Если долго считать рациональность благом, можно проглядеть прекрасное (гет)

Я проснулась уставшей, словно мне вдруг стукнуло лет девяносто, с желанием навсегда остаться в постели. Помечтав об этом несколько минут, я все же соскребла остатки себя с кровати и отправила в ванную.

Утро выдалось холодным, но хотя бы без дождя. По крайней мере, пока. Выходя из пикапа, я уронила ключи и наклонилась поднять их, но меня опередили бледные пальцы. Давно отвыкнув от его внезапных появлений, я рефлекторно отшатнулась в сторону, как старый невротик.

— Привет, — Каллен выглядел очень довольным произведенным эффектом.

Я протянула руку, и он опустил в нее мои ключи. Кинув их в карман, я обогнула его, направляясь к учебным корпусам.

— Сбегаешь? — Эдвард невозмутимо шел рядом.

— Выполняю твое желание — воздерживаюсь от общения с тобой.

— Я сказал, что для тебя будет лучше, если мы не будем дружить. Я не говорил, что я этого не хочу.

— Ах, вот оно что. Что ж ты сразу не сказал? Теперь мне все понятно.

Он недовольно поджал губы в ответ на мой сарказм, но не отстал, продолжая меня преследовать.

— Не ходи за мной, — никакого эффекта. — С чего ты вообще опять со мной разговариваешь?

— Я решил.

— Что ты решил?

— Теперь я делаю то, что хочу. И плевать на правила.

Что из этого я должна была понять? Специально он, что ли, говорит загадками?

— Может, ты болен?

— Я знаю, что ты сердишься. Я это заслужил, но знаешь, как говорят, признанная вина наполовину искуплена.

— Тогда тебе придется много чего признать.

— К счастью для меня, о большей части ты не знаешь, — он отвел взгляд, но когда снова посмотрел на меня, глаза озорно блестели. Что-то мне подсказывало, что мне не захочется знать, что он имел в виду.

— Что это было вчера?

— Я хотел дать Тайлеру шанс, — его губы подрагивали от усилия не улыбаться, но глаза, как всегда, выдавали его.

Злость клокотала у меня где-то под ребрами, мне приходилось прикладывать много усилий, чтобы говорить спокойно.

— Теперь ты решил изводить меня? Тебе что, настолько скучно?

— Просто у тебя было такое лицо… — я обернулась к нему. — Да, примерно такое, — засмеялся он.

— Даже припомнить не могу, чтобы кто-то раздражал меня так, как ты.

— Я польщен.

— Это не комплимент.

Я развернулась и пошла прочь, тихо кипя про себя. Он быстро догнал меня.

— Я хотел спросить.

— У меня большие сомнения, что я захочу тебе отвечать.

— И все же я рискну. «Этическая проблема лжи в произведениях английской классической литературы».

— И что?

— Меня удивил выбор темы, количество примеров. Кто бы мог подумать, сколько в этих книгах лжецов. Но еще больше меня удивило содержание.

— Отчего же?

— Я думал, ты назовешь даже Элизабет Беннет беспринципной лгуньей и вынесешь ей приговор за обман сестры, но ты ее оправдала, как и некоторых других. Это у меня никак в голове не укладывается.

— У Элизабет была веская причина солгать, и она же страдала от этого больше всех. Несправедливое отношение к Джейн она переживала болезненнее, чем к самой себе, и Джейн же — единственная, с кем она могла бы поделиться, но она этого не сделала, решив нести этот груз в одиночку. Если ее ложь, чтобы пощадить чувства сестры — преступление, она достаточно наказала сама себя. И, к слову, я заметила, что ты выбрал самый безобидный пример из приведенных.

— То есть ты допускаешь, что ложь может быть оправдана в особых обстоятельствах?

— Я допускаю, что в особых случаях, ложь может быть прощена. В общем-то, когда я писала это эссе, я хотела извиниться, с опозданием поняв, что вместо благодарности за спасение моей жизни предъявила требование истины, на которую, возможно, не имела права, и у которой, возможно, есть веская причина быть сокрытой. Не говоря уж о том, что из-за меня она едва не была раскрыта куче посторонних, — я столько раз проговорила это в своей голове после аварии, что слова сами выстраивались одно за другим.

— Белла, — Каллен слушал меня, впившись взглядом в лицо, и вроде, понял суть, хотя даже для меня самой это казалось слишком замудренно.

— Но потом я передумала.

— Что? — его лицо вытянулось.

— Ты надулся, как чертов сыч, и отказался со мной разговаривать. Я решила, что ты получил по заслугам, но эссе уже было сдано, так что пути назад не было.

— Звучит, как если бы ты переживала из-за той ссоры.

— Меня беспокоило, что я сама повела себя недостойно, а не то, что я могла задеть твои чувства.

К тому же, как оказалось, я заблуждалась, считая, что между нами существовало определенное доверие, приняв его вежливость за расположение, и мне было стыдно за это. Чего я, разумеется, ни за что не сказала бы ему.

— У меня еще вопрос.

— Почему я вообще с тобой разговариваю?

— В субботу, когда будут танцы…

— Ты издеваешься?

Я так резко развернулась, что едва не врезалась в него, так что мне пришлось сильно задрать голову, чтобы видеть его лицо. Он не отступил назад, смотря на меня сверху вниз, стоя очень близко. Непозволительно близко.

— Позволишь мне закончить? — тихо спросил он.

Сглотнув, я снова пошла прочь.

— Я слышал, ты едешь в Сиэтл. Позволь составить тебе компанию.

— Это еще зачем?

— Мне тоже нужно в Сиэтл. Так зачем жечь лишнее топливо? Слышала о глобальном потеплении?

Вздохнув, я остановилась. Каллен встал рядом, смотря на меня исподлобья, с серьезным видом ожидая моего ответа. Меня утомил этот разговор, и мне больше не хотелось изображать остроумие.

— Слушай, я не понимаю тебя. Не знаю, чего ты хочешь, и не хочу играть в твою игру «дружу-не дружу». Мне она не нравится.

— Я не играю с тобой, — он заговорил в совсем по-другому: тихо, серьезно, без шутливости в тоне, как если бы он и сам устал. — И не играл. Я очень старался, но все оказалось бессмысленно, и я просто сдался.

— Я не…

— Я больше не могу держаться подальше от тебя, — странные желтые глаза прожгли меня взглядом, так что сердце пропустило удар. — И я никогда не жалел, что спас тебя, мне бы и в голову такое не пришло. Не знаю, как ты могла предположить подобное, но сожалел я о том, что нарушил обещание, данное тебе.

Он говорил так пылко, что я растерялась. Как завороженная, я смотрела на него не в силах вымолвить ни слова.

— Я заеду за тобой в субботу в десять, — он развернулся, чтобы уйти, но снова посмотрел на меня, чтобы добавить: — И все же, тебе не стоит дружить со мной.

Да какого… Стряхнув оцепенение, я снова обрела дар речи.

— Я не согласилась!

— Увидимся за ланчем, — бросил он напоследок, быстро увеличивая расстояние между нами.

— В самом деле, да кого вообще интересует, что я говорю?

Недовольно бурча себе под нос, я направилась на английский, надеясь, что моя победа в конкурсе еще достаточно радует мистера Мейсона, чтобы он не спрашивал меня сегодня на уроке.

Когда пришел Ньютон, я сидела, положив голову на парту и накрыв ее курткой. Ох, и почему этому Каллену так легко удается выводить меня из равновесия? Что он там опять сказал? Он не не хочет со мной дружить, но настоятельно рекомендует мне сторониться его, хотя сам при этом навязывает мне свое общество. Сожалеет, что нарушил данное мне слово, и, выходит, его высказывание в больнице я поняла неверно. Но тогда его поведение становится еще менее логичным. Я вздохнула.

— Эй, Аризона, — Майк поднял край куртки, чтобы взглянуть на мое лицо. — У кого-то выдалось недоброе утро, да?

— Майк, я совсем не понимаю людей, — пожаловалась я.

— Да, я заметил, — рассмеялся Ньютон. Я нахмурилась. — Белла, тебя и саму порой не поймешь. Но это лечится честным разговором.

— А как понять, что собеседник честен?

Парень принял позу мыслителя, прежде чем поделиться со мной своей мудростью.

— Довериться интуиции.

— Боюсь, мне это не поможет.

С интуицией я была не в ладах.

С замиранием сердца я шла на ланч, но, взглянув на дальний столик, ощутила, как внутренности обратились в камень. Каллены, как всегда, сидели в дальнем углу, но вчетвером — Эдварда с ними не было.

— Белла, ты чего зависла? — Джессика привлекла мое внимание к тому факту, что подошла моя очередь.

— Я… эм, мне содовую, пожалуйста.

— Ты в порядке, Белла? — забеспокоился Ньютон.

— Да, просто не голодна.

Майк посмотрел на Джесс, но та только пожала плечами. Ожидая, пока ребята купят обед, я сражалась с крышкой на бутылке, которая отказывалась поддаваться, когда услышала:

— На тебя смотрит Эдвард Каллен. Интересно, почему он сегодня сел один?

Посмотрев в ту же сторону, что и Джесс, я заметила его. Он сидел один за столом у стены. Поймав мой взгляд, он приглашающе помахал рукой. Я снова обратила все свое внимание на бутылку лимонада.

— Он, что, зовет тебя?

— Не знаю, может, у него руку судорогой свело.

— Ой, он идет сюда.

Эдвард очень быстро оказался рядом. Встав спиной к Майку и Джессике, он обратился ко мне:

— Можно тебя?

— Зачем?

— Просто удели мне немного своего времени. Пожалуйста.

Честный разговор, значит? Других вариантов у меня все равно не было, так почему бы не попробовать предложение Майка?

— Хорошо.

Обменявшись взглядами с Майком и Джесс, я пошла с Эдвардом. Мы дошли до его столика, где он жестом предложил мне сесть и устроился напротив. Он протянул руку к моему лимонаду, предлагая помощь. Я натянула рукав на ладонь и попробовала снова. Строптивая крышка, наконец, повернулась. Я сделала глоток сладкой жидкости, стараясь не поперхнуться под пристальным взглядом Каллена.

— Ты выглядишь испуганной.

— Я не знаю, как реагировать.

— Я стараюсь все исправить.

— Чего ты пытаешься добиться?

— Помириться.

— Почему?

— Я же говорил, теперь я делаю то, что хочу.

— И чего же ты хочешь?

Ответом мне был только пронзительный взгляд, от которого встали дыбом волосы на затылке. В животе что-то сжалось. Не выдержав, я отвела глаза, невольно обратив внимание на его семью. Никто, кроме Эмметта, не обращал на нас внимания, только здоровяк переводил взгляд с меня на Эдварда и обратно, будто смотрел матч по пинг-понгу. Получив легкий тычок от Элис, он повернулся к ней и что-то заговорил.

— Ты не голодна? — Каллен указал глазами на лимонад в моих руках.

— Нет. А ты?

Он кривовато улыбнулся, хотя в этом вопросе не было ничего смешного.

— Я достаточно сыт.

— Обязательно выбирать такие странные формулировки?

— Почему-то, разговаривая с тобой, я нет-нет да ляпну какую-нибудь глупость.

— Наконец-то я могу хоть в чем-то с тобой согласиться.

Он улыбнулся, и, не в силах что-то с собой поделать, я ответила ему тем же.

— Что ты имел в виду говоря, что мне не стоит дружить с тобой?

— Для тебя разумнее было бы не приближаться ко мне, но я не намерен больше помогать тебе в этом.

— Хочешь сказать, ты опасен?

Он сглотнул, прежде чем ответить.

— Да.

— Ты желаешь мне зла?

— Нет, — это был честный ответ, и я об этом знала.

Мне вспомнился сон, в котором Эдвард был частью темноты. Я ведь так и не нашла ответа, кто он такой, но печальное выражение, с которым он смотрел на меня во сне, отразилось сейчас на его лице.

— О чем ты думаешь?

— О том, кто ты такой.

— И как, есть предположения?

— Честно говоря, нет.

— Хорошо.

— Хорошо? Если ты оставляешь решение, общаться ли с тобой, мне, тебе не кажется, что мне стоит знать?

— Возможно.

Я подняла брови, думая, что он скажет что-то еще, но он только снова улыбнулся, показывая, что я ничего больше от него не добьюсь. Посмотрев куда-то за мою спину, он вдруг засмеялся.

— Твой бойфренд негодует, что я тебя похитил. Но пусть и не надеется, что я верну тебя обратно, у него было достаточно времени.

— Что ты опять городишь?

Он снова рассмеялся.

— Он думает, выбить ли мне зубы сейчас или вызвать на разговор позже. Для такого труса, мысли у него довольно смелые.

— А ты, значит, всегда знаешь, кто и что думает.

Он перестал смеяться, но отблески веселья еще плескались в глазах.

— Есть исключение, если помнишь.

— Помню.

Значит, мне нужно было решить, хочу ли я вернуться к тому, что было до аварии или избегать его. Если задуматься, до той аварии он ни разу не причинил мне вреда. Разговоры с ним были самой приятной частью моей повседневности здесь, особенно когда он улыбался. Он смешил меня и подбадривал. Мне нравилось смотреть на него и прикасаться к нему. Мне всегда было интересно, что он скажет, а всякий раз, встретив что-то интересное в книге или по телевизору, я хотела рассказать ему. А потом он спас меня, рискуя быть раскрытым, после чего прервал наше общение. И это было болезненно. На сегодняшний день это худшее, что он сделал.

— У меня вопрос, — он чуть наклонил голову, показывая, что слушает. — Сколько на сей раз продлится твое дружелюбие, прежде чем ты снова решишь не разговаривать со мной?

Опустив глаза, он протянул руку и взял крышку от бутылки, лежащую около моей руки, прежде чем тихо ответить:

— Пока ты не попросишь меня уйти.

— А если я этого не сделаю?

Он невесело усмехнулся.

— Тогда мы возвращаемся к разговору о разумном.

— Ты опять поссориться пытаешься?

— Нет, я хочу, чтобы ты поняла.

— Я понимаю.

Он удивленно вскинул на меня глаза.

— Правда?

— Да. Я слушаю то, что ты говоришь, и помню то, что видела. Пусть я пока не знаю всего, но со временем я во всем разберусь.

— Я бы этого не хотел, — он крутил в руках крышку, перекатывая ее между пальцами, и хмурился.

— Почему?

— Что, если ты узнаешь что-то, с чем не сможешь примириться?

— Полагаю, тогда и узнаем.

Я не могла что-то ему обещать, не имея информации, так что это был единственный ответ, который я могла дать. Оторвав взгляд от его рук, я поняла, что в столовой остались мы одни. Сколько же времени?

Я подскочила, хватая рюкзак.

— Мы опоздаем.

— Я не иду на биологию, — он не смотрел на меня, сконцентрировав свое внимание на крышке, крутящейся меж пальцев.

— Почему?

— Иногда это полезно, прогуливать.

— Ну, как знаешь. Пока.

Я почти бегом направилась в нужный кабинет, не слишком понимая, куда иду, доверившись автопилоту. Он не подвел, и я вошла как раз к началу урока. Я видела обиженный взгляд Майка и удивленно поднятые брови Анжелы, но спросить что-либо у них возможности не было.