Пациент Х (гет)

Гермиона с огромным нетерпением ждала наступления понедельника. Все выходные волшебница ломала голову над тем, действительно ли она поступила разумно, попросив Темного Лорда давать ей уроки. Вряд ли он, учитывая все меры предосторожности со стороны Министерства, сможет сбежать, но все же было бы глупо недооценивать его.

Волдеморт по праву считался сильнейшим темным магом всех времен и народов, а теперь, когда Дамблдор был мертв, являлся величайшим волшебником на земле. И, в отличие от старого светлого мага, он никогда не боялся экспериментировать. Естественно, большинство его экспериментов были ужасными и темными, ведь вряд ли он стал бы тратить время на безобидную магию. И все же, одно неоспоримо: Волдеморт являлся маэстро в искусстве магии, талантливым, как никто до него, и при том всесторонне образованным.

Если он и правда согласится поделиться с Грейнджер знаниями, то сможет рассказать ей на недостижимом даже для Хогвартса уровне то, чего у Гермионы никогда не вышло бы вычитать в книгах или почерпнуть на уроках в Школе Чародейства и Волшебства. Эта идея оказалась для волшебницы слишком соблазнительной. Да, она хотела учиться.

Наконец, наступил понедельник. Перед работой Грейнджер, как и в любой другой день в последнее время, зашла в супермаркет. Сегодня она собиралась купить больше обычного. Ее новый учитель с утра субботы ничего не ел и не пил, а потому вряд ли смог бы сконцентрироваться, испытывая голод и жажду. Чтобы еще больше поднять ему настроение, Гермиона в воскресенье приобрела плащ, пару черных укороченных штанов и несколько других предметов одежды. Вообще ей даже пришлось для этого брать отложенные с прошлых недель работы деньги, но волшебница не возражала.

Сегодня Гермиона сразу, как вошла, сняла со своего пациента путы и включила кран, набирая в ванну воду. После прошедших выходных Волдеморт был особенно раздражительным и слабым, что, впрочем, и неудивительно. Если она будет плохо за ним ухаживать, у Волдеморта вряд ли возникнет желание ее чему-либо учить.

И сегодня Гермиона обеспечила себе возможность побыть с ним подольше. Она сказала аврорам, что собирается обстоятельно заняться с пациентом лечебной гимнастикой, что хочет изменить планировку в комнате и что ей следует написать отчет. Так волшебница объяснила им свое решение пробыть с ним полдня.

После двух проведенных суток в постели Волдеморт был слаб, но ему все же удалось без посторонней помощи дойти до туалета и ванны. В этих обстоятельствах наибольшим подарком, который могла преподнести Темному Лорду Гермиона, была самостоятельность.

О своем обещании давать ей уроки он ничего не сказал. Волдеморт просто погрузился в ванну и наслаждался теплой чистой водой. При этом Темный Лорд выглядел на удивление спокойным и удовлетворенным.

Гермиона трансфигурировала из одного из стульев письменный стол и положила перед собой пергамент, на котором ей еще предстояло написать отчет. Раз она решила остаться с Волдемортом надолго и так как вряд ли у нее останутся силы на это вечером, то почему бы не использовать свободное время с пользой? Периодически Грейнджер поднимала взгляд на своего пациента, мирно лежащего с откинутой на край ванны головой. Рядом с ним снова парила самочитающая газета.

— Что ты пишешь? — внезапно ворвался в мысли девушки холодный, привыкший отдавать приказы голос Волдеморта. Гермиона только сейчас заметила, что газета замолчала. Значит, он уже какое-то время наблюдал за ней.

— Я… я пишу отчет. Я должна каждый день сдавать рапорт о том, что я здесь делаю и как вы… — Гермиона подавилась воздухом, но потом все же продолжила: — И что делаете и говорите вы. Я подумала, что раз я сегодня буду здесь дольше из-за урока, то неплохо написать все сейчас, чтобы освободить вечер.

Волдеморт приподнялся и пару мгновений сверлил ее взглядом своих красных глаз, пока Гермиона не разорвала зрительный контакт. Нет, она не позволит ему снова залезть ей в голову.

— И что же ты обо мне пишешь? Прочитай! — резко приказал он, впрочем, в его голосе прозвучал искренний интерес. Вообще-то Гермионе было неловко, но, с другой стороны, он и сам уже наверняка заметил, что она нарушает все правила.

— Честно говоря, я почти не пишу о том, что происходит на самом деле. Мне столько всего нельзя делать. К примеру, мне позволено приносить вам на целый день только одну бутылочку с питательной смесью и одну с водой. Я не должна давать вам ничего из одежды, и, конечно, мне запрещено снимать с вас сдерживающие чары. Я, — Гермиона смущенно опустила взгляд, — я каждый день что-то придумываю. Это почти всегда одно и то же, но мне кажется, что я достаточно хорошо все формулирую.

— И какова же причина того, что ты делаешь все это, несмотря на запреты? Ведь ты, насколько я помню, была одной из наиболее ярых противниц моего режима. Неужели ты так быстро изменила своим убеждениям? — недоуменно спросил Лорд, приподнимая безволосую бровь.

— Нет, конечно, нет, — сразу вскинулась Гермиона, передергивая плечами. Как ему даже в голову могло прийти нечто подобное? — Просто… я не знаю. Наверное, я делаю это потому, что сама, окажись на вашем месте, хотела бы получать еду и возможность одеться.

Гермиона замолчала, подбирая дальнейшие слова, впрочем, в этом не было необходимости, так как Волдеморт уже снова отвернулся. Такие чувства как сострадание ему явно были незнакомы. Вместо этого Волдеморт стал подниматься из ванны, чтобы одеться. Тут следовало отдать ему должное: если Темный Лорд что-то решил, то так просто никогда не сдавался.

После того, как с этим всем было покончено и он немного передохнул, Волдеморт довольно уверенно дошел до кровати и сел, видимо, ожидая, когда Гермиона закончит писать отчет.

— А теперь мы начнем. Скажи, девочка, что бы ты хотела изучить?

— Легилименцию и окклюменцию, — уверенно проговорила волшебница. Она давно решила для себя, что способность защищать разум — очень нужный навык. А вторжение в ее сознание Темного Лорда неделю назад только укрепило ее уверенность.

— Ментальные науки — это скорее вопрос дарования, — медленно произнес Волдеморт. И его взгляд «Ты-всего-лишь-жалкая-грязнокровка» недвусмысленно давал понять, что он сильно сомневается в наличии у нее этих способностей.

— Я научусь, — упрямо проговорила Гермиона. Разве она не являлась лучшей ученицей Хогвартса? Разве не доказывала раз за разом, что способна впитывать знания более, чем другие?

Кажется, Волдеморт снова усмехнулся.

— Что ж, это твое право — попытаться. Но для того, чтобы постичь ментальные науки, сначала необходимо научиться концентрироваться, выстраивать желаемые картины, полностью погружаясь в них и отсекая лишние мысли и эмоции. Очищение разума несколько раз в течение дня и визуализация призваны в этом помочь. Полагаю, при условии достаточного вложения времени и желания с твоей стороны, недели самостоятельных занятий медитацией и очищением сознания будет достаточно для прохождения этого этапа. И ты сможешь перейти к практической части непосредственно со мной.

Он говорил про «самостоятельные занятия» таким насмешливым тоном, что Гермиона почувствовала, как в душе поднимается волна злости и обиды. Почему он не сказал ей об этом в субботу? Почему тянул, зная, что именно она хочет изучить? Тогда у нее было бы уже два дня, чтобы потренироваться. Ухмылка, растянувшая тонкие губы, только подтвердила ее предположения о том, что он сделал это специально. А потом усмешка резко исчезла, как будто ее и не бывало.

— Твоя ярость лишь в очередной раз показывает, что ты не готова, — безэмоционально заметил Волдеморт. — Я не намерен тратить свое время напрасно. Сначала тебе следует овладеть базовыми приемами. Без них попытки закрыть разум или же проникнуть в чужой бессмысленны.

Тут Гермиона вспомнила, как Гарри постоянно жаловался на уроки окклюменции со Снейпом. Возможно, его просто не так тренировали? Может, именно то, что Снейп сразу перешел к практике, в конечном итоге и помешало Гарри хотя бы чему-то научиться? Раз она решила просить занятий у Темного Лорда, то должна следовать советам новоприобретенного наставника. Кивнув, Гермиона отвернулась, скрывая разочарование, которое все же не смогла полностью подавить. Кажется, она зря выбила себе возможность провести с Волдемортом столько времени. Как волшебница вообще могла даже надеяться, что он захочет делиться с ней знаниями?

— Однако, — оборвал затянувшееся молчание прохладный голос Волдеморта, — то, что ты еще не готова приступить к практике ментальных искусств, еще не означает, что я ничего не расскажу тебе в ближайшие дни. — Он немного помолчал. — Я слышал, будто ты являешься довольно одаренной ведьмой для грязнокровки. Скажи, что ты изучила?

Из его уст это звучало практически как комплимент, поэтому Гермиона решила пропустить обидное прозвище мимо ушей и кратко пересказала все то, что выучила за последний год в школе, дополненное изученными самостоятельно заклинаниями.

Волдеморт слушал, не перебивая, лишь иногда кивком головы давая понять, что он следит за ее рассказом. Впрочем, он совсем не казался удивленным объемом проделанной волшебницей работы.

— Что ж, полагаю, это является достаточной базой, — заключил он, когда Гермиона замолчала. — То, о чем я собираюсь поговорить с тобой сегодня, все равно никогда не входило в школьную программу.

Грейнджер пододвинула к кровати Волдеморта табурет и, опустившись на него, вся обратилась в слух, ожидая, когда темный маг начнет открывать ей секретные знания.

— Итак, для чего волшебнику вообще нужны заклинания и палочка? — задал совершенно неожиданный вопрос Лорд.

— Для того, чтобы фокусировать силу? — озвучила Гермиона втолкованную еще на первом курсе истину.

— В целом, верно. Волшебная палочка — всего лишь проводник. Усилитель или резонатор магического потока, если угодно. Слова, жесты и палочка сами по себе не творят волшебство, а лишь концентрируют и направляют энергию колдуна. Без них создание достаточно мощных формул невозможно, и все же не стоит переоценивать их значение. В руках магла, даже при условии правильной техники произнесения заклинания, волшебная палочка будет бесполезна.

Волдеморт пару секунд помолчал, будто обдумывая следующие слова, а затем продолжил:

— Смысл не в том, чтобы выучить и уметь воспроизводить некое количество заклинаний — такие волшебники никогда не поднимаются выше середнячков, главное — научиться сплетать чары. Соединять и с помощью магических формул фокусировать собственную энергию для достижения поставленной цели. Возьмем, например, простейшее заклинание левитации, используемое для поднятия в воздух предметов.

— Давай, подними его, — скомандовал Волдеморт, кивком головы указывая на стул.

Гермиона непонимающе нахмурилась: это заклинание изучалось на первом курсе. Почему Темный Лорд просит ее применить именно его? Впрочем, задавив вопросы, Грейнджер, сосредоточившись и четко выговорив «Вингардиум Левиоса», взмахнула палочкой. Привычно ощутив хлынувший через древко магический поток, Гермиона наблюдала, как табурет медленно воспарил в воздух. Волдеморт удовлетворенно кивнул.

— Да, именно этим заклинанием и воспользуется подавляющее большинство магистров магии. Хотя оно является далеко не самым оптимальным в плане энергозатрат.

— Но тогда какое же заклинание следует использовать? — вопросительно проговорила Гермиона.

— Ты когда-то изучала латынь? — вопросом на вопрос ответил Темный Лорд. — Ведь этот древний язык ближе всего стоит к истокам магии, и именно на нем говорили Древние.

— Я все еще не понимаю связи… — попыталась возразить девушка.

— Как будет стул на латыни? — нетерпеливо перебил ее Волдеморт. Он уже явно начал терять терпение, поэтому Гермиона сочла за лучшее просто замолчать и сосредоточиться на вопросе.

— Кажется, что-то вроде «Седеле», если я ничего не путаю, — припомнила попытки изучить мертвый язык гриффиндорка.

— «Седили», — снисходительно поправил ее Волдеморт. — А теперь произнеси «Левиоседили» и слегка измени движение палочкой.

— Левиоседили! — воскликнула юная волшебница — и табурет подпрыгнул. Ей даже не пришлось прилагать усилий. Он сам откликнулся, мгновенно взмывая под потолок.

— Заклинание… заклинание получилось намного мощнее и потребовало меньше энергии, — пораженно пробормотала Гермиона.

— Безусловно, — спокойно подтвердил Волдеморт. — Ты сфокусировала силу и, вместо распыления магической струи, направила ее исключительно на достижение нужного результата. Но это лишь один пример.

— Левикорпус, — пробормотала Гермиона, вспоминая примененные Гарри чары, вычитанные в учебнике Принца-полукровки. — Значит, Снейп тоже знал об этом.

— Северус действительно был способен «изобретать» определенные заклинания, но на самом деле стоял лишь на начальной ступени. Однако это лишь самый банальный пример. Занимательнее экспериментировать с соединением более эфемерных понятий, не ограниченных жесткими рамками их материальности. Так, если правильно сплести «левиосу» с символом души «анима», то результатом станет душевный подъем, а, при условии вложения достаточного объема магической силы в заклинание, возможно вообще оборвать связь души с телом.

Гермиона побледнела. В той легкости, с которой он говорил о чарах, исходом применения которых должна была стать смерть жертвы, в том, что он даже не пытался скрыть, насколько темными являлись его эксперименты, был весь Волдеморт.

— Впрочем, — задумчиво прибавил Темный Лорд пару секунд спустя, — намного эффективнее для этой цели все же будет воспользоваться Авадой.

Конечно, он не собирался изменять себе ни на миг, и все же, как со стыдом осознала Гермиона, она была готова вытерпеть все это ради знаний, которые он ей предлагал.

Проводя параллели с обучением грамоты, Волдеморт не был наставником, который учил бы ее чтению и письму, он лишь показывал буквы, из которых она, возможно, позднее смогла бы складывать слова. А Гермиона никогда не могла устоять перед новыми знаниями.

Уже на третий день она принесла свои книги, чтобы обсудить сложные моменты — то, что она никогда не могла бы сделать ни с Роном, ни с Гарри, ни даже с кем-то из профессоров. И Волдеморт позволил ей задавать вопросы, иногда снисходя до ответа, реже — игнорируя их и небрежно роняя, что не станет разжевывать элементарные вещи, которые каждый волшебник обязан понять самостоятельно.

Это было тревожно до дрожи, но в то же время странно притягательно — получить возможность заглянуть за завесу превосходства и отчужденности, которой всегда ограждал себя Лорд, и приобщиться к его таланту и знаниям. Каждый день он вновь и вновь удивлял ее. Вряд ли хотя бы один волшебник на Земле мог похвастаться такими колоссальными познаниями.

Впрочем, Гермиона не забывала и о своем «домашнем задании». Медитациям и очищению сознания волшебница посвящала львиную долю свободного времени. И если сначала она с большим трудом могла сфокусироваться на создании перед мысленным взором даже простого пейзажа, то сейчас, стоило ей закрыть глаза и сконцентрироваться, как безмятежная картина весеннего сада сама вставала перед глазами. Она заставляла себя до мельчайших деталей воссоздавать тихий скрип качающихся веток, шелест ветра, влажноватый аромат раннего утра и приятную прохладу.

Правда, очищение сознания давалось ей намного труднее других дисциплин, и, хотя она перед сном старательно изгоняла все мысли, стараясь достичь того ощущения звенящей пустоты, о которой читала в рекомендованной Волдемортом книге, большого прогресса добиться пока не смогла.

И все же, совершенно гладко неделя пройти не могла, и в один из дней Гермиона по невнимательности захватила с собой, в числе прочих, книгу, год назад взятую из кабинета Дамблдора. В тот раз Волдеморт привычно запустил длинные пальцы в ее сумочку, выуживая на белый свет предметы. Быстро и без особого интереса пролистав два фолианта, он остановился на небольшом потрепанном томике, безошибочно раскрывая его на главе, как помнила Гермиона, посвященной хоркруксам.

Проклиная собственную забывчивость, Гермиона закусила губу, внутренне готовясь к взрыву. Погладив, будто здороваясь со старым знакомым, корешок длинным бледным пальцем, Волдеморт поднял глаза на девушку. Сейчас они ярче обычного светились багрецом.

— Хоркруксы, — абсолютно лишенным выражения голосом произнес он. И все же, напускное спокойствие не могло обмануть девушку. Было видно, что Волдеморт в ярости. В холодном бешенстве, свидетелем которого Гермиона не была еще ни разу. Даже когда сказала, что будет называть его «Томом». Цветы в комнате быстро окрашивались синим. — И многое ты узнала о них? Откуда у тебя эта книга?

— Да, я читала о них. В кабинете Дамблдора после его смерти я нашла несколько книг, посвященных этой теме. Думаю, он хотел, чтобы мы их заметили, — как будто со стороны услышала Гермиона свой голос. Она не хотела отвечать, но ее губы шевелились против ее желания.

А потом их взгляды встретились. И снова весь мир будто закачался перед девушкой. Звуки исчезли, словно они остались вдвоем, глубоко в толще воды. Остались только его глаза, и все глубже она падала в красный. Перед внутренним взором проплывали картины и лица людей. Он опять использовал на ней легилименцию. Он хотел увидеть, куда привела их охота за хоркруксами, хотел увидеть собственными глазами, как лишался осколков души. Слишком поздно он осознал настоящую угрозу, исходящую от трех гриффиндорцев. Его ненависть к тем, кто практически уничтожил его, должна была не знать границ. На лбу Гермионы выступил холодный пот.

«Я ему нужна, я ему нужна, он не убьет меня прямо здесь и сейчас», — как мантру повторяла Грейнджер.

— Как вы вообще узнали о хоркруксах? Я никогда о них не говорил, — оборвал поток лихорадочных мыслей ледяной голос.

— Дамблдор знал. После происшествия с дневником у него появились подозрения, и он стал расследовать различные источники, в том числе старые судебные акты. Он разговаривал с различными людьми, к примеру, с профессором Слагхорном. — Гермиона кинула быстрый взгляд на Волдеморта, который сейчас уже, казалось, взял себя в руки.

— Что ж, по-видимому, Дамблдор провел колоссальную работу, — безэмоционально произнес он, глядя как будто сквозь Гермиону. — Я часто задумывался над тем, как вы, дети, могли узнать мои секреты. Разумеется, Дамблдор, старый кукловод. — Он откинул голову на подушки, судя по всему, не собираясь продолжать разговор. Но Гермиона не намерена была так просто позволить ему оборвать тему именно теперь, когда поняла, что Волдеморт снова контролирует себя.

— То, что я прочла о хоркруксах — это ужасно. Почему ты пошел на это? — Гермиона сама не заметила, как перешла на «ты».

— Чтобы добиться бессмертия и расширить свою власть, глупая девчонка. Самые важные вещи на свете.

— Ты разбил свою душу и исковеркал себе жизнь, — тихо проговорила волшебница.

— Что за чушь ты несешь? — Волдеморт сухо и холодно рассмеялся. — Я — величайший из когда-либо живших волшебников. Я достиг таких силы и власти, которые тебе даже не снилась.

— Возможно, но что осталось в конце?

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Волдеморт.

— Что осталось от тебя в конце? У тебя было столько возможностей. Ты был умен, красив и силен и подавал огромные надежды. Ты мог достичь всего, мог стать счастливым. Разве тебе никогда не хотелось иметь собственный дом, любящую жену, возможно, детей? — попыталась Гермиона донести до него, насколько много он потерял. — Разве тебе никогда не хотелось иметь семью?

— Это все не важно. Тому, кто бессмертен — не нужны потомки. Я мог выбрать себе самый лучший дом. Я достаточно силен, чтобы самому достичь своих целей. Мне никто никогда не был нужен. Вы, люди, — он презрительно и с какой-то ненавистью рассмеялся, — такие слабые. Именно потому, что вы слабы, и ищите кого-то, чтобы выжить. Я же, я же достаточно силен, чтобы полагаться лишь на себя. Никто не смог достичь в жизни большего, чем я!

— Жизнь, которая скоро окончится. Жизнь, в которой тебя боялись, но не любили. В которой ты добился власти, но так и не стал счастливым.

— Замолчи, — по-змеиному прошипел Лорд. — Ты ничего обо мне не знаешь. Я достиг того, чего еще не удавалось никому из людей. Более того, — он скрестил на груди руки, — я стал большим, чем просто человек.

— Ты искалечил свою душу! — с болью покачала головой Гермиона.

— Ты так ничего и не поняла,  — пробормотал Темный Лорд, но волшебница была слишком раздражена.

— Нет, это ты ничего не понял. Раз за разом разрывать свою душу. Даже твое тело поменялось. Дамблдор говорил, что это — следствие изувеченной души.

— Этот глупец Дамблдор! Как ты думаешь, сколько раз я делил свою душу?

— Семь? — вопросительно проговорила Гермиона, все еще не понимая, к чему он клонит.

— Семь, — пробормотал Волдеморт и как-то странно усмехнулся. — А теперь подумай, если бы я каждый раз делил душу пополам, какой частью этой эфемерной субстанции я бы сейчас обладал? Давай, подключи свои хваленые мозги и проведи простейшие расчеты.

— Около… около одного процента? — удивленно произнесла Гермиона, мысленно прикидывая. Она никогда раньше не задумывалась о создании хоркруксов в этом ключе. Разве по силе они были разными? Едва ли.

С удовлетворением понаблюдав за сменой эмоций на лице девушки, Волдеморт снизошел до объяснений:

— Для создания хоркрукса используются лишь незначительные крохи, около процента-двух полноценной человеческой «души». Потом с помощью специальных чар их делают зеркальным отражением «оригинала». Они служат лишь якорем, не дающим переступить грань.

— Значит, — Гермиона снова мысленно произвела расчеты, — значит, у тебя сейчас осталось около восьмидесяти пяти процентов. Но твое тело? Если это не следствие создания хоркруксов, то что с ним тогда произошло?

— Считаешь меня уродом? — вместо ответа задал вопрос Лорд.

А действительно. Было ли в нем что-то особенно отталкивающее? Да, его внешность казалась непривычной и другой, а излучаемая мощь, особенно в дни былого могущества, угнетала, но можно ли вообще оценивать его по человеческим меркам? Можно ли было сравнивать огромного, выдыхающего пламя дракона с жесткими перепончатыми крыльями и яркую воздушную бабочку? По одной шкале оценивать Волдеморта и любого другого мужчину? Темный Лорд весь излучал какую-то особую, магнетическую мощь, и Гермиона даже отчасти понимала Беллатрису, преклоняющуюся перед хозяином. Нет, уродом она его однозначно не считала.

— Человеческая оболочка, — как ни в чем не бывало начал говорить Темный Лорд, — не способна вместить столько силы. Я раздвинул границы возможного дальше, чем это удавалось кому-либо до меня, и сам перестроил свое тело, чтобы оно могло вместить всю возросшую магическую мощь.

Он вытянул вперед бледную руку с длинными пальцами и несколько раз согнул и разогнул их. «Он гордится собой, — отчетливо поняла в этот миг Гермиона, — и считает свою внешность очередной победой, вероятно, даже одним из наибольших достижений, которое еще сильнее выделило и возвысило его над представителями рода людского».

— К тому же, — тем временем продолжил Темный Лорд, — маловероятно, что обычное человеческое тело перенесло бы проявленное твоими дружками-аврорами похвальное рвение в работе. — Сейчас он явно намекал на раны, нанесенные дознавателями при попытке заставить его говорить. — С помощью обширных познаний и экспериментов мне удалось побороть многие физические слабости, присущие человеческому роду. Так, я способен обходиться без воды неделю, а без еды проживу и вовсе несколько месяцев. Не надо полагать, однако, что это доставит мне удовольствие, — уточнил он, поймав несколько недоверчивый взгляд волшебницы.

— Но все же делить душу с помощью убийств и ставить темные эксперименты… — попыталась возразить Гермиона.

— Как ты думаешь, почему этот глупец Дамблдор даже несмотря на обладание Старшей палочкой всегда избегал открытой битвы со мной? — перебил ее Волдеморт. Но, так и не дождавшись ответа, Темный Лорд вздохнул и устало откинулся на подушки. Все же он еще был довольно слаб. — Я ни о чем никогда не пожалею. Мы все совершаем ошибки, Грейнджер, и все несем наказание за них. Я не учел лишь феноменальную везучесть Поттера, и потому я здесь.

«Значит, он так до сих пор и не осознал своих заблуждений», — с грустью думала Гермиона, толкая тележку по коридору. И все же она попытается, как бы это ни было безнадежно, по мнению Дамблдора, возродить в нем хотя бы немного человеческого. Если бы он смог понять, насколько сильно навредил самому себе, чего лишился в погоне за силой, то тогда, возможно, у Лорда Волдеморта появился бы шанс осознать, сколько зла и боли он принес остальным. Да, она не опустит руки. Разве Гермиона не была права, когда говорила, что терпение и труд всегда вознаграждаются?