Воскрешение (гет)

Всю Рождественскую ночь небеса одаряли землю крупными белыми хлопьями. К утру снега стало так много, что он закрыл собой нижнюю часть окон в Хогвартсе и завалил массивные двери. Конечно, с помощью магии можно было бы без особых усилий растопить часть снега, сделать тропинки, но ранним праздничным утром едва ли бы нашлись желающие.

На общий завтрак Северус не пошёл, ограничившись чашкой чая и принесённым эльфом бутербродом. Отобрав более интересные для его исследований книги, пергаменты, перья с чернилами и свечу, он отправился в тайное убежище. Оставаться в своих комнатах или кабинете зелий было бы неразумно — туда в любой момент мог нагрянуть Дамблдор с поручениями или попытками задушевных бесед.

Маленький класс, затерянный среди множества других в особенно старой части Хогвартса, был идеален. Стены из выщербленного камня, потрескавшиеся деревянные столы, покрытые трёхсотлетней паутиной окна и слой пыли на полу в несколько сантиметров. Сюда не залетали даже призраки — им не позволяла гордость.

Северус разложил на одном из столов принесённые с собой вещи и направил палочку на свечу:

— Инфламаре.

Яркий огонёк загорелся на конце фитиля, и мягкий оранжевый свет заполнил неуютное пространство. Северус сел на шаткий стул и открыл первую книгу. Листал страницы, выискивая подходящие исследования других зельеваров, и выписывал на пергамент самые важные, по его мнению, мысли. Так продолжалось несколько часов.

— Столько лет прошло, а привычки остались теми же. — Мягкий переливчатый голос разрезал тишину, ранее нарушаемую лишь шелестом страниц и скрипом пера по бумаге.

Северус резко обернулся и зацепил рукой чернильницу. Тёмный цветок быстро заполнил собой пергаменты, скрывая угловатый почерк и уничтожая его труды.

— Ты не уехала?

— Нет… — Лили оказалась более внимательной. — Сев, пергамент!

Он обернулся, но спасать записи уже было поздно. Лили подошла к нему.

— Прости, я не хотела…

Он отодвинул книги в сторону и встал, отходя от неё, увеличивая расстояние. Его голос прозвучал холодно и грубо.

— Зачем ты пришла сюда?

На её лице дрогнула и тут же исчезла робкая улыбка, а пальцы рук сцепились в замок за спиной.

— Так давно не была в этой части школы, решила вспомнить детство.

«Веснушки, искрящийся зелёный взгляд и тонкие пальчики, перебиравшие страницы книги с его пометками. Нежный аромат от её волос витал в воздухе».

Северус отступил ещё на шаг, и его лицо скрылось в тени.

— А твоё детство разве связано с этим классом? У нас тут никогда не было занятий.

Лили молчала, а выражение её лица менялось несколько раз за секунды. Она расцепила пальцы и провела ладонью по одному из ближайших столов.

— Кажется, этот, да? Он был твоим любимым. Ты всегда убегал сюда, когда никто не видел. Это была наша…

Северус вышел из тени, в несколько шагов приблизился к Лили и остановился так близко, что Лили ощутила горячее дыхание на своём лице. Чёрная бездна глаз вот-вот поглотит её.

— … тайна, — закончила она едва слышно.

— Прекрати! — Шипение с рычащими нотками проникало в самые глубины души. — Ты не имеешь никакого права приходить сюда. Как и вспоминать что-либо, касающееся меня!

Северус с силой ударил рукой о стол. Лили вздрогнула.

— Убирайся! — выкрикнул он громко и со злостью.

Лили прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она протянула подрагивавшую руку вперёд и накрыла своей ладонью мужскую, подняв затем взгляд вверх и встретившись с бескрайними омутами.

— Я пришла извиниться. За то, что не простила тебя тогда. За то, что ушла… Нет, сбежала, не поговорив. И за испорченное Рождество. Я была неправа, Северус. Прости меня.

В её взгляде мелькало что-то такое, что, вместе со сказанными словами, смягчило его обиды и прогнало злость, оставив после себя растерянность.

— Ты… простишь? — Её рука всё еще лежала поверх его, даря свою мягкость и нежность.

Он молчал.

Уголки алых губ едва заметно приподнялись, подрагивая, а в зелёных глазах появился блеск.

— Ладно, я пойду.

Она развернулась, забирая с собой тепло ладони и обдавая его знакомым с юных лет нежным ароматом. Северус ухватил ускользавшие пальцы. Маска затрещала и опала кусками на пол, выпустив всю ту боль и затаённые чувства в одной-единственной горестно-обречённой и при этом наполненной надеждой просьбе:

— Останься.

Мир сделал кувырок, словно возвращая их в прошлое, в тот самый день, когда она не простила его и разрушила их дружбу. В тот день, когда он оказался в шаге от смерти, ведь Лили — это его свет, его любовь, его жизнь. Теперь они были старше. Она решила остаться.