Если долго считать рациональность благом, можно проглядеть прекрасное (гет)

Дни полетели один за другим. Дома я готовила, поддерживала порядок и стала иногда смотреть вечерами телевизор с Чарли. В такие дни он даже жертвовал бейсболом, переключая на телевикторину, которую мы смотрели преимущественно молча, но не чувствуя неловкости. Порой Чарли предполагал, каким должен быть ответ, и оказывался прав в трех случаях из четырех. Мы оказались похожи в большей степени, чем я предполагала: вкусами и характером. Понимать его стало проще, а слова зачастую оказывались не нужны.

В школе я привлекала все меньше внимания, к моему присутствию привыкали. Наша компания в столовой устаканилась, ее состав почти не менялся. Все бурно обсуждали предстоящую поездку в Ла-Пуш — пляж в резервации неподалеку. Ее запланировали организовать через пару недель, надеясь, что погода станет теплее. Меня тоже пригласили. Не имея альтернативы, я согласилась — все-таки разнообразие.

Самым большим источником огорчения помимо дождя оставалась физкультура, но теперь другие ученики знали, чего от меня ждать, и прикрывали меня в игре, подавая пас, только когда в мою сторону смотрел мистер Клапп. Если же я брала мяч и шла на подачу, все внимательно следили за мной, готовые, в случае чего, увернуться. Даже партия на соседней площадке останавливалась. Благодаря совместным усилиям серьезных увечий я никому не нанесла.

Майк, мой верный провожатый, продолжал шутливые пикировки с Эриком, который так и не смирился, что Ньютону доставалось больше моего внимания. Впрочем, протекали они задорно, но не зло, служа обоим развлечением.

Про Калленов мы с Майком больше не говорили, хотя они продолжали занимать мои мысли. Я услышала такие разные мнения о них и не знала, какого придерживаться. Составить собственное пока не удавалось. Незаметно я временами наблюдала за ними, видя, как день ото дня темнеют их глаза, возвращаясь к тому почти черному цвету, что я увидела в первый день. Я больше не видела, чтобы они ели в столовой, хотя обед обычно стоял перед каждым из них на столе.

Неожиданно для себя я отметила, что жду каждого следующего урока биологии, но убедила себя, что всегда любила этот предмет и мне нравился мистер Беннер.

— На тебя смотрит Эдвард Каллен, — громко прошептала Джессика во время обеда.

— Как считаешь, он не выглядит сердитым?

— Нет. А должен?

— Не знаю, — я так и не поняла того эпизода с цветом глаз, но говорить это кому-либо не собиралась.

— Каллены ни с кем не дружат и никогда особо не общаются даже с соседями по парте. Так что, что бы там ни было, не принимай на свой счет. Им не конкретно ты не нравишься, они просто всех презирают.

Было очень неожиданно услышать ободряющие слова от Джессики. Мне казалось, ей и самой я не больно-то по душе, хотя она и считала себя моим ментором. С первого дня было ясно, что она испытывает к Калленам неприязнь, но я объясняла ее завистью и обидой. К тому же, я не думала, что Джессика права. Эдвард всегда был доброжелателен по отношению ко мне. И я не слышала ни об одном эпизоде, когда бы Каллены вели себя враждебно.

— Я думаю, ты ошибаешься.

Ответить Джессика не успела. К нашему столику подскочил Эрик, на ходу скидывая мокрый рюкзак на Майка.

— Смотрите, смотрите! — он был очень взволнован. — Энжи увековечила мой дивный лик, — с этими словами он поднял на уровень своего лица лист бумаги, вложенный в файл, с карандашным наброском, стараясь состряпать то же выражение, что и на рисунке.

— А похож, — воскликнул Майк, перекладывая его рюкзак на свободный стул.

— А то! — подтвердил Эрик. — Скажи, шедевр! Один в один!

— Да, такой же страшный, — подобные поддразнивания со стороны Майка не казались злыми, и Эрик принимал их как шутку.

— Майкл, вот скажи мне, твоя физиономия вызывает хоть у кого-то желание нарисовать ее?

— Обычно она вызывает желание по ней двинуть.

— Я горжусь твоей способностью смотреть правде в глаза, мой друг! — с этими словами Эрик попытался по-отечески поцеловать Майка в макушку, что вызвало у того отчаянное успешное сопротивление. Посмеиваясь, Эрик сел, наконец, за столик. — Анжела, не рисуй его, даже если попросит.

Анжела как раз тоже подошла к столику с подносом и непонимающе перевела взгляд с Эрика на Майка.

— Черт, я забыл взять обед, — подскочив, Эрик протянул рисунок Лорен. — Дамы, доверяю вам сохранность моего сокровища, чтобы всякие дикари не уляпали его майонезом.

Майк кинул в него салфеткой.

— Иди уже!

— Ну вот, что я говорил? — пританцовывая, Эрик двинулся к стойке, в то время как Лорен и Джессика стали рассматривать рисунок.

— Я как-то раньше не замечала, у него и правда такое асимметричное лицо? — Лорен развернула рисунок к остальным. Эрик на нем насмешливо поднял одну бровь. Я уже не раз видела это его выражение, и оно было очень точно поймано на рисунке. Анжела сидела, немного ссутулившись, и ковыряла вилкой салат. Джессика забрала рисунок у Лорен, чтобы посмотреть поближе.

— Да, именно такое оно и есть, ну или станет таким лет через десять, по-моему, на портретах карандашом все выглядят какими-то старыми, прямо как портрет Дориана Грея.

Эти замечания высказывались в шутку, относились больше к самому Эрику и карандашным портретам в целом и даже не адресовались напрямую Анжеле, но они не могли не задевать ее, к тому же она не просила их мнения. Минуя Майка, Джессика передала рисунок мне.

— А мне нравится, — это действительно было так. — Кажется, будто он придумал шутку и вот-вот улыбнется. Так и хочется спросить, что у него на уме. По-моему, рисунок получился по-настоящему живой. Здорово, Анжела.

— Я сразу сказал, что похож, — Майк наклонился ко мне, тоже смотря на портрет.

Анжела улыбнулась. Ей явно было неловко присутствовать при этом обсуждении. Она ничего не ответила, но я заметила, как она немного распрямила плечи.

После обеда все расходились по разным корпусам, но из столовой мы выходили вместе. Нам с Анжелой и Майком предстояло идти на биологию.

— Белла, — тихо позвала Анжела, придержав меня за рукав. Все спешили по своим классам и, кажется, никто не заметил, что мы отстали. — Я хотела отдать тебе, — Анжела стала перебирать листы в своей папке. — Ничего такого, я часто рисую ребят, но я подумала, что тебе может понравиться, — она протянула мне листок плотной бумаги, с которого на меня смотрели мои же глаза с немного растерянным выражением.

— Ты нарисовала меня? — Анжела кивнула, смущенно улыбаясь. — Это потрясающе, Анжела! Ты уверена, что я могу его взять?

— Если нравится.

— Разумеется, мне нравится! Похоже, ты изобразила меня даже лучше, чем я есть.

— Вовсе нет. Ладно, идем, а то опоздаем, — она развернулась и пошла в сторону нашего класса.

Рассматривая портрет, я с опозданием поняла, что забыла поблагодарить ее, и что пора бы мне идти на урок, пока я еще успевала. Этот неожиданный подарок так удивил и смутил меня, что, когда я подошла к кабинету, щеки наверняка горели. Я положила листок на папку, что несла в руках, и прижала к груди, чтобы он не бросался в глаза. Показывать его остальным не хотелось. Возле кабинета стоял Майк, видимо ожидая меня.

— Эй, Аризона, ты где потерялась?

— Нигде, я уже здесь.

Он подозрительно посмотрел на мое лицо, но больше ничего не сказал. Моя парта была пустой, я спокойно разложила вещи и воспользовалась возможностью еще раз рассмотреть рисунок. Я все еще смотрела на него, когда совсем рядом раздался низкий голос.

— Красиво, хотя портрет и не совсем точный. — Видя, как я подскочила от неожиданности, Эдвард нахмурился. Сегодня его глаза были цвета чая. — Извини, напугал?

— Нет, просто задумалась. Не заметила, как ты пришел. — Я снова взглянула на рисунок. Он был прав: мое лицо было узнаваемым, но не совсем таким, как на самом деле, возможно, поэтому я все смотрела на него. — Пожалуй, так даже лучше. Кажется, словно это не всего лишь я, будто Анжела изобразила здесь и саму себя. Не в форме глаз или чем-то таком, а в самих линиях. То, о чем она думала, пока рисовала. На него хочется смотреть. Фотографии такого желания не вызывают.

— И о чем же, по-твоему, она думала?

На рисунке я выглядела немного растерянной, но слегка улыбалась, не фальшиво, а просто как-то робко. В первые дни здесь я действительно чувствовала себя очень неуверенно, но Анжеле, наверное, хотелось, чтобы я улыбнулась.

— Я думаю, Анжела очень добрая.

Эдвард покачал головой.

— Все-таки досадно.

— Ты о чем?

— Ты говоришь вслух только вывод, к которому пришла, хотя самое интересное — это как раз размышления, которые тебя к нему привели, но именно их ты умалчиваешь.

— А почему это самое интересное?

— Пытаюсь понять, как работает твое мышление.

— И как успехи?

— Пока никак, — вздохнул Каллен.

— А мне казалось, ты гордишься своей проницательностью.

— Так и было, но у тебя отлично получается сбивать с меня спесь.

— Я не специально.

— Я не говорил, что это плохо.

Все-таки он странный. Взглянув на рисунок еще раз, я убрала его в папку, размышляя, как поступить с ним. Не будет ли признаком нарциссизма, если я повешу дома в рамочке собственное изображение? Хотя, учитывая коллекцию Чарли на камине, их и так слишком много.

Мы больше не возвращались к разговору о цвете глаз и, не сговариваясь, делали вид, что его не было. Ясности это не добавляло, но позволяло продолжать общаться. Помня о магнетической силе его взгляда, я сделала в уме пометку не смотреть на Каллена слишком часто и слишком долго, хотя четких рамок, что означает «слишком», себе не ставила.

— Хммм… — Эдвард взглянул на мой рюкзак, словно искал что-то.

— Что?

— Я думал, ты принесешь с собой подушку.

— Ты сказал, это длилось всего несколько минут.

— Я просто разбудил тебя раньше, чем ты начала храпеть.

— Я не храплю.

— Ты не можешь этого знать.

— Вообще-то могу. Если хочешь меня смутить, тебе придется придумать что-то посерьезнее.

— Звучит, как вызов, — озорно блеснувшие глаза не сулили ничего хорошего.

Мне было любопытно, что он может придумать, хотя я была совсем не уверена, что хочу увидеть это на деле, но то, как легко он мог заставить меня улыбнуться, начинало беспокоить. Я смотрела в его улыбающиеся глаза и старалась напомнить себе, что он все еще слишком противоречив и наше общение нельзя назвать дружбой. Он прищурился, смотря на меня, хотя проказливые искорки в глазах так и не погасли.

— Опять ушла в свои мысли.

Честным ответом было бы, что слышать свои мысли под его пристальным вниманием трудно, я просто пожала плечами. Интересно, действует ли он так же на других? А что насчет остальных Калленов?

Мистер Беннер сегодня забыл очки, и объяснял тему по памяти, время от времени прося кого-то из студентов перерисовать ту или иную схему на доску. Я думала о маме. Они с Филом должны были собирать вещи для отъезда во Флориду, и меня беспокоило, все ли у них в порядке, нашли ли все нужные документы и помнят ли код от сигнализации. Вчера мой модем оказался не способен на работу, поэтому я не смогла воспользоваться почтой. В задумчивости водя карандашом по клеточкам на полях тетради, я схематически изобразила динозаврика, который прыгал через кактусы, когда терялось интернет-соединение. Может быть, стоило позвонить? Вчера я долго играла с маленьким тирексом, хорошо запомнив, как он нарисован, но сигнал так и не появился. Я решила, что немного разорю Чарли счетом за телефон, если интернет сегодня не заработает.

Ближе к концу урока мистер Беннер вызвал меня к доске решать задачу о количестве хромосом на каждой фазе деления клетки лука. Я старалась писать крупно, чтобы меня не заставили проговорить решение вслух, и мистер Беннер отпустил меня с миром на мое место. Будь это тригонометрия, я бы так легко не отделалась.

Когда прозвенел звонок, Эдвард подмигнул мне на прощание и удалился. Я заметила, что моя тетрадь закрыта, хотя я точно писала в ней перед тем, как выйти к доске. Пролистав до сегодняшней темы, я увидела, что к моему динозаврику прибавился еще один, нарисованный куда более умело, он спал, положив голову на маленькие лапки.

— Что смешного? — Майк подошел к моей парте, ожидая, когда я соберусь, чтобы вместе пойти на физкультуру.

— Ничего. Идем?

Вечер обернулся для меня еще одной внеплановой физкультурой. Несколько раз перезагрузив модем, я так и не получила результата и решила позвонить в компанию-провайдер. Телефон у Чарли был проводной и находился в кухне, поэтому каждый раз, когда оператор задавал мне вопрос или давал какие-то инструкции, приходилось класть трубку на стол и бежать наверх. Поднимаясь, по ощущениям, в трехсотый раз, я упала, больно ударившись коленкой. Хромая к компьютеру, я уже размышляла, не пытается ли этот оператор меня убить и не стоит ли мне повесить трубку, пока не поздно, когда браузер вдруг ожил. Я хотела поблагодарить кудесника на другом конце провода, но его там уже не было. Видимо, включившись, интернет отрезал от сети телефон. А я думала, эта беда давно стала историей. В почтовом ящике обнаружилось несколько писем от Рене и одно от Фила:

«Докладываю: книги отправлены, мой генерал.

PS: пожалуйста, скажи маме, что ты обидишься, если она будет что-то менять в твоих рецептах».

Они уезжали, поэтому следующая возможность отправить мне книги могла представиться не скоро, среди них были не только необходимые по учебной программе, но и те, что я любила перечитывать время от времени. На волне благодарности к Филу я была готова выполнить его просьбу, к тому же я догадывалась, чем она продиктована. Я быстро напечатала ответ:

«Вольно, солдат. Сделаю, что смогу. Спасибо!»

Письма от мамы пестрили вопросами, на которые она отвечала сама уже в следующем сообщении, добавляя новые, вроде «Милая, не знаешь, где большой чемодан?», «Чемодан нашла. Не могу вспомнить, где у нас фотокамера. Есть идеи?». Параллельно она спрашивала, как дела у меня в школе, не свел ли меня еще с ума дождь, пытается ли Чарли завербовать меня в секту рыболовов, и просила прислать ей рецепт бефстроганов от бабушки Свон. Одно из писем перекликалось с сообщением Фила:

«Фил все чаще оккупирует кухню. Говорит, что ему нравится готовить для меня, к тому же он человек простой и скучный, поэтому ему сложно воспринимать слишком изысканные блюда. Как думаешь, что он имеет в виду?»

Собрав из всех сообщений не отвеченные вопросы, я составила ответ, добавив от себя советы, что нужно не забыть сделать или взять с собой, оставив самое сложное на завершение письма.

«В нашей секте Чарли назначил меня работником тыла, так что я просто готовлю рыбу, которую он добывает на передовой. Если решишь присоединиться, преподобный Свон даже выделит тебе удочку. Одну из сотни.

Бефстроганов есть на компьютере, я собрала в один файл все рецепты перед отъездом. Посмотри на рабочем столе.

Наверное, Фил имеет в виду именно то, что сказал, и, по-моему, это мило. Если он хочет готовить, почему бы ему это позволить? Но когда настанет твоя очередь, помни, что он спортсмен, и ему нужно сбалансированное питание, причем чем проще — тем лучше, так легче считать калории, белки, углеводы и что там еще они считают».

Я представила, какая суматоха сейчас царит дома в Финиксе, повсюду разбросаны вещи, только что найденное тут же теряется, солнце заливает все вокруг и мама, наверняка, громко по-детски смеется над шутками Фила, предвкушая приключение. Приехать сюда было правильным решением.

Дописав «люблю тебя», я отправила письмо.

Других сообщений не было, но с Кэти и Трэвисом мы не списывались каждый день, хотя, если вспомнить, письма от них приходили все реже. Отогнав дурные мысли, я отправила им шуточное агитационное сообщение о вступлении в секту рыболовов и служению Господу нашему Эбису ⁽¹⁾.

Повернувшись на стуле, я окинула взглядом комнату, с досадой констатируя, что она все еще похожа на безликий номер в гостинице. Даже разбрасывать в ней вещи было неудобно, поэтому порядок царил идеальный. Но ничего, скоро здесь будут мои книги. И можно повесить над кроватью гирлянду с лампочками теплого оттенка. С чего-то же надо начать.

1) Эбису — один из семи богов удачи в синтоизме, бог рыбалки, океана и труда, а также хранитель здоровья всех маленьких детей. Божество честного труда и торговли, покровитель крестьян. Единственный из Семи богов счастья, который имеет японское происхождение. (Википедия)

Вернуться к тексту