Привидение (гет)

— И долго вы еще будете маячить? — недовольно поинтересовался Снейп. Грейнджер, обняв себя за плечи, безостановочно расхаживала по камере из стороны в сторону. — У меня уже голова кружится.

— Вот уж не думала, что у вас такое хрупкое здоровье, — буркнула она и все же села на тюфяк рядом, сразу же провалившись сквозь него до каменного пола. — Таете буквально на глазах.

— В моем среднем, а может быть, пожилом или даже старческом возрасте вообще крайне противопоказано в тюрьму попадать, мисс Грейнджер, — вежливо сообщил Северус.

Она притянула коленки к груди и, обхватив руками, уперлась в них подбородком.

— Склероза вам явно не хватает… долго вы мне еще припоминать будете?

— Всегда, Грейнджер, всегда.

— Ну почему? — почти простонала она, глядя на зарешеченную дверь. — Почему вас не допрашивают? Почему не говорят, за что арестовали?

— О, это такой фирменный аврорский прием — пациенту дают дозреть. То есть я сейчас мучаюсь в неизвестности, пытаюсь понять, зачем меня сюда притащили, что со мной станет, и кто будет кормить мою кошку Бетси, если я не вернусь до завтра.

— У вас нет кошки, — Грейнджер поежилась.

— Зато у меня есть вы.

Она фыркнула.

— Если вы не перестанете меня оскорблять, профессор, я перестану с вами разговаривать!

— И кого вы этим накажете? Я уже морально готов это испытать. Давайте начнем: вы безответственная, глупая девчонка, которая потащилась за мной Мерлин знает куда, потому что втемяшила себе в голову Мерлин знает что. Я вам что — приблудный щенок, Грейнджер? Меня надо срочно пожалеть, обогреть, накормить и приучить проситься на улицу? И защитить от мальчишек с палками? Что вы молчите?

— Я с вами не разговариваю.

— И не надо! — Северус почти зарычал.

Он никак не мог согреться, и сюртук с мантией оказались плохим подспорьем. И почему он не носит что-нибудь шерстяное и теплое? Надо всегда быть готовым ко всему, в том числе и к попаданию в Азкабан. Он слышал, что на Востоке женщина всегда надевает на себя все драгоценности, потому что супруг может с ней развестись в любой момент. Вот и ему стоило так поступить. Симпозиум зельеваров в Дубае? Пожалуйста: плавки! С корабля — на бал, то есть, из Хогвартса в Азкабан? Да не вопрос — шерстяные кальсоны под плавками всегда на нем!

Снейпа бил озноб. Холодные камни крохотной камеры, шириной не более двенадцати футов, давили на него со всех сторон. Стены, словно живые, сжимались в кулак, вызывая панику и желание как можно скорее выбраться из душной ловушки. Если бы не злость на Грейнджер, которая снова вывела его из себя, он бы уже давно корчился на тощем тюфяке, закусив костяшки пальцев. Он помнил, как это было в прошлый раз — боль, холод и леденящий ужас. Слишком хорошо помнил.

Отчаянье и страх навалились на него сразу же, как только Северус понял, где находится. Он безучастно ответил на пару уточняющих вопросов дежурного охранника, где-то расписался, с подспудным ужасом ожидая, что вот-вот появятся они, дементоры. Снейп даже не заметил, как исчезли Примроуз и Марш. Все казалось таким знакомым и обыденным, будто он только-только вышел за дверь и сразу же вернулся. Казалось, сам Азкабан вспомнил его и тут же поспешил заключить в свои склизкие объятия.

Умом Северус понимал, что это дементоры, кружившие вокруг Азкабана, вызывают к жизни все его давно забытые и вновь приобретенные страхи, но все равно тоненький противный голосок комариным писком зудел в голове, а где-то в желудке противно ворочалась сороконожка безысходности. Морозной змейкой скользнул вдоль позвоночника страх. Не могут же они оставить его здесь насовсем? Забыть про него? Ведь нет?

— Профессор, — почувствовал он прикосновение к предплечью и вздрогнул, приходя в себя.

Северус повернул голову и поймал взгляд тревожных карих глаз.

— Чего вы все время трясетесь? — хмуро поинтересовался он.

— Мне х-холодно, — попыталась она улыбнуться бледными губами.

— Еще и привидение нестандартное на мою шею, — пробормотал Снейп, придвигаясь к Грейнджер.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе. Северус чувствовал тепло и упругость ее тела. Ее волосы щекотали ему щеку. Да он ощущал биение ее сердца, черт побери!

— Так лучше? — резче, чем хотел, поинтересовался он.

— Л-лучше, — кивнула она, и крупная дрожь сотрясла ее тело.

— Только не говорите мне, что заболели, — он губами прикоснулся к ее ледяному лбу.

Грейнджер задрала голову, и губы его коснулись кончика ее носа.

— Холодный, — почему-то прошептал он, глядя в ее запрокинутое лицо.

— Мне плохо, — прошептала она синюшными губами. — Слишком х-холодно.

Он держал ее в объятиях, остывающую и дрожащую, отчетливо понимая, что теряет. Снейп едва подавил хохот, рвущийся наружу: она не может умереть! Она — привидение!

Снейп со стоном привлек к себе ее тело — безвольное и податливое, словно у тряпичной куклы. Этого просто не может быть! Он закрыл глаза, пытаясь отрешиться от происходящего. Он все придумал себе сам. Да, сам. Это кошмар. Сейчас он сделает над собой усилие — и проснется. В Тупике Прядильщиков. Да-да-да! Холод, тьма — это оттуда… А, может быть, он так и не выбрался из Азкабана, и все, что якобы произошло с ним после, — всего лишь плод его воспаленного воображения, уставшего бороться с безумием? И ничего этого не было: оправдательного приговора, Минервы, Хогвартса, Грейнджер…

Она тихо вздохнула, и этот звук словно вытянул его на поверхность бурлящего потока мыслей.

— Грейнджер, говорите со мной!

— Я… говорю, — выдохнула она. — Я просто… очень устала…

Веки ее затрепетали в безуспешной попытке открыться.

— Вы не можете вот так просто бросить меня одного после всего, что между нами было!

— А-а-а… — скривилась она, сморщив нос. — А что между нами было?

— Все, — он взял ее ладонь в свою. — Между нами было все.

Ладонь была такой маленькой и хрупкой. И холодной. Еще немного — и ладонь превратится в ледышку. Он уронит ее — и она разобьется о гулкие каменные плиты. Северус почувствовал, как его пальцы тоже холодеют, а к горлу подступает горький ком. Откуда-то потянуло сыростью и затхлостью, а уши внезапно заложило, как от резкого падения в пропасть. Мозг взорвался внезапной болью. Снейпу казалось, что глаза его сейчас вылезут из орбит, барабанные перепонки лопнут, а череп треснет, как гнилой арбуз. Северус закричал. Упав на колени, он выполз на середину камеры и, схватившись за уши, завопил, надсаживая горло, из которого не вырвалось ни звука. Северус не слышал себя.

Воздух вдруг стал резким и прозрачным. Ветер, жуткий ветер, сбивающий с ног, единым порывом ворвался в камеру, принеся с собой обжигающий холод. Все стихло. Дыхание растворялось облачком пара, тонко свистя в легких. Сотни ледяных игл впились в тело, не давая пошевелиться, и каждое движение давалось с трудом. В напряженной тишине чудилось, что даже звук разлетится вдребезги, как стекло.

А потом пришли они. Возникли из ниоткуда — длинные тощие фигуры, замотанные в бесформенные балахоны. Жуткие твари — порождения тьмы, скрывающие лица. Они приближались, подкрадывались все ближе, осторожно, с опаской, словно принюхиваясь. Их было много. Северус не понимал, как они могли поместиться в крохотной камере Можно было подумать, будто пространство ее тоже расширилось, чтобы вместить всех. Снейп стоял на коленях, охваченный почти осязаемым ужасом, что придавливал его к полу, не давая шевельнуться и глубоко вдохнуть. Одна из фигур практически вплотную приблизилась к Снейпу и складки капюшона затрепетали так близко, что задели его лицо. Казалось, дементор хочет заглянуть ему в глаза. Дыхание пустоты — бесконечной и бесстрастной — ощутил Снейп и зажмурился. Он не мог, не хотел видеть, что таится там, в глубине — под капюшоном.

Северус ждал. Ждал почти с надеждой, с замиранием сердца, всеми фибрами души, каждой частичкой ставшего ватным тела, всеми трясущимися, превратившимися в желе внутренностями, он жаждал избавления. Он хотел, чтобы этот бесконечный кошмар, наконец, закончился для него. Он почти умолял… Но дементор проплыл мимо.

Опираясь об пол трясущимися, подгибающимися от дикой слабости руками, Северус с трудом обернулся: они ползли к Грейнджер. К Грейнджер, которую он так и оставил лежать у стены — застывшую и посеревшую. Они стелились по полу камеры, кружили под потолком, они обступали ее, словно облизывающиеся на кость голодные псы. Снейпу казалось, что он почти видит, как по их клыкам стекает слюна, а в глазах горят красным алчность и голод — ненасытные, сжигающие дотла. И жажда. Жажда неутолимая и бесконечная. Ибо бесконечную пустоту нельзя заполнить…

— Прочь!.. — прохрипел Снейп. — Прочь! Не трогайте ее!

Они не обратили на него ни малейшего внимания, продолжая кружить вокруг Грейнджер, изредка сталкиваясь и сердито что-то шипя друг на друга.

Дерьмо какое! Снейп хрипло то ли закашлялся, то ли рассмеялся. Выходит, он всегда думал, что его поганая мелкая душонка кому-то нужна? Такой вот финт ушами родного самомнения. Вот такой он весь из себя исключительный и неоцененный по достоинству. Черта с два — он. Это Грейнджер. Практически деликатес. Почти на блюдечке с голубой каемочкой — душа, у которой нет даже такой хрупкой, ненадежной и призрачной защиты, как тело. Они видели ее, стремились к ней. Еще немного и дементоры передерутся за нее, как голодные псы. Даже здесь он, Снейп, не стал единственным…

— П-пошли нахрен, — он, шатаясь, как пьяный, с трудом поднялся на ноги. Голос не слушался его, а язык едва шевелился, став внезапно слишком тяжелым и неповоротливым. — Идите вы все…

Он уже не видел Грейнджер за сплошной темной стеной развевающихся хламид. Северус пошел вперед. Он понятия не имел, что будет делать дальше. Что он мог? Мысли еле-еле ворочались в голове, растекаясь тошнотворной лужицей страха.

Северус шел вперед. Крохотная камера вдруг стала огромной. Его трясло — от холода, страха, отчаянья… Он шел вперед и, остановившись перед дементорами, которых при желании мог коснуться рукой, понял, что не сможет. Не сможет пойти дальше. Он — никто. Он боится. Боится до немоты, тошноты и дрожи в коленках. У него никогда не было ничего своего. Он никогда не мог отстоять право на что-то свое. Кого-то своего. Он недостоин. Он жалок.

Снейп рухнул на колени и его вырвало. Красная пелена застилала взгляд, а во рту стоял мерзкий горький привкус.

— Гр-рейндж-жер-р… — прохрипел он. — Гр-рейндж-жер-р!

Он знал, что опоздал и пир уже был в самом разгаре.

— Оставьте мне немного… — пополз он вперед, бормоча себе под нос. — Совсем чуть-чуть. Я тоже хочу… Она моя… Моя…

Он прополз. Зажмурившись, почувствовал, как по лицу хлещет влажное тряпье. Чувствовал запах тлена и гнили, ощущал, как чавкает под руками гной, а ноги разъезжаются на слизи. Снейп полз и полз, пока не нащупал ее тело. Десятки рук, костлявых, полуразложившихся, с едва сохранившимися длинными пожелтевшими грязными ногтями точно так же щупали ее, перебирали волосы, гладили по лицу и рукам.

— Моя!.. — хрипел он, отдирая от нее чьи-то цепкие пальцы. — Моя!

Он держал ее — совершенно холодную и далекую теперь, понимая, что вот сейчас — это все. Затухающим взором он видел тонкую серебристую нить, что протянулась от него в пространство, а чья-то ссохшаяся рука поймала и крепко ухватила ее. Все.

Но он ни о чем не жалел. Северус сидел у стены, сжимая хрупкое, почти невесомое тело и вспоминал. Мама. Он запомнил ее такой, какой видел в последний раз — лучики морщин, теплую улыбку, ласковые руки и тихий голос. Он видел и Лили — зеленоглазую улыбчивую девочку, в волосах которой запуталось солнце. Снова ее, но уже — девушку: серьезную и строгую. Видел и Альбуса — седобородого старца с вселенской печалью во взгляде, извиняющейся улыбкой и трясущимися руками. Минерва прошла перед его мысленным взором и кивнула — коротко и ободряюще. Где-то там пробежал Поттер и, заглянув в душу, лишь покачал головой. А потом пришла Грейнджер — лохматая, в потертых джинсах и клетчатой рубашке. Она улыбнулась, потом нахмурилась, смешно сморщив нос, и заговорила. Северус не улавливал смысл, но ему было приятно. Пусть говорит…

Он сидел в пустой камере, прижимая к себе Грейнджер бережно, словно убаюкивая. По лицу его блуждала странная улыбка.