Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

Вперёд

18. Быть богом

8 апреля 2021, 03:35

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

На плацу, перед храмом, первокурсники мели листву. До Лоргара то и дело долетали возгласы, обрывки разговоров и смех. Пухлощекий ребенок, лет трех от роду, гонял по плацу лениво перемещающуюся с места на место голубиную стаю, а его мать, широкая, шумная тетка в пальто-разлетайке и рыжем берете, без умолку трещала с какими-то кумушками. Даже со своего места под навесом Лоргар слышал, как языкастые клуши по пятому кругу перемывают кости какому-то Вадичке, «его мымре», какому-то Павлу Степанычу и «Сашке-проститутке», которая абсолютно точно «обколдовала всех мужиков в дому». Лоргар зажмурился и страдальчески вздохнул: он и рад был бы не слушать всё это, но феноменально чуткий слух продолжал вываливать на него потоки отборного бреда. Перевернув страницу блокнота, Лоргар начертил от руки окружность, немного подумал и вписал в неё руку, сжимающую человеческое сердце. Кто-то опустился рядом, и лавка заскрипела под чужим весом. Лоргар мельком обернулся и поспешил пожать протянутую руку: сквозь очечные стекла его художества внимательно разглядывал бывший уфолог Иваныч с первого курса.

— Рисуешь? — с улыбкой кивнул он Лоргару.

Аврелиан почесал черенком ручки за ухом и кивнул, внимательнее разглядывая студента. Нет. Слухи слухами, но тридцатилетним бывший уфолог не казался. Лет сорок или сорок пять. Не меньше. Спросить? Неудобно как-то. Да и имя. Иван Иваныч Иванов. Как в анекдоте, честное слово.

— У тебя хорошо с анатомией, рука как живая, — кивнул, поблескивая очечными стеклами, Иваныч, наблюдая, как Аврелиан задумчиво прорисовывает объявшее сердце пламя, как ручка пляшет по толстой кофейно-бежевой бумаге, оставляя четкие, уверенные штрихи и линии, — каким цветом будет-то?

— Окружность — черная, — рассеянно отозвался Лоргар, энергично штрихуя окружность, — потому что это — внешняя тьма, мрак гиблой чащи.

Уфолог с интересом покосился на Лоргара и как-то до странного понимающе улыбнулся.

— Рука будет серовато-белой, — Лоргар шумно втянул воздух, — это рука Данко забывшего свет солнца. Рука Данко, который ведет свой народ сквозь тьму, освещая путь собственным сердцем. Сердце будет алым. Оно буйно пылает во тьме. Но едва народ выйдет к свету, Данко уронит своё горящее сердце в степную траву. И кто-то в страхе растопчет горящее сердце. И будет прав. Нет ничего страшнее горящей степи…

— Да ты поэт, — как-то задумчиво и печально улыбнулся уфолог, отводя глаза.

— Нет, я всего лишь люблю читать, — Лоргар перевернул страницу, начертил окружность и попробовал снова вписать в неё руку, но уже с другого ракурса, — ты действительно перевелся на заочку?

— Обстоятельства требуют, — пожал плечами бывший уфолог, — при очной форме обучения пойди, дождись, когда рукоположат. Да и время. Время поджимает.

Лоргар кивнул. Звучало более чем логично. Ветер донес ликующие вопли первокурсников. Где-то далеко радостный Димка размахивал над головой пойманным на лету голубем. Птица же очумело била крыльями, искренне мечтая свалить от двуногих к едрёне-фене. Иваныч расправил плечи и как-то горько усмехнулся. И Аврелиану даже на какой-то миг почудилось, что заочник источает очень знакомые миазмы хаотичных энергий варпа. Как псайкер. Очень слабый псайкер. Миг — и морок пропал. Лоргар нервно усмехнулся и качнул головой, отгоняя бредовое наваждение. Это просто невозможно. Какой бред. Ты заработался, Лоргар. Тебе пора спать.

— Ты читал Стругацких? — как-то невпопад спросил уфолог, задумчиво сияя очечным стеклом. В глазах его было глухо и тускло.

— Читал конечно, — пожал плечами Лоргар, — у отца полное собрание их сочинений. Это… это откровение. Не побоюсь этого слова, шедевр…

— Даже прожив годы как дон Румата, земной астронавт Антон останется Антоном, — негромко отозвался Иваныч. Его умное, широкое, грубо вытесанное лицо накрыла тень. Казалось, он просто размышляет вслух, позабыв, что не один под навесом, под окном регентского класса. За спиной, в чайном сумраке класса кто-то пробежался пальцами по клавишам, рождая дрожащие минорные звуки. Из окна пахло сушеным мускусом белых роз и нотными тетрадями, мелом и сладкой горечью женских духов, хлоркой и свежевымытым полом, — во всяком случае, я хочу в это верить.

— Дон Румата сорвался и учинил правосудие. Такое, каким он его видел, — Лоргар перевернул страницу, закатал рукав кителя вместе с рубашкой, поднял собственную руку, сжал в ладони воображаемое сердце и принялся зарисовывать результат, но уже левой рукой, — такие как дон Румата должны иметь железные нервы и голову на плечах. Поступки имеют последствия. Он забылся, заигравшись в бога. Спровоцировал. И потерял тех, кто от него зависел. Даже отважный астронавт, наблюдающий за развитием феодального мира аристократов и бедняков, должен помнить простую истину. Он всего лишь человек. И должен быть предельно осторожен. Не ради себя, так ради тех, кто от него зависим.

— Иногда избыток знаний и возможностей ослепляет. Людям свойственно ошибаться. Это нормально, — голос бывшего уфолога звучал всё ровнее и тише, — но, даже понимая это, ты, вот, смотришь и думаешь. Проскочу. Я ж герой. Главный герой пьесы ни за что не умрёт. Герои не умирают. А потом ты оступаешься. И всё летит в бездну. Вообще всё. Все захлебываются вышедшим на улицы дерьмом. Потому что кто-то продал кого-то. А оказалось, что продал себя…

— О чем ты, Иваныч? — нахмурился Лоргар.

— Слуга государев, он как ассенизатор, — глаза уфолога мутно блеснули, — одна ошибка — и все в говне. Насмерть.

Лоргар с явным подозрением покосился на заочника и вернулся к рисунку:

— Может оно и так. Я в политику не лезу. Делаю что должен.

— А это не политика. Это жизнь. Твоя, моя, их, — уфолог встал и кивнул Лоргару, — бывай, Аврелиан. Человеком быть куда сложнее чем богом. Но ты, наверное, сможешь.

* * *

— Лоргар, — позвал беспомощно откуда-то справа голос Димки, — Лоргар, ты спишь?

Устроившийся на голове кот важно потянулся, зевнул, прошелся всеми четырьмя лапами по лицу и царственно устроился где-то на животе, тарахтя как трансформаторный щиток, задрав ногу и деловито вылизывая пухнастую штанину. Аврелиан распахнул глаза и страдальчески вздохнул. От первокурсника буквально фонило гремучей смесью страха, тоски, отчаяния, мутной обиды и полудетской надежды. Чей-то музыкальный храп за стеной прервался возмущенным бормотанием и кашлем. Кот замер с поднятой ногой, озираясь и мерцая огромным зрачком. В темноте он глухо сиял зеленым и будил в груди какие-то совершенно первобытные, пещерные ассоциации с диким огнём и жутким таинством ночных мистерий изначального тропического леса.

— А я думал, ты спишь, — сообщил Мизгирёв печальным шепотом, сполз на пол и обнял колени, облокотившись спиной о лоргаров диван, — а я вот не могу. Всякая дрянь лезет в голову.

— Не сиди на холодном полу, застудишь что-нибудь, — Аврелиан заворочался в одеялах, отодвигаясь к стене и придерживая урчащего кота, — садись на диван, диван теплее пола.

— Ты как моя мама, — закатил глаза первокурсник.

— Это не моя блажь. И, нет, с тобой никто не нянчится, — сонно отозвался Лоргар, — есть простейшие прописные истины. Мыть руки. Носить штаны. Не лезть к оголенным проводам. Не плевать в горящую лампочку. Не сидеть на холодном. Четко соблюдая их, мы тем самым избавляем от лишних проблем и себя, и окружающих нас людей. Не сиди на полу.

Мизгирёв нехотя заворчал, но всё-таки встал с пола и влез с ногами на примаршее ложе:

— Мне, это. Погано. Слышишь, Лоргар?

— Всем погано. Было б странно, если бы после вот этого феерического дерьма нам бы всем ещё и погано бы не было, — Лоргар закрыл глаза, — шел бы ты спать, Димка. Завтра занятия.

— Война — это страшно и мерзко, — признался Димка, обнимая колени и расчесывая пятернёй лопатку под майкой, — я… я думал это будет иначе. Я… мне страшно.

— Всем страшно. Глаза боятся — руки делают, — сонно отозвался Лоргар, не открывая глаз, — ты сможешь, я верю в тебя. Залог боеспособности личного состава в здоровом сне. Так что иди спать. Это приказ.

Где-то характерно запищало оповещение чьей-то невыключенной «аськи», Мизгирев, тяжело вздыхая и сокрушенно бормоча какую-то сонную муть, слез с дивана и, загребая тапками разбросанные в проходе сланцы, потащился на поиски телефона. Да так и завис с ним, тычась в кнопки и светя зеленоватыми отсветами. ICQ задорно пищала оповещениями, кто-то возмущенно завозился и шумно вздохнул. Дробно защелкали по тумбочке наушники, с тихим звуком кто-то подключил впотьмах их к телефону. И омерзительно жизнерадостные асечные звуки благополучно заткнулись.

Лоргар перевернулся, сонно отмечая, что урчащее чудище забралось ему на спину и уже когтит его, отплясывая всеми лапами где-то в районе поясницы. Урчание, ночной мрак, щелканье кнопок и ритуальные котячьи пляски слились в единый ватный ком. Лоргар засыпал, проваливаясь в водоворот туманных образов. Но стоило только ему задремать, из-под подушки немедленно заорал телефон про «пулеметную тачанку, все четыре колеса». Аврелиан сонно засопел, отлепил лицо от подушки и ответил на вызов, стаскивая с себя возмущенно вякнувшего кота.

— Это. Прости что звоню, — зазвучал из динамика смущенный голос Ники, — я тебя разбудила, да?

— Не совсем, — нехотя отозвался Аврелиан, с хрустом принимая сидячее положение и рассеянно ощупывая заросшую щетиной физиономию и клочковатую поросль на затылке.

— Я не могу спать, — немного помолчав, сообщила девушка, — когда я закрываю глаза, я вижу огонь и мрак. И слышу смех. Свой смех. Мне страшно, Лоргар.

Лоргар почесал затылок и моргнул. Не сходящие шрамы-символы ощутимо мешали нормальному росту волос. Лоргар и рад был бы не щеголять повсюду прической Фантомаса, но символы-проплешины ощутимо портили всё впечатление. В детстве Лоргар изо всех сил пытался походить на приёмного отца. И даже хотел отрастить такую же кудрявую гриву. Но из-за шрамов волосы росли плохо, клочками. И их приходилось сбривать начисто, чтоб не пугать честной народ цепями проплешин.

Ни в мать, ни в отца. Люди — существа любопытные. Почему-то в Кукуевке все окрестные кумушки считали своим долгом постоянно напоминать поповскому приёмышу, что он приёмыш. Лоргар совершенно не походил на родных ни лицом, ни цветом волос. Отросшая щетина какое-то время казалась светлой, но через сутки темнела. И, если прилично выгоревшие на солнце брови ещё имели какой-то сомнительный русый оттенок, то щетина, все-таки, каждый раз неотвратимо темнела. Лоргар вспомнил виденного как-то во сне трехметрового человека в клетчатой рубашке и с сомнением провел по лицу пятерней. Да. Вот на него-то Лоргар точно был похож. И, кажется даже, будто всё это уже где-то было. Рассыпанные по плечам темные кудри незнакомца из сна, клетчатая рубашка и четкий римский профиль на фоне белой занавески. Всё это уже где-то было. Наяву и слишком помпезно, но было.

Лоргар нахмурился. Где-то он это всё уже видел. Память услужливо подкинула залитый солнцем тротуар, сумерки, белый кафель и неоновые вывески подземного перехода. Фотоателье и жеманную девчонку, распечатывающую цветной прямоугольник фотобумаги, портрет Императора Человечества в золотой броне. Человек из сна и человек с портрета действительно феноменально напоминали друг друга.

— Ты ещё здесь? — донеслось из телефонного динамика, в голосе Черновец сквозило сомнение.

— Сто восьмой псалом помнишь? — Лоргар подхватил со стула брюки и поискал глазами рубашку.

— Ну, это… помню.

— Помнишь — так читай. Мысленно. Пока не заснешь, — пожал плечами Лоргар, зажав между плечом и ухом телефон, на ходу застегивая черную рубашку и разыскивая под шкафом ботинки.

— Это зачем? — ошалело поинтересовалась девушка.

— Затем, что этим псалмом просят о защите от предателей и от подковерных интриг всех мастей, — Лоргар поискал глазами Лёху, но его смятая постель оказалась пуста, — этот протоэльдарский трикстер играет нами как пачкой карточек.

— Он — божество эльфов, — печально отозвалась Ника, — настоящее бо…

— Нет. Не Бог. Не Бог, Ника. Просто древняя, полуматериальная сущность, имеющая начало и способная сгинуть как и всё, что дышит, — возразил Лоргар, — Господу лучше знать, что такое Цегорах и как с ним быть. Это не наш вопрос, Ника. Наше дело маленькое: попросить о помощи и действовать по обстоятельствам. Авось, Господь как-нибудь вывезет. Главное, самим не замараться. От некоторых вещей невозможно отмыться.

— Хорошо. Я поняла, — голос по ту сторону эфира заметно окреп, — спасибо, Лоргар.

— Да было б за что, — криво усмехнулся Аврелиан, — кажется, у нас у всех одна проблема. У всех кошмары.

Девушка комканно попрощалась и оборвала вызов. Лоргар вздохнул и вернулся к тумбочке. Из головы не шли недавний мутный сон с участием рогатого антипода. И неведомый биологический отец, забывший собственное имя. Почти за две тысячи лет до Гомера, во время протоиндоевропейцев, золотые предметы одежды являлись частью культа почитания солнца и огня, и поклонения золотой богине зари. Персы заплетали в свои бороды золотые нити, а ассирийцы посыпали свои волосы порошком из настоящего золота во время праздников. Это всё объясняет тягу Императора к золоту. Золотые доспехи — это не только демонстрация власти и императорского достоинства. Но и вполне явный символ. Эзотерический символ. Позаимствованные из античности символы, примархи как двадцать созвездий. Понимает ли Император, как дико этот эзотерический флёр смотрится на фоне его атеистических взглядов? Что это? Тоска по канувшим в Лету эпохам, в которые он верил, которыми он жил? Или он просто лжец и атеизмом всё это время прикрывал свои неблаговидные оккультные шевеления? Ведь не побрезговал же для создания примархов искать знания в том числе и у отродий варпа. А если и так, то насколько его атеизм непрошибаем? Не является ли он очередной маской беспринципного ученого, пережившего расцвет и гибель многих цивилизаций?

Лоргар безуспешно поискал бритвенный станок и выволок из-под кровати цепной меч. Внебрачное дитя меча и бензопилы, алое и зубастое, тускло просиял золотой надписью «Сангвиниус». Лоргар почесал заросший подбородок и задумчиво покосился на зажатый в руке пиломеч. Да. Для бритья как-то не очень. Хотя, это как сказать. Наверняка найдется во всём многообразии Империума какой-нибудь народный умелец, способный брить физиономию и пиломечом, и конечностями тиранида, и прочими замечательными предметами.

Размышляя о технике бритья тиранидьей лапой, Лоргар заправил постель, на автомате сложил подушку треугольником, распинал с прохода чьи-то грязные кроссовки, шумно истребил содержимое чайника и выбрался в коридорный мрак. Где-то очень далеко бродил дежпом, бормотало бессонное радио и закипал чайник. В туалете кто-то шумел водой и сдержанно громыхал чайными чашками. Из тридцатой комнаты стойко несло перегаром и звучали обрывки путанных философских диспутов про жизнь на Марсе. Где-то скрипнула дверь, и мимо Лоргара, зевая, почесываясь и тычась в телефон, протащился какой-то первокурсник.

Миновав коридор и спустившись под лестницу, Лоргар выволок под тусклое пятно света свой кусок фанеры, разведенную с водой глину и коробку всякой полезной дряни. Вымазанная глиной фанера стойко напоминала марсианский пейзаж и отказывалась походить хоть на что-то вменяемое. Насвистывая крысиный марш из «Ленинградской симфонии» Шостаковича, Лоргар понатыкал по всему фанерному листу какие-то сухие коряги, отчего просто марсианский пейзаж превратился в пейзаж постапокалиптический.

— Здесь не хватает груды черепов и догнивающего остова дредноута, — негромко заметил на готике чей-то низкий голос. Лоргар поднял глаза и его руки сами потянулись за ножницами: поблескивая сине-зелеными чешуйками брони, его художество задумчиво разглядывал какой-то лысый мужик с гидрой во всю щёку, — я не осуждаю, но это как-то слишком странно. Даже для примарха.

Лоргар тяжело вздохнул, с хрустом выпрямил спину и расправил плечи. Оказавшись немедленно на голову выше ночного гостя. Между тем космоморяк невозмутимо обошел макет, с любопытством заглянул в распределительный щиток и чем-то в нём любознательно защелкал. Где-то наверху вырубился свет единственной дежурной коридорной лампочки, а в глубине общежития кто-то зашумел, сообща шаманя над потухшим DVD проигрывателем.

— Включи людям свет, — хмуро поджал губы Лоргар.

— Зачем? Ночью положено спать, — посмеиваясь, отозвался космоморяк, методично погружая во мрак всё мужское общежитие, — не схола, а насмешка над самой сутью дисциплины.

Кроша в ладонь пенопласт Лоргар одарил гостя тяжелым взглядом, смешал в крышке вату и белое скрипучее крошево с клеем ПВА и принялся полученное месиво намазывать на кривые коряги:

— Всё с дисциплиной у нас нормально. Верни свет и отойди от щитка.

— Или что? — иронично покосился на него ночной гость. Что-то щелкнуло, и над головой Лоргара погасла последняя лампочка.

— Кто-нибудь всё-таки явится сюда и обнаружит твой хладный труп. Я не шучу, — нехорошо разглядывая космодесантника сверху вниз, сообщил Лоргар, — если я не закончу эту дрянь к концу ноября, начальство сожрет мне мозг. Будь так любезен, включи свет и посиди спокойно вон там минут тридцать.

Вторженец смерил примарха каким-то очень странным взглядом, поскучнел и немедленно защелкал в щитке переключателями. Угрозу ночной гость не источал. Строго говоря, он вообще ничего не источал: от самого факта присутствия его, если честно, у Лоргара росло ощущение, что он смотрит в серое зеркало осеннего озера. Ледяного и бездонного. И видит в нём только самого себя.

— В одном вы совершенно точно схожи. Вас обоих направляет ваша вера, — ночной гость подобрал одну из крышек, проследил за тем, как Лоргар намешивает гуашь с клеем ПВА и неторопливо повторил его действия, — Император придёт в ярость. Ты соответствуешь Имперским Истинам ещё меньше чем твой антипод, Лоргар Уризен.

— Атеизм — это тонкий лед, по которому один человек может и пройдет, а вот целый народ неизбежно ухнет в бездну, — возразил Лоргар, прокрашивая желтым подсохшие комья пенопласта и ваты.

— Ты говоришь разумные вещи, — медленно согласился космоморяк, повторяя манипуляции Лоргара, — но сочтет ли их разумными твой отец?

— Не я говорю. Фрэнсис Бэкон. Английский философ, историк, политик, основоположник эмпиризма и английского материализма. Это его цитата, — Лоргар поболтал кистью в банке с водой, обтёр щетину и добавил в крышку красной гуаши, — отрицание религии — не самая прочная, но вполне достаточная основа для жизнедеятельности отдельного человека. Для общества же отсутствие духовного, нравственного основания бытия — гибель.

— Твой отец уничтожил все терранские верования, — пожал плечами ночной гость, пятная пенопластово-ватную листву алыми вспышками-штрихами. Принесенный Никой желтоватый авиационный клей ПВА сох почти моментально, наглухо каменея под кистью, — где были твои мертвые философы в этот момент?

— Религиозность нельзя убить. Но можно исказить и изуродовать. Религия — это убеждение, что всё происходящее с нами необычайно важно. И именно поэтому она будет существовать всегда, — глина под пальцами приобретала очертания колонны, — другой вопрос — какая именно религиозность. Свято место пусто не бывает. Уничтожь одну — и на её место придет другая. Куда более бесчеловечная: гибельный морок, дурман людских пороков.

— Ты неплохо сражаешься, особенно — для ученика религиозной схолы, — заметил гость, задумчиво наблюдая за тем, как куски красной глины в руках Аврелиана превращаются в античную колоннаду и изящный портик, — я видел тебя в бою и, признаться…

— Как ты нашел меня? — перебил его Лоргар.

— Твои знаки, — сине-зеленый керамит заклацал сочленениями, незнакомец зачерпнул керамитовым пальцем глину и с живым интересом поднес к глазам, — твои знаки для всех как мощный варп-маяк. Неужели на Терре раньше было так легко достать красную глину?

— Берешь лопату и копаешь, — пожал плечами Лоргар, — это же глина. Её как грязи. Места знать надо.

Незнакомец обтёр палец и с интересом уставился на Лоргара.

— Что? — не глядя, Лоргар склонился над макетом, создавая из спичек, ниток и ватно-клеевого месива чукотские чумы.

— Ты спокоен, — улыбнулся незнакомец с гидрой на щеке.

— Ты не хаосит, — кивнул Лоргар, не глядя, — и не источаешь угрозу. Ты тоже спокоен. Как зеркало.

— Умение держать себя в руках — ещё не признак дружеских намерений, — незнакомец подал Лоргару стакан с цветными стеклами, наблюдая как примарх из еловых лап, ваты и пенопласта ваяет заснеженные лесные дебри, — зачем тебе осколки?

— Они будут озером, — пробормотал Лоргар, стремительно собирая из спичек и проволок деревянный колодец, — слушай, подай мне, пожалуйста, вон те нарезанные ветки.

— Я видел такие хижины и могу соорудить нечто подобное, — космоморяк, многозначительно усмехаясь, наблюдал как пучок палок, клок ваты и моток проволоки превращаются в кривоватую избушку.

— Действуй, — пожал плечами Лоргар, задумчиво расчесывая пятерней затылок и соображая, куда прицепить собранное из спичек окно, — я хочу успеть за эту ночь хоть часть от общего объема работы.

Какое-то время оба терзали макет в относительной тишине.

— Я слышал, древние терранцы говорили: «Трудно быть богом», — заметил гость, и его татуированное лицо изобразило пренебрежение, — богоподобность естественна для примарха. Ты не человек. Ты — полубог, который тратит свои силы на вздор и мелочи. Богом быть трудно, но это — твой долг…

— Богу, (богу с большой буквы, у которого есть имя собственное, и оно — Бог), совсем не трудно быть Богом. Это человеку трудно быть Богом, — пожал плечами Лоргар, собирая из бутылочных стекол озеро и намешивая светло голубой колер, — более того. Человек не должен становиться богом, человеку необходимо в любых ситуациях оставаться человеком.

— Я знал человека по имени Аргел Тал, — осторожно начал космоморяк, собирая из палок нечто смутно напоминающее хижину, — он говорил: «Мы никогда не были людьми. Нас забрали из семей, чтобы вести Бесконечную Войну во имя тысячи обманов»…

— Кем он был? — Лоргар рассеянно порылся в пучке кистей, — этот Аргел Тал. Астартес? Кто он?

— Это важно? — в глазах гостя мелькнул интерес.

— Важно, — Лоргар налепил по кромке «озера» пучки щетины и поискал глазами кисть, — человек, утверждающий, что никогда не был человеком не совсем нормален. У него либо какие-то проблемы с самоопределением, либо в нем воспитали нелюдя. И он медленно, мучительно осознает это.

— Одно другому не мешает, — легионер склонил голову на бок, разглядывая Лоргара.

— Кто этот Аргел Тал?

— Капитан седьмой штурмовой роты ордена Зазубренного Солнца из легиона Несущих Слово, ученик Эреба, Алый Владыка Гал Ворбак и Вакра Джал. Был одержим демоном по имени Раум; когда Аргел Тал говорил, можно было отчётливо услышать одновременно два голоса. Как и прочие Вакра Джал, капитан оттачивал боевые навыки на аренах Пожирателей Миров, причём часто дрался в паре с Кхарном, поскольку они были друзьями, — пожал плечами легионер, — тебе ничего не скажут эти имена. Вы не знакомы.

— Он жив?

— Мертв.

— Я запомню его имя, — подумав, пообещал Лоргар, — Колхида?

— Колхида. В чем-то он действительно был прав. Человечество примет богов или канет в забвение. Мы действительно видели, как пылает Империум. Мы видели, как вымирают народы. Мы видели, как это происходит, как происходило раньше. Это цикл жизни Галактики, подчиняющийся смеющимся и жаждущим богам, — космоморяк склонил голову на бок, воюя с рассыпающимися палками, — к сожалению, всё это правда.

— Цивилизации сами кормят своих нематериальных палачей своими пороками, — возразил Лоргар, — отродья варпа не имели бы над людьми такой власти, если бы люди сами, тысячелетиями, не демонстрировали бы настолько неистовое падение нравов. Ты зря подбираешься к моему нутру. Я никогда не признаю паразитов варпа богами.

— Я не несу в себе поклонение Хаосу, ты можешь это ощущать, я знаю, — холодно улыбнулся легионер, — но, да, ты прав, стоит признать, это также не значит, что мне можно верить.

— Зачем ты здесь? — пальцы Лоргара нервно дернулись, сминая неудавшуюся глиняную собаку, — я никогда не поверю, что альфарий будет совершать настолько далекий варп-переход ради сомнительного удовольствия лепить со мной макет.

Альфарий рассмеялся, качая головой, установил свой кривой сарай где-то рядом с колодцем и с громким скрежетом прошелся, разминая шею. Лоргар проводил альфа-легионера непонимающим взглядом и что-то в нём оборвалось. С глаз будто спала пелена. Татуированное лицо неуловимо менялось, всё больше напоминая Лоргару его собственное лицо и лицо Императора. Да и ростом космоморяк при ближайшем рассмотрении оказался куда как выше — выше самого Лоргара, во всяком случае. Выше и намного шире в плечах, даже с учетом брони. И что-то в незнакомце было родственное, трудноопределимое, но Лоргар никак не мог разобрать что именно.

— Ты независим в мыслях и действиях. Мне это нравится, — из ледяных глаз гостя исчезли последние искры света и смеха. Аврелиан был готов поклясться, что из глазниц легионера его разглядывает бесконечно опасная, расчетливая гадюка, — и самоотвержен до безумия. Что ещё лучше. Такие как ты сгорают без сожалений.

Лоргар моргнул, отложил крышку с краской и очень медленно задвинул макет обратно под лестницу. Вместе с табуретом. Ногой. Неподвижно разглядывая спокойное лицо гостя:

— Ты не легионер. Не так ли?

— Возможно, — улыбнулся гость, его ледяная, мертвая улыбка вообще мало что общего имела со смехом. Так улыбались бы ядовитые змеи, умей они улыбаться, — отцу придётся считаться с тобой. Ты не меньший идеалист чем он. Вы оба верите в несуществующие максимы. Ты — в своего бога, наш отец — в свои Имперские Истины.

Лоргар изумленно моргнул и перевел взгляд с лица на нагрудник:

— Наш отец? Наш? Отец? Господи…

— Учись управлять собой. Твой свет слишком ярок в кипящих потоках имматериума, — незнакомец окинул Лоргара последним взглядом и неспешно растаял в зеленой вспышке, — ты полезен. Будет досадно лишиться столь… необычного примарха раньше времени.

* * *

Ядовитый гиблый мрак, скользкий и липкий, забирался в ноздри густым смрадом нечистот и раскисшей мертвечины. Тысячерукий мрак гасил отчаянно дотлевающие крохи света: кромки поганых грибов мерцали и гасли из нечистот и гниющего металла. Бледный ребенок истощенной тенью смотрел из миазмов сточных туманов. И его с инфернальным шепотом обнимало тысячерукое безумие адских грёз. Грёзы обещали тысячи смертей. Грёзы разрывали сознание на «до» и «после». Ломали. Сводили с ума. Лоргара обожгла стоокая, ментальная боль мальчишки. Она выворачивала нутро и сводила с ума. Нагая, косматая, бледная тень человека, полудикое дитя сточных канав проклятого мира воров и убийц с холодными черными глазами старца смотрело на Лоргара из густеющего мрака.

«Сын твоего отца», — шептало его тысячерукое безумие, сипло хрипя от смеха и жадно скалясь, — «пожиратель крыс из сточных ям отравленного мира. Убей или умри».

— Кто ты? — хриплый шепот мальчишки поглотили клубы ядовитых испарений, — почему ты мне снишься?

Лоргар прислушался к себе. А, собственно, действительно. Почему? Ответ пришел сам собой, легко и просто, как бывает только во сне:

— Потому что я тоже потерялся.

— Если ты солгал, я убью тебя, — совершенно черные глаза мальчишки неподвижно разглядывали китель Лоргара.

Что-то внутри Аврелиана дрогнуло от этого ровного голоса и нездорового блеска в глазах. Жгучим потоком раскаленной лавы его накрыло чувство стыда. Впервые в жизни Лоргару было настолько нестерпимо стыдно перед кем-то: за себя, за своё счастливое детство, за любящих родителей и мирное небо над головой. За то, что не он, Лоргар, а этот тощий мальчишка, дрожит в прелом мраке разбитых кварталов огромного мрачного города. За этот чудовищный ядовитый воздух, за черное от взвесей и дыма небо, за вопли смертельного ужаса и муки, что звучат отовсюду. Из провалов окон, из подворотен и сточных ям.

— Я найду тебя. Слышишь? — Аврелиан шагнул в нестерпимо смердящую жижу. Косматый мальчишка заметно напрягся и, затравленно ёжась, отступил в тень руин. Нависший над ним остов какого-то каменного строения изъязвленным когтем подпирал остриём черное от ядовитых взвесей небо. Чумазый потерчёнок из малороссийских сказок, умершее некрещеным дитя из восточнославянского фольклора. Вот кого напоминал потерявшийся во тьме ребенок, — скажи мне своё имя!

— Смерть в темноте, — голос мальчишки поглотил туман.

— Имя! — Лоргар поспешно рассекал мутную, липкую жижу, борясь с потоком нечистот и мертвецкой гнили, — твоё имя!

Тонкие синевато-серые губы ребенка сложились в жесткую трещину от уха и до уха, отчего лицо на миг превратилось в гротескную маску. Сиплый, не детский голос дробился об остовы свай и зловонные камни, зловеще шепча тысячами ртов разом, ломая кости и выкручивая из легких воздух:

— Я знаю, кто ты.

— Твоё имя. Кто ты?! — поспешно пересекая поток гнили и утопая в отравленной тьме, воззвал Лоргар, — что это за мир?! Кто ты? Имя!

— Призрак, — тихий голос беспомощно дробился и таял во тьме оборванной струной, — мне холодно.

— Я с тобой. Слышишь? Не бойся! Ты не один. Я найду тебя, — Лоргар вскарабкался на насыпь и, ухватившись за какие-то арматурные петли, подтянулся на руках и забрался на груду битого камня. Насыпь немедленно зашептала под ногами, скатывая вниз серые блочные куски и ржавый мусор.

— Не обещай. Я видел тебя. Ты пожирал осколки красного гиганта, — мальчика напряженно следил за приближающимся Аврелианом, подобравшись как для прыжка в комок оголенных нервов, — ты опоздаешь. Ты не придёшь.

— Чтобы молиться за тебя, мне нужно твоё имя, — Лоргар, задыхаясь, вывалился в темную пещеру, образованную руинными рельефами и рухнул на камни рядом с дернувшимся всем телом мальчишкой, стаскивая с себя чудом не вымокший китель и кутая в него ребенка, — чтобы найти тебя, мне нужно знать, что это за мир…

— Нострамо.

— Ностр… — зрачки Лоргара дрогнули и расширились. Да. Мальчишка поразительно походил на то, как на сайтах определенной тематики описывали Конрада Кёрза. Подозрительно следящий за его лицом будущий примарх Повелителей Ночи весь подобрался, Лоргар успел заметить тускло блеснувший под лохмотьями самодельный нож.

— Тебя нет, — мальчик с головой укутался в китель Лоргара, ревниво прижимая к себе темную ткань и настороженно разглядывая её владельца, — ты не настоящий.

Аврелиан тяжело вздохнул и разгладил рукой растрепанные черные патлы маленького оборванца, нащупав над ухом свежую кровавую корку. Под пальцами легко прощупывались угловатые острые кости. Казалось, они вот-вот прорвут тонкую серую кожу. Тоска и бессильная ярость пронзили, скручивая, нутро Лоргара. Он смотрел на оборванного мальчишку, но видел на его месте своих сестер. Истощенных, оборванных, грязных, теряющих себя в подбирающемся к глотке безумии. Слезы вскипели и выкипели где-то внутри, душным комом вставая поперёк горла. Лоргар сквозь удушающее отчаяние улыбнулся настороженно разглядывающему его ребенку и поспешил взъерошить спутанные черные волосы мальчишки:

— Да, я сон. Но это не мешает мне быть настоящим. Я найду тебя. Слышишь, котёнок?

— Я ненавижу кошек. Они жалкие, — ребенок сумрачно подобрал под себя босые, грязные ноги и уткнулся лицом себе в колени.

Лоргар обнял свои колени и изумленно моргнул:

— Вот оно как.

— Мне нравятся летучие мыши, — шмыгнул носом мальчишка, исподлобья разглядывая Лоргара, — назовёшь мышкой — выбью зубы.

— Договорились, — кивнул Лоргар, — какой сейчас год?

Мальчишка недоверчиво поджал губы и как-то оскорбленно покосился на Лоргара:

— Я обязан это знать?

— Вот и я не знаю, — как эхо отозвалась Лоргар, обнимая колени руками, — там, где я проснусь — две тысячи шестой год и планета Земля.

— Ты — мой отец? — черные глаза замерцали каким-то нездоровым, лихорадочным блеском, — ты правда ищешь меня? Ты далеко?

— Да, я очень, очень далеко. И, нет, я не отец, — медленно качнул головой Лоргар, — я — твой брат. И ищу способ вернуться. Я сделаю всё, чтобы вернуться и вернуть тебя.

— И как, например? — криво усмехаясь, поинтересовался ребенок.

— Ну… Я немного псайкер.

— Ты немного придурок, — сообщил мальчишка, разглядывая вышитый на кармане золотистыми нитями герб семинарии, — нашел дорогу в мои сны, но не можешь перенестись сюда из какого-то жалкого второго миллениума.

— Легко сказать. Я не знаю, как это работает. У меня всё методом тыка. Вообще всё, — почесал затылок Лоргар, — отец нас ищет. Нас должно быть человек двадцать. Вражьи твари разметали нас по разным мирам…

Юный Кёрз настороженно прислушался и заозирался, ловко перетекая из сидячего положения в стоячее.

— Кто-нибудь ещё приходил к тебе раньше во сне? — Лоргар непонимающе заозирался, — что происходит?

— Уходи, — нож тускло блеснул в руке, юнный Кёрз завязал рукава кителя на груди, кутаясь в него на манер средневекового плаща, — я должен проснуться. Уходи.

Лоргар медленно кивнул и закрыл глаза. Чужой сонный морок отступал мутно и болезненно. Аврелиан распахнул глаза, обнаружив, что под щекой — конспект и колпачок от ручки. Отлепив помятую физиономию от парты, Аврелиан очумело заозирался, ловя на себе ошарашенные взгляды окружающих. Внутри всё ещё выло и горело от бессилия и острой жалости. Казалось, маленький оборванец отпечатался на самой сетчатке глаз Лоргара. Аврелиан попытался вернуться обратно и даже зажмурил глаза. Но впустую.

— С добрым утром, Сидоров, — сверху вниз, сквозь огромные окуляры его скептически разглядывала Светлана Ивановна, преподаватель священной библейской истории, — а не соблаговолите ли вы нам поведать то, что я только что говорила?

— Смешение языков, — промычал Лёха в кулак, кося правым глазом.

— Володин! Не подсказывать! — мрачно напомнила старушка-историк, торжествующе наблюдая, как трехметровый студент озадаченно моргает, отдирая с багровеющей пятнами, мятой щеки колпачок от ручки, — ну-с. Удивите нас, милейший.

Лоргар покосился на конспект сидящего рядом Лёхи, но место конспекта занимал криво вырванный из тетради листок в клеточку. На листочке кривомордые орки рубились с не менее кривомордыми телепузиками. А над всем этим непотребством летала крылатая корова в скафандре.

— Башня! Зиккура-а-аты, — зашипели сзади вразнобой, — Вавило-он. Языки-и.

— Не подсказывать, — оборвала шептунов преподаватель, сурово наблюдая сверху вниз за растерянными шевелениями Лоргара, — нет уж, сидите, молодой человек. У меня нет никакого желания снова наблюдать как вы сшибаете затылком плафон. Тем более, вы же у нас феномен. Читаете со стола конспект учителя. В том числе и в перевернутом виде. Эй, гениальный среди слаборазвитых. Да, Бидонов, я про вас. Закройте и опустите на парту учебник. Я всё вижу.

— Вы говорили… о вавилонской башне и смешении языков, — сообщил Лоргар, кашлем в кулак гася сиплое шипение Лёхи, — можно своими словами?

— Да бога ради, — пожала плечами Светлана Ивановна, заметно поскучнев.

— Многие авторы, преимущественно — атеистические, любят пересказывать историю вавилонского столпотворения, сведя её до крайней степени примитивизма, — голос Лоргара окреп. Аврелиан сплел пальцы в замок, занял руками половину парты и продолжил, разглядывая собственные пальцы, — они обычно пишут об этом как о сказке. Якобы, люди решили построить башню и влезть с нее на небо, чтобы увидеть Бога, но Бог разгневался и создал множество языков, чтобы сорвать строительные работы. Подобные заявления не выдерживают даже самой слабой критики. Многочисленные цитаты из книг Ветхого Завета подтверждают, что составители Библии не считали, что можно «влезть на небо» с какого-то достаточно высокого объекта. Так, например, в библейских текстах содержатся идеи абсолютно понятные — нам. И кажущиеся ненаучными — современникам составителей Библии. Так в книге Иова, в двадцать шестой главе, в стихе седьмом мы видим прямое утверждение, что наша планета находится в невесомости: «Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем». Этот стих выражает поэтическим образом тот факт, что земля не поддерживается никаким другим объектом — а это уже нечто совершенно невообразимое и противоестественное для древних писателей. Также, в той же главе десятый стих гласит: «Черту провел над поверхностью воды, до границ света со тьмою». Эта граница между светом и тьмой, днем и ночью, называется «терминатором», т. е. границей света и тени на поверхности планеты. Своеобразная черта, где прекращается свет. Если бы кто-то стоял на этой границе, то он непременно смог бы увидеть либо закат, либо рассвет; это граница перехода дня в ночь или ночи в день. Терминатор всегда имеет форму круга, так как земля круглая…

— По теме, Сидоров, по теме, — терпеливо напомнила историк, её хищный соколиный профиль и желтоватая кожа очень ощутимо контрастировали с её же алыми крепдешиновыми жабо, бантами и воланами, выглядывающими из-под старенького бурого пиджака, — оставим в покое терминаторов и вернемся к нашим баранам.

Лоргар задумчиво промычал нечто невразумительное и кивнул:

— Да. Сейчас. Я к ним и веду, собственно. В нескольких местах Библии говорится о том, что вселенная «распростерта» или расширена. Например, в книге Исаии, в главе сороковой, написано, что Бог «распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья». Это означает, что с момента своего сотворения вселенная стала больше в своих размерах. Бог распростер её. Он расширил её. И, возможно, до сих пор продолжает расширять. Наверное, этот стих звучал довольно странно для современников. Конечно же, Вселенная не выглядит так, будто она расширяется. В конце концов, если посмотреть на ночное небо, его размер будет таким же, как в прошлую ночь, так и во все ночи ранее. Древние звездные карты практически не отличаются от современных. Могла ли вселенная на самом деле расшириться? Должно быть, в то время было невероятно трудно в это поверить…

— Это прекрасно, но я всё-таки настаиваю, что ваше внимание должно вернуться к строительству Вавилонской Башни, — сухо напомнила историк.

Лоргар энергично закивал головой и поспешил продолжить:

— Без сомнения, строение, упоминаемое в Библии имело некое противоестественное, оккультное назначение. Что именно оно могло — мы можем только гадать. Древние цивилизации в большинстве своём имели крайне развращенные нравы и всевозможные культы, почитающие бесов как богов. Оккультизм, всевозможные тайные ритуалы и изощренная жестокость настолько прочно въелись в народное самосознание, что очень скоро стали нормой. Мне кажется, что вавилонская башня, скорее всего, являлась неким сакральным объектом, способным строящим её культистам «показать бога» путем повреждения самой ткани Бытия. А иначе как объяснить то, что Господь не позволил людям закончить их труд…

— Больше! Больше воды! — ликующе зашипел кто-то с задних пар, — сейчас пара закончится!

— Разговорчики в строю! — сурово оборвала шипение историк, грозно нахмурив выщипанные до ниточек седые брови и возмущенно поглядывая на задние ряды.

— Ряд православных богословов считает, что разные языки и наречия существовали и до строительства Башни, — где-то на краю сознания проплыла мысль, что надо бы наконец выложить из кармана, купленный неделю назад и забытый, стратегический запас бульонных кубиков, а то как-то по-свински получается.

Лоргар полез в карман кителя за коробками. И обнаружил, что китель невероятным образом исчез. Вместе со студенческим билетом, оставшимся в нагрудном кармане. Невероятно похожий на явь сон все меньше казался просто сном. Решив про себя, что как-нибудь да отбрешется от дежпома, а в канцелярии оформит новый студенческий билет, Лоргар кашлянул и повторил:

— Как я уже говорил, ряд православных богословов считает, что языки и наречия существовали и до строительства Башни. Но сам мозг древнего человека был способен обрабатывать больший объём информации. Для древнего человека как бы не существовало языковых барьеров. Он понимал любое наречие. Я объясню. Скажем, есть у нас человек, не знающий иных языков кроме русского языка. Он смутно понимает сербский, частично — украинский и белорусский. Потому что эти языки происходят из одной языковой семьи. Или, скажем, человек знает один из тюркских языков и, как следствие, может понимать другие языки тюркской группы…

— Ближе к делу, — напомнила преподаватель, внимательно разглядывая Лоргара. И мельком взглянула на часы. Желтый электрический свет тускло блестел в ее седых волосах, зачесанных назад и стянутых в тугой пучок. Костистое, остроносое лицо женщины напряженно дрогнуло.

Кто-то сзади украдкой болтал и громко рылся в сумке. Лоргар моргнул, вспоминая вычитанное из статей какого-то именитого профессора, имени которого он не помнил. И развел руками:

— Мозг древних людей, видимо, не имел «заблокированных» отделов. Они понимали любой язык и не только. По всей видимости, дабы предотвратить некую катастрофу, Господь «смешал языки», заблокировал определенные функции человеческого мозга. В свою очередь, нам, из Нового Завета, из книги деяний апостолов, известно событие, обратное «смешению языков».

— А этого я ещё не говорила. Но вы… можете продолжать, — тонко и хищно улыбнулась Светлана Ивановна, кивая и разглядывая Лоргара. В её глазах читались ирония, какой-то совершенно охотничий азарт и гордость собой. Казалось, она вот-вот ухмыльнётся и скажет: «Ах ты ж, шельма! Выкрутился. Моя! Моя школа!»

— Сошествие Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы, в иудейский праздник Шавуот, — объявил Лоргар, ликующе поблескивая глазами и пряча руки под парту, — напомню, это праздник дарования Торы на горе Синай. Его отмечают иудеи.

Преподаватель мельком взглянула на часы:

— Раз уж вы решили рассказать за меня тему урока, не могли бы вы разьяснить, Сидоров, что общего у «смешения языков» и дня Пятидесятницы?

— Шавуот — паломнический праздник. Первый Шавоут, который апостолы пережили без своего учителя был отмечен скорбью и горем, — Лоргар шумно втянул воздух, — они боялись иудеев, боялись фанатиков, ждали, что, вот, сейчас за ними придут воины, схватят и поволокут на казнь. Так случилось, что пятидесятый день после Воскресения Христа пришелся на Шавуот. В Иерусалиме было множество паломников: иудеи из разных стран и бывшие язычники, принявшие иудаизм.

— Бидонов, напомните нам, что было дальше, — голос старушки заметно похолодел.

— Да в доме они закрывшись сидели, — Бидонов вытряхнул из конспекта ручку, — молились. Потом начался шум как от ветра, наполнил весь дом и на всех присутствующих сошли языки пламени. И все наполнились Святым Духом и начали говорить и славить Бога. Иудеи сбежались на шум. Были шокированы. Каждый слышал, что все апостолы говорят на его языке…

— Вторая глава, шестой стих. «Каждый слышал их говорящих его наречием», — подал голос кто-то с задних парт.

Лоргар закрыл глаза и по памяти процитировал:

— «Пораженные этим, они с изумлением спрашивали: «Разве все эти люди, что сейчас говорят, не галилеяне? Почему же каждый из нас может слышать их на своем родном языке? А здесь и парфяне, и мидяне, и эламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и окрестностей Киринеи ливийской, и пришедшие из Рима, как иудеи, так и обращенные из язычников, критяне и арабы — и все мы слышим, как они говорят на наших языках о великих делах Божиих!» Деяния Апостолов, вторая глава, с седьмого по девятый стихи. Другими словами, день сошествия Святого Духа на апостолов — это не только день рождения Церкви. Апостолы не просто заговорили на других языках. Языковые барьеры и условные рамки физических законов просто перестали для них существовать. Исполненные Святого Духа, они исцеляли, проповедывали иноземцам, не замечая языковых форм. И пророчествовали. Оставаясь при этом собой. Людьми.

Снаружи, разрываясь от избытка чувств, истошно затрезвонил звонок. Студенты заметно оживились и сонно завозились на местах, закрывая учебник. Где-то снаружи кто-то пронесся, гремя карманами. Фойе наполнилось гулом голосов, шарканьем и хромыми звуками собачьего вальса. Кажется, кто-то таки добрался до стоящего в фойе пианино.

— Благодарю, Сидоров, — историк зависла над журналом с ручкой в руке, энергично отмечая всех отвечавших точками, — на следующем занятии будьте внимательнее и, возможно, точка превратится в оценку. В приемлемую оценку. Это всех касается, Бидонов.

Лёха шмыгнул носом и виновато позвал, открывая учебник:

— Лоргар. Это. Прости, что не разбудил сразу. Я не думал, что ты прямо вот спишь. Ты знаешь, что у тебя китель… того?

Историк диктовала необходимые к прочтению параграфы. Лоргар отцепил с черного манжета неизвестно где обтертое меловое пятно:

— Я заметил. Ты видел как это произошло?

— Кажется, это не видел только слепой, — нехотя признался Володин, — но вроде бы внимание никто не обратил. Или сделали вид. Я не знаю.

— Как это выглядело?

— Как, как… есть, есть, моргнул, а уже и нет. Что за хрень-то опять с нами творится?

— Позже расскажу, — шепнул Лоргар, поднимаясь вместе со всеми с места, крестясь и слушая как дежурный нараспев читает короткие и очень знакомые молитвы.