Вчера умрет твоя любовь (гет)

Лунный свет лениво скользил по полу, проникая сквозь неплотно задернутые, колышущиеся на летнем ветру занавески. На чердаке тихо подвывал семейный упырь Уизли, поддерживая неприятный скрежет сучьев тополя о черепицу. Тоскливый звук.

Айрис слышала его каждую ночь, проведенную в Норе. Джинни краснела, извинялась и утверждала, что в спальне Рона упыря слышно еще отчетливее. Обычно скулеж раздражал, но сегодня Айрис была рада и ему, и треску. За ними не различалось ни шепота голосов, ни скрипа половиц.

Джинни спала, скинув одеяло и уткнувшись носом в подушку. Гермиона сначала долго вслушивалась в дыхание Джинни, желая убедиться, что та действительно уснула, а потом виновато поджала губы, взмахнула палочкой и просто наложила Сонные чары.

— На всякий случай, — оправдалась она.

Часы на запястье Айрис показали половину первого ночи, когда дверь почти бесшумно приоткрылась, и в комнату на цыпочках проскользнул Рон. В бордовой пижаме, взлохмаченный, он походил на вора.

— Я заглушающие чары в коридоре поставил, — почти неслышным шепотом сообщил он и присел на кровать рядом с Айрис и Гермионой.

Если бы миссис Уизли хоть на полчаса могла оставить их наедине, им бы не пришлось собираться посреди ночи. Время уже поджимало, еще день, и Айрис исполнится семнадцать. У нее оставались лишь сутки до первого стихийного прыжка в неизвестный год.

Рона просветили еще в Хогвартс-экспрессе, заперев дверь купе и навесив на нее с полдюжины заглушек. Рон краснел, бледнел и возбужденно махал руками на протяжении всего рассказа, а потом начал воображать, как Айрис переделает прошлое и всех спасет. Гермионе едва удалось тогда достучаться до его охваченного бурной фантазией сознания.

Кто спорит, исправить все было и правда очень заманчиво. Но Айрис из письма писала про необходимость замкнуть петлю. Многое ли можно было изменить при таком условии?

— Оглохни, — прошептала Гермиона, возводя еще одни чары. Совсем недавно она не жаловала это заклинание, но, как уже случалось ранее, под давлением обстоятельств ее щепетильность быстро исчезла.

Надежный защитный полог укрыл крохотную комнатку, и в ней повисла напряженная тишина. Гермиона отложила палочку на прикроватную тумбочку и выудила из маленькой, расшитой бисером сумочки знакомый фолиант.

— Я все гадала, почему в книгах, касающихся путешествий во времени, о tempus viator не было даже упоминания. Почему все сведения о них перенесли в Отдел тайн, — Гермиона поджала губы, а потом выпалила: — Это ужасно, Айрис! То, что я прочла… Это не просто книга. Это дневник, переходящий от одного tempus viator к другому. Он написан путешественниками во времени для путешественников во времени. Мысли, гипотезы, эксперименты со временем, выводы…

Она замолчала, чтобы перевести дух, а Айрис пораженно уставилась на толстенный — дюйма три в толщину — талмуд. Это — дневник?

— Профессор Дамблдор еще на нашем третьем курсе предупреждал, насколько тонка материя реальности, как легко одним неосторожным словом перечеркнуть существование целого пласта истории, и здесь, — Гермиона чуть нервно провела пальцами по обложке, — собраны, наверное, все существующие знания о времени. Все результаты… экспериментов с ним. А поскольку кроме tempus viator никто не владел магией времени, экспериментировали они над собой, проверяя свои теории. Которые, кстати, не всегда были безвредными для окружающих. Информация, что здесь хранится, очень и очень опасна.

— Какая может быть опасность, если все равно никто, кроме этих путешественников во времени, не сможет воспользоваться знаниями из книги?

— В том-то и дело, Рон, что может. Хроноворотами, к примеру, могут пользоваться все маги. И есть еще различные ритуалы, позволяющие вмешиваться в течение времени. Это не прямое путешествие во времени, тело при нем никуда не исчезает, в прошлое уходит только сознание мага, а это хуже, чем смерть…

Айрис передернуло: ей представилось, каких дел мог бы натворить Волдеморт, послав себе в прошлое весточку. А ведь он действительно не упустил бы шанса. Обезумевший, решившийся на создание хоркруксов — почему бы ему не сделать еще один страшный шаг?

— В общем, Айрис, поскольку ты tempus viator, дневник принадлежит тебе, но… Прошу, сделай так, чтобы остальные волшебники о нем не знали.

Айрис только кивнула, а Рон кощунственно поинтересовался:

— А если просто уничтожить дневник?

Вопреки ожиданиям, Гермиона не вскинулась, не возмутилась.

— Нельзя, Рон. У Айрис же будут когда-нибудь дети, потомки. Дневник должен сохраниться, и… ох, как же все сложно.

— А что-то полезное получилось найти? В смысле, в моей ситуации? — содержание книги-дневника, каким бы оно жутким ни было, мало трогало Айрис, а вот предстоящие прыжки в прошлое беспокоили не на шутку. От мысли, что ее может забросить к войнам с гоблинами, за пару веков от друзей и знакомого времени, спина покрывалась испариной.

— Я не все смогла перевести, только латынь, новоанглийский и немного среднеанглийский. Часть книги написана на староанглийском, мне нужно больше времени на перевод...

— Откуда столько английских? — перебил Рон в изумлении. Айрис тоже удивленно свела брови и попыталась припомнить давно забытые уроки младшей школы.

— История, Рональд. Исконно на землях Британии жили кельты. Латынь пришла с римскими завоевателями, а староанглийский появился после вторжения на британскую территорию германских племен, — пояснила Гермиона, но, судя по лицу Рона, пояснение мало помогло. — Айрис, ты понимаешь, что это значит?

— Э-э-э… Что Британию дважды завоевывали?

Гермиона закатила глаза.

— Не дважды, а трижды, и речь вообще не об этом. Дневнику около двух тысяч лет! Римляне пришли на британские острова еще до нашей эры. Ты представляешь, сколько всего сокрыто в книге? Еще не было ни Основателей, ни Мерлина, а tempus viator уже существовали! Я вообще подозреваю, что они такие же древние, как сама магия. И первая пара сотен страниц в книге написана на латыни. Я думаю, это объясняет, почему путешественников во времени называют tempus viator…

— Это, конечно, интересно, но как поможет мне? — напомнила о своем вопросе Айрис. Гермиону, когда речь заходила о книгах и знаниях, немного заносило, а слушать посреди ночи исторические хроники совсем не хотелось. Хотелось решить все вопросы и лечь спать.

При мысли о сне рот свело зевотой, но из-за предательской дрожи от волнения зевок вышел нервный. Айрис передернула плечами, словно стряхивая сонливость.

— Кхм, прости. Основная масса исследований касается как раз врожденных талантов tempus viator. Способность путешествовать во времени очень редка, передается по наследству, и ее можно генетически закрепить.

— Как-как закрепить?

— Генетически, Рон, — вздохнула Гермиона, а Айрис невольно улыбнулась. — У магглов есть такая наука, генетика, она изучает законы и механизмы наследственности и изменчивости организмов. Я тебе потом объясню, хорошо? Так вот. Путешественники во времени стремились закрепить свой дар, чтобы научиться его контролировать. В письме Айрис написано, что перемещения в прошлое спонтанны, и это правда. Первый прыжок всегда происходит в день семнадцатилетия мага, раньше дар никак не проявляется…

— Представляю, как «счастливы» были те, кто без предупреждения получал такой подарок на день рождения, — мрачно пробурчала Айрис, припомнив собственное «счастье». Но она думала, что так только ей повезло, а оказалось, что семнадцать лет — особый возраст для всех tempus viator. И для всех магов — видимо, не зря именно в день семнадцатилетия спадал Надзор.

— Не совсем без предупреждения. Во-первых, способность передается по наследству, поэтому старшее поколение семьи всегда присматривало за младшим. А во-вторых, незадолго до переноса в прошлое с волшебником происходят некоторые метаморфозы. Проявляются они по-разному: головная боль, головокружение, озноб, онемение, тошнота, ну или все перечисленное в разных комбинациях. Происходит это, правда, тоже в день рождения…

Айрис помрачнела еще сильнее. У нее не было семьи, рассказавшей бы ей о ее магии времени.

— Крепись, подруга, — Рон наклонился и похлопал ее по коленке. Гермиона сочувственно, понимающе улыбнулась.

— Ладно, — Айрис прочистила ставшее вдруг колючим горло. — Прыжок в прошлое внезапным не будет, так?

— Не будет, — с готовностью подтвердила Гермиона. — В книге написано, что «симптомы» пробуждения дара длятся не больше четырех часов. Потом ты начнешь видеть то, чего рядом с тобой нет, а то, что есть, наоборот, начнет как бы исчезать. В этот момент тебе надо найти укромное место, где тебя никто не увидит, потому что эти «видения» означают, что и твое тело, и твой разум готовятся к переносу в прошлое. В книге есть интересная гипотеза, что это что-то вроде «окна в прошлое», и в этот момент волшебник существует сразу в двух временах. Но подтвердить ее никто так и не смог.

— И так будет каждый раз? — с ужасом поинтересовалась Айрис, осознав, что у нее впереди отнюдь не одно путешествие в прошлое.

— Нет, потом процесс изменится. Тут написано, что все tempus viator могут чувствовать магию времени. Сразу говорю, я не знаю, что это значит, видимо, авторы книги считали, что это явление не нуждается в пояснениях. И, в общем, о приближающемся скачке ты будешь узнавать по этой магии.

— Мне Билл рассказывал, что магию можно чувствовать, если ее очень много. Он вроде сталкивался с подобным в какой-то гробнице, — Рон озадаченно почесал затылок.

— Тогда можно спросить у Билла… — оживилась Гермиона, но Айрис ее перебила, покачав головой:

— Не стоит, лишние вопросы и подозрения нам ни к чему. Сама разберусь. Сколько я буду отсутствовать в этом времени, там не написано?

— До трех секунд, — без заминки ответила Гермиона.

— А сколько времени я проведу в прошлом?

— Неизвестно. Я свела в таблицу все данные из книги об этом, и у меня получилось, что самое быстрое путешествие длилось десять минут, а самое долгое — двое суток. И это если брать только первые путешествия. Но… — Гермиона замялась, — авторы книги уверены, что в первый раз путешественники как бы вписывают себя в ткань бытия как tempus viator, и они обязаны как-то повлиять на ход истории…

— В смысле? — не поняла Айрис.

— Я хочу сказать, что именно твое присутствие в прошлом сделает настоящее таким, какое оно есть. И время, которое ты проведешь в прошлом, напрямую зависит от того, как быстро ты справишься с этой задачей.

Айрис тихонько выругалась. Она-то рассчитывала отсидеться где-нибудь, где ее никто не увидит, а ей, получается, наоборот, надо там что-то делать.

— Я не знаю, насколько это верно. Один из законов путешествий во времени…

— Тебя никто не должен видеть, — вспомнила третий курс Айрис.

— Вот именно.

— Ну, видимо, на этих tempus viator этот закон не распространяется, верно? — Рон душераздирающе зевнул. — Эти ребята энергичные, если скачут по временам как другие маги аппарируют. У них вон, даже свой кодекс имеется, что и как делать. Уж наверняка у них там все предусмотрено.

Гермиона смерила Рона долгим, задумчивым взглядом, словно увидела в нем что-то новое.

— Ну, в целом, ты прав. Во-первых, tempus viator никогда не попадают во время, где они уже родились или близкое к их рождению. Во-вторых, все случайные прыжки уже учтены в истории настоящего. Видимо, попадая в прошлое, они не меняют его, а просто замыкают временную петлю. Ну и в-третьих, если tempus viator путешествуют с помощью хронографа, то они заранее готовятся, чтобы их потом никто не узнал. Нам, кстати, тоже предстоит такую легенду создать.

Айрис пожала плечами. Для нее так и осталось загадкой, что она забыла в сорок четвертом году.

В комнате ненадолго повисла тишина. Каждый думал о своем — словно уже сочинял легенду. За Гермиону и Рона Айрис ничего сказать не могла, а за себя… Она пыталась осознать все, что ей предстояло. Пока получалось плохо, даже рассказ Гермионы не желал усваиваться.

Реальность как будто уже ускользала.

По спине пробежал холодок. Айрис вдруг показалось, что непременно случится что-то неожиданное, нехорошее, пугающее. Перечащее всем правилам из книги-дневника. Какой-то несчастный случай…

— Не нравится мне это все, — прошептала Гермиона и мотнула головой, желая отогнать тоже явно недобрые видения. — Есть еще кое-что, Айрис. Очень важное… вот, почитай. Я перевела с латыни.

Айрис, все еще во власти дурных предчувствий, медленно склонилась над книгой и с усилием заставила себя вчитаться в четкий почерк на пергаменте, вложенном между страниц. Рядом то же самое сделал Рон, вплотную притиснувшись к совсем не возражающей Гермионе.

«… таким образом, мы можем говорить о множественности одинаковых миров, различающихся в одной точке, что подвергалась направленному воздействию tempus viator. Тот tempus viator, что решался на воздействие, оставался запертым в созданном им же мире, навсегда теряя возможность вернуться в мир исходный, родной ему…»

— И вот еще, — Гермиона указала на абзац ниже.

«… тот tempus viator, что жаждет вернуться в исходный мир, должен помнить закон цикличности времени. Та точка, что стала началом, должна стать и концом, ибо символ времени — уроборос…»

— И мы должны это понять? — с сомнением протянул Рон.

Гермиона вздохнула.

— Речь о параллельных вселенных. Если изменить что-то в прошлом, то настоящее тоже изменится. И в этом настоящем Айрис может вообще не существовать — вдруг у ее родителей родится мальчик? Это называется временным парадоксом. Но вселенная устроена таким образом, чтобы избегать подобных парадоксов, и… в общем, Айрис, если ты что-то изменишь в прошлом, убьешь Волдеморта, например, то ты создашь новый мир, в котором и останешься, причем навсегда потеряв возможность путешествовать во времени. В этом же мире Волдеморт будет жив, а ты исчезнешь, пропадешь без вести.

— Постой, — дернулся Рон, запустив пятерню в волосы. Айрис закрыла глаза: она предполагала нечто подобное. Предчувствовала. — Получается, Айрис действительно ничего не сможет исправить.

— Именно. Надеюсь, ты понимаешь это, Айрис. Если ты поддашься эмоциям, то создашь иную реальность и навсегда лишишься своего дара. Но ты никого не спасешь. Все мы останемся здесь, а война не прекратится.

— Не волнуйся, Гермиона, — Айрис стиснула зубы. — Я уже заучила это. Временная петля должна быть замкнута. Я вернусь.

— Хорошо, — с облегчением вздохнула Гермиона, а Рон неуверенно улыбнулся. Оба понимали, как тяжело придется их подруге. — Давайте тогда обсудим, что Айрис взять с собой в прошлое и как себя вести.

— Взять с собой? — поразилась Айрис.

— Разумеется. Вещи, деньги — никто ведь не знает, насколько ты там застрянешь…

Рон вновь зевнул, покачал головой и включился в обсуждение. Ночь предстояла долгая.

Время летело как бешеное, и день рождения наступил, на взгляд Айрис, слишком быстро. В ночь на тридцать первое число она так и не смогла уснуть, боясь, что в прошлое ее закинет прямо из постели. Вертелась, мучилась, считала секунды и боролась с глупыми, параноидальными мыслями. Где-то под утро, когда первые холодные рассветные лучи осветили комнату, Айрис провалилась в тяжелый сон-дрему, мгновенно сменившийся видением горной дороги и маленького городка, окутанного туманной дымкой. Видение принесло чужое имя, прочно засевшее в ее голове — Грегорович.

В результате утром Айрис встала разбитая и раздраженная, с синяками под красными и сухими от бессонницы глазами. Воспалившийся шрам покалывало.

— Опять? — Гермиона смерила ее мрачным, недовольным взглядом. Она была в комнате наедине с Айрис, аккуратно застеленная кровать Джинни пустовала.

— Гермиона, поверь, я бы рада закрыть от него свое сознание, но я полный ноль в окклюменции! — вспылила Айрис, потирая шрам. Настроение было отвратным и совсем не праздничным. — Он ищет Грегоровича, — неожиданно добавила она.

— Я не знаю, кто это, — растерянно произнесла Гермиона, нахмурив лоб.

— А я уже слышала это имя раньше, но не могу вспомнить, где… Он за границей.

— Кто именно?

— Кажется, оба. Волдеморт так точно.

Гермиона терпеливо улыбнулась, как улыбаются бестолковым детям.

— Не думаю, что сейчас, — с нажимом сказала она, выделив это «сейчас», — этому следует придавать значение. Ты не забыла, какой сегодня день?

— Забудешь такое… — пробурчала Айрис, медленно поднимаясь с постели. Тело ломило.

— С днем рождения, Айрис, — небольшой сверток в мягкой, шуршащей обертке лег прямо в руки. — Подарок скромный, но, я думаю, он тебе пригодится.

И только глядя на подарочную упаковку, Айрис осознала, что сегодня с нее спал Надзор. Она стала совершеннолетней и отныне была свободна как ветер и вольна распоряжаться собою, как сама того желала. Радость от этой мысли и возможность колдовать ненадолго отвлекли ее от предстоящего путешествия, однако скоро вся ее нервозность вернулась.

За завтраком кусок в горло не лез, несмотря на все старания миссис Уизли. Силой впихнув в себя половину бекона, Айрис извинилась, сославшись на легкое недомогание.

— Меня тошнит, — шепотом пояснила она сидящему рядом Рону. Тот округлил глаза:

— Началось?

— Не знаю… — честно ответила Айрис. — По-моему, это от волнения.

Ей едва удалось унять дрожь, когда пришло время разворачивать подарки. К счастью, ее взвинченное состояние списали на праздничное возбуждение, только во взглядах Рона, Гермионы и явно что-то подозревавшей миссис Уизли скользило неприкрытое беспокойство.

Тягостное ожидание длилось еще с час, на протяжении которого друзья не оставляли Айрис, всячески поддерживая, а потом как-то внезапно волнение прошло, и в голове прояснилось. Перемена была столь разительна, что Айрис, от нечего делать изучавшая в тот момент экспериментальные изобретения близнецов в их спальне, от неожиданности вздрогнула и уронила на пол коробку с какой-то пакостью. Пакость взорвалась, покрыв пол густой, черной как деготь, липкой жижей.

— Эй, подруга, ты чего? — Рон, сидевший на противоположной кровати и едва успевший увернуться, ошеломленно посмотрел на нее.

— Я ее чувствую, — реплика Айрис погрузила Рона в еще большее недоумение. — Я чувствую магию времени.

Это было поразительное ощущение. Тошнота и озноб никуда не исчезли, но теперь они воспринимались иначе. Спокойствие волнами затапливало сознание, точно Айрис выпила фиал с Успокоительным. Мир вокруг подрагивал, обретя небывалую яркость и медлительность.

Айрис словно попала в фильм с замедленной съемкой. Плавно утекающие секунды воспринимались как нечто материальное, округлое, гладкое и гулкое. Все ее существо заполняла мистическая уверенность в правильности происходящего. Такое она ощущала лишь однажды — когда выпила Феликс Фелицис.

— Сходи за кем-нибудь из близнецов, — спокойно попросила Айрис. — Похоже, я прилипла.

Рон перевел взгляд на черную гадость, расползшуюся по всему полу.

— Мама убьет их, если увидит, — пробормотал он, осторожно поднимаясь на кровати и сжимая палочку в руке. — Она же весь дом вылизала перед свадьбой.

С легким хлопком он аппарировал вниз, и Айрис спустя миг услышала ругань миссис Уизли, уронившей на пол от неожиданности что-то из кухонной утвари.

Пока Айрис освобождали и очищали комнату, минуло еще полчаса. К этому времени у Айрис прошли и тошнота, и озноб, зато перед глазами замелькали разноцветные пятна. Гермиона, незаметно посвященная в суть дела, буквально втолкнула ее в ванную комнату под предлогом приведения в порядок, всучила дамскую сумочку в руки и прошептала:

— Не переживай, ты справишься.

Снаружи Рон что-то объяснял разгневанной матери. Айрис не слышала и половины звуков, словно какая-то ее часть уже была не здесь.

Пятна складывались перед глазами в предметы, часть из них Айрис узнавала.

— Лавка Боргина, — зачем-то пояснила она Гермионе, лицо которой расплывалось, таяло в непонятно откуда взявшейся тени. — А теперь какая-то стена…

Именно в этот момент пятна окончательно сложились в стройную картину, и та заполнила все пространство вокруг. Айрис ощутила, как выскальзывают из ладони пальцы Гермионы, услышала ее судорожный вздох и рухнула вниз, словно под ногами резко исчез пол.

Ее вышвырнуло в холодный сумрак какой-то подворотни. Промозглый ветер, несущий капли влаги, гулял среди стен домов, по неровной брусчатке расползались лужи.

Чем-то путешествие между временами напомнило Айрис безумные полеты по каминной сети. И ни то, ни другое ей определенно не понравилось. Айрис поднялась с колен, на которые упала, не удержав равновесия, и молча наложила на себя очищающие и согревающие чары. Волшебные спокойствие и уверенность, все еще господствовавшие в сознании, постепенно начинали истаивать.

Она вытащила из маленькой сумочки — спасибо Гермионе, наложившей на нее чары расширения пространства, — простую черную мантию, которую носили во все десятилетия двадцатого века, и споро в нее завернулась. Босоножки на ногах пришлось трансфигурировать в невзрачные черные лодочки, волосы — убрать в строгий пучок.

Глубоко вздохнув и собравшись с силами, Айрис направилась к выходу из подворотни. Они с Роном и Гермионой рассматривали различные варианты поведения в прошлом. Споров было немало, но на чем сошлись все трое, так это на том, что первым делом — после маскировки, естественно, — Айрис следовало узнать год, в который ее закинуло. Проще всего было найти свежий «Ежедневный Пророк» или какую маггловскую газету, — но это как повезет, в помойках Айрис копаться не собиралась, — или, как предложила Гермиона, зайти в волшебную аптеку. Многие зелья имели очень маленький срок хранения, всегда указываемый в соответствии со стандартами гильдии зельеваров на фиалах вместе с датой изготовления.

Узкую, темную и грязную улицу Айрис узнала сразу, как вышла на нее. Лютный переулок. Ну что ж, по крайней мере, ее не забросило в неизвестное ей место. В голове еще стояли слова Гермионы о том, что первое путешествие никогда не бывает случайным в событийном плане. Волшебник попадает в то время и в то место, где ему надлежит быть, где он влияет на историю, на будущее, прочно вписывая себя в ткань бытия как tempus viator. Айрис поежилась от мысли, что именно в Лютном ей требовалось «вписать себя в ткань бытия», и заторопилась в сторону Косого переулка.

Спокойствие, явно навеянное магией, окончательно исчезло. Волнение тугим узлом скручивало внутренности, заставляло судорожно сжимать палочку во влажной ладони. И когда до Айрис донесся отчаянный женский крик и мужской хохот, она не удивилась, нет. Только горько, иронично усмехнулась и бросилась на звук, интуитивно определив — вот оно, то событие.

Да и даже если не оно, разве можно было пройти мимо?

Она вылетела из-за угла здания и увидела сжавшуюся в комок возле стены нищенку и двух бродяг, одетых в какое-то тряпье, — они неприятно напоминали Айрис Флетчера. Женщина что-то лепетала о последних деньгах, жалко втягивая голову в плечи и пытаясь защитить живот.

Мерлин, еще и беременная…

Один из оборванцев поднял волшебную палочку и направил ее на несчастную. Развязки Айрис ждать не стала.

Что-то незнакомое взвилось под ногами, мир обрел кристальную четкость. Стоявший боком бродяга заметил тень, но поздно:

— Expelliarmus! — палочка вылетела из грязной ладони и упала где-то за спиной Айрис. — Stupefy!

Бродяга кулем рухнул на землю, но вот его подельник успел среагировать и ударить. Увернувшись от красного луча как от бладжера, даже не сбившись с шага, Айрис выставила невербальное протего, и щит оттеснил напавшего от беременной женщины, в ужасе съежившейся у стены и словно лишившейся способности ходить.

Новое заклятие ударило в протего, но защита устояла. Щиты Айрис удерживали Пожирателей, которым отребье из Лютного и в подметки не годилось.

— Stupefy! — третий луч Айрис нашел цель, и бродяга грудой тряпья рухнул в лужу. — Вот уроды…

Оглядываясь по сторонам — мало ли кого еще принесет, — Айрис подскочила к женщине. — Как вы? Целы? Давайте я вам помогу…

Она осеклась, потому что нищенка подняла свое мокрое от слез, некрасивое и такое знакомое лицо. Меропа Гонт. Беременная Меропа Гонт.

Айрис в панике отшатнулась.

Ну что, Поттер, вписала себя в историю? Повлияла на будущее?

Меропа ощутимо дрожала, продолжая прижимать руки к животу в защитном жесте, и Айрис поняла, что даже если бы изначально знала, кого спасает, все равно бы не отступила. Все равно бы ринулась на помощь.

На мгновение перед глазами мелькнула картина, которую однажды ей показало Зеркало Еиналеж. Мелькнула и обреченно погасла.

— Простите меня, — прошептала Айрис, радуясь, что Меропа оказалась так поглощена собой и своим ребенком, что не заметила тягостной борьбы на лице своей спасительницы.

Дар, лелеемый в мечтах, на который возлагалось столько надежд и чаяний, в одночасье стал проклятьем. Силой без вектора, ненужной властью, тяжким грузом непрошенной ответственности. Ведь одно дело — мириться с тем, что никого нельзя спасти, и совсем другое — понимать, что если бы не действия Айрис, никого бы и спасать не потребовалось.

Айрис сжала кулаки, задыхаясь от бессилия, от абсурдности положения. Отныне ей предстояло до конца дней сомневаться, не ей ли мир был обязан величайшим Темным Лордом столетия. И как наяву услышала саркастический голос Снейпа:

«Поттер, ваше самомнение потрясает. Вы столь высокомерны, что считаете, что весь мир крутится вокруг вас и ваших поступков?»

Она отмахнулась от ненавистного голоса и, скрепя сердце, неуверенно протянула Меропе руку. И все будущее мироздания сосредоточилось в подрагивающей ладони. Айрис чувствовала, как древняя магия колеблется рядом, бережно обнимая, подталкивая. Время действительно стало осязаемо.

Вот оно, то распутье, после которого создаются новые миры, поняла Айрис. Одно заклинание — и не будет Темного Лорда. Но от мысли причинить вред беременной становилось тошно.

— Ну же, идемте. Лютный переулок — не самое подходящее место для женщины в положении, — так и не дождавшись внятного ответа, Айрис схватила Меропу за запястье и потащила к выходу. Краем глаза она успела заметить лавку «Боргин и Беркс» и осознала, что стала свидетелем еще одного важного витка истории. Меропа продала медальон Салазара. Теперь становилось ясно, почему на нее напало отребье из Лютного — хотели забрать вырученные галлеоны.

Через минуту темная улица осталась позади, и мир словно посветлел.

Косой переулок двадцатых годов не сильно отличался от того, что помнила Айрис. Некоторые магазины имели иное назначение, волшебники носили причудливые шляпы и мантии с рюшами — почти как у Рона на Святочном балу, — но сама атмосфера не изменилась.

Айрис сразу почувствовала себя спокойнее и перевела взгляд на Меропу. Та была болезненно бледна и едва держалась на ногах. Ее живот был уже огромен, особенно в сравнении с ее ужасающе худым телом. Некрасивое лицо осунулось, под тусклыми, невыразительными и лишенными всякого интереса глазами залегли фиолетовые тени. Носила Меропа обноски, когда-то бывшие весьма неплохим, скромным платьем. Теперь же застиранная, линялая ткань местами зияла прорехами, а на талии так вообще ползла по швам, перетягивая живот.

Проходящие мимо маги кидали на Меропу кто презрительные, кто жалостливые взгляды, но она их даже не замечала. Похоже, ей вообще было все равно, кто и как на нее посмотрел, кто и что про нее сказал. У Айрис за одну только минуту сложилось стойкое впечатление, что Меропа уже не жила. Хотя, если вспомнить ее историю, так оно и было…

Сама Айрис, закаленная Дурслями, Малфоем, Скиттер и Амбридж с Министерством, давно имела иммунитет к любым формам внимания. И все же она ощущала себя крайне неуютно и неуверенно, стоя в Косом переулке с беременной и больной женщиной и не зная, куда податься.

Если верить книге, tempus viator влияли на будущее, а затем сразу возвращались в свое время. Первое случилось, Айрис совершенно точно влезла в сцену, имевшую колоссальное значение в истории магической Британии двадцатого века, а вот со вторым выходила заминка.

Айрис не чувствовала, что готовится к прыжку во времени. А это могло означать лишь одно: она еще не совершила всего того, за чем сюда попала.

Рядом покачнулась Меропа, и во всей красе встала новая проблема: что делать с беременной и нездоровой женщиной? Из Лютного Айрис ее вывела, последние деньги сохранила, а дальше что?

— Вам плохо? — Меропа и впрямь выглядела так, словно собралась отдать небесам душу. — Вам нужно в Мунго.

Меропе действительно стоило показаться целителю. К тому же сама Айрис, как ей ни было противно от собственных мыслей, жаждала поскорее избавиться от общества матери Волдеморта.

Перед глазами встал образ другой женщины, рыжеволосой и зеленоглазой, знакомой лишь по колдографиям. Лили Поттер. Сколь велики были ее любовь к ребенку и ее жертва…

И сколь ничтожна, сколь жалка в своей слабости оказалась Меропа Гонт. Айрис не хотела находиться рядом с женщиной, похоронившей себя заживо из-за разбитого сердца, похоронившей себя, когда она должна была цепляться за жизнь зубами ради своего сына.

— Нет, не нужно… в Мунго, — прошептала Меропа, опираясь рукой на стену. Другая ее рука все еще покоилась на животе, оберегая ребенка, и Айрис в который раз подивилась: как же так? Она не была знатоком колдомедицины, особенно в области акушерства, но не сомневалась, что Меропа вполне могла выжить, если бы прибегла к помощи магии.

Так почему она не сделала этого, Мерлин и Моргана?

Глядя на Меропу, Айрис отстраненно подумала, что та, возможно, голодна, и ее нужно накормить, и следующие слова вырвались совершенно непроизвольно:

— Идемте. Я собиралась перекусить у «Фортескью», позволите мне вас угостить? — это было ложью, но, во-первых, стоять посреди Косого было глупо, во-вторых, Меропу по-человечески было жалко. А еще Айрис почему-то была уверена, что именно от Меропы зависело, как быстро Айрис вернется домой.

— Я не…

— Бросьте, неужели вам сложно составить мне компанию?

Меропа покорно склонила голову, позволив увести себя в сторону кафе. Айрис поддерживала ее под локоть, подстраиваясь под шаг.

— Я не поблагодарила вас… — вдруг тихо сказала Меропа.

— О, не нужно, — пробормотала Айрис. — Я не сделала ничего, чего не сделал бы на моем месте любой другой человек.

И не поверила своим ушам, когда услышала усталый смех. Меропа смеялась, еле слышно, горько, но смеялась.

— Вы, видимо, выросли в другом мире. Спасибо за спасение, я признаю Долг.

— Что? — Айрис споткнулась, в ужасе уставившись на Меропу. — Какой долг? Я защитила вас от грабителей, это же ничего…

— Они бы покалечили меня, даже если бы я отдала им деньги. Мне все равно, я долго не проживу, но вы спасли моего сына.

Нет, хотелось закричать Айрис. Только не Долг Жизни! Том Риддл еще не родился, а судьба их уже решила связать? Айрис прекрасно помнила метания Снейпа, не успевшего вернуть Долг Жизни ее отцу. Она никогда не задумывалась над тем, сколь важен и серьезен этот Долг, но догадывалась, что это не просто слова, от которых можно отмахнуться. Иначе бы Снейп не мучился столько лет, а Дамблдор не намекал ей, что за сохранение жизни Петтигрю однажды ей воздастся …

В кафе она вошла в полной прострации и села за ближайший свободный столик. К реальности ее вернуло парящее перед носом меню, левитируемое хозяином заведения. Уже пожилой мужчина с крайне обаятельной улыбкой внешне напоминал Айрис Флориана Фортескью — видимо, сказывалось фамильное сходство.

Впервые уютное семейное кафе Айрис открыла для себя летом перед третьим курсом, когда сбежала от Дурслей и жила в «Дырявом Котле». Флориан, владелец кафе в ее времени, помогал с эссе по истории магии и угощал своим фирменным мороженым, но Айрис знала, что, помимо десертов, у Фортескью в заведении подавали различные вычурные блюда французской кухни. В отличие от «Дырявого Котла», кстати, где еда была более простой и привычной.

Заказ Айрис сделала больше по памяти, чем глядя в меню, все еще не понимая, почему магия времени не откликается и не возвращает ее в девяностые. К чему ей этот разговор с Меропой? Прошлое нельзя менять, а значит, та все равно умрет, оставив сына в маггловском приюте.

И тут Айрис вспомнила, на что сразу не обратила свое внимание, поглощенная паническими мыслями о Долге Жизни.

— Почему вы сказали, что долго не проживете? — от резкого голоса Меропа вздрогнула, но взгляда от столешницы не оторвала.

— Вам этого не понять, — тихо, но необыкновенно твердо начала она. — Я совершила страшный поступок, ему нет оправдания.

Айрис пожала плечами. Если Меропа говорила о приворотном зелье, то существовали вещи и пострашнее.

— Я ношу под сердцем чудовище…

Она знала?

Истина набатом ударила в голове, но Айрис не желала принимать ее, в потрясении глядя на Меропу. Та смотрела в ответ взглядом побитой собаки, съежившись, точно в ожидании удара.

Да. Она знала, кого породит на свет.

— Я не думала о последствиях, когда опаивала Тома. Я просто хотела быть счастлива. Надеялась, что мы будем вместе… — по бледным впалым щекам потекли слезы. — Когда я поняла, что наделала… Том ушел, а я осталась одна, с нашим сыном, но… вы знаете, должны знать, что ребенок, зачатый под действием Амортенции, никогда…

— … не будет любить, — закончила за нее Айрис, поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. Мерлинова борода, Меропа понимала, чем обернется рождение ее ребенка для волшебного мира…

Месье Фортескью отлевитировал их заказ к ним на столик, но ни Айрис, ни Меропа даже не подумали прикоснуться к превосходно пахнущей еде.

— Верно, — потерянно прошептала женщина. — Мой сын не сможет никого полюбить. Он будет жить без единой привязанности в сердце и душе…

Меропа бережно положила руки на свой живот, давясь рыданиями. Айрис посмотрела на нее и испытала дикое желание вернуться в свое время, немедленно. И забыть как страшный сон эту сюрреалистическую встречу.

— Он проклят, и виновата в этом только я.

— И поэтому вы хотите умереть? — большей глупости Айрис и представить не могла. Даже потрясла головой, словно надеялась, что все происходящее — просто иллюзия. К чему был этот разговор? Зачем Айрис слушала, хотя желала обратного? И зачем Меропа говорила — нет, даже исповедовалась? Неужели ее отчаянье оказалось столь велико, что вынудило ее довериться первому встречному, который помог?

Меропа внезапно успокоилась, и эта резкая перемена настроения напугала Айрис:

— Мы рождаемся в любви, мы живем с любовью, и даже самые несчастные из нас могут обрести ее, просто пройдя по улице. А мой сын будет рожден без любви, и он никогда не сможет обрести ее так же легко, как обретаем ее мы. И все же есть шанс, что проклятие будет снято.

По позвоночнику Айрис пробежал холодок. Дыхание перехватило.

— Она не достанется ему легко, но он сможет ее выстрадать. Это единственный способ для него познать любовь, научиться любить. Возвыситься над муками, на которые его обречет его проклятие.

Он не возвысится, хотела сказать Айрис, вспомнив змеелицего Волдеморта с расколотой душой. И промолчала.

— Больше всего на свете я желаю видеть, как растет мой любимый ребенок. Но проклятие можно снять, лишь теряя нечто дорогое, и в понимании этой потери обрести способность сильно и самозабвенно любить. Я не смогу смотреть, как он страдает, я всегда буду стремиться сделать его счастливым… Если же я умру…

— Потеря матери — самое страшное для маленького ребенка, неужели вы этого не понимаете?

— Понимаю. И пусть эта потеря и станет для него первой и последней, пусть именно она снимет проклятие и позволит ему любить. Детские сердца чисты и искренни, и только в детском возрасте он сможет простить меня…

Но он не простил. Том Риддл считал мать магглой, которая ничего не могла противопоставить смерти в родильной горячке. Считал, что, будь мать ведьмой, она бы не оставила его. И позже, узнав, кем была Меропа Гонт, он так и не смог ни понять ее, ни простить.

Мерлин, как же это было глупо — принести себя в жертву в надежде искупить вину. К тому же…

— Сложно горевать по тому, кого не помнишь, — тихо заметила Айрис, вспоминая о собственных родителях. Да, ей не хватало их. Да, она мечтала расти рядом с ними, видеть их улыбки, слышать их голоса, чувствовать их объятия. Но по Сириусу она тосковала сильнее, ведь уже знала, чего лишилась.

— Я понимаю, но… Я хочу отдать ему всю свою любовь, но еще сильнее хочу, чтобы он сам умел любить. Я лишила его этого, мне и отвечать.

«Не тебе — всему волшебному миру», — в воспоминаниях пронеслись статьи «Пророка», старые фотографии, выцветший Косой переулок с закрытыми магазинами. Может, Меропа преследовала и благую цель, но решение приняла неверное. И, что самое болезненное, Айрис ничего не могла исправить.

Как же она ненавидела в эту секунду свой дар!

— Великое счастье покупается лишь ценой великого страдания…

Голос Меропы донесся как сквозь толщу воды, перед глазами резко заплясали цветные пятна. Айрис вписала себя в историю прошлого и теперь возвращалась в свое время. Игнорируя вопросительный и чуть испуганный взгляд Меропы, Айрис вскочила со стула, кинула на стол горсть галлеонов, даже не думая, что оставляет больше, чем требовалось, и, пошатываясь, бросилась к выходу. Ей нужно было спрятаться, чтобы никто не видел, как она исчезнет.

Тело стремительно теряло вес, в ушах шумело. Айрис успела лишь завернуть за угол ближайшего здания, как земля точно разверзлась под ногами и утянула в пропасть межвременья.