложены после активации в непосредственной близости серии взрывных печатей. Но, видимо, даже для моих спутников ситуация выходит из-под контроля, раз меня легко подталкивают в сторону марионетки. Итак — Орочимару-сама тоже вступил в бой. Всё это хорошо и замечательно. Если бы не одно Но. Я сейчас совершенно беспомощна и дезориентирована. И самое важное — как бы мне самой не угодить под горячую руку Кукловода. Делаю пару шагов и спешно пригибаюсь. Видимо, очень вовремя — кожу обдаёт потоком воздуха от явно просвистевшего мимо хвоста. А следом меня тут же резко дёргают в сторону и заставляют моё тело уклоняться.

В самом деле фантастические концентрация, внимание и скорость реакции. Но это, верно, и не удивительно — Он же ранг S как-никак. Глаза всё ещё слезятся, но их уже можно открыть и видеть хоть что-то. Хотя вопрос спорный. Столько стихийных техник за раз я, наверное, за всю жизнь бы не увидела. И всё это летит в меня, как самое слабое звено. Песчанник, конечно, изворотлив, но... От последней атаки он уклониться не успевает... Две земляные стены с оглушающим грохотом сталкиваются друг с другом. И моя правая рука в этот миг остаётся между них. Оглушительная боль прокатывается от пальцев к мозгу.

Успеваю осознать, что сейчас Кукловод потянет нити и я вообще останусь без руки. Нельзя. Я могу восстановить даже разможженную конечность, но не оторванную. Ответ и реакция приходят за долю секунды. Как хорошо, что для этой техники мне не нужно складывать печати, а просто собрать побольше чакры и ударить. Успеваю как раз к моменту, когда нити резко натягиваются, и меня откидывает прямо под бок человеческой марионетки. Опираюсь об этот бок и мысленно бдагодарю: "Спасибо за поддержку, Хируко-сан".

Рука расквашена в хлам, и обычная регенирация наврядли поможет тут. Учитывая порванные сухожилия и торчащие из месива мышц и кожи кости... Попотеть над сбором этой каши придётся порядочно. Но для начала нужно остановить кровотечение, иначе я отключусь раньше, чем успею что-либо сделать. Так. Складывать печати одной рукой неудобно, но что поделать. А теперь нужно сконцентрировать большую часть чакры на травмированном участке. Боль и потеря крови не дают это сделать как положено — я теряю сознание. Ну нет! Высвобождаю свою Ки и на этом адреналине запускаю чакру в оборот. Вот. Другое дело.

Перед глазами всё ещё плавает кровавое марево, а в ушах пульсирует кровь. Однако, помимо этого, стало подозрительно тихо. Видимо, бой уже прекратился. Кости я вроде как собрала правильно, мышцы тоже — кое-как, но шевелить конечностью можно. Сколько я уже вот так стою?.. Тело обдаёт морозцем. Змеиный Саннин... Он ведь видит то, что я делаю сейчас?.. Как хорошо, что рука с печатью цела...

— Сасори, зачем она тебе? — зло шипят над самым ухом. — Ты посмотри на её потенциал, как ирьёнина. Она бесполезна для твоей коллекции. Что ты хочешь в обмен на девчонку?

Звуки словно идут через вату. Но смысл сказанных слов вполне ясен. Видит. Ещё как видит. Опасно. Очень. Особенно сейчас. Перенаправляю остатки неиспользуемой чакры к печати дезинтеграции. Вот уж увольте. Но к вам, Орочимару-сама, я явно не хочу. Мне строго-настрого запрещено попадать к вам. Вот только сейчас уповать остаётся исключительно на Кукловода: чакры для нормальной активации мне явно не хватит.

— Ты ещё не понял? — ядовито усмехается Акасуна-но-Сасори, характерно щёлкая марионеткой. — Она моё искусство. И это первое. Она достаточно о тебе знает и твоей не будет. Это второе. Хочешь получить свои образцы: не трогай мою куклу.

— Два с-сапога — пара, — раздражённо шипит Саннин, когда печать на моей руке начинает вновь темнеть.

— Остальное оставляю на вас, Господин, — с кривой ухмылкой выдыхаю я, заканчивая столь выматывающее лечение руки.

Ответ я уже не успеваю услышать. Шок и усталость наваливаются в двойном размере, попросто выключая моё сознание. Но всё равно я уверена, что этот жадный безумец не позволит заполучить моё безвольное тело Саннину... Ну здравствуй вновь, чернильная темнота.

 * * *

Боль... Тупая и ноющая. И больше ничего посреди чернильной темноты. А, ну да... Я же не каждый день собираю собственные конечности из мешанины мышц и костей. Других — частенько. Себя вот так впервые. То ещё удовольствие... Но жить можно. Кстати о последнем... А я вообще жива?.. Пытаюсь пошевелиться, но ничего не выходит. Всё тело будто ватное. Но вроде как моё... И, кажется, я ещё не дошла до кондиции куклы...

Прислушиваюсь к ощущениям. Боль вполне себе реальна, и её можно определить, как боль в недавно собранной руке. Ну, не удивительно в общем-то. Кстати, а насколько недавно?.. Сколько я уже без сознания?.. В ушах всё ещё выстукивает барабанный ритм пульсация крови. Больше звуков нет. Я потратила слишком много чакры и потеряла слишком много крови. С моим-то обессилевшем от голода и недосыпа телом... Да уж. Удивляться нечему.

Новое ощущение — всё словно качается... Хм... Это скорее из-за того, что меня куда-то несут. А ещё жарко... Такое чувство, что всё внутри ссохлось. Точно — я хочу пить. Но тело упрямо не слушается. Про то, что я не чувствую пока лицо, вообще речи нет. Но уже хоть что-то.

А нет, чувствую! Только что его осыпало чем-то горячим и колючим. Тряска прекратилась. А тут немного прохладнее... И кожу не так печёт... А?.. То ощущение и вот это... Солнце и... Песок?.. Это уже страна Ветра?.. Ну почему так тяжело открыть глаза?.. О! Появились запахи. Пахнет Кукловодом. И... Действительно, я могу ощущать Его холодные руки и ту штуку на груди. И даже смутный гул голосов... Правда, слова пока совсем не различить.

Так... Стоп. А это что?.. Плавный рывок вверх... И руки, что сейчас держат меня, явно Акасуна-но-Сасори не принадлежат. Они намного больше и тёплые... Да и грудь, к которой меня прижимают, явно принадлежит крупному мужчине... И это точно не Орочимару. Ощущения совсем другие. Это явно живой субъект с довольно низким голосом... Что происходит?.. Сосредотачиваюсь на ощущениях.

— ...я же не Орочимару, — звучит совсем рядом, хоть и приглушённо, полный сарказма бархатистый голос, но хоть слова наконец-то можно разобрать.

— Как долго ты собрался с ней "в куколки" играть? — утробно рычит прямо надо мной зловещий хрипловатый бас.

И это голос держащего меня на руках мужчины. Очень впечатляет... Сколько же в этом тоне холодной ярости... И почему, собственно, я у этого типа на руках?.. Судя по расслабленному тону и энергии Кукловода, Он сам меня передал... Но зачем?.. Веки всё ещё тяжёлые, и открыть глаза неимоверно тяжело. Тело тоже пока ещё словно и не моё и реагирует слабо и заторможенно. Но просто так овощем быть в чужих руках меня не устраивает... Вырываться будет глупо... Судя по ощущениям, эти ручищи легко переломают меня, если понадобится. А значит, нужно сконцентрировать все силы на возможности открыть глаза.

— Не твоё дело, Кен... — звучит тем временем раздражёный голос песчанника у самого моего уха. Правда, тут же и оседает, когда мне удаётся открыть-таки глаза. — ...шин...

И первое, что этим глазам предстаёт — это рот, полный характерно остро заточенных зубов. Загорелое суровое лицо и покрытая вязью печатей повязка, скрывающая глаза. Однако этот рот тут же и закрывается, а нижняя челюсть нервно сдвигается и возвращается на место. Вот теперь замолкают оба.

И этот долговязый нукенин с перечёркнутым протектором без опознавательного знака деревни. И довольно красноречиво протянувший ко мне руки Господин... Достающий держащему меня едва ли до плеча... О, так меня всё же собираются забрать?.. Однако вопреки ожиданиям, меня не торопятся отдавать и плотнее прижимают к груди. Как-то всё слишком неожиданно. Опускаю взгляд на держащие меня руки: они жилистые и мускулистые, а ещё сплошь покрыты шрамами... А ещё я кажусь совсем крохотной и хрупкой в этих странных объятиях...

— Где ты её взял, да ещё и в таком ужасном состоянии? — всё же нарушает повисшее молчание, громко и горько вздыхая, странный мужчина, легко качнув моё маленькое костлявое тельце.

Нет, Кукловоду меня так и не отдают. Вместо этого эти ручищи аккуратно усаживают меня на тёплый камень, и незнакомый нукенин отходит на пару шагов. Вот теперь можно и осмотреться...

— Информация не бесплатна, — ядовито и в то же время с привычной меланхолией в голосе отзывается мой Господин, не двигаясь с места и, похоже, с интересом наблюдая за мной и тем, кого Он назвал, кажется, Кеншин...

— Ты её когда в последний раз кормил? Она ж... Не как ты, — щека долговязого нукенина дёрнулась, пока он рылся в своей сумке, выуживая оттуда что-то.

А вот следующую фразу, сказанную Кукловоду в самое ухо и с явным нажимом, мне расслышать не удаётся. Нукенин с повязкой на глазах передаёт песчаннику то, что достал из сумки и, махнув рукой, неспеша направляется прочь. Правда, спустя несколько шагов он всё же оборачивается и бросает на меня весьма красноречивый взгляд из-под приподнятой повязки... Видно было один только глаз... Но этого вполне хватает, чтоб рефлекторно вздрогнуть и промёрзнуть до самых костей.

Не понять намёк было бы глупо. Тем более такой явный. Эти глаза просто невозможно спутать с чем-либо... Безумие. Значит, Акасуна-но-Сасори не настолько несведущ, насколько показывает. Да и причина, по которой меня позволили "подержать" вон тому долговязому типу, тоже ясна. Этот безумный маньяк умело дёргает за нити. Всего лишь. Однако... Я всё же не ожидала такого поворота событий...

— Как рука, Хитоми? — меланхолично интересуется Кукловод, положив мне на колени еду и усаживаясь на корточки напротив.

— Кажется, почти в норме, — немного севшим голосом отзываюсь я, вырванная Его вопросом из раздумий, пробуя двигать покалеченной ранее рукой, — но слушается ещё плохо.

— Кеншин из довольно известного клана страны Ветра, — насмешливо мурлычет Акасуна-но-Сасори, как обычно натянув шляпу на лицо. — У тебя полчаса, чтобы отдохнуть.

Вот как... Значит, я не ошиблась. Но всё равно это слишком будоражащая встреча. Кажется, песчанник больше не собирается ничего мне пояснять. На мгновение прикрываю глаза и тяжело выдыхаю. Логично. Он сделал ход. И теперь ждёт реакции. Да и такое ещё переварить надо. Перевожу взгляд на Него. Убедившись в том, что нукенин, от которого зависит моя жизнь, не намерен ничего предпринимать, я решаю всё же заняться тем, что лежит у меня на коленях. И, если честно, вызывает голодные спазмы в моём желудке. Спасибо вам, Кеншин-сан. Сумка по прежнему болтается у меня на боку. Замечательно. Достаю оттуда свой любимый нож и отрезаю маленький ломтик мяса.

— Господин Кукловод, а сколько мне осталось? — прежде чем отправить кусочек в рот, я оценивающе окидываю свою новую провизию взглядом, уточняя, на какое время мне нужно это растянуть.

— Ещё часов десять, — бесцветно отзывается Акасуна-но-Сасори, не меняя позы.

Десять часов... Этого на неделю хватит. Не то что на каких-то десять часов! От такого открытия я даже киваю своим подсчётам. Действительно. А это значит, что есть можно вдоволь. И не просто есть, а за отведённое время ещё и посмаковать... Кладу кусочек в рот. Немного жестковато, но это мясо! Целый кусочек! И я могу себе позволить не один такой! Надо как следует запомнить этот вкус. Однако больше трёх в меня уже не лезет... Заворачиваю в чистую тряпицу и убираю в сумку, оставив себе лишь пару странных сушёных фруктов. Мелкие и безумно сладкие. А ещё немного вяжут во рту... Точно, я же пить хотела... Да со всей этой свистопляской начисто забыла. Делаю несколько глотков из фляжки. Маловато будет. Кажется, я слышала журчание. Надо пополнить запас.

Но я слишком разбежалась... Только чтобы подняться, приходится приложить массу усилий. Шаг тоже даётся не так просто. Меня жутко шатает. Но я упрямо иду на источник звука — небольшой родничок среди камней. Прежде чем набрать её во фляжку, чисто машинально принюхиваюсь и пробую на вкус. Да, вполне пригодна. Набираю во фляжку и убираю в сумку и её.

А вот теперь можно и осмотреться. Действительно, вокруг песчаные барханы, насколько хватает глаз. И только лишь этот небольшой каменный островок с редкой растительностью. Видимо, из-за родника... Набрав полную грудную клетку горячего воздуха пустыни, я выдыхаю и возвращаюсь на нагретый солнцем камень, куда меня посадили до этого.

Полный желудок и слабость после травмы наваливаются навязчивой сонливостью. И я даже не замечаю, когда успела задремать... Но в себя прихожу от того, что меня легко подхватывают на руки и тут же переходят на весьма быстрый бег. От неожиданности я рефлекторно цепляюсь за оказывающиеся у меня под пальцами плечи... И так и замираю. Под этим насмешливым взглядом. Но голову поднимать нет ни малейшего желания. Хватит с меня на сегодня. Особенно учитывая, что под моими пальцами ощущается что-то похожее на шарниры.

И мне даже не надо особо размышлять, чтобы сложить все детали: отсутствие дыхания, странное ощущение живости, ледяные странные пальцы, та штука на подозрительной твёрдости груди, витки стального троса (судя по тем же ощущениям) в провале на месте живота и вот эти шарниры... Не человек. Акасуна-но-Сасори — не живой человек. Он — живая человеческая марионетка... По крайней мере это самое логичное объяснение всем этим странностям. Но и это вполне себе тоже понятно: этот безумец — мастер делать боевых кукол из трупов. Так что удивительного в том, что он и себя мог превратить в совершенное орудие убийства?.. Ни-че-го. Вот и хватит себя накручивать. Всё равно осталось всего около девяти часов...

 * * *

Как же это странно. Моё время, скорее всего, уже на исходе. Не страшно. Не жалко: вот так бездумно всё равно я не смогла бы жить. Набираю полную грудь воздуха. Это так необычно — дышать полной грудью. И зарывать ноги в песок, которым посыпана дорога, — забавно. По-детски. Но почему бы и нет? А ещё просто свежий ветер в лицо — это здорово. Хоть и волосы немного растрепались и приходится их время от времени убирать с лица.

Господа отступники, верно, уже совсем близко подошли к своей базе. Но я предполагаю, что эта всего лишь одна из... С такими-то участниками... Уж слишком часто нукенины перебрасываются взглядами. Да и молчание за последнее время стало совсем уж вязким. Хех, если я раньше сомневалась, что эти два безумных гения из одной организации, то теперь могу считать это неоспоримым фактом. Слишком характерные плащи, одинаковые шляпы, броский окрас ногтей и странные кольца, отличающиеся цветом сердцевины и иероглифом на них. У обоих они на левой руке. Правда, у Господина... Надо же, улыбка слегка кривит губы, уже воспринимается вполне привычно и даже не так ядовито. У Него кольцо на большом пальце, а у Орочимару-сама — на мизинце.

Однозначно — одна организация. Ибо назвать группировкой или чем-то другим более привычным язык не поворачивается. Да и стали бы два нукенина расходиться на несколько часов, чтобы опять потом продолжить путь вместе? Не думаю. Поэтому я пришла к ещё более шокирующему выводу, глядя на них. Они — напарники. Мне, если честно, не по себе от мысли, что в этой их организации есть ещё подобные пары шиноби...

Да, об Орочимару-сама. Чуть поворачиваю голову. Саннин хмуро шагает позади, периодически метая кунаи взглядов в своего спутника. Образцы он, кстати, получил несколько часов назад, спасибо свежему воздуху и обильному белковому питанию. Ещё раз спасибо вам, Кеншин-сан. Правда, времени для анализа у него так и не выдалось пока что... И, скорее всего, пока я жива, его и не будет.

Кукловод был не особо доволен передачей образцов, но Орочимару-сама больше не допускал поползновений в мою сторону... Видно, тот случай с началом активации печати был всё же показательным. Да и на шее у меня всё ещё красовалась ядовитая печать, которую тоже, как я понимаю, не так просто снять. Но... Судя по странным ощущениям в пояснице, это не весь список каллиграфического искусства на моём теле.

И о последнем... Ко мне тянутся тончайшие нити чакры. Пока что мне позволено просто идти рядом. Но когда они натянутся... Это будет означать — пора. Впрочем, за исключением побаливающей руки, это были самые лучшие дни в моей жизни. И я действительно совершенно не сожалею, что согласилась на сделку с этим безумцем Акасуна-но-Сасори. Имя которого оставляет в сознании горячий пряный след. Хоть я и понимаю, что всё от начала и до конца — только игра маньяка с будущей жертвой.

Но о чём мне сожалеть? О шуршании горячего песка под ногами? О вкуснейшей родниковой воде? О свежем воздухе и возможножности просто неспеша крутить головой, разглядывая всё, что кажется мал-мало занимательным? И... О возможности слышать собственное имя да ещё и так приторно... Вообще быть собой. Не Нежитью. А Мизуки Хитоми. Нет, я уже решила. Хоть это и дико. Это противоречит тому, что мне вдалбливали родные. Но я позволю этому сумасшедшему сделать меня своим искусством. Странная блажь... Быть нужной и особенной. Хотя бы так.

— Хитоми, — безумно приторно мурлычет столь недавно помянутый нукенин, резко дёргая нити.

От сладости сводит зубы и першит в горле. Не говоря уже о привычном электрическом разряде с жаром вперемешку. Он знает, что делает. И судя по подхватившей споткнувшуюся меня руке... Сейчас будет маленький спектакль для... Мои губы невольно растягиваются в улыбке. Для "заколдованной принцессы".

— Пора? — продолжая улыбаться, интересуюсь я, на сей раз поднимая голову.

Что ж, я не ошиблась. Не зря же Он так манерно лицо шляпой прятал. Вот и настал момент для эффектного явления. Но... На мгновение даже замираю, не веря собственным глазам. Шинигами с ним, с несоответствием возраста. Да, на вид Акасуна-но-Сасори — парнишка лет пятнадцати-шестнадцати. Но не в том дело! Позволяю себе проморгаться. Нет. Не галлюция. Да как такое возможно?.. Люди вообще могут быть настолько... Красивыми?..

В самом деле. Не зря я не хотела видеть это лицо... Совершенно подстать голосу. Не уверена, что моя психика справилась бы с таким количеством патоки, не сорвавшись в неадекват, достойный живых. Живых... Вот именно! Кукловод — не человек. Прокручиваю перед мысленным взором все факты. Губы искривляются в ухмылку. Дышать становится легче. Но к лицу упрямо приливает кровь. Не выдерживаю и отвожу взгляд, позволяя себе очевидно последнюю колкость:

— Впечатляет. На прекрасного принца более чем тянет, а говорили, что "страшный мужик".

Но отделаться так легко мне не позволяют: холодные пальцы, с окрашенными в дикий зелёный цвет ногтями, ловят мой подбородок и заставляют вновь смотреть в это молодое и красивое лицо. На лукавый прищур серо-карих глаз и довольную кровожадную ухмылку. Поразительное сочетание красоты и жестокости...

— Пора, — всё тем же мурлычащим тоном произносит бархатистый голос мне в самое ухо, а холодная ладонь ложится мне, словно обнимая, на поясницу.

Успеваю прикрыть глаза за мгновение до того, как ощутить на своей спине Его чакру. Кожа под её воздействием будто вспыхивает, пронзая поясницу острой болью. Довольно специфичной локализации... Успеваю отметить я. Но боль стремительно пускает корни в позвоночник и с глухим треском ударяет в затылок, осыпая зрение сотнями искр. В ушах резко начинает гудеть и тут же затихает... Вместе с обрушившейся на сознание темнотой...

 * * *

Первое ощущение, коснувшееся сознания, — жар. Невыносимый, всепоглощающий, сжигающий всё дотла изнутри огонь, медленно растекающийся по всему телу. Судорожный вдох. Но и он не приносит облегчения, заставляя ощущать, как в адское пламя погружаются ещё и лёгкие. Дрожащие губы судорожно делают глоток за глотком столь необходимого воздуха. Жарко. Невыносимо жарко. И темно. Но темнота изредка вспыхивает алым и багровым… И вновь всё вокруг погружается в черноту… Всё?.. Вокруг нет ничего, лишь пустота. Жарко… Как же жарко. К горлу подкатывает комок…

Новое ощущение — боль… Тупая ноющая боль… Пальцы бессильно сжимаются и разжимаются, комкая что-то… Тело выгибается… По нему проходит судорога… Теперь только крупная дрожь… Жарко… Но уже не так… Веки такие тяжёлые… Тело… Тело, которое я ощущаю?.. Моё?..

Жарко… Но уже совсем чуть-чуть… Открываю глаза… Больно… Свет полоснул по ним не хуже скальпеля… Дрожь… Почему так?.. Сначала было невыносимо жарко, а теперь… Холодно?.. Вновь пытаюсь открыть глаза… Но уже медленней и осторожней… Почему так светло?.. По щекам течёт что-то горячее… Это мои глаза слезятся от света?.. Ничего не вижу… Всё залито этим проклятым светом… Вновь пытаюсь открыть глаза…

Теперь вижу нечёткие силуэты… Потолок… Стены… Кажется, дверь… Ещё что-то… Значит, я в какой-то комнате?.. Свет подрагивает… Огонь?.. Сейчас ночь?.. Вновь закрываю и открываю глаза… Теперь всё чётче… Комната. Полка с чем-то блестящим и разноцветным… Несколько свечей… Что-то на стенах… По телу разливается глухая боль… Поворачиваю голову… Силуэт… Человек?.. Да. И он наблюдает за мной…

Холодно… Меня сотрясает мелкая дрожь… Я сказала это?.. Человек подходит ко мне и накрывает одеялом… У него холодные пальцы… Кажется, он что-то мне говорит… Не слышу… Усталость… Так хочется спать… Закрываю глаза… Темно… Не хочу больше открывать глаза… Пустота…

 * * *

Холод… Пустота… Одиночество… Я бегу со всех ног в кромешной тьме… Зачем?.. За мною кто-то гонится… Надо бы спрятаться… Но негде… Вот оно… Всё ближе и ближе… Совсем рядом… Детский голос надрывно вскрикивает. И эхо этого крика отскакивает, словно от стен... Хитоми-ии!.. Хитоми... Вздрагиваю… И просыпаюсь…

Первое, что предстаёт моим широко распахнутым глазам, — это каменный потолок и каменные стены. Повернув голову, начинаю понимать: где я, зачем и почему. Ну вот, кажется, у меня свой собственный персональный ад... Прикрываю глаза. Стоп. Всё болит, значит я — жива. Открываю глаза. Полутёмная комната, устроенная скорее всего в пещере. Свечи, стоящие на столе, довольно-таки хорошо освещают его. За столом сидит человек с красными волосами…

Хотя не совсем человек. Сейчас отчётливо видно, что это тело — марионетка. Марионетка, которой никто не управляет. Было бы наивно не догадаться. Акасуна-но-Сасори… Тот, кого я уже имела глупость назвать "Господин". Он и впрямь не только делает из людей марионетки, но и себя в неё превратил. И занят Он починкой одной из своих кукол…

Перевожу взгляд на стены… Довольно-таки жуткое зрелище для неподготовленного человека. Но я к таковым не отношусь. По стенам развешаны человеческие марионетки… Видимо, те, над которыми Господин ещё не закончил работу… И как укол скорпиона, услужливое напоминание разума о том, что и мне здесь уготовано место. Место... Но меня вроде бы как обещали убить через пару дней...

Мой взгляд вновь возвращается к фигуре Кукловода. Он явно знает, что я пришла в себя, но не обращает на меня никакого внимания. Мой взгляд чуть смещается… Полка с книгами и свитками. Коллекция Господина явно уступает моей… Хотя… Он коллекционирует вовсе не книги. Невольно мои глаза возвращаются к куклам.

Ещё одна полка… Та самая, с чем-то блестящим и разноцветным… Мои губы невольно складываются в усмешку, когда я понимаю, что именно стоит на этой полке. Теперь я точно знаю, что вы, Господин, и впрямь Скорпион. У вас всегда наготове порция яда…

— Это моя комната, — тихий, лишённый эмоций бархатистый голос. Акасуна-но-Сасори даже не соизволил повернуться. — Орочимару думает, что ты мертва. Больше никто о тебе не знает. Это так и должно оставаться. Из этой комнаты ты не выйдешь. И делать этого я тебе не советую, — Кукловод всё-таки поворачивает голову в мою сторону. — Я не обещаю тебе лёгкой смерти, если ты встретишься с остальными обитателями этой базы.

— Я поняла, Господин, — голос ещё немного хрипловат, но я уверенно произношу эти слова, даже не смотря на то, что сердце зачем-то опять сбивается с ритма, словно вновь вернулся жар…

— С этого момента ты — моя марионетка, а значит, будешь делать то, что мне будет угодно, — на губах Акасуна-но-Сасори играет усмешка.

— Как пожелаете, Господин, — покорно выдыхаю я.

Он действительно очень сильно темнил по поводу моего будущего. Пара дней... Похоже, этим всё не ограничится. А ведь говорил же, что я пока что нужна Ему живой... Мелочи имеют значение. А я на них прокололась уже дважды.

И признаться честно, мне даже не очень хочется задумываться о том, что меня ждёт. Уж явно ничего хорошего. Пытаюсь приподнять руку, но запястье оказывается отчаянно тяжёлым. Поглощающие чакру оковы... Печать дезинтеграции всё ещё на месте, но судя по всему, ненадолго и воспользоваться мне ею не дадут.

 * * *

Двигаться нормально я смогла только к вечеру следующего дня, как мне показалось. Вот только отойти далее четырёх метров от кровати мне не позволяет тонкая металлическая цепь на лодыжке. Господин постарался достаточно, чтобы я не смогла достать ни до чего ценного. Помимо полок с ядами и свитками, ящиков с инструментами и стола с химической посудой, где что-то уже булькает и шипит, есть ещё отгороженный ширмой угол. И судя по запахам, это секционная. Крайне занимательно.

Надо отметить, что в первый же день беспомощную, еле шевелящуюся меня Он полностью раздел, досконально ощупал и изучил в прямом смысле с сантиметровой лентой. В полной мере ощутила себя трупом на медэкспертизе. Правда, после этого мне была дана моя собственная одежда. Сегодня я была раздета и изучена повторно. После чего Кукловод берётся за взлом печати у меня на руке. Процедура длится, по моим ощущущениям, несколько часов.

Когда остатки печати были жёстко оттёрты с моей кожи, Акасуна-но-Сасори соизволяет снять с меня чакропоглощающие оковы. Далее следует не менее длительная процедура с постановкой какой-то печати мне промеж лопаток. Видимо, чтобы не могла дотянуться... И только после всех этих предосторожностей Он спускает меня с цепи и отправляет за ту самую ширму, за которой я подозреваю наличие секционной. И не ошибаюсь. Это она и есть. Только не столь идеальный порядок... Секционный стол, полки с инструментарием и различного рода химикатами и... Не внушающая ни малейшего доверия ванна.

Видимо, мой взгляд слишком красноречивый, раз мне в руки мимоходом суётся ветошь и, судя по запаху, дезинфицирующее средство.

Пока я отмываю себе ванну, мой Господин, периодически поглядывая на меня, собирает каркас для ещё одной ширмы возле кровати. Отмываюсь уже я сама от последствий транспортировки не в чём-либо, а в свитке(!), подобно трупу, и постановки печати так же под косыми взгдами, но уже возящегося у химического стола Кукловода.

— В чём дело, Хитоми? — бесцветно интересуется Господин, даже не поворачивая головы.

— Средство для введения в искусственную кому... Из тайника в моей лаборатории... Это ведь было оно? — наконец озвучиваю я свою догадку, борясь с очередным приступом выплеска эндорфина в кровь.

— Хм, — тон у Кукловода такой, словно Он довольно ухмыляется. — Твоя работа?

— Нет, — я прикрываю глаза. — Моего деда. Но, исходя из надгробия, вы уже знаете, что он мёртв, — мои пальцы растирают всё ещё ноющую руку.

— Ты подозрительно покорна, — с уже знакомой меланхолией протягивает Акасуна-но-Сасори, чуть повернув голову в мою сторону. — Я даже немного удивлён, что ты всё же решила не использовать свою печать.

— Господин, вы честно выполнили свою часть договора, а потому я сочла вариант становления вашей марионеткой не столь зазорным... — Обмывая шею, со вздохом добавляю. — Правда, я не учла нынешнее развитие событий...

— Глупая девчонка, — усмехается Кукловод, поднимаясь со своего места. — Пока что ты не удовлетворяешь требований для становления моей идеальной марионеткой. Поэтому я оставляю пока что тебе жизнь, но заберу её, как только посчитаю нужным.

— Как скажете, Господин, — согласно киваю я, из-под полуопущенных ресниц наблюдая, как Он подходит к ванне. — А пока что я остаюсь здесь с вами в качестве живой куклы?..

— Хм… — Его палец скользит по моим губам. — Что ж, развлеки меня, пока ещё способна дышать. И я даже позволю тебе больше: обучу всему, что умею сам… Если времени будет достаточно.

— Это честь для меня, Господин, — хотелось бы покорно склонить голову, но Его пальцы всё ещё удерживают меня, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

— Однако я не позволю покинуть тебе эту комнату, Хитоми, — холодные пальцы наконец-то отпускают меня.

Сознания касается лёгкое разочарование… Видимо, организм ещё не до конца отошёл от шока и цепляется за остатки неадекватности, что присуща живым... Ах, да... Я ведь теперь тоже "живая"... Губы кривит от ухмылки... Кукла.

— Я сделаю всё, что будет угодно воле моего Господина, — всё же покорно склоняю голову.

— Что ж, возлагаю на тебя большие надежды, Хитоми, — Он возвращается к своему столу. — А сейчас, как закончишь, ложись спать, нет смысла обучать тебя чему-то, пока ты не восстановилась.

Внутри вновь разгорается нечто непонятное. Но сейчас мне необычайно тепло. Безумие, но этот сумасшедший Мастер даёт мне куда больше, чем я получала от окружающих за эти долгие годы, со смерти матери... Как бы то ни было, быть для кого-то особенной — упоительно. Игра со смертью продолжается. Но я не боюсь. Ведь теперь у меня есть имя. Я больше не сама по себе. Так что... Пусть будет искусство.

Орочимару в очередной раз лукаво прищуривается, проходя мимо моей двери. Хрипло посмеиваясь, он то и дело интересуется, зачем я так заморачивался с барьерами. Хотя и сам же озвучивает гипотезу о его притязаниях на труп «девчонки». Я не особо и скрываю, что так оно и есть. Хотя из его уст это слово звучит весьма мерзко.

На мгновение прикрываю лицо рукой. Не просто «девчонка». А моя единоличная собственность. И я уже не первый раз ловлю себя на том, что моя игра с ней не прошла бесследно и для меня самого. Всё чаще я называю её именно по имени. Которое ей, безусловно, подходит.

Хитоми. Моя новая марионетка. Живая кукла. То, что я пытаюсь изучить и понять. То, что вот уже три месяца не даёт мне покоя. Жертва, которой я решил временно сохранить жизнь. Искусство, что создано самой природой. И то, что я держу в секрете ото всех. Замираю у двери, убеждаясь, что никого рядом нет. При помощи двух оборотов ключа размыкаю проход в барьере и проскальзываю внутрь собственной комнаты, плотно запирая за собою дверь. Замыкаю барьер изнутри всё тем же покрытым вязью печатей ключом. Два оборота. Зажечь свет. И зайти в отгороженную ширмами половину комнаты.

Меня не было пару недель. Но, похоже, моей жертве это нисколько не повредило. Кукла сидит на кровати и мерно водит тонким пальцем по символам. Немного раздражает, что моё возвращение не особо отвлекает Хитоми от её занятия. Она лишь ненадолго поднимает глаза и, молча поприветствовав меня, вновь опускает взгляд на тот испещрённый печатями свёрток, что не смогли открыть в своё время мы с Орочимару.

Я также удостаиваю Куклу лишь взглядом и лёгким кивком. Но вся эта ситуация всё равно кажется мне странной. У меня сейчас не так много свободного времени до следующей миссии. Поэтому я методично разбираю содержимое своей сумки. В этот раз — два экземпляра для пополнения коллекции. Нужно обязательно их привести в надлежащий вид, чтобы подумать о начинке. А она… Косой взгляд на Куклу. Да, с ней будет то же самое. Но это пока подождёт.

Возвращаюсь к сортировке свитков. Однако стоит только свитку с телами коснуться стола, как я ловлю холодный мимолётный взгляд. Именно на этот свиток. Можно даже не поворачиваться. Хитоми уже отвела глаза и делает вид, что усердно изучает вязь печатей на родовом наследстве. Но её внимание слишком избирательно. Не представляю как, но уже который раз она безошибочно ловит взглядом именно свиток со свежим материалом для марионеток. Нежить… Впрочем, я не был бы удивлён, если бы нашёл на ней метку шинигами. Для живого существа она слишком специфична.

Разложив все трофеи и вещи по своим местам, я оставляю на рабочем столе лишь свиток с трупами. Опять этот холодный едва уловимый взгляд. Так ей всё же интересно, что будет, когда я надумаю оборвать её жизнь? Усмехаюсь собственным мыслям. Так я вполне готов утолить этот интерес. Сполна и даже через край. Пожалуй, стоит сейчас сыграть в игру с моей маленькой пока ещё живой куклой.

Взвешиваю свиток на ладони. До этого я не давал ей разрешения приближаться, пока работаю. А она с завидной идеальностью молча изредка бросала оценивающие взгляды с кровати, но не более. Естественно, ширму задёргивать я совершенно не собирался. Но её реакция — именно то, чего я так жаждал получить, но не получал прежде ни разу. Тончайшее понимание моих желаний. Неожиданно приятно. Она — идеальна. Почти… Мягко поворачиваюсь, и свиток, описывая в воздухе дугу, приземляется на залатанной ткани балахона. Прямо на её колени.

Тонкие белые пальцы Хитоми замирают на чуть отошедшем краю опечатывающей свёрток ленты. Хм… Кажется, ей удалось немного продвинуться в этом вопросе. Но не это сейчас важно: позы моя новая Кукла так и не меняет. И только лишь поднимает на меня свои великолепные золотистые стеклянные глаза. Молча. Выжидающе. Идеально.

Маленький молчаливый спектакль уже начался. Что ж, разыграем сцену из повседневной деятельности… Маньяка. Для единственного зрителя. А точнее, для его будущей жертвы. Отодвигаю ширму и готовлю все необходимые инструменты, точно зная, что золотистые глаза сейчас ловят каждое моё движение. Как и в прошлый раз, я сполна желаю оценить её реакцию. Она должна видеть всё: от начала и до самого конца! Надеюсь, в этот раз будет интересней. Хотя… Это крайне странное ощущение: некоторое раздражение и восхищение одновременно. Закончив все приготовления, занимаю место у секционного стола и протягиваю в сторону кровати руку.

Тихий, почти беззвучный выдох. На мгновение Хитоми отводит взгляд и не спеша поднимается с кровати. Всё ещё босые маленькие ноги мягко ступают по каменному полу, тихо замерев в паре шагов от меня. Тонкие белые пальцы вкладывают в мою протянутую руку свиток. Великолепно! Какое же бесстрастное лицо. Вот только я не позволю, сохранив его, повернуться ко мне спиной и отойти. Для этого хватит и одной нити. Тем более что намёк понят сразу, и Кукла выжидающе замирает рядом со столом.

Её лицо всё ещё нечитаемо. Конечно, просто трупами Хитоми не удивишь. Однако стоит мне отвернуться к лотку с инструментами, как я замечаю быстрое движение белой кисти у лба материала. Чуть поворачиваю голову, но девчонка стоит так, словно ничего и не было. А я не успел разобрать, что именно она сделала. Судя по тому, что я так и не нахожу ничего и после обработки тела, это что-то не слишком логичное… Хм… Забавно. А ведь я уже привык воспринимать Куклу, как нечто абсолютно рациональное. Едкая кривая усмешка подошла бы здесь идеально.

На весь процесс Хитоми смотрит несколько отстранённо, хотя явно понимает, что с ней будет так же. Но… Она не делает ни единого лишнего движения. В ней нет ни страха, ни отвращения. Просто ничего. Для неё тело на моём секционном столе — очередной труп. Конечно. Сколько таких моя Кукла кропотливо распотрошила и собрала воедино сама. В следующий раз позволю сделать всю грязную работу ей. Мой взгляд лишь вскользь касается рук Хитоми, но она уже отвечает на мою невысказанную мысль лёгким пожатием плеч и молчаливым намёком на отсутствие перчаток и соответствующей одежды. Всего парой движений и наклоном головы. Педантична до тошноты. Но так и должно быть.

От кривой улыбки удержаться невозможно. Идеальна. Косой взгляд на всё ещё костлявые колени. Почти. В ответ Кукла на мгновение отводит взгляд, но продолжает следить за каждым моим действием, изредка позволяя себе пару малозаметных движений. Логично. Её всё ещё живое тело не может так долго быть совсем неподвижным. Немного раздражает. Но… Неважно. Для неё — неважно.

Закончив вычищать тело от ненужных деталей, накладываю технику на обработанный материал и убираю его в отдельный свиток. Думать над наполнением буду чуть позже. Привожу в порядок рабочее место и извлекаю второй, и последний на сегодня, труп. Хитоми всё ещё неподвижно стоит, косо поглядывая на меня. Намеренно отворачиваюсь к инструментам, ловя каждое движение внезапно оживших белых кистей. Тонкие пальцы выводят на лбу материала замысловатый символ. Какая наглость. Не сдерживая кривой ухмылки, разворачиваю только голову, блокируя нитями столь дерзко поднятую руку.

— Не припоминаю, чтобы позволял тебе что-либо делать, — резко разворачиваюсь всем телом и, одним шагом сократив расстояние, заламываю тонкую маленькую руку, заставляя Куклу смотреть мне в глаза.

— Отпускаю душу покойного, она Вам всё равно не нужна, — идеальные розовые губы растягиваются в кривой наглой улыбке.

Попалась с поличным. Но при этом полностью уверена в своей правоте. Мелкая. Идеальная. Нахалка. Какая… Неслыханная дерзость! На короткий миг злость захлёстывает меня, и я резко швыряю столь наглую жертву на кровать. Всего одно движение — и её узкая грудная клетка с хрупкими рёбрами заблокирована моим предплечьем, а кисть сжимает тонкую, на одно хрустящее движение, шею.

— Моё искусство не нуждается в твоём вмешательстве, — ядовито напоминаю дерзкой девчонке, чуть сильнее нажимая локтем на мерно вздымающуюся грудь.

Поверхностный вдох и лёгкая полуулыбка на идеальных губах. Не боится. В её золотистых стеклянных глазах ни единой эмоции. Ничего… Лишь моё отражение с хищными прищуром и ухмылкой. Чёртова. Мелкая. Кукла. Моё отражение ухмыляется ещё шире.

— Это лишь дань уважения одной будущей марионетки другой, — тихо сообщает Хитоми, насколько это возможно, держа ровный тон. — Я всё же упокойно-гробовых дел мастер… — её улыбка становится горькой, — была.

Дыхание Куклы слишком поверхностно. Но, похоже, её мало волнует и это, и моя кисть на её горле. На тонкой шее, которую так легко свернуть. А я вижу, что Хитоми прекрасно понимает — я привык ломать таких, как она, не задумываясь. Наверное, поэтому Кукла не сопротивляется и просто молча и бесстрастно ждёт моих дальнейших действий. Идеальный расчёт. Прекрасное фарфоровое чудо с шёлковыми локонами и ядовитым, словно жало скорпиона, языком. Скорпиона… Моё отражение вновь криво и широко улыбается. Идеальна. Ослабляю давление на грудь и поднимаю пальцы с горла к самому её подбородку. Слишком легко сломать. Но… Мои пальцы скользят по идеальным губам, на которых ещё лежит тень усмешки. Но это слишком грубо и откровенно попортит столь изящный материал.

В очередной раз рассматриваю лицо Хитоми. Тёмные круги под глазами уже сошли, а щёки перестали быть впалыми. Пальцы второй руки ощупывают всё ещё выступающие ключицы, уже не так проступающие рёбра и начинающую округляться грудь. Ещё рано. Я, без сомнения, добавлю её в свою коллекцию. Но чуть позже. Этот бутон стоит сорвать, когда он будет готов распуститься. И максимально аккуратно сорвать, чтобы не попортить тонкие косточки и великолепную фарфорово-белую кожу. И… Я ещё не до конца изучил её поведение. Не в полной мере вкусил идеально созданный природой плод. Я хочу видеть больше. Больше подтверждений моих относительно неё ожиданий.

Кукла всё так же бесстрастно молча ждёт, что я предприму. Слишком умна. Слишком хороша. Действительно идеальна, как марионетка. Да и… Косой взгляд на разложенный на секционном столе труп. Хех. Ответить на подобную наглость мне в общем-то… нечем. Очередная кривая улыбка. В конце концов, это никак не мешает и не портит результат моих манипуляций. Так что… Громко хмыкнув, встаю и возвращаюсь к прерванной подготовке материала для марионетки. Отпускает душу… Суеверная глупость. Но я вполне могу позволить девчонке подобную блажь, раз она проявляет такое смирение с участью марионетки.

Поднимаю взгляд от стола: Хитоми уже, как ни в чем не бывало, теребит одну из опечатывающих лент свёртка, что достался ей в наследство, впрочем без какого-либо особого интереса. Дань одной марионетки другой… Что уж кривить душой… Хах, душой… Подобные речи из её уст мне более чем приятны. Это то, чего я так долго жаждал услышать. Остаётся только едко хмыкнуть и вернуться к работе.

Всё же надо отдать Хитоми должное — она прекрасно помнит кто перед ней. Другие бы уже пытались читать мораль или слишком эмоционально реагировали на моё занятие. Все без исключения мои прежние жертвы были такими. Все они были слишком шумными и нелогичными. Слишком типичными. Но не она. Хитоми. Ей даже не нужно слов. Ей хватает и жеста. Идеально.

Пожалуй, идея подпустить Куклу поближе оправдала себя. В следующий раз позволю ей приготовить материал самой. Хоть и предполагаю, что Хитоми не разочарует меня, даже вскрывая «собратьев по несчастью». Мои неживые губы растягиваются в улыбке. Как ни крути, Она — идеальна.

Палец привычно обожгло болью. Я опять порезалась... Почти не больно... В слабом свете свечи видна тонкая алая царапина, которая тут же затягивается. Ничего. Я ведь уже приняла антидот. И вновь мои пальцы двигаются, очищая и смазывая металлические когти. Это, пожалуй, единственная моя привилегия. Каждое прикосновение к металлу заставляет моё сердце то учащённо биться, то раз за разом пропускать удар. Как давно это началось?.. Я не могу сказать... Стараюсь дышать спокойно, ведь моё дыхание Вы можете слышать... И понять, что я не соответствую Вашему желанию. Куклы не должны нервничать и вздыхать. В груди разливается тягучая боль. Разочаровать Вас страшнее смерти и всех пыток Ада... Как давно Вы стали моим воздухом?.. Моей жизнью?.. Как давно Вы стали для меня Всем?.. Всем миром... Всей жизнью... Я знала, что Вы используете меня и, лишив жизни, превратите в то, что называете своим Искусством...

Я это знала и понимала отчётливо ещё тогда... Знаю и понимаю сейчас. Вот только... Я не заметила, как и когда моё сердце начало биться и замирать от звука Ваших шагов, когда стало перехватывать дыхание от Ваших прикосновений... Когда видеть Вас стало моей потребностью... И каждое расставание стало казаться вечностью... Я не заметила, как стала зависеть от Вас целиком и полностью.

Я так много хочу... Слишком много для марионетки... Слишком. Мои пальцы привычно двигаются, ловко приводя в порядок одну из самых экстравагантных деталей Вашего кукольного тела. Вы молчите и, верно, размышляете о чём-то своём... Тишина, нарушаемая лишь шуршанием ткани, касающейся металла... И моим не в меру громким дыханием... Может, мне вообще не дышать?.. Чтобы Вы не услышали, как я взволнована возможностью прикоснуться к Вам. Унять дрожь стоит нечеловеческих усилий. Что со мною происходит?.. Почему?.. Я так счастлива и разбита одновременно?..

Ну вот, работа завершена. Отстраняюсь, насколько это возможно. Колени дрожат. Пальцы тоже. Очень больно... И так холодно в груди... Это невыносимая пытка — отстраняться от Вас. Я так долго ждала Вашего возвращения... И вот то, вроде бы маленькое и такое огромное для меня, счастье. Вы даже не представляете, сколько для меня значит наш небольшой ритуал... И не надо. Куклы не должны быть так эмоциональны... Я слишком многого хочу... Слишком. И понимаю, что никогда ничего не произойдёт. Чудес не бывает.

— Я закончила, Господин... — голос предательски подрагивает.

— Хорошо, тогда займись тем ядом, о котором я тебе говорил, — спокойно поднимаетесь со стула и проверяете когти в действии, словно не замечая мою слабость, и хорошо, что не замечаете. — Ты хорошо справилась.

— Благодарю, Господин, сейчас займусь, — покорно склоняюсь в поклоне, закусывая дрожащие губы. Отчего-то глаза предательски щиплет... Почему мне так больно?.. Почему звук Вашего властного бархатистого голоса заставляет меня дрожать и в то же время замирать от радости?.. Почему, вместо того чтобы лишиться остатка эмоций, я захлёбываюсь ими каждый раз, когда Вы рядом?.. Поднимаю голову и нечаянно встречаюсь с Вами взглядом. Сердце перестаёт биться, дышать нечем, так хочется отвести глаза, но я не в силах это сделать...

— В чём дело, Хитоми? — усаживаясь на кровать и беря в руки одну из марионеток, осведомляетесь Вы.

Закусываю губу, чтобы сдержать судорожный вздох. Вы первый, кто произносит его... И кто произносит его так... Моё имя в Ваших устах... Возносит до небес и заставляет с них же рухнуть вниз. Бескрайнее счастье и невыносимая боль. Но как я могу Вам об этом сказать?.. Когда даже мой голос меня не слушается...

— Ничего, Господин, — с трудом выдавливаю из себя и всё же отвожу взгляд от ваших серых глаз. Господи, не хочу и не могу жить без Вас. С силой заставляю себя пододвинуть стул к столу и приготовить пробирки, колбы, пипетки, растворы и порошки... Почему так тяжело в груди?.. Я ведь счастлива быть с Вами, слышать Ваш голос... Так почему мне так больно?.. Сжимаю подол заношенного и уже малого мне платья. Сколько я уже нахожусь здесь?.. Я сбилась со счёта уже давно... Да и неважно это... Главное, что я могу быть Вашей и иногда рядом с Вами...

Глаза привычно вчитываются в формулу, а пальцы на автомате измельчают, смешивают, взбалтывают... Господин, Ваше присутствие дарит мне безмерное счастье и тягучую боль, но без Вас ещё больнее. За эту сладкую боль я готова умереть не единожды. Мне так... Мне так тепло рядом с Вами. Пальцы порхают, увлечённые работой, а на губы просится чистая счастливая улыбка. Ведь Вы вернулись. Вы сейчас со мной. Я отчётливо слышу мерные звуки отладки неисправной марионетки. Они успокаивают и дают чувство безмятежности.

Отдавшись этому невыразимому и огромному счастью, творю мучительную смерть, что Вы разработали. Яд великого Скорпиона... Даже Ваше имя пропитано ядом... Но я позволяю вливаться ему вновь и вновь в моё сознание. Почти закончила. Последний штрих — на пузырёк с ядом клеится аккуратно написанный ярлычок. Яд... В этом весь Вы. Одно неверное движение и верная смерть... Вот и по моим жилам растекается яд... Сжигающий, дурманящий разум, заставляющий трепетать перед Вами... Обычно Ваш яд даёт жертве три дня. А сколько мучений придётся претерпеть мне, прежде чем я стану Вашим Искусством?.. Явно не три дня...

Ставлю пузырёк на полку к прочим ядам и навожу порядок на столе. Закончив с этой нехитрой работой, оборачиваюсь к Вам. Моё сердце только успокоилось... И вот вновь... Замираю, неотрывно глядя на Ваши алые волосы, красивое лицо, на то, как ваши неживые пальцы ловко орудуют инструментами, подтягивая детали... Кажется, я вновь забыла, как дышать. Лёгкие жжёт от нехватки кислорода. Но плевать, это мгновение стоит того, чтобы умереть за него. Если бы у меня была возможность, я смотрела бы на Вас вечность. Хотя бы смотрела...

Мой взгляд невольно скользит дальше по Вашему телу: шарнирные сочленения, холодное дерево, контейнер с единственно живой плотью у Вас на груди, свитый тугой змеёй стальной трос там, где должен быть живот, металлические когти... По спине проходит холодок. Вы так верны своим принципам, что и самого себя превратили в ужасающее оружие. Лучшую свою марионетку. Лёгкий укол боли... А если бы Вы были человеком?.. Вот сейчас... По всему телу разливается глухая боль. Хватит витать в облаках. Вы уже никогда не станете человеком, как бы я этого ни хотела. Ткань под пальцами предательски трещит... Ногти входят в ладонь... Пусть хоть боль отрезвит мой одурманенный разум. Ткань трещит... Старое платье слишком износилось и уже расползается по ниткам... Хотя моё состояние чем-то сходно с состоянием моей одежды.

Ваши серые глаза отрываются от марионетки и задумчиво взирают на источник звука. На пару мгновений Ваш взгляд прожигает меня, а затем возвращается к кукле. Сердце тяжело ухает в груди. Дыхание вернулось, но сбито основательно. Пара громких щелчков, и марионетка бережно вешается на прежнее место. Неживые пальцы касаются фирменного чёрного плаща с красными облаками, скрывая им всё то, что так явно показывает, что Вы есть на самом деле.

— Подойди и принеси мою тетрадь, — переплетая пальцы перед собой, сообщаете Вы.

— Хорошо, Господин, — разворачиваюсь к столу и достаю из ящика ручку и трепетно хранимую тетрадь. Ту самую, что посвящена марионетке, которую Вы сделаете из меня. Я уже знаю, что сейчас будет... И знаю, как будет колотиться моё сердце... Делая над собой усилие, встаю и подхожу к Вам. Почему-то каждый шаг даётся с трудом.

Тетрадь раскрывается и пролистывается. Ваш взгляд скользит по страницам, сверяясь с данными. Затем тетрадь ложится на прикроватную тумбочку, и к ней отправляется ручка. Пытаюсь унять дрожь, ведь сейчас Вы будете касаться меня... Но вопреки моим ожиданиям, Вы встаёте. Одна Ваша рука ложится на мою талию, притягивая меня вплотную к Вам, а вторая зарывается в моих волосах. Вздрагиваю и замираю с широко распахнутыми глазами. Смятение... Шок... Всё тело немеет, и к лицу приливает кровь. Абсолютно нечем дышать... Что же Вы делаете, Господин?.. Хотя одно лишь Ваше слово, нет, даже движение или взгляд, и я готова пасть так низко, как Вы пожелаете... Но о чём я?.. Вы не человек больше, Вам это не нужно. Но тогда почему моё сердце бьётся так гулко и внутри разливаются боль и разочарование... Я хотела бы, чтобы Вы приказали... Нет, я слишком многого хочу для марионетки.

— Ты выросла, Хитоми, — внимательный взгляд серых глаз, от которого у меня окончательно перехватывает дыхание. — Уже не девочка, а маленькая женщина... Быстро... Чего ты от меня ждёшь, Хитоми? — холодный палец скользит по моим губам. Вы выжидательно смотрите на меня.

— Ничего, Господин, — сглатываю тугой комок в горле, голос предательски дрожит. Впрочем, дрожит не только он. Что же Вы творите со мной, Господин?.. Зачем?..

— Ложь, — Ваше лицо слишком близко... Словно наши губы вот-вот соприкоснутся... Но я прекрасно понимаю, что этого никогда не произойдёт.

— Ничего, мой Господин, — закрываю глаза, но горячие слёзы всё равно скатываются по щекам. Вы видите меня насквозь. Вы просто испытываете меня. Изучаете... Не больше. — Я ничего от Вас не жду, ведь это бессмысленно... — грудь сжимает тугим обручем боли. До сумасшествия просто и ужасно одновременно. Я всё это понимаю... Но проклятые крупицы надежды ещё не погасли. Бессмысленно.

— Хорошо, что ты понимаешь это, — Вы отстраняетесь, продолжая удерживать меня за талию. — Ты выросла. И всё ещё жива... Для девушек твоего возраста типично испытывать эмоции и чувства по отношению к противоположному полу, — звучит как упрёк. — Вот только Я никогда не дам тебе того, от чего ты так вздрагиваешь и замираешь, — Ваши пальцы легко разрывают истлевшую ткань моего платья. — Ты для меня лишь марионетка и ничего более. Смирись с этим, — почти полностью потеряв ко мне интерес, Вы возвращаетесь к своей тетради и делаете несколько записей. И подходите ко мне лишь затем, чтобы лёгкими касаниями произвести замеры и сделать соответствующие записи в тетради.

Невыносимая боль гулко пульсирует внутри. Вы знаете... Да... Темнота застилает глаза, и хочется рухнуть на пол без сил... Но я не позволю себе эту слабость. Я знаю. Лишь марионетка... И ничего более... Вам не нужно ничего из того, что у меня есть, кроме моего хладного тела, чтобы сделать его таким же совершенным оружием, что и Вы сами. Лишь марионетка в Ваших руках... Марионетка. Без чувств и эмоций. И Вы напоминаете мне об этом.

— Я знаю, — мои пальцы перехватывают ваше ускользающее запястье. — Я знаю, что лишь марионетка и моя жизнь для Вас ничего не значит, — набираюсь смелости и смотрю в Ваши серые глаза. — Дайте мне время, Господин, и я смогу избавиться от чувств, став такой, какой Вы пожелаете.

— Как же далеко ты готова зайти ради меня, Хитоми? — холодные пальцы касаются моей щеки. Зачем?.. Зачем Вы испытываете меня раз за разом, Господин?..

— Даже в Ад, мой Господин, — подавляю судорожный вдох. — И, если прикажете, вернусь из него обратно... Ради Вас...

— Глупая девчонка, — почти вздох, Вы освобождаетесь от моих пальцев и обходите кровать, доставая из своей сумки свёрток. — Переоденься, моя лучшая марионетка должна выглядеть соответственно, — лёгкий бросок и свёрток оказывается у меня в руках. — Если не знаешь, как правильно всё это завязать, я научу тебя.

Разворачиваю свёрток на кровати и замираю. Внутри алое, как Ваши волосы, кимоно... Осторожно раскладываю всё по постели. Полный комплект... Осторожно прикасаюсь к алому шелку... И тут же вздрагиваю от прикосновения лёгших на мои плечи пальцев. Всё тело словно прошивает разрядом электричества. Алое... Как Ваши волосы....

— Давай я тебе помогу, — Ваши ловкие пальцы надевают и поправляют на мне кимоно, завязывают оби, закрепляют его брошью в виде серебристых цветов лилии. — Ну вот, совсем другое дело, — Вы вновь наклоняетесь к кровати и поднимаете с бумаги скромное украшение в виде всё тех же цветов лилии. Ещё мгновение и шпилька украшает мои волосы. — Теперь ты действительно больше похожа на мой будущий шедевр.

В мои руки ложится небольшое зеркало с подставкой. Это явный намёк на то, что совершенная марионетка должна и выглядеть совершенно. Вы играете со мной... Как с куклой. Я для Вас и есть кукла. Пока ещё живая... Но ключевое слово "пока"... Просто марионетка. Особенная марионетка... Да. Я для Вас хоть и кукла, но важна Вам. Как же долго вы ещё будете играть со мной вот так?.. Как долго?.. Боль и тепло одновременно. Всё равно как, но я желаю быть особенной для Вас сейчас и всегда.

— Я поняла Вас, Господин, — склоняюсь в низком поклоне. — Сделаю всё, чтобы оправдать Ваши надежды.

— А теперь сядь почитай, мне нужно сделать ещё кое-какие дела, — в свободную от зеркала руку вкладывается свиток. — Тебе следует освоить эту технику, она называется "Когти чакры", — и вот Вы уже полностью потеряли ко мне интерес.

— Да, Господин, — устраиваюсь на кровати и погружаюсь в чтение. Вы же убираете свою особую тетрадь на место и перебираете склянки с ядами. Вот и ещё один вечер с Вами... Безмерное счастье, что Вы рядом, и невыносимая боль от того, что это лишь иллюзия бессмысленных надежд. Алое кимоно приятно касается кожи. Такое красивое... Как Ваши волосы... И словно кровь... Пусть оно станет символом... Напоминающим мне о моём назначении. Всего лишь красивая кукла. И, если надо убить в себе все чувства и эмоции, чтобы соответствовать Вам, я сделаю это. Я сделаю всё, что вы скажете. Ради Вас и для Вас. Мой Господин.

Колокольчик на шляпе уже привычно звякает за ширмой. Несколько тихих шагов. В скважине поворачивается ключ. Скрипит дверь. Вновь уже привычные два оборота ключа. И опять наступает безжизненная тишина. Прикрываю глаза, но горячие капли всё равно выскальзывают из-под ресниц. Я давно потеряла счёт времени. Оно измеряется в Его уходах и возвращениях.

Горькая кривая улыбка скользит по губам: я ведь обещала, что избавлюсь от этих эмоций... Но... Не в силах сдерживаться роняю лицо в ладони и рыдаю... Беззвучно... Хоть никто и не услышит. Оказывается, любовь — это очень болезненное чувство. И совершенно лишённое логики. Вот зачем оно мне?.. Но перебороть его невозможно.

Как же я жалка сейчас. Вытираю заплаканное лицо. Как же всё это безумно и нелогично. Господин сказал, что влюблённость — типичное явление для девушек моего возраста... А я даже не знаю, сколько же мне сейчас лет. Однако Он прав. И от этого ещё больнее. Я выбрала совершенно неподходящий субъект воздыханий. Делаю глубокий вдох и спускаю ноги с кровати. Не так давно, чтобы окончательно не сойти с ума, я начала вести одну тетрадь... Горький выдох. Будет не очень красиво, если это увидит Господин...

Помню, у мамы была любимая книга, где складывали слова похожим образом. Кажется, это называется поэзия. Странное сочетание: я и эта поэзия. Не знаю, насколько хорошо у меня выходит, но порой убирать из себя слишком сильные эмоции выходит только так... И всё из-за этого лишённого логики чувства. Достав тетрадь и ручку, возвращаюсь на кровать и пролистываю уже исписанные листы. Вновь губы растягивает горькая усмешка: дневники марионетки...

Однако слишком сильно щемит в груди, потому спешно открываю чистую страницу и, сделав глубокий вдох, начинаю писать о том, что так гложет меня.

Уходите вновь, заперев на ключ дверь.

Мне остаётся лишь ждать Вас теперь.

Руки ложатся на шёлк кимоно...

Усердней стараться нужно мне всё равно.

Делаю глубокий вдох и провожу пальцами по всё ещё непривычной одежде, которая и смотрится на мне, скорее всего, не особо к месту... Но Ему явно виднее. Горький вздох. Так отчаянно стремился произвести на меня впечатление, а теперь... Однако что ещё можно было ждать от Него? Я ведь с самого начала понимала, что всё это лишь спектакль. Жаль, что понимать и не поддаваться — разные вещи. На мгновение прикрываю глаза и продолжаю писать:

Редкие встречи молчаньем полны.

Алый шёлк кимоно. Вам не нужны

Доводы, мысли и чувства мои —

Искусство Ваше не приемлет любви.

Роняю ручку и прикрываю закушенные губы ладонью. Я прекрасно понимаю всё. Всё безумие и невозможность ответных чувств. Но... Больно всё равно. Господин не ответит. Он... Всё, что могло быть между нами, уже есть сейчас. Всего лишь маньяк. Всего лишь... Прикрываю глаза. Мне итак позволено непростительно много для жертвы.

Мастер позволяет мне готовить тела для марионеток... Не оправдываю столь непочтительное отношение к умершим. Но так я могу отдать им последнюю дань хоть как-то. Господин разрешает мне также пользоваться своим химическим инвентарём и даже оставляет всё необходимое для изготовления необходимых ему ядов. Он обучает меня хитростям управления марионеткой... Для жертвы — это и впрямь многовато. Я скорее ощущаю себя Его ученицей...

Но будет слишком наивно забыть о том, что для меня также приготовлено место в этой жуткой коллекции человеческих марионеток. И всё же... Чем дольше тянется эта игра, тем яснее я понимаю, что смерть — довольно гуманный исход для моего положения. Всё лучше, чем вот это безвременье в четырёх стенах. И...

Вечностью кажется вновь ожидание.

Адским огнём вновь расставание

Ставит клеймо. Горечь... Отчаяние.

 

Готова я на всё ради Вас,

Отдайте лишь только взглядом приказ.

Спуститься готова я даже в Ад,

Пусть не будет уже дороги назад.

Одно Ваше слово. Жест лишь один.

Давно я готова на всё, Господин.

Играете Вы сейчас со мной просто.

Не боле, чем кукла. К чему же вопросы?..

 

Всего лишь игрушка в умелых руках...

Сжимает сердце в боли тисках.

Если нет мне надежды, зачем тогда страх?

Глупое чувство, в котором и смысла-то нет.

Остаётся лишь ждать, храня Ваш секрет.

 

Одиноких часов вереница опять...

День за днём вновь встречи ждать,

Изучая страницы книг, данных мне.

Надежда давно погибла во тьме.

 

Времени счёт... Он давно потерян был.

Адский боли огонь сжёг, что мог. Да и пепел остыл.

Шёлк кимоно... Прах моих чувств снова скрыл.

 

Пальцы сжимают алую ткань...

Разум тревожить мой перестань

Искра глупого, странного чувства.

Кукла не может ведать эмоций искуса!

Алый шёлк... Он словно кровь.

Зачем же терзает отчаянья боль душу мне вновь?..

 

Мои пальцы замирают, выведя последний символ. Я обещала избавиться от эмоций. Я обещала это единственному, который до сих пор произносит моё имя. Тому, чьего возвращения я жду каждый раз с замиранием сердца. Влюблённость... Сомневаюсь, что что-то изменится. И только смерть сможет прекратить это. Выдыхаю и, закрыв тетрадь, убираю её обратно в тумбочку. Хватит распускать сопли, подобно живой. Даже здесь и сейчас найдутся дела, что нужно сделать.

 

* * *

Когда в замочной скважине долгожданно поворачивается ключ, я с трудом заставляю себя остаться в кровати и продолжить чтение книги по фуиндзюцу. Шорох. Стук. Ширма отодвигается одним резким привычным уже движением. И в меня впивается Его холодный оценивающий взгляд. Безумно хочется поднять глаза в ответ, но слишком сильно ухает в груди сердце. Кривая усмешка и специфический смешок.

Отвожу глаза от Его невысокой фигуры и тихо произношу, чуть склонившись в приветственном поклоне:

— С возвращением, Господин.

Вместо ответа несколько быстрых шагов и холодные пальцы, заставляющие меня поднять голову и посмотреть Ему в лицо. Задерживаю дыхание и встречаюсь взглядом с Его серыми глазами. Внутри всё замирает и обрывается. Он... Слишком великолепен. И прекрасно знает об этом. Господин всего лишь играет со мной. Всего лишь... Неживые пальцы касаются моих волос. И взгляд переходит на тумбочку. Недовольно прищурив глаза, Он косится на меня и возвращается к своей сумке.

А я пытаюсь восстановить дыхание и успокоить сердце, попутно соображая, чем Мастер оказался недоволен. Но, похоже, Ему совершенно уже нет до меня дела. Господин разбирает свою сумку. Прихватив очередные несколько свёртков с провизией (спасибо Кеншин-сану), Он присаживается рядом с моей тумбочкой и проводит там конкретную ревизию.

Задержавшись на убранном мной в самый дальний угол зеркале и моей тетради... Зеркало Мастер выкладывает на верх тумбочки. А затем приходит черёд тетради... Закусываю губы. Нехорошо... Но и прятать смысла нет — найдёт всё равно. Пролистав исписанные листы, криво усмехается и бросает на меня ядовитый взгляд. Но ничего не говорит. Просто, продолжая жестоко ухмыляться, убирает мою тетрадь обратно и возвращается к своим делам.

Прикрыв глаза, позволяю себе выдохнуть. За что получаю со стороны стола едкий хмык. Поднимаю глаза на Господина. Он извлекает из сумки очередной свёрток и, не поворачиваясь, бросает мне. В свёртке обнаруживается... Ещё одно, но уже тёмно-синее кимоно. Непонимающе поднимаю взгляд на Мастера.

Но Он только хмыкает вновь. Закончив с сумкой, берёт чернила и выводит на стене витиеватую надпись.

После Господин проводит пальцами по стене, и под ними вспыхивает узор печати, превращая камень в зеркальную поверхность.

— Подойди, — сухо замечает Он, указывая на внезапно возникшее высокое зеркало.

Послушно склоняя голову, подхожу к указанному месту. Никогда не любила зеркала. Бессмысленные, по сути, стекляшки. Но желание Мастера слишком явное. А перечить Ему я не могу и не хочу. Это всего лишь зеркало. Меня осеняет осознание — так этим Он был недоволен?.. Тем, что я убрала зеркало и не смотрелась в него?.. Но... В последний раз, когда я смотрела в подобное приспособление, не смогла разглядеть ничего путного. И сомневаюсь, что дело сильно изменилось с тех пор. Тихий вздох.

Лёгкий щелчок неживых пальцев, и по краям зеркала зажигаются символы, мягко освещая меня… Очередной тихий вздох и шаг навстречу. Ничего особенного всё равно ждать не стоит. В зеркальной глади расцветает алый всполох кимоно… И отражение… Замираю на месте. То, что я вижу в зеркале... Что это?.. На тёмной глади словно вывели рисунок из некогда виданных мной газет. Красочная картина... А ещё, глядя на такие картинки, живые девушки пищали от восторга и зависти. Присматриваюсь.

Белая, словно дорогой фарфор, кожа. Бросаю взгляд на белоснежную пиалу, что стоит на моей тумбочке. Крайне дорогая, по виду, вещица. Мне порой попадались осколки керамики ещё в бытность прозектором. Так что пусть и не все тонкости, но кое-что я о фарфоре знаю. Эта плошка из редкого и ценного фарфора. И кожа девушки с картинки такого же цвета... И да... Похожий материал был использован так же для куклы, зажатой в пальцах одной из тех, кому уже довелось стать человеческой марионеткой. Тогда Мастер обмолвился, что кукла — точная копия какой-то принцессы... Впрочем, по дорогой материи, расшитой камнями, можно было догадаться, что предназначена она была не простому смертному.

Отметая в сторону воспоминания, возвращаюсь к силуэту, что находится передо мной. Рассматриваю его внимательнее. Кажется, это не чёрные локоны, а будто превосходный шёлк. Даже тянет криво ухмыльнуться: о тканях я так же знаю лишь потому, что часто приходилось делать анализ волокон. Да уж, моё прежнее занятие, оказывается, требовало разносторонней подготовки...

Но я опять отвлеклась... А ещё у картинки, что передо мной, изящная и хрупкая фигура с безупречно сидящим на ней царственным кимоно… О том, что кимоно красного цвета считаются монаршей одеждой, я вроде бы как знала и раньше, но из рассказа о той фарфоровой кукле в мёртвых руках вынесла, что так оно и есть. Оказывается, я не так уж и мало знаю об этом мире. И всё же... Мои пальцы неосознанно касаются отражения, из которого на меня золотистыми стеклянными глазами смотрит…

— Совершенная кукла, — тихо подтверждает Господин, приподняв один угол рта, что можно счесть за улыбку.

Внимательно разглядываю отражение ещё раз. Именно отражение. В зеркале. Но вот увериться, что это… Я… Всё ещё сложно. Слишком сказочно. Неужели за то время, что я провела здесь, можно было так сильно измениться?.. В последний раз я смотрела в зеркало перед уходом из Соншитсу. И никого, кроме маленькой и тощей Нежити в драном балахоне-саване, в нём не отражалось. А сейчас… Сколько же прошло уже времени?..

Прикрываю глаза. Поразительно. Как в том тощем убожестве Господин смог разглядеть вот Это?.. Ещё раз окидываю взглядом уже заметные плавные изгибы. Это что же, мне просто не хватало отдыха и еды, чтобы стать чем-то более приличным?.. Чуть поднимаю глаза на отражение стоящего позади Господина. Всё еще ухмыляется одним углом рта. Действительно, в чутье ему не отказать. И всё же… Вновь возвращаюсь к алому шёлку явно дорогого кимоно. Так неправдоподобно идеально сидящему на... мне. И возможно, с трупа какой-то принцессы и снятое... Однако в памяти навязчиво всплывает, как Он дразнил меня, называя принцессой…

Принцессой. Откидываю кудри с плеч и достаю из-за пазухи подаренную Господином кандзаси. Картинка и впрямь впечатляет. Укладываю волосы в простую, но строгую причёску, закалывая дорогой шпилькой. Разглядываю отражение вновь. И в самом деле… Похоже, из меня вышла неплохая кукольная принцесса. На мгновение прикрываю глаза и делаю вдох. Вот оно что. Теперь я поняла. Больше не Нежить из Соншитсу. Отныне и до последнего вздоха я буду столь идеальной, насколько Вы того пожелаете. Ведь я Ваша Кукла. Позволяю себе мысленно улыбнуться, как сказали Вы сами, совершенная кукла!

Мизуки в очередной раз мысленно повторила и воспроизвела все ручные печати и слова-активаторы для техники стихии воды, под названием "Водяные иглы". Техника отчего-то никак не хотела воспроизводиться так, как ей было положено, и неизменно все попытки её воспроизвести терпели крах. Хотя, казалось бы, всё должно было идти как по маслу с её-то предрасположенностью к данной стихии. Но, увы и ах, реальность шла вразрез с теорией.

Не лучше обстояли дела и с искусством кукольных игр. Нет, нити чакры живая кукла вполне неплохо освоила и могла ими пользоваться для связывания. Но вот при попытке управления боевым образцом опять начинались казусы в виде непроизвольных активаций скрытых ловушек. Со всеми вытекающими из этого последствиями. После нескольких таких случаев не особо удачных тренировок Хитоми с марионетками Господина, Он стал куда пристальнее изучать её. В особенности печать на спине.

Сегодня на её тумбочке появилось ещё несколько свитков с новыми водными техниками. И это было несколько подозрительно. Вообще взгляд Мастера в последнее время стал крайне задумчивым. Похоже, в ближайшее время она всё же должна была стать наконец-то искусством. Но эмоций это вызывало крайне мало. Не сказать, что близость собственной смерти Мизуки совсем не волновала. Кукла уже просто привыкла к этому факту. И даже смутно лелеяла надежду, что рано или поздно эти игры в "Учитель-ученица" закончатся, и она всё-таки станет жертвой.

Хитоми подняла взгляд на Господина, тот задумчиво разглядывал свои пузырьки с ядами, половина из которых была изготовлена ею лично. Но тут же получила ответный пристальный взгляд. Похоже, сегодня Мастер был в приподнятом настроении, раз затеял эти игры. Он ведь прекрасно знал, что она не выдержит и тут же отведёт глаза. Нет, Мизуки уже ни на что не надеялась, но всё ещё не могла избавиться от этого щемящего и горько-приторного, как Его голос, чувства. Однако полностью терять Господина из вида в её планы не входило. И об этом Он тоже знал. Её внимание не ускользнуло от его чуть прищуренных глаз, отчего на лице Мастера в очередной раз расцвела ядовитая усмешка.

Кукла задержала дыхание и досчитала до пяти. Её раздирало два диаметрально противоположных желания: чтобы Он отвернулся и чтобы продолжал окатывать своим ядовитым вниманием. И всё же она никак не могла привыкнуть к этому красивому лицу, с которым Кукловод совершал столь жестокие вещи. Увы, внешность и мораль редко были равнозначны друг другу. О моральной стороне вопроса даже задумываться не хотелось. Впрочем и тут Хитоми прекрасно понимала: для Него убивать и делать из людей кукол уже нечто естественное. А вот она не могла избавиться от старых привычек, отпуская души из не получающих упокоения тел.

Помнится, первое время Мастер показывал ей, кто в этой комнате хозяин, заламывая руки и прихватывая горло. Хотя, как судмедэксперт, Мизуки могла сказать, что и это было в крайне мягкой форме. Сейчас же себе самой она больше напоминала редкий коллекционный экземпляр, которым любуются, наряжают и осторожничают, чтобы не сломать. Крайне двоякое ощущение: и вроде бы приятно, и... Сверни Он ей уже шею, было бы проще...

Но — нет. Господин совершенно не собирался сворачивать ей шею. Единственное, что говорило о том, что Он всё ещё собирается её убить, — это изучение и уже порядком исписанная тетрадь. Но сколько Мастер собирался оттягивать этот финал, было сказать сложно. Хитоми вообще потеряла всякий счёт времени. Единственное, на что она могла опираться в своих расчётах, — скупые фразы Господина о сроках Его отсутствия.

Но Он перестал говорить хоть что-то о своём отсутствии довольно давно. Потому такое существование, казалось ей, длится уже целую вечность. Если придраться, то Мастер вообще почти перестал с ней разговаривать. Собственно, этого и не требовалось. За эту вечность Мизуки уже и без слов понимала, что Он от неё ждёт и желает. И, похоже, она и в самом деле достигла идеала в своём поведении. Идеала, который так ждал от неё Акасуна-но-Сасори.

Его имя оставляло на языке слишком пряный привкус. И кукла старалась не произносить его даже мысленно. Но всё же эти игры слишком затянулись. Порой ей казалось, что Господин слишком привязан к ней и каждый раз находит повод, чтобы оставить ей жизнь. Хотя, на её собственный взгляд, все положенные округлости у неё уже имелись и можно было не оттягивать момент. Но Мастер постоянно откладывал её превращение в искусство на потом и чрезмерно ей доверял. И это совершенно сбивало с толку: пряное и приторное ощущение, которое зачем-то подпитывало её абсолютно лишённую логики и смысла любовь.

Наверное, стоило бы дать Ему повод для собственного убийства... Но чёртова влюблённость не позволяла делать что-либо, разочаровывающее субъект воздыханий. Да и сам Он начал спускать ей некоторые огрехи... Даже её выходка с "печатью воспроизведения" не получила соответствующего наказания. Хотя Хитоми небезосновательно полагала, что подобное было сверхнелогичным и сумасшедшим. Но... Господин лишь озадаченно повёл бровью и забыл о прецеденте. Да и был тот уже достаточно давно...

И всё же. Для жертвы ей слишком много позволяли. И это сводило с ума. Пожалуй, рассудок — единственное, что осталось у неё от живого существа. В остальном же она уже не воспринимала себя иначе, как куклу. Специфичную куклу Мастера марионеток. Но и тут была проблема: для куклы ей тоже позволено было слишком много. Похоже, мозги её были совершенно вывернуты. И ведь без постановки печатей Господином... Именно им. Потому как на собственное сознание печати она ставила сама. Чтобы больше никто и никогда не мог копаться в её голове.

Тяжело выдохнув, кукла вернула свиток на место, молча встала и отправилась готовить себе ванну. Вода частично помогала отвлечься. К тому же представляла прекрасную возможность для тренировки по контролю чакры и нескольких новых техник. Кстати о последнем. Ещё одно подтверждение тому, что ей позволено непростительно много — недавнее происшествие с вышедшей из-под контроля техникой. А ведь последствия отразились и на целостности барьера.

Починку которого Господин даже не пытался скрывать. Однако брешь осталась. И теперь Хитоми размышляла — не было ли это предлогом для попытки побега?.. Или же Мастер настолько ей доверял, рассчитывая, что логика преобладает над безумием? В любом случае рваться за пределы барьера Мизуки не собиралась. Ей уже хватало приключений. Так что искать их ещё никак не тянуло. Тем более что сквозь брешь то и дело было слышно весьма нецензурные речи, к которым она старалась не прислушиваться. Но точно понимала: если попадёт в руки других обитателей базы, ей могут быть гарантированы такие приключения, последствия которых она не единожды описывала в своих отчётах в бытность Нежитью...

Однако как только черёд дошёл до той техники, что наделала дел прошлый раз, на край ванны присел Господин. Естественно, все тренировки Мизуки пришлось прервать в ожидании дальнейших действий Кукловода. Но Он не торопился что-либо предпринимать и лишь просто скользил взглядом по её обнажённому телу, задержавшись на том месте, где из-за горячей воды проступала "печать воспроизведения". А это означало, что Он всё-таки не забыл. И этот пункт их взаимоотношений заставлял Его о чём-то задуматься.

Вот только это Его задумчивое красивое лицо отчего-то побуждало протянуть руку и дёрнуть опущенную в воду кисть на себя. До безумия по-идиотски. Хитоми даже не сдержалась и, шумно выдохнув, прикрыла рукой глаза. Подобные мысли то и дело появлялись в её сознании и наводили на куда более прозаическую мысль: она совсем уже сошла с ума. Мастер едко хмыкнул и, наклонившись к самому её лицу, ядовито-сладко прошептал:

— Одевайся.

После чего удалился подбирать ей подходящую одежду, которой набрался уже целый шкаф... В её распоряжении были не только с десяток дорогущих кимоно, но и белоснежные халаты для проведения "очистки" тел будущих кукол, была и просто не сковывающая движений одежда, и неизменно красивое и явно недешёвое бельё. И этот факт так же заставлял куклу задуматься над вопросом о том, насколько Кукловод заигрался с ней. Сейчас Он выложил на кровати водолазку и обтягивающие брюки, которые она обычно надевала во время подготовки начинки для марионеток. В одежде в облипку она чувствовала себя первое время голой. Но практика показывала, что лучше так, чем лезущая везде и за всё цепляющаяся ткань более свободной одежды.

Для обычно масштабной перезарядки кукол цепляться было за что. Однако не в этот раз. Бросив рядом на кровать уже знакомое покрывало, в котором её носили на знакомство с Лидером, Господин вытянул из её волос шпильку и убрал на тумбочку. Итак, сегодня живую марионетку опять будут транспортировать промеж когтей. Но да хоть какое-то разнообразие.

— Хитоми, зрения будет достаточно, — готовя верёвку, меланхолично выдохнул Он. — Далее по обстоятельствам.

— Как прикажете, — чуть склоняя голову, отозвалась кукла, натягивая предложенную одежду.

Пока она заплетала доходящие уже до бёдер волосы в косу, Мастер собирал что-то в сумку. Но этот момент интересовал Мизуки куда меньше, чем то, насколько успели отрасти её волосы. И это при том, что Господин то и дело брался за ножницы и немного подрезал концы, забирая материал для своих исследований... Но даже так выходило, что прошло уже несколько лет?.. Сколько, было не то чтобы совсем интересно, но знать для успокоения души хотелось...

Закончив со сборами, Мастер уложил её на покрывало и ловко упаковал, перевязав верёвкой. А далее следовало то же, что и в прошлый раз: размещение на спине в соседстве с когтями, покачивание от шагов, два оборота ключа, скрип двери и вновь два оборота ключа.

А вот потом был небольшой сюрприз: через ткань ощутимо пахнуло улицей с её раздражающими нос запахами. Да и Господин явно перешёл на быстрый бег по веткам. Однако прошло не так уж и много времени, как кто-то пристроился бежать рядом с Кукловодом.

— Сасори-но-Данна, хм, — наконец заговорил бегущий рядом субъект, — нас вызывает Лидер, да.

В ответ Господин прищёлкнул языком и продолжил движение. Однако недоразумение со специфической манерой речи не торопилось отставать.

— Нам выходить на миссию через пару часов, мм. И для нас есть особые инструкции, хм, — не унимался обладатель голоса, чем-то похожего на голос Мастера, но более звонкий и резкий.

В общем-то, Хитоми уже слышала и этот голос и эту специфичную привычку говорить с добавлением "хм", "да" и "мм" в конце предложения. Пожалуй, она даже могла бы узнать этого парня по не менее специфичной манере стучать — в дверь их с Господином комнаты он стучал регулярно. И судя по последним сказанным сейчас словам, это чудо было новым напарником Мастера. Но тогда куда же делся Орочимару-сама?..

— У вас новая марионетка, Сасори-но-Данна, мм? — дружелюбно продолжал парень.

— Дейдара, — а вот тихий голос Кукловода был полон холодной ярости.

Да и от резкой остановки Мизуки едва не вписалась пяткой в один из острых концов когтей. В какой-то мере ей даже было интересно, что именно так сильно разозлило Господина. Однако Он развернулся и, источая гневную Ки, в прежнем темпе продолжил движение.

— Эта — особенная, хм? — вновь беспечно раздалось рядом.

— Особенная, — холодно отозвался Мастер, поправляя свёрток с навострившей уши куклой.

— Уж не из-за неё ли барьер на вашей комнате, мм? — беззлобно продолжил Дейдара, явно довольный собственной шуткой. — Если бы ваше тело не было марионеткой, решил бы, что вы там девицу прячете, да.

— Не суй свой нос в мои дела, — раздражённо парировал Господин.

И Хитоми была абсолютно уверена, что напарнику отвесили добрую порцию убийственных взглядов. А ей, кукле, оставалось лишь затаить дыхание и прикинуться куском дерева, ибо догадки парня были слишком близки к истине, но, похоже, он даже не представлял насколько. После чего всё же воцарилось молчание, а затем и воздух вскоре стал привычно затхлым, оповещая, что они вернулись на базу.

А вот теперь стоило побеспокоиться не на шутку: судя по количеству шагов и поворотов, времени на то, чтобы вернуть живую марионетку в комнату, у Мастера не было. И такими темпами скромная персона Мизуки должна была угодить на "ковёр" к Лидеру. Который умел копаться в чужом сознании. Совпадение ли? В этом Мизуки сильно сомневалась.

Вообще вся нынешняя ситуация выглядела крайне подозрительно. Начиная уже с того, что Господин впервые за последнее время вынес её из комнаты. Зачем?.. Хотя на этот вопрос существовал крайне логичный ответ: кукольная коробка стала тесноватой, из-за чего даже пострадал барьер. Следовательно, Кукловод собирался просто переместить её в другое, более надёжное, по Его мнению, место.

И этот факт вызывал стойкое желание горько вздохнуть: момент истины откладывался опять на неопределённый срок. Впрочем, факт того, что Лидер явно не позволил вынести куклу слишком далеко, также говорил не в её пользу. Организация уже использовала её в своих целях, передавая Мастеру то и дело материалы для сложных лекарств и препаратов. И похоже, не собиралась лишаться бесплатного работника. В том, что её труд вознаграждался чем-либо, кроме остатков расходных материалов, Мизуки сомневалась, иначе Господин не раздражался бы так каждый раз, принося ей подобные задания.

Итак, суть нынешней проблемы заключалась в том, что Лидер имел возможность вскрывать чужое подсознание. Эту проблему Хитоми вроде как решила, поставив на собственном сознании сеть печатей, блокирующих подобные поползновения. Без возможности их снять, не уничтожив мозг. Но это было полбеды: сейчас стоило поскорее лишиться возможности слышать, чтобы лишний раз не давать повода для проверок. Иначе ей явно грозили приключения, и на какое именно место — она не была уверена и даже представлять не хотела.

Потому, сконцентрировав внутри собственного тела чакру, кукла заблокировала все свои чувства, кроме тактильных ощущений и вестибулярного аппарата. Без участия рук направлять чакру к нужным точкам было несколько затруднительно, но шевелиться было нельзя, да и верёвка довольно плотно фиксировала тело и конечности в определённом положении.

Но сложно — это отнюдь не невозможно. И вскоре всё окутала бархатная темнота с пульсом собственной крови. Оставив лишь ощущение подвешенности и давления удерживающих её верёвок. Поэтому дальнейшее осталось для неё тайной, покрытой мраком. Нет, то, что в её сознание пытались проникнуть, Мизуки ощутила. Но, наткнувшись несколько раз на барьер, попытки прекратились.

Дальше она чувствовала, как её покачивает от шагов, привычное ощущение уже привычной постели, холодные пальцы Господина, бережно разворачивающие и ощупывающие затёкшее тело. И... Холодный лоб с щекочущими шею и плечо растрёпанными волосами. От такого ощущения даже без зрения и слуха бросило в специфическую дрожь. Особенно, когда кожей она почувствовала, как в довольной ухмылке растянулись Его губы. Пульс в ушах стал быстрее, и закружилась голова. А губы Господина растянулись ещё шире, касаясь её кожи, в то время, как холодный палец на плече вырисовывал слово "хватит".

Однако собраться с мыслями и остановить технику блокировки получалось с трудом, ведь Мастер и не думал сдвигаться и лишь продолжал щекотать шею волосами, при этом ухмыляясь, пока она подносила дрожащие руки к вискам и пыталась выровнять дыхание. Сердце безумно плясало в груди, несмотря на все попытки логики напомнить, что Кукловод лишь играет с ней. Ничего не будет. Но глупая влюблённость заставляла Мизуки едва не задыхаться от такого контакта.

— Я очень тобою доволен, Хитоми, — промурлыкал в шею Мастер, когда она подала знак, что техника отменена. — Как будешь в состоянии, я объясню тебе устройство запирающего эту комнату барьера, — наконец поднявшись, сообщил Он, довольно жмурясь. — А пока отдыхай...

Дверь в комнату напарника всегда казалась Дейдаре подозрительно защищённой. При этом подобная защита была настолько абсурдна, что не давала покоя и наводила на самые разные мысли. И мысли эти сходились на том, что за этой дверью хранится нечто поистине важное. Пожалуй, даже киндзюцу, что он урвал из тайника Ивагакуре, охранялись не столь тщательно. Ведь единственным способом разомкнуть барьер было использовать специальный ключ, который кукловод берёг как зеницу ока.

Но в последнее время Сасори-но-Данна был чрезвычайно нервным и постоянно вертел в руках этот самый ключ, который обычно держал чёрт его знает где. Возможно ли, что это было связано с тем выплеском энергии, что произошёл недавно? Конечно, можно было списать всё на вышедшую из-под контроля технику очередной человеческой марионетки. Однако среди тех, кем пополнял свою коллекцию напарник за этот год, никого с такой чакрой не было. А потому нукенина Камня не отпускало ощущение того, что кукловод кого-то прячет в своей комнате. Хоть эта мысль и казалась бредовой, но... Иначе не было ни малейшего смысла в барьере. Да и ещё настолько плотном и хитро спланированном.

Попытка что-либо разузнать у других членов организации также с треском провалилась. Зетсу был явно в курсе, но только мерзко лыбился обеими половинами и молчал. Лидер задумчиво переплетал пальцы и тоже молчал. Но, судя по первой реакции, что-то да знал, при этом не располагая всей информацией. Прочим не было дела до придурей Песчанника.

И всё же, даже манера напарника просачиваться через узкую щель едва приоткрытой двери разжигала лишь горячее любопытство. Особенно если учесть, что Акасуна-но-Сасори был настолько повёрнут на собственном искусстве, что даже своё тело превратил в марионетку. Дейдара откровенно восхищался и уважал товарища за подобные самоотдачу и фанатизм. Но что тогда мог прятать так тщательно столь неживой тип, как его напарник?.. Ещё больше вопросов вызвала попытка кукловода вынести за пределы базы одну из своих марионеток. Впрочем, странным тут было несколько фактов.

Первый — напарник всё своё имущество запечатывал в свитки и ещё ни разу на его памяти не переносил ничего как-либо иначе. Но в этот раз марионетка была завёрнута в ткань и размещена на спине. Причём нёс её Сасори-но-Данна довольно бережно. Особенно учитывая то приспособление с лезвиями на его спине. Уже этого хватало, чтобы сделать вывод о необычности и важности груза.

Факт второй: пока напарник не покинул комнату со своим свёртком, никакой спешки в их будущей миссии не было. Нет, за кукловодом Дейдара специально не следил, но, судя по пройденному пути, Лидер отправил его в погоню буквально сразу же. А это означало, что Пейн был очень даже в курсе того, что у напарника за спиной. И это что-то не должно было покидать базу. Не менее подозрительно и загадочно.

Факт третий — поведение кукловода. Всё, что касалось комнаты и барьера, вызывало у него холодное раздражение. А за свой свёрток, казалось, напарник был готов убить любого. Дейдаре даже за косые взгляды было выдано столько злых зырков. А уж за следующие несколько вопросов окатило убийственной Ки. Значит, прятать было что.

Факт четвёртый: риннеган Лидера так долго сверлил дыру в этом злополучном свёртке... Но, в итоге, Пейн соизволил расцепить пальцы и хмуро уставился на Сасори-но-Данна, чего на его памяти с невозмутимостью главы не случалось. Похоже, что даже Лидер не смог учесть и прочесть то, что прятал напарник. И, скорее всего, уже не в первый раз. А вот кукловод был явно доволен собой и ядовито ухмылялся всё оставшееся время.

Факт пятый. Стоило Сасори-но-Данна со своим свёртком удалиться, как Пейн, удостоверившись, что тот действительно ушёл, выдал Дейдаре негласную миссию. Которая заключалась ни много ни мало в проникновении в комнату кукловода и тщательном её обследовании. В частности — изучении той самой особенной куклы, которую только что вынесли из кабинета Лидера.

Никаких разъяснений Пейн давать не стал, лишь сообщив, что решит проблему с отсылкой песчанника подальше от базы. Так же в ближайшее время должен был изготовиться дубликат ключа, способствующий взлому и проникновению сквозь барьер. Но, дабы не вызывать лишних подозрений, всё откладывалось до завершения уже обговоренной с напарником миссии.

Последняя, как и обычно, прошла достаточно гладко. Сасори-но-Данна вообще был на редкость приятным напарником. Разве что несколько раздражала его въедливая упёртость относительно истинного искусства. Впрочем, одного взгляда на напарника без плаща хватало, чтобы понять — это уже фанатизм. Но, тем не менее, спорить об искусстве с кем-то настолько же увлечённым было крайне ценно.

Миссия завершилась. Они вновь вернулись на эту базу. Именно эту. Как и было обещано, кукловод был отослан со своим заданием, ему, конспирации ради, также выдали официальное задание. Но как только Сасори-но-Данна след простыл, Лидер известил Дейдару о том, что всё готово и он может браться за дело. Крайне скользкое дело.

Дубликат ключа, покрытый вязью символов, предостерегающе холодил ладонь. Отступник Камня тихо выдохнул, прежде чем сделать шаг и вставить отмычку в замочную скважину. Барьер дал трещину. По стечению обстоятельств именно здесь. Но никто не гарантировал отсутствия ловушек и прочих радостей на столь оберегаемой территории.

Однако ключ со специфическим звуком дважды провернулся, и дверь с тихим скрипом приоткрылась, стоило потянуть дубликат на себя. Тут же в руке щёлкнула кнопка фонарика, чей луч вспорол густую темноту комнаты, перескакивая с одного места на другое. Ловушек не наблюдалось... Пока что. В то же время стоять в коридоре и осматривать комнату с безопасного расстояния было крайне опрометчиво. Разведку надлежало произвести как можно тише. А нахождение в коридоре с фонариком у чужой двери к тишине не располагало. Особенно если вдруг ещё кого из организации надумает чёрт принести. Что было совершенно не исключено. Потому, сделав глубокий вдох, Дейдара быстро проскользнул внутрь и теми же двумя оборотами запер за собой дверь.

Сейчас всё обошлось и ни одна из скрытых ловушек не активировалась. Правда, стоило только задействовать чакру для подготовки глиняного клона, как пол, стены и потолок тут же вспыхнули вязью печатей. Рисковать не стоило, потому технику пришлось оборвать. В таких условиях лучше уж положиться на собственные инстинкты, чем угодить в неведомое фуиндзюцу, мастером в которых был Сасори-но-Данна. Отлично. Значит, стоит остановиться на безопасном месте и всё с него осмотреть.

Надо отметить, что стоило только войти, как в нос сразу же ударил специфический химический запах. Впрочем, это было логично: в гулкой тишине отчётливо булькало, шипело и капало. Направив луч света на источник звука, нукенин Камня смог достаточно чётко разглядеть заставленный сложной конструкцией из колб и пробирок стол. При этом в этой навороченной системе прямо сейчас проходили один за другим химические процессы, сопровождаемые хлопками, шипением и бульканьем.

Внимательно приглядевшись к снующим по прозрачным трубкам и химической посуде разноцветным субстанциям, заканчивающим свой путь в полупустой пробирке, Дейдара откровенно задумался над вопросом о том, когда же вся эта феерия была запущена. Достаточных познаний в данной сфере у него не было. Но, если судить по тому, как капало в пробирку, — то не так уж и давно. С другой стороны, невозможно было сказать, как долго всё шло к стабильной работе этой системы. Ещё один неутешительный факт: если напарник запустил процесс с расчётом на то, чтобы к его окончанию вернуться, то времени оставалось не так уж и много.

А это означало, что следует поторопиться. Оставив в покое на удивление идеально чистый стол, луч фонарика скользнул чуть дальше, выхватывая блестящие бока разномастных пузырьков с разноцветным наполнением и мудрёными надписями, мостящихся на длинной узкой полке рядом со столом. Символы говорили о том, что это могли быть как реагенты, так и... Яды. Последнее было более реалистично, учитывая пометки, приклеенные к самой полке и разделяющие пузырьки на весьма конкретные группы. Далее луч зацепил собранное полотно клеёнчатой занавески, которой лаборатория отгораживалась от остального пространства.

Справа от входной двери стояли педантично убранный письменный стол, полки и шкаф, ломящиеся от свитков. Опять же крайне аккуратно разложенных по стопкам так, чтобы просматривались корешки. Слева находилось несколько стеллажей, заставленных разного размера коробами и банками. И здесь тоже царила атмосфера педантично наведённого порядка. Дополнял картину стройный ряд крюков, на которых висели, видно, ещё не завершённые марионетки. Человеческие. Впрочем, если не обращать внимания на запахи из лаборатории, в комнате пахло дезинфицирующим раствором и специфичным пряным ароматом. Если учитывать, что ярче запах становился возле незавершённых кукол, то это наверняка была бальзамирующая жидкость.

Луч вновь скользнул дальше. Сразу за рабочим столом был небольшой шкаф, а следом отгороженная ширмой лаборатория. Упирающаяся в другую ширму. Судя по клеёнчатому материалу занавесок, это тоже была рабочая "грязная" зона. Что там могло располагаться, Дейдара мог вполне предложить, учитывая специфику материала для марионеток напарника. Тем более что висели они в паре шагов от него.

За стеллажами и рядком кукол была ещё одна ширма, третья, но уже с тканевыми занавесками, упирающаяся, предположительно, в разделочную. Итак, целью осмотра была особенная кукла. Но среди того, что висело на крюках, ничего примечательного не было. Да и по размерам та кукла была явно меньше. Следовательно, искать её нужно было в одном из отгороженных углов. Но для этого требовалось всё же пройти дальше. Хоть видимых ловушек и не наблюдалось, стоило оставаться начеку: то количество примочек, которыми была оборудована излюбленная кукла напарника, явно говорило о том, что ждать можно чего угодно.

А значит, необходимо было сузить круг поиска. Искомая марионетка была особенной. Да и напарник не стал бы бросать что-то настолько для него ценное на секционном столе. Особенно если вспомнить, как бережно это чудо переносилось им в тот раз. Так что искать куклу стоило за тряпичной занавеской. Шагал до нужного места Дейдара крайне аккуратно, постоянно ожидая подвоха. Но ничего так и не произошло. Ни ловушек, ни скрытых печатей... Это было несколько странно.

Ткань отъехала вбок с тихим шуршанием. Узкий луч фонаря заскользил по новой территории. Аккуратно заправленная кровать, которой явно регулярно пользовались. Сасори-но-Данна?.. Нелогично. Но... Факт. Прикроватная тумбочка с лежащими на ней свитками и подсвечником с порядком оплывшей свечой. Широкий двустворчатый шкаф и стул. Сделав ещё пару шагов, нукенин Камня обошёл кровать и как следует осветил прежде тёмное пятно между кроватью и шкафом. А вот и то, что он искал. Несомненно, это именно та самая кукла, из-за которой столько переполоха. По крайней мере она куда миниатюрней прочих. Да и не только... Ловушки не активировались. И потому Дейдара позволил себе немного вольности и зажёг стоящую на тумбочке свечу, чтобы разглядеть марионетку получше. Луч фонарика замер вместе с ним.

 

Красивая кукла сидит на полу

В комнате тёмной, в тёмном углу.

Красивая кукла сидит, как живая:

И кажется, что женщина молодая,

А не кукла сейчас пред тобой,

Идеал совершенства являя собой.

Волосы куклы так на шёлк похожи…

К белой фарфоровой коже

Чёрные пряди красиво спадают…

Тёмный шёлк кимоно свет свечи отражает.

Манящие губы алого цвета…

Красивая кукла. Оспорит кто это?..

Идеальная кукла — что сказать ещё можно?..

От неё глаз оторвать невозможно…

И не только лицо совершенно её:

В ней идеально практически всё!

Изящные кисти лежат на шёлке тёмно-синем…

Невозможно представить куклы красивей.

Красивая кукла сидит на полу

В комнате тёмной, в тёмном углу.

 

Даже неверного тёплого луча света хватило, чтобы уверенно сказать: кожа марионетки безупречно-белого цвета, как у самого дорого фарфора. Сочные глянцево-алые губы... Нукенина даже посетила мысль: "Из чего, чёрт возьми, она сделана?" Кукла была безупречна и совершенна, словно принцесса из какой-нибудь древней легенды. Пара осторожных шагов и его пальцы застыли возле идеального фарфорового лица. Принцесса... Но чем дольше он смотрел на куклу, тем отчётливей в её лице проступали некогда знакомые черты. Принцесса... Заточённая в башню из книг. Воспоминание о глупой детской влюбленности. Воспоминание, что уже не раз прошивало Дейдару едкими иглами злости. Всё, что было связано с той девчонкой, до сих пор было покрыто мраком. Возможно ли?.. А если и так, то что?.. Всё в прошлом. Но раздражение вновь накрыло тяжёлой волной. Человеческие марионетки. Какая нелепая ирония.

Нукенин ненадолго прикрыл глаза и резко выдохнул. В порыве эмоций рука сама потянулась к сумке с глиной. Искусство?.. Совершенна... Но до чего же мерзкое ощущение. Этот шедевр он созерцать не имел ни малейшего желания. Его не должно было существовать... Однако рука замерла у расстёгнутой сумки с глиной. И даже не потому, что рассудок напоминал, что чакру использовать нельзя, а оттого, что закрытые глаза куклы резко распахнулись... И в узком луче фонарика Дейдаре явились две больших незабываемого золотистого цвета стекляшки.

Значит, всё же ловушка была? Сасори-но-Данна рядом точно не было. Лидер не мог так грубо проколоться. Чакру толком нукенин Камня тоже не использовал. Взгляд бегло проскользил по всему, что окружало его в данный момент. Но опять же ничто не говорило о столь резко сработавшей технике фуин. Значит, дело всё же в марионетке? Боковым зрением Дейдара прекрасно видел, как её неестественно алые губы растягиваются в ядовитой ухмылке. Почти как у напарника. На краю сознания даже проскочила мысль о том, что вот это могло быть таким же, как и хозяин комнаты.

Если бы Сасори-но-Данна был рядом, он явно потешился бы над происходящим. Особенно учитывая, что приказа о зачистке не было. Только исследование. Притом тихое. Любые боевые действия на этой территории явно сулили слишком много шума и последствий. А потому единственным верным решением в данной ситуации было непротиводействие, естественно в пределах разумного. Тем временем, пока нукенин осматривался, кукла сделала как раз то, чего он опасался: тонкие пальчики вспорхнули, словно скидывая с кончиков невидимые капли. Однако ни одна из марионеток не сдвинулась с места. Тем не менее слабый ток чакры в особенной кукле ощущался.

— Мм?.. — вопросительно приподнял бровь Дейдара, попытавшись встать и сделать несколько шагов назад. Однако полностью отступить ему не дали. Возможность двигаться явно была ограничена. И не просто ограничена, он был связан тонкими нитями чакры. — Марионетка, хм?..

— Ну и что вы здесь забыли, Дейдара-сан?.. — тихо мурлыкнула кукла, точь-в-точь как Сасори-но-Данна, поднимаясь с пола.

— Хм?.. — брови нукенина Камня вопросительно поползли вверх.

У марионетки был приятный тихий голос. И она совершенно точно знала его имя. Хотя конечно! Она наверняка всё слышала, будучи у напарника за плечами. Действительно особенная. Действительно девица. То-то Сасори-но-Данна так сильно разозлился. Но кто бы подумал, что за барьером скрывается такое? Хотя теперь было вполне понятно, почему не срабатывали прочие ловушки. Впрочем, вопрос о том, управляется ли эта кукла хитрой техникой фуин или нет, оставался открытым.

— Господин не обрадуется столь дерзкому вмешательству, — устало выдохнула марионетка, проходя мимо него в лабораторию к наполняющейся пробирке. — Но, полагаю, вас сюда привело не простое любопытство, а приказ?

— Ты не кукла?.. — запоздало сообразил нукенин, осознав, что ощущение на собственной коже еле уловимого дыхания марионетки ему не показалось.

— Не совсем, — с горькой усмешкой отозвалась кукла, ослабляя контроль над его телом ровно настолько, чтобы незваный гость понял, что хозяйка положения здесь и сейчас она.

— Что ты такое, мм? — Дейдара сохранял невозмутимый вид.

Вот только сама мысль о том, что Сасори-но-Данна прячет в своей комнате живую девчонку, просто не укладывалась в голове… Видимо, у Лидера тоже. А ведь Пейн совершенно точно знал, что она живая! Но... При этом не смог прочесть её в тот раз?.. Оттого-то напарник и ухмылялся? Живая... Зато теперь всё становилось предельно ясно: и почему не в свитке, отчего так бережно и к чему было столько раздражения...

— Я не обязана вам отвечать, — на глянцево алых губах всё так же играла ядовитая усмешка. — Это вам придется отвечать Господину, что вы здесь забыли и почему едва не устроили, — её золотистые глаза слегка прищурились, — взрыв…

— Даже и не собирался, хм, — лучезарно улыбнулся в ответ на провокацию нукенин. — Это была чистая самооборона, да.

За такие речи Кукла одарила его фирменным взглядом Сасори-но-Данна, которого удостаивались лишь умалишённые... Или оспаривающие его искусство. Девчонка была живой, но таковой совершенно не казалась. При этом оставалось впечатление, что рядом находился напарник собственной персоной. Впрочем, думать о том, что с ним сделает Сасори-но-Данна, застав на своей так тщательно оберегаемой территории, Дейдаре совершенно не хотелось. Пожалуй, взбесится кукловод не на шутку...

Искусство — это то,

Что познать не смог никто.

Искусство для меня

Не то, что для тебя…

И взгляды на него наши слишком расхожи,

Да и мало чем с тобой мы похожи.

 

Кукла остановилась у химического стола. Судя по наклону головы, она точно знала, что происходило в стоящей там системе. Не исключено, что... На этом месте мысли Дейдары упёрлись во вполне конкретный вопрос — а какую роль, собственно, ей отводил сам хозяин комнаты? И сколько вообще это создание тут находилось? Кто она, собственно, такая? Впрочем, проверив все колбы и трубки, девчонка задержалась взглядом на полупустой пробирке.

— Не успею... — едва слышно выдохнула она, явно констатируя факт.

Однако понять, насколько важно было "успеть", невозможно было из-за отсутствия каких-либо эмоций в её голосе. О том, что Сасори-но-Данна терпеть не мог опозданий и задержек, нукенин Камня прекрасно знал. И, видимо, его догадка о том, что ответственная за то, что происходило сейчас в лаборатории, именно Кукла, была верна. А это, в свою очередь, означало, что девчонка ни много ни мало была подручной его напарника. Тогда зачем было её так усиленно прятать и пытаться вынести, как марионетку?..

Но сейчас стоило вернуться к изначальному заданию. Тихое исследование. Дейдара криво усмехнулся. Лидер с самого начала знал, что девчонка живая. Просто не мог не знать! А значит, истинной целью задания было установление контакта вот с ней. Но почему нельзя было предупредить об этом заранее? Что вообще было не так с этой Куклой?.. Хотя...

Видимо, его усмешка не прошла мимо её внимания, и сейчас девчонка приблизилась и неспеша обходила своего незваного гостя вокруг, осматривая с ног до головы. Нити отчётливей налились чакрой, да и подходить слишком близко она не стала. Однако этого было достаточно, чтобы можно было разглядеть её гораздо чётче. Если бы до этого он не ощутил её спокойное дыхание, то было бы невозможно сказать, что это живое создание. Но даже дыхание её было слишком тихим и неестественным. Не говоря уже обо всём остальном. Сасори-но-Данна был гораздо больше похож на человека даже без плаща, нежели Она… Слишком белая и ровная кожа куда больше напоминала фарфор. Слишком идеальные волосы. Абсолютно лишённое эмоций лицо. Разве что эта ядовитая усмешка… Но и она лишь сильнее подчёркивала кукольность весьма красивой мордашки.

Впрочем, сейчас куда как отчётливей можно было оценить её рост и возраст. Навскидку Дейдара не дал бы ей больше четырнадцати или пятнадцати лет. Однако не стоило забывать, что хозяин комнаты выглядел немногим старше вот этого явления, так что вопрос был спорным. Росту в ней было явно не более полутора метров. Далее нукенин поймал себя на мысли, что уже больше минуты разглядывал складки на её кимоно в области груди, живота и бёдер. Пожалуй, следовало накинуть ей ещё год или два за весьма выделяющиеся округлости и явно узкую талию, которую не мог скрыть даже объёмный оби. Итого выходило самое большее около семнадцати...

Такого рода внимание не осталось не замеченным: замершая уже на краю кровати девчонка наградила его специфическим осуждающим взглядом. Точь-в-точь как у напарника. Дико тянуло ухмыльнуться в ответ. Что Дейдара и сделал, поднимая взгляд на её лицо. Если не считать притягивающие внимание глянцево-алые сочные губы, то самой её примечательной чертой были большие золотистые глаза, начисто лишённые эмоций и скорее напоминающие искусно изготовленные стекляшки.

— Эй, хм… Тебе сколько лет, мм? — не удержался от вопроса нукенин, глядя как её тонкие маленькие пальцы растёрли блёклый узор на шее.

А вот эту деталь Дейдара заметил только сейчас. И даже с такого расстояния мог уверенно сказать, что эту метку он видел уже достаточно, чтобы понять — это ядовитая печать Сасори-но-Данна. Напоминание о том, что кукловод в любой момент может убить свою жертву. Но у девчонки эта метка была не столь чёткой, словно расплылась от времени...

Что же касается самой живой Куклы: видимо, вопрос о возрасте не часто посещал её темноволосую головку. Хотя… Может, она вообще была пустая?.. Учитывая умение напарника промывать могзи, в этом не было бы ничего удивительного. Но судя по тому, как золотистые глаза начали медленно переходить от одного угла комнаты к другому, что ещё больше придавало ей кукольности, вопрос о возрасте заставил её задуматься.

— Не имею ни малейшего понятия, — равнодушно пожало плечами это чудо в ответ, когда её неживой взгляд задержался на незваном госте.

— Хм, — единственное что удалось нукенину выдать в подобной ситуации.

А ситуация оказалась отнюдь не из приятных. Конечно, пока что всё было вполне тихо, и это явление не пойми чего не проявляло агрессии, а только лишь пыталось удержать его подальше, чтобы он ничего не вытворил. Логично. Однако, даже при том что вот это вроде как живое, напарник был куда понятней. Тем не менее контакт надо было налаживать именно с ней. И желательно как можно скорее. Не исключено, что количество полученных от Сасори-но-Данна травм будет пропорционально её настрою.

— Откуда же ты такая взялась, мм? Даже не знаешь, сколько тебе лет, да, — скептически осмотрев ещё раз девчонку, выдохнул Дейдара.

— Хм… — в ответ последовало лишь лёгкое пожатие плеч и... На миг проскользнувшее ощущение жизни.

— Мм... Хорошо, а давно ты здесь, хм? — обведя взглядом комнату, уточнил нукен. — Я раньше тебя не видел, мм…

— Было бы странно, если бы вы меня видели, — взгляд Куклы всё так же был полон безразличия, однако нити, связывающие вторженца, стали явно слабее. — Вы четвёртый отступник в таком плаще, которого я вижу. Исключая, пожалуй, вашего Лидера. С ним мы знакомы крайне заочно...

На некоторое время повисло молчание. Девчонка, кукольно склонив голову, вроде как наблюдала за нукенином. Хотя не исключено, что её стеклянные глаза смотрели и куда-то сквозь него. Разобрать было сложно. Как и определиться с тем, кто же этот четвёртый в озвученном списке. Первым был, естественно, Сасори-но-Данна. Вторым, совершенно очевидно, Зетсу. То, что это чёрное-белое растение знало о происходящем здесь, было понятно по чересчур коварной ухмылке. Ухмылке обеих половин в ответ на попытку разобраться с заскоками напарника. Третьим, как и сказала Кукла, был он сам. Но кто же четвёртый, если не Лидер?..

Кстати говоря о Пейне. Он ведь знал о девчонке. От Зетсу — точно. Но видел ли он её лично? Когда напарник занёс живую марионетку в кабинет, Лидер однозначно не выказал удивления. Это случилось чуть позже, где-то к середине разговора. Притом что риннеган совершенно точно сверлил свёрток с куклой. Но что могло его так удивить? Настолько, что потребовалось отправлять для контакта кого-то. Неужели сознание девчонки было заблокировано кукловодом? Не исключено. И даже более чем вероятно.

Но всё же Пейна она так и не видела. Значит, следовало искать последнего среди прочих членов организации. Но кто? Хидан или Тоби уже давно проболтались бы. Какузу?.. Навряд ли. Учиха? От одной мысли о котором до сих пор бросало в дрожь. Или Конан?.. Вероятнее всего, кто-то из этих двоих. Но который? Гадать можно было до бесконечности. Был ещё Орочимару. Но он покинул организацию более четырёх лет назад. Хотя, если вдуматься, невольно напрашивался вопрос о том, как девчонка вообще попала в эту комнату. И как давно она здесь заперта?

Уже не менее года, это точно. Этот барьер на комнате и странное поведение Сасори-но-Данна были с самого его вступления в "Акацуки". Тогда получается, что четвёртым человеком была Конан? Не мог же напарник привести свою подручную без ведома Лидера... Или мог?.. Если бы это была правая рука Пейна — Конан, то нужен ли был бы сейчас он? Очевидно — нет. Значит, оставался Учиха Итачи? С ним они вполне могли столкнуться... Хотя тоже спорный вариант. Как вообще Кукла ни с кем не столкнулась за более чем год? Разве что... Она и не выходила отсюда... Взгляд Дейдары скользнул по комнате. Это уже не на подручную, а на пленницу тянуло.

— Вы ведь напарник Господина? — судя по ровному тону, этот вопрос явно был риторическим, но нукенин всё же утвердительно кивнул. — Значит… Орочимару-сама больше не состоит в вашей организации?..

От такого поворота событий у Дейдары дёрнулся угол рта. Значит, всё же эта старая змея. Но... Четыре года? Даже чуть больше. Сасори-но-Данна держал взаперти, скрывая ото всех живую девчонку?.. И если даже ей сейчас самое большее семнадцать лет, то притащил он её лет в... тринадцать? Что за безумие? Зачем? Можно было бы ещё понять его заинтересованность в ней, как в персонале... Но тогда терялся всякий смысл такой конспирации.

— Мм… Да. Четыре года уже как, хм, — задумчиво кивнул нукенин Камня, прикинув, что это только с ухода Орочимару столько прошло. Далеко не факт, что девчонка обосновалась здесь незадолго до этого события.

— Четыре года?.. — Кукла задумчиво замерла, разглядывая собственные руки. — Значит, мне уже есть семнадцать... — её взгляд скользнул по собственным груди и бёдрам. — Не удивительно...

— Хм?.. — вопросительно приподнял бровь Дейдара, в очередной раз отметив, что связывающие его нити то и дело слабеют.

— Вы, верно, уже поняли, что я не состою в вашей организации. Ничего о ней не знаю и знать не хочу, — холодный взгляд в очередной раз метнулся к пробирке. — Вам ведь поручено разузнать, кто я? — Кукла словно невзначай растёрла пальцами ещё более оплывшую печать на шее. — Я... Искусство Акасуна-но-Сасори. И более меня ничего не касается, — её взгляд и тон явно давали понять, что возражения здесь не приемлемы. — Семнадцать лет… — уже чуть слышно, почти одними губами столь же монотонная констатация факта.

Однако сейчас нукенина больше заботила причина столь резких перепадов контролирующей его техники. Только что произошёл очередной скачок — на сей раз нити чакры настолько ослабли, что Дейдара мог спокойно расправить плечи и даже сделать шаг в сторону кровати. Правда, стоило так сделать, как нити вновь резко налились чакрой… Но столь же стремительно её ток ослабел, и девчонка полностью потеряла над ним контроль.

— Проклятье… Не успеваю... —  руки живой марионетки беспомощно вздрогнули и опустились.

А спустя мгновение сомкнулись стеклянные глаза и тело девчонки соскользнуло с края кровати. Перемена была настолько разительная, что нукенин едва успел придержать Куклу за локоть, что бы та не раскроила свою фарфоровую голову о край тумбочки. Поди докажи потом напарнику, что это произошло случайно... Живая марионетка совершенно таковой не выглядела, однако её локоть явно был человеческим. Вполне тёплый. Только уж больно хрупкие и тонкие кости ощущались под слоем ткани.

Надо было привести это чудо в сознание, чтобы получить необходимую информацию. Тем не менее разок встряхнуть девчонку за тот же локоть было скверным решением. Вместо того, чтобы очнуться, она совсем безвольно осела, а её голова запрокинулась, вновь едва не зацепив ту же тумбочку. А вот теперь Дейдаре отчётливо стала видна причина такого поведения: печать на шее расплылась окончательно, окрашивая зеленоватым вздувшиеся вены. Похоже, что Кукла всё это время держалась из последних сил, оттого и были такие резкие перепады в технике. И дела её явно были плохи.

Поудобней перехватив это недоразумение, нукенин уложил девчонку на кровати. Поразительно лёгкая и хрупкая. Но важно было другое — даже случайного соприкосновения с её кожей хватило, чтобы понять, насколько она была горячая. Такая температура точно была следствием отравления. При этом ситуация явно уже была критической... А ведь ещё пару минут назад она дышала вполне себе ровно!

— Вот же ж проблемная, мм! — легко похлопав Куклу по щекам, выдохнул Дейдара.

Пожалуй, сейчас было самое время рвать когти с места преступления, пока не вернулся напарник. Но... Упрямое желание разобраться в мучившем его с детства вопросе скребло под рёбрами и заставляло активней хлопать по уже начинающим краснеть щекам. Одного взгляда на мерно наполнявшуюся пробирку было достаточно, чтобы понять — это явно антидот. Но в каком объёме и как он применялся, нукенин не имел ни малейшего понятия. Для этого надо было растормошить Куклу, но шлепки по лицу явно результата не давали. Продолжать в том же духе — было чревато последствиями.

Кожа под пальцами на точке пульса хоть и была неимоверно горячей, однако явно холёной и человеческой. Видимо, поведение и кукольность были последствиями промывки мозгов Сасори-но-Данной. И всё же сердце девчонки выплясывало в таком ритме, что того гляди могло сломать хрупкие рёбра. А вскоре и грудная клетка начала подёргиваться в попытке набрать полные лёгкие воздуха, но туго затянутый оби явно этому мешал...

 

Искусство… Сложная тема…

Мы подчиняемся разным системам

Взглядов и мировоззрений:

И в том, что прав каждый из нас,

Нет уж сомнений.

 

Но не успели пальцы нукенина Камня подцепить узел на оби, как за спиной характерно провернулся в замке ключ. Раз. И ещё раз. Тихий скрип двери… Спины коснулся убийственно холодный взгляд напарника. Громкий хлопок резко закрывшейся двери. Рановато... Дейдара криво улыбнулся, осознав всю «прелесть» сложившейся ситуации. Необходимо было соблюдать спокойствие, но все чувства всё равно были напряжены до предела. Два поворота ключа… Тихие шаги… Однако вместо разбирательств кукловод молча обошёл его и сразу же принялся за осмотр своей марионетки.

— Дейдара, — от этого тихого уверенного голоса невольно по спине молодого нукенина пробежали мурашки, — как давно ты здесь?

— Минут двадцать, хм, — честно признался незваный гость.

— Как давно она без сознания? — пальцы Сасори-но-Данна ловко развязали оби, позволяя кукле дышать свободней.

— Мм, минут пять, — прикинув время, выдохнул напряжённый уже до предела нукенин Камня.

То, что напарник не разобрался с ним сразу, ещё ничего не значило. Кукловод не из тех, с кем можно было увиливать от ответа. Но сейчас, похоже, нахождение чужака в комнате его волновало меньше всего: всё внимание напарника было направлено на девчонку-марионетку, что в общем-то и не удивительно в её состоянии. Тщательно осмотрев шею со вздувшимися буграми зеленоватых вен, Сасори-но-Данна недовольно цокнул языком и метнул взгляд на химическую систему, что всё ещё шипела и продолжала вырабатывать антидот.

Тихо хмыкнув, напарник ещё раз осмотрел шею Куклы, после чего удалился изучать содержимое пробирки. Пара движений и химическая система затихла. Далее Сасори-но-Данна зашуршал упаковкой от шприца, в который и было набрано всё содержимое пробирки. Привычным жестом встряхнув и выпустив весь воздух, кукловод вернулся к кровати. Думал он недолго, выбирая место для инъекции. Явно привычным движением пальцев он опустошил шприц. Несколько спокойных шагов и этот шприц отправился в лоток, что только что был извлечён из ящика химического стола. Каждое движение точно и выверено, как часы.

Похоже, теперь оставалось только ждать. Что напарник и сделал, устроившись на стуле рядом с кроватью напротив коллеги. Пока что всё ещё девчонка была в центре его внимания. Но ничто не мешало кукловоду разобраться с непрошенным гостем чуть позже. Тем более что гость никуда не спешил. Хотя было бы крайне наивно думать, что его отсюда так просто выпустят. А потому Дейдара всё же позволил себе перевести взгляд на живую куклу, оставляя Сасори-но-Данна в поле зрения.

Реакция пошла довольно быстро, и вскоре глянцево-алые губы распахнулись, жадно глотая воздух… Пальцы с силой сжали простынь. Ресницы болезненно дрогнули. На фарфоровой коже появились капельки пота… Девчонка явно пребывала в агонии. Если вспомнить те случаи активации этой печати, что молодому нукенину довелось видеть лично, поразительно, как долго ей удавалось держаться при разговоре с ним. Особенно учитывая, что печать сработала явно не мгновенно. Зная привычки напарника, можно было смело сказать, что мучилась она порядком...

— Дейдара, — холодные глаза кукольника с ледяным спокойствием смотрели теперь на уже незваного гостя. И не сулили ему ничего хорошего. — Что ты здесь делаешь?

— Ну, мм, — всё, что оставалось: собраться с мыслями и попробовать выставить ситуацию в наиболее удачном для себя свете. — Она, — кивок в сторону девчонки.

— Что с ней произошло, я уже разобрался, — холодный голос напарника оборвал его. — Меня интересует, как ты сюда попал. Она не могла тебя впустить. Она всего лишь марионетка, а марионетки не склонны принимать гостей в отсутствие кукловода.

— Но, Сасори-но-Данна, она ведь живая, хм, — честно напомнил молодой нукенин, косясь на судорожно вздымавшуюся грудь.

— Пока что — да, — взгляд напарника вновь скользнул по покрасневшим щекам девчонки.

— Но тогда почему, хм?.. — тихо осведомился Дейдара, готовясь к надвигающейся расправе.

— Мм, тебя так заинтересовала эта моя марионетка, что ты решил взглянуть на неё поближе, не смотря ни на что? — криво усмехнулся напарник, вытряхивая свиток из рукава.

— Вы так усердно её прятали, хм, — попытка отшутиться, увы, не прошла в этой чересчур очевидной ситуации.

Сасори-но-Данна вновь криво ухмыльнулся. Лёгкое движение руки и хлопок, сопровождающийся быстро рассеивающимся дымком. Молодой нукенин поспешно отскочил к двери, но вот открыть её у него явно времени не хватило бы при любом раскладе. Еле заметное движение неживых пальцев… Но Дейдара слишком хорошо знал, что это значит. И поэтому успел увернуться от хвоста Хируко. Сейчас было бы неплохо использовать какую-нибудь технику...

Но забывать о том, что это территория кукловода, где все преимущества на его стороне, было чревато последствиями. Тем более что ещё в начале визита молодой нукенин убедился, что всё здесь покрыто печатями. Да и марионетка у напарника не одна. И места для подобной драки маловато. Увернуться от хвоста Хируко удалось вполне успешно, но в ход тут же пошла одна из активировавшихся связывающих фуин-техник. Ноги налились свинцом и почти перестали ощущаться. Теперь Дейдара был крайне ограничен в действиях. Чего не скажешь о Хируко, уже готовом к следующей атаке. Осталось только попытаться заблокировать этот удар…

Сасори-но-Данна явно не собирался убивать излишне любопытного коллегу, иначе бы удар был нанесён не плоскостью хвоста. Но и не слишком жалел: в с трудом заблокированный удар была вложена почти вся сила. Неприятный звук и резкая боль… Правая рука Дейдары стала словно ватная. Да и спину неприятно засаднило от столкновения со стеной и впившейся в спину марионеткой. Следующий удар был столь же мощным, но его удалось смягчить прицепившейся к нему куклой… Что, впрочем, не спасло от очередного столкновения со стеной. А потом с ещё одной стеной…

Треклятая техника, что алыми лентами оплела ноги по самые бёдра, совершенно не позволяла шевелить нижней частью тела, и оставалось только хоть как-то смягчать удары, заставлявшие вписываться в стены. Напарник явственно показывал, как он рад его видеть на своей территории. Впрочем, учитывая специфику здешней тайны, реакция была вполне понятна и обоснована. Сам молодой нукенин с непрошенным гостем церемониться бы и не стал... Однако Сасори-но-Данна, видимо, прекрасно понимал, откуда ноги растут у причины нахождения здесь напарника. Тем не менее эти две несчастные стены гость пересчитал уже чёрт его знает сколько раз. А хвост Хируко вновь описал дугу и с угрожающей быстротой направился к Дейдаре. Но застыл, так и не нанеся удар.

На мгновение повисла звенящая тишина. Судя по взгляду, кукловод мысленно уже препарировал наглого коллегу за задёрнутой клеёнчатой ширмой... Но почему марионетка замерла в столь угрожающей позе? Ответ пришёл крайне неоднозначно: убийственный взгляд Сасори-но-Данна недовольно скользнул в сторону кровати.

— Ты мне мешаешь, — холодно отчеканил напарник, обращаясь к лежащей на кровати девчонке.

— Господин, — отозвался слабый безэмоциональный голос. — Ещё один такой удар и он не сможет покинуть эту комнату самостоятельно, — чуть приподнятая белая кисть безвольно опустилась обратно на одеяло, обрывая нити чакры. — А это значит, что сюда придётся войти кому-то ещё, — алые губы жадно глотнули воздуха.

Хвост Хируко резко дёрнулся, а затем медленно, можно сказать — лениво, отодвинулся от субъекта воспитательной работы, и сама кукла замерла в углу, среди прочих, частично раскиданных по полу марионеток. Похоже, незваный гость опять перестал интересовать кукольника: Сасори-но-Данна уже вернулся к живой кукле, изучая её реакцию и состояние. Интересно… Как только дело доходило до этой Куклы, напарник, оказывается, терял всякий интерес ко всему, что рядом… И для него в этот момент существовала только она… Значит, Кукла действительно важна для него…

Но стоило вернуться к более насущным вопросам. Кажется, вот теперь Дейдаре выдалась возможность подняться и ощутить собственные ноги, ведь техника фуин была рассеяна. Однако после такой встряски всё тело ныло и саднило. Опёршись о пошедшую трещинами стену, молодой нукенин стряхнул с себя надоедливую марионетку и попытался оценить ущерб, нанесённый правой руке, но она совсем не чувствовалась. Сделав несколько шагов к выходу, Дейдара пришёл к выводу, что качает его не слабо.

Спины коснулся равнодушный взгляд напарника. Нукенину Камня только и осталось, что повернуть голову и убедиться, что Сасори-но-Данна смотрел на дверь. Пара быстрых шагов. Резкое движение и тканевая занавеска скрыла и кровать, и девчонку на ней. Пара медленных шагов к двери. Небольшая заминка. Лицо кукловода не выразило ничего, кроме лёгкого раздражения, когда он прошёл мимо проученного гостя:

— Нас вызывает Лидер, — холодный взгляд обвёл комнату и остановился на Дейдаре.

Сасори-но-Данна громко хмыкнул, доставая свой ключ. Два оборота. Дверь с тихим скрипом открылась. Лёгкий кивок, приглашающий коллегу выметаться из комнаты. Молодой нукенин в последний раз скользнул взглядом по стенам, беспорядку на полу и задержался на занавеске, за которой наверняка сейчас весьма искусно изображала неживую марионетку эта странная девчонка. Ещё пара шатких шагов и его встретил знакомый полумрак коридора. Дверь вновь была закрыта на ключ. А оба нукенина в напряжённой тишине отправились в кабинет Лидера.

 

* * *

Кукла... Сейчас она почти не чувствовала собственное тело. Оно было чужим и неподвижным. И только противная ноющая боль напоминала, что Мизуки всё ещё жива. Впрочем, радоваться этому или разочарованно вздохнуть, она не знала. Слишком много ощущений было получено за столь короткий срок. Ни о чём думать не хотелось. Но Кукловод слишком вошёл в раж и едва не отправил нового напарника на тот свет. К счастью, вмешался незримый Лидер. Что тоже было не удивительно. Но проблемы живых должны были решаться живыми, а потому... Как только дверь за Господином и этим блондином закрылась, Хитоми позволила себе расслабиться и окунуться в столь радушно распахнувшую ей объятия тьму. Где нет ничего. Просто сон без сновидений. Возможность побороть яд для её измученного агонией тела…

Темнота… Тишина… Бархатистая. Обволакивающая. В которой можно тонуть бесконечно. Хотя — нет. Темнота пошла рябью. Её причина — тихие шаги… Всё ближе… Пространство стало непроницаемо ватным, прогибаясь совсем рядом, словно матрац... Словно?.. Нет. Это действительно ощущение того, что с ней рядом кто-то сел… Ватная чернота начала мерно застывать, крошась от прикосновения холодных пальцев… Сознание прошило яркой нитью мысли: Господин… Веки оказались слишком тяжёлыми. И открыть глаза удалось с большим трудом...

Неяркий свет больно царапнул глаза и принялся засыпать их колючими песчинками. От них глаза у Мизуки заслезились, начисто мешая обзору. Впрочем, не узнать в ало-чёрном пятне Господина было бы глупо. Да и Его привычно холодные пальцы, ощупывающие пульсирующую болью шею, тоже. Даже от столь лёгких касаний начинало подташнивать. Видимо, реакция была слишком красноречивой, раз Он поспешно отвёл руку.

— Я возвращаюсь на миссию, — раздражённо выдохнул Господин. — Лидер был недоволен тем, что Дейдара выбыл из-за моих методов воспитания, — даже зрения не нужно было, чтобы ощутить Его усмешку, что явно придавала этому красивому лицу специфический жестокий оттенок. — Тебе придётся попрактиковать на нём свои медицинские дзюцу, — Хитоми ощутила на себе пристальный взгляд Кукловода.

Ему явно не нравилась сложившаяся ситуация, но и что-то менять у него не было желания… Похоже, в их тихом четырёхлетнем (кукле казалось, что так оно и было) сосуществовании намечались глобальные перемены. Видимо, Лидер достаточно терпел своеволие Господина и теперь решил, что игра будет идти по его правилам. Но... Красноволосого нукенина, так и остававшегося сейчас перед ней размытым пятном, не могло сдержать и это. Да и сама она слишком привыкла к роли жертвы-марионетки. И менять что-либо не собиралась.

— Хорошо, Господин, — попыталась кивнуть Мизуки, но сил на то, чтобы пошевелиться, совершенно не было.

— Ты уверена, что справишься? — кожу на щеке обожгло до боли знакомое прикосновение холодных пальцев.

Правда, сейчас они показались ей ледяными. Верно, всё ещё держался жар. Померещилось… Как и то, что это прикосновение к её щеке было слишком осторожным… Точно: померещилось. Она просто ещё не отошла от отравления. Потому что от такой нежности бросало в дрожь. Их отношения изначально были игрой. Таковыми и остались. Питать ложные надежды было глупо и бессмысленно.

— Я не думаю, что Вы столь сильно покалечили… — криво усмехнулась в ответ кукла.

— Я не об этом, — властно и тихо уточнил Кукловод, скользнув пальцами на её грудь, туда, где гулко билось о рёбра сердце.

Хоть Хитоми и знала, что Он ничего не чувствует, но от этого жеста у неё перехватило дыхание. Она даже не могла разобрать, что именно заставило её сердце так выплясывать: жар или дурацкая влюблённость. Кукла могла бы скрыть от Него причину, по которой так часто билось её сердце… Но не могла заставить себя дышать иначе. И изменение её дыхания Он наверняка уже почувствовал… Оно стало слишком тяжёлым и неровным. Как и внезапно охватившую её дрожь. Господин явно уже заметил... И Ему отлично было известно, что всё это означало.

Хоть видела она ещё смутно, но тонкая черта на пятне лица явно была губами. И губы Господина искривились сейчас в едкой усмешке. Ледяные пальцы скользнули чуть ниже и отодвинули ткань кимоно, легко касаясь маленькой царапины… Он, в самом деле, был мастером создания ядов… Хватило даже её… Размытые пятна на месте серых глаз явно упреждающе сощурились. Слова были ни к чему. Он понял, что очередная практика с марионеткой была неудачна. Да и холодный укор тоже трудно было не уловить.

— Я справлюсь, Господин, — Мизуки хотелось сказать это уверенно, но голос куда-то пропал.

Но Ему слов и не было нужно. Господин всё понял по движению её губ. Как на зло, к поплывшему зрению ещё и глаза то и дело норовили закрыться, хоть Хитоми через силу и заставляла себя пребывать в сознании. Что вызвало у Него очередной едкий смешок. Кажется, Господин был доволен ею. Холодные пальцы ускользнули прочь, оставив опустошённость. Он встал. Он опять уходит. Вновь...

— Оставь пока упражнения с марионетками. Уж лучше сделай себе обычную и тренируйся с ней. А теперь... Спи, — раздался в стремительно заполнившей всё бархатной темноте холодный, властный, до боли родной голос.

Голос, которому не было сил перечить и противиться. Оттого глаза куклы медленно сомкнулись, и она провалилась в радушные объятия уже привычной тьмы…

Мы спорим о вечности и миге,

Словно листаем страницы книги…

Хоть нет в этом споре и ничего —

Отступить никто не желает от своего

Единственно верного мнения

Об искусства творениях…

Лидер был не слишком доволен, увидев изрядно помятый вид своего шпиона. Впрочем, следовало ожидать и более жёсткой реакции кукловода на проникновение в его комнату. Так что, по сути, молодой нукенин Камня отделался малой кровью. Тем не менее Пейн хмурил брови и бросал на Сасори-но-Данна недовольные взгляды. И это было взаимно. Но пояснения по поводу самовольного возвращения с миссии и необходимости лечения для Дейдары напарник выслушивал молча, с кривой ухмылкой.

— Моя жертва не должна кого бы то ни было интересовать, но все упорно суют свой нос в мои дела, — ядовито констатировал кукловод, когда Лидер закончил инструктаж. — Она моё искусство. Я не отпущу её. И когда ей нужно умереть, решать буду тоже я, а не вы, — глаза напарника картинно прищурились. — Так понимаю, ключ у вас уже есть, — на сей раз бритвенно-острого взгляда удостоился молодой коллега-подрывник. — В таком случае я позволю ей любые методы самообороны. И мне всё равно, что вы по этому поводу думаете. Ломать моё имущество я не позволю! — на этой ноте Сасори-но-Данна раздражённо фыркнул и удалился, громко хлопнув дверью.

Дейдаре же была дана ещё пара инструкций по поводу необходимой от живой Куклы информации, после чего он получил разрешение удалиться и через несколько часов зайти к напарнику по поводу лечения. Этот пункт подрывнику был особенно интересен: Сасори-но-Данна собирался всё же уходить, а это означало... Что лечением должна была заниматься девчонка. Итого выходило, что Пейн был очевидно в курсе её способностей. Впрочем, если она действительно была толковым ирьёнином, это объясняло хоть немного тот факт, что она до сих пор была жива. Одно "но" — насколько в состоянии девчонка была после отравления?..

И всё же... Кукловод чётко назвал её жертвой. Ни подручной, ни кем либо ещё. Марионетка. Искусство. Жертва... Всё это складывалось в крайне странную мозаику. Картина в целом была ясна, но деталей явно не хватало. И главные из них — почему Сасори-но-Данна не убил её до сих пор за четыре с лишним года и что такого в ней было, чтобы он настолько трясся над ней?

Стоять у двери, что до сих пор закрывали у тебя перед носом, и держать в руках ключ от неё оказалось крайне... Странным. Немного помедлив, Дейдара всё же убрал ключ и постучал в привычной манере. Было бы нелепо вломиться в комнату при ещё не ушедшем на миссию напарнике. И... Озарившая подрывника мысль скрипнула не хуже приоткрывшейся двери. Кукловод ведь явно намекнул, что девчонка не могла его впустить... А это означало, что ключа у неё нет и быть не может. Она действительно его будущая жертва, из которой он собирался сделать марионетку. И барьер этот призван был в первую очередь удержать именно её...

Дверь приоткрылась, а за ней послышались характерный хмык напарника и его удаляющиеся шаги. Намёк, который нетрудно понять: заходи и дверь за собой закрывай. Это, собственно, Дейдара и сделал, отметив, что сейчас просочился и закрыл дверь вот в точно той же манере, что и обычно кукловод. Два оборота ключа были сопровождены пробирающим до костей взглядом напарника. Но это было очевидно.

Одарив коллегу убийственным взглядом, Сасори-но-Данна вернулся к сборам, перебирая свитки в шкафу. Ширмы были задёрнуты все до единой. Опрокинутые в ходе "воспитательной работы" куклы возвращены на свои места. Вновь в комнате воцарился идеальный порядок. Химический запах из утихшей лаборатории сменился терпким запахом смутно знакомых трав. Тишину нарушало только шуршание бумаги, но и оно стихло, когда за ширмой секционной раздался тихий всплеск.

— Ты закончила? — скучающе осведомился напарник, поправляя плащ, висевший на спинке стула.

— Да, Господин, — устало выдохнула девчонка за ширмой.

При этом звуки из неосвещённой секционной свидетельствовали о том, что живая Кукла явно выбиралась из ванной. Что совсем не смутило Сасори-но-Данна, прихватившего свечу и ловко нырнувшего в отгороженное пространство. Скорее всего, подсвечник был поставлен на край ванны... И теперь точёный женский силуэт и тень от кукловода были видны совершенно отчётливо.

При этом, если зрение не изменяло Дейдаре, девчонка была абсолютно голой... Вполне логично. Но как-то совсем не к месту... А Сасори-но-Данна тем временем ощупывал и осматривал верхнюю часть тела свой жертвы. Это могло бы быть пошло... Если бы не было до зубного скрежета профессионально и сухо. Словно и впрямь вместо живого девичьего тела было холодное дерево...

Хотя, судя по тому, что мог сейчас разглядеть нукенин Камня, там было за что зацепиться взглядом и не только им... Но пальцы напарника лишь бесчувственно касались и ускользали прочь. Весьма странное было зрелище. С одной стороны, нельзя было не восхититься профессиональной точностью и холодным расчётом кукловода. С другой — под рёбрами начинало ворочаться холодное ощущение непонятно чего.

Закончив осмотр, напарник, судя по тени, повернулся и глянул на молодого коллегу, после чего что-то накинул на плечи Куклы и вышел, загораживая собой весь обзор.

— Можешь использовать любой способ самообороны, какой сочтёшь уместным. И тогда, когда посчитаешь нужным, — меланхолично протянул с кривой ухмылкой Сасори-но-Данна. — Даже если помрёт... Это будет его вина.

— Хорошо, Господин, — безэмоционально согласилась живая марионетка, отодвинув ширму в сторону.

Стоило клеёнчатой занавеске скользнуть прочь, как комната наполнилась ещё более терпким ароматом трав. Судя по всему, девчонка принимала ванну с отваром. Пожалуй, после подобной процедуры она выглядела чуть более живой, — с немного раскрасневшимся лицом, влажными растрёпанными волосами и... В явно широкой ей футболке и штанах напарника. Что, похоже, её нисколько не смущало и было привычным... Картину дополняли босые ноги, совершенно не обращающие внимания на холодный каменный пол.

— Список препаратов на столе, — накинув на себя плащ, кивнул на несколько лежащих рядом свитков кукловод. — Но можешь не торопиться. Мне это не нужно.

— Как скажете, Господин, — поклонилась в ответ девчонка, закончив распутывать локоны пальцами.

Ещё раз окинув свою комнату взглядом, Сасори-но-Данна недовольно хмыкнул и как ни в чём не бывало ушёл, в явно привычной манере открыв и заперев за собой дверь. Как только дважды провернулся в скважине ключ, повисла густая тишина. Кукла молча и сосредоточенно сплетала влажные волосы в косу, а Дейдара так и продолжал стоять рядом с марионетками.

— Сюда, пожалуйста, Дейдара-сан, — наконец прервала молчание девчонка, поставив стул чуть дальше от письменного стола.

— Хм, — расценив этот жест, как приглашение на осмотр, молодой нукенин спокойно прошёл на указанное место. — Ирьёнин, мм? — осведомился он, когда Кукла растёрла ладони и завернула его рукав.

— Почти, — бросив на него косой взгляд, живая марионетка без использования ручных печатей покрыла кисти зеленоватой чакрой. — Расслабьте руку, мне нужно установить степень повреждения, — чакра от её тонких тёплых пальцев проникла под кожу и растеклась ласковым теплом по всему плечу. — Судя по звуку, была сломана плечевая кость... Учитывая угол атаки Хируко-куна, под удар попало именно плечо. Да и будь это другие кости, хрустнуло бы несколько иначе, — добавила девчонка, явно уловив скепсис во взгляде гостя.

В ответ Дейдаре оставалось только задумчиво хмыкнуть. Кукла и впрямь взяла за ориентир угол атаки и звук... Но стоило ли удивляться? Не зря же Сасори-но-Данна держал её взаперти, пряча ото всех столько времени? Оставался только один вопрос — хватит ли ей сил и чакры, учитывая события, что произошли несколькими часами ранее. Однако сейчас она, прикрыв глаза, явно сконцентрировалась на исследовании его травмы. Потому отвлекать её нукенин не стал.

Исследование далось ей, учитывая подступившую бледность, хотя вроде как бледнее было и некуда, и сведённые скулы, не особо легко. Когда она убрала руку и погасила чакру, подрывник всё же озвучил свои сомнения:

— А ты в состоянии сейчас заниматься лечением, мм?

— Перелом сложный, кость раздроблена и смещена, — сделав пару тяжёлых вдохов-выдохов, сообщила девчонка. — За один раз без хирургического вмешательства не сделаю точно. Так что, — Кукла переместилась к шкафу возле письменного стола, — пройдите в секционную, пожалуйста, как снимите футболку.

Из недр шкафа, что стоял возле письменного стола, она достала белую простынь, которой и застелила подозрительно блестящий и чистый секционный стол. Сделала она это на удивление быстро и чётко, словно каждый день занималась таким. После чего её взгляд задержался на нукенине.

— Сядьте, Дейдара-сан, — разочарованно вздохнула девчонка, подходя к нему.

На вопросительный взгляд она ответила лишь презрительным холодным зырком и остановилась в двух шагах от него, дожидаясь, пока он сделает, как сказано. Когда же он всё-таки сел обратно на стул, Кукла легко преодолела расстояние между ними и мягко подцепила тёплыми пальцами ткань футболки, аккуратно потянув её вверх. От этого неожиданного с её стороны жеста и прикосновения мышцы живота напряглись и Дейдара не сразу сообразил поднять здоровую руку, глядя в её совершенно безэмоциональное лицо, что сейчас оказалось на одном уровне с его.

За эту заминку он удостоился тихого усталого вздоха и осуждающего взгляда. Угол нежно-розовых губ специфически знакомо дёрнулся. Словно того гляди должно было прозвучать: "Ты тратишь моё время." В столь характерной для Сасори-но-Данна манере. Потому руку нукенин Камня поспешно поднял, позволяя живой марионетке снять с себя футболку. Как только жертва нетрадиционных методов лечения оказалась раздета, Кукла кивнула на застеленный простынёй секционный стол, мол, располагайтесь. И пока Дейдара мялся возле места экзекуции, видимо, на автомате, аккуратно сложила футболку, оставив её на краю кровати. Забавная привычка... Но явно объясняющая столь идеальный порядок в комнате.

Когда девчонка удостоила его очередным осуждающим взглядом, пациенту пришлось всё-таки усесться на стол, глядя как она натягивает халат и перчатки. Точнее перчатку, только на одну руку, вторая белёсым латексным пятном осталась на краю полки. Затем Кукла выложила на лоток зажим и марлевые тампоны. Скальпель она, на удивление, оставила в шкафчике. Вместо него в лоток легли тонкие иглы, какие порой используются в акупунктуре.

Лечь Дейдаре пришлось на спину. И только он устроился, как пальцы не затянутой в перчатку руки коснулись нижней поверхности в углу секционного стола, высвободив уже знакомую связывающую технику.

— Пациент во время операции должен быть зафиксирован и неподвижен, чтобы не мешать её проведению. Или желаете, чтобы я ошибалась, собирая ваши кости? — тихо вздохнула над ухом девчонка, продолжив активировать печати, что совершенно лишали движения.

Всё было вполне логично, но не отпускало ощущение, что сейчас его будут не лечить, а препарировать. Однако пришлось смириться, получив очередной холодный взгляд и разочарованный фырк от примеряющейся к его руке живой марионетки.

Её пальцы вновь осторожно ощупали отзывавшуюся пульсирующей болью конечность. Вторая перчатка отточенным движением была надета на руку, после чего обе они были обработаны едко пахнущей спиртом жидкостью. Тем же раствором, от которого холодило кожу, было обработано и его правое плечо.

А вот теперь в ход пошли те самые иглы, болезненно въедавшиеся в плоть. Правда, боль прошла, стоило Кукле воткнуть последнюю. Вновь покинула своё место перчатка уже с правой руки. Кисть уже знакомо, без применения печатей, покрылась зеленоватой чакрой, заменившей снятый латекс. Голову он мог повернуть свободно, поэтому прекрасно видел, как тонкие белые пальцы коснулись окружённого иглами участка, чуть надавливая на него. Параллельно вторая рука быстро промакивала кожу рядом с её пальцами зажатым в инструменте тампоном, быстро окрасившимся красным.

Удивительно, насколько ловко и быстро его плечо вспарывалось, освобождая доступ к сломанной кости. Не больно. На самом деле, он вообще ничего не чувствовал. Наверное, поэтому всё это казалось несколько нереальным. Но окружённые зеленоватой чакрой пальцы скрылись в разрезе, а девчонка сосредоточенно прикрыла глаза и явно сконцентрировалась на манипуляциях с чакрой.

Дейдара успел досчитать до ста двадцати десять раз, когда Кукла мерно выдохнула и открыла глаза. Её лицо стало бледнее прежнего. Судя по размеренным вдохам-выдохам, девчонка подошла к своему пределу. Перепачканная его кровью кисть была быстро обработана тем же едким раствором и осторожно легла поверх разреза. Глаза Куклы вновь сосредоточенно закрылись.

На сей раз нукенин успел отсчитать только десять минут, прежде чем девчонка, болезненно морщась, убрала руку, оставляя на плече только тёмную полосу шрама.

— Кости я собрала, но активно пользоваться рукой ещё нельзя. Сейчас наложу повязку, часов через восемь продолжим лечение, — стянув с руки перчатку и убрав иглы, сообщила она.

Рука начала противно ныть, но зато теперь Дейдара её полностью чувствовал. Одно "но" — девчонка не торопилась его освобождать. Вместо этого, расстегнув халат, она присела на кровать, облокотившись на спинку.

— Подождите немного, я... — тихо выдохнула она, прикрыв глаза и начав дыхательную гимнастику.

Впрочем, это было и неудивительно. Учитывая, в каком состоянии она была ещё пару часов назад. Лежать на холодном столе было неудобно, да и печати раздражали, но пришлось подождать. Да и девчонка не слишком затягивала с отдыхом, и вскоре её пальцы уже касались нижней части стола, снимая печати контроля.

Закончив с печатями, Кукла утёрла выступивший пот и опёрлась о край секционного стола, переводя сбившееся тяжёлое дыхание. Когда она накладывала повязку, её пальцы ощутимо дрожали. Тем не менее на качестве перевязки это не сказалось.

Однако, стоило ей закрепить конец, как с тихим вздохом её тело безвольно скользнуло вниз. Дейдара едва успел поймать её здоровой рукой. Правда, теперь он не представлял, как ему слезать со стола с девчонкой в охапку.

И стоило только об этом задуматься, как живая марионетка шумно вдохнула и открыла глаза. Первое, что нукенин получил за свои старания, — внимательный изучающий взгляд, скользящий по его груди, к которой Кукла оказалась прижата, руке, удерживающей её за спину в районе лопаток, и лицу.

— Как ты, хм? — ответив не менее внимательным взглядом, поинтересовался Дейдара.

— Прошу прощения, — сделав глубокий вдох, Кукла попыталась отстраниться, — если не возражаете, мне нужно прилечь.

Прищурив глаза, подрывник ещё раз окинул её взглядом и лишь тогда отпустил. Но к кровати живая марионетка пошла не сразу: сначала стянула и аккуратно повесила на неприметный крючок в секционной халат. И уже потом, пошатываясь, скрылась за тряпичной ширмой.

Дейдаре оставалось только устало выдохнуть и слезть со стола. Рука противно ныла, но ею уже можно было двигать. Как бы там ни было, девчонка явно была талантливым ирьёнином, особенно учитывая её плачевное состояние. И... До тошноты педантична. Впрочем, уживаться в одной комнате с Сасори-но-Данна столько лет... Да ещё и в таком качестве.

Затушив лишние свечи, он взял оставшийся подсвечник и проскользнул за матерчатую занавеску. Кукла лежала на боку на краю кровати. Дейдара сел на противоположную сторону и поставил свечу возле себя на тумбочку. Но на его появление было ноль эмоций: волосы, сплетённые в косу, растрепались, ресницы дрожали. Похоже, у девчонки вновь поднялся жар...

 

* * *

Покой Мизуки был прерван тихими шагами и шорохом материи. Хитоми почти мгновенно очнулась от краткого обморока, но сил открывать глаза не было. Даже сквозь сомкнутые веки ощущалось, что рядом поставили свечу. Минутная заминка. И появилось чувство, что рядом прогибается матрас. Ещё минута. Матрас прогнулся иначе… Центр тяжести смещён. Напарник Господина явно наклонился к ней. Мгновение — и она ощутила тёплые пальцы у себя на щеке.

Сознание прошило острыми иглами паники: она не привыкла к чужим прикосновениям. Ситуация не из рядовых, а потому в кровь выплеснулась изрядная доля адреналина, позволяя мобилизовать оставшиеся силы на отпор совершённой наглости: глаза распахнулись, а пальцы крепко сжали запястье блондина, отодвинув его предварительно в сторону.

— У тебя опять жар, да, — нукенин нехотя убрал руку.

— С чего такая забота? — привстав на локте, с трудом заставила себя сесть Мизуки.

— Выглядишь неважно, мм, — голубой глаз парня, не завешенный чёлкой, с явным интересом рассматривал её.

— Вы ещё недавно выглядели не лучше, — пристально глядя на него, выдохнула Хитоми.

Господин сказал, что ей нужно будет его лечить. Но ведь это явно всего лишь предлог. И здесь этот шиноби для того, чтобы выяснить, какой информацией она располагает. Однако слабость была такая, что казалось — она вот-вот упадёт. Лечение отняло слишком много сил. А потому Мизуки позволила себе облокотиться спиной о спинку кровати.

— Дейдара-сан, я понимаю, что у вас ко мне масса вопросов, но давайте поговорим часов через восемь. Мне нужно время, чтобы восстановиться, — устало выдохнула она, устраиваясь обратно на кровати.

— Хорошо, хм, — кивнул парень, тряхнув длинной чёлкой. — Я зайду позже, да.

Оставив свечу на тумбочке, светловолосое чудо со странной манерой речи преспокойно удалилось, заперев за собой дверь. Правда, прежде чем выйти, нукенин с минуту стоял, и лишь потом прозвучали характерные щелчки отпирающего дверь ключа. Когда всё наконец стихло, Хитоми тяжело выдохнула. Кто бы мог подумать, что её навыки ирьёнина пригодятся ей для лечения кого-то ещё...

Но сейчас это было не столь важно. Важнее был факт того, что на отдых и восстановление у неё есть несколько часов. И остаётся лишь надеяться на честность блондина, ведь ей самой отмерять время было возможно, лишь отсчитывая секунды. А этим она заниматься была не намерена. Яд ей удалось вывести до конца, да и антидот был принят до критической отметки... Но слабость и последствия никуда не делись.

Потому Мизуки поудобней устроилась на непривычно пахнущей чужаком кровати и закрыла глаза. Ей нужно было поспать. А после желательно было бы принять ещё одну ванну с отваром. Но приём водных процедур был теперь под вопросом, ведь в любой момент мог явиться напарник Господина. И если честно, Хитоми достаточно сильно напрягали уже его прикосновения, в которых вроде бы как и не было скрытого подтекста... Но забывать о том, что может стать с особью женского пола, запертой маньяком, было бы глупо. Дейдара-сан, в отличие от Господина, был живым. И кто его знает, какие методы собирался использовать, чтобы развязать ей язык... Правда, был ещё один способ решить проблему, но он требовал немало чакры. Эти мысли тревожили её сознание, но усталость оказалась сильнее, и она провалилась в беспокойный сон.

 

Краткий миг и вечности бездна…

Хоть начинать этот спор бесполезно,

Его вновь начинаешь ты.

Но я стою у той черты,

Что ставит ближе меня к искусству Его.

И ты сделать не сможешь уже ничего.

 

Однако поспать Мизуки не удалось: начала болезненно ныть печать на спине. А раз она дала о себе знать, значит, оставалась угроза её жизни. Хотелось бы проигнорировать этот сигнал тревоги, но печать тут же отозвалась резкой болью, которая уже проверено не пройдёт, если не принять меры. Поэтому пришлось в срочном порядке искать источник проблемы.

Концентрироваться было сложно. Отвлекали печать и наваливавшаяся слабость. Однако проблему долго искать не пришлось: остатки яда из ядовитой метки, что была на шее, осели в чернилах сдерживающей печати. Потому она и болела.

Тяжело выдохнув, Хитоми пришла к неутешительному факту: необходимо готовить отвар и ванну. Вне зависимости от того, явится ли в процессе блондин или нет. Потому, преодолев нежелание двигаться и что-либо делать вообще, она спустила ноги с кровати и медленно села. Спина болела, пожалуй, так же противно, как и кружилась голова.

Да и делать всё было необходимо как можно быстрее. Для начала стоило вывести токсин. Но если и это не поможет... Оставалось только одно — начать снимать печать самостоятельно. Господин не обрадуется и будет, скорее всего, зол. Но... Другого выхода нет.

Ноги, казалось, совсем не гнулись, а каждый шаг отдавал болезненной пульсацией в висках. Но поставить воду на отвар получилось довольно быстро. Мастер, как оказалось, всё приготовил ещё до своего ухода. Значит, предполагал, что могут быть осложнения. Пока закипала вода, Мизуки приготовила себе ту одежду, в которой проще всего было бы освободить спину. По иронии это было самое первое алое, как Его волосы, кимоно.

Когда отвар был наконец готов, оставалось скинуть пропитавшуюся потом одежду и начать процедуру вывода яда. Стоило бы хоть как-то запечатать дверь, но тогда ей могло не хватить чакры. Потому Хитоми оставила все сомнения и занялась более насущной проблемой. Однако яд из печати никак вымываться не хотел, как бы она ни старалась. И единственное, чего удалось добиться Мизуки, — это усилившаяся боль в спине.

Тратить чакру было уже бессмысленно. А значит, надо было прибрать и готовиться к процедуре снятия печати. Плетение Хитоми изучала уже довольно долго, и вероятность успешного снятия была довольна высока. Впрочем, думать о неудаче и последствиях не было совершенно никакого смысла: если не убрать печать, она неминуемо и мучительно убьёт её в ближайшие сутки.

При этом даже мысль о том, чтобы оставить всё на самотёк, отдавалась в позвоночнике жуткой болью. Так мучиться целые сутки у Мизуки не было ни малейшего желания. Потому, убрав всё в секционной, она активировала второе зеркало, что Мастер сделал для неё в лаборатории, и постаралась закрепить кимоно так, чтобы полностью открыть участок с наливающейся алым печатью.

Тщательно подобрав волосы, живая кукла подвязала подол и рукава, чтобы не испачкаться, и лишь затем взяла кисть и чернила, выстраивая возле зеркала узор, центром которого будет она сама. Процесс был не особо сложным, но довольно длительным, оттого к его завершению спину ломило уже совсем невыносимо.

Опустившись на колени спиной к зеркалу, Хитоми вначале выровняла дыхание, справляясь с очередным спазмом, и только собравшись с силами, начала складывать серии ручных печатей, запустив процесс деактивации.

Самым сложным было сохранить концентрацию и не сбиться с выпуска чакры в определённом темпе. Сколько она так просидела, напитывая узор на полу чакрой, Мизуки не знала. Но учитывая боль в спине и кружащуюся голову, казалось, это длилось уже вечность.

Печать ещё не успела до конца активироваться, когда в замке характерно дважды провернулся ключ, оповещая о том, что, возможно, оговорённые восемь часов истекли... Однако отвлекаться на такие мелочи у Хитоми времени не было, а потому она начисто проигнорировала застывшего у отдёрнутой занавески блондина.

Ключ провернулся в замочной скважине, заперев за ним дверь. До следующего визита в комнату напарника оставалось ещё восемь часов. Хотя Дейдара искренне сомневался, что этого будет достаточно, чтобы Кукла хоть немного пришла в себя. А посему стоило закончить этот длинный и насыщенный событиями день перекусом и сном.

Однако заснуть никак не получалось. Мысли то и дело возвращались к девчонке Сасори-но-Данна. Между ней и кукловодом царила странная, не поддающаяся его пониманию атмосфера. С одной стороны, напарник явно позиционировал её, как свою жертву и искусство. С другой... С обычным материалом для марионеток он, как мог заметить нукенин Камня, не особо-то церемонился. Чего не скажешь о живой Кукле, которой было позволено ходить в одежде Сасори-но-Данна, пользоваться всем, что находилось в его комнате. Да и вообще, по первому впечатлению, не тянуло это создание на жертву. Вот никак.

Если говорить на чистоту, Кукла производила впечатление хозяйки, правой руки кукловода. Одно то, как она ориентировалась в секционной, наводило на не самые радужные мысли. Прав был Лидер, с девчонкой всё явно было нечисто. И разобраться в этом покрытом мраком деле предстояло именно ему.

Ещё один фактор, подогревающий интерес к этой необычной персоне, — то, насколько она была похожа на девочку из его детства. Нить, столь давно оборванную и потерянную... Похожа до зубного скрежета. Чёрные локоны, характерного золотистого цвета глаза... Черты лица. Словно хрупкая принцесса...

Дейдара прикрыл ладонью глаза. Похожа... Но насколько надо было промыть ей мозги, чтобы убить всю жизнь и превратить человека в действительно живую куклу?.. Нет, в способностях своего напарника он не сомневался: уже не раз успел своими глазами убедиться, что Сасори-но-Данна — мастер по промывке мозгов. Но... Как девочка из страны Земли, да ещё и на двенадцать лет пропавшая из видимости шиноби Ивагакуры, оказалась в руках кукловода?.. Что вообще произошло? Почему старик и его внучка так резко исчезли?..

Этот вопрос всё время не давал ему покоя. Старик, чьё имя он так и не удосужился тогда спросить, был достаточно добр к нему... И был одним из светлых воспоминаний сопливого детства. Того времени, когда он был ещё ребёнком. А его любимым местом для игр был небольшой участок в горах Ивагакуры с горным ручьём, по берегам которого можно было легко найти отличную глину для лепки.

К ручью и глине прилагался двухэтажный домик, скрытый в густой тени деревьев. В этом доме жил добродушный старик с золотистыми глазами и привычкой заваривать вкусный и душистый чай из трав. От взрослых Дейдара слышал, что раньше старик был ирьёнином, но потом резко ушёл в отставку. Чем он занимался тогда, подрывник не знал точно. Но другие дети поговаривали, что дед — гробовщик.

Там было очень тихо, и почти никого не бывало из-за этого. Туда вообще мало кто ходил. Вот за это Дейдара больше всего и любил это место: можно было полностью сосредоточиться на оживающей в руках глине под звонкое журчание ручья...

 

Утро… Здесь было очень красиво. Особенно на рассвете. Дейдара сидел, как и обычно, на ветке и лепил очередную глиняную фигурку. Обычно в это время старик выходил на утренний обход. Ждать долго и не пришлось. Сутулую фигуру деда было ни с чем не спутать. Но в этот раз старик был не один. За ним, перескакивая с ноги на ногу, следовал маленький силуэт в юкате. Девочка?.. Дейдара устроился на ветке поудобней, чтобы получше рассмотреть её. Девочка была такого же возраста, как и сам он. А может и чуть младше. Она то и дело вырывала руку у пытающегося её удержать хотя бы за палец старика. И так до противного тепло улыбалась, что хотелось улыбнуться ей в ответ.

— Доброго утра, Дейдара-тян, — приветствовал его старик, поравнявшись с деревом, на котором он сидел. — Уже творишь с утра пораньше?

— Утра, — тихонько поздоровалась и девчонка, отводя взгляд и потряхивая чёрными кудряшками. Но при этом её болезненно бледное лицо залилось румянцем.

— Утра, ага, — кивнул Дейдара, не отрываясь от работы. — А вы на обход, как обычно, мм?

— Почти, уже с утра появилась работа, — грустно засмеялся старик. — Идём, Хитоми, у нас много дел.

Краска мгновенно покинула лицо девчонки, и оно стало мрачнее грозовой тучи. Заразительная улыбка пропала, словно её и быть не могло, а весёлые жёлтые глаза цвета утреннего солнца, что отражается в горном ручейке (точно такие же блестящие и красивые), печально смотрели в землю. Старик уже сделал пару шагов прочь, но девочка всё так же стояла…

— Хитоми, нам надо идти, — мягко заметил дед, обернувшись.

— Я не хочу, — отрицательно затрясла чёрными кудряшками, собранными в два хвостика, девочка.

— Хитоми!

— Ненавижу! — по бледным щекам заскользили крупные слёзы. — Я всё это ненавижу! — топнув ногой, девочка убежала в обратном направлении.

— Вот же ж, — горько вздохнул старик и пошёл вслед за ней…

 

Дейдара рывком сел на кровати. Воспоминание было настолько ярким... И... Он даже не заметил, как заснул. Впрочем, не удивительно, что ему приснился такой сон. Он слишком много думал о том времени весь вечер. И о девочке из Ивагакуры. Внучке гробовщика. За которой он то и дело поглядывал, пока она читала книги или занималась каллиграфией. Принцесса в башенке из книг. Настолько скучных, что сам он заснул бы на третьей странице... Девочка, что так же внезапно исчезла, как и её дед.

Нукенин Камня растёр лицо руками. Правая тут же отозвалась болью. Но Кукла обещала продолжить лечение через восемь часов... Кстати о времени. Часы показывали около четырёх утра. Интересно, а девчонка вообще различает день и ночь?.. В комнате напарника Дейдара не приметил даже намёка на часы. Впрочем, прошло уже более десяти часов, а значит, можно было и наведаться к живой марионетке Сасори-но-Данна.

Потому нукенин встал и начал приводить себя в порядок. Однако мысли всё также крутились вокруг той маленькой Хитоми. Такой живой и капризной... А вот Кукла… Имея те же черты, она была больше похожа на Сасори-но-Данна. Разве только кожа у неё была теплая. Живое человеческое тело. А не бесчувственное дерево. Конечно, за четыре года в таких условиях можно было сойти с ума. И даже удивительно было, если бы этого не случилось. Но… Для начала надо было установить, сколько и каких печатей кукловода на ней стояло.

Завязывать хвост одной рукой было крайне неудобно. Плечо от таких манёвров противно разнылось. Ничего. Терпимо. Хотя немного раздражала ограниченность в действиях. Но, пожалуй, сейчас эта проблема не имела особого значения, ведь легко могла быть поправлена. Стоило только посетить комнату напарника. И всё же… Кукла это... и в самом деле малышка Хитоми?.. Возможно ли, что маленькое сокровище старика превратилось в... Искусство Сасори-но-Данна?..

 

Да и не против я стать искусством таким:

Он уже меня сделал им…

Я лишь одним на него не похожа…

Тем, что хранит тепло моя кожа,

Тем, что бьётся моё сердце ещё…

Тем, что… Нет… Уже ничего…

 

Но сейчас первоочередной проблемой было наладить контакт с живой марионеткой. Пока что она общительной Дейдаре не казалась. Ко всему прочему, кукловод дал ей право действовать на своё усмотрение. И что девчонка могла посчитать угрозой и выкинуть при этом, подрывник совершенно не имел ни малейшего понятия. Что только ещё больше усугубляло ситуацию.

А значит, надо было начинать с чего-то простого и недвусмысленного. Например... Дейдара замер, натягивая плащ. Судя по тому, что он видел в комнате, девчонка явно питалась какими-то сухпайками. По крайней мере, он ни разу не замечал, чтобы напарник брал с собой горячую свежую еду. А значит, Кукла уже больше года (точно), а то и больше, не ела нормальной пищи. Следовательно, стоило потратить немного времени и раздобыть еду, которая и стала бы первым шагом к установлению этого самого контакта.

Подрывник долго размышлял о том, что лучше всего подошло бы в его случае, прежде чем отправился в ближайшую мал-мало приличную забегаловку с едой на вынос. Теперь оставалось никому из Акацуки не попасться на глаза с бидончиком мисо-супа и свёртком, отчётливо пахнувшим свежей выпечкой, возле двери Сасори-но-Данна.

Можно было, конечно, сослаться на то, что напарник попросил его проследить за химической системой по синтезированию лекарств... Но это вызвало бы волну очевидных вопросов и подозрений. А этого нукенин Камня желал в последнюю очередь.

Однако, вопреки опасениям, добраться до двери и проскользнуть внутрь удалось без лишних свидетелей. Зато стоило войти, как уровень проблемности начал зашкаливать. Начиная от едкого травяного запаха до плотного и искрящего потока чакры за ширмой лаборатории.

Дверь Дейдара запер на автомате. Оставив свои съестные припасы возле стола, он тут же рванул к ярко освещённой лаборатории, рывком отодвинув клеёнчатую занавеску. Правда, открывшееся ему зрелище заставило его замереть на месте.

Кукла сидела на полу в центре практически запитанной чакрой печати. Бледная, мокрая, с помутневшими глазами. За ней на стене красовалось большое ростовое зеркало, в котором можно было чётко разглядеть вспухшую вязь печати авторства Сасори-но-Данна на её оголённой спине. Что именно девчонка пыталась сделать, подрывник не знал. Зато она знала точно и явно через силу старалась удержать критическую ситуацию под контролем.

Поэтому мешать и отвлекать живую марионетку от её дела Дейдара не стал, просто продолжив наблюдать, как, напитавшись чакрой, печать на полу ярко вспыхнула и начала стягиваться, вползая по белой коже к бугристому узору на спине, впитываясь в него.

Мгновение и печать на спине изменила свой цвет, при этом став похожей на раскалённый металл. Девчонка сжала челюсти, когда ощутимо запахло палёной кожей. Вязь печати раскалилась докрасна, с шипением сжигая окружающие её ткани и... Саму себя. Боль, верно, была адская, но Кукла лишь закусила губу и продолжила процесс уничтожения метки на спине.

И лишь когда последний символ догорел, оставив после себя обожжённую едва не до костей плоть, она выдохнула и позволила себе упасть на пол, жадно хватая воздух и закашливаясь.

— Я могу чем-то помочь, хм? — подал голос нукенин, когда девчонка немного успокоила дыхание.

— Марля, — тихо выдохнула живая марионетка, сфокусировав на визитёре взгляд, — в лотке на столе... На спину... Только... Отжать, чтоб не текло...

Искать лоток с сильно пахнущим какой-то травой отваром долго не пришлось. Как и стоявшую рядом склянку с уже знакомым дезинфицирующим раствором, которым, скинув плащ, Дейдара предварительно обработал руки. Лоток он перенёс поближе к Кукле и только тогда выжал излишнюю влагу из ткани, которой постарался как можно аккуратнее покрыть всю поверхность жутковатого ожога.

— Спасибо, — выдохнула девчонка, когда лоток был поставлен обратно на стол.

— Я так понимаю, лечение отменяется как минимум до вечера, мм? — присев с ней рядом, поинтересовался Дейдара.

— Для меня нет понятий "день", "ночь", "вчера" и "завтра", — устало отозвалась Кукла, не открывая глаз, — для меня существует только вечное сегодня. Да и на вашу руку мне много чакры не потребуется...

— Вечное сегодня, хм, — задумчиво протянул подрывник. — Не очень, да.

— Дело привычки, — приоткрыв один глаз, бесцветно парировала девчонка. — И... Дейдара-сан, на моём сознании стоят печати. Я даже если захочу, ничего не смогу рассказать. Даже ментальные техники не дадут результата, — Кукла приподнялась на локте. — Да и не знаю я ничего о вашей организации, — с трудом она приняла сидячее положение. — О том, что у вас организация, трудно не догадаться по вашей специфичной одежде.

— Хммм... — покосился на неё нукенин.

Живая марионетка, пошатываясь, встала и прошла к шкафу в лаборатории.

— Ваше имя я знаю потому, что вас так назвал Господин, когда вы возвращали нас обратно, — пояснила она, открыв дверцу шкафа и достав из него пару бинтов. — Да и вас легко узнать по голосу и манере речи.

Прихватив бинты, девчонка скрылась за ширмой секционной.

— Помощь требуется, мм? — с улыбкой поинтересовался Дейдара.

— Не стоит, — едко отозвалась Кукла, судя по тени, спуская с плеч кимоно. — Господин вряд ли будет доволен тем, что я сняла Его печать, — накладывая повязку, продолжила она. — Так что не советую вам действовать излишне опрометчиво. Крайним останетесь.

— Ммм... — нукенин замер возле шторы, ожидая, когда девчонка выйдет. — Я поесть принёс, да...

— У меня нет интересующей вас информации, — выдохнула Кукла, заканчивая перевязку. — Не тратьте своё время зря.

— Ты так в этом уверена, да? — поймав за локоть пошатнувшуюся при выходе из секционной девчонку, усмехнулся Дейдара. — Да и не выливать же еду, мне столько не надо, хм.

— Вы весьма упёртый, — вздохнула в ответ марионетка, немедленно попытавшись вырвать локоть из его пальцев.

— Ты, смотрю, тоже, мм, — прищурив глаза, усмехнулся нукенин, продолжив мягко удерживать Куклу за руку. — Едва стоишь на ногах, между прочим, да.

— Что именно вы так хотите от меня услышать? — устало выдохнула девчонка, позволив себя проводить до кровати.

— Ммм, — губы Дейдары растянулись в добродушной улыбке. — Для начала, может, поедим, хм? — продемонстрировав бидон и свёрток, поинтересовался нукенин.

— Под кроватью, — сухо кивнула Кукла, стараясь сохранить невозмутимый вид, но прислоняться спиной к спинке кровати ей явно было некомфортно.

— Хм, — выуживая из-под кровати складной столик, Дейдара бросил косой взгляд на явную хозяйку комнаты.

Пиала у девчонки была своя. Причём из дорогущего фарфора. Сасори-но-Данна чертовски баловал свою живую марионетку. Алое кимоно, что было на ней сейчас, тоже явно соткали из высококачественного шёлка, и как бы не из гардероба какой-нибудь принцессы оно было. Ели молча. И надо признать, девчонка была крайне сдержана и манерна в приёме пищи.

После трапезы она аккуратно подвязала рукава, убрала со стола и помыла посуду. О том, что у неё сожжена спина, говорила лишь редкая дрожь пальцев. Наведя в комнате идеальный порядок, включая сбившееся покрывало, марионетка указала на соседний край кровати, намекнув, что пришло время лечения.

— Как тебя зовут, мм? — усевшись на указанное место, задал давно напрашивающийся вопрос нукенин Камня.

— Можете называть меня "Кукла", — криво усмехнулась девчонка. — Не думаю, что прочее суть важно. Я готовлюсь стать человеческой марионеткой и не вижу смысла питать глупые надежды и иллюзии. Меня вполне устраивает быть искусством Господина, — её горячие пальцы закатали рукав и, покрывшись зеленоватой чакрой, приступили к лечению. — Пожалуйста, не морочьте мне голову. Для меня нет и не может быть будущего. Не будет ничего. Ничего, кроме искусства Господина. И менять своё мнение я не собираюсь.

Её чакра мягкими пульсирующими волнами расползлась по плечу, заставляя боль отступить, а багровый шрам побледнеть и рассосаться. Однако к концу процедуры, похоже, силы девчонки подошли к концу, и она едва не потеряла сознание, ткнувшись лбом в его плечо.

— Ты как, хм? — аккуратно отстранил её Дейдара, заглядывая в лицо.

— Хм… — золотистые глаза снова подёрнулись пеленой, и она уже точно потеряла сознание, вновь упав подрывнику на плечо.

Её лоб, к слову, был слишком горячим. Учитывая ожог на спине и вчерашнее отравление, вообще удивительно, как Кукла умудрялась пребывать в сознании и двигаться. Наклонившись в её сторону, Дейдара перехватил её за талию, прижав к себе, но тут же озадаченно замер, соображая, как можно уложить человека с подобной раной, не растревожив последнюю.

Но... Касающийся его шеи горячий лоб, тяжело вздымающаяся грудь, в которой громко ухало сердце, тонкая талия в кольце его рук и... Знакомый сладковатый, с терпкой нотой запах... Цепляли что-то глубоко внутри. Что-то невнятное и смутно знакомое... Как и этот щекочущий нервы запах.

Запах, исходивший от кожи и волос девчонки. Помнится, за попытку пощупать источник запаха старик едва не оторвал Дейдаре ухо, запретив даже близко подходить к своей внучке. Он и не подходил. Просто регулярно пробирался к окну и наблюдал, как она читает или выводит символы...

— Хитоми, хм, — тихо выдохнул нукенин Камня, осторожно коснувшись чёрного шёлка волос, скользнув пальцами по чуть покрасневшей нежной щеке и спустившись ими к тонкой шее.

— Дейдара-сан, вы не могли бы меня не трогать?.. — тихо и тускло раздалось возле его уха.

— Как ты себе это представляешь, если ты падаешь на меня, мм? — огладив её горячую щеку, усмехнулся подрывник.

— Господин вас на сей раз убьёт… — тихо заметила девчонка, вяло попытавшись отстраниться.

— Думаешь, мм? — помогая ей лечь, уточнил Дейдара.

— Не испытывайте Его терпение, — устроив голову на подушке, отозвалась Кукла. — Я не помню вас... И то, что было до встречи с Господином, уже не имеет значения. Я уже сказала вам, для меня нет другого будущего, кроме как стать искусством Господина... — тяжёлый вздох, — Сасори.

— Ты смирилась, да? — поправив закатанный ранее рукав, уточнил нукенин.

— Нет, это изначально был мой выбор. А сейчас... Можете идти, Дейдара-сан, — прикрыв глаза и уткнувшись лицом в подушку, бесцветно заметила девчонка. — На сегодня лечение закончено.

Её золотистые стеклянные глаза приоткрылись лишь затем, чтобы холодно взглянуть на него.

— Если не возражаете, мне нужно отдохнуть.

— Да, конечно, мм, — натянув плащ, подрывник задёрнул штору и направился к двери.

В горле всё ещё стоял этот её запах. И неприятно скребущееся под рёбрами чувство не давало покоя. Теперь Дейдара точно знал, что это та самая девочка из его детства. И можно всё узнать, стоило лишь чуть поднажать на неё. Но... Явно не сейчас. Хитоми... Сасори-но-Данна конкретно промыл ей мозги и выбил всё человеческое. Действительно живая кукла. Без эмоций и желаний. Его искусство поистине... Впечатляло.

Немного помедлив, молодой нукенин всё же достал из поясной сумки маленькую пластиковую коробочку с крупными ягодами свежей малины, какая росла в горах Ивагакуры. Маленькое напоминание и попытка всё же наладить контакт. Коробочку он оставил на столе, надеясь, что Сасори-но-Данна не принесёт раньше, чем его Кукла найдёт презент.

Ключ уже привычно дважды провернулся в скважине, открыв и заперев дверь.

 

Я — уже красивая марионетка:

Я веду себя, как живая, слишком уж редко…

Я — лишь кукла… Кукла Его…

И нет для меня никого… Ничего…

 

Дверь закрылась. А вот невнятное ощущение под рёбрами осталось. Ощущение, горчившее на вкус и заставлявшее сердце биться неровно. А ведь начиналось всё... Нет, с самого начала это задание было мутным. Но теперь к непонятным отношениям напарника и его жертвы, больше похожей на... Дейдара подавил тяжёлый вздох. Сейчас следовало беспокоиться о собственной реакции на девчонку-марионетку. Как-то слишком внезапно и безосновательно его к ней потянуло.

В том, что виною были старые воспоминания, нукенин Камня очень сомневался. Не настолько же он был сентиментальным. Да, Кукла впечатляла решимостью, упёртостью и выдержкой. Да, она была более чем хороша на мордашку и фигуру. Но не маловато ли?.. Так почему он задержал дыхание, пытаясь уложить это обожжённое чудо на кровати?.. Неужели всему виною... Этот её запах?..

А вот тут стоило задуматься основательно. То, что Хитоми попала в руки Сасори-но-Данна, говорило о наличии у неё особого Кеккей Генкая. Причём настолько уникального, что напарник до сих пор изучал её. Как вариант. Кстати весьма логичный. Возможно, и впрямь стоило бы опасаться слишком близкого контакта с чужим искусством?.. Кукловод всё же был не особо живым и на такое явно не реагировал.

Встрепав чёлку, Дейдара решил, что в данном вопросе надо разобраться лучше эмпирическим путем. Но заходить к живой марионетке раньше вечера не было смысла. После такой встряски ей действительно был необходим хороший отдых. А ему самому время, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. И не только с собственными внезапно взыгравшими гормонами, но и деталями миссии. С одной стороны, он узнал уже достаточно, чтобы понять — девчонка слов на ветер не бросает. Одно то, как упорно она избавлялась от печати, вызывало уважение. Не каждый шиноби смог бы вынести такое.

Свои приоритеты Кукла выставила тоже довольно чётко. И они не шли вразрез со словами напарника. Она действительно... Дейдара растёр лицо руками. Всё, что он видел в комнате, явно кричало о специфике отношений, которые обычно определяют как "любовники". Если бы не одно огромное Но.

Речь шла о Сасори-но-Данна! У которого было от и до неживое тело. Его в принципе такого рода отношения не могли интересовать. Что очень ярко подтверждалось его к ней прикосновениями. Да и оба довольно чётко дали понять, что позиционируют свои отношения как убийца/жертва. Но таких "жертв" нукенин Камня ещё не встречал. Виною тому промывка мозгов или же что-то ещё, но дикость ситуации била все мыслимые границы.

Оказавшись в своей комнате, Дейдара сразу же отправился в душ, чисто на всякий случай. К тому же прохладная вода помогла успокоить и упорядочить мысли. Но не успел он как следует обсохнуть, как поступил приказ явиться с промежуточным отчётом к Лидеру и этими самыми мыслями поделиться.

Отчёт Пейн выслушивал молча. Правда, Дейдара умолчал о своих личных мотивах и умозаключениях. Как и о детских воспоминаниях посчитал нужным не говорить. Когда же речь зашла о печатях на сознании и невозможности ментального вмешательства, Лидер согласно кивнул, дескать, это действительно так. Результаты и способ лечения тоже принял к сведению и задумчиво переплёл пальцы. После чего попросил продолжать наблюдение по мере возможности.

Что нукенин и сделал. Уже вечером, дав, как ему казалось, достаточно времени девчонке на восстановление, он повторил свой путь, предварительно прихватив с собой на вынос на этот раз две порции тушёного мяса и убедившись, что напарник всё ещё не вернулся. Сталкиваться с последним у Дейдары совершенно не было желания. То, что Кукла бодрствует, он понял, только стоило приоткрыть дверь. В нос тут же ударила смесь пряного запаха трав и вони явно химического происхождения.

Проскользнул внутрь и закрыл дверь подрывник как можно быстрее. Столь частые визиты да не с пустыми руками в, как всем известно, запертую комнату Сасори-но-Данна, да ещё и в его отсутствие, явно вызвали бы у прочих вопросы. Свет горел в лаборатории. При этом достаточно ярко, чтобы даже различить сидящую за столом маленькую фигуру, явно что-то писавшую.

На звук шагов и отодвинутой ширмы девчонка никак не отреагировала, продолжив что-то сосредоточенно писать. Нукенин Камня уже собирался тихонько кашлянуть, чтобы привлечь её внимание, но Кукла его опередила:

— А вы крайне настойчивы, Дейдара-сан, — хмыкнула она, не оборачиваясь. — Я немного занята, так что прошу подождать и не отвлекать меня пока что.

— Хорошо, хм, — всё что оставалось подрывнику, это согласиться и сесть, молча наблюдая за действиями живой марионетки.

А она тем временем оторвалась от записей и добавила что-то в одну из колб пыхтящей химической системы. Кстати, нынешняя отличалась от той, что он видел в первый визит. Выждав немного, девочка сверилась с записями и приготовила перчатки с большой колбой... В ней была довольно знакомо пахнувшая вязкая жидкость. Далее из стола был извлечён ящик с чистыми обёртками для пилюль...

— Это же те таблетки, что Сасори-но-Данна поставляет организации, мм? — не удержался от вопроса нукенин Камня, наблюдая, как в её тонких пальцах вязкая субстанция из колбы превращается в идеально сферические пилюли, какие он пару раз принимал сам.

Кукла молча кивнула, не отрываясь от своего занятия. И делала она это крайне технично и быстро, перемежая процесс изготовления пилюль с их упаковкой и добавлением разноцветных химикатов в систему. Если судить по движениям и затрачиваемому времени, было ясно видно, что занимается этим она не первый раз. Каждая мелочь была доведена до совершенства.

И напарник наверняка гордился своей живой марионеткой, действующей не хуже машины. По крайней мере, её белоснежные халат и брюки, идеально сидящие на хрупкой фигуре, явно говорили о том, что на подобное зрелище Сасори-но-Данна полюбоваться не брезговал. Даже в таких мелочах он одевал её как куколку... Которой она для него и была.

Действо продолжалось, наверное пару часов, прежде чем девчонка соизволила убрать рабочее место и осведомиться, что её гость желал услышать на сей раз. Свёрток с едой, совсем позабытый, лежал рядом. Да мясо успело уже основательно остыть. Так что на неловкое предложение всё обсудить за ужином Кукла только скептически приподняла чёрную бровь, однако протестовать не стала. Вот только разговор не клеился, как бы Дейдара ни пытался вытянуть из неё информацию о том, как её зовут, откуда она родом и прочие мелочи. На всё она отвечала парой общих фраз, сводящихся к одному и тому же: кроме Господина и его искусства, не было смысла ни в чём.

Такая упёртость вкупе с абсолютной безэмоциональностью не могли не восхищать и бесить одновременно. Единственный плюс, что удалось вынести из этого визита, — это порция пилюль для восстановления чакры в качестве благодарности за еду. Отказываться от такого подарка было глупо, хоть подрывник и понимал, что его пытались переиграть, причём весьма успешно.

Комнату Дейдара покинул, когда девчонка вернулась в лабораторию и продолжила разбирать свои записи. Выглядела она довольно бодро и ничем не выказывала наличие ожога на спине. Пару раз нукенин позволил себе приблизиться к ней почти вплотную. За что был награждён фирменным взглядом и тонной презрения. Однако подозрения по поводу запаха подтвердились.

Слишком близкий контакт щекотал не только нос дурманящим ароматом, но и нервы с полным комплектом интересных реакций: во рту пересыхало, сердце то пропускало удар, то билось слишком быстро... А ещё взгляд теперь норовил съехать на изгибы и округлости гармоничной девичьей фигуры, а если не на это, то на сочные нежно розовые губы.

Итого выходило... Что чужое искусство не просто было интересно, но ещё и запускало целый фейерверк гормонов, грозивших в конечном счёте вылиться в совершенно конкретные действия. За которые Сасори-но-Данна ему явно попытается поотрывать всё, до чего дотянется. Таким образом выходило, что слишком близко к Кукле приближаться не стоило, как и то, что попытка вытянуть из неё информацию затея бесполезная. Можно, конечно, было попытаться её соблазнить... Но в свете последних событий риск попасться самому был слишком велик. А значит, оставалось просто наблюдать и пытаться что-то выяснить уже у самого кукловода. Может, хоть он будет чуть более словоохотлив...

 

Я — Его искусство.

И не станет искусом

Для меня твоё желание жить:

Я не могу и не хочу ничего изменить.

Последние несколько дней довольно сильно измотали Хитоми как морально, так и физически. Снятие печати порядком подорвало её силы, да и ожог на спине оказался слишком запущенным. Яд въелся слишком глубоко, и вязь выгорела местами до костей. Регенерация с таким справиться уже не могла, а дотянуться не позволяли повреждённые мышцы. Не менее утомляли и визиты дотошного блондина с характерной манерой речи.

А ведь ещё и дел было невпроворот: восстановить целостность барьера, собрать себе марионетку, как сказал Господин, и сделать лекарства по заказу организации. Но сил на барьер пока было недостаточно, а марионетка могла и подождать. Первоочередной задачей живая кукла выбрала изготовление лекарств. Хотя бы потому что следовало расплатиться с напарником Мастера, пока он не затребовал за совместную трапезу невозможного. От пилюль он явно отказываться не станет, ведь это слишком важная для таких, как он, вещица. Вот и получится, что не она, а он у неё в долгу. Тем более создание пилюль и настоек не требовало слишком много сил.

Однако хуже всего в сложившейся ситуации были навязчивые воспоминания, которые Мизуки из раза в раз удавалось подавить. Дейдара-сан был ей смутно знаком. И судя по его поведению, что-то знал о ней. Учитывая особенности её жизни до Господина, такое знакомство могло произойти разве что во времена совсем уж сопливого детства в Ивагакуре. Об этом свидетельствовал и явно жирный намёк от блондина в виде малины, какую изредка ей приносил отец. Правда, всю радость от угощения убивала лекция о том, почему ей надо эту малину съесть... Но тревожить подобную память Хитоми совершенно не хотела. Не сейчас. Уже слишком поздно. Прошлое не имело теперь значения, как она уже не раз говорила этому навязчивому парню.

Тем не менее подавление воспоминаний отзывалось лёгкой головной болью. И это не могло не раздражать. Просмотрев всю имевшуюся литературу, Хитоми пришла к выводу, что было бы неплохо поставить печать на собственные воспоминания. И желательно, чтобы эту дверь на ключ закрыл не кто-то, а Господин. Особенно если учесть снятые со спины и шеи метки. Но для начала следовало разработать саму блокирующую печать как таковую.

Этим Мизуки и занялась, параллельно запустив синтез необходимых компонентов. Блондин заявился уже к моменту формирования таблеток из готовой массы, что не могло не порадовать. Откуп, как и предполагалось, прошёл без проблем, обеспечив ей спокойное существование до прихода Мастера. От вопросов о прошлом это её не спасло, но снизило градус обязательности, позволяя парировать всё одним железным аргументом, именуемым воля Господина.

Напарник Мастера остался явно недоволен таким поворотом событий, но выказывать своего мнения не стал. Правда, на сей раз, кроме странного киндзюцу на груди блондина, Хитоми заметила такие же, но не скреплённые швом и печатью, на ладонях. Поймав её взгляд на своих кистях, Дейдара-сан криво усмехнулся и... Бугры оказались весьма зубастыми ртами со слюнявым языком. Необычно. Но не более. По сравнению с Господином, такие метаморфозы казались крайне незначительными. Столь слабой реакцией на свою, похоже фирменную, технику блондин тоже остался недоволен.

Но, слава Шинигами, убрался из комнаты без очевидных намёков и довольно быстро. Что позволило, не отвлекаясь, закончить с первоочередной порцией лекарств. И сделать кое-что для себя. Господин... Пожалуй, живому напарнику следовало бы поберечься. Может, на ней Мастер и не сорвётся за уродливый ожог и исчезновение печати, то блондин явно рисковал...

Однако задумываться о чужих проблемах не было смысла, сначала следовало разобраться со своими. И сейчас на первый план вышла проблема с барьером. Эти внезапные явления чужака порядком раздражали и мешали привычному течению дел. Так что... Закончив с лекарствами, Мизуки взялась за специальные чернила, что показывал ей Господин, и начала выводить узор, который должен был закрыть брешь в барьере.

Пока она возилась с печатью барьера, успела закипеть вода, а затем и настояться отвар, который предназначался для её многострадальной спины. А ожог уже порядком успел разболеться. Но закончить с барьером следовало всё же до принятия ванны, а не после. Потому Хитоми только приготовила всё необходимое, чтобы сразу после запитки печати восстановить свои силы.

Чакры, кстати говоря, ушло на починку барьера немало. Зато теперь ключ, что был у Дейдары-сана, совершенно точно не сможет отпереть эту дверь. Только Господин... Только Он один вправе входить сюда. Сил после такой процедуры почти не осталось, а потому Мизуки просто скинула одежду и забралась в ванну с тёплым и ароматным отваром, наконец расслабившись и прикрыв глаза...

 

* * *

 

Эта миссия была явно высосана из пальца, и отправить на неё могли бы и кого-то другого. Но отправили именно его. Это Сасори понял ещё в первый раз. И не зря вернулся. Обнаружить на месте преступления именно Дейдару не было столь удивительно. Скорее именно этого он и ожидал. Лидер, похоже, долго выжидал подходящего момента.

И действовать решил наверняка. Очевидно, что если Хитоми продолжит молчать, её попытаются взять хитростью извечной, как мир. Собственно, он сам в своё время сделал также. И теперь мысли постоянно крутились вокруг одного и того же вопроса: насколько в действительности хватит влюблённости его драгоценной Куклы? На словах можно обещать хоть луну с небес, но реальность обычно куда прозаичнее.

И от этого было не по себе. При всей его невосприимчивости... Кукловод ощущал жгучую тревогу и горечь оттого, что его совершенное создание может предать истинное искусство... И его самого. Быть центром её мира оказалось крайне важным аспектом его существования. И менять что-либо мастер марионеток совершенно не хотел. В его устоявшемся мире всё было практически идеально.

И теперь этот выстроенный им идеальный мир собирались проверить на прочность. И это не могло не раздражать. Тем более что крайне не вовремя вышла из-под контроля ядовитая метка у Хитоми на шее. И не просто вышла, а запустила такой хаос в отлаженную систему, что уму непостижимо. И это была главная причина, по которой нукенин Песка так торопился со всем закончить и вернуться в свою комнату.

Ключ в замочной скважине на сей раз проворачивался довольно медленно и скрипуче. Поэтому Сасори замер после первого оборота и осторожно проверил барьер. Результат осмотра заставил его криво ухмыльнуться — Хитоми, как он и показывал, залатала брешь. Правда, её чакра отличалась от изначальной, да и сделано это было совсем недавно, потому как новая часть ещё не успела притереться к прежнему механизму.

Это была явно хорошая новость. Но расслабляться не стоило. Живая марионетка была в крайне нестабильном состоянии, когда он уходил на эту чёртову миссию. И всё ради глупого желания что-то узнать. Но в своей Кукле в данном аспекте кукловод нисколько не сомневался. Она уже доказала, что умеет держать рот на замке. И сознание тоже. Вот только момент был крайне неудачный.

Осмотрев барьер ещё раз, Сасори провернул ключ вторично и проскользнул в свою комнату. Уже привычно заперев за собой дверь. Встретили его вязкая темнота и гулкая тишина. И это крайне настораживало. Хитоми должна была понять, что пришёл именно он, никто другой сквозь барьер теперь пройти не мог, и выйти его поприветствовать как обычно... А если этого не случилось, значит...

На ходу щелчком пальцев зажигая свет, Кукловод резко дёрнул тряпичную штору в сторону. Однако кровать была пуста и идеально прибрана. Рывком развернувшись, нукенин Песка столь же резко дёрнул занавеску секционной. Но так и замер на месте, оценивая представшую ему картину.

Хитоми лежала в ванной. Её голова покоилась на согнутой руке, вторая рука плетью свешивалась с бортика. Девчонка явно пребывала без сознания. И причём уже давно, судя по догоревшей свече. Её одежда была небрежно брошена прямо на полу, чего с ней не случалось на его памяти никогда. Взгляд Сасори метнулся к ящику со свечами. Как следует осветив ванну, кукловод застыл на месте вторично. На спине его драгоценной марионетки был глубокий уродливый ожог... На том самом месте, где была его печать контроля сознания. И главное — губы Хитоми успели посинеть...

А вот это было отвратительно плохо. Присев возле ванной, мастер осторожно приподнял мертвецки бледное лицо, осматривая его. Пока ещё жива... Легко подхватив её хрупкое тело, нукенин бегло осмотрел его на предмет травм, но, кроме ожога и гипотермии, ничего не нашёл. Потому оставалось завернуть Куклу в простынь и, уложив животом на кровать, накрыть по возможности одеялом. Ожог, кстати говоря, был довольно серьёзным и затягивался даже с её невероятной регенерацией слабо. Достать до него девчонка явно не могла, но... Где-то должна была быть мазь на такой случай. Зная Хитоми, Сасори просто не сомневался в этом.

И любимая марионетка в очередной раз не разочаровала его. Мазь нашлась на секционном столе, явно подготовленная для процедуры после ванны. Вернувшись к кровати, кукловод, как следует осмотрев ожог, обработал его и, наложив повязку, укрыл свою Куклу потеплее, опустившись рядом с ней на кровать. Всё же такого поворота событий он точно никак не ожидал.

Ситуация была как никогда опасна. Учитывая все переменные, можно было смело сказать, что снятие печати было вынужденной мерой. Причём настолько, что даже сама печать была подавлена этой ситуацией. Да и тот варваский способ, которым Хитоми избавилась от метки, также говорил о том, что в его отсутствие ситуация совершенно вышла из под контроля. Скорее всего, в печати осел яд...

Неживые пальцы прошлись по тонкой шее, убирая с неё влажные волосы. Сейчас Скорпиона Алых Песков порядком раздражал тот факт, что он не мог чувствовать температуру её тела или отследить её слабый пульс. Её тело было совершенно. Но оно было таким хрупким... Давно следовало сделать из девчонки марионетку. Но... Всё, что он мог сейчас, казалось слишком топорным и малоподходящим. Взгляд мастера марионеток остановился на бледном лице. Убедившись, что чёрные ресницы подрагивают, а губы порозовели, Сасори вернулся к оставленным у двери вещам, которые следовало разобрать.

Также стоило прибрать в секционной. Проверив стабилизировавшееся состояние Хитоми, нукенин осмотрел лабораторию. Следов присутствия Дейдары не наблюдалось. Впрочем, его живая марионетка и не позволила бы этому произойти. Зато часть лекарств она уже изготовила... Итого девчонка порядком постаралась. Учитывая её состояние... Фактически Хитоми всё ещё была живым человеком... А сделала она куда больше, чем любой несовершенный человек. Человек...

Мысли опять вернулись к зудящему в сознании вопросу. И всё же... Насколько в своих попытках соблазнить девчонку продвинулся подрывник? Неживые губы скривились. На стороне пацана были молодость, смазливая мордашка и... Живое тело. Если в первых двух аспектах напарник не превосходил его, то последний представлял особую проблему. Девчонка до того, как попасть в его руки, была крайне чувствительна к прикосновениям... Сейчас всё, кажется, сошло на нет. Но ручаться за играющие в её крови гормоны он никак не мог.

Да, с ним самим она была максимально сдержана, ведь между ними всё было предельно очевидно. Кукольное тело было совершенно, но никак не располагало к физической близости. А ведь в своё время Хитоми весьма чётко проявляла признаки подобного интереса... Правда, быстро образумилась, будучи крайне сообразительным созданием.

Вот только степень её разумности не могла не быть поставлена под вопрос, когда рядом появился пышущий тестостероном пацан. И это крайне раздражало. С одной стороны, хотелось и дальше верить в идеальность любимой игрушки. С другой — безоговорочно быть уверенным Сасори не мог себе позволить.

Дела, как назло, закончились, а возиться с трупом самому совершенно не хотелось. Пожалуй, в последнее время нукенин Песка стал слишком полагаться на свою живую Куклу. И ведь до сих пор он этого не замечал. Хитоми... Опустившись рядом с ней на кровать, мастер привычно вытянул чёрную прядь, то наматывая её на палец, то отпуская. Хитоми стало, пожалуй, и впрямь слишком много в его жизни.

Если вдуматься, всё было пронизано ею. Каждая мелочь. От простого сенбона до собственного тела. А не слишком ли это для жертвы?.. И как давно он перестал воспринимать её в этом ключе?.. Как получилось, что девчонка из живого материала превратилась в ученицу и?.. Даже нечто большее.

— Господин?.. — тихо, с благоговением выдохнула живая Кукла, не открывая глаз.

В ответ Сасори только горько хмыкнул и чуть сильнее потянул намотанную на палец прядь. Изящные белые пальцы, которыми кукловод до сих пор не мог перестать восхищаться, ожили и мягко скользнули по его запястью, замерев на ладони.

— Господин... — с облегчением прошептала живая марионетка, позволив своим пальцам скользнуть дальше, переплетая их с его пальцами...

— Хитоми, — едко окликнул её мастер, чуть сжав её кисть и натянув локон сильнее.

— Ох, — тонкие пальцы дёрнулись в попытке разорвать контакт. — Простите... Я... — сбивчиво начала оправдываться девчонка.

— Смотрю, ты починила барьер, — не ослабляя хватки и не позволяя разорвать контакт, с кривой ухмылкой уточнил кукловод, — хорошая работа.

— Хах, — с облегчением и улыбкой выдохнула Хитоми, расслабляя руку. — Ваш напарник крайне назойлив и мешает нормальному ведению дел. И... — отпустив едкий смешок, она добавила, — причёска у него под стать дурацкой манере речи.

— Так он тебя заинтересовал? — отпустив её руку и позволив Кукле сесть, меланхолично поинтересовался Сасори, ощущая закипающую злость.

— Господин? — удивлённо приподняла бровь девчонка, когда мастер наклонился к ней. — Вы... — только и выдохнула она, когда его руки упёрлись в спинку кровати, заставляя смотреть ему в лицо.

— Хитоми, — лишь рыкнул в ответ нукенин Песка, глядя ей в глаза и не позволяя отодвинуться.

Повисло тяжёлое молчание. Она внимательно смотрела на него, пытаясь понять причину такого поведения. Но, похоже, осознав в чём проблема, резко дёрнулась и...

— Вы, — золотистые глаза зло прищурились, и Кукла с необычайным для неё гневом выдохнула. — Это такого Вы обо мне мнения?!. — Её тонкие пальцы с силой сжали плащ у него на груди. — Вы же знаете, что я... — на мгновение прикрыв глаза и набрав побольше воздуха, выдала Кукла, резко дёрнув плащ на себя. — Что я люблю Вас... — выдохнула она в самые губы поддавшемуся на провокацию Сасори.

— И что ты намерена делать дальше? — лишь ядовито ухмыльнулся в ответ мастер марионеток, позволяя ей удерживать свой плащ и едва не касаясь её губ своими.

— Вы!.. — всхлипнула живая марионетка, ещё раз дёрнув чёрный плащ на себя и прижавшись своими губами к его.

Её руки дрожали. Впрочем, губы тоже. Отстранилась она медленно и, опустив голову, отвернулась от него, всё ещё продолжая сжимать ткань плаща. Но вскоре и её пальцы безвольно скользнули прочь. Вздрогнув всем телом, Хитоми, не заботясь ни о чём, резко развернулась в кольце его рук, обдирая спину, и уткнулась лицом в спинку кровати. На подрагивающей спине начал кровить ожог.

— Идите к чёрту, Господин! — зло выдохнула она на попытку обработать рану, оттолкнув его руку от своей спины.

Сасори озадаченно замер: такой наглости с её стороны он никак не ожидал. Впрочем, такая реакция говорила куда больше, чем все слова мира. Задело. Настолько, что живая марионетка позволила себе лишнего, зная о последствиях. Проучить её за такую вольность не составило бы труда. Но... Учитывая отсутствие печати контроля и явную истерику, это грозило вылиться в абсолютно ненужные ему последствия.

Да и... Где-то в самом тёмном углу сознания копошилось слабое чувство вины. Девчонка ведь и в самом деле не дала ему ни единого повода, чтобы подозревать её в... Губы Сасори растянулись в кривой ухмылке. В измене. Вот и оставалось позволить Хитоми лечь и всё же попытаться обработать её спину. Однако глупая девчонка продолжала упорно дёргаться и мешать лечению. В конце концов это порядком надоело кукловоду, и он попросту зафиксировал её тело нитями чакры, не позволяя двинуться.

— Хватит, — рыкнул он ей прямо в ухо, прижимая её плечо к кровати, а второй очерчивая своё клеймо мастера на пояснице. — Не раздражай.

Хитоми зло фыркнула в подушку, но молча позволила обработать ожог и смазать его мазью. Когда контролирующие её нити исчезли, она лишь отвернулась и продолжила молча изображать бревно. Что в общем-то вполне устраивало Сасори ровно до того момента, когда он дошёл до её записей касательно какой-то печати, судя по всему на сознание. Однако на его вопросы дерзкая Кукла отвечать тоже не спешила и полностью игнорировала его.

— Хитоми, — зло прорычал кукловод, с размаху ударив кулаком по стене возле кровати, отчего камень пошёл трещинами.

— Уже не имеет значения, — девчонка медленно села на кровати спиной к нему. — Я же легкомысленная нимфоманка, бросающаяся на всё, что движется, — зло прошипела она, не оборачиваясь и берясь за бинт.

— Ты! — глухо прорычал Сасори, подавляя явное желание свернуть эту тонкую шею. — Ты...

Но стоило только встретиться с живой марионеткой взглядом, чтобы понять — она намеренно провоцирует его! Причём весьма успешно. За последние два года Хитоми была слишком идеальна и покорна. Настолько, что он успел забыть — её язык такой же острый и ядовитый, как жало скорпиона. Она ведь так похожа на него самого. А её восхитительные золотистые стеклянные глаза! Как и в первый раз — ни капли страха. Только вызов. Всё это теперь казалось настолько очевидным, что вызывало стойкое желание ухмыльнуться.

— Ты ведь нарочно меня провоцируешь? — губы кукловода растянулись в зловещей ухмылке. — Не раньше, чем залечишь свой ожог, девочка моя, — прищёлкнув пальцами, хохотнул он.

Всё же не стоило забывать, что, какой бы идеальной ни была его любимая игрушка, она всё ещё оставалась живой женщиной. Которой ко всему прочему пришлось справиться с весьма серьёзными трудностями. И решить всё самой. Так что можно было дать ей поблажку. Всё же не стоило так сходу лить щёлочь в кислоту...

Ответом ему был крайне ядовитый взгляд. Чего, собственно, и стоило ожидать. Обойдя кровать, Сасори забрал бинт у дёрнувшейся было Куклы, но ей хватило его кривой ухмылки, чтобы смиренно позволить наложить повязку. Как, оказывается, долго может кипеть женская злость...

— Достаточно, — меланхолично выдохнул мастер, притягивая свою живую марионетку за талию к себе, когда с перевязкой было покончено. — Я всё понял, — мягко наклонившись, он вскользь коснулся своими губами её губ. — И оденься, — криво ухмыльнулся кукловод, отстраняясь. — Не ровен час Дейдару черти принесут...

— Позёр, — тихо вздохнула Хитоми, вздрогнув. — Но Вам идёт... — поймав его прищуренный взгляд, с улыбкой прикрыла глаза и добавила она, когда мастер отстранился.

— Так что мне делать с этим? — отпустив успокоившуюся Куклу, Сасори вернулся к столу и указал на записи с разработкой печати.

— Можете сжечь, — натягивая бельё, отозвалась марионетка. — Мне уже хватит этих двух, — её пальцы скользнули по губам и нижней части живота. Последнее заставило кукловода поднапрячься. — Вы и в самом деле настолько не доверяете мне, считая, что я вдруг передумаю стать Вашим искусством? — девчонка с укоризной приподняла бровь. — Вы, верно, успели забыть, что я недолюбливаю живых.

— Живых?.. — кукловод замер над лотком с горящей бумагой в руках. — Ну конечно, — бросив пылающий лист в металлическую посуду, Сасори тихо рассмеялся и вернулся к надевающей кимоно Кукле.

— Да и я уже больше четырёх лет терпеливо жду, когда Вы сделаете из меня человеческую марионетку, — берясь за оби, заметила Хитоми. — Я не настолько наивна. Вы меня не отпустите. Да и зачем это мне? Ваша компания меня вполне устраивает... — позволяя его неживым пальцам затянуть красивый узел, усмехнулась она.

Мастеру человеческих марионеток оставалось лишь криво усмехнуться в ответ. За эти годы мелкая Кукла прочно вошла в его жизнь. Вплелась во всё, разлилась ядом, заставившим так внезапно ощутить смятение и горечь возможной потери. Всё же... Это было несколько неправильно. Но пока что марионетку из неё он сделать не мог. Пусть сначала затянется ожог. Марионетка из неё должна быть идеальной. Как и она сама. Почти...

Хитоми сделала глубокий вдох и продолжила готовить новую химическую систему для синтеза следующего лекарства. На губах всё ещё горчило от того лёгкого касания, что подарил ей Господин. Вот только этих игр в эмоции хватило ненадолго. Мастер вспомнил, что нужно подогреть её интерес лишь затем, чтобы убедиться в её преданности. И это обжигало внутренности фантомной болью и злостью. Но... Что она хотела?.. Питать глупые иллюзии — слишком беспечно и абсолютно бесполезно.

Реакция синтеза была запущена. На этом можно было её и оставить до полного окончания. А значит следовало занять себя чем-то ещё. Можно было бы почитать, но... На сей раз кровать занял Господин, с мрачной внимательностью изучавший свиток с её родовыми техниками. Место вроде бы как хватало и на неё... Однако Мизуки совершенно не хотелось ворошить осиное гнездо собственных чувств, которые точно полыхнули бы от такой близости к Мастеру.

Последний, кстати говоря, с момента возвращения пребывал в крайнем раздражении. Потому живая кукла не хотела лишний раз попадать под Его горячую руку. Одну выходку ей простили, сославшись на пережитый стресс. Но испытывать терпение Господина и дальше было опасно. Об этом Он сказал ей прямым текстом. А сомневаться в возможностях воздействия Мастера тем более было глупо.

Немного поразмыслив, Хитоми решила, что стоит совместить приятное с полезным, и, приготовив отвар и мазь, набрала себе ванну. Ожог уже почти не болел, но требовал лечения. Этим она и собиралась заняться. Судя по паре визитов блондина, прошло уже дня два. Этого пока на полное восстановление было маловато.

Впрочем, визиты Дейдары-сана тоже были отдельной темой. Потому как меланхоличное раздражение, в котором Господин пребывал теперь, сразу же вскипало и выходило удушливым ядом. Пожалуй, такой мог разъесть плоть до костей не хуже кислоты... А потому контакт с косящимся на неё парнем Мизуки старалась минимизировать настолько, насколько это было возможно.

А вот блондину, казалось, всё было нипочём. Вёл он себя как ни в чем не бывало: шутил, спрашивал в лоб, явно перегибая палку, и вообще держался так, словно ему ничего не грозило. Чего не скажешь о Мастере, едва не скрежещущем зубами. Её саму, кстати, тоже такое поведение раздражало. Но не более. В конце концов, Дейдара-сан был всего лишь очередной живой. А от этих ждать адекватности она отвыкла ещё в бытность Нежитью.

Но, не смотря на трещащую статикой атмосферу, оба визита обошлись без последствий. Подозрения в измене с неё были, вроде как, сняты... И всё же Господин продолжал бросать на Хитоми косые задумчивые взгляды. Но благо только ими и ограничивался. Вот и сейчас Он то и дело поглядывал, как она обрабатывает и лечит свой ожог, параллельно тренируясь в контроле воды.

Взгляд Мастера задержался на проступившей от горячей воды печати и вернулся к свитку. Более Его ничего, кроме текстов, не интересовало. Мизуки же оставалось только навести порядок и заняться единственным делом, которое она и так долго откладывала на потом, — созданием собственной марионетки.

Для такой работы идеально подходила старая одежда Господина. Правда, то, что она принадлежала именно Ему, порядком будоражило кровь и отвлекало на упрямо возвращавшиеся к "поцелую" воспоминания. Умом живая кукла понимала, что как таковым это поцелуем не было, да и вообще вся эта ситуация была не более, чем игрой. Вот только избавиться от эмоций никак не получалось.

Губ Хитоми коснулась горькая улыбка. Любовь — слишком глупое чувство. Встряхнув головой, она отогнала от себя излишние эмоции и приступила к подготовке рабочего места. Прежде всего ей нужно было разложить свой чертёж и выложить основные детали будущей марионетки. Её выбор порядком позабавил Кукловода, но в то же время Мастер согласился, что для неё этот вариант будет идеальным. Не забыв ядовито добавить, что для птицы-марионетки тоже найдётся клетка.

Перед тем, как заняться чертежами, Мизуки тщательно изучила строение воронов. Эти птицы были ей наиболее привычны и понятны. А сейчас ей предстояло из заготовок, что подготовил для неё Господин, вырезать основные детали: позвоночник, голову, створки тушки и крылья. Взяв в руки резец, живая марионетка выдохнула и принялась за работу, то и дело сверяясь с чертежами.

Кажется, Мастер пару раз смотрел на неё пристальнее обычного, но всё заканчивалось на едком хмыке и кривой ухмылке. Убрал свиток на место и подошёл к столу Он только тогда, когда работа над деталями была завершена, а сама Хитоми взялась за уборку рабочего места. Покрутив каждую деталь в руках и примерив их все вместе, Кукловод одобрительно кивнул, отложил всё в отдельную коробочку и убрал на стеллаж к прочим деталям.

— Хорошо, а теперь подготовь печати и оружие для своей марионетки, — меланхолично сообщил Господин, протянув ей пустой короб. — Начни с печатей. Потом для меня приготовишь штук триста сенбонов.

— Хорошо, — склонила голову живая кукла, приняв короб.

По сути, все печати были уже выписаны в отдельный свиток и рассортированы по своему назначению. Заметив направление её взгляда, Мастер приподнял бровь и взялся за изучение лежащего на столе документа. Пару раз задумчиво хмыкнув, Он сообщил, что всё верно и марионетку можно начать собирать сразу же, как будет закончено с подбором оружия.

Этим Мизуки и занялась, отложив в свой короб пару стопок тонких и мелких сенбонов. Также отдельно она отложила несколько пачек стандартных игл для Господина. Он тем временем готовил за столом обоймы для них, извлечённые из замершего рядом Хируко-сана. Скользнув по разложенным на столе футлярам взглядом, Хитоми добавила к стопке Кукловода ещё несколько пачек сенбонов поменьше и побольше стандартных. Разложив всё, как обычно, на углу стола, она по привычке свернула в лабораторию и принесла ещё несколько опечатанных пробирок с раствором для ядовитого газа.

— Хитоми, — с отчётливым металлом в голосе окликнул живую куклу Мастер. — Я не просил всё это, — ядовито прокомментировал Он, поведя подбородком в сторону принесённого.

Мизуки замерла на месте, подняв на Господина глаза. Однако на Его красивом лице была уже знакомая жестокая ухмылка. Значит, она всё сделала правильно?.. Разве нет?.. Продолжив ухмыляться, Кукловод протянул руку и придвинул к себе всё.

— Идеально, — наконец кивнул Он, расположившись за рабочим местом. — На сегодня всё. Иди спать, — продолжив похмыкивать, махнул Он ей.

Живая кукла возражать не стала и, поклонившись, удалилась на освободившуюся кровать. Одежду пришлось сменить, но чуть позже Хитоми предстояло воспользоваться ею ещё раз, чтобы продолжить работу над марионеткой, потому её она бережно свернула и сложила на стуле. Вот теперь наконец-то ей представилась возможность почитать, но...

— Я сказал, ложись спать, — меланхолично протянул Господин, не оборачиваясь, стоило только взяться за подготовленный свиток.

Сказано это было столь категорично, что спорить не имело ни малейшего смысла. Тихо вздохнув, Мизуки покорно погасила свечу и легла, накрывшись одеялом. В общем-то, она действительно устала, ведь глаза закрылись практически сами собой, не успела она досчитать до тридцати...

Проснулась Хитоми от характерного звука закрывшейся двери. Однако за плотно задёрнутой занавеской всё ещё горел свет, а это значило, что Господин ушёл ненадолго. И даже можно было предположить, что к тому самому Лидеру. Всё же прошло уже несколько дней, по её наблюдениям. А подолгу Мастер в комнате никогда не задерживался.

Пожалуй, до Его возвращения не стоило особо ничего предпринимать, разве что заглянуть в лабораторию и то — после завтрака. Подогрев воду и заварив лечебный отвар вместо чая, Мизуки уже привычно, мысленно поблагодарив Кеншин-сана, принялась за завтрак из сушёных фруктов и хрустящих пластинок из не знакомых ей злаков. Закончив с трапезой, приправленной горьковатым отваром, живая марионетка всё же решила надеть водолазку и брюки. Правда, последние настолько плотно обтягивали её нижнюю часть, что брюками их можно было назвать только с большой натяжкой.

Однако эта одежда идеально подходила для работы с марионетками. Если вспомнить все детали, то по идее уже подходило время очередных переоснащения и перезарядки боевых кукол Господина. Весь вопрос заключался в масштабах этого действа. Лекарства, кстати говоря, отсутствовали, как и контейнеры для них. Оставалось только разобраться с уже ненужной конструкцией химической системы. Закончив уборку в лаборатории, Хитоми на всякий случай подготовила перчатки и перебрала чистые свитки, отложив их на отдельную полку. Как минимум пару-тройку марионеток Мастер точно будет перезаряжать.

Ключ в замке провернулся, когда она перебирала сенбоны, раскладывая их по размеру и толщине. Закрыв за собой дверь, Господин застыл на месте с кривой ухмылкой. После чего прошёлся по комнате, отдёргивая занавески и извлекая из потайного шкафа чаны для обработки оружия ядом и устанавливая дополнительные столы. Похоже, в этот раз всё будет куда масштабней, чем в предыдущие семь раз.

Объём предстоящей работы стал понятен по количеству марионеток, которых методично потрошил, складывая в общую кучу, Мастер. А значит, следовало приготовить пилюли для восстановления чакры. Господину её явно потребуется слишком много. Также следовало наполнить чаны ядом и положить туда оружие на протравку. Приготовить лотки и ёмкости для уже обработанного. Вообще работы было непочатый край, и отвлекаться времени явно не будет.

Однако стоило только всё приготовить и начать работу, как в дверь знакомо постучали. Господин нехотя впустил блондина в комнату, заперев за ним дверь. Видно было, что Мастер с удовольствием выпроводил бы напарника, если бы не слишком явный шум в коридоре. Впрочем, Мизуки было совершенно не до этого, работа съедала всё её внимание, так что она даже отвечала скорее на автомате.

Дейдара-сан ушёл только после процедуры переливания чакры, порядком раздражая своим присутствием и вопросами Кукловода. Единственное, что в общем-то её в этом визите касалось — это принесённая блондином сумка с очередной порцией ингредиентов на очередной ряд лекарств. Но с этим она будет разбираться уже позже.

* * *

Перезарядка такого количества марионеток совершенно вымотала Хитоми, и она просто потеряла сознание, когда Господин произнёс слово "всё". Сколько пробыла без сознания, живая кукла не имела ни малейшего понятия. Однако очнулась она переодетая и в кровати... С противной головной болью в довесок. Мастером уже пахло слабо, значит, Он ушёл довольно давно. Оставалось только выдохнуть и заняться лечением надоедливой мигрени.

Когда мир перестал пульсировать и расплываться, отчётливо подступило чувство голода. Притом настолько сильного, что от него сводило живот. Но это было не так уж и удивительно — слишком много сил было потрачено... Допустим, вчера. Но не важно, еда была рядом в тумбочке, так что набить желудок не составляло труда.

Однако стоило зажечь свечу, как взору предстал объём "сегодняшних" работ. Господин явно торопился, раз убрал только содержимое потайного шкафа. А вот всё остальное предстояло разобрать и разложить именно ей. Тяжело вздохнув, Мизуки переоделась в одежду, что ранее принадлежала Кукловоду, и принялась за уборку. Прервавшись лишь единожды на перекус, что уже говорило о длительности её занятия.

Закончив с наведением порядка, живая марионетка чувствовала себя совершенно разбитой, потому её хватило лишь на то, чтобы собрать и запустить очередную химическую систему для очередного лекарства. После чего Мизуки просто упала на кровать и провалилась в сон.

Очнувшись, она обнаружила, что химический процесс закончен. А значит, следовало навести порядок и запустить следующий, и разлить лекарство по флаконам. В этой рутине Хитоми настолько запуталась, что только покалывание между лопаток напомнило ей о необходимости продолжения лечения ожога.

Родовая регенерация и мазь давали неплохие плоды — в большинстве своём ткани уже зажили и оставалась неглубокая небольшая рана там, где яд въелся особенно глубоко. Зато теперь можно было спокойно дотянуться до неё рукой для лечения. Тем более если использовать ещё и зеркало.

Залечив ожог, насколько хватило чакры, Мизуки обработала его специальным кремом и вернулась обратно в кровать. В очередной раз отключившись на неопределённое время. И проснувшись с тем же результатом в лаборатории. Перезапустив процесс в третий раз и сформировав пилюли, Хитоми всё же пришла к выводу, что после приёма пищи стоит уже вернуться к собственной марионетке.

Этим она и занялась, особыми печатями осторожно скрепляя все части воедино. Основа была завершена. Однако теперь нужно было отладить механизм, протестировав его в действии. На что живая кукла потратила невесть сколько времени. То, что казалось идеальным в теории, не настолько хорошо работало на практике. Так что пришлось несколько раз менять расположение деталей чуть ли не с точностью до миллиметра. Однако, управлять не трупом было куда проще и спокойнее.

Наверное, на это она потратила целые сутки. По крайней мере ей так казалось. Поэтому продолжить работу Мизуки решила "завтра". Ведь теперь необходимо было покрыть основу защитными печатями. И уже потом следовало изготовить и протестировать крепление остальных деталей. Провозившись с этим опять же уйму времени, она перешла к самой сложной, по её мнению, детали — особое внимание живая кукла решила уделить оперению. Над изготовлением которого она и прокорпела опять же невесть сколько, прерываясь несколько раз на еду и краткий отдых.

Теперь предстояло протравить все перья в специальном растворе и уже после этого провалиться опять в радушные объятия темноты без сновидений. Сны Хитоми вообще снились крайне редко. Если не сказать — не снились совсем. Вот и в этот раз ничего, кроме краткого мгновения между закрытием и открытием глаз, не было.

Сколько времени ушло на прикрепление оперения, Мизуки не представляла. Это был настолько долгий и кропотливый процесс, что казалось, прошла целая вечность. Впрочем, пока не зажил ожог, времени у неё было предостаточно. Закончив, она устало выдохнула и осмотрела фактически готового ворона. Почти как живой. Теперь оставалось начинить его оружием и ловушками. Но для начала следовало выбрать яд, который будет использован для оружия. Собственно, протравкой необходимого она и занималась до тех пор, пока хватало сил.

Процесс запечатывания оружия в марионетку также занял довольно много времени в силу размера куклы. Порой это даже напоминало процесс сбора разорванного трупа. Поймав себя на подобной аналогии, Хитоми криво ухмыльнулась. Как ни крути, а от привычек Нежити избавиться было невозможно. Горбатого даже могила не исправит. Хоть живые обычно говорили иначе. Но да откуда им знать?.. Улыбка ещё шире растянула губы живой марионетки.

Закончив с неживым вороном, Мизуки облегчённо выдохнула и позволила себе немного потренироваться в контроле куклы. Впрочем, с человеческими марионетками у неё тоже не было проблем, пока не нужно было пускать в ход оружие и боевые печати. Но не суть важно. Главное, что для самой себя она осталась довольна результатом. И теперь стоило дождаться вердикта Мастера. Но Он, судя по размаху подготовки, не иначе как целую страну лишь вдвоём с Дейдара-саном захватить собирался. Что, кстати, совершенно не исключалось. Тем более что о способностях блондина Хитоми знала не так и много.

Из бурчания Господина можно было вынести, что Его напарник считал искусством "взрыв". Если опираться на результаты обследования, что проводились при лечении, — не иначе, как Дейдара-сан обладал особым геномом, так называемым Кеккей Генкай. Причём довольно мощным. Впрочем, если учесть специфику его рук и печати на груди... Добавив к этому сумки с глиной, которые тот постоянно носил с собой. Выходило, что блондин мог создавать взрывчатку разной мощности с возможностью дистанционного подрыва...

Подобные размышления заставили живую марионетку поперхнуться травяным отваром. По сути получалось, что Дейдара-сан по смертоносности был не чуть не хуже Господина или того же Орочимару... Разве что человечности в нём было больше. То есть на человека он был больше похож. На обычного живого. И это при том, что, по её наблюдениям, это чудо природы было её ровесником.

В довесок блондин после лечения начал проявлять к её скромной персоне весьма нездоровое внимание. При этом, похоже, даже бессознательно... Не заметить эти взгляды (и реакцию Господина на них), задерживающиеся на совершенно конкретных частях её тела, было невозможно. Живая кукла перебрала в памяти всю имевшуюся информацию. Но спонтанность такого поведения наводила на вполне конкретный вопрос. Ведь такой интерес не на пустом же месте взялся?.. Что-то же спровоцировало всё это?

Хитоми замерла у зеркала, разглядывая себя. Нет, конечно, сейчас она по собственным представлениям походила на кукольную принцессу. И даже была весьма красива... Последнее наблюдение заставило её горько усмехнуться. Дожилась — собой в стекляшке любоваться... Но факт оставался фактом: теперь она хотя бы понимала, что нашёл в ней Господин. Но...

Вкусы Кукловода были весьма специфичны. И по сути главное в ней не особо изменилось — как она была чем-то неживым, так им и осталась. Разве что из бледного тощего призрака превратилась в холёную куклу. Но смысла это не слишком меняло — у живых она по-прежнему должна была вызывать не сексуальное влечение, а, как минимум, неприязнь. По крайней мере Дейдара-сан явно не тянул на некрофила. Тогда получалось, что неучтённым оставался только один фактор...

Может, всё-таки дело было в ней самой?.. Зачем-то же её так упорно прятали отец и дед?.. Может, регенерация и способности к медицине были не единственными её особенностями? Эта мысль осела внутри горьким осадком. Может, ответ был в родовом свитке, изучение которого она забросила где-то на половине, решив, что в этом совершенно нет смысла?.. Что если она тогда ошиблась? Да и вообще, когда она в последний раз изучала собственный организм полностью, а не на наличие чего-то конкретного?

От такого бросало в дрожь. И ведь ей ни разу не пришла в голову столь простая мысль. И как теперь вообще можно было узнать, насколько она изменилась за годы нахождения в этой комнате? Хотя... Была ведь тетрадь Господина, в которой Он делал записи с самого начала. До сих пор к этой вещи Мизуки прикасалась лишь затем, чтобы передать её в руки Мастера.

Но вот сейчас листала, вчитываясь в каждый термин и изменения. Но... Ничего, что могло бы быть ей полезно в возникшем вопросе, не фигурировало в записях Господина. Да и проблема проявилась ведь не сразу. Да и с Мастером такого не было ни разу за это время. Тогда, может, дело было в том, что Кукловод не был живым?.. Может, вся соль именно в этом?

Убрав тетрадь Мастера на место, Хитоми впервые за последние годы взялась за изучение собственного тела. Начиная с обследования чакрой и до подробного анализа крови, благо необходимые реагенты у Господина имелись. Также в ход пошёл свиток, что перед уходом так тщательно изучал Кукловод. Но проблема состояла в том, что сначала надо было ещё расшифровать письмена.

Вернувшийся с миссии Мастер лишь повёл бровью на её изыскания, но останавливать не стал, меланхолично просматривая её записи, которых набралась уже целая тетрадь. Марионетку-ворона Он осмотрел уже после того, как разобрал свою сумку, выложив в секционной очередной свиток с трупом. С её творением Мастер возился довольно долго, осматривая каждую деталь и печать, а под конец протестировал марионетку в движении.

Оставив её ворона в покое, Кукловод усадил его на прикроватной тумбочке и достал свою тетрадь, ненадолго замерев возле стола. Пролистав свои исследования, Он, прищурившись, осведомился:

— Хитоми, ты брала мою тетрадь?

— Да, Господин, — оторвавшись от свитка, подняла голову Мизуки. — Мне нужны были данные о состоянии моего тела за эти годы. Найти их можно было только в ваших записях. Прошу прощения, что взяла тетрадь без вашего согласия, — покорно склонив голову, отчиталась она.

— Хм, — меланхолично протянул Мастер, раскладывая тетрадь и инструменты на рабочем столе.

Намёк был понят: живая марионетка отложила свиток и, скинув одежду, подошла к Господину для очередного исследования. Холодные пальцы как обычно то почти невесомо скользили по коже, то болезненно надавливали, то прощупывали кости. Всё как всегда. И этот горький привкус и ноющая боль в груди. Слишком бесстрастен. Слишком идеален. И это отбивало всякое желание перечить, как, впрочем, и что-либо чувствовать. Всего лишь марионетка. Пусть ещё пока что и живая.

Неживые пальцы задержались на рубце ожога, невесомо проскользив по нему несколько раз. Как только этот шрам исчезнет, Мастер, возможно, наконец-то сделает из неё марионетку. Осталось совсем чуть-чуть. И настанет покой. Вечный. Губы Мизуки тронуло улыбкой. Господин должен был бы это оценить...

— Почему тебя вдруг так заинтересовали собственное тело и геном? — поймав чёрную прядь, поинтересовался Кукловод.

— Пытаюсь понять причины столь внезапного интереса Вашего напарника, Господин, — подняла на него глаза кукла. — Мне не даёт покоя мысль о нелогичности такого интереса...

Неживые губы дёрнулись, искривившись в ядовитую ухмылку. Весь вид Мастера намекал, что Он готов рассмеяться в голос. Но Кукловод лишь продолжил ухмыляться и скользить пальцами по её лицу: висок, скулы, подбородок и губы... Каждое Его движение говорило, что причина слишком ясна. Господин часто произносил это слово, когда дело касалось её. Это же слово читалось сейчас в углах Его губ, в прищуре серых глаз и застывшем на её губах пальце — идеальна.

От такого начинало гореть в груди и не хватало воздуха. Хитоми не была уверена, что это на самом деле так. Но чужое мнение было и не особо важно. И чем дольше она оставалась рядом с этим безумным мужчиной, тем яснее осознавала, что ещё сильнее влюблялась в Него. И единственный исход подобной любви был один — принять смерть от Его рук и стать Его человеческой марионеткой.

* * *

Однако вопрос странной реакции на неё живого Мизуки всё же решила не оставлять, подмечая все мелочи. Что дало свои плоды после первого же визита блондина. И подобное открытие до такой степени шокировало живую куклу, что она даже нервно заулыбалась. Что не прошло мимо внимания обоих нукенинов. С совершенно однобокой и неверной трактовкой этого явления каждым.

Но живой кукле было совершенно не до широкой ответной улыбки одного и раздражения другого. Отгородившись от обоих ширмой лаборатории, она перепроверила новые данные. Но результат был именно тот, который она предполагала. Её организм ни много ни мало в присутствии живого начинал вырабатывать феромоны, да ещё и в бешеном количестве, что даже появлялось ощущение специфического запаха.

И это уже совсем было дико. Настолько, что вызывало нервную улыбку. Ведь её саму совершенно не интересовал никто, кроме Господина. Но её собственный организм вытворял чёрт его знает что! А ведь она ничего, совершенно ничего не почувствовала, даже когда лечила и оперировала Дейдара-сана. Ну разве что немного раздражения. Тогда почему?..

Мастер хоть и был крайне раздражён, не стал отрывать её от исследований. Он просто молча постоял рядом, окидывая взглядом её записи, после чего удалился на кровать изучать оставленный ей предками свиток. Чему Мизуки была безмерно благодарна. Правда, стоило ей освободить лабораторию, как Кукловод перебрался туда, листая её исследования и запуская серию собственных тестов. Похоже, эта проблема волновала их обоих.

Исчез Мастер из комнаты весьма неожиданно и тихо, пока Хитоми спала. Вернулся Он также тихо, задумчиво опустившись на кровать. Господин не реагировал ни на что до тех пор, пока живая кукла не прошла совсем рядом. Тогда её обжёг холодный пристальный взгляд.

— Будь осторожней, если вдруг тебе придётся остаться наедине с Дейдарой, — наконец тихо произнёс Он. — Он... Не Я, — неживые пальцы переплелись. — Гарантий того, что он не зайдёт дальше положенного, нет. Ты ведь понимаешь, о чём я?

— Да, Господин, — тихо отозвалась замершая на месте Мизуки.

Всё было предельно ясно. Хоть и абсолютно не устраивало её. Нужно было что-то придумать, чтобы успокоить взбесившиеся гормоны, жившие, кажется, своей собственной жизнью. А это означало, что нужны ещё анализы и время на изучение свитка. Много времени... На что Мастер лишь усмехнулся, намекая, что его у неё целая вечность. Хотя сама она полагала, что до заживания ожога.

Впрочем, Кукловод особо не возражал против дальнейших исследований, тем более что это не мешало ей продолжать работу, что она выполняла и прежде. Всё пошло опять своим чередом по накатанной колее, хоть и с небольшими изменениями. Визиты Дейдары-сана были не столь частыми да и в присутствии Господина. Но всё равно вызывали нервную улыбку. Которая явно трактовалась не так, как стоило бы.

Единственное — после очередной неудачной тренировки с человеческой марионеткой, ей было запрещено их трогать в целях обучения. А сам Мастер надолго засел за создание нового яда. Теперь оставалось только отрабатывать водные техники и упражняться со своим вороном. Помимо исследований, конечно.

Исследования прекращать было нельзя. Потому как вся эта ситуация была бомбой замедленного действия, и рвануть могло в самый неподходящий момент. Крайне иронично было и то, что ключевой фигурой в этом был человек, считающий искусством взрыв... Хитоми прекрасно понимала, что затишье временное. Рано или поздно Лидер найдёт опять повод подослать блондина в отсутствие Мастера.

И это каждый раз вызывало нервную улыбку. Которая, в силу неумения улыбаться, явно расценивалась, как выражение симпатии. Не просто же так Мизуки в ответ получала едва ли не лучезарную улыбку во все тридцать два зуба. Но в общем-то это было не так странно, как... Поведение Господина. Он стал ещё более раздражительным. Причём весьма специфично. Объяснить суть проблемы живая кукла не могла. Наверное, из-за слишком обрывочных знаний об эмоциях живых. Но... Что-то в Нём изменилось. Изменилось в Его отношении к ней...

Порой ей казалось, что эти вспышки злости, маскируемые под сарказм, очень напоминают ревность... Но... Питать напрасные надежды было наивно и больно. Однако сомнения были настолько едкими, что она решилась на небольшую дерзость: в её тетради, которую Он то и дело просматривал, появились новые строки. На них Господин явно должен был как-то отреагировать.

 

Он?.. Он ревнует меня?..

Надежды осыпаются, звеня…

Он не может меня ревновать…

Кому, как не мне, это знать?..

 

Он просто не создан для чувств…

Он себя посвятил одному из искусств…

И ко мне навряд ли что-то чувствует Он…

Куклу ревновать?.. Сей случай смешон…

 

Но тогда почему

Я на себе ловлю Его недовольный взгляд,

Когда улыбаюсь не Ему,

А тому, кто моей улыбке рад?..

Тому, кто куклой меня не считает…

Тому, кто моё одиночество понимает…

 

Почему я чувствую Его злость,

Когда приходит к Нему Его белокурый гость?..

Когда гость по мне взглядом скользит?..

Почему Его это злит?..

 

Почему меня Он держит подле себя,

Когда моя Ему безразлична судьба?

Ведь Он её знает и так…

Почему при другом Он смотрит, словно лютый враг…

В обитель посмел Его войти?..

Почему я не могу к другому подойти?..

 

Почему Его над собой я ощущаю власть,

Когда?.. Я не позволю пасть

Его искусству в глазах оппонента Его…

Но даже преданность моя не изменяет ничего…

Я безраздельно подчиняюсь Ему одному,

Тогда почему так гневен Его взгляд?.. Почему?..

 

Это так на ревность похоже…

Мороз проходит по коже…

Но ведь Он — не создан для чувств…

Он себя посвятил одному из сложнейших искусств…

И… Куклу глупо ревновать…

Кому, как не мне, это знать?..

 

Он и впрямь застыл с неперевёрнутым листом в руке. Суставы неживых пальцев отчётливо хрустнули, и холодный пронзительный взгляд обратился на живую куклу, кажется не видя её. Хитоми также замерла, ожидая Его дальнейших действий. Но Господин лишь прикрыл глаза ладонью и закрыл тетрадь. Молча. Хоть воздух едва не потрескивал от напряжения. Он молчал... Лишь на мгновение по неживым губам скользнула горькая усмешка.

Чёрный плащ был небрежно наброшен на пощёлкивающие шарнирами плечи. Свеча погашена, заполнив комнату густой темнотой. Темнотой, в которой гулко отдавались Его шаги. Скрежет ключа в замке. И повисшая звенящая тишина. Мизуки ожидала совсем не этого. И оттого была порядком растеряна. Мастер вёл себя с каждым разом всё более странно.

Возвратившись, Кукловод молча переложил её тетрадь на край стола и достал свою. Раз за разом пересматривая и перечитывая собственные записи. Не успокоившись на этом, Он перешёл в лабораторию, позвякивая склянками ядов. В итоге Мастер замер на пузырьке с вязкой золотистой жидкостью. Какое-то время он просто сидел, разглядывая склянку. После чего убрал её обратно и, чеканя шаг, подошёл к кровати. Молча. Неживые пальцы резко дёрнули шнурок, развязывая узел на оби.

Намёк был слишком красноречив, чтобы проигнорировать его. Потому Мизуки поспешила встать, позволяя методично раздеть себя. Господин не взял ни тетрадь, ни привычные измерительные приборы. А значит, Его, скорее всего, интересовало, зажил ли ожог на её спине.

Так и было. Холодные пальцы проскользили вдоль позвоночника, прочертили зигзаг от левого плеча к пояснице и замерли там, где было Его клеймо мастера. Выведенный чёрным скорпион.

— Хитоми... — тихо выдохнул Он, отходя на шаг. — Можешь одеваться, — уже в привычной меланхоличной манере добавил Мастер, вернувшись к своим записям.

И наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом бумаг. Господин с головой ушёл в свои исследования, обложившись книгами и чистыми свитками. Мизуки оставалось, лишь вздохнув, подчиниться и последовать Его примеру только со свитком родовых техник.

Однако из всего случившегося живая марионетка вынесла один очень важный факт. Кукловод готовился. Как никогда. Он собирался в ближайшее время сделать её наконец НЕживой марионеткой. И это понимание разливалось внутри терпким, горько-сладким теплом. От которого щипало глаза. Это было облегчение и боль одновременно. Странное чувство.

Господин так и сидел за своими бумагами, наверное, несколько дней. Возможно, Он бы и дальше продолжал свои исследования. Но в дверь уже знакомо постучали. Впрочем, нынешний барьер неплохо пропускал звуки из коридора, и пришедшего Хитоми узнала уже по шагам — Дейдара-сан.

Правда, визит не продлился долго. Мастер быстро собрал вещи, саркастично переругиваясь с напарником об искусстве. Это вызывало горьковатую улыбку. Таким Он с ней точно не был. Стоило запомнить эту сторону Кукловода тоже. Потому живая марионетка позволила себе эту малость, скрыв излом закушенных губ свитком.

— Оставь всё как есть, — обернувшись уже у самой двери, меланхолично бросил Он и ушёл.

Дверь закрылась на ключ, заполняя комнату гулкой тишиной. Она настолько окатывала отчаянной тоской, что свиток сам выскользнул из рук, а Хитоми, закрыв лицо руками, разрыдалась, выплёскивая наконец накопившиеся эмоции.

Сколько длилась эта спонтанная истерика, Мизуки представляла плохо, ведь уснула она всё ещё со слезами. Но, судя по припухшим покрасневшим глазам и носу, проревелась она знатно. Отложив зеркало обратно на тумбочку, живая марионетка решила, что на "сегодня" ничего не хочет, и уткнулась носом обратно в подушку. Правда, въевшаяся привычка что-то делать не дала ей лежать долго.

Приведя себя в порядок, живая кукла окунулась в привычную рутину дел с привычными перерывами на еду и отдых. Всё как всегда. Бесконечное сегодня. И только заваленный свитками и книгами стол Господина напоминал, что скоро всё это закончится. Хитоми лишь ненадолго осмелилась вытащить из кипы бумаг свою тетрадь, чтобы сделать там ещё одну запись. После чего вернула тетрадь на то же место.

И всё же в груди ворочалась тревога. Гнетущее ощущение, что вот-вот разразится гроза. Впрочем, можно было даже не гадать, откуда придёт беда. Ответ был очевиден. Учитывая поведение Мастера, Лидер наверняка найдёт повод, чтобы подослать Дейдара-сана до того, как из неё всё-таки сделают человеческую марионетку. От этой мысли ей впервые за последние годы стало страшно. Мысль о том, что может произойти в отсутствие Господина, обжигала сознание и прошивала отчаянием до костей.

Пожалуй, ждать постоянно конца и беды — самое худшее что может быть. Выматывающее тело и душу ощущение. Потому возвращение Господина было сродни глотку воздуха после удушья. Однако по мрачному виду Кукловода, наводящего порядок на своём столе, всё было понятно без слов.

— Вас отсылают одного? — замерев у ширмы лаборатории, озвучила тягостную мысль Мизуки.

— Да, — мрачно отозвался Мастер. — Дейдара явно специально подставился на задании... — угол Его губ дёрнулся. — И его оставляют на лечение. Отсылая меня подальше... — Господин тяжело опустился на стул. — Проклятье... — Кукловод стукнул кулаком по столу. — Чёрта с два я допущу, чтобы они устанавливали свои правила на моей территории! — Господин вынул из потайного кармана ключ. — И вот это мне предложили отдать Дейдаре, — криво усмехнулся Он. — Но знаешь что, Хитоми?

Живая марионетка отрицательно покачала головой, отпуская наконец зажатую в руках клеёнчатую материю, и подошла, ведомая Его горящим взглядом и знакомой жестокой ухмылкой.

— Держи, — в её ладонь лёг обжигающе холодный кусочек металла, что столько лет запирал её темницу. — Это дубликат. Постарайся продержаться сутки после моего ухода, — на стол были выставлены часы, которые Мастер тут же завёл. — Отдохни, пока есть возможность. Мне надо подготовиться.

После этих слов Хитоми поспешила удалиться на кровать, а её Господин перебирал, перечитывал и убирал скопившиеся на столе бумаги, затем перебирал и сортировал яды, то и дело поглядывая на часы. Часы, что громко отсчитывали минуты до переломного момента для Кукловода и Его пока что живой марионетки...

Господин задержался в комнате до трёх часов, скорее всего — ночи. А затем, отдав последние указания, поспешил удалиться, чтобы поскорее разобраться со своей миссией. Дверь за Ним с привычным скрипом закрылась, и осталось только громкое тикание часов, отсчитывающих тягучие минуты и часы до прихода подрывника.

Если учитывать, что странный белолицый шпион так и не появился, навряд ли напарник Господина ожидал, что Мастер уйдёт на семь часов раньше положенного срока. Предполагалось, что Он должен был передать ключ от своей комнаты лично блондину в руки. Но вместо этого... Хитоми в очередной раз не удержалась и взялась разглядывать ключ, покрытый вязью печатей. Именно этот маленький кусочек металла отделял её от свободы. Впрочем, если судить по звукам из коридора, такая свобода ей явно была не нужна.

Возможно, если бы на её месте был кто-то другой, то наверняка бы попытался сбежать... Был бы при этом пойман, допрошен и наказан с пристрастием и со сменой места жительства. Как минимум. Мизуки не считала себя настолько наивной и трезво рассчитывала свои силы. Даже если бы удалось миновать других обитателей базы в первые несколько часов, то не факт, что удалось бы быстро выбраться. Если исходить из имеющейся у неё информации, комната Кукловода находилась довольно далеко от выхода и при этом достаточно глубоко под землёй. Да и к выходу вела сеть довольно запутанных коридоров. Если придираться, то в своё время даже Господину не удалось вынести её отсюда. Так что мысли о побеге можно было отбросить сразу.

И Мастер бесспорно знал, что она придёт к подобному выводу, оставив ей дубликат ключа. Тогда получалось, что в Его планы входило оставить за собой возможность беспрепятственно вернуться в любое время и... Не позволить блондину входить сюда, когда тому вздумается без её ведома. Что тоже было неплохо. Теперь оставалось подумать над тем, как встретить Дейдара-сана.

Не открывать дверь вовсе было заманчивой идеей. Но кто знал, что в таком случае могло предпринять начальство? Уж явно подобная выходка не обошлась бы без наказания. Да и стоящий у двери напарник Господина привлекал бы слишком много внимания... Таким образом, всё же выходило, что на лечение нукенина придётся впустить.

Но самой крутиться возле двери было далеко не вариант. Следовательно... Живая кукла подошла к стене с незавершёнными марионетками. Выбрав из них подготовленного Господином двойника, она прикрепила к нему нити чакры и, немного попрактиковавшись в управлении, переместила на стул возле двери. Вот так. Немного подумав, Хитоми одела куклу ещё и в плащ Господина, доведя сходство до максимума. Эффект неожиданности и непредсказуемости должен был быть как можно больше.

Выбор собственной одежды также пал на максимально скрывающее фигуру синее кимоно, что при этом не особо стесняло в движениях. Волосы собрать Мизуки решила той самой шпилькой с лилиями, что Господин принёс в первый раз. Повертев её в руках, пальцы живой куклы замерли на вязи узора. А ведь это тоже была печать. Печать слежения. Вот только гравировку делал явно не Мастер, а кто-то другой, уж больно отличался почерк. Повертев заколку в руках ещё немного, Хитоми всё же закрепила ею волосы. Про себя отметив, что, возможно, эта вещь могла быть от Кеншин-сана.

Любая мысль об этом человеке, если она начинала её развивать, будоражила кровь. Поэтому проявлять бессмысленное любопытно живая кукла не пыталась, оставив этого странного мужчину за гранью восприятия, как нечто мифическое. Потому как глаза Кеншин-сана в обрамлении небесно-голубых ресниц были слишком характерного цвета. Спутать было невозможно. И забыть тоже.

Отогнав навязчивые мысли и воспоминания, Мизуки растёрла виски, навела порядок и продолжила изучение родовых записей. За ними она сидела до тех пор, пока из тёплых объятий темноты её не вырвал характерный стук в дверь. Проморгавшись, живая кукла с удивлением обнаружила, что настолько перенервничала, что попросту отключилась, когда градус опасности спал.

Стук повторился уже чуть более настойчиво. Поправив волосы и одежду, Хитоми глубоко вдохнула и тихо подошла к кукле-двойнику, прикрепляя нити чакры. Вот так. Теперь можно было перейти в лабораторию, сделав вид, что смертельно занята изготовлением очередных пилюль. Тем более что они были нужны всё равно. Стук повторился уже несколько раз. Больше тянуть было нельзя, поэтому человеческая марионетка пришла в движение, отперев дверь и впустив блондина.

— Что-то случилось, Сасори-но-Данна, хм? — тихо осведомился подрывник, когда дверь за ним закрылась. — Ммм? — раздался из-за ширмы удивлённый выдох, когда кукла замерла на стуле возле стола.

— Вы что-то хотели, Дейдара-сан? — отодвинув клеёнчатую занавеску и стягивая перчатки с рук, спокойно поинтересовалась у настороженного блондина Мизуки, словно ничего необычного в данной ситуации нет.

— Сасори-но-Данна уже ушёл, да? — прищурив голубой глаз, тихо спросил гость, явно осматриваясь и косясь на марионетку-двойника.

— Да, Господин изволил удалиться, — кивнула в ответ живая кукла, поправляя белый халат. — И что на сей раз с вашей рукой? Вывих?

Хитоми сходу решила перейти к делу, проигнорировав вопросительный взгляд на копию и запертую дверь. Было бы неплохо, реши нукенин, что Кукловод припас очередной фокус. Но похоже, её всё же успели раскусить, несмотря на вовремя разорванные нити чакры. По крайней мере внимательный взгляд, переходивший с марионетки на её кисти, явно говорил именно об этом.

— Да, хм, — стянув всё-таки здоровой правой рукой плащ, кивнул напарник Господина, продолжив озираться.

Итак, следовало приступить к лечению. Но делать это на кровати не было ни малейшего желания. Слишком опасно. Потому Хитоми прихватила из лаборатории стул и переставила его в секционную возле шкафа с инструментами. К чести Дейдара-сана, он сообразил что к чему быстро и без вопросов скинул плащ на секционный стол, расположился на стуле и приподнял согнутые руки, намекая на то, что ему требуется помощь, чтобы снять футболку.

Мизуки оставалось лишь, тихо вздохнув по этому поводу, помочь нукенину раздеться. Под футболкой обнаружилась повязка. Но наложенная на плечо и грудную клетку перевязь была сделана настолько небрежно и при этом пахла Господином. Такое сочетание вызывало неконтролируемую нервную улыбку. Насколько же надо было довести Мастера, чтобы он решил обойтись такой "халтурой"?..

— Давно Сасори-но-Данна ушёл, мм? — с интересом поглядывая на громко тикающие часы, решил прервать затянувшееся молчание подрывник.

Однако отвечать на подобный вопрос Мизуки совершенно не хотелось. В конце концов её задачей было продержаться хотя бы день... А значит, вопрос о времени надо было обойти любыми возможностями и путями. Мимолётный взгляд на часы: ведь прошло только девять часов...

— Дейдара-сан, какова истинная цель вашего визита? — осторожно убирая пропитанную засохшей кровью повязку, вздохнула живая кукла, уйдя от ответа.

— Хммм, — углы губ нукенина дёрнулись. — Ты слишком прямолинейна, да.

— Не вижу смысла в подобного рода играх, — со скепсисом парировала Мизуки, при этом отметив, как напряглись мышцы парня от её прикосновения. А ведь она ещё даже не прикасалась к... Рваной глубокой ране. — И не вижу смысла вам получать подобные ранения, дабы опять терять время на разговоры со мной.

— Сасори-но-Данна заметил, да, — усмехнулся в ответ блондин, переведя взгляд с приготовленных пузырьков на неё. — Стоило ожидать, хм, — казалось, этот взгляд пытается прошить её. — А я всё задаюсь вопросом, что такого особенного в твоём Кеккей Генкае, мм?

Итак, значит вопрос заключался всё в том же... Хитоми сделала вид, что пропустила вопрос мимо ушей, и взялась за пропитанный спиртом тампон, дабы очистить от спёкшейся крови область вокруг раны. Повисло напряжённое молчание. Дейдара-сан продолжал сверлить её взглядом с каменным лицом. Однако щека нукенина дёрнулась, когда живая кукла перешла к непосредственной обработке краёв.

— Ничего особо интересного, — всё же отозвалась Мизуки, перейдя к сращиванию внутренних тканей.

— Ложь, хм, — криво усмехнулся в ответ подрывник, продолжив пристально разглядывать её.

Однако и этот выпад живая кукла проигнорировала, продолжив методично стягивать рассечённые мышцы. Видимо, осознав, что так её не проймёшь, парень решил сменить тактику и, прикрыв глаза, принюхался. А вот от этого уже пробивал холодный пот. Ведь в воздухе и впрямь начинал витать специфический аромат её собственных феромонов. Зачем тело так подставляло свою владелицу, Мизуки отчаянно не понимала.

— Хитоми, мм... А с Сасори-но-Данна ты пахнешь так же, да? — приоткрыв один глаз, тихо и едко уточнил блондин.

— Дейдара-сан, не отвлекайте меня, пожалуйста, пока я не закончу, — сосредоточившись на лечении, вновь попыталась перевести тему живая кукла.

— Значит, нет, хм, — приподняв один угол губ, констатировал нукенин. — Занятно, да, — немного помолчав, гость решил, что пришло время надавить на ещё одну больную точку. — Кстати, мне всегда было интересно, куда так резко из Ивагакуры пропало ваше семейство, мм? Словно вас и не существовало, хм, — взгляд парня стал ещё пристальней. — Мм!

— Дейдара-сан, вы отвлекаете меня, — усилив поток чакры, живая кукла злобно глянула на своего сжавшего зубы пациента. — Я не могу ответить на ваши вопросы просто потому, что не осведомлена об этом.

После небольшого показательного наказания наступила напряжённая тишина. Блондин молчал и с той же суровой физиономией продолжал сверлить её изучающим взглядом. Градус напряжения рос с каждой, отсчитываемой громким тиканием часов, минутой. К тому времени, как ей удалось полностью затянуть рану, оставив от неё только покраснение, воздух буквально трещал от скопившейся между ними статики. И взрыв грозил произойти по окончанию сеанса лечения. Благо оставался ещё вывих.

Однако Мизуки отчётливо ощущала, что надо срочно ретироваться куда подальше от особи мужского пола, уже явно перебравшей её, как назло, совсем взбесившихся феромонов. Последнее можно было проследить по тому, как часто взгляд блондина начал съезжать на её губы, грудь и бёдра.

— Мм, Хитоми, ты всё ещё будешь утверждать, что это не твой Кеккей Генкай, да? — тяжело выдохнув, поинтересовался подрывник, когда характерно щёлкнул вставший на место сустав. — Ты ведь явно в курсе, как это работает на мне, хм?

— Я не обладаю подобного рода информацией, — осторожно убирая руку с гаснущей чакрой, как можно бесстрастней ответила на выпад будущая жертва обстоятельств.

Лечение было завершено. Это понимали они оба. И, пожалуй, за всю недолгую жизнь Мизуки страшнее ей было только, когда старый хрыч принёс те два свитка. Но... Она сделала глубокий вдох, попытавшись успокоить подступающую дрожь. Показать свой страх хищнику было равнозначно признанию себя жертвой. А последнее было уже прямым подстрекательством к действию. Это живая кукла усвоила уже давно.

Ей было необходимо всего лишь убрать руку и отойти на пару шагов. Однако шаг в сторону превратился в резкий скачок. Каким чудом она успела среагировать, Мизуки не знала и сама. Но уйти от попытки поймать её за руку, живой кукле удалось. На что полуголый парень, всё ещё сидевший на стуле, криво ухмыльнулся, медленно поднимаясь со своего места.

— Ну и что это такое, хм? Что вообще ты хочешь сказать этим своим "не обладаю информацией", мм? — подняв на неё насмешливый взгляд, уточнил он, намеренно замедленно выпрямляясь.

Следующее движение Хитоми скорее ощутила на уровне рефлексов, нежели заметила. Впрочем, увернуться ей удалось лишь на пару сантиметров и несколько секунд. Всё же разница между ней и привыкшим к сражениям нукенином была непреодолимой пропастью.

— Ну куда же ты, хм? — ловя её запястье, хмыкнул подрывник. — Чего же ты боишься, мм? — саркастично уточнил он, разворачивая незадачливую жертву к себе лицом. — Или бояться есть чего, хм?

— Дейдара-сан, я не знаю ответов на ваши вопросы, — тихо отозвалась Мизуки, ощутив, что её загоняют в угол.

— Прямо-таки на все, мм? — подойдя ещё ближе и склонившись к самому её уху, зловеще прошептал нукенин.

Такое сокращение дистанции вышибло воздух из лёгких. В особенности в сочетании с внезапно сильным выплеском феромонов. Сердце ухнуло куда-то вниз и оттуда припустило в таком темпе, что казалось, того гляди сломает рёбра. Слишком близко! Живая кукла инстинктивно попыталась отстранить гостя свободной рукой, но... Под пальцами оказалось мускулистое мужское тело, а ещё точнее — горячая грудь. От этого бросило в жар и организм выдал очередную убийственную порцию феромонов.

— О, Шинигами, — судорожно выдохнула Мизуки, спешно убирая руку. — Дейдара-сан, отойдите, и я отвечу на ваши вопросы... Только отойдите...

— Что это такое, хм?.. — тяжело вздохнув, отозвался нукенин, всё же делая шаг назад, но так и не выпуская её запястье.

— О своём геноме я знаю немногое, — тихо начала живая кукла, безуспешно попытавшись вытянуть руку из кольца его пальцев. — Мне ничего не говорили, и большую часть времени я жила одна. Я не знаю, почему так происходит и как это прекратить, — очередная попытка освободиться опять провалилась из-за лишь усилившейся хватки. — Отпустите. Я не могу контролировать выброс этих проклятых феромонов...

В ответ подрывник лишь расхохотался, но пальцы разжал и сделал шаг назад, чуть ли не пополам сгибаясь от смеха. У Хитоми появился шанс перевести дыхание. А вместе с этим пришла в голову безумная идея — возможно, хотя бы частичная активация печати воспроизведения остановит выброс этих чёртовых феромонов...

— Это что получается, хм? — отсмеявшись, выдохнул Дейдара-сан. — Ты, оказывается, жаждешь, чтобы я тебя в постель завалил, да? — едко ухмыляясь, уточнил он.

— Не имею ни малейшего понятия, что не так с этим аспектом, но оказаться с кем-либо в одной постели... — живая кукла сделала глубокий вдох. — Это последнее, что мне могло бы понадобиться и тем более хотелось в моём положении.

— Э, нет, хм! — вновь быстро перехватив её начавшие складывать печати кисти, погрозил ей пальцем парень. — Обойдёмся без подобных фокусов, да.

— Тогда отойдите. Пожалуйста, — раздражённо рыкнула в ответ Мизуки, понимая, что активация прошла разве что на четверть. — Если вам так интересен мой геном, могу дать кровь на анализ, потому как сама я мало что знаю. А теперь... Отпустите.

— Даже так, мм? — прищурив голубой глаз, уточнил подрывник, всё же чуть ослабив хватку.

— Так нужен вам образец или нет? — выдёргивая из его рук свои, зло прошипела Хитоми.

— Да, давай, хм, — отозвался Дейдара-сан, делая шаг в сторону.

— И оденьтесь уже, — вымученно выдохнула она, чиркнув по подушечке указательного пальца скальпелем и цедя кровь в пробирку.

— Возбуждает, да? — криво усмехнулся нукенин, натягивая футболку и при этом не выпуская её из поля зрения.

— Нервирует, — парировала Мизуки, закупоривая пробирку. — Я ведь не знаю пределов вашего самообладания, — пробирка с густой тёмной жидкостью легла на секционный стол.

— Кукла Акасуна-но-Сасори, мм? — прочитал подпись подрывник, прежде чем спрятать образец в поясную сумку. — Не очень у тебя с чувством юмора, да.

На это живая марионетка могла только пожать плечами, стараясь держать дистанцию. Часы продолжали громко тикать, отсчитывая бесконечные минуты до возвращения Господина. Прошло только одиннадцать часов... Но ей может не хватить всего пары секунд. В том, что Дейдара-сан крайне умён и наблюдателен, сомневаться было глупо. Уже то, что он не осторожничал, означало, что он всё понял.

Ему и впрямь нечего было опасаться, кроме вероятности активации ею печатей. Но он всё это легко мог пресечь, скрутив её узлом. О том, что соперницей она ему быть не может, тоже можно было догадаться по обстановке комнаты и её невозможности выйти. Вот и всё. Все козыри остались на руках блондина, о котором Хитоми мало что знала, но могла предполагать худшее.

— Хорошо, по поводу твоего Кеккей Генкая вопрос отпал, хм, — огибая секционный стол, констатировал подрывник. — А что насчёт таинственного исчезновения вашей семьи, мм?

— Меня не посчитали достойной таких знаний, Дейдара-сан, — так же обходя стол, холодно отрезала Мизуки. — Просто сгребли, перевезли невесть куда и закрыли в доме... — живая кукла горько выдохнула. — Стерев все следы моего существования. Довольны?

— Хм?.. — сокращая расстояние между ними до шага, удивлённо прищурился парень.

— Отойдите, — резко рыкнула Мизуки, упираясь спиной в край стола. — Хватит уже этих ваших игр! Какое вам дело до меня? — её губы скривились в привычной Нежити кривой ухмылке. — Хватит. Мой труп давно принадлежит Господину... — она набрала полную грудь воздуха, чтобы произнести это имя, — Акасуна-но-Сасори. И только ему. Других прозекторов не требуется.

— Хитоми, мм, — руки нукенина упёрлись в края секционного стола, отняв последнюю надежду на побег. — Насколько же Сасори-но-Данна промыл тебе мозги, да.

Не вопрос. Констатация факта. Мгновение и расстояние между ними испарилось за считанные секунды. Щеки коснулась непривычно горячая ладонь с характерным бугром киндзюцу. Живая марионетка попыталась дёрнуться, но вторая рука парня уже крепко держала её за талию, да и секционный стол не давал пространства для манёвров. Оставалось только встретиться взглядом с удивительно чистого голубого цвета глазами, увы подёрнутыми налётом похоти.

Время, казалось, замерло, и даже стрелка часов затихла. Его лицо приблизилось слишком быстро, чтобы что-то предпринять, и слишком медленно, чтобы успеть сообразить, что сейчас случится. Неотвратимо. Уже. Ощущение его губ, сминающих её собственные в поцелуе, вышибло воздух из лёгких. Но стоило попытаться сделать глоток живительного кислорода, как блондин тут же воспользовался этим, плотнее прижимая к себе за талию, а второй рукой удерживая затылок и... Переходя на нечто дикое и развратное, нежели простое соприкосновение губ.

До того, как парень уже сорвётся окончательно под напором густо стоявшего в воздухе пряного горько-сладкого аромата, оставалось совсем немного. И тогда нагло исследующий её рот язык станет не единственным, что проникнет в неё... От одной этой мысли у Мизуки подкосились колени и она не осела на пол лишь из-за хватки вошедшего в раж подрывника. Последний же явно был готов вот-вот "рвануть". А самое мерзкое — львиная доля вины была на ней самой. И эта мысль разрывала изнутри.

Пока невезучая кукла отчаянно пыталась справиться с головокружением и потерей сознания, ловкие пальцы Дейдара-сана уже развязывали узлы её оби. Но это Хитоми поняла, лишь когда зашуршали стягиваемые прочь ленты и шнурки. Ужас и отчаяние окончательно захлестнули её сознание. Однако попытка вырваться привела лишь к тому, что Дейдара-сан успел сдвинуть её ногу и рывком завалить на стол, задирая подол и оглаживая оголившееся бедро.

Внутри у живой марионетки всё покрылось толстой коркой льда. Надо было брать себя в руки и хоть что-то делать. Но единственное, что ей пришло в голову — от души прикусить оказавшуюся в доступной близости губу нукенина. Оставив ей привкус железа и горячую влагу на губах, подрывник всё же ненадолго отстранился, отирая прокушенную губу.

— Не поможет, хм, — прищурив затуманенные похотью голубые глаза, прошипел он, подминая её под себя вновь.

Хитоми отчаянно пыталась дёргаться, но ее руки были тут же заблокированы. Впервые в жизни она сожалела, что настолько мелкая и худая, что оба её запястья он мог без проблем обхватить одной рукой. Да и ногами она могла разве что стучать по металлу стола...

Сердце выплясывало нечто дикое, отдаваясь грохотом в ушах. Мизуки, конечно, знала, что рано или поздно её уложат на секционный стол... Но не так же! Апогеем её истерики стали горячие пальцы, подхватившие и потянувшие вниз край её белья... И единственным, что она могла сделать, был надрывный вскрик "Господин!" и застлавшие глаза слёзы. Сердце колотилось уже где-то в горле. На какое-то время не осталось ничего, только бившая до потери сознания дрожь. Следующее, что ей удалось различить в этом кошмаре — резкий свист и глухой удар, после которых дышать стало легче.

— Дейдара! — разнеслось по комнате злобное рычание знакомого до боли голоса.

Одного этого хватило, чтобы вскрыть последние нарывы эмоций и дополнить истерику всхлипами и рыданиями. Фоном которым стали ещё несколько глухих ударов, грохот сыплющихся на пол марионеток, звон стекла в лаборатории и хлопок резко закрывшейся двери.

— Хитоми! — родные холодные руки сгребли и усадили живую куклу на столе. — Хитоми?.. — холодные пальцы похлопали её по щекам, заставив сфокусировать взгляд на алых волосах и равнодушном красивом лице.

— Господин! — истерично всхлипнув, Мизуки не нашла ничего разумнее, чем вцепиться в шею и плащ Мастера объятиями в поисках привычного запаха и успокоения.

— Охохмм, — гулко выдохнул Кукловод, придерживая вздрагивающую в истеричных рыданиях марионетку одной рукой.

— Господин... Сасори... — только и смогла выдохнуть замершая от ужаса Хитоми, немного успокоившись и запоздало осознав произошедшее.

Привычный мир рухнул всего за одно мучительно бесконечное мгновение. Сердце замерло и резко болезненно сжалось, словно сковавший её саму ужас ледяными оковами сдавил и его. Губы всё ещё горели, как и шея... Бёдра... Ключицы... И от этого было так мерзко и унизительно под взглядом Его серых глаз...

* * *

Тонкие белые пальцы дрожа коснулись припухших и испачканных кровью губ, стыдливо оправили распахнутое, полуснятое и смятое кимоно. И впервые в этих стеклянных глазах, неотрывно смотрящих лишь на него, Сасори увидел не просто страх… А отчаянный ужас, граничащий с обмороком. Девчонка явно отошла ещё не до конца и того гляди что-то да готова была вытворить ещё.

Медленно отойдя от неё, кукловод наполнил стакан водой. Было бы неплохо приправить всё это парой таблеток, но успокоительное в его комнате не водилось. Потому он решил ограничиться водой. Однако любимая Кукла приняла стакан на автомате, явно пустым взглядом таращась на него.

К тому времени, как до Хитоми дошло назначение стакана в её руках, мастер человеческих марионеток успел вернуть на место часть упавших кукол. Спрашивать о том, что здесь произошло, смысла явно не было. Итак понятно по неадекватному поведению… Обоих. А вот это уже раздражало. С одной стороны, Сасори отчётливо понимал, что такого Хитоми явно не хотела. С другой — именно она была виновницей происшествия. Ведь так реагировал её организм исключительно на… Дейдару. И это бесило ещё больше.

— Гос… Господин… — севший голос девчонки дрожал, хоть полные слёз глаза и стали вновь прежними стекляшками.

— Умойся, — не сдерживая раздражения, приказал кукловод, набирая воду в ванну.

И она безропотно подчинилась, скинув смятую одежду прямо на пол. Пацан явно получил немалую дозу, что настолько вошёл в раж, понаоставляв на этой белоснежной коже синяков… Коже, к которой было позволено прикасаться лишь ему одному. От досады хотелось рвать и метать. Вот только дело это поправить не помогло бы. А потому оставалось уложить девчонку в ванну, дабы она уже успокоилась, свела синяки и смыла с себя запах Дейдары.

Однако подливая отвар в воду, было сложно не заметить явно начавшую проявляться печать… Ту самую. И вот это уже было совсем дикостью. Итак, немного опоздав, кукловод рисковал получить не только изнасилованную напарником Куклу, но ещё и… Ладонь непроизвольно накрыла лицо. Глупый мальчишка за несколько визитов умудрился разрушить то, над чем Сасори корпел годами.

Пожалуй, с этим нужно было что-то срочно делать. И сделать необходимо было то, что он вот уже несколько лет откладывал на потом, постоянно находя оправдания и причины. Эта мысль была более чем логичной, но при этом казалась несовершенной и странной. Слабость. Они оба проявили за последнее время слишком много слабостей. Это нужно было прекращать.

Закончив с уборкой, мастер марионеток убедился, что печать на животе девчонки уже частично активирована. И это лишний раз добавляло головной боли и ненужных мыслей. Хотя почему Хитоми начала активацию, нукенин догадывался. По сути, мыслила она правильно. Сработай печать как надо, и уровень выработки феромонов должен был упасть. Правда, это была бы проблема похуже предыдущей…

Девчонка настолько перенервничала, что потеряла сознание прямо в ванной. Что ж, так даже было лучше — не станет мешать подготовке и лишний раз отвлекать. Переложить её на кровать проблемы никогда не составляло. Не для него. Однако пальцы сами вновь задержались на этой чёртовой печати, навевая воспоминания…

* * *

— Хитоми, — взгляд нукенина Песка задержался на завязывающей узел оби маленькой фигуре Куклы. — Ты так и не ответила, зачем тебе понадобилась эта печать, — его неживые пальцы указали на живот девчонки.

— Не ищите скрытого смысла, Господин, — покорно склонив голову, бесстрастно отозвалась она. — Я всего лишь исследовала на практике техники своей семьи.

— Но у этой печати есть особая специфика? — приподняв бровь, продолжил кукловод.

— Вы правы, Господин, — согласно кивнула живая Кукла, переходя в лабораторию. — Она позволяет кое-что выяснить о геномах…

— И что же ты выяснила? — убирая в стол свои записи, устало выдохнул он.

— Лишь то, что наши гены идеально сочетаются, дополняя друг друга, — пожала плечами, словно речь шла о погоде, Хитоми. — Если бы у неё, — лёгкое касание к месту печати, — был шанс появиться на свет… Она взяла бы всё лучшее от Вас… И от меня.

Сасори так и замер на месте, резко развернув к нахальной Кукле только голову. Такого от рациональной Хитоми он никак не ожидал. Но похоже, влюблённость способна подкидывать безумные идеи даже в столь светлые головы. Это ведь и впрямь был даже не намёк, а констатация факта?..

— Ты хочешь сказать, что печать даёт тебе возможность… Забеременеть от… Меня?..

В ответ мелкая нахалка лишь согласно кивнула, продолжив выставлять колбы и пробирки для сложной химической реакции. Она так легко и бесстрастно говорила об этом, словно о вскрытии трупа. И Сасори отчаянно пытался понять — действительно ли для неё это был всего лишь практикум от скуки или же это была хитрая попытка манипуляции.

— Господин, это было всего лишь исследование. Вы ведь всё равно не допустите подобного, — словно почувствовав его замешательство, пожала плечами девчонка, не отвлекаясь от дел.

А вот сам Сасори теперь не был уверен, что какое-то время эта мысль не будет преследовать его. Хитоми скрылась за ширмой, отправившись спать. А он всё продолжал сидеть и размышлять о том, насколько могут быть безумны влюблённые девочки в шестнадцать лет…

* * *

Накрыв Куклу одеялом, мастер марионеток вернулся к своему столу и достал из ящика заветную тетрадь. Пролистав и пересмотрев всё на несколько раз, он закрыл тетрадь и перешёл к полке с ядами. Склянка с золотистой, как её глаза, вязкой жидкостью была проверена под разными углами на цвет и консистенцию.

По сути, всё уже было готово. Хватило пары шагов и одного взгляда, чтобы в этом убедиться: секционный стол блестел в свете свечей, инструменты лежали по своим местам в идеальном порядке. Не понадобилось бы ни единого лишнего движения, чтобы приготовить рабочее место. Всё словно ждало его решения. Сасори криво усмехнулся: он искал повод, и когда таковой нашёлся… Он опять медлил. Мимолётный взгляд скользнул по любимой Кукле и секционному столу.

Пожалуй, для неё так будет действительно лучше. Лидер и Дейдара не оставят его в покое, пока Хитоми жива. Да и сама она уже не раз намекала, что пора бы прекратить их игры. И что куда важнее — могла что-то да вытворить самостоятельно в свете последних событий. Этого кукловод допустить не мог. А значит… Сасори на мгновение прикрыл лицо рукой. Момент настал. Шанс избавиться от последней слабости, что у него была.

Слабости… Пара шагов. Неживые пальцы скользнули к одному из выдвижных ящиков рабочего стола, выдвинув его. Так и было… Её тетрадь лежала сверху на прочих документах. Криво усмехнувшись, нукенин Песка открыл тетрадь, перечитывая каждую страницу. На последнем исписанном ровным почерком листе было новое стихотворение…

 

Твои холодные пальцы моей касаются кожи...

Вечность искусства Тебе дороже,

Чем что-либо в этом мире.

Ты сам для себя стал кумиром.

 

Все чувства — во прах...

От них отрёкся Ты.

Ты больше не испытываешь страх,

Ты не выносишь суеты.

 

Твои холодные пальцы моих касаются губ...

Я знаю, что будешь со мною Ты, скорей всего, груб...

Я — для тебя лишь игрушка:

Новая кукла твоя...

Да, я буду послушна...

Ведь я — только лишь я...

 

В глазах Твоих холод читаю...

Чем я интересна Тебе?..

Хотя... Я уже понимаю...

Ты ведь приблизил к себе...

Ты позволил следовать тенью

За тобою в порочный сей круг,

Под Твоей оставаться под сенью,

Невзирая на сумрак вокруг...

 

И я Тебе подчинилась,

Внимая заветам Твоим.

Всё то, что во мне пробудилось,

Покорно желаньям Твоим.

 

Я — лишь Твоя ученица...

А сейчас — лишь игрушка Твоя...

Начата жизни новой страница...

Вскоре я покину Тебя...

Ты меня обучил всему, чему мог.

И то, что сейчас происходит —

Для меня Твой последний урок.

 

Пальцы раз за разом проводили по символам. Хитоми… Сасори прикрыл глаза ладонью. Чёртова девчонка в очередной раз умудрилась попасть в точку и отрезвить его. И это было слишком… Идеально. Как и вся она. Каждое слово. Именно то, о чём он должен был помнить сейчас. И, верно, оттого это чувство было таким острым и жгучим.

Ножки стула проскрежетали по каменному полу. До лаборатории всего-то несколько шагов… Было. Склянка с ядом опять оказалась в руках, а взгляд перешёл на спящую Хитоми. Ещё пара шагов. Прогнувшийся под его весом матрас. Застывшие на мгновение неживые пальцы легко убрали чёрные локоны с её шеи. Так легко и привычно, скользнув по её изгибу. Здесь синяки уже сошли, вернув идеальную белизну этой кожи. Ещё немного. Стоило выждать ещё пару часов… Просто чтобы её тело вернулось к прежнему состоянию. Вот тогда можно будет начинать.

Привычно намотав чёрную прядь на пальцы, кукловод горько усмехнулся: сейчас она идеальна, как никогда. Взращённый им цветок. Бутон начал распускаться. И если промедлить… Лепестки могли бы и осыпаться. Мастер человеческих марионеток вновь перебрал в памяти все строчки последнего стихотворения любимой Куклы. Неживые пальцы медленно отпустили непослушную прядь, и Сасори встал, чтобы приготовиться к финальному акту их маленькой, уже порядком затянувшейся трагедии. Всё же сейчас действительно был идеальный момент.

* * *

Из вязких объятий тьмы Хитоми вырвал характерный щелчок металлического затвора. Открыв глаза, она обнаружила стоящего возле тумбочки Господина. Как никогда мрачного и решительного, смотрящего на… Большую блестящую медную клетку, где на жёрдочке сидела сделанная ею марионетка ворона. Помнится, Мастер говорил, что и для этой «птички» найдётся клетка…

Холодный решительный взгляд серых глаз на мгновение перешёл на неё и вновь вернулся к клетке. Позволяя ей осознать происходящее. Значит, Он решился наконец? Взгляд тут же скользнул по отдёрнутой ширме секционной и приготовленному в ней пустому, застеленному белой простынёй столу. От осознания, что он приготовлен для неё самой, в груди разлилось странное чувство… Смесь облегчения, горечи и чего-то непонятного. Вот и пришло время. Слава Шинигами. Мизуки пришлось моргнуть, чтобы отогнать непрошенные слёзы.

— Пора, Господин? — отвлекла она Его от созерцания запертой в клетке марионетки.

Голос немного дрожал, натягивая внутри невидимые струны. Серые глаза вновь обратились на неё. Ответом были скупой кивок и горькая до дрожи родная кривая усмешка. Похоже, Господин готовил для неё очередную и, возможно, последнюю колкость.

— Я тебя обучил всему, чему мог, — тихо и ядовито произнёс Он, словно глядя через неё. — И то, что сейчас происходит… — развернувшись к своей жертве лицом, Акасуна-но-Сасори протянул ей руку ладонью вверх. — Для тебя мой последний урок.

— Господин… Сасори… — закусив дрожащие губы, только и смогла произнести пока ещё живая марионетка, не в силах удержать скользящие по щекам слёзы.

— Хитоми, — усмехнувшись позвал Он, поманив её рукой.

Словно во сне, Мизуки медленно поднялась ему навстречу и вложила свою руку в Его. Как и всегда, Ему достаточно было всего одного движения, чтобы расстояние между ними исчезло, будто по волшебству. И… Это она так любила в Нём. Как и это красивое и жестоко усмехающееся лицо. Его скользящие жесты. Граничащую с жестокостью, но нежность… Это была игра. От начала и до конца. Но никто и никогда ещё не был так нежен и внимателен с ней… Как Он.

— Господин, не позволите мне одну последнюю вольность?.. — её голос немного дрожал, произнося подобную дерзость.

Лишь Его губы растянулись в жестокой усмешке, намекнув, что Мастер не против. А вот почти человеческой марионетке пришлось на мгновение прикрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы набраться решимости… Перед тем, как привстать на носочках и, положив ладони на Его бездыханную грудь, коснуться своими губами Его губ. На мгновение… А отстранившись, прошептать:

— Господин… Сасори… Я люблю Вас…

Кажется, на мгновение Он замер. Но Акасуна-но-Сасори всегда оставался собой — Мастером, что настолько предан своему искусству, что самого себя превратил в марионетку. Полная яда усмешка. Шаг в сторону. Журчание наливаемой Им в стакан воды. Ловко откупоренная склянка с золотистой вязкой жидкостью и… Танец этих золотистых капель в воде.

Вот и всё. Медленный шаг навстречу. Мизуки сделала вдох и, улыбнувшись, приняла стакан с ядом. Выпила его залпом и, поклонившись, вернула стакан Кукловоду. Перед глазами тут же начало всё плыть. Родные холодные руки привычно легко подхватили её, уложив на расстеленную на секционном столе простынь. Она ещё ощущала, как неживые пальцы мягко убирали с лица волосы, оглаживали по щеке… И исчезли в раскатах ломавшего рёбра сердца и алом мареве агонии…

Она так легко сделала шаг ему навстречу... Даже её идеальных губ коснулась тихая улыбка. Хитоми была поистине готова к этому этапу их затянувшейся игры. Без страха и без сожалений она приняла яд из его рук. Выпила, не поморщившись. И вернула пустой стакан с привычным покорным поклоном. Хитоми... Такая привычная и идеальная.

Хитоми, что почти мгновенно потеряла способность двигаться... Но при этом чувствующая боль. Сасори сделал этот яд быстродействующим. Не три дня, как обычно, а... Учитывая её регенерацию, от силы несколько часов. И если вначале любимая Кукла ещё сохраняла крохи рассудка, то спустя полчаса она уже абсолютно бессознательно металась от боли и выгибалась в судорогах так, что Кукловоду пришлось активировать фиксирующие печати по периметру стола.

Как это ни странно, но наблюдать подобную картину оказалось крайне неприятно. А потому, задёрнув ширму секционной, нукенин Песка отправился стирать признаки её жизни в комнате. И в первую очередь — поправлять и перестилать всё ещё смятую кровать. Стягивая и скидывая постельное бельё прямо на пол.

Когда дело дошло до наволочки, из неё выпал сложенный вчетверо тетрадный лист. На мгновение Сасори замер, решая, как следовало отреагировать на подобное. Удивительно, что у Хитоми, оказывается, всё же были от него секреты. Развернув листок, нукенин тут же отметил, что чернила эти он делал с полгода назад. Но они не показались кукловоду чем-то удачным, а потому он попросту вылил их. А живая марионетка успела всё же кое-что ими написать...

Шум за клеёнчатой занавеской безумно раздражал. Настолько, что кукловод не сразу поймал себя на том, что меряет комнату шагами, разглядывая смятый тетрадный лист. Тем более что строчки очередного стихотворения как нельзя лучше говорили о происходящем в секционной...

 

Алый сумрак всё залил вокруг…

Порочный замкнулся круг.

Глухая боль пульсирует внутри:

Мой умирающий мир, посмотри

Агонии предсмертной в глаза…

Пусть по щеке скользит слеза…

Тело сжигает адский огонь…

Пальцы немеют… Немеет ладонь…

Душный мрак заполняет мой разум…

Яд убивает… Убивает не сразу…

Образов сотни мелькают опять -

Но ни мысли, ни слова нельзя уж связать…

Знакомых голоса разрывают тишину -

Но ни слова из речи их я не пойму…

Жар сжигает… Сжигает опять,

Заставляя бредить, безмолвно кричать…

Пульсация крови отдаётся в висках,

И кровавого марева плен на глазах…

Я не вижу, не слышу вокруг ничего…

Испытание яда… Яда Его…

Выгибается тело идеальной дугой…

Алый сумрак всё залил собой:

Лишь какие-то лица мелькают среди темноты,

Но не в силах уже разглядеть я даже черты…

Судороги проходят по телу…

Вся моя жизнь предо мной пролетела…

Только ничего различить я уже не смогла:

Яркая вспышка… Вновь алая мгла…

Алый сумрак небытия…

Яд убивает… Убивает меня…

 

Последняя строчка сопровождалась хриплым рычанием и характерными звуками бьющих тело судорог. Никакого предвкушения. Никакого азарта. Она ведь должна была стать очередной жертвой... Но от того, что творилось в секционной, хотелось метаться по комнате и бессильно рычать. А ведь это был его собственный осознанный выбор. Это было решено четыре с половиной года назад. Ещё при первой встрече. И всё же...

Тетрадный лист лёг в раскрытую тетрадь Хитоми. Каждая строчка задевала сейчас несуществующие в его кукольном теле нервы, заставляя чувствовать давящее напряжение. Это стихотворение. И то, где оно лежало... Вот значит как... Кукловод горько усмехнулся, закрыв тетрадь. Она, оказывается, уже полгода ждала подобной развязки. И так было лучше для неё в первую очередь... Но, чёрт возьми, почему так долго и так мучительно?!. Неужели он всё-таки ошибся в расчётах?..

Три часа... Она билась в агонии три часа. Но и когда в секционной стало потише, оказалось, что ещё не всё. Судороги, хоть и не столь сильные, всё ещё проходили по конечностям. Но это можно было как-то игнорировать. Пересматривать свои записи под аккомпанемент звуков из секционной оказалось слишком сложно. И продолжать это гиблое дело у Сасори не было ни малейшего желания. Потому он занялся подготовкой инструментов для вскрытия.

Но и этого времени не хватило, чтобы окончательно завершить процесс... Её ноги всё ещё вздрагивали, глухо постукивая пятками о металлическую поверхность стола. Не выдержав, кукловод вернулся к своим записям, на которых теперь было немного легче сконцентрироваться. Но то и дело взгляд цеплял потёртый угол тетради со стихами Хитоми.

И когда Сасори наконец решил убрать её в стол, накрыло холодным осознанием — в комнате настолько тихо, что было слышно каждое его движение. Тетрадь отправилась в выдвижной ящик рабочего стола, а сам нукенин, чеканя шаг, прошёл в секционную. Напряжение звенело туго натянутой струной, отдаваясь скрипом в шарнирах и гулом шагов.

Хитоми теперь уже неподвижно лежала на секционном столе. Как и прежде мертвенно бледная, но при этом до безобразия бесстрастная. Её лицо и поза были настолько спокойны, будто предыдущие несколько часов не это тело ломало от боли и судорог. Золотистые стеклянные глаза подёрнулись дымкой и больше не реагировали на свет. Убрав часть сдерживающих печатей, Сасори проверил пульс и мышечный тонус. Мертва.

Но почему-то этот факт совершенно не приносил облегчения. Напротив, это давило на плечи и вызывало жгучее раздражение. Неживые пальцы легко провели по лицу будущей человеческой марионетки, закрыв незрячие глаза. И почему-то мысли, что упрямо цеплялись за сознание, были сложены в неуклюжие рифмы. Сасори горько усмехнулся: похоже, Её привычка оказалась заразной...

 

Тишина… Звенящая тишина…

А ещё минуту назад дышала она…

Ещё мгновенье назад сердце билось её…

Вскоре закончено будет творенье моё…

 

Ещё раз окинув разложенный на столе материал, Сасори в очередной раз пришёл к выводу: идеальна. Хитоми была идеальна даже сейчас. Оставалось только подготовить это совершенное тело, воплотив идею марионетки в жизнь с наименьшими следами вмешательства. В этом и заключалось его искусство. И именно поэтому кукловод видел в ней возможность воплотить совершенное творение, на какое он только был способен.

Подобрав чёрные кудри в пучок, мастер марионеток осторожно подоткнул простынь, фиксируя кисти и лодыжки рядом с желобами для стока крови. Он ждал этого момента четыре с половиной года. И вот момент настал. Извлечённый из лотка скальпель звякнул раздражающе громко. Но это нисколько не отменило ни остроты инструмента, ни сделанных им точных разрезов. Из которых тут же хлынула алая кровь, добавляя горечи в чашу его самообладания.

Раздражающе громко тикали часы. А нукенин Песка всё смотрел на змеящиеся по белоснежной коже и металлу стола алые потоки. Какая ирония. Их первый контакт был тоже в секционной. Тогда она сама вскрывала очередное для её бытия тело. Она легко водила скальпелем, рассекая кожу и плоть мертвецов. А теперь...

 

Мой шедевр я закончить готов…

У неё такая алая кровь…

А кожа белее, чем снег…

Она теперь не человек…

 

Не человек... А была ли она им вообще? Когда он нашёл её в той глуши, Хитоми была для всех ёкаем с говорящем само за себя прозвищем — Нежить. И это, наверное, тоже сыграло немалую роль в его интересе. Он не воспринимал её живым человеком... По сути... Никогда. Хитоми была... Нежитью, а затем его живой марионеткой. Взгляд мазнул по алым разводам на металле стола. Уже НЕживой.

Итак, пожалуй, следовало приступать к вскрытию. Сасори переставил лоток с инструментами на секционный стол и легко провёл скальпелем по коже, делая характерный "Y"-образный разрез. Вот только стоило чуть надавить на лезвие, как зафиксированная нога резко дёрнулась. Нукенин замер. Свежий разрез тут же начал сочиться кровью. И не просто сочиться — а обильно кровоточить. И это при том, что по желобам ушло достаточно крови...

Отложив скальпель на край стола, кукловод обошёл его, чтобы убедиться в прежних наблюдениях. Колбы, в которых обычно собиралась кровь, были не просто полны... Они вот-вот грозили переполниться. Заменив их, мастер марионеток с неудовольствием отметил, что ток крови ничуть не уменьшился. Даже если девчонку не убил яд, то должна была убить такая кровопотеря.

Однако он отчётливо видел то движение. Опершись о край стола руками, Сасори ещё раз осмотрел лежащее на этом самом столе тело. Неподвижное. Бездыханное. Но при этом обильно истекающее кровью. Кровью, что уже насквозь промочила простынь. И совершенно не собиралась останавливаться.

Получается, что процесс всё ещё не был завершён. И от этого было отчаянно не по себе. Сасори повторно проверил пульс, дыхание и мышечный тонус. Но всё с тем же результатом. Хитоми была мертва, и даже пальцы начали костенеть... Тогда какого ёкая здесь сейчас происходило?.. А самое главное — что ему мешало просто взять и довести дело до конца?

Воздух звенел туго натянутой струной тишины, разбавляемой журчанием стекающей в колбы крови. А он, опытный нукенин, стоял возле стола и медлил. И не просто медлил, а не мог заставить себя сдвинуться с места и побороть свою слабость. Это ведь просто очередная жертва. Так почему же он просто не плюнул на всё и попросту не вычистил тело от мешающих внутренностей? Какая по сути разница?..

Какая разница — жива она или уже мертва? Итога это уже не изменит. Кукловод провёл ладонью по лицу. Или всё же была?.. И он отчаянно цеплялся за желание оставить всё как было?.. Но уже поздно. И надо просто довести дело до конца. Скальпель опять коснулся белоснежной, испачканной алым кожи. До конца. Несмотря на навязчиво рифмующиеся вязкие мысли...

 

А вокруг — звенящая тишина…

И непонятная горечь в мыслях и сердце…

Столько времени рядом была она…

И чувство такое, что не согреться

Уже теперь никогда…

Словно разум сковали зимы холода…

 

Тишина… Звенит в ушах…

И чувство, что пало в прах

Всё то, что делало меня человеком,

Что держало меня в мире этом…

Холодная сталь касается кожи…

Кукла… Её заменить живую не сможет…

 

Тишина… Лишь движений моих гулкий звук…

Как же тихо, если смолк её сердца стук…

Провожу по шёлку черных волос…

И тревожит мой разум догадка-вопрос:

«Это она мне иллюзию жизни давала?»

Но теперь меня жизнью обманешь едва ли…

 

И опять судорожное движение... Теперь уже всех конечностей. Скальпель со звоном был отброшен в лоток для грязных инструментов, а сам мастер марионеток замер возле своей жертвы, перебирая её пряди и решая, что же ему делать дальше. Такое течение дел его абсолютно не устраивало. Было потрачено слишком много времени впустую. А искусство не приемлет таких сомнений и заминок. Однако ситуация явно вышла из-под контроля Сасори. Причём, похоже, уже достаточно давно.

Он заигрался. С этой Куклой он слишком заигрался. И это было фактом. На это намекал даже чёртов Кеншин. И уже не раз. Но кукловод упрямо отказывался верить. И вот итог. Время тянулось, отмеряемое тиканием часов и нестихающим журчанием крови. А он всё пытался совместить свои желания со своими планами.

Наверное, мастер марионеток так простоял несколько часов, пока наконец не пришёл к единственно допустимому для себя выбору. Из лотка со звоном были извлечены ножницы. Полный решимости, Акасуна-но-Сасори принялся с холодной расчётливостью творить свой долгожданный шедевр, более ни на что не отвлекаясь.

 

Ты теперь будешь такой же, как я…

Ты теперь будешь только моя…

Ты станешь любимой куклой моей…

Я тебя сделаю ей.

 

Ты совсем бесчувственной станешь,

Когда человеком быть перестанешь.

Ты — лучшая кукла моя.

И пусть без сердца будет она…

Так отчего же гнетёт звенящая эта меня тишина?..

 

* * *

Уснуть у Дейдары не получалось вот уже несколько часов кряду. Произошедшее в комнате напарника никак не отпускало и заставляло раз за разом мысленно прокручивать эту ситуацию. Вот уже неделю. Хотя, признаться честно, после того, как его телом посчитали стол в лаборатории, марионеток на стене и после стену в коридоре, подрывник смутно помнил, как дошёл до своей комнаты и отключился, едва добравшись до кровати.

Но забытьё продлилось лишь до вечера. А после пришли ломота и ноющая боль во всём теле вместе с осознанием всех нюансов сложившейся ситуации. И от этого было особенно тошно. Дров Дейдара наломал достаточно, позволив себе потерять контроль над самим собой. И это была его главная ошибка.

Вообще воспоминания о произошедшем оставляли внутри терпкое ощущение, состоявшее из смеси адреналина и разочарования. Если бы Сасори-но-Данна не остановил его, то... Подрывник без сомнения попросту изнасиловал бы Куклу. Не испытав при этом ни тени сожалений и наслаждаясь происходящим сполна. Это было дико и безумно. Но всё ещё притягательно.

Кажется, пальцы всё ещё могли ощущать гладкость этой холёной белоснежной кожи. Губы помнили вкус сорванного силой поцелуя и дрожь ключиц, на которых он оставлял тёмные следы кровоподтёков. Как, впрочем, и на хрупкой шее. Кажется, на её бедре и ягодице синяки тоже должны были остаться, учитывая его необузданное рвение.

Нукенин Камня накрыл глаза ладонью. Слишком безрассудно. Это было слишком. И это совершенно не входило в его планы. Девчонку стоило максимум припугнуть или же соблазнить. Но уж никак не насиловать. Дейдара подавил тяжёлый вздох. Вздох разочарования в себе и в том, что дело не дошло до конца. Оставалось-то стянуть с Куклы бельё. Кстати, на сей раз не кружевное. Эта деталь почему-то заставила горько усмехнуться.

А ведь, если вдуматься, Хитоми оделась максимально закрыто. С тем же оби ему пришлось достаточно повозиться. Впрочем, сладость стоила своей дорогой обёртки. Жаль только не удалось как следует откусить от неё. Но эти мысли лишь ещё больше вызывали горькую усмешку. Получалось, что Дейдара ни много ни мало покусился на искусство своего напарника.

Однако отрицать холодную красоту и притягательность живой Куклы было бы глупо. Как и то, что Хитоми, как и её трепетный запах не давали ему покоя с самого детства. С того самого момента, как он увидел маленькую принцессу, заточённую в башне из книг... С тех самых пор ни одна девчонка никогда не привлекала его настолько сильно. Только Хитоми. По сути, всех девчонок он всегда сравнивал с ней. Как бы глупо это не было.

И сейчас эта девушка привлекала Дейдару больше, чем кто-либо. Как никогда прежде. Каждая мысль об их несостоявшейся близости полыхала внутри и требовала продолжения. Нукенин Камня попросту желал владеть этой маленькой и хрупкой девчонкой. Единолично. Каждым сантиметром её тела и каждым вдохом. И это было безумием. Рождённым всего лишь её феромонами.

Горькая правда. Она принадлежала не ему. И все её мысли были заняты вовсе не им. Сасори-но-Данна. Хитоми была его живой Куклой... Такой холодной и безэмоциональной. Что до тошноты тянуло сорвать эту маску с её красивого личика. Уничтожить напускное бесстрашие. Живые люди всегда чего-то да боятся. Боялась и она. Ведь стоило найти её страх, как это её безразличие взорвалось таким обилием эмоций... И этот факт также будоражил кровь.

Все эти мысли занимали немало его внимания. Но главным сейчас было ощущение невнятной тревоги, которое никак не отпускало. А подрывник привык доверять своему чутью. И оно отчётливо говорило, что в комнате напарника сейчас происходило явно что-то из ряда вон выходящее. Даже более дикое, чем наличие там живой девчонки, ведущей себя как Кукла и считающей себя таковой.

Да и Сасори-но-Данна за это время лишь раз вышел из комнаты, чтобы встретиться со своим связным. И после этого упорно не желал идти ни с кем на контакт. На стук в дверь нукенин Песка больше не реагировал. Даже приказ Лидера о предоставлении отчёта был начисто проигнорирован. Хотя после произошедшего это было не особо удивительно... Да и прежде кукловод особого желания общаться не выказывал.

Дейдара сел на кровати. Какова была вероятность того, что тянувший четыре с лишним года Сасори-но-Данна... Нукенин Камня мысленно поморщился, подбирая слова. Самым подходящим определением было: разберёт на запчасти. И стоило это представить, как накатывала тошнота. Так насколько вероятно было, что Мастер сделал ЭТО с девчонкой сейчас?.. Они производили впечатление идеальной... Пары. Но... Этих самых "но" было слишком много.

Тем не менее надеяться, что напарник оставил всё как есть после произошедшего, было глупо. И это вызвало жгучие раздражение, горечь и отчасти чувство вины. Методы Сасори-но-Данна были далеки от гуманности. А учитывая сроки пребывания Хитоми в комнате и то, чего ей довелось насмотреться... Всё же это было крайне жестоко. И в плане стойкости характера Кукла безусловно заслуживала уважения.

А то, что произошло между ним и Хитоми... Было той ещё подставой. Впрочем, виноваты были оба. И он, проигнорировавший все её предупреждения. И она с её бешеными феромонами. Однако сути отвратной для напарника ситуации это никак не меняло. Если всё как следует обдумать, выходило, что единственным решением проблемы было... Дейдара рывком встал. Его не особо устраивал факт, что только что найденную им принцессу пустят на запчасти для человеческих марионеток.

Накинув плащ, подрывник быстрым шагом добрался до знакомой двери. Возможно, прийти сюда сейчас было совершенно необдуманно и рискованно. Всё же неделю назад его просто вышвырнули за дверь. Теперь он может и не отделаться так легко. Но внутреннее чутьё отчаянно требовало действий.

Нервы были напряжены до предела. Нукенин Камня решил стучать до тех пор, пока напарник не откроет дверь. И нужного эффекта получилось достичь только с десятого захода. Знакомо проскрежетал в скважине ключ, и в дверях появилось безразличное лицо кукловода.

— Что ты здесь делаешь, Дейдара? — хмуро поинтересовался он.

— Сасори-но-Данна, хм… Вы уже почти неделю не выходили, мм, — взгляд подрывника проскользнул сквозь напарника, пытаясь узреть Куклу… Но безрезультатно.

— Я был занят, — голос мастера марионеток прозвучал ещё более холодно и безэмоционально, чем прежде. В нём чувствовалась какая-то… Опустошённость. Даже более того, сейчас отчетливей ощущалось, что он не человек. Марионетка. С малой частью личности великого мастера. Мёртвая бездушная кукла, наделённая холодным и расчётливым разумом.

— Сасори-но-Данна, хм… — слова вязким комом застряли в горле.

Сейчас нукенин Камня даже не знал, как спросить о том, что его собственно интересовало, чтобы лишний раз не спровоцировать кукловода. Но мастер марионеток и не собирался слушать его, попросту развернувшись и зайдя обратно в комнату. Оставив при этом дверь открытой. И одного этого было достаточно, чтобы понять — он опоздал.

Дейдара медленно потянул дверь на себя и вошёл, по привычке заперев её на торчавший в замке ключ. Напарник, не обращая на него внимания, продолжал разбирать бумаги на своём столе с непривычной отрешённостью. За тряпичной ширмой было темно.

— Сасори-но-Данна, мм, — окликнул его подрывник, глядя на ряд больших колб с явным содержимым в полутёмной секционной.

Клеёнчатая штора была не задёрнута, и потому взгляд сам собой возвращался к полутёмному пространству, в котором, судя по не идеальному порядку, не так давно кипела весьма недвусмысленная деятельность. И от этого становилось не по себе.

— Хм?.. — оторвавшийся от своих бумаг, кукловод какое-то время сверлил его взглядом.

А потом по неживым губам растеклась ядовитая ухмылка. Мастер марионеток ничего не стал говорить, итак было ясно, в чём суть визита в эту комнату. Даже больше — пустой до этого взгляд горел чувством превосходства. Напарник нарочито медленно поднялся с места и с нескрываемой ленцой прошёл к кровати, мягко отдёргивая тканевую занавеску. Всего мгновение и свеча с тумбочки выхватила из темноты маленький силуэт сидящей на кровати Куклы.

Распущенные чёрные локоны, привычно бледное лицо и закрытые, словно девчонка дремала, глаза. Тонкие кисти расслабленно лежали на алом шёлке кимоно. Поза, по крайней мере, казалась вполне естественной, но...

Не подумав о последствиях, Дейдара сделал несколько больших спешных шагов и провёл по чёрному шёлку её прядей. Реакции ноль. Со стороны обоих. А это значило... Нукенин Камня резко обернулся на напарника. Но тот лишь всё с той же кривой ухмылкой продолжал следить за его реакцией, абсолютно ничего не предпринимая.

Пальцы Дейдары скользнули к бледной щеке... Но вместо тёплой холёной кожи под ними ощущался странный материал, чем-то и впрямь напоминающий кожу. Пальцы замерли на неживой щеке, а внутри мерно разливалось невнятное горькое ощущение.

— Сасори-но-Данна, хм... — единственное что смог выдохнуть подрывник.

— Она совершенна, не так ли? — напарник спокойно подошёл к кровати и одним лёгким взмахом руки заставил Куклу встать.

Глаза марионетки распахнулись, и на нукенина Камня устремился взгляд золотистых стеклянных глаз. Боковым зрением Дейдара смог уловить движение пальцев кукловода, когда кукла наклонила голову и с безразличием посмотрела на него. Ещё одно движение пальцев напарника — и тонкие пальчики легко вспорхнули, убрав непослушную прядку с лица… Совсем как живая… Ещё движение — и тонкие пальчики коснулись его щеки… Но подрывник отстранил её руку: мастер и в самом деле постарался. Ни одной лишней линии.

— Совсем как настоящая, хм…

Сердце болезненно сжалось… Только теперь она и в самом деле кукла. И ведь в этом нет ничего удивительного. Хитоми знала об этом и была готова к подобному исходу. Сасори-но-Данна тоже. Так почему сейчас ему, Дейдаре, было так тошно?.. Девчонка, в общем-то, и не была его. Тогда отчего такие опустошённость и раздражение?..

Пальцы кукловода сделали очередное лёгкое движение, и марионетка опустилась на кровать. Стеклянные глаза закрылись. И иллюзия жизни перестала существовать… Нукенину Камня оставалось только отвернуться и выйти. Не было смысла ни о чём спрашивать… Не было смысла ни о чём говорить… Как яд, в сознание вливалась мысль о том, что Сасори-но-Данна и в самом деле без души. Хитоми так долго была с ним… Но он всё равно сделал её… Своим искусством. Кукловод действительно слишком предан ему. А Дейдара опоздал со своим желанием вернуть девчонке жизнь… На это и в самом деле не было надежды. Её больше нет. Теперь она всего лишь кукла в коллекции великого мастера…

— Сасори, можешь быть свободен, — взгляд риннегана поверх сплетённых пальцев. — Дейдара, задержись.

Напарник бросает на нас косой взгляд (он явно в курсе, о чём будет разговор, впрочем, я тоже догадываюсь о его теме) и удаляется из кабинета Лидера. Перевожу взгляд с исчезающего за дверью Сасори-но-Данна на тёмную фигуру. После того как мне стало известно, что кукловод прячет в своей комнате девчонку, раз за разом продолжаются допросы по поводу её осведомлённости о нашей организации. Раздражает уже.

— Речь ведь о девчонке Сасори-но-Данна, да? Почему вы не проверите её сами, мм? — задаю я наболевший вопрос, получив утвердительный кивок.

— Это бесполезно, на её сознании слишком много печатей, да и в голове один сплошной «Господин», — вздыхает Лидер. — Сасори хорошо над ней поработал.

— Тогда в чём проблема, хм? — никак не могу взять в толк, зачем столько заморочек, ведь девчонка… всё равно должна умереть.

— Она не член нашей организации, но находится на нашей базе уже более четырёх лет, — взгляд риннегана вновь опускается к переплетённым пальцам. — Если она вдруг попадёт в руки наших врагов, то может стать ценным источником информации. Потому и важно знать, насколько опасна для нас её осведомленность об Акацуки.

— Мм, — надоело уже, но на мгновение призадумываюсь. — Об организации она знает только то, что в ней состоит около десятка человек, хм. В лицо из которых она знает только четверых, но это включая покинувшего наши ряды Орочимару, да. А так… Зецу, я и Сасори-но-Данна, мм. О вас она знает только то, что вы есть, хм. На этом всё, да.

— Хм, — риннеган останавливается на мне, а руки опускаются на стол.

— Она совершенно ничем не интересуется, мм, — пожимаю плечами. — Даже попытки поговорить о её участи встречают яростный отпор, да. Она просто помешана на желании быть марионеткой Сасори-но-Данна, хм. Однако разговоры, подразумевающие хоть что-то конкретное относительно него, она переводит сразу же на другие темы. Сомневаюсь, что девчонка скажет хоть что-то, даже если попадёт к врагу, да. Она скорее умрёт, чем навредит своему «Господину», мм.

— Странная девчонка, — тихо заключает Лидер.

Устало вздыхаю и разминаю шею, намекая, что надоел мне этот разговор ни о чём. Но Пейн не торопится меня отпускать. Теперь-то что? Всё что есть, я уже сказал, да. Повисшее молчание прерывают стук в дверь и появившаяся следом недовольная физиономия Какузу. Вся его фигура пышет негодованием и раздражением. Проходит молча и ставит рядом со столом довольно большую сумку. Следом на стол выкладывается исчирканная записная книжка.

— Я принёс всё, что было в списке, — мрачно рапортует финансист, выкладывая и выставляя на стол пакеты с травами, маленькие пакетики с порошками, склянки с жидкостями разного цвета и консистенции, а также свитки с замысловатыми подписями и явно химического происхождения содержимым, одним словом — целую кучу реагентов.

— Хорошая работа, Какузу, — кивает Лидер, сверяясь со списком.

— На эти реагенты ушла прорва денег, — раздражённо бормочет под нос это ископаемое (слыхал, он ещё на первого Хокаге покушался), скрываясь за дверью.

— Дейдара, ты всё равно пойдёшь мимо, отнеси всё это Сасори, — пальцы вновь переплетаются, а риннеган смотрит куда-то в стену, — а точнее его марионетке.

— Мм? — не особо удивляюсь я последней фразе.

Но серая фигура растворяется в воздухе, а я остаюсь наедине с большой сумкой и кучей реагентов на столе. Ну и надо оно мне, мм? Нехотя сгребаю всё обратно и плетусь в комнату напарника. Если верить тому, что я знаю, то Какузу ничего о Кукле-чан не знает. А значит, в комнату Сасори-но-Данна ему доступа нет. Так Лидер меня из-за этого задерживал, мм?

Осматриваюсь и стучу. Как я понял, Хитоми способна распознать меня по шагам и манере стучать. Так что о том, что пришёл именно я, осведомлены оба. Дверь мне открывают не сразу и очень неохотно. Только довод, что я здесь по поручению Пейна, смягчает напарника, и меня всё же впускают. После чего дверь тут же закрывается на ключ, так как вдалеке уже слышна цветастая брань Хидана. Да уж, этот и нос сунет, и шуму наведёт… Мельком глянув на сумку с реагентами, напарник кивает в сторону кровати, мол дескать, там оставь, и возвращается к прерванному занятию, прислушиваясь — ушёл ли матершинник восвояси. Оставляю сумку возле кровати. Нашли, блин, мальчика на побегушках, хм! Какое-то время придётся побыть тут, так что можно и осмотреться. А посмотреть-то есть на что!

Сейчас вся комната освещена довольно хорошо. И в ней кипит бурная деятельность. Привычно аккуратно убранный стол завален раскрытыми свитками и заставлен пузырьками с чернилами. В одном из углов огромной горой свалены марионетки. Посреди комнаты стоят дополнительная пара столов и порядочных размеров чан с подозрительной фиолетовой жижей, из которого торчат рукояти мечей, катан и прочего подобного им оружия. Рядом с чаном — ещё ящиков пять с разного вида вооружением. Подхожу чуть ближе. На одном из столов в лотках лежат обработанные той самой жижей (так понимаю, это один из ядов Сасори-но-Данна) кунаи, куча сюрикенов и просто море сенбонов. Пол также застлан свитками.

В центре этого бедлама расположился Сасори-но-Данна, лихо запечатывающий в очередную марионетку оружие и ставя печати с ловушками. Закончив с одной марионеткой, он тут же берётся за следующую. Помимо свитков и пузырьков с чернилами рядом с ним стоят лотки с обработанным ядом оружием, небольшой ящичек с маленькими свитками и короба с частями марионеток. Так понимаю, это подготовка к нашей следующей миссии. Ещё раз пробегаюсь глазами по комнате.

— Ты что-то ещё хотел, Дейдара? — раздражённо спрашивает напарник, запечатывая марионетку в свиток. — Хитоми, у меня сенбоны кончились.

— Сейчас, Господин, — раздаётся тихий и спокойный голос, а следом из-за чана выскальзывает затянутая в чёрную обтягивающую одежду фигурка девушки. Какая же она маленькая, что я её сразу и не приметил… Лотки со стола большой стопкой ставятся возле кукловода, а пустые возвращаются на стол. Затянутые в плотные перчатки тонкие пальцы при помощи щипцов выуживают из яда новые порции оружия и выкладывают их на приготовленные пустые лотки. Затем Кукла-чан добавляет в чан сенбоны из ящика.

— Нет, мм, — ловлю себя на мысли, что уже довольно долго разглядываю живую марионетку напарника.

Сейчас, когда вместо кимоно на ней обтягивающая водолазка и облегающие штаны, перестаёшь сомневаться, что ей и впрямь семнадцать… Миниатюрная, хрупкая. Её фигурка словно вылеплена рукой умелого мастера. Мой взгляд задерживается на обтянутых чёрной тканью холмиках. Вот это да. Оно, конечно, и в кимоно было заметно, что не совсем доска… Но оказывается, тут есть на что посмотреть и за что взяться, мм. Размер этак третий. Некисло для такой крошки. Затем взгляд приятно цепляет округлости аппетитной попы и стройные ноги.

— Сасори-но-Данна, а во вкусе вам не откажешь, хм! — вырывается у меня после очередного осмотра марионетки с головы до ног.

— Если у тебя всё, не задерживаю, — чеканит каждое слово напарник, буравя меня убийственным взглядом.

— Господин, сейчас в коридоре другие обитатели базы, — тихо замечает Хитоми, продолжая начинять отравленными сенбонами деревянные футляры.

— Тц, — недовольно прищёлкивает языком Сасори-но-Данна, позволяя мне остаться до тех пор, пока коридор не опустеет.

И в самом деле, притихший было Хидан разливается новой тирадой, и к нему присоединяется ещё один голос. Похоже, это надолго. Беру стул и, оседлав его, наблюдаю за деятельностью этой странной парочки. А действуют они на удивление методично и ловко. Кажется, нет ни одного лишнего движения. Деревянные футляры с сенбонами выкладываются на стол. Лотки с обработанным оружием выставляются у рабочих мест. Пустые лотки заполняются тем, что уже успело побывать в чане. И новые порции оружия отправляются на протравку ядом. А главное, всё это в полной тишине, нарушаемой лишь звоном металла, хлопками запечатывающих техник, бульканием яда да скрипом марионеток.

Ничего не скажешь: она и впрямь понимает его без слов, достаточно всего лишь взгляда или движения. А за дверью разворачивается весьма громкая перебранка Хидана и Какузу. Имён никто не называет, но густой мат фанатика трудно с чем-то спутать, впрочем, как и манеру речи его ископаемого напарника. Сасори-но-Данна лишь прищёлкивает языком, выражая своё недовольство шумом и, видимо, отсутствием возможности выпроводить меня из своей комнаты. Как я успел заметить, напарник всё ещё не желает никого видеть на «своей территории». Что касается Хитоми, то она вообще делает вид, что ничего не слышит и ей это нисколько не интересно, всё так же сосредоточена на своих действиях с отравленными клинками.

Молчаливое действо продолжается: кукловод всё сидит и начиняет марионетки, а девчонка без лишней суеты курсирует между ним, чаном, столами и ящиками оружия. Когда она в очередной раз наклоняется, чтобы заменить лотки возле своего «Господина», обращаю внимание, что сквозь ткань отчётливо проступает узор кружевного белья. Присматриваюсь получше — так и есть. Тут же вспоминаю, что комнату она никогда не покидает, а следовательно… Одежду и бельё ей приносит… Сасори-но-Данна. Эта мысль тут же воплощается в отчётливую картинку, где напарник держит в руках чёрные кружевные трусики…

Не в силах сдержаться, закатываюсь в приступе смеха. За что получаю два осуждающих взгляда. Однако картинка всё ещё назойливо стоит перед глазами, и я просто не могу перестать смеяться.

— Простите, но я тут приметил, что вы, Сасори-но-Данна, любитель кружевного женского белья… ахах… И просто представил вас с ним в руках, хм… хах-хах, — через смех выговариваю я.

Кажется, глаз напарника начал дёргаться, а взглядом он уже убил и расчленил меня методично и зверски. Хитоми же даже застыла на месте, осмысливая сказанное мной. Ей эта мысль в голову не приходила?.. Похоже, что нет. Встряхивает головой и, наградив осуждающим взглядом, возвращается к своему занятию по обработке оружия.

— Хватит на неё пялиться, — злобно цедит кукловод, берясь за следующую марионетку. — Раздражаешь.

— Мм, так ведь есть на что посмотреть, да, — пожимаю плечами. — У меня, считай, впервые появился шанс увидеть ваше искусство с этой стороны, хм! — краем уха прислушиваюсь ко всё не утихающей перебранке в коридоре.

— Тц, — недовольный напарник тоже прислушивается и возвращается к своему занятию.

— Кстати, а что за куча реагентов от Лидера, мм? — киваю на сумку возле кровати, продолжая разглядывать точёную фигурку Куклы-чан.

Ей бы чутка здорового загара, ну хотя бы быть не настолько бледной, чтоб на человека походить, да эмоций… И была бы конфеткой. От которой и я б не отказался, мм. Поймав себя на этой мысли, встряхиваю головой, отгоняя такие выводы прочь. Взгляд кукловода, периодически касающийся меня, откровенно говорит о том, что своей собственностью он делиться не намерен. И всё же… Насколько же он промыл ей мозги, что она так его боготворит?

Тем временем Хитоми без подсказок заменяет заполненный свиток чистым, а затем подставляет к марионетке лоток с сюрикенами, смазанными в яде другого цвета. Насколько же досконально она знает кукол своего «Господина»?.. Молчаливое действо по начинению кукол продолжается, не сбавляя темпа. Остаётся только поразиться слаженностью их работы.

Если бы Сасори-но-Данна не был марионеткой, а живым человеком… Можно было бы считать, что они словно давно живущая вместе пара. Но мой напарник явно не интересуется девушками. Хотя вот эта девчонка точно занимает не последнее место в его жизни. Он красиво одевает её… На губы опять вползает улыбка. Ага, вплоть до нижнего белья… Мысли неминуемо съезжают к попыткам представить Хитоми в этом самом белье без пресловутой водолазки и штанов. А зрелище и впрямь должно быть живописное, мм!

— Уже начинает раздражать это злоупотребление моей собственностью, — наконец оторвавшись от свитка, цедит сквозь зубы кукловод.

— Мм? — я так увлёкся своими фантазиями, что не сразу вник в смысл сказанной только что фразы.

— Время от времени я делаю разные лекарства по рецептам от Зецу-сана, — еле слышно поясняет Куколка, не отрываясь от сортировки обработанных ядом клинков.

— У меня чакра заканчивается, — буднично роняет напарник, оторвавшись от своей работы.

— Сейчас, Господин, — Хитоми заполняет последний лоток отравленными иглами и стягивает перчатки.

Тонкие пальчики тщательно промываются водой. Берёт с прикроватной тумбочки стакан, наполненный подозрительного вида жидкостью, и высыпает на ладонь горсть цветных пилюль из непрозрачной склянки. Всё это выпивается залпом. Следом запивается парой стаканов воды. Сасори-но-Данна тем временем поднимается со своего места и садится на кровать, бесстрастно наблюдая за действиями своей живой марионетки.

Хитоми так же усаживается на кровать и садится в позу лотоса, прикрывая глаза. Заметно, что она сосредотачивается, заставляя себя размеренно дышать. Вскоре нас обдаёт тёплым потоком чакры, исходящим от её тела. Тонкие пальчики ложатся на контейнер с надписью «Скорпион», и чакра отчётливо начинает перетекать прямо в него ровным мощным потоком. Это действо продолжается минут пять, после чего Куколка убирает руку и выравнивает сбившееся дыхание, а Сасори-но-Данна как ни в чём ни бывало возвращается к своему прежнему занятию по начинке и запечатыванию марионеток в свиток.

На лбу Хитоми выступил пот, и дышит она тяжеловато, но опять выравнивает позу и сосредотачивается, приводя в норму циркуляцию чакры. Глубокий вдох и долгий выдох. По невероятно бледным щекам разливается румянец. А ей идёт, мм. Встряхивает головой и встаёт с кровати. На сей раз в ход идут пилюли из другого пузырька. Опять всё запивается парой стаканов воды, и Кукла-чан возвращается к столу, чтобы тут же сменить опустевшие лотки с оружием.

Насколько же отлажен у них этот процесс? И насколько тонко она понимает его? Ощущаю лёгкий укол зависти и ловлю на себе убийственно тяжёлый взгляд напарника. Всё-таки его искусство требует слишком много сил и подготовки, осматриваю комнату ещё раз. Но взгляд то и дело упрямо возвращается к стройной аппетитной фигурке. Тяжело вздыхаю. Эх, будь у меня такая куколка, я бы тоже с ней поиграл. Но она собственность Сасори-но-Данна. И навряд ли хоть кто-то сможет это изменить, да.

Последние отзвуки голосов стихли в коридоре ещё пару минут назад. Напарник вопросительно смотрит на свою живую марионетку. Хитоми прислушивается и кивает головой. Видимо, меня сейчас выпроводят. Ну да не буду ждать и уйду сам. Поднимаюсь и ставлю стул на место.

— Я так понимаю, что путь свободен, и я могу наконец-то идти по своим делам, мм? — разминая плечи, с улыбкой интересуюсь я.

Кукловод презрительно фыркает в ответ и, закончив печать, поднимается, проходит и останавливается у двери.

— Ну до завтра, Сасори-но-Данна, хм! — потягиваясь, бросаю я, спокойно покидая комнату.

— До завтра, — слышу я недовольное бормотание напарника, прежде чем дверь за мной закрывается.

Наконец добравшись до своей комнаты, проверяю запасы глины и наполняю сумки. Кукловод готовит своё искусство более чем основательно. Не будем от него отставать. Перебираю и затачиваю своё оружие, чищу и настраиваю устройство для левого глаза. Вот вроде и всё. Принимаю душ и разваливаюсь на кровати. Я-то уже закончил, а вот Сасори-но-Данна с Куклой-чан, наверное, ещё возятся, хм. Может, искусство напарника и более тонкое… Но всё же, марионетки — это слишком уж много возни, да.

Новый напарник. И опять же «языкастый»… Ну да ладно, хотя бы нет привычки вываливать их (свои языки), как это делал Орочимару. Впрочем, этот пацан Дейдара весьма талантлив и даже немного разбирается в искусстве. Но всё равно раздражает, что он постоянно причисляет к последнему свои взрывы. Не отрицаю, что диспутировать о прекрасном забавно, но… Очередной спор с мальчишкой утомил меня. Слишком шумный и твердолобый. Раздражает. Такие, как он, умирают юнцами, до последнего с пеной у рта утверждая свою точку зрения. Ну да и чёрт бы с ним, но этот пацан в последнее время зачастил в мою комнату. А вот это уже реально бесит.

Ему хватило наглости забраться в мою комнату в моё отсутствие. За что он и был проучен. На мой взгляд — мало, но Лидер был недоволен. До сих пор это была лишь моя территория. Хранящая мою маленькую тайну. Действительно маленькую и хрупкую. На губы сама собой вползает ухмылка. Останавливаюсь у двери. Почти что ритуал. Осмотреться. Два поворота ключа. Войти. Закрыть за собою дверь. Опять же два поворота ключа. Зажечь пару свечей и проверить — жива ли девчонка. Убедиться, что всё ещё дышит… И почувствовать облегчение и смутную радость от того, что меня кто-то ждёт. Ну вот, я вернулся. К тебе.

Это был мой маленький секрет ото всех. Но глупый мальчишка влез куда не следует. Кулак резко опускается на столешницу. Склянки на ней со звоном подпрыгивают. И всё вновь затихает. В самом деле. Отчего я так зол? Да, я хотел, чтобы присутствие Хитоми осталось для организации незамеченным. Да, Лидер о ней знает, но на этом всё. Зецу вообще можно не брать в расчёт. Они по крайней мере не докучают расспросами и не придумывают то, чего нет. Однако это не касается Дейдары. Этому интересно всё, что связано с моей марионеткой. Раздражает. Как же было спокойно, пока никто о ней не знал. Но… Почему мне так это важно? Она ведь всего лишь моя марионетка…

Дейдара плохо на меня влияет: начинаю задаваться не стоящими моего внимания вопросами слишком часто. Сбрасываю плащ на стул и поправляю плечевой шарнир. Похоже, он недостаточно хорошо отлажен. Нужно будет дать Хитоми задание проверить его. Она, кстати, до сих пор не подаёт признаков жизни. А это скорее всего означает, что она опять неудачно пообщалась с одним из моих творений.

Хитоми. Моя любимая марионетка. Хоть ещё живая. Прикрываю часть лица кистью. Моя маленькая тайна. Я так привык, что ты всегда здесь, в этой комнате. Ждёшь меня. Почему же я всё ещё не убил тебя?.. Не ведаю сам. Но отчётливо понимаю, что все наши взаимоотношения — это игра. Всего лишь игра. Игра с чувствами моей любимой куклы. Но… Когда эта игра переросла в нечто большее для меня?.. Я даже не могу разобраться — во что именно. Но можно смело утверждать, что этот маленький ритуал возвращения стал моей потребностью. Особенно если девчонка в сознании. Тогда меня касается вроде бы холодный и спокойный взгляд… На дне которого всегда плещется слепая вера. В меня.

Но всё чаще она находится в бессознательном состоянии к моему возвращению. Я сам обучил её искусству обращения с ядами. Я сам каждый раз даю ей задание создать пару склянок для пополнения запасов. И даже позволяю заниматься обработкой своих боевых марионеток. Но она всё же умудряется порезаться и поцарапаться… Зная, к чему может привести любая небрежность. Ведь хватит и крошечной ссадины. Но она… Всё равно травмируется. Слишком часто в последнее время.

Да, это говорит об её усердии в деле освоения техник управления марионетками. Изучить устройство чужой марионетки без посторонней помощи и ущерба — действительно дело сложное. Любой уважающий себя кукловод ставит на такой случай ловушки. И я далеко не исключение. То, что она отделывается малой кровью, говорит о её профессионализме в этой области. Но, похоже, она всё-таки начинает сдавать, даже при её колоссальной живучести и невероятной силе регенерации. Четыре года без света и нормальной пищи в замкнутом пространстве всё же дают о себе знать.

В последнее время я начал задаваться вполне резонными вопросами, что не возникали у меня отчего-то прежде. А зачем я, собственно, учу её этому?.. К чему ей умение управлять куклами или делать их? Зачем ей вообще хоть что-то, что не касается боевых техник, что я смогу использовать после её смерти? Ведь я всё равно собираюсь сделать из неё марионетку. Сам не понимаю — зачем стремлюсь сделать её полезной сейчас.

Девчонка неподвижно лежит на кровати. Оставляю свои вещи у стола и сажусь рядом с ней. Пара лёгких движений и её кимоно развязано. Грудь вздымается часто и рвано. Всё ещё жива. Теперь ей будет легче дышать. Даже в таком состоянии она стремится выполнить мой приказ. Притворяться куклой. Глупая девчонка. Чёрные локоны разметались по подушке. Кожа чистая и белая, словно только что выпавший снег. Царапина верно уже затянулась, раз её не видно. Значит, скоро она должна придти в себя.

Бегло оглядываю Хитоми. И всё же она совершенна. Красота, что достойна быть увековечена моим искусством. Моя Хитоми. Верная и преданная марионетка. Ещё живая. Но всё же марионетка. Хитоми. Глупая девчонка, что пообещала стать моей куклой и следовать моей воле. И выполняет своё обещание. Заставляя меня ощущать довольно много весьма противоречивых чувств. Ты моя слабость. Хитоми…

Мои пальцы касаются твоей щеки. Мягко и осторожно. Вновь и вновь. Я ничего не ощущаю, но зачем-то глажу твою покрасневшую от жара кожу, провожу по приоткрытым губам и чёрным, как самая непроглядная тьма, волосам. Мои пальцы вновь зарываются в них и перебирают пряди. Как же это глупо и по-человечески…

Ты в очередной раз допустила ошибку и сгораешь от жара, стараясь побороть мой яд. Ты умная девочка и смогла создать и принять противоядие, но всё же не сразу. Бесчувственные пальцы скользят по твоей руке и, крепко сжав тонкое запястье, подносят к моему лицу. Какая же ты хрупкая. Словно фарфоровая куколка. Улыбаюсь. Милая и красивая куколка. Но куда крепче, чем кажешься. Уже четыре года держишься в условиях, в которых любой другой уже умер и точно сошел бы с ума.

Раскрываю твою ладонь и изучаю тонкие пальцы. Только мне известно, сколько в этих хрупких ручках силы. И наверняка они могут быть нежными… Это действительно приятно, когда такие вот пальчики касаются твоего лица и перебирают волосы?.. Глупо. Но… Подношу твою ладонь к лицу и осторожно провожу по её тыльной стороне щекой. Как и прежде ничего не ощущаю. Разве что приятно от того, что всё это совершенство принадлежит только мне.

Проклятье! Из-за Дейдары я слишком часто начал задумываться о том, что чувствовало бы живое человеческое тело. Он постоянно донимает меня вопросами о тебе. Порой настолько глупыми и бессмысленными, что хочется разок зацепить его хвостом Хируко. Из-за этого… В последнее время меня преследуют мысли о том, каково это — чувствовать тебя. Внутри постоянно копошится злоба и неудовлетворённость нынешней ситуацией. Что-то постоянно ускользает от моего внимания, но вот что — я не могу разобрать. Всё же присутствие другого живого человека в этой комнате излишне. Словно та прежняя хрупкая гармония была варварски разрушена.

Твоя кисть всё ещё возле моей щеки. Я, конечно, мог бы сделать так, чтобы ты касалась меня вот так… Ты и сама, наверняка, хотела бы этого. Но какой во всём этом смысл? Я всё равно ничего не почувствую. К тому же я не слишком-то хочу показывать, что меня порой посещают такие мысли. Слишком глупые и человеческие. Я ведь сам вытравил из тебя любые порывы и попытки воспринимать меня, как мужчину.

Губ касается горькая усмешка. Сам себе противоречу. Но мне всё равно льстит, что ты видишь во мне нечто большее, чем своего палача. Что уж кривить душой, ты едва ли не боготворишь меня. Ты покорна и верна, словно и впрямь марионетка в моих руках. Скрываешь эмоции, но даже сквозь твою маску просачивается это слепое обожание. И я не могу не упиваться этим чувством. Быть центром чьего-то мира. Быть чьим-то божеством. Это на самом деле приятно.

Твои ресницы дрожат. Совсем скоро ты очнёшься. А пока… Провожу твоей кистью по собственной щеке. Позволь мне ещё побыть в плену этих странных иллюзий. Прижимаю твою руку и прикрываю глаза. Я ничего не чувствую. Но отчего-то становится так тепло и хорошо. Странное ощущение. Но мне оно нравится. Твои пальцы дрожат. Перевожу взгляд на твоё лицо. Всё ещё без сознания. Но твои пальцы сами касаются моей щеки. Грудь тяжело вздымается. С губ слетает едва слышный шёпот: «Господин»…

Твои преданность и любовь поражают. Глупая моя девочка. Знала бы ты, как меня раздражает, что Дейдара смотрит на тебя. То, «как» он на тебя смотрит. Я отчётливо ощущаю в нём стремление отнять тебя, отдалить от меня. Чёртов мальчишка, он постоянно скользит по тебе взглядом. Я, конечно, рад, что он оценил твою красоту, но делиться тобой с кем бы то ни было… Не желаю. Ты принадлежишь лишь мне. Только мне. Одному. Ты — моё искусство. И мой же искус…

Хитоми. Ты — источник всех моих человеческих чувств. С которыми, как бы то ни было удивительно, я не хочу расставаться. Моя слабость. Моя привязанность к тебе — ни что иное, как слабость. Но именно ты позволяешь мне чувствовать себя не просто творцом, но почти что богом. Такая малость, как одно твоё существование, заставляет меня расправить плечи и ощутить радость и даже счастье. Хитоми. Ты — источник моих противоречий и проблем. Но ты же — моя сила и уверенность. Моя Хитоми.

Касаюсь губами твоих пальцев. Пусть я ничего не чувствую, но это всё равно приятно. Хитоми… Сейчас — это только «игра в жизнь». Слишком глупая и до противного человеческая. Мне не пристало так себя вести. Мы оба отлично знаем, что Ты и Я — не более чем кукловод и его кукла. Убийца… и его жертва. Я — всего лишь хладнокровный убийца, что считает своё искусство превыше всего. Прижимаю твои пальцы к губам сильнее. Так почему же ты не бежишь от меня?.. Почему не проклинаешь и не сопротивляешься?.. Почему?..

Хитоми, за что ты так безумно любишь меня? Почему я? Зачем ты готова сложить свои жизнь и душу к моим ногам? Зачем тебе это, глупая ты девчонка? Ты сказала, что готова пройти ад и вернуться из него, если я прикажу… Но до сих пор мне не требовалось приказов, чтобы ты безропотно выполняла любую мою волю. Но… почему?

Я не ощущаю ничего. И твои пальцы в моих руках настолько хрупки — стоит чуть сильнее сжать и сломаешь. Но я никогда не сделаю так. Почему?.. Не могу объяснить. Я не понимаю тебя. И никогда не понимал. А сейчас я не понимаю даже себя самого. Твоя любовь и преданность. Я не могу их объяснить. Ты пугаешь и манишь меня одновременно. Источник моих внутренних противоречий. Моя человеческая слабость… Ты — Хитоми.

Я уже давно должен был сделать из тебя марионетку, но всё ещё медлю. Я так глупо наслаждаюсь статусом твоего божества. Как же по-человечески. Чем дольше ты рядом, тем сильнее я ощущаю, что нуждаюсь в тебе. Твоём существовании. Даже сейчас я веду себя как человек. Слишком глупо и бессмысленно. Мне ни к чему все эти прикосновения… Я всё равно ничего не чувствую. Я сам всего лишь марионетка с живой сердцевиной.

Ты — моя слабость, Хитоми. А ведь я сделал всё, чтобы у меня не было слабостей. Я отсекал и кроил самого себя, пока не достиг совершенства. Почти. Однако ты — воплощение моих человеческих желаний и стремлений. Ты — то, что я должен уничтожить собственными руками, чтобы стать ещё сильнее. Вначале я считал, что ты достойна стать такой же, как я… Но сейчас слишком отчётливо видно, что твоё существование не позволит мне дальше самосовершенствоваться. Ты — слишком явная моя слабость.

Отпускаю твою руку и вновь перебираю неживыми пальцами чёрные пряди. Я не могу оставить тебе жизнь. Ты должна стать бездушным орудием в моих руках. Не более. Я слишком заигрался. Ты слишком идеальная жертва. И слишком нетипичная. Многовато этих «слишком». Но… Если бы ты проявляла хоть каплю непокорности и не была такой совершенной… Я бы уже убил тебя. Без раздумий и сожалений. Но ты… Ты слишком хороша.

Ты словно яд, от которого нет противоядия. Моя слабость. Мой страх потерять тебя — безумен. И именно поэтому я должен переступить через него и оставить тебя рядом в качестве марионетки. Тогда ты будешь только моей. Всегда рядом. И не будет этого проклятого смятения и человеческих бессмысленных эмоций. Встаю и подхожу к полке с ядами. Какая жалость — среди них нет ни одного достойного тебя. Горькая усмешка. Я создам для тебя уникальный яд. Такой же, как и ты. Моя слабость.

Перевожу взгляд на тебя. Твоя грудь вздымается ровно и мерно. Сейчас ты просто спишь. Наконец-то поборов мой яд. Сегодня я позволил себе непростительно много. Слишком много слабости. Больше это не повторится. Выдвигаю стул и сажусь за стол, выложив перед собой чистые свитки. Новый яд. Достаточно мощный и быстродействующий. Такой, что позволит оставить твоё тело в наилучшем состоянии для изготовления марионетки… Весьма непростая задача.

Составляю список ядов с нужными мне эффектами. Перелистываю страницы книг и вожу по строкам свитков. Вычёркиваю что-то, что-то вписываю вновь. Я так увлёкся, что не заметил, как ты подошла ко мне. Как всегда молча наблюдаешь, стараясь не мешать. Даже сейчас… Ты слишком идеальна. Ты слишком хороша. На мгновение прикрываю глаза — слишком явная слабость. Обвожу взглядом творящийся на столе хаос и останавливаюсь на часах.

— С возвращением, Господин, — тихо склоняешься в поклоне.

Ты уже поняла, что я заметил тебя. Почему ты так идеальна?.. Каждый взгляд, каждое движение. Ты читаешь и понимаешь без лишних слов. Всегда. Как же мне хочется сорвать маску твоего безразличия и увидеть в твоих глазах страх… Тогда бы мне было проще. Намного проще убить тебя. Но навряд ли я найду в этих золотистых глазах страх. Ты холодна и спокойна. Словно кукла. Бесит. Но я сам этого хотел. Бесит собственная слабость. Ты слишком совершенна. Я не могу найти в себе силы просто взять и оборвать твою столько времени зависящую от меня жизнь.

Глупая девчонка. Дай же мне повод. Как же я слаб и мелочен во всём, что касается тебя. Моя Хитоми. Перевожу взгляд на исписанную бумагу и книги. Я понимаю, что ты не дашь мне повода. Хотя даже и не догадываешься о том, что сейчас творится со мной. Ты просто выполняешь мою волю со всей своей душой. Я для тебя непогрешим и идеален. Но будь я таким, каким меня видишь ты — не мешкал бы.

Сейчас моя слабость сильнее меня. И в очередной раз я оттягиваю неизбежное. Но отговорка вполне подходящая. Ненадолго. Я продлю твою жизнь ещё ненадолго. Наверное, я обманываю сам себя… Но побудь ещё немного рядом. Просто рядом. Пока я не закончу яд, столь же совершенный, как и ты.

Мёрзлая земля не особо поддаётся, и наёмный рабочий довольно громко высказывает об этом своё мнение. Лопата то и дело звонко ударяется об лёд и с хрустом отрывает куски белёсого грунта. Холодно. И пусто. Зачем я здесь стою?.. Так, чтобы этот незнакомый человек не увидел меня. На сегодня только одна могила. Пальцы уже окоченели и совсем не чувствуются. А я не вижу смысла их отогревать.

Дом высится неподалёку безликим серым пятном. Он окончательно опустел. Теперь в нём, словно в склепе. Остались только мертвецы. Мертвецы… И, наверное, я тоже…

Никто не придёт. Никто не спасёт. Никто не протянет руку. Этот мир столь же холоден и грязен, как мёрзлая земля под моими ногами. Люди?.. Просто свора глупцов с дикими представлениями и стандартами…

Ждать помощи от них? Глупо. Они… Разве что камень кинут. Или плеснут святой водой. В этом месте для меня этого самого «места» они не нашли. И даже не захотели искать. Повесить дурацкий ярлык и выгнать прочь. Вот и весь спектр их желаний.

Чёртовы взрослые. Всё было глупым обманом. Зачем и для чего?.. К чему было так рвать жилы и ударяться до фанатизма в медицину?.. Если всё кончилось вот так. День ото дня резать мертвецов до дрожи в окоченевших пальцах и полуобморочного состояния, чтобы просто съесть кусок хлеба?..

Я не понимаю. В груди что-то болезненно сжимается. Лопата звонко ударяется о мёрзлую землю в последний раз, и наступает тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием рабочего, выбирающегося из ямы. На мгновение наши глаза встречаются, и мужчина делает резкий шаг назад, едва не упав обратно. Да, конечно. Я не вызываю, кроме страха, ничего… Для всех я ёкай… Привидение.

— Вы уже закончили? — тихо осведомляюсь у него.

— Э-э… — растерянно осматриваясь по сторонам, рабочий отступает ещё на пару шагов от меня и свежевырытой могилы.

— Он не придёт, — поймав испуганный взгляд на дом, отмечаю я и делаю несколько шагов к могиле. — Вы её копали для него…

— В смысле?.. — наконец-то собирается с мыслями рабочий, застывая на месте.

— Умер, — пока деревенский не отошёл от новости, приближаюсь и осматриваю работу. — Уже три дня как, — что ж, яма и впрямь добротная. Рабочий постарался на совесть.

— Так это… — мужчина всё так же растерянно переводит взгляд то на два рядом стоящих надгробия, то на меня. — А родственники-то у него есть?.. Кто его хоронит-то тогда?..

— Я, — разминая в пальцах комок мёрзлой земли, поворачиваюсь к дому. — Теперь за него буду я, — в груди всё сворачивается тугим жгутом. Но не более. — Идёмте, пожалуйста.

Мужчина медлит. Его дыхание с головой выдаёт его тревогу. Страх. Он испытывает передо мною страх. Делаю ещё пару шагов и слегка поворачиваю голову в его сторону. Тяжёлый протяжный выдох… И хруст мёрзлой травы под грубыми башмаками. Холодный силуэт дома становится всё ближе.

— Значит, ещё не опоздал, — постукивая окованным носком сапога о ступеньку, выдыхает с облачком пара стоящий на крыльце надзорный.

— Здравия желаю, Кэйташи-сан, — резко приободряется рабочий, тут же стараясь встать поближе к подпирающему стену блюстителю порядка.

— Здравствуй, Кимура-сан, — пожав ему руку, Мураками медленно отлепляется от стены и подходит к ещё закрытой двери в покойницкую.

В морозном воздухе повисает густое молчание. Пальцы еле шевелятся, и замок поддаётся с трудом. Они ждут. Но вот дверь долгожданно издаёт уже знакомый скрип и открывается, позволяя войти в чуть более тёплое помещение покойницкой. Привычный щелчок выключателя и приёмная наполняется ярким холодным светом. Дверь повторно скрипит, когда Кэйташи-сан её прикрывает за собой.

— Лёгкий какой, — изумляется рабочий, на пару с Мураками подхватывая скромный чёрный гроб. — Пустой он, что ли?.. — взгляд мужчины ошарашенно останавливается на мне.

— Почти, — устало пожимаю плечами в ответ.

— Кимура, много вопросов ты задаёшь, — хмуро одёргивает его надзорный. — Она тут прозектор, ей виднее, как кого хоронить.

— Она?.. — рабочий спотыкается на ровном месте, опасно накреняя гроб. — Кто?..

— Новая хозяйка этой богадельни, вместо старика будет, — выравнивая положение ноши, вздыхает Кэйташи. — Столько переполоху было в деревне, а ты и в ус не дуешь.

— Так это что, правда, что старик преставился? — уже на улице тихо интересуется Кимура-сан.

— Правда, — звонко похрустывая изморозью, отзывается Мураками. — Он уже считай почти год, как слёг. Так что ничего удивительного.

— Как это год?.. — опять резко остановился рабочий. — А кто ж тогда всем этим, — мужчина мотнул головой в сторону могил, — занимался тогда?.. Да и соседские ведь весь год ездили, как к себе домой… — опасливый взгляд на дом.

— Она, — тяжело выдохнул надзорный, начиная движение.

— Этот призрак ребёнка? — пытаясь подстроиться под шаг Кэйташи-сана, тихо шепнул Кимура, явно полагая, что я не услышу.

— Живая она… — как-то не особо уверенно также тихо отозвался Мураками.

Повисла зловещая тишина. Деревенские странно притихли и так в молчании донесли гроб до свежей ямы, неспешно опустив его на её дно. После чего надзорный выдал рабочему оплату и отпустил. Этому последний был несказанно рад и тут же припустил подальше с кладбища.

— Спасибо, что пришли, Мураками-сан, — мёрзлая земля обожгла пальцы.

— Не за что, — стянув с руки перчатку, надзорный также набрал горсть могильной земли.

Он явно ждал, что я сделаю это первой. Но… Почему-то для столь простого движения мне пришлось прикрыть на мгновение глаза и медленно выдохнуть. И только тогда комья покинули мои пальцы, с глухим стуком ударившись о крышку гроба. Вслед за мной пару горстей бросил и Кэйташи-сан. После чего взялся за лопату и перекидал всю свежевырытую землю обратно в могилу, не забыв как можно плотнее прикопать каменное надгробие, что лежало рядом надписью вниз.

А я лишь молча стояла и не могла пошевелиться. В ушах всё ещё звучал этот тихий стук земли о дерево. Так хотела свободы… Но когда получила её, оказалось, что на вкус она горькая и сводящая от голода желудок. Холодно. До безумия.

— Все три писала ты?.. — хмурое лицо надзорного совсем помрачнело, а пальцы мерно водили по вырезанной на камне надписи.

— Да, — неопределённо повожу плечом. — И к погребению… готовила тоже я.

Обтянутая перчаткой кисть прикрывает перекошенное лицо. Опять в морозном воздухе повисает густая тишина. Мураками то молча качает головой, то сжимает кулак свободной руки, но лица своего мне не показывает.

— Хочешь, я скажу, что ты на пару дней взяла перерыв? — наконец выдыхает он с белёсым облачком пара.

— Нет, Мураками-сан, — пытаюсь растянуть губы в подобии улыбки. — Я не хочу умереть от голода… Да и налог скоро платить надо…

— Хорошо, — хрипло отзывается надзорный. — Мне пора…

Стараясь не смотреть мне в лицо, он спешно поднимается и уходит. Когда звон его окованных сапог затихает, я бросаю последний взгляд на третье надгробие с фамилией Мизуки. Вот и всё. Растираю онемевшие пальцы. Мне тоже хватит тут стоять.

Пальцы на ногах болезненно сводит при каждом шаге. Конечно. Босиком в такую погоду ходить уже не стоило бы… Но старая обувь развалилась, да и была к тому моменту совсем мала. А на новую денег не хватало. И навряд ли хватит теперь…

Моя прежняя тюрьма — старый дом, встретила меня холодом и темнотой. Хотя на улице ещё день… Словно в гробу. Кругом одни мертвецы. В покойницкой и на кладбищенской земле. Да и сама я для окружающих тоже — Нежить…

Холодно. Разве что пронизывающего ветра нет. Развожу огонь в камине. Есть совершенно не тянет. Просто погреться. Хоть немного.

Блёклые отсветы отражаются в ростовом зеркале, что я задвинула в дальний угол, когда слёг старый хрыч. Когда конечности немного отходят, поднимаюсь и подхожу к так любимому мамой предмету, всматриваясь в отражение.

Совсем бледная. Сильно исхудавшая. С давно залёгшими под глазами тёмными кругами. Я уже не человек?.. Пальцы касаются холодной поверхности. Кто я теперь?.. Волосы, как у них… Глаза, как у них… И ничего от мамы. Кровь Мизуки заглушила все её черты. Кровь тех, кто сотворил со мной это. Как же раздражает!

Заношу кулак… Но останавливаюсь, так и не коснувшись чёртовой стекляшки. Нет. Его любила мама. Мама… Прикрываю глаза. Просто накрою тканью, как и прочие предметы в доме, чтобы меньше пылились… Набрав в грудь побольше воздуха и тяжело выдохнув, покидаю наконец гостиную. Однако в прихожей мне опять на глаза попадается зеркало. Поворачиваюсь к тускло освещённому проёму гостиной. Не это. Но всем остальным — не место в моём гробу! Дурная примета, говорят… Размахиваюсь… и во все стороны летят мелкие стеклянные брызги. Заглушая давящую тишину оглушающим звоном. Вот так. Одно за другим. Все, кроме одного.

В ушах ещё звенит, но зеркала уже кончились. Надо накрыть тканью то… что в гостиной. Мои пальцы замирают, так и не коснувшись ткани приготовленных простыней. Все руки в крови. Нет, все порезы, конечно, уже затянулись. Благодаря проклятой крови Мизуки. Я даже ничего не почувствовала… Отец бы отругал меня, что не берегу главное достояние врача… Но его уже нет. Так что и мнение его тоже уже не в счёт. И всё же… Отмываю руки и понимаю, что сейчас поступила крайне по-детски. Добавив себе лишней работы.

Ну и чёрт с ней. Беру тёплое одеяло и одну простынь. Действительно, как маленькая… Переступая через осколки, отмечаю самой себе. Маленькая?.. Мне всегда говорили, что я уже взрослая. А вот деревенские говорят, что я ещё ребёнок… Для них мне ЕЩЁ ТОЛЬКО восемь… А для них… Тяжёлый вздох. Всегда было УЖЕ.

В дверях гостиной оборачиваюсь на учинённый беспорядок. Не сейчас. Накрываю зеркало и, с ногами забравшись в кресло у камина, укутываюсь в одеяло.

Свобода?.. У неё привкус пепла и могильной земли. Она холодная и не обещает ничего, кроме полного одиночества и голодной смерти. Горькая, оказывается, эта микстура… И как-то больше похожа на медленно действующий яд. Свобода…

Темно. Холодно. И только мертвецы вокруг. Словно в гробу. И похоже, что это меня сегодня похоронили. Заживо. Всего лишь Нежить… И… Наверное, так и есть.

Стук в дверь был до раздражения настойчив. И Сасори нехотя поднялся, дабы выпроводить посетителя. Которым оказался, совершенно не удивительно, Дейдара. Подрывник что-то сумбурно хмыкнул про его затворничество длиною в неделю, но всё решалось простейшим «занят». Однако блондин продолжал молча мяться на пороге и дальше. Особого дела до пацана кукловоду не было, а потому он попросту вернулся к прерванному занятию — упорядочиванию собственных записей. Оставив дверь открытой. Всё равно теперь ему особо нечего было скрывать.

Привычно два раза провернулся в скважине ключ. И настала тишина. Всё ещё напряжённая и звенящая. Пока из этой обволакивающей мглы цифр и символов его не вырвал оклик мальчишки. Всё ещё здесь?.. Сасори поднял на него взгляд. Дейдара упорно пялился на проём секционной. Да и каменное выражение лица говорило само за себя. Нахальный пацан здесь ради Неё.

По губам расползлась кривая ухмылка. Подобная наглость просто не знала границ. Неужели феромоны Хитоми настолько вскружили мальчишке голову, что он совсем не видел, что творит?.. Но… Какая ирония. Тот, кто дал ему толчок к созданию этой марионетки, тот и станет первым, кто оценит её. Ведь теперь девчонка стала целиком и полностью его искусством.

Пожалуй, стоило разыграть прощальный спектакль и для пацана. Тем более что для этого было достаточно перейти к кровати, где сидела новая марионетка. Крайне удачный выбор для финального акта… Впрочем, сейчас стоило просто посмотреть со стороны, как далеко юнца завели женские чары. И ведь тот сделал уверенный шаг… И нахально протянул к ней руку вновь. После случившегося…

Угол рта раздражённо дёрнулся. Если бы не вмешательство пацана и Лидера, всё прошло бы совершенно иначе. Но… Уже не было смысла об этом думать. К тому же Дейдара даже не утруждался скрывать эмоции. И это зрелище определённо требовало красочного завершения.

Сасори сделал несколько шагов и прикрепил к марионетке нити чакры, заставив встать. Это спровоцировало на лице подрывника целый «взрыв» эмоций от шока до… разочарования?.. Он хотел видеть её живой?.. Пара движений неживых пальцев и новая кукла, совсем как живая, убрала выбившиеся прядки с лица… Зачем кукловод сделал это?.. Зачем заставил куклу двигаться так, как это делала Хитоми?.. Ради спектакля?.. Или же по привычке?.. Он сам не знал.

Челюсти Дейдары плотно сжались. Да и вид у него был такой, словно у него отобрали глину… Или даже нечто большее… Но кукловоду было уже всё равно. Хитоми была теперь только Его. Движение пальцев и она двигалась… Так, как Он хотел. Его искусство. Она — его искусство теперь. И никто не смог бы этого изменить. Тем более Дейдара. Пожалуй, спектакль следовало закончить. Мастер опустил куклу на кровать, оборвав нити чакры. Вот и всё. Лицо мальчишки говорило само за себя… Всё, что ему оставалось — просто молча уйти. Теперь трагедия разыграна полностью. Кукольный спектакль. В лицах.

Кукловод сел рядом с марионеткой и взял её кисть, рассматривая тонкие белые пальцы. Сасори даже было немного интересно, будет ли подрывник и теперь думать, что его взрывы хоть сколько-нибудь сравнимы с Ней?.. Он так старался, чтобы ни один шов не испортил её. Она всегда была слишком хороша, чтобы делать её кукольность слишком явной. Горькая ухмылка вновь коснулась губ: он и в самом деле не зря столько времени потратил на изучение девчонки. О том, что она больше не человек, говорил только материал, из которого она была сделана…

Для него же она осталась прежней… Просто теперь не было звука биения её сердца… Просто теперь не было звука её дыхания… Не было её голоса… Не было её разума… Осталась только оболочка. Всего лишь оболочка… Теперь она всегда будет с ним и только Его. Но почему-то внутри всё равно было так пусто. Она была лишь частью его пути к тому, чтобы уничтожить эти глупые человеческие привязанности и эмоции… Теперь только кукла…

Сасори встал и подошёл к полке со свитками. Вот и тот пустой свиток с алой обёрткой… Ей всегда шёл этот цвет. Теперь этот свиток будет означаться в его коллекции как «Хитоми». Взгляд проскользил по марионеткам на стенах, задержавшись на сутулой фигуре Хируко и опущенной голове Третьего. Она не похожа ни на одну из них. Она — его лучшее творение, его шедевр. Самая совершенная кукла, что только была. Пожалуй, он доказал, что именно Он — самый искусный мастер по части создания марионеток. Но никто даже не поймёт — почему именно так. На губы сама собой вновь вползла горькая усмешка. Хитоми… Она теперь только его кукла…

Неживые пальцы в очередной раз достали из ящика тонкую тетрадь и пролистали её. Хитоми заняла в его жизни довольно значимое место. С этим мастер поспорить не мог. И, верно, именно поэтому сейчас он раз за разом оживлял иллюзию жизни, которую собственноручно уничтожил.

— Я — одинокий гений во мраке… И нет во мне ни капли страха пред Смертью и тлением, перед вечностью целой. Ведь это так просто — быть смелой, когда потерять ничего ты не можешь и лишь чёрной тоскою свою душу гложешь. И всё, что осталось — лишь фолианты книг листать, ожидая миг, когда новый Учитель, если будет такой, в неизвестность поманит тебя за собой… И я соглашусь, если выпадет шанс, на неизвестности вечность променяв скорби час. Нежить не знает страха расплаты. Усмешка. Нежить с душою распятой.

Звук собственного голоса гулко отражался от стен. На губы вновь вползла кривая усмешка. От начала и до конца она была верна себе. И, пожалуй, её привычка писать стихи оказалась заразной. На последней исписанной странице красовалось его собственное рифмованное творение, те самые навязчивые строчки про тишину. И сейчас Акасуна-но-Сасори собирался добавить ещё одну запись про алый песок…