Вчера умрет твоя любовь (гет)

Библиотека была наполнена тихим шелестом страниц, перешептываниями, похожими на ветерок, запахом пергамента и книг. Айрис никогда не понимала Гермиону, почему та так любит проводить время среди книжных стеллажей, но в последние дни, бывая здесь все чаще, начала проникаться атмосферой.

В библиотеке было до странного уютно. Она принимала Айрис в свой мирок, отгораживала от всех напоминаний о другом времени, малознакомых людях, проблемах и бедах. Поначалу Айрис еще пыталась здесь либо учиться, либо искать информацию о диадеме Рейвенкло, но после возвращения из родного времени ее словно отпустило. И теперь она приходила сюда, просто чтобы отдохнуть от любопытных взглядов, уместных и не слишком вопросов. От всех напоминаний, что она — не дома.

Айрис понимала, что цепляется за иллюзию, и за углом книжного стеллажа она увидит мадам Мортемор, а не Пинс, поиграть в квиддич ее пригласит Альфард, а не Рон… И в какой-то момент вовсе не Драко Малфой направит на нее палочку, чтобы бросить очередное неприятное проклятие. Прятаться было неправильно, да и непривычно: Айрис все проблемы всегда встречала лоб в лоб. Но гнет из обязательств и долга давил, и не было никого, кроме оставшихся в настоящем Рона и Гермионы, кто мог подхватить Айрис под локоть, поставить на ноги и сказать: я рядом, я разделю все с тобой, забудь, отпусти, не думай.

Айрис не жаловалась — не привыкла и считала пустым. В конце концов, кредо Муди «постоянная бдительность» не раз спасало жизнь. Вот только непрерывное напряжение истончало нервы, и Айрис совсем не удивляло, что Муди в итоге немного тронулся рассудком. Поэтому в череде всех происшествий ей нужна была передышка. Ей нужны были тишина, спокойствие и одиночество.

Выходные же подарили не отдых, а бесконечный круговорот событий. Айрис даже уроки была вынуждена делать под боком Меган и едва не на бегу. Ту же трансфигурацию она заканчивала в двенадцать ночи, сидя по-турецки в своей кровати и запихнув волшебную палочку за ухо, как любила поступать Луна Лавгуд.

В итоге за ночь Айрис проспала не более четырех часов, и эти часы были отнюдь не самыми сладкими. Ей опять снились кошмары: безумный калейдоскоп картинок-воспоминаний, Хогвартс, тонущий в дикой вьюге, и она сама, бегущая сквозь сильный снегопад и ветер, чтобы кого-то спасти. Сон оставил после себя слабость и отвратительное чувство бессилия, которое рождалось из-за отчаянного желания что-то изменить и абсолютной невозможности это сделать.

Айрис подавила зевок и склонилась над справочником. Библиотека Хогвартса располагала добрым десятком книг про акромантулов и парой дюжин талмудов, посвященным опасным существам, где акромантулы упоминались. Проблема была в том, что везде рассказывалось об отличительных чертах тварей, их уязвимых местах, полезности для тех, кто хотел пустить этих тварей на ингредиенты. Кретинов, жаждущих лечить существ класса 5Х, среди авторов книг не было.

Айрис предполагала, что нужную информацию она вполне может отыскать в Запретной секции. Хагрид точно был не единственным, кто решил заботиться об акромантулах, какие-то справочники по колдозоомедицине должны были существовать. Те же драконологи однозначно лечили драконов в заповедниках. И Айрис точно знала о существовании паучьих ферм, поскольку из паутины акромантулов получался отличный шелк с магическими свойствами. А уж если вспомнить, как трясся Слагхорн над ядом Арагога…

Она выписывала на отдельный пергамент все, что могло ей пригодиться, чтобы поставить Арагогу диагноз и найти правильное лечение. Пятнадцатилетний Хагрид любил всяких тварей, но в их заболеваниях пока не разбирался, и Айрис приходилось полагаться лишь на куцые описания симптомов. Она уже составила список всех диагностирующих и простых лечебных заклинаний, которые маги применяли к обычным волшебным животным: крапам, книззлам, пегасам. Они не считались опасными тварями, их разводили, о них заботились. И они были магическими существами. Айрис надеялась, что все выписанные заклятия сработают и на гигантском пауке.

Она вздохнула, отложила очередной бессмысленный для нее труд об опасных тварях и прикрыла глаза. На сознание навалилась неподъемная усталость, захотелось просто уложить голову на книгу и уснуть. Вот только скоро должен был быть обед, а после него — трансфигурация, которую Айрис пропускать не собиралась.

Стремясь хоть немного взбодриться, Айрис встала со своего места, сгребла в стопку пролистанные книги и прошла вглубь библиотеки, чтобы расставить их по стеллажам. В секции, посвященной опасным существам, оставалось все меньше фолиантов и брошюр, которые она бы не просмотрела. Взяв наугад еще пяток книжек, она неспешно вернулась к облюбованному уголку и застыла.

Возле стола, небрежно прислонившись к стеллажу и вертя в руках пособие по магическим членистоногим, стоял Риддл. Айрис едва успела подавить в себе вполне обоснованное желание броситься к собственным вещам и проверить, что Риддл трогал и что узнал.

— Меня несколько удивляет твое увлечение опасными существами, — заговорил он, демонстрируя легкое недоумение. Айрис прижала к груди книги, пронзительно глядя на его расслабленную фигуру.

В последнее время Риддл словно искал общества Айрис, и с каждым новым их разговором у нее усиливалось чувство, что на ее шее затягивают петлю.

— Чем обязана? — Айрис уверенно прошла к своему столу и спокойно водрузила на него принесенную литературу. Она решила, что будет лучше игнорировать намеки Риддла и не позволять ему задавать тон разговора.

— Ты не выбирала как факультатив Уход за магическими существами, но читаешь о них довольно много. Прячешь опасного фамилиара? — Айрис нахмурилась. Риддл вцепился в тему фантастических тварей, точно вор в ключ от сейфа в Гринготтсе. Мерлин, да он даже не заметил ее вопроса!

Айрис оперлась ладонями о край столешницы и с вызовом посмотрела на него.

— У меня мантикора под кроватью живет, — сообщила она, и глаза Риддла сверкнули недобрым огнем. Насмешек в свой адрес он не терпел.

— Как безрассудно с твоей стороны, — он небрежно вернул книгу, которую держал в руках, в стопку и повторил движение Айрис, опираясь ладонями о поверхность стола. Расстояние между их лицами стремительно сократилось до каких-то десяти дюймов. — Осторожнее, так ты можешь разделить участь Хагрида.

Айрис стиснула зубы. Она прекрасно слышала подтекст каждого слова. Риддл был мастером двояких ответов, которые его собеседники почти всегда понимали превратно, не замечая угроз и темных обещаний.

— Спасибо, что предупредил. Ты за этим подошел?

— Знаешь, что больше всего меня удивляет? Что строение организма акромантулов и их повадки тебе интереснее произошедшего с твоим зельем. Не потому ли, что ты знаешь настоящую причину, по которой противоядие превратилось в яд?

Взгляд Риддла стал колючим, въедливым, и Айрис сперва замерла, а потом разозлилась. Риддл опять загонял ее в угол.

— Нет, — коротко ответила она, не желая оправдываться или вообще что-то объяснять. Она не обязана была посвящать все свое время исключительно зельеварению.

— И твои попытки испортить зелье только показали, насколько сильно ты не хочешь эту причину раскрывать, — Риддл словно задался целью не слышать ничего из того, что говорит Айрис. Он оттолкнулся от столешницы и плавно обогнул стол, на ходу доставая волшебную палочку. Айрис мгновенно выпрямилась и потянулась к карману мантии. Пальцы сжали успокаивающе-теплое древко. От напряжения зазвенело в ушах.

Но Риддл отвел палочку в сторону и поставил свои заглушки и отвлекающие чары.

— Вино Лафарж сменило свойства из-за твоей магии, Суон. А знаешь, в каких случаях меняется магия волшебника?

Айрис показалось, что ее сердце рухнуло куда-то в подземелья Хогвартса, а кровь в венах остановила ток. Неужели она действительно считала, что Риддл не доберется до этого в своих рассуждениях?

— Если ее забирают у другого мага, — Риддл приблизился, остановившись в двух шагах. — Неужели племянница непогрешимого Альбуса Дамблдора увлекается темной магией?

— Нет, — односложно ответила она и выпрямилась.

Ситуация стремительно из просто плохой превращалась в паршивую. Отношение Риддла к Дамблдору было Айрис хорошо известно, как и желание любой ценой его дискредитировать. Мнимое родство — троюродная линия — могло сослужить Дамблдору дурную службу.

— Профессор Слагхорн делал ставку на открытие нового рецепта вина Лафарж. Полагаю, он точно знает, что нет законных способов сварить это зелье по существующему рецепту и получить подобный твоему результат, — Риддл подошел еще ближе и практически навис над Айрис. Она отчетливо ощутила запах хвои — так пахло мыло в ванной старост. За пятьдесят лет домовики не изменили своим привычкам. — Как, думаешь, поступит профессор Слагхорн, если узнает, что рецепт не менялся?

— Мне надо испугаться? — сощурилась Айрис, чуть подавшись вперед.

— Магия, меняющая вектор силы… — Риддл почти шептал, настолько тих стал его голос. Тих и возбужден. Да, сам Риддл никогда бы не отказался отнять чужую силу, если бы это сделало его сильнее. — Кому будет интереснее способ обретения подобного таланта: аврорам или все же Отделу Тайн?

— Ты обвиняешь меня в том, что я у кого-то забрала силу? А ты готов к последствиям — а они точно будут, — когда я под Веритасерумом докажу, что твои обвинения ложны? — Айрис вынудила себя стоять спокойно и прямо. Такие люди, как Риддл, чувствовали слабину и давили на нее до победного. Поэтому Айрис даже не шелохнулась, когда Риддл поднял руку с зажатой в ладони палочкой, хотя от напряжения спина покрылась потом, а рубашка под мантией противно прилипла к телу.

— Вот как, — протянул он задумчиво, рассматривая Айрис так, словно впервые видел. — Тебе ведь есть, что скрывать, верно, Ариста?

— Всем есть, что скрывать.

Риддл еще несколько секунд всматривался в ее лицо, а затем отступил, опустив палочку. Айрис видела, что он не услышал желаемого, но какое-то решение все же принял. В жестах, искривленной линии губ не было и тени сомнений.

— Завтра в восемь в лаборатории, — озвучил Риддл, не допуская отказа, снял резким жестом свои чары с уголка и ушел.

Айрис рвано выдохнула, нащупала сбоку от себя стул и буквально рухнула на него. Дыхание срывалось, в коленях поселилась противная слабость. Страха не было — Айрис не умела бояться Риддла, — но было что-то иное: нервное возбуждение, волнение, тревога.

Айрис сняла душивший ее бант и расстегнула воротник блузы. Откинувшись на спинку стула, посмотрела на выбеленный сводчатый потолок.

Риддл не отступит — не та ситуация. И что ей теперь делать?

 

— Ариста, ставку сделать не хочешь? — Альфард поиграл бровями, перегнувшись к Айрис через стол.

— На что? — растерялась Айрис.

— Сядь нормально, прекрати позорить факультет, — тут же зашипела на Альфарда сидящая неподалеку Шарлотта Крауч. Айрис точно знала, что это Шарлотта, потому что Эмилия задерживалась в библиотеке вместе с братцем. — И вообще, что за вульгарное развлечение! Мы не какие-то американцы! Предлагать такое девушке…

— Шарлотта, будь любезна, не порть вечер, — Альфард развернулся к Крауч со злой улыбкой. Айрис и не знала, что он так может улыбаться. — Ариста, на твой бой с Лестрейнджем почти весь Хогвартс ставки сделал!

— И на кого ставят? — заинтересовалась Айрис.

— В основном на Лестрейнджа, — Альфард все-таки сел нормально, прекратив вытирать столешницу грудью. Айрис пожала плечами: она ожидала подобного расклада со ставками. Лестрейнджа здесь знали, не раз видели в бою, в конце концов, он был вице-чемпионом школы. А она? — Но я поставил на твою победу, имей в виду.

— Выкинул на ветер десяток галлеонов, — прокомментировал Фоули, и Айрис, сама так думавшая, внезапно испытала раздражение. — С другой стороны, если ты, Суон, не будешь медлить или ждать честного боя, у тебя есть шансы хотя бы на ничью.

Айрис удивленно посмотрела на Фоули. За прошедшую неделю тот ясно дал понять, что к поклонникам Аристы Суон не относится.

Фоули же дорезал бифштекс и продолжил:

— Лестрейндж всегда бьет на поражение. У него колоссальный запас атакующих заклятий. Какие-то из них разрешены условно, какие-то уже лет сто как вышли из широкого применения. Я сомневаюсь, что в школе есть еще один человек, так хорошо знакомый с боевой магией. Твое преимущество — внезапность и скорость. Успеешь его реализовать в первые секунды боя — молодец, а нет — думай, как проиграть с честью.

— Звучит неприятно, но Берт прав, имей в виду, — вздохнул Альфард.

— Вот спасибо.

— Можешь на длительность поединка поставить, таких ставок тоже много.

Айрис мрачно посмотрела на почти нетронутый ужин. Не потому, что она не хотела есть или слишком волновалась. Просто ужинать, когда на нее глазели половина Большого зала, а за спиной были слышны перешептывания о ней же, оказалось невозможно. Айрис мерещилось, что ее рассматривают под лупой, подмечая каждый жест.

— Не обращай внимания, — посоветовала Эмма, когда из-за соседнего стола отчетливо донеслось «Суон Лестрейнджа не победить».

Айрис закатила глаза. Не обращай внимания? Проклятье, да это уже ее девиз по жизни.

Большой зал был похож на растревоженный улей. Эмма, Меган и Альфард в разное время независимо друг от друга предупредили Айрис, что первые дуэли в году всегда наиболее интересные.

— Потом страсти утихнут, а бои приедятся, — пообещала Меган после трансфигурации, когда Селвин посулил Айрис фееричный проигрыш, а Гловер с усмешкой сказала, что на месте Лестрейнджа не расслаблялась бы.

Анна Гловер много раз доказывала свое мастерство в дуэлях, и к ее словам прислушивались. Она была второй и последней девушкой из шестнадцати человек, прошедших в финальные бои в прошлом году (первой оказалась выпустившаяся Вальбурга Блэк). Более того, она сумела занять пятое место, что говорило лучше всяких слов.

— Я с такой бабушкой тоже высокие места занимал бы, — беззлобно хмыкнул Шафик, когда Меган рассказывала о прошлогодних боях. Фред в них занял только седьмую позицию, но он своим результатом был доволен.

— А кто у нее бабушка? — осторожно спросила Айрис, переживая, что эта информация известна всем, включая младенцев.

— Профессор Мэррисот, — хихикнула Меган, а Айрис открыла рот. — У Анны потрясающий тренер, так что я бы сказала, пятое место — это не лучший результат.

— Было бы выше, но в сетке не повезло, столкнулась с Риддлом и не вышла в полуфинал.

И они были не единственными, кто это все обсуждал. Со всех сторон, из всех углов неслись предположения, кто кого и как. Фигурировали не только Айрис и Лестрейндж — хотя о них говорили много и с охотой. Айрис была «новой кровью», неизвестной величиной, способной поменять привычный расклад. Многие даже прочили ей место среди шестнадцати сильнейших дуэлянтов Хогвартса — четверо из прошлогоднего состава закончили школу, освободив дорогу на пьедестал. Мало кто верил в ее победу над Лестрейнджем, а вот попадание в турнирную сетку предрекали почти все семикурсники: они-то видели бои с манекенами.

Айрис вновь оказалась в центре внимания, и она не знала, то ли смеяться таким причудливым поворотам судьбы, то ли расстраиваться.

Ужин заканчивался как раз к семи, и под конец студенты едва не одновременно встали со своих мест и организованной толпой отправились к дуэльному залу.

— Там вся школа будет? — опешила Айрис.

— В начале года всегда так, — Альфард положил руку на плечо Айрис и легонько сжал. — Не переживай, ты справишься.

Айрис удивленно посмотрела на него и улыбнулась. Дуэли ее не пугали, ее раздражало чужое внимание, но Альфарду об этом неоткуда было знать.

На дуэльный зал явно накладывали чары расширения пространства, иначе в нем просто не поместилось бы такое количество учеников. Помещение походило на лекторий без парт. Наверху, на галерке, располагались младшие курсы. Они не участвовали в боях, только смотрели и набирались опыта. Нижние места, поближе к помосту, занимали те, кто собирался сражаться.

Дуэльная площадка располагалась на широком возвышении и уже была окружена прозрачными щитами, похожими на мыльные пузыри. По их поверхности пробегала то рябь, то радужные блики.

— Уже укрепили, — хмыкнул Фоули. — Даже что-то новое добавили.

— Вижу, — Альфард запихнул руки в карманы мантии и с интересом разглядывал защитные чары.

Айрис вновь восхитилась профессором Мэррисот. Та действительно заботилась о безопасности студентов, в отличие от многих прошлых преподавателей Айрис.

— Лестрейндж и эти снести способен, — хохотнул Шафик.

— Эти не снесет, — рядом с их компанией внезапно оказались Сигнус Блэк и Малфой. Сигнус на слова Малфоя согласно покивал головой и добавил:

— Но на всякий случай девочек на первый ряд сажать нельзя.

— Том уже распорядился, — важно кивнул Малфой. Риддл стоял внизу и следил за рассадкой студентов.

На языке Айрис вертелось с десяток вопросов, но задать их было некому. Ребята возбужденно переговаривались, полностью поглощенные собственными прогнозами на битву. Для них происходящее являлось частью привычной жизни, и Айрис просто не решилась спрашивать что-либо, боясь попасть впросак.

Чувствуя знакомое волнение под ложечкой, Айрис прошла к помосту. Она выкинула из головы лишние мысли, и теперь ее больше занимало не внимание студентов, а необходимость колоссальных защитных мер. Неужели Лестрейндж был настолько силен и не сдержан, что приходилось ставить десяток слоев щитов? Айрис это казалось лишним. Конечно, безопасность была превыше всего, но пробить столько чар…

Айрис в защите разбиралась довольно хорошо, особенно после занятий ОД. Ей приходилось страховать ребят, когда они отрабатывали потенциально опасные заклятия, и она неплохо набила руку на всевозможных щитах. И теперь могла с уверенностью сказать, что возле помоста подняли не обычные защитки. Это были полноценные осадные щиты, которые невозможно было пробить парой-тройкой атакующих заклятий.

Лестрейндж расхаживал по другому концу помоста. Его палочка плевалась нетерпеливыми искрами, оставляя за собой шлейф словно бенгальских огней. Мантии на нем уже не было, и Айрис тоже сняла свою и заозиралась, где ее оставить. На помощь пришла Эмма, покинувшая Большой зал вместе с Айрис и шедшая позади нее.

— Давай мне, — Эмма подошла к помосту и протянула руку, и Айрис с благодарностью отдала ей мантию. — Удачи.

Айрис кивнула, покрепче сжала свою палочку и развернулась к Лестрейнджу. Волнения не было, даже не взирая на то, что весь день ее старательно запугивали предстоящим боем. В зале у дальней стены стояли профессора Мэррисот и Стаффорд, а под конец рассадки студентов появился и Дамблдор. Айрис догадалась, что они втроем собирались наблюдать за сражением и страховать дуэлянтов.

Пока же Мэррисот следила за тем, как рассаживаются студенты, и одобрительно кивала действиям Риддла. Айрис и рада была бы сказать, что учителя слишком много дифирамбов поют его смекалке, знаниям, талантам, но здесь и сейчас вынужденно соглашалась с Мэррисот. Риддл ловко управлялся с толпой перевозбужденных студентов. Айрис, не понаслышке знавшая, как сложно бывает угомонить желающих сражаться ребят — бесценный опыт подарил ОД, — могла лишь молча признавать чужие умения.

Стаффорд же внимательно следил только за одним человеком — за ней самой. Айрис не сразу заметила это внимание и поначалу даже решила, что ошиблась и придает слишком много значения случайным взглядам. Но нет, Стаффорд наблюдал за ней, и так пристально, что становилось не по себе. И лишь приход Дамблдора заставил его отвлечься и переключиться.

Айрис закусила губу, размышляя, что Стаффорду от нее было нужно. Интуиция почти кричала, что ничем хорошим такое внимание не закончится.

Ровно в семь вечера профессор Мэррисот подняла свою палочку и выстрелила в воздух снопом алых искр. В зале мгновенно стало тихо, а Лестрейндж стелющимся шагом направился к центру помоста. Айрис немного замешкалась, но последовала примеру.

— Итак, дамы и господа, — сильный голос Мэррисот был слышен в каждом уголке зала. — Приветствую вас на первой турнирной дуэли в этом году. Правила, надеюсь, напоминать не надо. Эйдан, Ариста, — она развернулась к стоящим на помосте и многозначительно посмотрела на них. — Я жду честного поединка. Удачи вам обоим.

Лестрейндж Мэррисот и не слушал, не сводя горящего взгляда с Айрис. С таким нетерпением на нее не смотрел еще никто ни разу, даже неловко стало.

— Удачи, Суон, — оскалился он и кивнул в традиционном приветствии. Айрис склонила голову в ответ. У нее не было богатого опыта участия в дуэлях, последняя была между ней и Волдемортом, и лучше бы она о ней не вспоминала.

— Три, — начала отсчет Мэррисот, наблюдая, как Лестрейндж и Айрис расходятся на разные концы помоста. — Два. Бой!

Айрис показалось, Мэррисот договорить не успела, а Лестрейндж уже сорвался в битву. Айрис метнулась в сторону и попала под его второе заклятие.

— Reflecto, — взмахнула она палочкой. — Stupefy!

Лестрейндж ее атаку даже не заметил, послав в нее чары иллюзии. От бледно-розового луча Айрис едва увернулась, а в нее уже летел конъюктивитус. Поразительный темп! Лестрейндж атаковал на выдохе, он не делал пауз между заклятиями, не ставил щиты и постоянно двигался по помосту, навязывая бешеную скорость, при которой так легко было ошибиться.

Айрис по достоинству оценила манеру боя. Она предполагала нечто подобное, еще когда Лестрейндж сражался на уроке Защиты с манекенами, но одно дело видеть и совсем другое — участвовать лично. Айрис не успевала атаковать в ответ, только уворачиваться и ставить щиты.

Лестрейндж бил сильно, а его заклятия — каждое из них — гарантированно бы вывело Айрис из сражения. Плевать он хотел на зрелищность, интересную стратегию — ему нужна была исключительно эффективность.

Стало понятно, почему ставки принимались не только на победу Лестрейнджа, но и на время, за которое он победит. И счет там шел на секунды. Айрис интересовалась у Альфарда: в Хогвартсе не было ни одного ученика, кто поставил бы на бой дольше минуты.

И это раззадоривало, вызывало нестерпимое желание доказать всем: Айрис Поттер отличный боец.

Словно почувствовав ее настрой, магия вокруг сгустилась, и Айрис с внутренним восторгом поняла, что время замедлилось. Она не сдержала улыбки, которую поймал — вот везет же ей! — сам Лестрейндж, и легко ушла от двух атак подряд.

— Expelliarmus!

Лестрейндж, в этот момент произносивший очередное заклинание, не успел выставить щит или отойти в сторону. Он даже не видел атаки из-за вспышки предыдущего заклятия. Айрис поднырнула под луч на невозможной скорости и атаковала в промежутке между двумя секундами, вдохом и выдохом.

Палочка вылетела из ладони Лестрейнджа, и Айрис молниеносно перехватила ее полет.

В зале повисла тишина, которую через миг разорвал чей-то полный потрясения голос:

— Невозможно!

— Девятнадцать секунд, прикиньте, девятнадцать!

— Феноменально!

— Да просто повезло!

— Да какое «повезло»? Ты ее скорость видел? Она прямо из-под луча поднялась!

Зал трясло, лихорадило и рвало от криков, а Айрис не сводила взгляда с застывшего Лестрейнджа. Она ждала, что он разозлится, но его словно огрели конфундусом. Айрис неуверенно подошла к нему и протянула его палочку.

— Реванш, — отмер он. Ни злым, ни взбешенным он не выглядел. Более того, огонь азарта в глазах стал еще ярче. Лестрейндж пришел в себя. — Реванш!

От его громкого крика разговоры в зале прекратились.

— Эйдан, бой окончен, — напомнила Мэррисот, но тот только отмахнулся.

— И минуты не прошло! Я имею право на еще один поединок! Вы же видели, это потрясающий бой! Я весь горю! Суон, принимай вызов!

Лестрейндж выглядел невменяемым, и Айрис запоздало поняла, что надо было не выпендриваться, а просто проиграть и избавить себя от внимания половины школы, Риддла и самого Лестрейнджа. А она с удовольствием и на всплеске адреналина шагнула навстречу неприятностям.

Она неуверенно взглянула на Мэррисот, взиравшую на происходящее с понимающей усмешкой, на спокойного Дамблдора, рассеянно поглаживавшего рыжую бороду, на Стаффорда, почти пожиравшего Айрис глазами…

— Суон! — напомнил о себе Лестрейндж. — Вызов!

Айрис кивнула, твердо решив в этот раз за победу не цепляться. И Лестрейндж, и — еще больше — Стаффорд напрягали.

— Хорошо, — Мэррисот покачала головой и дала отмашку. — Реванш. Три. Два. Начали!

Айрис вновь увернулась, но луч заклинания внезапно расщепился. Ей пришлось закрываться щитами, а Лестрейндж в это же время сменил положение на помосте и из другого угла послал два или три заклятия. Айрис пригнулась, а затем поставила защиту, не желая сдаваться слишком просто. Еще несколько атак она или обошла, стремительно двигаясь по дуэльной площадке, или поймала на щиты, но в конечном итоге намеренно и очень удачно пропустила заклятие головокружения. Потолок и пол поменялись местами, перед глазами все смазалось, и Айрис осела на помост, не способная больше нормально двигаться.

— Все, стоп, — скомандовала Мэррисот. Дуэль остановилась, Айрис финитой сняла с себя заклинание. Она была уверена, что теперь Лестрейндж успокоится, но…

— Какого драккла, Суон?! — заорал он на весь зал. — Какого Мордреда ты решила, что я поверю в такой исход? Ты за кого меня принимаешь?

— Эйдан! — Мэррисот попыталась пресечь излияния, но Лестрейндж даже не услышал окрика. Он был зол, невероятно зол, и смотрел на Айрис, и не пытаясь сдерживать бешенство.

— Вставай и сражайся нормально! — он отрывисто махнул рукой, и из палочки вылетел похожий на кнут луч. Луч врезался в щиты, те задрожали, и по залу пронесся грохот взрывной волны.

— Мистер Лестрейндж, уймитесь! — рявкнула Мэррисот, явно усилив голос магией.

— Это был не бой, а ущербище! Ты, мантикорова… — Лестрейндж замолчал на самом патетичном месте. Возле помоста появился Риддл, который без лишних разговоров наложил на Лестрейнджа силенцио.

— Бой окончен, — холодно напомнил он, и Айрис издалека видела, как побледнело его лицо и заострились скулы. Риддл тоже был в ярости. — Прошу прощения, профессор.

Мэррисот неодобрительно покачала головой, а Дамблдор добродушно заметил:

— Молодость-молодость… Мистер Лестрейндж горяч, и его иногда… заносит.

— В данном случае, Альбус, я приму сторону Эйдана, — выступил Стаффорд, манерно растягивая слова и неприятно напоминая Малфоя. Их по одному учебнику учили, что ли? — Мисс Суон определенно способна на большее, это показал их предыдущий поединок.

Лестрейндж, так и не сумев снять заклинание немоты, взмахнул палочкой и вычертил в воздухе яростно горящие золотым огнем буквы.

«ОНА ПОДДАЛАСЬ», — гласили они.

Айрис неловко одернула задравшуюся выше положенного юбку и спрятала руки за спиной. Она не ожидала, что Лестрейндж в горячке боя заметит намеренность поражения. Айрис удалось очень ловко и естественно попасть под луч заклинания.

«Реванш не засчитан, — продолжил выводить палочкой Лестрейндж. — Еще один бой».

— Да ты охамел, Лестрейндж! — донеслось возмущенное из зала. — В очередь!

«Заткнись», — мгновенно вспыхнуло в воздухе.

Лестрейндж вопросительно и требовательно посмотрел на Айрис, и она отрицательно покачала головой и собралась покидать помост.

«Суон, зачем ты здесь?» — лишенный голоса Лестрейндж злился, и буквы плясали в воздухе как бешеные. Айрис замерла. Она прекрасно поняла, о чем спрашивал у нее Лестрейндж. Зачем она пришла в дуэльный клуб, зачем приняла вызов, ввязалась во все это, если теперь отказывалась сражаться? Зачем она поддалась, если ее цель — стать сильнее? Лестрейндж выглядел не просто злым, он выглядел оскорбленным, и Айрис сознавала, чем именно она его оскорбила.

— Последний бой, разрешите? — спросила она у Мэррисот, и та со вздохом махнула рукой. Риддл, бросив на Лестрейнджа предупреждающий взгляд, снял заклятие.

— Сражайся в полную силу, ясно? — Лестрейндж принял стартовую позицию, и Айрис в третий раз за вечер встала к центру помоста. Про себя она решила, что это последний раз, когда она сражается с этим психом. На следующий бой она вызовет Альфарда. Или Шафика. Или Фоули. На худой конец, Селвина, он точно не откажет.

Интересно, а Стаффорд на всех боях присутствовать будет? От его липкого взгляда у Айрис чесалось между лопаток и росло желание отмыться в душе.

— Один. Два. Бой!

В воздухе соткался знакомый хлыст, тот, от которого содрогнулись осадные щиты — ненормальный Лестрейндж решил не мелочиться, — и Айрис буквально отлетела вбок, направив в сторону хлыста экспульсо. Расчет оказался верным, одна мощная атака остановила другую, но купол над помостом вспыхнул радугой, и часть чар, послабее и попроще, пала, не выдержав натиска.

Уже зная, что следующее заклинание прилетит раньше, чем она успеет сориентироваться, Айрис сменила направление в сторону собственного синего пламени. Редко кто ищет укрытия под предыдущей атакой, поэтому туда Лестрейндж бы точно не выстрелил. И Айрис вновь угадала. Золотой луч, сорвавшийся с кончика палочки Лестрейнджа, разбился на полдюжины траекторий, но ни одна часть заклинания не попала в Айрис, метнувшуюся к плавно стекающему по куполу огню.

Лестрейндж с безумной улыбкой на все лицо выстрелил в Айрис условно разрешенной «костеломкой» — Айрис узнала ее по багровой вспышке и отразила атаку.

— Эйдан, это уже слишком! — раздался крик Мэррисот откуда-то из зала. Айрис не видела ничего вне помоста. Залечить переломы в волшебном мире было несложно, но боль от десятка сломанных костей — это точно не то, что хочется испытывать после школьной дуэли.

— Bombarda! — Айрис направила кончик палочки в пол перед Лестрейнджем. Доски послушно взорвались щепками, позволив вновь переместиться по помосту.

— Давно бы так! — крикнул Лестрейндж, мощной волной откидывая от себя деревяшки. Он был счастлив. Псих.

Добрая треть помоста превратилась в опилки. Лестрейндж невероятно легко перемахнул через дыру в полу, наступая на поломанные доски и стремительно скользя по ним, точно ничего не весил. Айрис попыталась его оттолкнуть, применив эверте статум, но Лестрейндж просто поднял в воздух разнесенный помост и закрылся им как щитом. Он воспользовался идеей Айрис бить из-под другого заклятия, и Айрис едва успела поставить щит, как в нее полетели массивные деревянные обломки. Щит выдержал пару ударов и треснул, а поток досок не кончался.

— Depulso! — Айрис наотмашь рассекла воздух перед собой и послала все обломки в обратный полет. Лестрейнджа это не остановило. Он кинул экспульсо, вынуждая Айрис уклоняться и от деревяшек, и от пламени. Где-то на подсознании отметив, что в поединке с Лестрейнджем помост должен оставаться пустым и чистым, иначе даже щепки будут использованы в бою против оппонента, Айрис подняла палочку и сделала характерный для броска лассо жест.

Тогда, после случая в пещере с инферналами, она ожидаемо интересовалась, что за заклинание применил Дамблдор. Айрис не была уверена, что сумеет удержать такую массу пламени, но на другом конце помоста стоял Лестрейндж, который точно нашел бы, что противопоставить атаке, чем погасить ее. А от летающих обломков нужно было избавляться. Экспульсо создавало направленный кратковременный поток огня, оно не сожгло бы несколько десятков досок.

Айрис зарекалась использовать стихийное огненное заклинание, особенно после того, как его продемонстрировал Риддл. Но острых деревянных обломков было слишком много, и носились они над дуэльной площадкой как бладжеры.

Из кончика палочки с ревом вылетела огненная струя, закрутилась спиралью. Айрис показалось, что ее растягивают на дыбе, натянулся каждый нерв, каждая мышца. Сила, которая подпитывала огонь, рвалась из тела, выворачивала наизнанку. Ее трясло под напором заклятия, и она не могла, просто физически не могла унять эту дрожь, как не смогла бы противостоять сильному ветру.

Палочка норовила выскользнуть из рук вслед за огненным потоком, и у Айрис в мыслях пойманной птицей бился только один вопрос. Как Риддл смог удержать пламя?

Она стиснула зубы, на чистом упрямстве заставляя себя стоять на одном месте. Пальцы, в которых была зажата палочка, свело до ломоты, древко нагрелось и обжигало. Айрис совсем не удивилась бы, если на ладони потом обнаружился бы ожог.

Пламя набирало силу, сухой соломой вспыхнули обломки помоста. Айрис мысленно попыталась направить его вверх, чтобы не задеть Лестрейнджа. Она не видела, что происходит на его половине дуэльной площадки, но поняла, что что-то не так, когда сквозь пламя полетели фиолетовые молнии, а из зала донесся крик Мэррисот:

— Прекратить бой!

Айрис показалось, что она увидела мелькнувшую за огнем мшисто-зеленую мантию Дамблдора, и попыталась втянуть пламя обратно в палочку. То с огромной неохотой поддалось, но фиолетовых молний стало больше. Они сетью опутывали помост и горящие обломки пола в воздухе и словно вбирали в себя огонь.

— Лестрейндж, ты рехнулся? — Айрис едва узнала искаженный страхом голос Альфарда и напряглась. То, что ситуация вышла из-под контроля, она поняла еще по крику Мэррисот. Но вот насколько происходящее опасно, до нее дошло только сейчас.

Время вновь замедлило ход событий, откликаясь на эмоции Айрис. Она отчетливо увидела, как молнии поглотили остатки пламени, как ненормально серьезный Лестрейндж отпустил заклинание, чтобы впервые поставить около себя защиту, услышала его крик:

— Суон, щит!

И молнии взорвались с яркой бело-фиолетовой вспышкой. Айрис успела выставить перед собой отражающий щит, но взрывная волна отбросила ее назад, как тряпичную куклу. Все тело пронзила боль, словно в нее попал круциатус, перед глазами выросла стена огня, и сознание отключилось.

 

Она пришла в себя так резко, точно в ее сознании щелкнули тумблером. Не было ни растерянности, ни провалов в памяти — все выглядело так, будто она просто на несколько секунд закрыла глаза. Вот только увидела она выбеленный потолок с солнечными бликами и бродящими бледными тенями, а не жаркое пламя.

— Прости, я тебя разбудил, — покаялся знакомый бас.

Айрис попыталась повернуться, но тело точно парализовало, и попытка принесла только ломоту в костях и тупую боль в мышцах. Скрипнули пружины кровати, и в поле зрения Айрис появилась лохматая голова Шафика.

— Ужасно выглядишь, — сообщил Фред, и Айрис усмехнулась. — Самочувствие как?

— Наверно, так же, как и внешность, — голос превратился в скрежещущий хрип. Банши и те разговаривают приятнее. — Я парализована?

— Да, извини, сейчас, — Фред взмахнул палочкой, и Айрис точно из тисков выпустило. Все тело резко заныло от болезненных ощущений. — Я тебя обездвижил, чтобы ты себе не навредила. Бывает после неожиданного пробуждения.

— Эннервейт?

— Он самый. Провалов в памяти нет? Ясность сознания? Перед глазами не расплывается?

Айрис прислушалась к себе.

— Помню все. С сознанием вроде все в порядке. Вижу хорошо, — отчиталась она и еще раз попыталась сменить положение. Сдвинуться получилось, но при этом все конечности прострелило резкой, острой болью. — Ох!

— Ты бы поаккуратнее. У тебя было пять переломов, порвана селезенка, проткнуто легкое, сорок пять процентов тела в ожогах. Тебя, конечно, собрали по кусочкам, залатали и наложили обезболивающие чары, но чтобы лечение подействовало, требуется время.

— Оу, — Айрис замерла. С ней случалось всякое, но таких обширных повреждений она ни разу не получала. И это она еще щит успела поставить! — А что с Лестрейнджем? И где я?

Она только что сообразила, что место было мало похоже на больничное крыло Хогвартса. Привычные своды над головой отсутствовали, стены пестрели веселыми пятнами, точно безумный художник опрокинул на них свою палитру, огромные окна ничем не походили на стрельчатые замковые.

— Ты в Мунго. А Лестрейндж вон, по соседству лежит.

Айрис аккуратно повернула голову и увидела замотанную в бинты от макушки до пят фигуру, пластом лежащую на соседней железной койке.

— Он пока спит, и я будить его не хочу, — сообщил Фред.

— Я тоже на мумию похожа?

— Ага. Противоожоговая мазь уже к завтрашнему дню нарастит новую кожу, не переживай. Даже шрамов не останется. Переломы все уже срощены…

— И давно я здесь? — Айрис перебила Фреда, осознав, что сейчас явно солнечный день, а не поздний вечер.

— Почти сутки, — Фред почесал затылок. — Слушай, я догадываюсь, что вопросов у тебя больше, чем у Марчбэнкс на экзамене… Короче, в Мунго вас переправили, потому что миссис Ургхарт сказала, что вам обоим нужна быстрая и комплексная помощь, и лучше вас сбагрить консилиуму целителей, а у нее и так много работы. Вы с Лестрейнджем стихийное бедствие устроили, осадные щиты рухнули!

— Кто еще пострадал? — взгляд Айрис заметался по палате, но из четырех коек две определенно пустовали. Кроме нее и Лестрейнджа пациентов тут не было. Но ведь в Мунго не одна палата…

— Тебе поименно перечислить или хватит количества? Человек двадцать, стационарные щиты все же погасили большую часть чар, а Дамблдор, Мэррисот, Стаффорд и старшекурсники успели свою защиту возвести. Так что больничное крыло Хогвартса вчера было забито, но миссис Ургхарт всех на ноги поставила, — спокойно отчитался Фред, точно речь шла об овощах на прилавке, а не раненых студентах. — Сегодня к вечеру выпишут последних пострадавших.

— О Мерлин… — Айрис похолодела. Двадцать человек!

— Не стони, все целы. Лестрейндж придурок редкостный, от него другого и не ждали, а вот ты, конечно, отожгла, — Шафик хмыкнул, вспомнив о чем-то. — Рейвенкло оштрафовали на пятьдесят баллов, у тебя до конца сентября отработки, как выйдешь из больницы, а Лестрейнджа ко всему прочему еще и от дуэлей отстранили. Не знаю, кто ему придет сообщать эту потрясающую новость, но будет лучше, если сообщат, пока он в Мунго.

Айрис виновато опустила голову.

— Я даже не знаю, что за заклинание он использовал и почему была такая реакция…

— Заклинание старое, стихийное. Само по себе оно не слишком опасно, поэтому его и не запретили. Но есть проблема. Угадаешь, какая?

— Оно усиливается огнем? — логично предположила Айрис, и Шафик покивал головой.

— Почти угадала. Оно усиливается любым энергозатратным заклятием. Абсолютно любым. Но огонь предпочтительнее, там еще и дополнительная энергия от тепла. Мы были уверены, что живыми вас не найдем, ты это понимаешь?

Настроение Фреда резко изменилось. Он хмуро посмотрел на Айрис и скрестил руки на груди.

— Если бы я знала…

— Пролитое зелье не соберешь. Хвала Мерлину, живы остались. Сейчас сюда придут целители. Я уговорил их дать мне пять минут, чтобы поговорить с тобой. Они согласились, что после пережитого потрясения тебе будет лучше узнать информацию от знакомого человека, чтобы не плодить панику.

Айрис благодарно кивнула. Да, если бы она пришла в себя в незнакомом месте, а рядом сидел бы незнакомый целитель, вопросов было бы больше, как и активных действий. А так Айрис терпеливо ждала, пока Фред сам все расскажет. К тому же, целителю Айрис бы и не поверила: его-то в дуэльном зале не было. А вот Шафик был.

— Ладно, Суон. К тебе и Лестрейнджу было разрешено по одному посещению, посещением к тебе я воспользовался. Кто придет к Лестрейнджу, я не знаю. Ну, профессоров и родителей не считаем, они могут приходить сколько угодно. У тебя есть родня в Англии, кроме профессора Дамблдора?

— Нет.

— Ясно. Если все будет хорошо, завтра вечером вас переведут в больничное крыло Хогвартса. Ну, в любом случае до конца недели точно выпишут. Я пошел. Поправляйся давай.

— Спасибо, что заглянул, — доброжелательно ухмыльнулась Айрис, и Фред подмигнул в ответ.

Целители зашли сразу после него. Айрис стоически вытерпела все расспросы и диагностические чары, смирилась с унизительной процедурой сопровождения до туалета — медсестра даже собиралась подержать ее над унитазом, чтобы Айрис не упала на кафеле! — и кормления с ложечки. Ей клятвенно пообещали, что к вечеру бинты с рук хотя бы частично снимут, и ужинать она сможет уже сама. Но главное, она сумела молча выслушать пяток мнений о собственной безответственности и «мисс Суон, вы же девушка, зачем вам такое травмоопасное занятие, как дуэлинг?».

Фраза «вы могли погибнуть!» давно перестала внушать Айрис страх или хотя бы должное беспокойство. Она пережила тролля, василиска, дементоров, драконов, Волдеморта и его Пожирателей, и последствия обычной школьной дуэли ее волновали мало. Даже если оппонентом был псих Лестрейндж.

Его привели в сознание ближе к вечеру. Айрис лежала на своей койке и считала тени на потолке, когда дверь в палату открылась и через порог переступил Малфой.

— Привет, Суон. Эйдан спит? — Малфой говорил негромко, и было видно, что он не слишком рад находиться здесь. Айрис вспомнила, с какими новостями он пожаловал, и искренне пожалела гонца.

— Прежде чем сообщать о наказании, обездвижь его, — посоветовала Айрис. — Палочки у нас, конечно, отобрали, но мало ли…

Она думала, что Малфой оскорбится или покрутит пальцем у виска, но он серьезно кивнул и действительно наложил на Лестрейнджа чары частичной парализации.

Лестрейндж пришел в себя мгновенно, и палата потонула в потоке сквернословия. Малфой сморщил свой аристократический нос:

— Эйдан, следующим будет силенцио. Умолкни по-хорошему, с тобой в палате Ариста, и ей определенно не стоит слышать твой запас обсценной лексики.

— О, она цела? — Лестрейндж оживился и попытался покрутить головой. У Айрис сложилось впечатление, что он не сильно бы и расстроился, окажись она «разбита».

— Вы в Мунго, как думаешь, насколько вы оба целы? — вздохнул Малфой, закатив глаза. Айрис с интересом следила за его мимикой. Люциус Малфой походил на замороженную рыбу, а вот его отец, во всяком случае, в молодости демонстрировал нормальный спектр эмоций.

— Живы, и ладно, — беспечно отозвался Лестрейндж. Малфой выгнул брови, кашлянул и разгладил на себе мантию, на которой и так не было ни складки. На Айрис он при этом старался не смотреть. Айрис даже развеселилась: неужели неловко за Лестрейнджа стало?

— Том в ярости, — сухо сообщил Малфой, и Лестрейндж кратко застонал и уронил с трудом приподнятую голову обратно на подушку.

— Ну конечно же. Слизерин штрафанули на пятьсот баллов?

— На пятьдесят.

— Что так мало?

— Лестрейндж, ты в своем уме? — не выдержал Малфой и зашипел книззлом, которому прищемили хвост. Айрис подавила смешок. На самом деле, Лестрейндж был прав: штраф для тех, кто чуть не угробил себя и еще двадцать студентов, был маловат. Или сделали скидку на то, что это было просто несчастливое стечение обстоятельств? — У тебя отработки до конца сентября…

— Херня.

— … и отстранение от дуэлей…

— Какого обвислого?..

— Silencio! И отстранение от дуэлей на месяц. Не дергайся, ты зарвался. Вы уничтожили защитный купол, и пострадали студенты. Сегодня утром в Хогвартс строем летели письма от рассерженных родителей и попечительского совета с вопросами о мерах безопасности, и профессору Мэррисот пришлось объяснять, кто такой одаренный снес осадные щиты. И главное, каким образом это произошло.

Айрис стало совестно, а вот Лестрейнджа слова Малфоя совсем не впечатлили. Он смотрел на Малфоя так, словно жаждал убить. И по-прежнему порывался встать, игнорируя парализующее и боль — а пострадал он сильнее, чем Айрис, поскольку стоял к центру взрыва ближе.

— Том сказал, что больше не собирается закрывать глаза на твои выходки, — продолжил Малфой, поморщившись при виде зверской гримасы Лестрейнджа. — После выписки ты будешь вести в школе нормальную социальную жизнь. В противном случае тебя исключат из дуэльного клуба навсегда. Этот момент Том уже согласовал с деканом и профессором Мэррисот. Директор Диппет тоже дал добро на подобную меру, имей в виду, с ним разговаривал профессор Слагхорн.

Лестрейндж стиснул зубы так, что на лице заиграли желваки. Малфой кашлянул, поправил манжеты и выпрямился еще сильнее, хотя и так стоял прямой как палка.

— Эйдан, не глупи. Ты сможешь вернуться к привычной жизни, если не будешь упираться и начнешь использовать голову по назначению. Мы надеемся, что ты скоро поправишься, — он кинул мимолетный взгляд на Айрис и исправился: — Вы оба. Скорейшего выздоровления.

Малфой кивнул сначала Лестрейнджу, хотя тот на него не смотрел, а затем и Айрис. Она только рукой помахала в ответ, думая, как быть. Малфой сейчас должен был уйти, а она сама — остаться со взбешенным Лестрейнджем. Идея забирать у пациентов палочки внезапно показалась Айрис очень удачной.

Но переживала она зря. Малфой отменил свои чары, стоя на пороге, но Лестрейндж даже не дернулся. Он лежал как фараон в саркофаге, бессмысленно таращась в потолок. О чем разговаривать, Айрис не знала, поэтому предпочла молча покинуть палату. Кожа под повязками — а Фред не обманул, Айрис была замотана почти вся, — болела беспрестанно, и хотелось просто отключиться до следующего утра, когда мазь окончательно нарастит новый кожный покров. Но вместо этого Айрис решила устроить себе экскурсию.

Она неоднократно оказывалась в больничном крыле Хогвартса, часто получала различные травмы, среди которых были не только переломы и падения с метел, но и вещи посерьезнее. Однако в Мунго ее не переправляли ни разу. Айрис была здесь лишь однажды — когда приходила навестить мистера Уизли. Но, во-первых, это случилось в родное время, а во-вторых, она находилась в статусе посетителя, а не пациента.

Мунго сороковых напоминал детскую поликлинику, в которую Айрис пару раз давным-давно водила тетя Петуния. Стены коридора были выкрашены в позитивный желтый цвет, на котором встречались яркие рисунки. Разница заключалась в том, что в детской маггловской больнице рисунки были мультяшными, кажется, с диснеевскими героями, а здесь изображения напоминали сказочные иллюстрации из книг с легендами о короле Артуре и Камелоте.

Айрис проводила взглядом проскакавшего по неестественно-зеленой траве белоснежного единорога, полюбовалась на лазорево-синих бабочек, порхающих с одного куста роз на другой. При виде невероятно огромных бутонов и острых шипов Айрис вспомнила собственные исколотые в кровь руки после работы в саду. Тетя Петуния обожала цветы, особенно розы, и выращивала их перед домом. И кусты, естественно, должны были быть идеальными, чтобы завидовали все соседи…

Айрис вздохнула. Розы тети Петунии меркли перед нарисованным великолепием. Жалко, эти художества не сохранились до ее времени. Видимо, позднее кто-то решил сделать больницу больше похожей на скучный маггловский госпиталь. Айрис немного постояла перед интересной иллюстрацией, на которой бледная женская рука с узкой кистью внезапно поднималась из глади серебристого озера, ловила сверкающий меч, на миг замирала, указывая острием клинка в небеса, и уходила под воду. На третьем просмотре картинки Айрис заметила на клинке гравировку — имя меча, известное каждому британцу, будь то маг или маггл. Экскалибур.

Поняв, что с иллюстрациями легенд о короле Артуре она не ошиблась, Айрис пошла дальше. В ней внезапно проснулся интерес, и даже боль от ожогов отступила на второй план.

Айрис ожидала увидеть новые фрагменты истории: у магглов, может, Камелот и Мерлин были мифом, а вот в волшебной Британии они когда-то точно существовали. Однако следующая картина на стене явно иллюстрировала другую легенду.

На пышный куст белоснежных роз садилась крохотная птичка, прижималась грудью к длинному шипу и пела, постепенно опуская крылья и склоняя клюв. Кровь птицы капала на бутоны, окрашивая их в насыщенный красный цвет.

— Жертвенность, — внезапно произнесли за спиной. Голос звучал спокойно и доброжелательно, но Айрис от неожиданности все равно едва не подпрыгнула.

Позади нее стояла молодая и миловидная женщина. Если бы не лимонно-желтая мантия и не бейджик с надписью «Дежурный целитель Розали Феллин», Айрис бы в жизни не поверила, что эта особа может быть медиведьмой. Розали Феллин красила волосы в сливочный цвет и укладывала их на манер голливудских актрис сороковых годов, рисовала египетские стрелки возле глаз, пользовалась ядовито-красной помадой. Но самым выдающимся в ее внешности был бюст — Айрис даже затруднялась сказать, какой это был размер.

— Прости, что напугала, — мягко продолжила медиведьма. — Хорошая была идея — украсить стены больницы рисунками. Теперь кажется, что здесь курорт, а не палаты для тяжелобольных. Хотя эта история не самая подходящая…

Айрис сообразила, что последняя фраза относилась к рисунку на стене.

— А что за история? — невольно поинтересовалась она. Наблюдать за агонией птицы было неприятно, но крылось что-то завораживающее в превращении белых бутонов в алые.

— Легенда о появлении красных роз. Вымысел, на самом деле, если смотреть буквально, — медиведьма сморщила напудренный носик. — Напоминание о том, что в мире существуют вещи, ради которых стоит отдать все самое ценное в жизни, включая саму жизнь. Песнь о жертвенности и любви. Здесь мало кто ее может оценить.

Айрис кивнула. Ее мама умерла вместо нее, посчитав это приемлемой платой. И Айрис знала: если ее собственная жизнь потребуется ради спасения Рона или Гермионы или как цена прекращения войны, она отдаст ее не раздумывая.

Вот только глядя, как птица добровольно прижимается к шипу, медленно и мучительно угасая, Айрис впервые подумала, что ее гибель может быть вовсе не быстрой и легкой. И сумеет ли она по собственному желанию обречь себя на муки?

— Ты Ариста Суон, ведь так? Четвертая палата, переведена из Хогвартса с ожогами от заклинания. Тебя что-то беспокоит? В ближайшие сутки я дежурная по отделению, если что нужно — обращайся ко мне. А за обезболиванием сразу смело заглядывай в процедурную, она в том конце коридора.

— Спасибо, — Айрис взглянула на медиведьму с благодарностью, выкинув из головы все мысли о войне и жертвах. — Я просто вышла пройтись. В палате лежать скучно.

— Понимаю. Обычно у нас пациенты менее… дееспособные, — целитель Феллин нахмурилась, обдумывая какую-то мысль, а потом довольно кивнула. — У меня есть газеты и журналы в ординаторской. Могу дать почитать. Сама понимаешь, больше нечего, библиотеку не держим.

Айрис, запертая в одной палате с Лестрейнджем, была рада даже газетам, поэтому согласилась взять их, не раздумывая.

— На этаж выше находится буфет для посетителей, но мы не запрещаем адекватным и ходячим пациентам там покупать булочки, — сказала медиведьма, когда они прошли мимо вывески «5 этаж. Недуги от заклятий». Айрис вспомнила, что в ее родном времени на этом этаже лежали супруги Лонгботтомы и потерявший память Локхарт. Вот и ответ, почему Розали Феллин говорила о менее дееспособных пациентах.

В ординаторскую Айрис заходить не стала, решив подождать медиведьму у кадки с огромным — до потолка — фикусом. Целительница вернулась быстро, левитируя перед собой внушительную стопку волшебной периодики. Выглядела ведьма уже серьезно и собрано.

— Держи. Сама донесешь? У меня пациент.

— Да, конечно, — только и успела сказать Айрис, как вся стопка легла ей в перебинтованные руки, а Розали Феллин аппарировала в неизвестном направлении.

Айрис удивленно моргнула: она думала, аппарировать в Мунго нельзя, как и в Хогвартсе, однако потом обругала себя последними словами. Это ведь больница, где в любой момент пациенту может стать плохо. Естественно, у целителей была возможность мгновенно перемещаться с места на место.

Морщась от боли в руках: стопка была тяжелая, а раны под бинтами серьезными, — Айрис побрела в свою палату.

Дверь пришлось открывать с пинка. Лестрейндж уже не лежал на кровати, безучастно разглядывая потолок, а сидел, откинувшись спиной на подушки. Целители успели побывать в палате и сделать ему перевязку: Айрис видела, что бинтов под больничной рубашкой стало чуть меньше, и все они были свежими, а в воздухе висел тяжелый запах противоожоговой мази. На прикроватной тумбочке Лестрейнджа стояли склянки с зельями, а на коленях — поднос с едой.

Айрис удивилась, что целители позволили ему есть самому: замотанные руки не давали нормально взять ложку. Волшебные бинты надежно фиксировали запястья и пальцы в одном положении, не позволяя ими двигать. Айрис пришлось нести газеты на тыльной стороне рук от кистей до локтей и придерживать всю стопку подбородком.

Лестрейндж гипнотизировал кашу с таким мрачным видом, словно мысленно пытался заставить ее исчезнуть, и Айрис вдруг поняла, что он просто прогнал целителей, хотевших его накормить.

Решив, что это не ее дело, Айрис неуклюже скинула все газеты и журналы на свою кровать, и тут за ее спиной раздался звон. Лестрейндж от злости смел все тарелки с подноса, и теперь они вперемешку с едой валялись на нагретом солнцем паркетном полу. Плечи Лестрейнджа тряслись, его буквально душило бешенство на собственную слабость — это читалось в каждом жесте, в выражении глаз, в искаженном гримасой злобы лице.

Айрис никак не стала комментировать выплеск эмоций. Она могла понять Лестрейнджа — насколько вообще возможно понять психа. Бессилие угнетало, било по нервам, и это чувство было самым ужасным, что доводилось испытывать Айрис. Она ненавидела себя за слабость перед дементорами, за бесполезность в Отделе Тайн, когда погиб Сириус, за то, что не смогла остановить Снейпа и отомстить ему за убийство Дамблдора.

— Мне целители сегодня сказали, что вечером с рук должны снять повязки, — решилась она наконец заговорить. И даже порадовалась, как спокойно звучал ее голос: точно по палате не валялись остатки посуды вперемешку с кашей, хлебом и компотом.

Лестрейндж промолчал, и Айрис подумала, что в его случае это плохой знак. Она поправила сползший с одного плеча махровый больничный халат и подошла к окну. Волшебники любили выбирать старые, заброшенные или просто нелицеприятные места для своих заведений, будь то Министерство, Мунго или Дырявый котел.

За окнами простирался рабочий район Лондона: дома из красного кирпича и черной черепицы, заколоченные досками окна, дымящие вдали трубы какой-то фабрики, мусор на разбитой мостовой. Все это тонуло в рыжем свете закатного солнца.

В родном времени Айрис район выглядел иначе, более презентабельно. Но вход в больницу все равно находился в старом, пыльном универмаге. Интересно, а сейчас на его месте что было?

Вой сирены раздался совершенно внезапно, и Айрис даже не сразу сообразила, что он идет не изнутри здания, а снаружи. Через несколько секунд перед окном вспыхнули голубоватые руны.

Айрис отшатнулась.

— Это что?

— Воздушная тревога, — отозвался Лестрейндж ненормально ровным тоном.

Айрис имела в виду вспыхнувшие символы, но потом сама сообразила, что это, вероятно, какая-то защита от маггловских бомб. С другой стороны, разве существовали такие щиты?

Она обернулась к Лестрейнджу. Тот уже успокоился и вновь стал странно апатичным, таращась в окно.

— Маггловская авиация выглядит необычно, — заключил Лестрейндж, когда где-то совсем рядом громыхнул взрыв. Айрис вздрогнула и посмотрела в окно. Вдали поднимался столб дыма и занимался огонь. В небе среди рыжих облаков черными птицами мелькнули бомбардировщики.

— Необычно? — переспросила Айрис, вновь поворачиваясь к Лестрейнджу. — Там люди умирают.

— Люди постоянно умирают, — хладнокровно возразил он. В этот момент Айрис поняла, как у него могли вырасти такие сыновья, как Рудольфус и Рабастан. Лестрейнджу уже сейчас было наплевать на людские страдания и жизни. — Это нормально.

— Нет в этом ничего нормального!

— Ты боишься смерти?

Вопрос застал врасплох. Айрис на миг осеклась, растеряв половину запала. Боялась ли она смерти? Она была готова умереть, но точно не отказалась бы прожить долго и счастливо.

— Нет, — тихо и твердо ответила она. — Но никто не вправе решать за других, сколько им жить и когда умирать.

Следующий взрыв раздался совсем рядом, и тут окна больницы с внешней стороны закрыли ставни. На мгновение стало непроглядно темно, а потом под потолком вспыхнули желтые светильники.

Айрис подумала о том, сколько жизней сегодня прервется, и потерянно опустилась на свою кровать. Зачем люди воюют? Ради чего?

Дверь в палату открылась.

— Господа дуэлянты, — жизнерадостно возвестил коренастый мужчина с рыжей гривой волос, торчащей во все стороны. Лимонная мантия на нем была распахнута, открывая белую рубашку в тонкую серую полоску. — Как ваши ожоги? Болят?

— Зачем закрыли окна? — вопросом на вопрос ответила Айрис.

— Мера предосторожности, не более. Забота о психическом состоянии пациентов.

— От того, что вы отгородитесь от происходящего там, оно не изменится, — Айрис хмуро наблюдала за целителем, так неуместно позитивным.

— Милая моя, мы спасаем тех, кого можем спасти. Защитить весь Лондон мы не в силах, как бы ни хотелось. Давайте знакомиться. Я Ланселот Прюэтт, главный целитель отделения. Пока вы здесь, вы под моей ответственностью, и будьте уверены, я позабочусь о том, чтобы вернуть вас в школу целыми и здоровыми. Мистер Лестрейндж, что ж вы так неосторожно?

Айрис, успевшая три раза поменять свое отношение к мужчине — родственнику Рона, подумать только! — беспомощно выдохнула, когда он палочкой быстро убрал весь беспорядок, который устроил Лестрейндж, и не сделал ни единого замечания.

— Если вы голодны, можете обратиться к Розали, то есть целителю Феллин, конечно. Она распорядится, чтобы вас покормили. Силы вам нужны, иначе процесс выздоровления затянется, а вы ведь не хотите провести здесь лишний денек, правда?

Лестрейндж скривился, что само по себе было красноречивым ответом.

— Так, мисс Суон, как ваши руки? Знаете, когда вы к нам поступили, я переживал, что мы их не спасем. Пальцы обгорели до фаланг!

— А палочка? — у Айрис внутри все похолодело. Ей сказали, что палочку забрали, но если обгорели пальцы, как могло уцелеть дерево?

— Цела, вы ее, похоже, выронили. Утром мы вам ее вернем. А вот вам, мистер Лестрейндж, придется покупать новую. Вы со своей не расстались даже в огне, — целитель Прюэтт развел руками, но Лестрейндж только кивнул, принимая к сведению.

— Это уже третья, — ответил он.

Как и говорил прошлый дежурный целитель, бинты с рук Айрис сняли, и она увидела, на что они стали похожи. Тонкие пальцы покрывала сеть шрамов, новая кожа была нежной, чувствительной, имела яркий розовый цвет, мокла в сукровице и до нее невозможно было докоснуться. Ожог поднимался выше и покрывал запястья и кисти.

— Не тошнит, милая моя?

Айрис покачала головой, глядя, как трясутся руки, пока целитель Прюэтт наносил заживляющую мазь, накладывал восстанавливающие чары и осторожно наматывал бинты. Каждый палец теперь был аккуратно обмотан, воскрешая в памяти отутюженные ладони Добби.

Мистер Прюэтт перевернул руки Айрис тыльной стороной наверх и выгнул брови.

— Я не должна лгать? — целитель с интересом посмотрел на нее, и на его лице отчетливо читалось «как это вообще появилось на твоем запястье?».

Это была просто насмешка: кожа обгорела четко вокруг шрамов, а участок с ненавистной надписью остался цел. Айрис так привыкла к ней, что даже не подумала ее скрыть, как молнию на лбу.

— Строчки писала. Не будем об этом, это в прошлом.

— Я могу свести шрамы, — предложил мистер Прюэтт, но Айрис покачала головой.

— Не нужно. Я не хочу забывать о цене правды.

Больше целитель надпись, оставленную черным кроворезным пером, не комментировал. А Айрис вдруг подумала, что даже в бессознательном состоянии ей как-то удалось поддержать чары высшей трансфигурации, частично менявшие ее внешность. И это было просто удивительно.

И подозрительно. Неужели целители, восстанавливающие ей тело едва не от скелета, не заметили на лице чары? Айрис только сейчас задумалась об этом, наблюдая, как мистер Прюэтт реабилитирует ее руки.

— Крепкая девочка, — целитель потрепал ее по голове. — Теперь грудь и ноги. Не стесняйся, я тебя уже видел.

Ланселот Прюэтт раздвинул стоящую у стены ширму так, что та скрыла Айрис от взгляда Лестрейнджа, и Айрис скинула сначала халат, а затем и длинную больничную рубашку в мелкий василек. Все туловище от ключиц до талии перехватывали широкие эластичные бинты. Айрис ожидала увидеть что-то похожее на то, что было с руками, но грудь пострадала меньше. А ноги после перевязки полностью лишились бинтов, кроме повязки на одном колене.

— Зря мантии сняли, — в конце осмотра попенял целитель, убирая ширму. — Они из тонкой шерсти, а шерсть не горит, только тлеет. Рубашки же ваши нам пришлось снимать вместе с кожей. Ваш черед, мистер Лестрейндж.

Айрис немного посидела на кровати, а потом вышла из палаты, решив избавить Лестрейнджа от своего присутствия. Она прекрасно понимала, что он пострадал сильнее, его раны были сложнее, а он сам — беспомощнее. И она просто пощадила его чувства, хотя, видит Мерлин, не так уж он этого и заслуживал.

Айрис дошла до шестого этажа, покрутилась возле буфета, облизнувшись на пончики по пять кнатов и маффины по десять, и уже собралась идти обратно — Лестрейнджа должны были перевязать к этому моменту, — как ее окликнул продавец. Бледная, тощая, несчастная, с бинтами даже на горле, она вызвала у пышноусого пожилого мага жалость. Денег с собой у Айрис не было, да и откуда бы, она не носила в карманах школьных юбок пригоршни монет, но волшебник лишь махнул рукой, сказав, что от пары сиклей не обеднеет, зато порадует пострадавшего «ребенка». В махровом халате на два размера больше и собранными на затылке в какой-то немыслимый лохматый пучок волосами (чтобы не мешались при процедурах) Айрис и впрямь выглядела младше своих семнадцати лет.

В палату она вернулась с четырьмя пончиками в руках: пальцы теперь кое-как гнулись и слушались. Как она и думала, целитель Прюэтт уже ушел, а Лестрейндж сидел на кровати, свесив ноги и определенно пытаясь встать.

— Держи, — Айрис положила два пончика ему на тумбочку.

— Я не ем сладкое, — ответил Лестрейндж вместо благодарностей. — Зачем?

— Ты не обедал и наверняка не поужинаешь, — пожала плечами Айрис. В отличие от нее самой, Лестрейндж все еще напоминал мумию и был не способен держать столовые приборы в полностью замотанных руках.

— Мне не нужна жалость.

— А я похожа на человека, который тебя жалеет? Меня угостили в буфете, я поделилась.

Лестрейндж проводил ее взглядом, полным сомнений и подозрений, но в итоге все же выдавил скупое «спасибо».

Айрис же, устраиваясь на кровати, всерьез задумалась над причиной своего поступка. Лестрейндж не внушал ни симпатии, ни жалости, но что-то царапало изнутри, подталкивая помочь. Возможно, пресловутый комплекс героя, о котором говорила ей Гермиона. Интересно, будь на месте Лестрейнджа Драко Малфой, она бы с ним поделилась пончиками?

Впрочем, Малфой задрал бы нос, отбив всякое желание вообще идти с ним на контакт. И наверняка через пять минут после попадания в Мунго сюда примчался бы его папочка, поднял бы на уши всю больницу… вспомнить только, что творилось, когда Малфой получил от гиппогрифа.

И тут Айрис внезапно поняла, что ей не давало покоя все это время. Лестрейндж был из старой и чистокровной семьи, как и Малфой. Но за весь день к нему из родни так никто и не пришел.

 

«ДОРОГА СМЕРТИ, ИЛИ МИР, ГДЕ МОЖНО ЛЮБИТЬ СВОБОДНО

Ни для кого не секрет, как далеко зашел Гриндевальд в попытках подчинить своему режиму Европу. Континент давно превратился в плацдарм для военных действий, беженцы наводнили другие страны. Англия приютила многих жертв режима, и они без утайки рассказали, что кроется за красивыми лозунгами армии Гриндевальда.

РАДИ ОБЩЕГО БЛАГА

МИР, В КОТОРОМ КАЖДЫЙ СМОЖЕТ ЛЮБИТЬ СВОБОДНО

Призывы Темного Лорда звучат привлекательно для многих, но что же на самом деле за ними скрывается?

Одна из жертв режима, пожелавшая остаться анонимной, сказала: «О, вы действительно получите возможность быть с теми, кого любите — посмертно»…»

Айрис нахмурилась и перевернула страницу «Ежедневного Пророка». Она не слишком много знала о режиме Гриндевальда, но почему-то считала, что его цель — уничтожение магглов, как и у Волдеморта. Но чем больше времени она проводила в сороковых, тем сильнее понимала, что Гриндевальд имел другие намерения. И его лозунги — они и впрямь звучали странно. Особенно тот, что про любовь.

Понять Волдеморта было легко: он не верил в любовь. Этого чувства для него не существовало. Он насмехался над ним, считая величайшей слабостью. Но Гриндевальд?

Любить свободно, быть с тем, с кем хочешь — это же противоречило самой концепции превосходства чистокровных. Почему Гриндевальд говорил о любви и возможности открыто проявлять свои чувства? Вероятно, он использовал любовь как оружие? В отличие от Волдеморта, который просто вычеркнул ее из своих расчетов.

Айрис рассматривала снимки полуразрушенной волшебной части Антверпена и чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Тела погибших уже убрали, пожары догорели, оставив только черные скелеты зданий, но все пространство — абсолютно все! — было усеяно листовками с призывами Гриндевальда.

«Мир, где каждый сможет любить свободно» — это звучало как издевка на фоне пепелища. Или любить свободно можно только в полностью разрушенном мире? Посмертно.

Айрис отложила газету в сторону. Утренний свет пробивался в окно, разрывал сумрак палаты, и в его золотистом столпе медленно кружились мелкие пылинки. Ставни исчезли еще на рассвете, когда бомбежка Лондона прекратилась, и Айрис смогла вдоволь насмотреться на голые остовы некоторых зданий вдалеке. Возле Мунго не упала ни одна бомба.

Небо на заре было все в черных облаках — от сажи и пепла. После завтрака ветер частично разогнал страшные тучи, и графит небес сменился синевой.

— Были новые бои? — поинтересовался Лестрейндж, валяющийся на своей кровати. Сегодня он выглядел в разы лучше: целитель Прюэтт отличался поразительным упорством в достижении целей. Лестрейндж активно вращал перебинтованными запястьями и сгибал и разгибал замотанные пальцы. Айрис видела, с каким отвращением он смотрит на свои трясущиеся руки и как уперто пытается унять предательский тремор.

Срывов вроде вчерашнего у Лестрейнджа больше не было. Он держался с персоналом относительно вежливо, молча съел свой завтрак и не стал швыряться тарелками. И даже соизволил поговорить с Айрис, чего она совсем не ожидала. Дуэли дуэлями, но Айрис справедливо считала, что Лестрейнджу на нее плевать хотелось с Астрономической башни. Большую часть времени он Айрис вообще не замечал, словно лежал в палате один, и делал это удивительно естественно. Это не было каким-то намеренным бойкотом, он просто жил на своей волне, и никого больше вокруг не существовало.

— Нет, новости про Антверпен, — ответила Айрис. Газету она ему не предлагала: хватило одного раза, на который ее послали прямым текстом, пояснив, что не все читают журналистскую ересь. Айрис даже не оскорбилась. Она начала привыкать к своеобразной манере общения Лестрейнджа.

— Полмесяца теперь стонать будут, — скривился он. — И петь дифирамбы сдохнувшим слабакам. Слабость у нас за геройство, охуеть можно.

Айрис поморщилась. Как выразился Малфой, обсценная лексика была явно не для Аристы Суон. Даже Рон, иногда любящий вставить крепкое словцо, не позволял себе таких выражений.

— За геройство, Лестрейндж, у нас желание защитить то, что дорого, несмотря на цену.

— Дура, что ли? Кому оно нужно, такой ценой-то? Мертвые никого и никогда не смогут защитить.

— Ошибаешься, — холодно отрезала Айрис. — Моя мама смогла меня защитить даже мертвой.

Лестрейндж смерил ее странным взглядом, в котором причудливо переплелись интерес, сомнение, безразличие и лень. Искра любопытства вспыхнула и погасла, придавленная нежеланием что-либо обсуждать.

Айрис заметила за Лестрейнджем эту необычную черту: он никогда не спорил. При своем взрывном характере он был поразительно неконфликтен во всем, что касалось словесных баталий. То ли считал такие споры не стоящими внимания, то ли ему было просто все равно на них. Вероятно, именно эта черта и позволяла ему общаться с Риддлом.

Лестрейндж определенно потерял интерес к их диалогу, и Айрис вновь вернулась к чтению «Пророка». Но она не успела прочесть ни строчки, как в коридоре больницы раздался шум: шаги, возмущенные голоса, угрожающие интонации. Дверь в палату распахнулась, точно ее вышибли заклятием.

— Мистер Лестрейндж, правила больницы запрещают…

— Заткнись, грязнокровка, или это станет последним днем, когда ты здесь работаешь.

Айрис плавно села на кровати, сложив газету. Мужчина, влетевший в палату, был, вероятно, отцом Лестрейнджа. В их внешности прослеживалось очевидное сходство: смуглая кожа, жгуче-черные волосы, темно-карие глаза, искривленная линия тонких губ, грубые, но при этом узкие черты лица. За Лестрейнджем-старшим по пятам следовала целитель Феллин.

— Отец, — Лестрейндж встал и с удивительным достоинством выпрямился.

— Какое жалкое зрелище, — отрезал его отец, с презрением рассматривая раны сына. — И кто тебя так покалечил? Мне сказали, какая-то девка.

Какая-то девка? Айрис сощурилась. Она хотела выйти из палаты, чтобы не мешать разговору Лестрейнджей, но после такого заявления как приросла к кровати.

Лестрейндж сцепил зубы, но промолчал. Он на Айрис даже не взглянул, а вопрос отца оставил без ответа. Целитель Феллин, заметно побледневшая, смотрела на разворачивающийся перед ней скандал с отчаянной беспомощностью, явно не зная, что делать. Видимо, Лестрейндж-старший обладал значительным весом в магическом обществе, и перечить ему и правда было чревато последствиями.

— Она что ли? — он заметил внимание Айрис и ее прямой взгляд и презрительно указал в ее сторону подбородком. — Тебя превратила в кусок мяса грязнокровка?

— Полукровка, — громко ответила Айрис. — И говорить о присутствующем человеке так, словно его нет, — неприлично.

— Тебя не спрашивали. Пошла вон.

Целитель Феллин ахнула, а Айрис медленно встала с койки.

— Не дождетесь, — вспыхнула она, разозлившись. — Это палата для пациентов, и гость здесь — вы.

— Пошла. Вон.

Лестрейндж-старший вытащил свою палочку очень быстро, она словно сама прыгнула ему в ладонь. И Айрис отпустила магию, клокочущую в ее жилах вместе с гневом. Лестрейндж успел только поднять руку, его сын — безумно оскалиться, а мисс Феллин — потянуться к своему карману, как Айрис метнулась в сторону.

Ее палочку, как обещал целитель Прюэтт, вернули утром на перевязке, когда сняли большую часть бинтов. И сейчас родное остролистное древко привычно согрело ладонь.

— Everte Statum!

— В больнице запрещены дуэли, — сказала Розали Феллин, когда, перекувыркнувшись в воздухе и выбив-таки дверь, Лестрейндж-старший вылетел в коридор. — Но я этого не видела, если что.

Она явно не собиралась прощать ему «грязнокровку».

Адреналин с Айрис схлынул мгновенно, оставив странную пустоту в теле. Магия времени тоже исчезла. Айрис испуганно посмотрела на Лестрейнджа, но тот, вместо того, чтобы обвинять ее в нападении на отца, внезапно расхохотался.

— Эм… я… — Айрис стиснула палочку в пальцах, заметив, что Лестрейндж-старший поднимается на ноги. И принимать спокойно, что его только что отправила в полет «какая-то девка» он явно не собирался.

— Как ты посмела?.. — он взмахнул палочкой, делая знакомый жест. Айрис видела его дважды в исполнении Долохова в Отделе Тайн. Это было какое-то неизвестное ей проклятие, после которого Гермиону едва поставили на ноги.

— Protego! — Айрис по наитию выставила перед собой щит, но заклинание Лестрейнджа-старшего ее так и не достигло. Полыхнула белая вспышка, и под луч заклятия ломанулась кадка с незнакомым цветком. Горшок рассыпался осколками, цветок срезало пополам.

— О, кажется, я пришел вовремя, — миролюбиво заметил Дамблдор, показываясь в коридоре. — Мистер Лестрейндж, какая встреча. Не скажу, что рад вас видеть. Мисс Феллин, простите за этот инцидент.

— Дамблдор! — судя по выражению лица Лестрейнджа-старшего, неудовольствие видеть друг друга было взаимным. А вот целитель Феллин буквально расцвела. Айрис тоже обрадовалась и убрала щит.

— Мистер Лестрейндж, Ариста, как ваши дела? Если со времен моей молодости ничего не изменилось, кормят здесь крайне полезной, а оттого весьма невкусной едой. Когда я лежал в Мунго, то скучал по стряпне школьных эльфов не меньше, чем по друзьям. Впрочем, на этаж выше вроде продавалась восхитительная выпечка…

— Кормят отвратительно, — согласился Лестрейндж, а Айрис одновременно с ним, не удержавшись, спросила:

— Вы лежали в Мунго, сэр?

— Я был очень любопытным и жадным до новых знаний ребенком, — Дамблдор подмигнул.

— Вы собираетесь травить тут байки, Дамблдор? — Лестрейндж-старший был взбешен, чего и не думал скрывать, но за палочку больше не хватался. Похоже, даже без регалий победителя Темного Лорда Дамблдор внушал если не уважение, так хотя бы здравые опасения.

— Что же плохого в том, чтобы поднять настроение пострадавшим детям?

— Моему сыну не интересен этот бред, — Айрис покосилась на Лестрейнджа, который вновь смотрел перед собой в одну точку на стене, и искренне посочувствовала ему. Она никогда не сочувствовала Малфою, хотя, Мерлин свидетель, Люциус Малфой не далеко ушел от Лестрейнджа-старшего, разве что за палочку не хватался. И то, когда Айрис освободила Добби, она чуть не словила проклятие. Но Драко Малфой был под стать своему папочке, во всем ему подражал, шел по его стопам.

Эйдан Лестрейндж являлся не самым приятным человеком, но на отца совершенно точно похожим быть не стремился.

— Я пришел поговорить с сыном и не желаю, чтобы вы мне мешали, — завершил речь Лестрейндж-старший. Целитель Феллин посмотрела в пол, красноречиво подняв брови и поджав губы, Дамблдор принял задумчивый вид.

— Что ж, мы с вами в схожих ситуациях. Я пришел поговорить с племянницей и тоже не хочу, чтобы нашей беседе мешали, — он отвечал спокойно, но Айрис, немного знавшая его в родном времени, понимала, что сейчас он рассержен. На это указывал и холодный взгляд, и по-особому выпрямленная спина, и даже излишне вежливые нотки в голосе. Дамблдор всегда был вежлив, чем доводил своих оппонентов до исступления.

Лестрейндж-старший зло посмотрел на Дамблдора и Айрис, но в итоге просто молча распрямил ширму между койками и повесил заглушки над кроватью сына. Последним, что увидела Айрис, было жесткое выражение на лице Эйдана Лестрейнджа, который что-то отрывисто выговаривал отцу.

— Позволишь? — Дамблдор подобрал полы фиолетовой мантии и кивнул на заваленную газетами кровать Айрис. Айрис смутилась, поспешно закивала и кинулась убирать печатные издания.

— Читаешь о войне? — от внимательного взгляда Дамблдора не укрылись заголовки на передовицах.

— Да, сэр, — отчаявшись сложить газеты в стопку, Айрис просто сгребла их в неаккуратную кучу. — Стараюсь быть в курсе событий.

Дамблдор одобрительно кивнул и повесил над их уголком чары от подслушивания.

— Сэр, Фред Шафик сказал, что были пострадавшие после нашей дуэли с Лестрейнджем.

— Не переживай. Миссис Ургхарт уже всех вылечила. Большинство студентов отделались обычным испугом. Вы с мистером Лестрейнджем пострадали намного сильнее, целитель Прюэтт, увидев вас, даже обещать не стал, что поможет. На наше счастье, вы оказались очень жизнелюбивыми.

— Я только что напала на отца Лестрейнджа и нарушила запрет на колдовство в Мунго.

— Полагаю, твои действия можно расценивать как самооборону. Не думаю, что Корвус Лестрейндж пойдет жаловаться. Ведь для этого ему придется признать, что его одолела семнадцатилетняя девушка, а это довольно ощутимый удар по его репутации, — в голосе Дамблдор отчетливо звучало веселье, хотя внешне он оставался серьезен и строг.

— Я не думала, что отец Лестрейнджа настолько… — Айрис замялась, пытаясь подобрать слово. Она вдруг сообразила, что оскорблять другого человека при Дамблдоре — не лучшая идея.

— Неприятная личность, — пришел на помощь Дамблдор.

— Да, — согласилась Айрис. — Но, честно говоря, это многое в моем времени объясняет. Вот только…

Она замолчала, не зная, как обосновать свои тревоги. Айрис и сама не понимала, почему так волнуется.

— Лестрейнджу влетит за то, что он мне проиграл? — наконец выпалила она.

— Думаю, что уже нет, — Дамблдор улыбнулся.

— А по поводу наказания… — Айрис вновь засомневалась, продолжать или нет.

— Считаешь, что оно несправедливо?

— Нет, сэр, все заслуженно. Просто… разве это не шантаж: заставлять Лестрейнджа вести иной образ жизни, угрожая ему исключением из дуэльного клуба?

— Бессовестный шантаж, — по-прежнему с улыбкой подтвердил Дамблдор.

— Но вы с ним согласны?

— Интересный вопрос, — Дамблдор задумчиво посмотрел в сторону. — Ультиматумы — неприятная вещь, но порой они бывают необходимы. Мистер Лестрейндж превосходный боец, однако жизнь не ограничивается дуэльным помостом. Мне показалось хорошей идеей продемонстрировать ему это. Увы, добровольно он никогда бы на это не пошел, но теперь у него будет стимул.

— Думаете, ему это во благо? — Айрис посмотрела на ширму, за которой скрывались Лестрейнджи, с сомнением.

— Думаю, да. Но, увы, несмотря на мой выдающийся, без ложной скромности, интеллект, я просто человек, который тоже может ошибаться.

Айрис вспомнила о Сириусе, и в груди больно кольнуло. Директор тогда тоже считал, что поступает во благо, но окончилось все смертью ее крестного. Да, Дамблдор ошибался редко, но если ошибался, последствия были ужасающи.

Сейчас Эйдан Лестрейндж не был похож ни на отца, ни на своих будущих сыновей. И Айрис могла только предполагать, что изменило его.

— Если у человека отнять нечто ценное и дорогое, — перед глазами опять встал свободолюбивый Сириус, замученный жизнью взаперти ненавистного дома, — он начинает возвращать это любой ценой. И иногда цена оказывается слишком высока.

Дамблдор согласно кивнул.

— А кому принадлежала идея отстранить Лестрейнджа от дуэлей?

— Вижу, тебя никак не отпускает эта тема. Что ж, идея принадлежала мистеру Риддлу, однако она многим из нас показалась здравой.

— Риддлу просто нужно держать Лестрейнджа на коротком поводке, вот он и прикрывается заботой о «друге», — Айрис опустила ладони на край кровати и сжала в кулаках простынь.

— Спрашивать, почему у тебя такое отношение к Тому Риддлу, бесполезно? Надо полагать, ответ кроется в твоем настоящем и моем будущем, — проницательно заметил Дамблдор, сверкнув глазами из-под очков-половинок.

— Да, сэр.

— Есть ли возможность, что ты сможешь помочь мистеру Лестрейнджу?

Айрис удивленно моргнула и воззрилась на Дамблдора. Она даже не рассматривала свои действия с подобного ракурса. Она знала, что Лестрейндж примкнул или примкнет к Волдеморту, станет одним из самых ярых его последователей, а затем под клеймо подставит руки своих сыновей. И сыновья предпочтут гнить заживо в Азкабане, лишь бы не отрекаться от своего повелителя. Надо думать, Эйдан Лестрейндж тоже отдаст всю свою преданность без остатка Риддлу.

Кого там спасать?

— Я не могу менять историю.

— Печально. Эйдан Лестрейндж, в отличие от его отца, обладает очень важным качеством, — Айрис замерла. Да ладно, неужели Дамблдор сейчас заговорит о любви? — У него есть то, что он любит.

Айрис была не настолько глупа, чтобы недооценивать силу любви. В конце концов, благодаря этой силе она жила. Но Лестрейндж?

Похоже, все сомнения отразились на ее лице, и Дамблдор пояснил:

— Даже самого пропащего человека, погрязшего во тьме, можно вытащить, если в его душе тлеет хоть одна искорка любви.

Айрис отвела взгляд, опустив его на стопку газет. На передовице верхней крупными буквами было написано: «МИР, В КОТОРОМ КАЖДЫЙ СМОЖЕТ ЛЮБИТЬ СВОБОДНО».

— Почему Гриндевальд говорит о любви?

Дамблдор на миг удивился, а потом на его лицо набежала тень.

— Потому что знает о ее силе и использует ее, — глухо ответил он, и между ними повисло странно неловкое молчание. Прервал его снова Дамблдор: — Наказание мистера Лестрейнджа мы пересмотрим. Месяц без дуэлей так и останется, но ультиматум можно и смягчить. Предположим, ему нужно будет участвовать лишь в некоторых значимых событиях школы. Мне бы хотелось, чтобы его социальный круг стал шире, ведь тогда и возможностей для него откроется больше. Том Риддл — не единственный студент в Хогвартсе, достойный общения.

— Спасибо, сэр. Знаете, мне довелось побывать на месте Лестрейнджа. Меня исключили из сборной команды по квиддичу… навсегда. Это был сложный год, и для меня исключение стало ударом. Поэтому я… понимаю Лестрейнджа.

— Позволь поинтересоваться, по какой причине, или это секрет?

Айрис пожала плечами. С одной стороны, все, связанное с девяностыми, было секретом, а с другой — вряд ли ее ответ мог на что-то повлиять.

— Попыталась разбить нос одному придурку. За дело.

Дамблдор тихонько засмеялся в бороду. Айрис, ожидавшая порицания или хотя бы немого укора во взгляде, застыла.

— У тебя и Эйдана Лестрейнджа есть много общего. Неудивительно, что он нашел в твоем лице понимание.

— Сомнительное достоинство, — буркнула Айрис, которую напрягали подобные сравнения со второго курса, когда ее провозгласили «наследницей Слизерина».

— Да, — просто согласился Дамблдор. — Но важно, как ты сама его воспринимаешь. Чары левитации крайне полезны, но даже ими можно серьезно навредить. Мистер Лестрейндж любит бой ради боя, а ради чего сражаешься ты?

— Чтобы защитить, — Айрис и секунды не медлила с ответом. Она всегда знала, ради чего берется за палочку в битве, ради чего рискует здоровьем и жизнью.

— Что ж, тогда я могу только гордиться такой «племянницей», — Дамблдор подмигнул. — Проводишь меня? Мне пора возвращаться в Хогвартс. Целитель Прюэтт обещал сегодня вечером вернуть вас в школу, поэтому надолго вы здесь не задержитесь.

— Отличная новость, сэр, — искренне порадовалась Айрис. Больницы она не любила.

Дамблдор взмахом палочки снял заглушки и убрал ширму. Лестрейндж уже был один: сидел на кровати и мрачно таращился в окно. Рядом с ним на одеяле валялась новая волшебная палочка. Очевидно, Лестрейндж-старший оказался не конченным козлом, и сына без возможности колдовать все же не оставил.

— Мистер Лестрейндж, условие сохранения вашего членства в дуэльном клубе будет пересмотрено, — начал Дамблдор. Лестрейндж взглянул на него с толикой интереса. — Исключать вас навсегда мы не станем, однако за право активно участвовать в боях вам придется посещать все общешкольные мероприятия. Ваш отказ от этого условия повлияет лишь на количество доступных вам сражений.

— Спасибо, профессор, — после недолгого молчания ответил Лестрейндж. Он выглядел довольно равнодушным, но Айрис заметила, как просветлело его лицо.

— Все хотел спросить, как твой эксперимент? — негромко поинтересовался Дамблдор, когда за ними закрылась дверь в палату. Сердце Айрис предательски сжалось.

— Никак, сэр, — солгала она. — Я не успела его пока провести.

Врать Дамблдору после душевного разговора было сложно и очень неприятно, но Айрис просто не выдержала бы, если бы то хрупкое доверие, что между ними возникло, разрушилось из-за настороженности. А Дамблдор никогда бы не закрыл глаза на факт проведения темного ритуала.

— Но мои друзья уже согласились мне помочь и даже начали работу, — Айрис смягчила ложь и осторожно взглянула на Дамблдора. Тот смотрел вперед с удивительной безмятежностью и словно бы верил во вранье. — Вы аппарируете?

— Аппарация посетителям доступна только на первом этаже. Пойду по лестнице. Говорят, много ходить полезно.

Айрис остановилась у выхода с этажа. Ей было очень приятно, что Дамблдор пришел к ней и навестил ее. Возможно, он сделал это лишь для поддержания их общей легенды, но для Айрис его посещение было очень ценно.

Дамблдор тоже остановился, чтобы попрощаться, но бросил взгляд на стену за спиной Айрис и замер. Айрис обернулась и увидела знакомый рисунок: розу и соловья.

— Целитель Феллин сказала, что эта картина называется «Жертвенность».

— Подходящее название, — согласился Дамблдор. Он словно постарел лет на десять, и мягкий золотистый свет больничных светильников очертил все складки и мимические морщинки на его лице.

Айрис видела Дамблдора таким лишь дважды: когда он каялся в том, что скрыл от Айрис текст пророчества из благих побуждений, и когда пил ядовито-зеленое зелье в пещере с инферналами.

Сюжет воскрешал вину и боль от душевных мук.

— Вы понимаете эту картину, — это был даже не вопрос, а утверждение. Айрис выпалила его на одном дыхании, а потом смутилась: она влезла в слишком личное, но что у нее не имелось права.

— Каждый, кто хоть раз любил, способен понять соловья, — Айрис обернулась на Дамблдора, но он уже улыбался своей спокойной и мудрой улыбкой. — Ну что, до встречи в Хогвартсе, Ариста.

— До свидания, сэр, — чуть заторможено отозвалась Айрис, провожая Дамблдора глазами. Пожалуй, сегодня она услышала от него самый невероятный ответ за все годы и все беседы. Она никогда об этом не думала, но…

Кого любил Дамблдор?