Сложно (гет)

Я бежала, как могла, пока мои мышцы не начало сводить судорогой, а дыхание не стало острым, как бритва. На полпути к Хогсмиду пришлось остановиться.

Горячие слезы разочарования предательски рвались наружу. Как это могло случиться? Я не верю. Этого не может быть. Любовные истории не заканчиваются плачущей героиней, парой грязных порванных колгот и парализующим разочаровнием; они так не заканчиваются.

Они не могут.

Но я не могла бежать дальше. Я была настолько истощена, у меня кружилась голова, а в мозге плотно засела мысль сдаться, уступить, потому что ничего из этого не выйдет в итоге…

Даже если я чего-то добьюсь, даже если мне как-то удастся убедить его остановиться, подождать, не делать этого… Он не поблагодарит меня. Он будет обижаться, медленно, но верно, и тогда мы начнем ругаться, горько и часто. Он придет к тому же выводу, что и Рон, что оно того не стоит, что я того не стою, потому что… Ну, потому что не стою.

Потому что, когда все было вновь разрушено, когда я дрожала, голая и одинокая… Все, что осталось, это худенькая маленькая девочка с бездонной неуверенностью в себе и расплывчатым чувством правильного и неправильного.

Я прикусила губу, грубо и сердито, поднялась на ноги, морщась от боли в мышцах. Имела ли я вообще на это право? Попросить его отказаться от Метки?

Я осторожно обошла огромную лужу и направилась к деревне. Дождь утих, тяжелый туман накрыл территорию школы, в результате чего я была удивлена, когда смогла рассмотрела паб мадам Розмерты, потому что думала, что нахожусь намного дальше.

Я была удивлена еще больше, когда обратила внимание, кто приближается ко мне с элегантным черным зонтиком в руке.

Сходство между ними было просто шокирующим, а ведь я видела их вместе и раньше. Возможно, причиной такого умозаключения послужил туман или освещение…

У них была одинаково фарфорово-бледная кожа, одинаково большие, насыщенно-серые глаза, одинаково заостренные аристократически черты лица, одинаково светлые волосы и стройное телосложение. Нарцисса Малфой была точной копией своего мужа, плоть до самодовольной улыбки, вежливой и гордой.

Они шли вниз по улице, рука Люциуса лежала на плече Драко, сжимая его так сильно, что пальцы казались мелово-белыми. Когда они подошли слишком близко ко мне, я быстро нырнула в «Три метлы», но, кажется, Люциус меня заметил.

Я ждала секунду, две, три и приняла решение следовать за ними.

Казалось, я преследовала их целую вечность; они сделали несколько поворотов в жилой части города, но теперь участки с домами встречались все реже, а открытая местность становилась все более дикой.

Наконец, они остановились перед дряхлым особняком эпохи короля Георга с тонкими железными ржавыми воротами. Я наблюдала, как Люциус сразу направился к гигансткому покрытому мхом фонтану в саду. Он был сломан и испачкан, вероятно, раньше выглядел куда лучше. Пока Люциус любовался, я воспользовалась возможностью подойти ближе и спряталась за заросшей изгородью.

— …твоя палочка, это здесь, — произнес Люциус. — Но сначала я бы хотел поговорить с тобой.

Я отметила, что они стояли в заброшенном, мощенном булыжником дворе. Люциус указал рукой на белые французские двери, которые, видимо, раньше были довольно красивыми.

Драко вошел в дом, не удосужившись закрыть за собой двери. Я же подкралась ближе, проскользнула в близстоящий высокий затхлый шкаф и была поражена видом, который мне открылся.

Мы находились в заброшенной гостиной, которую, казалось, не посещали лет десять. Рядом с французскими дверьми было полуоткрытое окно, рванные бархатные шторы слабо вздымались. Все вокруг говорило о том, что домом давно не пользовались: стены покосились, обои отслаивались, а толстый стой пыли покрывал каждую открытую поверхность, словно одеяло.

— Эта магглорожденная девочка — Грейнджер, не так ли? — довольно красива, — небрежно заметил Люциус.

Комната на мгновение погрузилась в тишину; я покраснела.

— Ты видел ее? Где?

— Она направлялась в этот грязный маленький паб, которым владеет та цыганка.

— Она что-нибудь говорила тебе?

— Нет, конечно, нет, — голос его отца звучал удивленно. — Ты же был там. Я удивлен, что ты ее не заметил.

Драко фыркнул.

— Я удивлен, что ты заметил.

Люциус вздохнул.

— Мы должны поговорить, Драко.

— Мы уже разговариваем, папа.

— Тебе она действительно нравится? Или это все, чтобы заставить меня согласиться? Твое последнее письмо… Трудно было уловить в нем какой-либо смысл среди ругательств. Твоя мать была в ужасе.

Я задержала дыхание.

— Она не должна была его читать.

— Но прочитала.

Драко закатил глаза.

— Значит, она не собирается мне присылать печенье на этой неделе? — усмехнулся он.

— Драко…

— Прости, — быстро пробормотал сын. — У меня… У меня было такое странное утро. Скажи маме, хоть я и знаю, что печенье пекут домашние эльфы, это лучшее, что я ел в своей жизни, ладно?

— Вкусное, не так ли?

— Блять, да.

Губы Люциуса дернулись.

— Осторожнее.

Драко прочистил горло.

— Так… О чем мы говорим?

Люциус отвернулся.

— Эта девушка, подруга Поттера… Твоя мама просила передать, что ты мог бы пригласить ее к нам домой, — произнес он неловко. — Если хочешь.

У меня отвисла челюсть.

— Вы, должно быть, шутите.

— Нет, это не шутка, — бодро ответил мужчина. — Она… Мы бы очень хотели встретиться с ней. Если ты в ней заинтересован.

— Вы серьезно просите меня привести домой мою магглорожденную девушку? В день, когда я приму Метку? Вы, черт возьми, сумасшедшие?

Люциус сжал губы.

— Это просто предложение. Кроме того, мы подумали…

 — Вы подумали, что я отвечу «да», — Драко нахмурился. — Ты неподражаем, папа.

Люциус не ответил.

— Ты пытался убить ее. Два года назад. Помнишь?

— Отчетливо.

— А теперь ты хочешь пригласить ее на чай. Ты такой… Чертов лицемер.

— Нет, Драко, это не…

— Это не что, папа?

Повисла многозначительная пауза.

— Мы с твоей мамой… Ты всегда был таким упрямым, настолько уверенным в себе. Из-за этого мы и относились к тебе снисходительно. Мы никогда не предполагали, что ты способен на ошибки. В чем, я полагаю, был наш промах.

Драко дернулся.

— Не смотри так на меня. Ты точно знаешь, что я имею в виду, Драко. Я был таким же, как ты, в свои восемнадцать лет. Самовлюбленным, высокомерным и абсолютно уверенным в том, что знаю, чего хочу от жизни.

— Слишком много комплиментов, папа. Правда.

— Я не… Я не имею в виду, что это плохо, Драко. Нет. Это нормально. Именно таким ты и должен быть сейчас, в твоем возрасте. Это то, чего я хочу для тебя, — Люциус колебался. — Я не хочу обсуждать это сейчас.

— Давай просто покончим с этим, да? Мы опаздываем.

Люциус молчал с минуту.

— Ты был ужасным ребенком, знаешь… Все время плакал. Я почти не спал в первые шесть месяцев твоей жизни. Твоя мама не позволяла эльфам прикасаться к тебе, если ты можешь в это поверить. Думала, они могут навредить тебе.

— Что ты хочешь этим сказать? — потребовал Драко.

— Я заботился о многих вещах, пока ты не появился на свет. Был опрометчив. Я сделал выбор, не понимая чудовищности последствий. И когда ты родился, меня вовсе перестало волновать нашествие грязнокровок. Меня не интересовала больше война, в которой, честно говоря, я не был готов сражаться.

Драко сжал руки в кулак так, что его костяшки стали белыми.

— Мои приоритеты довольно резко изменились. Я хотел играть с тобой, учить тебя читать, защищать тебя, когда ты дрался с соседским мальчиком… Как его? Забини? Ужасная семья. Я хотел, чтобы ты уважал свое наследие и гордился тем, что ты Малфой. Но я не…

Он запнулся.

— Драко, все, что я хотел, это быть хорошим отцом для тебя. Меня волновало только это. И я… облажался, несмотря ни на что.

— Папа, ты был и есть, остановись…

— Нет. Нет, я не… Я превозносил это, заставил тебя думать, что ты должен хотеть этого для себя. Не знаю, возможно, я никогда не задумывался, что ты вырастешь, возможно, никогда не хотел, чтобы ты… Но когда я думаю о том, что совершил, о том, что видел… Я просто… Ты мой сын, я не хочу такой жизни для тебя, я не могу позволить тебе…

— Позволить мне? — переспросил Драко. — Уже немного поздно, не находишь?

Люциус грустно улыбнулся.

— Ты прав, конечно. Слишком поздно.

И тут я подумала, на одно мгновение, что он может продолжить, может изо всех сил попытаться его остановить… Но он не сделал этого, он не стал… Он просто обнял сына, грубо, неловко, похлопал его по спине…

Я медленно выдохнула с нарастающей тревогой, мои ладони были влажными. Как я могу его остановить?

— Что ж, — произнес Люциус. — Мы должны идти, Драко. Нам пора.

Драко уставился на отца, его лицо выражало растерянность, страх, возможно, гнев. Он хотел, чтобы отец объяснился, я думаю. Хотел, чтобы Люциус сказал, что это хорошая идея, что он все правильно делает, что это отличает его от всех остальных, делает его особенным. Он хотел, чтобы отец сказал, что это священно, важно, что-то, чем можно гордиться.

И сейчас, когда Люциус этого не сделал, Драко хотел знать почему.

— Подожди, — тихо и неуверенно произнес он.

— Да?

— Что ты имел в виду… Ты не закончил… Когда говорил, что хотел, чтобы я уважал свое наследие, но ты не… что? Что ты хотел сказать?

Люциус внимательно рассматривал сына.

— Я не хотел, чтобы ты рос подобным образом. Конечно, мы, твоя мама и я, всегда надеялись, что ты будешь гордиться своим родом. Большую часть твоего детства мы считали, все вокруг считали, что Темный Лорд исчез. Мы не думали, что он вернется, и поэтому я, возможно, слишком усердно рассказывал тебе о наших предках. Я никогда не верил, что это случиться, что это возможно.

— Верно.

— И эта девушка… Буду честен. Я не был счастлив, когда до меня дошли слухи о вас. Она — не то, чего бы я хотел для тебя. Однако, если она — это то, чего хочешь ты, тогда, конечно, я… мы поддержим тебя.

Драко сглотнул.

— Но, Драко, ради Мерлина, просто подожди. Не торопись с этим. Это не, что ты легко сможешь вернуть, если решишь, что не хочешь. Это навсегда, ты понимаешь? Ты будешь каждое утро просыпаться в ожидании жжения, покалывания… Ты научишься бояться этого, научишься…

— Просто прекрати, папа. Прекрати. Я не… Я уже принял решение.

Люциус поморщился.

— Конечно.

— Значит, ты будешь чертовски разочарован во мне? Если я сделаю это?

— Нет, не буду. Ты достаточно взрослый. Это не мой выбор. А твой. И как ты уже говорил, ты принял решение.

Драко скрестил руки на груди.

— Что думает мама? Она никогда не успоминает об этом… при мне.

— Она беспокоится.

Когда Драко не ответил, Люциус вздохнул и повернулся к дверям, ведущим во двор.

— Я буду снаружи, Драко. Выходи, когда будешь готов. Просто подумай несколько минут, ладно?

А потом он ушел, взмахнув своим черным плащом.

Драко молча стоял посреди комнаты и разочаровано вздохнул, закрыв глаза. Зачарованная, я наблюдала, как он разбил старую шкатулку и сделал шаг вперед.

Он уставился на меня.

— Какого хера… Грейнджер? Что ты… Как ты… — запнулся он, явно злой, и махнул рукой

— Я шла за тобой и твоим отцом, — ответила я неуверенно. — И спряталась здесь, в шкафу.

— Спряталась. И слышала… все. Ты, блять, слышала все.

У меня пересохло во рту.

— Д-да.

— Зачем?

— Я хотела поговорить с тобой, — призналась я, нервно поглядывая на двери.

— Ты хотела поговорить со мной, — повторил он. — Пожалуйста, скажи мне, что это, блять, шутка. Пожалуйста.

— Я просто…

— Нет, я знаю, о чем ты, блять, хотела поговорить со мной, Грейнджер. Я не идиот. Серьезно, не волнуйся, ладно?

— Ты знаешь, что… Нет, я, черт возьми, буду волноваться, — прошипела я, глядя на него. — Потому что ты лучше этого, этой грязной маленькой комнаты, и я не могу просто сидеть и наблюдать, как ты обрекаешь себя, свою жизнь… Ты пожалеешь. Послушай своего отца, как бы он хотел все вернуть…

— Не смей его вмешивать.

Я подняла бровь.

— Поздно.

Он подошел ко мне, его лицо было красным от гнева, а глаза яростно блестели.

— Мой отец принял мой выбор, — холодно произнес он. — Или, может быть, ты не расслышала эту часть нашего разговора?

Я фырнула.

— Только после пятнадцати минут мучительных попыток убедить тебя подождать, — уточнила я.

— Точно, — прорычал Малфой. — Он хотел, чтобы я подождал. А не отрекся от своей семьи и до конца жизни любовался закатами с грязнокровкой.

Я вздрогнула.

— Я не прошу этого. Просто… Почему ты не подождешь? Подожди, посмотри, что случится… с нами, со всем остальным.

Малфой взглянул на меня с отвращением.

— Почему я должен? И позволь мне убедиться… Я правильно понял, если у нас с тобой все получилось бы, у меня была бы чертова причина предать семью? Да? Ты так считаешь?

Нет, нет… Я этого не говорила…

— Это не то, что я имела в виду!

— Нет? Тогда что ты, блять, имела в виду, Грейнджер?

Я в замешательстве уставилась на него.

— Речь не идет обо мне или твоей семье, — умоляюще произнесла я. — Речь идет о правильном и неправильном, о том, чтобы сражаться за какого-то дьявола… А ты не такой, я имею в виду, что ты лучше всего этого…

— О, прекрати уже, — взревел он, махнув на меня рукой.

Я быстро моргнула, потому что… Это не, что должно было случиться, это не то, как он должен был отреагировать…

— Нет! Я не собираюсь прекращать. Ты не слышишь меня.

Малфой резко провел рукой по волосам.

— Я не хочу слышать тебя, ладно?

— Нет, — горячо ответила я. — Не ладно.

Он смеялся надо мной.

— Я даже не собираюсь говорить тебе, что ты опоздала, потому что это означало бы, что был чертов шанс, что ты могла как-то остановить меня. Но шанса не было. Ты понимаешь это, Грейнджер? Понимаешь?

— Я просто не могу… Ты лучше этого, — я задохнулась, поморщившись, когда поняла, что каждый раз это твержу, мне больше нечего сказать.

Или я просто избегаю других способов?

— Ты можешь просто остановиться? Я даже не знаю, почему ты здесь. Ты ничего не понимаешь. И не поймешь. Это пустая трата времени! — зарычал Малфой.

— Нет, — пробормотала я.

Его лицо смягчилось, совсем немного, и я почувствовала, как горят мои щеки.

— Просто… Просто уходи, Грейнджер, — мягко произнес он. — Пожалуйста.

И тогда я поняла, что он пытался мне сказать все это время… Любовь была безоговорочной, безусловной, чем-то, чему ты отдаешься целиком и полностью, без каких-либо помыслов. Ты не можешь выбирать, что тебе нравится в человеке, а что нет… Либо все, либо ничего… Возможно, я буду выглядеть глупо, возможно, я совершу ошибку, но…

— Я люблю тебя, — прошептала я, беспомощно пожимая плечами. — Никаких обязательств. Никаких условий. Я люблю тебя, даже с Меткой, даже с этой отвратительной ухмылкой на твоем лице. Я люблю тебя, даже если это не имеет никакого смысла, даже если… я не должна.

Выражение его лица изменилось.

— Почему?

— Почему… — повторила я недоверчиво. — Почему? Потому что ты жестоко обращаешься с Пенси, ты ударил Рона, не жалея, не задумываясь, ты не знаешь имени Лаванды… У тебя ужасный подчерк… Ты улыбаешься, когда говоришь об этом… И несмотря на все, что ты говоришь, все, что ты делаешь, ты точно знаешь, кто ты и… не извиняешься за это.

Он сжал челюсти и закрыл глаза.

— Значит, если я выйду туда и сделаю это прямо сейчас… Ты все еще будешь здесь, когда я вернусь?

Я сглотнула.

— Да. Я буду здесь.

Именно в этот момент он изменился, прямо передо мной: его поза расслабилась, спина выпрямилась. Он сделал два быстрых шага ко мне, обхватил руками мое лицо, пережде чем я успела моргнуть, и впился в мои губы, яростно, сочно и…

Я слегка оттолкнула его, но лишь для того, чтобы нащупать молнию на его брюках, пока он, сидя на кушетке, блокировал заклинанием двери. Его глаза расширились, когда я уселась сверху, мои бедра терлись об его талию, юбка задралась, и он застонал.

Трения заставили меня задуматься о том, что хлопок моего нижнего белья слишком тонкий, слишком тесный, слишком мешал… Но я делала это снова и снова, медленно, быстро, изящно, эротично, из-за чего ощущала себя легкомысленной, смущенной… Хотя нет, не смущенной, потому что его зубы вонзились в мое плечо, а руки в замешательстве сжимали мою спину прямо перед тем, как скользнули внутрь меня. Он каким-то волшебным, неземным образом двигался, заставляя меня безрассудно, беспомощно извиваться, а затем…

Я могла сосредоточиться только на мелочах. На том, как солнечный свет проникал в единственное окно крошечной гостиной, создавая размытые тени на полуразрушенном полу; на том, как разбитая кушетка скрипела от каждого движения, каждой смены позы, каждого вздоха; на том, как соленые теплые капли пота скользили между моих грудей, чувственно напоминая, что я сейчас делаю, как веду себя… Я бы перенесла нас в другое место, в лучшее место, куда-то, где нас не найдут.

И когда все закончилось, когда я закричала, а он выдохнул, тревожно и яростно… Я обняла его, думая о том, что если отпущу хотя бы на долю секунду, то просто исчезну, и этот момент, этот микроскопический бесконечно короткий момент времени, будет потерян навсегда, словно его и не существовало вовсе.

Казалось, это обернется для меня трагедией.

— Я люблю тебя, — просто произнес он.

— Я на это рассчитывала.

Он улыбнулся мне в шею.

— Кто бы мог подумать?

— Никто, я почти уверена в этом. Так…

— Что? — Драко зевнул.

— Ты… — я замолчала.

— Я…

— Идешь туда? — закончила я, откинувшись назад.

Малфой нахмурился.

— Ты смеешься надо мной, Грейнджер?

— Я не…

Он покачал головой.

— Не знаю, поняла ты или нет, но я планирую запереть тебя в своей спальне на какое-то время в ближайшем будущем… И, серьезно, если эта чертова Метка будет пылать, гореть и, черт возьми, прервет нас… Я бы предпочел не проверять, что случится, когда ты пошлешь на хуй самого Темного Лорда, понимаешь? Не говоря уже о…

Он резко остановился, его глаза сузились… Морозная спирать страха обернулась вокруг моего сердца и начала сдавливать его, сильнее и сильнее с кажой секундой…

Потому что дверная ручка, та, что находилась рядом с нами и казалась декоративной, вдруг начала греметь.

* * *