Арифмант (джен)

Первого декабря Анна Лестрейндж шагает из моего камина…

Ага, размечталась. Первого декабря Анна Лестрейндж будит меня в восемь утра, потому что войти в камин не может — камин заблокирован. После десяти минут разбирательств выясняю, что я ходить камином могу, а вот кто-то другой — нет. Вопрос разблокировки камина тоже сложен — делать это надо у меня дома, а как — я понятия не имею. То есть я должна привести Анну, которая могла бы помочь мне, но Анна на другой стороне. Анна предлагает мне вариант парной аппарации, но опять возникает проблема — она не знает, где я живу, поэтому привязки к местности у нее нет, а я аппарировать попросту не умею. Предложить Анне добираться обычным способом, «по-маггловски» — не вариант. Она прибудет через четыре дня. Да и незачем мучить девушку долгой поездкой.

Ломаем голову полчаса. В итоге приходим к выводу о необходимости обращения в Министерство. Лестрейндж соглашается сопровождать меня туда к десяти часам — я как раз успею умыться, одеться, накормить ребенка и упаковать его в переноску.

В Министерстве Анна Лестрейндж сразу ведет меня в Транспортный отдел. Переговорив с тамошними работниками, выясняем, что они могут либо полностью снять блокировку для всех желающих, и тогда ко мне в дом может войти кто угодно, произнеся адрес, либо не делать ничего — избирательный допуск ставит только владелец камина. А владельцем камина в моем случае установлен любой, в ком есть кровь Гонтов. Изменить это можно, но опять же только мной. Почему я этого сделать не могу — не умею.

В результате договариваемся о полной разблокировке моего камина на час. За это время Анна Лестрейндж сможет войти ко мне в дом. Конечно, есть вероятность, что какой-нибудь нежелательный гость тоже успеет за этот час ко мне вломиться, но Анна меня успокаивает — это маловероятно. Вот если камин будет стоять разблокированным долго, то вполне.

Первым домой отправляюсь я. Спустя минуту из камина шагает моя учительница.

Окидывает взглядом кухню.

Я ее, конечно, отмыла, насколько смогла. Что-то обновила заклинаниями, кое-где наложила Репаро. Репаро, кстати, как выяснилось, штука временная. Спустя три недели предмет постепенно начинает приобретать прежнее поломанное состояние, поэтому приходится постоянно что-то где-то ремонтировать.

— У вас прекрасный дом, мисс Гонт, — вдруг улыбается Анна Лестрейндж и, видя мое недоумение, терпеливо поясняет: — Здесь очень много хороших чар, которые давно не обновлялись, но если их поправить, здесь станет намного уютнее. Здесь почти каждый предмет — артефакт. Например, камин не нуждается в дровах. Вот этот шкафчик — холодильник. Окна-незамерзайки, стены могут поддерживать постоянную температуру, какую захотите. Работы по обновлению, конечно, много, но оно того стоит. Прекрасный дом. Настоящее волшебное жилище.

Камин без дров — это хорошо… А то я скоро вырублю все кустарники вокруг…

— А как вы определяете, где что? — интересуюсь.

— Просто смотрю магическим зрением.

Вздыхаю.

— О, это несложно. Этому учатся дети за месяц. Вам, может быть, будет немного сложнее — вы старше, и вы Арифмант. Но я покажу вам.

И показывает. Точнее, пытается показать.

Как выясняется, этому никто не учит специально. Дети, особенно маги, способны мыслить иррационально. Первое заклинание, которое они изучают — Вингардиум Левиоса, работает сугубо на этой иррациональности. Дети понятия не имеют, как и что должно работать — они знают результат и пару слов заклинания. Но просто слова и просто взмахи палочкой не помогут, если у детей не сработает эта иррациональность. И потом, имея результат и тренируясь, дети привыкают к ощущению процесса… примерно, как ребенок учится ходить. Он понятия не имеет, как и какую мышцу напрячь, где и насколько разогнуть сустав… он просто видит, как ходят взрослые и делает так же. Но потом, когда ребенок вдруг решает учиться танцам, ему объясняют, где и как что сгибать-напрягать. Так и тут.

Как ни прискорбно, заклинания из Скоромагии подобной тренировки не дадут. Они слишком простые. Вроде моргания глазами вместо ходьбы.

И мне приходится тренировать Левиосу.

Поднять перышко получается с легкостью. Но вот регулировать, насколько оно поднимется, куда полетит, когда опустится…

Несчастное перо через час делается серым, еще через час истрепывается в хлам. Я, поглощенная наработкой Левиосы, забываю даже про Тома. И лишь его голодный плач приводит меня в чувство.

— Мисс Гонт, позволите мне накормить вашего сына? — интересуется Анна Лестрейндж. — У меня получится быстрее, да и вы сможете посмотреть, как занимаются хозяйством маги.

Соглашаюсь.

Ну… что сказать. Анна умудряется хозяйничать, не прикасаясь руками ни к чему, кроме палочки. Взмах — вылетела кастрюля. Второй — вылетела морковка. Еще взмах — рядом с морковкой приземлилась миска, а морковка почистилась, потерлась, уложилась в миску. Тыква порезалась на кусочки, влетела в кастрюлю, залилась водой, которая тут же вскипела. Вода у меня же на глазах взлетела из кастрюли и испарилась. Тыква же улеглась на морковное пюре, перетеревшись в кашицу в процессе перелета.

И верхом апофеоза — плюхнувшиеся сверху сливки. И ложка, совершенно самостоятельно принявшаяся это дело перемешивать.

— Можно еще меду сверху, — комментирует Анна Лестрейндж, глядя на старательную ложку. — Добавим меду?

— Эм… у меня нет меда, — признаюсь, отходя от шока. — Должно сказать, мисс Лестрейндж… это впечатляюще.

— Да, я понимаю… Когда я первый раз увидела, как готовят магглы, тоже была в шоке. Брать каждый предмет руками, каждое действие проделывать вручную… Неблагодарное занятие. И потом, это вредно для кожи рук. Они грубеют, становятся шершавыми… Нам, магам, стыдно иметь грубые руки.

Невольно кидаю взгляд на собственные грабли, забывшие, что такое маникюр.

— Не переживайте, мисс Гонт, — успокаивает меня Лестрейндж. — Все это постепенно уйдет в прошлое. Вы маг. Вы научитесь.

— Надеюсь, — вздыхаю.

После того, как я кормлю Тома, Анна Лестрейндж продолжает со мной заниматься. Перо по-прежнему летает криво и косо. Глядя на мои потуги, учительница вздыхает.

— Мисс Гонт, самая вредная мысль, какая может быть у мага, выполняющего легкие заклинания, это мысль: «А вдруг не получится?» Вы маг, Левиоса — самое простое заклинание, его дети изучают первым. Когда вы начинаете сомневаться, у вас перо летит не туда, куда надо, а куда ему вздумается. Поскольку думать оно не умеет, оно улетает Мордред знает куда. Не думайте, что и как вы делаете. Это вредно. Знаете историю про ворона?

— Нет, — смущенно отзываюсь.

— Летит волшебник на метле. Подлетает ворон и говорит: «Давай наперегонки, я тебя обгоню». «Не обгонишь», — говорит маг. «А вот спорим, обгоню?» «Ну давай, посоревнуемся. Летим до той горы». Ну, и полетели, кто быстрее. Ворон волшебника обогнал, довольный, кружит вокруг. Волшебник посмотрел на ворона и говорит: «Слушай, ты действительно прекрасно летаешь. А научи, как. Я своей сове скажу, а то летает, как подушка. Какие ты мышцы напрягаешь? Как перья раздвигаешь? Плотно ли лапы прижимаешь к животу?» Ворон задумался… дернул крыльями и вниз свалился. И разбился о камни.

История меня веселит. Моя учительница тоже улыбается.

— Давайте еще раз. Поднимаем перышко и направляем ко мне.

На этот раз у меня получается отлично.

* * *

Через неделю я с легким сердцем отдаю Анне Лестрейндж пятьдесят галеонов. Да, дорого, но она того стоит. Объяснения простые, при этом Анна учитывает нюансы моего маггловского восприятия и воспитания.

— Скажите, мисс Лестрейндж, а откуда вы знаете особенности преподавания магглам… бывшим магглам? — интересуюсь.

Анна Лестрейндж смурнеет.

— Простите, если сказала что-то не то, — извиняюсь, но Анна меня перебивает:

— Нет-нет… Я расскажу вам. У меня есть старший брат, Родольфус. Он старше меня на десять лет. Наша мать умерла, когда мне было пять, а ему пятнадцать. После этого… Через год отец купил рабыню откуда-то из Америки. Индианка. Ее звали Пердри, что означает Куропатка. Перевод ее индейского имени на французский. Отец любил Пердри, и она отвечала ему взаимностью. Как нам тогда казалось. Можно сказать, что она дала ему вкус к жизни… Она прожила у нас семь лет, а потом забеременела и родила сына. Нашего младшего брата, Антуана. А после родов у Пердри пробудилась магия. Отец был счастлив. И то, что Пердри оказалась волшебницей, словно омолодило его. Я начала обучать ее. Именно поэтому я знаю, что и как нужно объяснять магглорожденным… маггловоспитанным, простите.

Киваю, благодаря учительницу.

— А где сейчас ваша мачеха? — интересуюсь ради приличия, но Лестрейндж хмурится еще больше.

— Где сейчас Пердри… Мы занимались все лето. Пердри была умной, схватывала все на лету. А потом мне было нужно уехать в Бобатон. Спустя два месяца…

Анна замолкает, не в силах продолжить. По ее щекам начинают течь слезы. Протягиваю ей стакан с водой, который она принимает, благодарно кивнув мне головой.

— Если вам тяжело вспоминать, я не настаиваю, — говорю девушке, но она мотает головой.

— Я… мне уже легче, спасибо. Спустя два месяца мне пришло письмо. Обычно, когда у магов ребенку исполняется год, устраивается пышный праздник. Даже пышнее, чем свадьба. Проводятся Ритуалы, назначается крестный… Приглашается много гостей. Чествуют мать, отца. Ребенку дарят много подарков, заводят личный сейф… Это великий день. Тот день начался как праздник, а закончился трагедией. Пердри… Пердри подмешала яд в Ритуальную еду. Еду, которую обязан вкусить каждый из присутствующих. Погибло более ста пятидесяти магов. Четыре Рода исчезли в полном составе с лица Земли. Выжило всего двадцать человек, среди них мой брат Родольфус. Погиб отец и даже Антуан — Пердри не пожалела собственного сына. Она, кстати, тоже погибла, но легче от этого выжившим и семьям погибших не стало. Все, чем мы владели, изъяли в качестве компенсации. А Родольфус очень сильно пострадал от яда. Он не ходит, не видит. Из нашей семьи на празднике не было только меня, поскольку я была в школе, и моей невестки Жаннет, которая тяжело переносила беременность и лежала в клинике Святого Амабилиса. Мы были вынуждены бежать в Британию. Директор Фронсак был столь любезен, что принял меня в середине года.

— Соболезную, мисс Лестрейндж, — произношу, когда Анна Лестрейндж заканчивает рассказ.

Прекрасно понимаю трагедию, которую она пережила. Предательство по сути родного человека…

— Скажите, — вспоминаю один из тревожащих меня вопросов, — а вы могли бы мне немного пояснить про рабов в магическом мире? У нас в России я с подобным не сталкивалась… У магглов их нет, вы ведь знаете. Но если вы хотите не касаться этой темы, то…

— Нет, почему же. Это обычное явление в магическом мире, вы с ним можете встретиться в любой момент. Кстати, у магглов рабы существуют, правда, не в Британии и не в России. Африка, Индия, Средний Восток.

Обращаюсь в слух.

— Рабом не может быть маг. Это невозможно по простой причине — магическое клеймо снимается простым Фините. Но выполнить его может только тот, на ком это клеймо поставлено. Поэтому нет смысла пытаться обратить в раба мага — он его снимет в доли секунды, а вы обретете врага на всю жизнь, потому что подобный поступок считается серьезным оскорблением. Соответственно, когда у раба вдруг пробуждается магия, вопрос его свободы — пара часов, пока он не возьмет в руки любую волшебную палочку и не произнесет Фините на свое клеймо. В наше время рабы используются в двух сферах — в сельском хозяйстве и в качестве домашней прислуги. В сельском хозяйстве по причине, что уход за растениями и животными дело хлопотное, особенно если маг занимается им с целью получения прибыли, а не для личных нужд. Сами понимаете, если на сорока акрах растет картошка, маг будет жить на этом поле и то не успевать окучивать или собирать урожай, даже с учетом работы не руками, а палочкой, чего делать вообще-то нельзя. При этом десять-двадцать крепких рабов будут неплохо обслуживать поле. Правда, сельским хозяйством мало кто занимается — невыгодно. Выгоднее купить у магглов продукты. А в качестве домашней прислуги тоже по вполне понятной причине — мать большого семейства просто не сможет содержать дом в порядке.

— А домовые эльфы? — вспоминаю Маличку.

— Домовые эльфы, конечно, несравнимо лучше, но они очень редки, к тому же баснословно дороги. Если хорошо обученного раба для дома вы можете приобрести за полторы тысячи галеонов, то за эльфа вы выложите в сто раз больше, и то это будет эльф молодой, глупый, нуждающийся в обучении, возможно, с какими-либо дефектами. Хороший эльф стоит от трехсот тысяч.

— Ого…

— Да, — кивает Анна Лестрейндж. — Поэтому подавляющее большинство магов пользуется рабами, а не эльфами. Хотя рабы несколько хуже, особенно в качестве нянек. Ведь у детей бывают магические выбросы, которые надо сдерживать и устранять последствия. Нет ничего хуже няньки, которую магический всплеск превратил наполовину в коврик, а ребенок в этот момент убежал прочь и еще чего-нибудь натворил или, упаси Мерлин, расшибся.

Кошусь на Тома, сосредоточенно пытающегося разодрать на части магическую куклу. Кукла возмущенно машет конечностями, но Тома это не смущает.

— Родителям-магам их дети не опасны, — понимает мой взгляд Анна. — К тому же родительская связь не даст ребенку навредить серьезно. Самое опасное, что может с вами стать — вырастут листочки на голове. А это колдомедик снимет глотком зелья. Кстати, вы проводили Родительский Ритуал?

— Да, — киваю. — Глава Гильдии научил.

— О, прекрасно. Это первый из Ритуалов, которую родители проводят для своего ребенка!

Разговор плавно переходит на Ритуалы. Я узнаю много нового. Особенно подробно выспрашиваю про празднование второго дня рождения, когда ребенку исполняется год*.

*Да, автор и ГГ считают этот день вторым днем рождения, учитывая самый первый — собственно, день фактического появления на свет.

И узнанное не совсем радует. Для магов делом чести является большой праздник. Приглашается как можно больше гостей, даже малознакомых.

Ага, и где я буду праздновать? Тому год через месяц. К тому же это все стоит денег, которых у меня нет. И кого приглашать? Учитывая малое количество магов, слухи обо мне дойдут до Дамблдора самое позднее через неделю.

— Иногда маги делают скромный праздник, — понимает мои сомнения Анна Лестрейндж. — Пригласите небольшое количество гостей. Мы так делали, когда родился Бастиан, мой племянник. Когда вашему сыну год?

— Через месяц, тридцать первого декабря, — разглядываю распотрошенную куклу и счастливого Тома.

— О, так времени достаточно! — восклицает моя учительница. — За месяц мы сделаем из вашего дома приличное место, вы успеете подумать, кого приглашать, кого выбрать в крестные. Кстати, важный момент. У вас есть кандидаты?

Задумываюсь. Из всех людей мне больше всего помог Питер Вектор, Глава Гильдии. Озвучиваю свою мысль.

— О… — Анна Лестрейндж изумляется. — Вы сумели обязать самого Главу Гильдии Арифмантов!

Не понимаю.

— В смысле? — спрашиваю девушку, и та хлопает глазами пару секунд, а потом опоминается.

— А… Я немного забылась. Мисс Гонт, скажите, чем вы руководствовались в выборе именно Питера Вектора?

— Ну как… Он очень помог мне, когда мне пришлось туго, — говорю. — Даже помог в одном очень неприятном деле, которое могло окончиться моей смертью…

— То есть, основной принцип — человек, которому вы обязаны? Мисс Гонт, такое, возможно, есть у магглов. У магов крестных выбирают наоборот. Понимаете, крестный — это человек, который обязан вам помогать в воспитании малыша, поддерживать его, делать протекции в будущем. Это достаточно ответственное положение, и обязывать становиться крестным человека, который и так помог вам, не совсем вежливо. Это раз. Во-вторых, крестного в то же время лучше не брать из тех, кто не сможет уделить вашему ребенку должного внимания и заботы по какой-либо причине. Кого-то бедного или старого, больного или с большим количеством детей. У мистера Вектора, если я не ошибаюсь, четверо дочерей.

— Пятеро, — поправляю и задумываюсь снова. Питер Вектор не подходит, а больше я не знаю никого. Агнес Лонгботтом, пребывающая в Ученицах седьмой год? Альберт Вэнс, который днюет и ночует в Гильдии, выполняя еще и секретарские функции, зарабатывая лишний кнат, и у которого пожилая мать? С остальными я виделась, дай Мерлин, раза два или три… Еще скажите, аптекарь в Косом, у которого я комнату снимала…

— Ничего, вспомните кого-нибудь, — утешает меня Анна Лестрейндж. — Или просто познакомитесь. Вы ведь общаетесь с другими магами, так что кто-нибудь подходящий обязательно найдется.

— Спасибо, — вздыхаю и решаю продолжить разговор про рабов. Все-таки это совершенно новая для меня тема. А если положить руку на сердце, то где-то в глубине сознания у меня уже мелькает идея обзавестись помощником по хозяйству. — Скажите, а рабы не бунтуют?

— Нет, — отвечает моя учительница. — Клеймо накладывает магический запрет на причинение намеренного вреда хозяину, членам его семьи и другим магам — именно в таком порядке, затем идет запрет на непослушание и на разглашение информации о семье хозяина. Кстати, этот запрет не снимаем даже в случае перепродажи и не пробивается никакой Ментальной магией. Бывает, что предыдущие хозяева продают раба анонимно, и выяснить, кому он принадлежал до этого, можно лишь окольными путями, что намного сложнее. Анонимно обычно продают, если рабом является сквиб.

— Сквиб? — вскидываюсь. — В смысле — потомок магов? То есть, его продают собственные родители?!

— Да, — кивает Анна Лестрейндж. — Когда в семье рождается сквиб, то тут два варианта — либо родители подкидывают малыша магглам, подчищая память, либо кастрируют и продают в рабство куда-нибудь подальше, в другую страну. Америку, Россию, Китай…

Волосы на голове шевелятся. Одно дело про это читать в Интернете, книгах… И совершенно другое слушать спокойное повествование от сидящего рядом человека.

— А кастрировать-то зачем?! — возмущенно восклицаю.

— Потому что сквиб — все равно потомок Магического Рода, — терпеливо поясняет Анна Лестрейндж. — Иногда маги берут в постель раба, а в случае беременности может оказаться, что два враждующих Рода связаны между собой. Думаете, Крэббам будет интересно проснуться утром и на Родовом Гобелене выяснить, например, что они породнились с теми же Поттерами? Или Прюэтты с Уизли?

— А девочек?

— И девочек. Потому что в их случае может возникнуть аналогичная ситуация.

— А магглов тоже… кастрируют?!

— Магглов не всегда. Маггл же не принадлежит никакому Магическому Роду.

— А контрацепция?

— Контрацепция иногда не срабатывает. Так, собственно, и получился мой брат Антуан. Родольфус сказал, что отец не захотел уродовать тело Пердри шрамами… И поплатился за это.

— А прервать нежелательную беременность?

На этот раз Анна Лестрейндж смотрит на меня, как я до этого на нее — с непередаваемым возмущением.

— Мисс Гонт… В магическом мире такого не делают. Никогда. Это… это омерзительный поступок… — моя учительница едва не задыхается от гнева, но потом справляется с эмоциями. — Понимаете, нас — мало. Магглов полтора миллиарда, а нас едва шестьдесят миллионов. Во всем мире. Ребенок-маг — это дар Магии, благословение. У нас нет сирот и нет приютов — если малыш оказывается без родителей, то его обязательно берут к себе родственники. Ближние или, если таких не осталось, дальние. Или просто чужие маги. Долг любого мага воспитать такого малыша, даже если у него самого много детей. Дети… детская магия чистая, незамутненная. Проклятья рядом с ребенком постепенно ослабевают, собственная магия усиливается. Самый мощный магический Ритуал — это рождение ребенка. В этот момент даже магглы иногда обретают магию, не говоря уже о массе других положительных эффектов. Маг, который покусится на зарождающуюся жизнь, заполучит такое проклятье, которое потом никогда не смоет. Особенно, если на это решится женщина-маг. Последствия потом будут аукаться на Роде и его потомках много поколений. Возможно, у магглов это и в порядке вещей, но маг никогда не пойдет на подобное. Ни один. Никогда.

Чешу затылок. Да, насколько же сильно отличается мир магический и мир маггловский… Продать собственного ребенка в рабство, предварительно кастрировав — нормально. Прервать нежелательную беременность — страх и ужас.

И еще больше убеждаюсь, что у Дамблдора на Тома какие-то планы. Которые я из кожи вон вылезу, но разрушу. Ведь Том не должен был оказаться в приюте. Его обязательно кто-нибудь себе бы взял из магов, если бы я не появилась. Но вмешался дедушка, точнее, дядечка с дольками…

— Спасибо, мисс Лестрейндж, — сердечно благодарю свою учительницу. — Я… я буду знать. Извините.

— Все в порядке, — успокаивается девушка. — Я для этого и нахожусь рядом с вами, чтобы объяснять подобное.

Еще неделя проходит в учебе и выполнении заказов. Почти все бытовые хлопоты взяла на себя Анна, что рационально — у нее получается быстрее и проще. Живет она по-прежнему у себя. Я тренирую несчастную Левиосу, но уже не на перьях, а на других предметах. Живые существа, однако, Левиосе не подчиняются. Как поясняет Анна Лестрейндж, для этого используют другое заклинание — Мобиликорпус. Еще я изучаю Акцио. Очень хочу изучить Агуаменти, но моя учительница качает головой.

— Мисс Гонт, на улице слишком холодно. В процессе тренировке мокрым будет все — вы, я и ярдов пять вокруг. Поэтому придется ждать тепла.

Огорченно вздыхаю.