Дартс: палитра души (гет)

Если перенестись из лондонского Косого переулка в небольшое магическое поселение в Йоркшире с романтическим названием Северная Пустошь, то там, куда из-за защитного заклятия нет пути магглам, среди покатых заснеженных холмов и поросших соснами крутых склонов, можно было бы отыскать небольшой старинный дом, немного напоминающий по форме женский сапог. От запустения его спасали старания двух молодых эльфов, Шейлы и Пирса, попавших к старой хозяйке из одного чистокровного, но обедневшего волшебного семейства. Они поддерживали «Сапожок» в чистоте, летом высаживали в саду розы, зимой расчищали дорожки от снега, которого здесь, на севере, выпадало гораздо больше, чем в Лондоне. Раз в неделю Шейла и Пирс посещали недавно открывшуюся школу для эльфов (послевоенное новшество магической Британии), с разрешения хозяйки, старой миссис Трустоун, читали книги из её библиотеки, а по вечерам, когда были переделаны все дела, сидели в обнимку у горящего камина, прижавшись друг к другу пушистыми ушками. Узнав из семейных книг историю старинного дома, в который они попали, и почти угасшего, жившего в нем веками рода, эльфы иногда мечтали о том, что однажды в «Сапожок» вернутся другие члены семьи Трустоунов (если они, конечно, ещё живы), и их старая хозяйка, миссис Дороти Трустоун, будет не так одинока и не так ворчлива.

«Сапожок», безусловно, знавал лучшие времена: всего каких-то сто лет назад здесь проживало большое семейство чистокровных волшебников. Дом гремел ставнями, скрипел флюгерами; имел красивый пруд с фонтаном и большую совятню; был наполнен детскими голосами — но всё это осталось в прошлом. А всё потому, что у женщин чистокровного рода Трустоунов был дар, который каждая девочка имела с рождения, который был подробно описан в семейных книгах, запертых тайными заклинаниями от посторонних глаз; дар, который веками приносил его владелицам сплошные несчастья. Однажды Пирс, смахивая пыль с одной семейной книги Трустоунов, вдруг обнаружил, что запирающее заклинание перестало действовать — ведь у заклинаний тоже имеется свой срок годности. Эльф открыл книгу на странице со старым семейным преданием, прочёл несколько строчек, и жесткие волоски на его теле встали дыбом. «Предания Трустоунов» — Пирс и Шейла полюбили эту книгу, и иногда читали её холодными зимними ночами, чтобы окунуться в прошлое и испытать целую гамму чувств: удивление, возмущение и, самое главное — щекочущий нервы страх. Они листали старые, пожелтевшие страницы и шептали вслух слова преданий, похожих на летопись.

«Год 1227… Наш древний и чистокровный род Трустоунов, живущий уже много лет на севере, уникален тем, что все женщины рода могут видеть Палитру души… Палитра — это Дар, который позволяет распознавать достоинства и пороки любого человека по оттенкам, в которые окрашивается его тело… Толкование цветов Палитры записано в семейных книгах, скрытых запирающими заклинаниями, и передаётся женщинами из поколения в поколение… Наш необыкновенный Дар берёт начало ещё со времён кельтов…

Год 1256… Бритта Трустоун прочла палитру Грэя, главного мага Йорка, и сообщила остальным магам, что он виновен в многочисленных убийствах… Об этом ей поведал багрово–красный цвет в его животе… Бритта была заточена в тюрьму и казнена за клевету … Наказ Джона Трустоуна Старшего: не говорите другим об их пороках, держите свой Дар в тайне, ибо он приносит несчастье… Нельзя безнаказанно заглядывать в глубину чужой души…

Год 1397… Матильда Трустоун пишет: только чистая душой женщина может сохранить свой дар на протяжении всей жизни... Если она совершает дурной поступок или преступление, то способность видеть палитру исчезнет. Если женщину вынудить совершить такой поступок, дар ослабевает или исчезает. … Меня многократно вынуждали совершать прелюбодеяние, пока я не перестала видеть палитру…

Год 1434… Из местного статута: Согласно новому закону, принятому местным магическим советом, всякая женщина семьи Трустоун должна добровольно избавиться от Дара, или же она должна появляться на людях с повязкой на глазах, или содержаться в заточении…

Год 1545… Мистер Томас Трустоун, владелец земель в Йоркшире, был вынужден держать оборону в собственном поместье, потому что местные маги напали на его семью, пытаясь уничтожить всех женщин, девушек и девочек, владеющих даром… Чудом уцелела только его младшая дочь, Урсула…

Год 1626… Из местного статута поселения «Северная Пустошь»: Всякая беременная женщина семьи Трустоун должна быть проверена специальным заклинанием и избавлена от плода женского пола до его рождения…

Год 1730… Элизабет Трустоун пишет: подтверждаю, что, если обладательницу Дара лишить зрения, она будет чувствовать палитру с ещё большей силой…»

Читая эти строки, эльфы дрожали от страха и с ужасом гадали, владеет ли этим странным и опасным Даром их любимая хозяйка.

Однажды вечером, увидев в руках Пирса открытую семейную книгу, миссис Дороти Трустоун изменилась в лице и воскликнула:

— Что такое? Кто позволил? — с прытью, не свойственной семидесятилетним старушкам, она выхватила фолиант из рук перепуганного эльфа. — Как ты снял защитное заклинание?

— Простите, миссис… На этой книге не было защитного заклинания…

— Больше не смей заходить в библиотеку. Я сама там буду убирать, — грозно сказала старушка, глядя на Пирса, который трясся, виновато втянув голову в плечи.

— Простите, миссис… Я думал, миссис разрешила нам читать все книги, — пробормотал он, — это очень интересная и страшная книга… Пирс больше не будет её брать, простите…

Не сказав больше ни слова, Дороти Трустоун взмахом руки отправила эльфа в его комнату, достала палочку и стала колдовать. Заперев «Предания Трустоунов» несколькими заклинаниями, она вздохнула и устало опустилась в кресло.

— Очень интересная и страшная книга? — проворчала она и поморщилась, словно от зубной боли. — Очень интересная и страшная жизнь…

Раскрыв толстый том примерно посередине, миссис Трустоун прищурилась и прочла:

« Год 1553 … Магглы сжигают на кострах ведьм… В Северной Пустоши маги сожгли Кейт Трустоун за то, что она посмела оклеветать герцога Норфолкского, который, как известно, был выдающимся магом, тайно живущим среди магглов…»

Сколько ещё подобных историй содержала их семейная летопись? Дороти села поудобней и стала читать, хмуря своё морщинистое лицо, закусывая тонкие губы, иногда ненадолго закрывая глаза, словно пытаясь представить себе страшные картины прошлого, которые воссоздавали ветхие страницы. Это были её предки — её пра-пра-пра… Женщины, которые рождались с даром, жили с даром, страдали и иногда умирали из-за него. Средневековые варварские преследования женщин, читающих души, давно прекратились, однако бабушка Дороти рассказывала, что всего лет пятьдесят назад жители Северной Пустоши пытались сжечь «Сапожок», обвинив её в чёрной магии. Волшебники всегда ненавидели палитру и боялись её обладательниц. Возможно, поэтому Дороти Трустоун и была так нелюдима. О даре до сих пор ходили слухи, но в Северной Пустоши многие считали палитру вымыслом. Миссис Трустоун не спешила их разубеждать.

— А правда, что вы видите, какого я цвета? — как-то спросил у неё соседский мальчик.

— Конечно! У тебя премилые синие штанишки, серая рубашка и соломенные волосы, — ответила миссис Трустоун.

Мальчишка задумался, и на его смышлёном лице отразилась борьба между вежливостью и природным детским любопытством.

— Я хотел спросить, знаете ли вы, что я натворил сегодня утром — или о чём я думаю?

— К сожалению, нет, — улыбнулась Дороти. Это была истинная правда: мысли и желания людей были палитре недоступны, зато она отражала их достоинства и пороки — во всем многообразии.

— Мама говорит, что вы можете заметить любой обман, — продолжил мальчуган, — а бабушка говорит: не ври, а то отведу тебя к старой Трустоун, и она выведет тебя на чистую воду!

Дороти усмехнулась. Кто-то в Северной Пустоши ещё помнил про их семейную тайну, но, похоже, дару осталось жить недолго: последняя его наследница, внучка Дороти Трустоун по имени Элиза, давно уехала из родного дома, покинув Англию — а палитра этого не прощала.

* * *

Перенесясь по каминной сети в Рединг, Рон понятия не имел, что этот город к западу от Лондона славился среди магглов летним рок-фестивалем, большим университетом и престижным марафоном. Зато Рон знал другое: Рединг скрывал в себе довольно большое магическое поселение на западном берегу Темзы и имел свой филиал Гринготтс, в котором работали исключительно одни гоблины. Редингский филиал банка значительно уступал по размерам и красоте главному лондонскому отделению, посетителей здесь тоже было заметно меньше, однако охрана была ничуть не хуже. И уж, конечно, Рон не мог знать, что местные подземелья банка, в которых хранились сбережения и драгоценности особых клиентов, скрывались не просто под землёй, но и под водой Темзы, недалеко от Олдерстонской верфи, куда ежедневно причаливали дюжины маггловских туристических пароходиков. Рон вышел из основного холла банка, куда перенёсся по сети летучего пороха и, пытаясь припомнить карту города, сел на один из таких пароходиков, чтобы отправиться в нужный ему волшебный паб (с весьма сомнительной репутацией) под названием «Гриндилоу и Вейла».

Рон также не знал, что в магическом поселении Рединга находилась резиденция самого мистера Гринготта, а в местном филиале банка располагался отдел внутренних расследований, который гоблины называли коротко и ясно — Суд. У Суда не было своего зала заседаний, и состоял он всего из трёх человек, которые сами приходили, куда нужно и когда нужно. Их появления гоблины боялись, как огня. Завидев на улице три фиолетовых колпака, надеваемых судьями, они почтительно расступались; если же Суд стучался в чей-то дом — его встречали с дрожью в коленях. Гоблины всегда отличались скрытностью и свои преступления расследовали самостоятельно, по собственным законам, не советуясь с остальным магическим миром.

В тот самый день, когда Рональд Уизли оказался в Рединге из-за дела о вейлах, а в банке — из-за того, что там имелась каминная сеть, соединённая с «Дырявым котлом», Суд гоблинов принимал решение по своему внутреннему, но чрезвычайному делу — настолько важному, что на его заседании присутствовал сам мистер Гринготт. В безупречном костюме, седой, с крючковатым носом и пронзительными чёрными глазами, наследник основателя банка был вежлив и внешне спокоен — чего нельзя было сказать о подсудимом гоблине по имени Костолап, в дом к которому пожаловали судьи. И как раз в тот момент, когда Рон вошёл в здание нужного ему паба для проведения операции, названной в шутку «обмани олуха», на окраине магического поселения Рединга мистер Гринготт обратился с вопросом к подсудимому:

— Осознаёте ли вы, какой урон можете нанести не только нашему банку, но и экономике волшебного мира в целом?

Костолап ответил довольно уверенно:

— Да. Но мои мотивы были исключительно профессиональными — я полагал, что выдаваемые ссуды принесут хороший доход банку.

— Отсутствие профессионализма — тоже преступление, но не столь суровое, как то, что совершили вы! — голос Гринготта эхом разнёсся по гостиной с высоким потолком, отражаясь от холодных стен, зеркал, ваз и мраморного камина. — Из-за того, что вы пытались скрыть свою оплошность, погиб чиновник в министерстве. Это навлечёт на гоблинов лишние подозрения. Вы прекрасно понимаете, как сложно нам выстраивать отношения с остальными магическими существами. Если по вашей вине во всей магической Британии наступит экономический кризис, что будет с репутацией великих гоблинов, которую мы завоёвывали веками?

— Мистер Гринготт, я признаю, что совершил халатность, но…

— Халатность? — банкир воскликнул так громко, что хрустальные подвески на люстре испуганно задрожали. — Если ваша «халатность» не будет исправлена, наступит финансовый хаос! Гоблины потеряют свою главную нишу — а значит, свою власть! Министры перестанут к нам прислушиваться — или того хуже, примут поправки в закон и лишат нас управления финансами. Вы понимаете масштабы своего проступка?

Костолап поднял голову, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Я готов понести самое суровое наказание, — мрачно сказал он.

Гринготт смерил его испепеляющим взглядом и отошёл в сторону, предоставляя слово одному из судей, который поправил фиолетовый колпак на голове и безучастно произнес:

— Вы совершили халатность, обман, подкуп; злоупотребили служебным положением, нанесли урон репутации гоблинов, растратили общественные средства, поставили магическое сообщество в сложное экономическое положение. Вы знаете, какое за это полагается наказание. Однако сначала необходимо всё исправить.

В глазах Костолапа блеснула надежда. Судья добавил:

— Вы будете работать под надзорам с лучшими экспертами банка, предоставите им все финансовые документы о выданных вами ссудах и заключенных сделках, признаете незаконными совершённые операции, постараетесь остановить цепочку, которую запустили — и тогда, если последствия вашей халатности удастся смягчить, вас ждёт лёгкая смерть.

Костолап расправил плечи.

— Я сделаю всё возможное. Никто лучше меня не знает, как можно исправить ситуацию. Я постараюсь предотвратить кризис и защитить репутацию банка!

На самом деле Костолап знал, что момент уже был упущен, что повернуть вспять сделки не удастся, избежать финансового хаоса не получится — но судьи-то этого не знали… Костолап был хорошим финансистом. Понимая, что его судьба уже решена, он всё равно собирался выполнить свой долг до конца.

— Ваши действия? — спросил судья.

— Связаться с американским банком, попытаться остановить все текущие сделки «Трастоушена», прекратить кампании «Беспроцентная ссуда» и «Лавина», — Костолап говорил уверенно, чтобы в головы судьям не закралось ни малейшего сомнения в том, что ещё можно что-то исправить.

— Приступайте. Возьмите лучших специалистов, — сказал Гринготт, направляясь к выходу. — Если всё получится — вас ждёт помилование.

Он знает, подумал Костолап. Гринготт был слишком опытен, стар и умён, чтобы не видеть всей серьезности происходящего. Исправлять финансовое положение банка сейчас было всё равно, что хлестать прутиком водопад — главный акционер и потомок основателя Гринготтс не мог этого не понимать. Лавина остановится, только если исчезнет земное притяжение, подумал Костолап. Но даже в этом случае найдётся сила, которая подтолкнёт её в пропасть: человеческая жажда лёгкой наживы.