Отряд Поттера (джен)

Это был один из редких видов домов, которые одним своим видом наводят уныние. И дело тут вовсе не в бедности, обветшалости и других внешних характеристиках, и даже не в архитектуре. Причиной тому являлись настолько ничтожные детали, что на первый взгляд их невозможно было разглядеть, а второй раз осматривать такой дом уже не хотелось.

— Где мы? — спросил в тишине низенький человек, все время косившийся на упирающуюся ему чуть ли не в затылок волшебную палочку.

— В безопасном месте, — услышал он ответ.

Процессия из четырех колдунов переступила через порог, и двери за ними тут же с шумом захлопнулись, словно в дешевом маггловском фильме ужасов. На резкий звук отреагировал только Питер Петтигрю, который невольно вздрогнул. Он шел впереди, на него были направлены три палочки, и он все время чувствовал себя чем-то вроде пушечного мяса, отправленного собственным телом обезвреживать защитные заклятия. Он не знал, что его сопровождающие в течение нескольких месяцев периодически собираются здесь. Питер жалел, что добровольно выдал себя этим людям, и теперь, что часто бывает с трусливыми личностями, беззвучно корил себя за опрометчивый поступок и отчаянно искал выход из положения. Пока что его мысли крутились вокруг того, чтобы превратиться в крысу и бежать отсюда подальше, хотя ему еще никто не угрожал. А палочки… это была всего лишь мера предосторожности — все-таки не каждый день оживают те, кто считался мертвым одиннадцать лет.

— Где Лонли? — лениво развалившись в старом кресле, спросил Спейси.

— Шляется где-то, — Кавендиш неопределенно махнул рукой, обозначая «где-то».

— Он опаздывает, — Спейси остался недоволен ответом, — мы вызвали его час назад!

— А что ты у меня спрашиваешь? Я не обязан следить за ним, и мне не нравится выслушивать твое трусливое бормотание!

— Хватит. Сейчас это не столь важно, — прервал их Зексон, — Петтигрю, мы ждем твоего рассказа.

Питер, запинаясь, но с каждым словом становясь все смелее и смелее, пересказал свою историю. Теперь, находясь среди тех, кто не мог, по его мнению, не одобрить его шпионской деятельности на пользу Темного Лорда, он почувствовал себя важным и опасным человеком. В то же время он внимательно наблюдал за тремя пожирателями. Кавендиш слушал его, раскрыв рот, и даже презрительное выражение на лице Спейси сменилось любопытством — небывалое дело. Только Зексон сидел словно каменный и никак не реагировал на увлекательнейший рассказ. Питер вдруг понял, что ему этот факт не нравится. Закончив, он даже чуть-чуть приподнялся со своего места.

— Все ясно, — подвел итог Зексон. Спейси очнулся и огляделся: «Где этот чертов Лонли?»

— Может, хватит о Лонли? — неожиданно сердитым голосом воскликнул Зексон.

— Вы обо мне говорите? — в дверях появился сам виновник препирательства, криво ухмыляясь.

Питер посмотрел на вошедшего и тут же перевел взгляд на остальных. Зексон медленно повернул голову:

— Где ты был?

— Возникли срочные дела, — беззаботно ответил Лонли. Он подошел к длинному столу и тут же вскинул палочку, — кто это такой, Мордред вас подери?

— Знакомься, это Питер Петтигрю.

* * *

— Питер Петтигрю?

— Да. А в чем дело?

Фред достал Карту Мародеров и пробормотал пароль. Вместе с Джорджем они принялись что-то на ней высматривать.

— В чем дело? — повторил Гарри.

— Мы видели на карте это имя, — ответил Джордж.

— Когда?

— Всегда. С тех самых пор, как она раскрыла нам свой секрет.

— Раскрыла секрет? — переспросил Дин.

— Ну не могли же мы случайно угадать фразу «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость», — нетерпеливо сказал Фред, — карта сама раскрылась перед нами. Имя Питера Петтигрю маячило на ней всегда. В основном — в гостиной Гриффиндора.

— Как это возможно? — тревожно спросил Невилл, — Карта не могла ошибиться?

— Нет, раз она показала даже Тома Риддла, сидевшего в голове Квиррела, — Джордж покачал головой, — Не вижу. Я его нигде не вижу!

— Это не может быть совпадением, — заявил Рон. Круг тайны уже не светился, так как ритуал был завершен, но гриффиндорцы все еще сидели на каменном полу, — он не мог нас подслушать?

— Кто? — удивленно спросил Симус.

— Петтигрю!

— Сквозь четыре защитных заклинания? Это маловероятно, — сказала Гермиона.

— Рядом с нашими именами никого больше не было, помните? — Невилл тревожно осмотрелся, — Но мы ведь не знаем точно, что это тот самый Петтигрю! Он что, втайне жил в Хогвартсе, когда все его считают мертвым? По-моему, это было бы весьма опрометчиво.

— Ну да, он же должен питаться, — продолжил его мысль Симус, — или что-то еще делать…

— Надо подумать, — медленно сказал Гарри, — имя Петтигрю было на карте всегда, так?

— Да, еще с тех пор, как мы учились на втором курсе.

— А оно никогда не исчезало?

— С прошлого года гораздо чаще, — ответил Джордж, — но точно не знаю, мы же не следили за ним все время.

— Возможно, он никуда не уходит, а накладывает на себя скрывающие чары. Наверное, заклинание Ненаносимости может обмануть карту. Нам остается только ждать, пока он вновь не появится.

— Расскажи обо всем мистеру Стобсону, — посоветовала Гермиона.

Гарри кивнул.

— Он как раз ждет моего отчета о ритуале.

* * *

Перед гриффиндорцами открылся проход в гостиную. Шедший впереди Гарри жестом остановил остальных и прошептал заклинание:

— Гоменум Ревелио!

Нет. В гостиной никого не было.

— Пусто, да? — спросила Гермиона. Гарри кивнул, — Я так и думала.

— Не хочу быть наглым, но по лестнице поднимается Филч, так что давайте двигаться, — сказал Фред, разглядывая карту.

Они расселись около камина и некоторое время молчали. Гарри перебрался из привычного кресла на темно-красный коврик, сев по-турецки спиной к огню.

— Как ты себя чувствуешь? — Гермиона внимательно на него посмотрела.

— Все хорошо, — ответил Гарри и вздохнул, — ну вот вы все и узнали.

Невилл бросил на него виноватый взгляд, извиняясь за еще не заданный вопрос:

— Гарри, а ты не мог бы… научить нас чему-то? — почувствовав на себе взгляды друзей, он добавил: — Я хотел сказать… из-за нападений, и все такое…

Теперь все посмотрели на Гарри.

— Я и сам мало что умею, — пробормотал он, вертя в руках палочку, — Я разговаривал с Учителем на этот счет. Я вам всем доверяю, но, как он верно говорит: дело не только в доверии. Если кто-то заметит, что вы вдруг стали лучше колдовать… ну, вы понимаете.

— Не знаю как насчет остальных, но я не собираюсь быть отличником, — заявил вдруг Рон, — да и вряд ли им стану в любом случае.

— Это ты верно говоришь, Рон, — заметил Джордж.

— Отличники у нас в семье уже были, — продолжил Рон, — мне нужно придумать что-нибудь другое.

— А я хочу научиться сражаться, — сказал Невилл, — и хочу научиться зельям.

— Что, достал тебя Снейп? — усмехнулся Фред. Невилл досадливо покачал головой:

— Снейп тут не при чем.

Гарри понимал, что его уговаривают, и это настораживало. Даже у Рона, никогда не проявлявшего рвения к учебе, на лице было написано небывалое воодушевление, и причина этого была ясна. Отчужденные от мира, ведущие по большей части обособленный образ жизни и владеющие, по мнению остального магического мира, многими тайными знаниями, алхимики представляли для любого волшебника такой же интерес, смешанный с неверием, как и для маггла представляет интерес волшебник. Гарри опустил голову и закрыл глаза, успокаивая разум. Он ненавидел этот страх оказаться раскрытым, страх, который постоянно его преследовал. Взгляды друзей, которые он чувствовал кожей, лишь усиливали настороженность, а перед взором все еще было напряженное лицо Рона и горящие любопытством глаза. Гарри заглянул в себя, как учил Ник, растворившись в своих мыслях и чувствах. Образ Рона пропал, но тут же вернулся. Только теперь это было воспоминание.

… — Я знаю, что ты должен идти дальше, Гарри. Не я, не Гермиона. Я почему-то чувствовал, что так и будет.

— Рон, и не думай даже!

— Да ладно тебе. Если все получится, с тебя целая коробка Берти Боттс. Шах…

Перед глазами начали мелькать смутные воспоминания.

…Ты рисковал из-за моей никчемной напоминалки, которую я все равно потерял неделю спустя, зная, что тебя могут исключить. Я этого не забыл, Гарри, и не забуду...

... Даже если не учитывать всего остального, я был бы вынужден согласиться, чтобы не преуменьшать драматичности этого момента...

...Я сказал все, как ты просил, Гарри, только ничего не понял. Что произошло?..

Тряхнув головой, Гарри открыл глаза. Возможно, прошла всего секунда, а может — целая вечность, но на него все еще с трепетным ожиданием смотрели друзья. Гарри улыбнулся им:

— Сейчас я хочу спать, — сказал он, — а на выходных мы что-нибудь придумаем.

* * *

— Профессор Флитвик и профессор Макгонаголл выразили желание продемонстрировать вам на сегодняшнем занятии показательную дуэль, — ученики одобрительно загудели в ответ на слова Локхарта, — Сейчас вы увидите, как используются чары и трансфигурация в дуэльном искусстве. Должен сказать, что в противовес расхожему мнению, данные разделы магии способны помочь вам выжить в жестоких реалиях дикого мира, о чем вы могли прочитать в моих книгах.

Гарри поморщился. Локхарт умел испортить болтовней о себе любую хорошую новость: причем саморекламу вставлял он в свои речи ужасно неумело. Несмотря на то, что коллекция его книг была у каждого студента Хогвартса, он почему-то считал необходимым упоминать про свои похождения при каждом удобном и неудобном случае.

Пока Гарри предавался негативным мыслям о своем преподавателе ЗОТИ, на помост поднялись еще два профессора. Локхарт благоразумно отошел в сторону, освободив место дуэлянтам.

Макгонаголл взмахнула палочкой, поставив невидимый барьер между сценой и толпой студентов. Флитвик повернулся к ним и прокашлялся, привлекая к себе внимание:

— Вы всегда должны помнить, что при самозащите вам могут пригодиться знания любого раздела магии, — произнес он самым серьезным голосом, впрочем, слегка улыбаясь, — и мы с профессором Макгонаголл постараемся вам это продемонстрировать.

Дуэлянты поклонились друг другу: из-за огромной разницы в росте между ними это выглядело довольно комично. Толпа учеников загудела: некоторые делали ставки, другие шикали на них, чтобы заставить их замолкнуть. Возгласы «Тихо! Тихо!» наполнили большой зал, и Снейп, стоявший вместе с остальными преподавателями слева от сцены, медленно произнес:

— Думаю, профессору Флитвику стоит продемонстрировать заклинание Немоты. С его профессионализмом, я уверен, чары вполне могут охватить весь зал.

Наступила тишина. У Гарри мелькнула мысль, что Снейп использует какое-то хитрое заклинание, что даже его шепот все слышат.

Дамблдор, сегодня впервые появившийся на собраниях Дуэльного клуба, улыбнулся, сверкнув стеклами очков, и, словно это было сигналом, дуэлянты вскинули палочки.

Гарри, впервые вступивший в мир магов, иногда думал, что волшебные палочки порой смотрятся немного смехотворно. Он называл это своей «маггловской частью», потому что, несомненно, подобное восприятие универсального инструмента и оружия всех волшебников возникало из-за подсознательного сравнения его с каким-нибудь маггловским автоматом или пулеметом. Палочки казались ему слишком хрупкими, и для непосвященного выглядели гораздо менее грозно, нежели маггловское оружие. Подобные предубеждения, в том числе и отношение к традиционной в магическом мире одежде, совиной почте и тому подобным вещам постепенно выветривались у него из головы, но полутора лет для этого было слишком мало. И вот сейчас, стоя в толпе однокурсников у помоста и наблюдая дуэль двух преподавателей, Гарри навсегда отказался от одного из этих предубеждений.

Макгонаголл и Флитвик поклонились и одновременно направили палочки друг на друга. Флитвик приглашающе махнул рукой, предлагая коллеге атаковать первой. Та согласилась, судя по тому, что произошло в следующий момент. Из палочки профессора трансфигурации друг за другом вылетели пять ножей и быстро полетели в сторону Флитвика. Тот вскинул вверх палочку и резко опустил ее, и все ножи воткнулись в помост в двух шагах от него. По толпе студентов, которая еле успела сообразить, что произошло, прокатились восторженные восклицания. Тем временем мастер Чар ответил большим черным шаром, накрывшим профессора Макгонаголл. Флитвик воспользовался секундным преимуществом и неразборчиво пробормотал несколько заклинаний. Разноцветные лучи полетели прямо на черный непроницаемый шар, но в следующий миг оказалось, что преимущество Флитвика сведено на нет. Над поверхностью шара появились каменные ступени, по которым стремительно взбежала Макгонаголл. Кончик палочки в ее руке засветился, и в следующий миг в сторону декана Равенкло полетели сотни кирпичей. Гарри не успел моргнуть, как кирпичи сложились в стену, в двадцати футах от Флитвика она стала прозрачной и тут же превратилась в огненный вал. Даже сквозь щиты стоящие близко от сцены ученики почувствовали жар и отпрянули. Флитвик, впрочем, остался невозмутим. Круговое движение палочкой, и перед огненной стеной появляется стена из воды, которая через секунду замерзает.

Огонь ударился в сверкающий ледяной щит с такой силой, что он моментально растаял и упал странно неподвижной волной на накрытый тканью помост. Флитвик указал палочкой под ноги соперника, и мерцающий щит оградил профессора Макгонаголл от хлынувшей ей под ноги воды. Сам маленький профессор промок до колен, но, улыбнувшись, поклонился оппоненту. Макгонаголл взмахнула палочкой, и лужа исчезла.

В большом зале повисла звенящая тишина. Потом раздался один хлопок, на который все повернули головы. Дамблдор хлопнул еще раз, и ученики, опомнившись, разразились овациями. Дуэлянты с достоинством поклонились.

— Как вы могли наблюдать, — сказала профессор Макгонаголл, — в защите и атаке бывает полезно все, что вы умеете с пользой применять. Против огня профессор Флитвик применил чары Агуаменти и заклинание Левитации, после чего использовал на воде замораживающие чары. В большинстве случаев вода — самая верная защита от огня.

— Верно, — подхватил Флитвик, — в свою очередь, профессор Макгонаголл создала лестницу, с помощью которой выбралась из шара темноты, так как я поставил щит вокруг нее. Она могла бы снять щиты, но тогда не осталось бы времени на то, чтобы отразить заклинания. Следовательно, это был единственный способ выйти из сложившейся ситуации. Также, вы могли наблюдать, как профессор Макгонаголл атаковала меня физическим предметом — стеной, которая в нескольких шагах от меня превратилась в огонь. Я до последнего момента не знал, какой щит нужно поставить.

Гарри вышел из большого зала одним из последних. Шагнув в сторону и прислонившись к стене, он подождал, пока глаза привыкнут к полутьме коридоров. Макгонаголл и Флитвик устроили потрясающее зрелище, никаких эксцессов за время занятия не произошло, все ученики были довольны и бурно обсуждали увиденное. Но какое-то смутное ощущение не покидало его с тех пор, как он увидел Дамблдора. Не страх, нет. Что-то гораздо более опасное, но в то же время не несущее угрозы.

— Что ты там застыл? — спросил его Дин, когда он подошел к ожидающим его друзьям.

— Я ждал, пока глаза привыкнут к темноте, — ответил Гарри, — И вам советую так делать, когда выходите из светлого помещения. Сейчас надо глядеть в оба.

* * *

Приближалось Рождество. Нападений больше не было, а продолжающиеся занятия в дуэльном клубе вселяли в студентов уверенность. Разговоров о Тайной комнате было все меньше, и Хогвартсом завладело предпраздничное настроение — пожалуй, самая прекрасная часть Рождеста и Нового года, конечно, после процесса распаковывания подарков.

Гарри не собирался успокаиваться. Зловещая надпись все еще была на стене коридора, и стирать ее Дамблдор, похоже, не собирался. Или не мог? Вряд ли. В любом случае, связанные кругом тайны гриффиндорцы под предводительством Гарри усердно тренировались в магических искусствах.

— Я хочу поговорить с Миртл, — заявил Гарри. Они сидели в том же пустом классе четвертого этажа, где недавно проводили Ритуал.

— А что она может сказать? — возразил Симус, — Преподаватели наверняка ее допросили.

— Но я-то не допрашивал.

— Будь осторожней с ней, Гарри, — сказала Гермиона, — будь вежлив и не расстраивай ее, а то ничего не добьешься.

Шарик воды, который Рон пытался удержать в воздухе с помощью заклинания левитации, распался и обрызгал его. Сердитое бормотание вызвало возмущение Гермионы.

— Рональд!

— Извини, — буркнул Рон, — как ты это делаешь, Гарри?

— Не пытайся воздействовать заклинаниями на шар со всех сторон. Столько раз произнести «Вингардиум Левиоса» ты не успеешь. Обозначь область воздействия чар и мысленным усилием края направь вверх, чтобы получилось что-то вроде стакана с водой. Просто очень сильно подумай об этом. Ладно, я пошел к Миртл.

— Помощь нужна? — спросил Фред.

— Сам разберусь, — ответил Гарри, — вы тренируйтесь. И следите за картой.

— Миртл у себя в туалете, — сказал Джордж, посмотрев на карту Мародеров, — просто включи свое обаяние, и все получится.

В коридорах, несмотря на холод, царила атмосфера праздника. Не обращая внимание на расположившихся группами и галдящих студентов, Гарри прошел в тайный проход за картиной Боумена Райта и оказался совсем рядом с нужным ему коридором. Поворот направо, затем налево — и вот он уже у надписи на стене. Заброшенный туалет для девочек находился в шестидесяти футах от этого места. Гарри осторожно проскользнул внутрь и позвал:

— Миртл!

— Кто тут? — привидение девочки появилось из-за кабинки моментально, словно дожидалось гостя все это время.

— Привет. Я Гарри.

— Ты мальчик, — заявила Миртл, — а здесь туалет для девочек!

— А сколько девочек ты здесь видела за последний год?

Привидение нахмурилось.

— Никого.

— Я хотел у тебя поинтересоваться насчет того вечера, когда на кошку Филча напали.

— Я ничего не видела! — сказала Миртл, и в ее голосе звучало сожаление, — когда я там оказалась, надпись уже была, и эта драная кошка висела мертвая.

— Она не мертвая, — возразил Гарри, — Дамблдор сказал, что она окаменела.

— Окаменела?!

Гарри почудилось что-то странное в ее восклицании.

— Да. Она и один магглорожденный первокурсник с моего факультета. Колин Криви.

— Я тоже магглорожденная, — заметила Миртл, вмиг погрустнев.

— А как тебя зовут?

— Мелинда, — тут же ответила Миртл и испуганно зажала рот ладонью.

— Я жил среди магглов до Хогвартса, в Суррее, — продолжил Гарри, наблюдая за ее реакцией.

— Правда? А что происходит в мире магглов? Немцев ведь победили, да?

— Немцев? Что ты хочешь сказать?.. — начал Гарри, и тут догадался, что девочка имеет в виду, — Конечно! Но... это было очень давно, Мелинда.

— Давно?

— Да, в сорок пятом году. Почему ты не выходишь из туалета, узнала бы новости...

Через мгновение Гарри понял, что допустил промашку. Привидение девочки состроило сердитую гримасу, приподнявшись над полом повыше и заорало таким высоким голосом, что Гарри успел разобрать только первую фразу:

— Почему я не выхожу? А ты бы выходил, если бы каждый день... — крик перешел в бессвязный визг, и Гарри, поспешно извинившись, вышел из туалета.

— Узнал что-нибудь? — спросил Рон, когда Гарри вернулся в заброшенный класс на четвертом этаже.

— Только то, что она умеет очень громко кричать и ее зовут Мелинда. Но мне показалось...

— Это уже неплохо, Гарри, — пробормотала Гермиона, не отрываясь от книги, — Ой, прости, что тебе показалось?

— ...Она как-то странно отреагировала, когда я сказал, что кошка Филча не умерла, а только окаменела. Завтра пойду и поспрашиваю ее еще.

Гермиона захлопнула книгу.

— Не надейся, — сказала она, — если ты расстроил ее, она прорыдает неделю-две. До этого ты ничего от нее не добьешься. Ты вообще молодец. Все девочки Хогвартса знают про нее лишь то, что она все время плачет и ее фамилия Миртл. А ты узнал ее имя, значит, она тебе доверилась.

— О, Гарри, так ты включил свое природное обаяние? — спросил Фред. Они с Джорджем перекидывались каким-то желтым лучиком, все время ставя щит и переправляя заклинание друг в друга. Через некоторое время лучик пропадал, и тогда Фред смотрел в «Науку боевой магии» и создавал новый. Гарри аккуратно достал палочку и, направив ее на Фреда, пробормотал заклинание Ватных ног.

— Протего! — воскликнул тот, и Гарри пришлось ставить щит от собственного заклятия, — Нас уже не поймаешь этим, да Джордж?

— Теперь мы и сами наддадим по шее, тут столько интересного! Смотри, Симус, вот это заставляет противника крутиться вокруг своей оси.

Симус, безуспешно пытавшийся создать иллюзию, вскочил со своего места и подошел к близнецам.

— Гарри, я говорил тебе, что ты на Рождество едешь к нам? — спросил Рон. Он не отрывал расширенных зрачков от маленького шарика воды, висевшего перед ним в воздухе.

— Нет, — улыбнулся Гарри, — но я рад.

* * *

Николас нашел его у реки. Учитель, замерев, глядел в воду. Старые сухие пальцы гладили почерневший ствол дерева, будто это был домашний питомец, ноги старика утопали в снегу, а поношенный плащ был мокрым от талого снега. Бурые с проседью волосы сливались по цвету с плащом. «Какой же он все-таки смешной иногда», — подумал Николас, — «Вот сейчас — чем не старая каменная горгулья! Острый нос, скругленная спина, беспорядок на голове и эта жутковатая ухмылка!». Алхимик стоял, глядя на старика и забыв о причине своего прихода.

— Неужели я так забавен, что уже вызываю у тебя смех? — неожиданно спросил тот. Николас досадно покачал головой — все его ментальные щиты оказались развеяны, словно пыль, в то время как он придумывал свои ехидные сравнения. Впрочем, опрометчиво было бы думать, что Учитель его не почувствует, тем более здесь, поблизости от его временного жилища.

— Да нет, — скомкано ответил Николас и подошел к старику. Рядом с ним он вновь чувствовал себя молодым, — У меня к тебе просьба.

— Посмотри на него, — вместо ответа Учитель аккуратно похлопал по стволу дерева, — оно мертво. Оно замерзло и умерло.

— Да, может быть.

— Но пройдет несколько месяцев, и оно оживет! — неожиданно звонким голосом воскликнул старик, — Дерево позволяет себе умереть только для того, чтобы потом возродиться! Разве это не чудо?

— Это жизнь, — коротко сказал Николас.

— Верно, — согласился Учитель усталым голосом, — И почему Тьма не может понять, что все ее бесконечные происки бесполезны? Нужно только взглянуть на это старое дерево. — Он повернулся к Николасу и посмотрел на него необыкновенно молодыми глазами, — Приятно тебя видеть, сынок.

— Мне тоже, Учитель, — улыбнулся Николас.

— Пошли в дом, согреемся, — опираясь на свой кривой посох-палку, старик заковылял по глубокому снегу, с каждым шагом высоко поднимая ноги. Николас посмотрел на него, протянул вниз руку с раскрытой ладонью, и через миг зашагал за ним, почти не оставляя следов на белой искрящейся поверхности. Учитель вздыхал, спотыкался, утопая по колено, но и не думал применять магию.

— Не сметь! — ворчливый голос окликнул его за мгновение до того, как Николас хотел рассмеяться. Это было взаимодействие двух разумов, неизмеримое понятиями человеческого времени, и шестисотлетний алхимик вновь признал, что проиграл с треском. Полтысячелетия он знаком был с Учителем, и до сих пор тот оставался полным загадок. Вздохнув, Николас зашагал к кривобокому деревянному дому на опушке леса.

Зайдя вслед за хозяином в домик, он сел на колченогий стул. Перед его взглядом предстал висящий на противоположной стене полуторный меч. Простая короткая гарда и рукоять, прямое, медленно сужающееся к острию лезвие, покрытое посередине несколькими незнакомыми рунами. Ножны висели рядом — такие же простые, не украшенные абсолютно ничем. Николас как-то спросил Учителя про эти руны, похожие на которые он никогда не видел. «Это не руны, это слова», — получил он ответ. «Гоблинская работа?» — поинтересовался тогда Николас. Учитель скривился, словно от зубной боли — он недолюбливал гоблинов. Впрочем, его можно было понять — кто ж их любит? Помня это, Николас чувствовал себя ужасно неловко по поводу своей сегодняшней просьбы.

— Выпей, — Учитель протянул ему чашку с травяным чаем, — и рассказывай мне о том, что тебя привело.

Николас рассказал.

Учитель сделал последний глоток, блаженно улыбнувшись, и спросил:

— А почему не Адриан?

— Он уже давно живет среди магглов.

— Да, точно. Для него это будет невозможно. Ладно, — ответил старый маг. И добавил, — Ох, не люблю я гоблинов.

* * *

Как вы ответите на вопрос: «Что страшнее всего на свете?». Наверняка многие начнут придумывать абстрактные понятия — конец света, судный день, третья мировая война... Для кого-то, вполне вероятно, это будет увольнение с работы или раскрытие его тщательно укрываемой тайны (интимной или нет — неважно). Страх многолик, разнообразен и вечен. Есть еще страх ранней смерти, страх гибели любимого человека.

Все это — слишком отдалено от твердой почвы природы и наших природных инстинктов. Все эти страхи — продукт общественной жизни, создаваемый нашим разумом для того, чтобы соответствовать реалиям мирового быстроразвивающегося социума. Мы боимся конца света — и многочисленные ученые-экологи проводят исследования, а в парламентах стран принимаются законы об охране окружающей среды. Ты боишься увольнения с работы — встанешь пораньше, красиво оденешься и прибудешь в офис на пятнадцать минут раньше, чтобы с улыбкой поприветствовать заспанного шефа.

Но настоящий страх гораздо проще. Это металлический запах стали, прижатой к твоей шее маньяком, это всепоглощающая боязнь наконец-то удариться о землю, когда ты падаешь с обрыва. Причем в такой момент боишься не смерти как таковой, а противного, ужасного ощущения того, как полет заканчивается и твое тело ударяется об острые камни с отвратительным звуком — именно этот краткий миг страшнее всего.

Есть еще одно «но». Вышеперечисленное — это человеческий страх. Близкий нам и неотделимый от нас. Он начал рождаться вместе с первой палкой, которую взяла в руки сообразительная обезьяна, он вспыхнул вместе с первой искрой искусственного огня и заискрился с первой щепоткой пороха.

Но есть в мире кое-что еще ужасней, и слава Великому Небу, что к нам это не имеет никакого отношения.

Молодой по меркам своего народа гоблин уже давно сидел в укрытии, когда между двумя могучими стволами деревьев появился укутанный в теплый плащ старик. В том, что это старик, гоблин не сомневался, хотя его лица не было видно, — уж слишком горбатый. Взяв лежавший рядом арбалет, он прицелился в гостя и на гоблинском языке окликнул его:

— Назови причину визита, чужак.

— Говори со мной на человеческом языке, — ответил старик.

— Немецкий подойдет?

— Подойдет. Мне нужно к Бролгу.

— Причина визита?

Старик помедлил.

— Заказ на строительство. Большой заказ. Может, выйдешь из укрытия? Не люблю разговаривать с безликими голосами.

— Пройди вперед. Я должен оставаться на месте.

Гость сделал так, как было велено. Гоблин наблюдал за ним, все еще целясь в него арбалетом. Огромный кусок скалы был между ними, и со стороны человека разглядеть укрытие было невозможно — обзор гоблину обеспечивала система зеркал и магия его народа. Но, пройдя мимо и остановившись у скрытой на каменной поверхности двери, старик оглянулся. Его взгляд замер на арбалете, который он никак не мог увидеть. Затем гость взглянул охраннику в глаза.

Никогда молодой гоблин не испытывал такого страха. Даже когда трос подъемника, на котором он поднимал руду к плавильням, оборвался над бездонной пропастью, и он полетел вниз, в темноту. Тогда он спасся лишь чудом. Но все это казалось ничтожным по сравнению с тем, что гоблин почувствовал в тот краткий миг, когда из-под капюшона блеснули эти ужасные глаза. Этот взгляд таил опасность, грозил тьмой еще более страшной, чем та, в которой он когда-то чуть не сгинул. Уничтожение. Вот что прочитал он в скользнувших по нему равнодушных глазах. И вечное возмездие. За что — неясно. Затем вдруг все рассыпалось, словно наваждение, и странный гость вежливо попросил:

— Не откроете мне дверь?

Молодой гоблин встряхнул ушастой головой и потянул за рычаг. Все, что только что почувствовал, он благополучно списал на простое человеческое «показалось». Старик шагнул в каменный коридор, дверь за ним закрылась, вновь сливаясь со скалой. Дежурство продолжилось. Но еще много ночей гоблину из клана Бролга снился равнодушный, а оттого ужасный взгляд старика. И вечная, бездонная и пустая тьма.

* * *

— О, и ты здесь.

— Да, в последнее время я острее ощущаю все, что происходит с вами. Наверное, время уже почти пришло. Вы что-нибудь учуяли? Какие-нибудь следы?

— Да. Два раза. Отголоски ее присутствия. И, как мне кажется, золотая звезда уже вспыхнула.

— Отголоски? Великие предки, что за слово... но золотая звезда! Вы уверены?

— Почти. Но сейчас меня волнует то, что происходит в данный момент.

— Как там вы говорите? — низкий голос вновь сделал вид, что его подводит память, — Ах да, нить. Источник восстановлен.

— На время, я полагаю. Возможно, расстояние между ними увеличилось.

— Что ж, ждите, повелитель, ждите.

* * *

— Привет, Алекс. Я в Норе.

— Отлично. Наше дело не продвинулось, я полагаю?

Гарри покачал головой:

— Боюсь, что нет. Но мы сняли слепок с системы защиты.

— Серьезно?! — Алекс вскочил со своего места настолько стремительно, что на миг исчез с зеркала, — Вы все выписали? Отлично, малыш, просто отлично!

— Не называй меня малышом!

— Хорошо, малыш. И когда я смогу получить слепок?

— Билл должен вернуться в Нору. Он нам поможет, все же, это его профессия.

— Уильям Уизли... да-да... как скажешь, — ответил Алекс и щелкнул пальцами, — ты мне кое-что напомнил. Кто управляет твоим счетом в Гринготтсе?

— Гоблин Грабхук. А в чем дело?

— Я пришлю тебе кое-какие документы за последние полтора года. Судя по всему, твои деньги можно было вложить в более прибыльные предприятия.

— То есть? Он у меня ворует?

Лицо Алекса приблизилось к зеркалу:

— Не совсем. Счет увеличился, но деньги вложены в предприятия, которые выгодны самому Гринготтсу. Советую нанять консультанта, желательно — человека.

— Я никого не знаю, — неуверенно пробормотал Гарри, — посоветуешь кого-нибудь?

— Тот, кто помог мне с твоими документами, вечно занят своими делами. Вряд ли он согласится. Тут опыт нужен, а я не эксперт. Да хоть того же Билла найми, он же в Гринготтсе работает?

— Да, но он съемщик проклятий, — возразил Гарри. Алекс махнул рукой:

— Это неважно. Тут главное — держать нос по ветру, а этот Билл крутится среди гоблинов. Все же лучше, чем гоблин будет полностью управлять твоим счетом. Не увольняй его, чтобы не портить отношений с банком. Я еще поспрашиваю и сообщу тебе, а ты пока поговори с Биллом. Может быть, он сам предложит выход из ситуации.

* * *

Билл в течение часа читал документы, отправил с письмом сначала свою сову, затем, под возмущенные протесты Перси, Гермеса, а под конец и Хедвига улетела, сжимая в лапке криво нацарапанное послание.

— Ты правильно сделаешь, если не станешь увольнять управляющего. Только пойми, Гарри, ты последний в роду и именно тебе возрождать семейство Поттеров. Про наследников думать еще рано, но деньги должны работать. Они имеют свойство заканчиваться внезапно. Вот тут я сделал некоторые замечания, — Билл протянул ему бумаги, на которых поверх основного текста были надписи и исправления, — перепиши это и отправь управляющему. Будь вежлив, но настойчив, работодатель здесь ты. А потом можешь опубликовать объявление в Пророке по поиску консультанта.

Гарри поерзал в кресле.

— Я думал тебя попросить... — осторожно сказал он.

— Что? — Билл развел руками, — Гарри, я не профессионал. Я съемщик проклятий, а не делец.

— Но здесь ведь главное держать нос по ветру, не так ли? А ты много времени проводишь среди гоблинов.

— Хотел бы я знать, где ты набрался всего этого, — прищурив глаза, пробормотал Билл.

— Чего?

— Да всего! Как будто с давним знакомым разговариваю, а не с однокурсником моего самого младшего брата!

— Ты про Гарри? — Рон, игравший сам с собой в шахматы, посмотрел на них и ухмыльнулся, — Он такой.

Билл хмыкнул:

— Хорошее объяснение. Но все же, лучше нанять того, кто профессионально этим занимается.

— Ты не понимаешь, Билл, — возразил Гарри, — Тот, кого я найму, и сам начнет пользоваться моим счетом. У подобных людей есть доли во многих компаниях, и туда они и начнут вкладывать мои деньги — выгодно это мне или нет. А у меня не хватит времени, чтобы за ними следить.

— У меня тоже есть кое-какие акции, — начал Билл, но Гарри прервал его:

— Тебе я доверяю.

— Почему?

— Ты брат Рона. Мне этого достаточно.

— Ничего себе, — Билл уважительно кивнул и исподлобья глянул на младшего брата. Тот сидел, как ни в чем не бывало, и играл в шахматы с единственным, кто в этом доме мог ему противостоять — с самим собой, — И чем же ты заслужил такое уважение Гарри Поттера, Рон?

Рон не ответил, только пожал плечами.

— Он мой друг, что тут странного, — сказал Гарри как можно более непринужденно.

— Друг, говоришь. Хорошо, Гарри, я согласен.

— Мы еще не договорились об оплате.

Билл встал и направился в сторону кухни.

— Ты друг моего брата, я тебе доверяю.

К новой должности Билла как консультанта по финансам семьи Поттеров в Норе отнеслись гораздо спокойнее, чем ожидал Гарри. Только миссис Уизли тревожно посмотрела на старшего сына, и то, лишь один раз. Джинни все еще стеснялась присутствия Гарри Поттера в своем доме, даже сильнее, чем летом. Большую часть времени она находилась в своей комнате. «Прямо как Перси», — говорил Рон. Сам он, вместе с Гарри и близнецами, проводил по несколько часов в день на улице, играя в снежки или в квиддич.

Билл подробно расписал им схему разрушения защитных чар, наложенных на надпись в коридоре Хогвартса. Впрочем, потратил он на это дело целый день.

— Профессия съемщика проклятий требует иногда долгих расчетов, — объяснял он Гарри и Рону, — А защита здесь мáстерская. Посмотрите, например, сколько мне пришлось поработать над разгадкой защиты. А на то, чтобы снять ее, понадобится только вот это.

Восхищенный Гарри взял у него записи всех расчетов, а не только цепочку заклятий, которая должна была разрушить защитные чары. Билл одобрительно кивнул.

Рождественским утром Гарри проснулся от шороха бумаги — Рон распаковывал подарки.

— В этом году улов еще больше, — сказал он, — с Рождеством, Гарри.

— С рождеством, Рон! Ничего себе, а ты прав! — Горка подарков, лежащая рядом с его кроватью, выглядела гораздо внушительнее, чем в прошлом году.

— Кстати, тебя тут кое-кто ждет, — Рон качнул головой в сторону, и Гарри увидел, что рядом с Хедвигой сидит темно-коричневый сокол.

— Фабиан!

Как всегда наградив его надменным взглядом, сокол протянул письмо. Точнее, это была коротенькая записка:

С рождеством, Гарри! У меня хорошая новость: как только растает снег, гоблины принимаются за строительство!

Снизу донесся голос миссис Уизли, которая звала их на завтрак.

— Ты не видел Коросту? — спросил Рон, — Я уже третий день не знаю, где она.

— Нет, не видел. У нее был болезненный вид, когда мы приехали сюда. Ты смотри за своей крысой, а то еще умрет в каком-нибудь уголке.

Рон пожал плечами.

— Пусть помирает, я не очень расстроюсь. Короста и так уже долго живет.