Макбет (гет)

Грейнджер,

Следующая репетиция второго акта уже в среду, и нам надо прорепетировать её заранее. Ты свободна в восемь вечера во вторник?

С уважением,

Драко Малфой

________________________

Малфой,

Ты прекрасно знаешь, почему я тебя избегаю. Нет, я не стану встречаться с тобой во вторник.

— Гермиона

________________________

Грейнджер, ты сама сказала, что нам нужно продолжать репетировать. Я хочу видеть тебя так же сильно, как ты — меня, но, к сожалению, судьба распорядилась так, что мы оба участвуем в этой проклятой пьесе, и я не имею ни малейшего желания выглядеть как идиот в день премьеры, и, подозреваю, ты тоже.

Я не стану извиняться за то, что сказал. Однако считаю, что будет благоразумно больше не обсуждать наше отношение к данному вопросу — по крайней мере, до конца постановки — чтобы мы могли поддерживать хотя бы намёк на цивилизованные отношения.

С уважением,

Драко Малфой

________________________

Ладно. Во вторник в восемь.

— Гермиона

________________________

Так Гермиона оказалась на пути к их обычному месту в библиотеке в восемь вечера во вторник, крепко сжимая свою копию сценария в одной руке. Она потратила последние несколько дней, беспрестанно размышляя, стоит ли раскрыть кому-нибудь тайну Драко, но после зельеварения эти терзания потеряли актуальность.

Снейп уже знал, и, следовательно, Дамблдор тоже поставлен в известность и предпринимает необходимые шаги, что снимает с Гермионы необходимость делиться чужим секретом. Или Снейп не рассказал Дамблдору по какой-то веской причине, и при таком раскладе Гермиона всё равно должна держать язык за зубами.

Разговор с учителями отменялся, и хотя Гермиона всерьёз размышляла над тем, чтобы поделиться тайной с Гарри и Роном, в конечном счёте она отбросила и эту идею. Малфой был сплошным противоречием: Пожиратель смерти, который так страстно утверждал, что маглы и маглорождённые — она вздрогнула от воспоминаний — были не лучше животных, и в то же время пугающе сходил с ума от чувства вины за свои убийства. За пытки и убийства, о чём Гермиона предпочитала не думать.

И это было другим поводом для беспокойства: знал ли Дамблдор, что Малфой был виновен? Что он терял рассудок? Стоило ли рассказать ему? С другой стороны, Гермиона сомневалась, что Драко мог спрятать своё состояние во время… во время собраний Пожирателей смерти, так что Снейп наверняка знал и рассказал Дамблдору… это, разумеется, если он сказал директору о самом факте…

— Грейнджер, — раздался холодный, совершенно спокойный голос Малфоя, и Гермиона поняла, что уже добралась до их обычного места — небольшого углубления, созданного книжными стеллажами — даже не осознав этого.

Он буднично поднял книгу со стола и начал перелистывать страницы в поисках нужной.

— Начнём?

— Я не животное.

Пожалуй, Гермиона удивилась внезапно вырвавшимся словам даже больше Малфоя: она шла в библиотеку с твёрдым намерением молчать о предмете недавнего спора, держаться цивилизованно и отстранённо, обсуждая исключительно пьесу. Малфой слегка опустил книгу, глядя на Гермиону поверх обложки своими серыми, странно сверкающими глазами.

— Я думал, мы решили не поднимать эту тему?

— Нет, — отозвалась Гермиона. — Нет. Ты предложил не говорить об этом. Я… Я ничего не ответила. — И, ощущая себя чуть увереннее, добавила: — Но я думаю, что хочу поговорить об этом.

— Нет, — последовал ответ Драко, равнодушный и резкий. — Сейчас твоя реплика.

Гермиона молча открыла сценарий на нужной странице, сделала вдох, посмотрела снизу вверх на Драко и на выдохе отрезала:

— Я не могу.

— Не можешь что?

— Не могу делать это с тем, кто считает меня животным, — ответила она, бросая сценарий на стол. Гермиона сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить зарождающуюся злость внутри. Ей надо было оставаться хладнокровной. Гневом ничего не добьёшься.

— Сейчас не время и не место говорить об этом, Грейнджер, — коротко бросил Малфой, вновь возвращаясь к книге. — Сейчас мы должны репетировать «Макбета», а не дискутировать на тему людей и животных. Твоя реплика, Грейнджер.

Рационально Гермиона понимала, что должна прекратить спор, проявить цивилизованность и начать репетицию. Это было самой разумной линией поведения, но, к сожалению, остальная часть её сознания не желала проявлять разумность.

— Как ты определяешь человечность? — спросила она. — Что значит для тебя «быть человеком»?

— Грейнджер… — начал было Малфой, вновь глядя поверх книги, его лицо заострилось от холодного раздражения. Их взгляды пересеклись на мгновение, показавшееся длиннее, чем было на самом деле, после чего Малфой отвёл глаза и вздохнул.

— Хорошо, — бросил он тоном раздражённого подростка, а затем его интонация поменялась так, словно он произносил заученный текст: — От низших форм жизни людей отличают магические способности, язык, абстрактное мышление, творческие способности… разумеется, физическая человеческая форма, не считая трансфигурации или анимагических способностей. Также отсутствие магловской крови, нечеловеческого происхождения, вампиризма, ликантропии…

— Оборотни тоже люди! — прервала Гермиона. — Что насчёт профессора Люпина?

Малфой вздохнул, словно объяснял что-то особенно сложное ребёнку.

— Я не говорю, что с животными что-то не так, — терпеливо пояснил он. — Животные могут быть умными, рациональными… посмотри на тех же фениксов. Они умнее некоторых людей. Однако это не делает их людьми.

— То есть быть человеком означает быть чистокровным?

Малфой пожал плечами.

— По сути да. Хотя полагаю, что ты со мной не согласишься. — Он выглядел совершенно спокойно и невозмутимо, когда добавил: — В конечном итоге всё зависит от личных убеждений.

И Гермиона ничего не могла возразить, потому что это действительно зависело от личных убеждений. Она могла бы найти словарное определение человека, но Малфой просто скажет, что составитель книги имел неверное мнение, и… и что можно было на это ответить? Нельзя доказать значение слова. Если бы группа людей решила, что слово «сад» означает драконью шкуру, их нельзя было бы переубедить, потому что для них это слово означало то, что они желали в нём видеть. Просто мнение меньшинства противопоставлялось мнению большинства, но нельзя было доказать, кто из них прав.

И это оставляло лишь одну цепочку рассуждений.

— Так если маглы и грязнокровки не являются людьми, — медленно начала Гермиона, пытаясь придать словам больший вес, — почему ты начал сходить с ума после того, как стал Пожирателем смерти?

Малфой заметно поморщился и сжал одну ладонь в кулак, отворачиваясь.

— Грейнджер… — начал он предупреждающим тоном.

— Я просто хочу получить ответ на вопрос, Малфой, — не останавливалась она. — Почему? Ты ведь можешь убивать других животных без сожаления. Я видела, как ты делаешь это на зельеварении. И ты добивался казни Клювокрыла на третьем курсе, и тогда тебя это не волновало, так почему ты вдруг стал переживать за убийства других животных?

— Грейнджер, — повторил он, на этот раз с нотками отчаяния в голосе. Его дыхание было слишком частым, слишком порывистым.

— Просто ответь на вопрос, — повторила она, почти неосознанно огибая стол, приближаясь к Малфою, как хищник к добыче. — По твоей логике маглы — животные. Убийство животных… да, оно может быть неприятно, но ты не потеряешь из-за этого рассудок. Так почему убийство маглов сводит тебя с ума?

Малфой не ответил, его глаза были плотно закрыты, словно он пытался абстрагироваться от её слов. Гермиона продолжила.

— Быть может, маглы всё-таки не животные? Быть может, они люди, совсем как ты и как я — быть может, поэтому ты сходишь с ума от того… от того, что убиваешь и пытаешь их, пока они кричат, умоляют и… что ещё у вас там происходит…

— Ты хочешь, чтобы я сошёл с ума, Грейнджер? — внезапно прервал Драко тихим яростным голосом, который, несмотря на гнев, заметно дрожал. Гермиона вдруг обратила внимание, что Малфой и сам дрожал, быстро бледнея, и…

Злость имеет странное свойство испаряться, оставляя вместо себя дезориентирующую пустоту. Уже не ощущая прежнего запала, Гермиона опустилась в кресло рядом с Малфоем. Он больше не смотрел на неё, хотя до этого не спускал с девушки своих серых глаз, полных гнева и страха. Теперь он уставился на свои ладони, глаза были расширены от ужаса, и — о, нет — он снова видел кровь…

Не задумываясь о том, что делает, Гермиона потянулась к нему и взяла его ладони в свои, отводя их от его взгляда, и это, кажется, частично вернуло Малфоя в реальность, хотя он всё ещё был бледен и напуган, и его ладони превратились в ледышки.

— Нет, — произнесла Гермиона, отвечая на его вопрос. — Нет, я не хочу, чтобы ты сходил с ума.

Он уставился на неё с пустым выражением на лице, и она поразилась тому, как можно испытывать неудержимый гнев по отношению к человеку в одну секунду, а уже в следующую так за него волноваться. Малфой смотрел поверх её плеча, словно за спиной Гермионы наступал конец света: землю пожирали реки крови, и всадники Апокалипсиса скакали вперёд, проносясь мимо стеллажей с книгами, принося войну, и мор, и голод, и смерть, и…

И Гермиона не знала, какие картины рисует его сознание, но он явно не видел сейчас обычную библиотеку.

— Малфой? — позвала она твёрдым голосом, лишь с едва заметной ноткой неуверенности. — Малфой? Возвращайся. Давай. Всё… — Всё не было хорошо, а именно это она и собиралась сказать. — Здесь нет… Здесь нет Пожирателей. Никто не умирает. Ну же, возвращайся, — Гермиона поняла, что всё ещё держит его ладони в своих, и попробовала осторожно их сжать.

Когда Малфой заговорил, она едва не подскочила от неожиданности.

— Одна из них была похожа на тебя, — сказал он полушёпотом. — Такие же волосы. Я не видел её глаза. Но рот у неё был такой же, как у тебя. Мне кажется. — Он повернулся к ней лицом, вытащил одну ладонь из её хватки и поднёс к её лицу, осторожно касаясь подбородка. — Открой. Как будто ты кричишь.

Безмолвно — не зная, что можно сделать в подобной ситуации, — Гермиона подчинилась, и он изучал её лицо, склонив голову набок и нахмурившись. Его зрачки были расширены настолько, что радужка осталась тонкой линией ртути, отделявшей белое от чёрного.

— Да. Совсем как ты, — сказал он, убирая руку от её лица. — И она… она…

— Малфой, — прервала Гермиона внезапно пересохшим голосом. — Малфой, послушай. Попробуй… попробуй вытащить себя из этого состояния, не думай об этом….

— О таких делах не надо думать; мысль сведёт с ума, — пробормотал Малфой, отводя взгляд. — Она была похожа на тебя, но это была не ты, потому что ты здесь, правда? Сначала я думал, что она это ты, — произнёс он и вздрогнул.

— Нет, это была не я, — отозвалась Гермиона, не зная, что сказать, но понимая, что должна сказать хоть что-то. — Я здесь.

Взгляд Малфоя снова переместился на неё — полубезумный взгляд расширенных глаз, которые, казалось, не воспринимали ничего из того, что видели.

— А потом они пытали её. Мы пытали её. По кругу, пока она была в центре, как в детской игре — ты помнишь? Красный круг из роз, мы падаем. Только мы не падали. А она упала. — Он моргнул, и только в этот момент Гермиона поняла, что до этого он сидел не моргая.

Она сделала глубокий вдох, но прежде чем смогла что-то ответить, Малфой снова заговорил:

— А потом… потом… — он втянул ртом воздух и яростно замотал головой. — Меня не можешь в смерти ты винить, зачем киваешь головой кровавой?

Теперь он действительно посмотрел на неё, поднял свободную руку к её волосам и дотронулся до них — неуверенно, словно ожидал, что они нападут на него.

— Нельзя было даже узнать… когда они закончили. Когда мы закончили. Меня они тоже заставили делать это, — последние слова он прошептал так тихо, что их практически невозможно было разобрать, потом закрыл глаза, содрогаясь всем телом, и замолчал.

Так прошло несколько минут: Малфой кончиками пальцев зарылся в волосы Гермионы, вторая рука всё ещё была зажата в её ладонях — и он находился так близко, что Гермиона могла разобрать каждую тень на его неподвижном лице. После пятиминутного молчания она решилась заговорить.

— Малфой?

Он открыл глаза, увидел её лицо, снова вздрогнул и отстранился, убрав руку от её волос и вытянув вторую из её ладоней.

— Я в порядке, — тихо, но твёрдо произнёс он, поднимая свою копию пьесы слегка подрагивающей рукой. — Нам надо начинать.

— Не думаю, что ты готов репетировать, — настойчиво сказала Гермиона, потянувшись за его книгой, но он не отпускал.

— Давай начнём, — повторил Малфой.

— Не раньше, чем ты придёшь в себя, — твёрдо произнесла Гермиона. — А сейчас это не так, как бы сильно ты ни отрицал. Особенно для этой сцены; я не хочу, чтобы ты… стал таким… снова.

Он вопросительно вскинул бровь.

— И это слова человека, который только что вызвал очередной приступ?

Гермиона почувствовала, как щёки заливает румянец.

— Я злилась, — произнесла она таким тоном, словно это всё оправдывало. — Если хочешь, я прошу прощения. Я… я не хотела, чтобы ты… Нет, наверно, хотела, но я злилась и не могла ясно мыслить. Мне жаль.

Гермиона сама удивилась тому, что говорила это совершенно искренне.

Он махнул рукой в ответ, но что это было: принятие или отказ от извинений — она так и не поняла. Малфой уставился на свой левый рукав.

— Она не переставала кричать, — произнёс он почти с ностальгией в голосе, словно говорил о чём-то, что привиделось ему во сне.

— Не думай об этом, — решительно приказала Гермиона. — Думай о чём-нибудь другом.

Он горько усмехнулся и развалился в кресле, уставившись вперёд, сквозь неё.

— Как? Нельзя забыть, если каждый раз, когда ты закрываешь глаза… когда ты постоянно слышишь… — он на мгновение прикрыл веки, затем снова открыл. — Забудь. Я в порядке.

— Нет, не в порядке, — отозвалась Гермиона со вздохом, задумчиво его разглядывая. — Ты можешь рассказать мне, если хочешь. Если тебе что-то нужно… то есть…

Он просто покачал головой в ответ, и Гермиона предположила, что Малфои не обсуждают подобное.

— Спасибо за предложение, но нет. Я в порядке, и нам стоит вернуться к пьесе, — решительно сказал он, поднимая книгу. — Никаких оправданий. Со мной всё хорошо, Грейнджер. Давай, надо встать и сделать всё как положено.

Он поднялся на ноги, ожидая, пока она последует примеру, чтобы они смогли начать репетицию. Гермиона открыла было рот, чтобы возразить, поняла, что ей нечего сказать, и промолчала. Безмолвно она подняла со стола свою копию сценария и переместилась на открытое пространство, которое они использовали для репетиций, принимая начальное положение и начиная читать.

* * *

Защитные чары Хогвартса присущи исключительно школе: подобная магия не была найдена где-либо ещё, хотя многие маги пробовали добиться похожего эффекта, но все попытки завершились неудачей.

Основной функцией подобных чар является защита территории — обычно здания и прилегающих земель — от нападений, несанкционированного проникновения и т.д. Чаще всего защитные чары настроены на то, чтобы определять конкретных индивидуумов или группы людей, объединённых единым признаком, и скрывать территорию от тех, кто этим признаком не обладает. В качестве примера можно привести чары Косой аллеи, охраняющие её от проникновения маглов; кроме того, древние магические семейства часто скрывают отдельные части своих поместий защитными чарами, дающими доступ исключительно членам семьи.

Гермиона решительно поборола внутренний голос где-то на краю сознания, который живо заинтересовался, есть ли подобные места в доме Малфоев, и если да, то что там скрывалось. Чёрная магия, пытки маглов…

Нет, она не должна была думать об этом. Репетиция шла нормально, как только они её начали; Малфой не сказал ни слова, за исключением своих реплик, и Гермиона взволнованно наблюдала за ним, всё ещё бледным, стараясь предугадать приближение очередного приступа безумия, или гнева, или…

Сознательным усилием Гермиона вновь заставила себя сконцентрироваться на «Истории Хогвартса». Она всегда читала, когда хотела отвлечься, и несмотря на все подтрунивания Гарри и Рона, ей действительно нравилась эта книга. Она напоминала о том времени, когда Гермиона впервые узнала, что она волшебница, что магия реальна и что перед ней открывается совершенно новый неизведанный мир, полный заклинаний и чар, новых школьных предметов и учителей, нового образа мыслей. Новых друзей.

В этом отношении защитные чары Хогвартса весьма уникальны в своей гибкости. Одно заклинание может быть настроено на отказ в допуске одному лицу или группе лиц; если же требуется охранять территорию от нескольких людей или групп индивидуумов, следует использовать несколько защитных чар. Однако в Хогвартсе действует лишь одна защита — исключительно сложная по составу, комплексная и детализированная, благодаря чему ещё никому не удавалось несанкционированно пробраться через защитные чары. Единая система способна идентифицировать различные категории индивидуумов или целых групп и не давать им проникнуть на охраняемую территорию.

Как следствие, подобная многофункциональность имеет весьма интересный эффект. Допустим, воображаемая группа людей — возьмём левшей для наглядности примера — хочет нанести вред охраняемой территории. Защитные чары должны быть наложены, чтобы предотвратить проникновение данной группы лиц. Однако, если существует один левша — например, шпион, работающий в интересах охраняемой территории — которому необходимо пройти через защитные чары, возникает потребность временно снять защиту от всех левшей и вновь восстановить её после отбытия интересующего нас индивидуума, что делает территорию временно подверженной атакам извне.

Однако защитные чары Хогвартса способны иметь дело с несколькими попытками проникновения одновременно, позволяя попасть на территорию одному левше, в то же время отказывая в допуске второму. Таким образом, данный вид защитных чар является гораздо более надёжным, чем все остальные, известные магическому сообществу. Рассмотрение преимуществ подобной защиты в контексте по-настоящему опасных групп, как, например, последователи Того-Кого-Нельзя-Называть, позволяет по достоинству оценить все преимущества такого вида защитных чар.

И это снова возвращало мысли Гермионы к Малфою. Опасные группы вроде последователей Того-Кого-Нельзя-Называть… Если бы не гибкая система защиты хогвартских чар, Малфой не смог бы попасть на территорию замка, и где бы он был тогда? Дома, вероятно, вместе со своим отцом, где его заставляли бы изучать и использовать Тёмные искусства, и это точно свело бы его с ума…

Сконцентрироваться на книге.

Вероятно, самым поразительным является тот факт, что защитные чары могут идентифицировать членов школы — студентов и профессоров — и защищать их. Данный процесс подвергался глубокому изучению, и современные теории сходятся во мнении, что Хогвартс и прилегающие территории содержат микроскопические магические частицы, которые попадают в кровеносную систему обитателей школы. Эти частицы могут оставаться в крови носителя до полугода после того, как он покинет школу, однако также могут быть немедленно выведены из организма с помощью зелья, как в случае директора четырнадцатого века, изгнанного из школы после многочисленных скандалов, связанных с применением тёмной магии (для более подробной информации о прецеденте и использованном зелье см. «Биография Кейна Мортенсена» авторства Луизы Марли). Бытует мнение, что вышеописанные магические частицы позволяют школе распознавать её обитателей и при необходимости помогать им. Защитные чары впускают на территорию любого, в чьей крови содержатся частицы, независимо от их принадлежности к запрещённым группам.

И это, разумеется, объясняло, почему Малфой мог свободно находиться в школе.

Неужели этим вечером всё будет напоминать ей о Малфое? Вероятнее всего, да. Гермиона не могла перестать думать — даже когда концентрировалась на книге — о том, как холодны были его руки, каким напуганным он выглядел, когда его пальцы гладили её волосы. Как содрогался он от воспоминаний. Что он видел? Что он натворил?

Он был убийцей, да, и последователем Волдеморта, а ещё он сказал, что маглы и маглорождённые — просто животные. Но это сводило его с ума, и… не значило ли это, что где-то глубоко ещё теплилась искра совести?

Гермиона решительно вернулась к книге. Подобные мысли ни к чему не приводили, лишь заставляя её ещё больше волноваться и усиливая и без того очевидную растерянность. Но что она могла сделать? Чтение оставалось единственным занятием, которое могло отвлечь от тяжёлых размышлений, и даже этот способ сегодня не работал. Однако она всё равно пыталась, и когда Рон вернулся со своей сольной тренировки по квиддичу, а Гарри и Джинни — с репетиции, Гермиона попыталась отвлечь себя разговором с друзьями.

Но она так и не смогла до конца выкинуть Малфоя из головы.