You Are Not On Your Own (джен)

Прощание с отцом перед командировкой было… никаким. Может быть, неловким. Может быть, слишком обычным для долгого расставания.

Джей Ди просто взял один чемодан вещей, поел завтрак, который Нора приготовила, пока ей было нечего делать с утра, оставил денег на расходы на две недели — срок его отсутствия. Затем они посидели на диване, то ли стараясь занять чем-то время до приезда такси, то ли пытаясь вести себя как-то более любезно ради случая.

— Чем собираешься заниматься в эти недели? — спросила Нора.

Вопрос был, очевидно, глупый, ей даже стало немного стыдно, но Джей Ди ответил спустя несколько секунд.

— Помимо того, что я буду устанавливать взрывчатку, — он пожал плечами, — готовить себе сам, читать. С людьми общаться. А ты?

— Учиться, — теперь Нора пожала плечами. — Скоро тест, надо подготовиться. И, да, готовить себе, читать, смотреть телик. Я на мансарде поставила маленький, дедушкин. Осталось только поставить видик, найти диски. Может быть, с Рэмом устроим как-нибудь ночь кино.

— Он не приходил сегодня ночевать.

— Нет, — Нора покачала головой.

— Дома все наладилось?

— Надеюсь, что так. Хотя, что там может наладиться. Если только Марта чудом не выгнала этого му… мужа своего, — Нора поспешно поправилась. Вообще-то, она уже выражалась при Джей Ди, но неловко стало только сейчас. Может быть, внутренне она понимала, что это не тот случай для крепких выражений.

— Я написал Марте, что уезжаю. Она ответила, что присмотрит за тобой, — сказал отец.

Нора почти заскрипела зубами. С чего бы за ней нужно было присматривать?

— Предполагалось, что для этого она будет жить здесь эти недели. Но, если тут появятся блестки и розовые вазы, видит Бог, я не разрешу ей ночевать у нас, — буркнул Джей Ди.

Нора представила розовые вазы на всех поверхностях. Выглядело и впрямь хуже некуда. Особенно учитывая то, что мебель была, в большинстве своем, в синих тонах.

— Я разберусь с вазами, блестками и всем таким. Вообще-то, не думаю, что нынешнюю Марту все еще уносит на радужном единороге в счастливые молочные края, — с легким сомнением сказала Нора. — Ты не был у нее дома. Я не видела там ничего страшного, не считая ее мужа.

Джей Ди взглянул на нее.

— Да? — спросил он, тоже едва сомневаясь. — Рэм рассказал мне кое-что. То, как вышло, что ты оказалась у них дома в тот четверг. Ему было неловко, что он тебя позвал, хотя он очень тебе благодарен за то, что ты сделала, но в красках рассказывать он не стал. Может быть, ты расскажешь?

Нора почувствовала, как горло пересохло. Она вздохнула и нахмурилась, как вдруг услышала за окнами шум машины, а затем сигнал водителя. Спаситель.

— В другой раз, — сказала девушка, едва улыбнувшись.

— Обязательно, — Джей Ди поднялся, неловко на нее глядя.

Нора продолжала сидеть, не имея понятия, как прощаться. Она ненавидела это делать. Люди обнимались, жали друг другу руки, а между ней с отцом все еще стоял чертов барьер, через который они оба боялись переступать.

Он уезжал на две недели! Конечно, сильно скучать Нора еще не могла, но она… привыкла, что ли. Только перестала ощущать пустоту и одиночество. И теперь две недели без отца ей предстояло быть одной, а она толково не могла попрощаться, чтобы дать ему понять, что она реально будет его ждать.

— Я… — кстати, почему она не могла просто сказать? — Я реально буду ждать, Джей Ди. Удачи.

— И тебе удачи, — ответил он. Ей показалось, что подобие облегчения промелькнуло в его взгляде. — Я не буду прощаться.

— Как и я.

— Просто до встречи.

— Ага.

— Всегда можешь писать.

— Знаю.

— Нора, я серьезно, пиши СМС. Если что-то случится, я хотел бы узнать это от тебя, а не от Марты.

Она усмехнулась, глядя на то, как он не может выйти за дверь, серьезно смотря на нее. Это было… может быть, мило? Подобие отцовского отношения, которое проявлялось так редко, грело сердце, в самом деле.

— Иди, Джей Ди. Пора работать, — со смешком ответила девушка. — Я буду писать. Обещаю.

Он кивнул, и еще пару секунд они смотрели друг на друга, прежде чем отец вышел за дверь. Последний взгляд был теплым. Не таким странным и чужим, как это было, когда она провожала его в отъезд в первый раз. Тогда неловкость была другая — они совсем не знали друг друга, и Нора почти боялась оставаться одна, и он боялся оставлять ее, потому что травма была совсем свежей.

Как мало времени прошло. Казалось, что вечность.

Девушка помыла посуду, а потом села за уроки. И за весь день она успела сделать все, что обещала отцу уложить в две недели. Кроме того, что Рэма все не было.

Наступил ранний вечер, и Нора затеяла готовку. Паста была не таким уж сложным блюдом, пришлось только сходить в магазин за несколькими продуктами. Ко времени ужина у нее практически все было готово. Одну тарелку девушка отложила себе, остаток оставила на плите. Она не успела съесть и полчашки, когда раздался телефонный звонок. В первую секунду Нора подумала, что звонит Рэм, и уже вздохнула с облегчением, но потом увидела, что звонок был от Хэзер М.

— Привет, Хэзер, — с улыбкой ответила Нора.

— Элеонор, это ее мама, — послышался дрожащий голос. — Хэзер… не стало.

* * *

Марта пришла, когда уже было темно. Нора не смотрела на время. Она сидела на полу в своей комнате, опираясь спиной на кровать, и думала. Потом немного плакала. Снова думала. В конце концов, она решила, что это было закономерно, что Хэзер просила не переживать, что она просила отпустить ее. Но все равно не удавалось, ничего не удавалось, и Нора стучала кулаками по полу и снова плакала от бессилия, потому что она даже не желала пытаться.

Все, что осталось от Хэзер — несколько воспоминаний, теплых и трепетных, но более ничем не выделяющихся. Еще остались записи в мамином дневнике о том, как Макнамара выросла за выпускной год: от песика на службе у королевы стерв до понимающей подруги, которая, наконец, узнала, что такое свобода и дружба. Нора осторожно перебирала все воспоминания, но последние были ей особо дороги. Едва теплая рука Хэзер, казалось, еще оставила свой след на коже, ее пальцы, утирающие ее слезы, тоже.

Вина и злость на себя съедали ее до дна. Она была раздражена, слушала последние слова тети с нескрываемым нетерпением, обещала ей все это припомнить… а что теперь оставалось?

Когда начала плакать и Марта, обвиняя саму себя и с сопением вспоминая Макнамару, Норе стало, на удивление, немного легче. Она успокоилась сама, пока старалась успокоить Марту, и уже стала испытывать дрожь от раздражения, когда снова видела крокодильи слезы на тетиных глазах. Словно увидев себя со стороны, Нора взяла остатки самообладания в руки, и пообещала себе больше не плакать. Хотя бы ради Хэзер, которая не хотела, чтобы девочка по ней убивалась.

Пока Даннстоки через силу ужинали ее пастой, Нора вспомнила об отце. Она написала ему новости, сообщила, что идет на прощание завтра и на похороны послезавтра. А затем девушка увидела, какой уже час, и перестала надеяться на ответ.

— Хорошая паста, — послышалось от Рэма.

— Что? — Нора вынырнула из мыслей, повернувшись к нему.

— Хорошая паста, говорю, — повторил он.

— Много орегано, — тетя Марта покачала головой, пялясь в свою тарелку. — Я узнаю почерк твоей бабушки.

— Бабушкин рецепт, — кивнула Нора. — Спасибо.

И это была самая спокойная беседа из всех, которые только случились этим вечером. Затем мысли необратимо возвращались к Хэзер, в горле все сжималось, и не было сил заговорить о ней снова, хотя надо было. Последний разговор с Макнамарой вспоминался Норе уже сотню раз. В нем было столько указаний, на которые она тогда не обратила внимания, а теперь тщательно пыталась вспомнить каждое слово.

— Марта, — девушка заглянула в свою комнату, где предложила переночевать тете. — Ты можешь сделать мне волнистые волосы с начесом на прощание? Хэзер просила, чтобы ты мне сделала, когда я говорила с ней вчера.

— Начес? — тетя вскинула на нее потерянный взгляд из-под опухших красных век. — Я давно не делала. Можно попробовать. Я что-то слышала про желтую одежду от ее матери.

Нора тоже слышала, хотя не слушала. Миссис Макнамара на исходе сил диктовала какие-то правила прощания. Хорошо, что девушка запомнила хотя бы место и время проведения.

— Хэзер говорила, что нужно надеть черное, но чтобы было видно что-нибудь желтое. Аксессуар, например…

Снова послышался глухой плач. Нора подошла ближе, гладя Марту по спине и плечам.

— Тебе нужно поспать, — сказала девушка. — Помнишь, Хэзер не хотела бы, чтобы с ней прощались так.

— Да, конечно… — Марта всхлипнула. — Но я не могу!

— Надо попытаться, — снова напомнила Нора, уложив ее на свою кровать. — Спи, Марта.

Язык не поворачивался пожелать доброй ночи. Видимо, и Марту это мучило, она кивнула, еще вытирая слезы. Нора выключила свет, а затем вышла из комнаты и вздохнула. Из ванной как раз вышел Рэм, собираясь идти спать на диван в гостиной.

— Ночи, — сказал он тихо, робко проходя мимо.

Он был крепче них, женщин. Крепче Норы, хотя знал Хэзер дольше, чем знала она. В последнее время он не очень часто виделся с Макнамарой, поэтому ему было… немного проще, что ли? И, в отличие от матери и подруги, Рэму легче было принять то, что Хэзер не хотела луж из слез в свою честь. Узнав об этом, он тут же стал немного спокойнее.

— Ночи, — ответила Нора. — У тебя есть из одежды что-то желтое? — юноша кивнул. — Надень под черный костюм. Таково было желание Хэзер.

Рэм кивнул напоследок, и теперь девушка вернулась на свою темную мансарду. Закрыв за собой люк, она вновь ощутила груз вины и одиночества, но для слез не осталось энергии. Опустошенность поглотила ее. Нора лежала на кресле под пледом, и долго не могла уснуть. Теплый и немного пыльный воздух мансарды душил ее, а мышцы, ноющие и будто завязанные узлом, все никак не желали расслабиться на жестковатом кресле. Ребра ладоней, побитые об пол, болели, и Нора без остановки терла их, словно впав в какой-то транс.

Из этого транса ее вывело пиликанье телефона. Нора взялась за него.

«мне жаль»

«ты в порядке?»

«мне стоит приехать?»

Джей Ди пытался заботиться, снова. Но девушка не ощутила ничего, кроме раздражения, за которое так ругала себя. Конечно, отец жалел ее, а не Хэзер, конечно, он не мог понять ее горя. Он никого не любил и не ценил, кроме Вероники. Он хотел их всех погубить в юности. Естественно, ему плевать на них. Но он и впрямь задумался над тем, чтобы быть рядом с ней в такой момент. Как бы Норе не хотел испытать его поддержку, она поняла, что будет глупо звать его обратно. Он поехал на работу, деньги им были нужны, а тут он был бы бесполезен. Он не умел поддерживать. Просто все так же сидел бы тут, на другом краю дивана, и пытался говорить с ней. Он бы пил от скуки, а она бы морально уничтожала себя за бесполезность и детское поведение. Она уже справляется без отца. Она всегда без него справлялась.

«Спасибо, нет. Я в норме. Оставайся там».

Не получив ответа через минуту, Нора отложила телефон, хотя и недалеко. Часть ее рвалась схватиться за раскладушку и написать, что ничего в порядке, что он ей нужен. Но, на самом деле, она же поступила правильно. Джей Ди не смог бы пойти на похороны. Он бы выглядел там неуместно. Он был Хэзер никем, и, даже более того, когда-то желал ей смерти. С другой стороны, Дьюк наверняка бы туда пришла, но она хотя бы знала Макнамару.

Нора повернулась к окошку, подставив спину темноте, и посмотрела в небо, пытаясь разглядеть за ночными огнями звезды. Она постаралась ни о чем не думать, постаралась подавить свое усталое сознание, потому что, какими бы тяжелыми не выдались последние два дня, следующие два дня будут для нее еще тяжелее. И, как ни странно, тело сдалось. Через какое-то время Нора провалилась в сон.

И ей снова ничего не снилось.

Рэм разбудил ее. Небо за окошком было еще темным, час был ранний. Нора проснулась без слов, с легкостью открыв глаза и поднявшись. Она ничего не чувствовала, что было странно. Словно опять приняла седативные, как перед кремацией мамы. Девушка открыла, что она ничего не хочет, и ни с кем не желает общаться. Первое чувство, которое открылось среди внутренней пустоты — горечь. Желчь на языке при мысли о Хэзер. Дрожь от страха увидеть ее. Нежелание. Отвращение от прощания и похорон. И лучше бы Нора не копалась в себе в поисках чувств, лучше бы не вскрывала все это.

Она опять сидела на полу перед кроватью, но теперь за спиной сидела Марта, которой легче было делать ей прическу сидя. Она и вправду давно не занималась прическами, а теперь вспоминала навыки медленно, испытывая на Норе новые и старые примочки. Не обошлось и без выдранных волос, которые уже можно было собрать в отдельную длинную прядь. Прошло больше часа, Рэм уже заходил в комнату, одетый в костюм, и спрашивал, идет ли ему. Ему шло. Желтая рубашка под пиджаком смотрелась не так уж плохо, разве что, пиджак был немного потерт и большеват юноше в плечах. Но галстук все красил. Марта едва улыбнулась сыну, Нора вскинула заинтересованный взгляд, но не более. Друг не обвинил. Бога ради, если бы он был способен ее хоть в чем-то обвинить, он не был бы Рэмом!

— Вот и все, — сказала Марта, оглядывая девушку. — Посмотри на себя в зеркало. Божечки, ты совсем как Вероника.

И женщина разразилась новыми слезами, которые принялась поспешно утирать.

— Я пойду, оденусь… — проскулила она, прежде чем быстро выскочить из комнаты.

Нора посмотрела на себя в зеркало. Глаза, привыкшие к тусклому свету, который уже начал появляться за шторами, разглядели бледное точеное лицо в обрамлении вороновых волнистых прядей, а не привычных прямых или едва вьющихся, как у отца. Она и впрямь стала еще больше похожа на мать, особенно в ее самые молодые годы, если вспомнить фотографии из университета или ту школьную, которую Нора трепетно спрятала в старом дневнике. Только у мамы всегда были взрослые темные глаза, смотрящие пронзительным взглядом, а здесь виделись мертвые зеленоватые омуты, которые выделялись пустотой взгляда. Нора немного испугалась, и тогда стеклянный взгляд треснул, обнажив чувства, которые она не хотела показывать кому-либо. Пусть будет стекло.

Отойдя от зеркала, девушка подошла к шкафу. Пора было одеваться. Она даже распахнула шторы, впустив серый пасмурный понедельник в свою комнату. Лишь бы подобрать воистину хорошую одежду. Тетя Хэзер же надеялась, что передала ей чувство вкуса.

Из вещей, которые Хэзер «бессрочно одолжила» Нора выбрала желтую фланелевую рубашку с шелковыми манжетами на перламутровых пуговицах. Навряд ли это был настоящий перламутр, но выглядело очень аккуратно и изящно, в этом Макнамаре было не отказать. Поверх Нора надела одну черную кофту, заправив рукава в манжеты рубашки. Нашлась черная юбка по колено, очень плотная и бесформенная, все с той же завышенной талией. А из-за капроновых черных колгот казалось, что ее и без того худые ноги стали еще тоньше. Зато кстати пришлись черные балетки с бантами. И вот, глядя в зеркало, Нора совершенно точно видела не себя, а мать, если не приглядываться к лицу. Вероника Сойер в своем привычном деловом виде, только если всю одежду сделать темно-синей.

Нора мысленно накричала на себя, когда ноги затряслись от страха. Она подумала, что хоронит уже вторую мать, и именно из-за этого прикрикнула на себя матерным словом, потому что это были глупые мысли, слишком драматичные и жалостливые. А в реальном мире для книжного пафоса нужно было найти другое время.

Нора спустилась вниз, где на диване сидел Рэм, с интересом глядящий в утреннюю передачу по телику.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он, а потом, подумав, добавил: — Хэзер бы понравилось.

— Спасибо, — ответила девушка, впервые за утро заговорив вслух.

— Ты не хочешь позавтракать? — спросил юноша. — Мы оставили пасты.

Нора и не думала о еде, так что и теперь, вспомнив про нее, ничего не испытала. Подумала, что может поесть, потому что так надо, но потом надо было идти на прощание, смотреть на Хэзер и… Меньше всего в жизни ей хотелось бы стошнить свой завтрак на мертвую тетю. Рэму тоже могло стать плохо, но, ничего не поделать, он почти всегда был голоден. Юношеский метаболизм, особенности телосложения. Он без проблем проглотил кучу орегано, к количеству которого в бабушкиной еде Нора привыкала годами, и только потому любила в семейных блюдах.

Прошло несколько секунд, прежде чем Нора покачала головой. Рэм снова не сказал ни слова поперек, лишь заерзал на месте, поглядывая в сторону ванной. Марта давно уже перестала громко всхлипывать. Потихоньку и она взяла себя в руки. Вышла из ванной через две минуты, с уложенными волосами, тем же толстым слоем макияжа, который, Нора уже могла ожидать, расплывется еще до прибытия в церковь. И вот, не прошло и пяти секунд, слезы выступили на ее глазах при виде Норы.

— Возьми себя в руки, Марта, — поспешно сказала девушка. — Я знаю. Слишком много Вероники.

Бабушка иногда любила так говорить, когда ее взрослая и упертая дочь подолгу спорила и ругалась, переходя на свой любимый язык — литературный, смешанный с матерным. И вот, прошло уже много лет с тех пор, как не стало бабушки с дедушкой, прошел месяц с тех пор, как не стало и мамы. Свербящая рана в сердце жутко болела, но истекала кровью куда меньше. До этого момента.

Розовый «Жук» привез их в церковь в половине десятого утра. Небо и не думало светлеть, назревал дождь. Хороший антураж для Хэллоуина. Найдя место для парковки, Даннстоки и Сойер вышли из машины, и начали неторопливый путь к церкви. Нора глядела на ноги, на пожухлую траву на газоне, только не на людей, проходящих мимо. Она одновременно хотела и не хотела заходить в здание. Но ноги, пусть и ватные, шли дальше. Надо было вести под руку Марту, быть впереди робкого и побледневшего Рэма. Как бы ни было плохо, с ней были тему, кому пришлось еще хуже. Стиснув зубы, Нора прошла в зал и повела Марту дальше, к самому гробу, мимо уже сидящих на своих местах людей.

— Мистер Макнамара, миссис Макнамара, — тихо произнесла Сойер.

Марта уже вовсю сопела и всхлипывала, Рэм неловко прочистил горло и кивнул взрослым, а затем перенял заботу о матери на себя. Миссис Макнамара, внезапно, заключила ее в вежливые объятия, мистер Макнамара нетвердо пожал ей руку.

— Элеонор, здравствуй… — сказал он.

— Примите мои соболезнования, — голос дрогнул. — Мне, правда, очень жаль. Знаю, я была ей никем, но я успела ее полюбить, поверьте…

— Мы верим, — сухопарый мужчина немного сгорбился, у него чуть-чуть затряслась челюсть. — Хэзер тоже полюбила тебя, как дочь. Она оставила тебе кое-что. Твой отец здесь?

— Он на работе, уехал только вчера утром, — ответила девушка. — Я с Мартой.

— Миссис Макнамара, мистер… — Даннсток всхлипнула.

— О, Марта… — пожилая женщина обняла ее, по ее щекам тоже потекли слезы.

Ее муж, Нора и Рэм смотрели на них со скорбью, прежде чем отвернуться через силу и позволить им перенести безмолвный момент горечи.

— Вот, — мужчина вытащил из кармана пиджака конверт, протянул девушке. — Хэзер буквально вчера в обед продиктовала своей матери целый список, чтобы ничего не забыть. Она хотела все рассказать тебе, но вечером, когда ей стало плохо, она при врачах попросила дописать кое-что, и тогда же впала в кому.

Нора коснулась мужской руки, с сожалением ее пожав, но не могла ничего сказать, потому что в горле повис ком. Взгляд едва помутнился.

— Можешь… зайти за вещами в любое время, — продолжил отец Хэзер еще тише. — Она оставила тебе много всего. Прочтешь в письме.

— Сэр, — наконец, смогла произнести она ломающимся тоном, — я не могу ничего принять.

— Хэзер была очень настойчива. Ты знаешь не хуже нас, — сказал мистер Макнамара, и на его губах появилась едва заметная дрожащая улыбка. — Возьми, почти ее память. Нам это все ни к чему. Ничто не сможет… вернуть ее.

Теперь и он глубоко втянул воздух, и выпрямился. Нора с уважением кивнула, и посмотрела на гроб, прежде чем опасливо к нему подойти. Хэзер, как и обещала, подошла ко всему очень ответственно. У нее был блестящий парик соломенного цвета, кудри, так похожие на те, которые украшали ее голову в юности, расплылись по ее плечам. Макияж, несомненно, очень дорогой, был красив, он украсил ее похудевшее лицо. И спокойное выражение немного облегчило Норе душу. Хэзер и вправду ушла легко, избавилась от долгой боли. Теперь она и впрямь была где-то там на пляже, могла поднять за нее бокал шампанского и улыбнуться той озорной яркой улыбкой без намека на спазм лица. Нора коснулась ее плеча, а затем подняла глаза к потолку.

«Боже, не то чтобы я сомневалась, что ты существуешь, но, сам понимаешь, божественного чуда в моей жизни было мало. Я точно уверена, что Хэзер заслуживает места рядом с тобой, потому что она исправилась и все такое. Именно ради таких, как она стоит надеяться на Рай. Пожалуйста, передай ей, что я ее люблю и буду скучать. Аминь… Должно же быть аминь? В общем, Аминь».

Выдохнув, Нора снова посмотрела на Хэзер и поцеловала ее в холодную щеку. Отпустила. И даже не заплакала. Улыбнуться, конечно, не смогла, но желание появилось. Хэзер бы оценила.

С этим Нора села на свое место, во втором ряду справа, где сидели близкие друзья, сразу за родственниками. Слева сидела Марта с Рэмом, а справа был проход. На виду у всех было немного некомфортно, но прибывающие люди пока обращали на нее мало внимания. Нора вытащила телефон, услышав звук приходящего сообщения.

«Звонила мс Флеминг, я ей все объяснил».

Вот дерьмо! Нора и забыла предупредить директора школы. Она думала об этом вчера, но эта мысль благополучно пронеслась мимо, как и остальные мирские заботы. А теперь старуха-директор беспокоила Джей Ди. Нора знала, что отец едва терпит эту «Полин, навеки-хиппи». Честно говоря, девушка тоже едва ее терпела. После маминых записей обо всех этих лицемерных миролюбивых ассамблеях перед телевизионными камерами, как можно было любить нынешнего директора? Она и директором наверняка стала только потому, что общественность знала ее, как борца с подростковыми суицидами.

«Я совсем забыла о ней. Спасибо».

Подумав, Нора добавила:

«Как работа?»

«Я только приехал на место сноса, мы обдумываем, где устанавливать пакеты взрывчаток».

«Как твои дела?»

Ну спасибо, что не спросил «как похороны?»

«Мне лучше».

Затем Нора услышала более громкий голос, который, благодаря акустике, хорошо разносился по залу. Подняв глаза, Нора заметила ЕЁ. Черная одежда, желтые колготки, но ее из всех остальных выдавал бардовый пояс на пиджаке и красная резинка на рыжих кудрявых волосах. А еще голос. Такой чистый и уверенный, льющийся по ушам.

— Хэзер!.. — продолжала причитать миссис Макнамара. — О, она бы была так рада тебе!.. Уверена, ей и самой было плохо без твоей дружбы.

Челюсти Норы сжались. И потом еще и кулаки захрустели, когда за плечом Дьюк показалась такая же рыжеватая макушка. Ее пасынок, конечно, тоже был тут. Из желтого на нем был только галстук, все остальное сияло черным блеском, особенно проглядывающаяся шелковая рубашка. Хреновы пижоны. Почему бы Айзеку не взять фамилию мачехи?

Затем, пока Хэзер Дьюк приближалась к гробу Макнамары, Нора испытала желание вскочить и броситься наперерез. Человек, который использовал Хэзер М., который издевался над ней в худший момент ее жизни, который плюнул на нее и забыл, будто бы и не было между ними тех лет псевдо-дружбы, сейчас стоял над ней и что-то шептал. Ведьма!

— Нора? — послышался вопрос Марты.

Девушка осознала, что стоит на ногах, вцепившись в спинку скамьи перед собой.

— Куда ты? — шепотом спросила Даннсток, утирая остатки макияжа. Этим же она подсказала ответ.

— Хочу умыться. Мне душно, — Нора бросила последний взгляд в сторону Дьюк. И тогда же поняла, что Айзек ее заметил. Он не отрывал от нее взгляда, особенно когда заметил едва сдерживаемую злобу, направленную на их семейку.

Сойер выскользнула из ряда и направилась к купели у выхода. Она и впрямь умылась святой водой, а затем перевела дыхание, не оборачиваясь. Не хотелось видеть эту женщину. Однако «помяни черта».

— Здравствуй, — послышался голос над ухом.

Нора подняла взгляд. Хэзер Дьюк сняла черные очки, показав участливый взгляд тех же зеленых глаз, только ее глаза были ярче. Как изумрудные наряды, которые она носила в прошлом.

— Здравствуйте, — выдохнула Нора, а затем приметила, как рядом со своей мачехой встает Айзек. — Привет.

— Привет, — так же поприветствовал он, и, что удивительно, без прежнего энтузиазма. И дело было не в плохом случае для встречи, нет. Судя по голосу, он… обижался.

Сука!

— Ты Нора, я тебя знаю. Айзек очень много рассказывал о тебе, — Хэзер протянула ладонь для рукопожатия. — А меня зовут Хэзер Дьюк.

— Я тоже вас знаю, — Нора пожала ей руку, сжав крепко, но тут же одернув себя. Ломать кому-то запястье на церковной службе было бы верхом невоспитанности. — Вы мамина школьная знакомая. Но она мне не особо много о вас рассказывала. Хэзер Макнамара поведала больше.

— Ах, Хэзер! — вздохнула Дьюк. — Умереть в расцвете лет — грустно слышать о таком. Она подавала такие надежды, а тут эта болезнь «съела» ее меньше, чем за два года. Воистину печальная история!

Нора молчала, потому что на уме были одни только колкости. Вообще-то, она уважительно относилась к взрослым, не забывая об осторожности, как учила мать, но, когда встречался взрослый, которого с натяжкой можно было назвать уважаемым, просыпались гены Джей Ди.

— Кстати, мне очень жаль было слышать о Веронике. Прими мои соболезнования, — сказала Дьюк, снисходительно улыбаясь.

— Большое спасибо! — в эту игру могли играть двое. — Маме было бы очень приятно слышать.

— Как твой отец? — спросила Хэзер. — Наверное, тяжело перенести такие тяжбы.

— Он чувствует себя хорошо, — ответила Нора. — Поехал на работу, но хотел вернуться ради такого случая.

— Они с твоей матерью были очень хорошей парой. Такой бурной, — Хэзер ласково улыбнулась.

«Взрывной», — подсказал внутренний голос. Нора приказала голосу заткнуться.

— Мама любила его всю свою жизнь, — кивнула девушка, почти скрипя зубами. — А он любит ее.

— До сих пор. Воистину, трагедия, — Дьюк покачала головой, приложив руку к сердцу. — Передавай мои соболезнования и ему. Душой мы всегда с вами.

— Спасибо за вашу заботу. Вы прекрасны, — Нора тоже покачала головой, отвечая с придыханием. — А теперь извините меня, мне нужно возвращаться к Марте.

— Да, дитя, конечно, — Хэзер коснулась ее руки. — Мне приятно было познакомиться с дочерью знаменитой Вероники Сойер.

— А мне приятно было познакомиться с вами, хотя я и не так много о вас слышала, — язвительность, все же, показала свои острые зубы. — Молебен вот-вот начнется.

— Да, — Хэзер кивнула. — Еще увидимся.

— Несомненно, — Нора кивнула в ответ.

Она обменялась последним взглядом с Айзеком, сдержанно кивнув и ему, прежде чем поспешно отойти от купели и занять свое место. Как ни странно, жар прекратился. Испытываемая ненависть была холодной, потому что Нора часто дышала там, у купели, где воздух был немного прохладнее. Холод заполнил ее всю, до кончиков уложенных волос. В дипломатии нет места горячим людям, так говорила мама, профессиональный адвокат.

— Хэзер Макнамара была светлым человеком, — начал вещать священник, — нет человека, который мог бы сказать плохое о ней, как и она никогда не говорила плохого о людях, следуя Божьим заветам…

Нора плохо разбиралась в Божьих заветах, если честно. Но она точно знала, что Хэзер не была такой невинной девочкой. У нее были грехи, как у каждого человека, и об их искуплении Макнамара не волновалась. Она переживала о человечности, которую ей помог обрести не Бог, а Вероника Сойер. И люди, окружающие ее, были не так добры к ней. Конечно, уличать священника во лжи было просто сумасшествием. Нора не могла даже подумать об этом, а то одним святотатством на ее душе стало бы больше.

Вместо того, чтобы дальше слушать несомненно красивую речь, она достала письмо, желая вспомнить о тете не из сказочного рассказа, а из ее собственных слов.

Естественно, списком вещей были указания. Что лучше носить, как лучше питаться («для твоей же красоты и благополучия»), куда можно пойти в Шервуде, чтобы проветрить голову, и, несомненно, слегка длинный список тех вещей, которые Хэзер решила оставить ей. Старая одежда, обувь, несколько украшений, которые подойдут к синему цвету, другие мелочи, а затем выпускной альбом, кассеты с фильмами, которые они с Мартой смотрели, прах Вероники Сойер. И в конце следовало наспех дописанное послание:

«…не забывай, Ронни, о том, что внутри»

На этом письмо обрывалось, потому что никто даже точку после предложения не поставил. Может быть, Хэзер хотела договорить, но уже не смогла, или мать ждала от нее дополнения, но не дождалась. Очевидно, Хэзер уже едва была в себе. Она назвала девушку не Норой, а Ронни — так звали ее маму самые близкие люди. Видимо, Вероника и ее дочь окончательно смешались в угасающем сознании Макнамары. На глазах проступили слезы, и бумага в руках задрожала.

— …Аминь! — закончил священник.

— Аминь! — хором ответили все.

— Аминь, — прошептала Нора.