Пациент Х (гет)

Всего несколько недель прошло с Великой Битвы. Пару дней назад Гермиона вернулась из Австралии, куда она поехала повидать своих родителей и где с огромным облегчением вернула им воспоминания.

Мистер и миссис Грейнджер все же еще сомневались, стоит ли им возвращаться обратно в Англию. Несмотря на понимание, что все их настоящие прошлые годы прошли именно в Англии, а не в Австралии, жизнь, которую они успели выстроить здесь, была для них как-то ближе, а та, в Англии, — всего лишь приводящими в замешательство воспоминаниями. В Мельбурне они вдвоем открыли клинику, научились ценить сам город и людей.

А Гермиона, рассказавшая им, что собирается вернуться в Хогвартс, чтобы все же получить свой диплом, совсем в них не нуждалась.

Мистер и миссис Грейнджер полагали, что она сможет навещать их в любое время. «Настолько талантливой юной волшебнице наверняка ничего не стоит аппарировать, или как это правильно называется», — думали они.

Так просто все, конечно, не получилось бы, но Гермиона чувствовала себя настолько счастливой оттого, что снова увидела свою семью, что готова была переносить определенные трудности ради дальнейших встреч. Поэтому она улыбнулась, кивнула родителям и пообещала навещать их так часто, как у нее будет получаться.

Возвращение в Англию выдалось менее приятным, так как вместе с мистером и миссис Грейнджер Гермиона лишилась и дома, а потому была вынуждена переехать в Нору.

Внезапно все кошмары прошедшей войны, все потери снова предстали перед ней во всем своем ужасе. В Австралии ей удавалось делать вид, что ничего плохого не случилось, что она — всего лишь обычная девушка, которая приехала на время каникул к родителям. Теперь же Гермионе снова пришлось осознать, насколько это все было далеко от истины.

Фред, Люпин и Тонкс мертвы. Многие ее сокурсники тоже погибли. Исчезли, как будто их никогда и не существовало. Каждую ночь ее преследовали кошмары. То, что они пережили вместе с Роном и Гарри — голод, холод, постоянная боязнь за свою жизнь, тревога за близких, вечный страх и невозможность узнать, что предпримет Лорд Волдеморт, кого тот решит лишить жизни следующим, — не отпускали ее до сих пор.

Стоило только погасить свет, и перед Гермионой проплывали лица погибших во время Битвы за Хогвартс. Просто знать, что кто-то мертв — это совсем не то, что увидеть труп своими глазами: отвратительный запах горелой плоти, изогнутые под невероятными углами мертвые тела. Сломанные, словно куклы. Все это никак не желало оставить Гермиону в покое. И не только ее: Гарри и Рон едва ли справлялись с пережитым лучше. Кем они были?

Детьми, которых заставили слишком быстро повзрослеть.

Но они старались не говорить об этом. Они остались лучшими друзьями и обсуждали все на свете, но о том, самом ужасном году, никто из них так и не решался начать беседу. Рон с каждым днем становился все более замкнутым и угрюмым. Он не принадлежал к тем людям, которые любят поговорить о своих тревогах. В семье Уизли был траур: все скорбели о погибшем Фреде.

И именно поэтому Гермиона должна была на что-то решиться. С одной стороны, ей необходимо было нечто, чтобы отвлечься, потому что мрачные мысли, крутившиеся в ее голове, рано или поздно однозначно свели бы ее с ума. С другой стороны, она могла уже сейчас заняться чем-то полезным. Например, поработать волонтером с больными, и это, исходя из того, что она твердо решила учиться на целителя, могло стать для нее идеальной практикой.

Из-за небывалого наплыва пациентов больница была вынуждена в три раза увеличить количество кроватей. Число же целителей и их помощников осталось практически прежним. Поэтому в каждом выпуске «Ежедневный Пророк» призывал волонтеров для помощи раненым. А Гермиона хотела помочь.

Это было бы правильно. Работа — вот лучший способ отвлечься. И так она могла хотя бы немного приглушить чувство вины, ведь она, в отличие от многих, смогла пережить эту войну.

Но кроме работы ей было необходимо подумать и о проживании. Потому что Нора, как бы сильно она ни любила родню Рона, не была ее домом. Да и для Гарри и всех Уизли там было слишком тесно. Решившись, Гермиона вместе с друзьями обошла почти весь Лондон, чтобы наконец найти и снять недорогую квартирку, а точнее, всего лишь комнату в оной. Школа должна была открыться только через три месяца, а до тех пор Грейнджер требовалось где-то жить. Возможно, в любой другой год ей пошли бы навстречу и позволили пожить в Хогвартсе. Но не сейчас. А все из-за войны. Многое нужно было отстраивать заново, магическую защиту требовалось обновить.

Делая покупки в Косом переулке, Гермиона видела разруху. Большинство магазинов было закрыто. И даже Олливандер, который сейчас был жив и здоров, хотел после всех кошмаров войны хотя бы немного отдохнуть.

Гарри приходилось хуже остальных. Гермионе не нужно было спрашивать, чтобы понять, что его гложет еще более сильное чувство вины, чем ее или Рона. Не из-за него ли велась эта война? Мог ли он хоть что-то изменить, если бы в какой-то момент принял другое решение?

Снова и снова он неосознанно тер шрам и глядел ничего не видящим взглядом в пустоту. Однажды Гермиона не выдержала и отвела Гарри в сторону.

— Скажи, почему ты постоянно трешь шрам? И о чем ты думаешь все время? — задала она вопрос выработанным годами заботливым, почти материнским тоном.

Гарри передернул плечами.

— Я не знаю. Я чувствую себя так странно. Волдеморта больше нет. Годами он преследовал меня, теперь же все позади. Мы победили. И что дальше? Я имею в виду, это было моя задача — убить Волдеморта. Я же был Избранным. Задача выполнена. Он мертв. С вашей помощью. А сейчас? Хоть кто-то из нас думал, кем мы еще можем быть, если не врагами Волдеморта? Мы выполнили то, что от нас ожидали. Мы, я, должны гордиться собой. Но я чувствую себя опустошенным. Это как бы… я не знаю… как будто моя душа мертва. Все пусто.

Гермиона задумчиво кивнула.

— Мы стали другими. Мы больше не те подростки, которые отправлялись на Войну.

— Ты права. Мы изменились. Мы стали жестче, решительнее, но теперь все позади. И я думаю… такие, какие мы есть, подходим ли мы вообще для школы?

Они снова подошли к остальным, и Гарри взял Джинни за руку.

— А я? — вздохнула младшая Уизли. — Вы относитесь к школе серьезно, потому что вас там весь последний год не было. Вам не приходилось выполнять отвратительные, бесполезные задания. Не приходилось бояться телесного наказания за неправильный ответ или не понравившийся Кэрроу взгляд. Я не знаю, как смогу вернуться в школу после пережитого.

Гарри обеспокоено посмотрел на Джинни и утешающе положил ей руку на плечо, но ничего не сказал. Видимо, не желал разрушать иллюзию того, что пережитое ею в Хогвартсе можно было сравнивать с гонкой в поисках хоркруксов.

— Когда я вижу, сколько всего он разрушил, скольких он убил… Добби. — Гарри сглотнул. — Я часто думаю о Снейпе… Я не знаю.

Рон кивнул и уселся рядом с друзьями на лавочку.

— Да, разве это не жутко? Кто бы мог подумать… И все же он всегда вел себя как ублюдок. А оказался героем.

— Сейчас я бы чувствовал себя намного лучше, если бы он пожил хоть чуть дольше, чтобы я мог ему сказать… поблагодарить его. Мы считали его предателем.

— Он хотел, чтобы его считали предателем. Так ему было проще, Гарри, — проговорила Гермиона, и ребята согласно кивнули.

— Да, кажется, ему повезло. Для него все уже позади, а мы должны жить дальше с чувством вины и знать, что уже ничего не исправишь, — пробормотал Гарри и помассировал шрам.

— Не знаю, кажется, он уже не должен болеть, правда? Но всегда, когда я думаю о Волдеморте, моя рука сама тянется к нему.

— Фантомные боли, — со знанием дела произнесла Гермиона. — Ты слишком привык к этому, и должно пройти немало времени, пока у тебя исчезнет привычка.

— Это все так странно, — проговорил Гарри, поднимаясь. — Как может один человек принести так много боли в мир? Он был чистым злом, — скривился Поттер. — А когда я думаю о том беспомощном, уродливом существе, которое я видел на Призрачном вокзале… Правда ли это именно то, что с ним стало? — спросил Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь, и повернулся к друзьям. — И он никогда ни в чем не раскаивался. Никогда. Не было даже малейшего сомнения в своей правоте. Чистое зло. И ни одной положительной мысли по отношению к кому бы то ни было. Как может человек стать таким? Я имею в виду, мое детство тоже было далеко не идеальным, но я же не стал кровожадным монстром?

Рон откинулся на спинку и почесал живот.

— Да все равно. Он мертв, и если сейчас он горит в аду, то заслужил это.

Все четверо кивнули. Да, Волдеморт действительно заслужил самое жестокое наказание. Кажется, это было именно тем, что смогла изменить в них война: они научились ненавидеть.

Следующим утром Гермиона, как и запланировала, отправилась в больницу Св. Мунго. Вместе с тремя другими волонтерами она подождала своей очереди и вошла в приемную главного целителя. Им оказался невысокий полный мужчина с цепкими серыми глазами.

— Гермиона Грейнджер, — проговорил он и встал, чтобы пожать ей руку. — Я наслышан о вас. Вы проявили необычайные мужество и силу воли в Войне. Кстати, вы можете называть меня профессором Симпсон. Что привело вас сюда?

— Я слышала, что пострадавшим нужна помощь. Мне хотелось бы внести посильный вклад в общее дело, — дружелюбно ответила Гермиона. Это было ее первое в жизни собеседование, и она стремилась произвести как можно более приятное впечатление.

— Вы же знаете, что свободные руки нам сейчас нужны, как никогда. Признаться, когда я вчера увидел вашу анкету, то сначала даже не поверил своим глазам. Героиня Войны, одна из самых одаренных волшебниц… — Гермиона покраснела от этой неприкрытой лести, а мистер Симпсон уже говорил дальше: — А затем я сразу подумал об одном деле. Я уже проконсультировался у Министра. Он одобрил. Так что если вы согласитесь…

Гермионе не очень понравился тон Симпсона, и она поспешила уточнить, о каком деле идет речь.

— У нас есть один пациент. Это не совсем обычный пациент, — уклончиво ответил Симпсон и отвел взгляд. — Он требует особого ухода, а другие не хотят к нему приближаться…

— Он что, заразен? — вырвалось у Гермионы. Все же подхватить какую-нибудь смертельную болезнь ей очень не хотелось.

— Да нет, нет, что вы, — замахал руками он. — Дело скорее в том, кем он был раньше…

— Это Пожиратель смерти? — напрямую спросила Грейнджер, уже предчувствуя ответ.

— Можно и так сказать. Это будет ваш единственный пациент, и тратить на него нужно не более трех часов в день. Да и Министр готов выделить вам неплохое жалование. Как насчет двухсот галлеонов в месяц?

Двести галлеонов в месяц — это большие деньги. А учитывая то, что Гермиона еще даже не окончила школу, это предложение оказалось поистине щедрым. Деньги же ей были нужны: во-первых, необходимо платить за квартиру, во-вторых, ей давно следовало бы поменять гардероб, да и некоторые редкие фолианты, которые раньше она не могла позволить себе купить, станут ей по карману, если она согласится. А работать, по словам Симпсона, придется лишь три часа в день. Все это звучало очень заманчиво.

— Так что, вы согласны? — с надеждой спросил внимательно наблюдавший за сменой эмоций на лице Гермионы Симпсон и радостно улыбнулся, будто она уже дала положительный ответ.

— Я же смогу уволиться, если не буду справляться? — подозрительно уточнила Гермиона.

— О, не переживайте, у вас все получится. Раз вы согласны, подпишите вот здесь, — и Симпсон ловко подсунул ей документ. — Пустые формальности, — заверил ее он, а Гермиона тем временем быстро пробежала глазами документ.

Там указывалась надлежащая ей зарплата и перечислялись ее будущие обязанности. Все было вполне приличным. Единственное, что показалось ей немного странным — это пункт о неразглашении и то, что в документе не было указано имя будущего подопечного, а вместо него стояло загадочное «Пациент Х». Когда Гермиона поставила свою подпись и Симпсон быстро выхватил у нее листок, у нее появилось пренеприятнейшее ощущение, что ее только что ловко провели.

— А теперь, когда все формальности улажены, Хелен проводит вас к пациенту и все по дороге расскажет.

Выйдя из кабинета главного целителя, Гермиона сразу столкнулась с довольно высокой худой волшебницей лет тридцати в белой целительской мантии.

— Вы Гермиона Грейнджер, верно? — дружелюбно улыбаясь, уточнила незнакомая светловолосая волшебница и представилась: — Меня зовут Хелен Смит.

— Да, профессор Симпсон сказал, что вы мне все объясните.

— О, конечно, следуйте за мной, — скомандовала Хелен и повела Гермиону вперед по коридору.

То и дело встречая постоянно спешащих по делам помощников целителей, ведущих под руку или толкающих на креслах-каталках людей, Грейнджер испытала какую-то низкую радость, что ей не придется разрываться между этими жертвами войны. Все же вид у сотрудниц Мунго был до крайности утомленный.

Внезапно впереди показалась тяжелая бетонная дверь, перегораживающая проход. Прикоснувшись к ней волшебной палочкой, Хелен сделала несколько замысловатых жестов, а затем произнесла заклинание, открывая проход. Перед глазами Гермионы предстала крутая винтовая лестница, уводящая вниз.

— Вы должны будете оставить свою палочку наверху, вот здесь, в специальном сейфе.

И когда Гермиона передала целительнице палочку, та пояснила: 

— Во время работы вам в целях безопасности следует использовать специальную палочку.

Замкнув сейф, Хелен повела Гермиону вниз.

— Это самый защищенный этаж во всем Святом Мунго. Обычно мы не содержим здесь пациентов, но сейчас это особый случай. Данная часть территории была построена для больных, которых необходимо изолировать от остальных. Преступников, политических заключенных. Подземное крыло не использовалось уже почти век, но сейчас, кажется, пришла его пора, — Хелен натянуто улыбнулась. — Целители с верхних этажей не хотят беспокоить своих пациентов, а мы не можем позволить ему находиться рядом с законопослушными гражданами. Сюда, пожалуйста.

— Но почему его не заточили в Азкабане, если он настолько опасен? — практически бегом следуя за целительницей, уточнила Гермиона.

— Они думали об этом. Но после того, как дементоры переметнулись на темную сторону и многие охранные чары были разрушены, Министерство не уверено в его пригодности и не хочет рисковать.

Прекрасно, ей достанется крайне опасный Пожиратель смерти. Тот, для кого даже Азкабан не был достаточно защищенным. Только сейчас Гермиона задумалась, кто же будет ее пациентом, и стала перебирать в уме имена выживших Пожирателей смерти. Яксли, Мальсибер, Фенрир. Только бы не Фернир. Он вызывал у нее больше всего омерзения.

Здесь было намного холоднее, чем наверху, и, проходя дальше, Гермиона время от времени чувствовала колебания защитных чар, сканирующих ее. Пройдя по освещенному горящими свечами коридору, ее проводница еще раз свернула. Напротив одной из дверей стояли два аврора.

— И сколько в этом крыле пациентов? — решила уточнить Гермиона.

По пути им с Хелен не встретилось ни одного человека. Стук ее туфелек эхом отражался от стен. Ей даже казалось, что она слышит тихое дыхание стоящих в нескольких метрах авроров.

— На самом деле, только один. Мы должны держать его изолированным ото всех остальных. Даже целители отказались приближаться к нему.

— Он что, настолько опасен?

Хелен покачала головой и поджала губы.

— Не думаю. Мы приняли соответствующие меры.

Развернувшись к Гермионе спиной, Хелен толкнула неприметную дверь, и перед волшебницей открылось захламленное помещение, чем-то напоминающее подсобку.

— Да заходите, не стойте в дверях. Сейчас я соберу необходимые вещи и расскажу, что вы должны делать.

Начну с того, что он тут со дня Битвы. Он просто лежал, но был жив. Поначалу мы думали, что он притворяется. Первую неделю его посещали авроры-дознаватели, но затем… Мы считаем, что он в чем-то наподобие комы. Никто не смог вызвать у него какую бы то ни было реакцию. Мы содержим его здесь, так как Министерство пока не хочет, чтобы люди узнали, что он все еще жив.

Ваша задача не в том, чтобы его излечить. Вы должны всего лишь поддерживать в нем жизнь до тех пор, пока Визенгамот не примет решение о его дальнейшей участи. Скорее всего, его ждет прилюдная казнь, — Смит замолчала, кажется, ожидая вопросов.

Но Гермиона была слишком шокирована. Значит, ей придется ухаживать за смертником? Конечно, все Пожиратели заслужили наказания, но каждый день смотреть в лицо человека, возможно, разговаривать с ним, зная, что скоро его убьют?

Видимо, какие-то эмоции отразилось на ее лице, потому что Хелен смягчилась, абсолютно неверно истолковав ее сомнения:

— Вам не о чем беспокоиться: он лишен возможности двигаться и сейчас безобиден. А теперь по поводу ваших обязанностей: раз в день его необходимо кормить, — и Смит поставила на тележку две баночки. — Здесь вода, — она указала на прозрачную бутылочку, — а здесь — питательная смесь.

«Как для ребенка», — мысленно усмехнулась Гермиона, а Смит тем временем продолжила:

— Мы пытались кормить его через иглу, но каким-то образом ему постоянно удавалось от нее избавиться. Подумать только, без палочки, полностью обездвиженный и в коме. Отвратительное ощущение: ставишь ему капельницу, он лежит неподвижно и даже не моргает — а затем ты на секунду отворачиваешься, и вот уже иглы нет, а он даже не сдвинулся ни на дюйм. Последние несколько дней целители вообще отказались к нему заходить.

Но это я отвлеклась. Вы можете использовать Круциатус и Империус, а также любые другие заклинания, если это будет необходимо. Главное — это поддерживать в нем жизнь последующие месяцы. И да, ему нельзя позволить совершить самоубийство. Он знает слишком много того, что может быть полезно Министру. Правда, сейчас он совсем не говорит. Но, возможно, у вас получится то, чего не удалось добиться нам.

Что еще? Вот мазь, заживляющая раны, — Хелен показала довольно объемный коричневый тюбик. — Но это не обязательно, то есть только если вы посчитаете их критическими. Не думаю, что он заслуживает снисхождения. Да и к тому же на нем все заживает как на собаке.

«Мерлин, этот заключенный что, ранен?» — быстро пронеслось в голове у Гермионы.

А Смит тем временем давала наставления дальше:

— Прикасаться к нему хоть и противно, но совершенно безопасно. Если вдруг вам покажется, что он снова начинает восстанавливать силы, сразу сообщите мне, и мы с другими аврорами усилим сдерживающие чары.

Также вы должны содержать его камеру и постель в чистоте и по возможности способствовать тому, чтобы он очнулся и хоть немного восстановился. Все же судить полагается находящегося в сознании преступника. Нам не нужен мученик, который будет вызывать сочувствие.

И еще: вы обязаны записывать и сдавать отчет обо всем, что он скажет. Даже если он будет говорить во сне.

А теперь, — Хелен подошла к столу и вытащила из верхнего ящика палочку, — вот палочка, которую вы будете использовать, находясь в камере заключенного. Дайте вашу руку!

Гермиона вскрикнула, когда острый нож полоснул ладонь, а Хелен тем временем прижала порез к древку палочки, и она засветилась ярким голубоватым цветом.

— Вот, — удовлетворенно выдохнула Хелен, — с этой минуты палочку сможете использовать только вы сами, и даже если заключенный попытается ее отнять, то просто не сможет. Она слушается исключительно своего владельца. Очень ценное наше изобретение.

Рассказывая, Смит не забывала класть вещи на тележку. Следом за бутылочками она уложила зубную щетку, несколько губок, чистые постели и еще некоторые необходимые для уборки вещи.

— Кажется, все, — проговорила Хелен и улыбнулась Гермионе. — Пойдемте!

По пути в камеру Гермиона усиленно размышляла. Да кто же он такой? Пожиратель смерти, причем, судя по всему, один из самых высокопоставленных. Мысль о том, что, возможно, ей придется менять простыни, лечить, кормить да и вообще проводить наедине каждый день два-три часа со, скажем, оборотнем Фенриром, бросала ее в дрожь. На что она подписалась?

—  Вы сами будете отпирать и запирать дверь в камеру. Вот так. 

Хелен показала Гермионе заклинание и замысловатый ключ. А когда Гермиона дважды уверенно повторила чары, удовлетворенно улыбнулась.

— Кроме вас эти два часа в камере с ним никого не будет. Поэтому вот, возьмите, — проговорила Смит и протянула Гермионе нечто, напоминающее продолговатую капсулу. — Если что-то пойдет не так, разломите ее надвое. Это активирует сигнализацию, и тогда дежурящие в коридоре авроры придут вам на помощь. Еще раз напомню, что вы ни с кем посторонним не имеете права обсуждать что-либо, происходящее здесь. Даже с самыми близкими друзьями.

— Все, вроде бы ничего не забыла, — задумчиво заключила Хелен и передала Гермионе тележку. — Что ж, удачи, а теперь мне надо идти. Если возникнут вопросы, вы можете найти меня на пятом этаже, в отделении недугов от заклятий.

Самые ужасные предположения на секунду пронеслись перед ее глазами, а потом она упрямо тряхнула головой и взмахнула палочкой. С тихим щелчком дверь отворилась, и Гермиона шагнула внутрь.

В камере было темно и холодно, как в склепе. Слабый лучик света едва-едва пробивался через находящееся под потолком маленькое зарешеченное окошко. Впрочем, сейчас молодую волшебницу заботило нечто другое, а именно густой, отвратительный запах, висящий в воздухе.

Дыша через рот, Гермиона взмахнула волшебной палочкой и забормотала заклинания, очищающие воздух. Спустя пару минут в комнате стало немного свежее, и Грейнджер поспешила решить проблему с освещением: всего один взмах палочки — и комната озарилась мягким равномерным светом. Теперь она хорошо видела стоящую возле противоположной стены кровать с потрепанным балдахином. Интересно, зачем здесь балдахин?

Конечно, ей сказали не разговаривать с заключенным, но просто поздороваться требовали элементарные правила вежливости.

— Здравствуйте, меня зовут Гермиона Грейнджер, и я буду заботиться о вас, — она попыталась придать голосу дружелюбности. Правда, страх, который она испытывала, немного смазал впечатление. Понимая, что больше тянуть она не может, Гермиона со вздохом приблизилась к кровати. Мысленно убеждая себя, что она сильная и сможет вытерпеть даже Фенрира, Гермиона отдернула балдахин… и с криком отшатнулась.

Перед ней лежал Лорд Волдеморт.

Гермиона, истерично смеясь, опустилась на пол.

— Мы называем его «Пациент Х». Даже Азкабан не является для него достаточно защищенным местом.

— Это Пожиратель смерти?

— Можно и так сказать. Пока никто не знает, что он жив.

Как она могла не догадаться?

А он? Он наверняка знал ее имя. Было ли это выдумано специально, как очередное наказание для них обоих? Впрочем, даже если Волдеморт ее и заметил, то не показал этого. Точно так же, как и прежде, он абсолютно неподвижно лежал на кровати, укрытый одеялом и с вытянутыми по обе стороны корпуса руками.

Медленно поднявшись на негнущиеся ноги, Гермиона заставила себя снова взглянуть в лицо своего самого большого страха. В последний раз она видела Волдеморта во время Битвы за Хогвартс. Он практически не изменился: все та же белая, лишенная волос кожа, все то же змееподобное лицо с приплюснутым носом и все те же красные глаза. Да, ошибки быть не могло: перед ней действительно лежал Лорд Волдеморт.

Бледный, еще более худой, чем прежде, с порезами и кровоподтеками на лице. Алые глаза были пусты и смотрели в никуда. Оторвав взор от ненавистного лица, Гермиона перевела взгляд ниже. Тонкое одеяло было натянуто до середины узкой груди и вряд ли защищало от пробирающего до костей холода темницы. Видимо, авроров не заботило, тепло ли заключенному.

Гермиона сглотнула и отошла на несколько шагов назад, не спуская настороженного взгляда с Волдеморта. Так, как она повела бы себя с большой ядовитой змеей, готовой в любой момент совершить молниеносный бросок и растерзать ничего не подозревающую жертву. Идеальное сравнение. Девушка не питала иллюзий: Волдеморт был самым сильным темным волшебником современности, если не всех времен вообще.

Присмотревшись, Гермиона увидела легкое свечение мощной магии, связывающей его. Могло создаться впечатление, что в этом не было нужды. Единственный признак жизни, который подавал Лорд Волдеморт, хотя правильнее было бы сказать «бывший Лорд», — это редкое поверхностное дыхание. Но Гермиона как никто другой осознавала, что, когда дело касается Волдеморта, никогда ничего нельзя знать наверняка. Кому известно, на что способен даже скованный и лишенный палочки Темный Лорд.

Что же делать? Всегда такой рациональный, готовый выручить в любой ситуации разум лихорадочно перебирал варианты. Сейчас Гермиона могла выйти из комнаты, вернуться к профессору Симпсону и сказать, что отказывается. Возможно, ее бы даже поняли. Но никакой другой работы бы точно не дали. И что она скажет друзьям? Ведь она не имела права рассказывать им о своем «пациенте». Что не справилась в первый же день, что убежала, поджав хвост?

Если авроры не были бы полностью уверены в защитных чарах, они никогда не пустили бы к Волдеморту студентку. А раз Гермиона здесь, значит, бояться нечего. Да и кто она? Героиня Войны или ходячая энциклопедия, совершенно не приспособленная к жизни в реальном мире? Умная и начитанная, всегда и все знающая лучше всех, но на практике ни на что не годная? Одной из причин, почему она решилась стать волонтером, было желание доказать всем окружающим ее людям (в том числе и Гарри с Роном), что она способна на большее, чем вторые роли и выполнение заклинаний в закрытых классных комнатах или под защитой друзей. Нет, раз Гермиона взялась за эту работу, то выполнит ее и не позволит друзьям посмеяться над ней.

Подняв палочку, она снова приблизилась к кровати. Все ее тело казалось напряженной до предела струной. С чего же начать? Перед тем как прийти сюда и стать волонтером, она прочитала достаточно литературы об уходе за больными: как вымыть пациента, как правильно измерить температуру и пульс, как перестелить кровати и нанести мазь.

Но сейчас она не чувствовала уверенности. Сейчас она бы с радостью спросила кого-нибудь. Наверху. Там, где она очень хотела бы оказаться. Вместе с Хелен или с любым другим целителем. А не здесь, внизу, с самым ненавидимым на всей планете человеком.

Наверное, стоило начать с перестилания кровати. Вымыть и покормить его — это могло подождать. Гермиона еще не была готова. Ее дыхание было частым и поверхностным, на лбу выступил холодный пот.

— Сейчас я приподниму вас и пересажу на стул, — произнесла она высоким, дрожащим голосом. Вообще-то, ей не следовало с ним разговаривать, но прикасаться к нему без предупреждения казалось слишком опасным. А раз уж девушка сказала это вслух, то теперь ей следовало исполнить обещанное.

— Левикорпус, — пробормотала Грейнджер, и тело Волдеморта приподнялось над кроватью, а затем, повинуясь движению палочки Гермионы, опустилось на стул.

Тонкое одеяло сползло, лишая Волдеморта последней «одежды». Преодолевая неловкость, смешанную с отвращением, Гермиона бросила внимательный взгляд на своего пациента. За исключением надетого на бедра специального магического гигиенического нижнего белья, Волдеморт был абсолютно нагим. Сейчас, без своей обычной черной мантии, он казался похожим на настоящий скелет. Но поразило девушку не это: все его тело было в заживающих ссадинах, рубцах и порезах. Создавалось ощущение, будто его долго били ногами, а затем многократно прокляли Сектумсемпрой.

Не удержавшись, Гермиона наклонила Волдеморта вперед, осматривая спину Темного Лорда, и внутренне поежилась: та представляла собой сплошное месиво из порезов. Теперь девушка понимала, что являлось источником удушливого запаха, который стоял в камере: из-за отсутствия нормального притока воздуха некоторые раны, вместо того чтобы зажить, начали гноиться.

Чувствуя тошноту, Гермиона отвернулась. Кажется, Хелен говорила, что никто не хотел по своей воле приближаться к нему. И девушка вполне понимала тех людей. Но… она уже подписала контракт и потому не могла просто уйти и не вернуться. Раз Грейнджер взялась за эту работу, то, как и всегда, будет стараться качественно ее исполнить.

С помощью магии быстро перестелив постель, девушка задумалась. Если подойти к делу формально, то сейчас она должна снова уложить Волдеморта в кровать, затем заставить его проглотить содержимое бутылочек, убрать пыль в камере и на этом считать свою работу законченной.

Но его раны… Гермиона никогда не была жестокой, а, даже несмотря на то, что, казалось, Волдеморт ничего не воспринимал, находясь в состоянии комы, такого она не пожелала бы и своему худшему врагу. Мысль о том, что Волдеморт, в сущности, и являлся им, девушка отогнала.

Конечно, она читала о том, что нельзя использовать очищающие заклинания для ран, но не попробовать просто не могла. Выбрав один небольшой порез на лопатке, Гермиона взмахнула палочкой, шепча заклинание. С отвратительным шелестом тонкая кожа надорвалась, и из пореза выступила кровь. Там, где должна была исчезнуть только грязь, уже наполовину зажившая рана разошлась, увеличиваясь в размере. Да, так дело не пойдет.

Вздохнув, Гермиона набрала из крана воду в таз и призвала губку. Смочив ее продезинфицированной заклинанием водой (ледяной, ибо, судя по всему, целители считали, что теплую «пациент Х» не заслужил), она приступила к очистке ран.

— Я делаю это не ради вас, а ради себя, — проговорила Гермиона, глядя в пустые красные глаза. Конечно же, Лорд не ответил.

Приступив, девушка обнаружила у своего «пациента» еще одну проблему. Там, где она надавливала на кожу, та не сразу восстанавливалась. «Симптом дегидратации, или обезвоживания организма», — вспомнила Гермиона вычитанное где-то понятие.

Кажется, Хелен говорила, что последние пару дней к нему и вовсе никто не заходил. А те пол-литра воды, которые она ему давала? Достаточно ли это для взрослого человека? Едва ли. Пообещав себе подумать об этом позже, волшебница продолжила работу.

Несколько раз воду приходилось менять, но результатом Гермиона осталась довольна. После этого, морщась от омерзения, девушка смазала самые отвратительные на вид раны предоставленной Хелен мазью и уложила пациента на кровать.

Наколдовав Темпус, Гермиона нахмурилась. Эта процедура отняла у нее слишком много времени.

Должна ли она почистить ему зубы? И как?

— Откройте, пожалуйста, рот, я почищу вам зубы, — высоким и все еще дрожащим голосом выговорила она. Ноль реакции. Гермиона уже частично восстановила душевное равновесие и стала чувствовать себя немного увереннее. Если бы он хотел прыгнуть на нее и начать душить, то, наверное, уже сделал бы это.

Не будучи уверенной, как следует приступить к чистке зубов, она подняла Волдеморта, заставив его принять сидячее положение, и подсунула ему подушку под спину. С сомнением покусав губы, Гермиона раздвинула двумя пальцами его рот. Не слишком широко, только чтобы можно было просунуть щетку. К ее удивлению, зубы Лорда оказались ровными и белоснежными. Судя по всему, раньше Волдеморт скрупулезно следил за чистотой и уделял должное внимание гигиене.

Закончив с чисткой, Гермиона призвала бутылочку с питательной смесью и поднесла ко рту Темного Лорда.

— Не знаю, слышите ли вы меня, но вам необходимо выпить это. И будет лучше, если вы это сделаете добровольно.

К ее удивлению, Волдеморт на мгновение опустил и тут же поднял веки, как будто соглашаясь.

— Вы меня понимаете? — севшим голосом уточнила Грейнджер, но Лорд больше не подавал признаков жизни.

Скорее всего, это было лишь рефлексом, вынуждающим людей периодически моргать, но на Гермиону движение произвело двоякое впечатление. С одной стороны, она бы чувствовала себя в большей безопасности, если бы он вообще не реагировал на окружающий мир, но с другой, хотя бы минимальное участие с его стороны могло существенно облегчить ее работу. Однако, опять же, более чем вероятно, что это было простым совпадением.

Встряхнув головой и заставляя себя сосредоточиться на своем задании, Гермиона надавила на нижнюю челюсть Волдеморта, приоткрывая рот и просовывая внутрь бутылочку, а затем стала понемногу вливать густую, коричневую субстанцию. Большую часть он проглатывал, и она была несказанно благодарна, что хоть какие-то инстинкты у него сохранились, часть же стекала вниз по подбородку, и девушка сразу вытирала пролившееся полотенцем. Повторив то же самое с бутылочкой воды, Гермиона с облегчением разогнулась.

Уложив Темного Лорда обратно, девушка натянула на него одеяло и собрала в тележку принесенные вещи. Закончив, Грейнджер наколдовала Темпус. Оказалось, что она задержалась на целых тридцать пять минут.

Только выйдя из камеры и измученно улыбнувшись аврорам, Гермиона поняла, в каком напряжении провела последние два с половиной часа.

Гермиона нашла Хелен на пятом этаже, где высокая светловолосая волшебница как раз открывала дверь отделения.

— Хелен!

Здесь, наверху, вдали от всех ужасов подвала, целительница казалась совершенно другим человеком. От скованности и настороженности не осталось и следа. Радостно улыбнувшись Гермионе, она по-матерински обняла ее и утешающе похлопала по спине.

— Закончила?

Грейнджер кивнула, с трудом сдерживая слезы. Да, все было позади. Во всяком случае, на сегодня.

— Сейчас только начало двенадцатого, я могу пойти с вами?

— Конечно же. — Коротко взмахнув палочкой, старшая волшебница пропустила Гермиону в отделение и закрыла за ней дверь. — Вообще-то ты уже можешь идти домой. Ты закончила. Разве профессор Симпсон не сказал? У тебя только один пациент, и ты можешь приходить к нему в любое время. — Хелен немного помолчала. — И все же у тебя самая тяжелая работа во всей больнице.

Целительница сочувствующе улыбнулась и вместе с Гермионой пошла по светлому коридору вперед. Стены здесь были выкрашены в теплый, приятный глазу светло-оранжевый цвет. На подоконниках стояли источающие чудесный аромат комнатные цветы. Тут и там висели портреты музыкантов, некоторые напевающие вполголоса, другие же негромко наигрывающие на различных инструментах.

— Я понимаю, что ты хочешь поговорить. Сейчас я должна ненадолго зайти к Лонгботтомам. Мы приготовили им специальное зелье. Если хочешь, идем со мной. А затем я могу сделать перерыв. Согласна?

Гермиона снова кивнула. Ей было все равно, главное — это не оставаться наедине со своими мыслями. Лонгботтомы… Так это же родители Невилла!

Хелен привела ее в комнату, где Фрэнк и Алиса с детским выражением на лицах слушали какую-то передачу. Комната оказалась выкрашена в мятно-зеленый цвет. Мебель была вызывающе яркой, а на кровати лежали вырезки из бумаги.

Тихо и дружелюбно напевая, Хелен начала смешивать несколько составляющих зелья.

— Фрэнк и Алиса. Время для вашего любимого напитка. Чтобы вы росли большими и здоровыми.

Гермиона не знала, что и думать. Хелен вела себя с Лонгботтомами, как будто те были маленькими детьми. А родители Невилла тем временем пошли, раскачиваясь из стороны в сторону, к женщине, чтобы наконец получить свой «любимый напиток». Только благодаря ему, по словам целительницы, у них наметилось улучшение.

— С каждой неделей они становятся все более открытыми для окружающего мира, — гордо проговорила Смит. — Прогресс явно налицо.

И это прогресс? Гермиона сглотнула. Бедный Невилл. У него могли бы быть замечательные родители, которые заботились бы о нем. А вместо этого его папа сейчас, приоткрыв рот, внимательно слушал рассказываемую ведущим по радио сказку о волшебном колобке, а мама увлеченно рисовала какие-то каракули в альбоме.

— Я знаю, ты бы лучше работала здесь, правда? — серьезно спросила Хелен юную волшебницу.

Гермиона слабо кивнула.

— Все, кто здесь работают, делают это, потому что хотят помочь пострадавшим, облегчить их участь. Но в каком-то смысле ты тоже делаешь это.

Хелен развернулась к пораженно распахнувшей глаза Грейнджер.

— Это действительно так. Практически все пациенты здесь из-за Него. Все они — его жертвы. Многие были приговорены при его правлении. Их пытали. Мы же должны поддерживать в нем жизнь, чтобы он получил воздаяние. Чтобы его могли увидеть его жертвы. Его будут судить публично. Мы служим восстановлению справедливости. Когда его приговорят, граждане всех стран будут знать, что он был всего лишь опасным преступником.

— Но почему же тогда держат в тайне то, что он жив?

— Потому что он не должен предстать в глазах общества как мученик. Он не должен вызвать сострадание, а если он сможет дать какое-нибудь сопливое интервью в газету и читатели увидят его колдографию, они проникнутся сочувствием к этому мешку с костями. Да и новый Министр настаивает на подобных мерах. К тому же мы не знаем, сколько Пожирателей смерти еще не пойманы. А они могут попытаться освободить хозяина. Так что будет лучше, если все продолжат считать, что он мертв.

Гордая тем, что так много знает, Хелен похлопала Гермиону по плечу. Грейнджер же снова перевела взгляд на Фрэнка и Алису. Смит, казалось, больше не замечала их. Она уже была занята другими, натирая мазью зеленоватые фурункулы на лице старой женщины.

Только один пациент получил медсестру в свое нераздельное пользование. Тот, кто этого меньше всех заслуживал. Лорд Волдеморт.

А Хелен тем временем, закончив работу и не обращая ни малейшего внимания на «детей», повела Гермиону через всю больницу в своеобразное «кафе». Там она заказала им обеим по чашке чая с пирожным.

Сделав маленький глоток чая, Грейнджер задумчиво проговорила:

— Вы знаете… Мне казалось, что он совершенно меня не замечал. И я думаю, может, эта дуэль что-то повредила в его голове?

— Маловероятно, — презрительно скривилась Хелен. — Он просто слишком упрям. Целители несколько раз его осматривали. Это просто игра на зрителей. Кто-то сказал, что он в ступоре. Но мне кажется, что все это чушь. Он не хочет снисходить до нас, смертных. — Целительница раздраженно разломала пирожное надвое. — И как-то же он умудрялся избавляться от иглы. На прошлой неделе мы пробовали четыре раза. Четыре раза! — повторила Смит. — И каждый раз, стоило нам отвернуться, игла исчезала. Ужасно…

Гермиона вздрогнула, представив, что Волдеморт и в ее присутствии может что-нибудь выкинуть, не пошевелив при этом и пальцем.

— Поэтому лучше тебе быть внимательной, — продолжила целительница. — Я слышала разные истории. Меня бы не удивило, если бы он мог убивать взглядом. Но пусть только попробует, — угрожающе процедила Хелен и решительно стукнула ладонью по столу. — Там постоянно дежурят авроры. Да и мы, целители, позаботимся, чтобы он никому больше не причинил зла. Просто ты не слишком с ним мучайся. Он этого не заслуживает.

Губы Смит сжались в плотную линию, а глаза потемнели. Покачав головой, Хелен жестко продолжила:

— Он не человек. Просто злобная тварь, которую мы прячем в подвалах.

Гермиона задумчиво кивнула и тоже отломила ложкой кусочек пирожного. Конечно же, она не будет относиться к пленнику как к обычному человеку. Тут Хелен была права: это стало бы опасной ошибкой. Она попытается видеть в нем то, чем он был на самом деле: злобной тварью без души и чувств. Тем, кто не заслуживал сострадания.

— Он уже на кого-нибудь напал? — внезапно захотела знать Гермиона. В ней снова вспыхнул тот страх, который она испытывала в подвалах.

Целительница покачала головой.

— Нет, только лежит вот так, с открытыми глазами, и смотрит. Жутко, правда?

Гермиона кивнула. Она очень хорошо понимала Хелен. Если бы он кричал или неистовствовал, тогда она бы знала, чего от него ожидать. Но вот эта невидимая тень опасности, как будто он выжидал подходящего момента, чтобы опять начать нести боль, смерть и несчастье, нервировала гораздо больше всего остального.

* * *

Гермиона шагала по улицам Лондона, глубоко погрузившись в собственные мысли. Сейчас была только половина первого. Вечером она вместе с Гарри, Роном и Джинни собиралась посидеть в Дырявом котле, чтобы отпраздновать ее первый рабочий день. Но с нормальной работы люди возвращаются около пяти вечера. Чем она может заняться до этого времени?

Вообще-то, она была даже рада, что сейчас друзей нет рядом. Ей нужно было время, чтобы позволить всему улечься в голове и придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Конечно, Гермионе придется признаться, что она не заботится об обычных пациентах. Возможно, она могла бы сказать своим друзьям, что ее пациент — Пожиратель смерти. Но даже это их разозлит.

Гермиона с грустью думала о Фреде, Люпине, Тонкс и других, кого они потеряли из-за НЕГО и его банды. Что подумают ее друзья, когда она скажет им, что лечила возможного убийцу Фреда? И все же они будут менее шокированы, чем если девушка расскажет им правду.

Гермиона никогда не любила лгать, но и сказать правду сейчас она не могла. В голове снова всплыло сказанное Хелен понятие «ступор». Это не было похоже на заклинание, значит, это какая-то болезнь.

Магазин «Флориш и Боттс» уже был открыт. Наверняка там можно будет найти какую-нибудь книгу по этой теме. К мнению целителей явно стоило прислушаться и хотя бы прочесть, что такое ступор.

Час спустя Гермиона чувствовала себя уже намного лучше. Зайдя в кафе, она обложилась книгами и начала читать. То, что там было написано о ступоре, определенно стоило внимания: заторможенность, ослабленная реакция, психологический побег. Казалось, это вполне точно описывало сегодняшнее состояние Волдеморта. Теоретически живой, но психологически безжизненный. Возможно, его после Битвы поцеловал дементор? Было ли это обычным состоянием для тех, кто лишился души?

Гермиона презрительно фыркнула и перевернула страницу. Что могло понадобиться дементору от этого душевного калеки? Наверное, именно поэтому отвратительные твари никогда не нападали на него. У Лорда Волдеморта просто не было того, что они могли бы высосать.

Она снова склонилась над книгой. Это точно не подходило. Шизофрения… Волдеморт наверняка был психопатом, но он не был сумасшедшим. А здесь… состояние шока? Все его планы были разрушены; последователи мертвы, готовы сотрудничать с победителями или бежали. Интересно, знал ли он об этом? Знал ли, что рухнуло все, к чему он шел годами? Надо будет спросить у Гарри.

Гермиона захлопнула книгу и откинулась на спинку стула. Ей придется что-нибудь выдумать. Просто так Гарри никогда ей не расскажет, что он знает о внутреннем мире Волдеморта. Возможно, если Гермионе удастся расспросить его, то она сможет разобраться, представляет ли Волдеморт, как и прежде, опасность, и стоит ли ей, находясь рядом со своим пациентом, каждую секунду опасаться за свою жизнь.

Рон, Гарри, Джинни и Гермиона сидели в Дырявом котле и ели суп из чечевицы. Конечно, Гермионе следовало догадаться, что раз их всех пригласил Рон, то угощение будет скромным, но чтобы настолько… Хотя это все равно не имело никакого значения. Рон хотел сделать ей приятное. А разве действительно так важно, что и где они ели?

Правда, атмосфера за столом была далека от спокойной.

— Послушай, Гермиона, — Гарри изо всех сил старался говорить ровно. — Ты… — продолжил он угрожающе, указывая на нее пальцем, — ты сама мне говорила весь последний год, что я должен выкинуть Волдеморта из головы. А сейчас он мертв. Все наконец закончено. — Поттер упрямо скрестил на груди руки. — И я не знаю, к чему весь этот допрос. Но одно я тебе скажу точно: у меня нет ни малейшего желания здесь, за столом, обсуждать его. Ты должна наконец научиться не говорить о том, что раздражает окружающих.

Гермиона покраснела и поджала губы. У нее в голове пронеслось с десяток злых ответов, но она сдержалась и вместо этого уставилась в свою тарелку, размышляя, как можно повернуть ситуацию в свою пользу. Последние полчаса она бомбардировала Гарри вопросами о шраме, о том, что он чувствовал, вторгаясь в голову Волдеморта, и были ли там какие-то другие чувства, кроме ненависти, ярости и желания убийства.

— Так почему же ты все это хочешь знать? — уже немного спокойнее спросил Гарри.

Гермиона отвела глаза и, вздохнув, выдала заготовленную заранее ложь:

— Я хочу написать книгу. Да, я знаю, что еще не окончила школу, но у Дамблдора были публикации и в юности…

— О Волдеморте?! — Рон уронил ложку в тарелку, и если бы Гермиона не успела выставить отражающие чары, то уже бы вся была в каплях чечевичного супа.

— Да, а почему бы и нет, — упрямо ответила девушка. И, стараясь говорить уверенно, продолжила: — Когда-то же и он был маленьким, был обычным человеком…

— Он никогда им не был, — перебил ее Гарри. Он уже вскочил со своего стула и навис над Гермионой. — Я видел в Омуте памяти. Даже когда он был маленьким ребенком, уже тогда он был больным садистом, который получал удовольствие от запугивания и причинения боли другим. Он с самого начала использовал свои возможности, чтобы мучить окружающих.

Гермиона закусила губу и опустила глаза, обдумывая свои следующие слова.

— Я бы хотела написать его биографию, показать, каким он стал, каким был… — Она упрямо подняла голову и посмотрела прямо Гарри в глаза. — Ты знаешь о нем больше, чем кто бы то ни было. Конечно, я могу спросить и других, Хагрида, например, но вряд ли они захотят о нем говорить.

— Вот и я не хочу, — яростно выкрикнул Поттер. А затем повалился на свой стул. Красные пятна окрасили его обычно довольно бледное лицо. — Я не хочу больше вообще вспоминать о нем! Хватит с меня «Ежедневного Пророка». Хотя бы ты оставь меня в покое.

Джинни утешающе приобняла своего парня, одаряя Гермиону взглядом «посмотри, что ты наделала!».

Но лучшая ученица Хогвартса за последние несколько лет не была готова так просто сдаться.

— Дамблдор так много тебе о нем рассказал. Я просто хочу знать, можно ли было хоть в какой-то момент что-то изменить; возможно, в нем остались хоть какие-то человеческие слабости или чувства…

— Нет, у него их и не было, — снова перебил ее Гарри.

Краем глаза Грейнджер заметила, что посетители Дырявого котла уже стали оборачиваться.

— Знаешь, Гермиона, — язвительно начал Рон, — ты сейчас говоришь так, как Хагрид о каком-то очередном чудовище. «Ну, вы знаете, он такой милый, вы должны его просто получше узнать», — зло передразнил он.

Наверное, он хотел еще что-то добавить, но яростный взгляд, которым одарила его Грейнджер, заставил рыжеволосого парня замолчать. Четыре пустые тарелки поднялись в воздух и полетели обратно на кухню. Гермиона рассматривала летящую процессию, параллельно обдумывая то, что до нее пытался донести Гарри.

Волдеморт не был кем-то, кто мог бы страдать от депрессий. И, видимо, Гарри ничего такого, что доказывало бы, что Темный Лорд страдает, не ощущал. С другой стороны, если она правильно поняла парня, то тот вообще ничего, связанного с ее пациентом, не чувствовал. Правда, это ничего не объясняло и вполне могло просто означать, что Волдеморт закрывает свой разум, используя окклюменцию.

— Так куда же тебя направили? — задал наконец Рон вопрос, которого она больше всего боялась.

И пока ее друзья снова расслабленные откинулись на спинки стульев, приготовившись слушать, Гермиона наоборот напряглась.

— Ну, знаете, мне назначили только одного пациента. Он находится в закрытом отделении. И поэтому я должна работать всего три часа в день. Это мне очень подходит, как раз будет время подготовиться к школе, да и зарплата действительно высокая, — уклончиво ответила Грейнджер, впрочем, если она и питала слабую надежду на то, что такое туманное объяснение удовлетворит любопытство друзей, то она ошиблась.

— Прекрасно. Так о ком же ты заботишься? — Джинни азартно улыбнулась, наверное, уже обдумывая, а не пойти ли ей тоже работать в Св. Мунго.

Гермиона покраснела и нервно закашлялась, а затем на одном дыхании выдала заготовленную отговорку:

— Ну, он довольно знаменит… я же занимаюсь только обязанностями медсестры. — Лица ее друзей вытянулись. — Он… он Пожиратель смерти. Они держат его вдали от всех остальных, чтобы не вызывать панику. Сейчас он в Св. Мунго, так как еще слишком слаб для Азкабана.

Вопреки ожиданиям, Рон по-отечески усмехнулся.

— Значит, ты скоро снова вернешься к нам, в Нору.

— Да, не переживай, — поддержала брата Джинни. — Они и без тебя справятся.

— Подождите, нет. Вы не так поняли, я не уволилась. И я не вернусь в Нору. Я сама это начала и не собираюсь отступаться. И вообще, целители должны заботиться обо всех пациентах. А к нему никто не хочет даже подходить. Каждый имеет право на… — тут она посмотрела на лица друзей и осеклась.

— Это, это, — казалось, Рону не хватало воздуха, — это же шутка, правда? — с трудом выдавил он.

Гермиона в поисках поддержки перевела взгляд на Гарри с Джинни, но те смотрели на нее с тем же выражением ужаса на лицах.

— Профессор Симпсон пообещал мне двести галлеонов в месяц. А я сейчас нуждаюсь в деньгах, — нервно накручивая локон волос на палец, выдавила из себя Гермиона. — А еще в «Пророке» было написано, что Св. Мунго необходим дополнительный персонал, чтобы обеспечить для пациентов условия, отвечающие минимальным требованиям человеческого достоинства.

— Человеческое достоинство?! — выкрикнула Джинни. — Ты знаешь, что эти нелюди убили Фреда! Или тебе плевать?

Гермионе казалось, что с каждой секундой она становится все меньше и меньше, съеживается. Конечно же, ей не было все равно. Но ей нужны были деньги, которые она получит, если сможет выдержать.

— Гермиона, — снова начал Гарри, сдерживая себя изо всех сил, — мы всегда с понимаем относились к твоим акциям. ГАВНЭ, права эльфов, прекрасно. Но это! — Он выдержал многозначительную паузу. — Пожиратели смерти — не бедные эльфы.

— Я ничего и не говорю об их правах. Авроры и персонал сковали этого человека, он ранен и даже не может пошевелиться. Он очень отощал, — Гермиона попыталась доказать необходимость своего присутствия, но ни Гарри, ни тем более Джинни с Роном даже не желали слушать.

— Да мне плевать! Ты прикасалась к голому Пожирателю смерти, а потом хочешь трогать меня этими же руками? — Рон с отвращением уставился на руки Гермионы и даже отодвинулся от нее на стуле подальше.

Грейнджер сглотнула, против воли вспоминая гноящиеся раны, которые она обрабатывала, и отвратительный запах. С трудом сдерживая слезы, она попробовала снова:

— Рон, пожалуйста, это только до начала школы. И мне правда нужны деньги.

Гарри зло рассмеялся:

— Ах, прекрати, Гермиона. Когда мы были заперты в подвалах Малфой-мэнора, как ты думаешь, Пожиратели сразу решили организовать акцию по защите прав грязнокровок?

— Забудь об этом, Гермиона. Они вынудили нас уйти из дома, угрожали, пытали, хотели убить, разбили наши семьи. Они объявили своей целью уничтожить таких людей, как ты. Почему он тебя должен заботить? — Вытянув палец, Джинни прикоснулась ко все еще заметному шраму на шее девушки, оставленному ножом Беллатрисы Лестрейндж. — Найди себе другую работу. Мы не хотим иметь с ними ничего общего.

Гарри и Рон громко поддержали рыжеволосую девушку.

— Скажи-ка, — Гарри угрожающе склонился к Гермионе, — это и есть та причина, по которой ты задавала все эти вопросы о Волдеморте? — По спине Гермионы пробежали холодные мурашки. — Не имеет значения, кем именно является твой новый лучший друг. Я не собираюсь помогать тебе обелить Волдеморта или кого-либо другого из его банды. Как тебе не стыдно сидеть здесь со мной и просить о чем-то подобном? Мы, — и он указал на себя, Джинни и Рона, — мы не забыли, что натворили эти люди.

— Но я не на их стороне! — безнадежно прошептала Гермиона.

— Тогда уволься и забудь об этой книге, — ответила смертельно-белая Джинни. — Или ты хочешь опять выставить себя героиней?

— Вы все не так поняли. Я не хочу выставить себя героиней!

— Еще как, — проговорил Рон, разочарованно глядя на нее. — Ты опять хочешь показать, какая ты умная и идеальная. Забудь об этом. Мы не станем тебе помогать выворачивать наизнанку правду. Волдеморт мертв, и если бы меня спросили, то я хотел бы, чтобы и все те, кто ему помогал, последовали за ним.

— Если вы так плохо обо мне думаете, тогда, тогда!.. — выкрикнула Гермиона, пряча лицо в ладонях.

Магически призванный дождь как из ведра обрушился на Гарри, Рона и Джинни. Посетители обернулись, и вся четверка оказалась в центре внимания. Они мгновенно узнали «победителей Волдеморта», но Гермионе это все было не важно. Вскочив, она обвела взглядом друзей и прокричала:

— Рональд Уизли. Тебе не следует чувствовать отвращение перед моими руками. Я к тебе больше не прикоснусь. Пока вы не попросите у меня прощения, я больше видеть вас не хочу. Никого из вас! Я — не предательница.

Всхлипывая, Гермиона выбежала из бара и пошла не разбирая дороги по улице. Это было настолько несправедливо. Она ведь так хорошо продумала, что им можно сказать! Почему ей не поверили, когда она объяснила, что хочет написать книгу? Почему не поверили, что она согласилась ухаживать за Пожирателем смерти только потому, что ей нужны деньги, а никто из целителей не захотел приближаться к преступнику? А теперь ее друзья считают ее предательницей, которая готова оправдать любые преступления и смерти ради того, чтобы выставить себя важной. Как они могли подумать о ней так плохо?

В какой-то момент Гермиона уже почти решилась все бросить. Да, она нуждалась в деньгах, да, она была слишком гордой, чтобы сказать профессору Симпсону и дружелюбной Хелен, что она увольняется, да и выставлять себя слабой и ни на что не способной ей не хотелось. Но девушка пошла бы на это все ради друзей. Только если бы они отнеслись к ней с пониманием, поддержали ее, вместо того чтобы обвинить во всех смертных грехах.

А завтра ей снова нужно будет идти к нему. Ее затошнило, и Гермиона прислонилась лбом к стволу дерева. Что бы сказали ее друзья, если бы она открыла им всю правду? Правду о том, кто именно был ее подопечным. Почему все должно было быть так сложно? Ведь он в любом случае через несколько недель или месяцев будет казнен. Волдеморт не избежит смерти. Даже если бы он лежал там, как животное, все равно он был бы жив.

Но если Гермиона уволится, то тем самым признает, что она слабая, что действительно хотела только почувствовать себя важной и исключительной, что она — всего лишь всезнайка, которая ни на что, кроме учебы, не способна. Нет, девушка так просто не сдастся. И к тому же еще была Хелен, которая ее, в отличие от друзей, поддерживала и понимала. Да, она пойдет завтра на работу. И снова будет натирать мазью бледную, как у мертвеца, кожу своего пациента, будет терпеть неприятный запах, смотреть в ничего не выражающее лицо. Да, она будет ухаживать за человеком, который у нее не ассоциировался ни с чем иным, кроме смерти, жестокости и ужаса.

* * *

Когда на следующее утро Гермиона, невыспавшаяся и с темными кругами под глазами, зашла в мрачный коридор, то увидела двух новых дежурящих авроров. Сначала она немного растерялась, но потом вспомнила объяснения Хелен о том, что авроры работают посменно и вряд ли одни и те же будут стоять здесь ближайшие пять месяцев. И все же кто-то всегда будет рядом. Гермиона никогда не останется совершенно одна с ним. Успокоение, если такое слово вообще было применимо в этой ситуации, снизошло на нее. Когда она думала обо всем том, что сказала ей Хелен, обо всех предосторожностях и возможности в любой момент вызвать помощь, ей казалось, что она справится.

Волдеморт был лишен палочки, скован заклинаниями и, по-видимому, находился в состоянии глубокого сна. Гермиона просто будет бездумно выполнять свою работу, при этом стараясь управиться как можно раньше. А даже если она что-то и не успеет за два часа, то так тому и быть. Девушка не собиралась жертвовать своим личным временем ради Темного Лорда. Хелен была права: никого не заботило, лежал Волдеморт здоровый или больной, все равно он смертник. Так зачем затрачивать лишние усилия?

Гермиона переступила порог, медленно толкая перед собой тележку. Он лежал все такой же. Бледный и неподвижный. Только красные глаза сейчас были закрыты. Возможно, он спал. Что ж, тем лучше. Значит, ей не придется с ним разговаривать или кормить его.

В какой-то момент ей даже стало весело. Великий Лорд Волдеморт, которого нужно было кормить, мыть и натирать мазью. Наверное, ей следовало бы сделать его колдографию и разослать всем его бывшим приспешникам и жертвам. Люди должны увидеть того, кто нагонял на них страх и перед кем они пресмыкались. Всего лишь ни на что не способный мешок с костями!

Именно, больше она не будет перетруждаться. Сейчас девушка поторопится и уйдет отсюда до того, как он проснется. И тогда Волдеморт снова может уставиться в зарешеченное окошко, а ее не будут преследовать эти ужасные глаза.

Гермиона решительно приблизилась к кровати. Без страха или колебаний нагнулась над ним. Неподвижный, оцепеневший, с тонкой струйкой слюны, тянущейся из уголка рта. И это величайший, самый жестокий и могущественный диктатор?

Гермиона зло усмехнулась и пощелкала пальцами прямо перед его носом. Ничего, совершенно ничего. Одну секунду посомневавшись, девушка залепила ему несильную пощечину. Это было действительно приятно, а он так и не проснулся. Гермиона размахнулась снова, на этот раз сильнее, и ударила его уже довольно чувствительно по лицу. Сейчас ее должны были бы видеть Гарри, Джинни и главное Рон. Вот как она якшалась с их врагом. Да, она была ангелом мщения.

Раз уж он так лежал, то сейчас было самое время почистить ему зубы. Девушка опустила глаза вниз от лица и пробежалась взглядом по всему исхудавшему, костлявому телу. Во всяком случае, сегодня он не вонял. Да, ей было намного важнее убрать вонь, а не залечить раны. Главное, чтобы не было этого отвратительного запаха, все же ей еще придется находиться с ним в одном помещении ближайшие несколько месяцев. И только она сама решит, что ее устраивает, а что нет. Не он. Он вообще ничего не решал.

Подготовив щетку, она выдавила на нее немного зубной пасты, решив, что, даже если Волдеморт и проснется, она его кормить не станет. В тот момент, когда она уже начала перегибаться над ним со щеткой, небольшая птичка ударилась в зарешеченное окно. Испугавшись, девушка обернулась. Бедная птичка, что с ней случилось? Гермиона на носочках приблизилась к окошку. Только бы с ней все было хорошо.

— Ай! — захваченная врасплох болью и ужасом, закричала Гермиона, почувствовав длинные тонкие пальцы, с необычайной силой схватившие ее и кинувшие на кровать. Кровать, на которой больше не было Волдеморта. Он, который еще мгновение назад там лежал, с быстротой кобры поднялся, схватил и закинул ее на постель. Его глаза больше не казались мертвыми и подернутыми поволокой, сейчас они светились алым и были широко открыты. Практически отсутствующие губы кривились в злой насмешке. Нависнув над девушкой, он зафиксировал ее, полностью обездвиживая Гермиону коленом и левой рукой, тогда как паукообразные пальцы правой сжались на горле девушки.

Склоняясь над ней, он с триумфом и презрением смотрел на Гермиону сверху вниз, как будто она была ничем, всего лишь жалким насекомым.

Высокий холодный смех отразился от голых стен.

— Бесполезная, глупая грязнокровка! — с триумфом прошипел он ей в лицо. Сумасшедший огонь горел в его глазах.

Гермиона пыталась сопротивляться, но Темный Лорд был слишком силен. Всем своим весом он давил на нее. Последнее, что она увидит в этой жизни — это отвратительные глаза монстра.

Рот девушки распахнулся для последнего безнадежного вопля:

— А-а-а!!!

Захлебываясь криком, Гермиона подскочила на кровати. Ее трусило, холодный пот застилала глаза. Руки слепо шарили в темноте. Она была одна. У себя дома. Всего лишь сон! В изнеможении Гермиона снова опустилась на кровать. Но она была далека от спокойствия, потому что завтра ей наяву предстояло идти к спящей змее и молиться, чтобы он не набросился на нее, как и во сне, полный жизни и ненависти.

Наступившее утро было мрачным. Небо затянуло густыми тучами, и моросил мелкий, но от этого не менее противный дождь. На улице было настолько сыро, что Гермиона всерьез задумалась: а не остаться ли ей дома? Воспоминание о ночном кошмаре еще было слишком реальным и пугающим, и девушка размышляла, почему она вообще должна снова проходить через весь этот ужас.

Хелен сказала, что не имело значения, когда она придет. Возможно, даже никто не заметит, если Гермиона не явится. Она может вообще не приходить. Авроры регулярно меняются, и каждая двойка будет думать, что девушка просто пришла не в их смену. Да, конечно, если внезапная проверка обнаружит Волдеморта мертвым в постели, то они, само собой разумеется, догадаются, что она навещала заключенного не особо часто; ей сделают выговор и максимум — это заставят вернуть зарплату. Ну и что?

Впрочем, Гермиона была чересчур ответственной, чтобы позволить таким мыслям занимать себя. Еще во время вчерашней ссоры с друзьями она решила продолжать работу во что бы то ни стало. На самом деле не из жалости или излишнего человеколюбия, а просто потому, что ее друзья ей это запретили. Потому что Гермиона не готова была позволить никому указывать ей, что стоит делать, а что — нет. А еще они совершенно точно не должны были называть ее предательницей.

Когда-нибудь он умрет, уже скоро эти несколько месяцев останутся позади. Хелен ясно дала ей понять, что Темный Лорд не переживет октября. Волдеморта хотели обвинить официально и перед всем миром, а потом сразу казнить. Не будет никаких отсрочек.

А затем ее жизнь вернется в привычное русло. Война осталась позади, скоро все снова будет хорошо. Даже утро уже не казалось ей таким мрачным. Через некоторое время дождь прекратится, и опять засияет солнце.

Выйдя на улицу, она поежилась. Ее мысли вернулись к Рону. Парень ей действительно нравился, и видеть отвращение в его глазах было неприятно. Впрочем, скоро он раскается и придет просить прощения. Было бы хорошо помириться и с Гарри и Джинни. Потому что ее жизнь без них будет очень одинокой и грустной.

Нет, она не должна об этом думать! Ее жизнь не закончится без друзей, и именно они вернутся к ней, потому что в ней нуждаются. Гермиона всегда умела хорошо все организовывать самостоятельно. А вот они без нее не справятся. Они еще пожалеют и придут просить прощения. Ей следует только подождать.

Придя в больницу Святого Мунго, Гермиона сначала зашла к профессору Симпсону, который встретил ее с приторной улыбкой. Быстро пробежав глазами написанный ею отчет, он поздравил ее с первым удачно прошедшим рабочим днем и сообщил, что раз в неделю, а именно в воскресенье, у нее будет выходной, а в рабочие дни приходить она может в любое удобное время с восьми утра и до шести вечера.

Напоследок снова серьезно проинструктировав ее не смотреть «пациенту» в глаза, целитель, пожелав Гермионе удачи, отпустил ее.

Пройдя по уже знакомому коридору, Грейнджер оставила свою палочку в сейфе, попутно забирая выданную ей специально для этой работы. Именно с ее помощью она открыла проход в подвалы, тем временем вспоминая, что еще рассказала Хелен об этой волшебной вещице. Кажется, она говорила, что палочка самоуничтожится после десяти дней неиспользования, то есть после казни «пациента». Так что эту палочку вполне можно было считать ее второй собственной, потому что прикасаться к ней никто, кроме нее, не будет.

Сегодня она более внимательно смотрела по сторонам и по пути увидела еще несколько дверей. Конечно, глупо было полагать, что весь подвал рассчитан всего на одного заключенного. Наверняка где-то здесь располагался также морг. Интересно, сколько жертв Волдеморта уже провезли через эти коридоры?

Когда Гермиона подошла к нужной двери, то со страхом поняла, что сегодня возле нее действительно дежурили два других аврора. Деталь, которая неприятно напомнила девушке ее сон. Чтобы отогнать нежелательные воспоминания, Гермионе потребовалась пара секунд, и только глубоко вздохнув, она решилась и подняла палочку, открывая дверь.

Медленно, очень медленно она переступила порог и вошла в темное помещение. Тихое шуршание шин тележки звучало в мертвой тишине камеры угрожающе. Было настолько тихо, что, казалось, даже жужжание мухи прозвучало бы здесь подобно раскатам грома.

Вчера она забыла задернуть балдахин, и теперь ей даже не требовалось приближаться, чтобы увидеть его. Волдеморт лежал точно в том же положении, в котором она его и оставила. Так же, как и в ее кошмаре. Только его глаза были открыты и неподвижно смотрели в зарешеченное окно. Во всяком случае, она, перед тем как уйти, так повернула его голову, чтобы он мог смотреть в окно, если он вообще хоть что-то видел.

— Здравствуйте, — Гермиона сглотнула и продолжила: — Это снова я. Теперь я буду приходить каждый день. Как вы себя чувствуете? Вы хорошо… спали?

Никакой реакции. Конечно же, нет. Чего она ожидала? Разговаривать с ним было глупо, но даже само звучание человеческого голоса, хоть этот голос и ее собственный, успокаивало. То, как он лежал. Будто труп. Может, он уже мертв? Даже люди в коме иногда вздрагивают. Это физиологические рефлексы. Волдеморт же лежал совершенно неподвижно, что не могло быть нормальным.

Она должна была подойти ближе и посмотреть, но ей не хотелось этого делать. Гермионе не хотелось приближаться к нему именно сейчас, ей необходимо было передохнуть. Она так устала, устала уже просто потому, что заставила себя перешагнуть порог. Но это не помогало.

Один шаг… Темный Лорд лежал без движения в кровати.

Еще один шаг… Кажется, он ничего не замечал.

Еще немного ближе. Даже покрывало не было сдвинуто.

Совсем чуть-чуть, очень медленно и неуверенно она приблизилась. Он вообще хотя бы моргал с тех пор, как она зашла в помещение?

Еще один шаг — и она оказалась прямо рядом с ним. Что можно сделать? У нее даже не было с собой зеркала, чтобы проверить, дышит ли он. Прощупать пульс? Только не это. Она не хотела делать ничего, что бы требовало физического контакта, не хотела подходить еще ближе, ведь даже сейчас, если бы он только вытянул руку, то уже мог бы дотронуться до ее мантии. Взгляд девушки медленно скользнул сверху вниз. Ничто не выдавало в нем жизни. И все же… Если смотреть достаточно внимательно, то можно было заметить, как слегка поднимается и опадает впалая грудь. Что должно принести ей это открытие: облегчение или разочарование?

— Сейчас я снова посажу вас на стул и перестелю постель.

И этот испуганный писк — ее голос?

Осторожно обойдя кровать, Гермиона принесла стул и поставила его с той стороны кровати, которая была ближе к двери. Так ей удобнее подойти к нему, да и сбежать, если он все же нападет на нее, будет проще.

С помощью палочки подняв Волдеморта, она перенесла его на стул. Впрочем, стоило заметить, не очень удачно, так как тот сразу начал заваливаться набок. Желая поддержать пациента, Гермиона обхватила его рукой, возвращая в правильное положение, тогда как голова Темного Лорда упала ей на плечо. Ощутив холодное прикосновение к своей коже, Гермиона отскочила, будто ужаленная ядовитой змеей.

Переведя дыхание, она снова отважилась взглянуть на него. Волдеморт неподвижно сидел в той же позе, что и раньше, его голова безвольно свешивалась на грудь. «Словно тряпичная кукла», — пришло в голову Гермионы сравнение. Но она знала, что с Волдемортом никогда нельзя быть уверенной наверняка. Поэтому, перестилая постель, она постоянно следила за ним уголками глаз.

Но он так и не пошевелился. Теперь настал черед самого страшного на сегодня: ей необходимо было вымыть его и снова намазать заживляющей мазью. Взмахнув палочкой, Гермиона избавила Волдеморта от простыни, в которую она замотала его вчера, и приступила к работе, старательно избегая непосредственного физического контакта. Сегодня неприятного запаха практически не было, да и его спина была в гораздо лучшем состоянии: незначительные царапины уже полностью затянулись, а серьезные раны начали зарубцовываться. Мазь действительно оказалась чудодейственным средством. Еще несколько применений — и не останется даже следа от порезов. Но эти пару дней ей придется пересиливать себя.

При каждом вынужденном прикосновении она вздрагивала, как будто обжегшись. Это все походило на добровольные касания к раскаленному инквизиторами металлу.

А он сам, Лорд Волдеморт, оставался все таким же неподвижным и оцепеневшим, со взглядом, направленным в никуда. Как и вчера, он больше напоминал неживой предмет, холодный и застывший.

Сегодня Грейнджер закончила быстрее. Вчера, переступая порог комнаты, она еще не знала, чего ей следует опасаться, теперь же, особенно после ночного кошмара, причина для страха и максимальной осторожности была ясна.

Раздвинув двумя пальцами рот пациента, Гермиона приступила к чистке зубов, решив покормить Волдеморта после. Нелогичная последовательность, но кого это могло волновать? Что станет с бывшим Темным Лордом, никого в больнице не заботило. Главное, чтобы он не умер до того, как его смогут прилюдно осудить и казнить. Впрочем, даже это вряд ли бы кого-то сильно расстроило. Возможно, вызвало легкое неудовольствие, так как всем хотелось увидеть его прилюдное унижение, но не более того. Так что чистка зубов до еды действительно не играла никакой роли. Он жил, чтобы поднять имидж Англии в глазах других государств.

А умрет он сейчас или немного позже… С одной стороны, унизительное положение, в котором находился бывший Темный Лорд, должно было доставлять несказанное удовольствие тем, кто выдумал для Волдеморта такое наказание. С другой стороны, ее отправили сюда, чтобы она проследила, чтобы он случайно не умер, пока Министр готовит Процесс. Он не имеет права просто так умереть, не понеся достаточное наказание за свои злодеяния.

Думая об этом, Гермиона постепенно вливала в своего пациента питательную смесь, параллельно вытирая полотенцем уголки его губ. Она не могла изгнать при этом одно довольно неприятное чувство.

Вот он лежал, величайший волшебник мира. Тот, одного имени которого боялись целые страны. А когда Гермиона к нему прикасалась, даже его кожа не восстанавливалась сразу. Все еще обезвоженный. Он наверняка должен был испытывать сильную жажду. Возможно, причиной его состояния и была постоянная нехватка пищи и воды?

После того как первая бутылочка опустела, она взяла вторую, с водой. Глоток, вытереть губы, еще один глоток, и так по кругу. Она немного запрокинула ему голову, сильнее открывая рот. Так же, как и с питательной смесью до этого, вода стекала по щеке и капала на влажную подушку. Впрочем, он хотя бы глотал… Наверняка просто рефлекс.

После того как бутылочка опустела, Гермиона снова внимательно оглядела Темного Лорда. Бледный и очень худой. Его кожа даже не была просто белой, она казалась мраморной с легким голубоватым оттенком. Наверное, ему было еще и холодно. Как выглядит человек, который замерзает?

Гермиона пока не могла дать названия этому сосущему чувству, но оно ей определенно не нравилось. Это было что-то, что заставляло ее сердце неприятно сжиматься и затрудняло дыхание.

Гермиона взбила одеяло так, что оно стало казаться хоть немного более плотным и наполненным. Вздрагивая, она натянула его повыше Волдеморту на грудь. Если он сейчас умрет от жажды или холода, это будет значить, что она не выполнила свою работу. Хотя бы немного о нем заботиться девушка была обязана. Конечно же, не ради него самого, а ради его жертв.

Наверное, именно поэтому она снова наполнила с помощью заклинания бутылочку водой и влила в Волдеморта и ее тоже. Поднеся ее после к глазам, Гермиона задумчиво нахмурилась. Какого она была объема? Где-то около пятисот миллилитров, точнее она не могла сказать. Кажется, девушка читала, сколько должен выпивать взрослый человек за день: полтора или два литра. Но однозначно намного больше того, что Волдеморту предоставляла больница.

Возможно, завтра она даст ему еще немного больше. А сейчас ей хотелось уйти. И опять Гермиона не уложилась в два предписанных часа. Осторожно, держа на всякий случай перед собой палочку, она пошла спиной вперед к двери. Несколько мгновений девушка посомневалась, вспоминая предостережение Хелен никогда не разговаривать с заключенным, но потом отбросила его как бессмысленное.

— Я уже ухожу. Но завтра я снова приду. Хорошо?

Лишенного возможности двигаться и истощенного, она оставила Темного Лорда за собой. И все же она шла, высоко подняв перед собой палочку. Ведь с Волдемортом никогда нельзя ничего знать наверняка…

Сегодня Гермиона не стала искать встречи с Хелен. Все же ей достаточно ясно дали понять, что это лично ее задание. Если ей нужна была помощь, она ее себе должна была и обеспечить. Никто не придет и не даст ей совета.

После выполненной работы Гермиона зашла в находящееся наверху кафе и расстелила перед собой пергамент: ей еще необходимо было написать отчет. И что-то подсказывало девушке, что будет лучше ей кое-что опустить. Профессор Сипмпсон мог понять некоторые ее поступки неправильно. Лучше она просто забудет о том, что постаралась укрыть Волдеморта теплее и дала ему больше воды. Это ведь совсем не важно.

* * *

Свободный вечер Гермиона провела в одиночестве. Все впечатления и чувства, испытанные ею за два последних дня, накрыли ее. Завтра она снова зайдет к Хелен и, возможно, спросит, не требуется ли ее помощь в каком-то отделении. Только чтобы отвлечься, выполнить какую-нибудь другую работу, которая принесла бы ей удовлетворение. То, о чем можно было бы рассказать.

Но вообще-то она была измотана и ни на какие связные мысли уже не способна. Гермиона нуждалась в отдыхе и ком-то, с кем она могла бы поговорить. А Хелен, при всей симпатии к ней молодой волшебницы, все еще была ей чужим человеком.

Работа выпивала до капли все ее душевные силы. А Хелен не будет каждый раз, когда придет Гермиона, делать перерыв на обед. А кого еще она знала? Пойти к Рону и Гарри?

Немного гордости в ней еще осталось. Это, конечно, было возможно, но тогда ей придется извиниться. Но за что? За то, что она дала умирающему человеку стакан воды?

Несколько часов Гермиона бесцельно бродила по Лондону. И это времяпровождение оказалось не таким уж и плохим. И почему она раньше никогда подобного не делала? Потому что она всегда находилась под присмотром либо учителей в Хогвартсе, либо своих родителей. А весь последний год — в страхе перед Пожирателями смерти.

Совершенно случайно она прошла рядом с домом на площади Гриммо, который Гарри сейчас должен был восстанавливать. Он опять хотел жить там вместе с Кричером и, скорее всего, также вместе с Джинни. Что, впрочем, вряд ли разрешит мисс Уизли. Интересно, был ли Поттер уже там? Видел ли ее, когда она стояла снаружи?

Возвратившись в съемную квартиру, Гермиона в уме пересчитала свою зарплату. Конечно, теперь она легко могла позволить себе более дорогостоящее жилище. Но хотела ли она? Кажется, ей вполне хватало одной комнаты. В большой квартире девушка будет чувствовать себя еще более одинокой.

А по вечерам она могла учиться и читать. Интересно, кто теперь станет директором Хогвартса? Скорее всего, Макгонагалл. Но она была уже немолодой. Хотя, если так рассуждать, то Дамблдор был и вовсе старцем.

А кто будет преподавать Защиту от темных искусств? И будет ли снято проклятие с должности со смертью Волдеморта?

Все это казалось таким нереальным, когда она думала о прошлом годе, жизни в течение целых месяцев в палатке… Везде смерть, хаос и страх. Но девушка гнала от себя такие мысли.

Если она и дальше продолжит ухаживать за Волдемортом, то будет лучше, если она не станет вспоминать. Он был… да, именно так, вещью, «пациентом Х»… в котором ей было необходимо поддерживать жизнь. То, что он также являлся серийным убийцей, монстром и дьяволом во плоти, не указывалось в ее контракте.

* * *

И на следующий день никто не пришел Гермионе на помощь. Как Грейнджер и решила заранее, она сразу, как зашла, напоила его, потом дала немного воды в середине работы и еще чуть-чуть перед тем, как уйти. Она хотела также дать больше питательной смеси, но, кажется, на бутылочку наложили какие-то чары, которые не позволили девушке этого сделать.

Это открытие не могло не вызвать раздражения. На следующий день она попыталась пронести в камеру две бутылочки, но одна из них исчезла, стоило ей переступить порог комнаты. Да, кажется, персонал позаботился, чтобы ни у кого не получилось проявить по отношению к жуткому пациенту хоть немного сострадания.

Они хотели его ослабить, в этом не могло быть сомнений. Он не должен был получать достаточное количество еды. Возможно, еды было даже слишком мало для того, чтобы он дожил до казни. Это приводило Гермиону в бешенство. Нет, конечно же, она злилась не потому, что жалела Волдеморта, а просто из принципа.

И именно из принципа в четверг Гермиона захватила с собой в камеру художественную книгу и практически час читала ее вслух. Волдеморт ведь не должен был сойти с ума, а если он все же понимал, что происходило вокруг него, и не имел ничего, что бы хоть ненадолго отвлекало его, то это было бы неизбежно. А потерявший рассудок пациент означал бы плохо исполненную работу, ведь Темный Лорд обязан был оставаться в здравом уме, когда его будут судить и поведут на казнь.

А она все равно уже настолько поднаторела в выполнении своих обязанностей, что стала укладываться всего в полтора часа. И вообще, книгу Гермиона выбирала согласно исключительно своим предпочтениям, совершенно не задумываясь о том, будет ли она интересна Лорду. Да, именно так.

Зайдя в субботу в кабинет главного целителя, Гермиона привычно передала ему лист с отчетом. И, к немалому удивлению Грейнджер, мистер Симпсон попросил ее задержаться.

— Со следующей недели вы также станете заниматься с пациентом физиотерапией.

— Но… я даже не знаю, что это, — попыталась возразить девушка.

— Я уверен, что вы научитесь. Это несложно. Главное, не переусердствуйте. Несколько раз согнуть и разогнуть колени, руки и пальцы пациента будет достаточно. Можете не слишком стараться, это не так важно.

Целитель немного помолчал, а затем спросил тоном, которым обычно задают этот же вопрос родителям пятнадцатимесячного ребенка:

— Он еще не говорит?

Гермиона покачала головой:

— Нет, совсем ничего. Только смотрит.

— Тогда еще одной вашей задачей будет разговорить его.

— Но я думала… — Гермиона замялась, — я думала, что мне не следует с ним разговаривать.

— А я вас этого делать и не прошу. Говорить должен он.

Замкнутый круг. Гермиона мысленно застонала и, не особо надеясь на положительный ответ, спросила:

— Могу я хотя бы поговорить о нем с кем-нибудь из целителей?

— Нет, боюсь, это невозможно. — Профессор Симпсон извиняюще улыбнулся. — «Пациент Х» — целиком ваша ответственность. Целители к нему не заходят. Но я уверен, что такая молодая талантливая волшебница, как вы, сможет и сама что-нибудь придумать.

Да, ей действительно понадобится вся ее фантазия, ибо лечение психически нестабильных бывших диктаторов не входило в перечень школьных предметов.

— Кажется, это все, что я хотел вам сказать, — ворвался в ее мысли голос целителя.

Механически кивнув, Гермиона уже развернулась, чтобы уходить, когда профессор окликнул ее:

— Точно, чуть было не забыл. — И волшебник с улыбкой протянул девушке увесистый мешочек. — Ваше вознаграждение за первую неделю работы, — пояснил он. — А теперь действительно идите. До свидания, мисс Грейнджер.

— До свидания, профессор Симпсон.

Прикрыв за собой дверь, Гермиона прислонилась пылающим лицом к холодной поверхности стены. Ее последняя попытка получить хотя бы какую-нибудь помощь провалилась. Все было кристально ясно. Целители не собирались даже пальцем пошевелить ради «этой вещи». Все красноречивые речи и прочувствованные выступления о человеческом достоинстве и обеспечении минимальных подобающих условий для жизни каждого, вся патетика были ложью. Возможно, это и соответствовало истине для всех, но только не для Волдеморта.

Последний день недели Гермиона решила провести с родителями. Да, за короткое пребывание с ними ей придется заплатить многими мучительными часами дороги, но ей просто необходимо было побыть в обществе дорогих ей людей. А кто придет в воскресенье к нему, когда ее не будет? Никто — это было ясно, как день.

Внезапно ей в голову пришла мысль, что ее родители никогда бы не оставили своего пациента одного, забытого в каком-то темном углу. И неважно, заслуживал ли тот этого или нет.

* * *

В понедельник в полдень Гермиона уже опять была в Лондоне. В больнице все казалось прежним, но при этом в воздухе висело осязаемое напряжение. На лицах людей читались возбуждение и беспокойство. Как будто что-то произошло или собиралось произойти.

Наэлектризованная всеобщим напряжением, Гермиона не смогла заставить себя сразу спуститься в подземелье. Вместо этого она, мучимая любопытством, подошла к группе яростно жестикулирующих волшебников. Остановившись возле одного плаката, на котором изображалась последовательность действий при оказании первой помощи, она прислушалась.

Несмотря на то, что Гермиона стояла к ним довольно близко, девушка не могла разобрать во всеобщем шуме произносимые предложения. Одно слово, впрочем, она разобрала точно: «Малфой».

— Малфой? — не слишком вежливо перебила она обсуждающих мужчин, и они обернулись к ней.

— Процессы над Пожирателями смерти начинаются с завтрашнего дня. Малфои идут первыми. Вы что, не читаете газет? — объяснил ей долговязый волшебник с темной бородкой.

Гермиона смущенно покачала головой. Крупный широкоплечий целитель в лимонной мантии снова повернулся к своим коллегам.

— Уверен, они и сейчас смогут отмазаться. Все знают, что Люциус Малфой уже пожертвовал частью своего имущества, дабы обелиться перед судом.

— А я слышал кое-что другое, — встрял невысокий маг с бегающими глазками. — Он уже согласился свидетельствовать против своих бывших «коллег».

— Но, видимо, ему забыли сказать, против кого ему также придется свидетельствовать. Спорим, он намочит штаны от страха, когда узнает, кто будет гвоздем программы?

Все трое захохотали, и даже Гермиона не смогла сдержать усмешки.

Сама не зная почему, возможно, чтобы хоть немного разогнать давящую тишину, царящую в освещенной мертвым искусственным светом камере, Гермиона начала пересказывать Волдеморту услышанный в холле разговор. Темный Лорд, как и прежде, неподвижно лежал в кровати, неотрывно глядя в зарешеченное окно. (Гермиона всегда поворачивала его голову в сторону окошка, так как ей казалось, что ему «нравится» смотреть в него). Никакой реакции. Это было еще одним неоспоримым доказательством, что Волдеморт не воспринимал окружающую действительность.

Люциус Малфой снова собирался с помощью низких трюков и предательства выкупить себе свободу. Это однозначно должно было привести Темного Лорда в бешенство. Но он, как и всегда, остался абсолютно безучастным.

Сейчас страх перед Волдемортом отошел у Гермионы на второй план, и девушка даже стала чувствовать себя в обществе Темного Лорда вполне уверенно.

Постепенно Грейнджер перестала вздрагивать от каждого произведенного ею же самой шороха, и даже дышать в камере, казалось, стало легче. Волдеморт же никак не реагировал на все ее старания, если не считать реакцией то, что его кожа утратила признаки дегидратации. Этим он полностью был обязан лично ей, и Гермиона втайне гордилась собой.

Вечера девушка проводила в большой Лондонской библиотеке, спасаясь там от одиночества. Раз уж она взялась за эту работу всерьез, то теперь она занимала свое лишнее свободное время тем, что вычитывала советы и статьи о стимуляции больных. Методики, которые могли бы помочь пациентам, находящимся в коме.

Мысли о процессе над Волдемортом заставляли ее улыбнуться. Она пойдет. Просто чтобы посмотреть, как Нарцисса, Драко и Люциус Малфои упадут со стульев от ужаса, неподготовленные столкнуться лицом к лицу с Темным Лордом. Тогда им придется под убийственными взглядами бывшего хозяина обвинять его во всех грехах. Ну, это в случае, если Волдеморт к тому времени будет способен на убийственные взгляды.

Но обычно она не позволяла себе долго сомневаться и усиленно зарывалась в книги.

А уже на следующее утро, во время завтрака, Гермиона приняла решение снова возобновить такую приятную привычку, как чтение газет. Из-за постоянного стресса последних полутора недель она совсем забросила это занятие, но теперь девушка твердо решила наверстать упущенное.

Интересно, когда начнется процесс над Волдемортом? Если верить словам Хелен, то в сентябре или октябре. А сейчас была только середина июня.

В этот день Гермиона начала свою работу с пересказа прочитанного в «Ежедневном Пророке». Не то чтобы сейчас она все еще думала, что он действительно слушает или понимает. Но так же, как и с чтением художественной литературы, мягкий голос должен был благотворно-стимулирующе влиять на нервную систему. Находился ли он вообще просто в ступоре, или у него было повреждение мозга?

Неважно. Помассировать руки (как она гордилась своей выдержкой, когда разминала эти костлявые, паукообразные пальцы в течение целых двух минут), поразгибать конечности, а то, что она в это же время еще и говорила, точно не могло навредить. А даже если бы и вредило, кого бы это озаботило?

Даже несмотря на то, что Гермиона занималась сегодня гимнастикой дольше обычного, да еще и почитала целых пятьдесят минут, она уложилась всего в два с половиной часа. С каждым днем она выполняла свою работу все быстрее. Девушка была настолько довольна и горда собой, что даже впервые отважилась выходить к Волдеморту спиной. Развернувшись, Гермиона, насвистывая незамысловатую мелодию, направилась к двери.

— Я тебя знаю. Ты та грязнокровка, которая постоянно была с Поттером и которая все всегда знает лучше всех. Северус рассказывал мне о тебе, — разрезал тишину холодный чистый голос Темного Лорда.

Взвизгнув, Грейнджер резко развернулась, одновременно толкая тележку вперед и выхватывая волшебную палочку. Предметы посыпались с нее на пол, но Гермиону это не могло волновать.

Лорд Волдеморт слегка склонил голову набок и свысока разглядывал перепуганную девушку.

— Завтра ты принесешь мне газету, грязнокровка. Можешь идти.

Тихо всхлипнув, Гермиона покорно кивнула, торопливо собрала свалившиеся с тележки вещи и выбежала из камеры.

Тяжело дыша, будто загнанный в ловушку зверь, и с бешено колотящимся сердцем, девушка захлопнула за собой дверь, оставляя оживший кошмар позади. Постоянно оборачиваясь и спотыкаясь, Гермиона завезла тележку в подсобку. Пока она открыла ее, палочка дважды выпадала из дрожащих пальцев.

Только оказавшись наверху, Гермиона позволила себе вздохнуть спокойно; она была в безопасности: тяжелая бетонная дверь отделяла ее от подвалов, отделяла от воплощения ужаса, обитающего в мрачных темницах.

На следующий день, еще только свернув в подземный коридор, Гермиона заметила, как один из дежуривших авроров толкнул своего напарника в бок, указывая на нее, и они тихо зашептались. Значит, ее уже обсуждают. Упрямо подняв голову, она с достоинством подошла к мужчинам. Двое авроров поприветствовали девушку насмешливыми ухмылками.

— Почему вы вчера так испуганно сбежали, мисс Грейнджер? — спросил стоящий слева молодой парень, которому на вид можно было дать около двадцати лет.

Гермиона молча покачала головой. Это она им расскажет, только когда убедится, что вчерашнее не было игрой ее больного воображения. Аврор, стоящий справа, посторонился, позволяя девушке подойти к двери, и окинул ее оценивающим взглядом с головы до ног.

— Возможно, наша мисс Грейнджер боится, что мы можем начать ее преследовать? — предположил он с пошлой ухмылкой. — Или мы должны ее преследовать? Но, мисс, если вам так этого хочется, вам стоит только попросить, — с притворной услужливостью предложил парень.

Как смешно! Кажется, двум мужчинам, которые целый день только тем и занимались, что столбом стояли возле двери, оставалось только фантазировать. Скорее всего, они считали, что Гермиона вчера испугалась паука или еще чего-то столь же «опасного». Природа женщин, не так ли?

Но нет, благодарим покорно. Она не хотела, чтобы ее преследовали ни те мужчины, что снаружи, ни тот, который находился внутри. Мужчина внутри. Гермиона вздрогнула.

Вместо того, чтобы выдать раздраженный ответ и побыстрее скрыться в комнате, Гермиона замерла на месте. Со сжавшимися до побелевших костяшек пальцами на ручке тележки, Гермиона раздумывала, не следует ли ей все же сказать, что именно ее вчера так напугало. Она обязана была сразу сообщать обо всем происходящем, ведь так?

Но молодую волшебницу все еще останавливала надежда, что увиденное вчера ей просто показалось. Возможно, она была перенапряжена, устала и на секунду задремала, а ее воображение сыграло с ней злую шутку. Да, она обязана убедиться, прежде чем сообщать кому бы то ни было. Никто, а в особенности профессор Симпсон, не должен получить возможность обвинить ее в склонности к фантазированию или высмеять.

Гермиона мысленно дала себе команду и, медленно переставляя ноги, зашла в помещение.

И снова он лежал на кровати в том же положении, в котором она его и оставила день назад, и неподвижно смотрел в окно. Но как только Гермиона закрыла за собой дверь, Волдеморт повернул к ней голову и, сощурив глаза, пренебрежительно проговорил:

— Снова ты, грязнокровка? Приходишь каждый день. Это часть моего наказания, не так ли?

От холода в этом голосе девушка покрылась мурашками, кровь прилила к щекам, и она испустила тихий, испуганный всхлип. Широко открытыми глазами она смотрела в бледное, бесстрастное лицо своего пациента, Лорда Волдеморта.

Его губы скривились в презрительной усмешке, а в красных глазах читалось такое превосходство, как будто она была всего лишь маленькой мышкой.

— Когда вы очнулись? — даже ее голос звучал как испуганный мышиный писк.

— Ты будешь говорить тогда, когда тебе позволят, грязнокровка, — приказал Лорд и несколько секунд помолчал, показывая, что именно он будет решать, когда в камере будет царить тишина, а когда они будут разговаривать. А потом все еще выглядящий беспомощным мужчина ответил холодным ровным тоном: — И почему ты вообразила, что я буду перед тобой отчитываться? Полагаю, — на какое-то мгновение он прикрыл глаза, будто в замешательстве, — полагаю, я видел тебя уже несколько дней. А теперь — ты принесла газету, грязнокровка?

И потому что мышки меньше и беззащитнее змей, Гермиона покорно кивнула и вытащила газету, которую она, как и в любой другой день на этой неделе, купила по дороге в больницу.

— Хорошо, ты сядешь туда, — Волдеморт кивнул головой в направлении стула, на который она обычно усаживала его самого, — и будешь читать.

Вообще-то она должна была сначала его помыть, потом сделать гимнастику для суставов, а затем покормить. Но Темному Лорду стоило всего лишь смерить ее одним-единственным полным превосходства и уверенности в себе взглядом, и все протесты так и остались невысказанными.

Несчастная дрожащая девушка, как будто двигаясь в замедленной съемке, отлепилась от тележки и взяла белый металлический стул, выставляя его перед собой, словно щит. Волдеморт следил за ее неловкими движениями с явной насмешкой. Установив табурет несколько дальше, чем обычно, Гермиона опустилась рядом с темным магом. Во всяком случае, если он захочет схватить ее, то элементарно не дотянется. А чары, которые сковывают его, не позволят Волдеморту подняться.

Как будто полностью лишенная собственной воли или как будто под заклятием Империуса, Гермиона начала читать. Она то и дело отрывалась от страниц, чтобы взглянуть на пренебрежительно взирающего на нее Темного Лорда. Гермиона сильно нервничала, и даже если бы она и не роняла периодически газету, выскальзывающую из ее дрожащих пальцев, то все равно бы спотыкалась на каждом слове.

Она могла говорить только тогда, когда Темный Лорд ей это позволял. А он позволил ей читать газету и ничего больше. Пару раз, когда в заметке звучало имя Малфоя, он брезгливо морщился. Однажды Волдеморт даже снизошел до того, чтобы презрительно прошипеть: «Люциус», как будто разговор шел о какой-то заразной болезни.

А последовавшая за этим заметка о Гарри Поттере заставила его скривиться так, будто он только что съел корзину кислых лимонов.

— Твои друзья, эти глупые дети, бахвалящиеся победами, никогда ими не совершенными. — Таково было мнение Волдеморта о похвалах, щедро расточаемых Ритой Скитер смелости Гарри во время Последней Битвы. — Слабый, сентиментальный и предсказуемый. Таков Гарри Поттер. А ты, — тут Волдеморт снова позволил девушке лицезреть свое ненавистное лицо, — ты и того меньше.

Около минуты он холодно, безэмоционально смотрел на Грейнджер, а потом, как будто вспомнив нечто важное, отрывисто приказал:

— Займись своим делом, грязнокровка. Я голоден и хочу пить.

Кормить его, когда он был оцепеневшим, и то довольно неприятно, но сейчас этот процесс стал просто невыносимым. Чем-то это напоминало девушке работу человека, который, держа в руке кровавый кусок мяса, заходит в клетку со львом. Во всяком случае, ее лев был скован заклинаниями.

Грейнджер ужасно не хотелось приближаться к Волдеморту и смотреть в кошмарные красные глаза, а тем более прикасаться к нему. Естественно, девушка расплескала практически все, что предназначалось пациенту, ему на грудь. Юная волшебница заледенела под этими холодными, наполненными ненавистью взглядами. Голос же Темного Лорда звучал необычайно мягко, когда Гермиона неловко пыталась вытереть разлившееся.

— О, не переживай. Я не виню тебя. Чего еще можно было ожидать от никчемной грязнокровки?

Впрочем, его голос утратил мягкость, когда Грейнджер наконец решилась помыть Темного Лорда и, еще больше нервничая, уронила его при пересадке на стул.

— Отвратительная криворучка, хотя бы сделай вид, будто отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — яростно прошипел он, когда Гермиона поднимала его обратно.

Сейчас ей предстояло снять с Волдеморта простынь. И если обычно во время «мытья» пациента у девушки получалось отводить глаза в сторону и думать о чем-то постороннем, делая таким способом работу более сносной, то сейчас ей это больше не удавалось. Под взглядом ледяных, но при этом обжигающих красных глаз ей казалось, что она умрет от унижения.

Когда работа была выполнена, Гермиону всю трусило. Ей было так плохо, что, казалось, она скоро не сможет сдержаться и разрыдается. Голова кружилась, и девушка уже начала переживать, не потеряет ли она сознание, когда холодный голос вернул ее к действительности:

— Я здесь в больнице или в тюрьме, грязнокровка?

Гермиона не решалась поднять на него глаза, вместо этого она сосредоточилась на оборачивании Темного Лорда простыней. Заметив, что ее волосы скользнула по бедному острому плечу, Гермиона сразу отшатнулась. Она не осмеливалась смотреть ему в глаза.

— Сейчас вы в Святом Мунго. Вы были слишком слабы для Азкабана.

Ответом ей послужил высокий холодный смех.

— Значит, для авроров я не был слишком слаб. — Он немного помолчал. — А потом они прислали тебя. Что ж, достойное наказание.

И опять Гермиона смогла лишь униженно кивнуть. Она была умной, находчивой, верной и смелой ведьмой. Но сейчас как будто вся хваленая гриффиндорская храбрость покинула ее. Она просто не могла себе представить, как может бороться с тем, кто годы подряд желал ее смерти, с тем, перед кем испытывала животный ужас и за кем, хоть и всего на несколько месяцев, обещала ухаживать. Парадокс. Две взаимоисключающие точки зрения боролись в ней.

Это было ужасно — терпеть такое к себе отношение. Но Волдеморт излучал настолько мощную ауру силы и самоуверенности, что она просто не могла ему не подчиняться.

В этот день ей понадобилось практически целых три часа, намного дольше обычного, причем она постоянно делала что-то не так. А в конце девушка чувствовала себя настолько нервной и издерганной, что даже выронила волшебную палочку, с помощью которой открывала дверь.

Волдеморт лишь одарил ее презрительным взглядом, когда Гермиона пообещала прийти и завтра около десяти утра.

До работы девушка запланировала на вечер поход в бассейн, но теперь она не могла. После работы с «пациентом» Гермиона была способна только лечь на кровать и со страхом ожидать следующего дня.

И этот день оказался не лучше предыдущего. В течение недели у девушки выработался панический ужас перед своей работой. Она никогда не была приятной, но то, что Гермиона делала сейчас, высасывало все счастье и радость из целого дня. Конечно, не стоило и ожидать от Лорда Волдеморта другого отношения. Но только потому, что это вписывалось в его образ, выдерживать его реплики не становилось проще.

Где была ее гриффиндорская смелость сейчас? Почему она вообще позволяла ему все это? Темный Лорд не был просто нахальным избалованным ребенком вроде Драко Малфоя, который раз за разом повторял глупые заученные оскорбления.

Он как будто открывал ей глаза на факты. Волдеморт лучше любого дементора нагонял на Гермиону ужас. Все рассказы и слухи о нем, о его способностях не лгали. Темный Лорд, казалось, получал истинное удовольствие от ее страха.

Все эти годы для девушки он являлся туманной опасностью, постоянно нависающей над ней, опасностью, которой только Дамблдор был способен противостоять. Но великий старец мертв.

Гермиона стыдилась собственной слабости, стыдилась того, что превратилась в безвольную рабыню. На ее плечи взвалили слишком много, и она должна была в одиночестве нести свой груз. Рядом не было никого, кто мог бы ей помочь или утешить.

Ситуация, в которой она оказалась — одна с тяжелобольным, слабым, да еще и доживающим свои последние месяцы человеком, — была ужасной. И при этом девушка справлялась. А то, что этим человеком был сам Лорд Волдеморт, жестокий серийный убийца, которому она желала смерти многие годы, делало ее положение еще более сюрреалистичным.

Раньше все было кристально ясно: их задачей являлось уничтожение Волдеморта до того, как он убьет их. А теперь Гермиона была вынуждена ухаживать за ним. Темный Лорд не стал казаться ей менее опасным. Но теперь она каждый раз должна была оставлять свое оружие вместе с целью убить Волдеморта в сейфе при входе в подземелье. Истины, которыми она жила раньше, больше не являлись непреложными. За что она могла сейчас ухватиться?

Сам же Волдеморт, казалось, получал несказанное удовольствие или, во всяком случае, мрачное удовлетворение, относясь к лучшей подруге Гарри Поттера, грязнокровке Гермионе Грейнджер, как к настоящей грязи. Как никогда раньше Гермиона нуждалась в своих друзьях. В ком-то, кто был бы на ее стороне. В ком-то, кто не говорил бы ей постоянно, какая она слабая, глупая и бесполезная. В ком-то, кто сказал бы ей, что ей следует сносить, а что переходило границы.

Но ее друзья все еще избегали Грейнджер, а ей было запрещено рассказывать посторонним о происходящем с ней в этих стенах, и поэтому Волдеморт так и оставался хозяином ситуации, а она продолжала влачить жалкое существование беспомощной служанки.

Когда она заходила в камеру, то будто ломалась под его надменными взглядами, и от девушки осталась лишь неодушевленная оболочка, которая, покорно кивая, выполняла приказы.

И даже когда она сама была на свободе, в темнице бились ее мысли. В Гермионе постоянно жил страх перед следующим утром. Она пыталась побороть его и искала поддержку в книгах по целительству и уходу за больными. Может, она и правда выполняла свою работу халтурно, неумело и жалко. Возможно, если она прочтет достаточно книг и станет выполнять ее лучше, Лорд прекратит над ней издеваться и станет относиться к ней с уважением?

Но этот день так и не приходил. Каждый раз она приносила газету и послушно читала. Каждый раз она выполняла все его распоряжения, которые Волдеморт ей сухо отдавал, будто она являлась последним, самым жалким существом на земле.

Гермиона не сомневалась, что даже к Добби, домовому эльфу, Малфой относился с большим уважением. Темный Лорд ни на йоту не терял своего высокомерия даже в то время, когда она кормила и мыла его, когда разминала ему пальцы.

Иногда у Грейнджер почти возникало желание передать ему волшебную палочку, чтобы он еще мог попытать ее Круциатусом, как привык. Конечно, не в самом деле, но тогда она хотя бы знала, как ей следует на него реагировать, а не поджимала хвост от каждого его приказа, словно забитая дворняга.

Казалось, Гермиона не являлась в его глазах вообще человеком. Некое низшее создание, которое даже не стоило того, чтобы перед ним стыдиться. Вместо этого он шипел девушке приказы и уничижительные замечания, когда вообще считал необходимым снизойти до нее.

Иногда угрожающе, иногда мягко, но всегда свысока и с уверенностью, что она являлась исключительно ни на что не годной грязью под его ногами.

Возражать Гермиона не имела права. Она должна была дожидаться, пока ей позволят сказать хоть слово, что, кстати, бывало крайне редко, да и то только тогда, когда она должна была читать ему газету. Но даже в эти мгновения он находил ее стиль чтения вгоняющим в сон. Впрочем, самым ужасным было даже не все это. Временами просчитывающий взгляд холодных красных глаз останавливался на ее лице. Он как будто препарировал ее этим ледяным взором, оценивал, до какого состояния Гермиону довели та или иная его фраза или оскорбление.

Иногда он называл ее с усмешкой всезнайкой, которая, по-видимому, не имела ни малейшего представления о том, что должна стыдиться своей грязной крови. Таково было мнение Лорда. Уже простой факт ее рождения делал ее позором для магического мира. А его очередной провал в борьбе против Гарри Поттера являлся лишь его собственной оплошностью. Да, это он признавал. Но ничего больше.

Это все продолжалось около десяти дней. Сегодня тоже не стало исключением, и Темный Лорд в очередной раз показывал ей, насколько он ее ненавидит и презирает.

Гермиона распеленала его и стала, не глядя, протирать губкой.

После того как он впервые с ней заговорил, она больше не решалась качественно вымывать, а затем насухо вытирать своего жуткого пациента и, естественно, совершенно забросила использование мази. И хотя его раны действительно зажили благодаря ее стараниям — какой же сентиментальной дурой она была! — от долгого лежания без движения на теле Темного Лорда появились пролежни.

Результат же, гноящийся и кровавый, был налицо. Вода, вся грязная и потемневшая, плескалась в тазике. Гермиона уже поднялась, чтобы поменять ее, как Волдеморт гневно начал:

— Ни на что не способная грязнокровка. Ты слишком безмозгла, не правда ли? — Взгляд Гермионы упал на верхнюю часть туловища Темного Лорда. Она вся была в розовых от крови разводах.

Из-за своих невнимания и спешки она содрала корки с ран, и теперь на простыни были зловонные следы крови и гноя.

Гермиона со стыдом склонила голову.

— Мне очень жаль, я сейчас же наложу мазь.

— Грязнокровка, — презрительно шипел он, делая вид, что не услышал, — неважно, как часто люди будут повторять, будто вы можете сравниться умом с чистокровными. Стоит на тебя только посмотреть, и уже ясно, что это так же далеко от истины, как свет от тьмы. И при этом твои родители врачи, не так ли? А ты ничему не научилась, совершенно ничему. Но что еще можно ожидать от ни на что не годной грязнокровки? — его голос был холодным, резким и ненавидящим.

Как часто она пыталась просто пропускать его оскорбления мимо ушей, но сейчас, при упоминании ее родителей, Гермиона просто не могла промолчать.

— Откуда вы знаете, что мои родители — врачи?

Похожее на череп лицо расползлось в злобной ухмылке.

— Неужели ты могла поверить, будто твои смешные потуги в прошлом году могут сбить меня со следа? Мельбурн, улица 14. Если бы Битва за Хогвартс состоялась на пару дней позже, то ты встретила своих грязных магловских родителей уже на другой стороне.

Гермиона задохнулась. Волдеморт действительно назвал новый адрес ее родителей. После того как она отправила родителей на другой континент, заменила им память и оборвала всякие контакты… А теперь прямо перед ней сидел жестокий убийца и самодовольно рассказывал, что стоило ему отправить к ним своих Пожирателей смерти, и она больше никогда не увидела бы своих близких.

Просто так, потому что мучение маглов доставляло ему удовольствие, потому что убийство шокировало магический мир и потому что это болезненно ударило бы по Гарри, который получил бы неподъемный груз на свою совесть.

Гермиона Грейнджер, хорошая, дружелюбная, дипломатичная Гермиона. Она могла стерпеть очень многое. В некоторых случаях она сознательно позволяла использовать себя. Но даже у самого ангельского терпения есть свой предел. Каждого человека можно довести до состояния, когда он перестанет себя контролировать. И Волдеморт эту черту переступил, назвав адрес ее родителей.

Она никогда не знала, что может так громко кричать. Просто, без слов, губка полетела в лицо Волдеморта. Она хотела причинить ему боль. Как, каким способом? Ее глаза обшарили комнату и наткнулись на отставленный тазик с грязной водой. Вылить отвратительную жидкость на него, наблюдать, как коричневая вода стекает по ненавистному лицу. Как же это было приятно!

А потом пришли слова.

— И кто теперь грязный, а? Неблагодарная, отвратительная свинья!

Отойдя на шаг назад, она стала забрасывать вещи на тележку, а потом промаршировала к двери. Но и этого ей показалось мало. Мало, потому что посмотрев Волдеморту в лицо, она заметила на нем презрительную и даже удовлетворенную ухмылку.

Темный маг уже даже приоткрыл рот, не иначе, чтобы выговорить очередное оскорбление, и ярость Гермионы, как бушующая лава, полилась через край.

— А знаете что? Знаете, что стоит там? — Гермиона вытянула руку в сторону двери. — Гроб. Первое, что люди сделали сразу после Битвы — это сняли с вас мерки, чтобы ящик не оказался слишком мал. Вы сейчас лежите здесь в ожидании, пока вас не поведут на казнь. Вы думаете, я здесь по своей воле? Думаете, что я стерплю от вас все? Вы знаете, почему вообще здесь?

Гермиона набрала в легкие побольше воздуха и громко, озлобленно продолжила:

— Знаете, почему вас не убили прямо в Хогвартсе? Знаете, почему люди тратят свои силы, поддерживая в вас жизнь? Только для того, чтобы можно было завести против вас официальное дело перед тем, как приговорить к смертной казни!

Гермиона зло рассмеялась прямо в лицо окаменевшему Темному Лорду.

— А он лежит и произносит великие речи! Дата вашей казни уже определена. Скоро я освобожусь, а вы выйдете на волю ногами вперед. Вы все еще здесь, только чтобы вас могли высмеять прилюдно!

Гермиона вылетела наружу, кидая последний взгляд на кровать перед тем, как захлопнуть дверь.

Вся краска сошла с лица Волдеморта. Гермиона испытала несказанное наслаждение от этого последнего взгляда.

— Нет, только не это. Десять лет, десять долгих лет, нет… — бормотали белые как мел губы.

Кажется, он даже начал бредить. Со мстительной усмешкой на губах Гермиона собрала вещи и, высоко подняв голову, гордо прошла мимо проводивших ее удивленными взглядами авроров.

Конечно же, перед дверью никакого гроба не стояло, но для пущего эффекта ей необходима была эта ложь. Падальщики уже ждали его. Впрочем, то, что Волдеморта измеряли, было правдой. Скорее всего, ответственные уже не один час спорили о том, как можно лучше лишить жизни Темного Лорда. Кажется, Хелен говорила, что они остановились на комнате смерти. Это являлось окончательным решением.

Тот комок, который она ощущала у себя в горле, — это была злость, которую ей приходилось проглатывать с момента его пробуждения. Но сейчас этому пришел конец. О да, Волдеморт ей очень помог. Он сумел довести ее до того состояния, в котором она потеряла контроль.

Она опять была сильной и чувствовала себя прекрасно.

Возможно, она даже сообщит профессору Симпсону, что пациент очнулся. До этого она молчала, так как боялась, что ей дадут задание готовить его к процессу. Еще же она втайне страшилась прихода авроров-дознавателей, после которых на теле Волдеморта остались те ужасные следы.

Но сейчас ей было все равно. Она показала Темному Лорду, что не собирается и дальше оставаться маленькой испуганной мышкой. И она не позволит больше относиться к ней как к бесправной рабыне. Что же касается Темного Лорда, то она больше не собиралась выгораживать его. Он этого не стоил. Хелен была права: он — просто неблагодарная злобная тварь, не заслуживающая снисхождения.

А тем временем день становился все лучше. Сперва Гермиона поспешила в библиотеку, чтобы вернуть взятые книги. Ей еще предстояло проработать кучу школьных учебников, так почему она должна терять свое время на проблемы этого монстра? Выбрав несколько книг, она радостно отправилась домой, уже предвкушая, как погрузится в них.

Но, поднимаясь с легким сердцем по лестнице…

— Наконец-то ты пришла! Я тебя уже полтора часа жду.

— Рон!

Он сидел под дверью и ждал ее.

— О, Рон, — радостно вскрикнув, Гермиона обняла парня.

— Гермиона… Мне жаль. Кажется, я был не прав. Ты не сделала ничего плохого и в конце концов оказалась права. — Его лицо сравнялось цветом с его же шевелюрой. — Ну, раз ты… э-э… как и всегда, права, то давай все это сократим. Я верю твоему мнению.

Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

— Но мне непросто, — тем временем признался парень. — Я тебе верю, и ты можешь делать, что захочешь. Только, пожалуйста, не рассказывай мне. Когда я не знаю, то мне нормально. Хорошо?

Да, Гермионе это действительно подходило. Все снова стало хорошо. Ну, практически все.

Они провели всю вторую половину дня вместе. Сначала они пошли в парк и почти час гуляли по тихим дорожкам. А чуть позже опять стал моросить дождь. Вроде бы просто капала вода с неба, но она смывала не только усталость и стресс прошедших дней, а как будто очищала изнутри, давала желание и силы на продолжение борьбы, да и на саму жизнь.

А потом они отправились к Гарри, который уже и правда опять переехал на Площадь Гриммо. Там Кричер накормил их состоящим из целых трех блюд ужином. Скорее всего, Рон предупредил Гарри, и тема ссоры не поднималась вообще. Видимо, ее друзья верили, что она ухаживает за каким-то безымянным Пожирателем смерти. Как же Гермиона скучала по добрым словам! Она была так счастлива, ее мир снова стал целым. Уже у себя дома девушка решила положить всему конец и уволиться. К черту профессора Симпсона и двести галлеонов. И пора прекращать вести себя как ребенок. Почему ссора с друзьями сподвигла ее продолжать ненавидимую ею работу?

Но главного целителя не было на месте, когда Грейнджер следующим утром пришла сообщить о своем намерении уволиться. Впрочем, для этого подойдет и любой другой день. И так как Гермиона уже решила, что это все ее больше не касается, вместо того чтобы спуститься в подвалы, она отправилась за покупками в Косой переулок. Благодаря сотне галлеонов, которые она получила за работу, девушка вполне могла позволить себе купить что-нибудь для души.

С гораздо большим удовольствием, чем в камере с Волдемортом, она провела время в кафе с Джинни и Луной Лавгуд, которых случайно встретила в одном бутике. Заказав мороженое, девушки обсудили новое положение дел в Хогвартсе и процесс против Малфоя.

Да кто вообще заметит ее сегодняшнюю неявку? Каждый будет считать, что она пришла в то время, когда его не было. А кроме нее никто больше и не заходит к «пациенту». А он пусть лежит и думает о своих преступлениях!

Когда она вручит профессору Симпсону заявление на увольнение, целитель пошлет к Темному Лорду кого-нибудь другого. Ну, возможно, спустя пару дней. Это будет зависеть от того, как быстро они смогут найти следующего идиота.

При этом какой-то настырный голосок продолжал убеждать, что это было неправильно — сидеть сложа руки и ждать, а не умрет ли ее пациент от жажды в это время. Грейнджер не могла полностью подавить обостренное чувство ответственности, старательно вырабатываемое годами.

Гермиона была лучшей ученицей потока, вероятно, лучшей за несколько лет. Любимицей всех профессоров (возможно, за исключением лишь Снейпа). Конечно, она вряд ли смогла бы посоперничать с Волдемортом, но даже слепой не мог не заметить, что она была на голову лучше остальных студентов. А те уничижительные слова, которыми Темный Лорд награждал ее, не только задевали ее чувство собственного достоинства, они были попросту глупыми. А упоминание родителей никак не исправляло ситуацию.

Со злостью обмакнув перо в чернильницу, Гермиона пододвинула пергамент. Она не имела права забыть обо всем. Этот последний отчет ей еще придется составить. Но с каждым написанным словом в Гермионе разгоралась ярость. Глухое раздражение последних дней и задетые чувства снова закипали в ней, словно горячая вода под тяжелой крышкой.

Почему она вообще позволяла ему так к себе относиться, почему терпела абсолютно все?

В какой-то момент девушка так сильно надавила на перо, что оно сломалось, а на листке появилась отвратительная дыра. Взбешенно ударив ладонью по столу, Гермиона перевернула чернильницу. Черное поблескивающее пятно тут же стало расползаться по столу. Сжимающей в ярости кулаки девушке пришлось убрать учиненный беспорядок и взять новые принадлежности для письма.

И опять писать сначала. Скоро она со всем покончит. Завтра она уволится. Только этот последний отчет — и непосильная ноша будет снята с ее плеч. Ничто не могло быть хуже него! Ничто на свете не смогло бы сподвигнуть ее выносить этого человека хотя бы на день дольше. И снова писать все сначала, и опять из-за него. Ссора с друзьями, с Роном — и все из-за него. Сумасшедшего серийного убийцы, который не стоил даже ее мизинца.

Дыхание девушки затруднилось; перечитывая отчет, она уже почти рычала. А выражение его лица и те странные слова, которые он бормотал, перед тем как она ушла... Нет, она не купится на такое.

«Он выглядел испуганным, когда узнал о своей предстоящей казни».

Гермиона побледнела, и ее перо выпало из задрожавших пальцев. Волдеморт лежал в коме, а потом находился в состоянии ступора, сколько он мог знать? Об исходе Битвы он не знал практически ничего, а тем более о том, что случилось после. И наверняка ничего о том, сколько уже провел в больнице. Никто не говорил с ним и вообще не заботился до ее прихода. И, совершенно очевидно, никто не посчитал нужным сообщить Темному Лорду о предстоящей казни.

Но во что же он тогда верил? Что он, как Гриндевальд, будет заточен в темницу? Он же не мог действительно так считать?

Более чем вероятно. Он, который больше всего на свете боялся смерти. А она заявила Волдеморту в лицо, что за дверью его уже ждет гроб и что часы уже начали обратный отсчет, а ему остается лишь лежать и ожидать, пока его унизят перед всем миром, а потом казнят?

Не то что бы ее расстроила казнь Темного Лорда. Но все же… Гермиона была милой, умной девушкой. Для нее всегда было важно поступать хорошо и правильно. И не имело значения, насколько сильно ей кто-то не нравился, смеяться над предстоящей смертью человека было ужасно. А именно это она вчера и сделала. Сейчас Грейнджер стало стыдно. Это было абсолютно отвратительно — вот так издевательски кинуть Волдеморту в лицо правду о том, что его скоро не станет. Хороший человек бы сказал ему все по-другому, даже несмотря на то, что Темный Лорд сам был далеко не хорошим человеком.

«И что же, — думала Гермиона, — меня от него отличает?» Око за око, зуб за зуб. Таков был девиз всех бессмысленных войн. Но если она действительно хотела победить Волдеморта на моральном уровне, то не должна была руководствоваться им.

Снова обмакнув перо в чернила, Гермиона задумалась и в этот раз решила выдать отфильтрованную и приукрашенную версию произошедшего, ибо сейчас она стыдилась собственного поведения.

Весь прошлый вечер Гермиона просидела в своей комнате, снова и снова перечитывая отчет. На душе скребли кошки, а нечистая совесть никак не давала забыть о себе.

К тому же девушку не отпускало чувство, что она еще может исправить свой «прокол». Во всяком случае, она не могла просто так забыть сказанные в гневе слова. Это казалось попросту… неправильным.

Так Грейнджер приняла решение дать Темному Лорду еще один шанс. И если действительно ничего не получится, если ей будет слишком тягостно находиться в его обществе, то она всегда успеет уволиться. Но даже тогда Гермиона решила сделать все правильно и уйти лишь после того, как она убедится, что ей нашли замену.

Но больше она не будет терпеть к себе хамское отношение. Кем она являлась? Его прислужницей? — Однозначно нет. Грейнджер не была трусливой и раболепной, как Хвост. Петтигрю приходилось ухаживать за хозяином, ведь ему некуда было больше пойти. Сама Гермиона, однако, могла просто уволиться. Волдеморт должен это понять. Должен уяснить, что именно он нуждается в ней, а не наоборот. Только потому, что Пожиратели смерти относились к своему господину как к богу, он им не стал. Сейчас пришло время проявить свою гриффиндорскую храбрость и показать Темному Лорду, что времена изменились.

Да, Гермиона уже продумала стратегию поведения, которая вернет Волдеморта с небес на землю. Теперь она создаст свою иерархию в палате. Иерархию, ее место в которой будет в самом верху, а его — в самом низу.

Когда Гермиона переступила порог камеры, ее глаза защипало от открывшегося перед ней вида. Волдеморт лежал так же неподвижно, как и при первой их встрече здесь. Полностью раздетый, худой, как скелет, мужчина в слишком холодной комнате. Его мраморная кожа имела легкий голубоватый оттенок. На остром плече лежала съехавшая губка, которую она кинула ему в лицо, а вся подушка была в грязных разводах от использованной воды, вылитой Гермионой на него в порыве гнева.

И к тому же Темный Лорд был абсолютно нагим. Волдеморт не имел возможности прикрыть самые интимные места, ведь она даже не озаботилась снова надеть на него гигиеническое белье. Последствием этого была грязная, вонючая и мокрая кровать.

Волдеморт выглядел поистине жалко. Но девушка не могла позволить себе такие мысли. Она сама решила вступить в войну и не могла просто отступить.

Медленно выдохнув, Гермиона гордо подняла голову и выпрямилась. Затем она натянула на лицо суровое выражение и встала рядом с кроватью. Дома Гермиона тренировалась перед зеркалом. Сначала ее голос звучал тихо, но с каждым произнесенным словом речь Грейнджер становилась все увереннее и решительнее.

— Я знаю, что вы меня слышите. Пожалуйста, смотрите мне в глаза, когда я с вами разговариваю. — Ноль реакции, но потом на какую-ту секунду красные глаза метнулись в ее сторону. Гермиона подступила еще немного ближе и стала так близко к кровати, что ее живот практически прислонялся к изножью. Глубоко вздохнув, девушка плотно сжала губы и прикрыла глаза. В ее душе бушевали противоречивые эмоции. Взяв себя наконец в руки, Грейнджер решительно кивнула, отметая последние сомнения, и произнесла:

— Я хотела извиниться.

Этих слов Волдеморт явно не ожидал, и его голова непроизвольно дернулась к ней. Он выглядел удивленным, правда, уже в следующую секунду снова безразлично отвернулся к окну.

— Я не должна была оставить вас вот так. Просто не прийти вчера — это было нехорошо с моей стороны. Я ведь знала, что никто другой к вам не зайдет. Я больше так не поступлю. — Гермиона задержала дыхание и внутренне сжалась перед следующими словами. — Мне действительно жаль, что вы узнали о казни именно так. Я поступила ужасно. Я не подумала, что вам никто об этом еще не говорил.

Гермиона ждала какой-то реакции на свое извинение. Она ждала и ждала. В нетерпении девушка начала перекатываться с носков на пятки.

Тук-тук.

На носочки и снова назад. Подошвы ее туфлей при соприкосновении с полом издали неприятный звук, чем-то напоминающий тиканье часов.

Тук-тук.

Ничего не происходило. Нет, он, конечно, дышал и моргал, но помимо этого…

Тук-тук.

Спустя долгие десятки секунд, ему, наверное, просто надоел стук и красные глаза Темного Лорда нашли карие девушки. Надменно, без каких-либо признаков смущения или раскаяния, он коротко кивнул: «Хорошо» — все, что соизволило ответить это олицетворение высокомерия.

Близкая к тому, чтобы снова потерять терпение, Гермиона сжала изножье кровати до побелевших костяшек. Она должна обуздать ярость. «Хорошо» и… дальше? Это все? Ему даже в голову не придет тоже извиниться за свое отвратительное отношение к ней или хотя бы показать облегчение от того, что она вернулась?

Однако он выглядел таким жалким и беспомощным, что Гермиона просто не могла подавить в своей душе ростки сострадания. Без сомнения, он это заслужил. И все же этот человек был полностью сломан. Из жесткого правителя магической Британии, возможно, самого сильного волшебника всех времен, он за несколько секунд превратился в ничто.

И теперь он должен изо дня в день мириться с тем, что находится в полной власти какой-то грязнокровки. Преданные последователи мертвы, менее верные — счастливы, что наконец освободились от власти тирана. Интересно, остался ли во всем мире хотя бы один человек, который захотел бы иметь с ним дело? Исключая палачей, естественно, которые наверняка уже ждали того момента, когда под громкое ликование толпы наконец смогут окончательно уничтожить бывшего Лорда.

Гермиона задумчиво рассматривала своего пациента, который со своей стороны демонстративно не замечал ее.

Без сомнения, он осознавал, насколько ненавидим всеми и какую радость вызвала его предполагаемая смерть. Все, во что он верил, кем был и к чему стремился, было разрушено. Возможно, он также полагал, что Гермиона после своей работы идет к друзьям и рассказывает им об унижении общего врага?

Это было тем, чего девушка никогда бы не сделала. Бить лежачего было не в ее правилах. А также она не относилась к тем людям, которые намеренно причинили бы другому боль. И не имело значения, заслуживали они того или нет. И Гермиона тайно гордилась собой, потому что именно это и отличало ее от Волдеморта.

Она не была монстром. Впрочем, совершенно безнаказанным он не должен был остаться. Не зря же она вчера столько времени провела перед зеркалом, репетируя строгий взгляд, который так часто использовал в свое время Снейп.

— Но сейчас вам следует кое-что понять, — решительно произнесла девушка. — Я больше не позволю себя унижать. Если вам будет нужна моя помощь, то вы должны говорить мне «пожалуйста» и «спасибо». Вам необходимо также понять, что вы нуждаетесь во мне. Я — не медсестра по профессии, я здесь, потому что меня об этом попросили. И, знаете, это совершенно не приносит мне удовольствия. Если у меня что-то не будет получаться или я чего-то не буду знать, я прошу вас проявлять терпение. Я буду говорить, когда мне этого захочется и о чем мне захочется. И еще… — Гермиона набрала в легкие побольше воздуха и продолжила: — Я никогда, ни при каких обстоятельствах не стану называть вас Милордом, Хозяином или Господином. Вы меня поняли?

Волдеморт, лицо которого во время ее речи было таким, будто он только что надкусил особенно кислый лимон, начал тихо смеяться и качать, явно развеселенный ее выступлением, головой. Кажется, ей еще придется научить его хорошим манерам.

— И когда я захочу к вам обратиться, то с этого момента буду называть вас Томом, — раздраженно добавила Грейнджер.

Убийственный, красный огонь полыхнул в его глазах. Узкие щели ноздрей яростно раздулись.

— Ты не посмеешь называть меня этим поганым магловским именем, — прошипел Темный Лорд.

— Посмею, и еще как, — улыбнулась ему девушка. — Или я могу называть вас «мистер Риддл», если это вам больше понравится. Но никогда я не буду называть вас Темным Лордом. Лорда Волдеморта больше не существует. Он побежден по всем фронтам. Просто чтобы мы друг друга поняли. Те времена, когда вы могли отдавать приказы, навсегда остались позади. И я хочу, чтобы вы старались, хотя бы совсем чуть-чуть, быть со мной вежливым. Нам еще предстоит провести вместе долгие месяцы. И вы должны прикладывать хоть немного усилий со своей стороны, чтобы сделать это время терпимым для нас обоих. А если вы меня еще раз оскорбите, как вчера… — Гермиона сделала многозначительную паузу, — я уйду и оставлю вас просто лежать. Вам понятно?

Издевательское выражение исчезло с его лица, уступая место ненависти и ожесточению. А если выражаться совсем точно, то Грейнджер практически могла видеть, как в безволосой голове роятся планы ее убийства.

Скрестив руки на груди, девушка посмотрела на Волдеморта сверху вниз.

— А раз вы меня поняли и будете вести себя как хороший мальчик, — Гермиона напоролась на такой наполненный ненавистью взгляд, что невольно поежилась, но решила проигнорировать его и спокойно продолжила: — У меня есть кое-что для вас.

Решительно тряхнув волосами, девушка с победной улыбкой на губах прошествовала с поля боя, чтобы забрать оставленную возле двери тележку. Возможно, ей следовало еще забраться на кровать и поставить ногу на грудь поверженного врага?

Несколько десятков секунд в камере стояла гробовая тишина. Возможно, ее пациент решил всю свою оставшуюся жизнь только молчать и смотреть на нее? «Пожалуйста, пусть попробует, — думала Гермиона, все еще упиваясь своей победой, — он увидит, что ему принесет такая стратегия в будущем».

Но уже в следующее мгновение прозвучал холодный надменный голос Лорда Волдеморта:

— Вымой меня, я не хочу лежать в грязи. И мне нужно что-то выпить, я испытываю сильную жажду.

Гермиона развернулась и выжидательно приподняла бровь. Как будто это приносило ему физическую боль, Темный Лорд скривил губы и выплюнул: «Пожалуйста!»

Гермиона едва смогла подавить триумфальную улыбку. Довольная тем, чего ей уже удалось достигнуть, девушка стала готовить все для мытья. Развернувшись к Темному Лорду с тазиком и губкой в руках, Гермиона натолкнулась на тяжелый взгляд.

— Я испытываю действительно сильную жажду.

Сейчас это прозвучало скорее как приказ, чем просьба, но девушка заметила, что голос Волдеморта потерял холодные высокие нотки и сейчас звучал более хрипло и грубо. Как у курильщика или у человека, который умирает от жажды. До того притихшая совесть снова подала голос.

Темный Лорд и правда вот уже двое суток не получал воды. И более того, он уже, вероятно, вполне серьезно думал о том, что Гермиона не вернется и он будет обречен на медленную, мучительную смерть. В который раз за этот день девушку захлестнула жалость. Отставив тазик, Грейнджер взяла бутылочку с водой. И снова она должна была вливать в приоткрытый рот живительную влагу, которую Волдеморт жадно глотал.

Слишком поторопившись, он подавился и закашлялся. Наверное, это было ужасно для него: вот так лежать перед ней совершенно голым и в грязи, но на данный момент его это совершенно не заботило.

Ему, казалось, было абсолютно безразлично, как он выглядел и что представлял собой, сейчас он был просто человеком, несчастным, который пережил ужас перед смертью от жажды. Бутылочка быстро опустела, и с той же жадностью он стал осушать и вторую, наполненную Гермионой. И вскоре снова подавился, заходясь кашлем.

Придерживая худое сотрясающееся тело, Гермиона подняла его в сидячее положение и начала легонько постукивать по спине.

— Все хорошо, я здесь, — утешающе шептала девушка. Вся красная от стыда, Грейнджер даже самой себе казалась смешной. — Как я уже говорила, я позабочусь о вас. Но я больше не хочу, чтобы вы называли меня грязнокровкой. Я вообще никогда не хочу слышать от вас злых слов. А также не хочу, чтобы вы говорили плохо о маглах вообще и о моих родителях в частности.

Так как Волдеморт ничего не возразил, Гермиона предпочла растолковать молчание как знак согласия и, в последний раз почти по-дружески хлопнув Темного Лорда по спине, поднялась.

— Хорошо, тогда я сейчас все уберу. — Стыдясь своего поведения, Грейнджер отвернулась. Как она вообще могла вести себя с ним так?

Насколько проще все было раньше: в течение многих лет Волдеморт был опасностью без плоти и лица. Он был Темным Лордом, который угрожал им и от которого они должны были защищаться. Все было кристально ясным. Но то, что являлось истиной раньше, противоречило ее заданию. В душе Гермионы бушевала война, в которой схлестывались даже не две, а целых четыре армии.

Первая из них боролась против Темного Лорда, который хотел поработить грязнокровок и маглов. Эта армия сражалась за обеспечение справедливости, она защищала добро и поражала зло.

Вторая боролась за жалкое, нуждающееся в опеке существо, которое не выжило бы без ее помощи. Существо, которое никому не было дорого и вызывало лишь ненависть и страх.

Третья же армия защищала саму Грейнждер от нападок этого существа, ее целью было обуздать и победить его. Эта армия боролась за благополучие Гермионы Грейнджер.

Четвертая и последняя армия имела наихудшую позицию ведения боя. Потому что эта армия должна была через несколько месяцев передать существо, которое со временем прочно войдет в каждодневную жизнь Гермионы и даже, возможно, будет обуздано, в руки палачей. Инквизиторов, которые в один миг уничтожат все то, за что сражались все четыре армии. Конечно, последняя армия могла бы объединиться с первой. Но тот кошмар во плоти, который научилась бояться Гермиона, не был тем самым жалким существом.

Могло ли человеческое сердце выдержать все эти противоречивые чувства и задачи? Гермиона задумчиво разглядывала заключенного, в то же время ломая голову над противостоянием, разворачивающимся в ее душе.

Это был конфликт, который она пока не могла разрешить, а потому решила уделить внимание более приземленным вопросам.

Ей предстояло вымыть Темного Лорда, но как? И сам Волдеморт, и его кровать были ужасно грязными. Идея о том, что ей придется прикасаться к нему, да еще и во всех самых интимных местах, казалась отвратительной. Уже не говоря о кровати, которая больше напоминала зловонное болото, чем человеческое ложе. Глаза девушки обежали комнату, которая оказалась практически абсолютно пустой. Естественно, на стенах не висело ни картин, ни колдографий, ни какого-либо другого декора. Единственным украшением, если его можно было так назвать, служил проржавевший подсвечник.

Со стороны двери же не было и вовсе ничего. Только в самом углу комнаты расположилась сложенная испанская стенка, которая могла бы стоять перед находящимся там же туалетным уголком. Во всяком случае, это было бы возможным, если бы Волдеморт когда-нибудь получил возможность или, лучше сказать, право воспользоваться им самостоятельно.

Возле другой стены находилась когда-то бывшая белой, а теперь засаленная чугунная ванная. Она действительно бы очень облегчила купание пациента, если бы девушке удалось посадить его в воду. Она могла бы усадить его в ванную и просто повернуть кран. А дальше он бы сам отмокал.

Теперь оставалось решить, как она доставит Волдеморта до ванны. «Обязательным условием для успешного применения левитирующего заклинания, — вспомнила Гермиона слова профессора Флитвика, — является физическая способность волшебника поднять тот же предмет». А, несмотря на худобу Темного Лорда, перенести его на такое дальнее расстояние на руках она бы точно не смогла, значит, и чары тоже не сработают. Следовательно, оставалось придумать, как транспортировать туда Волдеморта без помощи палочки.

Гермиона снова огляделась. Немного дальше на стене со стороны противоположной двери на высоте приблизительно двух метров располагались три небольших зарешеченных и магически укрепленных окошка. Под ними стоял маленький столик и два выглядящих довольно неустойчивыми табурета. Кресла-каталки или даже обычного стула с колесиками не наблюдалось. Да и почему они должны здесь быть? В планы целителей явно не входило, чтобы заключенный хотя бы на время покидал свою кровать.

Нет, конечно, он должен был подняться с нее для похода в суд и приведения в исполнение смертельного приговора, но до того…

Возвращаясь же к главному вопросу, ванная стала бы идеальным решением проблемы, оставалось лишь найти способ транспортировать туда Темного Лорда. Вот если бы Волдеморт мог дойти туда самостоятельно…

Могла ли она, то есть была ли она вообще способна снять с ног Волдеморта сковывающие заклинания? Предположительно, да. Терзаемая сомнениями, Гермиона подняла голову вверх, туда, где находился кабинет главного целителя. Шло ли это вразрез с правилами? Наверняка. С другой стороны, если бы Лорд получил возможность дойти до ванной на своих двоих, это действительно помогло бы им обоим. А руки и туловище Волдеморта все равно остались бы скованными заклинаниями. Вряд ли он сможет напасть на нее, используя только ноги, так что риск был минимален.

На самом деле это вообще стало бы своего рода самозащитой, просто посадить его под душ, а не вынуждать себя отмывать его руками.

Взгляд Гермионы снова опустился вниз и скользнул по Лорду Волдеморту. На его худом, дрожащем от холода теле не осталось ни грамма жира или мускулатуры. Пожалуй, после всего времени, которое он провел в лежачем положении, он даже не сможет нормально идти. Вряд ли будет опасным только на этот раз позволить ему самому дойти до ванной. Напасть или убежать он точно не мог.

— Сейчас я попытаюсь снять сдерживающие чары с ваших ног. А потом я проведу вас к ванной, — проговорила Грейнджер, заканчивая мысленный конфликт. Что-то на мгновение вспыхнуло в глазах Темного Лорда, нечто темное, опасное. Без сомнения, в голове заключенного пронеслись те же мысли, что несколько минут назад терзали и Гермиону. Усмешка скривила практически отсутствующие губы, которые, впрочем, спустя уже пару секунд после того, как он опустил взгляд на свои лишенные мышц ноги, снова сжались в тонкую линию.

Теперь Гермиона знала, что собирается делать, но вот вопрос «как?» еще не был разрешен. Она должна была для начала понять, каким заклинание его вообще сковали. Только спустя несколько минут напряженной работы мысли девушке пришло в голову спросить того, кто знал больше заклинаний, чем любой другой волшебник на свете. Самого Лорда Волдеморта.

Наверняка темный маг знал все без исключения заклинания, с помощью которых можно было пытать, сковывать и унижать людей. Являлись ли некоторые из членов персонала больницы его бывшими жертвами или их родственниками, которые сейчас мстили Темному Лорду? Вполне возможно, что сейчас роли поменялись и Волдеморта разили его же оружием. Какая ирония судьбы!

Естественно, догадка оказалась верной, и Темный Лорд действительно знал эти чары. Опустившись перед Волдемортом на колени, девушка приступила к работе. И все же это оказалось поразительным и непередаваемым ощущением, вдыхать жизнь в омертвелые ноги и чувствовать, как едва заметные спазмы пробегают под тонкой кожей. Угадывать легкую дрожь мышц, проводя над его коленями палочкой и шепча нужные заклинания.

Возможно, это было даже хорошо, что Гермиона так сосредоточилась на снятии оков и правильном выполнении пассов палочкой, потому что если бы она подняла голову, то наверняка заметила бы дьявольский блеск в красных глазах и ужасную довольную ухмылку на змееподобном лице. Ухмылку, которая совершенно не украшала его.

Но Гермиона ничего такого не видела, а потому поднялась и обхватила слишком высокого мужчину за плечи, стараясь помочь ему подняться. В какой-то момент Гермионе даже показалось, что у нее все получится, но потом ноги Темного Лорда подкосились, и он рухнул на пол. Слишком слабый, чтобы даже самостоятельно стоять. Поддерживая и практически неся его на руках, девушке все же удалось довести его до ванны и усадить внутрь.

Этим утром он говорил очень мало и в основном даже избегал зрительного контакта. Сломленный и побежденный? Возможно. Впрочем, это действительно было намного лучше, чем постоянные нападки и издевательства.

Пока Темный Лорд отмокал, Гермиона занялась очисткой кровати, простыни и матрасов. Если бы он хотя бы попытался быть чуть-чуть дружелюбнее, она старалась бы ради него. Все же это было ее работой, а Гермиона Грейнджер не признавала халтуры.

После того, как все было выполнено и Волдеморт снова оказался надежно скован, Гермиона взяла стул и пододвинула его к кровати. Взяв свежую газету, девушка сделала вид, что собирается начать ему читать, а затем, внутренне напрягшись, одарила великого Темного Лорда заговорщической улыбкой.

— Как я уже говорила, у меня есть кое-что для вас. Посмотрите сюда, — проговорила Гермиона и вытащила маленькую расшитую бисером сумочку.

— И что же это? — оборвал затянувшееся молчание недовольный холодный голос. Но Гермиона лишь рассмеялась.

— О, я имею в виду не сумочку, а то, что внутри.

Расстегнув ее, девушка запустила в сумочку руку, ища внутри среди магически уменьшенных предметов нужный, а затем, словно магловский фокусник, вытащила оттуда два сэндвича.

Никогда даже Старшая палочка или вещи Основателей не могли разжечь подобную алчность в Лорде Волдеморте. Он уже целую вечность не получал твердой пищи и был обессилен после вынужденного поста (позавчера она не захотела дать ему ничего из еды, а вчера Гермиона не пришла вовсе) и, несмотря на получение до этого маленькой бутылочки питательной смеси, чувствовал безумный голод. Практически звериное выражение исказило черты бледного лица при виде еды.

«Спасибо» Темный Лорд не сказал, но благодарность он испытывал однозначно, когда девушка кормила его маленькими кусочками сэндвича.

Великий, ужасный Лорд Волдеморт.

Идя домой, Грейнджер была более чем довольна собой. Ее триумф не знал границ, когда уже на выходе девушку догнало тихое скучающее «спасибо».

Правда, полностью насладиться своей победой девушке не удалось, ибо выяснилось, что ко всем проблемам добавилась еще одна: Волдеморт заболел. Сам Темный Лорд обозначил свою болезнь как лихорадку, но Гермиона назвала бы ее скорее панической реакцией на угрозу для жизни. Его предстоящая казнь, уничтожение хоркруксов, разрушение всех планов и неизбежная смерть в конце, судя по всему, поставили величайшего темного мага на колени.

За весь следующий день Волдеморт только однажды обратился к Грейнджер:

— Когда и как они собираются это сделать?

Гермиона как раз была занята обрезанием ногтей Волдеморта. Удивленно подняв голову и не выдержав выражения красных глаз, девушка снова опустила взгляд.

— Я точно не знаю когда. Из того, что я слышала, где-то в середине или конце октября, — тихо проговорила Гермиона, чувствуя, как жар заливает щеки. — Вообще-то, я солгала. Нет никакого гроба. С вас действительно сняли мерки, но… — девушка нервно кашлянула и переключилась на вторую ногу, — Министерство не хочет, чтобы на месте вашего захоронения образовалось место паломничества. Они хотят, чтобы от вас ничего не осталось. Поэтому они выбрали комнату смерти с аркой, и тогда…

— Достаточно, — резко оборвал ее Волдеморт. А потом тихо пробормотал себе под нос: — Из-за завесы никто не возвращался. Это вечная ловушка. Значит, все закончится именно так…

После этого ногтям Темного Лорда было уделено действительно чрезвычайное внимание. Все же работа была более терпимой, чем продолжение беседы. Не то чтобы она считала наказание незаслуженным. Тут сомнений быть не могло. И все же эта тема казалась девушке неприятной, она заставляла ее вспоминать об истинах и вопросах, о которых со дня Битвы за Хогвартс Гермиона старалась забыть.

Впрочем, Волдеморт больше и не пытался продолжить разговор. Очень скоро он снова болезненно поморщился. Бледный лоб блестел от выступившего пота. Не имело значения, сколько воды Гермиона давала ему за эти два-три часа своего присутствия, при таких обстоятельствах ее явно не могло хватить на целый день.

* * *

Наконец, наступила суббота, и на весь завтрашний день она могла оставить своего пациента одного и пойти в Нору. Воскресенье означало свободу от Волдеморта и тревоги, которую она не хотела чувствовать, но от которой так и не смогла избавиться. Ей оставалось только убрать комнату, и можно будет идти.

По-видимому, не нарочно Темный Лорд уже в третий раз обратился к девушке «Белла», и все три раза он хотел, чтобы она прочла одну и ту же заметку.

— Я уже читала ее, и к тому же меня зовут не Беллатриса, а Гермиона, — попыталась достучаться до Лорда на четвертый раз девушка.

На какое-то мгновение он казался озадаченным, но потом ответил привычным высокомерным тоном:

— Я чувствую себя не очень хорошо. Но так как ты крайне невнимательная, то, естественно, этого не заметила. Иди и приведи Северуса. Он должен приготовить мне зелье.

Замерев на месте, Гермиона медленно обернулась к Лорду и, осторожно подбирая слова, снова попыталась вразумить его:

— Но Снейп мертв. Вы же сами его убили.

Волдеморт прикрыл глаза, как будто усиленно вдумываясь в ее слова, а потом зло огрызнулся:

— Ах, да. Сейчас я вспомнил. Какое расточительство. Тогда иди и найди Нагайну. Думаю, с помощью змеиного яда у нас получится создать подходящее лекарство самостоятельно, — это прозвучало все так же враждебно, но намного тише, чем обычно.

Что же делать? Волдеморт назвал ее Беллой и приказал привести Снейпа, который должен был нацедить яд Нагайны.

— Хорошо, я пойду поищу Нагайну. Я скоро вернусь, — покорно проговорила Грейнджер.

Авроры были крайне удивлены отсутствием тележки у вышедшей из камеры Гермионы, но еще больше их поразил тот факт, что убегающая девушка крикнула им, что чуть позже вернется.

К сожалению, первым человеком, с которым Гермиона столкнулась наверху, оказался главный целитель. И, судя по всему, он пребывал на данный момент не в самом лучшем настроении.

— Куда вы так бежите, мисс Грейнджер?

— Простите, профессор Симпсон, но мой пациент вызывает у меня беспокойство.

— Он у всех вызывает беспокойство. Возьмите себя в руки и спускайтесь вниз. У вас наверняка все получится. Извините, я тороплюсь, — проговорил целитель и уже развернулся, чтобы обойти Гермиону.

— Нет, нет, вы не понимаете. У него уже два дня что-то похожее на лихорадку, и сегодня он постоянно зовет меня не тем именем и спрашивает о людях, которые уже мертвы.

— Подождите, он что, говорит? — кажется, из всей ее тирады главный целитель вычленил только это.

— Ах, да, с… — Грейнджер никак не могла сказать правду, — да, со вчерашнего дня. Но на самом деле он только несет какой-то бред. Я считаю, что кто-то из целителей должен осмотреть его.

— Мисс Грейнджер, неужели вы считаете, что у нас здесь недостаточно работы? Всего два часа назад рухнуло здание, предположительно, из-за заклинания замедленного действия, оставленного Пожирателями. Сейчас у нас хватает больных, которым срочно необходима помощь. А ваш пациент и так уже убил столько людей, что наверняка даже не помнит, кого успел сжить со света, а кого нет. Да, и не забудьте написать подробный отчет обо всем. А теперь дайте мне, наконец, пройти!

Приниженная и растерянная девушка вернулась, как ей и было велено, назад в подземелье. Правда, ее немного успокоило то, что Волдеморт больше не спрашивал ее о Беллатрисе, Снейпе или Нагайне. Да и вообще он казался несколько бодрее. Возможно, длительное лежание и заточение все же не смогли подкосить его здоровье. Не желая переживать, Гермиона решила остановиться на этой версии.

Прошедшая неделя выпила все силы девушки. Она действительно нуждалась в отдыхе. Как же она теперь понимала Гарри, который днями напролет выносил присутствие Волдеморта в своей голове. Какое облегчение он должен был почувствовать, когда наконец смог избавиться от него.

Впрочем, у Гермионы так до конца это и не получилось. В Норе царило напряжение. Флер носила ребенка под сердцем и казалась особенно раздраженной. Рон пытался донести до Джорджа, почему он хотел окончить школу перед тем, как идти работать в магазин «Всевозможных волшебных вредилок». Джинни старалась убедить мисс Уизли позволить ей хотя бы ненадолго переехать пожить к Гарри, а Перси и Артур спорили о том, насколько целесообразным является оправдание таких людей, как Малфои, то есть «раскаявшихся Пожирателей смерти».

Гермиона чувствовала себя жутко неуютно, вынужденная присутствовать при разборках рыжего семейства, а потому с ногами забралась в большое кресло возле камина и погрузилась в чтение купленного сегодня в обед экземпляра «Сильнодействующих лечебные зелий». Она искала что-нибудь, что помогало организму и при этом содержало яд змей. Но, кажется, это укрепляющее зелье являлось изобретением самого Темного Лорда, потому что в книге она ничего подобного не находила.

Рецептов других зелий там было много, но при этом практически через каждые пару предложений звучало предостережение, что малейшее отступление в изготовлении может стоить выпившему жизни. Не уверенная, готова ли она так рисковать, Гермиона решила поискать иной путь.

Судя по всему, Грейнджер была не единственной, кому было не особо комфортно в накаленной атмосфере Норы. Протиснувшись мимо спорящих и ругающихся людей, Гарри занял второе кресло рядом с Гермионой.

— Опять учишься? По школе или работе? — спросил черноволосый юноша и, не дожидаясь ответа, выхватил у Гермионы книгу.

— Змеиное зелье? — удивленно приподнял бровь Поттер.

Грейнджер покраснела и начала судорожно придумывая отговорку.

— Да. Это для больных… змей.

— Гермиона, ты не ветеринар. — По его взгляду Грейнджер поняла, что такой ответ не показался парню убедительным.

— Конечно же, нет. Но в больнице выращивают змей, потому что нуждаются в их яде для магических зелий. И когда… В общем, я ищу рецепт для инъекций, содержащих яд змей.

— Я знаю только одного человека, который использовал яд змей в зельях. Может, ты пролистаешь книгу немного дальше? А вдруг там есть и указания по применению крови единорога? — Конечно, Гермиона понимала, на что намекал Гарри. Если бы он только знал, как близко к правде его предположение, если бы все они только знали…

— Нет, Гарри. Это всего лишь моя… — кажется, ей все же удалось добиться того, что сам Поттер захотел сменить тему.

— Да, да. Твоя книга. Действительно, Гермиона. Но я не стану давать тебе интервью. Даже не думай об этом. — И с кислой миной парень отдал Грейнджер книгу.

Гермиона кивнула и попыталась придать своему лицу разочарованное выражение.

— Жаль. Может, ты еще раз подумаешь…

— Нет, спасибо. Мне хватает того, что меня заставят выступить на нескольких процессах против Пожирателей смерти. Когда-то в октябре. А еще и это…

Книга выпала из ослабевших пальцев юной волшебницы. Что скажут ее друзья, когда узнают в суде, против кого они будут держать речь? Она не могла вечно прятать правду, впрочем, еще некоторую отсрочку она могла себе позволить.

* * *

Понедельник не принес облегчения. Как и предполагалось, никто из персонала больницы не потрудился спуститься к пациенту, чтобы оказать ему хотя бы минимальную помощь. Зашедшая утром девушка обнаружила Волдеморта всего горящего и совершенно не реагирующего на окружающий мир.

Когда Гермиона попыталась напоить его и внезапно встретила сопротивление, Грейнджер не выдержала.

Если она срочно не предпримет решительных действий, Темный Лорд скоро умрет. А раз уж она за что-то взялась, то всегда выполняла это хорошо. Мертвый же пациент явно означал полный провал.

Грейнджер подобно урагану промчалась вокруг своего находящегося в бессознательном состоянии подопечного и, остановившись возле изголовья кровати, твердо произнесла:

— А теперь выслушайте меня! Умирать запрещено. Я это вам не разрешаю, понятно? — с решительным выражением на раскрасневшемся лице, девушка развернулась и вылетела из камеры.

Ситуация была предельно ясной. Если она честно скажет, что и для кого ей было нужно, то ни один человек в этой больнице ей ничего не даст. Они не воспринимали ее всерьез, не видели состояние пациента и вообще не хотели пошевелить ради Темного Лорда и пальцем. Как ей уже не раз объясняли, в Мунго лежало множество пациентов, которые действительно заслуживали помощи и сострадания персонала.

Но, возможно, она могла зайти с другой стороны. Гермиона взлетела на пятый этаж в отделение магических проклятий. Хелен нигде не было видно. Она должна была ждать, но вот сколько и могла ли она это себе позволить? Наконец, через тридцать минут, дверь распахнулась, и Смит вышла из отделения, толкая перед собой пустую кровать.

— О, привет, Гермиона. У меня сейчас не получится сделать перерыв. Но, может, мы встретимся и погуляем после работы? Как насчет четырех часов пополудни? — Гермиона жалко кивнула. — Ты сегодня плохо выглядишь, что случилось? — обеспокоенно спросила старшая волшебница.

— Мне кажется, у меня лихорадка. Уже несколько дней. Мне совсем плохо, — слабо проговорила смертельно больная девушка. Сейчас Хелен выглядела действительно озабоченной.

— О, бедняжка. И это все в больнице. Идем со мной. Я тебе кое-что дам. Ты можешь взять весь фиал. Один глоток точно поставит тебя на ноги. Но лучше возьми полный. Ведь нельзя знать заранее…

Гермиона мысленно радостно потерла руки. Да, никогда нельзя знать заранее, кому тоже может понадобиться лекарство. Зелье, которое было легко дать пациенту, сильное и быстродействующее. Правда, если бы Гермиона открыла Хелен истину, то ей было бы не видать этого снадобья как своих ушей.

Зелье, действительно, как оказалось, творило чудеса. Всего несколько десятков минут назад Гермиона опустилась перед заключенным на колени и одной рукой осторожно подносила ложку с лекарством, которое необходимо было влить в Лорда, успокаивающе положив другую ему на лоб. Не много, нужно было четко соблюсти дозировку.

А сейчас судороги уже прекратились, температура начала постепенно понижаться. Через полчаса он настолько восстановился, что девушке даже удалось напоить его водой. Еще один час спустя Волдеморт снова пришел в сознание. Впрочем, те слова, которые он произнес, свидетельствовали скорее о продолжающемся бреде.

— Я жив? — пробормотал он. — Глупая девчонка. — Волдеморт прикрыл красные глаза и несколько минут молчал, кажется, собирался с силами, чтобы продолжить: — А Северус и Белла тоже здесь, в больнице?

— Нет, они же умерли во время Битвы.

— Конечно, я осознаю, что они считаются мертвыми, — раздался привычный холодный раздраженный голос. — Я своими глазами видел, как они умирали. Но я ведь здесь. Я думал, вдруг другим тоже удалось…

Гермиона тяжело сглотнула всегда образовывающийся при произнесении слова «смерть» комок в горле и прикусила губу.

— Нет, все мертвы. Остальные действительно мертвы. Только в отношении вас была допущена эта… ошибка.

— Действительно. Глупо было спрашивать, — и Лорд Волдеморт снова прикрыл глаза.

Могло ли ему быть жаль своих сторонников? Было ли не все равно, что случилось с людьми, которые шли за ним? Мог ли Темный Лорд надеяться, что не потерял своих людей?

Невероятно, или все же? Способен ли он был испытывать что-то вроде сожаления? Впрочем, при трезвом размышлении Гермиона пришла к выводу, что Волдеморт лишь просчитывал свои шансы на спасение.

Всю ночь Гермиона не сомкнула глаз. Впервые за многие годы из-за беспокойства о человеке, которому она желала смерти всего пару месяцев назад, она не могла полностью сосредоточиться даже на своих книгах.

Усталая и с опухшими глазами, Гермиона шла по нешироким улочкам. Все, что ее окружало — звуки, люди и предметы, — девушка воспринимала как будто через мутное стекло.

Чтобы хоть немного взбодриться, Гермиона купила в расположенном неподалеку от больницы магазинчике большую чашку ароматного горячего кофе. Но даже чтобы просто выпить его, девушке потребовалось бы больше концентрации, чем то количество, которым она на данный момент располагала. Поэтому волшебница решила взять его с собой. Разогреть напиток она всегда сможет.

Первое, что бросилось Гермионе в глаза, когда она спустилась в подземный переход — это множество патрулирующих коридор мужчин в красных аврорских мантиях. Все напряженные и с поднятыми волшебными палочками, готовые по первому знаку пустить оружие в ход.

А перед дверью сегодня стояло четыре охранника вместо привычных двух. В ответ на ее удивленный взгляд высокий темноволосый аврор, которого она уже видела не один раз, посторонился и тихо объяснил ситуацию:

— Профессор Симпсон вчера оповестил Министерство. И теперь, раз уж он снова пришел в себя, мы обязаны усилить меры безопасности. Запомните, мисс, никогда не говорите с ним и не смотрите ему в глаза. Он попытается вами манипулировать, не допустите этого.

Холодная сильная рука, которая задушила бедного Петтигрю, казалось, сомкнулась вокруг горла девушки. «Не является ли это ободряющим, — думала Гермиона с горькой иронией, — за дверью стоят целые легионы и патрулируют весь коридор, а я вынуждена быть внутри наедине с ним?» Неужели никому не пришло в голову озаботиться ее безопасностью?

Впрочем, сегодня они не были наедине. Переступив порог комнаты, Грейнджер заметила шесть человек, толпившихся вокруг его кровати. Два целителя и четыре аврора, все начеку и с опущенными либо на палочки, либо под ноги взглядами. Изголовье кровати немного приподняли, так, чтобы Волдеморт сидел на постели.

В руках собравшиеся мужчины держали небольшие записные книжки, в которых что-то царапали, и, нервно переминаясь с ноги на ногу, иногда бросали на Темного Лорда настороженные взгляды. То и дело они прикасались к своим мантиям, желая убедиться, что их защита — волшебные палочки — все еще при них.

— Подождите снаружи, мы скоро закончим, мисс Грейнджер, — проговорил высокий немолодой мужчина в аврорской мантии.

Юный и слегка неуклюжий парень, стоящий слева от него, вздрогнул и выронил палочку. Склонившись вниз, чем-то напоминающий Тонкс юноша быстро поднял ее, смущенно улыбнувшись Гермионе. Его взгляд заставил неприятно сжаться сердце девушки.

Кивнув, Грейнджер вышла за дверь и прислонилась спиной к стене. Тонкс — еще один человек, которого она больше никогда не увидит. Она не имела права на такие мысли. Пока ее заданием было ухаживать за Волдемортом, Гермионе следовало хотя бы ненадолго подавить воспоминания о прошлом. Так почему же к нему пришли все эти люди? Возможно, профессор Симпсон наконец отнесся к ее словам серьезно и прислал к Темному Лорду целителей, после того как вчера тому было настолько плохо.

Несколько минут спустя дверь открылась, и из камеры вышли две волшебницы и четыре колдуна. С внутренним удовлетворением Гермиона отметила, что и они нервно бросали взгляды назад, выходя из темницы темного мага. Никто не мог заставить себя подставить спину дремлющей змее.

И только она, Гермиона Грейнджер, должна была день за днем одна заходить в клетку с хищным зверем. Упомянутая змея все так же полулежала на кровати и в этот раз явно ожидала девушку.

— К вам наконец прислали целителей? Я сказала профессору Симпсону, что вам нездоровилось…

Тихий ледяной смех заполнил комнату, обрывая неуверенный голос Гермионы.

— Эти люди хотели знать, правда ли я очнулся и готов ли отвечать на вопросы, — неприятная усмешка искривила тонкие губы. — Впрочем, не думаю, что они захотят повторения. Полагаю, даже эти глупцы способны усвоить урок.

— Значит, тогда они хотели?..

— Информацию, самое ценное в мире. Но теперь это в прошлом. Сейчас они ждут только процесса надо мной. — Как мог его голос так меняться? От высокого до низкого, но всегда такой холодный, надменный и жесткий. — А перед судом я встречу твоих друзей. Какой это будет… приятный сюрприз.

Это была угроза, объявление или просто попытка поддержать беседу? Впрочем, девушка не смогла подавить любопытство.

— Вы знаете, что Малфои будут давать против вас показания?

— О, да. Они ведь полагают, что я мертв. Это обещает быть занимательным.

Гермиона впервые видела, как улыбается Лорд Волдеморт. То была плотоядная, злобная ухмылка, более пугающая, чем самый лютый взгляд.

— Малфои, — с отвращением выплюнул он, — это люди без стержня. Они стали богатыми и ведут себя надменно, но в них нет внутренней убежденности. Не особенно сообразительные и в конечном итоге слишком слабые. Люциус будет говорить, глядя мне в глаза. Он еще увидит, какая награда его ожидает в конце.

Гермиона передернула плечами. Должна ли она что-то ответить на эту угрозу? Что сможет сделать он, скованный и лишенный палочки, против Люциуса Малфоя? Он был безоружным и безобидным. Или все же нет?

— Ты ведь на одном курсе с сыном Люциуса, не так ли? — Как будто его действительно интересовал ответ, Волдеморт вопросительно приподнял безволосую бровь. — Тебе нравился Северус?

Ответ дался Гермионе тяжело.

— Нет. На самом деле, нет, — произнесла она медленно и задумчиво. — Он был недружелюбным, циничным и ожесточенным человеком. И все же мне жаль, что он мертв. Снейп сильно рисковал ради нас всех. — Всего один взгляд в холодные красные глаза показывал, насколько сказанное отвечало действительности. — Мы все считали его врагом. Не доверяли ему, а он все это время был на нашей стороне.

Гермиона задумчиво вздохнула. Со сколькими людьми ей хотелось бы поговорить, но сейчас это было невозможно, а все из-за него. Мысли, которые ей следует отложить на потом. Поэтому девушка наполнила таз холодной водой и, взмахнув палочкой, подогрела ее, а затем добавила немного лавандового мыла.

Волдеморт сидел неподвижный и казался абсолютно безучастным все то время, пока Грейнджер разматывала простынь. Только однажды, стоило Гермионе отвернуться, в красных глазах мелькнуло нечто алчное, дьявольское. Это был момент, когда девушка склонилась над ним, и ее волшебная палочка слегка показалась из кармана мантии.

Темный Лорд был далек от образца приятного собеседника. Но сейчас, во время мытья и ухода за ним, когда красные глаза оценивали ее каждое движение, это все казалось слишком неправильным и странным. На грани абсурда. И если она будет отвлекать себя даже такими сомнительными разговорами, у нее хотя бы появится возможность не думать о здесь и сейчас.

Волдеморт как будто прочитал ее мысли.

— Для меня все было с точностью наоборот. Я считал Северуса полезным слугой, а выяснилось, что он все время являлся предателем.

— Так получается, вы никогда не догадывались, что он был агентом Дамблдора? — этот вопрос уже давно крутился у Гермионы на языке.

— Я подозревал. Подозревал с того самого дня моего возрождения, когда он так сильно опоздал. Но нет, я не был уверен. В противном случае я, само собой разумеется, избавил бы ряды своих последователей от предателя намного раньше.

То, насколько холодно и безэмоционально он говорил о своей жертве, в очередной раз напомнило Гермионе, что перед ней Лорд Волдеморт. Жестокий бездушный убийца.

— И все же мне искренне жаль, что я узнал о его преступлении так поздно. Моим сторонникам следовало бы в очередной раз убедиться, что предателям не стоит надеяться на милосердие.

Все это время спокойный, как будто он обсуждал нечто привычное, голос Волдеморта наполнился отвращением. Словно от одной мысли о Снейпе его тошнило.

— Эти люди подобны опухолям на теле общества. От них необходимо избавиться сразу, чтобы предотвратить заражение здоровых клеток. Тлетворные элементы должны быть уничтожены ради обеспечения выживание ценных.

Гермиона насухо вытерла руки и потянулась за чашкой с кофе. Обращаясь скорее к напитку, чем к Темному Лорду, она тихо произнесла:

— И именно поэтому вас тоже уничтожат. — Грейнджер вскинула голову и с вызовом посмотрела в алые глаза. — Именно поэтому умрете вы. Чтобы все наше общество смогло оздоровиться.

Холодный и не особо аппетитный кофе в ее чашке начал темнеть. К сожалению, Гермиона заметила изменения, только когда содержимое стакана собралось в стойкий гелевидный отвар, который подобно обжигающе-горячему гейзеру с силой выплюнул кашеобразную грязь ей в лицо.

— Ай! — громко крикнув от боли, девушка обхватила себя руками. Все ее лицо горело и, казалось, уже пошло волдырями. Волдеморт равнодушно следил за паникующей Грейнджер, которая теперь, наполовину ослепшая, споткнулась о собственную тележку. Правда, уже спустя несколько секунд грязь и ожоги словно испарились, и Гермиона с неверием трогала абсолютно гладкую кожу.

Первое, что она увидела, открыв глаза — это широкую злобную ухмылку, растянувшую бледные губы.

— Никогда не стоит недооценивать противника и упиваться иллюзией собственной защищенности. Это может стать роковой ошибкой, — прокомментировал учительским тоном Волдеморт наказание.

Как он это сделал? Не произнося ни слова и без палочки он мог управлять магией на удивление хорошо и был способен причинить сильную боль. А она каждый раз должна была оставаться с ним наедине. В рекордные сроки управившись с работой, Гермиона вылетела из камеры.

— Мисс Грейнджер, — обратился к ней знакомый темноволосый аврор, — профессор Симпсон попросил передать, чтобы вы зашли к нему.

— А что он хотел? — немного дрожащим голосом спросила Гермиона. Неужели ее будут отчитывать за то, что она не сообщила о пробуждении Волдеморта раньше? Они ведь не могли знать? Или все же могли?

Спустя пару минут юная волшебница уже стучала в дверь кабинета главного целителя.

— Здравствуйте, профессор Симпсон! Вы меня вызывали? — на последних словах голос предательски дрогнул.

— Да, да, проходите и присаживайтесь. — Целитель поднялся, чтобы пожать ей руку. — Как вам ваша работа, вас все устраивает?

— Да, да, все хорошо, — проговорила она, мысленно приказывая себе успокоиться.

— Прекрасно. Но я не за этим вас вызвал. — Симпсон прошелся взад-вперед по комнате. — Тогда перейдем к делу. Мисс Грейнджер, у меня для вас новое задание, но информация о нем является секретной и не должна покинуть этих стен.

— Да, конечно, профессор Симпсон.

— Итак, нам известно, что во время Войны и террористического правления огромное количество ценностей было отобрано у законных владельцев, опустошены мэноры, музеи и библиотеки. Мы полагаем, что награбленное было перенесено в тайное убежище. Сейчас там должна храниться богатейшая коллекция артефактов, редчайших фолиантов, золота да и просто культурных ценностей со всей Европы. Все предыдущие наши попытки узнать место схрона не окончились успехом. Ни Сыворотка правды, ни легилименция к Тому-Кого-Нельзя-Называть, естественно, быть применены не могут, а от магловского способа добычи информации, — под этими «способами» целитель явно имел в виду пытки, — он смог сбежать, погрузившись в то состояние странной комы, так что вы — наша последняя надежда. Нам очень нужно знать место, где он спрятал награбленное. Вы должны нам помочь восстановить справедливость и вернуть жертвам преступлений Пожирателей их имущество.

Закончив прочувствованную речь, Симпсон замолчал и протер взмокший лоб белым платком.

— Но как я смогу это узнать? — скептически пробормотала Гермиона. — Почему вы думаете, что он станет рассказывать мне?

— Министр Шеклболт полагает, что вы могли бы войти в доверие к вашему пациенту и выведать у него информацию.

— Доверие? — Гермиона истерично рассмеялась. — Мы говорим об одном и том же самом жестоком темном маге всех времен?

— Мисс Грейнджер, — как-то устало выдохнул целитель, — здесь я с вами согласен. Ваш пациент — бездушный монстр и вряд ли выдал бы координаты даже своим прислужникам. Но Министр Шеклболт считает, что мы должны хотя бы попробовать. Если у вас не получится, никто не скажет вам и слова. А в случае успеха вас ждет очень щедрое вознаграждение.

* * *

Войдя на следующий день в подземную камеру, Гермиона была встречена тяжелым немигающим взглядом.

— Доброе утро, как вам спалось? — вежливо поинтересовалась Грейнджер, приступая к привычным обязанностям. Получив в ответ новую порцию ненависти во взгляде, Гермиона вздохнула.

«И мне он должен открыть свои секреты? — мысленно простонала девушка. — Насколько глупо было даже предположить что-то подобное!»

— Мне нужно в туалет, — приказным тоном произнес Темный Лорд несколько минут спустя. Смущенная этим заявлением, Гермиона покраснела и постаралась сделать вид, будто ничего не услышала. — Я говорю это тебе, девчонка, не потому, что желаю посвятить в функции своего организма. Я хочу пойти туда в туалет. — И он кивком головы указал на угол комнаты.

— Нет, это невозможно! — Что он вообще себе думает? Она же не могла освободить его и позволить ходить по комнате? Видимо, эти мысли отразились на ее лице, потому что Волдеморт с пренебрежительной ухмылкой издевательски спросил:

— Неужели ты так меня боишься?

— Я? Да… нет, конечно, нет. Просто мне нельзя, — заикаясь, проговорила юная волшебница, судорожно подыскивая аргументы весомее «А? Нет!». Впрочем, сказанное все равно не впечатлило Темного Лорда. Один взгляд в ее глаза снова выдал все мысли девушки. И Волдеморт заговорил. Мягко, вкрадчиво, но от этого не менее угрожающе:

— Я знаю доподлинно, насколько сильно ты меня боишься. Столько раз я уже видел в тебе этот страх. Облегчи задачу нам обоим и сними путы.

Гермиона, однако, не собиралась идти на поводу у опаснейшего темного мага современности.

— Я не имею права. Кто знает, на что вы способны. — Не имело смысла приукрашать ситуацию. — К тому же, — Гермиона сглотнула, старательно подбирая дальнейшие аргументы, — вы же даже не можете нормально ходить.

— Значит, возможность того, что я решу напасть и поразить тебя, исключается, — заключил Волдеморт и еще более твердо продолжил: — Тогда ты меня поведешь. А теперь освободи меня, наконец!

Она бы с радостью, действительно с радостью подчинилась ему. Постоянно самостоятельно вымывать его явно не являлось приятной обязанностью. А хоть Волдеморт и стал сильнее, но все еще был очень слабым и нуждался в помощи.

Когда Гермиона водила его в ванную, то лишь на короткое время снимала путы с его ног. Но освободить мага полностью? Случай с кофе наглядно продемонстрировал, насколько опасным был Лорд Волдеморт, даже лишенный палочки. Да, теперь, когда он медленно восстанавливал физические силы, его магическая мощь возвращалась угрожающе быстро. На что он вообще был бы способен, если бы ему удалось завладеть волшебной палочкой? В принципе, чары узнавания, наложенные на нее, должны были бы помешать ему… надо надеяться.

Внезапно произошло нечто, превосходящее все испытанное Гермионой ранее. Красные глаза засверкали, словно горящие угли. Медленно, очень медленно девушку захлестнуло мягкое, нагоняющее сон ощущение, которое отнимало ее контроль над собой, в то время как Волдеморт ввинчивался в ее голову.

— Освободи меня, сейчас! — приказал шипящий голос, исходящий словно из глубины ее собственного сознания. Гермиона перестала чувствовать свое тело, утонула в бездонных алых глазах. Несмотря на то, что их с Волдемортом разделяло более метра, для девушки весь окружающий мир сузился до двух тлеющих красных угольков.

Как бесконечно легко казалось ей парить в обволакивающем «ничто». Сила тяжести перестала существовать для Гермионы. Картины девушки, которая была удивительно похожа на нее саму, проносились перед внутренним взором. Возможно, она сейчас видела свою жизнь?

Грейнджер перестала ощущать пол под ногами, потеряла контакт с одеждой, и ей казалось, что она, абсолютно обнаженная, летит через глубокую красную ночь, каждой клеточкой тела чувствуя тепло летнего ветра, мягко обвевающего ее со всех сторон.

Голос Волдеморта, все еще кажущийся опасным, сейчас был бесконечно теплым, нежным и удивительным. Все вокруг нее было наполнено его звучанием. Когда он снова приказал ей снять чары, девушка ощутила, как его голос ласково гладит ее. Нет, не тело, а нечто намного более эфемерное, ее суть, которая, казалось, и сама состояла только из этого голоса. Как же это было непередаваемо прекрасно, лететь сквозь алую ночь, потеряв всякую связь с реальностью.

Как одурманенная, девушка подошла ближе. Она не понимала, куда ее ведут, и тем не менее ни разу не споткнулась. Гермиона не шла, а парила. Она не знала, что делает. Как она могла вообще отвечать за свои руки, являясь бесплотной? А затем Грейнджер подняла палочку и слушала словно со стороны, как ее губы шепчут необходимые для снятия сдерживающих чар заклинания.

Внезапно связь оборвалась. Невидимая рука грубо вышвырнула Гермиону из прекрасного «ничто» обратно в собственное тело. Напуганная до колик тем, что именно она сделала, Грейнджер отпрыгнула подальше от Темного Лорда, желая оказаться на безопасном расстоянии от скрутившей перед броском кольца змеи, которая теперь в любой момент могла кинуться и уничтожить бедную жертву.

Гермиона вжалась в стену. Каждая клеточка ее тела вопила от ужаса. Не способная отвести взгляд от Волдеморта, волшебница смотрела, как Темный Лорд медленно, с выражением абсолютного триумфа на бледном лице, стал осторожно касаться своих рук и ног. Как будто хотел убедиться, что бренная оболочка снова принадлежит именно ему. Словно в замедленной съемке, Волдеморт сел. Насколько же ему было приятно снова получить контроль над собственным телом! Теперь и он тоже был снова в своем теле, управления над которым лишила его стража. Сейчас он выглядел почти счастливым.

Наконец ему удалось выпрямиться, и он свесил длинные ноги с кровати, с завороженной усмешкой наблюдая, как они раскачиваются в воздухе.

— Намного лучше, а теперь подойди сюда! — приказал Волдеморт девушке, снова концентрируя на ней свое внимание.

Но Гермиона стояла в противоположном конце комнаты, все еще вжимаясь в стену.

«Он свободен, он свободен, и я с ним одна» — эта мысль билась в голове несчастной вкупе со страхом быть пойманной с поличным аврорами, профессором Симпсоном или глубоко разочарованной Хелен — в общем, всеми теми, кто постоянно предупреждал не смотреть ему в глаза и не поддаваться воздействию.

Волдеморт поднял худую бледную руку, и его паукообразные пальцы сжались, лицо же исказилось дьявольской победной усмешкой.

— Подойди наконец ко мне!

Но Гермиона не хотела этого. Где была ее палочка? Забрал ли он ее уже? То, как она ощущала его в своей душе... Она бы сделала все, что бы он ни захотел, даже в малейшей мере не контролируя свои действия.

Гермиона была безоружна и полностью в его власти. Худое, сейчас более чем когда-либо напоминающее змеиное, тело скользнуло к краю кровати. Его пальцы, казалось, искали, за что бы удержаться, пока бледные узкие ступни касались пола и он медленно поднимался. Придерживаясь за край кровати, он встал…

…и попросту упал.

— Да подойди же ты, наконец, девчонка! Мне нужна помощь! — вернул девушку к реальности сейчас уже полностью лишившийся вкрадчивых ноток голос Волдеморта. И тут она увидела свою волшебную палочку.

Темный Лорд не забрал ее, Гермиона сама от ужаса выронила ее. Быстро схватив оружие, она приблизилась к нетерпеливо хмурящемуся на полу Волдеморту.

Сейчас Грейнджер остановилась в паре шагов от Темного Лорда, держа палочку поднятой. Она не совершит безрассудство и не подойдет к нему слишком близко, не даст возможности схватить ее. Внезапно Гермиона вспомнила сказку о злом волке и семерых козлятах. Нет, Гермиона не была настолько глупой и наивной. Она не позволит Темному Лорду провести ее.

Черты Волдеморта все сильнее искажала дьявольская ярость, и Гермиона была уверена, что в безволосой голове проносятся один за другим планы ее жестокого убийства. Впрочем, уже через несколько секунд звенящая тишина была разбита донельзя раздраженным «Пожалуйста!»

— Пожалуйста, наконец подойди, девчонка, и помоги мне!

И Гермиона подчинилась. Слишком странным было слышать именно это слово из уст темнейшего мага всех времен. Обхватив его, она потянула Волдеморта на стул.

Ее сердце пропустило удар, когда Темный Лорд действительно обвил ее руками, перенося свой вес на девушку. Вначале Грейнджер даже подумала, что маг наконец решил ее прикончить, чтобы затем завладеть палочкой.

Быстро, спеша предотвратить непоправимое, Гермиона откинула оружие как можно дальше. Если ему и суждено одолеть ее, то хотя бы он не станет еще сильнее, чем уже был. Однако костлявое тело держалось за нее только для того, чтобы снова не упасть.

— Давай же! Неужели я действительно должен молить?

И опять девушкой впала в то самое ужасное состояние, перестав контролировать свои действия, и, ведомая голосом Темного Лорда, шла по комнате, пока он наконец не отпустил ее и не позволил вернуться в собственное тело.

Единственное, чего ей хотелось — это оказаться как можно дальше от Темного Лорда, и она пошла в противоположный угол за своей палочкой. Насколько же она была глупой, насколько непередаваемо безголовой. Ей было тягостно даже просто прикасаться к нему, ощущать же все его тело, когда он опирался на нее, было и того невыносимее. Гермиона даже в каком-то смысле чувствовала благодарность к чарам, ибо так у нее хотя бы не осталось ужасных воспоминаний.

И сейчас она была наедине с этим демоном, талантливейшем из всех легилиментов, а никому даже не приходило в голову открыть дверь и заглянуть внутрь. Словно пущенное в расход животное, ее кинули в клетку хищнику на съедение. Скорее всего, то, что Волдеморт заставил ее пережить, было его собственным изобретением. Гремучая смесь из Империуса и легилименции. Так он наверняка заставлял своих жертв с радостью предавать идеалы и любимых, за которые те боролись, и воплощать в жизнь самые извращенные его фантазии.

Но почему же он все еще не причинил ей вреда? Почему до сих пор не напал? У нее была возможность разломить капсулу и молить авроров о защите. Но, подходя к ситуации с практической стороны, действительно ли требовалось подключить пять натренированных мужчин, чтобы подчинить одного худого, как скелет, человека, который даже сам стоять не мог?

Конечно же, она боялась, естественно, желала оказаться в обществе авроров, которые бы предоставили ей помощь. Но чтобы получить все это, ей необходимо будет признаться, что она совершенно не следовала их четким и однозначным указаниям. А это было бы не только неприятно, но являлось вообще опасным для нее. Скорее всего, ей угрожало серьезное наказание за то, что сняла с заключенного магические путы.

Да, она еще попытается разобраться сама. Но волшебная палочка должна оставаться вне зоны досягаемости его длинных белых пальцев. Не имело значения, насколько хороши были наложенные на нее чары против несанкционированного использования. Лорд Волдеморт был способен на все. Поэтому уже в следующую секунду волшебная палочка исчезла между сложенными на тележке полотенцами, которую она легким толчком отправила к двери.

Волдеморт выглядел таким неловким и дрожащим, что Гермиона, делая каждый шаг, боялась, что он опрокинет их на пол. Ноги Волдеморта были слишком слабыми, чтобы поддерживать его собственное тело. Без ее помощи он ни за что бы не дошел до кровати. Наконец, усадив Темного Лорда на край постели и отбежав от него на безопасное расстояние, Гермиона осмелилась поднять на него взгляд. Впервые с их первой встречи Волдеморт выглядел практически довольным.

И не только это: ее удивление не знало границ, когда надменно ухмыляющееся лицо даже выговорило издевательское «Спасибо».

— Позволь мне еще немного так посидеть, — попросил он, когда Гермиона начала нашептывать слова сковывающих заклинаний. С видимым наслаждением он снова поднял руки и почесал длинными бледными пальцами подбородок. Сейчас он совсем не казался ей опасным, а даже выглядел как-то… по-домашнему? Заключалась ли причина в том, что она должна была заботиться о нем как о ребенке? Возможно, потому что на какую-ту долю секунды лучшая ученица Хогвартса почувствовала что-то теплое по отношению к Темному Лорду.

Гермиона резко развернулась, пряча от Темного Лорда лицо. Волдеморт ни при каких обстоятельствах не должен заметить, что она ему улыбнулась.

— Меня наверняка выкинут отсюда, если кто-то узнает. Я должна вас сковать, — проговорила Гермиона, стараясь, чтобы голос звучал строго и уверенно.

— Нет, не должна. Принеси мне для начала попить, — снова ворвался в ее мысли голос Волдеморта, когда она помимо желания повернулась к нему лицом.

— Немедленно прекратите! Я… — и вот опять, наблюдая за собой будто со стороны, она принесла ему бутылочку.

После того как Темный Лорд, хоть и дрожащими руками, но все же без посторонней помощи поднес фиал к губам и осушил его, Грейнджер поспешно наложила связывающие чары.

— Больше никогда так не делайте, — с угрозой произнесла Гермиона.

— Не делать что именно? — мягко уточнил он. Сейчас его лицо выглядело удивительно живым.

— Эту… эту легиллименцию, Империус или что вы там против меня использовали, — спотыкаясь на каждом слове, выговорила Гермиона. Больше никогда она не посмотрит Волдеморту в глаза. — Это было так отвратительно. Я потеряла контроль над собой.

— Естественно. Это сила. Моя власть над тобой, — удовлетворенно подтвердил Темный Лорд ее страхи, как будто угрожающие слова сладчайшим нектаром растекались на его языке. А Гермиона вдруг вспомнила: она не мышка, в страхе замирающая перед змеей, она поклялась, что больше не позволит Волдеморту унижать себя, и нужные слова внезапно пришли сами:

— Ваша власть надо мной? Сейчас я хочу, чтобы вы меня выслушали. За дверью постоянно дежурят пять авроров, и установлена сигнализация, которая мгновенно сработает, стоит вам только переступить порог камеры, и меньше чем за минуту сюда прибудет отряд вооруженных авроров. Это не говоря уже о том, что весь коридор просто кишит ловушками и защитным чарами, настроенными исключительно на вас. Поэтому даже если вы одолеете меня и выйдете из комнаты, то не пройдете и пары шагов до того, как вас снова обезвредят и вернут сюда. 

Все, что говорила Гермиона, казалось, не произвело особого впечатления на Темного Лорда. Скорее всего, он уже подозревал нечто подобное. Впрочем, она и не стремилась удивить его. Набрав в грудь побольше воздуха, Гермиона выложила свой главный козырь:

— А следующий человек, которого пришлет сюда Министерство, будет гарантированно намного лучше следовать всем предписаниям и правилам. И вы больше не получите никаких дополнительных бутылочек воды, сэндвичей и свежих газет. Ничего. Вы просто будете лежать и ждать казни.

Впервые на лице Волдеморта проскользнуло что-то, похожее на беспокойство. Видя, что ее слова достигли цели и Темный Лорд действительно задумался, Гермиона твердо продолжила:

— Если же вы еще раз попытаетесь применить ко мне те отвратительные чары, я расценю это как нападение, и вы, опять же, получите нового работника. Я нужна вам, и вы это знаете, — уверенно закончила Гермиона, а потом, не оборачиваясь и не прощаясь, вышла из комнаты.

Друзья существуют для того, чтобы поддерживать в трудную минуту и чтобы с ними можно было поделиться наболевшим. Прекрасные предположения, впрочем, реальность выглядела для Гермионы Грейнджер этим вечером несколько по-иному.

Спустя пару дней с тех пор, как Волдеморт принудил ее снять с него сдерживающие чары, Гермиона встретилась с друзьями в «Кабаньей голове». К сожалению, Джинни не смогла прийти, а потому Грейнджер сейчас сидела с Роном и Гарри и медленно пила маленькими глоточками сливочное пиво.

— Скажи это еще раз, Гермиона! — проговорил покрасневший от едва сдерживаемого смеха Рон.

— Я считаю, что люди отражают действительность, в которой живут, и всегда отплачивают окружающему миру взаимностью. Это называется экологической психологией.

— Гермиона — крестьянка с собственным выводком Пожирателей смерти, — согнулся от хохота Рон.

— Я же уже объясняла тебе, Рональд, что это не имеет ничего общего с сельским хозяйством. В безрадостной среде человек чувствует себя неуютно и злится, но если изменить обстоятельства, то можно изменить и отношение человека. Мой пациент, — Гермиона задумчиво покусала губы, — это очень тяжелый случай, но я стараюсь положительно повлиять на него. Разве я не была права, когда советовала хорошо относиться к Кричеру?

— Положительное отношение к Пожирателю! Супер, Гермиона! Ты в своем репертуаре. Повтори-ка еще раз, что ты ему там поменяла в камере?

— Это не так глупо, как вы думаете. Стены были серыми и мрачными, с отпадающей штукатуркой, я же магически подлатала их и покрасила в желтовато-солнечный цвет. Он должен излучать позитивное настроение. Кроме того, я поменяла это скучное белое постельное белье, и теперь оно…

— Дай-ка угадаю. Зеленое! Он ведь слизеринец? — со смехом предположил Гарри.

— Салатовое. И что? Я еще наколдовала на наволочках маленьких серебристых змеек.

— Гермиона, ты просто неповторима!

— Еще я повесила на стены несколько картин, чтобы немного оживить интерьер, а также принесла в комнату домашние цветы. Они похожи на фиалки, но их цветочки побольше и с серебристой каемкой. Они прекрасны, к тому же я заколдовала их так, чтобы они реагировали на злость. Чем накаленнее атмосфера, тем сильнее они светятся синим. Ведь этот цвет успокаивает. Мое собственное изобретение, — похвасталась Гермиона.

— А что сказали про это все твои коллеги? Они ведь к нему уже заходили? — спросил Гарри.

— Ну, — Гермиона замялась, — целитель сказал, что это очень изобретательно с моей стороны и если мне хочется делать нечто подобное, то они не против.

Гермиона умолчала о том, что профессор Симпсон смотрел на нее как на умалишенную, когда она объясняла ему свою теорию.

— Да, Гермиона, ты говорила, что заключенному даже не дают горячей воды и одежды, а ты принесла ему цветочки и повесила на стены картины.

Слегка покраснев, волшебница поняла, что ее друзья были правы. Наверняка профессор Симпсон расценил это как шутку. Но кого вообще интересовало их мнение? Она должна была хоть что-то сделать для своего пациента. Ее поступки могли казаться остальным глупыми и наивными, возможно, Дамблдор подошел бы к делу по-другому, но все они потерпели крах. Если и ее ждет неудача, то она ничего не потеряет. Но Гермиона могла и добиться успеха в этом деле. Да, она была в своем репертуаре: почти двухметровый, невероятно бледный и худой протеже с узкими щелями вместо носа, зато обладающий чудовищной магической мощью. И несмотря на все, ее подопечный.

— Ты уже предложила ему вступить в ГАВНЭ? — поинтересовался Рон.

— Вы мне всю жизнь это будете вспоминать? — обиделась Гермиона.

— Ладно, ладно, не злись, — примирительно проговорил Гарри. — Ты все еще не хочешь нам рассказать, кто он?

— Мне очень жаль, но я не имею права.

— Я начал задумываться, — нахмурился Рон. — Когда я тебя слушаю, то понимаю, что ты уже столько хорошего ему сделала. Заботишься о нем. Должен сказать, что я скоро начну ревновать.

— О, Рон, тут точно нет никакой опасности, — Гермиона не смогла сдержать улыбку. —  Не думаю, что его вообще такое интересует.

Поймав заинтересованный взгляд друзей, Гермиона нахмурилась, понимая, что сболтнула лишнее, и засобиралась.

— Кажется, ребята, мне пора, — извиняющимся тоном проговорила она, многозначительно взглянув на наручные часы. — Я сегодня записалась в бассейн и уже опаздываю.

* * *

Позже, когда уставшая, но довольная Гермиона возвращалась домой после плавания, она думала о том, что рассказала друзьям далеко не все. Совсем недавно, а именно позавчера, Грейнджер приобрела своему подопечному одежду. Темно-зеленую льняную футболку и черные штаны. Вещи были приятные на ощупь и выглядели дорого. Впрочем, и стоили они недешево. Гермионе пришлось отдать сорок галлеонов за комплект. «Но, — рассуждала девушка, — если бы не мой пациент, я бы никогда не получила такую высокую зарплату, поэтому в каком-то смысле он тоже имеет право на ее часть».

Еще Гермиона умолчала о том, что взяла себе за правило каждый день ненадолго снимать с пациента сковывающие чары. Это решение далось ей нелегко, но на то было несколько причин.

И первой из них являлось то, что после случая, когда Волдеморт подавил ее волю, заставив выполнять свои приказы, и она пригрозила увольнением, Темный Лорд больше не пробовал подчинить ее и вообще вел себя на удивление спокойно и неагрессивно. Нет, конечно, вежливым и приятным собеседником он не стал, но все же откровенных оскорблений стало меньше, да и попыток поработить ее разум он больше не предпринимал. А Гермиона считала педагогичным поощрять хорошее поведение подопечного.

Вторая же причина заключалась в том, что волшебница не хотела проверять границы терпения Темного Лорда. Проще было пойти на небольшие уступки самой и не доводить Волдеморта до точки кипения, достигнув которой, он уже силой бы принудил ее к тому же самому.

Третья и последняя причина крылась в самой Гермионе и ее решении хотя бы попробовать относиться к Волдеморту по-человечески. А лежать полностью неподвижным целыми днями напролет вряд ли можно было отнести к человеческим условиям жизни.

Оправдав таким образом нарушение всех мыслимых и немыслимых мер предосторожности, Гермиона постаралась хотя бы на время выкинуть своего подопечного из головы, ведь завтра ей снова предстояло спускаться в клетку с хищником, вооружившись лишь верой в то, что она ему нужна, и принципами человеколюбия.

* * *

Видимо, он уже ждал ее, так как, когда Гермиона вошла, Волдеморт выглядел не сказать, чтобы обрадованным, но уже кидал полные ожидания взгляды на дверь. Тонкие губы скривились в чем-то, похожем на улыбку, и Гермиона удивленно застыла. Впрочем, прежде, чем она смогла хоть что-то сказать, маг нетерпеливо приказал освободить его от пут. Вздохнув, волшебница опустилась на колени и отточенными движениями сняла чары.

Гермиона уже позаботилась о том, чтобы авроры, даже если случайно и решат открыть дверь, не увидели в камере ничего предосудительного. Конечно, они еще ни разу не делали такого, но волшебница предусмотрела и подобную возможность. Теперь любой, кто бы ни открыл дверь, увидел бы всего лишь скованного Волдеморта, лежащего на кровати. А единственным звуком, который был бы слышен, стало бы тихое тиканье часов на стене.

Эту иллюзию Гермиона наложила на дверную раму. Впрочем, если кому-то все же взбредет в голову шагнуть внутрь, морок рассеется и тогда вошедший увидит реальную картину. О том, что случится после, Грейнджер старалась не думать. Это поставило бы крест на всей ее будущей профессиональной жизни. И все же Гермиона раз за разом снимала с Волдеморта сдерживающие чары.

Опустившись на стул, Грейнджер молча рассматривала свои руки. Темный Лорд же сел на постели и некоторое время просто разминал, по-видимому, затекшее от долгого лежания тело. Потом он спустил ноги и потянулся к принесенному тазу с водой. Умывшись, Волдеморт принялся за чистку зубов.

Самостоятельность и контроль над собственным телом были для него вещами первостепенной важности. Принимать помощь в таких делах являлось для него ужасным унижением, особенно от кого-то вроде Гермионы.

Конечно, он этого не заслуживал, но Гермиона не могла позволить своему подопечному голодать, а потому приносила ему каждый день сэндвичи, яблоки, а также молоко и пакетик тыквенного сока. Жадно, без единого слова благодарности, на самом деле даже не удостаивая ее взглядом, Волдеморт запустил руку в расшитую бисером сумочку, вытаскивая на свет продукты.

— Кто зачаровал тебе эту сумочку? — вдруг спросил ее Темный Лорд. Гермиона смущенно улыбнулась.

— Я сделала это сама. Всего лишь детская сумочка, на которую я в прошлом году наложила несколько заклинаний. Тогда нам было важно взять как можно больше вещей с собой.

Ее глаза вспыхнули в ожидании похвалы, которую обещало одобрение, прозвучавшее ранее в голосе Волдеморта. Впрочем, ее так и не последовало. Вместо этого маг брезгливо выронил сумочку из рук, будто считая заразной зачарованную грязнокровкой Грейнджер вещь.

Разочарованная, хотя и не слишком удивленная, Гермиона забрала сумочку и прошла к стулу. В комнате было всего три довольно высоких железных белых табурета. Один из них стоял рядом с кроватью, второй — перед небольшим столиком, третий же, на котором сейчас сидела Гермиона, находился возле ванны. Усевшись, Гермиона наблюдала, как Волдеморт ест принесенный ею бутерброд.

Теперь, когда ее обязанности ограничивались работой горничной, волшебница справлялась намного быстрее. Ей следовало всего лишь заправлять постель и приносить еду. Помещение же очищалось самостоятельно. Пыль и микробы собирались вместе и отправлялись в слив.

Теперь, когда Волдеморт уже наполовину восстановил свои силы, он мог управлять магией и без палочки довольно неплохо. Вероятно, намного лучше, чем могли даже предположить авроры и целители, в противном случае они бы позаботились об усилении сдерживающих чар и выставлении дополнительной охраны.

Впрочем, вряд ли хоть один аврор мог допустить мысль о том, что Гермиона являлась такой идиоткой и сама пренебрегала всеми мерами предосторожности.

Поднявшись с постели, Волдеморт на нетвердых ногах начал ходить по комнате. Атрофировавшиеся за долгое время лежания мышцы плохо подчинялись воле хозяина. Он часто спотыкался и подолгу стоял, тяжело опираясь то на стулья, то на изножье кровати, то на край ванны; его дыхание сбилось. Так продолжалось довольно долго — он упражнялся, хмурился и снова приступал, — и все же Гермиона видела гордость и удовлетворение на всегда таком строгом и угрюмом лице. Наконец он в последний раз прошел по комнате и без сил сполз к краю ванны. С видимым напряжением ему удалось подтянуться и забраться внутрь. Прижав руки к коленям, он низко опустил голову и тяжело дышал.

Пару минут спустя он, снова несколько восстановив силы, разделся и включил воду. Гермиона, не желая наблюдать за процессом мытья, вытащила книгу и углубилась в чтение. Впрочем, очень скоро ее отвлек скрипяще-шелестящий и не похожий на человеческий голос. Удивленно подняв голову, Грейнджер увидела парящую справа от головы Лорда газету, которая сама читала вслух заметки.

Гермиона не могла не восхититься талантом своего подопечного. Но в то же время она была обеспокоена тем, что бы случилось, если бы ему удалось найти способ забрать и подчинить себе ее палочку. Волдеморт еще ни разу не пытался отнять ее, потому что наверняка знал о заклинаниях, предотвращающих несанкционированное использование оружия. Но даже если он и никогда не поднимал эту тему, то наверняка думал об этом долгими часами, без движения лежа скованным в кровати.

После того как он с большим трудом вытерся и натянул купленную Гермионой одежду, Волдеморт снова позвал ее:

— А теперь помоги мне подняться!

Встав на дрожащих ногах, он оперся о теперь так же пошатывающуюся под его весом девушку, и им вместе удалось преодолеть несколько разделяющих постель и ванну метров, и Волдеморт без сил рухнул на свою кровать-тюрьму.

Надежно спеленав его заклинаниями, Гермиона вздохнула. Теперь она придет только в понедельник. Значит, ее подопечный проведет почти двое суток один, без еды и воды, не способный даже пошевелиться. Даже учитывая его привычку к выживанию во враждебных условиях (вспомнить хотя бы годы, проведенные Волдемортом в виде бесплотного духа в лесах Албании), это должно было быть для него серьезным испытанием. Волна жалости снова захлестнула волшебницу.

— Значит, я приду в понедельник?

Темный Лорд не удостоил ее даже взглядом, и Гермиона неловко переступила с ноги на ногу.

— Возможно, вы бы хотели, чтобы я принесла вам что-то конкретное? Может быть, какие-то фрукты?

Несколько секунд Волдеморт, сощурившись, молча разглядывал ее, а затем медленно покачал головой.

— Нет, ничего не нужно.

Когда она уже собрала тележку и развернулась, чтобы уходить, ее догнал холодный высокий голос:

— Постой, девочка. Ты хорошо служишь мне. Какая бы грязная кровь ни текла в твоих венах, но ты помогаешь мне. А Лорд Волдеморт всегда вознаграждает тех, кто ему помогает. Подумай о том, чего бы ты хотела. А теперь уходи.

Неуверенная, было ли это обещанием, оскорблением или угрозой, Гермиона решила последовать совету и настолько быстро, насколько это возможно, покинуть комнату. Но прямо на пороге, когда она уже коснулась ручки двери, Грейнджер осенила мысль, которая уже давно кружила ей голову. Не давая себе возможности передумать, волшебница резко развернулась и уверенно произнесла:

— Я не хочу больше быть слабой. Я хочу научиться защищать сознание. — На какую-то долю секунды ей показалось, что уголки губ Волдеморта приподнялись в улыбке.

— А ты не слишком-то скромна. Желать в качестве учителя самого Лорда Волдеморта. — Он немного помолчал. — Впрочем, это определенно пошло бы тебе на пользу. Я подумаю над этим. А теперь ступай!

* * *

Гермиона все же решила съехать из магловской комнатушки, в которой до этого жила, и сняла вполне приличный номер в «Дырявом котле». Благо, с деньгами, которые она получала в Св. Мунго, она легко могла себе это позволить. Поэтому сейчас, налив полную ванну горячей воды, Грейнджер наслаждалась спокойствием и одиночеством. Ведь, живя в съемной комнате, ей приходилось довольствоваться исключительно быстрым душем, про последний же год и жизнь в палатке не хотелось даже вспоминать.

Добавив пены, Гермиона почти полностью погрузилась в пахучую воду и откинула голову на край ванны. Расслабляющее тепло приятно обволакивало тело, и Грейнджер позволила мыслям свободно течь.

Действительно ли он всерьез предложил давать ей уроки? С усмешкой на губах Гермиона вспомнила рассказы Гарри о его занятиях окклюменцией со Снейпом, которые скорее напоминали садо-мазо практику, чем настоящие уроки.

Да, она переплюнет список самых необыкновенных когда-либо проводивших курсов, если Волдеморт предложил ей преподавание серьезно.

Гермиону Грейнджер учит сам Лорд Волдеморт. Ей стоит завести дневник. Если она не начнет записывать удивительные вещи, случившиеся с ней в последнее время, то через несколько лет и сама не поверит в реальность произошедших событий. Но возможно, эти уроки откроют ему еще больший доступ к ее сознанию и уничтожат последние барьеры?

Его демонстрация силы всего несколько дней назад показала, насколько она ошибалась во всех расчетах и почему ее постоянно предупреждали не смотреть Волдеморту в глаза. С каждым днем он становился сильнее. И все же он до сих пор не причинил ей вреда, хотя не раз имел такую возможность.

Внезапно Гермиона почувствовала удивительное спокойствие. Он ничего ей не сделает. В его обществе она в безопасности. Не из-за благодарности или симпатии, нет, Темный Лорд вообще не знал таких понятий, а просто потому, что она была ему нужна. И это являлось намного лучшей защитой, чем какие-либо положительные чувства, на которые он вообще не был способен.

Возможно, в каком-то смысле ему даже нравился Снейп, во всяком случае, Волдеморт его однозначно ценил и при этом, не колеблясь ни секунды, лишил жизни, даже не догадываясь, что тот был предателем. Рассчитывать на чувства было крайне глупо, но не на полезность. Да, Темный Лорд нуждался в ней. Если он только попробует как-то навредить ей, то обязательно будет передан в руки персонала больницы. А они не станут слишком-то заботиться о его удобстве.

Нет, он не причинит ей вреда. Даже несмотря на его неспособность испытывать к кому-либо положительных чувств, он был достаточно умен, чтобы видеть, в чем заключалась его выгода. Гермионе ничего не угрожало со стороны Лорда Волдеморта.

Гермиона с огромным нетерпением ждала наступления понедельника. Все выходные волшебница ломала голову над тем, действительно ли она поступила разумно, попросив Темного Лорда давать ей уроки. Вряд ли он, учитывая все меры предосторожности со стороны Министерства, сможет сбежать, но все же было бы глупо недооценивать его.

Волдеморт по праву считался сильнейшим темным магом всех времен и народов, а теперь, когда Дамблдор был мертв, являлся величайшим волшебником на земле. И, в отличие от старого светлого мага, он никогда не боялся экспериментировать. Естественно, большинство его экспериментов были ужасными и темными, ведь вряд ли он стал бы тратить время на безобидную магию. И все же, одно неоспоримо: Волдеморт являлся маэстро в искусстве магии, талантливым, как никто до него, и при том всесторонне образованным.

Если он и правда согласится поделиться с Грейнджер знаниями, то сможет рассказать ей на недостижимом даже для Хогвартса уровне то, чего у Гермионы никогда не вышло бы вычитать в книгах или почерпнуть на уроках в Школе Чародейства и Волшебства. Эта идея оказалась для волшебницы слишком соблазнительной. Да, она хотела учиться.

Наконец, наступил понедельник. Перед работой Грейнджер, как и в любой другой день в последнее время, зашла в супермаркет. Сегодня она собиралась купить больше обычного. Ее новый учитель с утра субботы ничего не ел и не пил, а потому вряд ли смог бы сконцентрироваться, испытывая голод и жажду. Чтобы еще больше поднять ему настроение, Гермиона в воскресенье приобрела плащ, пару черных укороченных штанов и несколько других предметов одежды. Вообще ей даже пришлось для этого брать отложенные с прошлых недель работы деньги, но волшебница не возражала.

Сегодня Гермиона сразу, как вошла, сняла со своего пациента путы и включила кран, набирая в ванну воду. После прошедших выходных Волдеморт был особенно раздражительным и слабым, что, впрочем, и неудивительно. Если она будет плохо за ним ухаживать, у Волдеморта вряд ли возникнет желание ее чему-либо учить.

И сегодня Гермиона обеспечила себе возможность побыть с ним подольше. Она сказала аврорам, что собирается обстоятельно заняться с пациентом лечебной гимнастикой, что хочет изменить планировку в комнате и что ей следует написать отчет. Так волшебница объяснила им свое решение пробыть с ним полдня.

После двух проведенных суток в постели Волдеморт был слаб, но ему все же удалось без посторонней помощи дойти до туалета и ванны. В этих обстоятельствах наибольшим подарком, который могла преподнести Темному Лорду Гермиона, была самостоятельность.

О своем обещании давать ей уроки он ничего не сказал. Волдеморт просто погрузился в ванну и наслаждался теплой чистой водой. При этом Темный Лорд выглядел на удивление спокойным и удовлетворенным.

Гермиона трансфигурировала из одного из стульев письменный стол и положила перед собой пергамент, на котором ей еще предстояло написать отчет. Раз она решила остаться с Волдемортом надолго и так как вряд ли у нее останутся силы на это вечером, то почему бы не использовать свободное время с пользой? Периодически Грейнджер поднимала взгляд на своего пациента, мирно лежащего с откинутой на край ванны головой. Рядом с ним снова парила самочитающая газета.

— Что ты пишешь? — внезапно ворвался в мысли девушки холодный, привыкший отдавать приказы голос Волдеморта. Гермиона только сейчас заметила, что газета замолчала. Значит, он уже какое-то время наблюдал за ней.

— Я… я пишу отчет. Я должна каждый день сдавать рапорт о том, что я здесь делаю и как вы… — Гермиона подавилась воздухом, но потом все же продолжила: — И что делаете и говорите вы. Я подумала, что раз я сегодня буду здесь дольше из-за урока, то неплохо написать все сейчас, чтобы освободить вечер.

Волдеморт приподнялся и пару мгновений сверлил ее взглядом своих красных глаз, пока Гермиона не разорвала зрительный контакт. Нет, она не позволит ему снова залезть ей в голову.

— И что же ты обо мне пишешь? Прочитай! — резко приказал он, впрочем, в его голосе прозвучал искренний интерес. Вообще-то Гермионе было неловко, но, с другой стороны, он и сам уже наверняка заметил, что она нарушает все правила.

— Честно говоря, я почти не пишу о том, что происходит на самом деле. Мне столько всего нельзя делать. К примеру, мне позволено приносить вам на целый день только одну бутылочку с питательной смесью и одну с водой. Я не должна давать вам ничего из одежды, и, конечно, мне запрещено снимать с вас сдерживающие чары. Я, — Гермиона смущенно опустила взгляд, — я каждый день что-то придумываю. Это почти всегда одно и то же, но мне кажется, что я достаточно хорошо все формулирую.

— И какова же причина того, что ты делаешь все это, несмотря на запреты? Ведь ты, насколько я помню, была одной из наиболее ярых противниц моего режима. Неужели ты так быстро изменила своим убеждениям? — недоуменно спросил Лорд, приподнимая безволосую бровь.

— Нет, конечно, нет, — сразу вскинулась Гермиона, передергивая плечами. Как ему даже в голову могло прийти нечто подобное? — Просто… я не знаю. Наверное, я делаю это потому, что сама, окажись на вашем месте, хотела бы получать еду и возможность одеться.

Гермиона замолчала, подбирая дальнейшие слова, впрочем, в этом не было необходимости, так как Волдеморт уже снова отвернулся. Такие чувства как сострадание ему явно были незнакомы. Вместо этого Волдеморт стал подниматься из ванны, чтобы одеться. Тут следовало отдать ему должное: если Темный Лорд что-то решил, то так просто никогда не сдавался.

После того, как с этим всем было покончено и он немного передохнул, Волдеморт довольно уверенно дошел до кровати и сел, видимо, ожидая, когда Гермиона закончит писать отчет.

— А теперь мы начнем. Скажи, девочка, что бы ты хотела изучить?

— Легилименцию и окклюменцию, — уверенно проговорила волшебница. Она давно решила для себя, что способность защищать разум — очень нужный навык. А вторжение в ее сознание Темного Лорда неделю назад только укрепило ее уверенность.

— Ментальные науки — это скорее вопрос дарования, — медленно произнес Волдеморт. И его взгляд «Ты-всего-лишь-жалкая-грязнокровка» недвусмысленно давал понять, что он сильно сомневается в наличии у нее этих способностей.

— Я научусь, — упрямо проговорила Гермиона. Разве она не являлась лучшей ученицей Хогвартса? Разве не доказывала раз за разом, что способна впитывать знания более, чем другие?

Кажется, Волдеморт снова усмехнулся.

— Что ж, это твое право — попытаться. Но для того, чтобы постичь ментальные науки, сначала необходимо научиться концентрироваться, выстраивать желаемые картины, полностью погружаясь в них и отсекая лишние мысли и эмоции. Очищение разума несколько раз в течение дня и визуализация призваны в этом помочь. Полагаю, при условии достаточного вложения времени и желания с твоей стороны, недели самостоятельных занятий медитацией и очищением сознания будет достаточно для прохождения этого этапа. И ты сможешь перейти к практической части непосредственно со мной.

Он говорил про «самостоятельные занятия» таким насмешливым тоном, что Гермиона почувствовала, как в душе поднимается волна злости и обиды. Почему он не сказал ей об этом в субботу? Почему тянул, зная, что именно она хочет изучить? Тогда у нее было бы уже два дня, чтобы потренироваться. Ухмылка, растянувшая тонкие губы, только подтвердила ее предположения о том, что он сделал это специально. А потом усмешка резко исчезла, как будто ее и не бывало.

— Твоя ярость лишь в очередной раз показывает, что ты не готова, — безэмоционально заметил Волдеморт. — Я не намерен тратить свое время напрасно. Сначала тебе следует овладеть базовыми приемами. Без них попытки закрыть разум или же проникнуть в чужой бессмысленны.

Тут Гермиона вспомнила, как Гарри постоянно жаловался на уроки окклюменции со Снейпом. Возможно, его просто не так тренировали? Может, именно то, что Снейп сразу перешел к практике, в конечном итоге и помешало Гарри хотя бы чему-то научиться? Раз она решила просить занятий у Темного Лорда, то должна следовать советам новоприобретенного наставника. Кивнув, Гермиона отвернулась, скрывая разочарование, которое все же не смогла полностью подавить. Кажется, она зря выбила себе возможность провести с Волдемортом столько времени. Как волшебница вообще могла даже надеяться, что он захочет делиться с ней знаниями?

— Однако, — оборвал затянувшееся молчание прохладный голос Волдеморта, — то, что ты еще не готова приступить к практике ментальных искусств, еще не означает, что я ничего не расскажу тебе в ближайшие дни. — Он немного помолчал. — Я слышал, будто ты являешься довольно одаренной ведьмой для грязнокровки. Скажи, что ты изучила?

Из его уст это звучало практически как комплимент, поэтому Гермиона решила пропустить обидное прозвище мимо ушей и кратко пересказала все то, что выучила за последний год в школе, дополненное изученными самостоятельно заклинаниями.

Волдеморт слушал, не перебивая, лишь иногда кивком головы давая понять, что он следит за ее рассказом. Впрочем, он совсем не казался удивленным объемом проделанной волшебницей работы.

— Что ж, полагаю, это является достаточной базой, — заключил он, когда Гермиона замолчала. — То, о чем я собираюсь поговорить с тобой сегодня, все равно никогда не входило в школьную программу.

Грейнджер пододвинула к кровати Волдеморта табурет и, опустившись на него, вся обратилась в слух, ожидая, когда темный маг начнет открывать ей секретные знания.

— Итак, для чего волшебнику вообще нужны заклинания и палочка? — задал совершенно неожиданный вопрос Лорд.

— Для того, чтобы фокусировать силу? — озвучила Гермиона втолкованную еще на первом курсе истину.

— В целом, верно. Волшебная палочка — всего лишь проводник. Усилитель или резонатор магического потока, если угодно. Слова, жесты и палочка сами по себе не творят волшебство, а лишь концентрируют и направляют энергию колдуна. Без них создание достаточно мощных формул невозможно, и все же не стоит переоценивать их значение. В руках магла, даже при условии правильной техники произнесения заклинания, волшебная палочка будет бесполезна.

Волдеморт пару секунд помолчал, будто обдумывая следующие слова, а затем продолжил:

— Смысл не в том, чтобы выучить и уметь воспроизводить некое количество заклинаний — такие волшебники никогда не поднимаются выше середнячков, главное — научиться сплетать чары. Соединять и с помощью магических формул фокусировать собственную энергию для достижения поставленной цели. Возьмем, например, простейшее заклинание левитации, используемое для поднятия в воздух предметов.

— Давай, подними его, — скомандовал Волдеморт, кивком головы указывая на стул.

Гермиона непонимающе нахмурилась: это заклинание изучалось на первом курсе. Почему Темный Лорд просит ее применить именно его? Впрочем, задавив вопросы, Грейнджер, сосредоточившись и четко выговорив «Вингардиум Левиоса», взмахнула палочкой. Привычно ощутив хлынувший через древко магический поток, Гермиона наблюдала, как табурет медленно воспарил в воздух. Волдеморт удовлетворенно кивнул.

— Да, именно этим заклинанием и воспользуется подавляющее большинство магистров магии. Хотя оно является далеко не самым оптимальным в плане энергозатрат.

— Но тогда какое же заклинание следует использовать? — вопросительно проговорила Гермиона.

— Ты когда-то изучала латынь? — вопросом на вопрос ответил Темный Лорд. — Ведь этот древний язык ближе всего стоит к истокам магии, и именно на нем говорили Древние.

— Я все еще не понимаю связи… — попыталась возразить девушка.

— Как будет стул на латыни? — нетерпеливо перебил ее Волдеморт. Он уже явно начал терять терпение, поэтому Гермиона сочла за лучшее просто замолчать и сосредоточиться на вопросе.

— Кажется, что-то вроде «Седеле», если я ничего не путаю, — припомнила попытки изучить мертвый язык гриффиндорка.

— «Седили», — снисходительно поправил ее Волдеморт. — А теперь произнеси «Левиоседили» и слегка измени движение палочкой.

— Левиоседили! — воскликнула юная волшебница — и табурет подпрыгнул. Ей даже не пришлось прилагать усилий. Он сам откликнулся, мгновенно взмывая под потолок.

— Заклинание… заклинание получилось намного мощнее и потребовало меньше энергии, — пораженно пробормотала Гермиона.

— Безусловно, — спокойно подтвердил Волдеморт. — Ты сфокусировала силу и, вместо распыления магической струи, направила ее исключительно на достижение нужного результата. Но это лишь один пример.

— Левикорпус, — пробормотала Гермиона, вспоминая примененные Гарри чары, вычитанные в учебнике Принца-полукровки. — Значит, Снейп тоже знал об этом.

— Северус действительно был способен «изобретать» определенные заклинания, но на самом деле стоял лишь на начальной ступени. Однако это лишь самый банальный пример. Занимательнее экспериментировать с соединением более эфемерных понятий, не ограниченных жесткими рамками их материальности. Так, если правильно сплести «левиосу» с символом души «анима», то результатом станет душевный подъем, а, при условии вложения достаточного объема магической силы в заклинание, возможно вообще оборвать связь души с телом.

Гермиона побледнела. В той легкости, с которой он говорил о чарах, исходом применения которых должна была стать смерть жертвы, в том, что он даже не пытался скрыть, насколько темными являлись его эксперименты, был весь Волдеморт.

— Впрочем, — задумчиво прибавил Темный Лорд пару секунд спустя, — намного эффективнее для этой цели все же будет воспользоваться Авадой.

Конечно, он не собирался изменять себе ни на миг, и все же, как со стыдом осознала Гермиона, она была готова вытерпеть все это ради знаний, которые он ей предлагал.

Проводя параллели с обучением грамоты, Волдеморт не был наставником, который учил бы ее чтению и письму, он лишь показывал буквы, из которых она, возможно, позднее смогла бы складывать слова. А Гермиона никогда не могла устоять перед новыми знаниями.

Уже на третий день она принесла свои книги, чтобы обсудить сложные моменты — то, что она никогда не могла бы сделать ни с Роном, ни с Гарри, ни даже с кем-то из профессоров. И Волдеморт позволил ей задавать вопросы, иногда снисходя до ответа, реже — игнорируя их и небрежно роняя, что не станет разжевывать элементарные вещи, которые каждый волшебник обязан понять самостоятельно.

Это было тревожно до дрожи, но в то же время странно притягательно — получить возможность заглянуть за завесу превосходства и отчужденности, которой всегда ограждал себя Лорд, и приобщиться к его таланту и знаниям. Каждый день он вновь и вновь удивлял ее. Вряд ли хотя бы один волшебник на Земле мог похвастаться такими колоссальными познаниями.

Впрочем, Гермиона не забывала и о своем «домашнем задании». Медитациям и очищению сознания волшебница посвящала львиную долю свободного времени. И если сначала она с большим трудом могла сфокусироваться на создании перед мысленным взором даже простого пейзажа, то сейчас, стоило ей закрыть глаза и сконцентрироваться, как безмятежная картина весеннего сада сама вставала перед глазами. Она заставляла себя до мельчайших деталей воссоздавать тихий скрип качающихся веток, шелест ветра, влажноватый аромат раннего утра и приятную прохладу.

Правда, очищение сознания давалось ей намного труднее других дисциплин, и, хотя она перед сном старательно изгоняла все мысли, стараясь достичь того ощущения звенящей пустоты, о которой читала в рекомендованной Волдемортом книге, большого прогресса добиться пока не смогла.

И все же, совершенно гладко неделя пройти не могла, и в один из дней Гермиона по невнимательности захватила с собой, в числе прочих, книгу, год назад взятую из кабинета Дамблдора. В тот раз Волдеморт привычно запустил длинные пальцы в ее сумочку, выуживая на белый свет предметы. Быстро и без особого интереса пролистав два фолианта, он остановился на небольшом потрепанном томике, безошибочно раскрывая его на главе, как помнила Гермиона, посвященной хоркруксам.

Проклиная собственную забывчивость, Гермиона закусила губу, внутренне готовясь к взрыву. Погладив, будто здороваясь со старым знакомым, корешок длинным бледным пальцем, Волдеморт поднял глаза на девушку. Сейчас они ярче обычного светились багрецом.

— Хоркруксы, — абсолютно лишенным выражения голосом произнес он. И все же, напускное спокойствие не могло обмануть девушку. Было видно, что Волдеморт в ярости. В холодном бешенстве, свидетелем которого Гермиона не была еще ни разу. Даже когда сказала, что будет называть его «Томом». Цветы в комнате быстро окрашивались синим. — И многое ты узнала о них? Откуда у тебя эта книга?

— Да, я читала о них. В кабинете Дамблдора после его смерти я нашла несколько книг, посвященных этой теме. Думаю, он хотел, чтобы мы их заметили, — как будто со стороны услышала Гермиона свой голос. Она не хотела отвечать, но ее губы шевелились против ее желания.

А потом их взгляды встретились. И снова весь мир будто закачался перед девушкой. Звуки исчезли, словно они остались вдвоем, глубоко в толще воды. Остались только его глаза, и все глубже она падала в красный. Перед внутренним взором проплывали картины и лица людей. Он опять использовал на ней легилименцию. Он хотел увидеть, куда привела их охота за хоркруксами, хотел увидеть собственными глазами, как лишался осколков души. Слишком поздно он осознал настоящую угрозу, исходящую от трех гриффиндорцев. Его ненависть к тем, кто практически уничтожил его, должна была не знать границ. На лбу Гермионы выступил холодный пот.

«Я ему нужна, я ему нужна, он не убьет меня прямо здесь и сейчас», — как мантру повторяла Грейнджер.

— Как вы вообще узнали о хоркруксах? Я никогда о них не говорил, — оборвал поток лихорадочных мыслей ледяной голос.

— Дамблдор знал. После происшествия с дневником у него появились подозрения, и он стал расследовать различные источники, в том числе старые судебные акты. Он разговаривал с различными людьми, к примеру, с профессором Слагхорном. — Гермиона кинула быстрый взгляд на Волдеморта, который сейчас уже, казалось, взял себя в руки.

— Что ж, по-видимому, Дамблдор провел колоссальную работу, — безэмоционально произнес он, глядя как будто сквозь Гермиону. — Я часто задумывался над тем, как вы, дети, могли узнать мои секреты. Разумеется, Дамблдор, старый кукловод. — Он откинул голову на подушки, судя по всему, не собираясь продолжать разговор. Но Гермиона не намерена была так просто позволить ему оборвать тему именно теперь, когда поняла, что Волдеморт снова контролирует себя.

— То, что я прочла о хоркруксах — это ужасно. Почему ты пошел на это? — Гермиона сама не заметила, как перешла на «ты».

— Чтобы добиться бессмертия и расширить свою власть, глупая девчонка. Самые важные вещи на свете.

— Ты разбил свою душу и исковеркал себе жизнь, — тихо проговорила волшебница.

— Что за чушь ты несешь? — Волдеморт сухо и холодно рассмеялся. — Я — величайший из когда-либо живших волшебников. Я достиг таких силы и власти, которые тебе даже не снилась.

— Возможно, но что осталось в конце?

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Волдеморт.

— Что осталось от тебя в конце? У тебя было столько возможностей. Ты был умен, красив и силен и подавал огромные надежды. Ты мог достичь всего, мог стать счастливым. Разве тебе никогда не хотелось иметь собственный дом, любящую жену, возможно, детей? — попыталась Гермиона донести до него, насколько много он потерял. — Разве тебе никогда не хотелось иметь семью?

— Это все не важно. Тому, кто бессмертен — не нужны потомки. Я мог выбрать себе самый лучший дом. Я достаточно силен, чтобы самому достичь своих целей. Мне никто никогда не был нужен. Вы, люди, — он презрительно и с какой-то ненавистью рассмеялся, — такие слабые. Именно потому, что вы слабы, и ищите кого-то, чтобы выжить. Я же, я же достаточно силен, чтобы полагаться лишь на себя. Никто не смог достичь в жизни большего, чем я!

— Жизнь, которая скоро окончится. Жизнь, в которой тебя боялись, но не любили. В которой ты добился власти, но так и не стал счастливым.

— Замолчи, — по-змеиному прошипел Лорд. — Ты ничего обо мне не знаешь. Я достиг того, чего еще не удавалось никому из людей. Более того, — он скрестил на груди руки, — я стал большим, чем просто человек.

— Ты искалечил свою душу! — с болью покачала головой Гермиона.

— Ты так ничего и не поняла,  — пробормотал Темный Лорд, но волшебница была слишком раздражена.

— Нет, это ты ничего не понял. Раз за разом разрывать свою душу. Даже твое тело поменялось. Дамблдор говорил, что это — следствие изувеченной души.

— Этот глупец Дамблдор! Как ты думаешь, сколько раз я делил свою душу?

— Семь? — вопросительно проговорила Гермиона, все еще не понимая, к чему он клонит.

— Семь, — пробормотал Волдеморт и как-то странно усмехнулся. — А теперь подумай, если бы я каждый раз делил душу пополам, какой частью этой эфемерной субстанции я бы сейчас обладал? Давай, подключи свои хваленые мозги и проведи простейшие расчеты.

— Около… около одного процента? — удивленно произнесла Гермиона, мысленно прикидывая. Она никогда раньше не задумывалась о создании хоркруксов в этом ключе. Разве по силе они были разными? Едва ли.

С удовлетворением понаблюдав за сменой эмоций на лице девушки, Волдеморт снизошел до объяснений:

— Для создания хоркрукса используются лишь незначительные крохи, около процента-двух полноценной человеческой «души». Потом с помощью специальных чар их делают зеркальным отражением «оригинала». Они служат лишь якорем, не дающим переступить грань.

— Значит, — Гермиона снова мысленно произвела расчеты, — значит, у тебя сейчас осталось около восьмидесяти пяти процентов. Но твое тело? Если это не следствие создания хоркруксов, то что с ним тогда произошло?

— Считаешь меня уродом? — вместо ответа задал вопрос Лорд.

А действительно. Было ли в нем что-то особенно отталкивающее? Да, его внешность казалась непривычной и другой, а излучаемая мощь, особенно в дни былого могущества, угнетала, но можно ли вообще оценивать его по человеческим меркам? Можно ли было сравнивать огромного, выдыхающего пламя дракона с жесткими перепончатыми крыльями и яркую воздушную бабочку? По одной шкале оценивать Волдеморта и любого другого мужчину? Темный Лорд весь излучал какую-то особую, магнетическую мощь, и Гермиона даже отчасти понимала Беллатрису, преклоняющуюся перед хозяином. Нет, уродом она его однозначно не считала.

— Человеческая оболочка, — как ни в чем не бывало начал говорить Темный Лорд, — не способна вместить столько силы. Я раздвинул границы возможного дальше, чем это удавалось кому-либо до меня, и сам перестроил свое тело, чтобы оно могло вместить всю возросшую магическую мощь.

Он вытянул вперед бледную руку с длинными пальцами и несколько раз согнул и разогнул их. «Он гордится собой, — отчетливо поняла в этот миг Гермиона, — и считает свою внешность очередной победой, вероятно, даже одним из наибольших достижений, которое еще сильнее выделило и возвысило его над представителями рода людского».

— К тому же, — тем временем продолжил Темный Лорд, — маловероятно, что обычное человеческое тело перенесло бы проявленное твоими дружками-аврорами похвальное рвение в работе. — Сейчас он явно намекал на раны, нанесенные дознавателями при попытке заставить его говорить. — С помощью обширных познаний и экспериментов мне удалось побороть многие физические слабости, присущие человеческому роду. Так, я способен обходиться без воды неделю, а без еды проживу и вовсе несколько месяцев. Не надо полагать, однако, что это доставит мне удовольствие, — уточнил он, поймав несколько недоверчивый взгляд волшебницы.

— Но все же делить душу с помощью убийств и ставить темные эксперименты… — попыталась возразить Гермиона.

— Как ты думаешь, почему этот глупец Дамблдор даже несмотря на обладание Старшей палочкой всегда избегал открытой битвы со мной? — перебил ее Волдеморт. Но, так и не дождавшись ответа, Темный Лорд вздохнул и устало откинулся на подушки. Все же он еще был довольно слаб. — Я ни о чем никогда не пожалею. Мы все совершаем ошибки, Грейнджер, и все несем наказание за них. Я не учел лишь феноменальную везучесть Поттера, и потому я здесь.

«Значит, он так до сих пор и не осознал своих заблуждений», — с грустью думала Гермиона, толкая тележку по коридору. И все же она попытается, как бы это ни было безнадежно, по мнению Дамблдора, возродить в нем хотя бы немного человеческого. Если бы он смог понять, насколько сильно навредил самому себе, чего лишился в погоне за силой, то тогда, возможно, у Лорда Волдеморта появился бы шанс осознать, сколько зла и боли он принес остальным. Да, она не опустит руки. Разве Гермиона не была права, когда говорила, что терпение и труд всегда вознаграждаются?

Наконец, наступил долгожданный понедельник.

— Вы обещали дать мне урок по ментальным наукам, — проговорила Гермиона, как только с рутинными обязанностями было покончено. — Как вы и сказали, я всю неделю тренировалась.

— Что ж, — Волдеморт поднялся и шагнул на середину комнаты, — мы это проверим. Подойди сюда, девочка, тренироваться следует стоя.

Одетый в черный плащ, стоящий ровно и глядящий свысока, сейчас он снова напоминал того Лорда Волдеморта, которого она так боялась раньше. Темный Лорд был очень высок — она никогда раньше его так не рассматривала. Но теперь, когда Гермиона стояла столь близко, ее лицо оказалось напротив его груди. Все прошедшие недели он был беспомощным, слабым, дрожащим и оттого казался практически жалким. Но сейчас Гермиона видела его стоящим прямо и излучающим ауру уверенности и превосходства и понимала, насколько высоким и устрашающим он являлся на самом деле.

В нерешительности Гермиона отступила на шаг назад. В нем было что-то от хорошего психолога, который, только увидев человека, определяет по его голосу и манере держать себя, как стоит к нему подступиться, чтобы легче всего добиться своих целей. Вот только какие цели преследовал Волдеморт по отношению к ней?

— С чего ты предпочтешь начать: с легилименции или окклюменции? — оборвал поток ее мыслей прохладный голос.

Гермиона закусила губу. Это было сложным решением. С одной стороны, она навсегда бы хотела исключить возможность того, чтобы он снова завладел ею или копался в ее голове.

С другой же стороны, она еще не совсем утратила инстинкт самосохранения, чтобы по доброй воле открыть Лорду Волдеморту доступ в свое сознание.

— С легилименции, — уверенно произнесла волшебница.

— Превосходно, — проговорил Волдеморт, приподнимая уголки губ в намеке на улыбку. — Я и сам начинал именно с нее. — Он замолчал, видимо, вспоминая те дни.

— А легилименция — это вообще-то темная магия? — наконец прервала Гермиона образовавшееся молчание.

Волдеморт раздраженно прищелкнул языком.

— Кажется, все, что я говорил за последнюю неделю, прошло мимо твоих ушей. Не существует разделения на темную и светлую магию. Ты уже должна была понять, что так называемые «добро» и «зло» зависят от точки зрения судящего. Темная магия, — прокомментировал он, пренебрежительно усмехаясь, — это та магия, которой боятся такие люди, как Дамблдор. Потому что она означает силу. И почему же Дамблдор отвергал ее?

Приподнятые брови показывали, что он ждет ответа.

— Потому что она ужасна. Эта магия используется для преднамеренного мучения людей… — с готовностью стала отвечать Гермиона.

— Не верно! — резко оборвал ее Волдеморт. — Дамблдор ненавидел этот вид магии, потому что сам считал ее привлекательной. Он боялся ее, потому что сам желал ею обладать. Так же, как он стремился к некоторым другим вещам, но не решался признаться и поэтому клеймил.

С напускным равнодушием Волдеморт принялся рассматривать собственные ногти. Нет, этот намек на отношения Дамблдора с Гриндевальдом был слишком прямолинейным, и Гермиона не собиралась позволять Лорду манипулировать своими убеждениями. Впрочем, судя по всему, Волдеморт и не преследовал эту цель.

— Те заклинания, которые связывают меня, к какой магии они относятся?

Гермиона закусила губу. Конечно, эти чары были наложены аврорами. Но все же…

— Ведь они применили их, чтобы подчинить меня. — Бледный палец поучительно поднялся. — В чем вообще различие между так называемой белой и темной магией? — спросил он, а затем сам и ответил: — В том, что светлая является созидающей, а темная направлена на подчинение и разрушение. И расценивается ли это как зло, — на этом слове он язвительно усмехнулся, — или добро, зависит лишь от точки зрения. На самом же деле, зла и добра не существует, есть только два типа людей: достаточно талантливые и смелые, чтобы стремиться к силе, и никчемные трусы, которые боятся ее.

Для Гермионы это звучало так, будто люди с моральными принципами автоматически причислялись Темным Лордом к слабым и глупцам. Впрочем, в этом не было ничего удивительного.

— Что ж, раз с лирическим отступлением покончено, давай начнем. Однако, если ты желаешь, чтобы я показал тебе, как накладывается заклинание, мне необходима пало… нечто, с помощью чего я могу изобразить движение.

Гермиона кивнула и, взяв первый попавшийся предмет с тележки, трансфигурировала его в палочку, а затем вручила хмурящемуся в замешательстве Волдеморту.

— Ведь это обычная зубная щетка, — с ненавистью выплюнул Лорд.

— Да, но она сможет выполнить эту цель, — на удивление спокойно проговорила Гермиона. — Это всего лишь муляж, вам ведь нельзя… А ее вполне хватит, чтобы показать движение.

С холодной циничностью приподняв безволосую бровь, Волдеморт рассматривал «палочку», вероятнее всего, мысленно сравнивая с той, которую потерял. Затем, по-видимому, решив проигнорировать «оскорбление», он выпрямился и ровно заговорил:

— Сейчас я продемонстрирую тебе технику накладывания заклинания, рекомендую внимательно следить не только за движением палочки, но и за интонацией голоса.

Подняв палочку, он слегка склонил голову, встречаясь взглядом красных глаз с глазами Гермионы и четко, повелительно выговорил: «Легилименс».

Гермиона уже приготовилась к новому вторжению в свой разум, но его не последовало. Сейчас он, похоже, хотел, чтобы она ни на что не отвлекалась. А потом снова зазвучал холодный высокий голос:

— Ты все запомнила?

— Да, вроде бы все, — кивнула Гермиона. — Единственное, я не понимаю, зачем нужна палочка. Ведь вы уже не один раз проделывали это со мной. Вы же не использовали палочку.

Несколько секунд Волдеморт молча рассматривал волшебницу.

— Тебе она необходима, мне — уже нет, — наконец снизошел до ответа Темный Лорд. — Я достиг достаточно высокого уровня самоорганизации, и многое мне удается достичь лишь силой собственной концентрации. Ты же должна быть благодарной, если тебе удастся постичь этот вид магии хотя бы с палочкой. И еще: тебе необходимо смотреть мне в глаза. Когда жертва слишком слаба и бездарна, можно воспользоваться и другими путями, но на начальном уровне без зрительного контакта не обойтись.

Гермиона подняла голову и скользнула взглядом по бледному лицу, которое сейчас напоминало застывшую маску, по тонким губам, кривящимся в презрительной усмешке. Красные глаза горели живым огнем. Она просто не могла заставить себя сконцентрироваться именно на самой страшной части его лица. И Волдеморт заметил это.

— Смотри мне в глаза! Или ты меня боишься? 

Сейчас он снова насмехался. Ответ на этот вопрос был «да». Кто в своем уме не будет испытывать страха перед Лордом Волдемортом? Всего в полуметре от нее стоял Темный Лорд, которого, казалось, целую вечность — а на самом деле, всего пару месяцев — назад они мечтали убить. И он знал все это и словно наслаждался метаниями волшебницы. Ее подбородок жестко сжали костлявые пальцы и приподняли голову.

— Это был риторический вопрос. Если ты меня боишься, то нечего и браться за эти чары. — А затем его голос стал тише и как-то мягче. — Слушай меня внимательно, девочка. У меня нет цели навредить тебе во время обучения. Я не собираюсь ни к чему принуждать тебя или пытаться убить.

И почему-то Гермиона поверила, и немного расслабилась, страх стал отступать.

— Легилименция, как я уже говорил, создана для того, чтобы разобраться в душе другого человека, узнать его тайны, подчинить себе или изменить. Легилименция — это сила, и она несовместима со страхом. Ты никогда не сможешь подчинить другого, если для начала ты не способна контролировать даже себя. У тебя была неделя, чтобы научиться подавлять страх и отсекать эмоции. Сейчас пришло время для практики.

— А я… — Гермиона замялась, — я не увижу чего-нибудь слишком личного?

— Личного? — тонкие губы скривились в надменной усмешке. — Кем ты себя считаешь, девочка? Ты увидишь лишь то, что я посчитаю нужным тебе показать. Как самонадеянно с твоей стороны полагать, будто ты сможешь подчинить мой разум. — Он немного помолчал. — А сейчас ты должна собраться и направить все свои силы и волю на достижение желаемого. Заклинание будет обладать мощью, только если произносящий однозначно отдает себе отчет в том, чего хочет добиться.

— Хорошо, — кивнула Гермиона, а затем четко выговорила: «Легилименс!» и повторила движение палочки.

И ничего. Совсем ничего. Спустя еще три неудачные попытки Гермиона была готова расплакаться. У нее ничего не выходит!

— Что ж, именно это я и имел в виду, говоря, что для того, чтобы добиться успеха в освоении ментальных искусств, необходимо дарование, — небрежно заметил Волдеморт.

— Я смогу! — сквозь стиснутые зубы процедила Грейнджер.

— Так докажи это, — мягко прошипел он. Тонкие губы насмешливо искривились. А Гермиона почувствовала необычайную злость и желание стереть эту снисходительную усмешку с бескровных губ. Доказать, что она, маглорожденная Гермиона Грейнджер, чего-то стоит.

Собрав всю волю в кулак и представив себя тонким кинжалом, она отчаянно пожелала прорваться в чужой разум.

— Легилименс! — снова выкрикнула волшебница, и на этот раз что-то изменилось.

Она больше не была собой, стоя в полутемном зале, она с пренебрежением взирала на согнувшуюся фигуру у ее ног.

Взмах не ее, более длинной палочки. «Легилименс» — тихое шипение сорвалось с ее губ, и она легко вломилась в чужой разум. Перед глазами быстро замелькали картинки. Скорчившийся на полу мужчина закричал, но ответом ему послужил лишь ее холодный высокий смех. Ее захлестывало пьянящее чувство власти. По венам как будто пробежал электрический разряд.

«Нет, нет! — с трудом заставляя себя сконцентрироваться, мысленно вскрикнула Гермиона. — Я не хочу это видеть!»

В следующий миг картина зарябила и сменилась. Теперь Гермиона находилась посреди зала в Хогвартсе. Перед ней мелькали вспышки проклятий. Лучи, вылетающие из палочки, попадая в людей, заставляли их бесформенными кучами сползать на пол. Холодная ненависть, смешанная с азартом, бурлила в крови. Только спустя несколько мгновений волшебница поняла, что эти чувства также не принадлежат ей.

— Нет! Нет! — задыхаясь, прохрипела Гермиона, медленно возвращаясь в реальность. — Почему вы показали мне все это?

— Что именно? — хладнокровно поинтересовался Волдеморт.

— Я видела Битву за Хогвартс, видела, как умирали люди, — пробормотала Гермиона, когда снова почувствовала твердый пол под ногами.

— Тебя правда интересует Битва? — цинично приподнял бровь Лорд.

— Нет, — против воли созналась волшебница, — что это было… вначале?

— А на что это было похоже? — склонив на бок голову, поинтересовался Лорд.

— Вы… вы применяли легилименцию к пленнику.

— Верно, я посчитал, что тебе будет полезно почувствовать, на что способен опытный легилимент.

— Да, но это была не просто легилименция, — возразила девушка. Она все никак не могла стряхнуть то остаточное чувство, которое захлестнуло ее с головой всего несколько мгновений назад. — Это ощущение…

— О, не трудись объяснять, — широкая, знающая ухмылка растянула тонкие губы. — Ты вкусила силу. А власть пьянит. И это не пустые слова. Темная магия притягательна не потому, что ее применение неприятно.

Гермиона тяжело сглотнула. Холодный голос Волдеморта стал еще тише, и волшебница неосознанно подошла ближе.

— Сила возбуждает. Она не совместима со страхом, сомнениями или слабостью. Абсолютная власть над другим человеком. Ты можешь назвать это злом, но она дарит потрясающие эмоции. Выполнение определенных заклинаний вызывает эйфорию. Эйфорию разума. Разве тебе бы не хотелось испытать подобное снова? — вкрадчиво поинтересовался он несколько мгновений спустя.

И на какой-то миг с уст Гермионы было готово сорваться предательское «да», но потом она тряхнула головой, прогоняя наваждение. Как ей вообще могла хоть на секунду показаться привлекательной темная магия? Да, она испытала лишь отголоски эмоций Волдеморта и даже не могла представить, что бы она почувствовала, сама наложив подобные чары, но ведь эта магия означала причинение страданий другим.

— Я больше никогда не хочу видеть такое, — упрямо возразила Грейнджер и сама поразилась тому, насколько слабо прозвучал ее голос. — Покажите мне что-то другое, — уже увереннее продолжила она. — Что-то, где не будет боли и ненависти.

— А что заставляет тебя полагать, будто другие картины, которые я могу тебе показать, будут отличаться от этих? — скучающим тоном поинтересовался Темный Лорд.

Гермиона заледенела от ужаса. Неужели в его воспоминаниях были лишь насилие и ненависть, и ничего, что оказалось бы безобидным? Грейнджер не знала, что должна чувствовать после этого признания: отвращение и сострадание?

— Разве в твоей жизни не было ничего, что можно показать мне и что было бы красивым и мирным? — с мольбой проговорила Гермиона, неосознанно переходя на «ты».

— Нечто мирное? — медленно повторил Волдеморт, и его взгляд стал задумчивым. Нахмурившись, он начал вертеть в длинных белых пальцах палочку. Вот это действительно удивило девушку. Как можно прилагать столько усилий, чтобы вспомнить хотя бы что-то хорошее?

— Думаю, это подойдет, — наконец заключил Волдеморт. — Попробуй снова.

И она подчинилась, опять поднимая палочку. В этот раз проскользнуть в чужие мысли ей удалось сразу. Сейчас Грейнджер окружали совершенно не похожие на показанные ей ранее картины. Это был лес, и ей не нужно было спрашивать, чтобы догадаться, что происходящее относилось к Албании. По-видимому, солнце взошло совсем недавно. Рассвет окрашивал небо в красноватые тона. На листьях все еще блестела влага. В воздухе пахло свежестью и прошедшим дождем.

Она скользила в обличье змеи по траве, ее тело было необычайно сильным, гибким и подвижным. Предметы казались переливающимися в лучах небесного светила. Она ощущала свободу, эмоции практически полностью отсутствовали. Вся она жила лишь инстинктами. Постепенно она полностью потеряла способность к связному мышлению. Это было необычно, но не сказать, что неприятно. Быстро высунув раздвоенный язычок, она попробовала воздух.

А в следующий миг Гермиона пришла в себя на бетонном полу камеры.

— И какова твоя оценка того, что ты видела? — с любопытством склонившись над волшебницей, спросил Лорд.

— Это были леса в Албании. Кажется, вы вселились в змею. Только вот было какое-то странное ощущение, будто чувства… упростились.

— Ты права, — кивнул Волдеморт. — Животные устроены намного проще людей, и ради вселения в них необходимо жертвовать сложностью чувств и мышления. Впрочем, для достижения какой бы то ни было цели всегда приходится отказываться от чего-то другого. Таков закон жизни.

Решив отложить обдумывание последних слов Лорда на потом, Гермиона поднялась на ноги.

— Я попробую еще раз? — с энтузиазмом предложила волшебница.

Волдеморт усмехнулся, и сейчас в этой улыбке отсутствовала привычная озлобленность.

— Твое рвение похвально, но, полагаю, на сегодня достаточно. К тому же, начиная со следующего раза я не намерен так облегчать тебе проникновение. Конечно, с полноценными барьерами тебе вряд ли под силу будет хоть когда-либо справиться, но все же нелишним станет научиться преодолевать хотя бы слабое сопротивление.

— Но почему не сегодня? — в Гермионе зажегся азарт, который многократно толкал ее на освоение самых сложных и не входящих в школьную программу чар. Как и всегда, Героине хотелось принять вызов и доказать, что она чего-то стоит.

— Ты и правда так стремишься заработать головную боль? — приподняв безволосую бровь, скучающе поинтересовался Лорд. — В мои планы пока не входит лишиться своей… ученицы. Двух раз в неделю занятий ментальными искусствами будет довольно, — проговорил он и отвернулся, ясно давая понять, что правила здесь устанавливать будет именно он.

Несмотря на первичное разочарование, Гермиона была благодарна ему за это. Как и предсказывал Темный Лорд, весь день у нее раскалывалась голова. Но она все никак не могла согнать счастливую улыбку. Волдеморт действительно позволил ей приобщиться к высшей магии.

Чтобы использовать свободное от занятий ментальными искусствами время с максимальной пользой, Гермиона стала приносить с собой еще и рекомендованную для углубленного изучения на седьмом курсе литературу, и они обговаривали неоднозначные моменты. Знание Темного Лорда самой сути магии казалось просто невероятным.

И каждый раз Гермиону бросало в холодную дрожь, когда Волдеморт показывал, насколько хорошо он даже без палочки способен контролировать и направлять свою силу, но при этом она всегда хотела увидеть демонстрируемую им мощь. Так же, как и не могла в тайне не желать со временем стать ему ровней. Теперь она хорошо понимала исступленный восторг Пожирателей, благоговеющих перед магической силой и навыками хозяина.

Гермиона теперь всегда брала с собой также перо и пергамент, чтобы иметь возможность записывать все его советы и указания. И, само собой разумеется, она проводила с Волдемортом намного больше двух часов. Так же Грейнджер предоставляла Темному Лорду различные книги для чтения. А, так как он нуждался в некоторой свободе и возможности потреблять принесенную ею «пищу для ума», а она не хотела тратить ни минуты драгоценного времени на личную гигиену Волдеморта, Гермиона все чаще, уходя, «забывала» накладывать на Волдеморта сдерживающие чары.

Конечно, она любила Гарри и Рона, но в их компании Грейнджер никогда не могла полностью быть собой. Если она начинала обсуждать прочтенную книгу или новое интересное заклинание, они просили ее перестать доставать их учебой и дать им возможность просто отдохнуть.

Еще с детства Гермиона иногда позволяла себе помечтать, что однажды встретит человека, рядом с которым ей не придется прятать свой уровень знаний, интеллекта и постоянное желание узнать больше. Возможно, Дамблдору получилось бы стать такой личностью, но Гермиона никогда не была с ним так близка, как, например, Гарри, и старый профессор никогда не вел у них занятий. Кто же мог предположить, что этим талантливейшим преподавателем и собеседником окажется Лорд Волдеморт.

Говорить с человеком, в котором, так же как и в ней самой, жила страсть к знаниям, было непередаваемо захватывающе. Темному Лорду Гермиона могла задать любой интересующий ее вопрос, и, в отличие от учебы в Хогвартсе, где часто сами преподаватели не обладали достаточно глубокими познаниями, она не сомневалась, что здесь получит ответ. Она впитывала, словно губка, все знания, которые ей готов был дать Темный Лорд.

И даже сам Волдеморт сейчас казался более спокойным и удовлетворенным. Нет, конечно, Гермиона не рискнула бы его назвать добрым, но все же… Казалось, он получал искреннее удовольствие от занятий с талантливой ученицей.

Лишь однажды Гермиона осмелилась поднять тему хоркруксов. Тогда он говорил, что большинство действительно мощных магических ритуалов и заклинаний имеют сильную отдачу и поэтому чародеям, не достигшим полного магического совершеннолетия и все еще развивающимся физически, их выполнять крайне нежелательно.

— Но ведь вы сами… — тихо проговорила Гермиона, осторожно подбирая слова, — я имею в виду, вы же создали свой первый хоркрукс, когда вам было всего шестнадцать. А это очень темная и сложная магия.

К ее удивлению, Волдеморт не выглядел разозленным ее вопросом, наоборот, казался удовлетворенным ее внимательностью.

— Все верно. Создание хоркруксов — один из наиболее опасных и трудоемких темных ритуалов, и проводить его не рекомендуется до двадцати пяти лет.

— Но тогда почему же вы?..

— А действительно, почему? — бескровные губы дрогнули в намеке на усмешку. — Давай, взгляни сама.

Осознав, что Волдеморт имеет в виду применение легилименции, Гермиона привычно подняла палочку.

Она оказалась в обшарпанной комнате с несколькими узкими железными кроватями. Сейчас Том Риддл сидел на одной из них, натянув на колени тонкое покрывало и до боли сжимая под ним в пальцах волшебную палочку. Она была уверена, что во времена детства Волдеморта ее применение несовершеннолетними каралось исключением нарушителя из школы, Том же явно учился еще на начальных курсах. Что именно могло бы заставить его рискнуть возможностью вернуться в место, которое Волдеморт всегда считал домом?

Пытаясь понять причину его беспокойства, она быстро оглядела комнату. Вряд ли он мог бояться других детей, ведь Гарри рассказывал, что именно будущий Темный Лорд держал в страхе остальных ребят. На других кроватях также сидели осунувшиеся мальчишки. В воздухе витало заметное напряжение. Внезапно произошло именно то, чего они все, кажется, и ожидали — громыхнуло, и один из мальчишек вскочил и подбежал к единственному окну, задернутому засаленной шторой, и, слегка приподняв ее, прижался к грязному стеклу, силясь проникнуть взглядом за завесу расстояния. До ее ушей долетал заглушенный расстоянием вой сирен. Она сощурилась, вглядываясь в окно: далеко в небе поднимался черный дым.

— Быстро задерни шторы, дрянной мальчишка! — прозвучал неприятный женский голос. Подняв взгляд, она увидела еще не старую женщину в строгом платье, которая отвесила юному провинившемуся настолько сильную оплеуху, что он покачнулся.

— Миссис Коул, на нас тоже сбросят бомбу? — испуганно спросил один из воспитанников приюта — худой нескладный мальчишка с засаленными светлыми волосам.

— Не смей даже говорить такое, — рявкнула на него женщина. — Давайте помолимся, дети.

И снова мир закружился. Отдышавшись, Гермиона открыла глаза.

— Это… это было ужасно. Вы поэтому создали хоркрукс именно тогда?

— Это ведь так очевидно, — мягко произнесла взрослая версия мальчишки, который много десятилетий назад сжимал в руке палочку, опасаясь воздушной атаки. — В мои планы входило стать величайшим магом всех времен, а не бесславно погибнуть во время очередной бомбежки.

— Но Дамблдор, — попыталась возразить Грейнджер, — разве нельзя было попросить его оставить сирот и маглорожденных в школе? Ведь он бы не стал…

Неприятная усмешка искривила тонкие губы.

— Великому светлому магу, — издевательски произнес он, — не было дела до сирот, перед ним стояла куда более важная и почетная миссия: победить Гриндевальда.

— Мне, мне правда жаль, — искренне произнесла Гермиона и, поддавшись импульсу, слегка сжала холодную ладонь. Волдеморт как-то странно посмотрел на соприкоснувшиеся пальцы, и девушка, проклиная глупый порыв, вспыхнула и отдернула руку.

— Ты ведь не питаешь иллюзий? — вкрадчиво спросил Темный Лорд. — Я в любом случае создал бы хоркруксы, просто немного позже.

Несмотря на его слова, Гермиона, идя домой в этот день, думала, что Гарри все же ошибался и когда-то Лорд Волдеморт тоже был не всесильным Темным Лордом, от одного имени которого дрожали целые страны, а всего лишь испуганным подростком, вынужденным взрослеть среди ужасов войны.

* * *

А потом у Гермионы как-то неожиданно появился еще один подопечный. Поднявшись в один из дней к Хелен, она уже дежурно спросила, не требуется ли целительнице какая-либо помощь. Та задумчиво покусала губы, а затем провела ее в помещение, напоминающее кабинет Снейпа расположенными вдоль стен полками с банками, в которых плавали водоросли, и шкафами с ингредиентами. Грейнджер непроизвольно поежилась и поспешила за Хелен к противоположному от двери концу комнаты. Там стояли стеклянные аквариумы, большинство из которых были пустыми.

— Вот, — проговорила целительница, указывая на один из них, в котором мирно лежала на искусственной ветке маленькая салатовая змейка с крошечными рожками и крошечными красными пятнышками на чешуе. — Это алазейя, довольно ценный и редкий вид волшебных змей, проживающий в лесах Амазонки и питающийся насекомыми. Я бы хотела поручить тебе уход за ней. Если ты, конечно, не передумала мне помогать, — усмехнулась старшая волшебница.

— Нет, конечно, я с удовольствием помогу вам, — покорно согласилась Гермиона. Сказать по правде, змеи раньше пугали девушку, но конкретно эта выглядела даже симпатично; к тому же по сравнению с другой, огромной и несомненно опасной змеей, забота о которой являлась ее главной обязанностью и с которой она уже вполне неплохо ладила в последние недели, эта маленькая рептилия казалась совсем безобидной.

— Большое спасибо, — тепло улыбнулась Хелен и слегка обняла девушку. — Ты меня очень выручила.

После того как целительница объяснила, что следует давать и как нужно ухаживать за змейкой, Смит предложила Грейнджер встретиться после обеда и пройтись по магазинам в Косом переулке.

Естественно, Гермиона с радостью согласилась. Кажется, жизнь пока не собиралась поворачиваться к ней темной стороной.

* * *

Когда Гермиона на — по словам самого Лорда — удовлетворительном уровне овладела легилименцией, Волдеморт стал обучать ее окклюменции. Именно это ментальное искусство казалось Грейнджер особенно важным. После того, как ей на собственной шкуре пришлось испытать, сколь многого можно добиться, используя легилименцию, она во что бы то ни стало хотела научиться защищаться.

Вопреки ее тайным страхам, уроки окклюменции не стали для нее воплощением кошмара. Конечно, в них было мало приятного, но постепенно Гермиона научилась выстраивать достаточно качественные визуализации, которые позволяли ей удерживать и даже выдавливать Лорда из своего сознания.

Конечно, на первых порах он явно не слишком усердствовал и скользил лишь по поверхностным ее воспоминаниям, скорее всего, давая ей таким образом возможность сосредоточиться на выстраивании защиты, а не на переживаниях по поводу увиденных темным магом секретов. Правда, с каждым разом его вторжения в ее разум становились более мощными, и отбивать атаки становилось все сложнее.

В один из дней, пока перед внутренним взором Гермионы мелькали воспоминания, а волшебница пыталась выставить мысленный блок, Волдеморт остановился на конкретной картине.

Это был тот день, когда Рон пришел к ней мириться и повел ее в парк. Они стояли тогда под раскидистым дубом и ели сладкую вату. А затем Рон поцеловал ее. Мягкое соприкосновение губ, его руки неловко погладили затылок…

Нет! Это было слишком личным. Ощутив прилив праведного гнева, Гермиона мысленным усилием вытолкнула Волдеморта из своих воспоминаний.

— Рон Уизли? — презрительно бросил Темный Лорд, красные глаза неприязненно сузились. — Я думал, что у тебя больше вкуса.

Эти слова задели волшебницу.

— Я не хочу обсуждать с вами личную жизнь, — резко проговорила она и тотчас пожалела о своем тоне, потому что цветы в комнате начали голубеть. — Давайте я попробую еще раз? — предложила Гермиона, стараясь отвлечь его.

— На сегодня урок окончен, — жестко отрезал он и повернулся к ней спиной. В этот день Волдеморт более не обращал на нее внимания.

«Да кто его просил лезть в мои воспоминания! — внутренне кипела Гермиона. — Почему он вообще так разозлился?» Ведь не мог же он считать, что у нее нет жизни помимо времяпрепровождения с ним? Или Волдеморт просто завидовал тому, что у Гермионы были друзья, радость или свобода, в то время как он сам был вынужден целыми днями сидеть в камере и ограничиваться обществом презренной грязнокровки? Так он был сам виноват в своем положении и сейчас просто нес заслуженное наказание.

В сердцах хлопнув дверью, Гермиона отправилась жаловаться на сложный характер наставника Агате (именно так она назвала змейку, о которой теперь заботилась). Агата оказалась на удивление приятным собеседником, не перебивающим и в любое время готовым выслушать, и потому Грейнджер теперь всегда имела возможность выговориться. Иногда девушке даже казалось, что змейка понимает ее, настолько умными были ее черные глазки-бусинки. Поведав змейке о всех своих сомнениях и слив таким образом раздражение, Гермиона почувствовала себя намного лучше.

Да, Волдеморт был далек от образа терпеливого и дружелюбного учителя, но его колоссальные познания и опыт явно стоили всех перепадов настроения, насмешек и критики, которыми он щедро одаривал Гермиону, если у нее что-то не выходило с первого раза. Его знания, сила и высокомерие не шли ни в какое сравнение ни с чем, виденным Гермионой раньше.

За прошедшие три недели с Темным Лордом она изучила больше, чем за весь прошлый год в Хогвартсе.

Какой шок ждет всех учителей в Хогвартсе, когда она снова вернется туда и превзойдет в своих познаниях старых профессоров. Не всех, конечно. Снейпа она больше никогда не сможет увидеть. Он был мертв. Убит им.

С какой радостью Гермиона бы поделилась всем этим с Гарри и Роном. Они бы наверняка поняли, каким бесценным являлся для Грейнджер этот опыт, когда для нее открыли столько новых знаний. Благодаря ему, ужасу всего магического мира.

Не имело значения, каким слабым и исхудавшим он был, когда Гермиона только пришла в больницу, сейчас волшебница все больше и больше восхищалась им.

Возможно, если бы она была такой же одинокой, как в первые недели своей работы, и встретила его не в темнице, а на воле, она бы тоже попала в его сети и соблазнилась новыми силами, как многие ведьмы и волшебники до нее.

Впрочем, Гермиона не питала иллюзий. В дни своего могущества он никогда не опустился бы до того, чтобы делиться своими знаниями с восемнадцатилетней грязнокровкой. Но сейчас рядом никого не было, а заклинания и магические искусства являлись его слабостью, Гермиона же оказалась крайне прилежной ученицей.

А Волдеморт никогда, несмотря на все старания Гермионы, не казался полностью удовлетворенным ее успехами, хотя для нее самой они казались чудом. И все же тот факт, что не проходило и дня, чтобы он не показал ей новое заклинание или снова и снова не отвечал на ее вопросы, доказывал, что Темный Лорд считал ее подающей надежды.

Гермиона целый день светилась от радости, когда после того, как она показала изобретенные ею самой чары, он прокомментировал это «Достаточно неплохо». Удивительный комплимент для кого-то вроде него. С жадностью умирающего от жажды Гермиона пила информацию, да и сам Лорд, казалось, стремился вложить в нее как можно больше знаний за отведенное им короткое время.

Однако эти уроки изменили что-то в ней, по крайней мере, отношения между ними. Гермиона со все возрастающим нетерпением ждала, когда сможет прийти к Волдеморту и провести с ним эти часы. Она даже почувствовала неожиданный прилив симпатии и расположения к Темному Лорду, когда тот признался, что первой книгой, которую он купил, ступив в мир магии, была «История Хогвартса».

Как же хорошо она теперь понимала Дамблдора, который позволил зажечь себя энтузиазмом, умом и шармом Гриндевальда, потому что ее ситуация с Волдемортом была точно такой же.

Гермиона сидела, скрестив по-турецки ноги, на краю кровати и внимательно слушала Волдеморта.

Темный Лорд как раз рассказывал о создании инфери. Не то чтобы Гермиона хоть когда-нибудь планировала использовать полученные знания, но отказаться от новой информации она просто не могла. Да, это определенно была очень темная магия, но ведь в самих знаниях не могло таиться зла?

Где-то глубоко внутри Гермиона понимала, что Волдеморт манипулирует ею, давая именно то, к чему она стремилась всю жизнь. Грейнджер даже думать забыла о своем задании разузнать о тайнике, не говоря уже о своих личных планах заставить Темного Лорда раскаяться и измениться.

Скорее это он менял ее, хотя волшебница никогда бы в этом не призналась. Иногда Гермиона ловила себя на том, что презрительно усмехается, думая о своих друзьях и знакомых, которые из-за своего узкого кругозора и предрассудков не отважились бы испробовать многие теории и потому никогда не смогли бы прикоснуться к настоящей магии и испытать пьянящие чувства, даримые ею.

Встряхнув головой и отгоняя посторонние мысли, Гермиона сосредоточилась на произносимых Волдемортом словах.

— Инферналы не имеют собственной воли и полностью подчиняются своему создателю. Их нельзя поразить обычными заклинаниями или оружием, они — идеальные стражи. Единственное, что может действительно уничтожить классического инфернала — это огонь. Но их можно усовершенствовать, наделив созданий защитой от огня…

Желая, по-видимому, смочить пересохшее от долгого монолога горло, Волдеморт потянулся к бутылочке с водой и в несколько больших глотков на две трети осушил ее. Отставив фляжку на стоящую рядом с кроватью тележку, он уже собирался продолжить лекцию, как красные глаза удивленно расширились, и он поднес внезапно задрожавшие руки к лицу и провел по нему несколько раз, будто пытался стереть с себя нечто невидимое.

— Все хорошо? — обеспокоенно спросила Гермиона, вглядываясь во все более теряющие осмысленность глаза и блестящий на бледной коже пот. — Что… что случилось? — Это явно не было нормально. И все началось после того, как Волдморт выпил воду. Взяв в руки бутылочку, Гермиона посмотрела на нее на свету и пару раз прикоснулась палочкой. Ее подозрения подтвердились, когда вода окрасилась красным и на поверхности образовалась какая-то жижа. Яд! Сердце заколотилось, словно бешеное.

— Мне как-то нехорошо, — пробормотали белые как мел губы.

Не зная, что делать, Гермиона лихорадочно заметалась по комнате. Вспомнив про сумочку, Гермиона стала нетерпеливо вытряхивать ее содержимое на пол. Книги, вещи, зеркальце — все в беспорядке полетело на пол. Наконец, она нащупала фиал, который носила с того самого дня, как на ее глазах умер Снейп.

Поднеся его к беззвучно шевелящимся и уже с выступившей на них пеной губам Волдеморта, она заставила мага проглотить вязкую жидкость. Сваренное ею зелью являлось противоядием к большинству существующих ядов. Но вдруг оно не подействует?

Волдеморт с силой втянул сквозь узкие ноздри воздух, а затем обмяк.

— Волде… Том, ты меня слышишь? — не зная, как его следует сейчас называть, обратилась к Волдеморту волшебница. Ругая себя за предательски сжимающееся от страха сердце, Гермиона приложила пальцы к белой шее и облегченно выдохнула, почувствовав слабый пульс. Значит, он жив! Волна радости и облегчения затопила ее с головой. Он не умрет!

Она читала, что после противоядия необходимо дать пострадавшему отдохнуть и восстановить силы. Для Волдеморта она уже сделала все, что могла, но вот тот, кто подсыпал яд…

Гермиона, захватив с собой бутылочку, прошла к двери. Кто имел возможность подсыпать яд? Прямо перед дверью развернувшись, Гермиона бросила последний взгляд на ровно дышащего и, по-видимому, мирно спящего подопечного. Если бы не вовремя оказанная помощь, не известно, был бы он еще жив или нет. Не заботясь о наложении сдерживающих чар, Гермиона покинула помещение, спеша побыстрее найти Хелен. Хелен, которая всегда пополняла запасы бутылочек в подсобном помещении.

Это она возглавляла отдел недугов от заклятий, и Волдеморт, после того как его поразило выпущенное им же проклятие, должен был быть записан именно туда. Конечно, по известным причинам Темного Лорда не могли положить в одной палате с его жертвами, да и вообще позволить ему находиться в обычных палатах.

Но все же официально Волдеморт принадлежал отделу Хелен. И это она должна была все ему организовывать.

Гермиона обнаружила Хелен в лаборатории, где целительница, весело напевая, смешивала ингредиенты для какого-то зелья. Интересно, ее учителем в школе был Снейп? Хелен, насколько она знала, училась на Пуффендуе и по возрасту вполне могла застать Снейпа на последних курсах.

Вытянув руку с уликой вперед, Грейнджер приблизилась к старшей волшебнице. Целительница удивленно подняла голову, впрочем, в момент, когда ее взгляд зацепился за полупустую бутылочку, Хелен с заговорщической, знающей улыбкой кивнула Гермионе и поманила ее пальцем поближе. Когда не понимающая, как это все правильно интерпретировать, Грейнджер приблизилась, Смит склонившись к ее уху и, будто выдавая секрет, прошептала:

— Новая разработка. Специальный седативный препарат. Очень мощный.

Она была настолько близко, что Гермиона смогла рассмотреть каждую морщинку вокруг голубых глаз целительницы. Мягко приложив теплый палец к губам девушки, Хелен зашептала:

— Тсс! Ничего не говори. Это мой подарок тебе. Я сегодня утром добавила порошок в бутылочку с водой. Он выпил? Если повезет, он вообще останется овощем. Правда, прекрасно?

Хелен просто светилась от радости. На ее лице появился румянец, и она сейчас напоминала ребенка, который подарил матери нарисованную картинку и ожидает благодарности и комплиментов.

— Э-э, спасибо, — услышала Гермиона как будто со стороны свой голос. «Он мог остаться овощем», — набатом звучали в голове Грейнджер слова целительницы.

А Хелен тем временем счастливо рассмеялась и снова повернулась к зелью, важно рассказывая про свой «сюрприз»:

— Знаешь, я беспокоилась о тебе. Ты проводишь с ним столько времени, и, пока он еще находился в своей коме, это куда ни шло. Но теперь, когда он очнулся… Я столько о нем слышала.

Целительница аккуратно перелила голубоватую субстанцию в небольшой фиал, а затем отмерила с помощью пипетки несколько капель зеленой жидкости, добавив туда.

— Даже если это и не сработает до конца, ты можешь давать ему такое каждый день. В небольших дозах оно просто подавляет активность. Я прямо сейчас дам тебе пару пузырьков. Конечно, ты не должна пробовать это сама. Так принести тебе?

— Да, давай! — Гермиона старалась, чтобы в ее голосе прозвучало искренний восторг.

— И как я раньше об этом не подумала? — жизнерадостно улыбнулась целительница и покачала головой, досадуя на собственную ненаходчивость. С вымученной улыбкой Гермиона взяла пять небольших пузырьков. — Сегодня я ухожу в два часа дня. Не хочешь пойти со мной поесть после этого пиццу? — предложила выглядящая непривычно счастливой светловолосая волшебница.

— Да, конечно, тогда до скорого, — выдавила Гермиона и развернулась, чтобы уйти. Сколько времени оставалось до двух после полудня? Девушка бросила быстрый взгляд на часы. У нее еще оставалось около тридцати минут.

Когда она вновь вошла в камеру Волдеморта, то ощущала себя опустошенной. Хелен оказала ей услугу, побеспокоилась о ней, сейчас они пойдут вместе в кафе, а Гермионе придется снова сковать его.

Он что-то говорил. Совсем тихо. Его рука словно искала палочку, а уста почти беззвучно шептали заклинания. Возможно, так подействовало на Волдеморта сочетание наркотиков и противоядия. Наверное, ему снилось, что он на свободе. Гермиона хотела разбудить его и сказать, что уходит, но вместо того, чтобы резко потрусить или залепить Темному Лорду пощечину, кончики ее пальцев очень осторожно, едва касаясь, прошлись по белому лицу, а затем она легонько погладила его на прощание по впалой щеке. А потом Грейнджер ушла, так и не наложив заклинаний.

Сейчас окружение Грейнджер полностью изменилось. Вместо холодного, ограниченного и мрачного пространства камеры она сидела в уютном, наполненном солнечным светом кафе. Две громадные, умопомрачительно пахнущие пиццы лежали перед ней и Хелен.

Смит жевала кусочек пиццы, от удовольствия даже прижмуривая глаза. Еда и правда оказалась восхитительна, но вид абсолютно довольной всем Хелен был слишком непривычным. Конечно, целительница хотела сделать как лучше, но Гермиона не могла себя заставить даже казаться благодарной.

Когда Хелен покончила с едой, она устало откинулась на стуле. Вытянув руки, целительница чуть прогнулась в спине, позволяя солнечным лучам плясать на лице. Гермиона же сидела молча, прямая как струна.

— Я бы хотела с тобой поговорить, — вдруг серьезно произнесла Хелен. От улыбок, которые часто мелькали на ее губах, не осталось и следа. — О нем. Я знаю, что ты всегда была с Гарри Поттером. Наверное, это кажется тебе странным, быть обязанной заботиться именно о нем? — Гермиона осторожно кивнула, не вполне понимая, что Хелен хочет от нее услышать. — Ты сражалась с ним, ненавидела его, правда?

Гермиона покраснела и отвела взгляд. То, чем они занимались весь последний месяц, не слишком походило на ненависть. Но, кажется, Хелен и не ждала ответа. Сейчас она была странно напряжена. Видимо, тема, которую она собиралась поднять, была крайне тяжелой для нее.

— Ты знаешь, он пытал меня, — быстро проговорила старшая волшебница. Гермиона вздрогнула. Она могла предположить многое, но не это.

— Он, но… почему? Когда? Как? — с запинками пробормотала Грейнджер, не способная осознать такой факт.

Хелен опустила голову.

— Мой муж, — она сглотнула, — он был… он был секретарем в Министерстве, и, к сожалению, Министерство слишком хорошо защитило разум своих сотрудников. Пожиратели поймали его однажды ночью, когда он шел с работы домой. Он должен был выдать защитные чары. Но он не хотел говорить. Он не хотел помогать Лорду Вол… Сама-Знаешь-Кому прийти к власти. Наверное, он думал, что его смерть — не слишком высокая цена за жизни всех тех, кого Сама-Знаешь-Кто убил бы.

Гермиона, глубоко взволнованная, утешающе сжала ладонь Хелен. Каждое слово как будто причиняло той физическую боль.

— Но он его не убил. Не сразу… Он приказал схватить нас. Меня и, — Хелен тяжело сглотнула, — мою шестилетнюю дочь. Да, у меня был ребенок. Сама-Знаешь-Кто заставил моего мужа смотреть, как нас пытают. Мой супруг, он был хорошим человеком и просто не мог вынести… Он все рассказал ему. — Хелен всхлипнула. — Но Сама-Знаешь-Кто был в ярости. Допрос длился слишком долго, и мой муж знал недостаточно. Он не кричал и не выходил из себя, он говорил очень спокойно и мягко…

Как же хорошо Гермиона понимала ее, какими знакомыми были ее слова. Она поднялась и пересела на стул рядом с целительницей, обнимая рыдающую женщину за плечи. Собрав оставшиеся силы, старшая волшебница продолжила:

— Он позвал эту змею… кажется, ее звали Нагайна. Он был взбешен напрасной тратой такого количества времени на моего мужа и просто убил его. А его змея… Он отдал ей мою дочь. А меня… он уступил меня на развлечение Пожирателям смерти. Он сам же… он торопился, а игры Пожирателей… — Она закрыла лицо руками. — Он не стал смотреть, а сразу аппарировал в Министерство. Мне тогда повезло. Как-то об этом месте, где он держал нас, узнали авроры. Они спасли меня. Для моего мужа и ребенка было слишком поздно. Никого не осталось, только я…

С лица Хелен сошла вся краска, она была практически такой же белой, как Волдеморт. Она больше не плакала, только уголки ее губ дрожали.

— А я была у него. Когда он только пришел в себя. Нужно было взять немного крови. И знаешь, что? Он даже не помнил, кто я.

Хелен с ненавистью ударила кулаком по столу.

— Он пытал меня, убил моего ребенка и мужа. Еще даже не прошел год с тех пор, а он уже все забыл. Он не помнил меня.

Хелен так сильно обхватила себя руками, будто хотела задушить.

— Профессор Симпсон прав. Его дети — авроры, и он убил их. Профессор всегда говорит, что на совести Сама-Знаешь-Кого столько людей, что он даже не помнит, кого уже прикончил, а кого — нет. И он прав! Знаешь, почему у нас так мало целителей? — с горьким цинизмом спросила Хелен. — Потому что он убил семерых. Время от времени появлялись раненые Пожиратели смерти, и он брал наших целителей. Тех, которые отказывались лечить убийц или не справлялись, он убивал. И теперь… и теперь ни у кого нет на него времени, потому что он так проредил наш персонал. Мы просто не можем так быстро набрать новых людей. Да, какая незадача для него.

Слишком расстроенная, чтобы даже пытаться подобрать слова, Гермиона обняла Хелен и стала гладить ее горячие, мокрые от слез щеки. Бедная миссис Смит, как несправедливо она о ней думала. И о профессоре Симпсоне. С первого дня она не понимала, почему персонал так старался унизить бывшего Темного Лорда. И прежде всего милая, добрая Хелен. Как она, именно она, которая отвечала за организацию ухода, могла такое допустить? Как часто Гермиона мысленно осуждающе качала головой, видя после худого и слабого Волдеморта улыбающуюся целительницу.

Но разве он заслуживал что-то другое? Что он вообще мог ожидать от таких людей, как профессор Симпсон и Хелен? Кто мог ожидать от них человеческого отношения к этому монстру, который даже не считал нужным помнить о своих жертвах?

Целители, которые к нему не спускались, которые не заботились о нем… они из-за него потеряли своих коллег, и только удача помогла им избежать собственной смерти. И теперь все его преступления обернулись против него. Заколотый своим же мечом.

А ведь он даже не понимал всего этого. Не только то, как это было ужасно — мучить и убивать людей, нет, он просто не трудился запоминать своих жертв.

Он не знал, какую боль причинил Хелен, потому что даже не помнил ее. Вероятно, он пытал и убил в эти же дни сотни других людей, а еще большее количество погибло из-за его Пожирателей. А теперь он даже не мог их вспомнить.

Молчаливые слезы катились у Гермионы из глаз. Как мог один человек вмещать столько зла? А ее родители? Он знал их адрес, он мог найти, выкрасть и запытать их до смерти. Именно это он бы и сделал, если бы ему хватило времени. Случись Битва за Хогвартс всего на несколько дней позже, и ее родители стали бы ужином его змеюки.

А что последнее время делала она? Относилась к этому монстру по-человечески, заботилась о нем, как о ребенке. Покупала дорогие вещи и старалась придерживаться здорового рациона в его питании. Но самым ужасным было то, что она позволила себе брать у него уроки, заглядывала в полное тьмы сознание и слушала ядовитые объяснения, разъедающие ее собственную душу. А потом, что сделала она потом? Какие чувства испытала, когда подумала, что он умрет?

Хелен взяла ее за руку, прерывая мучительный поток мыслей, и тихо заговорила:

— Ты ведь никогда не забудешь, что он сделал?

— Нет, нет, Хелен, я не забуду, — покачала головой Гермиона.

— И ты не станешь испытывать к нему жалости, как бы сильно он ни страдал? Ты будешь помнить о всех убитых?

Ледяная корка будто сковала грудь юной волшебницы.

— Да, Хелен, я помню о них.

Целительница облегченно выдохнула и мягко поцеловала Гермиону в щеку.

— Спасибо, Гермиона. Это не человек. Это всего лишь кровожадный монстр, и ты позаботишься, чтобы он получил по заслугам, правда?

Гермиона тяжело сглотнула, пытаясь проглотить горечь этих слов, и постаралась хоть как-то утешить бывшую мать:

— Да, Хелен. Он должен получить то, что заслужил.

И снова в ее душе разгорелась борьба. Он, Лорд Волдеморт, убийца. Его следовало казнить. Но тот, с кем она общалась каждый день… Гермиона все больше забывала о его преступлениях. Дамблдор, Фред, Тонкс, Люпин, Седрик, Снейп, Грозный Глаз и многие, многие другие. Те, о смертях которых он даже не считал нужным помнить. Она думала, что хотя бы что-то милосердное осталось в нем. Ведь иногда он вел себя с ней почти как нормальный человек. Было ли ее поведение предательством памяти жертв?

* * *

В этот день Гермиона Грейнджер впервые пожелала забыть и не думать. Она ведь все же забрала пузырек, данный ей Хелен. Этот монстр выпил почти полный, что было действительно большим количеством, и если бы не противоядие… Гермиона спрятала лицо в ладонях. Но если она выпьет пару капель… Несколько минут спустя благословенная пустота зазвенела у нее в голове. Больше никаких мыслей, вплоть до следующего утра.

Когда Гермиона переступила порог камеры, ее пациент все еще лежал в кровати. Влажная одежда плотно облепила худое тело, и волшебница могла пересчитать все ребра, проступающие из-под бледной кожи.

С отвращением вспомнив почти нежное вчерашнее прощание, Гермиона залепила своему подопечному пощечину. Волдеморт недовольно зашипел, и красные глаза распахнулись.

— Поднимайся! — зло приказала Гермиона. Темный Лорд казался сбитым с толку. Неловко перевернувшись, он приподнялся на все четыре конечности на кровати. Видимо, противоядие таки не до конца нейтрализовало все побочные эффекты «новой разработки» Хелен.

Придерживаясь за кровать, чтобы не упасть, Волдеморт, наконец, поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к ванне. Его дыхание было глубоким и на удивление громким. Когда Волдеморт проходил мимо нее, Гермиона изо всех сил вжалась спиной в стену, чтобы любой ценой оказаться как можно дальше от темного мага. Склонив голову, Волдеморт скользнул взглядом сначала по раковине, затем по кровати и, в конце, задержался на ней.

— И давно ты здесь? — холодно и отрывисто бросил он и опять оглядел комнату.

Конечно, Темный Лорд был голоден. По-видимому, он ожидал, когда его прислужница, как и в любой другой день, предоставит ему еду и чистые вещи.

— Принеси мне что-то надеть! — резко приказал Волдеморт, неловко стаскивая с себя одежду.

Гермиона отвернулась. Чувство стыда было не присуще Темному Лорду. Во всяком случае, оно было незнакомо ему по отношению к ней. И это не являлось знаком доверия, нет, просто он видел в ней всего лишь очередной незначительный предмет обстановки. Его служанку, не достойную даже того, чтобы ее стесняться.

Безмолвно взяв сумочку, Гермиона вытряхнула содержимое на кровать. Малюсенькие предметы на глазах увеличились. Чистые вещи, принесенные для Волдеморта, полетели ему под ноги. Но он даже не обернулся, продолжая в полусне вычищать зубы.

И вот он был. Наследник Слизерина. Серийный убийца. Сумасшедший. Чистое зло в человеческом обличье. Разве она забыла, каково это было — носить на себе его хоркрукс? Крошечная частичка искалеченной души, которая мучила и пыталась подчинить ее, Гарри и Рона.

Волдеморт открыл кран и подставил под холодный поток руки. Склонившись над раковиной, он несколько раз плеснул себе в лицо водой.

— Ты знаешь, я сейчас думаю о нашей первой встрече, — начала разговор Гермиона.

Волдеморт резко обернулся. Его лоб прорезала морщинка, видимо, ему не доставляли удовольствия воспоминания о том времени.

— Я был болен, — коротко ответил он.

— О, нет, — возразила Грейнджер, отлепляясь от стены и усаживаясь на кровать, откуда с еще большим вниманием продолжила следить за водными процедурами мага. — Нет, это не было нашей первой встречей. Дом Батильды Бэгшот. Мы — Гарри и я — выпили оборотное. Хотя нет, не верно, — заметила Гермиона, глядя на с удивлением повернувшего в ее сторону голову Волдеморта. — На самом деле, впервые мы встретились той ночью, когда ты убил Грюма. Помнишь, когда ты опять не смог поймать Гарри? Какая незадача, — волшебница прищелкнула языком. — Но возможно, ты лучше запомнил нашу следующую встречу? Во время Битвы?

Гермиона старалась, чтобы ее голос звучал беззаботно, но это удавалось ей лишь отчасти. Ужасные картины, которые вставали перед ее глазами, были такими реальными, будто они до сих пор сражались друг с другом. Ни на секунду не отвлекаясь от водных процедур, Темный Лорд усмехнулся, как будто его позабавили слова волшебницы.

— Действительно, — обманчиво мягко согласился он, — мы ведь с тобой старые знакомые.

— Почему ты не умер, когда в тебя попало заклинание? — Гермиона больше не могла сдерживаться, ее голос стал громче, и последние слова она уже прокричала.

Стена рядом с ней стала зеленеть. Когда Волдеморт злился, волшебные фиалки светились синим цветом, который, смешиваясь с солнечной краской, придавал стенам комнаты палитру Дома Слизерин.

— Ты знаешь, почему так мирно вчера спал? — продолжила Гермиона, не в силах сдержать злой смех. Бледное тело замерло, наверняка он уже рассматривал возможности, но теперь Грейнджер не дала ему выговорить и слова.

— Мы отравили тебя, — с торжеством сообщила она Лорду, но затем, когда красные глаза не мигая впились в ее, сдалась. — На самом деле, только Хелен. Я еще не знала об этом. В воде был мощный седативный препарат. Добрая женщина сжалилась надо мной, над тем, что мне приходится возиться с чем-то вроде тебя, — с презрением оглядев Волдеморта с ног до головы, пояснила она.

— Она дала мне яд? — тихо, почти мягко спросил маг. Комната все сильнее синела. Создавалось ощущение, будто Гермиона находилась внутри большого бассейна.

— А чего ты ожидал? Ты убил ее семью.

Тот, к кому были обращены ее слова, медленно отложил губку на край ванны и полностью развернулся к ней лицом: «Чью?»

— Целительница Хелен. Она брала у тебя кровь. Ее муж работал в Министерстве. Ты избавился от ее семьи. Возможно, ты помнишь? — спросила Гермиона, говоря подчеркнуто спокойно. Волдеморт вышагнул из ванны и скрестил руки. Кажется, он пытался оценить, сколько в ее словах было провокации, а сколько — истины. Юная гриффиндорка снисходительно рассмеялась и поцокала языком.

— О, даже не ломай голову. Да, наверное, это действительно сложно — упомнить всех. Ты ведь вообще вырезал целые кварталы. Это же так много работы. У каждой памяти же есть свой предел.

Стоящий напротив нее маг расцепил руки и коротко провел пальцами по губам. Когда девушка снова получила возможность увидеть его рот, то поняла, что он улыбается. Да, похожее на череп лицо усмехалось. Но эта улыбка затронула лишь губы, в глазах же полыхало угрожающее красное пламя.

— Действительно, — подтвердил Волдеморт мягко и, в несколько плавных шагов преодолев разделяющее их расстояние, присел на стул рядом к кроватью. — Ты права. Какой смысл помнить о ликвидации мусора? Прекрасно, что и ты наконец это поняла. И все же сейчас я припоминаю, — продолжил он высокомерно, — грязнокровки. Вся их семья. Они даже не были достойны стать ужином моей бедной Нагайны. И как же великолепно, что ты в конечном итоге признала, насколько незначительными и недостойными являются грязнокровки и маглы. — Он кивнул и, все еще улыбаясь, склонил голову набок. А затем ласково погладил Гермиону по щеке. Волшебницу передернуло от этого прикосновения. — Жалкие и бесполезные, не правда ли?

Гермиона внутренне закаменела, почувствовав, как Волдеморт пытается прорваться в ее мысли. Сейчас он не щадил ее, как на уроках, но и она больше не была беспомощной жертвой. Сосредоточившись, она выставила блок, с силой оттесняя его из собственного сознания назад. Он никогда больше не будет копаться в ее воспоминаниях и мыслях. Прилагая титанические усилия, секунда за секундой, волшебница отодвигала его дальше, пока он, наконец, не отступил. Подняв руку, Гермиона вытерла что-то влажное у себя под носом и с удивлением уставилась на запачканную красным руку.

— А ты выросла, грязнокровка, — тихо прокомментировал Волдеморт. — Желаешь все же прекратить быть ничтожеством, не так ли?

Гермиона поднялась, и теперь уже она возвышалась над темным магом, а затем вытянула вперед руку и провела по холодному гладкому лбу Волдеморта.

— А почему ты думаешь, что сам не являешься ничтожеством? — вкрадчиво уточнила она. Ответ Волдеморта прозвучал так же ласково:

— А что заставляет тебя полагать, будто я не убью тебя за эти слова?

Гермиона искренне засмеялась. Она знала, что он ненавидел, когда над ним смеются. Цветы, зачарованные определять настроение, с каждой секундой полыхали ярче. Гермиона смеялась сидящему магу прямо в лицо.

— Что ж, попробуй. Только, боюсь, без палочки, — она резко извлекла из кармана мантии волшебную палочку и нацелила прямо ему в лицо, — ты не сильно преуспеешь. Том!

Ненавистное имя растеклось подобно патоке по языку. Волдеморт медленно поднялся. Теперь он опять возвышался над ней.

— Значит, тебе придется одолжить мне палочку, — тихо и угрожающе прошипел он. Отойдя на несколько шагов назад, он отвернулся, по-видимому, размышляя о чем-то. И Гермиона была уверена, что это не сулило ей ничего хорошего.

— Ты ведь знаешь, что это бесполезно? — хрипло обратилась она к Наследнику Слизерина.

— Ты в этом уверена? — мягко уточнил он. Сейчас цветы пульсировали глубоким ярко-синим. Неуверенная, Гермиона опустила палочку. Кажется, на этот раз она зашла слишком далеко. — Тебе лучше будет довериться защитным чарам. А мы проверим.

При взгляде на нее он быстро облизнул губы. Как голодный тигр, приготовившийся к прыжку. И, словно от экспеллиармуса, палочка вылетела из пальцев Гермионы и опустилась прямо у его ног. На какой-то короткий миг время будто остановилось для девушки. Это не могло оказаться правдой. Но сейчас было не время раздумывать. Совершив стремительный прыжок, она кинулась под ноги Волдеморту и схватила древко, впрочем, Темный Лорд уже придавил палочку подошвой. Его лицо исказилось в дьявольской триумфальной усмешке.

Палочка была ее единственной защитой и оружием.

Разве ей не говорили, что Темный Лорд не сможет взять ее? А сейчас он просто стоял, и, несмотря на все усилия, у Грейнджер не получалось сдвинуть ее ни на дюйм. Нога Волдеморта казалась забетонированной в пол. Холодный, поначалу тихий смех становился все громче. А затем, видимо, ему надоели потуги Гермионы, и он взмахнул рукой. Воздушный поток ударил ее в грудь, опрокидывая на спину. И это был человек, который несколько недель назад был слишком слаб, чтобы даже без посторонней помощи дойти до ванны?

Гермиона вскрикнула от боли. Капсула. Где же капсула? Слепо шаря в кармане мантии, Гермиона в бессилии расплакалась, вспомнив, что после стирки одежды забыла вложить гарант своей безопасности обратно. И у нее не осталось ничего, чтобы подать знак аврорам, ведь стены камеры были звукоизолирующими. Какое удовольствие, вероятно, он испытывал, глядя на корчащуюся в слезах у его ног на полу «тюремщицу».

— А что скажешь теперь, а, грязнокровка? — с насмешкой протянул Темный Лорд, купаясь в своей победе. А затем стал медленно нагибаться, чтобы поднять палочку.

«Он убьет меня, просто убьет», — билась в голове девушки отчаянная мысль. Нет, она не могла позволить ему завладеть палочкой. В тот момент, когда он начал приподнимать стопу, чтобы забрать волшебную вещь, Гермиона вновь кинулась ему под ноги и сомкнула пальцы на древке. Однако, она снова опоздала, и подошва опять прижимала оружие к полу.

Склонившись, Волдеморт попытался отпихнуть волшебницу, костлявые сильные пальцы больно сжались вокруг ее запястья, наверняка оставляя синяки, но Грейнджер не собиралась так просто сдаваться. Ее зубы впились в бледную худую ладонь. Темный Лорд яростно зашипел, и девушку ударил необычайной силы магический поток, поднимая ее в воздух и резко швыряя прочь. Летя через всю комнату, Гермиона проклинала Волдеморта, свою доверчивость и человеколюбие. Если бы только она прислушалась к указаниям авроров и целителей, если бы не была самонадеянной дурой!

Ударившись об изножье кровати, Грейнджер сползла на пол. Волдеморт же, напротив, лениво приблизился и опустился рядом с ней на корточки. «Вот и все», — отчетливо поняла девушка. Багряные глаза опасно сощурились и бледная рука медленно поднялась. Обреченно закрыв глаза, Гермиона почувствовала, как ледяной палец коснулся ее лба, а затем благословенная тьма поглотила волшебницу.

Сознание возвращалось медленно. С трудом приподняв тяжелую, раскалывающуюся от боли голову, Гермиона потрогала лоб и поглядела на красные следы, оставшиеся на ладони. Кажется, она рассекла кожу на виске, приложившись о металлический бортик кровати. Собрав всю свою волю в кулак, волшебница перевернулась на живот и осмотрелась. Вместо того, чтобы нависать над ней, как она того ожидала, Темный Лорд сидел на корточках возле противоположной стены. Его рука находилась в нескольких сантиметрах от пола, и воздух прямо-таки потрескивал от магии. Тонкие губы едва заметно шевелились, бледное лицо было напряжено. Теперь она видела. Это действительно была волшебная палочка, и она явно не собиралась подчиняться магу. Стоило ему чуть ближе поднести скелетообразные пальцы — и она слегка отпрыгивала прочь. Палочка уже дымилась, но явно не желала подчиняться.

Титаническим усилием Гермиона заставила себя подняться и, ступая по возможности тихо, приблизилась к темному магу. Он был так поглощен своими усилиями, что, казалось, не заметил приблизившуюся к нему со спины девушку. Ее тень скользнула по стене, и Волдеморт обернулся. Это стало ошибкой ее мучителя. Резко выбросив вперед руку, Грейнджер схватила древко и отскочила назад.

Удивленное выражение на белом лице сменилось бешенством. Но было уже поздно.

— Круцио! — взвизгнула Гермиона, выплескивая в заклинании все свои боль, ярость и обиду; вкладывая в пыточное злость на то, что позволила себе поверить, прекратила видеть перед собой лишь бестию. Худое тело изогнулось, будто через него пропустили электрический ток. Горячие слезы обожгли глаза, и волшебница, рыдая, опустилась на пол. Она даже не способна была продержать заклятие. Но сейчас не время было мучить себя.

Зажмурившись и отсекая все эмоции, Гермиона наложила сковывающие чары, а затем неосознанно провела языком по губам. От отвратительного, металлического привкуса крови на губах волшебницу замутило. Ей следовало позаботиться о себе. Подойдя к раковине, Гермиона открыла кран. Стекающая вода была красной. Смыв кровь, Грейнджер трансфигурировала зеркало и всмотрелась в свое отражение. Расширенные, слегка безумные глаза, синяк на скуле. Грейнджер удивленно нахмурилась: ее лоб был абсолютно чистым. А ведь она точно помнила, как ударилась об острый угол изножья. Но откуда тогда взялась кровь? Пообещав подумать над этим позже, Гермиона залечила синяки на запястьях и обернулась к своему пациенту.

— Поднимайся и снимай одежду! Эти вещи купила тебе я, и сейчас я хочу забрать их! — резко приказала гриффиндорка тяжело дышащему Волдеморту. Да, ее наставник не зря потратил на нее время, всего одно движение — и сковывающие чары были деактивированы.

Худое тело медленно приподнялось, в алых глазах горела дьявольская злоба. А потом его взгляд остановился на ней, и снова ее стало захлестывать то самое ощущение пустоты.

— Нет! — крикнула она, с силой обрывая вторжение и посылая обратно концентрированный импульс боли. — Я предупреждаю тебя, Том Риддл. Даже не пытайся применить ко мне свои грязные фокусы.

И опять он оказался на полу. Она использовала советы Темного Лорда против него же самого и наверняка причинила ему боль, но Гермионе было все равно. Да, ее наставник научил ее причинять страдания. Вот только вряд ли он думал, что она станет испытывать полученные знания именно на нем. Холодная ненависть искажала змеиные черты.

— Советую тебе еще раз подумать, девчонка… Я…

— Сними, наконец, вещи, — не хуже Волдеморта прошипела волшебница. — Я хочу получить их обратно, а затем я увольняюсь!

Да, это был конец. Черта была пройдена. Сначала признание Хелен, затем Волдеморт почти уничтожил ее. Никакие деньги и знания не стоили этого. Костлявое, бледное туловище казалось слишком тяжелым для худых ног. И все же у него получилось подняться.

Однако, когда он встал, боль, казалось, больше не беспокоила его. На белом как мел лице читалась издевательская насмешка. Медленно, словно наслаждаясь процессом, он стянул с себя одежду и по одной кинул вещи ей под ноги.

С угрожающе поднятой палочкой Гермиона попятилась к двери. Выражение лица Темного Лорда было пустым и выжидающим. Быстро схватив тележку, Грейнджер стала собирать вещи. Раз она больше сюда не придет, ей нужно забрать абсолютно все. Слишком много запрещенного она приносила Темному Лорду.

— Да, теперь ты увидишь, как хорошо о тебе будут заботиться другие. Когда целыми днями напролет будешь лежать в кровати и ничего не получишь из еды. И как раз проверишь свою теорию о выносливости организма, — зло проговорила девушка. Нет, сейчас в волшебнице говорила фурия, ведь Гермиона Грейнджер не могла сказать человеку что-то подобное. — А если я еще и расскажу, что ты сделал, то они наверняка станут относиться к тебе чуть лучше.

Последние слова она уже прокричала.

— А теперь ложись в кровать!

Кажется, он понял, насколько бессмысленным было бы сопротивляться, а потому опустился на постель.

— Ты ведь понимаешь, почему я так поступил? — абсолютно спокойно спросил Волдеморт.

— Да, конечно, ты хотел меня прикончить, — огрызнулась Гермиона. Она была слишком зла, чтобы предаваться философским размышлениям, ей хотелось лишь уйти и никогда больше не слышать ненавистного голоса.

Темный Лорд как-то устало прикрыл глаза, а затем, будто приняв решение, скривил губы и кивнул.

— Да, чтобы проложить свой собственный путь на волю, — безэмоционально признал он. А затем, чтобы еще более ухудшить картину, на его лице появилась та самая заносчивая ухмылка, и он стал объяснять лекторским тоном: — Я хотел закончить свое прибывание здесь, разве это не ясно?

Она рисковала не только своей работой, она также ставила под угрозу дальнейшую профессиональную карьеру, нарушала абсолютно все правила. Гермиона делала для него то, что всего несколько месяцев назад не смогла бы и произнести. И в конце Волдеморту даже удалось добиться ее симпатии. А ведь он был лишь жестоким зверем, а сейчас ухмылялся, глядя на нее, будто она должна быть благодарна, что он не добил ее.

Гермиона приготовилась дать гневный ответ, ее грудь тяжело поднималась и опускалась, казалось, она была готова взорваться от злости. Ее рот приоткрылся, она хотела снова проклясть его, но до этого не дошло.

Не впечатленный ее состоянием, он мягко, почти по-дружески зашептал:

— Будь откровенна, девочка, разве ты бы не пошла на все ради свободы? Не считаясь с ценой?

— Нет, я бы никогда этого не сделала. Я — человек! Любой ценой — никогда, — возразила волшебница убежденно.

— Лгунья, — протянул Волдеморт. — А хотя, возможно, что и нет. Может быть, ты правда настолько глупа. Смиренное ожидание восхода на эшафот показывает не геройство, а лишь душевную слабость. Но теперь мы ведь уже выяснили, что этот путь мне заказан. Я больше не стану на тебя нападать.

Какой же это почет — не стоять на самой верхушке его списка смертников. Злость душила Гермиону.

— Нет, конечно, нет, — с презрением бросила она. — Ты никогда не причинишь никому больше вреда. Почему я должна быть особенной?

— Ты нужна мне, — невозмутимо ответил он.

Гермиона замерла. Не имело значения, насколько сильно она злилась, то, как откровенно он признал свою зависимость, глубоко поразило ее. Все еще с поднятой палочкой, она подошла ближе и прижала кончик древка к белой шее.

— Так значит, я все же полезна? Не настолько ненужная, как все остальные, которых ты убил? — с вызовом спросила она.

Все еще без признаков волнения, Волдеморт ответил:

— Что ты хочешь от меня услышать, девочка? Я сделал то, что сделал. Больше мне нечего прибавить. Но я не причиню тебе вреда, ты мне нужна.

— Надо было раньше думать. Меня это больше не касается. Объясняйся перед Хелен, чью жизнь ты разрушил.

И, чтобы продемонстрировать свою решимость, Гермиона развернулась к двери.

— Пожалуйста, не увольняйся, — услышала девушка тихий голос. И она просто не смогла переступить порог. Слышать, как он просил, а не говорил как обычно заносчиво и издевательски, было слишком странно, чтобы просто так это проигнорировать.

Конечно, он уже говорил, что сделает все что угодно, лишь бы не умереть, и все же… Нет, она больше не попадется на крючок. Но Хелен… Ее мысли потекли в другом направлении. Как она могла приговорить других людей ухаживать за чем-то вроде Волдеморта? Если она его сейчас «покинет», то для начала ей стоит выяснить пару мучающих ее вопросов. Вопросов, которые она хотела задать с того дня, когда впервые переступила порог камеры.

— Я хочу задать несколько вопросов, Том, — проговорила Гермиона, устраиваясь на краю стула. Она больше не хотела садиться к нему на кровать, не хотела находиться ни на сантиметр ближе, чем это было необходимо.

Волдеморт слегка нахмурился, но все же кивнул и поднял на нее взгляд. Сейчас он, впрочем, даже не пытался проникнуть в ее мысли. Гермиона глубоко вдохнула. Действительно ли она хотела знать ответы? Но при мыслях о Хелен, о смеющемся Фреде, подмигивающем Дамблдоре… Она должна была спросить.

— Скажи мне, Том, раскаивался ли ты хоть когда-то в своих преступлениях? Было ли хотя бы одно убийство, пытки или что-то, о чем бы ты сожалел? — задала вопрос Гермиона, стараясь, чтобы ее голос не звучал совсем просительно. И все же она внутренне заклинала его, желала найти в нем что-то человеческое, чтобы все, на что она ради него пошла, не казалось полностью напрасным.

Ее пациента, видимо, действительно удивил ее вопрос, красные глаза на мгновение распахнулись, и он прикусил тонкие губы. Сначала он производил впечатление человека, который мучительно подбирает отговорку, но затем — услышала ли она мягкий вздох? — Волдеморт отвел взгляд и уставился в окно.

— Ты не должна задавать вопросов, ответы на которые не готова получить.

Прикрыв глаза, он как будто собирался с мыслями или, скорее, внутренне готовился к признанию, которое, возможно, он и сам не хотел бы услышать. Когда просьб остановиться или возражений со стороны волшебницы не последовало, Волдеморт заговорил снова.

— Нет, — сказал он так, что не осталось сомнений в искренности его слов. А затем на мгновение задумался, по-видимому, подыскивая слова, чтобы пояснить. — Есть то, что с высоты прожитых лет я бы сделал по-другому, что-то, кажущееся мне теперь преждевременным или необдуманным. Но нет, я не чувствую скорби. Никогда ничья смерть не вызывала моего раскаяния. Все эти создания были либо неважными, либо мешали. Скажи, жалела ли ты когда-то о насекомом, на которое наступила или прихлопнула, потому что оно хотело тебя ужалить или потому что тебя раздражало его жужжание? Плакала ли ты из-за жука, которого раздавила, потому что взгляд на него вызывал у тебя тошноту?

Он глубоко вдохнул, и на какой-то миг девушке показалось, что он сейчас сам понимал весь ужас своих слов. Конечно, именно этих признаний она и ожидала. Но все же слышать такое из его уст было очень тяжело. Ей нужно было оказаться от него подальше. Грейнджер поднялась и подошла к трансфигурированному ею уже вечность назад подоконнику. Гермиона смотрела на цветы, отражающие настроение, прекрасные лепестки которых практически светились серебристым. Он был спокоен и говорил не из желания позлить ее.

Как это в принципе было возможным? Он же не мог совершать все те ужасные поступки, не чувствуя вообще никаких сомнений в правомерности своих преступлений. Возможно, она просто неправильно его поняла.

— Тебе ведь не может быть совсем все равно? Не может же быть, чтобы тебе действительно доставляли удовольствие все эти вещи? — с мольбой спросила гриффиндорка. Как она мечтала увидеть хотя бы малейший знак если не раскаяния, то хотя бы сомнения. Гермиона снова подошла к его кровати. Возможно, он вздрогнет или отведет взгляд… хотя бы намек, который показал бы ей, что он лжет. Волдеморт был так горд, может быть, слишком горд, чтобы признавать свои ошибки. Однако она была разочарована. Ни единый мускул не дрогнул на будто высеченном из белого мрамора лице. Медленно, но решительно и с полным убеждением в красных глазах он покачал головой.

— Нет, как я уже сказал, все это являлось необходимым для выполнения моей миссии, для построения моего мира. Почему их смерти должны доставлять мне другие чувства, помимо удовлетворения? Все эти люди были неважными по сравнению с преследуемой мной конечной целью. Они также не имели значения для меня. И сейчас они мертвы. Вы, — он на секунду прервался и наградил ее саркастическим смешком, — вы же всегда говорили, что смерть — не худшее, что может ждать человека. Почему же вы жалуетесь?

— Но если тебе не жаль своих жертв, не приходило ли тебе в голову, насколько ужасно это сказалось на тех, кто их окружал и, получается, пережил смерть близких? Тех, кто теперь день за днем должен смиряться со смертью любимых, с потерей самого смысла своего существования. Разве ты не можешь понять, насколько пустой становится жизнь после смерти тех, кто ее наполнял?

Она пыталась достучаться до него. Если бы он только показал, что может понять такие чувства. Но все было напрасно.

— Нет, девочка. Почему это вообще должно меня заботить? Ты спрашивала о той женщине, медсестре. Одна из многих. Они могут исчезнуть хоть все, меня это не касается. Возможно, они ненавидят меня в своем горе. Такие люди слишком жалки, чтобы хранить о них память. Те же, которые чего-то достигли, Дамблдор, к примеру, они стояли на моем пути. И я позаботился об их устранении.

И снова он кивнул без каких-либо эмоций. И если в начале его речи еще казалось, что Волдеморта обуревали какие-то сомнения, то сейчас он был холодным и спокойным. Осознание своей правоты сквозило в каждом его слове. Признания человека, который был полностью убежден в правильности своих поступков и оправданности развязанной им войны и только подбирал слова, чтобы объяснить глупому ребенку.

Ее затошнило. Она встала и прошлась по камере. Гермиона больше не могла, у нее закончились силы. Но возможно, только возможно, эти люди казались ему просто слишком жалкими…

— А что насчет твоих Пожирателей смерти? Они воевали на твоей стороне. Жалеешь ли ты об их смерти? Беллатриса, к примеру, которая, как я слышала, готова была ради тебя на все. Разве тебе не жаль, что она умерла?

— Они знали, на что шли, вступая в мои ряды. Они боролись за установление нового порядка. А никакая война не обходится без жертв. Они умирали ради высшей цели. Это было им ясно. Почему же мне должно быть жаль, если они сами шли на свою смерть? — Если поначалу он еще подбирал слова, то теперь он говорил. — Я, возможно, пожалею о смерти своих сторонников, потому что они могли бы принести пользу. Я бы еще нашел им применение. Но так как они мертвы, они не могут принести пользу. Они оказались слишком слабы и потому сейчас сняты со счетов. Они умерли, и на этом тема закрыта.

Боковым зрением Гермиона видела, что Волдеморт слегка повернул в ее сторону голову, наверняка ожидая какой-то реакции. Но в его глазах не отражалось ни капли раскаяния, они вообще были пустыми. Гермиона проиграла в своей борьбе. Было глупо даже пытаться увидеть в нем что-то человеческое. Что можно было ожидать от бездушного монстра?

Но у Гермионы еще оставался один, последний вопрос.

— Думал ли ты, — начала волшебница нерешительно, — думал ли ты когда-то, что мог бы стать чем-то другим?

Короткий взгляд через плечо помог ей увидеть складку, прорезавшую белый лоб. И какой-то миг Темный Лорд выглядел растерянным.

— Я не знаю, — тихо начал он. — Но это не играет никакой роли. Я тот, кто я есть. Не пытайся увидеть во мне что-то другое, в противном случае тебя ждет разочарование, — твердо и уверенно закончил он.

Гермиона кивнула и сняла сдерживающие чары. Пока он был скован, ему был необходим уход, но кто вообще пожелает прикасаться к такому?

Он уже пытался пробиться на волю, но ему не удалось. Наверняка он больше не будет пробовать. Во всяком случае, не таким способом. И он также знал, что и Гермиона может причинить ему боль. Физическая угроза исчезла. И все же девушке хотелось рыдать. Но даже на это у нее не было сил.

Нет, самым ужасным было даже не то, что он напал на нее, а тот холодный расчет, с которым он говорил о совершенных убийствах. Да, любой нормальный человек знал, что Лорд Волдеморт являлся воплощением зла.

Солнечные лучи пробивались через зарешеченное окошко. Они согревали ее лицо, но ее душа будто покрылась корочкой льда. Как вообще могло светить солнце, когда на земле существовало что-то настолько темное и холодное?

Гермиона сглотнула и попыталась собраться с мыслями. Если она скажет это вслух, то услышит свои слова со стороны и не сможет больше внутренне отгораживаться от ужасной правды.

— Знаешь, каждый раз, когда я выхожу, то думаю, что хуже уже быть не может, но тебе всегда удается сделать следующий день еще отвратительнее.

Опустив взгляд, она медленно подошла к кровати. Волдеморт сидел на ней и тер суставы. Чары погружали мышцы в сон, он это уже объяснял ей.

— Ты прав, — проговорила Гермиона, — это бесполезно, искать в тебе что-то человеческое. Я с таким же успехом могу просить немого спеть оперу.

Их взгляды на мгновение встретились. Она не могла понять, о чем он думал и что чувствовал. Но, возможно, это было настолько сложным именно потому, что у него не было чувств, которые можно было бы увидеть. Мертв внутри.

И что теперь? Она уйдет и скажет Хелен, что не выдержала? Но ведь это будет означать, что отвратительную обязанность поручат какой-то другой целительнице.

— Хорошо, — решительно проговорила она, подходя к нему и останавливаясь напротив, чтобы у него появилась возможность увидеть все ее презрение. — Я приду снова. На самом деле, мне слишком нравится Хелен, чтобы я могла повесить заботу о тебе на нее.

Волдеморт как раз натягивал через голову футболку, и, когда у Гермионы появилась возможность лицезреть белое лицо, на нем расползалась уже хорошо знакомая, говорящая «ты-моя-служанка» ухмылка.

— Что ж, во всяком случае, твое общество хотя бы терпимо. Ты довольно занятная.

Гермиона не улыбнулась в ответ. Вся радость исчезла из ее сердца, будто ее высосала стая дементоров, и сейчас на ее месте осталась лишь пустая оболочка.

— Наверное, тебя нельзя даже обвинять. Видимо, ты не можешь быть чем-то другим, кроме как монстром. Зверь останется зверем, даже если надеть на него одежду и обучить реагировать на человеческую речь.

Красные глаза Волдеморта потемнели, бледные губы сжались в тонкую полоску. Все его лицо закаменело. Но Гермионе было все равно, развернувшись на каблуках, она сделала шаг к двери. Она и так провела с ним слишком много времени. Если бы Грейнджер бросила взгляд назад, то заметила бы белую руку, которая приподнялась, видимо, чтобы удержать ее, но, так как Гермиона смотрела лишь вперед, она не видела этого. Как и не видела, что Волдеморт бессильно сжал пальцами воздух.

Взявшись за ручку двери, Гермиона обрадовалась, что на сегодня она закончила и больше не обязана смотреть в ненавистное лицо.

— Как твоя голова? — услышала волшебница тихий голос за спиной, но она так и не обернулась и не удостоила своего пациента ответом. Если она просто прекратит обращать на него внимание, ему больше не удастся ею манипулировать. Да, она больше не попытается увидеть в Темном Лорде что-то кроме кровожадной бестии, бездушной и не способной на человеческие чувства. Дверь громко хлопнула, отделяя волшебницу от заключенного, а окликнувший ее маг еще долго глядел вслед гриффиндорке, как будто надеясь, что дверь снова откроется.

Но, конечно, Гермиона уже не видела всего этого. Опустив голову, она медленно стала подниматься по ступеням. Ей еще следовало позаботиться о змейке. Остановившись перед входом в нужное помещение, волшебница заклинанием отперла дверь и вошла внутрь.

Прикрыв за собой дверь, Грейнджер привалилась к стене. «Не сейчас», — мысленно приказала Гермиона и глубоко вдохнула, а затем несколькими взмахами палочки почистила аквариум. Налив в блюдечко молока, девушка просунула руку внутрь и поставила его Агате. Раньше она опасалась, что змея может ее ужалить, но теперь ей было все равно. Впрочем, змейка явно была совершенно мирной.

Убрав руку, Гермиона наблюдала, как Агата подползла ближе и стала пить.

Опустившись на пол, волшебница закрыла лицо руками. Насколько бессильной и разочарованной чувствовала себя Гермиона! Как же она ошибалась, какой наивной дурой была все это время!..

Глаза снова защипало, и Грейнджер наконец позволила себе разрыдаться. Приложив лоб к холодному стеклу аквариума, Гермиона плакала. Внезапно волшебница заметила, что змейка прекратила пить и подползла ближе. Красные пятнышки на ее чешуе стали крупнее и даже как-то вздулись, но сейчас у Гермионы не было желания думать об этом. Маленькие рожки змейки потешно шевелились, как будто она пыталась понять, что происходит с девушкой.

— Вот, даже ты видишь, что со мной что-то не так, — проговорила Гермиона, смахивая слезы и пытаясь улыбнуться. — Почему же я такая глупая? Как я могла поверить? Почему меня ничему не учит жизнь?

Риторические вопросы оставили горький привкус во рту, и Гермиона покачала головой. Ей следовало просто забыть и жить дальше, извлечь урок из произошедшего и наконец понять, что из зверя нельзя сделать человека, как бы сильно этого ни хотелось.

Гермиона не могла приговорить Хелен даже к временной заботе о Волдеморте. Возможно, когда-нибудь персоналу Святого Мунго и удалось бы найти безумца, который по своей воле согласился бы ухаживать за Темным Лордом, но на это потребовались бы недели или даже месяцы. А до того времени эта обязанность легла бы на плечи Смит, ведь остальной персонал четко дал понять, что они скорее уволятся, чем приблизятся к Волдеморту. И еще оставался вопрос, позволит ли Министерство вообще нанять другого человека из соображений сохранения конфиденциальности. Скорее всего, нет, и это бремя так и останется обязанностью его жертвы.

Попытка отнять у нее палочку показала, что это невозможно. Авроры и целители очень хорошо постарались, и одному человеку, к тому же без помощи палочки, было не под силу снять чары, даже несмотря на то, что этим человеком являлся сам Лорд Волдеморт. А так как он без оружия не мог и надеяться прорваться сквозь сеть защитных чар и армию авроров, то, даже одолей он Гермиону, это оказалось бы бесполезно. В общем, причин нападать на нее у Волдеморта больше не было.

Почему она умолчала о происшествии? Разве не для этого существовали отчеты? Но тогда ей бы пришлось также признаться, что она уже несколько недель часто снимала с заключенного сдерживающие чары, что она слишком хорошо о нем заботилась и именно поэтому он восстановил силы. А затем? Они наверняка бы уволили ее и дали плохую рекомендацию. Возможно, ее бы ждал штраф, а имя Гермионы Грейнджер попало бы в Министерский черный список.

Нет, она не могла поставить в известность начальство. На помощь же она позовет лишь в случае непосредственной опасности.

Она сцепит зубы и выполнит свой ужасный долг, чтобы защитить тех, кто просто не смог бы этого выдержать. Происшествие было отвратительным и пугающим, но все же Гермиона чувствовала и облегчение. Все предыдущие недели ее снедало беспокойство из-за того, что у Волдеморта получится завладеть палочкой. Она боялась этого, он же надеялся. Теперь они оба получили ответ. Битва за палочку была выиграна, в другой же она потерпела поражение. Зверь есть зверь, и глупо было с ее стороны искать в нем что-то человеческое.

Сделав для себя такой вывод, гриффиндорка стала исполнять исключительно свои обязанности и больше ничего. Она приходила к Волдеморту, приносила еду и чистую одежду. На этом все. Она не накладывала на него сдерживающие чары, ведь он должен был заботиться о себе сам.

Гермиона заходила в камеру, ставила все принесенное на столик и сидела положенные два часа на стуле в другом конце комнаты. Там она читала книгу или газету, полностью игнорируя своего пациента. Газету потом, выходя из комнаты, тоже оставляла на столе. Гермиона была подписана на «Ежедневный пророк», и не имело значения, отправлялась газета в урну сразу после того, как она ее прочтет, или же на следующий день.

Конечно же, в первые дни Волдеморт пытался заговорить с ней. Это были в основном приказы, которые она успешно пропускала мимо ушей. Самое необходимое она ему предоставляла, а причин начинать общение с Темным Лордом она не видела.

В последующие дни Волдеморт уже и сам не предпринимал попыток привлечь ее внимание и проводил часы, без движения лежа в кровати или отсутствующе глядя в окно. Но какое Гермионе было до этого дело? Так он даже облегчал ее работу, и ей было проще делать вид, будто кроме нее в комнате никого нет.

За полторы недели, прошедшие с атаки, она не сказала ему ни единого слова и даже не смотрела на Волдеморта. Он был воздухом. Гермиона больше внимания уделяла стенам, чем ему. И все же молчание давалось девушке тяжело. «Но со временем можно привыкнуть ко всему», — говорила себе она. Даже если это и было неприятно.

Сегодня концентрация на чтении давалась Гермионе особенно тяжело. Ее мысли то и дело возвращались ко вчерашней встрече участников и жертв войны. Там присутствовали люди, которые за время властвования Волдеморта лишились близких. Это оказалось ужасным. Ей пришлось смотреть на лица Хелен, миссис Уизли и многих других, скорбящих о потерянных любимых. Как ей хотелось тогда убежать, но она просто не имела права.

Насколько ужасно было слушать все их причитания и проклятия против Темного Лорда, особенно с учетом ее положения! А что делала она? Наказывала первопричину их страданий молчанием? Глаза Гермионы на мгновение оторвались от страниц книги и остановились на фигуре неподвижно лежащего на кровати мужчины. Она снова возвратилась к учебнику, но, прочитав страницу, поняла, что не помнит, о чем говорилось вначале. Смысл ускользал, словно песок сквозь пальцы.

Рон тоже вчера был там. Он остановился в углу и, скрестив руки на груди, молча смотрел на плачущую мать. Обычно он говорил не переставая, но вчера после встречи пожелал остаться в одиночестве. Джордж и Перси тоже пришли. Как тяжело ей было привыкнуть к тому, что возле Джорджа теперь не крутился постоянно его брат-близнец. Они были такими веселыми и дружелюбными, но после смерти Фреда Джордж будто постарел на много лет, стал серьезным, молчаливым и задумчивым. Его смех исчез вместе с братом.

А что насчет Хелен? Как это было: наблюдать за смертью собственного ребенка? И зачем? То, что Волдеморт хотел уничтожить Дамблдора и Гарри, имело свой извращенный смысл. Они представляли для него опасность. Но то, что он убил маленькую девочку…

Почему? Даже звери не убивают просто так. Только ради защиты и пропитания. Волдеморт же не был зверем. И он выглядел не как обычный человек. Да, Темный Лорд когда-то сказал ей, что он сам изменил свою внешность. Теперь его было сложно определить как представителя рода людского. И все же…

Ее взгляд опять скользнул к лежащему с закрытыми глазами мужчине.

Должны ведь существовать четкие, однозначные черты, которые бы характеризовали его как «не человека». Было невыносимо думать, что тот, кто сейчас спокойно лежит на кровати, является таким же человеком, как и она, Хелен или Дамблдор. Можно ли вообще ходить по земле, зная, что где-то, возможно, могло так же ступать что-то подобное?

Грейнджер прикрыла глаза. Да, его внешность являлась более чем необычной. Он был высок. Если она помнила верно, его рост составлял 1.98 метра. И ужасно худ. В первые недели он весил около пятидесяти пяти килограммов. Сейчас же, предположительно, на десять-двенадцать больше, и он перестал выглядеть как слишком длинный скелет с натянутой на кости тонкой белой кожей. И еще его необычайная бледность. Белый, как мрамор. Вот, как она охарактеризовала бы его. И у него совершенно не росли волосы. Словно он каждый день начисто сбривал всю растительность. Его кожа была настолько белой, гладкой и идеальной, что иногда ей казалось, будто она светится. Он был призраком.

Его руки были длинными, особенно пальцы. И так как они к тому же являлись тонкими, то их смело можно было сравнивать с паучьими лапками. А его лицо… Он не выглядел на свои семьдесят. Слишком гладкой и лишенной даже намеков на морщины была его кожа. Ресницы также отсутствовали. Его возраст вообще было невозможно угадать. Иногда она не могла дать ему больше тридцати, а иногда она взирала будто на тысячелетнего старца. Его черты были чужеродными и тревожными для глаз, но они не являлись неприятными. Она знала, что в юности Волдеморт считался настоящим красавцем. Но и сейчас он казался ей не лишенным особенной, инородной привлекательности.

Но все это было не главным. Самой примечательной его чертой являлись глаза. Они были красными, как два живых рубина.

Разве не говорят, что глаза — зеркало души? В глазах же Волдеморта не отражалось ничего. В те разы, когда Гермиона не успевала отвести взгляд, она видела это. Его глаза иногда разгорались или стекленели, но в них никогда не отражалось настоящих эмоций. Выглядел ли именно так человек, существующий без души? Можно ли было таким образом узнать об отсутствии этой эфемерной субстанции?

Да, наверное, он сразу родился без души. Врожденный дефект. О чем бы спросили его те люди, предоставься им такая возможность? Скорее всего, практически одно и то же.

«Почему? Как ты мог? Мучает ли тебя совесть?» К сожалению, Гермиона знала ответы на эти вопросы.

Что бы сказали ее друзья, узнай они обо всем? Что бы подумали ее родители, расскажи она им, о ком заботится? Хелен молчаливо обвиняла ее только за то, что она выдерживала его общество. Но как бы она отреагировала, узнай, что Гермиона снимала с Волдеморта чары, приносила еду и покупала одежду за собственные деньги? Что она разговаривала с ним, сочувствовала, брала у него уроки и, когда он был в забытье, даже погладила по щеке?

Что бы сказала по этому поводу миссис Уизли? Нет ничего ужаснее на свете, чем потерять своего ребенка. То, что именно ее названная дочь заботилась о монстре, убившем ее сына, являлось предательством. Насколько часто Молли плакала и повторяла, что ей хотелось бы иметь возможность самой разделаться с Темный Лордом! К нему нельзя было относиться как к человеку. Он заслуживал воздаяния. А Гермиона держала его руку.

Мистер Уизли, без сомнения, знал о ее работе. Вчера вечером, когда они вместе с Джинни и Флер просматривали каталог детской одежды, он вошел в комнату. У них было какое-то собрание в Министерстве. Он казался уставшим и больным. Некоторое время он просто стоял в дверном проеме и молча глядел на нее. Как тяжело было выдержать Гермионе этот взгляд. А потом Артур подошел и утешающе положил руку ей на плечо. Он ничего не сказал, но здесь и не требовалось слов. Министр проинформировал о реальном положении дел высокопоставленных чиновников. А мистер Уизли смог сложить два и два… и пожалел ее. Пожалел ее, в то время как она сама гладила этого монстра по щеке. Да, то, что Артур сочувствовал ей, казалось Грейнджер самым ужасным.

Потому что он верил, будто каждый день является для нее каторгой. Выворачивающая наизнанку работа, которая должна была практически лишать ее сознания от страха. Она молилась, чтобы он никогда не узнал, как далеко это было от правды. Раньше… Но не сейчас.

Гермиона бросила взгляд на наручные часы. Ее время обязательного нахождения в камере подошло к концу. Встав и спрятав в сумку книгу, волшебница собрала вещи и, не прощаясь и не удостаивая заключенного даже взглядом, вышла в коридор.

* * *

Привычно извлекая на ходу из сумки бутылочку с молоком, Гермиона прошла в дальний конец «кладовой», как она мысленно именовала помещение со змейкой, и удивленно застыла: аквариум был пуст. Гермиона нахмурилась и закусила губу. Куда она могла подеваться? Сердце сжалось от дурного предчувствия, но девушка поспешила отогнать его. Наверняка Агату просто перенесли в другое помещение. Вот только куда?

Единственной, кто точно мог ответить на этот вопрос, была Хелен. Кивнув своим мыслям, Грейнджер решительно направилась на поиски целительницы. Поднявшись на пятый этаж, Гермиона, предварительно проверив палаты и не обнаружив в них Смит, толкнула дверь в лабораторию и обрадованно улыбнулась: Хелен стояла к ней спиной, склонившись над белым столом.

— Хелен, ты не знаешь… — на ходу начала Грейнджер, но, подойдя ближе, подавилась воздухом, разглядев, что именно делала целительница. На лабораторном столе лежало без движения неестественно растянутое маленькое зеленое тельце — ее Агата, — а Хелен с помощью скальпеля вырезала так нравившиеся раньше Гермионе рубиновые чуть выступающие пятнышки с ее тела.

— Что ты делаешь? — выдавила гриффиндорка, подбегая к столу, и не узнала свой голос, настолько хрипло он прозвучал.

— Уже почти закончила, — проговорила, улыбнувшись, Хелен и отложила холодно блеснувший нож. — Извлекала ценные ингредиенты. Ты ведь знала, что ферменты, содержащиеся в кожистых наростах этого вида змей, служат основой для приготовления омолаживающих зелий. Одной рептилии хватит на возвращение красоты нескольким десяткам клиентов. А ведь они готовы щедро платить за омоложение организма. Правда, прекрасно? — прощебетала целительница.

Вот так просто. Убить живое существо, чтобы заработать какую-ту жалкую горсть монет? Гермиону затошнило.

— Отдай ее мне, — хрипло выговорила Грейнджер. Кровь набатом застучала в ушах, рука инстинктивно сжалась на палочке, даже сама Гермиона не знала, каким был бы ее следующий шаг, но, к счастью для всех, целительница неправильно истолковала выражение ее лица.

— Хочешь забрать ее? — поинтересовалась Хелен. — Понимаю, тебе хочется поэкспериментировать. Забирай, — и она взмахом палочки отправила тельце змейки в коробку, которую затем протянула Грейнджер. — Пусть это будет твоей наградой за уход за рептилией.

Гермиона не помнила, как выскочила в коридор. Забежав в «кладовку», девушка несколькими заклинаниями автоматически заперла дверь и только затем открыла коробку с Агатой. Ужасные раны покрывали все ее тельце. Не давая себе времени на бесполезные сожаления, Грейнджер глубоко вздохнула и сосредоточилась, отсекая эмоции. Сейчас ей следовало действовать. Пасс палочкой — и слова заклинания зазвенели в воздухе. Минута сменялась минутой, а попытки залечить раны ни к чему не приводили. Она испробовала весь свой довольно внушительный арсенал заклинаний, включая «не рекомендуемые» и даже темные, но все было бесполезно. Единственное, чего удалось добиться волшебнице — это погрузить Агату в некое подобие стазиса, замедлив таким образом происходящие в маленьком тельце процессы. Но это лишь отсрочивало неизбежное: змейка умирала.

— Это я виновата, как я могла не подумать… — обессиленно прошептала Гермиона. — И теперь ты умрешь. По моей вине. Никто не захочет лечить тебя, а даже если бы и хотели… Они не смогут. Никто не сможет. У тебя забрали саму жизнь. А я была так занята своими проблемами и Волдемортом, что даже на минуту не задумалась…

Внезапная мысль молнией пронзила сознание. Волдеморт! Гермиона резко вскинула голову и поднялась. Был еще один путь: попросить помощи у самого знающего и могущественного мага современности, к тому же способного общаться со змеями, изучавшего их и вроде бы испытывающего симпатию именно к этому виду. Если и существовал кто-то на всем белом свете, способный помочь — это был Лорд Волдеморт.

Но могла ли она просить у Волдеморта помощи после всего, что произошло? После того, как полностью игнорировала его и не удостаивала даже словом всю последнюю неделю? Особенно если вспомнить события, показавшие истинное лицо Лорда Волдеморта и напомнившие, что тот — лишь жестокий безжалостный монстр. С чего бы ему вообще помогать ей? Но, с другой стороны, иного варианта просто не существовало.

На что она сама готова пойти ради спасения жизни Агаты? «Практически на все», — уверенно ответил внутренний голос. Гермиона приготовилась умолять, унизиться, если потребуется.

К сожалению, у нее просто не было выбора. Сейчас на весах лежала жизнь почему-то ставшей такой дорогой для нее змейки. О том, что Волдеморт может даже не захотеть попытаться, Гермиона старалась не думать. Сдаться, даже не предприняв попытку, она не имела права.

Мысли лихорадочно метались в голове, а Гермиона уже бежала вниз по лестнице и по коридорам. Стоящие на страже авроры проводили тяжело дышащую девушку удивленными взглядами, но, к счастью, не стали задавать вопросов.

Торопливо сняв с двери запирающие чары, Гермиона второй раз за день вошла в камеру и резко остановилась, набирая в грудь побольше воздуха, будто перед прыжком с вышки. Волдеморт стоял спиной к двери и, по-видимому, отстраненно глядел на зарешеченное окошко. Он не обернулся на звук закрывшейся двери, игнорируя нервно переминающуюся с ноги на ногу волшебницу.

— Мне нужна ваша помощь! — наконец, заставила себя выговорить Грейнджер.

— Неужели? — холодно уточнил Волдеморт, все еще не поворачивая головы. — И что заставляет тебя полагать, будто я пожелаю ее предоставить?

— Пожалуйста, прошу вас, — жалко взмолилась Гермиона. Её голос дрожал, насколько глупо было даже надеяться, что он сразу поможет. Но если она не справится, Агата умрет. — Я сделаю все, что угодно.

— Все, что угодно? — в холодном голосе проскользнули нотки любопытства. — И что же за услуга кажется «золотой девочке» настолько важной, что она готова предлагать сделку Лорду Волдеморту? — Наконец, Волдеморт повернулся и вопросительно приподнял безволосые брови.

— Пожалуйста, — прошептала девушка пересохшими губами, подходя ближе и вытягивая руку с коробочкой, в которой безвольно лежала тонкая ленточкой с поникшими рожками — тело когда-то активной и жизнерадостной змейки, — ей нужна ваша помощь.

В это мгновение должно было все решиться. Гермиона мысленно молилась, чтобы симпатии, которые испытывал темный маг к змеям, перевесили злость, испытываемую им по отношению к ней. Волдеморт прищурился и сделал шаг вперед, а затем протянул руку и коснулся бледным пальцем блестящей кожи Агаты.

— Она ранена, девчонка, — яростно прошипел Волдеморт. Его глаза опасно полыхнули алым, и Гермиона не смогла подавить нервную дрожь. — Что ты с ней сделала?

— Это не я, — едва слышно выдавила волшебница, — это целители. Они использовали ее для получения ингредиентов. Я ничего не знала, клянусь. Прошу, спасите ее!

— И что же ты готова предоставить мне взамен? — мягко уточнил Лорд, вглядываясь в испуганно-умоляющие карие глаза Гермионы.

— Что вы попросите и что будет в моих силах, — ответила Гермиона, мысленно уповая, чтобы Волдеморт не пожелал чего-то противозаконного. Потому что тогда у нее не останется выбора, кроме как отказать ему, и тем самым подписать смертный приговор любимице.

— Значит, поставь я условие организовать мой побег, ты бы гордо отказалась, — как будто прочитав ее мысли, протянул Лорд. — Недорого же вы, гриффиндорцы, цените свои привязанности.

— Вы же знаете, что это невозможно. Даже если бы я и согласилась, — тихо проговорила Гермиона. Время утекало сквозь пальцы, словно песок, и вместе с ним уменьшались шансы на спасение Агаты. Одинокая слезинка скатилась из-под ресниц девушки, и Гермиона отвернулась, вытирая мокрую дорожку с щеки. Она ошиблась, решив прийти к нему. Это было ясно с самого начала. Но она не позволит Волдеморту насладиться ее унижением. Развернувшись, она сделала шаг в сторону двери.

— Уже уходишь? — остановил ее прохладный голос. — Я полагал, что ты желала получить мою помощь.

Сердце Гермионы подпрыгнуло. Он все же поможет ей?

— Клади ее на стол, — спокойно, повелительно приказал Волдеморт. Гермиона молча подчинилась, вид маленького, израненного тела змейки на столе заставил ее болезненно сглотнуть.

— Она выживет? — с надеждой спросила девушка, но Волдеморт лишь досадливо поморщился. Сейчас он явно был не в настроении отвечать на вопросы.

Склонившись над беззащитным тельцем Агаты, он вытянул вперед белую худую руку и что-то тихо зашептал. Гермиона не могла разобрать слов, да и вообще не была уверена, что он произносит лишь человеческие заклинания, а не перемежает их парселтангом.

— Дай руку! — внезапно приказал Волдеморт, и Гермиона не посмела ослушаться. Холодные пальцы жестко обхватили ее левую руку, а в следующее мгновение ее ладонь будто обожгло, и волшебница импульсивно дернулась, желая вырваться, но длинные пальцы лишь сильнее сжали ее ладонь, удерживая на месте.

В правой руке она все еще сжимала волшебную палочку, и внезапно Гермиона почувствовала какое-то странное покалывание. Сила потекла сквозь нее. Грейнджер даже не успела испугаться. В груди вдруг стало очень горячо. Древко палочки завибрировало, будто поток просился наружу. Волшебница интуитивно подняла ее и направила на Агату. С кончика палочки сорвалась первая светящаяся капля и упала на маленькое тельце. Мягкое свечение окутало Агату. Теперь Гермиона точно знала, что происходило: Волдеморт пропускал магию сквозь нее, используя саму волшебницу и ее палочку в качестве усилителей и проводника.

Грейнджер не могла отвести зачарованного взгляда от происходящего. Она никогда не видела такого прежде и сомневалась, что увидит в будущем. Это было нечто невообразимое. Волдеморт не просто колдовал, он подчинял саму магию. Вслед за первой волшебной каплей последовала вторая, свечение усилилось, раны на теле змейки стали медленно затягиваться. Спустя несколько показавшихся Гермионе бесконечно долгими десятков секунд Лорд разжал пальцы. Внезапная слабость заставила девушку покачнуться. Только сейчас она поняла, что все это время стояла ровно лишь благодаря железной хватке Риддла.

Голова кружилась, и, чтобы не упасть, Гермиона оперлась о стену. Она чувствовала себя выжатой, словно лимон. Сколько сил выкачал у нее Волдеморт? На этот вопрос было сложно дать ответ. Главное, чтобы это помогло Агате! Переведя взгляд на змейку, Гермиона облегченно выдохнула. У них получилось! Раны Агаты полностью затянулись, и сейчас она просто мирно спала.

— Ты спас ее, — благодарно прошептала Гермиона, гладя блестящую головку змейки. Глаза девушки защипало. А затем она подняла взгляд на самого темного мага, сотворившего это чудо, и как-то заторможенно отметила, что Волдеморт, по-видимому, вложил в чары намного больше собственных сил, чем взял у нее. Риддл стал еще бледнее, если это было вообще возможно, под глазами залегли глубокие тени, будто он не спал много ночей подряд. Которых — и Гермиона готова была поклясться в этом — не было несколько минут назад. Устало прикрыв красные глаза, он помассировал виски. Внезапная волна тепла, в этот раз не вызванная магией, а исходящая откуда-то из глубины ее груди, поднялась в Грейнджер.

«Он сделал все это ради тебя», — прошептал голосок из ее подсознания.

— Что я могу сделать, как… — Гермиона запнулась. Что она могла предложить ему теперь взамен? Снова разговаривать с ним? Пообещать прекратить делать его последний месяц жизни перед казнью как можно более невыносимым? Краска стыда залила ее щеки.

— Просто уйди, — устало приказал Волдеморт, обрывая ее внутренние мучения.

— Спасибо, — единственное, что смогла выдавить из себя Грейнджер, и потянулась, чтобы забрать Агату, но Риддл остановил ее.

— Оставь ее здесь, — тихо проговорил Волдеморт. — Ее состояние стабилизировалось, но будет лучше, если сегодня она побудет рядом со мной.

— Тогда до завтра, — не поднимая головы, пробормотала Гермиона и выскользнула на свободу.

Да, именно это было поистине удивительным в её работе. То, что существовали люди, которые являлись монстрами в глазах окружающих и которые не раз доказывали, что в них не стоит искать даже проблесков человечности, и все же эти монстры могли поступать, как люди.

Как-то незаметно начался август. Гермиона, Гарри, Джинни и Рон пошли вечером в довольно популярный клуб в Косом Переулке. По-видимому, пожелавшие дать возможность посетителям забыть о страхах войны и с улыбкой войти в мирную жизнь, владельцы дали ему название «Упивающиеся танцем».

К большой радости ребят, они встретили в клубе несколько школьных знакомых. Весь зал был переполнен.

Радостные, улыбающиеся лица. Гермиона почти забыла, как прекрасно находиться в веселой компании. Так как группа певцов задерживалась, организаторы приглашали на сцену посетителей. Одну из самых смелых девушек, которую когда-либо доводилось встречать четверке лучших друзей, не пришлось долго упрашивать. Луна Лавгуд, чье платье было сшито из лоскутков самых разных тканей, высоко подняв голову, вышла на сцену и стала перед возбужденно кричащей толпой петь какую-то арию. Не совсем хорошо и, по-видимому, сочиненную ею самой, но ведь главной целью было поднять настроение людей, а с этим Лавгуд справлялась отлично.

Те, кто не знал Луну лично, наверняка подумали, что она специально смешит присутствующих. Знакомые же с Лавгуд только качали головой и улыбались, а Луна махала со сцены им рукой.

Гермиона хлопала в ладоши, впрочем, когда Луна решила спеть дуэт, Грейнджер срочно понадобилось в дамскую комнату, и вышла она оттуда уже тогда, когда Лавгуд нашла свою жертву. Ею стал Рон, цветом лица сравнявшийся со своими волосами.

Рон был хорошим человеком и ради подруги даже позволил выставить себя посмешищем. Глядя на него, Гермиона не смогла сдержать теплой улыбки.

Часы пробили полночь, а завтра, то есть уже сегодня, ей предстояло идти на работу, поэтому обязательная Грейнджер уговорила друзей медленно, но уверенно продвигаться в сторону выхода. Джинни отвлекла компания из ее одногодок, но она сказала остальным не задерживаться из-за нее и пообещала еще догнать «золотое трио».

— Посмотрите-ка, Поттер! Его светлость нашла время между интервью и светской жизнью для того, чтобы сходить куда-то со своими ничтожными друзьями, — протянул за их спинами хорошо знакомый голос, и все трое быстро обернулись.

Там стоял он. Драко Малфой. В элегантном черном костюме, как всегда с безупречно зализанными волосами и привычной презрительной «ты-всего-лишь-грязь-под-моими-ногами» улыбкой.

Одна рука в кармане брюк, в другой — сигарета, которой он показательно медленно затянулся, чтобы затем выпустить дым им в лицо. С фальшивой любезностью он встал на колено и склонился, делая вид, что целует Гарри руку. С отвращением Поттер отпрянул.

Конечно, все понимали, что значит все это представление. После победы над Темным Лордом Гарри стал символом спасения невинных и национальным героем. Не проходило и дня без того, чтобы в какой-нибудь газете не появилась посвященная ему хвалебная статья. Пресса вообще готова была разорвать друг другу глотки за интервью с Героем.

И да, во вчерашнем выпуске действительно появилась колдография, на которой Гарри — по желанию одной надоедливой матери — позволил ее чаду поцеловать ему руку. И весь вечер он потом жаловался, как неприятна была ему та сцена. Но кто-то вроде Драко просто не мог пройти мимо и не поиздеваться.

Хотя, по мнению Гермионы, заносчивый блондин мог тоже радоваться. Теперь о нем также писали статьи в газетах. Конечно, все они обсуждали его связь с Пожирателями смерти и причастность к смерти Дамблдора. Что, между прочим, каждый раз заставляло ее тайного пугающего друга тихо и холодно смеяться. Впрочем, при взгляде на снимок, запечатлевший целующего Гарри ребенка, смех Волдеморта звучал в несколько раз громче.

Когда Гермиона вспомнила о своем пациенте, то почти пожелала, чтобы он оказался здесь сейчас. Что бы сказал Драко, увидев бывшего Хозяина? Те пальцы он точно бы целовал с намного большим почтением. Малфой, этот трусливый подлый хорек.

И все же заключение и время, проведенное с Пожирателями, не пошли ему на пользу. Он похудел, и его бледное лицо прорезали ранние морщины. Но манера держать себя и голос остались прежними — заносчивыми и наглыми. То, что во время последней их встречи они спасли ему жизнь, кажется, Малфой уже забыл.

Его взгляд перетек от Гарри к Гермионе, а затем к Рону.

— О, нищий Уизел, и ты тут? — Драко приподнял брови и с притворным сочувствием оглядел дешевую одежду Рона.

Рон, тоже с ненавистью взирая на слизеринца, пристыженно опустил взгляд и в защитном жесте скрестил руки на груди. В поношенной одежде он, казалось, чувствовал себя голым перед одетым с иголочки Малфоем. Драко вновь с удовольствием затянулся сигаретой, а затем выпустил струю дыма, по форме напоминающую змею, которая поплыла к Гарри. Но перед тем, как последняя смогла «укусить» Поттера, Гарри убрал ее с помощью палочки.

Малфой задумался, по-видимому, прикидывая, как бы еще поиздеваться над Поттером. Гермиона подумала, что его ненависть только увеличилась после того, как Гарри спас ему жизнь.

Дверь позади Малфоя отворилась, и зашла Пэнси Паркинсон, явно перебравшая алкоголя. В ее руке была полупустая бутылка водки. Пэнси обняла своего друга за локоть и глупо захихикала.

— Гляди. Эксклюзивный набор. Нищеброд, грязнокровка-зубрилка и наш великий спаситель.

У Гермионы кровь прилила к щекам, и ее затошнило от душного воздуха и отвратительной компании. Несколько недель назад они пели по-другому, когда их посещали авроры.

Она на шаг отошла от Гарри и Рона. Уизли схватил ее за руку, желая удержать. Разве они не решили, что будут игнорировать этих людей, которые не стоили их внимания? Но Гермиона не хотела спускать все безнаказанно. Годы напролет слизеринцы во главе с Малфоем говорили ей гадости, подкалывали и непрерывно портили жизнь. А она должна была молча сносить их игры. Но теперь такого не будет.

Гермиона стряхнула руку Рона и сделала шаг вперед.

Пэнси закашлялась, всем весом наваливаясь на Малфоя, чтобы не упасть.

— Ты слишком недружелюбный, Малфой, — проговорил Гарри, тоже подходя чуть ближе. — Во время нашей последней встречи ты был более покладистым. Помнишь, как ты за меня тогда цеплялся?

Тут вступился уже и Рон:

— А когда это тебя вообще выпустили, а, Малфой? Где вообще была твоя семья? В камере или психиатрической лечебнице? — спросил он с сарказмом.

Малфой от злости еще сильнее побелел и, вытащив сигарету изо рта, стряхнул пепел на плечо Рона. В мгновение ока Гарри выхватил палочку и прижал ее кончик к шее Драко. А затем к троим гриффиндорцам присоединилась и четвертая подруга. Джинни, которая до этого не замечала Драко, увлеченно разговаривая со своими одногодками, подошла к ссорящейся группе. Карие глаза младшей Уизли скользнули по Малфою, Пэнси и трем ее друзьям-гриффиндорцам, которые направляли палочки на Драко. Малфой же, заметив, что внимание Гарри переключилось на Джинни, очень быстро вернул свою заносчивость. Подняв руку, он зажал палочку Поттера между указательным и большим пальцами и медленно отодвинул оружие.

Стоя прямо, он слегка повернулся к Джинни и, бросив наигранно сочувствующий взгляд на Гарри, начал потешаться над рыжеволосой девушкой:

— О, Поттер, ты тоже кого-то привел? И где же ты была, Джиневра?

А затем он отодвинул нетвердо стоящую на ногах Паркинсон в сторону. Она покачнулась и почти выпустили бутылку водки из рук. Малфой не сделал попытки ей помочь, он даже не смотрел на нее.

— Да, Джинни, ты выглядишь не так убого, как остальные члены твоей семейки нищебродов, — проговорил он, растягивая слова. Дьявольский огонек зажегся в его глазах, пока его рука скользнула в кожаный кошелек, который он вытащил из кармана.

Зло ухмыляясь, он подошел еще на шаг ближе к Джинни. Уголки ее губ приподнялись, и она зашипела, чем напомнила скорее разъяренного зверька, чем юную девушку. Малфой тем временем запустил пальцы в кошелек и извлек несколько галлеонов. А затем поднес открытую ладонь сначала под нос Гарри, потом Гермионе и, наконец, Джинни.

— Но, как я слышал, у тебя довольно неплохо оплачиваемая работа, в отличие от остальных твоих родственников. Ты даже сделала карьеру.

— И что же ты этим хочешь сказать, хорек? — вскинулась Джинни.

Малфой подошел вплотную и повертел галлеоном перед глазами рыжеволосой девушки.

— О, не скромничай, Уизли, — презрительно и ядовито проговорил он. — Десять галлеонов. Мы ведь все знаем, что ты обслужила половину Хогвартса. А на эти деньги твоя семейка может жить целый год.

И с удовлетворенной усмешкой Малфой обернулся к Гермионе и добавил:

— Ты тоже можешь присоединиться, Грейнджер, тебе это необходимо, пока ты еще не совсем заплесневела, книжный червь.

Это было уже слишком. Несколько событий произошли одновременно: Джинни попыталась залепить Драко пощечину, от которой тот уклонился, Гарри с Роном подняли палочки.

— Стойте! — резко приказала Гермиона, останавливая друзей и сама подходя к слизеринцам, которые сложились пополам от хохота.

Это оказалось так просто. Ее наставник настолько многому ее научил. Короткого взгляда в глаза Паркинсон хватило. Издевательски улыбаясь, Грейнджер приблизилась к Пэнси, а через несколько секунд занялась и самим Драко. Слабые щиты, которые он попытался выставить, не стали ей помехой. Через пару секунд вынырнув в действительность, Гермиона мягко заговорила:

— Возможно, тебе стоит лучше следить за Пэнси, а не за Джинни? — Гермиона с поддельным сочувствием улыбнулась, чтобы затем добавить: — Тогда, может быть, она бы не приглашала Нотта домой, чтобы… повеселиться.

Пэнси внезапно протрезвела. Она побледнела, и ее глаза заметались между Драко и Грейнджер.

— Драко… я… — спотыкаясь, жалко проговорила Паркинсон, а затем, опомнившись, вскинулась и выкрикнула: — Она все лжет!

Но ее предыдущие метания не оставляли сомнений в том, кто именно говорил правду. Малфой, порядком растерявший свою заносчивость, расширенными глазами смотрел на Гермиону, которая теперь откровенно насмехалась:

— Но, Драко, нельзя же быть таким эгоистом. Что же ей оставалось делать, ведь после того, как ты побывал в тюрьме, ты уже не способен…

Указав пальцем на его брюки, Гермиона проговорила:

— Там все мертво, не так ли?

А потом издевательски-сочувствуеще погладила по щеке. Драко, не ожидавший такого от Гермионы, застыл.

А на лице Грейнджер тем временем расползлась так часто используемая Волдемортом «вы-все-жалкий-мусор-и-я-вас-уничтожу» ухмылка. Серые глаза снова встретились с карими.

— А теперь ты пойдешь домой, Малфой. В школе ты меня какое-то время не увидишь, но в октябре мы снова встретимся. И не только со мной, ты увидишь еще пару своих старых знакомых. — На какую-то секунду Драко показалось, что нос Гермионы стал плоским, кожа лишилась всех красок, а глаза сверкнули красным, но так же быстро наваждение рассеялось, и девушка продолжила: — Они тебя уже заждались.

Драко, без сомнения узнавший в иллюзии, созданной Гермионой, Темного Лорда, с паническим ужасом на лице отскочил в сторону, споткнулся и, схватив Пэнси, опрометью бросился из коридора.

Зло усмехнувшись, Гермиона на секунду прикрыла глаза, вспоминая испытанное пьянящее чувство могущества, которое принесло ей использованное заклинание. Все же Волдеморт был прав: они действительно приносили наслаждение.

— Что… что ты сделала? — выдавил Рон. На его лице было написано полное непонимание. Гермиона, взяв себя в руки, повернулась к друзьям, которые сейчас взирали на нее со смесью неверия и озабоченности.

— Да, Гермиона, — первым опомнился Гарри, — что это было? Откуда ты узнала про Пэнси?

— И каких старых знакомых он увидит на Процессе? — не осталась в стороне младшая Уизли.

Рон смешно сморщился, будто внезапно нашел неопровержимое доказательство, что один плюс один равно три.

— Старые знакомые? Я думал, что ты ухаживаешь за Люциусом. Но тогда почему Драко так побледнел, если он увидит отца?

Рон полностью запутался. Он успел убедить себя, что Гермионин пациент — Малфой-старший. Рон недоуменно разглядывал подругу. Грейнджер же тем временем позволила проступить на лице выработанному годами выражению «я-знаю-что-то-что-вы-не-знаете» и улыбнулась.

— Вы действительно верили в это. Но я ни разу не упоминала имя Люциуса.

— Это так типично для тебя, Гермиона, — проговорил Гарри и потер шрам. — Ты что-то знаешь, но нам не говоришь. Почему ты всегда только намекаешь, но не хочешь рассказать? Это кто-то, кого хорошо знают Малфои?

— Во всяком случае, лучше, чем им бы этого хотелось, — рассмеялась Гермиона. Да, ей даже не пришлось лгать. Знать все время больше других доставляло ей удовольствие. И теперь, когда она наблюдала, как от умственного напряжения головы Гарри, Рона и Джинни почти дымились, она просто не могла не испытывать удовлетворения от своей осведомленности.

Впрочем, про то, что она применяла магию и, особенно, легилименцию, все же лучше не распространяться. Так же, как она теперь списывала все выученные заклинания и возросшие магические способности на специальный заочный курс изучения заклинаний повышенной сложности.

Но Рона, который слишком хорошо знал ее характер, по-видимому, это раздражало.

— И как он выглядит? Кто он? И откуда он или она знает о сексуальной жизни Малфоя?

Гермиона отвела взгляд.

— Да вы же слышали. Он тоже будет на Процессе, когда Гарри там выступит, — уклончиво пробормотала Гермиона.

Да, несомненно, в тот день ее секрет будет раскрыт, что сломает их дружбу. А причина этого вскоре умрет. И, несмотря на то, что во время охоты за хоркруксами она так страстно желала именно этого, теперь при мысли о смерти Волдеморта ее сердце неприятно сжималось. Ей было не просто неприятно, это причиняло ей боль. Она боялась, что ее друзья отвернутся от нее, но страх перед тем, что последует после процесса, был намного сильнее.

— Пойдемте. Мне завтра на работу. Пока я не имею права об этом говорить, но вы все скоро узнаете. Обещаю.

Это должно было прозвучать успокаивающе, но Гермионе не пришлось смотреть на друзей, чтобы понять, что они в этот момент обменялись озабоченными взглядами. Что бы они ни думали и во что бы ни верили, одно являлось несомненным: Процесс не принесет ничего хорошего.

Настроение уже было безнадежно испорчено, и остаток пути друзья проделали с опущенными головами и хмурыми лицами.

* * *

Когда Гермиона на следующий день шла к своему пациенту, ее мысли вертелись вокруг предстоящего Процесса. Он наверняка закончится смертным приговором и казнью. Так должна была проявиться справедливость. Если бы Гермиона только знала, что ей следует по этому поводу чувствовать!

Волдеморт сидел на кровати и нежно шипел что-то змейке, которую Грейнджер, используя недавно выученные с его помощью дезиллюминационные чары, проносила в камеру.

Это уже был не первый раз, когда Агата оставалась с Волдемортом после своего выздоровления. Теперь, после ее спасения, змейка принадлежала Темному Лорду даже в большей степени, чем ей самой.

Ему нравилась Агата. Если его ледяное сердце вообще было в состоянии испытывать к кому-либо положительные чувства, то Гермионе следовало поддерживать доброе начинание. А когда она вспоминала Нагайну — огромную смертоносную змею, — что делала крайне неохотно и с содроганием, Грейнджер не могла не признать, что Волдеморт относится к животным в целом и змеям в частности намного лучше, чем к людям.

Это было так легко, аккуратно взять змейку из аквариума и сделать ее невидимой. Так она могла проносить ее внутрь. Темный Лорд никогда не кормил змейку, но — и это вызывало определенную ревность со стороны девушки — Агата, кажется, испытывала к Риддлу сверхъестественную расположенность и симпатию и сразу льнула к Лорду, чтобы затем любовно обвиться вокруг бледного запястья. Волдеморт же склонял голову набок, тихо шипел и мягко поглаживал зеленый бочок длинным белым пальцем.

Гермиона в такие моменты тактично отворачивалась и полностью сосредотачивалась на таком важном деле, как перестилание кровати. Со змейкой Волдеморт удивительно хорошо проводил время. Но сейчас юную гриффиндорку распирало от желания поведать о вчерашнем вечере. В ярких красках она рассказывала, как легко далась ей легилименция и насколько просто ей было преодолеть блок на мыслях Малфоя. А затем она перешла к тому, каким беспомощным и испуганным выглядел этот заносчивый блондин.

Ее наставнику всегда нравилось, когда она рассказывала о таких происшествиях. Гермиона видела это по тому, что он внимательно слушал, не перебивая, и смотрел на нее не настолько свысока, как обычно. Конечно, то, насколько много она вынесла из его уроков, льстило его самолюбию. И все же тот факт, что она как объект для экспериментов выбрала именно Малфоя, явно доставлял ему особое удовольствие.

— Это было приятно, не так ли? — уточнил Темный Лорд после того, как рассказ о ее геройстве был окончен.

— Да, и еще как! Это было не по-гриффиндорски, но он уже давно заслужил, — ответила Гермиона. А затем решительно закончила: — Я больше никому не позволю безнаказанно нападать на меня.

С непередаваемым удивлением Гермиона поняла, что Волдеморт действительно ей улыбается. Не цинично и зло, а как гордый… отец? Или все же не совсем так? Белое лицо явно было непривычным для такой мимики, и сейчас он казался почти нормальным человеком.

Хотя, следовало признать, в последнее время Гермиона ладила со своим подопечным намного лучше. Было ли это очередной попыткой манипуляции? Никто не знал. У Волдеморта могло быть много масок, если ему это было выгодно. Но даже если он и действовал по расчету, это являлось хорошей альтернативой тому, что она терпела раньше. И поэтому Гермиона улыбнулась в ответ.

Скелетообразная белая рука медленно поднялась, и Грейнджер в какой-то момент испугалась, что он захочет ее ударить или причинить боль. Вздрогнув, девушка сжалась и уже хотела сбежать, как почувствовала холодное прикосновение тонких пальцев на своем затылке. Он гладил ее.

Все волоски на ее теле приподнялись, а потом, словно в замедленной съемке, рука переместилась ниже. Прохладные пальцы зарылись в ее густые волосы.

Гермиона закаменела. Это мягкое касание пальцев к затылку, которое затем невесомо сместилось на шею, оставляло невидимый пылающий след на ее коже. Ей казалось, что от ужаса и напряжения она потеряет сознание.

А потом рука так же быстро исчезла. Совершенно смущенная, Гермиона попыталась поймать его взгляд, но он не смотрел на нее, снова уделяя внимание Агате, которая заползла ему на колени. И все же, если вглядеться достаточно внимательно, можно было различить на его лице мягкую улыбку.

Не зная, как ей следует на это реагировать, Грейнджер предпочла сделать вид, будто ничего не произошло. И поторопиться домой.

Опустив голову, Гермиона засобиралась.

— Я… я пойду. Увидимся завтра.

Быстро покидав вещи на тележку, девушка забрала Агату и гораздо торопливее обычного выскочила на свободу.

Таких людей, как Гермиона Грейнджер, злые языки часто с издевкой называют борцами за лучший мир и утопистами. И, возможно, их суждения не так уж и далеки от истины, потому что юная гриффиндорка действительно всегда старалась восстановить справедливость, помочь нуждающимся и преодолеть недоразумения.

Последние же месяцы ее новой целью стал Лорд Волдеморт, а точнее, поиск чего-то человеческого в монстре. Это начинание оправдывало себя, с точки зрения Гермионы, главным образом тем фактом, что ни один человек на планете не мог олицетворять собой лишь добро в чистом виде, так же как не существовало людей, обладающих исключительно негативными качествами. Правда, в случае с Волдемортом хорошие стороны следовало искать с особой тщательностью. А благоприятствующие обстоятельства должны были быть совершенно из ряда вон выходящими, и все же…

Но, учитывая время и место рождения Тома Риддла и связанного с этим несчастного детства, можно было предположить, что именно они являлись отправной точкой становления Лорда Волдеморта — жестокой беспринципной бестии. А раз у его нравственного падения была причина, то имелась и возможность «исцеления» или, во всяком случае, терапии. А если она окажется действенной и ей удастся пробудить в Риддле человеческие чувства, тогда появится шанс, что когда-нибудь он сможет понять и оценить причиненную другим боль. Конечно, мертвых этим уже не вернуть, и боль жертв также забрать невозможно, но добиться хотя бы немного сожаления с его стороны казалось девушке очень важным.

После внимательного прочтения нескольких книг по психологии Гермиона пришла к выводу, что ее подопечный, скорее всего, страдал маглофобией, вызванной ужасным детством в приюте и травмировавшей детскую психику войной. Его дополнительная ненависть к «грязнокровкам» и стойкая антипатия ко всему, что имело отношение к миру «простецов», было логичным следствием ненависти к маглам. Сам Риддл, конечно, отрицал свою фобию и говорил, что лишь желает защитить магический мир от глупости и жажды разрушения, присущей маглам, а для того чтобы его обезопасить, существует всего один способ: нанести удар первым. В глубине души Грейнджер была согласна, что маглы, особенно теперь, теоретически могут представлять опасность, но ведь все должно иметь разумные пределы. Всем людям свойственно ошибаться, и следует уметь давать второй шанс. К тому же и сами маглы признавали войны наибольшей ошибкой истории, а ведь от них они страдали намного сильнее волшебников.

Она уже не один раз пыталась открыть Волдеморту глаза на его заблуждения с помощью терапевтических разговоров. Но до сих пор, если быть совсем откровенной, она не добилась особых успехов. Необходимо было что-то более радикальное. В методике по лечению фобий говорилось, что нацеленное, контролируемое взаимодействие со страхами должно помочь выявить их нелепость.

Таков был ее план. Засыпать Тома Марволо Риддла таким количеством хорошего из мира маглов, чтобы он признал, что их развитие не является направленным исключительно на разрушение и в их мире тоже есть много позитивного.

Подходя к делу максимально серьезно, Гермиона составила список всего, что ей самой нравилось в магловском мире и что могло бы показаться интересным мужчине.

Она бы с удовольствием поиграла с ним в компьютерные игры и попутешествовала на просторах Интернета, но в Мунго магии было столько же, сколько и в Хогвартсе, а потому неволшебную технику, к сожалению, пришлось вычеркивать. Но она рассказала ему об этом. По той же причине просмотр фильмов также исключался.

Музыка тоже показалась ей хорошей идеей. Когда-то давно, а точнее сказать, до ее поступления в Хогвартс, она занималась игрой на гитаре. И Гермиона до сих пор бережно хранила этот инструмент. А немного играть она все еще могла. Разве не было маглов, которые профессионально занимались музыкотерапией? Идея показалась ей привлекательной.

Несколько песен она вполне могла освежить в памяти. К примеру, «Blowing In The Wind» Гермионе всегда нравилась. Ладно, «ее Лорд» не сказал ей ничего прямо, но то что струны лопнули сразу после ее выступления, было достаточно настораживающе. Когда она обвинила в этом его, он все отрицал, но ухмылка, скользнувшая по белому лицу, когда Гермиона пыталась починить гитару и ему казалось, что она полностью занята и не смотрит на него, говорила совершенно о противоположном.

Так как Гермиона, несмотря на первую неудачу, все еще считала музыку хорошим решением и только выбор композиции — не совсем удачным, на следующий день она принесла в камеру радио мистера Уизли. Вставив туда карту памяти, она включила его на проигрывание «Суини Тодда». Сюжет о кровожадном цирюльнике, убивавшем всех своих клиентов, наверняка должен был понравиться Темному Лорду. Как ни странно, эту музыку Волдеморт тоже окрестил как «тошнотворную», но все же не настоял на немедленном выключении радио.

А потом Гермионе пришла в голову новая, гениальная идея. Вот уже месяцы он питался исключительно овощами, молоком, сэндвичами, соком и минеральной водой. Даже если он об этом и не говорил, она все равно заметила, насколько все это уже стояло ему поперек горла. И все же Волдеморт не казался ни на йоту заинтересованным в альтернативных предложениях Гермионы.

— Что это опять? — угрожающе прошипел он, отходя на пару шагов назад от девушки, которая с улыбкой протягивала ему пакет.

— Разве ты не хотел отведать что-то другое? Так что, вот, попробуй это! — предложила юная гриффиндорка. С вытянутой вперед и вверх рукой она несколько походила на статую свободы, вот только в ее руке был зажат всего лишь пакет из «Макдональдса». Все помещение уже пропиталось специфическим запахом жареного и печеного. — Ну, попробуй уже наконец! Это действительно вкусно.

— Я не буду есть магловскую отраву, — раздраженно выплюнул Лорд. — Выбрось это и купи что-то нормальное.

Его голос, привыкший отдавать приказы, приобрел опасные нотки. Цветы, призванные идентифицировать настроение, окрасились в прекрасный, хоть и показывающий злость голубой цвет.

— Прости, но это невозможно. Сегодня суббота, и у меня совершенно нет денег. Зарплату я получу только в понедельник, — слукавила Гермиона. — Так что либо это, либо вообще ничего.

Это прозвучало почти искренне, и волшебница мысленно похвалила себя. Сделав шаг к кровати, она уселась на ее край и похлопала по месту рядом с собой, приглашая Риддла присоединиться. И он действительно приблизился. С руками, сцепленными за спиной, с сузившимися алыми глазами и гневно раздувающимися щелками ноздрей, он выглядел так, будто собирается разделаться с Гермионой, а не с едой из предложенного пакета, но девушка не позволила себя смутить и лишь ободряюще улыбнулась. Конечно, такой взгляд Лорда многим бы заморозил кровь в венах, но Грейнджер знала, что альтернативная перспектива — а именно пробыть все выходные без еды вовсе — заставит Темного Лорда образумиться. К тому же Гермиона поймала себя на том, что в последнее время на нее вообще перестали действовать его фирменные приемы по запугиванию.

С подозрением, смешанным с отвращением, разглядывая сильно пахнущий пакет, Волдеморт наконец опустился на матрас.

— Да, вот так, смелее, — поощрительно проговорила ликующая в душе гриффиндорка и перед тем, как он бы получил возможность ей отомстить, вскочила с кровати и отпрыгнула в другой конец комнаты.

— Отвратительная вонь, — сморщился Темный Лорд. — Как и от всего, связанного с маглами.

— Ешь или голодай, — пафосно выдала Гермиона и, удобно устроившись на стуле, откинулась на спинку. Невинный пакет источал ароматы и ждал, пока его откроют. Битва была выиграна. Наследник Слизерина запустил в него бледные длинные пальцы и выудил большой гамбургер. Судя по взгляду, которым Волдеморт ее одарил, она будто предложила ему съесть живого жирного червяка. Открыв собственный пакет, девушка тоже достала бургер и начала есть. Плечи Гермионы сотрясались от едва сдерживаемого смеха, потому что Темный Лорд, с таким явным отвращением разглядывающий еду, выглядел в это мгновение слишком комично. Впрочем, в конце концов голод взял свое, и он приступил к еде. Ведь кроме купленного в «Макдональдсе» Гермиона принесла лишь немного овощей, которые собиралась оставить ему на воскресенье. Исходя из того что пакет в конце полностью опустел, вкус еды оказался не таким уж и плохим.

«Прекрасно, — мысленно улыбнулась Гермиона, — в понедельник принесу ему что-то из китайской кухни». В Лондоне было полно национальных фастфудов всех стран, а она ведь намеревалась примирить его не только с какой-то одной магловской культурой. Очень довольная своим достижением, Гермиона с удовольствием доела собственную порцию. Впрочем, она приготовила ему еще сюрпризы.

Грейнджер загадочно усмехнулась и уселась рядом со своим подопечным на кровать.

— У меня есть еще кое-что для тебя.

Волдеморт, предчувствуя неладное, немного отдвинулся от гриффиндорки.

— И что же это? — спросил он скептически, наученный другими «сюрпризами» Гермионы. Девушка хихикнула и, сняв с плеча вышитую бисером сумочку, покачала ею в воздухе. Потом, не желая и дальше затягивать, она запустила в нее руку и вытащила подарок.

— И снова книга, — протянул Волдеморт, утвердившийся в своих предположениях. — Что-то наподобие того, что ты принесла мне в последний раз?

Улыбка Гермионы завяла, и ее щеки порозовели.

— Нет, сейчас это нечто совсем другое, — выговорила она и положила книгу на столик. Все последнее время Грейнджер исправно снабжала Темного Лорда магловской классикой. Сначала он был настроен против нее, но потом все же прочел известные во всем неволшебном мире шедевры. Во всяком случае, пару раз, заходя в комнату, она ловила его с принесенными книгами. Нужно же было ему как-то проводить целые дни… А в последний раз Гермионе пришла в голову идея использовать и эту возможность в терапевтических целях, а потому она принесла Лорду одну несомненно известную и поучительную книгу. «Оливер Твист». Она повествовала о бедном сироте, который попал в плохую компанию, но все же не позволил себе опуститься и в конце снова нашел правильный путь.

К сожалению, Волдеморт, судя по всему, уже слышал об этой книге. Гермиона давно не видела его в такой ярости, вся комната окрасилась в глубокий синий цвет. Прогнав воспоминания, Грейнджер придвинулась чуть ближе к своему подопечному

— Нет, это не книга о бедном сироте. Нечто совершенно другое. Ну, посмотри же!

Старая, в черной кожаной обложке книга удостоилась недоверчивого прищуренного взгляда. Название и имя автора были выдавлены тонкими, тоже черными буквами на обложке. Волдеморт нахмурился, вчитываясь в плохо различимые слова, и тихо пробормотал: «Маркиз де Сад».

— И кто же это? О чем она?

Гермиона не смогла подавить хихиканье и, заправив выбившийся локон за ухо, заговорщически прошептала:

— Это, — и указала на черный том, который в белых пальцах Волдеморта выглядел жутковато, — это книга Маркиза де Сада.

— И как я сразу не догадался, — раздраженно протянул Риддл, — но о чем она?

— Маркиз де Сад жил в восемнадцатом веке во Франции. Он писал разные философские труды. Но это… — Гермиона отвела взгляд от пронзительных красных глаз собеседника, — это «Жюстина». Он описал там очень, действительно очень подробно садо-мазохистские сексуальные сцены. И я подумала… То есть, ты ведь — Лорд Волдеморт. И даже просто ассоциация: Темный Лорд — Маркиз де Сад.

Решившись на короткий смущенный взгляд в сторону Риддла, она поняла, что Волдеморт уже всерьез сомневается в ее психическом здоровье, а потому поспешила объяснить:

— Ты же ведь мужчина. И… — она смущенно закашлялась, — и я подумала, что ты здесь вот уже несколько месяцев провел совершенно один и ты не можешь… А у мужчин есть потребности… — Тут Гермиона полностью смутилась, яркий румянец уже подобрался к кончикам ушей. — Так что я решила, что нечто такое… садо-мазо, да еще и написанное известным философом… что это может тебе понравиться.

Выражение лица Волдеморта медленно менялось.

— Значит, — проговорил он задумчиво, — ты принесла мне эту книгу, потому что имя автора напоминает обо мне, не так ли? — Гермиона сжала губы в тонкую линию и, упорно не глядя на Волдеморта, все же неуверенно кивнула. — Ты полагаешь, что садистическая порнография способна меня возбудить, кроме того, ты считаешь меня сексуально неудовлетворенным и хочешь, чтобы я с помощью этого чтива… что ты там пыталась сказать… удовлетворял себя?

Грейнджер желала провалиться сквозь землю от стыда. Она уже сто раз пожалела о том, что ей взбрело в голову принести в качестве подарка Риддлу злополучную книгу. Ей казалось, что Волдеморт прилагает колоссальные усилия, чтобы громко не рассмеяться. Но вместо этого бледная рука скользнула к ее колену. Прохладные пальцы слегка погладили ее голую кожу. Бескровные тонкие губы слегка приоткрылись, и он быстро облизнулся. Гермиона нервно сглотнула и вздрогнула, но не отдернула ногу. Когда сопротивления не последовало, Риддл сам убрал руку. Красные глаза испытывающе остановились на ее лице.

— А у тебя вообще есть подруга или жена? — выпалила Гермиона, желая хоть как-то отвлечь его.

— Нет, — просто ответил он, и Гермиона закусила губу.

Почему ее сердце забилось радостнее и чаще от этого признания? Как это вообще могло касаться ее? Впрочем, следующие его слова вернули Грейнджер на землю.

— Я же говорил, любовь — отговорка слабых, придуманная для того, чтобы спрятаться от собственной никчемности, — мягко зашелестел Волдеморт, вставая. — Так называемой любовью и браком они перекладывают вину за собственную посредственность на других.

Его пренебрежительный взгляд упал на Гермиону. Как бы хорошо они ни проводили в последние дни время, Волдеморт все еще насмехался над Гермионой и ее идеалами. Такие откровения показывали, как далеко от конечной цели находилась Грейнджер. Ему просто было скучно, и лишь поэтому он удостаивал ее своего внимания и времени, но мысли Риддла оставались такими же холодными и бессердечными, как и прежде. Но и Гермиона не собиралась так просто сдавать позиции.

— Как ты можешь говорить об этом, если никогда не пробовал? Как ты можешь осуждать вещи, о которых не имеешь понятия? Как ты можешь знать, что это не принесет тебе ничего, если ни разу не испытывал такого?

— А ты, значит, испытала и потому можешь судить о любви, — прошипел Лорд, но Гермиона проигнорировала явно прозвучавшие в его голосе угрожающие нотки.

— Да, — горячо воскликнула она. — Я, — и ее палец поучительно поднялся вверх, — я знаю Рона и Гарри со времени поступления в Хогвартс. Разве я становлюсь слабее, если наслаждаюсь тем, что они могут мне дать? Ты просто этого не знаешь. О таких вещах мечтает каждый человек. Ты лишь лжешь себе, когда утверждаешь обратное. Каждый стремится к близости. Ты отказываешься быть человеком, потому что считаешь это слабостью, но ты никогда не понимал, что в любви и дружбе как раз и таится наибольшая сила!

Волдеморт издевательски хохотнул.

— О, да, твои маленькие бесполезные приятели и этот жалкий рыжий идиот. Поистине… достойный пример, — с презрением выплюнул он. Гермиона вспыхнула. Какое право он имеет так оскорблять ее лучших друзей! Возможно, она поступала сейчас по-детски, но Гермионе захотелось задеть его в ответ.

— Да, я думаю… нет, я уверена, со временем я выйду замуж за Рона, и у нас будет крепкая семья. И я становлюсь только сильнее от того, что позволяю себе чувствовать. А ты, возможно, действительно извлекаешь максимум из того, на что способен. Дамблдор ведь всегда говорил, что любовь недоступна тебе. И, по-видимому, его выводы верны.

— Дамблдор? — Лорд запрокинул голову и холодно рассмеялся. — Вы ведь так почитали этого старого маразматика. А не умер ли и он — ваш великий и непогрешимый Дамблдор — в конце концов в одиночестве? — смакуя каждое слово, протянул Лорд. Высокий и худой, Волдеморт развернулся и прошел к стене; постояв несколько минут там, он затем развернулся на пятках и в несколько резких шагов приблизился к Грейнджер. Когда Риддл говорил о Дамблдоре, он просто не мог стоять спокойно. Ненависть, которую вызывал даже мертвый светлый маг у Волдеморта, казалось, физически ощутима. Дамблдор и из могилы вызывал у него незамутненную ярость. И все же это не помешало ему пренебрежительно, с издевкой продолжить:

— Он тоже должен был понять, что любовь стоит на пути великих целей. Конечно, он не мог сказать такое детям. Он и его «любовь», его тайное оружие, ведь они не спасли его в конце концов от моих заклинаний. Или я ошибаюсь?

Волдеморт тонко, презрительно усмехнулся и поднял крупную белую ладонь, в издевательском жесте изображая зачарованное кольцо, которое в любом случае лишило бы директора жизни, не пошли Снейп смертельное проклятье в него раньше. Естественно, он не убил старого директора собственными руками, но косвенно именно он был повинен в смерти Дамблдора. Злость вспыхнула в душе Гермионы. Темный Лорд, вспоминая о своих преступления, не только не испытывал угрызений совести, напротив, он гордился ими.

— Думаю, у тебя просто не было возможности ее испытать. Бедняга, — вытянув руку и погладив его по белой щеке, притворно сочувствующим тоном произнесла Грейнджер, — наверное, все в страхе разбегались прочь, стоило тебе приблизиться к особе женского пола. Неудивительно, что ты всегда был таким… неудовлетворенным.

Ее рука, словно надоедливое насекомое, была резко отброшена прочь. В алых глазах, неподвижно глядящих на ее руку, она прочла сдерживаемую ярость. Как будто он размышлял о том, не прихлопнуть ли вредную букашку. Быстро выхватив палочку, Гермиона прижала ее к бледному горлу и угрожающе сузила глаза. Она имела хорошего учителя по запугивающим жестам и выражениям. Человек ведь мог так много передать без слов. Впрочем, как и следовало ожидать, Волдеморт совершенно не выглядел испуганным или потерявшим уверенность, вместо этого он искренне рассмеялся.

— Девочка, девочка, — с неприкрытым пренебрежением проговорил он и кончиком пальца отвел прядку волос с ее лба, — не стоит быть такой наивной и полагать, будто у тебя есть хоть малейший шанс.

Картины дня, когда он отобрал ее волшебную палочку, пронеслись перед глазами Гермионы. Он целенаправленно посылал ей картины ее беспомощности, чтобы заставить бояться. Казалось, ледяные невидимые пальцы сжали ее горло, красные глаза пылали, затягивая ее в алый водоворот, но она не собиралась так легко сдаваться. Собрав волю в кулак, Грейнджер удалось разорвать зрительный контакт и снова вернуть контроль над собой. Наградой ей послужили редкие шутовские аплодисменты.

— И, конечно же, — елейно продолжил он, будто ничего не случилось, — ты ошибаешься. Я мог сделать своей практически любую женщину.

Гермиона сглотнула. Беллатриса наверняка почла бы за честь удовлетворить любую прихоть своего господина, но что он имел в виду под «любая»? Видимо, Риддл намекал на то, что во время своего правления ему стоило лишь захотеть, и любая легла бы с ним просто из страха или из корысти.

— А хоть одна согласилась бы на это по своей воле? — вопрос вырвался раньше, чем Гермиона успела его обдумать.

— Ты забываешься, девчонка, — холодно бросил он, и красные глаза опасно полыхнули. Но лицо Волдеморта, немного склоненное набок — могло ли это действительно быть так? — слегка покраснело. И, тем не менее, вместо того чтобы ее наказать, он отвернулся к окну. Злость сменилась выражением показного равнодушия.

— Уходи! Я устал от твоего общества, — ровно приказал Лорд. Не глядя ей в глаза, он поднял свернувшуюся колечком на подушке Агату и передал Грейнджер.

Вообще-то Гермиону раздражало, когда Риддл обращался к ней как к школьнице и отсылал, словно проштрафившуюся ученицу, домой, — но, в конце концов, почему она — особенно учитывая его резкие перепады настроения — должна была желать задерживаться в его компании? Ведь это было всего лишь работой, ничего личного. Или все же?..

Гермиона, погрузившись в свои мысли, вышла на улицу и начала искать уединенное место, с которого можно было бы аппарировать. Почему он отослал ее домой? Гермиона задумчиво прикусила губу. Она могла с уверенностью сказать, что Волдеморт совершенно не стыдился своего — много раз виденного ею нагого — тела и того, что касалось его природных функций. Так почему же Волдеморт не стал хвастаться ей своими «любовными подвигами», как он с гордостью заявлял о возможностях их свершения? Отчего оборвал тему и, прямо говоря, выгнал ее?

Гермиона с отвращением вспомнила циничные слова Лорда о широте выбора «партнерш». Конечно, многие пожирательницы посчитали бы высшей честью стать фаворитками господина. Почему-то эта мысль оказалась Гермионе крайне неприятной. Сколько этих сумасшедших фанаток открыто предлагали себя Хозяину? Однозначно, Беллатриса Лестрейндж была не единственной. А какое количество из них действительно удостоились такой чести? Гермиона поморщилась, а потом ее мысли свернули в другое русло. Волдеморт считал себя выше человеческих страстей, а добровольный секс, который повторился бы, возможно, многократно, обязательно был бы расценен любовницами как чувства. Темный Лорд же хотел видеть вокруг себя лишь преданных прислужников. Он слишком презирал любые эмоции. К тому же политика и война наверняка отнимали у него массу времени. Могло ли быть так, что он ставил войну и цели превыше плотских утех и его «возможности» так и остались нереализованными? Это было бы логичным объяснением его нежелания продолжать данную тему.

Эта мысль принесла Гермионе какую-то неправильную радость. Когда Грейнджер вернулась в свой номер, ее взгляд сразу зацепился за колдографию, на которой были изображены обнимающиеся они с Роном и чуть в стороне улыбающийся Гарри. Рон!

Если Гермиона не ошибалась — а она была уверена, что права, — Волдеморт уже не в первый раз выходил из себя именно после упоминании Уизли. Гермиона подняла колдографию и вгляделась в лицо рыжеволосого парня. Нет, это просто было невозможно. Не мог же Волдеморт всерьез ревновать ее к нему?

Был особенно знойный день конца августа. Даже в затемненном и обычно прохладном помещении подвальной камеры было жарко. И если многочисленные наложенные чары и заклинания делали невозможным без разрешения выйти или зайти в помещение, эти правила, по-видимому, не распространялись на мошкару. Казалось, что всех насекомых города собрали вместе, наделили их непомерной жаждой крови и запустили им в окно.

Гермиона постоянно вытирала пот со лба, сидя на бетонном полу комнаты и слушая музыку из магического радио. Громкое жужжание мошкары практически перекрывало фальшивящую певицу. Перед ней парила сложенная газета и хоть немного обдувала ее воздухом. На девушке было надето оранжевое короткое платье. Материал одежды вообще-то должен был охлаждать летом, но сейчас он напоминал Гермионе клеенку.

Волдеморт же никогда не потел, с завистью заметила Грейнджер. Как он этого добивался, не знал никто, но факт оставался фактом. Вместо этого он сидел на кровати, поглаживая что-то нежно шипящую Агату. Чтобы отвлечься от жалоб Гермионы и пения радио, Волдеморт создавал из мошкары фигуры.

То, что Риддл всегда обладал необыкновенной властью над животными, не являлось для Грейнджер неожиданностью, но все же видеть это своими глазами было поразительно. Насекомые летали, плотно прижавшись друг к другу, как черные, угрожающие грозовые тучи. И эти тучи могли по желанию Волдеморта менять форму. Сначала он заставил насекомых сотворить гудящую змею, которая, пролетев пару раз по комнате, образовала несколько «плывущих» друг за дружкой рыб, затем караван верблюдов, и, наконец, они приняли форму дракона. Когда эта игра надоела ему, он принудил мошкару образовать шар, который затем с громким плеском утопился в туалете.

Не совсем согласно Гермиониным вкусам, но увидев это, сегодня она не смогла скрыть улыбку.

— Что бы я отдала, чтобы быть способной сделать то же самое с метлой Рона! Он мне уже все нервы своим квиддичем вытрепал, — призналась Грейнджер.

— Не любишь квиддич? — с интересом спросил Волдеморт, вставая и забирая из рук Гермионы радио, чтобы наконец выключить его.

— Нет. И в этом я, к сожалению, в меньшинстве. Рон и Гарри, — Гермиона поймала взгляд Лорда, чьи глаза при упоминании ненавистного ему имени сверкнули красным, — они просто помешаны на нем. Постоянно носятся со своими метлами. Посмотри, что я сегодня вынуждена была надеть!

Гермиона встала в полный рост и продемонстрировала, как на показе мод, только с циничным выражением лица, свое оранжевое платье.

— Обычное платье, — спокойно прокомментировал Риддл.

— Да, обычное платье! — вскинулась Гермиона и приподняла его подол, словно принцесса, которой предстояло спуститься по лестнице в бальный зал. — Но оно оранжевое! Ненавижу оранжевый. Рон наложил на него специальное заклинание, чтобы я не смогла сменить его цвет. Не то чтобы это действительно могло мне помешать… — задумчиво протянула Грейнджер. Но легкость, с которой она обратила в ничто его «сложнейшие» чары, которыми он очень гордился, наверняка обидела бы Рона, поэтому ей пришлось терпеть и делать вид, будто впечатлена его познаниями. — В общем, — встряхнула головой Гермиона, — у их квиддичной команды вчера был финальный матч, и они выиграли. А их цвет, — она сделала эффектную паузу, — этот проклятый оранжевый! Ненавижу этот цвет.

Волдеморт уже начал тихо посмеиваться, с ехидным удовольствием разглядывая несчастную Гермиону. Но она еще не была готова успокоиться.

— И знаешь, что в этом самое ужасное? — продолжила она, как будто именно Темный Лорд был виноват в существовании этого цвета.

— Скажи или промолчи, как хочешь, — с ехидными нотками в голосе ответил маг, который опять сел на кровать и, явно забавляясь, наблюдал за ее приступом раздражения.

— Вся семья Уизли обладает оранжевыми волосами! — выкрикнула Грейнджер слегка истерично. — И что еще хуже, Рон собирается всю неделю носить только оранжевое. Представляешь, как это отвратительно? Оранжевая одежда, оранжевые волосы, да он еще и перекрасил Нору в оранжевый цвет. И сейчас он наверняка сидит там и охраняет стены, чтобы никто не вернул им нормальный белый.

Гермиона театрально подняла руки к небу.

— А еще, — продолжила она, — когда-то мне придется родить детей, и они тоже будут рыжими. Всю мою жизнь я буду окружена проклятым рыжим цветом. Р-р-р, как же я его ненавижу!

Волдеморт согнулся, его плечи вздрагивали от сдерживаемого хохота, но Гермиона не обижалась, она уже и сама заливисто смеялась над собственной вспышкой. Немного успокоившись, Грейнджер присела рядом с Лордом на кровать и постаралась пригладить непослушные растрепанные волосы.

Гермионе нравился Рон, и какое-то время она действительно думала, что хотела бы провести с ним всю свою жизнь, но в последнее время она все чаще задавалась вопросом, не путала ли она все время дружеские чувства с любовью.

— Я ненавижу квиддич, — наконец призналась Гермиона. — А ты, ты когда-нибудь играл в него?

Риддл пренебрежительно поморщился, и выражение его лица сказало Гермионе лучше всяких слов, что Темный Лорд считал этот вид спорта ниже своего достоинства гениального мага.

— Нет, — проговорил он, качая головой, но затем его взгляд с каким-то томлением задержался на окошке, — впрочем, мне нравилось летать.

Гермиона поежилась, ведь, против ее воли, перед глазами встали картины бегства Гарри из дома Дурслей и так мирно сидящего сейчас рядом с ней Волдеморта, окруженного своими прислужниками, когда те в смертоносном вихре мчались за ними с целью уничтожить. И все же это казалось таким далеким и нереальным, как сны или рассказы других людей.

Гермиона встряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания, и встала с кровати. Опустив голову, она тихо и пристыженно пробормотала:

— Я вообще не люблю летать. Еще одна причина, почему я так ненавижу квиддич. Я никогда не могла с уверенностью сидеть на метле. Я… боюсь высоты. Наверняка я просто умерла бы от страха, если бы мне довелось лететь без метлы.

Стыдясь своего признания, Грейнджер скрестила руки на груди в защитном жесте и отвернулась. Но мужчину эти слова, казалось, подтолкнули к действиям. Удивительно легко и мягко спрыгнув с кровати, он вышел на середину комнаты и приказал:

— Подойди, девочка!

Неуверенная, что это может значить, Гермиона механически поднялась и неуверенно последовала указанию. Не доходя около полуметра до Риддла, она недоверчиво остановилась. Волдеморт вытянул вперед бледную, изящную руку и притянул ее за платье к себе. Грейнджер было рванулась, но потом затихла. Ее сердце колотилось, словно пойманная птичка, в груди, когда сильные руки сомкнулись в кольцо, крепко прижимая к жилистому высокому телу. Вдохнув привычный аромат Лорда, Гермиона прикрыла глаза, расслабляясь.

Она не успела осознать, в какой момент обняла Волдеморта и доверчиво прижалась всем телом. Это было неправильно, безрассудно и так по-гриффиндорски, но она ему доверяла.

— Возьми палочку, она тебе понадобится, — мягко шепнул Волдеморт ей в ухо, и Гермиона послушно сжала влажными пальцами гладкое древко. Неуверенно подняв взгляд, она скользнула по бледному, такому привычному, непроницаемому лицу Лорда и встретилась с горящими алыми глазами.

— Вытяни руки и смотри вперед, — скомандовал Лорд вместо объяснения. Кивнув, Гермиона выполнила требование и расставила руки, словно большая оранжевая птица. С каким-то странным чувством она отметила краем сознания, что Волдеморт подтянул ее еще ближе к себе, а его длинные пальцы пробежались по ее позвоночнику, посылая стаю мурашек по чувствительной коже. На какой-то момент они застыли в таком положении, возбуждение от неизвестности, приправленное толикой страха, разгоняло кровь по ее венам.

Это было так волнительно. Каждым сантиметром разгоряченного тела Гермиона ощущала прохладу его гладкой кожи. Насколько же приятно оказалось прижиматься к остужающей груди. Впрочем, кажется, это не помогало, потому что с каждой секундой ей становилось все жарче, дыхание сбилось, ткань платья липла к телу. Волоски на ее шее приподнялись, когда она услышала, что и Волдеморт задышал громче.

— Расслабься, — мягко, но в то же время как-то неуверенно прошептал Риддл. Гермионе казалось, что в этот момент у нее появились миллиарды новых нервных окончаний, которые сделали ее кожу в сотни раз чувствительнее. Ее голова закружилась, когда она ощутила на своем лбу прикосновение губ своего жуткого друга, который мягко коснулся ее висков. Нет, он не целовал ее, она чувствовала лишь прикосновение тонких, неподвижных губ на лбу. Его дыхание было таким же нерегулярным, как и ее собственное, теперь она чувствовала это отчетливо. Грудь, к которой она прижималась, сильно вздымалась и опускалась. Каждый вдох длился бесконечно долго. Гермиона чувствовала себя словно обнаженной.

Она смущенно подняла взгляд, только чтобы убедиться, что он закрыл глаза. Не зажмурился, а лишь прикрыл веки. Он был таким удовлетворенным и спокойным, будто вообще забыл обо всем на свете. Подбородок и губы гладили ее очень нежно от лба до кончиков ушей.

Широкие, белые ладони… Какими мягкими они были и как неожиданно прекрасно оказалось ощущать их на своей коже. Эти руки, которые гладили ее щеки, пальцы, которые скользили за ушами и после снова вплетались в ее волосы. Руки, которые крепко держали ее, словно мягкое, теплое одеяло, укутывали и дарили защищенность от всего мира.

Как-то отстраненно она отметила, что его лицо стало еще ближе, большая бледная рука успокаивающе скользила по ее спине, их лица оказались на одном уровне. А потом… она даже не заметила, в какой момент сухие губы сместились, накрывая ее собственные в мягком поцелуе. Сначала смутившись, через мгновение она уже сдалась и чуть приоткрыла их, забывая обо всем на свете, кроме дурманящего поцелуя и ласкающих ее губ. Весь остальной мир перестал существовать, оставался только всепоглощающий огонь, бегущий по венам.

Но еще до того, как она смогла полностью осознать тот факт, что величайший темный маг, Лорд Волдеморт, целует ее, маглорожденную Гермиону Грейнджер, Риддл, уже снова полностью владеющий собой, резко развернул ее и с силой, которой Гермиона никогда от него не ожидала, толкнул вперед и вверх. Тепло, подобное маленьким электрическим разрядам, распространялось по ее телу и стекало в кончики пальцев. Она висела в воздухе, почти не ощущая поддерживающих ее снизу рук. Повернув голову, она поняла, что и сам Волдеморт больше не стоит на полу, а парит в воздухе в нескольких сантиметрах от нее.

Раньше ей всегда хотелось опустить руки, потому что они имели вес, но теперь все ее конечности как бы сами по себе поднимались вверх. Она больше практически не воспринимала мужчину под собой, лишь знакомый, мягкий голос окутывал ее, словно покрывалом. Ненавистное чувство беспомощности и отсутствия мыслей распространялось в ее теле, но у Грейнджер не было сил сопротивляться. На этот раз ее разум не затопили картины, напротив, весь мир выцвел вокруг нее. Ей казалось, что она парит в белом ничто. С каждой секундой ее тело становилось все легче. Она чувствовала себя воздухом, растворялась в окружающем пространстве. Наверняка именно так ощущает себя воздушный шар, который, благодаря своей легкости, летит вверх.

Ей не нужно было вслушиваться, чтобы различать слова. Каждый звук формировался у нее внутри, она думала его голосом. Что-то, мягкое, как вата, подталкивало ее вверх. Словно лист бумаги, поднимаемый вверх потоком теплого воздуха из фена. Медленно и осторожно Гермиона открыла глаза и сразу заморгала, будто попала из непроглядной темноты в наполненное светом и солнцем пространство. Но, конечно, это был всего лишь выкрашенный ею самой в светло-золотистый солнечный цвет потолок. И где был Волдеморт? Она уже некоторое время не ощущала его прикосновений. Попытавшись перевернуться, она вдруг испугалась, что может упасть. Изловчившись аккуратно вывернуть голову, она подтвердила свои опасения, что, словно карикатура на ангела, плавает в своем ужасном оранжевом платье в полутора метрах от пола. Грейнджер в ужасе вскрикнула и нервно заколотила руками в воздухе, стараясь найти хоть одну точку в этом «ничто», за что она могла бы схватиться. Впрочем, все было напрасно, только воздух был вокруг нее.

— Пожалуйста, пожалуйста, помоги, я падаю, — отчаянно выкрикнула Гермиона. Внизу под ней угрожающе раскачивался пол.

— Расслабься и подними руки, словно ты в воде, — последовал снизу спокойный совет. Волдеморт, наверное, уже едва сдерживал смех.

Вытянув руку вперед, Гермиона почувствовала ускорение полета и ощутимо врезалась в ближайшую стену. Девушка обиженно всхлипнула.

— Я же говорю, ты должна расслабиться и плыть, — поучительно проговорил Риддл. Но

Гермиона не могла расслабиться, слишком силен был в ней страх падения. — Ш-ш-ш, —

словно маленьком ребенку, успокаивающе протянул Волдеморт, внезапно он оказался достаточно близко, чтобы мягко погладить ее по щеке. Прохладные пальцы ласково скользнули по нежной коже. — Концентрируй силу, как я тебя учил, ты должна четко представлять, чего хочешь добиться. Думай о силе и о том, что она должна для тебя исполнить.

И действительно, когда Гермиона заставила себя отрешиться от страха, она смогла провести ассоциацию между водой и воздухом: он и правда поддерживал ее, обволакивая со всех сторон.

— Ты не упадешь, воздух поддерживает тебя, — продолжал говорить Волдеморт. — И никогда не рухнешь, пока веришь в свои силы. Тебе нужно лишь небольшое мысленное усилие — и ты ускоришь либо замедлишь полет. Но ты никогда не упадешь.

Это было так необычно, удивительно и прекрасно. Гермиона взмахнула рукой и подплыла к дальней стенке, где, дотронувшись кончиками пальцев до твердой поверхности, оттолкнулась и полетела обратно.

— Когда ты захочешь спуститься, тебе нужно будет лишь опустить руку и подумать об этом, — мягко прошептал Лорд. — Я уже не раз говорил, что мысли гораздо важнее слов.

Но Гермиона не хотела вниз, она только начала получать удовольствие от полета, от легкости и свободы, с которой двигалось в воздухе ее тело. Только спустя несколько минут Гермиона мягко спланировала на пол. Ее пошатывало, и она счастливо рассмеялась, придерживаясь для сохранения равновесия за стену. На мгновение в глазах Волдеморта мелькнуло что-то, а потом так же быстро пропало. Было ли это… сожаление?

Волдеморт развернулся к Гермионе спиной и поднял голову к зарешеченному окошку. Наверняка перед его мысленным взором проносились картины полетов, которые он уже никогда не сможет повторить. С какой бы радостью Грейнджер подошла к нему сзади и обняла за узкую спину, прижалась щекой к черной мантии. Ее сердце сжалось от горьковатой нежности. Гермионе было практически невыносимо признаваться в этом себе, но за три месяца Лорд Волдеморт стал для нее гораздо большим, чем просто пациентом, подопечным или даже другом. Но Риддл не смотрел на нее.

Грейнджер знала это состояние Лорда, он все чаще в последнее время впадал в него, и было лучше всего дать ему возможность побыть в одиночестве.

Она все еще ощущала эти щекочущие, напоминающие маленькие электрические разряды мурашки, которые распространились по ее коже, когда она парила в воздухе.

«Может быть, я даже поверю в себя и спрыгну с Астрономической башни. Что скажут на это Гарри и Рон, когда я полечу вниз, а они постараются поймать меня на их глупых метлах?»

Да, она так и сделает! А если ее спросят, где она этому научилась, она снова скажет, что изучила это сама с помощью книг. Поверят ли ей? Наверняка нет. Уже скоро все будут знать, с кем она проводила время.

Еще один месяц, плюс-минус несколько дней, и Риддл умрет. Одинокая слезинка скатилась из уголка глаза и прочертила дорожку на горячей щеке. Процесс уже был не за горами, и окончание жизни, которое он предрекал Лорду, с каждым днем пугало и вгоняло в отчаяние все больше и больше.

До начала октября, по мнению Гермионы, с ее пациентом все шло достаточно хорошо. Реакции, действия и темы разговоров были вполне однозначными и логичными. Он вел себя спокойно и уравновешенно, всегда был готов объяснить непонятные ей магические вопросы и рассказать о более сложных и нестандартных магических подходах. Они предпочли не возвращаться к произошедшему в тот жаркий августовский день и вернулись к предыдущему образцу поведения, чему Гермиона была несказанно рада, хоть иногда и ловила на себе долгие, изучающие взгляды Риддла, которые заставляли ее кожу покрываться щекотными мурашками.

В целом, было довольно сложно назвать их отношения дружбой, но Гермиона предпочитала делать именно это.

Ее враг, пациент, пленник, учитель, друг… Было столько различных ракурсов, из которых его можно было рассматривать. Конечно, был еще один вариант, тот, от одной мысли о котором щеки девушки окрашивались алым и дыхание учащалось, но Грейнджер считала опасным допускать даже мысли о нем, зная, что ничего хорошего это не принесет. И все же ее мысли снова и снова против воли возвращались именно к нему.

Впрочем, ситуация была тяжелой для Гермионы не только в этом плане. После Битвы МакГонагалл — теперь уже новая директриса Хогвартса — узнала от мадам Помфри, что Волдеморт выжил и содержится в подвалах Святого Мунго. Так же профессор Симпсон еще в мае уведомил МакГонагалл письмом о том, что Грейнджер исполняет ответственную работу, заботясь о неординарном пациенте, а потому прибудет в Хогвартс с некоторой задержкой, при этом туманно намекнул на исключительную важность ее задания и личность пациента.

Директриса обладала достаточным умом, чтобы сложить два и два, но не стала противиться. По-видимому, МакГонагалл не сомневалась в моральной стойкости Гермионы, а так же гипертрофированном чувстве долга Грейнджер и способностях студентки самостоятельно осваивать материал, поэтому бывшая профессор трансфигурации сухо дала Гермионе разрешение задержаться настолько, насколько потребуется.

На самом деле, Грейнджер скучала по школе, по ее спальне в Гриффиндорской башне, по огромной библиотеке Хогвартса, преподавателям и строгому распорядку дня. Но даже упоминания о школьной жизни Гермионы быстро стали табу в разговорах с Волдемортом. Однажды, когда она вскользь сказала, что скучает по школе, ярость, исказившая спокойные до того черты белого лица, заставила ее отпрянуть.

— Что, ждешь не дождешься дня казни, после чего снова сможешь оказаться со своими ничтожными друзьями? — прошипел в тот раз Волдеморт, опасно сверкнув алыми глазами.

И ведь он был прав. Только когда он прекратит свое существование, она получит возможность вернуться в школу и к обычной жизни. И если ранее разговоры о Гарри, Джинни и, конечно, в первую очередь о Роне выводили Лорда из себя, то теперь любое, даже случайное упоминание ненавистных Волдеморту имен заставляло его в буквальном смысле взрываться.

Рон также регулярно упрекал Гермиону, что та никак не уволится и он вынужден просиживать пары в Хогвартсе без нее.

Гермиона догадывалась, что Волдеморт должен ощущать в эти стремительно сменяющие друг друга дни. Никто не дал ему четкой информации, на когда именно назначен процесс, но само собой подразумевалось, что он будет продолжаться всего пару дней, а затем последует казнь. Дадут ли возможность Лорду — на этой мысли Гермиона закусила губу — вообще в последний раз вернуться в свою темницу? Или же его сразу после окончания процесса отведут в камеру смерти?

Конечно же, Гермиона уже сотни раз пыталась выведать хоть какую-нибудь информацию, но все равно знала лишь то, что Процесс состоится в октябре или в начале ноября.

Гермиона не хотела больше уходить от Волдеморта, выдумывая все новые причины для того, чтобы побыть с ним чуточку дольше. Она не хотела себе в этом признаваться, но она боялась, что однажды утром зайдет к нему в комнату, а его уже там не будет. И с каждым днем ее страх становился все вещественнее, так как такой исход приобретал все большую вероятность.

Волдеморт же с каждым днем становился задумчивее. Он не проявлял никаких признаков беспокойства или нервов, но иногда замирал, и его взгляд становился пустым и погруженным в себя.

Когда Гермиона брала с собой Агату, Волдеморт подолгу сидел, молча поглаживая змейку, и Гермиона сомневалась, видел ли он вообще хоть что-то из внешнего мира.

Лорд заставил Гермиону пообещать, что она будет заботиться об Агате после — Грейнджер не желала даже мысленно произносить это слово — его смерти.

Постоянный стресс и натянутые нервы становились причинами регулярных срывов. Ранее выходившие идеально заклинания начали давать сбои. Грейнджер ни на чем не могла полностью сконцентрироваться. Ее стало очень легко вывести из себя, и однажды она даже ударила Рона, когда он, придя к ней в гости, в очередной раз стал жаловаться на то, что она так надолго покинула их.

Впрочем, иногда Гермиона все же желала Тому Риддлу смерти. «Пусть это уже закончится», — ловила себя она на недостойной мысли. «Пусть все будет позади, я вернусь к друзьям, в Хогвартс, забуду Лорда Волдеморта, и все вернется на круги своя». Хотя в глубине души она, конечно, понимала, что уже ничего не будет, как прежде.

Только за сентябрь Гермиона потеряла более пяти килограммов. Голоса в голове, которые постоянно раньше напоминали ей о жертвах Лорда Волдеморта, не замолчали, но слились в неразборчивый гул, и Грейнджер ловила себя на предательской мысли, что ей все равно. Все это было помешательством. Помешательством, когда она тихо плакала ночью в своей комнате, помешательством, когда обещала Волдеморту быть рядом на процессе и остаться с ним до самого конца.

Приходя домой, лучшая студентка Хогвартса за последние несколько лет закапывалась в толстенные тома с описанием процессов, проводимых раньше, вчитывалась в стратегии защиты и зацепки, служившие причинами смягчения приговоров. Впрочем, с каждым прочитанным томом ей становилось все яснее, что она попросту тратит время, смертная казнь могла стать единственным возможном приговором за такие преступления. К тому же Волдеморта хотели казнить. Именно поэтому его привезли в больницу, а не попытались тихо умертвить в Большом зале. Только то, что будет выбрана Арка Смерти, которая не оставит от бывшего Темного Лорда даже тела, воспрепятствует выставлению его останков на всеобщее обозрение и скармливание тела самого ненавидимого темного мага стервятникам.

«Возможно, они еще передумают и выберут вместо Арки Смерти гильотину, — с горечью и каким-то остервенением думала Гермиона. — Надругаются над прахом талантливейшего — хотя и темного — мага столетия. Устроят казнь в полдень на главной площади». Впрочем, эти мысли вызывали такое отторжение и злость, что Гермиона предпочитала не думать.

И всю горечь и переживания было еще тяжелее выносить, зная, что Волдеморт заслуживает всего этого. Он не был невинной жертвой, и, как бы не была отвратительна девушке мысль о казни, она признавала правоту ненавидящих Лорда людей.

Но что толку было от этого понимания кровоточащему сердцу, которое словно кромсал тупой нож каждый раз, когда взгляд падал на календарь. Последние дни… это были именно они.

Когда человек ждет чего-то, перед чем испытывает ужас, когда он ожидает наихудшего каждую минуту, он постепенно ломается. Гермиона понимала это и пыталась смиряться и не думать, будет ли Риддл все еще в камере, когда на следующее утро она войдет в нее.

Все еще существовали книги, но уже и в них она не находила былого утешения. Она читала трактаты о поведении приговоренных к смерти и о том, что иногда они сходят с ума в камерах, но Волдеморт не выказывал признаков душевного расстройства и явной паранойи, которая описывалась в главах книг. Лишь периодически он впадал в странное задумчивое состояние, но в остальном вел себя вполне адекватно. Гермиона поражалась железной выдержке Лорда Волдеморта.

Она читала о людях, приговоренных к смерти, которые разбивали в кровь головы о стены камер, прокусывали себе вены или впадали в ступор. Некоторые кричали и катались в припадках, и не имело значения, насколько значительными и внушающими ужас они были в дни на свободе. И все же Волдеморт держался на удивление хорошо. Самообладание не покидало его, хотя иногда, когда он думал, что она не смотрит, Гермиона видела, как белеют длинные пальцы, сжимающие книгу или край стола, видела, как взгляд Риддла замирал, неподвижный и расфокусированный, на предметах интерьера или книге. В такие моменты Гермиона предпочитала делать вид, что занята, боясь этих странных мгновений.

Только однажды Грейнджер посетила своих родителей. Они пытались проявлять понимание, но было видно, что не могут уразуметь, почему их дочь не возьмет хотя бы на пару дней выходные для посещения.

От Рона регулярно приходили письма с упреками, что ему приходится делать все домашние задания самостоятельно, тогда как она «отлынивает и занимается чушью», вместо того чтобы «посвятить время действительно важным вещам».

Хелен часто спрашивала с затаенной надеждой, как идут дела у пациента Грейнджер, мечтая, по-видимому, услышать подробности предполагаемых душевных терзаний ненавистного врага. И Гермиона лгала, говоря то, что Смит хотела слышать, понимая, что медсестре становится легче от этого, как будто часть горя Хелен утихала, удовлетворенная местью.

Гермиона признавала, что заслуживает наказания за свое предательство. Предательство, которая она совершила, когда позволила себе перестать относиться к Лорду Волдеморту как к «этой злобной твари».

Отчасти наказанием служило ее собственное состояние. Гермиона стала плохо спать, ее мучили кошмары, и она просыпалась ночью в холодном поту, не помня свой сон, лишь чувство душевной боли и безысходности. Знакомые заметили, как Грейнджер осунулась за прошедшие дни, и стали обеспокоенно спрашивать, не заболела ли она, и советовать непременно посетить колдомедика.

Наконец, вероятно, угадав, что ее состояние проистекает от нервного напряжения, но неверно истолковав его причину, Гермионе сообщили информацию о дате процесса и, следовательно, ее «освобождения». Он должен был начаться первого ноября и длиться семь дней, приговор планировали огласить в конце и восьмого ноября отвести Лорда Волдеморта к Арке Смерти. Так как процесс должен был продлиться не один день, ночи Риддл будет вынужден проводить в Министерстве, после же приговора его приведут на последнюю ночь обратно в Больницу.

Возможно, причина крылась в том, что наконец были произнесены роковые слова и больше не оставалось никакой неизвестности, но Гермиона успокоилась. К ней снова вернулась рассудительность.

Заметив это, Волдеморт насмешливо поинтересовался:

— Что, действительно стало легче, когда узнала, сколько тебе еще со мной... мучиться?

Она промолчала, только покачав головой. Ей стало легче, так как исчезла неизвестность, она больше не замирала от страха каждое утро, боясь обнаружить камеру опустевшей. Только взгляд на календарь и равномерное тиканье часов все так же повергали ее в безнадежность.

Они снова стали разговаривать на отвлеченные темы, Темный Лорд рассказывал ей происшествия из его жизни в Албании, его армии Пожирателей и первые попытки собрать себе войско. Он высмеивал глупость и трусость своих аристократичных последователей и усилия, которые ему пришлось приложить, чтобы заставить их служить ему.

С большой вероятностью, она также являлась первым человеком, которому Лорд Волдеморт рассказал о днях в приюте и учебе в маггловской школе. И про то, как он иногда боялся, что его силы и его отличие ото всех остальных — лишь плод его воображения. Самым большим его страхом было оказаться никем.

Гермиона же в свою очередь рассказывала об «Армии Дамблдора», об отвратительной жабе Амбридж, говорила о любви Хагрида к «милым созданиям», являвшимся на самом деле опасными монстрами, вспоминала, как Хвост годами жил с Роном, спал на подушке мальчика в обличии старой облезлой крысы и как потом карлика чуть не съел ее кот Живоглот. Со смехом описывала появление боггарта Лонгботтома — Снейпа — в одежде бабушки Невилла.

Только про свои попытки построить отношения с Крамом и Роном она предпочитала умалчивать.

Так прошли последние дни перед процессом, и Гермиона вдруг поняла, что готова отдать что угодно, лишь бы спасти Тома Марволо Риддла, Лорда Волдеморта, от смерти.

Утром в день начала процесса, когда Лорду Волдеморту предположительно оставалось жить еще всего восемь дней, Гермиона не пошла в Больницу. В предыдущий день ее поставили в известность, что пленника уведут авроры с первыми лучами солнца.

Во время слушания дела Грейнджер также не позволено будет подходить к нему. Только по окончанию всех заседаний, когда Волдеморта снова отправят в темницу провести последние часы, она получит возможность увидеть своего любимого врага в последний раз. Там они будут ждать утра и прощания.

Гермиона под выдуманным предлогом пригласила своих родителей, она уже так давно должна была проявлять силу и мужество, что немного моральной поддержки перед предстоящими событиями ей точно не повредят.

Предлог звучал не особо убедительно, ведь родители просто не могли действительно поверить, что она непременно хочет показать им свою комнату. Но, по-видимому, голос девушки звучал по телефону слишком отчаянно, потому что чета Грейнджеров согласилась приехать, отложив все остальные дела.

Впрочем, ее «ах, какая интересная комната» была рассчитана всего на одного жильца, поэтому Уизли предложили Грейнджерам пожить у них. Тут вообще получилось очень удачно. Артур был более чем счастлив иметь столько наглядного материала по маглам прямо рядом с собой, а родители радовались и восхищались магическим миром, в котором оказались.

* * *

Уже пробило восемь часов утра. Все, что было официально провозглашено, так это тот факт, что в следующие дни будет идти процесс против одного-единственного Пожирателя, чей приговор должен быть воплощен в жизнь практически сразу после вынесения. То, что его личность до сих пор держали в секрете, оставляло много места для фантазий.

Гермиона на негнущихся ногах вступила в огромный, круглый зал заседаний. Он был похож на римский амфитеатр, с поднимающимися рядами деревянных скамеек и таким расположением трибуны, что публика должна была смотреть вниз на нее. Да именно амфитеатр, и также, как и в те давние времена, на арену введут плененную бестию, которую авроры, словно гладиаторы, должны будут победить на глазах у жаждущей крови толпы. А потом цезарь — чью роль исполнит сейчас главный судья Визенгамота — опустит вниз палец, приговаривая Волдеморта к смерти.

Несравненно больше людей, чем обычно, пришли в этот день в Министерство. Воздух словно бы потрескивал от напряжения. Это был, само собой разумеется, не первый процесс над Пожирателями, но от наблюдения людей не укрылся тот факт, что раньше все обвиняемые назывались поименно, имя этого же держалось в секрете. Рита Скитер в своей статье нарекла пленника «Тот-чье-имя-не-названо». Игра слов, с которой она попала практически точно в цель.

После окончания Битвы разные слухи распространялись в народе по поводу кончины Лорда Волдеморта. Министерство отказывалось называть официальную позицию о том, что случилось с телом.

А что, собственно, тогда произошло? Мистер Симпсон говорил, что заклинание, которое срикошетило в Волдеморта, было ослаблено. Видимо, Волдеморту в последний момент удалось обуздать разрушительную силу Авады. «Волдеморт-который-выжил» — горько усмехнулась Грейнджер. Что ж, это ему не очень помогло. Даже ослабленное заклинание оказалось достаточно сильным, чтобы нанести своему создателю серьезный урон и лишить сил. То, что упало в тот роковой день на пол в Большом зале, не было мертвым телом, но оно почти им являлось. Когда зеленая вспышка поразила Темного Лорда, он упал, большего возликовавшей толпе не было нужно.

Медицинское обследование провели позже, в чулане, куда сносили все трупы. Кингсли Шеклбот был тотчас приглашен туда и несколько в высшей степени неприятных для него минут решал, что же делать с оказавшимся настолько живучим Риддлом. Пока не пришел к выводу, что бывший Темный Лорд еще может оказаться полезным для, во-первых, поднятия собственной значимости в глазах общественности, а во-вторых, возможно, Волдеморт сможет выдать некоторую информацию, если его достаточно настойчиво «попросить».

Двадцать четыре человека сменялись в дежурствах у камеры, около десяти работников Больницы знали, кого содержали в подвале, была она, МакГонагалл и еще, возможно, несколько человек. Так что около пятидесяти человек знали, что должно случиться, и, вероятно, не все из них так уж хорошо умели молчать.

Или кто-то проговорился, или некоторые отчеты читались не теми глазами, для которых были составлены, а некоторые разговоры были услышаны не теми ушами. Но всего вместе хватило, чтобы по стране ползли слухи, согласно которым Волдеморт все еще был жив. Впрочем, так как Министерство официально не поддерживало ни одну из ходивших сплетен, они оставались всего лишь слухами.

В воскресенье Министерство наконец дало четкую информацию, но продажу газет задержали до восьми утра, то есть как раз до часа начала Процесса. Слишком большим был страх перед паникой, которая может возникнуть среди народа, что могло бы помешать началу заседания. Гермиона считала такой подход чушью, ведь гораздо больший страх вызовет появление живого Лорда Волдеморта перед неподготовленным залом, чем если бы о личности обвиняемого сообщили заранее в газетах. Но ее мнение вряд ли интересовало руководство.

Как и в случаях с процессами над другими Пожирателями, люди, желающие присутствовать, должны были записаться заранее в списки. Эта была отчасти предосторожность перед кровавыми отмщениями, отчасти попытка сократить число желающих присутствовать, ведь зал не являлся безразмерным.

В данном конкретном случае публичность еще сильнее ограничили. Избранным «счастливчикам» в предыдущий день было прислано совиной почтой письмо с разрешением. Теперь при входе в зал люди показывали это разрешение дежурившим аврорам. Люди, которым не прислали разрешений, толпились в коридорах, ожидая новостей.

При входе также все допущенные должны были — к их величайшему неудовольствию — сдавать волшебные палочки и заносить информацию о них на длинные пергаменты, чтобы позже палочка могла быть возвращена истинному владельцу.

Гермиона, как и Рон, и еще много других знакомых ей лиц — которые она узнавала в толпе, — получила приглашение. Большинство из них являлись активными борцами в войне против Волдеморта. Даже сам выбор мест для приглашенных показывал их личности. Министерство желало организовать самый строжайший порядок, и люди садились на пронумерованные и предназначенные именно им места.

Свидетели тоже сидели в зале, и им еще предстояло узнать, против кого они будут давать показания. Те, кто знали зал и бывали в нем раньше, испытывали удивление. Первые ряды были отодвинуты от центра. «Трибуна» для последующего «представления» была увеличена. Помещение освещалось многочисленными факелами и свечами.

Мраморный пол, темные стены без окон, эхо, всегда возникающее в таких помещениях, придавали залу сходство с большим склепом. Гермиона вздрогнула от такого сравнения. Конечно, тут уже очень давно никого не приговаривали к смерти, от этого отказались более столетия назад, и все же волшебный мир ни в коей мере не был местом всепрощения.

Места для судей и обвинителей располагались вокруг трибуны, от скамеек для зрителей их отделяла каменная стенка. Как в оперной ложе, непосредственным участникам Процесса предоставили удобные места, только здесь еще были столы перед ними. Похожий на трон стул, к которому должны были привязать обвиняемого, стоял посредине, повернутый к ним.

Гермиона сидела рядом с Гарри и Роном в средине зала слева. Стул, предназначенный Волдеморту, располагался напротив нее. Он будет прямо у них перед глазами. Гарри нервно раскачивался взад и вперед. Его пальцы тарабанили по колену. Естественно, он тоже слышал сплетни, но это были лишь слухи. Теперь, когда он перестал носить в себе хоркрукс Волдеморта, связь также пропала. И он ведь собственными глазами видел его смерть, или все же нет?

Так как никто не желал вносить ясность касаемо личности обвиняемого, воздух потрескивал от нервного напряжения. Со всех сторон доносились приглушенные шепотки «Ты разве не слышал? Возможно, это все-таки правда» и сразу же успокаивающие слова в ответ «Он же умер во время Битвы, все видели, как он падал».

С другой стороны зала Гермиона заметила Невилла и Августу Лонгботтомов. Луна Лавгуд с отцом сидели, как представители прессы, на несколько рядов ближе к трибуне. Грейнджер даже не хотела представлять, что именно напишет Ксенофилиус в своей газете об этом открытии тайны.

Среди присутствующих также были хогвартские профессора. Гермиона кивала им с невеселой улыбкой. Она надеялась, что будет возможно избежать разговора с ними. Только не сегодня. И не с Хагридом, который, как она знала со слов Гарри, тоже будет выступать в качестве свидетеля. Вокруг Кингсли собрались многочисленные высокопоставленные чиновники. Судя по всему, посетить Процесс приехали и иностранные представители.

Двери открылись, и тридцать авроров вошли в зал, располагаясь по кругу от стула пленника. Красные искры срывались с их палочек. Дополнительные защитные чары накладывались на судейские места. На двери также добавили чары.

Толпа заволновалась. Зачем все эти усиления мер безопасности?

Гермиона толкнула Рона в бок и глазами указала вперед. Драко, Нарцисса и Люциус Малфой занимали места в первом ряду. Им придется тоже выступать в качестве свидетелей. Семья Малфоев, кажется, переживала не лучшие свои часы. Их лица были мертвенно-бледными и поблескивали от пота.

Авроры сузили круг и еще раз взмахнули палочками, накладывая уже, наверное, сотые по счету заклинания. Затем они снова растянули круг, отходя от стула, насколько это было возможно, словно не могли вынести даже мысли о том, чтобы остаться хоть на сантиметр ближе, чем необходимо, к тому, что там будет находиться.

Зал шумел все сильнее. В предыдущих случаях всегда хватало обычных простых заклинаний. Что же будет заведено в зал, оправдывающее все эти дополнительные меры предосторожности?

В который раз авроры подняли палочки, снижая уровень шума. С помощью определенных заклинаний можно было снизить громкость звучания голосов в зале, и теперь лишь рты двигались и доносился слабый шепот.

И обвинители, и судьи производили впечатление испуганных. Некоторые были бледны, у некоторых на щеках горели лихорадочные пятна. Нервно оглядываясь на дверь, они сидели, олицетворяя собой неуверенность и внутреннюю борьбу: следует ли им поддаться любопытству и смотреть на дверь, или же страх в их душах все же одержит верх. В какой-то момент напряжение уже нельзя было выдержать, что-то уже должно было случиться.

Шелкболт кивнул волшебнице-обвинителю, и та поднялась, ее ноги подогнулись, и она чуть не упала на ассистента. Но потом волшебница взяла себя в руки и произнесла громким, кажущимся на удивление уверенным голосом:

— Следующее дело. Страна против Тома Марволо Риддла.

Очень, очень немногие люди в зале побледнели. И все же Гермиона видела в их лицах надежду, что это окажется всего лишь недоразумением и имелся в виду другой человек с похожим именем. Большинство же либо не уделили должного внимания словам волшебницы, либо, более вероятно, попросту не понимали, что именно такого особенного в этом Риддле. Он ведь даже не являлся известным Пожирателем Смерти.

Гарри и Рон, погруженные в разговор, удивленно оглядывались. Кажется, они тоже не понимали, что означают озадаченные лица.

Мафальда Хопкинс потребовала тишины в зале и приказала:

— Введите обвиняемого!

Большая, тяжелая деревянная дверь отворилась, и еще шесть авроров вошли в зал. Посредине ступал заключенный, от взглядов любопытной толпы его закрывали мощные тела авроров. Можно было рассмотреть лишь черную мантию, надетую на высоком мужчине, чье лицо казалось неправдоподобно размытым и чьи черты даже при пристальном взгляде не было возможности рассмотреть.

Прозвучал высокий женский крик, и одна волшебница потеряла сознание. Гарри и Рон приподнялись на цыпочки.

— Ты его видишь? Что случилось с женщиной? — спрашивал Гарри, протирая свои очки краем мантии, кажется, полагая, что именно они стали виной тому, что он не мог узнать подсудимого.

— Нет, ничего. Как будто он в тумане. Все размыто, — ответил Рон разочарованно, усиленно пытаясь что-то разглядеть, но видя между аврорами только размытый силуэт.

Еще один панический крик, затем еще один. Несмотря на то, что заклинание тишины делало невозможными громкие звуки, их все равно было слышно. Напряжение в зале, казалось, можно было резать ножом.

Обвиняемый и его надсмотрщики наконец достигли стула и развернулись к судейской ложе. И в мгновение, когда авроры, окружавшие подсудимого расступились, становясь в круг со своими коллегами, заклятие, рассеивавшее внимание и не дававшее увидеть лица пленника, спало. Контуры тела постепенно обретали четкость, черты лица проявлялись.

Там, высокий, в черной мантии, белый и даже будто светящийся, стоял человек, которого боялись больше всего на свете. Опаснейший темный маг, неназываемый, тот, чье имя страшились даже произнести. Лорд Волдеморт.

Паника волной прокатилась по залу. Стулья перевертывались, многие упали на землю, стараясь скрыться, помещение мерцало от вспышек, вызываемых не заклинанием, а камерами, когда журналисты фотографировали так, будто от того, успеют ли они сделать снимок, зависят их жизни.

Без сомнения, Рита Скитер и Ко уже сегодня выпустят фотографии и статьи, которые еще до наступления завтра опубликуют. Чтобы вся страна, весь мир мог узнать, что тот, кого все считали мертвым, сидел сейчас, прикованный незримыми заклинаниями к стулу.

Смертельный страх наполнял зал, цеплялся, как заразная болезнь, ко всем, чей взгляд хоть раз скользнул по поражающему своей белизной и непохожестью на других представителей рода людского мужчине. Все, все без исключения в панике царапали и скребли карманы своих мантий, забывая в своем испуге, что их оружие, их волшебные палочки не с ними. Всего один мужчина, связанный и окруженный тридцатью шестью стражами, нагнал на сотни людей чувство абсолютной беспомощности и страха.

Лорд Волдеморт стоял прямо, с высоко поднятой головой, усмехаясь с превосходством, и казался очень позабавленным мерами предосторожности и страхом, вызванным его присутствием. Впрочем, то, что люди при его появлении впадали в панику, по-видимому, не было для него в новинку.

Руки, магически связанные за спиной, тридцать шесть палочек, направленных на него — все это, казалось, ни малейшим образом его не беспокоило. Его взгляд производил на Гермиону впечатление чего-то чужеродного, она не привыкла видеть Риддла таким. Сейчас это был именно тот темный маг, которого она так желала уничтожить всего несколько месяцев назад. Именно так он выглядел во время битвы за Хогвартс в тот памятный день.

Какими-то невозможными и нереальными казались воспоминания об истощавшем, беспомощном Риддле, с которым она столкнулась в мае, и еще более нереальными — о том, который учил ее магии, стал наставником, который радовался за успехи ученицы, стал мужчиной, который… Щеки Гермионы вспыхнули. Сейчас в нем не было ни единого намека ни на слабость, ни на способность вызывать по отношению к себе какие-либо эмоции, кроме страха, ненависти и, возможно, преклонения.

Видимо, он уже смирился со своей судьбой, к тому же был слишком горд, чтобы показать слабость при своём последнем «выступлении».

Взгляд Гермионы переместился к семье Малфоев. Нарцисса, панически вскрикивая, отступала — насколько это было возможно — назад, обхватив Драко руками, стискивая его и пытаясь прикрыть собой. Хорек же, белый как мел и полностью лишенный привычной спеси, даже не возмущался тем, что она вела себя по отношению к нему, как к ребенку. Серо-голубые глаза Люциуса встретились с красными, как тлеющие угли, очами Хозяина, его взгляд зацепили, прожгли эту связь… И Люциус сломался, его ноги подкосились, и он тяжело рухнул вниз.

Старая волшебница, видевшая, как старший Малфой упал, на удивление быстро выпрыгнула со своего места, забралась на стул и закричала, показывая вытянутым пальцем на обвиняемого:

— Он убил его!

Впрочем, спустя всего пару мгновений Люциус снова пришел в себя и с помощью жены и сына поднялся на ноги. Волдеморт вознаградил это маленькое представление пренебрежительно-ехидной усмешкой. Его взгляд с темным удовлетворением скользнул по трем Малфоям, а губы скривились, будто он произносил издевательское приветствие. Гермиона знала этот взгляд, если бы не авроры, окружавшие Лорда, Малфои недолго бы задержались на этом свете, и их переход в лучший мир был бы очень мучительным. Но почему Малфой-старший упал? Волдеморт же не мог… Да нет, это было невозможно.

У Риддла не было защитника. Маленькая деталь, которая отличала маггловские суды от магических. В волшебном мире не было адвокатов, лишь обвинители. Существовали советники, которые могли давать рекомендации и предоставлять определенную помощь до суда, но вот в зале обвиняемый всегда стоял один. Не удивительно, что обвиняемые автоматически становились приговоренными.

Лицо Волдеморта, так напоминающее змеиное, медленно поворачивалось, он обводил взглядом присутствующих, выискивая знакомые лица. Издевательски улыбаясь, Риддл кивал бывшим жертвам. Когда же его взгляд дошел до Гермионы, ухмылка застыла. Грейнджер сглотнула, чувствуя, как краска разливается на ее щеках, одно мгновение она раздумывала, что делать, а потом просто ободряюще улыбнулась и кивнула своему плененному другу. Пару мгновений он с нечитаемым выражением лица глядел прямо на нее, потом его тонкие губы скривились, беззвучно произнося «Гермиона», а затем его глаза на долю секунды закрылись. Когда они открылись, в центре зала снова стоял Лорд Волдеморт, жестокий и бесчувственный темный маг.

Вряд ли кто-то заметил эти краткие мгновения, только Гарри и Рон успели поймать странный обмен взглядами между ненавидимым колдуном и их подругой. Их рты округлились в беззвучном «О», и Гермиона поняла, что они раскрыли ее секрет. Непроизвольно дернувшись в сторону, они отодвинулись от Грейнджер. Им было необходимо время и пространство, чтобы в полном масштабе осознать всю ситуацию.

Рон закашлялся, его лоб пошел складочками, явно свидетельствуя об усиленном мыслительном процессе. Неверяще, словно она была какой-то странной иллюзией, Рон переводил взгляд с подруги на Волдеморта, который уже не смотрел на них, и обратно. Потом он с просящим выражением уставился на Гарри. Поттер массировал свой шрам. Связь, конечно, уже была разорвана, но, по-видимому, подсознание играло с ним злую шутку, и при одном взгляде на своего заклятого врага награждало фантомными болями. Он не мог отвести глаз от человека, который определил всю его жизнь. Лорд, чувствуя этот неотрывный взгляд, снова повернул голову к ним и с широкой, акульей улыбкой поприветствовал Мальчика-который-выжил.

Гермиона сглотнула, лихорадочно подыскивая слова, хотела извиниться, объяснить, но ни звука не желало срываться с ее губ. Ребята сидели, словно громом пораженные, задумчивые, не замечая ее жалких попыток.

— Сейчас я понимаю, — наконец произнес Гарри. Полным упрека и обвинения взглядом он смотрел на подругу. Поттер не стал кричать на Гермиону или упрекать ее, и это было еще тяжелее выносить. Рон трусил головой, все еще отказываясь принять этот факт измены, а затем поднялся и поменялся местами с Гарри.

Мальчик-который-выжил все так же потерянно смотрел на мужчину, уничтожить которого было его предначертанием. Темного Лорда, который сейчас издевательски нашептывал ему что-то. Не слышно для всех остальных, но — Гермиона знала по собственному опыту — наверняка угрожающе, четко и близко звучали слова Волдеморта в голове Поттера.

Широкоплечий светловолосый аврор постучал палочкой Риддла по плечу. Контакт между Гарри и Лордом оборвался. Какое-то короткое мгновение казалось, что Гарри собирается развернуться к Гермионе, чтобы обрушить на нее тысячу вопросов, но потом он застыл и вместо Грейнджер повернулся к Рону.

Грейнджер вздрогнула всем телом и сжалась на своем месте. «Ты знала, что так будет», — шепнул голос подсознания в ее голове.

Несколько минут потребовалось служителям закона и заклинаниям тишины на то, чтобы побороть панику в зале в такой степени, которая требовалась, чтобы толпа снова смогла обратить свое внимание на обвиняемого. Магически усиленный, но, без всякого сомнения, лишенный уверенности и спокойствия голос обратился к темному Лорду.

— Вы — Том Марволо Риддл? Рожденный тридцать первого декабря 1924 года в Лондоне?

— Да, я когда-то носил это имя, — кивнул Волдеморт.

Волшебница-обвинитель избегала прямо смотреть Лорду в глаза и спросила, отводя взгляд:

— Том или Томас?

Волдеморт усмехнулся и медово-елейным тоном ответил:

— Просто Том.

Шеклболт поднялся, беря слово:

— Верно ли, мистер Риддл, что миру вы лучше известны под псевдонимом Лорд Волдеморт?

Волдеморт снова кивнул, он казался скучающим.

— Все верно, я взял себе это имя еще в школе, — прозвучал высокий, пронизывающий, словно ледяной ветер, голос. Мурашки выступили на телах присутствующих от звука этого голоса. Кингсли старался выглядеть уверенно и авторитарно, но в присутствии Волдеморта как-то весь съеживался. Возможно, он сейчас думал о том, что в Большом зале у него, Макгонагалл и Флитвика не было ни единого шанса выстоять против Лорда Волдеморта, несмотря на то, что они принадлежали к числу самых сильных волшебников на континенте.

— Мистер Риддл, я сообщаю вам, что суд не намерен принимать этот псевдоним. Он выбран вами самостоятельно без какого-либо правомерного основания и ассоциируется с многолетним террором, который уже позади. — При этих словах змеиная усмешка скользнула по тонким губам Волдеморта, а затем он с самым скучающим видом поглядел прямо Шеклболту в глаза. — С-суд, — с заиканием продолжил волшебник, безуспешно стараясь сохранить иллюзию бесстрашия и уверенности, — не принимает его. В продолжении всего процесса вас будут называть «мистер Риддл».

Кингсли вытер вспотевший лоб платком перед тем, как продолжить.

— Известно ли вам, мистер Риддл, что со времени Битвы за Хогвартс вы считались мертвым?

— Да, — прохладно согласился Лорд, — припоминаю что-то такое.

— Значит, сейчас я объявлю народу, почему. — Кингсли — этому широкоплечему чернокожему мужчине — потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, а затем он озвучил обстоятельства, которые привели к необходимости тайны: — После того, как вас поразило выпущенное вами заклинание, люди посчитали вас умершим. Вы же каким-то чудом выжили. Но это было решено держать в тайне, чтобы не дать вам возможности вызвать внимание к своей персоне или призвать сторонников. Ваше текущее место пребывания останется в секрете, и никому не будет позволено распространяться на этот счет, тем более в интервью.

Угрожающий взгляд обратился к кажущейся до глубины души разочарованной Рите Скиттер. Разочарованной настолько, будто ей только что сообщили, что все праздники будут отменены как минимум на ближайшие тридцать лет.

— Вы будете выступать перед судом и нигде более. У вас было предостаточно времени, чтобы заставлять мир слушать ваши угрозы и сумасшедшие идеи, но то время прошло.

Авроры снова подняли палочки, и двое из них выступили вперед, наставляя оружие на голову Волдеморта. С концов древков волшебных палочек сорвались две черные ленты, которые перед лицом Волдеморта соединились, слепляясь в черную ленту, невидимой рукой завязывая Лорду глаза.

Это призвано было послужить сразу двум целям: во-первых, из-за ленты Волдеморт лишался возможности устанавливать зрительный контакт и вторгаться в сознание кому-либо; а во-вторых, для всех присутствующих это было несказанное облегчение: чтобы ужасные красные глаза оставались спрятанными.

Шеклболт снова сел и помассировал лоб, видимо, раздумывая, что сказать. Потом он кивнул Мафальде Хоппкинс, председательнице Процесса.

— А сейчас зачитайте обвинение, пожалуйста.

Мафальда подняла и начала зачитывать пункты с пергамента.

— Магический мир Великобритании вместе с представителями интернационального союза магов (ИСМ) выдвигают обвинение против Тома Марволо Риддла. Обвинительные пункты следующие:

*Народоубийство

*Преступления против человечности

*Создание и возглавление террористической организации интернационального масштаба. Принуждение к убийствам, пыткам и насилию в несчетном количестве случаев

*Создание и возглавление криминальных, террористических объединений за рубежом. Незаконное изъятие имущества и терроризм

*Провоцирование международных распрей

*Этноцид маглов. А именно: клевета, дискриминация и злословие против немагического населения

*Психическое и физическое насилие, совершенное над несчетным количеством жертв

*Похищение людей и шантаж родственников

*Распространение апартеида

*Путч и свержение законного, избранного народом правительства

*Расхищение ценных магических вещей и разрушение общественной собственности

*Неправомерные самосуды без законных оснований

*Гонение полукровок, маглорожденных и немагического населения

*Неправомерное использование титулов и наград

*Использование и применение к людям темномагических проклятий, в особенности непростительных

*Поощрение черной магии

Все эти преступления отдают темнотой, неведомой ранее. Вы все услышали?

— Да, — прозвучал холодный голос Лорда Волдеморта, который во время того, как Мафальда зачитывала список его преступлений, имел наглость скучающе зевнуть.

Он стоял прямо, без единого намека на страх или раскаяние на белом лице. Гермиона с удовольствием отвесила бы ему пощечину. Как он мог зевать в такой момент? Это видели все. На него показывали пальцами, раздавались пораженные шепотки, многие с отвращением качали головами. Но когда Гермиона увидела полные вражды и злобы взгляды, направленные на Риддла, она с трудом смогла сдержать желание сорваться с места, подбежать к нему, взять за руку, защитить от всей этой ненависти. И в то же время она понимала, что ненавидящие его люди имеют на то серьезные причины.

— Хорошо, — сказала Мафальда. На какой-то момент показалось, что она потеряла нить мыслей; губы Волдеморта начали складываться в циничную усмешку… Он ведь не мог действительно манипулировать своей обвинительницей? У Гермионы что-то сжалось внутри от такой дерзости.

Но потом Мафальда нервно поправила очки, подняла лист, про который она, по-видимому, забыла, к глазам и заговорила. Впрочем, до сих пор немного путано.

— Я объявляю процесс открытым. Обвиняющая сторона пригласила сорок свидетелей, которые своими показаниями подтвердят пункты, по которым обвиняется подсудимый. Я хочу также указать на то, что это будут всего лишь примеры. Сотни тысяч, возможно, даже миллионы, могут рассказать о похожих преступлениях. Все свидетели олицетворяют определенные периоды вашей жизни, мистер Риддл. В конце их показаний у вас будет возможность высказаться. А сейчас мы просим всех свидетелей удалиться из зала и заходить, когда вас будут вызывать. Начнем с Люциуса Малфоя.

Мафальда подняла взгляд от пергамента и движением руки пригласила Малфоя-старшего выходить.

И снова на несколько мгновений зал заволновался. Те, которых вызывали в качестве свидетелей, поднимались со своих мест и протискивались сквозь тесные ряды. Гермиона вновь сидела рядом с Роном. Но Уизли словно бы не заметил оставшегося пустым места, которое ранее занимал Гарри. И опять Грейнджер казалось, что ее сердце вот-вот не выдержит раздиравших ее противоречивых чувств.

И ведь она всегда знала факты о Темном Лорде. Знала еще тогда, когда маленькой одиннадцатилетней девочкой читала книгу по истории магического мира. Понимала с того момента, когда ее впервые назвали грязнокровкой, и в то время, когда Гарри, ее и других людей с нечистой кровью преследовали; осознавала, когда вся страна дрожала от одного ЕГО имени. Полностью разделяла мнение Дамблдора, когда он предупреждал их всех и когда они приняли решение уничтожить тирана.

Она знала, что Волдеморт являлся одним из самых злых людей на земле, он, который без единой тени раскаяния стоял сейчас в зале во время перечисления его многочисленных преступлений. И все же… все же что-то у нее внутри противилось, мешало поверить всему этому.

Монстры никогда не могли быть людьми, ставшими хоть кому-то близкими и дорогими. Такие ужасы существуют только в романах. Ведь не мог же все эти страшные преступления совершить человек, о котором она заботилась поначалу, словно о ребенке, который ей по собственной воле давал уроки и который — теперь она признавала это — пережил практически с неземным терпением еду из Макдоннальдса, ароматерапию и ее игру на гитаре.

Как мог человек, с которым она познакомилась, который спас и проявил такую заботу об Агате, который часами мог ждать, чтобы мельком погладить ее, магглорожденную Гермиону Грейнджер, по щеке, который учил ее летать и обнимал тогда… Как мог один и тот же человек оказаться безжалостным убийцей, который пытал и лишал жизни беззащитных людей?

— Садитесь! — приказала Хопкинс заключенному. Его наручники распались, только чтобы уступить место новым, привязывающим его руки, ноги и туловище к стулу.

Мафальда Хопкинс скрестила руки на груди, и по рядам зала скользнул ее взгляд, полный сочувствия к сидящим там и тем, кто уже не могли присутствовать на Процессе, потому что были мертвы.

— Прежде, чем приступать, мы бы хотели почтить минутой молчания убитых, которые не могут присутствовать и дать показания. Мы посвящаем этот Процесс всем, для кого справедливость может быть восстановлена только посмертно. Давайте помолчим эту минуту и будем надеяться, что хотя бы выжившие получат некоторое удовлетворение и утешение, зная, что мы признаем их боль и накажем противоправные деяния.

Все присутствующие в зале грустно опустили взгляды, думая об умерших родственниках, друзьях, коллегах и соседях. Куда ни посмотри — везде были мрачные лица. Зал был сейчас больше похож на церковный во время отпевания покойника, чем на судейский. Погребение, на котором люди пытались похоронить несправедливость. Процесс, на котором обвиняли саму смерть и несправедливость, олицетворенные Темным Лордом.

Гермиона тоже молчала, опустив глаза и разглядывая свои руки, пока ее мысли возвращались к Дамблдору и всем тем, кого забрала у нее война. Из-за него.

Из-за мужчины, который — это не могло оказаться правдой — вынудил, по-видимому, нескольких авроров обернуться к нему и почти снять с него чары, пока их коллеги не остановили своих одурманенных товарищей.

Люди в толпе обменивались испуганными взглядами. Никто не был в безопасности, оставаясь рядом с ним. Только что он это доказал, как доказал и то, что никакое время для его смерти не могло оказаться слишком поспешным.

Гермиона не имела сил выносить эту мысль. Грейнджер тихо всхлипнула и немного сместилась в сторону Рона, но в это же самое мгновение рыжий парень еще дальше от нее отодвинулся, уже зажимая своего соседа, лишь бы оказаться подальше от своей боевой подруги. И опять он не удостоил ее даже взглядом, упрямо стискивая губы. Гермиона хотела утешить его и протянула было руку к его плечу, но Рон зло дернулся, и на лице его отразилось отвращение. Их взгляды на долю секунды встретилась, но в голубых глазах друга детства девушка прочла лишь пренебрежение и осуждение.

Не способный произнести ни слова, он покачал головой и отвернулся от нее. «Как ты только могла?» — казалось, кричал весь его облик. То, как Рон держал себя, заставляло думать, что их разделяют не одно пустое место, а целые миры.

— Мы вызываем Люциуса Малфоя в свидетели, — прокатился по залу уже более уверенный, громкий голос Мафальды.

Судебный пристав поднялся и подошел к элегантному блондину, которого отвел к его месту на «арене». Это уже был не тот Люциус, которого все знали и к которому привыкли: высокомерного, пренебрежительного, холодного аристократа будто подменили. Малфой-старший спотыкался на каждом втором шаге, а его бегающие глаза больше всего на свете, казалось, не желали останавливаться на бывшем хозяине.

Место для свидетелей находилось сбоку от судейских лож, так что Люциус вынужден был стоять напротив Волдеморта и смотреть именно на него во время дачи показаний. Сквозь плотную тишину, которая царила в зале из-за наложенного заклятия, прерывистое дыхание Малфоя звучало как хриплые вдохи дементора. Без сомнения, этот свидетель предпочел бы увидеть перед собой дементора вместо подсудимого, против которого собирался давать показания.

Слишком очевидным являлся факт, что у свидетелей оказалась бы масса запланированных неотложных поездок или мнимых болезней, если бы им сообщили заранее о личности обвиняемого. Вряд ли хоть один явился бы в суд, слишком силен был страх. Уголки губ Малфоя дрожали, его серые глаза то и дело перебегали на дверь. Кажется, он прикидывал, успеет ли в случае нападения спастись. И то, что он сидел в левой части зала, а дверь находилась в правой, явно не добавляло ему уверенности.

Впрочем, Лорд был прикован, казалось, более чем надежно. Малфой вздохнул, смиряясь со своей судьбой, и сжался на стуле, заняв лишь его половину. Покашляв, он нервно поерзал и еще сильнее съежился.

— Мистер Малфой, присутствует ли в зале человек, известный под псевдонимом Лорд Волдеморт? И вы его видите, то укажите на него пальцем, — проговорила обвинительница.

Люциус, опустив взгляд на пол, показал трясущейся рукой в сторону заключенного. А затем быстро спрятал ее обратно, будто обжегшись. «В принципе, возможно», — подумала Гермиона. Риддл был способен и не на такое.

— Доброе утро, Люциус, мой скользкий друг. Значит, ты пришел предать меня, не так ли? — протянул холодный, высокий голос. Почти безгубый рот скривился в широкой, издевательской ухмылке. Приподняв брови, Волдеморт кивнул своему бывшему последователю.

Люциус задрожал, его плечи приподнялись, будто он хотел полностью спрятать голову, и он бросил умоляющий взгляд на судей. Выглядело, будто он надеялся, что после этой «угрозы» Шеклболт передумает, сжалится над ним и отправит домой.

— Мой Лорд, я никогда… Я должен бы… Меня вынудили… Вы же знаете… — лепетал Малфой, лишившийся последних крупиц самообладания и достоинства.

Запрокинув голову, его бывший хозяин расхохотался. Не громко, и все же этот смех наполнил весь огромный зал, и даже стены, казалось, смеялись над сжавшимся Люциусом. Впрочем, удар судейского молотка привел к завершению этот фантомный звук.

— Мистер Малфой, вы должны обращаться к обвиняемому только «Мистер Риддл». Суд запрещает вам, под угрозой наложения административного штрафа, именовать этого мужчину какими-либо из его псевдонимов, которые он использовал. Это ясно? — голос Кингсли прозвучал громко и раздраженно, было заметно, что он не собирается пускать все на самотек.

Люциус — если это вообще было возможно — сжался еще сильнее, боязливо перебегая глазами от губ подсудимого, которые, судя по всему, с презрением шептали «Люциус, Люциус», к судейской ложе, где Шеклболт грозно хмурил брови. Малфой кивнул и потом подчиненно опустил взгляд.

Это короткое мгновение, когда Люциус смотрел на судей, показало, насколько сильно блондин боялся того, что могло бы произойти, воспротивься он воле Кингсли. Это утвердило предположение Гермионы, что хотя Малфой и боялся своего бывшего Хозяина, но считал его побежденным, а потому боязнь Азкабана была сильнее, чем страх перед Лордом Волдемортом.

Шеклболт снова стукнул молотком, в этот раз угрожающе.

— А вы, мистер Риддл, должны молчать, пока вас не спросят. У вас нет права самостоятельно обращаться к свидетелям, чтобы их запугивать. Не верьте так в свою безнаказанность и что мы не сможем сделать ваши последние дни еще… неприятнее. У нас есть свои способы.

Короткая, полная скрытого смысла пауза давала время невозмутимому Лорду, злорадствующей толпе и Гермионе на размышления, какие именно способы Кинглси имел в виду.

— У вас будет возможность высказаться после мистера Малфоя. До того времени вы должны молчать, — закончил Шеклболт.

Холодный пренебрежительный смех стал единственным ответом, который получили судьи. Но все-таки он замолчал и, казалось, с искренним интересом начал слушать показания Малфоя. И Люциус говорил. Рапортовал про массовые облавы и убийства и как Волдеморт заставлял своих последователей пытать бунтовщиков. Рассказывал, как Темный Лорд наказывал своих же последователей за малейшую ошибку.

Конечно, он также поведал о ночи в Министерстве магии, когда он и другие Пожиратели ворвались туда, о битве за Хогвартс и деяниях Лорда за рубежом, где он организовывал свои филиалы.

— Вообще, Люциус должен гордиться, что получал от меня столько заданий. Такой трус и слабак, как он… даже поразительно, что ему удалось пережить даже половину поручений.

После этого бывшему Пожирателю Смерти позволили покинуть место для свидетелей, что он сделал с видимыми радостью и облегчением. Другие свидетели уже ожидали своей очереди — или, будет вернее сказать, вынуждены были ожидать — на самом деле, никто не хотел давать показания и смотреть на человека, чье имя до сих пор боялись произносить вслух.

Драко выглядел — хотя это было почти невозможным — еще более испуганным, чем его отец. Без сомнения, теперь ему было ясно, какого «хорошего знакомого» имела в виду во время их последней встречи Гермиона. Не имело значение, насколько сильно Грейнджер недолюбливала хорька, сейчас она испытывала к нему нечто сродни жалости, глядя, как трясется его палец, когда он указывал на подсудимого. Волдеморт, словно голодный хищник, смотрел на Драко со своего стула.

Заикаясь, смертельно бледный, с выступившим на висках потом, Малфой-младший рассказывал, как Темный Лорд угрожал убить его семью, если он не прикончит Дамблдора. Со стыдом он признавался, что Лорд дал это же задание Снейпу, потому что задание являлось наказанием Люциуса и означало смерть Драко. И все же Малфой-младший, вопреки планам Хозяина, пережил смерть директора, только чтобы его использовали в качестве нового пыточного инструмента.

Лорд Волдеморт же прокомментировал свои преступления касаемо Драко, как и планы наказывать с его помощью Люциуса, лаконичным:

— Ну, хоть на что-то ведь он должен был сгодиться.

Конечно, выступали только самые известные жертвы и пойманные прислужники. Нашелся бы хоть один человек в стране, которого не затронул бы режим Лорда или сам темный маг? Также свидетели из других стран рассказывали о мрачных деяниях Волдеморта, направленных на завоевание и укрепление новой — его — власти.

Особенно полномасштабную международную деятельность Темный Лорд развернул после своего возрождения на кладбище. С каждого уголка планеты нашли волшебниц и магов, которые сейчас рассказывали страшные вещи. Каждый из приглашенных старался разрисовать свой отчет с возможно большим количеством темных и пугающих подробностей.

Гермиона едва сдерживала слезы. Да, это все было правдой. Он убивал, еще когда являлся всего лишь юным студентом, использовал свои, тогда еще только проснувшиеся способности, чтобы запугивать и подчинять детей, постоянно перекладывал свою вину на чужие плечи. То, как он ездил по стране, выискивая новых последователей, впечатляя их своими силами и одурманивая идеями, как он пытал людей, доказывая свою мощь… все это было правдой. Он целенаправленно совершал наихудшие преступления, чтобы сделать их основой создания хоркруксов.

Человек, образно говоря, восставший из мертвых и захвативший пост теневого министра Британии, так пугал свидетелей, что они мямлили и их регулярно приходилось просить говорить громче и отчетливее. Они вели себя так, словно боялись, будто Темный Лорд может убить их одной силой мысли, несмотря на всю охрану и сковывающие заклинания.

Щеки Гермионы пылали. Злость и раздражение от этого спектакля жгли ее изнутри. Волдеморт вел себя отвратительно и вызывающе, хотя, лучше сказать, он вел себя как обычно или, что еще точнее, как раньше.

Аберфорт Дамблдор, один из немногих выживших членов Ордена Феникса, рассказывал о временах, когда имя Волдеморта еще не было широко известно и темный маг только набирал силу. Он пересказывал слова Дамблдора и вещи, свидетелем которых был лично. Говорил о хитрости и расчетливости Темного Лорда, о шантажах и похищениях, о нежелательных магах, которые попросту бесследно исчезали. Аберфорт не был образованным человеком, ему часто недоставало слов, и он делал паузы, подыскивая нужные выражения.

Волдеморт спокойно сидел все время, иногда саркастично усмехаясь или нетерпеливо постукивая пальцами, чтобы показать, как раздражала его медлительность Аберфорта. Несмотря на то, что громкость голосов в зале была магически снижена, можно было различить всхлипывания Августы Лонгботтом, когда брат Дамблдора начал говорить о смерти ее сына. Подсудимый, по-видимому, обладал необычайно острым слухом, так как, когда бабушка Невилла особенно горько всхлипнула, он громко расхохотался.

Конечно, ему пригрозили, но, в общем-то, его в любом случае должны были через несколько дней казнить, так что существовало ли нечто, чем его можно было бы действительно запугать? Поэтому Волдеморт продолжал слушать показания либо со скучающим видом, либо явно забавляясь. Во время некоторых отчетов он выглядел откровенно самодовольным. Куда подевались результаты многомесячной терапии, которую проводила Гермиона?

Когда же просили самого Волдеморта прокомментировать что-либо, то, являясь умным и одаренным в риторике, Том Риддл придавал даже самым ужасным преступлениям ауру политической необходимости. Это звучало отвратительно. Как и тот факт, что его практически отсутствующие губы не покидала ядовито-презрительная усмешка, когда Хагрид начал свидетельствовать.

Грейнджер было ужасно стыдно перед всеми, которые теперь знали, какие плоды принесли все ее труды. Он и раскаяние? Смешно, просто смешно. Чего она достигла? Ничего, ровным счетом ничего. Хотя нет, все же нечто изменилось, поменялось ее отношение. Как бы она ни пыталась вернуться к себе прежней, смотреть на все глазами, которыми смотрела полгода назад, у нее ничего не выходило. Чувства, которые она испытывала, претерпели глубинные изменения, он не был лишь «заданием» для нее. Он, который сейчас сидел и прямо с трибуны называл Альбуса старым маразматиком за то, что тот пригрел в школе таких «существ» — он даже не удостоил их обращения «люди» — как Хагрид и Люпин.

Хагрид публично раскрыл причину смерти Плаксы Миртл, обелив таким образом свое имя, в ответ же Волдеморт окрестил полувеликана отсталым в развитии идиотом, таким же незначительным биомусором, как и сама Миртл.

Гермиона вспоминала несчастного, измученного пленника, не способного даже передвигаться самостоятельно. И теперь он сидел здесь и рассказывал, как направлял своих Пожирателей выполнять задания. Когда же нужно было описывать пытки, он всегда злорадно указывал на Малфоев, говоря, что лучше спросить их, ведь именно они показали себя крайне искусными в этом направлении.

И все же Гермиона не хотела, чтобы он умирал. Наверное, в этом она являлась единственной на всей планете. Казалось, Волдеморт вообще редко бывал в настолько хорошем настроении, как сейчас, во время Процесса. Он откровенно забавлялся. Грейнджер уже не могла сдерживать слезы. Было невозможно сказать, что причиняло ей больше всего боли. Факт, что все ненавидели ее подзащитного? Что подзащитный не заслуживал снисхождения? Что она из-за него потеряла своих друзей? Что она прекрасно понимала боль и ярость всех этих людей, с ненавистью взиравших на бывшего Лорда. Что он гордился своими поступками и считал их правильными? Или что ей, несмотря на все это, нравился этот не-человек и что она может потерять его… навсегда?

«Пожалуйста, просто пусть она больше ничего не чувствует». Она закрыла лицо руками, ее плечи дрожали.

Когда Грейнджер в конце дня пробиралась сквозь плотную толпу, она повсюду слышала возбужденные крики, победные кличи или испуганные всхлипывания, и со всех сторон ее окружали озадаченные лица. Люди не рассчитывали, что когда-либо вот так встретятся с волшебником, чье имя боялись произносить вслух. Она увидела в толпе Хелен и поспешила прочь, ведь она была последней, кого Грейнджер хотела видеть.

Гермионе пришлось ждать пятнадцать минут лифта. Магически усиленные голоса со всех сторон рассказывали о Нем: «Переживший Битву» — так теперь называли Риддла. Со стен на нее также смотрел с огромных картин Он. Красные пронзительные глаза, которые отовсюду преследовали ее.

Гермиона чувствовала себя бесконечно одинокой и разбитой, когда входила в переполненную Нору.

Войдя в дом, Гермиона сразу прошла к столу, за которым собралась вся причитающая, расстроенная семья Уизли и ее родители. Атмосфера была в высшей степени накаленной, на всех Грейнджеров косились в большей или меньшей мере агрессивно.

Мистер Уизли, который, хотя и не в полной мере, но знал, чем Гермиона занималась в последние месяцы, сидел понурившись и рассматривал свои руки. Он не решался заговорить, ведь на него тоже сегодня обрушился гнев Молли, когда та по радио узнала информацию о Процессе.

— Молли, пожалуйста, прекрати кричать и просто выслушай, — воззвал он к бушующей миссис Уизли, но та не желала слушать. Джинни тоже, как и ее мать, выкрикивала ругательства, клеймя Гермиону «предательницей» и «позором семьи». Рон же вбивал в голову уже и так доведенной до слез Грейнджер подробности охоты за хоркруксами.

Билл, который, по-видимому, знал больше, чем ему хотелось признавать, ругался с орущим Чарли. Поддержку ему оказывал выглядящий беспомощным Перси, который — он ведь не мог иначе — был на стороне Министерства, а потому с трудом подыскивал аргументы, которые и сам не считал убедительными. Перси действительно в душе не мог даже самому себе ответить на вопрос, почему новый министр точно принял правильное решение, но зато свято верил, что им всем было не по чину давать указания и критиковать вышестоящих.

— А сейчас все замолчали и сели! — прокатился магически усиленный голос Артура по комнате. Мистер Уизли поднялся и на удивление самоуверенно подошел к супруге, за ним последовали кажущиеся несколько забитыми Перси и Билл. Конечно, Перси и Билл стыдились смотреть в глаза матери, но явно с нетерпением ждали, что скажет отец. — Замолчи уже наконец, Молли!

Еще никогда Гермиона не видела такой строгости в обычно добром и покладистом мистере Уизли. Бушующих Джинни и Рона также усадили рядом с матерью.

— Они, они… — злобно выплюнула Молли, — они должны покинуть наш дом, Артур, прямо сейчас.

Мистер Уизли обернулся к Грейнджерам и немного смущенно улыбнулся.

— Вы понимаете, это шок, она думала, что все кончено, но сейчас…

— Не смей извиняться за меня, Артур! — яростно перебила круглая невысокая Молли мужа.

— Нет, конечно, нет, Молли. Но, пожалуйста, позволь мне объяснить, что произошло.

— Сначала выгони ее, папа! Я не хочу иметь с ней ничего общего, — выкрикнул Рон и получил чувствительный подзатыльник от Перси.

— Да замолчите вы все, наконец! — снова прокатился по гостиной усиленный голос мистера Уизли. Бешенство, прозвучавшее в его голосе, и гнев, читающийся в глазах, наконец заставили всех присутствующих утихомириться. — Так, — произнес все еще усиленным голосом мистер Уизли, явно стараясь держать себя в руках, — а теперь я скажу вам, что знаю. И я призываю вас быть честными и снисходительными.

— Честными и снисходительными? А был ли Он когда-либо снисходительным к кому-то? Проявил ли он снисходительность, когда убивал моих родителей и смеялся? Было ли честным, что Он пытался убить меня, несмышленного младенца, в колыбели? — заорал Гарри. Ему не хватало слов, ярость просто рвалась наружу. В третий раз с прихода Грейнджер он побежал в уборную. Желудок Поттера явно не желал усваивать откровений о том, что считавшийся мертвым человек, всегда так желавший его смерти, жив, в соединении с «предательством» Гермионы и отвратительно хорошим настроением обвиняемого.

— Замолчи, Гарри, ты не единственный, кто кого-то здесь потерял.

Гарри осекся и потупил взгляд. Мистер Уизли, скрестив руки на груди, подыскивал правильные слова для предстоящего объяснения.

— После Битвы врачи осматривали раненных и мертвых. Некоторые только на первый взгляд казались мертвыми. В зале ведь ЕГО никто не осматривал после того, как он упал. Затем позвали Шеклболта и поставили в известность, что Сам-Знаешь-Кто жив.

— Но заклинание, заклинание же вернулось к нему обратно! — выкрикнул Гарри, будто ему это только сейчас пришло в голову. — Я же видел.

— Он как-то смог его ослабить, — передернув плечами, ответил Билл. Флер удивленно уставилась на мужа. Билл покраснел. — Я тоже был там, мы его уносили. Но нам не разрешено было ничего говорить. Шеклболт пригрозил нам отправкой в Азкабан. Он хотел избежать паники…

— Мы не знали, сколько еще Пожирателей сбежится к нему по первому зову, как только узнают, что их Хозяин жив. Дементоры всегда подчинялись ему, кто мог наверняка предсказать, что способен сотворить этот бездушный монстр, олицетворение зла… И народная паника… — говорил Артур.

«А еще артефакты и спрятанные богатства, которыми так мечтает завладеть Кингсли», — пронеслась в голове Грейнджер злая мысль.

— К тому же, — продолжал тем временем мистер Уизли, — как, вы полагаете, повели бы себя люди вроде Малфоев, если бы узнали, что Во… Сами-Знаете-Кто жив и что им придется давать показания против него? В общем, было решено держать все в секрете. А в больнице за ним проводился постоянный надзор, — закончил мистер Уизли. — И, конечно же, — перебил он миссис Уизли, которая уже хотела что-то сказать, — никто из персонала не имел права разглашать тайну.

Рон глубоко вдохнул, бросил на Гермиону взгляд, в котором смешивались пренебрежение и разочарование, и, по-видимому, собрался бурно запротестовать, но мистер Уизли не дал ему высказаться:

— Не смотри так, Рон, разве бы тебе больше понравилось, если бы Гермиона обо всем рассказала и отправилась за это в Азкабан?

— Нет, конечно, я бы не хотел, чтобы она отправилась в Азкабан, — проговорил он уже с ноткой неуверенности в голосе, но все же не желая встречаться с Грейнджер взглядом.

— Но почему его не убили прямо на месте? — Гарри явно не собирался так быстро сдаваться. — Ведь Волдеморт — монстр, язва на теле общества, это всем известно, а он не мог сопротивляться, гораздо проще было бы убить его на месте.

— Потому что линчевание — варварский обычай, — терпеливо пояснил мистер Уизли. — Мы ведь — развитое общество и потому заботимся об общественном мнении.

— Он хотел всех нас убить, — внезапно выкрикнула Джинни, ее лицо было красным, — каждого в этой комнате. Он штурмовал Нору…

— И напал на твоего папу в Министерстве. Это только счастливая случайность, что Нора не разрушена, — закончил за нее Гарри.

Гермиона неловко передернула плечами, желая оказаться подальше отсюда.

— Да, да, я знаю, и я действительно благодарна, что непоправимого не случилось, но… Он все-таки был болен и страдал, разве я должна была оставить его лежать и ничего не сделать?

— Гермиона, ты и правда прикасалась к… к этому? К Нему?! Ты заботилась об этом монстре?! О том, кто чуть не прикончил тебя в Годриковой Впадине? Ты обо всем забыла? Ты забыла Фреда? — мученически задавал вопросы Рон.

— Нет, не забыла, — грустно возразила Гермиона. — Но что я могла поделать? Я ведь рассказывала вам, как к нему относились в Больнице.

Гарри стукнул кулаком по столу.

— И правильно! Ты хотя бы знаешь, как часто я вынужден был наблюдать, как он пытает людей? Ты правда веришь, что что-либо, что могли сделать с ним в Больнице, могло оказаться хуже, чем то, что он сам совершал? Уж извини, почему-то у меня не получается проявлять сочувствие. То, что с ним делали сейчас, даже на мизерную долю не искупает того, что он причинял другим. Хотя бы раз пусть почувствует себя жертвой, а не палачом, — жестко закончил Поттер.

Гермиона пыталась подавить эмоции.

— Я просто не могла так. Не могла каждый день видеть человека и вести себя с ним как с мусором. И не важно, что он совершал. Я бы не смогла никого морить голодом. И к тому же… ведь у него, кроме меня, никого нет.

— Кроме тебя у него никого нет? — раздельно повторил Рон. — А ты, — тихо проговорил, странно глядя на подругу, — а ты, значит, ты у него есть?

— Да, я у него есть, — с твердостью, удивившей даже ее саму, выкрикнула Гермиона.

— Отлично, — процедил Рон, — а мы не желаем видеть новую Беллатрису Лестрейндж среди нас.

— Жаль, что я не Беллатриса Лестрейндж, может, Круциатус и прочистил бы твои мозги, Рональд! Ведь их не хватает даже на то, чтобы понять такую простую вещь, что я не способна на издевательства, да, я выполняла порученную работу, но если Он — чудовище, то я не собираюсь ему уподобляться! Можешь творить свой самосуд прямо здесь, на кухне, где много благодарных слушателей, но я не в их числе.

Почувствовав, что сейчас заплачет, Гермиона вскочила из-за стола и бросилась вон.

Собственная комната встретила ее тишиной и холодом. Когда-то столь уютная, теперь она казалась пустынной и одинокой. Гермиона разожгла камин и рухнула в мягкое кресло под стрекот разгорающихся поленьев. За окном начинал накрапывать мелкий дождик.

Она всегда старалась видеть во всем рациональное зерно и была терпелива ко многому, поэтому редко ссорилась с кем-либо, скорее, наоборот, старалась мирить своих друзей и сглаживать острые углы. Она была буфером между вспыльчивостью Гарри и мнительностью Рона, помогала, подбадривала, а теперь сама оказалась в опале.

«Не желают видеть новую Беллатрису Лестрейндж… Но она проиграла, а я победила и смогу победить снова. Раз они обвиняют меня, пусть хотя бы это не будет напрасно…» Пара слезинок сорвалась с пушистых ресниц и высохла на щеках.

Гермиона, не мигая, смотрела на языки пламени и мысленно перебирала возможные варианты освобождения Лорда.

«Снотворное для авроров. Но как его подать? Разве что, как на втором курсе… Кребб и Гойл были тупицами… Напиток живой смерти? Слишком просто, его распознают колдомедики. Обезвредить авроров силой? Справлюсь ли я даже с двумя профессионалами? А ведь их будет больше. На моей стороне будет эффект неожиданности, но, чтобы отправить сигнал тревоги, нужно всего лишь мгновение, и у опытного аврора оно будет. Да и вывести Лорда из подвала не получится, на нем полно барьерных чар, которые так быстро не сломаешь… Но Он, наверное, сможет… Вот только что делать с чарами, наложенными на него самого? Сможет ли он обезвредить и их? Будет всего одна попытка, чтобы это узнать… За сколько прибывает оперотряд? Минута? Меньше. Но им надо будет ещё спуститься. Допустим, минута. Только минута с того момента, как оглушающее достигнет первого охранника. Надо открыть дверь камеры, на это не меньше десяти секунд, может, пять, если потренироваться на скорость. А дальше… А дальше все будет зависеть только от везения и способностей самого темного мага на свете, — размышляла Гермиона. — Если бы можно было узнать наверняка, какими чарами защищены подвалы… Хелен может знать, но выведать такое… разве что под сывороткой правды. Так не пойдет».

Девушка встала с кресла и несколько раз прошлась по комнате взад-вперед, нервно теребя в руках палочку. Ее аналитическому уму не нравилось ни одно из собственных предложений, хотя она понимала, что в таких случаях нельзя ничего знать наверняка и точно просчитать исходы невозможно. Это и есть стратегия. С другой стороны, она знала, как часто судьба оказывалась благосклонна к самым безумным затеям трёх закадычных школьных друзей. Удача помогает безрассудным. Но теперь с ней не было ее друзей, она была совершенно одна в своей затее, которую без исключения каждый признал бы безумной.

«Почему я вообще думаю об этом? Хочу помочь Лорду? Иду на поводу у своих собственных слабостей? Или делаю это назло остальным? Наверное, все вместе…»

Дождь пошел сильнее и теперь яростно барабанил по оконному стеклу, камин давно прогорел, а Гермиона все ходила взад и вперед по комнате.

Лишь когда небо на востоке стало светлеть, Гермиона забылась в кресле беспокойным сном. Даже в нем она снова и снова листала какие-то книги с древними рецептами заклинаний и зелий, стараясь найти то, что могло бы помочь ей спасти узника, но буквы скакали по страницам и не желали складываться в слова, сыпались черным песком неминуемо ускользающего времени.

А где-то в магическом Лондоне, в огромном зале типографии, среди стрекота сотни непрерывно печатающих зачарованных машинок, снующих прытких перьев, стопок чистых и испорченных пергаментов создавался новый сенсационный выпуск «Пророка». Лихорадочно дописывались последние строки, правились и сочинялись статьи, которые немедленно отправлялись в печать.

Этот специальный выпуск новостей обещал небывалую прибыль и славу. Несмотря на то, что журналистам совсем недавно стало известно об «еще одном пожирателе», кто мог не знать Темного Лорда? Так что было очень легко насобирать сотни леденящих душу историй в наикратчайшие сроки. Было решено направить служебных сов во все волшебные дома и семьи, дабы все без исключения узнали о том, что чудовище будут судить.

Гермиона не прочла ни вечерний, ни дневной «Пророк», ни специальный выпуск. Мимолетный взгляд на пестреющие словами «серийный убийца», «монстр» и «его уничтожение» передовицы отбил всякое желание читать дальше, и свежие, ещё пахнущие типографией номера один за другим отправились в камин.

Каждый день она приходила в судейскую залу. И каждый день был ужасен, чему способствовали не только истории людей о покалеченных судьбах, но также поведение Волдеморта, которое более уместно смотрелось бы на гулянке в баре, а не во время собственного низвержения. Вполне возможно, Лорда чем-то одурманили, потому что его настроение слишком сильно не соответствовало случаю. Он очень подробно и гордо признавал свои преступления и периодически свысока, издевательски посмеивался. Когда же полностью сломленный, заикающийся Рудольфус Лестрейндж рассказывал, как Темный Лорд пытал и линчевал своих последователей, то Волдеморт заметил с мерзкой усмешкой, что делал недостаточно, раз такие крысы остались в его рядах, и на будущее он учтет этот свой промах.

И все же каждый раз, когда он входил в залу, его алые, затуманенные глаза выискивали Гермиону. И пока ему их снова не завязывали, она приветливо улыбалась, стараясь подарить поддержку, чтобы он смог выдержать новый день. Могла ли сама Грейнджер выстоять — этот был уже другой вопрос. Взгляды, преследовавшие ее со второго дня процесса, явно свидетельствовали, что в ней видели молодую версию Беллатрисы. Копию мадам Лестрейндж, каким-то чудом избежавшую заслуженной кары.

Но Гермионе было все равно, она пообещала своему другу, что останется с ним и будет поддерживать до горького конца. И до этого конца оставалось совсем немного времени, и оно утекало, будто песок сквозь пальцы.

А потом… Гермиона не хотела присутствовать при оглашении приговора, не хотела видеть ликующую толпу, но, к сожалению, она всегда держала слово и сейчас не могла оставить Лорда одного. В судейском зале царило практически праздничное новогоднее настроение. Радостные, полные надежды и ожидания разрешения дела люди встретились, чтобы получить подарки… То есть услышать приговор.

Грейнджер хотелось отхлестать каждого из них по лицу.

Сегодня, в последний день процесса, должны были выступить всего двое. Профессор МакГонагалл, как многолетний участник Ордена Феникса, и, конечно, Гарри Поттер. Прежде всего Гарри. Сильнейшие поддержка и сочувствие, подаренные ему толпой, практически сломили Гермиону. Полная неприязни, она слушала догадки и повеления Дамблдора, переданные Гарри. Если бы Дамблдор сейчас был здесь и снова посылал бы Гарри на охоту за хоркруксами, она бы бросила ему в спину заклинание. Нет, она не имела права так думать. Дамблдор руководствовался общим благом. А по отношению к Тому Марволо Риддлу благосостояние общества было возможно только без самого Волдеморта. Гермиона понимала это, но не могла заставить себя принять.

Как и ожидалось, Лорд своим высоким, ясным голосом, без малейшего признака сожаления или волнения подтвердил все показания Гарри Поттера. Да, он хотел совершить все те вещи, которые повергали в шок и вызывали справедливое негодование у присутствующих. Он так легко и спокойно рассуждал о смерти Поттеров, будто ожидал, что его поддержат и посмеются над его «забавной оплошностью». Но никто не смеялся, вместо этого опрос свидетелей был объявлен оконченным и судьи удалились для принятия решения.

Сейчас зал был еще полнее, чем обычно. Абсолютно все места были заняты, так как сейчас снова многочисленные свидетели получили право занять свои места. К тому же в зал пригласили представителей нескольких газет, и теперь рядом с Ритой Скиттер, а точнее, на дополнительной скамеечке за ней, сидели вооруженные прыткопишущими перьями и записными книжками ведьмы и волшебницы.

Рита то и дело стреляла в них разъяренными взглядами, которые, обладай Скиттер способностями ими убивать, уже обратили бы в пепел всех конкурентов. Здесь и сейчас это была ее история. Ксенофилиус Лавгуд, в своей странной одежде напоминающий огромный банан, тоже присутствовал и трясущимися пальцами записывал впечатления. Луна сидела рядом с ним и будто не замечала ни Гермиону, ни Гарри, ни Рона. И отец, и дочь, по-видимому, мыслями были далеко отсюда, они заново переживали момент страха, испытанного ими, когда Луну увели пожиратели, чтобы отучить старшего Лавгуда писать поддерживающие Гарри Поттера статьи.

В какой-то момент Гермиона поймала направленный на нее взгляд Луны и заметила, как та болезненно поджала губы и опустила глаза на сцепленные перед собой руки. Откуда она узнала? Ее друзья разослали всем сов? Или все было настолько очевидно?

Ее друзья наверняка встретили Невилла, Луну и других в том клубе и обсудили ее работу, выболтали подробности, которых сейчас хватило, чтобы сложить два и два и сделать правильные выводы.

Невилл тоже присутствовал, он сидел рядом со своей бабушкой в отдалении нескольких рядов от Гермионы. И он тоже игнорировал ее. Бедный Невилл. Его несчастные родители, которых она так часто видела во время своих визитов к Хелен. Наверняка он не мог понять, как она могла сначала идти к ним, смотреть им в глаза, а потом спускаться к Лорду. Она и сама этого не понимала. Скрип тяжелой двери оборвал муки совести Грейнджер. Снова пустая середина круглого зала со стулом Волдеморта по центру заполнилась аврорами и судьями. Напряженные вздохи прокатились по залу. Гермиона внутренне сжалась. Ее ладони вспотели. Зал вокруг начал медленно вращаться. Мурашки поползли от ног выше, по бедрам, груди и рукам. Ее дыхание стало поверхностным и неровным, и ей пришлось приоткрыть рот, кислорода не хватало.

Авроры наслали на зал мощнейшие заглушающие чары, и весь зал теперь был похож на гигантский аквариум, в котором присутствующие, словно рыбы, беззвучно открывали рты. Окруженного стражами, связанного, с повязкой, закрывающей глаза, в зал ввели Лорда Волдеморта и провели к скамье. Там с его глаз сняли повязку, он должен был прямо смотреть в глаза своей судьбе.

Обвинитель и судьи поднялись. Какой-то радостный, победный огонек горел у них в глазах, впрочем, там читалась также неуверенность. Кингсли Шеклболт — верховный судья — стоял по центру переднего судейского ряда. Подняв вверх пергамент, он продемонстрировал его всем присутствующим. Постояв так короткое мгновение, он опустил его и пробежал глазами написанное. Уверенный кивок, короткий взгляд на подсудимого, а затем громким, магически усиленным голосом Кингсли заговорил:

— Во имя народа мы провозглашаем приговор. Том Марволо Риддл, вы признаетесь виновным по всем пунктам обвинения.

Если бы заклинание тишины отменили, зал наверняка бы просто взорвался, сейчас же Гермиона видела, что он весь словно бы начал светиться. Высокий чернокожий Кингсли глубоко вздохнул и провозгласил твердым голосом то, чего все присутствующие так ждали:

— В виду исключительной тяжести вины и неведомого до сих пор ужаса преступлений суд постановляет применить по отношению к вам наивысшую меру наказания. Том Марволо Риддл, вы приговариваетесь к смерти. Ваша казнь будет произведена завтра в двенадцать часов дня в комнате смерти. Заседание объявляется завершенным.

С ударом судейского молотка заклинание тишины потеряло свою силу и громкий, ликующий рев заполнил зал. Люди повскакивали со своих мест, смеялись и обнимались. Но Гермиона ничего этого уже не слышала. Не слышала, что кричали вокруг нее Гарри, Рон, Джинни и другие. Ее мысли занимал факт, что она забыла покормить змейку. На нее как-то резко обрушилось напряжение последних дней. Голова закружилась, сквозь полуприкрытые веки она еще видела, как Волдеморта обступили авроры и как он поднялся со своего места, а потом перед ее глазами все потемнело.

* * *

Боль, как и голоса, стала отчетливее. Она лежала на чем-то холодном и твердом. Гермиона собралась с силами и открыла глаза. Она находилась в женском туалете, она узнала умывальники и стены. Она медленно обвела взглядом помещение и закашлялась. Рон сидел перед ней на корточках.

— Что вы делаете в женском туалете? — как будто со стороны услышала Гермиона чужой голос и только через пару секунд осознала, что он — ее собственный. Гарри, Рон и Джинни окружили ее, с неловкими улыбками и беспокойством в глазах.

— С тобой все хорошо? — спросил Гарри, опускаясь на колени с другой стороны.

— Да, — солгала Гермиона, — помогите мне встать. У меня все еще немного кружится голова. Что случилось?

Трое ребят взяли ее за руки и поставили на ноги.

— Ты упала в обморок сразу после вынесения приговора. Было очень душно, людей собралась целая куча. И мы подумали, что лучше перенесем тебя сюда. Тут есть вода, — рассказала неуверенным голосом Джинни. Они все выглядели так, словно бы не знали, как им подступиться к Грейнджер.

— Между прочим, со мной говорил низкий толстоватый мужчина. Он представился мистером Симпсоном и сказал, что ты его знаешь. — Глаза Гарри неуверенно пытались поймать ее взгляд. Он был напряжен, судя по всему, существовало еще что-то, беспокоящее его. — Он сказал, что ты должна… можешь еще раз к нему прийти. Он как-то странно сказал, что ты поймешь, что вы обговаривали этот вопрос раньше, и еще что-то про то, что ты не пожалеешь… Так что ты можешь пойти к нему сегодня вечером, часов в восемь… Если хочешь… завтра они придут за ним в одиннадцать…

«Признания, — пронеслась в голове Гермионы быстрая мысль, — Волдеморт ведь так и не раскрыл место схрона. И теперь они хотят, чтобы я в последний раз попыталась разговорить его».

На душе было мерзко, слова Рона обрывками долетали до ее сознания.

— …Ты и правда собираешься пойти? Завтра все будет кончено. Твоя работа завершена, мы можем просто забыть и вместе отпраздновать.

Гарри чувствительно ткнул Рона локтем под ребра, но Уизли и сам уже заметил заблестевшие от подступающих слез глаза Грейнджер. Рон потер место удара и тихо проговорил:

— Ну, я имел в виду… Ты же понимаешь. Ну, праздновать, что все стало по-прежнему. Что мы можем вернуться к нормальной жизни.

— Я иду к нему сегодня, — упрямо прошипела Гермиона. — А праздновать можете сами. Я приду утром, когда… — тут она запнулась, понимая, что случится завтра утром, — когда вы закончите праздновать, — выговорила она вслух.

Ее друзья снова обменялись многозначительными взглядами, но потом кивнули.

— Тебя забрать утром?

Гермиона молча кивнула. А не все ли равно?

— И когда же? — с трудом выдавил Рон, грусть и наихудшие предположения явно были написаны на его лице.

— После одиннадцати, мне еще, возможно, нужно будет… все закончить.

Гермиона с трудом сохраняла хоть минимальный самоконтроль. И все же несколько слезинок собрались в уголках глаз. «Да, точно, завтра все будет кончено».

— Ты правда хочешь остаться с ним на всю ночь? — с испугом уточнила Джинни.

— Я должна, — Гермиона пыталась сохранить ясность мыслей, — но вы не переживайте, он просто сидит и… Он завтра будет казнен. Вы что, правда думаете, что именно сегодня… у него же было много дней и возможностей.

Было заметно, что ее слова не кажутся им убедительными.

— Завтра… все будет позади.

— Гермиона, я… — вдруг начал Гарри, — я тоже хочу с ним поговорить.

Все испуганно вздрогнули и с непониманием уставились на Поттера.

— Этот… человек знает больше о моем прошлом, чем кто-либо другой. Мы делили душу, а в последнее время у меня возникло столько мыслей, столько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, — поспешил пояснить Гарри. Он говорил быстро и на удивление высоким голосом. — Я прошу тебя, Гермиона, ты же пойдешь туда сегодня вечером. Я тоже хочу пойти под плащом-невидимкой. Просто дай нам один час, скажи, что что-то забыла. Мне действительно нужно, — было видно, как трудно ему даются слова, — действительно нужно прояснить некоторые вещи. Я не создам неприятностей, но я чувствую, что сойду с ума, если не пойду.

В помещении воцарилось молчание, и даже было слышно тихое капание протекающего крана. Тысячи мыслей пронеслись в голове Гермионы, слишком много, чтобы она могла сконцентрироваться хотя бы на одной, а потому она просто кивнула.

— Хорошо, значит, нам позволено прийти в восемь вечера. Тогда давай встретимся за несколько минут до этого времени перед Больницей.

Глаза Грейнджер затуманились при мысли о предстоящей ночи. Что подумает ее подопечный, ее наставник, приговоренный к смерти друг, когда в последние оставшиеся ему часы она приведет к нему Гарри Поттера?

— Пожалуйста, пообещай мне, что будешь вести себя прилично. Прошу тебя, как бы его ни ненавидел — завтра его казнят, не делай еще хуже.

Не имело значения, как наивно и глупо это прозвучало, Гермиона должна была сказать это, защитить своего… кем бы он ей ни был. Впрочем, никто и не думал смеяться или кривиться.

— Конечно, Гермиона, — облегченно согласился Гарри и поспешил успокоить ее: — Я только задам несколько вопросов, а потом уйду, не переживай.

Слезы снова затуманили глаза Грейнджер, она не хотелось ничего говорить, она мечтала лишь оказаться дома, попытаться успокоиться и дождаться вечера. И когда они шли сквозь ликующую толпу, Гермиона ненавидела каждого из веселящихся людей, ненавидела, потому что понимала.

Тяжелая дверь отворилась, и Гермиона неспешно вошла в камеру, слабо освещенную серебряным светом луны. Она специально шла так медленно, не желая, чтобы авроры заметили Гарри, который неслышно проскользнул в мантии-невидимке за ней следом.

Даже при солнечном свете помещение создавало гнетущее впечатление, но сейчас, ночью, камера больше всего напоминала темный склеп или чулан. Холодное, нежилое помещение, куда убирают ненужные вещи, о которых хотят забыть.

Волдеморт, одетый в черную длинную мантию, стоял спиной к двери, сцепив за спиной руки. Он не отрываясь смотрел в зарешеченное окно под потолком. Дверь тихо захлопнулась за вошедшими, и Лорд, словно вынырнув из состояния транса, обернулся.

— Ты пришла. Я ждал тебя и уже начал думать, что… А впрочем, не важно. Главное, ты здесь, — выдохнул Лорд. Его бледная кожа матово светилась в полумраке. На его обычно безэмоциональном лице промелькнула вспышка искренней радости. И хотя Грейнджер не могла четко разглядеть его лица, она готова была поручиться, что он ей улыбается.

— Я ведь обещала, что приду, — улыбнулась в ответ Гермиона. Наверняка он уже начинал опасаться, что она оставит его одного.

С небольшим недоумением Лорд заметил, что девушка все еще стояла у двери и сохраняла дистанцию, не пытаясь подойти к нему. Он сам сделал пару шагов навстречу и протянул руку, видимо, желая притянуть ее к себе. Гермиона чувствовала себя какой-то ужасно маленькой и потерянной сейчас, когда он смотрел на нее и будто ожидал, чтобы она сказала что-то поддерживающее. Внезапно ей стало болезненно ясно, что Гарри стоит рядом и является свидетелем этого короткого интимного момента между ней и своим врагом. Она не могла видеть Поттера, и все же ее взгляд метнулся назад, а затем она заметила, как с Гарри слетает плащ и он словно бы из ниоткуда материализуется в воздухе.

Тело Лорда мгновенно закаменело, и он резко втянул воздух. Черты его лица, мгновение назад бывшие почти мягкими, ожесточились. Теплый свет в глазах сменился привычным расчетливым блеском тлеющих алых угольков.

— Поттер, — мягко прошипел Лорд, и странная безрадостная улыбка зазмеилась по его тонким губам, — а я все думал, придет ли Мальчик, Который Выжил.

В комнате словно похолодало на несколько градусов. Оба мужчины напряженно застыли друг напротив друга, прожигая оппонента неотрывным взглядом.

— Я хочу поговорить с тобой, — твердым, неожиданно уверенным голосом сказал Гарри.

Наверное, Волдеморт воспринял приход Поттера как предательство с ее стороны. Ведь он на краткое мгновение, когда она вошла, позволил своим эмоциям проявиться, и это увидел его злейший враг. Гермиона вышла из ступора и сделала шаг к Лорду. Ее каблуки громко простучали по каменному полу. Впрочем, глаза Лорда неотрывно, с холодной расчетливостью и ненавистью глядели лишь на Гарри. Ее присутствия он словно бы уже и не замечал.

«Наверняка он думает, что Гарри пришел поглумиться», — пронеслась в голове Гермионы озабоченная мысль.

— Он всего лишь хотел с тобой поговорить, он не задержится надолго, — попыталась объяснить Гермиона. — А потом у нас, — она бросила нервный взгляд на Гарри, — у нас будет целая ночь впереди, и мы сможем поговорить… наедине.

Ее рука мягко коснулась его плеча и погладила гладкую черную ткань плаща. Она придвинулась еще немного ближе, и вот уже их тела практически соприкасались, когда она положила вторую руку на его живот. Волдеморт все так же, подобно мраморной статуе, без движения смотрел поверх ее головы.

Обняв Лорда за талию и склонив голову, она, прижимаясь щекой к его груди, слушала биение его сердца.

— Он просто хочет прояснить некоторые моменты, касающиеся его родителей, а потом уйдет. Я ведь дала слово, что останусь с тобой. Я не уйду с ним, — мягко, практически нежно прошептала Гермиона ему на ухо. Лорд стоял напряженный, без движения, как во время их первого столкновения в Больнице.

Ничего в его позе не выдавало того факта, что он вообще заметил маленькое, нежно обнимающее его тело. Ее взгляд снова метнулся к Гарри, который с неприкрытым ужасом наблюдал за тем, как его лучшая подруга обнимает и, по-видимому, нашептывает всякие нежности его злейшему врагу, человеку, которого они еще недавно все вместе хотели уничтожить.

Впрочем, для Гермионы не имело значения, что он думает, ей либо не придется ничего объяснять, либо предстоят еще долгие годы, чтобы оправдываться. Но человеку, к которому она прижималась, завтра в это же время могли уже не понадобиться какие-либо слова утешения, ведь его должны были казнить. И это сейчас было гораздо важнее.

Поттер закусил губу, прикрыл на пару мгновений, скрывая внутреннюю борьбу, глаза и пытался, судя по всему, сделать вид, что его здесь нет, и проигнорировать сцену, разворачивающуюся прямо перед ним. Он многое понял, и рой мыслей взметнулся у него в голове, но у него ещё будет возможность обдумать их. А теперь время уходило, и ему важно было прояснить другие вопросы.

Набрав в грудь побольше воздуха, Гарри заговорил:

— Я здесь, потому что у меня есть вопросы. Ты определил течение всей моей жизни, ты знаешь определенные вещи о моем прошлом, о которых я не могу спросить никого другого из живущих на Земле. Я думаю, что ты мне задолжал. Но я всего лишь хочу пару ответов, а затем уйду. Сегодня, учитывая все обстоятельства… Все остальное не должно иметь значения. Только ответы, — произнес он просительно.

Волдеморт, высокий и худой, все так же сверху вниз прожигал взглядом стоящего напротив него Поттера, который, хотя и был гораздо меньше и младше него, тем не менее встречал взгляд Лорда уверенно и прямо.

А затем в положении мага что-то неуловимо изменилось, он расслабился, одна из висящих рук обвилась вокруг Гермионы, на которую он затем быстро взглянул. Впрочем, спустя мгновение снова его внимание было обращено на Гарри. К большой радости Гермионы, Лорд кивнул.

— Хорошо, я скажу тебе все, что ты захочешь услышать.

Гермиона облегченно выдохнула и высвободилась из — объятия? — своего… Друга? Пристыженная и со вспыхнувшим лицом, она нервно взглянула на Гарри и, подойдя к нему, слегка сжала его руку.

— Я вернусь через час, а потом ты уйдешь, и я останусь с Лордом до…

Гарри отдернул свою руку. Его передернуло, когда она назвала Волдеморта «Лордом». Что он должен был о ней подумать? Если бы она хотя бы знала, что ей самой следует о себе думать. Но она не могла портить Волдеморту оставшиеся мгновения утекавшего, словно песок сквозь пальцы, времени.

— И не забудь, пожалуйста, забрать меня завтра около одиннадцати, — напомнила Гермиона все еще выглядящему смущенным Поттеру, у которого даже слегка подрагивали губы, и Гарри кивнул.

Он медленно подошел к своему главному врагу. Волдеморт уже сел на один из двух стульев и снова уставился в окно. Поттеру же пришлось занять второй напротив. Гермиона не знала, как ей следует поступить, чтобы сгладить образовавшееся напряжение. Впрочем, Гарри повел себя удивительно хорошо. Он был смелым, но при этом не выказывал сейчас злобы и недружелюбия. Достав из кармана две бутылки сливочного пива, он открыл одну и протянул Риддлу, который после секундной заминки взял ее. Грейнджер знала, что Лорд ненавидит сливочное пиво, но теперь страх, пожирающий ее изнутри, немного отступил. Она могла теперь надеяться, что во время ее отсутствия между этими двумя не произойдет ничего особенно скверного. Аврорам она сказала, что приговоренный попросил особенный «прощальный обед». Возможно, она действительно принесет ему что-нибудь необычное, а когда принесет, он не откажется.

* * *

Спустя оговоренный час Гермиона вернулась, неся в руках издающие восхитительный аромат пакеты с жареными овощами, мясом, рисом и различными соусами. Дежурный предложил ей помочь нести пакеты, но она не хотела давать посторонним прикасаться к ним. Да, все вокруг теперь знали, что заключенный не лежит, скованный заклинаниями, на кровати, но сейчас там был еще и Гарри. Она должна была идти одна. Эта мысль вернула ее к самому началу. Каждый шаг давался мучительно тяжело, болезненные воспоминания в деталях проплывали перед глазами, когда она делала шаг внутрь.

Волдеморт сидел с отстраненным выражением лица, казалось, мысленно он был за много миль отсюда. Он не глядел Гарри вслед, впрочем, Поттер тоже не обернулся, уходя. Он просто встал, накинул мантию-невидимку и бесшумно, словно тень, проскользнул мимо Гермионы. Дверь захлопнулась за Гарри, и Лорд с Гермионой остались наедине. Возможно, в последний раз.

Грейнджер вымученно улыбнулась. Она подавила желание спросить у Лорда, что именно они обсуждали. Она видела, что ему не хотелось об этом говорить, и не стала давить. Какое-то время она неловко переминалась подле его стула, в то время как ее рука будто по собственному желанию легла на его плечо.

— О чем ты думаешь? — задала она вопрос, присаживаясь на стул, который до этого занимал Гарри.

— О многом. Том, что никогда не делал, и том, что желал бы никогда не совершать.

Волдеморт поднял голову и посмотрел словно бы сквозь Гермиону.

— Я никогда не курил. Впрочем, я и к алкоголю отношусь холодно, — сказал Лорд, кивая на опустевшие бутылки, которые принес Гарри, — когда планируешь, что тело должно жить вечно, нужно ведь заботиться о нем, не так ли? — он усмехнулся. — Хотя мне в любом случае это все не по душе.

Те маггловские книжки, которые ты мне приносила, оказались довольно занятными. Никогда бы не подумал. Впрочем, — не глядя на Гермиону, тихо продолжил Лорд, — я во многом ошибался.

Наконец, он обернулся к ней, и его голос зазвучал тверже и уверенней, хотя было заметно, что он сомневался, следует ли высказывать такие непривычные мысли.

— С начала процесса, впрочем, нет, раньше, наверное, с того момента, как ты рассказала мне о медсестре, я о многом успел передумать.

Его длинный, костлявый палец прикоснулся к виску, а голос превратился в шепот, такой, словно он собирался доверить Гермионе какую-то тайну.

— Теперь я вижу некоторые вещи в другом свете…

Гермиона не представляла, что ей следует на это ответить. Волдеморт признавал свои ошибки и сомнения? Она затаила дыхание.

— Знаешь, было названо так много случаев и моих… жертв. Люди, погибшие по моим распоряжениям. А ведь большинство из них мне были совершенно не знакомы, их жизни не казались мне важными тогда, а теперь я все думаю о том, было ли это так необходимо — уничтожить их? Хоть я и не страдаю забывчивостью, но их было слишком много. Раньше мне виделась только конечная цель, а ее цена казалась оправданной. Я просто совершал то, что, как мне казалось, приблизит ее. Насилие и страх были моими союзниками на кратчайшем пути к величию. Думаю, это стало главной ошибкой: я хотел получить всё и как можно быстрее. Получить во владение этот мир и сделать его совершеннее — вот то, к чему я шёл, не замечая, что уничтожаю то, за что борюсь.

Гермиона чувствовала, что она слушает сейчас нечто очень личное. Эти мысли было так непривычно слышать из уст самого темного волшебника ее времени. Лорд не издевался, сейчас он говорил откровенно, обнажал перед ней свои сомнения и, возможно, раскаяние?

— Знаешь, иногда я слышу голоса и вижу лица, — его голос звучал пусто и ломко.

— Голоса? — удивленно переспросила Гермиона.

— Да, голоса. И это не галлюцинации. Когда я пытаюсь вспомнить мертвых. Лица и голоса, мне сложно соотнести их с конкретными происшествиями, но, если я не могу вспомнить их, значит, необходимости уничтожать не было. Не так ли? Забавно, что все они мертвы, а мой главный враг только что пил со мной пиво, — невесело усмехнулся Лорд и глубоко вздохнул.

— Моей целью было построить лучший мир для волшебников. Я видел угрозу, исходящую от маглов. И при этом я шел по головам. Убивал тех, чьих наследников хотел защитить. И у них не будет потомков. — Волдеморт помолчал. — Сейчас я раз за разом думаю об этом. Меня ненавидели, а я позволял себя ненавидеть. Мне было плевать. Самым быстрым и окончательным решением всегда являлось уничтожение. Это было так просто. Но, возможно, я слишком привык, не искал других решений и путей. И я всегда желал власти. Строил ее на силе и страхе. А знаешь, что самое забавное во власти?

Гермиона качнула головой, впрочем, ответа и не требовалось.

— То, что ее всегда мало. И потому ты никогда не достигаешь цели. То же относится и к бессмертию. Ведь достигнуть его невозможно. Можно лишь вечно стремиться к нему. Моя жизнь определялась недостижимыми целями. И вот где я сейчас…

Лорд невесело хохотнул. Ножки стула Гермионы издали пронзительный скрип, когда она пододвинулась ближе к Лорду. Впрочем, Риддл, похоже, заметил ее только тогда, когда их колени соприкоснулись, а рука девушки сомкнулась поверх его.

— Думаю, там, за завесой, существуют целые поселения, заселенные по моей воле. Я не помню их и не могу счесть, но их много, очень много.

Задумчивый взгляд Лорда опустился на их переплетенные пальцы, и едва уловимая грустная улыбка проскользнула по его бледным губам. Большой палец чуть касаясь поглаживал запястье замершей девушки, легко скользя по ее коже, туда и обратно. Гермиона закусила губу. У нее в груди что-то сжалось и болезненно заныло.

— Как бы они все встретили меня? Ведь они должны меня ненавидеть. Не думаю, что меня ждёт там теплый приём.

Взгляд Лорда блуждал в пустоте, а его голос звучал необычно тихо.

— На их месте, я бы ненавидел.

— Это раскаяние? — осторожно спросила Гермиона.

Волдеморт передернул плечами.

— Все возможно.

Все эти мысли явно были для него в новинку, ему и самому сложно было в них разобраться.

— Знаешь, я рада, что ты думаешь об этом, — голос Грейнджер прозвучал хоть и надтреснуто, но в нем было облегчение.

Заточение и угроза неминуемой смерти изменили Лорда. Ярко-алые глаза больше не застилались злобой, тревогами и надменностью, в них поселилась тихая печаль. Ведь ими он созерцал не только собственное падение, но и руины мира, навсегда очаровавшего его однажды.

В этом осознании Гермиона видела и свои заслуги. Многонедельные труды не прошли даром. Пациент прозрел. А значит, лечение было выбрано верно и скоро выздоровевший покинет стены

лечебницы, но не для того, чтобы жить. Эти мысли терзали Гермиону, словно стая стервятников, сейчас ее бы действительно порадовало, если бы дальнейшая судьба ее пациента могла сложиться иначе.

— Что бы я ответил всем этим людям, если бы они спросили, почему я убил их? Почему не защитил собственных Пожирателей смерти после их долгих лет службы? Я всегда считал, что они знают, на что идут, но все же… Они умирали. Все они. А я думал лишь о том, что это и есть цена любой власти, что только я могу жить вечно, — тихо продолжал рассуждать Лорд.

Картина, разворачивающаяся перед глазами Гермионы, заставила уголки ее глаз защипать. Она вспомнила существо, виденное в воспоминаниях Гарри, дрожащее и измученное. Грейнджер опустилась на колени перед магом и обхватила его лицо ладонями, чтобы потом притянуть к себе.

— Когда ты увидишь их, то можешь просто извиниться, — тихо предложила она.

— И ты веришь, будто они меня выслушают?

— Если это будет исходить от чистого сердца, то да.

— За гранью… Ведь там должна быть и моя мать. Впрочем, вряд ли бы она захотела иметь со мной хоть что-то общее. Зная все, что я совершал.

Волдеморт поднялся и прошел к окну.

— Знаю, что многие считали, будто бы единственным, кого я когда-либо боялся, был Дамблдор, — задумчиво проговорил он. —  Возможно, в этом есть крупица истины. Я никогда не боялся его способностей. Но он знал меня. Знал, когда я был маленьким и слабым. Мальчишкой, которого можно было запугать горящим шкафом… — Лорд помолчал, а затем продолжил: — И он не перестал быть символом всего слабого и человеческого во мне, одним своим видом напоминая о бессилии, нищете и серых днях моего далёкого прошлого. У меня не было возможностей, которыми обладали мои сверстники в Хогвартсе, не было ничего, что ценилось бы ими, и я не мог не стыдиться своего положения. Однако, у меня в избытке было нечто, чего не было у них — амбициозность и любопытство. Ведь в одночасье передо мной раскрылся целый новый мир, я словно вытянул счастливый билет, получил шанс на новую жизнь и поклялся себе, что в ней все будет иначе и ничего более не будет напоминать мне о том, кем я был раньше. Так и случилось. И лишь Дамблдор продолжал усмехаться. Он смотрел на меня, и в отражении его голубых глаз за очками-половинками я снова видел себя слабым.

— А знаешь, что я думаю? Я думаю, что все, что говорил о тебе Дамблдор — чушь. То, что ты не способен ни на что хорошее, не способен любить. И ты очень ошибаешься, когда говоришь, что тебя все либо боятся, либо ненавидят.

Гермиона встала и подошла к нему. Наверняка то, что она осталась с ним несмотря ни на что, не покинула его, служило огромной поддержкой.

— Уверена, что твоя мать будет рада увидеть своего сына, несмотря ни на что. И… Я тебя не ненавижу, и ты это знаешь.

Волдеморт тихо улыбнулся. В его улыбке на этот раз не было ничего язвительного. Тонкие длинные пальцы медленно погладили ее по щеке.

— Ты была ко мне очень добра, Гермиона, относилась лучше, чем я когда-либо относился к другим. Спасибо.

Его руки скользнули по талии девушки, и он притянул ее к себе. Гермиона всхлипнула. Это был первый раз, когда Лорд назвал ее по имени, раньше он всегда вел себя так, словно даже не знает его. «Время уходит, — внезапно поняла она, — сейчас или никогда, и будь что будет».

— Знаешь, я… много думала в последнее время. Может, нам попытаться что-нибудь сделать…

— О чем ты? — рассеянно переспросил маг.

Гермиона вдохнула поглубже и выпалила:

— Я имею в виду, что я думала о том, как можно вытащить тебя отсюда.

Волдеморт взглянул с удивлением, а потом его тонкие губы скривились в едва заметной ухмылке.

— И что же ты надумала?

— Я хотела заставить Малфоя помочь с организацией побега, но этот трус… — Гермиона яростно стиснула кулаки, — на него нельзя было рассчитывать.

Гермиона принялась рассказывать все свои идеи организации побега, неотрывно следя за реакцией волшебника и надеясь увидеть в нем одобрение или поддержку, но если ее слова и взволновали его, то он не подал вида и оставался так же безучастен, как и прежде.

— Конечно, я тоже думал о… различных вариантах, но твоих сил будет недостаточно, чтобы сломать защиту камеры, а магические экраны не дадут мне сделать это отсюда, к тому же ты даже представить себе не можешь, сколько маяков на меня навесили. Любая попытка окончится провалом. Ты удивлена? Ты полагала, что они не рассчитали тот факт, что я смогу однажды уговорить тебя одолжить мне палочку? Даже если бы я убил тебя и завладел оружием, нет смысла пытаться выйти отсюда без серьезной поддержки извне. Твоя жизнь ничего не стоит по сравнению с моей, видишь, как меня охраняют, — усмехнулся маг.

— Но… если тебе не нужно будет сбегать? Я приготовила зелье «живой смерти», один глоток — и ты уснешь. Этот сон будет неотличим от смерти, все подумают, что ты мертв… — Гермиона уже и сама понимала, насколько глупо это все звучит.

— Неужели ты полагаешь, будто меня будут проверять какие-то профаны? Что они не учли абсолютно всех вариантов?

— Но хотя бы что-то должно быть. Хоть что-то, пожалуйста, — как мантру повторяла девушка.

— Разве тебе так надоела твоя жизнь? Ах, да, это весьма распространенная особенность гриффиндорцев, спасать всех сирых и убогих, — едко оборвал ее Лорд, но потом произнес уже гораздо мягче:

— Чему суждено случиться, Гермиона, того не миновать.

— Ты ничего не сможешь изменить. Все уже предрешено. — Он задумчиво смотрел вдаль.

Большие бледные ладони обхватили ее покрасневшее от слез лицо, и длинные пальцы нежно стерли соленые дорожки. Кто должен был кого утешать? Почему даже сейчас ожидающий казни Том Риддл утешал ее? Почему он опять проявлял силу и стойкость, хотя это именно его, а не ее должны были завтра лишить жизни.

— Пообещай, что все будет хорошо, — всхлипнула она.

— Обещаю, — просто ответил мужчина. Он лгал. Ничего уже не могло быть хорошо. Он умрет, и все, в чем она боялась себе признаться, умрет вместе с ним.

«Ты будешь жить дальше, — не раз звучали в ее ушах много дней спустя тихие слова, когда она глядела в окно на проносящиеся хлопья облаков. — Забудешь меня, вернешься к своим друзьям».

— Все станет на свои места.

Гермиона плакала, прижавшись щекой к его груди. А потом в какой-то момент оказавшиеся на удивление мягкими губы коснулись ее век, на пару мгновений задержались, давая ей возможность оттолкнуть его. Гермиона втянула воздух и подняла лицо. Сейчас уже ничто не имело значения. Его прохладные губы, одновременно обжигающие и леденящие, мягко коснулись ее, губы девушки невольно приглашающе приоткрылись, пропуская внутрь.

Этот поцелуй послужил тем самым спусковым крючком, пославшим все остатки самоконтроля в бездну. Не было стыда или неловкости, все вокруг, кроме его ласк — то нежных, словно перышко, то жестких и даже болезненных — будто бы исчезло, стало неважным. Остались только они вдвоем с Лордом.

Все остальное запомнилось ей урывками. Его пальцы и губы на ее теле, бессвязный шепот, волны боли и наслаждения, прокатывающиеся по телу и смешивающиеся в одну чистую эйфорию, заставляющие тело выгибаться дугой и желать большего, пронизывающего все ее естество.

Это чувство… Гермиона не раз читала о нем, но никогда не думала, что испытает его с Лордом Волдемортом. В этих мгновениях разделенной любви содержались и взлеты, и падения, и абсолютная власть, и рабская покорность. Это невозможно было правильно описать словами, это нужно было пережить.

Позже Гермиона лежала в кольце рук ее пленника, противника, друга, наставника… ее любимого, и, слушая биение сильного сердца под щекой, она знала, что никогда и никому не расскажет о том, что произошло между ней и Темным Лордом этой ночью.

Следующее утро выдалось холодным и влажным, но дождь так и не пошел. Когда они проснулись, часы показывали уже десять. Гермиона не могла поверить, что через час за Волдемортом придут. Впрочем, какая, собственно, разница? Все уже было сказано и все кончено, а потому она села на постель и стала наблюдать, как Волдеморт умывался и одевался. Сама Гермиона не желала позволять воде смывать с себя Его запах, которым, казалось, была пропитана насквозь. Она хотела сохранить частички напоминаний об этой ночи как можно дольше. Хотя бы до вечера.

Волдеморту выдали новую черную мантию, вероятно, ту, которая была на нем в день Битвы. Сейчас ему вернули ее. Какая ирония судьбы! Он уйдет так же, как и пришел. В сумочке Гермионы лежала пара бутылочек сока, которые она выпила, не ощутив вкуса.

— Я знаю о твоем задании, — вдруг послышался шелестящий голос Лорд.

— Что? — тупо переспросила Гермиона. «Какое еще задание?» Всегда прилежно обрабатывающий информацию разум сейчас не желал сбрасывать тягучее, словно патока, оцепенение.

— Тайник, — терпеливо, словно обращаясь к слабому умом человеку, разъяснил Лорд. — Тебя ведь подослали именно для этого. Что ж, можешь передать, что ты с блеском выполнила задание. Вот инструкция.

Он протянул ей листок, вырванный из какой-то книги, с его мелким витиеватым почерком.

— Я… нет. Нет, — решительно возразила девушка. Она не могла позволить испортить последние мгновения недоверием.

— Брось, — смягчился Лорд. — Что, разве не хочешь получить доступ к реликвиям? Я собрал недурную коллекцию. Там ведь есть и редкие экземпляры книг. Впрочем, я бы не рекомендовал притрагиваться к ним.

Лорд всунул листок в холодные пальчики девушки, и она не глядя сунула его в карман.

Гермиона подошла к нему, и их взгляды встретились. Вот и настал час прощаться. Если немного запрокинуть голову и присмотреться, то можно было заметить, как двигалось выпирающее адамово яблоко Лорда. И голубые венки, просвечивающие через мраморную кожу. Она была так близко, что даже ощущала легкое тепло, излучаемое его кожей. Его запах заполнял ее легкие. Да, таким она и запомнит его навсегда, даже если когда-то захочет изгнать этот образ из памяти.

Человек может многое позабыть: имена, слова, поступки… Все это изгладится из памяти, подернувшись пеленой времени. Но не то, что она чувствовала сейчас. Тепло его тела, гладкую черную материю мантии, его запах и запах мыла. Это никогда не исчезнет, не сотрется. Даже спустя многие десятилетия, возможно, столетия, запах мыла будет напоминать ей о нем, о его больших белых ладонях, снова и снова она будет прокручивать в памяти эти моменты, неизгладимо запечатленные в ее душе. Гермиона сглотнула и заставила себя сбросить оцепенение и вернуться к реальности. Слезы щипали ее глаза, но ей нельзя было плакать. Она не имела права взваливать на него еще и это.

— Время прощаться, — тихо заметил Лорд, мягко отстраняя ее от себя. — И спасибо.

Гермиона кивнула. Комок в горле стал еще плотнее. Она попыталась сглотнуть его, но у нее ничего не вышло. Их руки все еще соприкасались. Подняв голову, она всмотрелась в его спокойное лицо, пытаясь запомнить каждую мельчайшую подробность.

— Все будет хорошо, не нужно бояться. Это не продлится долго. Все произойдет быстрее, чем в прошлый раз. И когда ты… — она сглотнула, — будешь там, с другой стороны, думай обо мне. — Гермиона закусила губу, подавляя всхлип. — До нашей встречи, хорошо?

Его дыхание щекотало кожу, потом он слегка усмехнулся, чтобы затем молча кивнуть.

— Разумеется. Мы точно еще увидимся. И… ты ведь будешь помнить, не так ли? Между нами ведь было… не только плохое?

Гермиона кивнула.

Две руки, словно теплое мягкое одеяло, обняли за плечи и притянули ближе. И, прижавшаяся к высокому костлявому телу Волдеморта, Гермиона на краткие мгновения ощутила полную защищенность.

А потом мягко, но решительно Волдеморт отстранил ее. Его губы сложились в безрадостную улыбку, а спустя несколько мгновений дверь отворились, впуская внутрь авроров.

Среди них были и те, кто вчера стоял на страже перед дверью. Это порадовало Гермиону: ей не хотелось ничего объяснять.

— На выход!

В комнате сейчас находилось восемь авроров, все с поднятыми палочками, впрочем, по их виду можно было заключить, что они не пылали желанием развязывать драку. Как и Лорд. Он просто безмолвно стоял, а затем кивнул. Стражники выглядели серьезными и сосредоточенными, исполнение приговора не приносило им радости. Они просто выполняли свою работу.

Он не обернулся к ней. Она, до боли закусив губу, наблюдала, как он прошел к выходу, окруженный аврорами. А потом… его просто вывели из комнаты. Том Марволо Риддл покинул свою темницу.

Гермиона стояла, словно вкопанная, и смотрела на дверь, не решаясь пошевелиться. Она не хотела подходить к двери, ведь если бы она приблизилась, то, возможно, услышала бы его шаги в отдалении. Возможно, она увидела бы его плащ, и тогда ничто не смогло бы удержать ее, она побежала бы за ним, вцепилась так, чтобы никакая сила не смогла разъединить их. А так она смогла отпустить его.

Она вспомнила о том, что ее палочка все еще при ней, и занялась уборкой. Механические действия. Главное — не думать. Снять простыни. Затем наволочки. Когда она прикоснулась к ним, они все еще хранили его запах. Было ли это лишь ее воображение, или она действительно еще чувствовала его тепло? Гермиона на автомате закончила приводить камеру в первозданный вид, стирая всякие следы пребывания здесь необычного узника. И его она тоже ненавидела. Как он посмел? Посмел стать ей таким близким, чтобы затем просто развернуться и бросить? Если бы он сейчас был рядом, она бы врезала ему. А затем… позвала с собой или сама последовала за ним. Не важно куда. Главное, с ним. Она могла бы ненавидеть его, только бы он был рядом.

В душе Гермионы ярким пламенем полыхала ярость, она ненавидела Шеклболта, Мафальду Хопкинс, авроров, которые забрали Его. И все же больше всего она ненавидела саму себя. За то, что позволила им увести его. Она не справилась. Гермиона до крови закусила губу, пытаясь физической болью заглушить душевную. Если ей удастся питать свою злость, возможно, у нее получится не разрыдаться. Она не позволит им насладиться ее болью. Хелен, эта сумасшедшая, которая так его ненавидела, профессор Симпсон, так желавший прибрать к рукам собранные Волдемортом и Пожирателями артефакты… Он наверняка стоял сейчас наверху и поглядывал на часы, гадая, удалось ли подосланной грязнокровке выполнить возложенную на нее миссию. Жаждущий власти Шеклболт.

Её взгляд скользнул по висящим над кроватью часам. Ей нужно было идти, друзья наверняка уже заждались ее.

Когда все оставшиеся вещи были погружены на тележку, Гермиона наконец обратила внимание, что дверь все это время была открыта. Первым рефлекторным порывом было кинуться и закрыть ее, но Гермиона одернула себя. Какой смысл было запирать дверь камеры теперь? Раньше она отделяла Лорда Волдеморта — персонифицированное зло вселенского масштаба — от остального мира, теперь же его здесь не было.

Вместо того, чтобы выйти, она снова вернулась к кровати и присела на её краешек, чтобы затем повалиться на матрас. И хотя её душа рвалась на части, глаза оставались сухими, даже когда она в последний раз, прощаясь, провела по больничном матрасу пальцами. Матрасу, на который он никогда больше не ляжет.

Не оставляя себе времени додумать мысль до конца, Гермиона шагнула к двери. В камере было невозможно дышать, воздух казался тяжелым и душным, ей не хватало кислорода. На какое-то мгновение у нее потемнело перед глазами, но она справилась с подступившей дурнотой. Как будто в трансе она прошла по коридору, по которому всего несколько минут назад проводили Его. Не говоря ни слова, Гермиона сдала палочку и забрала свою. Так ни разу и не обернувшись, она покинула Больницу. Больше никогда она бы не переступила по своей воле порог этого здания. Уходя, она видела доктора Симпсона и Хелен, стоящих рядом и что-то тихо обсуждающих. Но сейчас она не хотела говорить ни с кем из них. Вероятно, позже ей придется отчитываться, но это будет не сегодня…

Снаружи за дверью ее уже ждали Гарри, Рон и Джинни. Молча они вчетвером побрели прочь. Гарри и Рон в защитных жестах обняли ее с двух сторон. Они не понимали в этот момент ее чувства, но все же поддерживали. А, может, они догадывались о чувствах, обуревающих ее душу. Гарри выглядел непривычно задумчивым. После вчерашнего разговора с Лордом он был молчаливым и погруженным в себя.

Должно быть, они многое обсудили с Волдемортом. Многое, что теперь нужно было обдумать и переварить. Но Гарри не выказывал триумфа, скорее наоборот, был подавленным, и за это Гермиона была ему очень благодарна. Сегодня вечером, когда все будет кончено, она спросит Гарри, о чем они говорили вчера.

Они вчетвером зашли в маггловский супермаркет. Гарри с Джинни пригласили их с Роном к себе на площадь Гриммо, и сейчас они хотели купить продукты. Когда они стояли возле кассы, начали бить часы.

Гермиона затуманенно глядела на циферблат. Пробило ровно двенадцать ударов. И вот, в толпе, Гермиона осела на пол и разрыдалась.

* * *

Они все же собрались не на площади Гриммо, а в Норе. Четверо друзей сидели в парке и следили за гномами, возящимися в кустах. Так же, как делали в день, когда она еще не пошла на работу в Больницу.

— О чем вы говорили вчера вечером? — Гермиона не могла не задать этот вопрос, ей необходимо было знать.

Гарри неловко заерзал на скамейке, но все же заговорил, хотя его голос звучал так, будто парень разом состарился на много десятков лет:

— О многом. Я спрашивал о моем прошлом, моих родителях и о том, почему, услышав пророчество, он выбрал именно их. Сомневался ли он, когда шел убить меня. О его планах и о том, что он знал об Ордене. А также о том, что он знал о Дамблдоре. Мне кажется, в какой-то мере он действительно восхищался им. И еще он рассказал мне, как умерли мои родители… — Гарри остановился, чтобы смочить горло. Впрочем, возможно, это был лишь предлог, чтобы сделать паузу. Джинни, желая утешить, приобняла Поттера и склонила голову на его плечо.

— Он отвечал очень подробно и по делу, — спустя несколько секунд продолжил он. — Мы говорили о времени после его возрождения. Думаю, это было интересно для нас обоих. И он тоже задавал вопросы. Он желал узнать, что мы с Дамблдором раскопали из его прошлого. Воспоминания, которые мы видели. И еще про его мать — Меропу. И еще он расспрашивал о том, что я видел в междумирье.

Гермиона всхлипнула. Рон погладил ее по спине. Они молчали, скорее всего, все сейчас вспомнили другое время, когда они стремились уничтожить все до единого хоркруксы Лорда Волдеморта, а затем убить его самого.

— И еще он спросил о Сириусе.

— Что?

Гарри, слегка покрасневший, опустил взгляд и бесцветным тоном продолжил:

— Сириус ведь тоже прошел сквозь Арку. И Риддл спрашивал, выглядел ли мой крестный так, будто это причиняло ему страдания. Я ответил отрицательно. Ведь Сириус и правда выглядел мирно. Думаю, это вселило в Тома уверенность.

Гермиона высморкалась. Ей было все равно, понимают ли ее траур ее друзья, неважно, насколько иррациональным могло им показаться ее горе. И все же, наверное, друзей лучше нельзя было и желать, потому что никто не упрекнул ее.

— И он сказал мне еще кое-что перед тем, как я ушел, — задумчиво добавил Гарри. Поттер говорил, словно столетний старик, пытающийся на закате своих дней подвести итог прожитых лет. — Он попросил быть с тобой поласковей. А еще сказал, что нам не следует стремиться стать чем-то особенным и позволять чему-либо завладеть собой. Он и Дамблдор были особенными, но это не принесло им счастья, скорее наоборот.

Гермиона снова думала о том, каким он был, что говорил. Забыла ли она сказать ему что-то важное? Впрочем, возможно, в некоторых случаях слова не играют никакой роли. Она знала, чем они были друг для друга. И это было знание, значившее гораздо больше каких-либо пафосных слов. И в глубине души она была твердо убеждена, что Волдеморт не будет иметь ничего общего с тем несчастным, страдающим существом, которое Гарри видел на Кингс-Кроссе. Он был сильным, гораздо сильнее, чем она даже могла себе представить.

Гермиона нащупала в кармане небольшой клочок бумаги, присланный ей по почте. Она получила его около часа назад. Оповещение из Министерства. Возможно, она выбросит его, но сейчас ей было необходимо перечитать его снова, чтобы поверить в холодные слова, написанные там.

Том Марволо Риддл сегодня, 28 ноября 1998 года в 12 часов по лондонскому времени, был казнен в соответствии с судебным приговором в камере смерти Министерства магии. Смерть наступила мгновенно.

По щекам Гермионы бежали горячие слезы. Она позволила ему умереть. Она сдалась. Она потерпела неудачу.

Девушка стоит в камере смерти Отдела тайн. Она медленно ступает вдоль арки, прислушиваясь к тихому шепоту, доносящемуся с другой стороны занавеси. Она подходит очень близко, и, чтобы дотронуться, ей стоит лишь протянуть руку, но это бы означало верную смерть. Она колеблется…

Вообще-то, ей не следовало приходить сюда. Здесь запрещено находиться без сопровождающего, но сейчас два часа после полуночи, и никто не должен заметить непрошенную гостью.

Девушка в камере извлекает из кармана плаща пергаментный лист. Грустная, задумчивая улыбка появляется на ее губах, в то время как ее взгляд перебегает со строчки на строчку.

* * *

Мой дорогой Том!

Вот уже три месяца, как тебя нет рядом, а я все не могу прекратить думать о тебе. Мне бы хотелось настолько многое тебе сказать, задать вопросы, на которые никто, кроме тебя, не знает ответов, увидеть тебя снова. Наверное, занавесь очень плотна, раз ты не приходишь ко мне даже во сне.

Поэтому я пишу тебе в надежде, что ты это прочтешь. Гарри как-то говорил, что ничего не исчезает и выбор есть даже после…

Я поначалу хотела избавиться от твоих вещей, но потом похоронила их в Запретном лесу. Думаю, тебе понравилась бы эта поляна, находящаяся так близко от Хогвартса. К тому же теперь у меня появилось место, куда я могу приходить.

К твоим вещам я добавила свою фотографию, несколько книг и мобильник. Это на тот случай, если тебе опять придет в голову идея о недостойности маглов и маглорожденных. Возможно, все эти вещи попадут к тебе, и тогда ты сможешь распаковать их, думая обо мне, и вспомнить, что магловский мир имеет свои хорошие стороны. Сейчас я понимаю, как много вещей мне бы хотелось открыть с тобой и показать тебе. Хоть ты и был бы против. А ещё я думаю, что в моей жизни не было учителя лучше тебя. И не только в больничной камере, а намного раньше, как только мне довелось попасть в этот мир. Я никогда бы не достигла таких успехов в магии, если бы не знала, что здесь мне придётся бороться, чтобы доказать окружающим, себе, а потом и тебе, что слово «грязнокровка» — лишь старый предрассудок, а я — настоящая волшебница.

Я хотела бы сказать тебе еще раз, но не могу, поэтому напишу: спасибо, я очень благодарна за все, чему ты меня научил.

А у нас все по-прежнему. Драко Малфой стал очень милым по отношению ко мне, и не только ко мне одной, а и к Гарри, Рону и даже Хагриду. На самом деле, он теперь со всеми ведет себя вежливо, когда я нахожусь поблизости. Впрочем, в том, что он как всегда проиграл Гарри в квиддич, нет моей вины.

На прошлой неделе я встретила Люциуса. Был школьный праздник, и Люциус пришел. Он спрашивал о тебе и о том, что… что ты говорил перед тем, как тебя забрали. Разумеется, я не стала рассказывать ему всего. Сказала лишь, что ты был рад, что его не приговорили. Он был как обычно заносчивым и все еще ненавидит грязнокровок, но со мной в этот раз держал себя вполне мирно и даже улыбнулся на прощание. Видимо, его успокоили мои слова.

Из Больницы я получила письмо с просьбой встретиться и поговорить. Но им не улыбнулась удача, я сожгла твою записку не прочитав, поэтому твои тайны останутся с тобой. Я также отказалась давать интервью Рите Скиттер и теперь жду её мести и лживой статьи. Хотя едва ли даже ее богатая фантазия осмелится приблизиться к истине. Может быть, я когда-нибудь расскажу о тебе друзьям. Когда-нибудь, но это время еще не настало и вряд ли наступит в ближайшие годы.

Агату я забрала с собой в Хогвартс. Конечно, поначалу были проблемы — ведь это не самый обычный питомец, но потом всё разрешилось. Мне кажется, она тоже скучает по тебе…

Я все думаю о том, чтобы спрыгнуть с Астрономической башни. И не-е-ет, даже не надейся на скорую встречу, у меня уже получаются полеты. Правда, я еще мало тренировалась. Сначала я пару раз спрыгивала со стула и стола, потом — с крыши домика Хагрида. Кажется, это выглядело очень забавно со стороны. И все же, сколько еще человек способны на такое? С Гарри, Роном и остальными отношения наладились. Поначалу было напряжение и какая-то неловкость, но теперь практически все вернулось на круги своя.

Впрочем, довольно обо мне. У меня остались вопросы к тебе.

Как долго ты подбирал анаграмму для своего имени? И какие ещё у тебя получились? Я немного поиграла с буквами твоего реального имени, но большинство вариантов получились смешными.

Ты ведь наследник Слизерина. А цвет этого факультета — зеленый, не так ли? Почему же тогда плащи Пожирателей были черными? И не должны ли были тебя называть «Зеленым Лордом»? Ладно, сдаюсь, с таким набором ты бы производил явно более слабое впечатление.

Как тебе сейчас там, где ты? Надеюсь, у тебя все хорошо. Как твоя мать? Встреча с тобой наверняка доставила ей огромную радость. Передай ей от меня привет. Я бы хотела с ней познакомиться. Позже, конечно.

Как там Риддлы? Твоя последняя встреча с ними не сказать, чтобы прошла хорошо. Надеюсь, вам удалось все прояснить. Ты помирился со Снейпом? Я надеюсь на это. И Беллатриса все такая же истеричка? А Хвост?

Надеюсь, Дамблдор не сильно достает тебя нотациями. Хотя он и Гриндельвальд наверняка интересные собеседники. Ведь если задуматься, кто еще из волшебников имел уровень, хотя бы сравнимый с твоим… Я бы оставила старую вражду позади и собралась бы со всеми великими поговорить. Ты ведь умеешь вести умные речи, а потому… Почему не попробовать?

А, и еще один вопрос: это ты обучил Снейпа полетам? И если да, то как это происходило? Ты что, тоже поднимал Снейпа? Нет, даже не хочу себе это представлять. Тебя и со Снейпом в руках…

Нам будет о чем поговорить, когда мы встретимся. Я уже жду этого момента. Но теперь мне уже снова грустно. Когда я думаю, сколько времени это займет и как непросто мне дождаться. Как бы я хотела увидела твое бледное лицо, твои прохладные руки с тонкими костлявыми пальцами. Мне не хватает даже твоих нагоняющих на всех страх усмешек, хотя, если честно, у меня самой от них часто поднимались волосы на затылке. И мне не хватает наших разговоров. Но больше всего я скучаю по твоим прикосновениям. Я бы так хотела оказаться сейчас рядом с тобой, но знаю, что не имею на это права.

Если честно, мне не хватает всего тебя. Конечно, моим друзьям это не понравилось бы, но не все ли равно? Вы могли бы разделить меня. Хотя это глупо. Я просто хочу быть рядом с тобой.

Ладно, думаю, на сегодня достаточно. Но я обязательно напишу тебе еще.

Я думаю о тебе.

До встречи…

Твоя Гермиона.

P.S. Я поняла, что ты хотел мне сказать на прощание. Я тебя тоже.

P.S.S. На самом деле, «Альбус» — гораздо более дурацкое имя, чем «Том»

* * *

Гермиона склоняется к пергаменту, и ее темно-каштановые кудри касаются письма, когда она оставляет на нем невесомый поцелуй. Она складывает пергамент самолетиком, поднимает руку для броска и отправляет бумажную записку в полет за арку. Какую-то секунду самолетик, словно раздумывая, зависает перед занавеской, а затем его затягивает внутрь в туман. Гермиона Грейнджер еще раз приветственно машет рукой, а потом, все еще с мягкой улыбкой на губах, отворачивается и идет прочь.