Островок в песчаном море (джен)

Оби-Ван сел за кухонный стол, усадил Люка на колени и открыл детскую книгу. Ее Люку подарили на день рождения, и она была очень старой. Ее сделали вручную: взяли тонкие листы из нерфовой кожи и сшили вместе. Не одно поколение детей читало эту книгу — синтетические флимпласты кое-где порвались и испачкались. Дети прикасались к этим страницам тысячи — десятки тысяч — раз, и со временем листы загрязнились, а рисунки — поблекли. И Люк тоже не отставал от них: вот он ткнул грязным пальцем в большую букву на ауребеше.

— Это беш, — сказал он.

— Молодец, — похвалил его Оби-Ван.

— Беш это банта, — сказал он и снова ткнул пальцем в довольно неплохой, сделанный от руки рисунок.

— Да, все верно. А это что за буквы? — Оби-Ван аккуратно направил ручку ребенка к нескольким коротким словам, начинающихся с беш.

— Беш, аурек, нерн, трилл.

— И что же это за слово?

— Ба… бант, — выдал мальчик.

— Правильно, тут написано «бант», — он перевернул страницу. — А тут что написано?

— У банты есть бант, — медленно прочитал мальчик.

— Ну все, Люк, пока что хватит. Мне пора готовить еду.

Оби-Ван усадил Люка на стул, на котором тот обычно ел, и выдал ему флимпласты и стилус, чтобы ребенку было чем заняться. Чуть позже, когда Оби-Ван уже вымыл посуду, Люк протянул ему флимси (конечно, же Люк перепачкался в чернилах). На флимси рисунок бородатого человека в одеждах фермера. А под ним коротенькое предложение из корявых букв: «Я любю папу».

Люк посмотрел на него, и сквозь связь Оби-Ван почувствовал неуверенность ребенка.

— Нравится? — спросил он.

— Очень, — ответил он, и сердце в груди болезненно сжалось.

На лице Люка расцвела улыбка, а в Силе он засиял как солнце.