Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Содержание
Вперёд
1. Ревнитель
20 октября 2020, 19:48
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Спящий оазис дышал ночной прохладой среди песков и залитых лунным светом барханов. В небе плыли пыльные отрепья перьевых облаков. Пески Колхиды мудро и степенно дремали в синем мареве, рассеянно сияли с небосклона далёкие звёзды. Костёр плясал, косматым рыжим зверем возился над хворостом, озорничал, взметая в ночное небо горстями золотые и белые искры. Фан Моргал, вождь Отвергнутых, поднял глаза к звёздному небу и раскинул руки над сонно потрескивающим огнём костра, безмолвно благодаря богов за величайший дар из всех возможных. Ибо жарким полднем, скитаясь в багряном мареве священного зноя Колхиды, Отвергнутые нашли в песках капсулу с младенцем внутри. Чудесное дитя с фиолетовыми очами, сияющими нездешним светом. Младенца нарекли Призывающим Дождь, ибо в нечеловеческих глазах его Фан Моргал увидел эхо далёкой грозы. Дивного ливня, готового покрыть весь мир своей благословенной тенью.
Фан Моргал предводительствовал своему народу уже многие годы; Отвергнутые скитались от оазиса к оазису, но не имели права входить в полисы, потому что были отлучены от церкви. Тем не менее, эти люди также чтили Четырех Богов. На Колхиде их чтили все, без исключений. Все кроме Ревнителей.
Ревнители. Уничтоженный церковью Завета древний культ. Легенда, которую рассказывают шепотом у дымных костров, бабьи сплетни пополам с вымыслом. Дикое племя варваров, что кланяются скрещенным палкам. Фан Моргал слышал, как и многие другие, от странников и от торговцев, о нечестивом племени, о безумцах из гиблых песков, что чтят некоего Забытого Бога вопреки всему: вопреки здравому смыслу, закону и чувству самосохранения. Поговаривали, что нечестивцы были одарены Четырьмя Богами великими дарами, позволяющими повелевать энергиями, но в неблагодарности своей приняли дар за недуг, скверну. И скрылись от людей в гиблых песках. Дабы вдали от всех творить свои жуткие обряды и пожирать кровь и плоть своего бога, как говорили странствующие паломники.
Колхида. Мир бескрайних пустынь. Оазисов и барханов, храмов и сторожевых башен. Сохранив частично сложные устройства и знания Темной Эры Технологий, она, между тем, пребывала в сумраке суеверия и религиозной нетерпимости. По размерам своим Колхида была втрое больше нашей старушки-Земли. Да и полный оборот вокруг местного солнца она делала за 5 земных лет. Колхидские сутки были равны 170 земным часам, а значит и летоисчисление там весьма и весьма отличалось. О, да. Колхида была во многом была уникальной планетой. Как и многие другие планеты разных сегментумов. Уникальной и безмерно удивительной её делали ее климат и её культура. Ее города-государства собой образовывали полисно-феодальную систему. Но, увы, основой всему этому великолепию был рабский труд. Рабство и вера, изошедшая на религиозный фанатизм и нетерпимость. Верили все и без исключения: рабы и хозяева, храмовые танцовщицы и жрецы, философы и карманники, вшивые попрошайки и наемники. Верили абсолютно все. Другое дело — во что.
На утопающей в песках знойной Колхиде ни один человек не сомневался в том, что боги существуют. Рабовладельческое теократическое общество жило по собственным законам тысячи лет. И для сынов и дочерей этого мира вера была столь же естественна и привычна, как дыхание, жажда или естественная потребность в сне. На планете было очень много церквей и религиозных культов, но все они так или иначе проповедовали веру во всесильных богов, правящих мирозданием. И самой могущественной, самой весомой силой во всём этом многообразии вер был Завет или Ковенант. Церковь эта имела центр в Варадеше, в одном из самых больших и влиятельных городов Колхиды. И учила поклонению Четырём Богам. Уже сам факт существования рабства не самым лучшим образом характеризовал культы Колхиды, тем более, что иерархи Завета существующее положение вещей всячески одобряли и оправдывали. К тому же культ практиковал физическое самоистязание и воинственную нетерпимость ко всем, кто не исповедует Четырёх, а это — всегда дурной признак.
— Брат, — встревоженно позвал голос. В свете костра Фан разглядел знакомые очертания фигуры, закутанной в хламиду, бледное скорбное лицо своего молочного брата. В его всегда ясных серых глазах плескались страх и настороженное недоверие, — к кострам пришел чужак. Он желает говорить только с тобой.
Вождь утомленно прикрыл глаза:
— Да будет так. Он один?
— Он слишком стар, чтобы быть угрозой, — напряженно отозвался брат, не сводя глаз с Фана Моргала, — иссохшая тень человека в звериной шкуре. Но, между тем, он коснулся Лоргара, и Лоргар тотчас же уснул. И с тех пор больше не взрослел, хотя мы видели, как найденное тобой пять дней назад дитя, из младенца превратилось в мальчика. Лоргар всё ещё дитя, очень крупное для своих лет дитя. Но он больше не растёт также быстро, как и прежде…
— Где… гость?
— Воины боятся прикасаться к нему; старец остался вне стана. И… ещё кое-что, брат, — в серых глазах заплясали рыжие блики.
— Что же? — нахмурился Фан Моргал.
— На его груди знак скрещенных палок.
Фан Моргал хмуро сложил подбородок на руки и задумался, неосознанно поджав губы. Этого не может быть. Проклятое племя еретиков. Возможно, если бы ему, вождю, не пришло в голову остаться близ оазиса чуть дольше, пустынный старик не нагнал бы их. Возможно даже их пути никогда бы не пересеклись бы более; пустыни Колхиды таят множество опасностей. Как бы там ни было, человек пришел с миром. С миром же полагалось его и отпустить.
— Пусть идёт к огню, — пламя взметнулось ввысь, иллюзорно повторяя собой не то очертания нагой девы, не то — невиданного косматого зверя.
Брат вздохнул и безмолвно исчез в темноте. Фан поднял глаза к небу и медленно выдохнул, усмиряя нервную дрожь в кончиках пальцев. Бояться изнуренного пустынным зноем бродягу было глупо. А одинокого старика-изгоя — ещё глупее.
— Да не знает горя твоё сердце, Фан Моргал, — тихий надтреснутый голос прозвучал совсем рядом. Вождь поднял глаза и судорожно сцепил пальцы. Слепыми бельмами ему в душу смотрел сухой согбенный старец, облаченный в шкуры и какие-то лохмотья. В узловатых бронзовых руках он сжимал посох. Лицо старика некогда обезобразил чудовищный шрам. И сейчас он чернел на лице бродяги кривой и рваной трещиной. Аугментикой ощетинились затылок и спина странника. А на впалой груди его темнел странный знак: два перекрещенных древесных бруска, короткий и длинный, связанные простой бечевой.
— Мне не нужны глаза, чтобы видеть, — возразил старик на так и не озвученный мысленный вопрос Фана Моргала, — твои боги здесь ни при чём; моё племя повредила энергия древней машины. Мы мутировали и веками выживали в этих песках, подчинив энергии тварного мира.
— Зачем ты вышел из своих песков, старик? — нахмурился вождь.
— Среди вас идёт рожденный на падение и восстание многих. Дитя, упавшее с неба, — старик тяжело оперся на посох, — отпусти его. По пятам за Отверженными идёт пастырь без паствы, жестокий клирик Города Серых Цветов. И горе вам, если он вас настигнет.
— Почему я должен верить Ревнителю? — прищурился Фан, внимательно разглядывая незнакомца.
— Ревнителю? Раньше вы называли нас Помнящими. Как бежит время, как оно искажает людскую память, туго скручивая в моток суеверий. Нет, Фан Моргал. Ты должен не мне. А им. Твоему племени. Посмотри. Они дышат, но в семнадцатый день, как ты подобрал дитя, их кровь возопиет из песков. Ты ведешь их на смерть.
— На смерть? Полагаю, ты хочешь забрать наше чудо, старик. Ты пугаешь карами, но между тем, — вождь смерил старца угрюмым, долгим взглядом, — ты не меньший лжец, чем жрецы Завета. Лоргар останется с нами. Я всё сказал.
— Да будет так, — глухо отозвался старик, поклонившись и утомленно прикрывая глаза, — я попрошу за вас моего Господа. Быть может, ваши души он укроет от зла и не даст вам заплутать в гниении энергий видимого мира, что иные зовут варпом.
* * *
Сколько дневных переходов прошло с того момента, когда караван Кор Фаэрона полностью вырезал племя Отверженных, Найро, бывший учитель, а ныне раб Фаэрона, уже не помнил. Но, видя как господин обходится с чудесным ребёнком, найденным среди Отверженных, Найро ощущал, как его сердце переполняют боль и бессилие. Найро верил в богов своего господина. Найро не имел ничего кроме своих цепей и не осознавал, насколько уродлив его мир, но он всё яснее ощущал, как глубоко в груди разрастается нечто мощное, не имеющее имени, призывающее защищать маленького найдёныша ценой собственной жизни.
Всё верно, Кор Фаэрон взял Лоргара в аколиты. Более того, Фаэрон взялся учить его Истинной Вере. Истинной в его понимании, конечно же. Но несмотря на весь свой религиозный опыт и завоеванный в изнуряющих разум спорах авторитет, Фаэрон как был, так и оставался тираном. Тираном, деспотом и отвратительным человеком. Совершенно не способным ни учить, ни воспринимать адекватно иную точку, ни мириться с наличием чужого таланта. Обычно его обучение сопровождалось избиениями. Лоргара жестоко наказывали за малейшие провинности: когда Лоргар задавал слишком много вопросов, слишком быстро усваивал материал или когда просил попробовать прочесть книгу, которую сам Фаэрон не мог даже просто перевести. Но в то же время, маленькое пустынное диво по имени Лоргар всё ещё являлось сверхчеловеком. Так что, Лоргара Аврелиана наказывать побоями было весьма и весьма непросто. Когда Кор осознал это, он завел для своих воинов обыкновение бить Лоргара дубинами. Для того, чтобы на его теле оставались хоть какие-то раны. Ну и чтобы сломить в Лоргаре некие внутренние установки. Ведь, оказавшись в меньшинстве, не имея даже шанса на защиту, человек легко ломается. Очень легко ломается. Тем более — столь юный. Странное покорное отношение Лоргара к вынужденному наставнику всё яснее грозило перерасти в некую болезненную привязанность. Добрый Найро не знал названия этому душевному недугу, он не мог точно знать, чем обернется подобная больная привязанность, но кожей ощущал, как опасно ходит Лоргар. Не мог не видеть, сколько боли принес Лоргару Кор Фаэрон. Раба разрывало на части от невысказанного отчаяния — в фиолетовых глазах ребёнка обреченно дотлевал тот дивный свет, что некогда увидели в них Фан Моргал и Кор Фаэрон. Оба, и пастырь и вождь Отверженных, разглядели этот свет, но испытали при этом разные чувства. Фан Моргал — искреннее восхищение и надежду, а Фаэрон — желание подчинять.
Да, Фаэрон признавал в Лоргаре посланца Сил, но он не собирался давать своему ученику даже тень власти. Он постоянно унижал ученика, явно доминируя над ним и стараясь исказить, взрастить у Лоргара эмоциональную зависимость. Кор манипулировал мальчиком. Он жаждал использовать его способности для собственных низменных целей. Для возвращения в Варадеш и свержения Завета, культа, что изгнал его. Не надо забывать ещё и того, что на Колхиде Лоргара окружали фанатики. Нетерпимость здесь была нормой, как и насилие. Кор Фаэрон верил, что проповедь — это непременно духовное насилие. Он не знал ничего кроме насилия, был фанатичен, деспотично злопамятен и узок в суждениях. Найро ощущал это и боялся. Боялся увидеть, как чудесное дитя, ниспосланное Колхиде Силами, искажается, обращаясь очередным подобием жестокосердного Кора Фаэрона.
Найро склонился впотьмах над стонущим от боли мальчишкой. Окровавленная нагая грудь тяжко вздымалась, дышал Лоргар прерывисто, с натужными хрипом. Золотые клинописные знаки тускло сияли с окровавленной грязной кожи. Было невыразимо больно видеть его таким. Найро стиснул зубы и тихо втянул воздух. Рядом, опираясь на посох, опустился на колени ночной гость Найро. Слепой старец, кутаясь в звериные шкуры, склонился над Лоргаром и невесомо коснулся его бритого затылка своими узловатыми бронзовыми пальцами. Он разглаживал золотые татуировки. И они гасли, обращаясь узловатыми отметинами затянувшихся шрамов.
— Ты можешь помочь ему? — не выдержал Найро, — ты уверял, что можешь спасти его из рук моего господина.
— Я отправлю его далеко, — задумчиво отозвался старик, — очень далеко. Сквозь пространство и время. Но мне придётся заплатить. Моя жизнь на исходе, а его только начинается. Я отдам тебе свою жизнь, бедное дитя. И пусть моя жизненная энергия несёт тебя туда, где затянутся твои раны. Найро.
Раб безмолвно поднял глаза.
— Похорони мои останки, Найро, — старик отбросил посох и склонился над Лоргаром, — пески давно ждут меня.
* * *
Весенние сумерки уже дышали призраком наступающего лета. Хмельным духом несло с полей. Всё цвело, всё дышало и заливалось многоголосым птичьим щебетом. Белым маревом цветущих яблонь встретил отца Юрия церковный двор. Кукуевка дремала во мгле, за церковной оградой, за развалинами старой помещичьей усадьбы и кладбищем; где-то лаяли-заливались собаки. Дрожали в небе льдисто и остро далёкие звезды. Юрий Сергеевич Сидоров, бывший майор, ветеран Афганистана, а ныне — настоятель маленькой сельской церквушки, загремел ключами, запирая церковные двери.
Чутьё пожилого десантника весь день упрямо зудело где-то на подкорке, обещая что-то совершенно несусветное. Отпустив пораньше пономарей и ещё несколько раз обойдя вверенные ему позиции, отец Юрий на всякий случай проверил висящий на дверях сарая здоровенный ржавый амбарный замок. В сарае, если честно, и брать-то особо нечего было. Внутри, во мраке, дремала видавшая виды, осыпающаяся, ржавая «Победа», оставленная предшественниками отца Юрия «на всякий случай». Да дожидались лучших времен груды приносимых прихожанами выцветших бумажных иконок в самопальных пыльных окладах. Но уже месяц как местные мальчишки повадились лазать в сарай и играть там в карты при свете подтекающей керосинки. А керосинка — дело такое. Пойдет что не так, а там и до пожара недалеко. Так что сарай отныне исправно запирался на замок и, для верности, подпирался в одном месте неприметной щеколдой, не менее ржавой чем сам висячий амбарный балдежник.
Несмотря на то, что Кукуевка располагалась близ железнодорожных путей и даже имела станцию, магазин и местное питейное заведение аккурат за станционным залом ожидания, приход святого Марка Гробокопателя был невелик и даже беден. Когда десять лет назад отставнику достался этот приход, крыша в храме практически отсутствовала, полы благополучно догнивали, а немногочисленные росписи плыли и осыпались под напором влаги и плесени. Обнаружив плачевное состояние позиций и опасную расхлябанность вверенного ему личного состава, отец Юрий перевел приход на осадное положение и бросил все силы на ремонт крыши и борьбу с плесенью. Жесткая экономия и личные усилия самого настоятеля и его супруги быстро отсеяли тунеядцев и лентяев, а оставшиеся сплотились вокруг общей цели и обрушили на борьбу с колониями хламидомонады всю боевую мощь железного купороса. За десять лет маленький сельский приход успел проникнуться спартанским духом своего настоятеля и даже несколько расшириться. За всеми нестроениями отец Юрий следил зорко, стойко сражался за души своих подопечных, а на службах говорил такие проповеди, что послушать их сбредалось полсела.
При всём при этом, отец Юрий всю свою жизнь занимался самообразованием, много читал и трепетно любил советские военные песни. Собственно, у Сидоровых было очень много книг и виниловых пластинок: Юля, супруга отца Юрия, когда-то очень давно преподавала в городе сольфеджио и в Кукуевку с собой привезла пианино и множество книг. Любовь к музыке и к чтению жила в семье Сидоровых многие годы. Собственно, эта любовь к печатному слову и советским песням и объединила некогда пухлую хохотушку Юлю и обветренного ветерана, прошедшего Афган. Надо заметить, у четы Сидоровых было трое маленьких дочерей: Вера, Надя и Люба. Мать семейства, белокурая, синеглазая, очень полная, немного ворчливая, но добродушная Юлия Антоновна, вела при храме воскресную школу и учила детей музыке. А также руководила приходским хором. Любительский хор составляли собой, конечно же, в основном местные бабульки и галантнейший кавалер всей Кукуевки — Артем Власов семидесяти трех лет от роду. А по очень большим праздникам в церкви даже пел детский хор воскресной школы. Словом, настоятель и его супруга всячески участвовали в культурно-просветительской жизни села и это было более чем заметно.
Кроме настоятеля, на приходе имелись пятеро шустрых, шебутных мальчишек-пономарей, рекрутированных из местного населения и очень-очень старый хохмач-диакон по имени Анатолий. Анатолий этот был душой доброй, веселой и жизнеутверждающей, а главное — отзывчивой. Но временами чудил. К тому же мог в приличном обществе по-стариковски сказануть такое, что иной раз у особо впечатлительных вяли уши. Из-за чего век вековал в диаконах, а по селу постоянно ходили о нём анекдоты, один забавнее другого. Между тем, приходские бабульки престарелого диакона обожали. И давно промеж собой решили, что он если и не святой, то точно прозорливец. И пересказывали его чудачества как деяния какого-нибудь средневекового юродивого. К слову, чудить-то он чудил, да частенько его шутки-прибаутки вполне так натурально сбывались. Один раз он таким манером указал учительше, что у нее загорелся дом, а в другой — отвадил от одной вдовы и ее имущества понаехавшего из города «родственничка». В точности пересказав мошеннику, где и как тот сидел, и где его, аспида косоротого, злее всего ели комары.
Отец Юрий прошелся между цветущих яблонь, ещё раз осмотрел колодец, погасил висящую над входом в притвор лампочку и настороженно замер. Выработанные за годы службы условиях рефлексы говорили, что он не один. Звук шевеления повторился и за ним последовал исполненный страдания стон. Мальчишеский голос испуганно забормотал где-то в темноте, за сараем, в зарослях сирени. Отец Юрий, не помня себя, ринулся на звук, освещая себе путь фонариком. Слух уловил совершенно зубодробильную смесь греческих и тюркских слов, сдобренных очень необычным акцентом. Свет выловил из мрака заплаканное лицо и огромные фиолетовые глаза. В развороченных, пообломанных, примятых кустах лежал жестоко израненный полуголый ребенок. Очень крупный бритоголовый ребенок в странных восточных одеждах.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
2. Утро добрым не бывает
22 октября 2020, 16:39
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Золотисто горел незнакомый осветительный прибор: старенький, рыжий добротный агрегат сонно поблескивал золотистой бахромой и пах горелым супом. Какие-то примитивные устройства неведомого назначения занимали всю стену и часть угла. Убранство помещения указывало на то, что в нём готовят пищу. Со стены, из зеленой резной металлической коробки мужской голос пел: «Под крылом самолёта о чем-то поёт зелёное море тайги».
Лоргар успел посетить напичканную примитивными устройствами комнату для омовений, ему вручили весьма необычные одежды, судя по всему, из гардероба самого жреца, что уже по мнению Лоргара говорило о многом. Раны нещадно щипало. Люди перевязали их и смазали какой-то резко пахнущей зеленой жидкостью. Лоргар было попытался отговорить их, объясняя почти на пальцах, что это ни к чему, боль скоро пройдёт и раны затянутся; но когда помрачневший незнакомый жрец перевел его слова женщине, видимо, своей служанке, та зарыдала, крепко обняла охнувшего от неожиданности Аврелиана и заголосила-запричитала. Да так долго причитала, что Лоргар, начинающий уже кое-как понимать незнакомый язык, к своему стыду осознал, что обнимает его не служанка, а госпожа этого дома и жена жреца. Он кое-как выбрался из не женски сильных, но очень мягких рук почтенной дамы и принялся в простодушии своём извиняться за причиненные неудобства. После чего скромно заметил, что не видел в доме ни одного раба, неужели госпожа сама готовит пищу и убирается в таком большом доме? Где воины веры, и не отправил ли их господин жрец, чтобы наказать сбежавших рабов? Жрец отреагировал странно. Лицо его будто бы потемнело, а в глазах стало мертво и страшно. Он до хруста сжал кулаки, медленно встал и также медленно вышел. Лоргар проводил его непонимающим взглядом, но долго думать ему над этой загадкой не дали: беловолосая госпожа налила ему незнакомое полужидкое горячее красное кушанье. Пока Лоргар примеривался к нему ложкой, на кухню прибежали верткие как ящерки, шумные, голосистые девочки. Трёх маленьких оторв их мать тоже усадила за стол, они вертелись, щипались, смеялись и жутко безобразничали. Почтенная жена жреца, расставляя приборы, попеняла им для порядка, ставя в пример тихого Лоргара, который уж точно никогда не визжит и не дрыгает ногами. Дети наперебой спрашивали что-то и болтали, болтали, болтали, а их звонкие голоса так громко звучали и было их так много, что у Лоргара зазвенело в мозгу и прилично так заложило уши.
* * *
Милиционер Вася передал священнику заполненный протокол, размял спину, прошелся туда-сюда и деловито загремел сахарницей. Бестолково порылся в прихватках, поковырял свежевымытые стекающие тарелки и, вытянув тонкую шею, заглянул под стол.
— Чай-то будете? — поинтересовалась женщина, скептически наблюдая за незнающим куда деть руки представителем власти. Единственный кукуевский милиционер всегда так делал, когда хотел чая, сигарет, семечек на пробу или каких-то иных приношений. Причем, совершенно инстинктивно.
— Не откажусь, — оживился страж кукуевской законности и живо уселся за стол.
Отец Юрий ещё раз перечитал текст, пару раз перевернул лист, подумал и четко, твёрдо, убористо его подписал. Мальчик оказался жертвой какой-то восточной деструктивной секты гностического толка. Глава секты мало того что имел рабов и зверски избивал ребенка, так ещё и вырезал целую общину каких-то «неверных». Шрамы от клинописных символов на теле мальчика не оставляли ни малейшего сомнения: секта «Колхида» — больные изуверы. А изувер должен кормить червей; в крайнем случае — сидеть в тюрьме. Желательно, весь остаток своих дней. Но как ни бился отец Юрий, явившийся милиционер отказывался понимать всю чудовищность происходящего. Впрочем, уходить, не проев плешь, он тоже не собирался.
Изначально, отставной майор даже и не планировал посвящать это жизнерадостное чучело в произошедшее с мальчиком. Кукуевский лейтенант мог и умел портить всё, чего касался. Максимум, что он мог сделать: написать крупными буквами и повесить на заборе очередное воззвание. Поэтому, отец Юрий изначально планировал самостоятельно ехать в область, лично ходить по кабинетам и собирать все необходимые документы. Но в дело вмешался случай: страж кукуевской законности, в то самое время как священник нашел ребенка, рыскал вокруг в поисках чего-то своего. Неведомого и оттого таинственного. И, естественно, стал свидетелем происходящего. После чего нагрянул в дом Сидоровых. Священник стоически терпел все эти нелепые шевеления, но избавиться от общества милиционера Васи уже не мог.
— Ну сам подумай, Юрий Сергеич, кому я что предъявлю? Твоих сектоидов ловить — застрелишься, — милиционер уже деловито размешивал сахар в чашке, — вот если б Митька Голован у тебя по пьяни чего свинтил или подрался б кто — это я мигом. А то — сектанты.
— Да пойми ж ты, Вася, наивная ты душа, у них рабы! Не хочешь работать — не мешай.
— А если у них это дело там, того… добровольное? Посуди сам, двадцать первый век. Какие тебе рабы?
— Какие? А я тебе расскажу какие. А то ты, Вась, не знаешь, что талибы делали с нашими пленными.
Юленька поспешно вышла, прихватив с собой аптечку.
— Так то талибы. Это тебе, товарищ майор, не Чечня, не Афган и даже не Ближний Восток. Какие тут могут быть рабы? Разве что бомжи или синяки-потеряшки. Ну или нелегалы. А из них какие тебе свидетели? Сам посуди. Поймаю я этого твоего Фараона за причинное место…
— Фаэрона, — почти машинально поправил священник.
— Пусть и так, — согласился Вася и от души хлебнул чаю, попутно отряхивая колени от сахара, — изловлю я твоего этого Фаэрона за мягонькое. А на меня — коллективную жалобу. От граждан-рабов. Так, мол, и так, ущемляют наши свободы, пресветлого учителя нашего замордовали, в кутузке сгноили. Из города журналисты понабегут, правозащитники. В больших кабинетах телефоны зазвонят. Газетчики на радостях большому начальству в зад зубами вцепятся. Всех обхаят, ославят, политику приплетут. А кто виноват? Вася виноват. И пойдет Вася работать сторожем, потому что в милицию Васе путь будет заказан.
— За погоны трясёшься? — нехорошо прищурился отец Юрий, — оно и понятно. Кто ж хочет подставляться за толпу бомжей и нелегалов.
Милиционер Вася вспыхнул и, оскорбленно сияя глазами и лейтенантскими звёздочками, начал подниматься, попутно отодвигая чашку:
— Это я-то трясусь? Ну, спасибо тебе, Юрий Сергеич. Спасибо. Душевно. Вот, от кого не ждал. Я — и трясусь.
— Ну, так не я ж, — негромко отозвался священник, — по пересеченной местности ходит табором какой-то неоязыческий сброд, держит рабов, по-русски не понимает, режут кого поймают, а ты вцепился в свои погоны и боишься нос сунуть дальше станции.
— Что режут — это ещё доказать надо. Где трупы? Нет трупов. На «нет» — и разговора нет, — развел руками Вася и с вызовом в глазах судорожно дернул кадыком, — а пацан мог и из вагона вывалиться. Ты подумай сам, а как вдруг приснилось ему всё это.
— Ну-ну. «Убьют — тогда и приходите», да? Потом не канючь мне, что кругом — бардак, сам его и плодишь.
— Тяжелый ты человек, Юрий Сергеич, — вздохнул милиционер, водружая на голову фуражку, — въедливый. Как купорос. Ну сам ты посуди…
— Заявление-то прими, — сурово сдвинул брови священник.
— Да приму я, приму… число стоит?
— Всё Юр. Всё, уснул Лоргаша, — Юля бережно прикрыла дверь, стараясь не шуметь, и, кивнув на дверь, шепотом спросила, — ну, так чего? Поймают хоть этих, сектантов?
— Кого ловить? За что ловить! Где ловить? Юлия Антоновна, ну, серьёзно! Мне этого вашего здоровяка ещё как-то в город везти придётся, в детдом сдавать…
— Детдом? — всполошилась женщина, — какой детдом? Не дам!
— Юленька права, — согласился отец Юрий, — парень тихий и незлобивый. Его там забьют.
— Как же. Такого забьёшь…
— Забить можно любого, Вася. Ломать — не строить.
— Отец Юрий, ну не вам же его воспитывать, у вас, вон, своих дочерей полный дом. А он мало того что из секты, ещё и по-русски не понимает. Социальные службы, как-нибудь, потихоньку…
— Не дам! — воинственно взвилась Юленька, перекрывая собой выход и смертельно бледнея. Кажется, добрая женщина всерьез вообразила, что у нее прямо сейчас отнимут ребенка, — наш он! В нашу породу. Если в профиль — так вообще — вылитый дед мой. Да ты чего молчишь, Юра, чего молчишь?! Молчит он. Чего смотришь, чего смотришь?! Ребенок же! Пропадёт! Молчит он…
И громко всхлипнула, не сдержав рвущегося наружу негодования.
— А что говорить? — нехотя отозвался священник, — я его в любом случае усыновлять планировал.
— Вот же он, дедушка мой. Лоргаша, ну, вылитая его копия. Ему бороду — и, ну — одно лицо! — утирая передником красное лицо, Юля засуетилась над жестяной шкатулкой и торжествующе показала милиционеру пожелтевшую старую гнутую фотокарточку. С фотографии смотрела семья из семи человек. Богатырского телосложения улыбчивый бородатый мужчина, миниатюрная женщина с младенцем на руках, трое взрослых парней и девочка-подросток, — тут и мама моя, вот, младенчик. Смотри, Вася. Это мой дед. Скажи, богатырь?
— А похож, — согласился Вася, взяв в руки фото, — дедушка ваш случаем не военный?
— Диаконом он был, — негромко сообщил отец Юрий, принимая из рук лейтенанта фотокарточку, — в тридцать седьмом забрали, потом — Соловецкий лагерь. Не вернулся. Ильёй звали.
— Вы не говорили, Юрий Сергеич.
Священник пожал плечами:
— А чего говорить? Было — и было.
— Действительно похож. Особенно, когда улыбается, — милиционер поскреб веснушчатую щёку и засобирался, — усыновление — это хорошо. Это… правильно это. Да. А что по-русски не понимает — это не беда. Научится. Все… учатся.
* * *
Служба закончилась. Отец Юрий вынес крест, где-то слева Лоргар вычитывал благодарственные молитвы, а группа старух толпилась за его спиной, внимательно вслушиваясь и крестясь. Звучный, звонкий голос Лоргара звенел очень взволнованно, но читал мальчик ровно, правильно и почти не запинаясь. Прихожане прикладывались по очереди к кресту в руках священника и разбредались кто куда. Привычно копошились бабульки вокруг подсвечников, в углу громогласно шуршала пакетом с принесенными на канон, (для поминовения усопших, значит), яблоками баба Нюра, а свечную лавку облепили желающие подать записку на молебен и заказать требы. Деловито шныряли мальчишки-пономари, у самого входа, разинув рты, топтались какие-то чумазые походники с рюкзаками за плечами, а где-то в притворе, окруженный бабульками, весело митинговал диакон Анатолий.
Отец Юрий покосился на бритый лоб, испещренный шрамами-символами и моргнул. Лоргар оказался настоящим гением. Он стремительно учился, легко освоил язык, в школе очень быстро стал лучшим по всем предметам, а фиолетовые глаза его так и лучились добросердечием и состраданием. Но при этом мальчишка уже успел показать себя и свой сложный характер, вел себя часто слишком эмоционально, легко обижался и очень долго прощал. И, к тому же, был не дурак почесать кулаками, что, (с его-то силищей), очень быстро отвадило от поповского сынка всех кукуевских хулиганов. И добавило отцу Юрию разбирательств с их родителями. В поселковой больнице, в которую Лоргар за это время успел загреметь с дичайшей пищевой аллергией на перловку, врачи и вовсе огорошили отца Юрия известием о том, что у его сына сросшиеся рёбра, два сердца и лишние органы неизвестного назначения. К тому же мальчик имел очень необычные способности. Настолько необычные, что попахивали они уже каким-то колдунством. Отец Юрий даже свозил сына в областной кафедральный собор, к мощам. Но восхищенно глазеющий вокруг Лоргар, на святыни реагировал нормально и у мощей не своим голосом не голосил. Из чего священник сделал заключение, что все странности Лоргара — естественного происхождения, неизученный наукой феномен, на котором не стоит особо заострять внимание. Потому что это не полезно для неокрепшей детской психики. Крестил Лоргара отец Юрий лично, при крещении мальчику дали имя Илия, в честь древнерусского святого Ильи Муромца. Жизнеописание древнего богатыря так впечатлило мальчишку, что он, из найденных в речке камешков разных размеров и красной глины, выложил на стене, в своей комнате, невероятной красоты портрет этого былинного воителя. Как и полагается, в доспехах и при плаще.
— Отец Юрий, можно вас на минуту? — сельский врач, Алесандр Иванович, обогнул по дуге крест, скептически поглядывая на толпящихся вокруг Лоргара бабулек. Скептик и убежденный атеист, он любил на досуге порассуждать о внеземных контактах, о том, как благотворно они изменят устаревшее, косное мироощущение человека разумного, о торжестве человеческого разума над древними суевериями и о том, что цивилизация наступит только тогда, когда кирпич последнего храма упадёт на голову последнему попу.
Отец Юрий приподнял бровь и сухо сообщил:
— Я вас слушаю.
— Это насчёт вашего приёмного сына, — врач запустил руки в карманы, наблюдая, как редеет очередь, а где-то справа начинает кучковаться народ, оставшийся на водосвятный молебен, — не для лишних ушей, Юрий Сергеевич.
— Батюшка, благословите, я в город поступать еду, — рослый, рыжий Сашка Моржов приложился к кресту и сложил руки для благословения.
— Молодец, Саня. На кого учиться едешь? — благословляя, кивнул отец Юрий.
— На строителя.
— Хорошее дело, — похвалил священник, — строители всегда нужны.
Врач проводил парня снисходительным взглядом и иронично заулыбался, задавив в себе парочку ядовитых комментариев. Отец Юрий невозмутимо отпустил последних прихожан, поправил наградной крест на груди и изготовился слушать.
— Видите ли какое дело, Юрий Сергеевич, — замялся доктор, — ваш сын того. Стерильный.
— Это в каком же это смысле? — с подозрением нахмурился отставник.
— Да в прямом. Генномодифицированный он.
Отец Юрий приподнял одну бровь. Врач пожевал губами и заговорщически сообщил:
— Я знаю, что Лоргар — результат генетического эксперимента.
Повисло настороженно-изумленное молчание.
— Так, — пробормотал наконец священник, — вы точно уверены?
— Точнее некуда, — взволнованно заверил его врач, — я сам видел анализы, сам договаривался с лабораторией. Он же сверхчеловек! Суперсолдат.
Отец Юрий моргнул и перевел взгляд с врача на сына, невероятно легко помогающего диакону тащить воду. В голове бывшего майора что-то очень звонко щелкнуло. И всё резко встало на свои места. Рассказы о пустыне, о военизированной секте, о «Колхиде», о вырезающих друг друга кочевниках. Имя Лоргар подозрительно напоминающее слово «Лога́р», название одной из афганских провинций. Разговоры о рабах. Бедняга, судя по всему, действительно — жертва генетических экспериментов какого-то деструктивного восточного культа, спонсируемого Западом. Хороший вопрос, как мальчик сбежал от своих хозяев. Очень хороший вопрос. Нет, ребёнок, бесспорно, обладал феноменальными талантами и иной раз делал вещи неподвластные обычному человеку. Но чтобы так… Сверхсолдат. Спасать. Пацанёнка надо спасать. Надо скрыть его от бывших хозяев. Скрыть от всех. Защитить…
— Я уничтожил все бумаги. Сжег, — доверительно шепнул врач, подозрительно восторженно разглядывая священника. И потыкал пальцем в свежеотштукатуренное нутро купола, — главное туда не забудьте написать, что так, мол, и так Александр Иванович готов к любому содействию…
— Чего? — на всякий случай переспросил бывший майор. А то мало ли. Может… ммм… ослышался.
— Молчу-молчу, — закивал врач, юбилейно улыбаясь и, в примирительном жесте закрывшись руками, — нем как рыба. Как там поётся? «Наша служба и опасна и трудна»?
Отец Юрий вздохнул и устало прикрыл глаза. В глазах уфолога и вольнодумца всея Кукуевки горел такой бешеный азарт, что отставник осознал очень чётко: переубеждать этого гения прямо сейчас — дело провальное. Руководимый женой хор уже старательно дребезжал молитвы, читаемые в начале водосвятного молебна, а диакон и мальчишки-пономари разбирали записки с именами. Мимо, с книгами в обнимку, проплыл Лоргар. Губы его задумчиво улыбались, а в умных глазищах тлели искры очередного Очень Хитрого Плана.
— Умно-то как придумано, — между тем продолжал неизвестно чему ликовать товарищ врач, — спрятать супероружие Судного Дня, да ещё и где. В Кукуевке! Уважаю. Это по-нашему. Это сильно. А таких Кукуевок — небось полстраны. И в каждой — по такой вот детине. Не отвечайте, Юрий Сергеевич. Молчите. Я всё понял. Хочу заверить вас, что всегда верил и ждал… Молчу. Молчу. Христианство — это для такого детины даже хорошо. Как у вас там? Возлюби ближнего твоего как самого себя? «Кесарево — кесарю, божье — богу»? Идеально. Вдруг, действительно, возьмет, да начнет всех резать. А так — религия. Туда не ходи, сюда не ходи. Будь добреньким. Идеально. Ну… Я, это… пойду, наверное?
— С Богом, Александр, — тяжело вздохнув, согласился бывший майор, тихо мечтая, чтобы этот болтун наконец-то ушел.
— Я — могила, — напоследок торжественно заверил его медик. И, поспешно отбыл в неизвестном направлении.
* * *
Череда видений отступала мутно и нехотя, оставляя за собой обрывки слов, образов и металлический привкус во рту. Лоргар зашевелился под одеялом, продирая глаза и отлипая лицом от подушки. Типовые семинарские одеяла Лоргару категорически не подходили, так что постельные принадлежности пришлось везти из дома. Железные двухъярусные кровати и вовсе трещали и гнулись от простой попытки опереться. Поэтому руководство семинарии, волевым решением, отдало на нужды очень крупного студента два дивана из учительской.
Под самым ухом чей-то будильник тем временем жизнерадостно грянул на всю комнату:
Стряхая пепел на штаны,
Сидят и дышат пацаны,
Когда заходит разговор
Про Васю,
Перед Васей все равны.
Когда негодный элемент
Точил
Во злобе инструмент,
Ты отличался героизмом,
Вася,
Не сочти за комплимент.
Послышалась неразборчивая ругань. Лёха Володин, блондинистая носатая австрийская рожа, сонно выполз впотьмах из одеял и, в одних трусах, принялся, очень громко сопя и почесываясь, искать китель.
— Телефон, — глухо взвыл кто-то замогильным голосом.
Спящие зашевелились. Виляя всем организмом в такт музыке, Лёха забрался мимоходом в стол и чем-то захрустел на всю комнату. Очень навязчиво запахло бомжпакетными приправами.
Будильник между тем радостно голосил:
Земля дрожит
От мощности такой,
Вот так он бьёт рукой
Наш Вася,
И никуда не убежит
Негодник никакой,
Ах, как он бьёт ногой
Наш Вася,
И в нашем городе покой.
— Да бли-и-ен! Чей будильник?! — взревел Колян и, утробно бурча, накрыл голову подушкой.
Заспанные и злые студенты недобро зашевелились. Лоргар зевнул и, хрустя диванами, извернулся чтобы посмотреть в окно. За окном теснились тёмные многоэтажки, щурясь желтыми глазищами окон. Плыли на юг тучи, а в мглисто-синих сумерках гуляли отсветы проезжающих изредка автомобилей. Пирамидальные тополя дремали в предрассветном мраке тонкими перьями, а их золотая листва беззвучно волновалась под ветром. Лоргар улыбнулся, уловив в далеком световом пятне окна очертания жирного белого кота. Кошек Лоргар любил.
— Лоргар, это не у тебя?
— Нет, у меня на звонке Визбор, — отозвался тот, широченной пятернёй растирая по лицу остатки сна. Нехорошо. Надо бы побриться. А то Россомахин опять начнёт нудеть.
— Лёха!
— Выруби, слышь! Люди спят.
— Это не я, — отозвался Леха, роясь в шкафу.
А между тем чей-то телефон всё ещё зловредно исторгал из себя:
Он никогда
В сторонке не стоит,
Когда затронут мирный быт,
И бьётся против геноцида
Вася,
И против Васи геноцид.
Кто победит,
Идет двадцатый век,
На звездных войнах человек,
Но всё спокойно, если
Мирный Вася
Контролирует разбег.
— Да чей телефон там орёт? — Стасик отлепил руку от глаз и недовольно приподнял голову, сонно щурясь и моргая, — вы там совсем алё? Шесть утра.
— Покеда, я на череду, — жизнерадостно ухнул Лёха и, на ходу чем-то хрустя и обуваясь, свинтил в тускло освещенный коридор.
А надо сказать, что чередой в семинарии называли богослужебную практику. Череда состояла из вечернего и утреннего богослужения. Первая: вечер воскресенья, утро понедельника, вторая: вечер понедельника, утро вторника и так далее. Вечер субботы и утро воскресенья в череды не входили: эти две службы являлись мероприятием общесеминарским, для посещения обязательным. Череды же посещали только те, кто к ним приписан. Все три отделения семинарии: пастырское, иконописное и регентское были разбиты на эти самые череды. Регентши пели, пастыри и иконописцы читали или пономарили. Что кому читать заранее решали уставщики, (а это были студенты-старшекурсники, как правило). К тому же, за череды таки ставили оценки. Неявка на череду без уважительной причины считалась прогулом. А за опоздания дежурный помощник проректора по воспитательной работе и вовсе драл со студентов объяснительные.
Чей-то телефон радостно взвыл под сонные шевеления студентов:
Земля горит
От мощности такой,
Вот так он бьёт рукой
Наш Вася,
И никуда не улетит
Негодник никакой,
Ах, как он бьёт ногой
Наш Вася,
И в мирном космосе покой.
И в мирном космосе покой.
— Народ, только это… спокойно… — первокурсник Дима поднял над головой светящий и орущий телефон, — это у меня наушники выпали. Я ночью слушал, заснул и вот…
Стасик нецензурно высказался, выражая общее мнение, слез со второго яруса, прихватил туалетную бумагу и мрачно потащился на выход, загребая тапками разбросанные у входа кроссовки. Все, сонно негодуя, заворочались, принимая лежачее положение. Где-то минут через пять комната погрузилась в тишину и редкие посапывания. За стенкой басовито разливался чей-то очень музыкальный храп.
Лоргар почесал бритый затылок и аккуратно сел. Спать не хотелось. Хотелось крепкого чаю и читать. Тем более, в одной из аудиторий пастырского отделения лежал так и не дочитанный томик творений Григория Богослова на языке первоисточника*.
Примечания:
*греческий язык
Дюна — Про Васю
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
3. Вахтёр
25 октября 2020, 16:40
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Если чему и научило Лоргара Аврелиана, (именно Аврелианом его и прозвали в шутку студенты, с легкой руки преподавателя философии), общение с начальством, так только тому, что ему на глаза лишний раз лучше не попадаться. Но одно — иметь знание, и совсем другое — уметь им пользоваться.
Надо сказать, что распорядок в семинарии был почти армейский. И студенты традиционно сами мыли полы, заклеивали окна, чистили картошку, дежурили по трапезной, мыли посуду, убирали территорию, поливали газоны, сидели на вахте, копали котлованы под очередной фонтан и изредка героически чистили глубины общественного туалета на улице. Мероприятия эти назывались послушаниями. Учитывая, что за обучение, проживание и питание студенты ни шиша не платили, для Лоргара это всё звучало вполне сносно. На все эти общественно полезные мероприятия студентов назначал дежпом, дежурный помощник проректора по воспитательной работе. Как правило, дежпомов назначали из старшекурсников, но не всегда. Кто-то из дежпомов был лоялен студентам, кто-то — старался выслужиться перед начальством. Зловредный Ваня Россомахин принадлежал таки ко второй категории. Он с раннего утра без устали рыскал по территории семинарии со списком студентов в руках, выискивая, кого бы куда припахать.
Лоргара Россомахин обожал — трехметрового студента искать было очень легко, а скрыться от дежпома Аврелиан ни разу даже и не пытался. И, главное, будущий примарх искренне не понимал, что является бесценной рабочей единицей, которую можно припахать куда угодно. Главное, найти повод. В семинарии таки действовала система взысканий, и на самые тяжелые и грязные работы традиционно назначали тех, кто часто косячит. А косячил Лоргар как дышал. Зачитавшись, он часто опаздывал на общие утренние молитвы, мог забыть побриться, в самый неподходящий момент мог постирать или порвать свой китель и явиться на серьёзное мероприятие в футболке. А ещё Лоргар часто рыскал ночью, после отбоя, по коридору, пытаясь поймать телефоном сеть и пообщаться с мамой. Словом, за те два года, что Лоргар проучился в стенах родной alma mater, он написал столько объяснительных, что ими впору было уже обклеивать уличный туалет. И это утро тоже не стало исключением: зловредно улыбающийся Россомахин настиг его на лестнице. Дежпом долго, въедливо разглядывал мятое заспанное лицо будущего примарха и его черную рубашку, напоминающую чехол от танка, затем поправил пояс подрясника, разочарованно пожевал губами. И назначил дежурить на вахту. На весь день. Лоргар поулыбался, покивал. И поплелся обустраивать рабочее место чашкой, книгами, конспектами и добытым вчера на кухне печеньем.
Время тянулось как резина. Слегка клонило в сон. Лоргар уже дочитал книгу, помог поварихе открыть заевший замок, вынес ведро хлюпающих, подгнивших очисток, забытых кем-то в пищеблоке, постоял снаружи, за дверями, под желтым светом фонаря. Покормил орастых грачей забытым кем-то в столе подсохшим обкусанным бутербродом, полюбовался утопающим в синих сумерках двором и храмом. И теперь уныло хрустел креслом и неторопливо размышлял, где бы найти живого человека, знающего иврит и попрактиковаться с произношением. Письменный язык-то он освоил, по самоучителям и словарям, но насчет устного имел серьёзные опасения.
Хлопнула входная дверь, мимо вразвалочку прошелся Лёха и деловито пошлёпал наверх. По всей видимости, лохматый однокурсник Лоргара прямо сейчас изящно отлынивал от череды. Будущий примарх нахмурился: непутёвый шалопай Лёха шагал прямиком туда, где прямо сейчас, в глубинах здания, совершал свой утренний моцион самый зловредный дежпом семинарии.
— Там бродит Россомахин, — на всякий случай сообщил Лоргар, с грохотом изворачиваясь в кресле. Лёха притормозил уже где-то на лестнице и обернулся,— а после завтрака обход. По комнатам будут ходить.
— Кто?
— Проректор, да старпом с дежпомом. Смотреть, у кого срач. Сам слышал.
— Мать, — погрустнел Лёха и вернулся, — поспать не выйдет.
— Ты, кстати, дежурный по комнате, — напомнил Лоргар, — хотя бы вынеси сегодня мусор и убери свои носки с зеркала. Я ж староста комнаты, с меня же спросят…
— Ээ… да, — Лёха почесался и потопал обратно на улицу, — надо бы.
Молчавший до сих пор старенький белый телефон требовательно запищал на всю вахту. Лоргар откопал его из-под конспектов и снял трубку:
— Семинария, здравствуйте.
На том конце провода послышалось тяжкое, чуть свистящее дыхание. Несколько инфернальный, полный отчаянья мужской голос поспешно зашептал:
— Если в твой дом придут твари из твоих кошмаров, ты подставишь вторую щёку?
Лоргар с подозрением покосился на телефонную трубку. И провёл по затылку пятернёй:
— Боюсь, вы превратно толкуете Писание. Подставить вторую щёку — это не толстовское непротивление злу насилием. Эта цитата — не о непротивлении как таковом, а о межличностных отношениях. О том, что надо иметь в себе силы и мужество снова и снова переступать через личную обиду. И… пытаться найти общий язык с оскорбившим тебя братом… другом. Понять, что мучает его. Мы люди. Мы встаём и падаем. Падаем и встаём. Слишком часто люди причиняют окружающим боль, пытаясь унять собственную. В таких случаях просто надо помочь упавшему брату подняться. Переступить через себя.
— Переступить, — как эхо повторил голос сквозь белый шум помех, — ты не тот.
Лоргар дотянулся до своей пустой кружки и двумя пальцами приподнял мокрый чайный пакетик, придирчиво осматривая его со всех сторон. Немного подумав, Аврелиан закинул пакетик обратно и залил кипятком. На том конце провода сипло втянули воздух. И, сквозь шум помех, неведомый собеседник обманчиво мягко шепнул:
— Воин всегда убийца.
— Как говорил наш заклятый друг, Уинстон Черчилль: «Когда между позором и войной выбирают позор, то получают и позор и войну», — скрипнул креслом Лоргар, — защищать свою Родину и своих близких с оружием в руках — священный долг каждого христианина. Мы обязаны защищать тех, кто слабее нас. Кто зависим от нас.
Телефонная трубка ощутимо нагрелась и завоняла паленым пластиком. На том конце все звуки утонули в белом шуме. Голова закружилась, а во рту появился мерзотно-знакомый привкус железа. Лоргар резко прервал вызов, едва успев вынырнуть из чадящего вихря грязных энергий. Телефон вновь запищал. Аврелиан с опаской покосился на него и хлебнул чаю. Большая белая декоративная чашка свободно умещалась в руке и вмещала в себя где-то полведра. Телефон снова запищал.
— Семинария, здравствуйте, — нехотя вздохнул Лоргар в трубку, закрывая лицо пятернёй и утомленно прикрывая глаза.
Нелюбезный женский голос сварливо поинтересовался:
— Во сколько завтра утренняя служба?
— В семь часов.
— Одна?
— Одна.
Женский голос проворчал что-то неразборчивое и звонок прервался. В недрах здания зазвучали голоса, кто-то кого-то окликнул. Мимо, на улицу, торжественно прошествовал Россомахин с неизменным списком студентов. Дверь хлопнула и, громко переговариваясь и оглушительно шурша длинными юбками, на вахту ввалилась группа регентш.
— Лорик, молитвы в фойе? — бойкая рыжая толстушка побарабанила по столу кулачками.
Лоргар потянулся, хрустнул шеей, прищурился, разглядывая шикарную, с кулак толщиной, косу девчонки, её округлую невысокую фигурку и цветастый здоровенный платок, завязанный вокруг горла.
— Лоргар, ты там уснул что ли? — с подозрением прищурила рыжая свои васильково-синие глаза.
— Я не сплю. Я думаю, — не согласился Аврелиан достал свою бессмертную кнопочную нокию и спрятал обратно в карман, — Россомахин вышел, но для личных похождений уже слишком поздно. Значит, он отправился занимать позицию и… отмечать студентов. Фойе наверху, а крестильный храм снаружи, но Россомахин вышел именно на улицу, а это значит, что молитвы не в фойе, а в крестильном…
— Зануда, — поджала губы девушка, — мог бы так сразу и сказать.
Мимо уже двигался целый поток студентов. Телефон настойчиво запищал. Мимо, наверх, почти бегом, пронесся кто-то из заочников. Кто-то бородатый и в подряснике.
— Семинария, здравствуйте, — Лоргар зажал трубку между ухом и плечом, откапывая из-под конспектов ручку.
— Здравствуйте, — слегка игриво зазвучал в трубке интеллигентный старушечий голос, — вы знаете, вас беспокоит Розамира-Парвати Цветок Вечного Счастья. Я вам звонила вчера, но это очень важно — мне снова было видение. Ко мне явился махатма Ганди и сказал, что я должна опубликовать у вас мой третий Завет. И подарить его всем библиотекам города.
Лоргар беззвучно зевнул и уныло поковырял столешницу. Этот голос он узнал бы из тысячи. Бабулька с искусственным цветком подсолнуха в прическе, написавшая третий Завет и видящая махатм, уже успела превратиться в занятную байку, которую бывалые студенты рассказывают желторотым наивным абитуриентам. Больше всего изобретенную этой женщиной систему верований можно было бы охарактеризовать словами БГ: «По Голгофе ходит Будда и кричит: «Аллах Акбар!» Тётенька таки всячески проповедывала свои идеи, предлагала прохожим «очищенные энергиями космоса» бусинки и лепесточки и даже написала очень толстую книжку. Просто намешала в одно месиво кучу несовместимых религий, разбавила всё это каким-то психоделом вроде летающих поездов и контактеров с Сириуса. И теперь активно пыталась всё это добро напечатать от имени семинарии. Существом, в общем-то, старушка была безобидным, добрым и болезненно-вежливым. Но очень нездоровым. Лоргара она, к несчастью, искренне обожала и частенько восторженно вещала ему, что он — дитя махатм, а из его глаз — струится сам космос пополам с праной.
К столу Лоргара подсели ребята с четвертого и третьего курса. Лёнька, сияя шальными глазами и ухмыляясь, переключил телефон на громкую связь.
— Я видела новое видение, — поделилась женщина, — я стояла ночью в поле, ярко светила луна. Я была в белом платье и венке из цветов. Я кружила при лунном свете…
— И вдруг на меня упал космодесантник, — добавил негромко чей-то бас.
Лоргар поднял глаза. Подрагивая уголками губ, его очень весело и как-то задумчиво разглядывал полноватый бородач в черной футболке с красной надписью: «Витя любит пиво».
Тетка между тем невозмутимо продолжала где-то по ту сторону эфира:
— Я всё кружила и кружила при лунном свете, а потом явился призрачный поезд и проехал сквозь меня. И я испытала счастье и гармонию. Молодой человек, меня хорошо слышно?
— Очень, — вздохнул Лоргар и неловким движением едва не перевернул кружку.
— И тогда прана заструилась у меня из глаз, освещая всё своим неземным светом…
— Что вы хотели? — свистяще шепнул Лоргар, чуть подальше отодвигая телефон и внимательно разглядывая гостя.
— У вас тут что, горячая линия для тех, кто совсем ку-ку? — весело поинтересовался бородач.
Лоргар дождался, пока словесный поток дамы иссякнет, заверил её, что всё-всё записал и положил трубку:
— Люди бывают разные. Кто зачем звонит. Всем что-то да надо. Я — отвечаю. Что вы хотели?
— Я родновер. Верю в богов, — спокойно сообщил парень, весело разглядывая белые клинописные шрамы Лоргара, — меня бабка в детстве покрестила, раскреститься хочу.
— Православная Церковь никого не раскрещивает.
Бородач подался вперед, оперся руками о столешницу и понизил голос, кивнув на символы-шрамы Лоргара:
— Это ведь клинопись, а?
Лоргар потёр лоб, похрустел креслом и нехотя согласился:
— Клинопись.
— Лоргар, помоги разгрузить картошку, — шмыгая носом, завис над столом тонкий как былинка, длинный Есин, — там машина пришла. Россомахин сказал тебя заменить…
На лице бородача отразилось сильнейшее изумление. Изумление обернулось непониманием, паникой и каким-то диким ликованием, когда Лоргар встал и всей своей трёхметровой, сильно сутулящейся громадой, поплыл на выход.
— Лоргар? — на всякий случай переспросил бородач, когда Аврелиан скрылся из виду.
Занявший кресло Есин важно кивнул. Родновер поскреб пятернёй слово «пиво» и издал задушенный сиплый звук.
— У вас тут Кёрза случаем нету? — беглый взгляд ошалело ухмыляющегося бородача заплясал по разбросанным на столе тетрадкам. Все как одна были подписаны округлым, уверенным, очень крупным почерком. Правда, немного неровным.
— Впервые слышу, — пожал плечами студент.
— Жаль. Я бы… поздоровался, — бородач ещё раз ошалело усмехнулся, окинул взглядом царящий на столе бардак. Заржал в голос над чем-то своим. И, как-то очень заторможенно пялясь прямо перед собой, отбыл на улицу.
* * *
— Пст, я тут у тебя посижу? — Ника, коротко стриженная, юркая как воробушек старшекурсница, лихо приземлилась на стул, перед столом Лоргара.
И обед, и занятия давно закончились. Время ползло со скоростью контуженной мухи. С час назад, перед тем как отбыть в город, Лёха оставил на столе, для дежпома, на редкость подробную объяснительную, повествующую как он, Алексей Володин, злодейски не заправил постель, сидел в телефоне на занятии и случайно прогулял одну из пар. Лоргар со скуки прочёл её несколько раз и даже добавил от себя пару запятых и мягкий знак. И теперь почти лез на стенку от бесконечного сидения на одном месте.
— Сиди, конечно, — оживился Лоргар. Ника частенько вот так приходила посидеть на вахте, рисовала окружающих и болтала с дежурными.
Ника откопала из-под учебника по сектоведению чистую резанную бумагу и ручку. И принялась быстрыми, уверенными штрихами рисовать помятую физиономию Лоргара, его кулаки, кружку и книги.
— Ты сегодня какая-то тихая, — деликатно заметил Аврелиан, а в его чистых фиолетовых глазах забрезжило сострадание пополам с изумлением.
— Да так, — нехотя отмахнулась девушка, — с подругой всякое…
— Поругались?
— Нет. Исчезла, — Ника вздохнула и отложила ручку, — и я в этом виновата. Я не отговорила её. А должна была. Понимаешь, Лоргар, мы дружим со школы, мы всегда слушали одну музыку, любили одни книги. Она — мой лучший друг.
Мимо, раскатисто напевая себе под нос нечто из репертуара Шаляпина, деловито прошествовал диакон, отец Виктор. Необъятной громадиной грузового танкера, он проплыл мимо и исчез за поворотом лестницы. Как и полагается оперному певцу, он был невероятно широк, а от громовых раскатов его шикарного баса иной раз дрожали стёкла и вибрировали оконные рамы. Студенты поговаривали, что когда-то очень давно отец диакон действительно учился в консерватории и даже когда-то был настоящим оперным певцом.
— Понимаешь, — Ника подняла глаза, рассеянно наблюдая, как пульсирует желтый свет лампочки от перепадов напряжения, — она у меня учится в педагогическом университете, на художника. Её уговорила одна из однокурсниц сходить в одно заброшенное место. Дом в камышах. На берегу водохранилища. Там, вокруг, вообще, частный сектор, но дом… короче, дом на отшибе и он заброшен. Внутри оставили даже мебель. Я просила её туда не ходить, но она ходила и потом показывала фотки.
Лоргар нахмурился и потёр переносицу.
— Короче, там была комната с кроватью, чисто заправленной. И большое зеркало, — девушка потянулась за бумагой, — и везде нарисовано всякое. Пентакли, граффити. Ну… как в любой другой заброшке. Всё в норме, вроде бы… вот только кровать и… там везде была одежда. Рваная. Женская и детская. И обувь. И воняло гнилым мясом.
— Она в своём уме? Острых ощущений не хватало? — не выдержал Лоргар, — это же… ты мне сейчас описала обычную нору обычного манилы.
— Вот, и я. О том же, — рассеянно пожевала губами Ника, — по описаниям и фоткам — там была понарисована на стенах обычными баллончиками всякая дичь от тетраграмматонов и до круга Билла Шифра. Но не на зеркале. Там были клинописные письмена. Настоящие. Сухой кровью. И… вот это.
Девушка наскоро начертила на бумаге очень странный символ: кольцо с торчащими из него стрелками.
К столу подошел кто-то из старшекурсников, подтянув подрясник и прижимая к уху телефон, начал искать по столу чистую бумагу:
— Здравствуйте. Вы оставляли на вахте семинарии свои координаты. Насчёт того, чтоб прочли Псалтырь по усопшей. Да. Да. Когда вам удобнее? Я подойду, — парень убористым мелким подчерком заполнял клочок бумаги, — да. Угу. Хорошо. Доброго дня.
Студент сунул телефон в карман и отбыл в направлении пищеблока. Оттуда зазвучали отзвуки разговора. Хлопнула дверь и мимо, в трапезную, проковыляли бабульки из свечной лавки.
— Вот такие дела, — девушка похрустела шеей и сложила из бумажки тюльпан, — а потом она пропала.
— А не надо бы ходить куда ни попадя. Женщины. Приключений на одно место всё не хватает. А потом поздно… Её искали?
— Да так. Нам объяснили, что таких пропавших очень много и всё больше и больше… короче, дальше расклеенных по городу объявлений дело не пошло.
По лестнице сбежал растрепанный Димка, завис у стола и несколько очумело выдал:
— Дежпома видели?
— На улице, — подумав, сообщил Лоргар, — там с фонтана кто-то ежа унёс.
Возвышающееся между клумб, самодельное нагромождение из камней и цемента с водным резервуаром под ним, фонтан напоминало очень слабо. Всё-таки, его строили сами студенты, как и саму семинарию, собственно. Но по камням исправно текла вода, внизу лениво ворочались пёстрые рыбины, а с каменных порогов, из мха, доверчиво смотрел алебастровый ёж. До сего дня, во всяком случае.
— Ну народ, — усмехнулся какой-то старшекурсник, притормозив у стола, — то ежа, то фею. Ещё немного — и рыб понесут.
— Фею? — улыбнулся Лоргар.
— Всё забываю, вы же не знаете, — Ника нацепила бумажный тюльпан на мизинец, — три года назад на фонтане установили гипсовую фею. Её Гребнев отец Пётр ещё постоянно идолищем называл…
— А я всё думал, почему про фонтан говорят «пойдём к идолищу», «у идолища», — Димка кивнул мягко улыбающемуся Лоргару, — помнишь, ты это идолище везде искал?
Лоргар помнил. Он искренне перерыл всю территорию в поисках мегалитических каменных баб, но отыскал в раскисшей кленовой листве только грязный брелок с резиновым черепом, трупик крысы и проржавевшую отвертку.
Настойчиво зазвонил телефон. Лоргар снял трубку, краем уха прислушиваясь как разговор сползает в обсуждение индуистских сект. И бодро поприветствовал:
— Семинария, здравствуйте.
В трубке зашуршали. Интеллигентный старческий голос осторожно и очень вежливо сообщил:
— Здравствуйте, молодой человек. Простите за нескромный вопрос. В какой вы состоите должности?
Лоргар подпер подбородок кулаком и задумчиво захрустел столом. Взъерошенная Ника оживленно вещала о том, что агхори откололись от капалики. А капалики с санскрита переводятся как «носящие череп» и являются древней тантрической шиваистской сектой в индуизме. И что для того, чтобы понять агхори, нужно понять индуизм. Старшекурсник возразил, что там, мол, и понимать нечего: ритуально жрут трупов и не моются. Девушка возразила, что агхори — это целая философская система и опасна она в первую очередь для мозга европейцев, потому что сами индусы агхори-каннибалов обходят. На вопрос Димки, чего там такого страшного, старшекурсник разразился целой лекцией о том, что агхори питаются трупами и экскрементами. И совершают ритуалы над останками людей и животных.
— Я — обычный студент, — отозвался Лоргар в телефонную трубку, хрустя креслом.
— Это хорошо. Ваш мозг не настолько промыт религиозной отравой и вы можете меня услышать, — старческий голос звучал скорбно, — ответьте мне, молодой человек, не признак ли это регресса, когда страна космонавтов медленно превращается в страну попов? Гагарин был в космосе. И он не встретил там вашего бога.
— Нашего бога? — улыбнулся Лоргар, — искать в космосе или «на облаках» Господа Бога будет кто угодно, но не христианин. Бог — это бесконечно доброе, мудрое и всезнающее существо, не имеющее ни конца ни начала, не зависящее от законов созданного им мира, но ими управляющее. Бог непознаваем по существу, но познаваем в свойствах. Любое другое существо, не подходящее под это описание — не бог.
— Вы утверждаете, что нас создал некий бог. Но что, если мы — лабораторный эксперимент некой сверхрасы. Или, может, вы отрицаете наличие внеземных форм жизни, молодой человек?
— Наличие — не отрицаю, — спокойно возразил Лоргар, — но испытываю здоровое недоверие.
— Объяснитесь.
— Допустим… вы правитель некой планеты, — пожевал губами Лоргар, — ваши подданные благополучно истощили все ресурсы. Но есть более благополучные соседи. Их цивилизацию множество раз губили войны и катаклизмы. Допустим, они даже были уже в космосе, но этого не помнят.
— И?
— Вам необходимо заткнуть общественность и поживиться чужими благами. Для этого вы создаете, (если он уже не создан), мощный аппарат государственной пропаганды. Вы промываете мозг народным массам, серьёзные издания наперебой публикуют «свежерассекреченные данные» о том, что соседи не просто «какие-то не такие как мы», что соседи — почти животные, низшая раса, созданная лабораторным путём. Рабы, которые по факту рождения обязаны пресмыкаться перед сильным.
— Подобный политик долго власть не удержит, — голос старика зазвучал воинственно, — трудящиеся восстанут и скинут тирана.
— Верно, — согласился Лоргар, — но ложь-то останется. Она будет веками гноить народное самосознание. Направленные на пропаганду книги превратятся в исторические источники. Нельзя в таких вопросах доверять внеземным цивилизациям, какими бы технологичными они ни были. Они могут просто пересказывать чью-то древнюю ложь.
— Как и вы.
— Это уже вопрос доверия, — спокойно возразил Лоргар, — но я скорее доверюсь мнению человека, сказавшего, что «во Христе нет ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного». А не мутному инопланетянину, желающему присвоить ресурсы моей планеты. Наша наука — попытки слепых описать слона. Мы не можем точно сказать, сколько лет нашей планете…
— Радиоуглеродный анализ…
— Метод неточен, как и остальные.
— Следы коммуникаций на Марсе.
— Изуродовать Марс могли наши собственные предки, жившие до Потопа. Мы не знаем, какова была та цивилизация. Но сам факт того, что Ной не знал, что из забродившего сока винограда получается вино, говорит о том, что он никогда прежде в глаза не видел натурпродукт и привык покупать пищу в таблетированном или ещё каком виде.
— Вы шутите? — голос старика дрогнул.
— Отнюдь, — с жаром возразил Лоргар и в пылу спора едва не перевернул кулаком кружку, — да, от них не осталось никакой техники. Человечество всё начинало с нуля. Но что, если допотопным людям не нужна была техника. Что, если они создавали всё, что им нужно, посредством генной инженерии?
— Это… — голос в трубке зазвучал неуверенно, — странно слышать подобное от церковника.
— Подумайте сами, что должна была сделать целая цивилизация, чтобы Бог стёр всё живое с лица Земли мощнейшим катаклизмом? — Лоргар поднял глаза и только сейчас заметил, что между притихшими студентами стоит секретарь епархиального суда. И очень внимательно слушает, улыбаясь краем губ, — вам никогда не приходило в голову, что это мы могли изуродовать внеземные цивилизации, создавая для себя рабов? Что, если человечество однажды превратилось в Империю Зла? Что, если народы маленькой планеты Земля во времена Ноя уже были ни чем иным, как расой угнетателей, забывших о человечности и морали?
— Без сомнения, Потоп упоминается у многих культур. Но, молодой человек, его могло спровоцировать внеземное оружие…
— Верно, но управляет-то законами бытия Бог, — Лоргар поёрзал в кресле поудобнее устраивая затёкшую ногу, — вдохновляет гениев науки, выводит народы из тьмы рабства, приходит на помощь тогда, когда кажется, что всё уже тщетно. Каков бы ни был механизм катастрофы, Господь позволил ей произойти, понимаете?
— Вы мыслите… ново, — донеслось из трубки, — мне жаль, что вы тратите свой талант на религию. В научной сфере вы были бы куда полезнее. Доброго дня.
— Доброго дня, — Лоргар повесил трубку и встретился с оценивающе-изучающим взглядом секретаря епархиального суда.
— Как вас зовут, молодой человек? — сухое, жилистое лицо перечеркнула тонкая, сдержанная улыбка.
— Лоргар.
— Неужели? — в ясных льдисто-серых глазах отразилось недоумение, — откуда у вас эти белые шрамы?
— Я в детстве оказался в руках какой-то деструктивной секты, но как-то сумел сбежать, — нехотя ответил Лоргар.
Секретарь задумчиво запустил руку в бороду, постоял ещё немного, разглядывая Лоргара. И отбыл восвояси.
— Ну ты, Лоргар, даёшь, — выдохнул Димка, едва епархиальный деятель скрылся из вида, — это было мощно. Реально мощно.
Старшекурсник протянул руку:
— Будем знакомы. Влад.
Лоргар пожал протянутую руку:
— Кстати. Ника.
Девушка подняла глаза и вопрошающе качнула головой.
— Ты хорошо помнишь, где искать тот дом, в котором побывала твоя подруга?
Девушка неуверенно кивнула:
— Ну… я знаю маршрут. Но его никто даже и не искал, в полиции сказали, что такой заброшки слишком много, всю не проверишь.
— Я — проверю. Ты покажешь мне дорогу, — Лоргар поболтал содержимым кружки и задумчиво перевел взгляд на ребят, — она всё ещё может быть там. Живая.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
4. Арматура — оружие сильных
31 октября 2020, 18:29
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Саша Кладбище — Над нами баржи Абаддона
* Д.Р.Р. Толкиен
Осенняя хмарь охватила плечи Лоргара: она смотрела со стального неба и из глаз озябшего воронья, гнала свинцовые тучи на юг и швыряла под ноги клочья листвы. Ветер взревел, обжигая открытое лицо и поднимая в воздух концы шарфа. Крутой спуск узкой улочки щетинился торчащими из обочины обрезками труб, кустами и заборами. Увязавшиеся за романтикой приключений звонкий, прозрачный Димка и сутулый, длинный, костистый Лёха, притихли и тащились следом уже без всякого энтузиазма.
Лоргар искренне не хотел впутывать этих двоих, но что-то ему подсказывало, что вдвоём с девчонкой бороздить местную заброшку было бы немного недальновидно. Ника шагала рядом, нахохленнным воробушком поглядывая из-под капюшона своего тонкого серого пальто. Лоргар неодобрительно вздохнул и качнул головой. В голове теснилось столько всего разом, а разум одолевали сомнения. Правильно ли было впутывать в поиски кого-то ещё?
Человечность. Лоргар любил историю и, хоть во многом и не согласился бы с императорами Древнего Рима, но в одном из них Лоргар ощущал некое родство мироощущений. Возможно, Марка Аврелия, императора-философа, стоика и мыслителя, и изумило бы подобное сравнение, но преподающий философию отец Порфирий частенько, добродушно посмеиваясь, называл Лоргар Аврелианом. Лоргар и сам частенько обращался к жизнеописанию Марка Аврелия, когда приходилось туго. Дело в том, что по легенде Марк Аврелий приказал одному из слуг всегда быть рядом. И когда народ на улицах начинал восхвалять императора, слуга должен был шептать на ухо Аврелию: «Помни, ты всего лишь человек». Слуги такого у Лоргара Аврелиана не было. Слугу ему заменяла совесть, бессонная и бессмертная. И Лоргар всерьёз опасался однажды не услышать её голоса и потерять себя.
В большей или в меньшей степени, но во всех сыновьях Императора Человечества жила тяга достичь недостижимое. И Лоргара тоже посещала эта тяга, пагубная и местами опасная. Но он всё ещё хорошо понимал, насколько всё в мире относительно и непостоянно. Отец всегда говорил: «Ты не обязан быть идеалом, сынок. Идеал недостижим. Нет хуже, чем, гоняясь за призраками, лишиться человечности. Выбирай осторожно». Мама всегда повторяла: «Любят не за что-то. Любят просто так». Учительница литературы и русского говорила: «Ты необычный мальчик, Лоргар. Чем больше человеку дано — тем больше с него спросят. Перфекционизм сгубит в тебе человека. Гони его». Непостижимый бог распятых рыбаков и чудотворящих рабов учил: «Будьте мудры как змеи и просты как голуби». И Лоргар, со всем присущим ему упорством, старался следовать этим постулатам. Где-то приходилось чем-то жертвовать: возможным достижением неких социальных благ, знаниями и властью над другими. Лоргар выбирал. И в какой момент сияющий полубог превратился в очень крупного, но добродушного малого, Лоргар уже не помнил.
Лоргар Аврелиан не хотел быть ни вождём народов, ни идеалом. Потому что слишком хорошо понимал как это опасно для его собственного «я». Родители и старшее поколение всё ещё помнили как чудовищен культ личности. А в глазах Лоргара родители и исторический опыт являлись незыблемым авторитетом. Что до идеалов — Аврелиан слишком часто видел, что не всё, казалось бы, идеальное — правильно. Потому что в любом тленном совершенстве видимого мира таится какой-то изъян. Истово исполняя букву закона, ты медленно убиваешь его дух. А больше всего Лоргар боялся, что, дотошно следуя внешним правилам, он убьёт в себе человека. Время шло, Аврелиан привыкал мыслить столь ново и необычайно и однажды привык. Он всё также поглощал знания, учился лучше прочих и мыслил нестандартно. Но самосовершенствование он больше не считал самоцелью.
Лоргар перестал гоняться за призраками и развивал свои таланты, надеясь, что они помогут ему сохранить человечность. И сейчас, шагая по частному сектору, разглядывая проплывающие мимо дома и деревья, он ощущал себя живым как никогда раньше. В лицо дышал промозглый ветер, изредка мимо проносились в брызгах грязи случайные машины. Где-то орал охрипший петух. Лоргар пожевал губами и тяжело вздохнул. Он всегда старался выбирать правильно. Но в данный момент, рассудив честно, он не смог бы сказать самому себе, что готов противостоять неизвестно кому. А тем более — кого-то защищать. Нечеловеческая сила и огромный рост — это хорошо. Но они — ничто без знания основ рукопашного боя, без опыта, без армейской выучки.
В наушниках грохотала шумом дальнего прибоя невесть как затесавшаяся аудиозапись незнакомой группы:
Кровавым заревом затянут сектор весь.
Депеши к Терре шлет лорд-милитант:
«Мы в окружении и потерь не счесть.
Пришлите в помощь нам космодесант!»
У нас держаться больше нету сил,
Полки Имперской Гвардии разбиты
С орбиты враг все батареи подавил
И из подулья лезут Нургла аколиты.
Улица закончилась тупиком. В наушниках бодрый женский голос пел под гитарные рифы и рёв оркестра. Отвесно вниз уходил поросший кустами склон, а далеко внизу шумело равнодушно-пестрое лиственное море. Где-то впереди угадывалась полоска живой черненной стали — поверхность водохранилища. Низко плыли свинцовые тучи. А сумрак густел, густел и шептал, вкрадчиво и жутко. Лоргар сжал руки в кулаки и аккуратно перебрался за зубья арматуры, ограждающие прохожих от путешествия кубарем вниз. У ног густым ковром мирно шелестела листва. Несмолкающий хор, казалось, мрачно взывал-возглашал из-под самой земли:
Над нами баржи Абаддона,
И выстрелы титанов за спиной,
Но Император нам пришлет Астартес
Космодесант идет в неравный бой!
Нам всем «абзац» чтоб хуже не сказать;
В окопах на бойцах горит одежда.
И потому мы смотрим в небеса —
Космодесант — последняя надежда.
Темнело слишком быстро. Отпрашиваясь с ужина у дежпома, четверо заговорщиков не учли главного: осенью темнеет быстрее. Пока Лоргар со товарищи протряслись в автобусе, проплутали по узким улочкам и нашли-таки что-то похожее на спуск, на город опустились ветренные, осенние сумерки. Цепляясь за кусты и камни, Лоргар мысленно отметил, что хорошо бы близко не подпускать студентов к зданию в такой темноте и запрокинул голову. Чуть выше спускались остальные. В наушниках гремело воинственно и отчаянно:
Сомнения и сопли не для нас.
Нам недоступны миражи метаний,
Когда наш комиссар отдаст приказ —
Мы выполним его без колебаний!
Пусть говорят: «космодесант жесток».
Мы знаем — хор уродов и кретинок
Лишь прикрывает ереси росток,
Но их раздавит керамитовый ботинок.
Не беспокоит сектор Абаддон,
Спокойны звезды, мирно спит планета,
И в полной безопасности кордон —
Спасибо вам, родной космодесант, за это.
— Лоргар, смотри! — донеслось откуда-то справа. Аврелиан в самый этот момент спустился вниз и, ломая кусты, продирался сквозь заросли к торчащему из земли обрезку трубы. Обрезок оказался полноценной трубой, в меру ржавой, неровно обрезанной и острой. Лоргар аккуратно пошурудил трубой кусты вокруг себя, ощупывая землю. И удовлетворенно кивнул сам себе. Внезапно провалиться в какой-нибудь колодец или гнилой уличный нужник не хотелось от слова «совсем». Аврелиана догнал встревоженный Димка и позвал с опаской, — я не хочу показаться занудой или трусом, но, вообще-то, темнеет.
— Слабоумие и отвага! — грянула невпопад где-то сзади Ника и над зарослями ракиты одиноко замотылялся арматурный дрын с куском цемента на конце, — глядите, люди, тут была вишня. Много вишни!
— Здесь скорее всего был какой-то самострой. Нахаловка. Нахаловку расселили и снесли, — широко зевнул Лёха и, почесываясь, пнул какую-то жестянку. Она оглушительно покатилась, гремя камнями и возмущаясь на своём жестяном наречии, — почти.
— Диман, смотри, я — королева эльфов!
— Ника, — закатил глаза первокурсник Дима под гогот и грохот, — это не смешно. Выкинь ты уже этот ржавый дрын. Ты сейчас дашь кому-нибудь по башке цементом.
— Ты так говоришь потому что никогда, Диман, повторюсь, н и к о г д а, в тебе не жил толкиенист!
— И слава Богу, — проворчал Диман, воюя с ветками.
— Я пять лет была лесной охотницей Лихолесья, смертный! — потрясая ржавым дрыном,
(увенчанным цементным куском, кстати), патетически возгласила девушка, — я была лесной девой из свиты самого короля Трандуила! У меня даже доспехи были не из картона, а из жести. И это в те благословенные времена, когда наше движение только начинало осознавать себя…
— Ужас какой, — поджал губы Дима, — и с кем я только общаюсь?
— А элберет, смертное существо, — гордо расправила девушка плечи, опираясь на дрын как на посох, — зато я прочла «Сильмариллион» от и до. Помню имена всех валар, наизусть знаю все эльфийские песни Профессора*. И неплохо разбираюсь в рунах Эребора.
— Вот и я говорю, просто кошмар, — кисло покивал Диман и сунул руки в карманы, — Ник, ну это же всё бред. Эльфов не существует. А я читал статью, где говорилось, что «Властелин Колец» от сатаны и…
— Что?! — воинственно взвилась девушка, — этот твой писака от сатаны, а Профессор был христианином!
Дима вяло закатил глаза и что-то недовольно забурчал про «ну вот, началось».
— Профессор Толкиен — гений! — возмущенно тряхнула дрыном девчонка, — он один создал огромный, невероятно прекрасный мир! Он создал целый язык! У него везде сквозят отсылки к Священному Писанию!
— Ну-ну. Их при желании можно найти и у Булгакова, — надулся Димка, — Иешуа, Пилат, Ершалаим…
— Да при чём здесь Булгаков?! В «Мастере и Маргарите» мы видим никакие не отсылки, а версию Воланда, своеобразное «Евангелие от Сатаны»! — вспыхнула Ника, — а Толкиен — сказочник! Иди, вон, жги народные сказки! Там же чертовщина! Баба Яга, Кощей, кикиморы. Или, вон, как тот болезный, пойди, заяви, что надо запретить русские народные сказки потому что они, якобы, воспитывают из русских людей халявщиков!
— Эй! Я такое не говорил! — возмущенно заорал Димка, плюясь ракитными листьями и воюя с кустами.
— А ну не ссорьтесь! — грозно сдвинув брови, прогремел откуда-то сверху Лоргар.
Ника и Диман гневно умолкли, было слышно только как кто-то остервенело пинает жестянки и крушит кустарник.
— Да ладно тебе, Диман, не будь занудой, толкиенисты — отличные ребята, — Лёха выбрался из кустов и озадаченно замер подле Лоргара, вытряхивая из белых лохм ветки, — да ладно вам… вот это точно уже не смешно.
Вокруг, сколько хватало глазу, между ив и клёнов, возвышались поросшие кустарником развалины. Из зарослей вывалилась красная, взъерошенная Ника и очень громко споткнулась о крупный камень, размахнувшись дрыном. Лоргар медленно отключил плеер, смотал наушники и спрятал под куртку. Где-то под кожей шевелилось очень нехорошее, свербящее чувство. Смрад грязной энергии шептал из черных провалов и ям, из подвального мрака. Энергия удушала и звала. Лоргар привычно ощутил на языке её металлический привкус и неосознанно оперся на трубу, отчего та ушла во влажный грунт где-то сразу на полметра вглубь. Всё вокруг охватил кровавый мрак, и в вихрях энергий Лоргар увидел бледного человека, рассыпающегося на вороньи стаи. Хриплый птичий крик сотен глоток душил и оглушал одним и тем же словом: «Другой». Другой, другой, другой, другой, другой, другой, другой.
— Лоргар, — встревоженно позвал кто-то издалека, будто из-под воды, глухо и встревоженно, — Лоргар, ты там живой? Лоргар!
— Я здесь, — Аврелиан вынырнул в холодном поту из мутных потоков, глотая холодный воздух и выдыхая пар. В глазах будущего примарха всё ещё стояло алебастрово-бледное лицо незнакомца, обрамленное длинными черными волосами, настороженный, больной взгляд незнакомых тёмных глаз. И это странное одеяние. Доспех, черный с серебром доспех, напоминающий смесь какой-то немыслимой технологии будущего и средневековой рыцарской брони, — всё нормально. Всё. Нормально.
— Может… ну его? — Ника, поджав губы, с тревогой в глазах, коснулась локтя Лоргара, — ты точно хочешь туда идти?
Лоргар не ответил. Он молча перекрестился, перехватил поудобнее трубу и бросил через плечо:
— Не разбредайтесь.
— Ну нахрен, я без дубья туда не пойду, — пробормотал Лёха, озадаченно созерцая развалины.
— Есть отвертка. Надо? — Ника полезла в рюкзак, попутно роясь в его содержимое, — скальпель один. И я его не дам. Мне он для реставрации нужен…
— Больше ничего нет? — уныло завис над ней Лёха и полез пальцем себе в глаз за ресницей.
— Мне дай, — оживился первокурсник и влез в чужой рюкзак обеими руками, — ого, баклажка растворителя. Дай, а?
— Иконописцы — народ страшный, — доверительно поведал Диману Лёха, — того и гляди, чем-нибудь едким плюнут.
— Он тебе не нужен, — строго отчеканила девушка и отобрала рюкзак, — «Шестьсот сорок шестой» и «Белизна» — на крайний случай.
— А на кой нам белизна? — не понял Лёха.
— В глаза лить, — Лоргар натянул на руки надсадно скрипящие клёпанные перчатки без пальцев, поудобнее перехватил трубу и двинулся в руины, — а теперь будьте внимательны. Я должен сказать вам нечто важное. Намерения и сильные чувства осязаемы. Их можно ощутить, находясь вблизи. Я не знаю, как это работает, но это — часть человеческой природы. Животные ощущают это острее нас. Кто-то из людей может управлять этим, а в ком-то эта способность спит. Люди профессий, связанных со смертельным риском, хорошо знакомы с этим явлением. Собака чувствует удар палки и визжит от страха задолго до того как её ударят в действительности. Ниндзя ощущает чужой страх, двигаясь в тенях, задолго до того, как увидит цель. Солдата в окопе истошно тянет в отхожее место, хотя он еще не испустил дух и не обмарал штаны в последнем расслаблении мышц. Это часть нас. Господь снабдил человека способностью предчувствовать, излучать эмоции и намерения. И способностью ощущать чужие эмоции — тоже.
— К чему это ты сейчас? — приподнял брови первокурсник, пряча в кармане заостренную отвертку.
— Успокойте поджилки, если не хотите стать дичью, — Лоргар прощупал трубой заросли перед собой и недовольно цокнул языком. Стремительно темнело. На город опускалась чародейка-ночь. Но здесь, в густых зарослях и разбитых строениях, её мягкая поступь не располагала к поэтическим поползновениям. Хотелось честно орать от ярости и бессилия, исторгая гневно ревущее психо-пламя. И не факт, что головой, — маньяки и психопаты — тот самый подвид людей, который прекрасно ощущает чужой страх. И упивается им. Молитесь, я не знаю. Молитва дисциплинирует разум, успокаивает и воздействует на ход событий. От вас разит страхом.
Заговорщики переглянулись и умолкли. Нестерпимо фонящий нематериальный костёр чужих эмоций постепенно слабел и затухал. Лоргар прислушался. Откуда-то справа тянуло непередаваемой гнусью гниющих энергий. Очень знакомых энергий.
Лоргар много наблюдал и ещё больше читал. Поэтому, впервые столкнувшись с иным состоянием реальности, он отнесся к нему с подозрением. Что эта штука зовется варпом Лоргар не знал, но что варп — та ещё гнусь — разглядел точно. Эти бессвязные видения и хаотичные погружения в пучину чуждых энергий Лоргар тихо ненавидел. Все эти короткие контакты, при желании, отлично обрывала молитва. Чаще всего Лоргар пользовался для этих целей девяностым псалмом, который принято читать «от нападения врагов». Обрывать-то, псалом эти погружения обрывал. Да мерзостные ощущения, оставшиеся от грязных энергий, никуда не уходили.
Изначально Лоргар думал, что это так бесы макают его раз за разом к себе, в ад, потому что там, в аду, им и скучно, и грустно, и некому морду набить. Но, внимательно понаблюдав за происходящим и поговорив серьёзно с отцом, Лоргар пришел к выводу, что затягивает его вовсе не в ад, а в некий полуматериальный слой материального мира. В слой, состоящий из энергий, чужеродной грязи чьих-то эмоций и ошметков реального мира. И это его немного успокоило. У христианских авторов Лоргар часто находил идею того, что во всём, что сотворил Господь, есть некий прообраз. Знак, прообразующий тайну Святой Троицы. Так человек трехсоставен и состоит из духа, души и тела. И, если дух — бессмертен, то душа и тело — вполне смертны, ибо первая — энергия, а второе — материя.
Лоргар пошел дальше и предположил, что эта трихотомия, это триединство, присуща и тварному миру. И, если мир невидимый, духовный, абсолютно неосязаемый, составляли бесплотные, бессмертные духи, способные отпасть или утвердиться в истине только раз, то мир материальный — изменчив и хрупок. И он вполне мог делиться на осязаемый и энергетический. А уж на эти зловредные гиблые вихри мировой изнанки Лоргар насмотрелся до оскомины. Изнанка эта абсолютно точно была обитаема: бесноватые полчища порченных тварей в ней радостно жрали друг друга, не замечая Лоргара, пока он, мысленно повторяя про себя молитву святого Патрика, бродил среди них, скрытый чьей-то благожелательно-уверенной, непреклонной волей.
Молитву святого Патрика Лоргар любил. Она подробно перечисляла все вероятные угрозы, призывала на помощь все бесплотные силы по очереди, была поэтична, красива и здорово прятала от порождений Хаоса. Этот текст Лоргар отыскал случайно, читая толстую монографию, посвященную древнему просветителю Ирландии. По легенде, в погоню, за святым Патриком и его учениками, язычники послали воинов. Но убийцы, настигнув святого, увидели только как мимо, сквозь чащу, степенно прошло оленье стадо, возглавляемое почтенным седым вожаком. Именно поэтому эта молитва (составленная для учеников, к слову, лично просветителем Ирландии), традиционно называлась «Щитом святого Патрика» или «Молитвой Оленя». Этот незримый щит часто и очень прочно закрывал Лоргара от искаженных тварей. Но не от видений чужого прошлого. И будущего.
Видения ощутимо мешали жить и учиться. И всегда проявляли себя очень некстати. Отец вовремя объяснил Аврелиану, что его видения — отнюдь не пророческий дар, а сбой системы, последствия того, как чья-то дурная башка вздумала поиграть в бога. Отец считал, что тот, кто вылепил себе из Лоргара сверхсолдата, по всей видимости, не видел полной картины происходящего. И, случайным движением локтя, прорубил, лично для Лоргара, то самое петровское «окно в Европу», а в нашем случае — гнусную дыру в мир хаотичной энергии и энергетических же паразитов. В мир уродливых гадов, тихо жрущих друг дружку от большого ума и с голодухи. Звучало это очень даже логично. Да Лоргар и сам понимал, что никакой он не пророк: пророки от своего дара физически не страдали, а он, Лоргар, таки страдал и весьма. И поэтому парень всячески старался обходиться без погружений в этот отвратительный слой реальности. Летающие же кубики с тентаклями и прочую вибрирующе-голосящую дрянь Лоргар до того ненавидел, что, будь у него личный боггарт, он выглядел бы как вся эта разномастная гнусь, живущая в своём гигантском энергетическом гнойнике.
— Если бы не срочность, можно было бы перенести поход на воскресенье. Отпроситься с обеда, уйти на весь день. Светло, всё видно, — Димка поднял водянисто-серые глаза к звездному небу и щелкнул фонариком, — нда, спешите видеть. Темно как у негра в желудке.
— Поворачивать назад поздно, впотьмах ухнем в какой-нибудь коллектор, — отозвалась бодро Ника, — или кишками кусты изукрасим. Там, как бы, везде арматура, ребят.
— Арматура?! Да тут её в разы больше! — почти взвыл Диман, пятно света лихорадочно заплясало по угрожающе ощетинившейся досками и штырями земле, — как хотите, но я дальше не пойду.
— Уговорил, ложись прямо здесь, — царственно разрешил Лёха и, трубно высморкавшись в мятый платок, в несколько прыжков взобрался на ближайшую крышу.
— Дмитрий прав. С нас на сегодня хватит. Выходим к реке и идём вдоль воды в сторону ближайшего моста. Воскресенье послезавтра, оттстоим раннюю службу, отпросимся с завтрака и… — Лоргар неловко шагнул и с грохотом провалился под землю по самый пояс.
— Лоргар!
— Эй, чувак, ты там живой?!
— Лоргар, я иду к тебе! — белое от ужаса лицо Ники заслонило луну, — ты чувствуешь ноги?
— Да цел, я цел, — Аврелин что-то очень звонко пнул где-то внизу и полез из ямы, кроша цемент, ломая доски и расшыряя дыру вокруг себя, — кажется штанину порвал.
— Пальцы шевелятся?! Лоргар…
— Да шевелятся…
— Там что хоть такое? — Димка вынырнул из-за куска стены и случайно ослепил фонариком ругнувшегося от неожиданности Лоргара, — ой, прости. Не подумал.
— Подвал. Не подходите близко. Обвалимся, — Лоргар понемногу выбрался и сокрушенно зашарил руками по вымазанным в цементном крошеве штанам и куртке.
— Подвал — это ещё ладно, чувак, — сообщил Лёха сверху, удобно устроившись на куске стены и болтая ногами, — спасибо, что не туалет. Вот я раз уличный нужник чистил. Ну, тот, который для прихожан. Как полагается, в противогазе, в спецзащите, в перчатках… так у меня кольцо почернело. Серебро. Прикиньте…
— Сероводород, — кивнул Лоргар отряхиваясь.
— Вообще всё, полностью, — Лёха с грохотом спикировал со стены и сунул Нике руку почти в самое лицо, — гляди какое черное. Во. Глянь, даже кожа покраснела.
— Ты его мне в третий раз показываешь, — отпрянула, хмурясь, Ника и, побродив вокруг, со свистом рассекла воздух обрезком арматуры, — ну, давай, выводи нас, Сусанин. Я этих мест не знаю.
— Менты были правы. Здесь никого не найдёшь, — тяжело вздохнул Дима.
— Ничего. Ещё раз придём. Потом. А пока… Пока что просто пойдём вдоль воды, — Лоргар подобрал свою тубу и уверенно зашагал вперед, ощупывая дорогу, — идите осторожно. Здесь везде ямы.
От реки дышало сыростью и прохладой. Где-то впереди шептали сонно во тьме камыши. Шелестели-подрагивали пестрые листья в свете фонарика: это ветлы полоскали в воде свои звенящие космы и молодые вербы роняли листву и раскачивались под ветром. По ту сторону водохранилища город-громада горел сотнями огней. Уютный и теплый их свет баюкал разум и грел сердце. И казалось, что и не город это там вовсе, а дивный тысячеглазый зверь, пухнастый и сонный. Ручной хищник, лениво поглядывающий на собственные сияющие отсветы, скользящие по водной глади.
Что-то неуловимо изменилось. Лоргар поднял руку, призывая к тишине и настороженно прислушиваясь. Потоки энергий ощущались как-то странно. Как-то непривычно. Тьма накрыла берег. Густая, жадная, гиблая, она пахла кровью и мокрыми кровлями. Она пахла терпкой горечью женских духов и смертью. Призрачные тени взметнулись и тревожно зашептали на сотнях наречий разом.
— Назад! — не своим голосом рявкнул Лоргар, закрывая собой опешивших студентов, — подберите эмоции. Сейчас же. И отступайте. Через руины.
— Я тебя не брошу, — возразила Ника, судорожно сжимая дрын обеими руками. Лоргар слышал, как дрожит её голос, но девушка честно старалась избавиться от эмоций.
— Уходи, — процедил Аврелиан, принимая боевую стойку.
— Ма-ать… — ахнул Леха и отступил на шаг.
И было отчего. Тьму разорвала лиловой спиралью как рваной раной. Казалось, кто-то раздирает саму ткань реальности буйным энергетическим хвостом, вспышками диких энергий. Спираль на миг просияла белым. И из нее стремительно спикировали четыре фигуры. Нечеловечески прекрасные, пагубно утонченные существа излучали угрозу. Их движения, хищные и стремительные, казалось, опережали звук. Лоргар принял на себя основной удар и снес мощным выпадом одного из нападающих куда-то в руины. Сзади раздался дикий вопль. Краем глаза Лоргар успел заметить, как окровавленная Ника обезумевшим зайцем петляет между развалин, отбиваясь от темной смертоносно-отчаянной фигуры.
— У них уши острые! — отчаянно проорал где-то сзади Диман. Мимо пролетело нечто среднее между сгустком энергии и плевком. И к ногам Лоргара упала стеклянная ворона.
— За Валинор! — проревела где-то сзади девчонка, и окресности огласил какой-то булькающий хрип пополам с нечеловеческим воем, — братцы! Эти твари боятся «Белизны»! Она жрёт им кишки!
Аврелиан увернулся от дымящегося черного меча и с яростным хрипом вогнал трубу аккурат в солнечное сплетение противницы. Её полубезумные глаза мерцали в темноте. Цепкие бледные пальцы с длинными черными когтями подтянулись на трубе раз, другой. Мстительно хрипя, незнакомка попыталась достать Лоргара мечом, но была оглушена сильным ударом о землю. Лоргар склонился над женщиной, стремительно соображая, стоит ли добивать этих остроухих тварей или лучше всё-таки взять языка. Кто-то в кого-то явно палил в темноте из винтовки. Слева Лёха тащился впотьмах, пошатываясь и держась за голову. Он волок за ногу изуродованный труп с разможженной головой. На какой-то безумный миг Лоргару показалось, что это Ника. Но, разглядев очень странную черную броню и острое ухо, он выдохнул с облегчением.
— Я его того… И потом его завалило. А я того. Арматурой, — Леха стащил с трупа перчатку. Очень странную перчатку, — Лоргар. Это же… ну, сон, да? Это же вот…
— Эльфы! — взвыл где-то Димка, — поганые дроу, Ника, уходи! Меч! Меч с секретом! Меч! Ника!
— Поганая самка мон-кеев, — рявкнул в темноте мощный мужской голос, — как смеешь ты поднимать на меня оружие моего народа?!
— Изыди в глубины Мордора, падшая тварь! — радостно взвыла где-то Ника, — мои предки улыбаются мне! Всегда мечтала это ска…
Мрак разорвала череда взрывов. И в клубах цементного крошева рухнула одна из стен. Не вполне вменяемый гогот огласил развалины. Лоргар прикрутил взятого языка к дереву двумя кусками арматуры и кабелем. Забрал из травяной плеши дымящийся меч и ринулся в руины.
До Лоргара донеслись звуки ударов о что-то мягкое и глухие рыдания. Между остовов двух несущих стен, перемазанный с ног до головы в цементной крошке, верхом на трупе эльфийского ассасина, восседал тихий, правильный Димка. И, рыдая, продолжал вбивать в его размажженную голову очень большой булыжник. Лоргар кое-как оттащил от трупа рыдающего первокурсника, отобрал у него орудие труда, (оказавшееся единым куском из кирпичей, шпатлёвки и цемента). И почти всучил в руки найденную на трупе винтовку.
— Отродье грязных приматов, ты и твои дружки украсят шпили Комморры! — почти взвыл где-то слева голос.
— Жри, болезный! — взревел девичий голос. Со звоном разбилось нечто стеклянное, меж руин заплясало багровое пламя и окрестности огласил злобный вопль.
И Лоргар отпрянул, потому что стену натуральнейшим образом пробили стремительно растущие кости. Нечеловеческий вой разнесся по берегу и затих. Неправильно срастаясь и сплетаясь, чьи-то кости бесконтрольно разрывали плоть и ветвились во все стороны. Вопли затихли. И из-за стены показалась очень бледная физиономия Ники. Из её рассеченного плеча медленно сочилась кровь.
— Едва языком ворочаю, — неразборчиво призналась она, опираясь на заключенный в ножны меч, — кажется, меня отравили…
— Сейчас вызову скорую! — утирая лицо рукавом, зашарил по карманам Дима, — потерпи, я сейчас…
— Снимай пальто! — скомандовал Лоргар, расстегивая куртку и вытаскивая из внутреннего кармана армейскую аптечку со стерильным шприцом, бинтами, ампулами и какими-то сомнительными флаконами из-под марганцовки, — не отползай. Да успокойся ты! Это лекарство.
С девушкой творилось что-то странное. Ее все больше и больше вело и шатало. Как пьяную, в самом деле. Девчонка задрожала всем телом, мутно уставилась в одну точку, подхваченная Лёхой, и очень тихо зарыдала.
— Фонарик! — потребовал Лоргар. И, получив, оттянул веко, посветил в белеющий рот девушки, набрал шприц и хмуро всадил его куда-то в плечо. Или ближе к сердцу — Дима не разобрал. Лоргар вручил медленно приходящей в себя девушки какой-то бурый комок пахнущий свечкой и мрачно велел, — жуй.
— Что это? — Ника утерла лицо рукавом, вяло поправила на плече блузку и, пожевав, сморщилась, — это что, воск?
— Прополис с травами. Жуй. Сейчас полегчает. Дима…
— Диман сам еле ходит, — Леха поспешно подхватил девчонку под руку, — мать, до чего гнусные твари. Только вот не надо мне тут втирать, что это эльфы…
— Это дроу, — уверенно возразил Диман и стер с щеки мокрое цементное крошево, размазывая пятернёй серые разводы в белом свете фонарика, — темные эльфы. Настоящие темные эльфы… я читал, у меня была серия книг до того как я пришел в Церковь и перестал читать всякую х…
— Они из какой-то Коморы, — Ника, морщась, натянула на себя разорванное пальто, — что ты мне вколол?
— Кое-что своего изобретения, — нехотя признался Лоргар, — идти можешь?
Девушка активно закивала головой и сморщилась от боли.
— Ты создаешь лекарства? — первокурсник ошалело таращился то на Лоргара, то на сонно улыбающегося Лёху, — да ведь ты… ты…
— Ты хренов гений, Лоргар, — посмеиваясь, закончил Леха за восторженно сияющего глазами Димку.
— Я всего лишь пользовался чужими наработками. Лекарство создано на основе моей крови, — Лоргар помог девушке перебраться через груду битого кирпича, — это долгая история. Твоя регенерация улучшится, но я не уверен насчет остального. Эту штуку ещё не тестировали на людях.
— Спасибо что не дал подохнуть, — Ника выдавила из себя вымученную улыбку, — надеюсь, эти твари больше не вернутся.
— Я взял языка, — семинаристы обступили дерево с примотанной к нему, злобно кривящейся эльфийкой. Лоргар осветил фонариком агрессивно шевелящееся тело. И на всякий случай отстегнул с пояса злобно шипящей девки вычурные мглисто-синие ножны.
Синюшная, опухшая кожа, острые уши, кожаное тряпьё весьма откровенного фасона и нечеловеческая злоба в белесых глазах. И лениво наливающиеся чернотой багровые клинописные столбцы-раны на острых скулах и впалых щеках. Однозначно, темная эльфийка. Но лучше всё-таки уточнить. Так. На всякий случай.
— Что ты такое? — голос Лоргара звучал глухо и очень недобро, — говори. Или очень близко познакомлю с обитателями речного дна.
— Я нашел в её корсете это, — Леха передал Лоргару полупрозрачный мглисто-лиловый шарик. И едва Лоргар его коснулся — внутри шара ослепительно вспыхнул некий набор голубых символов.
В глазах женщины на миг отразилась паника.
— Что. Ты. Такое, — повторил Лоргар, мрачно нависая над сжавшейся от ужаса женщиной.
— Твои письмена должны сиять золотом. Отчего они потухли? Пославший меня служитель Губительных Сил обещал, что ты слаб и мягок, — пробормотала эльфийка и неосознанно отпрянула, ещё больше вжимаясь в дерево.
— Что ты такое? — повторил Лоргар, озадаченно разглядывая острые эльфийские уши.
— Друкари, — черные губы эльфийки дрогнули.
— Кто тебя послал?
— Архитектору Судеб открылось, что в потоках вероятностей есть реальность, в которой есть другой Лоргар Аврелиан. Опасный. Архитектор Судеб повелел нашему господину убить тебя. Но наш господин не желал убивать другого себя, пусть и настолько… другого. Нам приказано привести тебя в твердыню нашего господина…
— Что значит «наш господин не желал убивать другого себя»? — перебил её Лоргар.
— Наш господин — Лоргар Аврелиан, темный пророк Четырех, — отвела глаза женщина, — он послал нас, друкари, потому что боялся уничтожить древнюю Терру силой порождений варпа.
— Что она такое несет? — приподнял брови Лёха.
— Тц, я записываю, — цыкнул на него Димка, подняв повыше телефон и снимая на камеру.
— Знаки, — подал голос кто-то, — знаки на коже чернеют.
— Миров много. Другой ты из далекого будущего иной реальности хочет объединиться с тобой, он… — эльфийка дернулась и взвыла не своим голосом. Символы полностью почернели и теперь натуральнейшим образом разъедали плоть эльфийки. Её лицо медленно пожирало нечто черное, рожденное клинописными символами. Испепеляя ткани и обнажая кости, ожившая скверна уничтожала бьющееся в корчах, пронзительно визжащее тело. Еще немного — и сведенный судорогой скелет замер в своих путах — чтобы безмолвно осыпаться в траву костным прахом.
— Протокол самоуничтожения какой-то, честное слово, — пробормотал Лёха, — спорим, остальные тоже рассыпались в мелкую пыль?
— Что она там говорила? Другой ты? — первокурсник утер нос и полез в карман за носовым платком. Но вовремя вспомнил, что оставил его под подушкой.
— Комора, — раздался в тишине неожиданно ясный и твердый голос Ники. Лоргар приподнял брови, — тот парень говорил, что они родом из Коморы.
— Не Гоморры? Коморы? — на всякий случай уточнил Диман, перекладывая фонарь в другую руку и роясь в телефоне, — с украинского переводится как «кладовая».
— Надо уходить, отзвуки нашей маленькой победоносной войны, наверное, не слышал только глухой, — заметил Лоргар, пряча аптечку. Отряд нехотя двинулся вдоль берега. Лоргар нашарил в траве ножны и аккуратно спрятал в них шипящий от влаги меч.
— Ищи ещё, — Ника зависла над плечом первокурсника.
— Комо́ры, официальное название — Сою́з Комо́рских Острово́в, часто также употребляется название Комо́рские Острова́ — государство в Восточной Африке. Расположено в Индийском океане в северной части Мозамбикского пролива между северным Мадагаскаром и северным Мозамбиком. Площадь — 1862 км², — уныло прочел тот.
— Афроэльфы, — пробормотал кто-то, и студенты заухмылялись, поглядывая друг на друга и под ноги.
— И снова не то.
— С этим разберёмся позже. Сейчас куда важнее их цели. Некий «другой я», мой антипод, послал неких эльфов схватить меня и перебить всех, кто рядом…
— Вот дерьмо. Люди. До меня дошло, — выдохнул Лёха, застыв на месте. Отряд забуксовал и нехотя вернулся, обступая его, — а прикиньте, если они явились бы в семинарию. И не четверо, а больше. Они же за тобой, Лоргар… мы им так, мясо, мы им…
— Монкеи, — мрачно отозвалась Ника, — низшая раса, почти обезьяны.
— Но мы-то с ними справились! — воодушевленно возразил первокурсник, — мы же их…
— Потому что они были слабее сородичей, например? — заломила бровь Ника, — мой метнул в меня мечом. Мечом, Карл! Он вообще больше истерил чем сражался. Мне кажется, нас просто кто-то очень крупно недооценил…
— … служитель Губительных Сил обещал, что ты слаб и мягок, — сквозь шуршание записи зазвучал голос мертвой эльфийки, Дима поднял телефон выше.
— Да, нас недооценили, — Лоргар забрал телефон, перематывая запись назад и прислушиваясь к звучащему из динамиков голосу, — нам здорово повезло, оружие оказалось лучше его владельцев.
— А это значит, что мы перебили мамкиных мажоров, — уныло поскоблил пятернёй щёку Лёха, — ну всё сходится. Дорогие цацки, гонор, нездоровые похождения, отсутствие боевого опыта. Короче, шикарный вид. Леха Володин, Мажорья Смерть! Хотя бы перчаточку утянул на память…
— Небось, четверо мажоров вздумали поиграть в наёмников, а их кто-то хорошо прижал к ногтю и послал сюда.
— Да. Будь они боевиками, нас бы размазало, — кивнул Лоргар.
— У них кипит кровь, — подал кто-то голос.
— Кстати, да, — Ника воздела палец к небу, — едкие жидкости вступают в бурную химическую реакцию с их кровью и слизистой средой. Очень странная анатомия. Короче, нас недооценили и прислали лошар по скидке. Всё по пять рублей. Недооценили нас. Недооценили.
— Я бы и сам недооценил, — пробормотал Лоргар, вынимая меч из ножен, опуская лезвие в лужу и с интересом наблюдая как жадно оно испаряет воду, — четверо студентов теологического учебного заведения, в котором нет даже физкультуры. Чудо, что с этими-то справились.
— Горит и кружится планета. Над нашей Родиною дым, — мрачно возгласила Ника, отсалютовав ножнами, — и нам нужна одна победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим.
— Одна на всех, мы за ценой не постоим, — очень серьезно кивнул Диман, сопя разбитым носом и прижимая к груди свою ненормальную, украшенную ненужными узорчиками и вензелями винтовку, — дух первичен. В любом носителе русского менталитета скрывается былинная мощь воителей древности, которая…
— Ну всё, начался митинг, — закатил глаза Лёха и попылил в кусты, — вы тут пока общайтесь, а я прогуляюсь тут. Недалеко. Только не уходите, а. У меня ж… я ж магистр топографического кретинизма, я ж сам не выйду отсюда…
Лоргар как-то странно уставился в темноту, издал неразборчивый сиплый звук, закрыл пятернёй лицо и очень громко, раскатисто заржал. Ника и Димка с сомнением переглянулись.
— Вы поняли? — давясь смехом и слезами кое-как выдавил из себя Аврелиан и зашелся смехом, — альтернативный я… аааа, гений, чтоб тебя…хотел меня схватить, но…
Трехметрового студента натуральнейше скрутило в припадке смеха и, выглянув из-под пятерни и увидев вытянувшиеся лица друзей, он, разразился им снова.
— Эээ, — глубокомысленно выразил общее мнение Диман и на всякий случай отошел подальше.
— Но вместо этого… попросту… одарил всех нас… образцами… Сверхоружия будущего! — Лоргар утер рукой выступившие слезы и почти всхлипнул, всхлип же перешел в раскатистое ржание, — просто… анекдот. Манька… Ваньку обманула…
Диман и Ника уже косились на Лоргара с подозрением. Лоргар восторженно взвыл что-то невразумительно, раскатисто покатываясь со смеху и закрывая красное лицо пятернёй.
— Манька… что? — перекосило первокурсника.
— Хоть кому-то весело, — вздохнула девчонка, с улыбкой поглядывая на давящегося смехом багрового Лоргара.
— Манька Ваньку обманула, — восторженно выдохнул сквозь смех будущий примарх, растирая здоровенной пятернёй багровое лицо, — дать — дала, а замуж не пошла.
И осел в траву, давясь гоготом и всхлипывая от смеха. Димка побагровел до корней волос и возмущенно забурчал что-то про деградатов и «вот от кого не ожидал». Ника, посмеиваясь и хитро поглядывая на друзей, похлопала икающего от смеха Аврелиана по плечу и вздохнула:
— Это от нервов, это пройдёт. Зато мы теперь знаем, что темная версия тебя — ещё тот лошара.
— У нас много общего, — закивал Лоргар и зашелся в гомерическом гоготе, который очень быстро превратился в икоту и гнусное хихиканье, — ааа, Боже. Я бы посмотрел сейчас на его рожу. Вселенский лошара с синдромом мессии. Я уже мечтаю о новых дарах и приноше… пардон, о новых встречах с его слугами.
— А чего это мы тут веселимся? — жизнерадостно полюбопытствовал Лёха, оправляя края куртки и выбираясь из кустов, — я тоже хочу.
— Да так. Лоргар нашел брата по разуму.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
5. Коракс
8 ноября 2020, 23:01
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Юрий Визбор — Я иду на ледоколе
песня "В Кейптаунском порту", слова Павла Гандельмана
С фонограммы Элеоноры Филиной и Теодора Ефимова, CD «В нашу гавань заходили корабли» № 3, «Восток», 2001.
Благодаря передаче "В нашу гавань заходили корабли" этот вариант стал каноническим. Первоначальное заглавие — "Жанетта". Написана в 1940 г. в Ленинграде девятиклассником, будущим военно-морским врачом Павлом Гандельманом на мотив фокстрота Шолома Секунды בייַ מיר ביסטו שיין ("Bai Mir Bistu Shein", "Для меня ты красива", слова Якоба Якобса).
Песенка Секунды была написана для мюзикла на идише מען קען לעבען, נאָר מען לאָסט נישט "Men Ken Lebn Nor Men Lost Nisht" ("Можно было бы жить, да не дают"; английское название "I Would if I Could" — "Сделаю, если смогу"), поставленного бруклинским Rolland Theater в 1932 г. Мюзикл продержался всего один сезон, но фокстрот получил большую известность на разных языках и просто как джазовая мелодия. В СССР она называлась "Моя красавица" — и на нее пелась одноименная пародийная песня (см. "Моя красавица"). Одноклассник Гандельмана Трудослав Залесов вспоминал, что песенка "Моя красавица" была очень популярна во время создания "Жанетты", а сам Гандельман уверждал, что исполнял ее Леонид Утесов, и она "звучала в городе со всех патефонов". 31 января 1940 г. мелодию записал на пластинку джаз Якова Скоморовского.
На семинарские фасады, на ели, берёзы и яблони, на синюю громаду храма и расписанный звездами голубой купол опустилась ночная хмарь, где-то вдалеке ревели двигателями запоздалые лихачи, стремительно чертили световыми полосами фары авто, мчащиеся по автотрассе. За пустырем, за забором, далеко. По темным дворам жизнерадостно брехали собачьи свадьбы, а в темно-синем небе подрагивали-мерцали искры далеких звезд.
Вечерние молитвы закончились, дежурный, сутулый носатый третьекурсник, запирал двери храма. В обществе веселого, круглого, низкорослого колобка-дежпома и нелюбезного завхоза. Мимо проплыли старшекурсницы, обдав Лоргара сильнейшим амбрэ духов. Рядом кто-то расчихался и страдальчески засопел, утирая слезящиеся глаза. Студенты сонно расползались кто куда, звонко хохотали облепившие лавочки девчонки. Вокруг храма, беседуя, уже нарезали круги Ника и какой-то очкастый старшекурсник. Где-то в темноте светил фонариком охранник, обшаривая с кем-то на пару кусты. На предмет затаившихся бомжей и иных неопознанных объектов.
— … ритуальный каннибализм существует во многих языческих культах…
— Индуизм — темный лес, я вообще сомневаюсь, что его стоит изучать. Слишком уж все эти культы опасны для сознания европейца…
— Там ворота уже заперли?
— Да, — переговариваясь, мимо Лоргара энергично прошагали какие-то однокурсники, Лоргар не приглядывался, — позавчера Леха полз под воротами. На глазах у дежпома. Хорошо хоть без пакетов. Ты прикинь если с сумярами, да ещё и по-пластунски…
— А дежпом что? — оживился кто-то.
— Да ничего. Охранник сказал, что они с Лёхой тестируют систему безопасности. Дежпом поржал и погнал Лёху в корпус. Ну, типа поздно, отбой скоро. О, Лёха… Лёха! Ноут на ночь дашь?
— Но-о-оут? — задумчиво протянул Лёха, запустив пятерню в растрепанные пряди и хлюпая надетыми на босу ногу сланцами, — дам. Только это… чуваки… не как в прошлый раз…
— Сегодня Тихонов, он нормальный, — усомнился недавний оратор.
— А что случилось? — не поняла какая-то рослая, румяная блондинка-регентша. Лоргар с интересом зашарил взглядом по её простой, улыбчивой мордашке, по шикарному вырезу белой блузки, по косичкам и по оборкам огромной цыганской юбки в пол.
— Да Россомахин после отбоя пошел обход по общагам делать. Кто не спит, все ли на месте, — нехотя отмахнулся Леха, посмеиваясь, — и, короче, обошел. Все нормально, всё. Вышел на улицу, пошел смотреть по окнам. У кого свет горит…
— Ну да. Дежпомы всегда так делают, — блондинка в непонимании распахнула свои невозможные зелёные глаза, пушистые ресницы дрогнули как крылья тропических бабочек, — а что тут такого?
— Что такого… Да эти гении мало того, что врубили прямо в окне ночник, ещё и включили громкость на восемьдесят процентов шкалы. Сидят, смотрят ноут… А тут, такой, Россомахин вплывает.
— Да ладно тебе, тебе ж ноут потом всё равно вернули…
— Ага, через месяц.
— Что хоть смотрели?
Ребята переглянулись и многозначительно заухмылялись.
— Японский трешак, — мрачно сообщил какой-то первокурсник, — даже у нас было слышно.
— Допустим… и не совсем трэшак…
— Это было действительно жутко. «Повторяющаяся злоба». «Человек в стене».
— Фу, блин, — возмутился кто-то из девушек, — как вы это смотрите?!
— Смотрела, да? Уу, сестра, как низко мы пали… уууу…
— Саня. Отвянь.
— Сестра Ири-и-на, — не унимался однокурсник Лоргара, хихикая и корча томные рожи под досадливое фырканье Иры Гвоздь и галдёж студентов, — а «Целулоидный ужас» смотрела? Глянь, глянь… краснеет! Ты смотри! Она краснеет!
Девчонка окинула оратора скептическим взглядом. И, пряча улыбку, заметила, уходя:
— Пф. Придурок. Смотрите не попадитесь, гении.
— Впервые слышу …
— А вот эта стрёмная хрень была точно лишней, — мрачно отозвался кто-то из темноты, — чтоб я с вами ещё хоть что-то смотрел… какой гений вообще откопал эту дрянь? Она же редкая.
— Миш.
— М?
— Ты-то придёшь?
— Не, ребят, мне там своё писать. Здоровенный текст. Не. Тобусова позовите.
— Братцы, вы там как-нибудь без меня, мне завтра латынь пересдавать, — над самым ухом раздался ясный, мягкий голос Тобусова, — о, Лоргар. Там меня не искали?
— Нет, — Лоргар пожал протянутую руку, — как зуб?
— Да вот, пломбу поставили.
Где-то справа вдоль дальних бордюр, прогуливалась озябшая парочка. Лоргар стащил с плеча гитарный чехол, расчехлил, тихо звякнули под пальцами гитарные струны. Аврелиан аккуратно опустился на край скамьи, отчего под пятой точкой хрустнула литая чугунина. Лоргар очень бережно пристроил гитару себе на колени. В свете фонарей бронзово блеснули толстые струны. Гитару эту Лоргару соорудил один сельский умелец; огромная, гладкая, она была настоящим исполином, царь-гитарой со струнами не то от большой арфы, не то от контрабаса. Разницу в звучании специалист бы, наверное, уловил. Но любые другие струны под пальцами рвались на «раз».
— Пст, Лоргар, — пряча что-то под ветровкой позвал Димка, с опаской поглядывая на болтуна-дежпома прилепившегося к стайке девчонок, — Лоргар.
Дежпом, очкастый толстяк-старшекурсник что-то оживленно выспрашивал у радостно пищащих регентш, добродушно посмеивался и острил. Несмотря на своё кажущееся добродушие, Тихонов ни добряком, ни рохлей не являлся и, (хотя и имел какой-то свой собственный кодекс чести и лимит терпения), был себе на уме. И вполне мог превратить жизнь любого в сущий ад. Не со зла, не ради карьеры. А так. Для порядка.
— Лоргар, — позвал Димка, — мы там с Лехой разобрались как эта штука стреляет. Пойдём в летучих мышей постреляем, а?
Аврелиан, мягко улыбаясь, покачал головой. Пальцы будущего примарха заплясали по грифу, простой, старенький мотив поплыл по плацу, что перед храмом. Бодрый, звучный баритон Аврелиана вплетал сам себя в густеющие сумерки вкрадчиво и мягко:
Я иду на ледоколе,
Ледокол идет по льду.
То, трудяга, поле колет,
То ледовую гряду.
То прокуренною глоткой
Крикнет, жалуясь в туман,
То зовет с метеосводкой
Город Мурманск, то есть МурмАнск.
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам.
Димка в сердцах махнул рукой, досадливо что-то бросил сонно сопящему Лёхе. И оба попылили мимо храма, в сторону пустыря и торчащей посреди него часовни. Надо сказать, что семинарский храм не всегда был семинарским. Когда-то на месте семинарии находилось кладбище. Старое городское кладбище. Его однажды сравняли и, вроде бы, даже хотели застроить. Но потом землю отдали под духовное училище. Так и начала своё существование в постсоветском пространстве возрожденная семинария города, название которого не так-то и важно. Отстраивали всё заново. На костях. Копая котлованы под фонтаны, студенты нередко откапывали кости, черепа и фрагменты кладбищенских оград. Семинария в прямом смысле стояла на костях: когда её строили, студенты частенько натыкались на человеческие останки. Но выбирать не приходилось. Старый корпус отобрали еще в начале двадцатого века. Отобрали силой советские поборники цивилизации, свободы, равенства и братства. Попутно зверски расправляясь с преподавателями, со студентами и с приходскими старухами, естественно. Принадлежавшее семинарии до революции здание Лоргар часто видел на старых фотографиях: в те далекие времена семинария имела свою аптеку, обсерваторию, собственную больницу и котельную. Сейчас от того былого великолепия оставалось только величественное старинное здание в центре города. Бывший семинарский корпус занимало какое-то светское учебное заведение. Лоргар не помнил его названия, но само строение несколько раз мелькало в криминальных сводках: там обучались какие-то слишком уж буйные чернокожие ребята дерущиеся с местной шпаной и пьющие водку в общественных местах.
Лоргар вытянул ноги. Гитарные струны рассеянно звенели под пальцами:
И какое б продвиженье
Не имели б мы во льдах,
Знают наше положенье,
Все окрестные суда,
Даже спутник с неба целит,
В объективы нас берет,
Смотрит, как для мирных целей
Мы долбаем крепкий лед.
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам.
— … для агхори весь мир — это большое кладбище, где все, в том числе и они сами, уже мертвы…
— Сань, а, Сань. Дай конспект.
— … все акхори пьют вино и курят опий, потому как их бог Шива, по их вере, тоже курил опиум и пил алкоголь, сидя на вершине Кайлас и «останавливая небесный поток своими волосами»…
— Это что? Магендавид? Санёк, чего это у тебя Звезда Давида на тетради?
— Покажи.
— Во, два треугольника…
— И? Бог стал человеком чтобы человек стал богом по благодати. Символ как символ.
— Пф, что? — заржал кто-то, — это иудейский символ.
— Вообще-то, православные богословы трактуют его как прообраз тайны боговоплощения.
— Это магендавид-то?
— Магендавид — это два треугольника направленные вниз и вверх. Смотри. Первый, который остриём вниз: Бог стал человеком. Второй, острым вверх: человек стал богом. Нет, Стас. Имеется в виду не превращение в божка, а святость. «Стать Богом по благодати» — это стать святым, грубо говоря.
— Отцы Церкви говорят, что Бог стал человеком, чтобы человека сделать богом. Человек не мог бы достигнуть обожения, если бы Бог не воплотился. В этом весь смысл.
— Эээ, ладно… просто мы это ещё не проходили и слово «обожение» звучит странно…
— Оно позаимствовано у неоплатоников, но в православной традиции в этот термин вкладывается другой смысл. Не языческий. Обожение — святость.
— Ааа при чём тут… Христос?
— При том, что он — совершенный Бог и совершенный человек. Во всём подобный человеку кроме греха. Ты прости меня, Глеб, но чем ты слушаешь лекции?
— … сами индусы боятся агхори, потому что верят: те обладают мощными магическими силами — сидхи. Агхори опасны, поскольку для них не существует грани между добром и злом, они способны на все и делают, что хотят…
— Погоди, дай разобраться. То есть, вот Иисус родился, вот он учил и вот его убили. И он, типа, сделал всех святыми?
— Ладно, сейчас объясню. Вот смотри. В Ветхом Завете первосвященник приносил в жертву всяких птиц и животных за грехи людей. Но это людей от их грехов не спасало. Древним это всё было больше напоминанием того, что они грешны. Что они в принципе что-то вообще должны Богу и друг другу. Понимаешь?
— Ну, понимаю.
— Сам… сам смысл служения Христа — это по сути стать человеком и принести себя в жертву себе же, за всех и за вся. Не только за евреев. Не только за людей. За всех. И за вся.
— Тройное служение, понимаешь, Глеб? — не выдержав, с хрустом развернулся к ребятам Аврелиан, — Христос принес жертву как Первосвященник, сам был этой жертвой как закланный Агнец и принимал собственную жертву как Бог. После чего умер телом и сошел в ад душой. Чтобы разрушить его и вывести всех, кто этого желал. И в третий день воскреснуть.
— Из ада? — Глеб в сомнении почесался.
— До Христа ад был этаким иудейским шеолом, — подала голос какая-то тыкающаяся в телефон девушка с иконописного и, не отрываясь от своего занятия, рассеянно добавила, — Шеол — обитель мёртвых в иудаизме. Православная энциклопедия утверждает, что библейские тексты Ветхого Завета видят шеол как место обитания всех умерших независимо от их образа жизни на земле. В шеол попадали не только грешники, но и праведники. В том числе и языческие. Например, Сократ. Но это до Христа. Сейчас… После искупительной жертвы Христа в ад попадают только падшие души. Но и их можно отмолить. Например, по преданию, святой Григорий Двоеслов половину жизни молился за императора Траяна. И таки его отмолил. А Траян при жизни был жестоким гонителем христиан, одним из самых жестоких гонителей. Поэтому и принято считать, что ад разрушен. Он больше не имеет власти. Точно так же человек больше не обречен на неизбежное попадание туда. И может достичь личной святости.
— Сложно, — пробормотал Глеб.
— Лоргар, — рядом рухнул комендант мужской общаги, Валька Кобзев. Он здорово походил на тех простых ребят, которых показывают в советских фильмах про целину и социалистические стройки. Рослый, крепкий выпускник слыл человеком разумным, правильным и крайне спортивным. Говорили, что до семинарии он занимался греко-римской борьбой, — ты дежуришь по этажу. Вымой там полы после отбоя, договорились? Сейчас мыть не надо, истопчут. После отбоя. Договорились?
Лоргар кивнул, с улыбкой наблюдая, как на звуки гитары лениво сбредается народ. Звуки старенькой мелодии вели и манили. Плыли в синих прелых сумерках как звуки волшебной флейты Крысолова. Лоргар качнул головой.
Крысоловом он быть не хотел. Скорее уж горьковским Данко. Когда в школе проходили по программе истории старухи Изергиль, Лоргара впечатлила именно история Данко, легенда о том, как отважный герой вел свой народ сквозь гиблый чащобный мрак. И когда тьма и ужас объяли идущих за ним, Данко вырвал из груди собственное пылающее сердце. Люди шли сквозь гиблый мрак, оберегаемые живым мятежным светочем, Данко вывел свой народ из тьмы. Но едва расступились деревья и всё вокруг осветил свет солнца, герой упал, силы оставили его. И счастливые люди случайно затоптали пылающее сердце, оберегавшее их от смерти в лесной мгле. Лоргар искренне хотел быть таким Данко. А что однажды растопчут — не беда. Главное, что не напрасно. Главное, что вывел и заслонил когда был нужен.
— … ну да, для агхори нет ничего святого. Ну, кроме их бога Шивы и богини смерти, или женской его ипостаси, — Кали. Боги требуют ритуалов, поэтому каждый месяц агхори поют любовную песню Шиве и съедают труп, чтобы умилостивить Кали. Как-то так.
— Мда. А европейские бараны ещё и платят за поглядеть на это.
Гитарные струны лукаво посмеивались под пальцами и непутёво звенели:
И какой-нибудь подводник,
С бакенбардами, брюнет,
Наш маршрут во льдах проводит,
Навалившись на планшет,
У подводника гитара
И ракет большой запас.
И мурлычет, как котяра,
Гирокомпас, то есть компАс.
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам.
Мимо прошлись под руку, бестолково хихикая и восхищенно поглядывая на Лоргара какие-то первокурсницы. Раз прошли. Второй раз прошли. На третий раз к ним подкрался Бидондер и оглушительно ухнул на ухо. Обеим. Девчонки взвизгнули и с яростными воплями погнали взвывшего от восторга недоросля куда-то в сторону часовни. Но очень быстро вернулись. Возмущаясь и очень бурно жестикулируя. Бидондер выплыл из тени и, гнусно ухмыляясь, вразвалочку поплыл отжигать туда, где без умолку трещали о чем-то своём сбившиеся в стайку девчонки. Дежпом задержался у главного входа, роясь в карманах подрясника под потоками тусклого желтого света. И ушел куда-то в желтые недра административного корпуса.
— Бидонов, — окликнул кто-то, — Бидонов, где ключи от класса? Бидондер!
— Бидондер! Ты оглох? Ты дежурить вообще собираешься?
Бидонов не ответил. Изредка профессионально строя рожи, он развлекал девчонок какими-то своими россказнями, но так увлекся, что утащил чьи-то очки, поднял с земли камень, ободрал с куста ветку, поймал в траве жирную жабу и начал всем этим добром непринужденно жонглировать. Минут пять всё было вполне мирно, зрители оживленно шумели, а перепуганная жабья тушка бодро носилась в воздухе, как и всё остальное; но обратив на студента внимание снова, Лоргар обнаружил, что рыжий недоросль уже успел сцепиться с кем-то из однокурсников и их разнимают. Причем, совершенно непонятно, в шутку или очень даже всерьёз. Лоргар мягко улыбнулся и задушевно сообщил слушателям:
Но никто из них не видит
В чудо-технику свою,
Что нетрезвый, как Овидий
Я на палубе стою,
Что прогноз опровергая,
Штормы весело трубят,
Что печально, дорогая,
Жить на свете без тебя.
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам,
Парам-пам-пам.
Лоргар пел и бессознательно согревал собравшихся вокруг него студентов мощными волнами тепла и участи. А в самое это время, где-то очень, очень далеко, другой Лоргар Аврелиан напряженно соображал, стоит ли к своему неведомому альтер-эго посылать космодесант или, может, хватит одного проповедника для поддержания цивилизованной беседы.
* * *
На две последние пары препод так и не явился. И теперь, пользуясь свободой, Аврелиан придирчиво инспектировал комнату. Утром Лехе официально пригрозили отчислением, а Лоргар, не желающий терять друга и бесценный источник вдохновения, задался идеей не допустить этого. В комнате стойко несло чем-то подтухшим. Лоргар уже трижды порылся под кроватями и перевернул весь шкаф сверху донизу. Но источника зловредной вони так и не обнаружил. На своем нижнем ярусе меланхолично валялся сделавшийся с утра больным Диман. Первокурсник обложился стеклянными воробьями и летучими мышками. И, заткнув уши наушниками, с недоумением разглядывал их перекошенные жуткими гримасами физиономии.
— Лоргар, завесь меня пледом, — засипел откуда-то снизу Диман, мотая в воздухе стеклянной синичкой, — в глаза свет бьёт. Так жжется, что пипец.
Лоргар ещё раз перерыл всё под столом, порылся в собственной тумбочке и с тяжелым вздохом завесил Диману весь нижний ярус. Типовым тигрово-полосатым пледом и парой чужих полотенец. Между тем тухлая вонь усилилась. Лоргар принюхался и помрачнел: ощутимо несло гнилью металла, энергий и давно немытого тела. Лоргар на всякий случай открыл пошире форточку и выбрался, принюхиваясь, в коридор. Слева, в глубинах туалета, шумела вода. Казалось, что кто-то развлекается тем, что включает и выключает краны. Что-то жалобно скрежетнуло и на пол весело хлынул водный поток. Запахло баней и мясным супом. Послышалась отборнейшая брань на чистейшем колхидском. Судя по звуку, где-то за дверью раскололся умывальник. Дверь распахнулась, и в тусклоосвещенном пространстве туалета, в клубах пара, обнаружился трехметровый, багровый мужик с куском раковины в латной пятерне. Совершенно лысый череп его украшали, (но это не точно), кровавые шрамы-символы, из перекошенного рта торчали клыки, а один из глаз незнакомца горел алым. Багровые шипастые доспехи безумно воняли: с нагрудных пластин, с пояса и с наплечников глядели тухлые человечьи головы. Пока Лоргар лихорадочно соображал как бы без жертв и разрушений вытащить это чудище из туалета, монстр выбросил кусок керамики, медленно, плотоядно оскалился и стремительным броском втолкнул Лоргара обратно в комнату, попутно запирая за собой дверь.
— Одно лицо, — восхищенно выдохнул монструозный тип, бегло разглядывая плохо выбритую физиономию Лоргара, его черный китель и шрамы-символы.
— Кто вы? — от прибитых к доспеху человечьих рук и голов комната наполнилась таким смрадом, что у Лоргара заслезились глаза, — ну и несёт от вас, дружище.
— Это почетно — украшать броню останками поверженных врагов, — не понял гигант, искренне стараясь особенно не тереться лысым затылком о потолок.
— Это антисанитария и вопиющее нарушение техники безопасности, — бесстрастно возразил Лоргар, краем уха улавливая, как дыша через раз, Диман тянет из-под кровати свою эльфийскую ружбайку, — так о чем вы хотели со мной поговорить?
Мужик подозрительно сощурил один глаз и шумно втянул воздух. Лоргар скосил глаза пониже пояса монстра, разглядывая свисающие из-под чьей-то утыканной штырями, гнилой головы рваные свитки с разной клинописной ересью.
— Демон-принц Хаоса Неделимого Лоргар Уризен приветствует тебя, о юноша. И призывает присоединиться к его воинству, — пафосно загремел лысый страхолюд, воздев ручищи к потолку. И изрядно его облупив, — отринь прошлое, отринь бессмысленные учения древней Терры. Темные Боги рядом. Они слышат тебя. Они зримы — и им не нужны ни прах самоограничений, ни лживое благочестие…
Мелькнула плевок-вспышка. Что-то тихо всхряпнуло. И бронированный монстр с сиплым, резким вздохом превратился в очень некрасивую и перекошенную стеклянную статую. Диман с опаской выглянул из-за полотенца. Всё ещё обнимая эльфийскую винтовку.
— Ну и навонял же ты, братец, — пробормотал Лоргар, хмурясь и обходя стеклянную глыбу, — Диман, накинь свитер. Я окно открою.
— Это я его, получается, убил, да? — первокурсник, спотыкаясь, спустился на пол и босиком пошлепал к делу рук своих, — я ж его… Я… круто. Куда его теперь?
Лоргар сложил руки на груди, кусая губы и исподлобья разглядывая гиганта.
— Дежпом увидит — сразу к ректору потащат, — заволновался Димка, натягивая свой серый свитер и сдирая с кровати плед, — а давай на него все пледы повесим. Может, не заметят… или, или в подсобку спрячем, вот! Можно ещё на чердак, там темно…
— Знаешь, — Аврелиан кивнул студенту, — собирайся.
— Но я же… болею. Что нам вообще с этим делать? Я не знаю куда его деть.
— Собирайся, надо это чучело вынести.
— Вынести? — Диман оживился, — и разбить, да?
— Разбить? Зачем разбить? — флегматично пожал плечами Лоргар, — сдадим на вес в пункт приёма стеклотары.
* * *
Солнечный, расцвеченный охапками пестрой листвы двор утопал в золотой пыли и прелом запашке ближайшей свалки. Обгаженная собаками песочница кое-где зеленела пивными бутылками. Весело блестели крашенные бордюры и качели, под окнами буйно цвели розовые октябрины. И их благородный, терпко-травный аромат смешивался с запахом свежевыстиранного белья на веревках, с запашком разлитого пива и свежего мазута. Лоргар поудобнее подхватил стеклянного воина и уверенно зашагал туда, где за гаражами звенели, бренчали бутылки, визгливо смеялась какая-то тетка и синела железная крыша пункта приёма стеклотары. Дима тащился следом с битком набитым пакетом. А из пакета торчали стеклянные хвосты, крылья и крысиные головы.
Приёмка оказалась длинным кирпичным сараем. Бодрая неопрятная старуха бойко командовала из дверей группой сумрачного синячья. Синячьё матерно поругивало друг друга, данность, мироустройство и до омерзения яркое солнце. Невозмутимый Лоргар и притихший первокурсник заняли место в самом конце очереди. Синяки на Лоргара и его стеклянную ношу поглядывали с опаской и уважением. Кто-то начал нецензурно подсчитывать, как долго можно пить на такой внушительный объём стекла. К очереди присоединился суровый кряжестый дед с тележкой. Из тележки торчали трёхлитровые банки, три плешивых зеркала, кипы старых подшивок газеты «Комсомольская Правда» и полное собрание трудов Владимира Ильича Ленина. Старик окинул Лоргара долгим мрачным взглядом и отвернулся.
— Мамка ж ты моя рОдная! — всплеснула руками генеральша всея приёмки едва завидев Лоргара и его ношу, — это ж как же, милок, мне его взвешивать?
Лоргар неуверенно дернулся, едва не снеся башкой гиганта нерабочую лампочку под крышей.
— Ребятки, стойте! Только не уходите! Я сейчас. Сейчас все с вами взвесим. Пропустите дедушку. Подождите чуток. Здравствуйте, Аркадий Павлович, — бодро вцепилась бабка в принесенные стариком газеты, перетаскивая их на весы и коккетливо хихикая, — чёй-то давненько вас не видно? Разболелись?
— Разболеешься тут. Кто б дал. Уборку давно не делал, — сварливо отозвался дед, бережно собирая зеркала, — выношу с участка мусор.
— А зеркала мы не берем.
Дед пожевал губами и, неразборчиво ругнувшись, отковылял в сторону. И сунул зеркала в щель между соседними гаражами.
Лоргар дождался пока старуха наконец-то наговорится с нелюбезно ворчащим дедом, расплатится и обратит таки внимание на оставшихся посетителей. Повелительница стеклотары, полиэтилена и сомнительной макулатуры обьяснила студентам, что взвесить их трёхметрового страшилу своими весами не сможет. Но рядом принимают цветмет, и там работает хороший парень Витя, который может взвесить что угодно, даже армейский кунг. Закрыв свои владения, гремя ключами и одергивая цветастый бурый подол, дама отвела студентов сквозь дворы, на огороженную стоянку, засыпанную грудами ржавого лома, батареями, ваннами, газовыми плитами, чайниками, тазами и копчеными буржуйками. В углу возвышался железный вагон-ресторан без колес, темно-зеленой расцветки и сомнительного происхождения. Из вагончика как раз выплывал некто крепкий, бородатый и подозрительно знакомый, когда Лоргар наконец-то добрался до места назначения и опустил свою ношу на землю.
Что-то громко звякнуло. Лоргар поднял глаза и встретился с совершенно ошеломленным взглядом недавнего бородача-родновера. Того самого, который хотел раскреститься. В одной руке он всё ещё сжимал чашку со свисающим из неё хвостом чайного пакетика, а в другой — ложку. С его черной футболки смотрел наполовину механизированным череп, а под ним красовалось выведенное алым готическим шрифтом «Нет истины в плоти, только предательство. Нет силы в плоти, только слабость. Нет постоянства в плоти, только распад. Нет определённости во плоти, только смерть».
— Ви-и-итя, — бодро ковыляя навстречу, позвала бабка, — Вить, взвесь нам статУю.
Витя не ответил. Не сводя неподвижного взгляда со стеклянной махины, он очень, очень бережно опустил кружку на битый щебень и гаечный сор. И как во сне зашарил руками по мертвым головам на поясе, по спине и по огромному стеклянному топору гиганта.
— Вить, — строго позвала бабка, — ты сперва его мне взвесь. А там уж щупай сколько хошь.
Бородач отступил на шаг, кивая и не сводя напряженного взгляда с доспехов стеклянного детины.
— Я мальчишкам тут обещала, что ты, Витя — парень хороший и взвесишь нам хоть камаз, — кокетливо погрозила пальцем бабка, хихикая, — так что не разочаровывай старую женщину.
— Сглаз-винтовка, — сипло выдавил хороший парень Витя, зачем-то смочив пивом грязную тряпицу и тщательно вытирая ею руки, — семнадцатый легион. Орден Зазубренного Солнца. Да твою ж мать.
— Мужик как мужик, я и страховиднее видала, — отмахнулась бабка, наблюдая как Лоргар бережно укладывает свою ношу на здоровенные промышленные весы, на которых обычно взвешивают машины, — из книжки какой чтоли? Это ж надо было столько стекла вбухать в такую-то образину…
— Подожди, Лоргар, — всполошился Димка и, (под одинокий гогот повелителя цветмета и чугунины), шустро повесил пакет с воробьями и крысами стеклянному мужику на шею. Аккурат поверх прибитых рук.
— Двести сорок пять кило чистого весу, — проскрежетала бабка, с уважением поглядывая на Лоргара, — силён, братец. Это ж сколько твой папка старался, что такого богатыря мамке-то заделал?
Лоргар кашлянул и заулыбался, стоически багровея пятнами. Бородач Витя заржал ещё громче, утирая пятернёй слёзы и поглядывая на бесконечно возмущенного хилого ушастого Димку. И на вежливо улыбающегося пятнистого Лоргара.
— Один килограмм стекла рубль, — сообщила бабка, деловито роясь в складах юбки и в кошельке, — итого, двести сорок пять рублей. Получите, молодой человек, заслужили.
— Дим, бери, он твой, — подтолкнул Лоргар однокурсника.
— Но мы же оба…
— Нет, Дима. Он твой, — твердо возразил Лоргар, качая головой.
Первокурсник сконфуженно заулыбался и забрал деньги.
— Рубль килограмм. Это ж совсем копейки, — покачал головой Виктор, внимательно разглядывая прячущего деньги в карман первокурсника.
— Не мы цены устанавливаем, — отмахнулась бабка, по-хозяйски обходя зверски перекошенного стеклянного гиганта, — а теперь, ребятки, берём и волокём его ко мне.
Бородач Витя на прощание пожал руку сначала Лоргару, а потом и Димке и заговорщически ухмыльнулся напоследок:
— Будет нормальный дредноут без инородной дряни — тащите прямиком ко мне. Возьму в любом состоянии.
* * *
—… если уж Арахнев сказал, что тебя вписали в списки преподавателей воскресной школы… подожди, Лоргар. Короче, смотри. Дежпом сказал, чтобы ты поднялся наверх, поговорил с замшей Арахнева. Что там, как там… Я не знаю подробностей, но вроде бы ты новый трудовик.
— Учитель трудов? — не понял Аврелиан.
— Ну да. Короче, воскресенья у тебя точно будут заняты.
Лоргар перекрестился, ещё раз повернувшись лицом к боковому выходу. И вышел из храма, размазывая пятернёй по лицу освященное масло. Отец Андрей всегда чертил кистью крест от души, на поллица. А не как другие — чуть-чуть, в центре лба. В храме шла служба, из окон бил желтый свет, медово сияли лампады, золотя мудрые лики старцев, дев и отважных римских воинов. Жарко горели сусальное золото и тускло-розовая поталь, из резных киотов смотрели еврейские рыбаки и греческие философы, русские юродивые и римские легионеры. Лоргар тяжело вздохнул, мысленно сокрушась, что так и не достоит службу. Справа шагал старшекурсник, Иван Сомов.
— Педсобрание уже закончилось, — наставительно вещал Сомов, — но зам ещё не ушла. Если ушла, там не беда, спросишь у ребят как писать учебный план и заполнять журнал посещаемости. Кто работает в воскреске — стоит раннюю службу. Завтрак-обед с рабочими. Не со студентами.
— Ну, это-то и так понятно, — приподнял брови Лоргар, поглядывая по сторонам. Все ели и ограды оккупировала настоящая воронья стая. Чернильно-черные птицы безмолвно кружили, прыгали с ветки на ветку и провожали людей хлопаньем крыльев и подозрительно въедливыми взглядами. Под кожей Лоргара завозилось нехорошее предчувствие, — это физически невозможно. Во время завтрака я буду находиться с детьми.
— Какой-то определенной программы для трудов нет, — старшекурсник впустил Лоргара на вахту и затворил за собой дверь, — учить придется и девочек и мальчиков; так что выкручивайся.
* * *
В наушниках лихо отплясывали аккорды бессмертного фокстрота Шолома Секунды, а грудной женский голос легко и ловко выводил под звуки рояля:
В Кейптаунском порту
С какао на борту
«Жаннета» поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся,
Вливаясь в улицы,
И клеши новые
Ласкают бриз.
Они пошли туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин и вина,
Где пиво пенится,
И пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам!
До отбоя оставалось какие-то жалкие полчаса. Лоргар бродил по кладбищенскому пустырю за храмом, размышляя, чем бы занять толпу детворы и при этом обойтись без жертв и разрушений. От идеи сколачивать скворечники и табуретки Лоргар отказался сразу: преподавать придётся и мальчикам и девочкам. К тому же явно отменялся воскресный поход в заброшки.
Ветер сонно зашептал в диких травах. Повеяло чем-то знакомым. Сложноопределимым. Родственным. Лоргар поднял глаза. Из ветвей векового дуба на него сурово взирал очень крупный, сердито нахохленный ворон. Ночные сумерки давно окутали и дома, и пустырь, но Аврелиан всё ещё отчетливо различал очертания пернатого гостя.
— Ну привет тебе, вещая птица, — вздохнул Лоргар и полез в карман за семечками. Семечек нашлось меньше трети горсти, — наверное, есть хочешь…
Ворон гневно защелкал клювом, гортанно возмутившись. Но спустился ниже.
В наушниках женский голос пел:
А ночью в тот же порт
Ворвался теплоход
В сиянии своих прожекторов,
И, свой покинув борт,
Сошли на берег в порт
Четырнадцать французских морячков.
У них походочка —
Как в море лодочка,
А на пути у них
Таверна «Кэт».
Они пришли туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин и вина,
Где все повенчано
С вином и женщиной,
Где юбки узкие трещат по швам.
— Смотри, птаха, — без всякой надежды позвал Лоргар, протягивая ладонь с семечной кучкой на ней, — семечки. Будешь семечки?
— Коракс? — как-то насмешливо и даже несколько глумливо переспросил ворон и важно спустился в траву, въедливо изучая Лоргара то одним глазом то другим, — коракс-коракс?
Лоргар высыпал семечки на ближайший булыжник и, вздохнув, побрел прочь, запустив руки в карманы куртки. За спиной возмущенно заорали. Лоргар заткнул уши наушниками, но зловредная птица спикировала ему на плечо, остервенело вцепилась когтями в самое мясо, с щелканьем выдрала наушник и хрипло заорала в самое ухо:
— Кор-ракс!
— Если хочешь, пойдем со мной, — пожал плечами Лоргар, взъерошив пятерней перья ошалевшего от такой вольности ворона, — в детстве я мечтал завести попугая и научить его орать: «Пиастры!» Ворон, который орёт на латыни, что он ворон — это даже как-то… интереснее. Эй! Больно же…
Ворон ещё раз тюкнул Лоргара клювом по пальцам и, задыхаясь от ярости, широко распахнул клюв. В наушниках женский голос пел под звуки фокстрота:
Зайдя в тот ресторан,
Увидев англичан,
Французы были просто взбешены,
И кортики достав,
Забыв морской устав,
Они дралИсь, как дети сатаны!
Но спор в Кейптауне
Решает браунинг,
И англичане
Начали стрелять.
Беда пришла туда,
Где каждый без труда
Достать бы смог и женщин и вина…
Лоргар миновал сухой фонтан, озябшую парочку, шарахающуюся впотьмах в зарослях пижмы, выбрался из крапивы и бодро зашагал по мощеной дорожке в направлении жилого корпуса. Подгоняемый щелканьем клюва и лихим мотивом, льющимся из наушника:
Когда взошла заря,
В далекие моря
Отправился французский теплоход.
Но не вернулись в порт
И не взошли на борт
Четырнадцать французских морячков.
Не быть им в плаваньи,
Не видеть гавани,
И клеши новые залила кровь.
Так не ходи туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин и вина.
Где пиво пенится,
И пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам.
Так не ходи туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин и вина!
Добрался до комнаты без происшествий. Ворон притих и, казалось, внимательно изучал планировку семинарских лестниц и коридоров. Общежитие встретило коридорным полумраком и запашком стоялых носков. Где-то кто-то варил кофе. В ярко освещенном туалете меняли сантехнику какие-то люди в спецодежде. Лоргар открыл комнату своим ключом, включил свет, впустил птицу вовнутрь и сообщил:
— Нагадишь куда-то кроме пола — выселю.
Умный ворон спикировал на стол, натуральнейшим образом осклабился и хрипло сообщил:
— Коракс.
— Подожди, — Лоргар откопал в столе кусок батона и собственное блюдце, — сейчас накрошу, будешь есть. Воду тебе налью, гнездо сделаем…
Ворон мрачно воззрился на Лоргара, ловким ударом по пальцам выбил кусок из рук, утащил на блюдце, ещё раз осмотрел и принялся остервенело потрошить, крепко придерживая когтями. Лоргар поулыбался, наблюдая, но заработав хмурый взгляд изподлобья, поднял руки в примирительном жесте и отправился искать поилку. Под поилку пришлось приспособить найденную в шкафу оббитую эмалированную кружку. Аврелиан уже было налил себе чаю и изготовился его пить. Но ворон проигнорировал поилку и невозмутимо макнул клюв в человечью кружку.
— Ну ты, братец, и жучара, — изумленно пробормотал Лоргар и налил себе ещё чаю, уже в эмалированную кружку, — пей, пей. Сейчас сооружу тебе место на подоконнике. Я в коридорном шкафу видел бесхозный ватник. В нем тебя и поселим.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
6. О размножении ракообразных
19 ноября 2020, 14:44
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Душный летний вечер дышал красным зноем, духом раскаленного песка, прелой ряски и пыльной полыни. Лоргар, закатав штаны до колен, бродил босиком в воде, вдоль берега. Под ступнями мягко, податливо оползал речной песок. Изредка в пятки утыкались камешки и хрупкие ракушки. Белизна речных бликов дробно дрожала, отражаясь от берега и от смуглых лодыжек мальчишки. Ветлы сонно полоскали в золотой воде свои кудрявые космы. Повсюду медово пылал белым цветом хмель. Ветер сухо трещал камышами, ветер разносил по берегу запахи цветущего разнотравья, речной сырости, цветущих водорослей и трели резвых зеленых жабят, оглашающих окрестности своим бесконечным «бре-ке-ке-ке». Золотое солнце сияло низко и пронзительно. Медово пах белый донник, осыпаясь в реку. Его мелкие цветки ужасно походили на моль. Оттого эту сорную, но безумно полезную траву, бабушка Авдотья называла мольником.
Мольник лечил гнилостные язвы. Но в больших количествах вызывал головную боль. Лоргар как-то раз перестарался с дозировкой и весь вечер страдал мигренью. Донник в Кукуевке рос практически всюду. Белый и желтый. Он захватывал овраги и ямы. Тонкорукий, осыпался вдоль дорог и просек, насмешливо кивал из-за заборов. Мама ворчала, когда Лоргар тащил его охапками в дом, вязал пахучие пучки и вешал везде, где можно и не можно. От донника всегда было очень много мусора: горки-соцветия сохли и осыпались, стойко напоминая кучки дохлой моли. Конечно, Лоргар быстро сообразил, что под донник стоит стелить газеты, но прежде он угробил слишком много ценного сырья. Его выметали вместе с сором, пылью и волосами, а маленький Лоргар шмыгал носом, забравшись с ногами в старое кресло и опасно хрустя шаткой конструкцией.
Зверобой же и выглядел и сох совсем иначе. Загадочное «средство от девяносто девяти болезней» и цвело и пахло совсем не по-девчачьи: смолисто, остро, пряно. Сырой сок зверобоя окрашивал всё в зелёный, а отвар — в густой жжено-красный. Лоргар обдирал зверобой везде, где находил, невольно разнося по всей округе его семена. Пряная горечь этих маслянисто-сухих коробочек совсем не отстирывалась с одежды и прочно въедалась в кожу: разбойно ободранный зверобой не давал забыть о себе ни на минуту.
Мох сбивал температуру. Тысячелистник лечил кишки и останавливал кровь, отчего в Средневековье считался солдатской травой. Полынь изгоняла паразитов. Клевер тонизировал организм. Бабушка Евдокия, живущая через дом, иногда рассказывала, как в войну, когда пришли немцы, они, уцелевшие пионеры, варили крапиву и клевер, а чтобы цинга не забрала зудящие зубы — жевали молодую хвою и всё, что найдут. Официально Евдокия Марковна считалась ветераном войны и членом партизанского отряда, но из её рассказов выходило, что недобитая часть села просто пряталась в лесу от немцев, пыталась не умереть с голоду. И изредка давила полицаев и зазевавшихся фрицев, попутно совершая набеги. Не всегда успешно. Чтобы, опять-таки, не умереть с голоду. Немцы лес не особо боялись. Но обходили. А вот полицаи — очень даже да. Но не сам лес, а засевших там оголодавших, остервеневших односельчан.
Маленький Лоргар уже знал наизусть все местные травы: из учебника по природоведению, из историй людей и из учебника для мединститута, (который нашел между романом Дрюона и лекциями по апологетике). Лоргар различал травы и их свойства, знал их способы обработки и время сбора; а вчера Лоргару даже удалось из банной плесени выделить примитивный неочищенный пенициллин вроде того, каким по легенде пользовались лекари из войска Дмитрия Донского во времена Куликовской битвы. Лоргар уже умел лечить нехитрые простудные и вирусные недуги, болячки и нарывы. Он даже вылечил соседскую козу, отчего в Кукуевке тотчас же прослыл будущим ветеринаром. Но связывать с медициной жизнь свою Лоргар никогда не хотел. Он мечтал стать новым Данко, тем, кто поведет людей из тьмы суеверий и невежества. Он мечтал как у Пушкина «глаголом жечь сердца людей», бороться с тоталитарными сектами силой слова, спасать людские души от сетей иноземных вербовщиков. Это очень усложняли непрестанные видения и погружения в мрачные пучины гниющих энергий. Но Лоргар честно старался учиться и впитывать всю нужную информацию.
Лоргар запрокинул голову до хруста в позвонках и прислушался: где-то он всё это уже видел. Пространство дышало знакомым душком несвежих энергий. Где-то в стороне звенели голоса сестёр. Но, странное дело, их радостный писк и смех звучали призрачно, почти нереально. Лоргар замер: за спиной кто-то был. Аврелиан резко обернулся, с шумом разбрызгивая воду. Да так и замер с разинутым ртом и широко распахнутыми глазами: огненно рыжий одноглазый король в вычурных доспехах заслонил собой закатное небо. Алые космы упали на пластины тяжелых наплечников, испещренных неведомыми символами. Алый Король с громким лязгом опустился на одно колено, в единственном глазу его буйно и мрачно плескалось веселье. Король качнул головой, не сводя с Лоргара глаз, а его губы тронула улыбка:
— Да ты же совсем дитя. Как убежишь от смерти?
— Рождаясь — умираем, а умирая — рождаемся, — негромко процитировал Флоренского Лоргар, спокойно и твердо глядя в лицо рыжего короля, — и всем, что ни делается в жизни — либо готовится рождение, либо зачинается смерть. Глупо бежать от собственной природы.
Единственный глаз алого короля загорелся ясно и очень заинтересованно.
— Я не узнаю твой мир, — король запрокинул голову, пристально вглядываясь в расцвеченное алым и золотым закатное небо, в дальние поля на том берегу, в далекие очертания моста, — дикая аграрная планета без признаков цивилизации.
Угрозу алый воитель не источал. Скорее уж слабый интерес, сумрачное недоумение и какое-то этакое тоскливое чувство, которое частенько посещало и самого Лоргара. Когда битый час не давали сесть уже наконец и дочитать интересную книгу.
— Земля? — Лоргар нахмурился, — спорное утверждение. Мы практически разработали искусственный интеллект. У нас есть ядерное оружие. Юрий Гагарин ещё в прошлом веке совершил первый полет в космос…
Алый король снисходительно улыбнулся и вздохнул, скептически поджав губы в усмешке.
— Человечество изучает Марс, — немного подумав, сообщил Лоргар, — посредством техники.
— Марс? — криво улыбаясь, переспросил рыжий монарх и заломил одну бровь.
— Марс, — сам диалог и снисходительные интонации незнакомца начинали раздражать, — такая мертвая красная планета Солнечной системы.
— Лоргар!
Вихри энергий взметнулись ввысь, обращая всё в выжженную пустошь. Из закатного зарева соткались зыбкие очертания руин. Город-улей, поверженные громады стекла и бетона, горящие развалины, обожженные трупы людей и остовы военной спецтехники. Всё дышало металлической гарью и мертвецким смрадом, в багровом небе плыли клочья серой хмари. И тусклое солнце смотрело глухо и мутно сквозь гарь и мелкие взвеси, носящиеся в воздухе.
— Лоргар!
Гнусно ухмыляясь, эльфийский комедиант размазал по крашенной роже кровь и глумливо захихикал, пару раз подбросив в воздухе мглисто-лиловый шарик с горящими в нём знаками. Лоргар поймал артефакт, и руны сложились в пронзительно-яркую голубую надпись.
— Сучья смерть, — вкрадчиво шепнул в ухо расписной шут и прикрыл ладонью иссиня-черные губы, глуша глумливый смешок, — смерть Жадной Суки в потоках вероятностей.
— Лоргар! Дим, воды неси. Воды за шиворот — и нормально…
— Сам и неси. Я не хочу огребать по роже.
— Дай. Лоргар! Проснись и пой: нас обокрали!
Будущий примарх пробудился и в последний момент перехватил прислоненный к шее чайник. Попутно едва не сломав кому-то руку. Из тьмы спящей комнаты вынырнул, светя телефоном и лихорадочно тараща блёклые глаза, облаченный в мятую футболку Диман. С белой ткани в самую душу смотрел синий логотип «Динамо». Где-то справа Лёха деловито дребезжал чем-то в тумбочке Лоргара. Кажется, однокурсник пытался пихать что-то стеклянное обратно в тумбочку, а оно мало того, что не влезало, так ещё и норовило разбиться.
— Вы чего не спите? — Аврелиан растер пятерней физиономию и очень подозрительно сощурился, — это чем это ты там гремишь?
— Твоими снадобьями.
— Чего?
— Мы с Лехой вкололи себе ту хрень, которую ты сделал из своего генетического материала…
— Вы совсем спятили? — уронил руку Лоргар, изумленно моргая, — а если мутируете?
Лёха сонно ухмыльнулся и, вскинув руку, поднял большой палец вверх. Делая зверское лицо и попутно тычась в телефон.
— Мы должны стать сильнее, — трагически зашипел Димка, размахивая телефоном, — тот мужик из приёмки узнал образину, которую мы убили. Я знаю, тебе было не до этого. И, короче, стал искать что такое семнадцатый легион и орден зазубренного солнца…
— Это нечто. Вставай, у нас здесь скоро начнется хренов Вьетнам, — в лицо Лоргару полетели штаны и свитер, — э. Прости, не рассчитал.
— Вы что творите?! — шепотом возмутился Лоргар, выбираясь из-под одеяла, — у меня завтра занятия с толпой голосящих спиногрызов…
— Уже сегодня, брат.
— Занятия подождут, команданте. Мы знаем почему на тебя охотится всякая краснорожая сволочь.
— У нас плохие новости, Лоргар, те дроу были не дроу…
— А эльдары…
— При чём здесь эльфы из «Сильмариллиона»? — не понял Лоргар.
— И не эльдары, а друкари…
— Во! Смотри! — в самое лицо Лоргару сунули ярко горящий телефонный экран с мразотного вида монстром. Лоргар хмуро отобрал телефон: картинка изображала перекошенного краснорожего хмыря вроде того, который аккурат вчера разнес семинарский туалет, — никого не напоминает?
Аврелиан хрустнул челюстью и зашарил по тумбочке в поисках телефона. Загорелся дисплей. Половина первого. Кто бы сомневался?
— Я разбудил Черновца, — повернулся Лёха. Он сидел босиком на полу, подпирая спиной диван и тычась в телефоне, — у Ники Черновец есть тот меч. Ну, ты понял. Нам сейчас пригодится каждый клинок…
— Что это? — Лоргар хмуро зарылся в подсвеченные белым интернетные дебри, — это шутка?
— Похоже, что нет. Помнишь того шипастого, который агитировал тебя верить в богов и разматывать кишки вражинам? Не поверишь, но это был космодесантник. Космодесантник Хаоса! Помнишь Мошкина с четвертого курса, когда мы поступали? Его ещё отчислили за неуспеваемость. У него ещё были такие фигурки… сидел всё, красил. Синенькие с желтым такие.
— Ультра что-то там, — кивнул Лёха.
— Ультрамарины, — Димка мельком заглянул в телефон.
— Да твою ж м… — Лоргар натянул футболку и заглянул на подоконник. Но ни ворона ни его тряпичного лежбища там не обнаружил, — куда исчез Коракс? Коракс! Кто-нибудь видел ворона?
Кто-то заворочался во сне. Заговорщики яростно зашипели друг на друга и заозирались, гася экран телефона.
— Коракс, — Лоргар заглянул под кровать, подсвечивая себе телефоном, — скандальный шмат перьев. Коракс!
В руках Димки вновь бело зажегся телефонный экран.
— Те твари пришли из вымышленного мира!
— Легионы космического десанта (также известные на высоком готике как Легионес Астартес) — организационные единицы для космического десанта во время Великого крестового похода и Ереси Хоруса, — прочел шепотом Лёха, — Легионес Астартес были созданы Императором Человечества. Это событие стало известно как Первое Основание. Похоже на какую-то космооперу.
— Настолка, несколько компьютерных игрушек и уйма книг, — вцепился себе в волосы Дима и почти взвыл, — и туча кодексов, которые противоречат друг другу в разных редакциях! Я в них запутался.
— Кстати, да. Не факт, что вся информация достоверна. Мы же знаем как это бывает. Одно дело — книжки и фильмы про войну. И совсем другое — историческая правда.
— Ветераны обычно не очень-то жалуют фильмы про войну. Там часто много неточностей и всяких разных украшательств.
— Да, кстати. И вообще неизвестно как к нам попали все эти тонны информации. И из каких источников. Половина информации может быть вымыслом и пропагандой.
— Ладно, — гнездо-ватник Лоргар отыскал на стуле. Кто-то аккуратно сложил его, вымыл всю пожертвованную ворону посуду и сгреб валяющуюся в проходе грязную обувь куда-то под кровать. А чьё-то несвежее барахло этот наглый кто-то демонстративно выгреб из шкафа. И сложил у дверей прелой кучкой. Насквозь мокрое полотенце самого Лоргара и вовсе нашлось закинутым куда-то на шкаф. Поверх расчесок, на пыльную полку без днища. Между утюгом и странной китайской конструкцией-чесалкой-антенной под названием «скальпе массажир». Предчувствуя грядущий скандал, Лоргар наскоро запихал всю тряпичную кучку в шкаф и подпер поехавшую в вольные странствия дверцу стулом, — допустим. Есть некая вымышленная реальность, которая не совсем вымышленная. Там есть краснорожие образины-сектоиды…
— И другой ты. Очень тёмный и очень другой. Поехавший фанатик, который сначала огнем и мечом насаждал поклонение Императору, а потом начал насаждать поклонение чуть ли не бесам, — Дима взволнованно сунул Лоргару под нос его собственное изображение с золотыми письменами на лице. Ну… почти его. Слишком смазливое, — действие событий происходит в сороковом тысячелетии или вроде того.
Лоргар сумрачно уставился на собственный портрет и издал долгий, невнятный звук, напоминающий и хрип, и мычание.
— Несмотря на то, что все легионы космических десантников Хаоса яро ненавидят Императора Человечества, немногие из них могут сравниться в глубине ненависти с Несущими Слово. Вооружённые ревностной верой в Хаос, Несущие Слово вели нечестивую войну против Империума Человечества ещё до того, как началась Ересь Хоруса, — шепотом прочел Дима, забрав телефон, — и в той реальности их батя знаешь кто? Ты, Лоргар.
— Так… — Лоргар загрохотал тумбочкой и с недоумением помотал в воздухе абсолютно пустым тюбиком зубной пасты, — кажется, у нас проблемы.
— Это ещё мягко сказано.
— Кто-то выжрал весь шампунь, — мрачно сообщил Лоргар, шаря впотьмах в тумбочке, — и закусил зубной пастой. На что можно было угробить целый тюбик?
— Лоргар! — возмутился Диман, — какая-то паста… У нас здесь конец света, а ты — паста…
— Ну, ёлки, не пальцем же теперь зубы чистить…
— У меня всё на месте. У меня бери если что.
— Да ну. Тебе ж самому надо.
— Слушайте! Слушайте! Внутри границ отвратительной части Галактики, известной как Око Ужаса…
— Очко Ужаса, гы.
— Лёха!
— Планета Глиномесов Галактики Жопа…
— Да заткнись уже, Лёх! Внутри границ отвратительной части Галактики, известной как Око Ужаса, изгнанные космические десантники Хаоса, а также их союзники и рабы создали свой собственный «Империум Хаоса». За десять тысячелетий, проведённых внутри самого насыщенного варпом региона галактики, мало кто из них избежал различных форм мутаций…
— Как ты сказал? Варпом? — Лоргар замер, прислушиваясь и стараясь ощутить враждебное присутствие. Энергетической гнилью действительно веяло. Но как-то издалека.
— Варп-пространство — измерение переменчивой энергии, известной как Хаос, — прочел Дима, — владения богов Хаоса. Варп не имеет определённой формы, а законы материального мира и времени в нём изменчивы и непредсказуемы. Его энергии находятся в постоянном беспорядочном движении и легко подвержены различным возмущениям…
— Варп, — глухо повторил Лоргар, сминая пустой тюбик в кулаке, — собирайтесь. Мы прямо сейчас пройдёмся по городу. Я, кажется, могу ощущать эту гнусь. Мой антипод не остановится пока не получит то, что хочет. А хочет он проблем.
* * *
Где-то в недрах тускло освещенного, длинного-длинного персиково-бежевого коридора кто-то звякал ложкой о кружку, шумела вода и посвистывал чайник. А густой баритон в полголоса задумчиво напевал: «А ещё просил казак правды для народа. Будет правда на земле — будет и свобода». Пахло ведёрным кофе, прелыми книгами, одеколоном и кислятиной стоялой воды. Воды из мутных баклажек, сберегаемых где-то в недрах темной учительской, на окне, для полива комнатных растений.
По стене лениво полз жирный, бурый паук. Стараясь не шуметь, Лоргар спустился вниз по лестнице и дернул дверную ручку. Безуспешно. Ведущая в женское общежитие дверь оказалась надежно заперта. И, похоже, не только на засов изнутри. Лоргар нахмурился. Ника и её эльфийский клинок нужны были срочно.
А надо заметить, что в этой отдельно взятой семинарии имелись два женских общежития. Одно находилось в отдельном, не сквозном подъезде. В нём жили студентки регентского отделения, многочисленные и очень шумные. И была ещё общага иконописного отделения. Она находилась практически бок о бок с мужским общежитием. Так что утром, на молитвы и завтрак, будущие иконописцы и пастыри шагали вместе и в одну сторону. Когда Лоргар только-только поступал, его это всё очень смущало. Ему во всём этом виделось нечто искушающее и даже очень аморальное. Реальность оказалась жестока. Помятые, сонные девушки и парни ползущие единым потоком через весь административный этаж на хоть что-то искушающее смахивали очень слабо. Нет, девушки были красивы, очень красивы. Но, примелькавшись, они как-то больше воспринимались как дальние родственницы, а не как… девушки. Женщины. Не будешь же ты пускать слюни на сестру, в самом-то деле?! Как-то вот так.
— Я ж говорил. Девчонок запирают на ночь, — закатил глаза Лёха.
Нет, Лоргар, конечно слышал, что дежпом на ночь запирает женские общаги. Но ещё ни разу ему не приходилось убеждаться в этом лично. Правильный, мягкий, рассудительный Лоргар часто нарушал распорядок семинарии, но скорее из-за собственной увлеченности книгами. А не из аморальных побуждений. Девушек он слишком уважал чтобы лишний раз нарушать их покой. Как следствие, девушки у Аврелиана не было даже теоретически. С прекрасной половиной человечества у Лоргара вообще все было очень сложно. Те, кому нравился сам Лоргар, были навязчивы и глуповаты. Кто же нравился самому Аврелиану — обычно были книжными червями. Очень хорошими, рассудительными книжными червями. Предпочитающими не замечать, что они сами, вообще-то, девушки.
— Ребята, давайте я вам в окно меч просуну, — приглушенно позвали из-за двери, — у нас решетки. Я сама не пролезу, а меч пролезет…
— Нам нужна не столько железяка, сколько рука, которая её держит, — Лоргар задумчиво поджал губы, опускаясь на ступени и подпирая кулаком подбородок, — насколько частая решетка?
— Солнышком, — сдавленно сообщила из-за двери Ника, — окна выходят на автостоянку. Постоянно под окнами машины, музыка, пьяный ор. Спать невозможно.
— Ника, — Лоргар аккуратно подергал дверь, отчего посыпалась штукатурка, — ты меня слышишь?
— Слышу, — вздохнули за дверью.
— Слушай. Я в трапезной видел краем глаза...
— Что?
— Это правда, что ты днём пальцами вправляла вмятины на чайнике?
— Ну… — за дверью замялись.
— Черновец.
— Просто металл был тонкий… наверное. Лоргар, да бред же...
— Черновец. Да или нет?
— Нет, ну у меня, конечно, резко заживают все порезы и я перестала уставать от… подожди. Лор, я не Геракл.
— Да, ты не Геракл, — согласился Лоргар, вставая и прилипая ухом и ладонями к двери, — Геракл я. И, увы, в тебе мой генетический материал. Ты меняешься.
— Я не могу высадить окно, — почти с ужасом зашептала за дверью девчонка и тихо взвыла от паники, — это невозможно. Я. Я не могу.
— Но ты можешь раздвинуть прутья, — спокойно возразил Лоргар.
— Раз... что?!
— Раздвинуть.
— Допустим. А потом?! Это же будет дыра, дыра в… Там же стоянка! А девчонки спят… Вдруг к ним залезут?! Тут какие-то бухие морды, тут… А вообще, сдвину обратно. Ребят, я пошла.
— Иди, — Лоргар обернулся. Ошалело прислушивающиеся к шумам длинный, сутулый Лёха и мелкий ушастый Диман совершенно не выглядели чем-то боеспособным и воинственным. Лоргар задавил в себе медленно зарождающуюся панику и нацепил на лицо ободряющую улыбку, — ну, что? В поход по ленинским местам? Лондон, Париж, Цюрих…
— Ты шутишь как моя бабушка, — поджал губы Дима.
Где-то наверху деловито прошелся дежпом, шурша каким-то пакетом. Все трое окоченели от неожиданности и страдальчески уставились друг на друга. Последний подвиг почти пнутого из семинарии Бидондера никто повторять не хотел.
* * *
Студенты торчали между машин озябшими сурикатами. И страдальчески наблюдали, как круша и сминая своим тельцем трухлявые прутья, по-паучьи ползет на волю Ника Черновец. Зажав в зубах ножны и сипя что-то про «цыпленок жареный, цыпленок пареный пошел по улице гулять». За её спиной угадывались тускло освещенная комната и четверо очень заспанных и недружелюбных девиц в цветастых пижамах.
— Как день, светла, но непонятна. Вся — явь, но — как обрывок сна, — громким шепотом продекламировал Лоргар, усевшись на корточки между машин и задумчиво наблюдая как, вцепившись в решетку, девчонка с ножнами в зубах остервенело ползет в форточку, случайно зацепив сапогом штору, — она приходит с речью внятной, и вслед за ней — всегда весна.*
— Меч, — зашипела в ответ Черновец, выплюнув ножны и безуспешно дергая ногой.
— Да помогите ей уже, придурки, — не выдержал кто-то в комнате, — и решетку за собой прикройте. У нас за окном пакет со жратвой. Раньше решетка выпасть не давала, а теперь любой несун унесет. Такая дыра…
— О, прости, я сейчас, — спохватился Лоргар и кое-как выволок вяло сопротивляющуюся Черновец из мятого арматурного кружева, — мне кажется или ты вчера была мельче?
— Окно! — мрачно напомнила какая-то чернявая пухлая старшекурсница в розовой ночнушке с цветными котятами.
— Да-да, сейчас, — под ручищами Лоргара возмущенно заскрежетал металл. И в руке охнувшего колхидца остался здоровенный кусок облупленной белой решетки.
— Ко-ора-акс! — глумливо заорал с крыши легковушки, хлопая крыльями, здоровенный ворон. Подозрительно знакомый гнусный шмат перьев.
Лоргар в сердцах замахнулся на птицу железякой. Ворон смерил студента уничтожающим взглядом. А незнакомый мужской голос вкрадчиво поинтересовался где-то в мозгу:
— С каким именно глазом ты жаждешь расстаться в первую очередь?
Лоргар моргнул, ещё раз моргнул, нахмурился, покосился на враждебно подобравшегося ворона, нашарил под ногами какой-то рыжий арматурный штырь. И принялся аккуратно приматывать им кусок решетки на законное место. Как проволокой. Часть арматурин пришлось связать между собой, но Лоргару уже было совсем не до эстетичности творимого им безобразия.
— Чувствую, мы так точно далеко не уйдём, — зевнул Лёха и накинул капюшон, — я это так, для галочки. Мы шарахаемся по платной автостоянке.
— Не наша вина, что кусок семинарской территории сдан под стоянку, — нахохлилась Ника, — эти средства идут на нужды семинарии…
— Коракс? — иронично переспросил ворон, тяжело сорвался с места, спикировал Нике на плечо, стрекоча, сорвал с неё капюшон и до крови рассадив клювом ухо взвывшей яростно девчонки, возмущенно заорал, — Коракс!
А незнакомый голос в мозгу холодно резюмировал:
— Позорище.
— Уйди, скотина! — взвыла Ника одной рукой вцепившись в разорванное ухо, а другой пытаясь спихнуть с плеча возмущенно нахохлившегося пернатого агрессора, — не жри меня, я не вкусная.
— Идиот, — мстительно процедил бестелесный голос в мозгу Лоргар, — девка никогда не станет нормальным Астартес. Она не переживёт изменения, происходящие с её тушкой. Ты доволен? Она почти мертвец.
— Мне неловко спрашивать, но, — Лоргар кашлянул, — вы сейчас что-нибудь слышали?
Студенты переглянулись и отрицательно замотали головами.
— Значит глючит, — вздохнул Лоргар и, не глядя, похлопал себя по плечу, — Коракс, ко мне.
Ворон только скептически защелкал клювом и отвернулся.
— Слушай, Лоргар, а что именно ты мне вколол? — поинтересовалась девчонка когда стоянка осталась далеко позади, — постоянно ломит кости и тянет мышцы. Такое ощущение будто что-то нехорошо с костями и потрохамм. Они… растут.
— У отца есть друг. Одно время я жил у него и помогал в лаборатории, — вздохнул Лоргар и прикрыл глаза, — я думал, что буду полезен если закончу медицинский и буду создавать лекарства. Друг отца учил меня. Изучал мой генетический материал. Словом… до меня очень быстро дошло, что если я не остановлюсь, до меня доберутся те, кто хочет раскачать лодку. Большую мировую лодку.
— Третья мировая, — голос Лёхи звучал мрачно.
— Да, — Лоргар натянул шапку и задумчиво покосился на притихшего ворона, — очень разумные и вежливые люди объяснили мне как опасен генетический материал живого нифелима попав не в те руки.
— На всякое действие всегда найдется противодействие. Это закон. Мир не переживёт войну титанов, — пробормотал Лёха, кивая.
— Хорошо, но что в таком случае ты вколол мне? — Ника подняла глаза, а ворон на её плече гортанно щелкнул клювом.
— Я пытался создать лекрство от негативных последствий генетических мутаций, — устало вздохнул Лоргар, — мой материал был заточен исключительно под мужчин, но я нашел лазейку. Короче, не важно. Я нашел способ воздействовать и на мужское, и на женское ДНК. Собственным биоматериалом. Но лекарство вело себя агрессивно и запускало необратимые мутации. Мыши дохли с лишним набором органов и деформированными…
— Мы все умрём, — с ужасом выдал Диман, вцепившись ошалело застывшей на месте Нике в куртку, — подохнем в муках. Я идиот. Идиот.
— Эй, без паники, мы крупнее мышей, — Лёха почесал затылок, — мы же крупнее мышей?
— Ты вообще с какого рожна сразу-то не сказал?!
— Процессы протекают медленно. Но это в любом случае будет больно, — кашлянул Лоргар, отводя глаза, — у меня не было выхода, Ник. Тебя отравили.
— Я понимаю, просто это действительно паршиво, когда в тебе наживую что-то растёт, — девушка как-то истерично захихикала. И с перекошенным лицом запустила пятерню в свои стоящие дыбом кудряшки.
— Моё тело создавали великие генетики, — тяжело вздохнул Лоргар и развел руками, — я не знаю, чьими разработками они пользовались. Но я скорее всего нефилим. Во всяком случае похож на их описания.
— Постой, но все нефилимы сгинули в водах Потопа, — нахмурилась Ника, — если чисто теоретически допотопные «падшие», упоминаемые в Пятикнижьи Моисея реально существовали, с ними всё очень сложно. Они происходили от неких «сынов Божиих» и дочерей человеческих…
— А что если этих самых «сынов Божьих» сделали допотопные люди посредством генной инженерии? — хмуро обернулся Лоргар, — я не рискну доверять апокрифам, в самой же Библии нигде нет подробных описаний этих существ. Что если «сыны Божие», породившие нефилимов — никакие не «ангелы», а элитные стражи мирового порядка древней Империи. Сверхлюди, ГМО-воители?
— Но я читал… — взвился Димка.
— Ангелы — духи. Падшие ангелы — тоже, — подняла голову Ника, догнав Лоргара и шагая рядом, — нельзя родить от соития с бесплотным и бесполым существом. Да это даже звучит странно…
— Но ряд богословов утверждал что это были падшие ангелы…
— Частное богословское мнение, Дим. Чистая схоластика. Как споры о том, сколько ангелов уместится на конце иглы. Есть и другая версия. Что библейские исполины возникали от смешения каинитов и потомков Сифа. Как бы там ни было, в каноническом Пятикнижьи Моисеевом действительно нет ничего о природе тех, от кого они возникли. Я читала, до сих пор кое-где рождаются очень высокие люди со сросшимися рёбрами.
— Сверхчеловеки не могут размножаться, — моргая и шевеля покрасневшими ушами, протянул Димка.
— Лоргар прав. Мы ничего не знаем про допотопную цивилизацию, — с сомнением пробормотал Лёха, — допустим, что если эти «сыны Божие» должны были защищать людей, но со временем деградировали и стали кровожадными маньяками? А, скажем, их «сыновья», нефилимы просто расправлялись со всем, что движется и творили лютые непотребства. Слушай, Лоргар, а что если человечество уже бывало раньше в космосе? На других планетах Солнечной системы таки могут оставаться заброшенные лаборатории… А что если такая была на Луне, а американцы её…
— Не были они на Луне, — закатила глаза Ника, — это все знают. Видео снимали в студии…
— Поверь, если бы они добрались до древних технологий, мы узнали бы об этом первыми, — доверительно сообщил Лоргар, похлопав Лёху по плечу.
Ворон одобрительно щелкнул клювом и сообщил:
— Коракс.
— Но все же, — Ника спрятала руки в карманы, — что теперь нам-то делать?
— Занимать организм нагрузками и молиться, — тяжело вздохнул Лоргар, — авось Господь управит.
* * *
Запашок тухлых энергий привёл маленький, но очень отважный отряд прямиком в частный сектор. Лоргар поглядывал то и дело в варп, стараясь идти точно на мощные возмущения энергий. Источником оказалась зеленая халупа на отшибе. Какой-то умелец сварил себе из металлолома очень колоритный забор. Впотьмах он выглядел особенно жутко. Когда тусклый свет проезжающих где-то машин лениво лизал его бока, казалось, что бугристый забор натужно пучит и растягивает прорывающимися из него сведенными мукой фигурами. Над самой же калиткой, в ветвях здоровенного грецкого ореха, какой-то шутник разместил слепленное из прутьев чучело в старом плаще и противогазе. На руках существа даже имелись заношенные до дыр перчатки. А на голове — ржавая немецкая каска с дырой в темечке.
Пока семинаристы, пораскрывав рты, взирали на всё это гостеприимное великолепие, за домом что-то со звоном рухнуло, а окрестности огласил отборный мат. Пинком распахнув калитку и всё ещё обнимая здоровенную стеклянную башку, к семинаристам вытряхнулся тот самый Витёк, который любит пиво. С дикими матами он запустил в калитку куском стекла и яростно проорал в темноту что-то вроде «тян не нужны». Особо не разбираясь что к чему, Лоргар молча раскроил ликующе дымящимся мечом то, что пожаловало следом из калитки.
А пожаловало из полночной синей мглы нечто одновременно и манящее до одури. И до одури же страшное. Пока голая одногрудая монстродевка беспорядочно щелкала клешнями и с визгом осыпалась черным пеплом, через забор перемахнула ещё одна, с торчащими из грудины обломанными вилами. Витёк резво рухнул ничком, совершил перекат и стремительно пополз по-пластунски куда-то в темноту.
— Быстрые! — отчаянно взвыл где-то Димка, кажется он палил почти вслепую.
С грохотом рухнул забор. Выскочившую на свет монстродевку некто большой и бородатый окатил чем-то жидким и горящим. Лоргар не видел почти ничего — его лицо густо покрывали кровь и какая-то мерзотная короста. Отчаянно прекрасное и вместе с тем омерзительное мглисто-синее создание, призывно покачивая шикарными бедрами, кружило вокруг него как в танце, норовя зацепить иссиня-черными клешнями. Справа что-то взорвалось. Победно взвыл голос Ники где-то в отдалении. На сражающихся посыпались костяное крошево и щебенка. Раздались хруст и задушенный хрип. Щеку почти обожгли пронесшиеся мимо плевки эльфийской ружбайки. Истошно вереща, одно из существ резко выросло из собственной кожи, взрываясь и обращаясь в мешанину из дымящейся, вспученной плоти. Витек, осатанело хрипя что-то про «я знаю, что ты, отродье жадной суки», сбил с ног одну из тварей и вогнал ей в хребет невесть у кого вырванную клешню.
— Костяной Феникс имя мне! — пафосно загремела где-то впотьмах Черновец, — и несу я возмездие во имя… Эй! Куда?! Я не закончила!
Лоргар отряхнулся от пепла и стеклянной крошки, всё ещё заторможенно наблюдая как Витёк-родновер с неистовыми матами крушит куском бревна стеклянную прелестницу с рачьими конечностями.
— Убежала, — мрачно сообщила Черновец, мигая залитым кровью глазом и зажимая платком рассеченную бровь, — это что за цирк уродов?
Витя выбросил полено и привалился к забору, судорожно доставая откуда-то из кармана зажигалку и мятую пачку «Явы». Надышавшись в тишине сизого дыма, он спохватился и предложил сигарет. Оказалось, что публика не из курящих.
— Это бесы? — Диман с опаской и любопытством пошевелил ногой размазанный по асфальту клешнерукий труп.
— Да, — кивнул бородач, — демонетки.
— Это не бесы, — Ника с сомнением поддела палкой размазанные по асфальту кишки, — у бесов кишок нет. Демоны — бесплотные и бесполые падшие духи.
Лоргар присел на корточки, разглядывая вспухшие клочья плоти, обмаравшие почти весь забор. И весь внутренне сник, представляя как всё это придётся убирать почти наощупь. Не оставлять же гнить до утра.
— Да неужели? — ухмыльнулся Витёк и ткнул сигаретой в мертвеца, — у ангелочков — крылышки, у бесов рога и копыта. Всё как положено.
— Не знаю уж в каком фентезийном мирке это положено, — воинственно сверкнула карими, почти черными глазами Ника, — только вот у православных христиан это не положено. Падший или светлый дух — это всё ещё дух. И он физически не может иметь ни рогов, ни крыльев. Потому что не имеет тела.
— Погоди. Нет, ты погоди. А как же ваши попы рисуют ангелов с крыльями?
— Православная икона — это не только Библия для неграмотных. Но и богословский трактат в красках. Икона состоит из символов. Если у архангела Михаила рисуют крылья, меч и римские доспехи, это вовсе не значит, что он — летающий золотой, прости Господи, мужик! Он светлый дух. Могущественный, грозный дух. Не обремененный плотью. Точно также и падшие духи — духи. После них не остаются трупы. Их нельзя убить. Они другое.
— Ну-ну, — многозначительно ухмыльнулся бородач, щурясь, размазывая о забор бычок и щупая тощую, растрепанную фигурку заинтересованным взглядом.
— Это обычные монстры, — Ника с хрустом наступила на багровый хитин клешни, — мерзкие отродья дохнущие как и всё, что дышит.
Витёк озадаченно улыбаясь почесал бровь кулаком с зажатой в нем мятой сигаретой. Огонёк тлел алым и обрастал рыхлым слоистым пеплом. Лоргар вздохнул. Табак, как растение, он любил. И считал отличным дополнением большой, цветастой клумбы. Или неплохой такой частью букета для классной руководительницы. Но сам табачный дым Лоргар как-то не особо жаловал.
— Почти как начало анекдота, — хмыкнул бородач и, затянувшись, выпустил облако дыма, — подкараулили как-то демонетку сорориточка, примарх и… вы кто будете, хлопцы?
— Я — Лёха Мажорья Смерть, — бодро сообщил Леха и похлопал пятернёй по макушке возмущенно заоравшего Димку, — а это — брат Димитриус. Он любит стеклянных птичек и профессионально шевелит ушами…
— Эй! Клешни убери!
— А вместе мы — страх и ужас галактики Жопа…
— Я не примарх. Я студент, — Лоргар нехотя поднялся, успев заметить, что зловредный ворон исчез, а чужих останков на асфальте немного больше чем положено, — мы просто охотимся на монстров.
— Шикарно, — заржал Витёк, — вы не подумайте, я тут просто Блейд. Просто, мать его, Ван Хельсинг по субботам…
— Кто-то должен, — пожал плечами Лоргар, пытаясь оттереть с лица кровь, — я ощущаю этих паразитов. А значит что? Значит я обязан их давить. Как они здесь вообще оказались?
— Не удержался, — признался родновер, — купил у бабки вашего стеклянного хаосита. А они его, похоже, как-то отследили.
— Нда, а могли заявиться прямо на Вторму, — помрачнел Лёха, — вот работягам была бы радость. В кавычках. Гребёшь стекло во вторсырье, никого не трогаешь. А тут, такие, подваливают. Красивые, интересные… инопланетное рачьё из Галактики Жопа.
— Да ты достал со своими шутками про задницу!
— Очко Ужаса галактики Жопа.
— Лёха!
— Жопа!
— Смотрю, кого-то знатно торкнуло варпдастом.
— Хорошо что эта стеклянная дрянь не попала на Вторму. Действительно, охрана, рабочие…
— Это ещё неизвестно кто бы больше огреб, — хмыкнул Витёк и распахнул калитку, — ладно. Давайте, тащите сюда свои благостные тушки. У вас у всех рожи в мозговых ошметках и в варпдасте. Надо отмывать.
Примечания:
Борщевик вынужден напомнить, что всё, что вы читаете — стёб. И, кто там себе чем испортил мнение об авторе, автора не особо волнует.
* стихотворение Блока.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
7. Лоргар наносит ответный удар
27 ноября 2020, 03:37
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Ещё раз напоминаю, что это стёб. Если есть критические расхождения с бэком — говорите сразу.
* Притво́р — пристройка перед входом в храм. Обычно примыкает к западной стороне христианского храма. В XII веке на Руси возник новый тип храма с тремя притворами: с западной, южной и северной сторон храма. Обычно отделяется от храма стеной с дверями.
** Епитрахи́ль — принадлежность богослужебного облачения православного священника и епископа — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь. Переводится с греческого как "то, что вокруг шеи".
В. Высоцкий "Баллада об уходе в рай"
Дико клонило в сон. Мимо, широко зевая, просланировал небывало помятый Лёха. Какая-то женщина подняла на руки трёхлетнюю девочку, чтобы та могла поцеловать край иконы. Лоргар улыбнулся и отвел глаза. Ранняя служба оказалась куда многолюднее чем Лоргар представлял себе. Кажется, на неё пришла вся воскресная школа вместе с мамами, бабушками, дедушками и папами. Кто-то ныл и просился на руки. Где-то кто-то шуршал, истошно запищал чей-то телефон. Какой-то сидящий на руках отца младенец задумчиво поковырял пальцем черный китель Лоргара и важно сообщил:
— Утута. У.
— Здравствуй, герой, — кивнул, пряча улыбку Лоргар, — как звать-то?
— Дань, — важно сообщил ребенок и замолотил кулачком по спине отца.
— Причащать скоро будут? А то душегубка такая, — мужчина, такой же сероглазый как и ребенок, обернулся и с изумлением уставился снизу вверх на почти нависшего над ним Лоргара.
— Скоро, — заверил его Лоргар, — сейчас литургия верных, часы уже прочли.
— Тебе виднее, — ухмыльнулся молодой отец, — мне это всё — китайская грамота.
— Да вы вперед пройдите, там прохладнее, — кивнул всторону алтаря Лоргар, — впереди места больше.
— Да неудобно, слушай… мы с Данькой чё, бабы, вперед чтоб пропускать? А ну скажи, Даня, кто ты у нас?
— Дань музык!
— Во. Молодец. Пальцы в рот не суй.
Ребенок возмущенно надулся, засопел и уверенно сообщил:
— Дань. Музык.
После чего попытался запихать себе в рот всю пятерню. Предусмотрительно свесившись отцу за спину.
— Так-то оно так, да только в церкви первыми полагается пропускать детей, потом уже мужчин, а после — женщин. А не наоборот, — заметил Лоргар.
— Торжество патриархальных ценностей, м, — ухмыльнулся молодой папаша. Младенец, вцепился обеими ручонками в капюшон отца и задумчиво потянул его себе в рот, философски поглядывая на окружающих, — нет, что, серьезно? Я что в церкви, старух не должен пропускать вперёд?
— Да, не обязаны. Первые на причастие идут дети, потом мужчины, потом женщины.
— Не знал. Спасибо.
— Таковы правила. А с младенцами на руках, кстати, идут без очереди. Так положено.
— Это. Спасибо.
— Просто идите вперед. Вас все обязаны пропускать вперед. Пропустите мужчину с ребенком! Женщина! Пропустите ребёнка!
Отец с сыном растворились в толпе. Лоргар вздохнул и повернул к выходу. Мягко мерцали лампады. В золотистом церковном полумраке пахло горящим ладаном, хлебом с канона, горячим воском, детским кремом и тройным одеколоном. Какая-то бабулька упорно намывала полотенцем стекло оклада. А из-за стекла ясно и спокойно смотрела девушка в восточных одеждах. Великомученица Варвара, дочь языческого жреца, умученная собственным отцом. Жирным золотым блеском сияли подсвечники. Десятки, сотни восковых свечей горели в рыжем сумраке. Огни толстых и тонких, желтых и красных свечей трепетали и метались от дыхания людей и случайных сквозняков. Где-то далеко впереди, за спинами тепло одетых людей празднично и заливисто гремел женский хор. В храме было шумно, людно и очень жарко. Слева какой-то сухощавый, невысокий дед очень громко отчитывал безобразничающую внучку и громогласно хрустел пакетом. Педантично складывая его и пряча под пальто. Туда-сюда бегали дети. Какая-то кроха в пятнистом малиновом платочке запнулась о ноги Лоргара, доверчиво улыбнулась ему щербатой улыбкой и пестрой шустрой рыбкой нырнула обратно в толпу. Где-то какие-то старушечьи голоса вовсю стыдили каких-то школотят, которые «бегають и бегають, вот боженька расстроется и накажет». Какие-то девушки в джинсах толпились у входа куцей кучкой, ошалело разглядывая всё вокруг себя, открыв рты и попутно наматывая на головы платки. Закупившись в лавке свечками, девчонки гуськом потянулись к иконе мученицы Татианы, покровительницы студентов. И немедленно торжественно облепили весь подсвечник. Ало-золотые отсветы на их лицах так прихотливо оттеняли кожу и мягкие, юные черты, что Лоргар невольно засмотрелся. Одна из девушек испуганно уставилась на Лоргара, пискнула, прикрывая рот ладошкой и что-то оживленно зашептала подругам. Вся девчачья стайка, округлив глаза, уставилась на Аврелиана.
— Живой Ванпанчмен! — донеслось до Лоргара.
— Етить!
— Нет. Он похож на Тоторо! Смотрите какой няшный…
— Смотри, смотри…
— Это что ещё за атака титанов…
— Ванпанчмен! А давайте чего-нибудь спросим…
Лоргар стремительно срулил подальше от подозрительно воодушевленно пищащих девиц. Мамы и бабушки суетливо курсировали по храму вместе с детьми. Мужчины стояли спокойно и изредка крестились. Где-то справа кто-то бессвязно бухтел — это дежурные выводили из храма пьяного. Где-то далеко, в притворе*, плакал навзрыд младенец: над ним всячески суетились его родители, молодая пара. И почтенная дама пенсионного возраста, в огромной фетровой шляпе и с детской шапкой в руках. Видимо, бабушка.
Лоргар, ловко лавируя в толпе, многотонным танкером плыл через весь храм прямиком к свечной лавке. А точнее к расположенным подле нее полкам с печатной продукцией. Аккурат за толпой стоящих на исповедь людей ныкались облепившие эти самые книжные полки студенты. Обычно во внутрихрамовой свечной лавке кроме молитвословов и акафистников продавалась всякая беллетристика вроде Вознесенской и Сысоевой, но временами попадались и весьма стоящие вещи. Справа Стас листал очередное творение Кураева. Лоргар притормозил и выудил с верхней полки черную книжку с серебристой надписью. Надпись гласила: «Мандеи: история, литература, религия». За окнами стояли густые синие сумерки, а где-то в просвете меж серыми коробками панельных домов брезжил-разливался золотисто-алый рассвет. Ужасно клонило в сон, а где-то на подкорке зудела мысль, что хорошо бы уйти на дно как подводная лодка и спать, спать, спать, спать…
— Лоргар, — кивнула Ника, вынырнув из толпы, — ты обещал показать твои переводы на колхидском.
— Да, сейчас, — Лоргар поспешно вернул книгу на полку и выудил из-за стеллажа сумку. Из сумки одну за другой достал толстую амбарную книгу и очень пухлую рукописную тетрадь в клеточку, — не представляю, зачем тебе это. Ты же не знаешь колхидский. Ник.
— Ого. Действительно клинописи. Это что? — Ника раскрыла амбарную книгу, страницы были густо исписаны незнакомыми символами.
— Библия. Ветхий и Новый Завет. Я давно всё оцифровал, а это оставил вроде как на память…
— Ты туда даже иллюстрации из детской Библии вклеил что ли?
Лоргар покраснел:
— Будучи подростком я мечтал, что сумею вернуться на Колхиду и проповедывать там Христа как святой Патрик проповедовал ирландцам. Не важно. Смотри. Здесь полный перевод всех книг Ветхого и Нового Завета. А в конце — сборник коротких молитв.
— А здесь? — девушка зашуршала тетрадью.
— Наш учебник за первый курс. Тот, который по катехизису. Ну этот, который издан в начале прошлого века…
— Ты перевел пояснения к катехизису святителя Филарета Дроздова?! — шокированно распахнула глаза девушка, — но это же… Ну ты и монстр! Это когда же… Лоргар, ты знаешь, что ты чудо?! Это же основы основ, тут же подробное описание всех церковных таинств и их значение, разжеваны основы основ… это же один из догматических памятников, излагающих от имени Церкви её веру и богословское учение!
— На первом курсе баловался переводами, — кашлянул Лоргар в кулак, — не думал, что пригодится.
Мимо, трубно сморкаясь, проплыл кто-то из старшекурсников. Где-то впереди лениво волновалась толпа стоящих на исповедь людей. Исповедывал их недавний выпускник: чернявый, угловатый, сутулый отец Роман. Люди по очереди подходили на исповедь, к кафедре с крестом и Евангелием, священник накрывал голову очередного подошедшего своей желтой епитрахилью**, внимательно слушал, задумчиво кивал, что-то тихо спрашивал, снова кивал. Опускал пятерню на затылок, читал разрешительную молитву, твердым, размашистым жестом крестил голову человеку поверх ткани, забирал епитрахильный край, дожидался пока человек приложится к кресту и Евангелию. И поспешно накрывал тканью следующего, рассеянно моргая и слушая как очередной незнакомый человек изливает ему свою душу.
— Слушай… Лоргар, — позвала Ника, возвращая рукописи, — а попробуй перевести что-нибудь из Достоевского.
— Это будет сложно. Но я могу попытаться, — пожал плечами Лоргар, — понимаешь, слишком много названий устаревших профессий. Или предметов, которых нет на Колхиде. В колхидском языке и слов-то таких нет.
— Кажется, понимаю. Околоточные, например, — хмыкнула Черновец, кивая, — «доходный дом», скрипка. Снег.
Где-то справа сварливо загалдели на все лады старушечьи голоса.
— Тьфу ты, позорище! На старости лет с бритым черепом… — донеслось до Лоргара, — и не стыдно тебе? Старая женщина, а без платка. Да ещё и лысая…
— Ой! Ба-а-атюшки! Срамота какая, — скрипуче ахнула баба Капа с канона, прижимая руку ко рту, — вся рожа в письменах!
— Не трожь, Капка. Ведьма это.
— Ба-а-атюшки, срам-то какой… женщина, вы харикришна-то, небось? Харикришна, да?
— О-ой, Зо-ойка-а, я этих черных страсть как боюсь, — громким шепотом поделился какой-то старушечий голос.
Лоргар обернулся и поперхнулся воздухом от неожиданности: посреди галдящих от возмущения старух непоколебимым черным обелиском возвышался очень смуглый, бритоголовый, татуированный дед в черном женском платьи очень странного фасона. Платье это доставало аккурат до пола и, если бы не расшитое колхидскими письменами ажурное декольте, сошло бы за рясу или одеяние жреца. Слезящиеся блеклые глаза старика излучали унылую ненависть, тоску и глухое противление. Он пока что стоически переносил старушечье брюзжание и, кажется, не понимал ни слова из того, что ему говорят.
— Бабушка, наденьте платок, тут есть бесплатные платки для тех, кто забыл свой платок дома, — засуетился какой-то кудрявый первокурсник и ринулся к дернувшемуся всем телом деду. Вооружившись цветастым бабским платком с кистями, да. Гений, чтоб его, — потом просто сложите в коробку…
— Мир всем! — певуче продребезжал из алтаря на весь храм отец Никон. Отчего по лицу деда прошлась гримаса боли.
— И духове твоему, — пропел в ответ хор.
— Прокимен, — возвысил голос диакон, — глас четвертый…
Дед страдальчески поморщился и, осаждаемый помогающими доброхотами, кое-как обмотал свой татуированный череп пестрой тряпицей. Лоргар моргнул и с жалостью покосился на бедолагу: все-таки в храме было довольно-таки душно и жарко.
Успевший уже прочесть все, что ему положено диакон, между тем повернулся. И весь храм с ним заодно с готовностью грянул: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя…»; под тысячеголосый грохот «Символа Веры» странного деда натуральным образом перекорёжило. Он согнулся пополам, вытаращил глаза и распахнул рот. А оттуда заревели-завыли пять голосов одновременно. Голоса эти, на чистейшем колхидском нецензурно ругали всех присутствующих, их родню, проклятую древнюю Терру и отвратительно голосистых жрецов Галилеянина. И попутно истошно орали что им очень-очень больно. Лоргар среагировал молниеносно: таких бесноватых он частенько видел у мощей, в кафедральном соборе. Изловив неистово извивающегося всем телом и злобно ревущего пятью голосами деда, Аврелиан бережно поволок его в угол. К баку со святой водой. Люди молча расходились, освобождая пространство и показательно не обращая внимания. Женщины поспешно уводили подальше озирающихся детей. Какой-то человек с армейской выправкой и сталью в голосе, попросил какую-то бабку освободить табурет, открыл кран, быстро набрал из бака воды и молча передал кружку Лоргару.
Кое-как усадив визжащего уже на ультразвуке деда, Аврелиан влил в него освященной воды. Изо рта старика ударил мощный поток бурого пара, кто-то взвизгнул и отскочил в сторону. Длилось явление минуты две. Старик затих, а его взгляд прояснился; он поднял глаза на Лоргара, изменился в лице и громко всхлипнул.
— Подождите, я сейчас, дедушка, — перейдя на колхидский, засуетился Лоргар вокруг, помог стащить уже наконец с головы безобразно толстый платок. И, набрав в горсть воды, стёр с лица старика слезы и испарину.
Колхидский дед не выдержал и зарыдал в голос, закрывая лицо дрожащими руками. Кто-то из старух участливо всучил старику валидол.
— О-ох, беда-то какая! Да это ж дед!
— Да ещё и не русский какой-то. Ты, милок, валидол под язык сунь! Под язык, говорю! И соси.
— Да не понимает он…
— Лоргарушка, ты по-ихнему понимаешь, скажи деду, чтобы валидол под язык положил. Он от сердца, — сердобольная старушка склонилась над горько рыдающим стариком, крестя и себя и его, — Матушка-Богродица, Николушка Чудотворец, заслоните раба-то божьего. О-ой, это ж надо, беда-то какая! На старости лет с бесяками внутри ходить! Да не с одним, а с пятью…
Лоргар перевел старику всю эту пламенную речь, вручил ещё кружку воды и объяснил что такое валидол. Старик опасливо покрутил между пальцами таблетку и сунул в рот.
— Что у вас здесь? Отец Роман волнуется, — к Лоргару подсел какой-то старшекурсник.
— Да с человеком плохо, — вздохнул Лоргар, и налил старику ещё воды, — впервые попал в церковь, похоже. А из него на «Символе веры» бесы заорали. Ему уже лучше. Валидол, вон, дали.
— Они вернутся! — с ужасом в глазах старик судорожно вцепился в лоргаров китель, — провозвестники Хаоса Неделимого вернутся чтобы покарать меня, своего жалкого раба! Они не забудут что были изгнаны! Я их уста, они — мой голос. Они вернутся!
— Вы главное ничего не бойтесь. Поступайте по совести и молитесь…
— Как я могу молиться богу, которого не знаю? — в глазах старика мелькнуло сомнение, — я хочу понять…
— Лоргар, что случилось? — рядом на корточки приземлилась Черновец.
А это мысль. Шальная идея обожгла мозг, побуждая к немедленным действиям. Странный старик, колхидские руны. Голосящие на колхидском бесы. Надо действовать. И немедленно. Что ты там хотел, другой я? Проповедовать? Отличная идея, браво. Я её позаимствую. Ты же не против, другой я? Не так ли? Ты ж так жаждешь ответных действий.
— Ника, мои переводы…
— Да вот же твои книги, — Ника почти всучила Лоргару сумку, — ты забыл у окна сумку.
— Да, спасибо. Смотрите, — Лоргар вложил в узловатые ладони свои рукописи, — здесь содержится учение о боге, который сегодня изгнал из вас бесов. Если вы посчитаете, что всё, изложенное здесь вам подходит, вы можете прийти в храм и принять крещение. И, как и я, стать христианином…
— Я хочу стать слугой бога, который со властью повелевает демонам и изгоняет их из людей, — поспешно прижал к груди рукописи старик.
— Что он говорит? — Лоргар не заметил, как к столпившимся вокруг старца студентам подошел отец Роман.
— Хочет принять крещение. Из него, кажется, бесы вышли. Теперь боится что вернутся, — отозвался Лоргар и спросил старика на колхидском, — как вас зовут?
Старик рассеянно моргнул и отвел глаза:
— Гемелл.
— Двойник или близнец с латыни. Память мученика Гемелла празднуют десятого декабря, — улыбаясь, покивал отец Роман, а Лоргар перевел, — это, конечно, не положено без подготовки, просто так... А оставайтесь после службы. Я детей крестить буду. И вас заодно покрестим.
Лоргар перевел и это. Старик рассеянно согласился.
— Вот и отлично. Андрей, проводишь человека в крестильный храм после службы? — отец Роман расправил плечи и ободряюще улыбнулся старику, — держитесь, осталось совсем немного.
* * *
— Оп-па. А вы тут что делаете? — Ника, ухмыляясь, наблюдала как возглавляемая Лоргаром стайка тепло одетых детей рыщет по пустырю за храмом, собирает желуди, песок, камешки, прутики и осенние цветы. Некоторые дети совершали всё это под присмотром мам и бабушек.
— Не поверишь. В последний момент оказалось, что нет материала для трудов. Вообще. Ни клея, ни бумаги.
— Короче, всё как всегда, — пробормотала Черновец.
Лоргар пожал плечами:
— Да всё нормально. На неделе разживусь листовой фанерой. Переживём.
— Тебе что, вообще ничего не дали?! Как же… но что… Что ты собрался делать? — приподняла брови Черновец.
— Будем лепить объемные картины. Из чего есть. Каждый сам собирает себе материалы для поделок, — флегматично пожал плечами Лоргар, собирая в кулёк бутылочные стёкла, — да не смотри так, всё будет нормально: помою, налеплю на фанерки, а они покрасят. Будет объемная цветная пакость. Высушим цветы, наклеим. Песком крашенным разводы насыплю. Красиво будет. Выставку устроим. Заодно территорию от стёкол избавлю.
— Ну ты даешь. Хэнд мэйд ателье «Говно и палки», — негромко фыркнула девушка, наблюдая как дети обдирают ракиту и плети отцветшего цикория, — когда мою подругу искать пойдём?
— С обеда отпросимся и пойдем. Это всё уже не шутки. Надо что-то де… Ник, подай мне вон тот чертополох, он у меня из кармана выпал.
— Сейчас… слушай, у меня есть дома банка с ракушками. Могу, как зайду, ракушки тебе прихватить. Надо?
— Не помешают. Хоть мулине, хоть бумага, хоть навоз мамонта, мне всё нужно.
Телефон Ники требовательно пискнул и загудел. Девушка заклацала кнопками и тихо пискнула, прикрыв рот ладонью.
— Что там? — не глядя на собеседницу, Лоргар оживленно загребал в пакет серый песок пополам с травяным сором.
Ника молча показала телефон. На экране были только полумрак и засиженное зеркало с алыми надписями на нём. Колхидские символы. И неровное кольцо. Ощетинившееся восьмью стрелами. Мутное фото сделанное явно в какой-то заброшке. Очень мутное и темное.
— Господи, — Лоргар почти выхватил телефон и поднес к лицу, хмурясь, — откуда это?
— Пришло с номера той самой пропавшей подруги, — в голосе девушки звенела паника, — только что.
* * *
Небо цвело и пылало огненными штормами. Были лишь огонь и агония чужой боли. Волны чужой боли всё ещё застилали разум, рыдая и воя где-то внутри. И казалось Лоргару, что он и не жил раньше вовсе, а пробудился из тьмы небытия только сейчас, в самом сердце огненной бури. Потоки жадного пламени неистово плясали, сметая всё на своём пути. Но и огонь очень скоро потух. И его заслонил багровый мрак. И не было ничего в этом мраке: ни дождевой влаги, ни влажного дыхания весеннего чернозёма, ни голосов людей, ни солнечного света. Только мертвецкая гарь, душный черный дым тряпья и металла. И пепел во рту. Лоргар смотрел и видел как мимо в густеющий мрак шагают закованные в доспехи фигуры. Лоргар размазал по лицу керамитовой пятернёй пепел и обернулся. На груди ближайшего воина тускло просиял двуглавый римский орёл. Как во сне Лоргар шагнул следом, вливаясь в общий поток. Кто-то обнажил голову. Горячий, прогоркий ветер взметнул хлопьями пепел и рвань багрового пара. И Лоргар лицом к лицу столкнулся с человеком, который когда-то, судя по всему, был Лёхой. Всё ещё сутулясь по старой привычке, он молча улыбнулся одними только глазами. Посеченное осколками обветренное лицо исказил застарелый шрам. Длинные соломенные волосы потемнели и слиплись от грязи. Он был куда как выше и шире в плечах этот Лёха Володин. И в его глазах было сумрачно и тихо.
— Ты прав. Кесарево кесарю, — Леха как-то странно повел нижней челюстью вправо. Что-то сухо щелкнуло, — мы пойдем на это. Но не ради твоего отца. А ради обычных людей. Я делаю это ради людей, Лоргар. Мы все здесь только ради людей.
— Лешка, — прошептал Лоргар, — Господи, что за…
— Мы делаем то, что должны. Но ты. Молиться за него… — Леха медленно покачал головой, — молиться за нового Диоклетиана, практически уничтожившего все религии Терры. Как ты ещё не сломался, Лоргар? Почему он нас всё ещё терпит? Я же вижу как он ненавидит любые формы религиозности…
Всё поглотили мрак и пепел. За спиной Лоргара выросла чужая тень. Одноглазый воитель раскинул руки, облекаясь в буйное пламя и нити света, в алых космах его плутали шальные искры, рассыпаемые четкими, неспешными жестами. Голос Алого Короля горным потоком гремел в душном багровом мраке. Рассыпался на нити и искры. И глох в клочьях тумана. Туман наполнял всё вокруг. Туман густел и шептал тысячами голосов разом, немолкнущим рефреном пульсировал в висках. Лоргар оступился. И сорвался отвесно вниз, задыхаясь, захлебываясь криком, в багровую бездну. Но, почти достигнув дна, проснулся.
— Я ж говорил, что он дрыхнет, — громыхая шкафом пробормотал Леха, — народ, с дверью осторожнее. Она… того. Этого.
— Ну мы идём или нет? — завис над сонно моргающим Лоргаром возмущенный Димка.
— Идём, идем, — Аврелиан с хрустом принял сидячее положение и растер пятернёй помятую красную физиономию и оставшийся на щеке шов от подушки, — кто-нибудь видел мой акафист Федору Ушакову? Такая тонкая книжка в мягкой обложке.
— На подоконнике лежала. Тебе зачем?
— Хочу избавить себя от необходимости смотреть во сне разную пакость, — Лоргар с хрустом встал, шумно допил остатки воды из чайника и забрал с вешалки куртку, — адмирал Фёдор Ушаков за всё время своей службы не потерял ни одного корабля. И ни один его матрос не попал в плен. Погибать — погибали. А в плену не были. Его и попрошу.
* * *
В наушниках играла музыка и неспешно пел Владимир Высоцкий:
Не всем дано поспать в раю,
Но кое-что мы здесь успеем натворить:
Подраться, спеть, — вот я — пою,
Другие — любят, третьи — думают любить.
Уйдут, как мы, в ничто без сна
И сыновья, и внуки внуков в трех веках…
Не дай Господь, чтобы — война, —
А то мы правнуков оставим в дураках!
— Серьёзно? Тёмные эльдары? Коммораг. Вслушайтесь как это звучит и выньте дерьмо из ушей. Вы не могли перебить космо-йольфов из днища Паутины. Они учатся убивать с раннего детства. У них обострены все чувства. Их учили. Убивать, — родновер метким пинком послал в полёт камень, — это же бред. Само их существование напрямую зависит от умения убивать и виртуозно срать ближнему.
— Но… мы смогли, — осторожно заметила Ника и спрятала руки за спину, бегая глазами, — нет, это было сложно, конечно. Меня продырявили. Но я смогла!
— Убить друкхари, да? — криво усмехнулся Витёк и скептически протянул, — ну-ну. Примарх ещё мог бы их перебить. Но не вы. Вы —
терранские лошары, без обид. Не берсерки мира смерти, не гладиаторы с Гвоздями Мясника в мозгу и даже не гопота из трущоб подульев. Вы трое — вчерашние дети. Тебя это всё не настораживает?
— Есть такое, — нехотя признала Черновец и со вздохом закрыла глаза, — но демонеток же мы остановили.
Высоцкий, будто мягко усмехаясь, пел где-то в наушниках:
Вот и сбывается всё, что пророчится:
Уходит поезд в небеса — счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно — уснуть!
Разбудит вас какой-то тип
И пустит в мир, где в прошлом — войны, вонь и рак,
Где побежден гонконгский грипп, —
На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?!
Вот и сбывается всё, что пророчится:
Уходит поезд в небеса — счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно — уснуть!
— Нам помогли, — Лоргар пропустил вперед хлопающего глазами и озирающегося Димку, — не знаю уж кто этот человек, но он прикончил достаточно тварей чтобы прикрыть наши спины. Жаль, не могу его поблагодарить.
— Ну, вообще-то, — протянула недоверчиво Ника, отводя глаза, — не обязательно наш друг он. Это может быть и… ммм… она.
— Я буду благодарен в любом случае, — с хрустом сжал кулак и, опустив веки, почтительно склонил голову Лоргар, — не важно он это или она. Этот скромный герой сберег не только наши шкуры. Но и покой нашего города. Я буду молиться за него. И да рассудит Господь. Ему видней как там звать нашего друга, и какого кто пола.
Диман распахнул рот и оглушительно чихнул.
— Угораздило связаться с сопливыми идеалистами, — пробормотал куда-то себе в бороду, мрачнея, Витёк, — куда мамка твоей подружаки вообще смотрела? Почему вы, бабы, упорно лезете куда не звали?
— Мама Яны ела ей мозг за то что «у всех вокруг дочери сбегали замуж и поразвелись, а Яна всё сидит и рисует свои страшные мультики», — побагровев, скороговоркой отозвалась Черновец, поспешно натянув капюшон, — они не ладили.
Витек на это только скептически скривил губы в ухмылке, закатил глаза и очень длинно, но нецензурно высказался о свойствах женского мозга и изъянах в воспитании подрастающих поколений.
Серое холодное небо смотрело сонно и хмуро, а прихваченная ранним морозцем жирная грязь хрустела под ногами. Руины остались далеко позади. Мощные порывы ветра жгли щеки и кусали за нос. На душе было до одури мерзко и сумрачно. Повсюду, сколько хватало глазу, шумел сухой камыш. Где-то впереди угадывались сплошные заросли. Ушедший далеко вперед Лёха обернулся и окликнул:
— Народ, дальше действительно какое-то строение.
— Так. Дальше без самодеятельности. Стоим ждём, когда все соберутся. Лёха! Сюда, — Аврелиан скинул с плеча гитарный чехол, сухо затрещала застежка. Семинаристы молча разбирали своё оружие. Лоргар с нечитаемым выражением лица забрал свой меч-испаритель, в последний раз подержал в руках и вручил родноверу, — осторожно, он испаряет любые жидкости.
Семинаристы притихли, улыбаясь и переглядываясь.
— Это за что такая щедрость? — Витёк, взвесил ножны на ладони, — ты поехавший? Он же, зараза, редкий.
— Не такой редкий как надежное плечо и верная рука, — спокойно улыбнулся Лоргар, — ты станешь ему отличным владельцем.
— Ма-ать. Ты смотри. Да вы хоть понимаете что это? Эта хищная крошка изготовлена из легчайших материалов. Ее шлифовали до мономолекулярной остроты. Говорят, такие игрушки способны разрезать даже керамитовую броню. При должных усилиях, конечно. Эти устройства несут в себе систему переноса и генерации энергии которая где-то вне понимания человеческой расы.
— Он в любом случае твой, — кивнул Аврелиан, застегивая гитарный чехол.
— Постой. А ты? — не понял бородач.
— А я мутант, — отмахнулся Лоргар и зашагал впереди отряда.
Родновер изумленно почесал затылок, буравя взглядом спину удаляющегося Аврелиана. И многозначительно изрёк:
— И всё-таки. Слишком легко вы разжились редким оружием. Веет каким-то гнилым разводом. Кишками чую. Что-то здесь нечисто.
* * *
Инквизитор Ордо Еретикус Ареф Глефар всегда славился холодной головой, гибким умом и прекрасной памятью. Фанатиком он не был. Скорее прагматиком и циником, но это как кому повезёт. В необходимость своей работы он верил. Веру его подкрепляли факты. Факты и жизненная необходимость. Пожалуй, его можно было бы назвать аскетом: Глефар всегда обходился минимумом. Не желая расточать впустую бесценные рабочие ресурсы Империума, он предпочитал лично разбираться в сложных вопросах, не беспокоить лишний раз одиозных политических игроков и не жечь впустую человеческий материал по принципу «чтобы было». Возможно, кто-то и не поверит на слово, но суровый, немногословный инквизитор имел свой собственный кодекс чести и свод негласных правил.
Узкая темная келья источала дух казенщины и неприкрытого пренебрежения собственным комфортом. Пламя свечи беспокойно металось, озаряя узкий стол, кипы бумаг, книги и длинные цепкие пальцы инквизитора, сжимающие очередное послание. Тени мятежно дрожали и скользили по стенам. Глефар уже который раз перечитывал лежащий перед ним на столе донос. Сегментум Обскурус никогда не был спокоен, но вот это всё уже стойко напоминало бред. Некий тип по имени Гай всерьёз утверждал, что будто бы видел как отряд явившихся из ниоткуда космоморяков-мутантов, (называющих себя Кровью Искариота), подавил мятеж на штрафной колонии Хелвурлд, Субсектор Орар. В другом доносе некто анонимный жаловался, что проклятые мутанты увели единственный уцелевший транспорт и сломали нос офицеру. Из Субсектора Гефсимания писали, что неведомый орден Кровь Искариота одинаково остервенело громит и орочьи шайки и культистов хаоса. Но в то же время учит поклоняться какому-то Распятому Богу. И даже писали, будто бы в своём безумии эти богомерзкие отступники призывают молиться не Императору, а за Императора. Нечестиво утверждая, что ему-то молитвы подданных нужнее чем последнему босяку с самого днища какого-нибудь мира-улья. Как бы то ни было, новое учение явно имело успех: кляузы и доносы пестрели именами и фактами.
Хищное острое лицо Глефара посетила задумчивость. Он собрал бумаги, запер в стол, накинул на плечи свой тяжелый темный плащ, прихватил шляпу. Ближайшая отражающая поверхность услужливо показала седину и общую помятость костюма. Немного подумав, инквизитор вернулся и забрал из стола всё, что касалось незнакомого ордена. Перекладывать ответственность на кого бы то ни было причин он не видел. Глефар привык лично решать все проблемы. Особенно же — столь интригующие. А новый орден его заинтриговал и весьма. Эта странная жертвенность напоминала нечто очень знакомое, почти забытое, но не стершееся из памяти полностью. Эхо отгремевшей грозы из раннего детства, из тех полузабытых времен, когда у Арефа Глефара всё еще была мать.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
8. Шутка
12 декабря 2020, 16:36
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Путевой Обходчик OST — Колыбельная
Забыл сказать, я тут иллюстрацию состряпал:
https://fanfics.me/images/fanart/2020/12/08/4827531607438811_400_0.jpg
Не лично к этой главе, но всё-таки.
Тьма шептала на сотни голосов, иллюзорным эхом врываясь в напряженное ожиданием сознание. Натянутой струной звенело внутри собственное «я». По комнатам заброшенного дома ощутимо гулял ветер. Мутные, практически лишенные стекол окна, совершенно не разгоняли царящий здесь мрак. Отчетливо пахло бензином и несколько слабее — соляркой. Темный дом дышал въевшейся в стены гарью, запустением и пылью. Спертый воздух смердел странно: мясной гнилью, испражнениями и цементным крошевом. Ника едва не упала, запутавшись в чем-то ногой. На ощупь невидимый капкан оказался месивом из спутанной проволоки, пакетов и обрывков гнилого женского пальто. Лоргар шагал по мусору и беззвучно молился. На душе царили спокойствие и решительное ожидание худшего. Похрустев шеей, Лоргар заглянул в варп. Чутьё не обмануло: казалось, сами стены успели пропитаться болью и отчаянием, а повсюду гнусными испарениями гнездились гниль энергий и живой жадный мрак.
— Слушай, Лоргар, — Витёк обнажил меч и заозирался, его шепот было отчетливо слышно в промозглой, ватной тишине, охватившей дом, — всё забываю спросить. Почему у тебя расписан только череп?
— Серьезно? — возмущенно зашипела Ника, — это обязательно выяснять прямо сейчас?!
— Не успел, — Аврелиан, стараясь не шуметь, отломал от труб бурую батарею-гармошку, задумчиво помял чугунину в ручищах и бережно скрутил из батареи палицу, — ты смотри, весь металлолом на месте. Чудеса.
— Сюда бы тачку пригнать, — согласился Виктор, озираясь, — и срезать всю чугунину к хренам. У меня сарай сыпется… Лоргар.
— Чего?
— А дверь-то годная, надо снять. Да в моей хибаре двери хуже чем в этом бомжовнике…
— Наши охотники на нечисть настолько суровы, что в очередных мрачных развалинах думают не об обнаружении тайных знаний, а о том, как бы разжиться халявной дверью, чугуниной, кирпичами и досками для курятника, — пробормотал Леха, натягивая на руку перчатку и морщась. Хитроумное эльфийское устройство вцепилось в самое мясо какими-то мелкими щупальцами-шлангами, — ну и вонь.
Димка постучал себе по бедру фонариком и тот зажегся. Белое пятно света выхватило из полумрака слои втоптанного в пол мусора, какую-то бурую присохшую к полу тряпку, детский кроссовок, высохший навоз и россыпи окурков.
— Кожа примарха не держит татухи, вот я и подумал. Почему твои шрамы ещё не пропали? — Виктор мельком заглянул в очередную комнату. И, забрав у Димки фонарь, скучающе посветил им вовнутрь.
— Не знаю. Возможно, это как-то связано с тем, как я здесь оказался.
Фонарик выхватил из густого мрака полуобожженный старинный резной шкаф и пришпиленные к стенам детские игрушки. Ника шагнула вовнутрь на негнущихся ногах и, крепко стиснув зубы, поддела остриём клинка одну из створок. Немедленно отпрянув. Скрип шкафа разнесся в тишине, где-то в глубине дома что-то тихо звякнуло. Родновер шепотом выругался, заслоняя собой перепуганного насмерть Димана, нервно сжимая меч и поворачиваясь лицом к чернильно-черному дверному проёму. Студенты заозирались, побелев и тревожно прислушиваясь. Пятно света нервно заплясало по пустому шкафу и пришпиленным к его стенке фотографиям. С каждой свисали пучки спутанных слипшихся волос. Какие-то узкобедрые тощие девушки-пацанки, смазливые пацанята-подростки, дети. Их было так много, что неизвестный коллекционер клеил фотографии внахлест, они густо пестрели, почти заняв собой шкаф. Родновер не выдержал и тихо захрипел трёхэтажным матом, поудобнее перехватив клинок и ринувшись прочь из комнаты.
— Маньяк. Это алтарь. Здесь везде воск, — на ходу Лоргар схватил в охапку оцепеневшую от ужаса Нику и потащил прочь, — плохо, если у дома всё ещё есть владелец. Официально. На бумаге. Виктор. Нас обожди.
— Но… но шкаф был закрыт! Яна говорила, что шкаф закрыт на замок, — вцепилась Черновец в куртку Лоргара, — он здесь. Он где-то здесь… он смотрит на нас!
Будто в подтверждении её слов где-то сзади загремела закрываемая на засов входная дверь. А совсем близко и невесомо заиграла тихая музыка. И детский голос тихо запел, скорбно дробясь на эхо и шорохи:
Тили-тили-бом,
Закрой глаза скорее…
Кто-то ходит за окном
И стучится в двери…
Димка прижал к груди комморагскую винтовку и лихорадочно заозирался.
— С нами играют, — голос Ники дрогнул, — Яна. Он ведь ещё не убил её, правда?
— Не расходимся. Мы живы покуда мы — вместе, — Лоргар поднял руку, — тише! Вот, слышите?
Детские голоса невесомо пели в унисон под тихую музыку, звон, вздохи и шорохи где-то совсем близко, в кромешной тьме мертвого дома:
Тили-тили-бом,
Кричит ночная птица.
Он уже пробрался в дом
К тем, кому не спится…
Он идет, он уже
Близко!
— Без паники, люди, — Леха где-то впереди, впотьмах, на пару с Виктором, пытался сдвинуть в сторону перекрывший проход шкаф и шарил по стенам, — слышишь нас, тварь? Слышишь… Вить, подсади, я на шкаф влезу и сверху проползу.
— Не ори, вспугнешь, — оборвал его родновер, — вот же гад. Развлекается.
— В проходе застрял. Витек…
— Да это сраный шкаф…
Где-то в смрадной тьме кто-то зазвенел, забряцал, забренчал, и посторонние шорохи заскользили, зашептали совсем близко. Лоргар молча попросил Виктора жестами отойти. И, сильно сутулясь и чуток разбежавшись, с грохотом протаранил собой шкаф. Лихо работая булавой и ненароком снося своим весом дверной косяк. Вместе с частью стены. Отряд ликующе взвыл и, топча остатки шкафа, вломился следом, в образовавшийся пролом.
— Господи, — выдохнул кто-то.
И было отчего. Темная комната оказалась спальней. Разбитая кровать подпирала собой стену, наглухо увязнув ножкой в единственном окне. В измаранном клинописями зеркале отразились восковые, искаженные страхом лица. Свет фонарика лихорадочно заплясал по густо исписанным влажным стенам и запнулся о нечто большое и мутно-белесое. С крюка в потолке свисал, покачиваясь, голый мертвец в бурой простыне, повязанной на манер плаща. Длинный синюшный язык, выпученные глаза и успевшие подсохнуть внутренности мирно покачивались из стороны в сторону. В такт мерным раскачиваниям самого тела. Под повешенным ярко светился белым прямоугольником включенный смартфон. Проигрывая единственную песню в плейлисте:
Тили-тили-бом,
Ты слышишь, кто-то рядом
Притаился за окном
И пронзает взглядом.
Тили-тили-бом,
Все скроет ночь немая…
За тобой крадется он
И вот-вот поймает.
Он идет, он уже
Близко!
Димка посветил под ноги трупу и тихо охнул. Кто-то чем-то маслянистым нарисовал аккурат под повешенным сложную руническую печать. Где-то за спинами утробно взревело пламя. Тускло блеснули маслянистые символы и стремительно вспыхнули. Ника сломя голову кинулась под ноги мертвецу, спасая телефон. Её оттащили назад и бросились к выходу. Но поздно: дом уже пылал, огонь жадно пожирал стены. Над головами людей дробно застучало что-то, Лоргар был готов поклясться что кто-то очень лихо отбивает чечетку на крыше горящего дома.
— Твари! — взревел Виктор, отступая к окну, — это эльдарские руны! Хоть одно хорошо: этот мудак издох.
— Это телефон Яны! — прошептала горько Ника, пряча телефон и возвращая меч в ножны, — она была здесь!
Лоргар перекрестился и всем своим весом обрушился на завязшую в окне кровать. Кирпичи зашатались, по стене пошла трещина. Огонь охватил комнату. Нестерпимый жар сдавил легкие.
— Лоргар! — захлебываясь кашлем захрипела совсем рядом Ника. Труп повешенного вспыхнул жарко и весело, словно охапка хвороста.
Лоргар, хрипя и задыхаясь в едком дыму, последним рывком проломил стену и вывалился наружу с кроватью в обнимку, в кирпичах, дыму и цементном крошеве. Следом за Лоргаром в пролом, кашляя и жадно давясь воздухом, вывалился и весь его отряд.
— Так и издохнуть недолго, — захрипел совсем рядом Лёха, пытаясь встать на четвереньки и выползая из-под ослепшей от дыма братии.
— Эльдарские ру… это месть темных эльдар! — Димка поднялся на ноги, цепляясь за людей и предметы, — нас заманили чтобы сжечь!
— Я буду звать тебя Поджогом Сараев, — давясь кашлем, сообщила Черновец, — о, неведомый сын Комморага…
— Показательная казнь маньяка-педофила — несколько не то, что можно ждать от остроухих тварей, погрязших в дичайших извращениях, — возразил Лёха, по собачьи отряхивая волосы от цементного крошева и пепла, — здесь что-то другое.
— Выходи, ксенос, — утробно взревел Виктор, обнажая меч и озираясь, — ты прикончил мою дверь. Мою. Годную. Халявную. Дверь!
— Хоть это и явный самосуд, мы тебе признательны за смерть маньяка, — возвысил голос Лоргар, перехватывая поудобнее свою самодельную палицу, — но поджигать нас в запертом доме было дурной идеей. Выходи и объяснись. Все разумные существа способны на диалог. Я верю, что ты разумен. Выходи. Я не причиню тебе вреда. Даю слово.
Ветер равнодушно шептал в сухих камышах, волновал верхушки деревьев и гнал на восток сизую хмарь. День клонился к вечеру было пасмурно и промозгло. Дом пылал, где-то лопались стекла. Густой черный дым уносил ввысь последнюю надежду найти хоть что-то ещё кроме треснутого телефона и последних свидетельств эльфийского присутствия.
— Ты… это эльдары, гений! — почти взвыл Витька, — какой к черту диалог?! Ты… с ксеносом нельзя договариваться! Ксенос — враг!
— Они подобны нам, — негромко возразил Лоргар, лицо его застыло скорбной маской, — искаженные генетически и забывшие о своём родстве с нами, отравленные пороками и непомерным чванством, они всё ещё являются нашими братьями.
Виктор нецензурно высказался, в сердцах плюнул и горестно отмахнулся, отворачиваясь.
— Викинги, — пробормотал Лёха, глядя как чумазая Ника угрюмо роется в трофейном телефоне.
— Чего? — не понял родновер.
— Европейские хронисты сравнивали викингов с демонами. Викинги приходили морем, опустошая, сжигая и насилуя, — Лёха кое-как стащил с руки перчатку, досадливо морщась и щупая глубокие язвы от креплений, — они истребляли британские монастыри, угоняли людей в рабство, сжигали ценнейшие памятники культуры, они полностью уничтожили колумбийское монашество…
Родновер закатил глаза:
— Какое к хренам колумбийское… Колумбия, серьёзно?
— Колумбийское. От слова «Колумба». А не «Колумбия». Колумбийские общины основали ученики святого Колумбы, — пробормотала Ника, — сожженный викингами остров святого Ионы населяли последователи святого Колумбы, кстати. Из огня чудом удалось спасти легендарную Книгу Келлса. Прекрасный памятник культуры, наполненный иллюстрациями невероятной красоты…
— Это тут при чём?! Мы говорим про эльдар!
— В те далекие времена викинги были общей бедой, лесным пожаром, сжигающим всё на своём пути. Ровно до тех пор, пока не приняли христианство, — отозвался Лёха, — оно меняет менталитет. Ксеносы… возможно, их можно остановить иначе. Без лишней крови.
— Дурдом, — в сердцах сплюнул родновер, — да для них эти ваши еврейские сказки как шли, так и ехали! Эй, алё! Викингов вспомнили, смотри-ка…
Студенты переглянулись, и, помрачнев, очень нехорошо воззрились на оратора. Лоргар кашлянул, напоминая о своём присутствии.
— Что, скажете не так?! — взвился Витёк, не замечая тяжелых взглядов, — да ваших попов послушать, так до ваших еврейских сказок вся Русь была темная, дикая, всем, кто в богов верует, место в аду, все дикари. А тут греки пришли, смотри ты, облагородили!
— Православная традиция признает наличие языческих праведников, — спокойно возразил Лоргар, — в богословской традиции, некоторые церковные авторы их называют «христианами без Христа».
— Серьезно? — изменился в лице родновер, — это вообще как?
— Язычник, живший как христианин, ничего не зная о христианстве, спасается природным человеколюбием и добрыми делами, — Лоргар зашвырнул в пылающий дом свою самодельную палицу, — надо вызвать пожарных.
— А лучше просто свалить, там внутри, вообще-то труп, — заметил Лёха, — и неизвестно сколько здесь народа вообще зарыто. К тому же, берег близко, огонь хорошо видно с воды…
— А у нас при себе ещё и целый арсенал, — пробормотал Диман, — слушайте, надо упаковывать оружие, если нас с ним поймают…
Лоргар кивнул, стаскивая с плеча гитарный чехол и отряхивая от известки, цемента и просто грязи.
— Погоди, значит если как-то древний жрец, скажем, Рода, жил по совести, людям не вредил, лечил больных, оберегал путников, — начал загибать пальцы родновер, — то вы считаете, что ваш бог его типа спасет от ада?
— Языческих праведников, особенно часто — у греков, изображают в одном ряду с ветхозаветными праведниками или рядом с пророками, — заметила Ника и достала телефон подруги, — я сама видела фотки росписей из греческих храмов. Сократ, Платон, Аристотель, Гипатия даже. Их изображают без нимбов, среди святых. У нас это тоже практикуют, но редко.
— Существует предание, что, когда Иоанна Крестителя обезглавили, он сошел во ад и до самой смерти Христа проповедовал в аду, — кашлянул Лоргар, — когда туда же сошел и Христос, Он вывел оттуда всех, кто хотел, в том числе и Сократа, и языческих праведников…
— Кто хотел? — криво улыбаясь, переспросил родновер, — разве можно хотеть остаться в аду?
— Святость может ослеплять и причинять падшим душам невероятные муки, — пожал плечами Лоргар, — как нестерпимо яркий свет причиняет боль глазам, не видевшим ничего кроме тьмы. Чужая святость как бы обличает тебя перед тобой же. Тем, кто сросся с грехом, святость, сошедшая в ад — разящее пламя несущее только боль.
— Грехом? — хмыкнул Виктор, — звучит так, будто грешников держат в аду чтобы лишний раз не мучить всякими там ангелочками. Кутят типа с демонами, жизнь удалась.
Лоргар моргнул и печально улыбнулся:
— Ад — это, бесспорно, место мучений, наполненное страждущими духами. Мучаются там все: и души людей, и бесы. Но бесы сами по себе намного сильнее людей, всё-таки они — падшие ангелы. Я сравнил бы ад с тюрьмой, а заключенных в нем духовных сущностей — с зеками. Как думаешь, очень комфортно в нематериальной Матросской Тишине вселенских масштабов?
Родновер позеленел и уныло полез в карман за пачкой «Явы».
— Основа христианства — милосердие, понимаешь? — тяжело вздохнул Лоргар, — наш Бог несправедлив. Несправедливо милосерден и добр. Истинную справедливость можно найти только в аду, Виктор. Бог знает и любит каждого. И каждому дает шанс спастись. Всё, что мы видим — проявление Его любви. Он и есть Любовь.
— Как Слаанеш, да? — оскалился родновер.
— Не стоит путать похоть и любовь, — Лоргар пожевал губами, — кстати, сдается мне, это двуполое существо само когда-то было эльдаром. Я это всё к чему вел-то. Христианство не отрицает народное наследие. Христианство смешивается с культурой народа, меняет мироощущение, и, таким образом, уже привычные культурные формы приобретают новое значение. Первые египетские христиане использовали иероглиф «анкх», «жизнь», прообразуя им изображение креста. Ибо крест в те времена всё еще являлся орудием позорной казни. Иконописная традиция очень многие символы позаимствовала именно из языческой традиции. Крылатые юноши, нимбы, жесты изображаемых святых. Например, поднятые руки Богородицы на иконах типа «Оранта» — это древний жест молитвенного предстояния, известный всем народам. Также часто на иконах мы видим у святых жесты, которые использовали римские ораторы. Христианство не отменяет культуру народа. Оно наполняет привычные формы новым смыслом.
— Индусы изображают Богородицу в алом сари, с пылающим черным нимбом и с лежащей у ног коровой, — моргнула Черновец, — арабы не всегда рисуют круглые нимбы. На арабских миниатюрах нимб окружает всю фигуру святого и имеет вид костра. Чернокожие православные христиане Кении рисуют чернокожего босого Христа в алом одеянии старейшины. А когда идут к причастию — поют и танцуют под бой барабанов. На японских библейских миниатюрах архангел Михаил выглядит как крылатый самурай. Форма может быть разной. Главное — содержание. Содержание всегда неизменно.
— Кстати, на африканских иконах все бесы белые, а ангелы, святые, Господь — все чернокожие, — ухмыльнулся Леха, — говорят, один наш священник оказался в гостях у друга, где-то в Африке; они в России в одной Академии учились. Служба, всё хорошо. Вышел чернокожий батюшка с проповедью. И говорит, говорит и, такой: «К нам приехал мой старый друг из России. Не смотрите, что у него кожа белая как у беса, зато душа у него черная, как у нас». Особенности культуры. Трудно им молиться белым. Они ж помнят. Они ж…
— Бедная ваха, — крякнул, усмехаясь и отводя глаза Виктор, — бедные тау. Всё. Им хана. Вас к ним точно пускать нельзя. Наплодят синих попов и будут ходить крестным ходом на звездолетах. По сегментуму. Цепью. Я уже вижу как паломники-ксеносы тайком лезут на Терру и тащат с неё камешки и щепотки земли, часть механикусов забивает болт на Омниссию и начинают поклоняться вашему распятому еврею, уча, что кибернетика — это тоже дар божий, на Барбарусе местные втихую строят монастырь. Жадной Суке нечего жрать, и она с голодухи жрет соседей по варпу. А Император смотрит на весь этот балаган и тихо хренеет.
— Это все сложнее чем кажется, — качнул головой Лоргар, — проповедь бессмысленна, если миссионер не любит и не знает народ, которому проповедует. Если не испытывает должного уважения перед культурой народа, его эпосом, его законами.
Отряд выбрался сквозь кусты, почти к самой воде. Всё ближе и ближе выли пожарные сирены. Друзья переглянулись и зашагали прочь, ломая кусты и хмуро поглядывая по сторонам.
— Это всё замечательно, но знаете, что? — Ника подняла глаза, оторвав таки взгляд от телефонного дисплея, — телефон-то пуст. Ничего не понимаю. Здесь ничего нет. Вообще ничего. Ни номеров телефонов, ни переписок, ни картинок. Есть одно единственное видео.
— Воу. Покажи.
Студенты полезли смотреть. Лоргар мимоходом заметил в ближайшей ложбине остатки костра и брёвна, нахмурился и кивнул:
— Надо бы срулить туда.
— О, кто-то жег шашлыки…
— И гадил природу. Да.
— Садитесь, — под Аврелианом внушительно просело бревно, — Ника, показывай.
— Поганое у меня предчувствие, — пробормотал родновер, запуская руки в карманы, глухо кашляя в кулак и тяжело опускаясь рядом.
Березовые бревна кое-где поросли мхом и грибами. Повсюду валялись бутылки, окурки, ржавые детали от мангала и пакеты из-под чипсов. Леха выругался, едва не вляпавшись в какую-то кучу, интеллигентно прикрытую мятой салфеткой. От реки тянуло холодом, промозглой простудной сыростью и болотом. В жирной ряске, между камышей плавали осенние листья и куски пенопласта.
Телефон равнодушно засиял дисплеем, показывая утопающие в голубых сумерках улицы невиданного города, вычурные шпили нечеловечески прекрасных и вместе с тем очень странных строений. Жутковатые темные шипы и лозы невиданных растений хаотично торчащие во все стороны при приближении оказались чудовищными черными башнями. Искаженными и прекрасными в своём уродстве. Мимо с хищной грацией прошлась какая-то остроухая красотка в черных доспехах. Камера дернулась и аккурат весь экран занял широко скалящийся в камеру ярко размалеванный остроухий шут. Издав гнусное хихиканье, шут показал неприличный жест, подкинул в воздухе уже знакомый Лоргару мглистый шарик, заговорщечески подмигнул и доверительно понизил голос:
— Хороши дары, не так ли? Но вы их, кажется, достойны. Редко встретишь мон-кеев, дающих настолько зажигательные представления. Надумаешь еще развлечься, принц мон-кеев, — только подбрось вот эдак своего карманного оракула. И скажи: «Я в деле, старина Цегги».
— Ах ты ж, тварь расписная, — ударил себе по колену родновер и раскатисто заржал, закрывая багровую физиономию обветренной пятернёй.
Лоргар издал невнятный звук, всё ещё неподвижно таращась прямо перед собой.
— А ларчик просто открывался, — пробормотал Леха, растирая шею, — арлекины.
— Люди, эльфы-шуты это вообще кто? — Ника хмуро поежилась, — какая гнусная рожа.
— А это, Ник, такие расписные гады, которые гадят всем и сразу, везде шныряют и выносят мозг окружающим. Кстати, во всех смыслах, — расплылся в ухмылке родновер, — поклоняются они Смеющемуся Богу и несут возмездие во имя лулзов…
— Если короче, это поехавшие трикстеры, — как эхо отозвался Лоргар, забирая телефон и пересматривая видео, — и, кажется, они знают, где твоя подруга.
— Что это за место? — шмыгнул носом Димка, почти прилипнув к Лоргару, вытянув шею и заглядывая через локоть.
— Надеюсь, не Коммораг, — пробормотал Леха, роясь в собственном телефоне, — вот же дрянь. Он, родимый, кажется. Башни аккурат как на иллюстрациях.
— А что такое трикстер? — любознательно завертел головой Димка.
— Архетип плута и обманщика, — Лоргар поджал губы, — некто ни свой, ни чужой, ни сильный, ни слабый, нечто среднее. Трикстер — это ум без чувства ответственности. Как правило, задача трикстера — поменять суть игрового процесса, ситуации и жизни, он не действует по злому умыслу. Ему важна не сама игра, а процесс. В художественных произведениях трикстеры чаще всего бывают антигероями.
Семинаристы подавлено переглянулись, напряженно обдумывая каждый своё. И Лоргар добавил уже тише:
— Проще говоря, мы здорово вляпались.
* * *
Бывший раб Игнус смотрел с восторгом и ужасом со своего места в стенной нише, как мечется пламя в каменных чашах, а катакомбный храм замирает, чутко ловя каждое слово отца Апполоса. Космоморяки-мутанты толпились далеко внизу. Искаженные, почти вросшие в доспехи гиганты заняли собой всё пространство пещерного храма. Выкрашенный в серый цвет керамит, рвань алых плащей, кое-где не до конца истребленная символика разных орденов. В толпе можно было заметить и неимоверно уродливых бывших Детей Императора, и обступивших какую-то плиту-подсвечник выходцев с Олимпии, и даже броню, смутно напоминающую древние доспехи легиона Несущих Слово из тех времен, когда они ещё назывались «Иконоборцами». С наплечников космоморяков смотрели алые якореобразные кресты. В рыжем сумраке кое-где поблескивали кустарно выкованные аквилы. Какой-то дико изуродованный и почти вросший в свой доспех гигант, преклонив колени, молился где-то далеко, почти у входа. Жуткой гротескной громадой он темнел в неясном свете свечей, неловко перебирая раздутой клешнёй мощные каменные четки. Свет мятущегося пламени выхватил из мрака очертания острых нетопыриных крыльев на нагрудном доспехе. Певчие затихли, прижимая к груди рукописи. Кто всё ещё мог снимать шлемы, стояли, обнажив головы. Кто-то и вовсе неспешно и почтительно опускался на одно колено. Диакон-механикус, скрежеща и щелкая сочленениями своих механизированных паучьих конечностей, скрылся в боковой тоннель, бережно обнимая стопку ветхих книг. Частично аугментированный старик-священник замер на возвышении. Он зычно взывал, обращаясь к толпе:
— …Мы вернулись из глубин космоса, дабы делом искупить грехи наши. Мы согрешили грехом Иуды предателя. Кровь и пепел Истваана — всё что осталось нам от прежних, лучших дней. Но Господь наш Иисус Христос милостив.
Космоморяки зашевелились, крестясь. Глухой отзвук голосов прошелся по катакомбному храму. Заскрежетал сочленениями конечностей деловито пробирающийся куда-то к канону механизированный диакон. Над утыканной свечами плитой возвышалось огромное грубовато сваренное распятие. С него, грозно и вместе внимательно, смотрел, раскинув руки как для объятья, крайне мускулистый трехметровый керамитовый Христос.
— «Вера без дел мертва», — говорит Господь, — возвысил голос священник, — а значит мало нам просто верить. Мы должны принести достойный плод покаяния, искупить свои прошлые деяния. Безымянный орден мы, блудные сыны, расточившие наследство отца в чужой стране. Знаете вы, братья мои, что мы, как орден, не смеем иметь даже имени. Ибо недостойны. Прочие же нас нарекли «Кровью Искариота». И, говоря так, они и правы и не правы. Да, мы — сыны новых Искариотов, предавших собственного отца и опустошавших целые миры. Но и мы сами выбирали. И, некогда выбрали нечестие. Отринем же ныне власть греха и беззакония и, защищая этих людей, выйдем в последний бой, взывая молитвой мытаря с древней Терры: «Боже, будь милостив ко мне грешному!»
— Аминь, — хрипло и свистяще пронеслось по храму.
— Армады Аббадона идут к нам, — протезный глаз священника тускло алел в рыжем сумраке. По рыжевато-желтому облачению настоятеля скользили тени. Немногочисленные настенные росписи просто и лаконично иллюстрировали разные события Нового Завета, кованная алтарная преграда не имела икон и полностью состояла из грубовато выкованных фигур святых, — так с чем же придём мы к Господу? Пронзим ли варп ослепительной вспышкой уносясь туда, где нет ни смерти, ни гниения тварных энергий? Или уцелеем для новых битв, дабы и дальше стоять стеной между людьми и порождениями хаоса? Всё во власти Господа. Но, братья мои, помните. Там, снаружи — окопы. Простые гвардейцы, комиссары и СПО. И их мало. Чудовищно мало. Мы нужны им. Нужны прямо сейчас. Древний терранский святой Александр Невский сказал: «Не в силе Бог, а в правде». Так будем же, братья…
— Слышал новость? Будем целы — увидим живьём патриарха субсектора Гефсимания, — Лидий прислонился рядом к стене, бывший пират с ленцой поглядывал по сторонам, задумчиво растирая пятернёй заживающий шрам, — ты гляди, а я-то думал, его сожрали. Живой. Говорят, будет большая служба. Патриарх привезет святыню.
— Святыню? — приподнял брови Игнус.
— Фрагмент кости какого-то древнего терранского воина, запаянный в крест, — пожал плечами пират, — я толком не разобрал. Вроде бы, какой-то мученик, убитый фанатиками.
— Мы вспоминаем сегодня подвиг древнего терранского воина, адмирала Федора Ушакова, отважного мореплавателя и мудрого человека, — голос священника разносился по катакомбам искаженным эхом. Пламя отчаянно металось в чашах. Скрежетал металл, таинственно мерцали кустарные лампады и чадили тонкие свечи, — воина, строившего города, осушавшего болота, противостоявшего эпидемиям, освобождавшего народы. За всё время службы этот древний адмирал не потерял ни одного корабля. И ни один матрос его не попал в плен…
— Это чудо, что другие общины вообще уцелели, — шепнул бывший раб, внимательно слушая проповедь, — я долго думал, что остались только мы.
Пират издал какой-то пренебрежительный звук и пожал плечами:
— Я этими самыми глазами видел, как гефсиманский старик рукополагал Гемелла и других из ваших. Открою тайну, Церковь бежала с Терры задолго до Темной Эры Технологий, спасаясь от чокнутого Магнара Альбы…
— Я ж не знал…
— Мы с парнями откопали бункер с древними носителями информации. Древнее Тёмной Эры Технологий, — поделился Лидий, — хренова библиотека с террабайтами информации.
— Уцелела бы? — отозвался бывший раб, оттягивая ворот и озираясь, — библиотека… то-то отец Енох разбегался.
— Енох, — пробормотал, фыркая и качая головой Лидий, — до сих пор в голове не укладывается. Это какой должен быть кадровый голод, чтобы рукоположить бывшего техножреца.
— Он очень хороший диакон, — не согласился Северий Игнус, качая головой, — и куда человечнее многих. Бывает, кто-то имеет при себе все конечности, но от человека в нём одно название.
* * *
Лоргар так и не понял за какие такие заслуги именно его в этот ветренный осенний вечер посадили на вахту. Дежурный вахтёр скоропостижно заболел, и дежпому не пришло в голову ничего лучше, чем назначить вахтером Лоргара. Где-то с полчаса назад звонила мама: сестры готовились к ЕГЭ, а младший брат впервые пошел. Хватаясь за мебель, но, в общем-то очень даже уверенно. Отец сетовал, что никак нормально не поговорит со старшим сыном — времени не хватает ни на что. На что Лоргар возразил, что всё понимает и попросил беречь здоровье и не забывать про приём выписанных доктором лекарств. Родные голоса грели душу и кое-как рассеивали общее напряжение. Аврелиан встал, прошелся, хрустя суставами. И широко распахнул входную дверь.
Ветер взметнул охапки листвы. Смутно темнели озябшие туи и качали ветвями в желтом фонарном мареве пушистые ёлки. Лоргар прищурился от бьющего сверху света и опустил глаза. На пороге, взъерошив перья, мрачно топтался здоровенный черный ворон. Заметив открытую дверь, он, стуча когтями, рассеянно зашагал вовнутрь.
— А ты наглец, — вздохнул Лоргар, вымученно улыбаясь.
— Коракс, — важно снизошел ворон, тяжело взлетел и спустился на стол, прямиком в раскрытый конспект.
— Ты мудрая птаха, только, пожалуйста, не гадь туда, — предупредил Лоргар, — он мне очень, очень нужен.
— Кор-ракс? — казалось, ворон вот-вот глумливо ухмыльнется. Он скучающе побродил по столу, стрекоча, поизучал то одним глазом, то другим, подведенный к столу звонок, вызывающий охранника. И браво гаркнул, — коракс.
Лоргар с хрустом забрался в кресло и зевнул. Телефон истошно запищал. Лоргар сонно откопал его из-под собственной шапки и, сняв трубку, отозвался:
— Семинария, здравствуйте.
— Здравствуйте, молодой человек. Понимаете… я очень люблю своего кота. Кот… у меня очень умный кот, Барсик, — напряженно сообщил старушечий голос, — он совсем умный. Как человек. Он всё-всё понимает. Вот… Нельзя ли его причастить?
— Что там? — рыжий, веснушчатый Бидонов бесшумно подобрался и сел, всем своим видом выражая живейшее любопытство и нетерпение.
— Кота причащать хочет, — шепнул Лоргар, прикрывая трубку.
— Скажи, что без исповеди никак нельзя, — давясь смехом, шепнул Бидондер, — пусть кот поисповедуется.
Лоргар укоризненно покачал головой, цокнул языком и скучающе сообщил в трубку:
— Животных причащать не положено.
— П... почему? — со слезами в голосе и как-то очень потерянно спросили с того конца провода.
— Животные безгрешны, — устало прикрыл глаза Лоргар, — они имеют душу, но лишены духа. Их душа смертна. Здесь и сейчас — это всё, что у них есть.
Вызов прервался. Бидонов растекся по столу, хищно наблюдая за вороном. Птица смерила студента оценивающим и очень недобрым взглядом. И неторопливо перебралась Лоргару на плечо.
— И ты тоже безгрешен, дружище, — вздохнул Лоргар, покосившись на мрачно нахохлившегося ворона, — хоть и ведешь себя порой безобразно, птаха ты божья.
Ворон покосился на Лоргара с явной опаской и, на всякий случай, плавно, в несколько взмахов крыльями, спустился на пол.
Слева, из широко распахнутых дверей доносились грохот посуды и шум воды. Мимо, хлопнув дверью, шумной толпой прошли девчонки. В сторону пищеблока. Чистить картошку, надо полагать. Бидондер попытался изловить путешествующего пешком ворона и едва не лишился глаза. Входная дверь заскрежетала пружиной, и вахта наполнилась густым смрадом мочи, прелой грязи давно немытого тела, паленого алкоголя и гноя. Жилистый, грязный старик глухо закашлялся и, тряхнув не слишком чистой, но пустой трехлитровой банкой, сипло сообщил:
— Я… это. Покушать.
Густо исписанные тюремными татуировками руки не дрожали. В воспаленных темных зрачках тлело что-то жуткое, тщательно заглушаемое. Как мрачное темное пламя. Что-то очень хищное и нечеловеческое на краткий миг проступило в чертах старика. Старика ли? Ворон недобро подобрался и взлетел на плечо к Аврелиану. Лоргар задавил в себе недостойный порыв, с молчаливым кивком забрал банку и, перепоручив вахту Бидонову, завернул в тускло освещенную трапезную. Миновав ряды столов и лавок и поздоровавшись с моющей посуду дежурной, он кивнул скоблящему протвинь Стасу:
— Привет, там бывший интеллигент поесть просит. Суп с обеда остался?
— Да, там какой-то борщ, — оживился дежурный, — вон там, раздаточные кастрюли, их ещё не мыли. Скажи ему, компот ещё есть. Погоди, я тут в пакет каши сложил. Этот. Плов из перловки, который не плов. Ты сам-то ел? Тебя на ужине не было.
— Да ел я, — отмахнулся Лоргар, переливая в банку содержимое одной из мелких кастрюль, — Танюша, как там твоё прошение? Подписали?
— Ды да, — сонно махнула рукой девушка, споласкивая хрустящие и погромыхивающие тарелки, — поеду пораньше домой, в Казахстан… ух ты, у тебя ручной ворон.
Вещая птица тяжело снялась с плеча и неспешно улетела инспектировать кухню. Где-то за поворотом щелкнул замок и коротко скрипнула дверь. Девушка подхватила стопку стекающих тарелок и, громко гремя, понесла их к раздаточному окну. На общий стеллаж. Лоргар сгреб в пакет резанного хлеба из чашки-хлебницы, подхватил банку и заспешил на выход.
Где-то за спиной растерянно позвала Таня Ахметова:
— Стас, а, Стас. Келарь кладовку же закрывал?
— Ну да.
— Так она открыта. И свет горит. Надо Брюсова позвать, пусть закроет…
Дальше Лоргар уже не слышал. Прикрыв дверь, он отдал старику продукты и напомнил:
— Ещё есть компот.
Человек замер, что-то обдумывая и, досадливо крякнув, бережно забрал из рук Лоргара банку и пакеты:
— Суп поем — вернусь за компотом. С сухофруктами?
— С сухофруктами, — утвердительно прикрыл глаза Лоргар.
Старик прижал к груди банку и поспешил скрыться прочь, в ветреный мрак. Бидондер молча уступил кресло Лоргару и пересел на табурет. Аврелиан рассеянно захрустел креслом, разминая шею и свесив руки почти до самого пола. Время ползло длинным восковым слизнем. На душе было скверно и сумрачно.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
9. Раненый стерх
10 января 2021, 04:34
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Холодный и тесный крестильный храм, казалось, пропах насквозь хлоркой, чистящими средствами и сырой штукатуркой. Белые стены кое-где поплыли пятнами разводов, а пустая купель, (выложенная плитами прессованной серой мраморной крошки), угадывалась где-то впереди большим мутным пятном. Толпа студентов нехотя заполняла помещение баптистерия. Лоргар бережно сложил оставленную кем-то ширму, убрал к окну и сам аккуратно занял её место в углу. Раскрывая молитвослов и искоса поглядывая на мятых и сонных парней и девчонок, Аврелиан поднял глаза на алтарную преграду, прошелся взглядом по смуглым ликам святых, по сурово взирающему на студентов младенцу-Христу, по тонким запястьям обнимающей его матери. Из неловко раскрытой книги выскользнула фотокарточка. Распечатанный в переходе портрет Императора Человечества. Лоргар изловил фото, подержал в руке и бережно спрятал обратно в молитвослов.
Дежурный студент где-то впереди уже начал монотонно вычитывать утренние молитвы. По тесному храму прошлись шелест и шуршание. Кто-то крестился, где-то в притворе дежпом отмечал опоздавших, сдавленно ругаясь и грозясь отчислением. Справа кто-то зевал и благоразумно отползал к стене, чтобы растечься по ней и задремать. С высоты своего роста Лоргар окинул царственным взглядом помещение храма и украдкой зевнул, прикрываясь ладонью. Разделенная надвое толпа сонно шевелилась. Первокурсники шептались, трое старшекурсников рылись в телефонах. Староста третьего курса следил за чтением утренних молитв по греческому молитвослову, рассеянно шевеля губами и что-то подписывая карандашом над словами. Девчонки шушукались. Разглядывая студенток, Лоргар внезапно для себя обнаружил, что на него, беззвучно хихикая, пялятся какие-то регентши. Девчонки-иконописцы и вовсе спали стоя, замотанные в платки и шали. От кого-то стойко несло дамарным лаком, восковой мастикой и растворителями. Кто-то оглушительно чихнул и трубно высморкался в мятый платок.
— Дежпом из тебя хороший будет, — шепнул Леха, отряхивая плечо от побелки. Володин уже успел обтереться где-то кителем, а из соломенных волосьев его торчало перо, — все как на ладони. С твоим-то ростом.
Лоргар вздохнул и перевернул страницу:
— Паршивый из меня дежпом. Выслуживаться я не умею. Да и противно. Да и сам я… косяк на косяке…
— Чего это у тебя из книги торчит? — оживился Лёха и подцепил за угол зажатый между страниц бумажный портрет Императора.
Лоргар не глядя вытащил бумажку, вручил и, перекрестившись, перевернул страницу. Где-то впереди дежурный сонно и совершенно невыразительно бубнил знакомые Лоргару с детства молитвы.
— Слушай. Ты же в курсе, что это твой биологический отец? — прищурился Леха, неопределенно махнув в воздухе раздраженно шоркнувшей карточкой.
Лоргар кивнул и рассеянно улыбнулся, крестясь и не отрываясь от текста.
— И-и? — многозначительно протянул Леха и широко оскалился.
— Володин. Разговорчики! — грянул совсем рядом дежпом, Полозов. Больше известный как медведеподобный, сумрачный монах по имени Ахав.
Коренастый и кряжистый, он имел, как говорили, очень крутой нрав и на дух не переносил раздолбаев, лентяев и женщин. Человек он был хороший, справедливый, но очень уж лютый. Студенты отца Ахава любили, но опасались. И было за что. За глаза семинарские орясины прозывали его Китобоем и Ахавычем. Потому что манерами своими и устремлениями отец Ахав очень уж напоминал одноименного героя романа «Моби Дик», (рожденного воображением американского романиста Германа Мелвилла), капитана-китобоя, мстящего гигантскому белому киту-убийце за гибель китобоев. Одержимость неистового китобоя Ахава местью и одержимость монаха Ахава — но уже дисциплиной — порой казались отражением друг друга, родными сестрами-близнецами. Личным Моби Диком грозного дежпома являлись расхлябанность, невнимательность, лень и нехватка дисциплины. Словом, пороки студенческие, свойственные юности. И отец Ахав расправлялся с ними безжалостно, упорно проедая студентам плешь воспитательными беседами и собирая урожаи из объяснительных. Лоргар смотрел, как удаляется прочь Ахавыч и тихо изумлялся какими разными бывают отставники, и как не похож на его отца конкретно этот бывший погранец.
— Ну так что насчёт Императора? — почесал фотографией нос Леха.
Лоргар ссутулился и осел по стене ниже, чтобы не привлекать внимание к другу и, почти сев на корточки, пожал плечами, переворачивая страницу:
— Если он Вечный, значит он уже существует. Уже сейчас. Где-то очень далеко. Он уже есть, пусть и не знает ещё обо мне. А значит за него можно молиться.
— За кого? За Императора? — не понял Лёха, — ты шутишь?
— Почему? Нет, конечно не шучу. Я за него тоже молюсь. Как и за отца, за мать, за всех родных, — моргнул Лоргар, — кто по крови родня, кто не по крови. За всех надо молиться. Биологический отец — тоже отец.
— Это как это ты за него молишься? Его ж имя никто не знает. Да он его уже и сам не…
— У Бога все живы, — возразил Лоргар, следя по книге за чтением утренних молитв и поглядывая по сторонам. Где-то в толпе студентов невозмутимо курсировал бдительный дежпом, — Господу там видней как кого зовут.
— Говорят, что не тот отец, кто породил, а тот, кто воспитал, — Леха запустил руки в карманы джинсов, — ты там особенно не обольщайся, Лоргар. Этот человек…
— Диоклетиан далекого мрачного будущего, я понял, — спокойно согласился Лоргар, — но он — мой отец. И ему нужны его сыновья. Я не могу вернуться к нему, да. Но я всё ещё могу молиться за него.
— Ты чего, опять не спал? — нахмурился Леха.
Лоргар побагровел и кашлянул:
— Это. Ворон потерялся. Ну и… Я его искал. Потом читал акафист адмиралу Федору Ушакову. Потом… я, это. Про отца читал. Хотел про братьев прочесть, но набрел на серию книг про Кайафаса Каина. Дай, думаю, гляну. Что за вояка, значит. Читаю я. Читаю. Полкниги и нет. На часы посмотрел: а уже и утро…
Лёшка фыркнул, качая головой:
— Променял братьев на комиссара.
— От пафоса зубы свело, не осилил я этого Макнилла, — Лоргар неторопливо углубился в чтение молитвослова, — да и пройдоха Кайафас мне как-то больше по душе чем громоздкие пафосные речевые конструкции, унылые сцены сражений с логическими дырами, бесконечные перечисления чьих-то тряпок и пафосные псевдофилософские изречения от которых откровенно так мутит. Я понимаю, что мне надо это прочесть. Что это важно. Но не могу, Лёш. Других я авторов как-то… Сэнди Митчелл пишет вот хорошо. Метко. Лихо. А Макнилл этот… на любителя, словом.
— Понимаю. У меня времени нет дышать, не то что книжки читать. Я так, в разные интернет-энциклопедии посовался и всё… Ты что читал вообще?
— «Ересь Хоруса» пытался. Потом «Фулгрима». Пытался. Потом наткнулся на «За Императора». И меня вынесло. Совсем. Как утонул. Такая книга. Читал просто взахлёб, — Лоргар похрустел шеей и закрыл молитвослов, тяжело вздохнув, — нехорошо это, Лёша. Молиться надо, а мы болтаем…
— Пст, мужики, — через плечо осевшего на корточки Лоргара перегнулся Захаров, цыгановатый шалопай с четвертого иконописного, — у Бидондера днюха, в каптёрке вечером, того…
— Полозов нас с потрохами сожрет же! Вы чего опять придумали?! — всполошился Димка, уныло ковыряющий мизинцем заклеенное скотчем окно. Как похолодало, все окна заклеили непрозрачным скотчем. Целый день на это убили. И в храме, и здесь, в крестилке. Да Лоргар сам, лично заклеил вон те шесть окон. Предварительно отмыв от птичьего помёта.
— Не сожрет, он вечером с Моршевым меняется, Моршев не сдаст если не наглеть, — авторитетно сообщил третьикурсник с греческим молитвословом, не отрывая глаз от книги.
— Неудобно как-то. Скинуться же надо. День рождения всё-таки. Так, кому скидываться? — зашарил по карманам Лоргар, — у меня где-то есть сто рублей.
— Да забей, всё уже взяли, — шальные цыганские глаза иконописца вдохновенно поблескивали, блуждая взглядом по лицам людей, — сами приходите.
— Нехорошо ходить на дни рождения с пустыми руками, — Лоргар задумчиво поскреб пятерней бритый череп, — я так не могу.
— Да я хрен знаю. Хотите — несите что-нибудь сами. Сами там думайте, — отмахнулся иконописец, — после отбоя, короче. Сегодня. Как дежпом обойдёт — все в каптёрку. Диман, тоже идешь, понял?
— Каптерка — это вообще где? — озадаченно моргнул Диман.
— Второй этаж, напротив лестницы, — Лоргар похрустел шеей, — такая дверь ещё… шершавая. Кто едет на каникулы, туда лишнее барахло сдаёт чтобы не выбросил кто случайно.
— Лора, слушай, — Димка пару раз дернул Лоргара за китель, — у меня есть шестьдесят рублей и мамин салат с помидоров; давай скинемся и найдем вино за сто шестьдесят рублей. Я видел в "Пятёрочке", сербское, красное, но мне не продадут. Мне так-то уже шестнадцать с половиной, но с виду я мелкий…
— Шестнадцатилетним не продают.
— Да вот и я о том же!
— У меня сто бумажкой и двадцать пять — рублями. Это. Ребят. А давайте наскребем на коньяк. День рождения Бидондера — это святое, — оживился Леха и пихнул в плечо какого-то непрестанно крестящегося и кланяющегося здоровяка. Студент этот учился на первом курсе, было ему лет тридцать. Лоргар слышал, что когда-то этот серьёзный здоровяк всерьёз занимался уфологией и даже сейчас любил поболтать обо всякой земной и внеземной пакости. Холостой тридцатилетний уфолог частенько захаживал к иконописцам и помогал им сушить утюгом профилактические проклейки и травить жуков-древоточцев на редкость зловонным скипидаром. Как и сам Лоргар, собственно, — Иваныч, сотка до стипендии будет?
— Две сотни будут. И не до стипендии, а в принципе. Я тоже иду, — бывший уфолог покосился на Лоргара, — на разлив только не берите. Ослепнем к лешему. Лучше немного, но приличное.
— О, живем, — одобрительно тряхнул торчащей во все стороны соломенной шевелюрой Лёха и, что-то вспомнив, зашарил по карманам, — народ, кто-нибудь видел мои ключи?
* * *
Трапезная, освещенное тусклым электрическим светом помещение разделенное подобием колонн, мутно белело местами потертой шпатлевкой. Сутулый дежурный разносил на подносе тарелки, кто-то уже жевал и гремел ложками. Дежпом курсировал по трапезной, зорко следя за порядком. Где-то по ту сторону колонн девчонки тихо давились смехом, воркуя о чем-то своём.
— Солева, Гриневич, Гвоздь, встать! — рявкнул дежпом, багровея, — не умеем есть молча — будем есть стоя.
Девушки неловко поднялись, замявшись. Взяли тарелки в руки и занялись их содержимым. Столы пестрели цветастыми клеенчатыми скатертями и красными пятнами пластиковых подставок для ложек.
— Парфенов, — дежпом завис над какими-то сдержанно балагурящим старшекурсником. Его соседи по столу притихли и сумрачно завозились на месте.
— Есть жрать стоя, — бухнул весельчак, поднимаясь и лихо козыряя.
— К пустой голове руку не прикладывают. Поговори у меня тут. Объяснительную мне на стол после завтрака.
— Чего это Китобой не в духе? — пробормотал изумленно кто-то, тем временем за столом народ активно дискутировал на тему хоккея. Лоргар хоккей уважал, но как-то издалека и без фанатизма. Поэтому в дискуссии не участвовал.
— Слышал, какие-то большие деятели приехать должны.
— Какие-то городские шишки.
К столу, опасно гремя заставленным тарелками подносом, пожаловал дежурный, Коля Шмата, который с Луганщины. Коля говорил с ощутимым украинским акцентом и отдельно взятые гении над этим делом по-доброму подтрунивали. Коля шуткам не обижался и частенько сам мог сказануть о ком-то что-то такое местечковое и меткое, что руки сами тянулись пойти записать. Ну или намять бока. Это уж у кого как с чувством юмора.
— Шо там у тебя, Мыколо? — вытянул шею кто-то.
— Шо, шо, лошадиная каша, мать наша, — отозвался студент, гремя подносом.
— Овсянка, сэр, — зевнул кто-то, — Стас, подай соль.
— А я ложку погнул, — сонно пожаловался Димка, шевеля ушами и горестно вздыхая над гнутой оловянной ложкой.
— Главное не сломай, дай. Я тебе ее вправлю. Дежпом увидит — ещё и пистон вставит. За порчу имущества.
Лоргар встал чтобы помочь дежурному раздать порции, понаблюдал с минуту как Леха стоя разливает по кружкам чай из чайника.
— … И говорит мне: «Плохо заправлено. Почему подушка не стоит треугольником?» Как я её тебе треугольником поставлю? Она ж старее поповой собаки!
— А что вы хотели? Им в обед сто лет. Подушки из пионерских лагерей.
— Скажи спасибо хоть так, Сём…
— … А я, короче, видел на одной подписи ручкой типа «первый поток, седьмой отряд» и «кулёк дурак»… — донеслось со стола первокурсников.
— Да я смотрю вы прямо-таки открыли Америку. Алё, гараж. Большая часть семинарского имущества собрана по принципу «с миру по нитке». Кто чего принёс, то и осело.
— Соль передай.
— А у завхоза вчера попугай сдох…
— Да куда ты, блин, льёшь?! Дай я! Слепой что ли?
— Лёха. Лё-ё-ёха!
— Не скажи, в прошлом году купили много постельного белья и нормальные кружки. Доску в аудитории заменили. Мебель в классах…
— Да Лёха!
— Да чего тебе?
— Соль есть?
— На.
Лоргар заглянул в тарелку и озадаченно хмыкнул. В каше безвольной пассивной тушкой плавал преставившийся червяк.
— Ребят, гляньте, — заржал кто-то, — у Лоргара в тарелке червяк.
За столом заметно оживились:
— Ползает?
— Плавает?
— Живой? Лор, дай поглядеть.
— М, мясо. Что сегодня за день? Постный, не постный? — Аврелиан без всякого энтузиазма подцепил червя ложкой.
— Среда сегодня.
Под ухмылки и фырканье Лоргар задумчиво поскреб подбородок и вздохнул, перекладывая червяка на край тарелки:
— Прости, дружище, день постный, а ты — мясо. Не судьба.
От этого зрелища какой-то очень смуглый первокурсник за соседним столом клокочуще заржал и, кажется, подавился овсянкой. Как его звать там? Давид, кажется. Кто-то уже хлопал Давида по спине, а он всё ржал, кашлял, хрипел и утирал слезы. К столу уже на всех парусах, тенью неистового китобоя, спешил дежпом.
— Второй курс. Разговорчики! — рявкнул Ахавыч, одарив замершего с ложкой в руке Лоргара очень тяжелым взглядом, — Сидоров, Володин, Мизгирёв, Алтынов, Светин, Иванченко. Встать. Кто ещё хочет завтракать стоя? Гаспарян!
— А что чуть что — сразу Гаспарян? — с характерным акцентом обиделся, багровея, Давид Гаспарян, всё ещё пытаясь откашляться и возмущенно сверкая глазами, — да я просто подавился, я просто…
Лоргар пожевал губами, с грохотом выбрался из-за стола вместе со всеми и, аккуратно подняв со столешницы свою тарелку, занялся поглощением каши.
— Слышал я твоё «просто». Встать. Составишь компанию нашим шутникам, — отозвался дежпом, не глядя, — Сидоров, Володин, вы какой пример подаёте первому курсу? Стыдно. Стыдно должно быть. Дисциплина. Дисциплина спасает людей в трудные времена, делает людей людьми. Дисциплина!
Лёха охнул, зачем-то сунул свою кружку в чью-то уже освободившуюся тарелку, начал отряхивать китель, перегнулся через стол и на всю трапезную загремел кружками соседей по столу, что-то бормоча и заглядывая им под днище. Лоргар наткнулся взглядом на исполненное сурового скепсиса бородатое лицо отставного погранца Полозова. И попытался прикинуться ветошью. Очень лихо уминающей овсянку ветошью. Не получилось.
— Дисциплина, Сидоров. Уважение к труду других людей. Уважение к старшим по званию и дисциплина. Без этих трёх столпов нет общества. Нет человека. А есть стая бабуинов с гранатой. Знания ничто без дисциплины, которая зиждется на исполнении четких правил…
— Люди, у вас есть пустая кружка? — задушенным полушопотом взвыл Лёха, вытягивая шею и с надеждой заглядывая на соседний стол.
— Володин! Ку… Куда?! Володин! — взвился отец Ахав, грозно сдвинув косматые, уже прилично поседевшие брови.
— Я это. За кружкой. У меня дно. Того, — интеллигентно шаря по соседнему столу, сообщил Лёха, — дно треснутое, батюшка.
— У него кружка с трещиной, отец Ахав, — грязная тарелка действительно медленно наполнялась чаем, в самой же кружке его оставалось всё меньше и меньше.
— Дайте сюда, — дежурный Коля хмуро забрал тарелку вместе с кружкой, — когда ставил, вроде была целая.
— Володин! Сейчас же вернись на место!
— Кружка! — жизнерадостно помотал над головой пожертвованной кем-то посудиной Лёха, сияя как лампочка Ильича и преданно таращась в лицо дежпому.
Отставной погранец мрачно пожевал губами, разглядывая оживленно отползающего обратно к своему столу сутулого и лохматого Лёху. И отвлекся на тихо спросившего что-то старшекурсника.
— Блин, печенью чую, лишат нас с тобой выхода в город недели на две, — щуря голубые глаза кивнул Лёха Володин Лоргару, посмеиваясь и глотая горячий приторный чай.
— Стенин, почему одет не по форме? — гремел уже где-то в стороне дежпом.
— Так постирался же…
— Ты уже месяц стираешься, Стенин. Объяснительная. И чтобы я тебя больше в таком виде не видел. Первый курс. После завтрака на уборку территории.
— Но у нас же пары, у нас…
— Хороший повод шевелиться побыстрее. Росов, почему китель не подшит? Объяснительная.
— Я, это…
— Нестеренко.
— Я!
— В библиотеку зайди.
— Понял.
Студенты гремели ложками и сдержанно шумели. Лоргар взял кружку и облокотился на стену плечом.
— Первый курс! Разговорчики. Первый курс, встать. Вас это тоже касается, Иванов.
За двумя столами первокурсников нехотя зашевелились, поднимаясь. Вокруг оживленно зашептались, где-то на кухне гремели кастрюли, и о чем-то своём трещали пожилые поварихи. Общий нарастающий гомон разорвала настойчивая телефонная трель.
— Цирк-шапито, — в сердцах пробормотал дежпом, хватаясь за карман подрясника, прижимая телефон к уху и спеша на выход.
Едва за дежпомом захлопнулась дверь, гул голосов и воодушевленный гомон захлестнули трапезную. Где-то заливисто взвизгнули, девчачьи столы накрыл гомерический гогот. Стоящие уже болтали во всю глотку. Кто-то настойчиво стучал по столу и орал: " Заткнитесь! Да, заткнитесь же!» Но это только усугубляло общий безобразный шум. Не то чтобы Аврелиана радовал царящий повсюду гвалт, но что-то с этим делать в голову как-то не приходило. Под нечестивый вой и гогот дорвавшихся до свободы недорослей, Лоргар мирно сходил за добавкой, пожелал поварихам доброго утра, вернулся на место, перерыл кашу на предмет червей и замер, случайно подняв глаза. На гардине, аккурат над столом Лоргара восседал нахохленный ворон, мрачно и неподвижно наблюдая всеобщий бардак.
И столько в его взгляде было вполне человеческого отвращения, что Лоргар не выдержал и, отложив тарелку и набрав в легкие по-больше воздуха, рявкнул на всю трапезную так, что тряхнуло стёкла:
— Заткнитесь!
Удивительно, но вопящие, воющие и гогочущие действительно заткнулись. Умолкли все, кто-то заскрежетал лавками, чтобы увидеть источник шума. Ворон тяжело оттолкнулся от гардины, покружил в оторопелой ватной тишине над головами студентов и отбыл в ближайшую распахнутую форточку. Лоргар смутился: кажется, пытаясь воззвать к разуму присутствующих он неосознанно черпнул той самой несвежей энергии варпа.
— Хватит орать, не на базаре, — расправив плечи, Лоргар поднял со стола тарелку и обвел усталым взглядом притихших студентов, — в самом-то деле. Люди, там ректор ходит, инспектор тоже где-то в здании. Из-за нашего воя всем влетит. Нам влетит. Отцу Ахаву влетит. Давайте сидеть тихо.
— Вот сам и сиди, — нахально проорал какой-то девчачий голос.
— Не орите!
В углу, в тускло освещенных недрах аквариума нервно металась стайка пёстрых тропических рыбок.
— Забалуев, застегнись… — донеслось тоненько от столов первокурсниц под бестолковое хихиканье.
Радостно зашумели пацанята-первокурсники. Притихший было Димка возмущенно заорал: кто-то изловчился и одарил его звонким щелбаном. Гнусно загоготали о чем-то своём восседающие отдельно старшекурсники-иподиаконы.*
— Вообще-то Лоргар прав. Я не хочу опять полдня мести территорию первого курса…
— Мужики, кто сделал старославянский? Дайте списать, а.
Тем временем хлопнула дверь и к раздаточному окошку потянулась сонная стайка пришедших с череды парней и девчонок. Староста мужского общежития бодро забрал свою порцию и окинул взглядом притихших студентов:
— Надо же. Дежпома нет, а трапезную еще не разнесли. Даже тихо как-то. Там губернатор приехал, водят по зданию. Сидите тихо, скорее всего сюда тоже зайдёт.
Студенты изумленно зашумели, шевелясь, гремя посудой и переглядываясь.
— Показать бы ему, что в каше червяки, — раздался чей-то голос от стола первокурсников.
— Да!
— Ой, нахрена это губернатору? Ты смешной, ей-богу.
— А пускай примет меры.
— Ты дурак? — развернулся Бидондер всем корпусом к оратору, — пригонят санэпидстанцию и закроют нахрен. И куда мы? В Москву не поступишь, в Питер — далеко.
— Крупа просто старая, я слышал кто-то разорился и семинарии всё пожертвовали, а червяки эти — моль…
Лоргар вздохнул и понёс грязную посуду на мойку, мимоходом кивнул дежурному. Тот хмуро кивнул в ответ и поспешил с собственной тарелкой к одному из столов.
— Стоящие. Немедленно сесть, — скомандовал буквально ворвавшийся в трапезную дежпом, шурша списками студентов под звон и оживленное бормотание множества голосов. Стоящие студенты изумленно зашептались и сели, — после завтрака будет обход. Чтобы все кровати были убраны. Володин, это и тебя касается. Ещё раз увижу такую гуляй-саванну как у вас в комнате — лишу выхода в город на месяц.
Лёха как-то неопределенно крякнул и взъерошил и без того стоящие дыбом волосы.
— Гуляй-саванна… — кто-то зафыркал, душа смех.
— Везде солома и кайоты кости глодают, — донеслось до Лоргара, — а Лорик — индеец…
— Лоргар — вождь меднолицых!
— А Лёха законник…
Володин моргнул и возмутился свистящим шепотом:
— Эй. Я не хочу быть законником, пусть законником будет Диман. Я чур Неуловимый Джо.
— Неуловимый Лёха, — шепотом поделился кто-то. За столом заухмылялись.
— Отец Ахав. Мне в город после обеда надо. Я к зубному записан, — поднял руку кто-то через стол от Лоргара.
— Записан — иди.
— Спасибо.
— Все поели? — дежпом обвел зорким взглядом студентов и кивнул, — Помолимся.
Студенты сонно загремели лавками, поднимаясь. Лоргар бросил взгляд через плечо и замер: на лавке перед храмом, в промозглых сумерках, бледным мрачным истуканом восседал какой-то трехметровый неформал. Патлатый черноволосый тип, несмотря на холод, облаченный в футболку с надписью «Танки грязи не боятся», вроде той, которую у Лоргара кто-то увел прямиком с вешалки.
* * *
— Слушайте, может ему сказать? Про ворона, — Ника висела в окне, по пояс свесившись вниз и глядя как толпа родственников суетится, выгружая из ритуального автобуса красно-белый гроб с какой-то старухой в нём, крест и венки, — странно всё это.
— Не нравится мне этот ворон, — глухо пробормотал Лёха, задумчиво барабаня пальцами по подоконнику, — он не похож на обычную птицу. Коракс. Он повторяет одно и то же слово. Коракс. Как Ходор у Джорджа Мартина, только Коракс. Мне это не нравится.
— Но мы же можем поискать кто такой Коракс, — моргнул Димка и медленно облокотился о подоконник спиной, обняв себя руками, — если ворон тоже… оттуда…
— То, что птица повторяет какое-то слово, ещё не значит, что это что-то значит или что ей можно доверять, понимаешь в чем дело? — Лёха нервным жестом взъерошил волосы, — это… это может быть очередной враг. Не типичное хаотичное зло с жизненным кредо по типу «убивай, круши, при напролом», а умный, вдумчивый вражина, желающий играть с нами в какие-то свои игры.
— Даже если ворон вдруг обернется вторым Йодой или готишным красавцем из аниме начала нулевых, это ещё не значит ровным счетом ничего, — глухо отозвалась Черновец, — я думаю, что Лёшка прав. Всегда лучше перебдеть, чем недобдеть. Это реальный мир, а не сопливый тайтл про девочек-волшебниц. Здесь не будет волшебных белых котов с луной во лбу.
— Хоть посмотреть кто такой Коракс-то надо! Вы чего? — почти взмолился Димка, — так сложно, что ли? Да я же могу хоть сейчас…
— Кажется, ворон этого и добивается. Если это вообще ворон, конечно, — рассеянно качнул головой Лёха, озадаченно разглядывая выложенный плиточным ломом пестрый пол фойе, — пусть сначала покажет себя. Мы должны защищать Лоргара. Он наш друг.
— А может, мы всё-таки не будем всё решать за Лоргара? — вспыхнул возмущенно Димка, — может, он сам решит, с кем иметь дело?
— Лоргар — слишком мягкий и добрый человек, — пробормотала Ника, подпирая кулаком щёку и сдвигая чуть в сторону горшок с развесистым каланхоэ, белые цветы пахли детским садом и зеленью. И густо осыпались на пузырящийся краской подоконник, — он в каждом готов видеть что-то хорошее. Ну, почти в каждом.
— Вы как хотите, а я поищу что такое коракс, — упрямо поджал губы Димка, — а Лоргар уж там пусть поступает как знает.
* * *
Давно стемнело. Лоргар сидел на каменной ограде, прикрыв глаза и бездумно перебирая струны. К вечеру потеплело. Небо прояснилось, кое-где с его вытертого синего бархата даже мерцали звезды. Вечерние молитвы закончились, но тащиться в главный корпус не тянуло от слова «совсем». Грядущая пьянка не радовала: не хотелось пассивно смотреть как дружно напиваются однокурсники и соседи по комнате, а сам Лоргар обычно не пьянел. Гитара послушно выводила знакомый мотив. Песни группы «Любэ» в семинарии уважали и любили не меньше чем песни про краповые береты, кукушку и группу крови на рукаве. Аврелиан мягко улыбнулся и прикрыл глаза. Струны пели под пальцами знакомый мотив, нехотя выплетая ужурную вязь нот.
Песни. Отец часто говорил, что поющий человек говорит душой. Что в душе человека — то и в его песнях. «Любэ»… простое и добротное как калаш творчество их Лоргару нравилось. Он часто пел знакомым про батяню комбата, про душу солдата, про самоволочку. Про то, как пойдет по ночному полю с конём. Но ему было тесно в этом. Тесно в бесхитростной, крепко сколоченной простоте песен группы «Любэ». Душа просила других песен. Других слов. Душа хотела говорить, взывать, вытряхивать закостенелые души из скорлупы отчуждения.
Война. Отец мало говорил про Афган. Но говорил. Разное. За недомолвками и смешными байками скрывалось много такого, что не выскажешь ни печатным словом, ни песней. Лоргар хорошо осознавал о чем поёт, когда пел про ту войну. Когда пел о войне вообще. Лоргара часто просили спеть армейских песен, семинаристы любили послушать про Кандагар, про бой, который затих у взорванного моста, о письмах матери. Но никто даже представить себе не мог насколько хорошо Лоргар знает то, о чем поёт. У Аврелиана даже и не возникал вопрос: «Зачем?» Он знал зачем и, главное, за что погибали в Афгане. Он знал лучше кого бы то ни было, что там задушили афганский наркотрафик. Что же касается террористов и радикалов: Лоргар прекрасно осознавал разницу между нормальными мусульманами и сектантами. Пожалуй, лучше многих.
Медово и терпко пахли поздние цветы. Тускло сияли в полумраке золотистые звезды с мглистой синевы куполов. Лоргар шумно вдохнул пряный дух прелой листвы и жидкого чернозёма, закрыл глаза и тихо запел. Его мощный голос разносился по бывшему кладбищу эхом, сплетаясь с шепотом облетающих берез и благородным звоном гитарных струн:
Где разорвана связь
Между Солнцем и птицей
Рукой обезьяны,
Где рассыпаны звёзды,
Земляника, да кости
По полянам.
Где туманы, как ил,
Проповедуют мхам
Откровения дна.
Где хула, как молитва —
Там иду я.
— Ты хорошо поёшь. Я не помешаю? — раздался аккурат в мозгу очень знакомый голос.
Под пальцами рокотали и звенели струны: тревожно и тоскливо. Лоргар поднял глаза. Напротив, прямо в куче золотой листвы, устроился какой-то чересчур высокий тип. Нет, он, конечно же был ниже Лоргара. Но ненамного. Длинные иссиня-черные пряди, алебастровая бледность лица, больной, несколько лихорадочный блеск во внимательных черных глазах. И подозрительно знакомые футболка и джинсы.
Незнакомец безмолвно развел руками, препарируя Лоргара тяжелым, темным взглядом, а в мозгу зазвучало с холодной насмешкой:
— Должен же я был что-то носить.
— Ты — галлюцинация, — устало возразил Лоргар, закрывая глаза, — тебя не существует.
— Даже так? Интересно, — усмехнулся где-то в голове знакомый голос.
Лоргар ударил по струнам, и его звучный голос вдумчиво поплыл над землей, густея и собирая клочья туманов:
Где деревья вплетаются
В летопись слов
Отголоском начала,
Где лесной часослов
Зашифрован
Устами пожаров.
Где большая дорога,
Черная ночь,
Да лихие дела,
Где блестят за иконой ножи —
Там иду я.
— Ты действительно другой, — резюмировал незнакомец, ни издав ни единого звука. И скучающе рассыпался на истошно орущую стаю воронов. Ненастные осенние сумерки подрагивали и бессонно мерцали маревом далёких фонарей, — моё имя Коракс.
Лоргар прислонился спиной к берёзовому стволу, наблюдая как вокруг густеет туман. Его голос сочился полынной горечью и смутным беспокойством:
Где рассветы купаются
В колодцах дворов,
Да в простуженных лужах
Где в грязи обручилась
С весенним дождём
Стужа.
Где глоток, как награда
За прожитый день
Ночью без сна.
Где пропиты кресты —
Там иду я.
— Коракс, — загалдело, кружа, вороньё. Заскрежетало, заорало на все лады, — Коракс, коракс, коракс, коракс…
— Ладно. Что ты хочешь? — не выдержал Лоргар, открыв глаза и запрокинув голову.
— Вернуться, конечно же, — из ничего, сама собой соткалась в клочьях тумана уже знакомая фигура, хмурое длинное лицо исказила жутковатая ухмылка, — Я… охотился.
— Охотился, — сумрачно повторил Лоргар, перебирая струны, звон и ропот гитарных струн сплетались с клочьями тумана и таяли как хмарь тревожных снов, — допустим.
— Я охотился на культистов и, скажем так, случайно последовал за ними. Сквозь пространство и время, — бледное лицо незакомца тронула тень сомнения, — полагаю, этот мир — другая ветвь реальности.
— И ты хочешь вернуться. Но не знаешь как? — склонил голову на бок Лоргар, внимательно разглядывая незнакомца.
— Мне нужен союзник, — согласился голос в голове, и незнакомец скучающе опустился в листву, — ты сгодишься.
— Не сиди на бетоне, почки застудишь, — почти машинально вырвалось у Лоргара, — бетон холодный.
Незнакомец изумленно приподнял брови, а на бледном лице его отразилось неприкрытое веселье.
— Пой. Ты же пел, — напомнил голос в голове и как-то комканно и сумрачно добавил, — о, лучше бы мой брат пел впотьмах и терзал струны. Порой это лучший выбор.
Лоргар прижал затылок к пахучей березовой коре и тяжело вздохнул, закрывая глаза. Происходило вокруг что-то весьма несуразное, но разбираться в этом совершенно не хотелось. Хотелось петь. Раствориться в осенних сумерках, изойти на туман и полынную горечь. Струны тревожно и вкрадчиво пели под пальцами:
Где надежда на Солнце
Таится
В дремучих напевах,
Где по молниям-спицам
Танцует
Гроза-королева,
Где Луна
Присосалась к душе,
Словно пиявка-змея,
Где пускают
По кругу любовь —
Там иду я.
Где Восток напоил
Молоком кобылиц
Кочевника-ветра,
Где по дорогам в острог
По этапу ползут
Километры,
Где в слезах по колено,
Да по горло в крови
Остывает земля,
Где распятие под сапогом —
Там иду я.
Где молчание подобно
Топоту да табуна,
А под копытами — воля,
Где закат
Высекает позолоченный мост
Между небом и болью.
Где пророки беспечны
И легковерны,
Как зеркала
Где сортир почитают за храм —
Там иду я.
Над ночным пустырём, над храмом и жилым корпусом, над скромными надгробьями покойных преподавателей, в густых ненастных синих сумерках клубился туман. Незнакомец обнял колени и как-то странно, ломанно ссутулил плечи. В этом жесте было что-то настолько щемящее и обреченное, что голос Лоргара дрогнул:
Я поднимаю глаза, я смотрю наверх.
Моя песня — раненный стерх.
Я поднимаю глаза.
Примечания:
* В отличие от архи-, прото-, иеро- и просто диакона, иподиакон не является священнослужителем, он — церковнослужитель. То есть, он не участвует в совершении таинств, а только помогает во время богослужения. Отсюда приставка «ипо», что в переводе с греческого означает «под» или «внизу». В современной практике иподиаконы — помощники епископа (архиерея) на архиерейской службе. В отличие от обычных алтарников, носят подрясники и крестообразно надеваемые орари.
Алиса "Стерх"
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
10. Ода кофеину
25 января 2021, 04:56
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
На чердаке безраздельно властвовали холод, чернильная чернота, пыль и дух стиранных вещей. На веревках мирно покачивались какие-то майки, рубашки, штаны и подштанники. Кое-где мутными пятнами белели простыни и полотенца. Лоргар огляделся и, случайно зачерпнув впотьмах тапком гравия, зашагал на нематериальное пожарище чужих эмоций. Раздражение, щемящая тоска, остервенение и какая-то глухая почти детская обида клокотали в стылой, пыльной тишине. Шурша пакетом, пиная рассыпанные повсюду луковицы тюльпанов и похрустывая гравием, Лоргар добрался до дальнего, заваленного старой мебелью закутка и тихо порадовался, что патлатый упрямец поселился на относительно теплом и безопасном чердаке, а не на продуваемой всеми ветрами, местами аварийной колокольне. Весь остаток этого безумного вечера для Лоргара обернулись сущим кошмаром. Аккуратно покинуть пьяных студентов удалось, а вот договориться с сумрачным гостем из другого мира — не совсем. Как Лоргар ни бился, Коракс не собирался ни переходить на легальное положение, ни искать нормальную жилплощадь. К окружающим он испытывал явное недоверие временами переходящее в сдержанную, тихую паранойю. С замками Коракс обходился легко и непринужденно, просачивался буквально всюду и был неуловим, внезапен и осторожен. Но Лоргар необъяснимым образом всё-таки ощущал его присутствие. И, кажется, вторженца из далекого мрачного будущего это неимоверно раздражало. Лоргару стоило огромных трудов просто убедить его не исчезать и не теряться в сумрачной толчее новостроек и спальных районов. Коракса раздражала легкость, с которой его нашел Лоргар, и, похоже, он был весьма близок к тому, чтобы в очередной раз исчезнуть и раствориться в осенних сумерках. Лоргар, конечно, уговорил его не уходить. Но это обернулось новой проблемой.
Да, Коракс таки согласился, что не исчезнет. Но при этом прочно вбил себе в голову идею, что терранская история хрупче стеклянного кружева. И всякое его вмешательство в её ход исказит будущее. Поэтому бледнолицый примарх окопался на семинарском чердаке, обложился хламом и перманентно обшарил все кладовые и лично прачечную: закрома семинарской кастелянши. Где, по всей видимости, и разжился матрасами.
— Господи, Коракс, ну нельзя же так, ты человек, а не животное, — всплеснул руками Лоргар, с разбегу наткнувшись на кучу трофейных матрасов и сумрачно возлежащего на них Коракса. Заложив за затылок руку, гость из будущего смерил Лоргара нечитаемым темным взглядом и рассеянно хрустнул позвоночником. Лоргар закатил глаза и сел рядом, потроша пакет, — я принёс тебе куртку. Она зимняя, но это лучше чем ничего.
— Ты суетишься как женщина, — утомленно прикрыл глаза человек, — я не ребёнок.
— Ты хуже ребенка. С твоими способностями ты мог уже раз десять разжиться углом. Но ты вбил себе в голову…
— Я не должен воздействовать на терранскую историю… — распахнул глаза Коракс.
— Коракс… — возразил Лоргар, сматывая пакет.
— Корвус. Корвус Коракс, — моргнул Коракс и сел, хмуро растирая пятернёй лицо и шаря вокруг рассеянным взглядом.
— Ворон обыкновенный.
— Что? — не понял мужчина, изумленно моргая, его глаза впервые за весь этот вечер отразили хоть что-то ясно читаемое и человеческое.
— Корвус Коракс переводится с латыни как «Ворон Обыкновенный». Научное наименование птицы-падальщика. Латынь… латынь — это мертвый язык. Язык религиозных текстов и научных терминов, — Лоргар моргнул под внимательным взглядом Коракса, — язык древних римлян, употреблявшийся в Римской Империи. Язык латино-фалискской ветви италийских языков индоевропейской языковой семьи. Сейчас это единственный активный, хотя и не разговорный, из древних италийских языков. Современными потомками латыни — романские языки, тогда как другие италийские языки исчезли, не оставив потомков. Большое количество слов в европейских, (и не только), языках имеет латинское происхождение. Кстати, ты неплохо говоришь по-русски…
— Я кажется знаю того, кто пришел бы в восторг от тебя. Ваша страсть сострясать речами воздух феноменально схожа, — скептически поджал губы Коракс.
— Как скажешь. Для меня куда феноменальнее твоя непробиваемая вера в то, что ты можешь кому-то навредить если поселишься в нормальных условиях. Город большой. Тебе нужно нормальное жильё, а не этот чердачный хламник. Почему ты такой упёртый? — тяжело вздохнул Лоргар, отложив в сторону собственную зимнюю куртку. Неизвестно надолго ли этот сумрачный тип завяз в временных потоках двадцать первого века. Не ходить же ему в холод без верхней одежды. Лоргар мысленно прикинул, что проживет как-нибудь и без зимней куртки, просто нацепит под осеннюю колючий мохеровый свитер. А лучше — два, — ну нельзя так себя терзать, упёрся как… ты же… да что ж ты за человек такой, Корвус?!
— Я то, чем всегда был, — бледное лицо застыло нечитаемой маской, а в темных глазах Коракса взметнулось мятежное темное пламя, — я — возмездие воплощённое. Я — справедливость. Однажды и ты поймёшь свою природу. Под личиной человечности, которую наш отец создал для нас, мы состоим из варпа…
Лоргар уронил найденный под ногами тройник и, приподняв брови, очень тихо переспросил:
— Что?
— И я и ты, мы созданы искусственно. Я поклялся уничтожить всю скверну Хаоса в галактике. Ты же… твой путь мне не ясен.
— Наш отец? У нас один отец? — Лоргар уронил руки на колени и потерянно моргнул, — ты мой брат?
— Не совсем я, но… да. В общем, да, — нехотя признал Коракс, встал, отобрал у Лоргара тройник и побрел его куда-то подключать впотьмах. Хлопнула крышка и где-то справа утробно зашумел электрический чайник.
— Что же ты молчал?! — возмутился Лоргар, подрываясь с места и нервно меряя шагами пространство хламника, — о, Господи. Я… нет, это не дело. Я не позволю своему брату прозябать в подобных условиях. Господи. Брат. Мой брат. Это многое объясняет. Я же чувствую это. Родство. Я чувствую где ты находишься, я… Так. Я свяжусь с отцом. Пока не поймём как тебя вернуть домой, поживёшь в Кукуевке. Это такая деревня… я. У нас там дом.
Коракс смерил Лоргара каким-то очень странным взглядом и поджал губы:
— Нельзя быть настолько доверчивым болваном.
— Ты не источаешь угрозу, — отмахнулся Лоргар, — от тебя несет тоской, подозрением, обидой даже, но не угрозой. Я чувствую, что ты не причинишь моим близким вреда.
— За тобой придут, на тебя охотятся, я должен… — возразил Корвус, анатомируя Лоргара долгим, нечитаемым взглядом. В черных глазах пришельца из будущего подрагивали искры сомнения. И чего-то ещё, чего-то сложноопределимого. Давящего.
— Именно! Именно потому что на меня охотятся, я прошу тебя побыть с моей семьёй, — Лоргар спохватился и достал телефон. Кнопочная «Нокия» засияла ослепительно белым, — я напишу отцу. Пожалуйста, не исчезай, Корвус. Вполне возможно, что те, на кого ты охотишься, придут за моей семьёй. Не надо искать битву, она сама найдёт тебя…
— Твоей семьей? Их много? — нетерпеливо перебил Коракс.
— Отец, мать, двоюродная бабушка, три сестры и брат, — рассеянно отозвался Лоргар, набирая сообщение, — да ты не волнуйся, мы ж своих не бросаем, мы ж семья…
Коракс издал клокочуще-сипящий звук и криво усмехнулся:
— Своих?
— Ко мне на днях мама приедет, отец говорит, договорится с знакомым, чтобы и тебя довез, — просиял Лоргар, быстро набирая что-то на телефоне и не сводя глаз с сияющего экрана.
— И эти люди готовы впустить в дом незнакомого… человека… только потому что он — брат их приёмного сына? — с явным сомнением в голосе уточнил Коракс, — даже если допустить, что я не лгу, я родственник и не опасен, я всё ещё — чужой человек…
— Ну какой же ты чужой? Ты свой, — не глядя хлопнул его по плечу Лоргар оживленно роясь в телефоне, — мама спрашивает, разрешает ли твоя религия тебе свинину.
— Что? — не понял Коракс. На лице его проступило явное изумление.
— Просто свинью завалили, неудобно выйдет, если тебе свинину есть нельзя, а она на столе, — смутился Лоргар и заклацал клавишами.
— Мне чужды любые религии, — изумленно моргнул Коракс, — я не имею ничего против животной пищи.
— Угу, — рассеянно промычал в ответ Лоргар, пощелкал клавиатурой и погасил телефон, — значит можно, ну и отлично; а ты говорил. Видишь? Всё будет хорошо. Как-нибудь выберемся. Я изловлю кого-нибудь покрупнее, вытряхнем из него правду о том, как работают эти перемещения… тебе что-то ещё принести?
— Нет, — Коракс подпер щеку кулаком разглядывая Лоргара так, будто видит впервые, — я ещё в состоянии сам обеспечивать себя пищей.
— Ты чего? — в недоумении кивнул ему Лоргар, поймав на себе этот озадаченно-изучающий взгляд, — что-то не так?
Коракс поджал губы, нехотя перевел взгляд и неподвижно воззрился в темноту, медленно качнув головой:
— Всё не так.
* * *
По коридорам и аудиториям пополз слух, что в семинарию приглашен читать лекцию какой-то католик. Студенты сдержанно шумели, обсуждая это дело за обедом. Лекция должна была иметь формат открытого мероприятия. Старшие курсы пастырского отделения приглашались на нее в обязательном порядке, младшие курсы, регентши и иконописцы — по желанию. Ещё утром Ника Черновец, щеголяющая заживающим рубцом на ухе, сетовала, что какие-то особо гениальные барышни углядели в лекциях католика чуть ли не признак скорого конца света, устроили безобразно бабский стихийный митинг в общаге и задумали накляузничать на руководство непосредственно митрополиту. Диванный скандал осложнил ещё и тот факт, что все недовольные барышни с кем-то да встречались, а парни их не отличались ни особым умом, ни тягой к знаниям.
Один, Глеб, и вовсе являлся гражданином весьма упертым: не особо разбираясь в матчасти, он временами позволял себе вполне националистические и местами даже антисемитские высказывания. Этого Глеба Лоргар обходил девятой дорогой — у Глеба с Бидоновым были весьма натянутые отношение, тогда как Лоргар считал Бидонова своим приятелем. Рыжее стихийное бедствие, Бидондер, несмотря на все свои недостатки, симпатию вызывал. А вот Глеб с его специфическими идеями — не очень. Говорят, дьявол скрывается в мелочах. Высказывания Глеба по типу «матушка — это как батюшка только женского пола», «нельзя рисовать драконов — они от сатаны», «а вот отрок Вячеслав* говорил, что под землей живут динозавры и скоро все повылезут», «я бы запретил показывать детям этих нарисованных страшилищ, детки пугаются, а потом болеют», «у нас своя русская правильная вера», «Бидондера точно отчислят, он какой-то того» и «черный цвет — цвет сатаны, а Черновец им опять своих японских чертей рисует» и прочее в том же духе вроде бы и были мелочью. А вроде бы и нет. Идеи Глеба были опасны. Опасны и непрошибаемы в своём кондовом невежестве. Не выдержав очередной поток бреда, Лоргар как-то раз сцепился с ним в словесном поединке и обнаружил в нём феноменальную глупость и фанатичную одержимость очень странными идеями несовместимыми с православием. Как Глеб до сих пор не вылетел из семинарии, Лоргар не знал. Но призрачный шанс того, что этот человек станет священником, пугал. После последнего богословского диспута в пищеблоке Глеб смотрел на Лоргара исподлобья и демонстративно удалялся всякий раз, когда на горизонте всплывали очертания трехметрового студента. Но озвучивать свои идеи при Лоргаре он больше не рисковал. Но даже несмотря на всё это, от Глеба так и веяло грядущей подлянкой, поэтому Лоргар старательно следил за собственными словами и поступками. Чтобы лишний раз не подставляться.
Сам Лоргар в лекциях католика беды не видел: учебник по сравнительному богословию и перепечатанные лекции питерского профессора — это, конечно, хорошо. Но живой носитель конкретно католицизма, да ещё и с лекцией о католической обрядовости — это куда нагляднее и познавательнее. Можно задать вопросы, в конце-то концов. Сравнить. Это же здорово. Тем более, что католики по факту ближе к православным чем представители иных христианских конфессий. Как минимум, тем что не потеряли апостольскую преемственность, да и в плане догматики тоже.
— Лоргар, вечером череда, не забудь, — напомнил Леха, роясь в конспекте. Преподаватель старославянского языка опаздывала, хоть пара и шла уже пять минут как, однокурсники сонно переговаривались, кто-то простывший, громко сопя носом наскоро передирал чей-то конспект. По аудитории сонно бродил Стас, разыскивая собственный учебник.
Последняя парта у окна имела множество преимуществ. Даже имея рост Лоргара, сидя за ней можно было дремать вполглаза или рыться в телефоне. Лоргар сонно досклонял архаичные старославянские числительные и, зевая в ладонь, уткнулся лицом в столешницу: навалившиеся комом проблемы и вчерашнее сидение на чердаке так и не позволило выполнить домашнюю работу по целому ряду предметов. Успеть-то всё написать, он успел, но всё пришлось делать на ходу. Расправившись с упражнениями, Лоргар с грохотом выбрался из-за стола и хмуро заглянул в окно. Серые панельные дома, грачиные стаи, мокрый асфальт, провода ЛЭП черными линиями расчертившие небо, пятна легковушек в промозглой серости дворов. Аврелиан заложил руки за спину и хмуро кивнул своим мыслям. В нагрудном кармане кителя, холодя сквозь ткань рубашки кожу, всё ещё покоился мглисто-лиловый шарик с голубыми рунами в нём сияющими. Ввязываться в нездоровые игры космических арлекинов не хотелось от слова «совсем». Лоргар ещё раз достал сферу и пару раз подбросив в воздухе, спрятал обратно в карман.
— Лёха. Слушай, — Лоргар задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику и замер, неподвижно уставившись в окно, — здесь мой брат.
— Который младенец? — в голубых глазах Володина рассеянно мелькнуло непонимание, он листал учебники, выписывая что-то в один из своих многочисленных конспектов.
— Который из прекрасного далёко.
— Подожди, я не понял. Это в каком таком смысле?
— Ворон, — щелкнул щеколдой Лоргар, — птица — никакая не птица.
— У тебя многовато братьев. Какой из них?
— Корвус Коракс. Я так понимаю, он считает себя орудием возмездия, — пальцы Аврелиана нервно дрогнули.
— Мы постоянно во что-то влипаем. Почему я не удивлен? — растерянно пробормотал Лёха, озадаченно моргая.
— Ворон. Ворон Коракс. Он — мой брат, увязавшийся за культистами. Не поверишь. До сих пор в голове не укладывается. Меня случайно нашел мой брат из другой реальности. Невероятно. Просто невероятно.
Лешка замер, озадаченно поскреб пятерней щетину на подбородке, расплылся в ухмылке:
— Я такое видел в каком-то индийском кино. Там ещё все пели и плясали.
— Без шуток, Алексей. Я чувствую, что он не чужой, — хмуро ссутулился Лоргар, исподлобья изучая серый городской пейзаж, — на днях съедет в Кукуевку, но пока что он здесь.
— То есть, он здесь, в семинарии? А если начальство просечет? Подожди, ты действительно ему веришь?
— Я ему верю, — переплетенные в замок пальцы будущего примарха судорожно сжались и побелели пятнами, — он нам не враг. Думаю, это он прикрывал нам спину когда явились демонетки. Это его я ощущал в тенях. Он… с ним что-то произошло. Он искажен варпом, я отчетливо ощущаю исходящие от него миазмы тварных энергий…
— А это точно, что он…? — начал было Лёха и осекся, — блин, как его вообще угораздило вывалиться в двадцать первый век? Там же, в будущем, война. Он нужен там, а не здесь.
— Народ, пары не будет! — звонко сообщил какой-то заглянувший в аудиторию первокурсник.
— А… точно? — донеслось сквозь кашель, шарканье подошвами, шум перелистываемых страниц и ропот голосов, — а чего так?..
— Болеет что ли?
— Аркадия Павловна болеет, у нее грипп. У нас тоже пары не было, дежпом попросил сидеть тихо, — моргнул младшекурсник, поздоровался с кем-то прошедшим снаружи, в коридоре и шустро убрался восвояси. Где-то в коридоре кто-то пронесся сломя голову и звонко гремя пятками.
Алексей, всё ещё озадаченно моргая, откинулся на спинку стула и, вытянув свои длинные ноги, пару раз задумчиво качнулся на стуле. Сжав в горсти ластик, он рассеянно хлопнул им по столешнице и поднял глаза на друга:
— Что будем делать, Лоргар?
— У нас нет выхода, будем искать способ ему помочь. И, похоже, что методом тыка, — пожал плечами Лоргар и грузно осел пятой точкой на жалобно хрустнувший подоконник, скрестив руки на груди, — последователи другого меня как-то возвращаются в свою временную линию. Если удастся отследить как именно они это делают, мы сумеем помочь и Кораксу. Бесноватый колхидский старец, из которого в храме вышли бесы, наверное, знал как вернуться. Но его уже не спросить. Он отбыл сразу после таинства крещения, оставив за собой в варпе мощные возмущения. Нам нужен кто-то ещё. Кто-то оттуда. Но, опять же, как бы ни был хорош в бою Коракс, бросать его прямиком в пекло опасно. Его могут убить. Их как минимум больше. Иногда количество способно задавить качество. Я не хочу обрекать собственного брата на смерть. Я должен найти способ перенести его в его время, но в места относительно безопасные. Идеально было бы перенести его на один из имперских миров… из того, что я успел прочесть, можно сделать вывод: соваться прямиком в логово другого меня — самоубийство.
— Нормальные герои всегда идут в обход? — тонко улыбнулся Лёха, качаясь на стуле. И многозначительно прищурился, разглядывая шрамы собеседника.
— Нормальные герои всегда идут в расход, — помрачнел Лоргар и ссутулил плечи, нервно одергивая под кителем рукава белой рубашки, — но и это тоже. Боже упаси нас доверять инопланетным арлекинам языческого божка, но такая штука, Алексей. Их покровителя хлебом не корми, дай только нагадить сидящим в варпе матерым паразитам. И он как-то перемещал в наш мир и обратно своих расписных друзей. А это уже интересно.
— Арлекины, — дернул щекой Леха и отбросил к конспектам ластик, — трикстеры — народ ненадежный. Того и гляди облапошат.
— Они нас так и так облапошат, — усмехнулся Лоргар, нервно шаря пятерней по вороту и застегивая рубашку на все пуговицы, — лучше уж оказаться в итоге деятельным идиотом, а не пассивным дурнем, который так боялся принимать решения, что слил под днище всю игру.
— Знаешь, мы тут опасались что этот Коракс того. Засланный казачок, — Лешка покатал по столу ручку и запустил пятерню себе в волосы, — всё-таки, не верю я ему, Лор. Там, в будущем, столько мощных колдунов что становится дурно. И целый легион профессиональных шпионов-диверсантов с неясными жизненными ориентирами. Ты уверен насчет нашего нового друга?
— Да. Это он был в частном секторе, — Лоргар аккуратно приземлился за парту, попутно проверяя не шатается ли табурет. Типовые семинарские стулья под трехметровым студентом ломались на «раз», поэтому руководство выделило Лоргару монструозную дубовую табуретку вроде тех, на которые в храме, во время отпевания, обыкновенно ставили гробы. Табурет этот Лоргар таскал с собой из аудитории в аудиторию, на обеды, завтраки, ужины и на все общественные мероприятия. Неудобно, конечно, курсировать по корпусу с табуретиной в обнимку, да никто ж тебе в несуны табуретов не нанимался, всё сам. И это нормально. Кто ж виноват тебе, что ты — здоровенный детина, под которым хрустит бетон? Правильно, никто, — да не враг он, Лёх, я ж мутант, я это как собака чую. Надо как-то искать подругу Ники. Сдается мне, если разгадаем загадки арлекинов, поймем как вернуть Корвуса домой.
— Как скажешь, — задумчиво кивнул Володин и с грохотом отъехал на стуле чуть назад.
Лоргар бережно раскрыл молитвослов. Карточка с изображением грозного воителя в золотой броне мягко легла в раскрытую ладонь. Лоргар порывисто спрятал портрет Императора обратно в книгу и, пожевав губами, рассеянно пробормотал:
— Я всё больше опасаюсь что этой «подруги Яны» давно нет в живых.
* * *
Семинарский сад трещал на все лады гомоном воробьиных стаек, заполонивших заросли ракиты и бергамота. С тихим звоном и шепотом облетали кудрявые ивы, устилая листвой садовые дорожки. Пожелтевшие прутья давно отцветших вербен и пестрые, зеленовато-алые листья девичьего винограда ползущего по стенам сарая для метел. Сам сарай, квадратное бетонное строение, утопал в листве. Лоргар сорвал гроздь мелких, сизых ягод и задумчиво отправил в рот парочку. Нестерпимо горькие, вяжущие, они отдавали виноградным духом и освежали восприятие.
Соберись, Лоргар. Это должно закончиться здесь. Это твой путь, Лоргар. Твой и ничей более. Люди не должны страдать. Больше никто не должен страдать. Цегорах — чудовищная тварь, связываться с которой опасно для жизни. Он знает о тебе, детина ты стоеросовая. Он хочет наладить контакт. Ты — его крапленая карта с копченой рубахой. И это уже не изменить. Случайные свидетели не должны превращаться в часть его безумной игры. Только не они. Думай, Лоргар. Думай, думай, думай, думай, думай. Ты по этой части — знаменитый мастер. Лучше одному умереть за всех, не так ли? И ты это можешь, Лоргар. Цегорах не успокоится пока не вцепится тебе в глотку. Все твои близкие и друзья в лучшем случае погибнут, если ты позволишь им следовать за тобой. И это в лучшем случае. А в худшем… Ты ж хотел быть вторым Данко, Лоргар. Вот и соответствуй. Прими весь удар на себя. Ты сможешь. А поджилки что потряхивает — не смотри. Это реакции глупого тела. Оболочки, ощущающей скорую смерть.
Господи. Прими душу раба своего, Господи. Коракса только. Коракса побереги. Хороший он. Славный он парень, Господи. Я… спасибо. За брата спасибо. Такими братьями впору гордиться. Он замечательный. Я рад, что успел… что видел его.
Аврелиан аккуратно вытянул из подпрелого грунта длинный витой арматурный штырь. Подвязанная к нему кудрявая забугорная красотка-ива немедленно накренилась, безвольно осыпая листву и растопырив бледные волнистые ветки. Нехорошо это, конечно, но не смертельно. Привяжут к чему-нибудь другому. А уходить в никуда безоружным просто глупо. Кто-то чуть правее с хрустом вломился в кусты. Вопли и треск прошлись эхом по саду. Всё ещё сжимая в кулаке мглисто-лиловую сферу, Лоргар замер, оглянулся и скептически поджал губы: сквозь заросли малины к нему отчаянно продирался Димка Мизгирёв.
— Он здесь! Ты куда это собрался? — вынырнувший из-за дерева Володин ткнул в Лоргара пальцем, — ага! Я знал что ты попробуешь свалить один.
— Геройствовать в одно лицо не дам, я тоже хочу сражаться! — отдирая от кителя цепкие ветки малины, сообщил оскорбленно Димка, — я из-за тебя без куртки на улицу выбежал, я, я… Ника! Он под виноградом!
— Да вижу я где он. Не ори так. Лоргар, — выходя на плиты из-под ивы, тревожно позвала Ника, кутаясь в огромную цветастую шаль с кистями. От девушки исходил мощный душок уайт спирита**, скипидара* * *
и пивного сусла* * *
. Кажется, ее вырвали прямо с занятия: надетый поверх рабочей одежды фартук пестрел пятнами высохшей краски, каплями сухой шпатлевки и засохшим месивом из опилок и авиационного клея ПВА, — Лоргар, я не успела связаться с Виктором. Нам надо его дождаться. Я думала…
— Я не имею никакого морального права подставлять Виктора, — возразил Лоргар, подняв эльфийскую сферу и сосредоточено наблюдая как сквозь ее мглистое марево пробивается свет звезды по имени Солнце, — он не сгинет в застенках Комморага потому что не попадет туда. Ни под каким видом.
— Вообще-то ты дал ему меч-испаритель, — возразила Ника и нахмурила брови, — я думала, ты признал его боевой единицей. Я думала, это значит что он с нами.
— Вы тоже никуда не идёте. Дальше я иду один, — Лоргар обвел цепким взглядом притихших друзей, — вот только давайте без этих постных лиц. Я скоро вернусь. Присмотрите за городом. На чердаке мой брат. Если не передумает и не сбежит, дня через три за ним приедет моя мама. Особо не дергайте его, дайте человеку нормально отоспаться. Пока меня нет, Лёха за старшего. Слышал, Алексей?
— Не, не слышал, — нахально протянул Володин и филосовски пожевал губами, — словеса басурманские, ни шиша не понятно. Я иду с тобой.
— Мы тебя не бросим, — возмутился Димка. Да так, что даже его уши покраснели, — хочешь ты этого или нет, но мы идём с тобой!
— Нет. Простите, — Лоргар отступил на шаг. Усыпанная золотой и багряной листвой осенняя аллея утопала в промозглой тишине расчерченной тонкими тенями ветвей. В паутинах дрожали капли. Где-то посреди клумбы трудолюбиво утеплял свою нору на зиму жирный паук-мизгирь. Прелой листвой и влагой дышали раскидистые заросли одичавшего жасмина. Лоргар подкинул сферу, поймал и решительно выдохнул, мысленно прощаясь с друзьями и со старушкой Землёй, — я в деле, старина Цегги.
Нематериальный лиловый вихрь с утробным ревом взметнул ввысь охапки листвы. Сфера просияла ослепительно-голубым, и по коже Аврелиана, решительно сжавшего в пятерне мглистый шар, зазмеились цепи голубых эльдарских рун. Руны оживали, подрагивали и гасли. Чтобы вспыхнуть снова. Лоргар стиснул зубы, прижал сферу к груди и закрыл глаза, изготовившись к худшему.
— Лоргар! — всплеснула руками Черновец. Кто-то ринулся наперерез, пытаясь изловить Аврелиана за рукав. Над головами просиял сложный лиловый символ.
И прямиком на головы семинаристам с диким грохотом, прямо из лилового сияния, рухнул труп. Длинноногий, тощий труп, франтовато наряженный в какой-то невозможный шашечно-полосатый узорчатый костюм. Белая маска шута ехидно скалилась ртом-щелью и матово сияла. Клочья энергий и неведомые руны погасли и истаяли будто их и не было. Лоргар распахнул глаза, в недоумении склонился над рухнувшим в листву телом и на всякий случай спрятал сферу в карман.
— Да чтоб тебя. Трупачина, — расстроенно изумился Леха и уселся подле на корточки, — смешная шутка. Ничего не скажешь.
— А давайте я потыкаю в него палкой, может, он живой, — оживился Димка и шумно полез в кусты за веткой.
— Никаких палок, имей уважение к разумным существам, — отозвалась Ника, присев на корточки и пытаясь нащупать на шее арлекина пульс, — а пульса-то и нет. Кажется, действительно мертвый.
— Это девушка или парень? — вытянул шею Димка, любознательно таращась на расцвеченный малиново-голубыми ромбами камзол шута и на сбившиеся на бок, собранные в высокий конский хвост чернильно-черные волосы, — ух ты, вот это косища!
— Дим. Не пялься так, имей совесть, — сделала строгое лицо Черновец и аккуратно поправила шуту прическу, — что нам делать с мертвым эльфом?
— Ну не здесь же оставлять… — пробормотал Леха и заглянул под куст, — вроде бы ничего из него не вывалилось.
— Лёха!
— Что? Действительно же, ничего не…
— Может, у него есть оружие? — шмыгнул носом Димка.
Лоргар моргнул, опустился на корточки и бережно усадил труп, облокотив о бетонную стену сарая. На голову шуту немедленно посыпались листья.
— Может мы не будем рыться в карманах месье комедианта хотя бы из уважения к его профессии? — взвилась Черновец, гневно сияя глазами, — он не сделал нам ничего плохого.
— Почему ты думаешь, что это не девка? Да здесь эта маска и такое шмотьё, что не понять. Может оно вообще средний род…
— Это мужчина. Очень интересный мужчина, — Черновец густо побагровела и отдернула руки, обнаружив что почти машинально застегивает на трупе камзол. Поймав на себе насмешливый взгляд Алексея, девушка кашлянула, нервно одернула свитер и попыталась справиться с собственным голосом. В нём отчетливо ощущалась паника, — я не в том смысле. Ну, это видно. И. Я. Это. Ребята. Надо его похоронить.
— Правильно, — кивнул Леха многозначительно ухмыляясь и щурясь то на труп, то на багровую Нику, — прах к праху.
— Ну, я подумал, артефакты… можно… — Димка стушевался, — а вообще… не важно, забудьте. Вы правы. Это не та ситуация. Не то же самое что собирать трофеи с поля боя. Действительно, выходит будто могилу обокрали.
— Куда его? — Леха стряхнул с головы шута листья, пытливо вглядываясь в его маску.
— Не трогайте маску, — предостерег Лоргар, пытливо осматривая тело на предмет повреждений и щупая узкие, изящные, бледные до синевы запястья, — их анатомия явно отличается от нашей, но ткани всё ещё мягкие. Он умер недавно. Странно, повреждений нет…
— Маску, — перебила его Ника, моргая и поспешно отводя глаза, — маску надо снять. Может, его ещё можно откачать…
— Я даже не представляю как она вообще снимается, — признался Лоргар, осторожно подхватив двумя пальцами безвольно упавшую на грудь голову шута, — она закрывает и виски, и затылок, и лицевые кости. Какая всё-таки тонкая работа.
— Осторожнее с ней, их артефакты могут быть с подвохом, — авторитетно заметил Лёшка, — арлекины зажигать любят. И умеют.
Ника достала гремящий «Куклу колдуна» телефон и присвистнула:
— Ребят, я пойду. Сейчас урок закончится. Последний урок сегодня, я ж реставрацию прогуливаю…
— Иди, — Лоргар аккуратно подхватил мертвое тело на руки, — слушай. К вам в кабинет же дежпом особо не ходит?
— Ну, как бы, да, — медленно кивнула Ника, — ребята сегодня уйдут играть в футбол с гастрбайтерами, я слышала. Ярик опять засядет в свой углу за этот его первый «Невервинтер» и закроется от дежпома; он в наушниках, его оттуда пушками не дозовёшься. Я — на череду. Если дежпом и заглянет, только перед отбоем. Проверить как вымыты полы.
— Отлично, — Лоргар кое-как, одной рукой, стащил с себя китель, бережно спеленал в него труп и, пеленая, ненароком получил от бездыханного тела пяткой в глаз, — надо же, какой я неловкий. Смотрите. Ты, Ника, идёшь на занятия, мы идем следом…
— На первом этаже регентская общага, можем наткнуться на кого-то, — не согласился Димка, — да и как объяснять встречным чего из твоего кителя ноги торчат?
— Это меньшее из зол, — покачал головой Лоргар, — куда хуже прятать тело здесь, по территории частенько гуляют и прихожане с детьми, и студенты. Поэтому несем труп к иконописцам.
— Ну, а дальше? — Володин кивнул на свисающие с руки Лоргара икры шута. Затянутые в сумеречно синий расписной шелк, — эльфы эльфами, но труп очень скоро завоняет.
— Это не беда. Откроем окно, я Ярику скажу что бухой косплеер, приятель мой, плохо ему. У нас сейчас такой смрад от скипидара, что хоть на стенку лезь. Не то что одного мертвяка, роту не учуять, — хмыкнула Ника, искоса поглядывая на обнаженную бледную шею эльфа и тонкие, изящные запястья, — накроем моим пальто, пусть выглядит всё так, будто он спит. Яр эльфов того, любит, он у нас вообще фанат Невервинтера, Морровинда и всяких Варкрафтов. Главное, чтобы Ярику не пришло в голову будить нашего покойничка и выяснять какую такую фракцию он собой изображает…
— Воевать-мастерить, стул заморозили, — заржал Леха, отряхивая плечи от листвы, — ты не в курсе, у него есть те отбитые переводы от «Фаргуса» из девяностых?
— Не знаю, спроси. Вроде что-то было, — Ника мельком заглянула в телефон, — ладно, я побежала. Осторожнее, ладно?
— Иди, — величественно кивнул Лоргар, крепче прижимая к груди бездыханное тело и стараясь не цеплять его безвольно болтающейся головой ветки, — мы сейчас придем. Главное, дождись нас.
Димка шмыгнул носом и растерянно моргнул:
— Ребят, а что такое «фаргус»?
* * *
Вечерняя служба шла своим чередом. Хор, под рукодством серьёзной девушки с третьего регентского курса, тонко и слегка дрожаще выводили "Величит душа моя Господа". Кадильный звон гулял в золотом свете свечей и теплом сиянии красных, синих и зеленых лампад. Диакон деловито обходил храм по периметру, ровно и степенно плясало в его руке дымящееся кадило. Впереди диакона поспешно вышагивал дежурный по храму студент, изредка тихо делающий замечания прихожанам, замешкавшимся на пути у диакона. Люди неторопливо отходили, чаще всего сами, с пути следования диакона, неспешно крестились и так же неторопливо возвращались на свои места. Плыли клочья пахучего, смолистого дыма, пахло простым ладаном, горячим воском, старыми книгами, детством и светлой радостью. Лоргар мирно подпевал хору, заняв собой треть левого клироса и нависнув над певчими ожившей скальной глыбой. Уставщик, сухощавый и нервный Коля Шмата, орудовал над стопкой книг, шуршал страницами и постоянно ускользал куда-то в алтарь через боковые, диаконские врата. Кто-то из ребят случайно облокотился спиной на слабо закрепленное древко хоругви. И алый трехвостый стяг с вышитым на нем Христом опасно заходил ходуном, мотая кистями.
— Лоргар, — до слуха Аврелиана донесся чей-то шепот, — да блин. Лоргар!
Лоргар обернулся. Снизу вверх, задрав головы, на него взирали встревоженная Ника и угрюмо поглядывающий по сторонам родновер.
— Витя пришел, — свистяще шепнула Черновец, улыбаясь и кивая на родновера. Сам Виктор всем своим видом выражал противление среде и независимость, — он поможет… Ты знаешь с чем.
— Иду, сейчас, — одолев спуск, Аврелиан крепко пожал протянутую руку и решительно повел озирающегося родновера прочь из храма, под таинственные переливы старинного напева, в рыжеватом свечном зареве. Древнерусский бисер древней молитвы переливался и мерцал шелком и теплым светом детских воспоминаний. Незамысловато и мягко переливались, сплетались, плыли по притихшему храму чистые девичьи голоса повторяя снова и снова «честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим». Кое-где им дребезжаще и торжественно подпевали старушки. Лоргар моргнул и потупил глаза. В груди всё сжалось от тяжкого, мрачного осознания: он убийца. Да, он защищал свою землю, друзей и себя. Да, так и должен поступать любой нормальный человек. Но факты — упрямая вещь. Он убивал. Собственными руками. И это поселило где-то глубоко в груди что-то темное, исполненное тоски и мертвящего холода.
— Мирно здесь, — басовитый, низкий голос родновера как-то неправильно дрогнул, — это они на древнерусском поют?
— На старославянском. Все богослужебные тексты Русской Православной Церкви написаны на старославянском языке, — тихо отозвалась Ника, — мы изучаем его в семинарии. В идеале, кто хорошо знает старославянский, легко поймет любой славянский язык. Сербский, польский, украинский, белорусский. Любой. Все они похожи. Мы все из одной семьи. Мы братья.
Родновер поспешно отвернулся, кашляя в кулак и сутулясь. Покинув храм, Лоргар уверенно зашагал в сторону регентской общаги. По пути так никто и не попался навстречу. Ника довела спутников до аудиторий, у самых дверей заговорщики замешкались. В тусклоосвещенном персиково-рыжем коридорном сумраке особенно ярко белела местами ободранна дверь туалета с традиционным белым листком, гласящим: «УХОДЯ, ГАСИТЕ СВЕТу!» На столах сохли квадратные куски толстой фанеры, покрытые свежей, неотполированной шпатлевкой. Рядом, на заляпанном табурете, покоился накрытый мокрым полотенцем наполовину полный тазик. С какой-то густой и глянцево-белой субстанцией в нем. Пока Ника хмуро рылась по карманам ища ключи, родновер, заинтересованно ухмыляясь, поднял со стола одну из досок и поднёс к лицу:
— Пахнет мелом. Какая-то странная шпатлевка.
— Это левкас, его варят на меловой основе. Дай сюда, — Ника хмуро отобрала у любознательно тыкающего пальцем в корыто родновера сырую доску, — это первого курса. Зашлифуют и будут рисовать горки.
— Кого? — весело переспросил Виктор, увлеченно ковыряя пальцем содержимое тазика и намазывая пахнущую мелом массу себе на руку, — прикольная хрень.
— Дно не поднимай, — возмутилась Черновец, отбирая тазик у Виктора, — внизу оседает вся грязь.
Виктор присвистнул и забрался обеими руками в картонную коробку битком набитую белыми от левкаса наждачками. Из общей кучи вывалилась черная абразивная сетка.
— Вот ты где, — Ника подхватила ее и загремела ключами, отпирая дверь в класс, — я уж было думала, что потеряла.
Лоргар мягко улыбнулся: Виктор, ничего не слыша, самозабвенно рылся в куче каких-то греческих журналов. Журналы эти валялись буквально повсюду, перемешанные с тюбиками акриловой краски, со слипшимися кистями и пригоршнями еловых шишек. Всё это добро торчало из картонных коробок, возлежало на стуле и гнездилось в столе. С пустых ведер свисали грязные тряпки, за одним из столов, у стены, пылились рулоны каких-то ватманов, наброски и полусломанная гардина без струны. Что-то загремело, и из ближайшей неустойчивой, мятой коробки на матерно ругнувшегося Виктора посыпалась целая флотилия баночек из-под детского питания.
Ника закатила глаза и с ироничным фырканьем распахнула дверь класса. Ощутимо запахло свежесваренным кофе. Что-то глухо ударило об пол. Охнула тихо Ника.
— Твою ж налево… — вырвалось у родновера.
Лоргар непонимающе поднял глаза. На одной из парт, живописно задрапировавшись свисающим с плеча лоргаровым кителем и манерно цедя горячий кофе из преподавательской чашки, вальяжно восседал недавний эльфийский труп. А клацающий клавиатурой в углу Ярик, не глядя глотал содержимое чайника. Его старенький компьютер тарахтел нутром процессора, а на экране огненно-рыжий и верткий кровавый эльф оживленно носился по безжизненной багровой пустоши, неистово гася с двух рук всяких лавовых тварей и иных отродий виртуального мира.
Примечания:
* Вячесла́в Серге́евич Крашени́нников (22 марта 1982, Юрга, Кемеровская область, СССР — 17 марта 1993, Чебаркуль, Россия) — российский мальчик, умерший в возрасте 10 лет, которого некоторые люди считают "целителем и прорицателем, продолжающим творить чудеса и после своей смерти"; Русская Православная Церковь же оценивает его как лжесвятого.
Пик помешательства пришёлся на 2007 год. Как раз тогда книги о Славике начали активно продаваться. Одну брошюрку видели даже в Иерусалиме. Люди падки на чудеса. За Крашенинниковой стоят люди, которые делают на этом бизнес. О Славике вышли книги и компакт-диск с аудиозаписями. Сделано все профессионально. Грамотный пиар. Кто-то на сектантских брожениях хорошо зарабатывает. По слухам, сама женщина купила себе кусок земли под Непряхино и строит там коттедж. К могиле Славика приезжают весьма не бедные люди. Адепты "святого Славика" обычно имеют очень смутные представления о православии, опубликованные его матерью "откровения" тянут на зачатки йашного фанфика в стиле фентази и противоречат учению официальной Церкви, к котрой его "откровения" активно пытались примазать.
** Уайт-спирит; он же нефрас-С4-155/200 или растворитель Стоддарда — бензин-растворитель, смесь жидких алифатических и ароматических углеводородов. Получают прямой дистилляцией нефти, иногда с дополнительной гидроочисткой.
* * *
скипидаром травят жуков-древоточцев, которые едят иконы,
* * *
пивное сусло используется как клеевая основа для золочения в иконописи.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
11. Мертвые воды
29 января 2021, 16:58
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Лоргар шагнул вперед как во сне. Где-то сзади тихонько взвыла Ника, мутно багровея пятнами и, с глазами свежемороженого хека, прижимая к пылающему лицу комканную шаль. Кажется, до нее таки дошло как именно выглядели и звучали в саду ее откровения, и что сейчас таки самое время проваливаться под землю.
Бородатая физиономия Виктора как окаменела — его взгляд медленно скользил по шашечным цветовым пятнам костюма. Хищная, отточенная, обманчиво ленивая грация движений арлекина обожгла сознание Лоргара неотвратимой в своей простоте мыслью: шаг мимо и все мертвы. Комедиант с ленцой отвел кружку чуть назад и издал заинтересованный смешок, ловко срывая с плеча китель Лоргара. А затем лениво сложил ногу на ногу и качнул ими, ненавязчиво разминая мышцы. Заинтересованный взгляд арлекина основательно перебирал вошедших. Примерно так же, как пальцы слепца перебирают звонкие медяки, упавшие в шапку.
— Вы живы, — Лоргар подхватил на лету брошенный ему китель, — это радует. Серьезно, хоронить мертвецов по четвергам — занятие так себе. Прекрасно сыгранная миниатюра. Я даже поверил. Вы очень ловко играете собственную смерть. Большой талант.
— О, у меня было столько учителей, — с салонной любезностью, снисходительно усмехнулся арлекин, и в голосе его отразилось что-то жуткое и по-настоящему отталкивающее, — эстетика агонии каждого выжжена в самой сетчатке этих глаз, принц мон-кеев; в бесчисленном разнообразии ликов смерти артист познает суть игры в жизнь.
«Какое счастье, что никто не додумался рыться в его карманах!» — стремительно пронеслось в голове Лоргара, — да он же порезал бы нас на ремни. И нашел бы это всё забавным перфомансом». Кажется, подозрительно следящий за эльдаром Виктор абсолютно разделял опасения Аврелиана.
— Я не должна была трогать ваши волосы, — как-то очень сипло выдала Ника, решительно отнимая шаль от пылающего лица и мужественно уставившись в глаза медленно повернувшегося к ней комедианта. Эльдарский артист издал многозначительно-туманное хмыканье и выплеснул в кадку с кактусом остатки кофе, — просто они сбились на бок, неловко как-то, я подумала, что комедиант и в смерти своей должен выглядеть достойно… шоу должно продолжаться, ваша жизнь и смерть — это сами по себе уже шоу… и я вот…
Виктор сделал зверское лицо и с сиплым вздохом закатил глаза.
— Ты забавная, — обманчиво мягко сообщил арлекин, соскользнув со столешницы и нависнув над отчаянно багровой Черновец, почти согнувшись пополам и сложив руки за спиной в замок.
— Доверюсь мнению специалиста. У меня скверно с чувством юмора, — очень тихо, но твёрдо отозвалась Ника, сутулясь и переминаясь под его изучающим взглядом, плотно обматываясь белой шалью и подчеркнуто заинтересованно разглядывая неровный рыжий дощатый пол.
Арлекин как-то странно рассмеялся и щелкнул её по носу. Смесь совершенно противоречивых эмоций накрыла с головой Лоргара. Чужие эмоции буйным косматым пожарищем охватили аудиторию третьего иконописного. Виктор мрачно пожевал губами и враждебно подался вперед. Арлекин широко оскалился, гнусно хихикая и подмигивая ещё больше потемневшему лицом родноверу. Между тем, засевший в своем углу Ярик, так ничего и не заметив, особенно ожесточенно заклацал клавишами и мышкой. Артист деланно утомленно вздохнул и церемонно вручил рассеянно моргнувшему Лоргару какую-то книгу. После чего звонко щелкнул каблуками и исчез в лиловом зареве.
— Что ты нахрен несешь?! — скептически поинтересовался Виктор, круто развернувшись к Нике, — сделала и сделала, нахрена ты оправдываешься?! Не, и, главное: перед кем!
— Я наговорила при нём такого, что сейчас мне дико стыдно. Да, Вить. Хватит ржать. Мне. Стыдно. Я несла такую ахинею, что…
— Ахинею ты несешь сейчас…
— А ещё я облапала его грудную клетку, — трагично призналась Черновец.
— Да. Это катастрофа, — с сарказмом в голосе согласился родновер, — ты беззаконно облапала главу театральной труппы. Он будет помнить это ближайшую сотню лет.
— Глава… что?! — Ника страдальчески взвыла, запустив пальцы себе в волосы, отчего её короткие кофейные кудряшки встали дыбом, — позорище. Какое позорище…
— Ты как мои сестры, — тепло улыбнулся Лоргар, качая головой, — ну чего ты себя накручиваешь-то? Да забыл он уже всё. Я его вообще, вон, на руках носил. И ничего. Хорошо что мы не додумались его жечь кусками. Было бы действительно нехорошо.
— Он ведь правда уже забыл, да? — с надеждой подняла на Лоргара Ника свои огромные от ужаса, коньячно-карие глаза.
— Забыл, — ободряюще улыбнулся ей Лоргар.
— Детский сад, — вздохнул Витёк, привалившись к стене и скучающе вынимая из кармана мятую пачку «Явы». Но, немного пораскинув мозгами, хмыкнул и вернул её на место, — какие у нас тут трагедии. Девочка, тебе лет-то сколько? Шестнадцать? Пятнадцать?
— Двадцать, вообще-то. Это-то здесь при чем? — искренне не поняла Ника.
— Двадцать, — озадаченно повторил родновер, многозначительно качая головой и неподвижно глядя в одну точку. Но что-то сам себе сообразив, подозрительно сощурился, — ты чё, девственница чтоли?
Лоргар кашлянул и попытался воззвать к разуму присутствующих:
— Ребят, давайте без обсуждения неудобных вопросов…
— А это по-твоему что-то плохое? — воинственно взвилась Ника, — вообще-то…
Всё ещё разглядывая пламенно вещающую что-то, пылающую от обиды девушку как ожившее ископаемое, Виктор коротко присвистнул. И его бородатая физиономия расплылась в крайне похабной ухмылке.
— Виктор, у нас есть разница в восприятии некоторых вещей… — попытался сгладить ситуацию Лоргар, — это не лучшая идея.
— Погоди. Ты решила, что арлекину не класть на тебя и твои естественные физиологические реакции настолько, что он будет размышлять о них, употребляя очередную комморагскую суку? — заржал родновер, — ох, ма-а-ать… это что-то.
— Я не хочу это с тобой обсуждать, — лицо Ники окаменело.
— Виктор, спокойнее, — голос Лоргара налился январским холодом.
— Прости, если обидел, не знаю… прирезал какую-то из твоих… священных коров, — тщательно подбирая слова, осклабился Виктор, — но правда в том…
— Я для него, скорее всего, мон-кей. Обезьяна, — скрипнула зубами Черновец, — я знаю. Это… это ничего не меняет.
Родновер непонимающе заломил бровь.
— Ему плевать, а мне на него — нет, — очень медленно и тихо сообщила Ника, — вот и всё.
— Ты даже его лица не видела, Ник. Тебе его покажи в толпе, ты ж его не… — Лоргар опустился рядом с девушкой на корточки, — слушай…
— Это не так, Лоргар — очень тихо возразила девушка, — это не так. Я… я ощущаю людей как узор сложных эмоций, отзвук мелодии. Я узнаю его. Я везде узнаю его. Он… его слепок не похож ни на что.
— Подожди, — нахмурился Лоргар, — ты ощущаешь слепки чужих эмоций?
— Не только эмоций. Это… сложно. Я не могу это объяснить, — замялась Ника, — но я начинаю различать их. Всё яснее и яснее. Перестань злиться, Вить. Я не виновата, что он звучал для меня вот так… по-другому. Я… Я потерялась в эхе чужой песни.
— Бабушка, что такое гуманитарий? — скептически отозвался Виктор, — не знаю, внучек. Раньше их звали дураками.
— Отвянь, — брякнула в ответ девушка, воинственно обматываясь с ног до головы шалью на манер древнееврейской барышни, — да. Я влюбилась. Доволен? Буду строчить стишки, рисовать цветные картинки и страдать.
— Мда, — родновер скептически покосился на нее, криво усмехаясь и заломив одну бровь, — тяжелый случай.
— Если мы наконец-то выяснили все эти замечательные и нужные в бою вещи, давайте отмотаем назад и вспомним кое-что важное, — Лоргар встал и поднял над головой оставленную комедиантом книгу, — например, вот это. Сразу оговорюсь. Это какая-то очень кривая латынь пополам с немецким.
Клацанье мышки в углу усилилось. Лоргар заглянул в оглавление. Скверная серая бумага местами расплывалась полувыцветшими бурыми пятнами. На прожженной серой обложке красовалась тисненая черная аквила.
— Издание имперское, — напряженно кивнул родновер и выудил из кармана зажигалку.
— «Памятка имперского пехотинца для поднятия боевого духа» написана, подготовлена и издана по приказу лорда генерала-милитанта нашей славной Императорской Имперской Гвардии, — прочел Лоргар, — в сотрудничестве с Департаменто Муниторум, Департаменто Администратум и губернатором Кар Дуниаша сегментума Ультима. Благословления Императора, Исток Вдохновения и Воодушевляющее Кредо для всех пехотинцев написаны, подготовлены и изданы по святейшему указу Министорума в полнейшем и прямом соответствии с Имперским кредо.
— Ну-ка дай сюда, — Викто растер руками лицо и бдительно вцепился в фолиант с таким лицом будто Лоргар рассеянно перебирал в руках чуть ли не Священный Грааль, — мать моя женщина, карманное пособие для гвардоты о том, как ходить в атаку первым. Погоди. Это же готик?
— Очень кривая латынь и высокопарный немецкий, — не согласился Лоргар. И, немного подумав, добавил, — с выборочными ошметками англицизмов и греческих терминов.
— Ну-ка, что там ещё? — Виктор поспешно вернул книгу.
— Напечатано Императорским Издательством в Либрис Ультима. Издание переработанное и исправленное, впервые опубликовано в девятсот сорок пятом году сорок первого миллениума, — зевнув, прочел Лоргар, — данный документ с пересмотренной Имперской догмой (см. изменения) заменяет издание семнадцать.
Ника шустро, сбросила туфли куда-то под стулья, со скоростью белки влезла на стол, поджимая румяные пальцы, затянутые в сетчатые синие чулки. И с любопытством заглянула в книгу через плечо Лоргара.
— Ты — солдат Имперской Гвардии. Вместе с миллиардами других ты состоишь в величайшей армии из всех когда-либо существовавших, омытый сиянием Золотого Трона и с шансом на бессмертие, коим есть дар славной смерти. Нет чести высшей, нежели сражаться в тех же блистательных рядах, из которых вышли одни из самых знаменитых героев, которых знал Империум. Ты и твои товарищи отвечаете за защиту величественного Империума от врагов. С рвением и яростью тех воителей древности ты будешь сокрушать наших недругов везде, где их встретишь, — прочел Лоргар и почесал бритый затылок. После чего заглянул в самый конец книги, — надо же, здесь есть иллюстрации. И одна даже цветная.
— Да быть того не может. Цветные иллюстрации в этом-то копеечном издании?
— Да вот же, смотри…
— Там не может быть таких иллюстраций. Слишком мультяшная. Не та книга, Лоргар. Не та эпоха. Понимаешь?
— Странно, — задумчиво почесал испещренный клинописными символами подбородок Лоргар.
— Это не иллюстрация, — Черновец как-то заторможенно забрала из его рук книгу. На чистом развороте, под обложкой, красовался рисунок в стилистике аниме нулевых годов. Красной и черной тушью какой-то умелец нарисовал ораторствующего перед толпой гвардейцев комиссара. Брюнета. С бакенбардами. И с живым лисьим взглядом. На заднем плане угадывался почти погребенный под весом всяческого полезного барахла здоровяк-гвардеец, преданно взирающий на увлеченно ораторствующее начальство. Гвардейцы как стояли так и застыли на рисунке, и взятый художником ракурс этак тонко намекал, что художник, скорее всего, рисовал набросок работы как-то затесавшись толпе. Мелкая подпись, бегущая по боковой кромке, гласила на русском: «Товарищ Каин и пляски здравомыслия». И прихотливая завитушка-подпись.
— Это рисунок Яны, — Черновец неверяще подняла глаза, — это точно Яны. Ее роспись. И «Пляски»… точно Яна.
— Пляски?
— Было такое интернет-сообщество «Пляски Здравомыслия». Там начинающие художники могли получить адекватную критику с детальным разбором косяков. Сообщество давно издохло. Мы обе в нём сидели. Это что же такое получается? Она…
— Не окончившая пед девка-художник в Гвардии? — кривовато усмехнулся Виктор, кивая, — ну-ну.
— Она вообще-то выше меня в два раза, — Черновец отдала Лоргару книгу, — рослая, крепкая. Везде ходила с эспандером. Чтобы пальцы разминать же, ну. Если подумать, она могла…
— Могла давно помереть, например. Гвардота мрёт быстро.
В углу яростно заклацали мышкой.
— Ярослав, ты давно так сидишь? — позвала Ника, оборачиваясь, — Да блин… Ярослав!
Ярик дернулся, отвлекся чтобы вынуть наушник из уха и переспросить. И обернулся вполоборота. И тотчас же группа игроков враждебной фракции, пробегая по своим делам, мимоходом линчевала его топчущегося на месте эльфа крови.
— Да блин. Чего? — в сердцах откинулся на спинку стула Ярослав и заглянул в пустой чайник. Белый пластик щеголял желтыми клеевыми подтеками снаружи и накипью — изнутри. Наконец-то увидев вошедших, щурясь из-под порядком отросшей тёмной челки, Ярик с грохотом выбрался из-за компа, расправляя полы меховой безрукавки на два размера больше, — Ник, я тебе планшет гвоздями забил, там клей рассохся. О, брат Лоргарий, дай краба. А это…
— Виктор, — пожимая протянутую руку, представил Лоргар.
— Яр, — Ярик энергично встряхнул протянутую руку, кивая на висящий на шее родновера деревянный амулет, — прикольная штучка. Авторский трискель — это хорошо.
— Чего? — не понял Витёк, прихватив двумя пальцами свой амулет, хитро переплетеное деревянное кружево кельтского трискеля, — я чё, на ирландца похож? Это священный знак Триглава. Наше, исконное, кельты его у древних славян переняли…
— Так трискель же это, — моргнул Ярик и сунул руки в карманы, — единство духовного, душевного и физического. У древних кельтских святых — символ Святой Троицы. Ровненько как всё, ты смотри. Мягонько. Вырезали аккуратно, с любовью. Где такое взять?
— Да в центре, там палатки с народными промыслами, — родновер выглядел сбитым с толку.
— А где артист? Прикольный тип, — заозирался Ярик, — я ему кофейку сварил, как на сусло сусалкой золотят показал. Мы с ним яйца три зазолотили. Завтра красными узорчиками забомбасаю и заказчику отдам.
Кто-то коротко, озадаченно взоржал. Заговорщики, криво улыбаясь, обменялись многозначительными взглядами.
— Он что-то ещё говорил? — улыбнулся Лоргар.
— Кто?
— Артист.
— Прикольные штуки рассказывал. Я ржал как конь, едва кишки не повыпрыгивали. Реально от смеха под ребрами что-то надорвалось.
— Но он хоть что-то этакое говорил? Серьезное, — нахмурилась Черновец.
— Серьезное, серьезно… что-то нет. А, да, оставил кое-что; прикольный такой мерч по его теме, — Ярик закопался в лежащий на столе учебник по сектоведению авторства Дворкина, вытаскивая оттуда тонкую бумажку с голубыми символами на ней начертанными, — интересный лут; есть, типа, такая особая печать, если на нее капнуть крови, владелец крови издохнет в муках если не будет непрестанно петь и плясать что-то максимально ржачное. Никому не надо? Бумажка тонкая, закладка из неё будет фиговая. Порву или потеряю.
— Действительно. Давай-ка я у тебя возьму, — Лоргар осторожно, двумя пальцами, изъял у Ярослава эльфийское творчество и намертво упаковал в валяющийся на шкафу газетный разворот, — дежпом не заходил?
— Нет.
— Живем.
* * *
Он плыл на спине, во мраке, хрипя навзрыд пробитой грудиной, захлебываясь в крови и липком мертвецком зеленом тумане. Распухшие мертвецы, куски гниющих тел и мусор тихо покачивались на волнах. Лоргар нашарил пятернёй торчащий из груди обломок и судорожно сжал до белых костяшек. Металл стремительно гнил, осыпаясь между пальцев мерзким рыжим крошевом. Лоргар глухо захрипел, неловко ворочаясь в смрадной жиже: густые и мутные сточные воды смердели свежей кровью, распадом и испражнениями. Где-то далеко, над гротескными башнями адского города, равнодушно гремела гроза. Подсвеченные алым заревом тучи разорвали ослепительно-белые венозные сетки молний. Не знавший прежде очищающих поцелуев летней грозы мир смерти бичевали потоки сотен ливней. Хрипя алой слюной, Лоргар поднялся на ноги, раскинул руки в древнем жесте молящегося и, булькающе смеясь, подставил обожженное лицо под плети дождя. Кровь стекала по изуродованной броне, смешиваясь с грязными водами и рождая клочья густого тумана. Мертвецы плыли прочь мимо, одетые белыми вуалями его, горсти золотых и зеленых искр рассыпал рваный хрип нехотя регенерирующихся лёгких.
— Господи. Я здесь, — по щекам бежали слезы, они смешивались с дождевой влагой, смывая нечистоты и мертвящий ужас, — я здесь. Господи.
Боль неисчислимого количества сгинувших разрывала черепную коробку, клокотала в трахее и терзала разум, смывая все прочие ощущения. Нечеловеческий хриплый вопль огласил мертвый город. Черные провалы окон тысячеглазой тварью смотрели в сердце Лоргара. Лоргар рухнул на колени, раненым зверем рыдая во внешний мрак и закрывая лицо измаранными руками. Изувеченные трупы гвардейцев, астартес и порождений хаоса плыли во тьме. И кое-где, в жиже пустых глазниц копошились белые черви. Ливень хлестал, смывая их, заставляя пениться отравленную трупным ядом грязную жижу. Грудная клетка нестерпимо чесалась и тянула, медленно заживая. Лоргар запнулся о груду мертвых тел и пинком отшвырнул торчащее из чьей-то хребтины древко с клочком красной тряпицы. Черное кольцо с восьмью стрелами ушло под нечистоты под ударом керамитовой ступни.
— Господи, — шептали разбитые губы, подрагивая, — прими души раб твоих…
Цветные искры кружили с невесомым звоном. Они жалили распухшие тела мертвецов, юркими сияющими бликами гуляли по дну, в гиблой, ядовитой мути. И где они впивались в гниющие, вспухшие тела, там буйно прорастали колонии разноцветных мхов. Мхи невесомо шептали, волнуясь без ветра и жадно пожирая мертвецкие соки, умирая и прорастая, умирая и прорастая, собственными стремительными циклами смертей и рождений обращая мертвецов в жирный, густой чернозём.
— …Идеже ни печаль, ни воздыхание, — шептали, дрожа губы, мертвецкая, липкая, приторная гнусь ощущалась на языке как что-то привычное, — но жизнь бесконечная…
Тучи разорвала череда вспышек, ослепительно ударила молния. Грозовые раскаты подгоняли тяжелые тучи, отвесная стена дождевой пелены смывала гарь, копоть и сор, пенила темные воды. Лоргар почти ослеп от фантомной боли тысяч и тысяч расставшихся с жизнью разумных существ. Их кровь рыдала, немолчно взывая от земли, из воды, из остывших, копченых руин. Древние терранцы, жившие до Потопа, слышали как стенает от боли сама земля, как взывает от земли пролитая кровь, отнятая жизнь. Отныне этот немолчный крик слышал и Лоргар. И это разрывало виски нечеловеческой болью, вгрызалось в нутро ненасытным, пьянящим отчаяньем.
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного, — отчаянно исторгая неистово ревущее психопламя, воззвал Лоргар в потоки ливня. В глазах побелело, а где-то в самом сердце планеты сонно завозился невиданный энергетический зверь, её живое сердце. Он льнул и ластился к ногам потоками энергии, урча и порыкивая громовыми раскатами, он пробуждал стайки призрачно сияющих змеемордых рыбин, обнимал туманами и выпрашивал ласку как огромный нематериальный котяра. Зверь невесомо баюкал саднящий ужасом разум, окутав Лоргара хтоническим коконом своих энергий. Порченная мерзость сгорала и таяла, обращаясь тончайшим прахом. Живое сердце искаженного мира с совершенно кошачьим любопытством рылось в воспоминаниях потерявшегося в нитях энергий Лоргара. И из гиблых вод, из руинных камней, с оглушительным треском прорастали багровые папоротники, гигантские кровохлебки, колонии разноцветных мхов и миллиарды иных невиданных растений пробуждающейся от горячечных снов планеты. Сердце планеты мягко, успокаивающе гладило мятущийся разум примарха потоками энергий, наполняя его тело сырой, хтонической мощью. И Лоргар пропускал её сквозь себя, эту силу. Он шагал, объятый ею, загребая ногами мирно плещущуюся, поспешно густеющую жижу. Он тянул из темных вод увязающие в них ступни, а грязевая жижа твердела и твердела, стреляя из глубоких ямин лоргаровых следов буйной зеленью сорных трав. Дремавшие доселе в темноте семена упрямо тянулись ввысь, испив дикой сырой энергии и чистой дождевой влаги. Лоргар шагал сквозь туман, а под его ногами цвела земля, кипела зеленью, очищая, исцеляя саму себя бесконечными циклами рождений и смертей. Хриплый кашель и треск огласили окрестности. Кто-то вставал на четвереньки, хрипя и отплевываясь. Живые люди как во сне ползли из россыпей жирного, свежего чернозема, какой-то седой комиссар неверяще ощупывал обеими руками стремительно зарастающий плотью развороченный затылок. Лоргар не смотрел. Он шагал вперед, одетый вихрями искр, нитями света и призрачным пламенем, почти ослепнув от энергий. В его висках гремела ликующая песнь обновления и жизни, сама земля гремела её, пробуждаясь и расцветая. И сердце планеты вторило ей. Направляемое Лоргаром, оно смотрело из его глазниц потоками психопламени, исцеляло изуродованную порченной энергией плоть планеты и очищало её воды. Лоргар испугался, что захлебнется в этих потоках и позвал откуда-то из самого сердца сияющей, ликующей бездны:
— Я здесь, Господи…
Морок рассеялся, являя подземные казематы. Безмолвные астартес в серой броне, тени и стихийно прорастающие из грубых камней, под босыми ступнями, дикие терранские травы. Самодельные плетеные четки привычно текли между пальцев, отмеряя по каплям непрестанно творимую Иисусову молитву. Лоргар уже не мог точно ответить, сколько отмерили его четки, но покой и тихая, светлая радость наполняли всё его естество, сдерживая бурю психических энергий, усмиряя их и направляя в мирное русло. Где-то гремели засовы, голоса наполняли серый, пыльный сумрак. Шаги. Изумленный возглас. Тревожный шепот. Голоса. Спешащий по темному коридору крылатый юноша в белой тоге, незнакомые изумленно озирающиеся астартес и Димка Мизгирёв среди них, исполосованный шрамами, небывало рослый, аугментированный, но все ещё недостаточно высокий для космоморяка. Его механизированные ноги гремящим, клацающим эхом оглашали пыльный сумрак, а протезный глаз горел алой линзой.
— Они собирают в Никее собор. Отец хочет чтобы ты пришел на него, — вместо приветствия сообщил крылатый юноша, встряхнув Лоргара за плечи и заглянув в лицо, — как же ты отощал.
Лоргар светло улыбнулся и молча обнял юношу, случайно зарывшись пальцами в лебяжий пух огромных крыльев.
— Просперо, Лоргар. Братья настроены решительно, — тряхнув золотыми кудрями, склонил голову на бок крылатый юноша, наблюдая как Аврелиан, с улыбкой хлопает по плечу Мизгирева и молча жмет руки обескураженным таким жестом космоморякам, — Мортарион уверен, что ты разделяешь его взгляды.
— Нехорошо, — Лоргар задумчиво заложил руки за спину, перебирая четки, Иисусова молитва лилась в мыслях бесконечным потоком, наполняя собой всё естество и умиротворяя мятущийся дух.
— Хорус убедил отца позволить тебе вернуться, — в ясных, мудрых глазах юноши дрогнуло сочувствие, — их можно понять, они страшатся того, чем ты стал. Терра — древний труп, который не должен цвести и истекать родниковой влагой. Это противоречит всем существующим законам. Это… смущает.
Всё заволокло грозовым мраком. Багровое небо рассекла черная червоточина. Человек с вытатуированной на лице гидрой белозубо смеялся, утирая выступившие слезы керамитовой перчаткой, а в проницательных, ясных глазах его отплясывали ледяные черти.
Череду видений рассеяла ослепительная вспышка. Золотой воин в лавровом венке заглянул в душу Лоргара. Его прямой, тяжелый взгляд давил и растирал в тонкий прах как многотонной плитой.
Всё заслонили клубы тяжкого дыма смолисто-удушающих благовоний. Алый Король, одноглазая грозная фигура в синих одеждах, заслонил собой единственный источник света, окидывая Лоргара царственно-равнодушным взглядом. Лоргар скептически поджал губы. Это уже не походило на хаотичное марево случайных фрагментов случайно подсмотренного грядущего. Лоргар прислушался к возмущениям варпа. Это совершенно точно было самовольное вторжение. Алый Король медленно опустил пятерню на плечо Лоргара. И сон растаял как гонимые ветрами клочья пара.
Лоргар неподвижно уставился в белый потолок. Кто-то раскатисто храпел. Щелкал клавиатурой засевший с ноутбуком на своем втором ярусе Лёха. Его вытянутое, худое лицо освещал холодный белый свет, льющийся с экрана. Из наушников доносились приглушенные звуки выстрелов и сомнительны обрывки фраз вроде «чики-брики и в дамки». Лоргар перекрестился, поспешно закрыл глаза. И беззвучно зашептал вперемешку по памяти псалмы и молитвы разным святым, уныло мечтая больше никогда не видеть во сне всякую бессвязную дрянь.
* * *
Синие сумерки, мутный свет фонарей, простывшая пустынная чернота дальних дворов за церковной оградой, чернота кустов, чернота осеннего мрака, золотистое зарево восходящего солнца, отраженные в окнах языки свечного огня. Лоргар отвернулся от окна. Тихий, темный храм утопал в золотом мерцании цветных лампад. Тусклый, маслянистый блеск подсвечников, стройные восковые свечи, их горячий, живой свет, почти пустой храм, медленно наполняющийся людьми. Лоргар взял у уставщика старенькую, потрепанную книгу, одернул выданное ему в ризничной золотисто-желтое облачение с вышитым на спине крестом, спустился вниз, встал под самым куполом, перед украшенным бархатцами аналоем. Рыжие кудри осенних цветов пахли терпкой горечью и теплом бабьего лета. В пушистой цветочной рамке утопала икона с святыми, чья память празднуется в октябре месяце. Лоргар прочистил горло и раскрыл часослов. Звучный, красивый голос его поплыл в сумрачной тишине храма, неспешно вычитывая общее начало и молитвы третьего часа. Чёрные строчки на старославянском, ярко-красные, затейливо украшенные, заглавные буквы и не только, кое-где подклеенные заплатами скотча ветхие страницы. Стихарь, прямой, длинный, с широкими рукавами, доставал Лоргару где-то до колен потому что длиннее просто не нашлось. Лоргар перевернул страницу. Раскаты его голоса гуляли по храму грозовым эхом, где-то у подсвечников сонно ворочались церковные старухи, ставили свечи случайно забредшие люди. Прихожане неторопливо заполняли храм, кто-то бродил от иконы к иконе, крестясь, расставляя свечи и прикладываясь. Какой-то очень самостоятельный и серьёзный мальчонка, чубатый и огненно-рыжий, шурша дутой курткой и шмыгая веснушчатым носом, деловито перекрестился, прижался лбом к нижнему краю изображающей Иоанна Кронштадсткого настенной росписи, крепко зажмурился и шопотом сообщил что-то очень-очень важное. После чего снова перекрестился, задрав голову и уверенно глядя в глаза святому. Лоргар не заметил как вычитал все положенные молитвы третьего часа, уступил место и книгу следующему чтецу и, не спеша, поднялся на левый клирос. Обменявшись любезностями с хмурым уставщиком, отошел в алтарь, расстался со стихарём, отнес через весь храм, в ризничную, облачения и по настойчивой просьбе служащего священника, составил компанию дежурному, у входа в храм. Дело в том, что в храм повадились захаживать какие-то очень странные люди. Очень странные и упорные люди, провоцирующие прихожан и задающие весьма специфические вопросы.
Семинарскому храму и без этого хватало нежелательных персонажей, которые традиционно отравляли жизнь нормальным прихожанам. Они были очень разные. Скажем, хватающая руками всех подряд старуха-ведьма, приходящая «заряжаться» от частицы мощей Серафима Саровского, особой опасности не представляла. От её беспорядочных хватаний у людей всего-то начинала болеть и кружиться голова, темнело в глазах и начиналась тошнота переходящая в ватную, обморочную слабость во всём теле. Мадам жила в однокомнатной сталинке через остановку от храма, принимала посетителей, наводила порчу по фотографии и «заряжала» воду. Знакомые с проблемой люди странную мадам в бесформенных шалях старались обходить десятой дорогой. Маленькие дети от нее шарахались сами: она могла внезапно схватить ребенка за плечо и молча гладить по голове, сверля тяжелым, темным взглядом. От чего нормальный, бодрый ребенок становился сонным, вялым и апатичным. Если кто-то вдруг начинал гнать от себя её, ведьма застывала на месте, пялясь в упор мутным, непонимающим взглядом. Не делиться своей гадостью мадам, к сожалению, не могла. У нее это всё уже было сродни болезни. Как наркоман ищет дозу, так и старая ведьма тянула чужие жизненные силы и попутно гадила людям самочувствие. Ее можно было только пожалеть: мадам уже плохо осознавала что делает. Если её и выводили из храма, то только в крайних случаях. Чаще всего она уходила сама: старая ведьма никогда не стояла службу целиком и, колюче поблескивая темными глазами, сбегала задолго до того, как начнется сама литургия. Если по какой-то причине ей вовремя уйти не удавалось, её лицевые мышцы начинали бесконтрольно дергаться и сокращаться в самых разных направлениях. На Лоргара ведьма наткнулась только однажды и очень не вовремя вцепилась в его локоть. Так вышло, что в самое это время случился очередной приступ: Лоргара ненароком вынесло в варп. Что там старуха успела увидеть Лоргар не знал, но конкретно его эта странная мадам руками больше не хватала.
Другой персонаж, уже поопаснее, имел беспроигрышное амплуа профессионального сиротины и блаженненького дурачка. Ни сиротиной, ни дурачком молодой человек не был, жил с дядей и отцом. Вел он себя в храме вызывающе: навязчиво, громко побирался, лебезил и частенько бродил в толпе, шаря по чужим карманам. Особенно часто он отлавливал маленьких детей и заискивающе выспрашивал разное: когда дома нет родителей, какой телевизор и много ли бытовой техники. Звали персонажа Егоркой. Он постоянно косил под дурачка и частенько навязчиво лип возле храма к гуляющим с колясками молодым мамашам. Бывало, что ему удавалось увязаться вслед за какой-нибудь не отягощенной мозгом солнечной блондинкой с коляской. А как-то фоном, параллельно, в городе пропадали дети. И изредка находили изувеченные трупы молодых девушек. Это так, к слову. Имеет ли отношение странный тип к пропажам, милицию не интересовало. Его персона, собственно, не интересовала никого, пока он не борзел: закосив под хитроватого дурачка, нескладный, сутулый Егорка раз за разом заявлялся на службы и отирался вокруг людей с детьми. Его выводили из храма очень часто. Бывало, что приходилось вызывать охрану. Но он снова и снова возвращался. Лоргара он боялся и тихо ненавидел. Завидев издалека пробирающегося сквозь толпу трёхметрового семинариста, он менялся в лице и спешил скрыться. Причин такому отношению Лоргар не знал. Всё выходило как-то само собой.
Третьим сомнительным элементом была желтозубая тетка средних лет. Она имела явное портретное сходство с суриковской боярыней Морозовой: её несколько выпученные белесые глаза и иссохшее лицо, впалые желтоватые щеки, странная, лающая манера говорить, ломкие желтые кудри торчащие из-под рыжего платка и стойкий запах аммиака не запомнить было просто невозможно. В сам храм она не заходила ни разу, предпочитая пастись на улице, у входа. Или в относительно теплом притворе. С собой она неизменно приносила большую, битком набитую сумку с барахлом. Дама навязчиво совала заходящим в храм людям полусектантские и просто нездоровые прокламации вроде «Почаевского листка», приставала к пришедшим в храм в штанах девушкам, суя им в руки какие-то смердящие аммиаком юбки, а как-то раз даже пыталась собрать подписи к петиции о канонизации Сталина. Говорить с ней было бесполезно: мадам вполне официально состояла на учёте в психушке. Лоргара эта мадам обожала, но очень тихо и издалека.
К Церкви все трое отношения не имели, но репутации прихода всё-таки вредили. В задачи дежурного по храму входило в том числе и наблюдение за тем, чтобы эти странные элементы не переступали границы дозволенного и не мешали другим людям. К сожалению, трое вышеозначенных деятелей были не единственной угрозой: забредающие в храм буйные алконавтии и задающие странные вопросы люди, изъясняющиеся шаблонами и пытающиеся развести скандал являлись куда чаще.
Но самым отбитым из последних вторженцев был некий гоповатый юнец с телефоном. Он прославился тем, что, снимая процесс на камеру своего смартфона, задавал прихожанам оскорбительные вопросы и интересовался у девчонок, сколько стоят их интим-услуги. Лера Кобзева авторитетно посулила ему сдать его ментам. Дашка с первого курса мрачно поинтересовалась не лишние ли у него зубы и давно ли он получал по хребтине. А тихая девочка-блондиночка по имени Юля искренне не поняла вопрос и решила, что парень ищет место, где проводят какой-то нездоровый психологический тренинг для жертв сексуального насилия. И немного заблудился. Минут двадцать добрая Юленька участливо задавала наводящие вопросы, профессионально цепким взглядом улавливала поведенческие признаки оппонента. И ненавязчиво убеждала парня в том, как опасны тренинги и как долго приходится лечить потом тех несчастных, которые стали жертвами коновалов от психологии. Незадачливый провокатор спасался от Юленьки долго и упорно: добрая девушка Юля имела красный диплом психиатра и очень-очень жалела всех страждущих и убогих.
Лоргар покивал стоящему у входа дежурному и отирающимся с ним рядом первокурсникам. И, мимоходом, скучающе выглянул в притвор. Прямо на холодном кафеле, почти у самого выхода, подобрав под себя лапы, угрюмо лежал огромный кот майнкун. Кто-то разбил ему голову: один глаз частично заплыл кровавой коркой, уродливо выкрученное левое ухо дрожало от боли. Обрубок хвоста нервно подергивался в такт его кошачьим мыслям. Кот затравленно поднял на Лоргара свои ярко-желтые глаза. В них отразились страх, боль и робкая надежда.
— Кто тебя так, бедняга? — Лоргар осторожно прикрыл за собой дверь, плавно, чтобы не пугать животное, выбираясь в притвор. Кот угрюмо отвернулся и раздраженно дернул здоровым ухом.
— Не бойся, котенок, я хочу помочь, — Лоргар медленно опустился на корточки перед сжавшейся от страха животиной.
В глазах кота бешенно заплескались непонимание, паника и животный ужас. Лоргар потянулся за котом, и тот дернулся как от удара, крепко зажмурив глаза и прижав здоровое ухо к затылку.
— Я буду звать тебя Диогеном, — сообщил Лоргар и подхватил на руки ошалевше рванувшего прочь кота, — потому что ты тоже пришёл искать человека.
Кот отчаянно забился в руках Аврелиана и обреченно затих, уткнувшись мордой куда-то в китель. Лоргар осторожно погладил дрожащую крупной дрожью тушку, прижал к груди, решительно вышел из храма и заспешил в сторону мужского общежития.
* * *
Кот с жадным хрипом хватал куски черного хлеба. Лоргар набрал ему чистой воды из-под крана и устроился рядом, на краю дивана. Общежитие пустовало, все студенты ушли на утренние молитвы. Так что суетиться вокруг и задавать вопросы было просто некому. Дверь распахнулась. Сильно сутулясь, складывая на ходу полотенце и невозмутимо приводя в порядок мокрые волосы в комнату вплыл Коракс. Кот дернулся всем телом. С утробным рычанием вцепился в кусок побольше. В панике озираясь, почти взлетел на диван, спрятался в тени Лоргара и с отчаянным всхлипыванием вгрызся в хлеб. Лоргар тяжело вздохнул, сгреб хлеб с пола вместе с бумажкой и положил перед котом. На диван.
— Что это? — потребовал ответа Коракс, медленно приближаясь и хмуро разглядывая жмущуюся к Лоргару мохнатую тварь.
— Кот, — животное утробно зарычало, накрывая собой недоеденные куски, — он тебя боится.
— То есть, ты притащил сюда бродячего кота, — резюмировал Коракс, медленно поднимая брови. Его бледное лицо отразило немой вопрос пополам с насмешливым недоумением. Животное затихло, настороженно принюхиваясь и угрюмо следя за движениями Коракс.
— Кота кто-то очень долго мучил, — Лоргар успокаивающе почесал кота за ухом, и огромная животина с громким урчанием благодарно ткнулась ему в руку, — это каким надо быть больным ублюдком, чтобы довести до такого состояния животное.
— Я всегда считал, что терранские коты были несколько мельче, — Коракс сел на корточки и позволил коту понюхать свою руку. Кошачьи зрачки расширились. Котяра облизнулся и как-то очень плотоядно заурчал, чавкая и нервно дергая обрубком хвоста.
— Так они и меньше. Это майнкун, — улыбнулся Лоргар, глядя, как осоловевшее от еды животное устраиваяется у него на коленях, сонно когтит ногу, ровно, мирно мурлыча и понемногу затихая, — мейн-куун — это такая порода кошек, потомки кошек штата Мэн. Аборигенная порода кошек Северной Америки.
— Одомашенные кошки Мерики, — как эхо отозвался Коракс и осторожно провел пальцем по мохнатой голове засыпающего кота, — какое доверчивое существо.
— Завтрак кончится — принесу ему что-нибудь ещё, — Лоргар осторожно переложил спящего кота с колен на диван, — а заживут раны — вымою с дегтярным мылом. Надо будет дать ему что-то от глистов и втереть в холку ту штуку от блох…
— Ты как нянька возишься с полуспятившим от боли и голода животным, это… необычно, — озадаченно сообщил Коракс, расчесывая пятернёй плечо.
— Мы в ответе за тех, кого приручили, — светло улыбнулся Лоргар, — в вашем прекрасном и далёком завтра знают сказку про космического принца и розу?
Коракс моргнул и медленно качнул головой:
— У нас другие сказки. И они куда страшнее того, что рождают ночные кошмары.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
12. Бумажка
3 февраля 2021, 04:50
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
А спонсоры этой главы — звуки композиции барышни по имени Эрта Кит и ядрёный отвар зверобоя.
Ах, да. Чарльстон https://youtube.com/watch?v=-xRYYz0gpLY
И не то чтобы иллюстрация, но да: https://fanfics.me/images/fanart/2021/02/03/4827531612371566_400_0.jpg
Le danseur de charleston — Eartha Kitt
— Лоргар, — Лёха закатал рукава, загремел ведром с водой, сел и подволок к себе поближе мешок с картошкой, — слушай, Витёк кое в чём прав. Ещё немного и девочка станет куском мяса.
— Я знаю, — глухо отозвался Лоргар, вырезая из картофелины черное нутро.
— Эта расписная мразь не оставит же ее в покое, — Лёха в сердцах ткнул ножом в мешок и принялся очищать от кожуры картофелину, лицо его было спокойно, — и надо что-то делать с тренировками. У меня кишка на кишку революцией пошла. Это просто ад. Мышцы, кости, требуха: всё как взбесилось.
— Да. Кстати, да. Хорошая мысль, начнем с пробежек и общей разминки, — Лоргар бросил в ведро с чистой водой очищенную картофелину, — стрелять будем в парке. Там есть тир, да и цены более-менее.
— Там все мишени раздолбаны в хлам и воздушка косит, — не согласился Диман, подтаскивая волоком табурет и натягивая на кромку помойного ведра мусорный пакет, — давайте лучше из моей сглаз-винтовки. Где-нибудь на пустыре. По воробьям.
— Чтобы потом объяснять серьезным мужикам в погонах что это за хрень такая? Воробьи-то тебе что сделали? Они насекомышей жрут. Все птицы передохнут — вредителей некому жрать будет. Деревья в городе повысохнут. Они и так-то сохнут. Я это уже видел, — Леха ковырял глазки, шмыгая носом и низко склонясь над ведром, — эти, американская секта. Я мелким был когда, они обосновались в парке, в здании бывшего ДэКа, и какой-то мудила на своём шмотье привёз гренки. Такие шустрые червячки, оплетают деревья и начисто сжирают всю листву, всё. От дерева остаётся обмотанная паутиной и говном червей сухая колотушка.
Лоргар и Мизгирев Димка переглянулись.
— Народ поговаривал про диверсию. Что не просто так. Плохие были времена, — голубые глаза Лёхи помутнели, — я мелким был. Зарплаты не платили, мать моя едва концы с концами сводила, всякая мразь жировала, а из-за бугра пёрли всякие секты. У нас соседка жильё им подарила, этим, проповедникам. И пропала. Вообще пропала. Ни одной тряпки с собой не взяла. Мать… везде меня за руку водила. Из школы. В школу. Боялась.
— У нас в школе две девочки тоже пропали, — признался Дима, — шли домой, их в машину запихали и увезли. Так никто и не нашёл.
— Ну, это уже не секты, это другое, — отмахнулся Лоргар, — хорошо хоть там, где я рос, ничего серьёзнее синячья, недавних зэков и цыган встречать не приходилось. В городах своей погани достаточно. Особенно — в областных центрах. Поневоле за своих детей трястись начнёшь.
— Вот и мать тоже. Боялась, — Лёха дернул щекой, ковыряя картофелину.
— Я видел статистику. Не тоже самое, что девяностые, конечно, но с пропавшими по области и сейчас всё паршиво, — Лоргар разрезал картофелину и, едва увидев большое черное пятно, не глядя уронил половинки в мусор, — кстати, разного возраста.
— Кого-то из жилья выкинули, кто-то сам заболел. И из дома ушел, — нервно усмехаясь, отозвался Лёха, — кого-то на трансплантацию спёрли. А ещё есть дрянь: девки сдуру едут на конкурсы моделей или, там, нанимаются кем попало, а попадают в притоны. В том числе и в забугорны. И медленно дохнут. Или быстро дохнут. Это уже по обстоятельствам. Сейчас этой дрянью никого не удивишь. А мелким был — по телику увидел и охренел.
Слушатели энергично закивали. И Лоргар, запустив чищенной картофелиной в ведро, тяжело вздохнул:
— Это всё где-то там. Далеко. У нас под боком не лучше. Тут как-то люди приходили. На вахту. Дочь пропала. Умница, отличница, юрист. Спрашивали кому молиться чтобы нашлась.
— И как? Нашлась? — поднял глаза Лёшка.
— Как сказать, — пробормотал нехотя Лоргар, кромсая картофелину, — видели вроде бы её люди, но разбитую в хлам и будто бы обколотую. Просила телефон позвонить. А потом машина подъехала. Вышли какие-то мужики. И увели в машину под руки.
— А, знаю. Слышал. Мартовы. С ними рядом живет тут одна бабка. Такая… соседка их — Мария Павловна, которая ещё у нас, в свечной лавке, — Димка пожевал губами, — слышал. Мария Павловна пыталась куда-то там ходить и собирать подписи, но родители девушки заявление из полиции забрали. И уехали. Никто не видел как, куда. Просто квартиру закрыли, а мебель какие-то рабочие вынесли на помойку. Так квартира и стоит. Закрытая.
Студенты мрачно умолкли и притихли. Минут на десять в пищеблоке воцарилось тяжелое молчание.
— А твой отец?.. — спросил Димка и, кажется, тотчас же пожалел о своем вопросе, — прости, Лёх, если я… просто вот. Ты никогда не говорил о нём.
— Отец. Нету у меня отца, — помолчав, нехотя отозвался Лёха, не поднимая глаз и рассеянно очищая картофелину. Его костистое, австрийское лицо приобрело задумчивое и отрешенное выражение.
— Всмысле н… — начал Димка. Лоргар сделал зверское лицо, но было уже поздно. Лёха как-то мутно побелел и потух.
— Мать сбежала от него. Беременная, — голос Володина звучал отрешенно и как-то слишком равнодушно, — всё боялась, что диаспора меня отнимет. Она ж русская. А они… их много. Везде свои. Диаспора.
— В каком смысле — диаспора? — отложил нож Лоргар.
— Еврей батя мой. Ашкеназ, — нервно усмехнулся Лёха, не поднимая глаз и энергично выкручивая ножом проросшие глазки, — онеметченный, значит. Я им там всем вроде выродка. У них родство по матери, а мать-то у меня русская. Для русских я — еврей. Потому что отец — еврей. А для евреев я — выродок. Но матери меня бы всё равно не оставили. Я хрен разбираюсь в этой их кухне, но вот так как-то…
— Ты отца хоть раз видел? — Лоргар потупил глаза, — я не знал, Лёх.
— Да не знаю я, — нервно посмеиваясь, отложил нож и полез в ведро руками Лёха, — был случай на первом курсе. Копаем мы котлован под фонтан. Чумазые все как черти, жара, лето. Каникулы ж на две половины разделены, я был во вторую половину, первые полтора месяца лета арбайтен как все на нашу родную альма матер… намотал футболку на голову, машу лопатой. Ткнул, значит, ткнул. Звук специфический. Выкопал — череп. А дежпом сказал чтобы кости и черепа отдельно на брезент клали. Чтобы перезахоронить. Тащу я череп, лопату бросил, из ямы вылез. Стоят. Какие-то деды в костюмах, неброско одеты, но так… прилично. На вид вроде старой интеллигенции. Смотрят. С ними молодящаяся бабка в бусах, кудрявая такая, надменная. Старая, сухая, жованная, а видно, что в прошлом красавица. И бусы у неё. Такие крупные коричневые бусы в слоистых разводах. Обтёр я руки о штаны, взял из-под березы баклажку. Пятилитровая, вода из-под крана, как сейчас помню. Пью, значит, а они на меня пялятся. Недоверчиво так. Какой-то мужик в очках, тихий такой, лицом как я, только волосы короче, интеллигентный, в светлом костюме. Повернулся к старухе и умоляюще так: «Мама, да будьте же, наконец, человеком». И скорбно так на крест мой смотрит. Того и гляди — заплачет. А старуха смотрит на меня как кобра и молчит. Один из дедов смотрел, смотрел и говорит: «Я так и не понял. Так он наш? Или не наш?»
— А потом? — нахмурился Лоргар.
— А что потом? — криво усмехнулся Лёха, собирая руками выпавшие очистки, — постояли, посмотели как я лопатой машу. И ушли. Да и пёс с ними.
Студенты умолкли, шурша мусорными пакетами, гремя ведрами и напряженно думая каждый о своём. Ножи хрустели картофельными очистками. Где-то снаружи ликующе орала толпа первокурсников, а из регентских классов несся разудалый мотив самого настоящего канкана. Клавишная дробь развязно отплясывала, гуляя в ватной тишине корпуса: кто-то играл на пианино в четыре руки. Хлопнула входная дверь. Трель телефона настойчиво запищала где-то на вахте. Кто-то позвал кого-то именем Ира. И канкан эволюционировал в самый настоящий чарльстон.
Лёха размял шею:
— А насчёт Ники, народ, я серьёзно. Она знает только эльфов Толкиена. Наш расписной знакомый — опасный культист, адепт секты поехавших ассасинов. Не похоже, что она это вообще понимает.
— Я знаю, — Лоргар закатал мешковину и, не глядя, достал средней величины картофелину, — когда я найду способ вернуться в ту временную линию, из которой меня вышибло в детстве, вам всем придётся пойти со мной. Вам нельзя здесь оставаться.
— Это почему? — моргнул Димка, ковыряя картофель
— Слишком многие могут прийти сюда и убить вас. Ваши семьи без вас искать долго, а вот с вами… Нике же вдвойне опаснее оставаться здесь. Я опасаюсь, что книгу арлекин собрал с трупа «подруги Яны» предварительно прикончив гвардейцев. Мне не нравится этот тип. У него не всё ладно с головой.
— С чего вы вообще решили что шут её запомнил? — болтая картофелиной в ведре, отозвался Дима, — какое ему дело до какой-то там девахи из прошлого, которая к тому же ещё и…
— Она — часть пьесы и один из основных персонажей, — Лоргар добрался до грязной ванны в углу, нашел точильный камень, поточил нож, включил кран, вымыл руки и лезвие, отключил и хмуро направился обратно на место, — о ней не забудут в любом случае.
— Думаешь, если просто забрать Нику, это остановит арлекина? — Лёха угрюмо сунул подозрительно квадратную картофелину в ведро.
— Надеюсь на это, — Лоргар достал из мешка картофелину и, поковыряв сухую гниль ножом, выбросил в очистки, — в нашей реальности этот комедиант, скорее всего, тоже существует. Но знать не знает про нас и про специфические реакции какой-то земной художницы. От этого и будем плясать.
— Это. Может прямо сказать ей чтобы не страдала бредом? — Димка размял шею и полез в мешок.
— Юношеская влюбленность — это не бред, Дмитрий, а такая мощная дрянь, которая отшибает начисто мозг и чувство самосохранения. Чужая душа — потёмки, — Лоргар ткнул ножом в мешок и выудил очередную картофелину, — а барышни и вовсе существа сложные и противоречивые. Надеюсь, это пройдёт. Тем более, художники — люди влюбчивые, легко увлекающиеся и склонные всё преувеличивать. Пройдёт. Главное, не дать наломать дров.
— Она нам, считай, сестра. И в ней и в нас — твой генетический материал, — кивнул Лёха, собирая с пола неловко счищенные картофельные кожурки и запихивая их в своё мусорное ведро. Откуда-то из угла, из-под вороха пустых мешков, стойко пованивало подтухшей морковью и сырой глиной, — надо что-то делать.
— А может мы с ней поговорим?
— Ты придурок совсем? И чего мы ей скажем?
— Ну, что ей конец…
— Пф, ну ты гений…
— Да что?!
— Да что, да что…
— Это бесполезно.
— Да что не так?! — возмутился Димка, — давайте просто всё объясним!
— Рехнуться можно, — фыркнул Леха, бросая в очистки шмат полужидкой гнили, — проблема на ровном месте. Было б спокойнее, если б это был родновер. Он хоть нормальный мужик, а не маньячина с поехавшими шутейками.
— Разговорами здесь не поможешь, — Лоргар сумрачно вогнал нож в очередную картофелину, — будь я её отцом, перевел бы в другую семинарию. Куда-нибудь подальше. А лучше — выдал бы замуж. Далеко. За полярный круг.
— Ну это уже совсем край, — от возмущения Леха даже отложил нож, — тут я с тобой не согласен…
— Когда у девки собственные дети, ей уже не до этого бреда. Лучше быть тираном и деспотом в глазах собственного ребёнка, чем потом опознавать раздолбанный, прости Господи, кусок мяса, — Лоргар стиснул зубы.
— Ты ещё по «Домострою» жить начни, — флегматично отмахнулся Леха, подобрал нож и полез рукой в мешок, — страшный ты человек, Лоргар…
— Зря машешь, Алексей, над пропастью ходим, — сурово возразил Лоргар и опустил в воду чищенную картофелину, — арлекины — народ отбитый. Эти шутники сами не успокоятся. Я должен вытащить вас отсюда. Иначе вашим семьям конец. Всем конец.
— В будущее? — не понял Димка, — круто.
— Круто… Там война, гений, — Лёха пополоскал нож в ведре и потянулся к мешку, — по правде говоря, из нас вояки как из козы баян. Наш сержант как на меня наткнётся, любил говаривать: «Волынишь, обезьяна?» Хреновая из нас подмога фронту, Диман.
— Служил? — Лоргар, не глядя, забросил очищенную картофелину в ведро.
— Служил, — отмахнулся Лёха, — нас нагребли со всех аулов и сёл Необъятной. Два года, от звонка до звонка. А ты чё, нет?
— Не взяли, — черты лица Лоргара дрогнули, — пищевая аллергия на перловку. Я действительно хотел служить. Не взяли.
— Ну, а чё, всё правильно, — Лёха зевнул и полез ножом в мешок, — не подстраивать же весь питательный процесс под одного срочника.
— А я тоже не был, — моргнул Дима, выковыривая проросший глазок.
— Тебе ж шестнадцать, Диман, — заржал Лёха, случайно выронил картофелину мимо ведра и ринулся ловить её по пищеблоку. Картошка, коккетливо виляя чищенным боком, бодро скакала по мокрому, грязному кафелю куда-то под ванну, — оп, оп. Шустрая зараза. А ну-ка иди сюда, я с тебя шкуру спуш-шу…
— Народ, там менты по территории ходят, — без предисловий заявил Фадеев с первого курса, ввалившись в пищеблок и очумело шаря взглядом по сидящим.
— Что-то случилось? — Лоргар ткнул ножом в мешок и принялся очищать очередную картофелину.
— Егорку мертвым нашли. Кто-то хребет сломал и зарыл на диком пляже. Мужик собаку выгуливал, собака разрыла, — первокурсник почесал нос и моргнул.
— Егорка, Егорка… болящий что ли?
— Ну да, — оживился и закивал первокурсник, — говорят, шея сломана. Менты опрашивают церковных бабок.
Студенты хмуро переглянулись.
— К вам не заходили?
— Нет.
— Да вроде бы нет.
— У Егорки, короче, папаша с дядей тоже исчезли. Их менты тоже ищут. Прикиньте, народ, его батя с дядей сидели! И, это, шею ему основательно свернули. Говорят, так умеют шеи ломать только в спецназе. Ладно, я пошел, — первокурсник погремел содержимым карманов и вышел.
Друзья многозначительно переглянулись. В пищеблок, шумно переговариваясь и гремя вёдрами, вплыла стайка регентш. Заскрежетали по кафельному полу табуретки и стулья, кто-то шумно набирал в ванной, под краном, воду. В тазик, из ближайшего мешка, какая-то кудрявая барышня шумно сыпала картошку. Гул голосов и женский смех заполонили пищеблок, отражаясь от бледно-голубого кафеля стен и пола. Какая-то первокурсница набрала ведро, вцепилась обеими руками в ручку, неловко покачнулась и плеснула себе на туфли воды из ведра.
— Дай, — Лоргар отобрал у неё ведро и вылил половину в ванную, — не набирай столько, ты туда картошку будешь класть. Физику в школе учила?
— Ну… — неуверенно промямлила девчонка и шмыгнула курносым носом, — спасибо.
Кто-то из девушек сложил телефон рядом с собой, на край табуретки и ткнул пальцем в светящиеся кнопки. Хор звучных женских голосов, под какую-то старинную музыку, запел в унисон на французском про Орлеанскую Деву. Девушки оживленно защебетали между собой что-то о несданном сольфеджио, и о грядущей свадьбе Иры Гвоздь и Генки Максимова. Французская баллада сменилась песней группы «Мельницы» про Рапунцель. Девушки кромсали картошку и увлеченно пищали что-то о новых шалях в церковной лавке, и о том, как в алтарь залетела синичка. За единственным окном-форточкой уже заметно смеркалось. Лёха встал и щелкнул переключателем. Вспыхнул свет. Под заунывную песню о невесте вампира регентши оживленно защебетали о том, что все старшекурсницы вручную спарывают с формы кружева. Что кружева на пиджаке — это убожество, что от них чешутся запястья и шея. Что «от черных кружав наша форма еще больше напоминает гробы». Что кружева после стирки похожи на лохмотья, и что с формы их точно надо истреблять. Унылый вой про «подари мне вечную любовь, испей мою кровь, разбив зеркала жизни» сменился на «Беспечного Ангела». А девчачье воинство наперебой запищало что в среду из рыбсовхоза привезут на фуре рыбу. И всем её придется разделывать. И даже чистить.
* * *
За те полчаса, в течение которых Лоргар слонялся вдоль водохранилища, жвачка успела потерять не только вкус, но и вязкость. Идея тайком выбраться из семинарии после отбоя уже не казалась бредовой. Как и уныло зудевшее на подкорке весь вечер ощущение опасности. Ветер неторопливо перебирал камыши. Шелест, шепот и запашок речной тины баюкали сонное сознание Аврелиана. Что-то глухо ударилось об землю и коротко заскрежетало. Запашок тухлятины и гнилых энергий усилился. Задумчиво жуя кусок безвкусной белой тягучей массы, Лоргар рухнул, перекатился и по-пластунски пополз из зарослей боярышника и ракиты. В просвете между деревьев творилось нечто очень странное. Лиловое марево просияло и вышвырнуло в заросли полыни трёхметрового здоровяка в шипастой багровой броне. Увешанный черепами как новогодняя ёлка, он одуряюще смердел и как-то очень ошалело озирался, судорожно сжимая в руках нечто темное и зубастое. На характерную вонь немедленно слетелось штук пять жирных грачей. Они расселись в кронах деревьев, важно перекликаясь и стрекоча от предвкушения. Бронированный мужик судорожно сжал цепной меч и, озираясь, зашагал к реке. Аккурат мимо зарослей, в которых залёг Лоргар.
Аврелиан поджал губы и закрутил головой, соображая что бы такое применить в качестве орудия труда. Под рукой хрустнуло что-то твердое. Лоргар выудил из листвы неисправный фен, почесал ухо, подумал, залепил жвачкой трещину, чтобы ручка случайно не отвалилась, ещё немного подумал, намотал шнур себе на руку, а вилку обтер листом и сунул в рукав спецовки. Пятнистая, добротная, охристо-зелёная ткань не издавала лишнего шума и не промокала. Стараясь двигаться тихо, Лоргар встал и выбрался из зарослей. Хаосит, гремя черепами, стащил с головы рогатый шлем, встал коленями на бетон, набрал в ладони воды и принялся очень шумно пить. Лоргар закатил глаза: пить из сказочно загаженного водохранилища стал бы только идиот. Между тем хаосит, скрежеща сочленениями, бодро плескался в холодной воде, намывая бритый затылок, фыркал как конь, бормотал по-колхидски что-то нецензурно-одобрительное, сморкался и тихо, гнусно хихикал над чем-то своим. И так это выглядело человечно и обыденно, что внутри Лоргара шевельнулось что-то такое щемящее, похожее на жалость. Задавив в себе всколыхнувшиеся было опасные эмоции, Лоргар прижал фен к затылку космодесантника и негромко сообщил на колхидском:
— Лишнее движение — и это крошка разнесет тебе мозги.
— Анафема тебя возьми, как ты смеешь?! — взревел хаосит и дернулся. Но, что-то сообразив, настороженно затих, — я знаю тебя. Я послан за тобой…
— Руки вверх. Медленно, — Лоргар хмуро ткнул феном в чужой затылок. Хаосит всё ещё стоял на коленях, на неровном бетоне. В голове Лоргара промелькнула шальная мысль, что было бы неплохо сейчас до хруста, до упора свернуть эту бледную широкую шею и сбросить хладный труп на дно водохранилища. На груды металлолома, в сопливую гниль покрышек. Туда, где темно, холодно и в мутной воде лениво роются большие рыбины-мясоеды, — без самодеятельности мне тут.
— Я могу встать? — голос незнакомца звучал вопросительно и как-то тягуче, — не привык ползать на коленях.
— Можешь. Медленно, — Лоргар сделал шаг назад, всё ещё сжимая фен на манер пистолета и направляя его в голову незнакомца. Хаосит осторожно поднялся с колен, держа руки поднятыми. Лоргар нашарил в кармане упакованную в газетный лист печать и приказал:
— Повернись.
Хаосит обернулся. Глаза его поблескивали как-то слишком иронично. Он шумно сдул сползающую с носа каплю, хищно оскалился. И живое, умное лицо его приобрело зверское выражение:
— Одно лицо. Что ты хочешь, Лоргар?
— Ты знаешь, кто я, — пробормотал рассеянно Лоргар.
— Знаю. Ты — позор Лоргара Уризена, демон-принца Хаоса Неделимого, — согласился хаосит, — и мой повелитель хочет знать, что ты хочешь.
— Остановить вас, — Логар перехватил взгляд хаосита, оцарапавший оставшийся на бедре цепной меч, — спокойно. В мои планы не входит травить тобой местных сомов. Пока что.
— А от меня? Что хочет от меня сын Анафемы? — взгляд хаосита изучающе ощупывал фигуру Лоргара, его вымазанную в грязи пятнисто-зеленую спецодежду и зажатое в руке архаичное устройство.
— Отведи меня к своему примарху, — Лоргар стиснул зубы, — к Лоргару Уризену.
— Так к примарху или к Уризену? — вопросительно приподнял брови незнакомец, слегка разведя руками и тонко усмехаясь, — ты бы определился, Терранец.
— Как это ты меня назвал? — Лоргар накрыл пальцем замазанную жвачкой трещину, мысленно умоляя всех святых сразу, чтобы расколотый фен хоть как-то сошел за оружие.
— Тебя прозвали Терранцем, — пожал плечами космоморяк и неторопливо расправил плечи, всё ещё держа руки поднятыми, — сам демон-принц Фулгрим пожелал дать тебе это имя в личной беседе. Черный Легион не столь изыскан и предпочитает именовать тебя имеющимися на Хтонии ругательствами. Ты знаменит.
— Веди к Уризену, — скомандовал Лоргар, надрывая зубами газетный конверт и наматывая на пальцы левой руки цегорахскую бумажку.
— Прямо вот так? — в глазах хаосита отразилось веселье.
— Прямо вот так, — в глазах Лоргара полыхнуло мрачное пламя, — и да рассудит нас Господь.
* * *
Лиловое пламя портала вышвырнуло Лоргара аккурат на голову какому-то рогатому типу. До приземления Лоргара, он мирно восседал в позе лотоса, закрыв глаза и предаваясь медитации. Левитирующие вокруг багровые свечи обильно истекали воском. Лоргар размахнулся и с хриплым выдохом «уу, гнида», прописал рогатому аккурат в испещренную колхидскими символами рожу. Кулаком с намотанной на него арлекиньей бумажкой. Из разбитого носа брызнула кровь, впитавшись в бумагу и основательно залив очень знакомое лицо и верх красной туники. С недоумением, плавно переходящим в узнавание и остервенелую ярость, рогатый тип сбросил с себя Лоргара с такой силой, что тот проехался по каменному полу физиономией и крепко приложился затылком о дальнюю стену. Запоздало вспоминая, что кровь и в нём, и в его тёмном антиподе вообще-то одна, Лоргар неловко поднялся, утирая кровь с разбитого затылка и сумрачно ожидая конца. Но ничего не произошло. В багровый полумрак огромного зала с грохотом ворвалась группа закованных в алую броню космоморяков Хаоса. Увенчанный рогатым венцом, Лоргар Уризен мрачного темного будущего иной реальности, царственно остановил их уверенным жестом, отряхнул закрепленную на одном плече тунику и спокойно зашагал к своему поднимающемуся по стенке терранскому антиподу.
Самоуверенная, пафосная тварь. Хоть бы штаны надел. Ещё петь начни, оперный поганец. Лоргар сплюнул сгусток крови и мрачно ухмыльнулся. Ты влип. Как же ты влип, Лоргар. Отступать некуда, позади Москв… Позади древняя Терра. Половчее сдохни, дружище, да прихвати с собой этого урода. Зубами грызи. Но прихвати. Шут пошутил. Смешно пошутил. Шут может. А вот ты — нет.
Лоргар Уризен прищурился и хорошо поставленным оперным голосом исторг из себя, всем своим существом излучая мрачный пафос оперного негодяя:
Да как ты посмел,
Терранский щенок,
Столь нагло мою
Прервать медитацию?!
Иль ты онемел?
Твоё время — песок.
Да я ж душу твою
Просею сквозь пальцы!
Космодесантники хаоса грянули дурными голосами в единым порыве:
Он велик! И он жесток!
Превозносим мы все его имя!
Наш апостол он и пророк!
Бога ложного власть он отринул!
Начертанья проклятий его
Нанесли на чело мы и душу!
Наша верность и песнь — для него!
Для него мы и Терру разрушим!
Лоргар нахмурился. Присутствующие как-то странно косились друг на друга. Изумленно даже. Нехорошо. Похоже, никто не может нормально говорить. Спасибо, товарищ Цегги. Удружили. Мюзикл, честное слово. Все поют, осталось только сплясать. Тем временем, будто услышав его мысли, какие-то тёмные проповедники, с самым страдальческим видом, синхронно щелкнули пятками и протанцевали мимо цепью, сложив одну руку на пояс, а другой размахивая над головой. Бодро и почти юбилейно распевая при этом на манер американских мюзиклов восьмидесятых:
Он икона греха! Смертоносный мудрец!
И Анафемы ложь он горстями вкушал.
О, Лоргар Уризен, наш учитель, отец!
Демон-принцем при жизни он ста-ал!
Лоргар моргнул и его осенило. Телодвижения и манера исполнения присутствующих как-то видоизменялись от его ассоциаций. Он ухмыльнулся и представил открытки времён сухого закона. Девушек, поющих джаз, ослепительную Мэрилин Монро. Тела всех присутствующих пришли в движение. Казалось, кто-то дергает их за незримые нити как туши огромных, уродливых марионеток. Лоргар думал об огнях Мулен Ружа и неприлично-вызывающих движениях чарльстона. О непристойно прекрасных девицах, которые танцуют этот танец, выражая им своё презрение к сухому закону. Будто вторя его мыслям, все — сам Лоргар, тёмный примарх Уризен, хаоситы и заглянувшие на странный шум техножрецы хаоса — словом, все, с грохотом и изумленно-нецензурными возгласами, пустились лихо отплясывать самый настоящий чарльстон.
Откуда-то из техножрецов зазвучали задушенные фрагменты композиции Эрты Китт в оркестровой обработке. Пополам со скрежетом, белым шумом и жутковатыми хрипами. Лоргар отпихнул от себя подбирающегося справа, виляющего пятой точкой космодесантника Хаоса и раскрыл рот, но вместо нормальной речи из лёгких грянуло нечто джазовое и очень нахальное:
Ты смешон и твой пафос смердит гнильём.
Оглянись, ты в скверне увяз давно.
Сколько мрака и злобы в сердце твоём:
Вязкой скверной истекает оно.
Отбивая и скрежеща джазовый ритм, пели что-то своё бинарным кодом техножрецы. А им вторили рвущиеся из их механизированного нутра отзвуки давно забытой музыки. Какой-то аугментированный трехметровый мужик с яростным воплем вцепился со спины в руки другого трехметрового мужика. Держась за руки и явно норовя друг друга половчее пнуть, они проплясали мимо Лоргара, выделывая ногами что-то совершенно немыслимое и хором распевая хриплыми, разбойными голосами:
Что, Анафема вдуй, они тут поют?
Я танцую, братья! Это что за срам?!
Что за дрянь опять совершилась тут?
— Можно я ему в морду да-ам? — уныло пропели откуда-то справа. Здоровенные, закованные в броню душегубы синхронно, с непотребным грохотом и жуткими рожами, выделывали ногами какие-то коленца, подняв руки над головой и имитируя в танце очень пьяного матроса. Техножрецы хаоса музыкально защелкали что-то очень еретическое и бинарное, относительно пластично дергаясь, покачиваясь и гремя своими паучьими конечностями. Под обрывки музыки, утробный хрип и скрежет.
Группа космодесантников Хаоса, мрачно пританцовывая и виляя всем организмом, хором запела:
А я просто выпить сейчас хочу.
А моя клешня на варп-шторм зудит.
А я здесь, сейчас, как дурак верчу
Пятой точкой. Вросшей в керами-ит.
Группа проповедников Хаоса Неделимого, подобрав рясы и взирая на терранского гостя с леденящей ненавистью, синхронно разбились на пары, бешено отплясывая и высоко вскидывая конечности:
Он икона греха! Смертоносный мудрец!
И Анафемы ложь он горстями вкушал.
О, Лоргар Уризен, наш учитель, отец!
Демон-принцем при жизни ты стал!
Лоргар заозирался и, танцуя в направлении выхода, поморщился: местный Лоргар, героически превозмогая хитроумное проклятье Цегораха, бодро выплясывал следом. Нехорошо ухмыляясь и лихо отбивая пятками древние терранские ритмы, он грянул через весь зал, медленно, но верно сокращая расстояние:
Я как ты и слеп и наивен был.
В слепоте своей я восславил ложь…
Лоргар распахнул пинком дверь и ловко выскользнул в танце в тёмный коридор, грянув в ответ:
Ты обидами сердце своё сгноил.
Близким в спину вонзая нож.
Раздался оглушительный грохот и голос демон-принца Хаоса Неделимого зазвучал где-то совсем рядом с мрачной иронией:
Вера слабых ведет тебя. Этот свет
Источает гнилушка. Твой бог — мертвец.
Знаю точно я — его в варпе нет:
Его культы прикончил отец.
Жалкий Гемелл и те, что за ним ушли,
Увлеченные богом терранским твоим.
Они, верно, давно свою гибель нашли.
И их пепел разносит ды-ым.
Лоргар открыл было рот переспросить, но кто-то крепко вцепился ему в локоть и втащил в неприметный потайной проход. Плиты бесшумно встали на свои места, не оставив за собою ни шва, ни трещины. Недавний хаосит, умывавшийся в водохранилище, с ухмылкой провел по своему лицу пятернёй. Его черты поплыли, меняясь. А на лице сами собой проступили очертания трехголовой гидры. Броня нехотя меняла и цвет и форму. Из-за стены донеслось возмущенное пение целого хора голосов.
— Гидра Доминатус, — заговорщечески подмигнул незнакомец. И толкнул Лоргара в зёв портала.
Приземлившись на спину и основательно обломав собой ракиту, Лоргар раскинул руки и минут пять просто дышал прелой листвой, тиной, сырой землёй и гнилью мокрой коряги. Слушал плеск воды, ветер в камышах, шум далеких улиц, ночные шорохи и лай пробегающих вдалеке собак. Смотрел в далекое мглисто-синее небо, на россыпи знакомых созвездий и на дробно мигающие бортовые огни неторопливо следующего своими воздушными трассами самолёта. А на душе было сумрачно и тихо. Шутки шутками, а толком навредить своему антиподу он так и не смог.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
13. Тень Морниваля
11 февраля 2021, 05:05
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Путанная череда сновидений сменилась непроглядной чернотой. Кто-то взирал из нее на Лоргара, а Лоргар поспешно отступал прочь, по щиколотку в ржавой воде. Вода дышала кровью и коррозией металла, вода пахла старым баркасом и речным песком. Босые ступни увязали в нём, в рыжем, зернистом и податливом. Между пальцев застревали панцири невидимых моллюсков, где-то журчал сбегающий по камням ручей, и томно звенел на все лады голосистый лягушачий хор. В правой руке Лоргар крепко сжимал металлическое полукружье ручки: ведро болталось, грозя расплескать воду. В ведре, в чистой воде, сонно ворочались пузатый карась, юркий старый ёрш и с полсотни хищных зубастых щучат. В левой руке Лоргар сжимал за комель гибкое, лёгкое удилище. Закатанные до колен старые джинсы в пятнах акрила и клетчатая синяя рубашка навевали приятные воспоминания о мокрых от росы травах по колено, о дальнем покосе, о ранней зорьке, о пастухах, что, перекликаясь, гонят коров через пахучее разнотравье, о лягушачьих оркестрах в камышах на старой дамбе, о первых карасях в жестяном ведре и о хитрой выдре, живущей за запрудой. Лоргар передернул плечами и зашагал впотьмах, по ржавой воде, стараясь не расплескать ведро. Щурята сновали в воде, хаотично щелкая хвостами, бестолково тычась в серые стенки и, то и дело, норовя друг друга цапнуть. Прочих рыбин они будто и не видели.
— Разве твой улов стоил потраченнных усилий? — алый король, насмешливо сверкая единственным глазом, возник перед Лоргаром, сумрачно улыбаясь и пристально разглядывая его удочку, накинутую на плечи рубаху и ошалело снующих в ведре рыбин, — я полагал, что встречу лидера. Царя, а не простого рыбака.
— Разве ж рыбак — это зазорно? Первые апостолы были рыбаками, — пожал плечами Лоргар, глядя как настороженно разевает рот и шевелит плавниками зеленоватый пройдоха-карась, — «И сказал им Иисус: идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков.» Евангелие от Марка, глава первая, стих семнадцатый.
— Другими словами, это — люди? — алый король кивнул на ведро. Лоргар перевел взгляд туда же. Карась звонко ударил по воде хвостом и ушел на самое дно, щипать гладкий металл, — кто это?
— Виктор, — Лоргар моргнул и перевел взгляд на рогатый венец огненно-рыжего исполина, — вы не знакомы.
— Любопытно, — единственный глаз алого короля заинтересованно сверкнул из-под кустистых медных бровей.
— Правду говорят, что все рыжие люди — элементы наглые и упертые, — Лоргар улыбнулся и качнул удилищем, — ну чего ты меня преследуешь, а?
— Тебя ищет наш отец и император, — темная и пустая глазница алого монарха смотрела в душу Лоргара мертвым, непроглядным мраком.
— Не верю я тебе, ты уж там прости, — отмахнулся Аврелиан, заглянув в ведро, бережно пересчитывая его обитателей и с удивлением обнаружив там ещё штук семь окуней, лоснящегося от жира линя, электрического угря и настоящего донного удильщика, — не докучай ты меня хоть во сне-то, а? Наяву от вас ото всех спасу нет. Ещё и во сне лезешь.
Алый король хотел что-то возразить, но реальность сна изошла трещинами и истаяла как плёнка на поверхности стоялого чая. Лоргар распахнул глаза. С громким урчанием ему в лицо мокрым носом немедленно ткнулся спавший на груди кот. Под храп, громкое сопение и неразборчивое бормотание спящих соседей, Лоргар ссадил с себя ликующе мурчащего котяру и сел, растирая руками опухшее от сна лицо. Распушив обрубок хвоста, Диоген немедленно занял подушку. И, бандитски урча и тарахтя как трансформаторная будка, принялся степенно уминать её четырьмя лапами разом. И как-то очень по-хозяйски когтить. Лоргар допил забытый на тумбочке холодный чай, проморгался, натянул штаны, отыскал впотьмах тапки, забрал с окна акафист Федору Ушакову и, чтобы не мешать соседям, вышел в коридор. Миновав множество дверей, туалет и добравшись до дальнего закутка с перекладиной и боксерской грушей, Лоргар разместился под лампочкой, открыл книгу и осенил себя крестным знамением. Твердо решив для себя, что больше не ляжет спать не испросив помощи покровителя моряков и флотоводцев.
* * *
Магнус бесплодно блуждал в чертогах чужого сна. Ржавые воды пахли ржавчиной, кровью и неведомыми водорослями. Человек с ведром бесследно исчез, но Магнус продолжал искать его во тьме хаотичного и бессознательного, в потоках сонных, лениво текущих энергий. Чародей Просперо заозирался и позвал пропавшего брата, но тотчас умолк: мрак нехотя отступал. Мягко забрезжил свет, дыхание морского бриза и соленой пены окутало Магнуса ощущением единения и свободы. И к королю-чародею, источая свет, вышел человек. Облаченный в вычурный, старинный мундир и белый парик, с алой лентой через плечо, в орденах и золоте эполет, при шпаге. Невысокий даже по человеческим меркам, сухощавый и улыбчивый, этот человек источал приветливое участие, тепло и невероятную, оглушающую мощь. В ясных, лучистых глазах незнакомца заискрилось нечто ободряюще-лукавое и слишком человечное.
— А отправлю-ка я вас в увольнительную, батенька, — улыбнулся незнакомец, по-отечески разглядывая одноглазого гиганта, — вам бы на воды, здоровье не казеное.
Магнус непонимающе моргнул. Знаки отличия и общий вид одеяния незнакомца смутно напоминали архаичные мундиры морских офицеров.
— Отстраню-ка я вас, батенька, от государевой службы этак на месячишко-другой, — проницательно улыбаясь, сообщил незнакомец, привычным жестом оправляя манжеты и окидывая исполинскую фигуру Магнуса цепким, спокойным взглядом, — ступайте, голубчик, ступайте. А изваяние это ваше разнесите из калибра покрупнее. Не на доброе дело оно на скале поставлено. Идите, голубчик. Идите. Служба — не волк, в лес не убежит. Выспитесь, здоровье поправите…
Магнус рывком очнулся посреди погасшей печати и непонимающе поднес руки к лицу. Что-то неуловимо изменилось внутри и вокруг него. Он больше не ощущал собственных психических энергий. Вообще. Совсем. Магнус в смятении попытался привычно сконцентрировать на кончике пальцев молнию и с ужасом осознал, что совершенно лишился магии.
* * *
Утро синим газовым шелком застилало даль домов, дворов и дальних улиц. В наушнике пели скачанные с телефона Ники песни Айрэ и Сарумана. Дежпом, Петя Гаврин, мирно трепался о чем-то со старшими курсами. Дежурный бродил по трапезной с подносом, разнося тарелки с манной кашей. Население семинарии сдержанно шумело. Девчонки болтали во весь голос, а где-то в недрах аквариума пятнистый, зловредный сом, гонял пестрых тропических рыбок и раздраженно рылся в песке. Димка сонно глотал свой приторный чай, читая под столом «Старшую Эдду». Тяжеловесные словеса древних скальдов текли тягучим, воинственным потоком в изумленном мозгу первокурсника. Лоргар почти слышал их прощально-тягучие напевы, грозные и мудрые, волнующие юный разум и широкую русскую душу.
Ребята весело галдели, наперебой рассказывая за столом как на череду, с утра пораньше, явился какой-то блаженно улыбающийся бритоголовый мужик. Странный тип кланялся на иконы, по-индийски сложив ладони, мурлыча не по-русски и блаженно взирая на окружающих. Перед украшенной цветами иконой Богоматери, он, сияя от восторга, зажег свечу от лампады, уселся в позу лотоса и минут пять что-то тихонько мурлыкал себе под нос, качаясь и подсвечивая себе свечкой. Людей в храме, по причине раннего времени, было очень мало. А те немногие, что курсировали от иконы к иконе, чудака обходили, предпочитая не замечать и лишний раз не глазеть. А то мало ли что ему в его лысую голову взбредёт. Странный лысый богомолец добормотал, докачался, потушил свечу, сунул её в нагрудный карман, сожрал бутон гвоздики с окна и, под ошеломленно-молчаливое возмущение церковных старух, блаженно улыбаясь, уплыл на улицу. Пришедшие с череды студенты, и так и эдак склоняли живописного персонажа, припоминали как он выглядел и гадали кришнаит он или какой ещё леший. Греков полагал, что всё-таки кришнаит, а Бидонов, набив полный рот каши, протестующе мычал что «кришнаиты не такие». Влезший в перепалку первокурсник Сипухин с соседнего стола, предположил, что диковинный гражданин — представитель какой-то псевдоиндуистской секты движения нью-эйдж. Шумно потребляющий в себя чай Лёха, невпопад брякнул, что «ничего вы не понимаете, в колбасных обрезках». И предположил, что это, должно быть, был обыкновенный масон-рептилоид с планеты Нибиру. Заседающие за столом студенты гнусно заржали, а Лёха добавил что-то про салодобывающие кратеры и непростую работу нибируанского бухгалтера. И, под гогот однокурсников, очень громко полез под стол за выпавшими из кармана ключами.
Лоргар заглянул в телефон: пришло сообщение от Виктора. В ухе, под звон клавесина и гитарные переборы, незнакомый мужской голос пел:
Ты славить его не проси меня —
Днем от свечи не станет светлей,
А что слава — лишь ржа на имени…
Слушай, что я скажу о моем короле:
О том, как щедр он на дружбу был,
О том, как он смеяться умел,
О том, как он веселье любил,
А пел — да что там твой менестрель!
— Ты транслируешь это мне в мозг, — сонный голос Коракса неожиданно зазвучал где-то на подкорке, — это лишнее.
О том, как он слово умел держать,
О том, как за грех он чужой платил,
О том, какой был он преданный брат,
О том, как он братом предан был.
— Лоргар. Я пытаюсь спать, — напомнил звучащий где-то в висках спокойный голос Коракса, — уйми эмоции и постарайся сдерживать свою силу.
Лоргар кивнул сам себе, ткнулся в список и переключил песню. Сообщение Виктора горело белым. Виктор спрашивал куда колоть сыворотку, и не издохнет ли он к чертям лысым от генетического материала настоящего, живого примарха. Тридцатник пошел, считай, как-никак. Лоргар моргнул и набрал сообщение: Виктора следовало успокоить. Красивый, звучный голос Сургановой, где-то в наушнике, грозно и страстно пел под инструментальное сопровождение:
В осенних лесах
На рассвете пожар.
Солнце упало вчера,
А сегодня трава догорает.
Над головами — флаг,
Новое солнце золотом
В небе сверкает.
О, любимая,
Не жалей ни о ком,
Ветры у ног твоих,
Небо над головой,
Сила с тобой.
— Звучит несколько лучше, но не мог бы ты не делиться со мной этими песнопениями? — несколько напряженно зазвучало где-то в мозгу Лоргара.
Лоргар смутился и прикрыл лицо ладонью. Он действительно не вполне понимал что от него требуется. Докучать своим плейлистом Кораксу он и не планировал как-то. По всей видимости, это происходило само собой. После последнего визита в логово врага, со сверхспособностями Лоргара творилось что-то странное: его сила будто взбесилась. Утром он, без всяких на то усилий, случайно вскипятил воду в трубах одним унылым желанием почистить зубы в горячей воде: ночью где-то прорвало трубу и без горячей воды осталась половина района.
Женщина страстно взывала где-то в наушнике:
Какая холодная будет зима,
И лошади чувствуют эту зиму.
Хватит ли, хватит ли мне тепла,
Даже не до конца, хотя бы до середины?
Но поздно, некуда отступать,
Я уже под деревьями.
И только ты здесь на все сто двадцать пять,
Я стою за твоей спиной, я смотрю тебе в спину.
— Прости, я не знаю как это прекратить, — мысленно позвал Лоргар, когда несколько бесплодных попыток увенчались провалом. И попросту выключил воспроизведение и смотал наушники, — спи. Это не повторится. Я уже всё выключил.
— Верни, — голос Коракса звучал как-то задумчиво.
Лоргар пожал плечами, вернул наушник в ухо и нажал на белую стрелку. Воспроизведение возобновилось:
Мы выйдем к морю,
Мы увидим лед,
Черное море вдруг
Станет белым.
Так может продлится
Тысячи лет,
Если не бросить на лед
Свое тело.
Медленно тает,
Стынет кровь в груди.
Мне не хватает,
Мне любви не хватает.
О, любимая, ты одна,
Ты впереди,
А я превращаюсь в лед,
Я тебя оставляю.
О, не жалей ни о ком,
Ветры у ног твоих,
Небо над головой,
Сила с тобой.
— Я ожидал увидеть здесь дикие племена варваров, — помолчав, признался Коракс, его голос звучал в мозгу как-то отрешенно, — ваша эпоха намного цивилизованнее и человечнее чем то, что я привык наблюдать. Вам чуждо рабство. По меркам моей эпохи, рабочие ваших заводов живут в немыслимо шикарных условиях. Каждый человек может позволить себе обучение. Насколько элитное — это уже другой вопрос. Но это, в общем-то, нормально…
— Ты собирался спать, — улыбнулся Лоргар, заглянув в полупустую кружку.
— Ваши современники бесятся от жира, — мрачно резюмировал Коракс, — одна треть вашего общества достойна расстрела на месте. Две трети — штрафных батальонов. Их костям место на Кадии.
— Они — летние дети и не ведают что творят, — мысленно возразил Лоргар, — ты слишком многого требуешь от них.
— Незнание не освобождает от ответственности, — сумрачно отозвался Коракс, и Лоргара почти захлестнуло чужим отчаянием, — ты слишком мягок. Твоё доброе сердце однажды убьёт тебя, Лоргар.
* * *
Инквизитор отложил пиктер, встал и раздраженно прошелся по помещению. Проклятые еретики. Проклятый шмат грязи по ошибке именуемый планетой. Ареф Глефар швырнул на стол шляпу и рухнул в кресло, угрюмо сцепляя пальцы в замок и буравя неподвижным взглядом дальнюю стену и начертанную на ней золотым пигментом аквилу. Перед глазами стояло синее от гематом лицо инквизитора Деймоса. «Бывшего инквизитора», — раздраженно поправил сам себя Глефар, судорожно сцепив бледные, тонкие пальцы. Торианец. Какова усмешка судьбы, Глефар. Твой брат-торианец — не устоявший в истине избранный сосуд Императора, еретик. И где? Здесь. Каков. Позор.
Рождённые из огня и руин Эры Отступничества, торианцы, как одно из пуританских течений Ордо Еретикус, всегда представлялись Глефару фракцией наименее подверженной зловредной порче Губительных Сил. Торианцы верили, (и Глефар абсолютно разделял взгляды своих собратьев), что воля Императора может проявиться в сердцах непорочных людей, и что во времена великой нужды его воплощение явится, чтобы победить всех врагов человечества. Торианцы как течение, получили своё название от великого пророка и лидера Себастьяна Тора. Сей герой Империума был славен тем, что в самые тёмные времена возглавил движение против искажений в Имперском Культе. И взял на себя весь груз ответственности за его очищение и за последовавшее восстановление Империума. Как выходец из сектора Каликсида, Глефар, (как, впрочем и некогда — бывший инквизитор Деймос), не был исключением, и являлся преданным приверженцем пути Себастьяна Тора. Надо заметить, что Себастьян Тор, этот почитаемый всем человечеством герой, некогда сверг тирана Гога Вандира, Верховного лорда Терры, который в 36 тысячелетии вверг Империум в Эру Отступничества. Торианцы верили, что Тор был вместилищем святого духа, что в нём ярко горел свет Императора. Многие инквизиторы того времени не сомневались, что в Тора вселилась часть воли и личности Императора. По их мнению, Император не впервые воспользовался подобным способом — ранее сосудами духа Императора были такие великие герои, как святые Капилен и Джосман. Сам Глефар с особой тщательностью изучал взаимосвязь сознания человека, энергии и варпа, полагая, что если научиться правильно управлять этими силами, можно будет направить дух Императора в подходящий сосуд и воскресить повелителя человечества по-настоящему. Торианцы предприняли множество попыток создать подходящее тело для столь важного ритуала, но ни одна из них не увенчалась успехом. Последователи торианской философии, по всему Империуму, постоянно находились в поисках людей, которых они называли Божественными Воплощениями — существ, обладающих силами достаточными, чтобы удержать в себе душу Императора или же быть обращёнными Губительными Силами к злу. Отступничество брата Деймоса показало Глефару как зыбки и непрочны дружеские узы и верность общим идеалам. И тем чудовищнее в глазах Глефара был проступок падшего брата, чем яснее Ареф Глефар осознавал: ниспал в пучины ереси один из умнейших и отважнейших инквизиторов-торианцев Ордо Еретикус.
Глефар до белизны сцепил костяшки пальцев. Ему всё ещё мерещились запах спёкшейся крови и ясные, спокойные глаза бывшего собрата-торианца. Пожалуй, только его ясные, светло-зеленые глаза и были тем единственным, что в нем ещё можно было узнать. Глефар искренне не понимал, что ещё может приводить в движение само опухшее и изуродованное пытками тело его. Святой Себастьян Тор свидетель, Глефар пытался спасти брата Деймоса, предлагал альтернативу. Глефар предлагал старому упрямцу внести столь полюбившийся брату Деймосу архаичный терранский культ в общий список и признать почитание Христа одной из форм почитания Бога-Императора. Но нет же. Старый глупец не пожелал его даже слушать. Более того, брат Деймос, в ослеплении своём, настойчиво проповедывал свои заблуждения темничным стражам и аколитам, явившимся по делам ордена сестрам-сорариткам и собственным дознавателям. Он, верно, взывал бы даже к камням и листовому железу, умей они слушать. Кончилось всё достаточно скверно: сораритки скрылись в неизвестном направлении, зачем-то прихватив с собой чьих-то детей. Один из дознавателей был уличён в ереси и казнен на месте, а все еретики во главе с упрямцем Деймосом — публично сожжены.
Такого прежде не было. Ареф Глефар и в прежние времена неоднократно имел отношение к массовым сожжениям еретиков. И прекрасно осознавал, что его труд жизненно необходим как и всему Империуму, так и лично заблудшим душам еретиков. Глефар верил, что страдания очищают, избавляют заблудшие души от тенетов их грехов и пороков. Глефар верил в божественность Императора. Как, собственно, и в то, что во мраке наступившего миллениума нет места ни ложному милосердию, ни постыдным, опасным метаниям несовершенного человеческого разума. Но таких сожжжений он прежде не видел. Он никогда и ни в ком доселе не встречал столь пламенную веру напрочь лишенную фанатизма и экзальтации. Мужественное безмолвие идущих на смерть рабов, женщин, детей, аколитов и гвардейцев поражало воображение. Они отличались от всех прочих еретиков, которых на своём веку успел немало повидать Глефар. Эти люди сияли такой внутренней мощью, будто из их глазниц смотрел сам Император. И такова была источаемая ими сила, что какой-то аколит, не выдержав этого зрелища, возвысил голос из толпы и закричал, что он тоже христианин. Его тотчас же скрутили и бросили в толпу: еретики подхватили его, помогая подняться. Глефар смотрел и не верил своим глазам. Эти люди ничем не напоминали фанатиков. В их ясных, спокойных лицах не было ни капли экзальтации, ничего скверного или порочного. Приговоренные к смерти, изуродованные пытками люди просто тихо и терпеливо ждали конца. Из их уст не звучали ни мольбы, ни проклятия. И их измученные лица светились такой тихой и чистой любовью, почти материнской, такой жертвенностью, что в горле старого инквизитора предательски запершило от неведомых ему ранее взаимоисключающих эмоций. Они. Они молились. Молились за своих убийц, за Императора и за этот гнусный шар грязи, по ошибке именуемый планетой. Они горели и сгорали, взывая к своему распятому богу дикарей и рабов, а Глефару чудилось будто сжигают его самого. Пепел давно остыл, и ветер принёс из низин болотную сырость, а в его ушах всё еще стоял тихий, похожий на кашель смех упрямого старика. «Смерть? Полно, брат. Смерти-то и нет. Я всего лишь иду домой, — хриплый, утомленный шелест, вырывающийся из разбитых губ, фантомной болью отзывался где-то на подкорке, — мне ведомо, что скоро День Суда. И на Суде нас уличат во многом. Но Божий Суд не есть ли встреча с Богом? Где будет Суд? Я поспешу туда.»*
Глупцы и упрямцы. Как нелепо. На этот архаичный культ Ареф Глефар наткнулся случайно, следуя по пятам за странным новым орденом, обьявившим войну полчищам Хаоса. Орден называли по-разному: то Проклятыми Кровью, то Кровью Искариота, то Пепельными Ангелами, то Сынами Искупления. В одном из донесений и вовсе утверждалось, что орден не имеет самоназвания, считая себя недостойными обладать даже именем. С этим Глефар, пожалуй, даже согласился бы: неведомый орден целиком и полностью состоял из мутантов. И, по слухам, прибыл не откуда-то, а прямиком из Ока Ужаса. Невероятно, но на этой грязной, неприметной планете, в самом захудалом и занюханном углу сектора, странному ордену удалось сорвать полномасштабное вторжение Аббадона. Облаченные в пепельно-серые доспехи, отмеченные багряными якореобразными крестами, с боевыми кличами «Deus vult!» и «Истваан!» на устах, искаженные, уродливые космоморяки неистово врывались в самое пекло, круша порченный варпом керамит, ломая черепа и сметая демонов подобно кровавому смерчу. Их цепные мечи рвали аорты, жадно вгрызались в кишки гигантов и сокрушали прислужников Хаоса: грязно, беспощадно, но верно. Скотобойне подобное побоище, однако, почти не затронуло окопы. Из отчетов и доносов складывалась очень затейливая картина: разномастные отродья Хаоса, мутировавший сброд, неистово рвал мясников Черного Легиона, практически закрывая собственными телами обычных смертных. Разбив и отбросив силы Аббадона, внезапные защитники человечества, по слухам, направились к Оку Ужаса. Дабы сражаться за мертвую Кадию. Так ли это, Глефар судить не брался. Ибо ввязавшиеся в расследование коллеги-инквизиторы из Ордо Еретикус так и не сумели выбить из смертных единоверцев безымянного ордена ни капли действительно ценной информации. Ни имён, ни дат, ни координат тайных святилищ. Ничего. Агенты клялись и божились, что порченный Хаосом орден вывез с планеты некую терранскую реликвию, кости воина древней Москови, Евгениуса Род-Ионова. Порченные Хаосом космоморяки безымянного легиона будто бы даже основали вокруг этого полусказочного героя некий воинский культ и объявили его своим особым сверхъестественным защитником и кормчим.
Также, в отчетах и доносах, поразительно часто фигурировал некий огрин, (во всяком случае именно так его, с поразительным единодушием, именовали очевидцы). бодро ломавший черепа «рогатых юдишек» ради «бальшова пастука» и из почтения к некоему «Набольшому Варбоссу», который «в грязь плевал, юдишке глаза делал». Разговорчивый огрин был весьма религиозен и имел достаточно специфические представления о молитве. Так, например, в некой личной беседе он заявил: «Набольший Босс — башковитый парень. Побашковитее Морка, зог. Ты пазави его; а балтай так, юдишка: я — сквигов навоз, зог, мазгов мала, подай мозгов мне шоб шибко башковитый сделался. Но шоб, зог, не как чудила. Не. Не нада как чудила. И, эта. Болтай ещё так: покажи меку штоб чоппы бальшие и красные залутал. И балтай ему ищо так: дай, Набольший Босс, парням многа пастука, Золотому Юдишке дай чего ему там нада, а мне шоб не падохнуть. Набольший Босс — наисамый набольший юдишка! У юдишек ходил многа, болтал, хромым ноги давал. Гавари с ним, Набольший Босс всё слышит. Гурбулак гаварил, о-о-о, многа гаварил. Набольший Босс Гурбулаку жубы дал бальшые и новые, во!». Куда этот огрин в итоге делся, (и огрин ли он вообще был), никто не знал. Но легенды о нём ходили одна нелепей другой.
Глефар в задумчивости откинулся на спинку кресла. Бесшумно отворилась дверь, и в тесную келью проникли лучи света, а вслед за ними и ученик, белокурый юнец, сутулый, сумрачный и любознательный как и все зеленые юнцы, возлюбившие книги и прелесть затхлый свитков более, чем прелести юных девиц и шумных сборищ. Юнец с коротким поклоном поспешно забрал книги и кипы бумаг и, повинуясь раздраженно-резкому жесту Глефара, поспешил прочь. Инквизитор подозрительно прищурился: что-то в облике и жестах ученика выдавало сильнейшее волнение.
— Не торопись, Агний, — пристально вглядываясь в мутно побелевшее лицо молодого дознавателя, Глефар медленно расцепил пальцы и опустил ладони на подлокотники тяжелого резного кресла, — я всё ещё не слышал, что о сожжении нашего падшего брата думаешь ты.
— Я… — казалось, юноша захлебнулся воздухом. Он ещё больше ссутулил плечи, прижал к груди свою ношу и повернулся, отчего-то не смея поднять глаз на учителя, — я?
— Ну так не я же. Себя я знаю, — раздраженно отозвался инквизитор, отбивая пальцами неровный ритм и препарируя сутулую тощую фигуру очень нехорошим взглядом.
— Он исцелял, — тихо, деланно-равнодушно и как-то невпопад отозвался дознаватель и нервно дернул плечом, старательно избегая взглядом тяжелого, изучающего взора инквизитора.
Ареф Глефар нахмурился и переспросил:
— Что?
— Инквизитор Деймос. Он исцелял, — губы дознавателя дрогнули и сжались в сухую линию. Но голос его звучал как-то глухо и мертво, — наложением рук исцелял порчу Хаоса. Я… Я видел. Он вложил персты в язвы — и плоть исцелилась. Император…
На лице дознавателя отразился настоящий ужас и он умолк.
— Говори, — потебовал инквизитор, до белизны в костяшках стиснув подлокотники.
— Наш Божественный Император, — юноша осенил себя знаком аквилы, — имеет власть очищать от порчи Хаоса. Я посмел допустить, что сила инквизитора Деймоса — воля самого Императора. Ведь известно, что во времена великой нужды его воплощение явится, чтобы победить врагов человечества…
— Ты видел как это происходило? Какое-то сияние или… — нетерпеливо перебил его Глефар.
— Нет. Ничего. Только истаявшие струпья и наросты, — медленно покачал головой дознаватель, — ни возмущений психических энергий, ничего. Они. Они просто бесследно исчезли. Порча Хаоса и наросты, и… Быть может, инквизитор был…
— Деймос не был псайкером, — как эхо отозвался Глефар, его пустой взгляд отрешенно блуждал по начертанной на стене аквиле, — только упрямцем. Благочестивым упрямцем. Мы сожгли живого святого.
* * *
Сонный полумрак семинарского храма благоухал горячим воском, горечью белых георгин, тройным одеколоном, утюгом и горячим, родным духом свежевыглаженной ткани. До службы еще было слишком далеко, в храме царили пустота, тишина и осений серый полумрак, помогающие в церкви старухи практически не попадались навстречу. Где-то далеко впереди темнели резная алтарная преграда и убранные иконами створки Царских Врат. Лоргар перекрестился, выходя, и окинул рассеянным взглядом притвор: у самого входа, на неприметном столике прихожане имели обыкновение оставлять ненужную литературу, бесхозные крестики, выцветшие бумажные иконки в самодельных пыльных окладах и прочие предметы культа по каким-то причинам не ужившиеся в домашнем интерьере.
Временами люди по незнанию выкидывали сюда настоящие семейные реликвии: потемневшие старинные иконы, потрепанные богослужебные книги. А однажды какой-то особо гениальный элемент оставил на этом столе дореволюционный багряный антиминс, так называемое «вместопрестолие». Этот четырёхугольный, льняной плат со вшитой в него частицей мощей, Лоргар немедленно подобрал и отныне хранил как святыню. С добродушного попустительства бывшего семинарского духовника, Лоргар сохранил антиминс, надеясь, что однажды сам возложит его в алтаре на престоле, чтобы осколок дореволюционного прошлого продолжал служить Церкви необходимой принадлежностью для совершения полной литургии. Лешка Володин потом ещё долго шутковал на тему того, что Лоргар не рукоположен, но уже, считай, имеет право служить. Шутки шутками, но все понимали, что это, конечно же, не так, что без рукоположения нет благодати священства и сколько бы антиминсов Лоргар ни хранил, пока его не рукоположили, служить он не имеет права. Но известно, что во всякой шутке есть доля шутки. Дело в том, что в православной традиции антиминс — это в первую очередь то, что в походных условиях, в условиях гонений, обычно заменяет собой находящийся в алтаре престол. А также — это еще и документ, разрешающий совершение литургии. Поэтому Лоргар хранил старинную реликвию как величайшую святыню, надеясь, что однажды получит право использовать его по назначению. Надо ли говорить, что после такой ценной находки, Лоргар отныне регулярно совершал набеги на церковный притвор в поисках иных святынь. С которыми так упорно жаждут расстаться непутёвые соотечественники.
На столе что-то блеснуло благородной бронзой. Лоргар немедленно завис над кучками крестиков и стопками брошюр, повествующих о недопустимости абортов. Из-под копеечного пособия «Как молиться за некрещенных» выглядывало что-то крупное, полукруглое и рельефное. Лоргар заинтересованно поскреб пятерней подбородок, отложил в сторону тонкую книжицу в мягкой обложке и замер, не веря своим глазам. На зелёном сукне, благородно сияя, лежал овальный бронзовый медальон. Возможно, он некогда был предметом интерьера. Всё-таки для обычного человека он был слишком велик чтобы носить его на шее. Но самому Лоргару он был в самый раз. Лоргар подобрал медальон и бережно поднёс к лицу, вглядываясь в линии причудливого барельефа. Из грубоватого лаврового венка на Лоргара внимательно смотрел бронзовый адмирал Фёдор Федорович Ушаков. С нимбом, в морской форме, с лентой через плечо, при орденах и с свитком в руке. Надпись на свитке гласила: «Не отчаивайтесь. Сии грозные бури ведут ко славе России».
* * *
В аудитории четвёртого иконописного ярко и желто горел свет. Поверх двух парт иконописцы постелили газеты, а уже поверх газет водрузили снятую где-то с алтарной преграды, облупленную дьяконскую дверь с изображенным на ней первомученником Стефаном. Температурные перепады, сырость и неразумное обращение снабдили икону огромной плешью. Кое-где всерьёз повело доски и вздуло красочный слой. Предполагалось, что Лоргар, Лёха и Диман придут помогать Нике левкасить эти проплешины. Но, в действительности, хоть что-то ценное делал с иконой только Лоргар. Он, заинтересованно сияя, вмазывал шмат полужидкого левкаса в сожравшую половину иконы плешь, а остальные парни просто глазели, рылись по шкафам, лазали пальцами в банки с сухими порошками-пигментами и всячески радовались жизни.
— Это как-то неправильно и странно. Я не хочу опускаться до колдовства, — Черновец пальцем втёрла в проступающую ещё кое-где марлю шмат левкаса и полезла в эмалированный таз за новой порцией, — то, что со мной происходит слишком похоже на экстрасенсорику. Это нельзя делать.
Лоргар помолчал и издал понимающий хмыкающий звук:
— Я понимаю, о чем ты. Твоя суть искажена, ты боишься впасть в оккультизм и поклонение бесам. На самом деле происходящие с нами естественные процессы сложны и чудовищны. Я, а теперь и вы — не вполне люди, генетически искаженные мутанты. Это одновременно и сложно, и просто. Скажи мне, что именно называет оккультизмом Церковь?
— Сознательное использование бесов в своих целях и служение им, — отозвался от полок Володин, гремя банками, — в Ветхом Завете за это полагалось побивать камнями.
— Какие времена — такие и нравы, — степенно согласился Лоргар и зачерпнул ещё левкаса, — но смотрите в суть проблемы. Маг, в понимании Церкви — не источник энергии, не инструмент, а оператор. Сам по себе оккультист не творит чудес. Их за него творят бесы. Практика показывает, что обычно колдун — это достаточно недобрый индивид, не способный самостоятельно направлять энергии, лжец и ширма, управляемая падшими духами марионетка.
— Разве не в это мы превращаемся? Наша энергия — миазмы варпа, — очень тихо возразила Ника, расправив спину и растирая глаза тыльной стороной кулака, — мы ж сами…
— Не совсем. Между нами и ими примерно та же разница, что и между самолетом и наркоманом, который его угнал, — качнул головой Лоргар, — на самом деле вопрос сложный. Есть разница между колдуном, которому бесы таскают по небу повозку и, скажем, между вертолетом. И то и другое летает. Но созданное инженерами устройство, летает-то благодаря естественным законам и их творческому применению. А не благодаря обману. Точно так же наши способности проистекают из самовольного искажения нашей сути. Мы превращены в некие сложные устройства, способные оперировать неизученными энергиями тварного мира. Да, наши способности напоминают людям колдовство. Но только потому что люди склонны путать варп и ад, энергетических паразитов и демонов. В древности люди и вертолет приняли бы за колдовство, а управляющего им человека за колдуна.
— Легко спутать то, что непонятно или почти не подлежит изучению, — кивнула девушка, втирая левкас в марлю.
— Да, разница есть, я не спорю, — отозвался от полок Володин, — но это ещё не значит, что гмо-человек не может внезапно начать камлать с бубном и потрошить котов во славу Бафомета.
— Да, это так, всё верно, — спокойно согласился Лоргар, — чем больше нам дано, тем больше с нас спросят. Мы ходим над бездной чаще чем кто-то другой. Да. Паразиты варпа — не вполне демоны. И варп — отнюдь не ад. Но это совсем не значит, что в варпе, среди жирующих там паразитов, нет настоящих падших духов.
Студенты озадаченно переглянулись. Лёха помрачнел и кивнул:
— Мытарства блаженной Феодоры.
— Постой, но это же просто аллегория последней невидимой брани, через которую душа проходит, переходя в вечность, — замерла Ника.
— Серафим Роуз, считал мытарства реальными, — пожал плечами Лоргар, склоняясь над иконой и бережно вмазывая левкас в белую оспину на щеке святого, — не аллегориями.
— Ты уверен? — расеянно пожевала губами Черновец и нахмурила брови.
— Уверен. «Это метафора, которую восточные Отцы сочли подходящей для описания реальности, с которой душа сталкивается после смерти. Всем также очевидно, что некоторые элементы в описаниях этих мытарств метафоричны или фигуральны. Но сами эти истории — не аллегории и не басни, а правдивые рассказы о личном опыте, изложенные на наиболее удобном рассказчику языке», — процитировал Лоргар и зачерпнул ещё левкаса, — само учение о посмертных мытарствах души содержится в произведениях церковных писателей IV-V веков — Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Макария Великого, Кирилла Александрийского и других. Что если варп и есть мытарства, та самая изнанка тварного мира, в которой увязают падшие души как в гиблой трясине на пути в Вечность?
— Звучит мерзко, — поднял глаза Димка.
— Вот и я о том же, — задумчиво кивнул Лоргар, — опасно ходим. Опасно.
* * *
По небу плыла причудливая рвань мглисто-синих туч. И их края серебрил тонкий лунный свет, серебро отраженных искр. Мутный, изжелта-белый лунный диск лениво кутался в их косматую хмарь, равнодушно и сонно взирая сверху вниз пятнами кратеров. Ветлы звенели во мраке ненастной, осенней ночи, ветлы полоскали свои облетающие ветви в тёмных водах. Сонно шептали вербы и тревожно шумели темные камыши.
Они неторопливо вышагивали в темноте, собирая одеждой сухие репьи и семена диких трав. Не спеша. Потому что спешить некуда. Молча. Потому что любые слова — лишние. Люди безмолвно собирали впотьмах сухие ветки, хворост и сушеные колотушки полыни. Лоргар копал ямину, размеренные взмахи лопаты и шорох ссыпаемой земли успокаивали мятущееся сознание Аврелиана. Он чуствовал что это необходимо. Всё это. Ощущал всей своей сутью. Нужно нечто, способное объединить всех пятерых. Виктор получил и вколол себе сыворотку, но этого мало. Слишком мало. Нужно что-то, что поставит точку. Отметит всех пятерых как братьев. Как равных. Вопрос не возник бы, если бы все четверо исповедывали христианство. Но Виктор христианином не был. Это действо, эта точка нужна была ему и только ему. Как свидетельство того, что всё всерьёз, и он избран. Больше всего в эти мгновения Лоргар боялся скатиться в магизм, в какие-то нездоровые дебри мистерий. Но делать что-то с происходящим вокруг было необходимо. Родновер признаёт старинные обычаи? Отлично. Хороший повод побрататься. Четыре побратима и одна посестра. Как в эпосе восточных славян, честное слово. Хоть садись и пиши песню.
Когда хворост был собран, а костер с треском вспыхнул и взвился ввысь космами диковинного рыжего зверя, все пятеро молча расселись вокруг костра, на холодной земле. Терпкий дым сухой полыни и иных диких трав разносил ветер. Смешивая с болотистым запашком ряски и влажной земли. Студенты поглядывали друг на друга с изумлением, но помалкивали. Виктор сумрачно безмолствовал, поглядывая по сторонам и, как-то странно усмехаясь. И качая головой. Ветер зашумел в ветвях, и в ночном небе безмолвно закружила чернильно-черная воронья стая. Лоргар поднял с сырой земли черную чашу из чугунины — привезенную из дома и, если верить мнению бабушки, очень старинную. Острый нож легко лёг в руку.
— В древности, у наших праотцев, был обычай, — Лоргар обвел взглядом сидящих и полоснул ножом по ладони. Кровь лениво поползла в чашу. Густо запахло металлом, — побратимы и посестры клялись друг другу в верности на собственной крови. В этом есть особый символизм. Если верить Писанию, в крови живых существ находится их душа.
— Я понял. Морниваль. Тебе нужен Морниваль, — как-то жутко ухмыльнулся Виктор.
Лоргар помолчал, наблюдая как чаша наполняется кровью, и медленно покачал головой:
— Нет. Не морниваль. Морниваль — это «старшая рука», картёжная комбинация из четырех старших карт: туза, короля, дамы и валета. Вы для меня больше чем карты. Вы — мои друзья. Трое из вас — мои братья по вере. Но не ты, Виктор. Ты родновер. Я уважаю твою любовь к старине. Я уважаю твою веру. И поэтому хочу исполнить древний закон ветхозаветного мира так, чтобы это не противоречило твоим взглядам. Кто разбавит кровь в чаше своей кровью?
— Алексей Володин разбавит твою кровь, брат, — Лёха принял из рук Лоргара чашу и нож, рассек ладонь и опустил обильно кровоточащую руку в черноту испившей крови чугунины. Кружащие в небе вороны наперебой заорали, хрипло и глухо; опускаясь плавно вниз и кружа, они заполнили собой всё вокруг. Их клёкот и шум крыльев заслонили собой небо, — моя кровь и моя душа с тобой, Лоргар.
Что-то в лице Виктора неуловимо изменилось. Тень изумления и торжества скользнула по его лицу.
— Виктор Богданов разбавит твою кровь, брат, — ясные глаза Виктора решительно блеснули, он забрал из рук Лехи чашу и нож. Полоснул по ладони. И в чашу хлынула его кровь. Ликующе поблескивая глазами и задумчиво улыбаясь, Виктор сжал раненую руку в кулак. И поднял глаза на сумрачно созерцающего огонь Аврелиана и золотисто-багряное от света костра лицо его, — моя кровь и моя душа с тобой, Лоргар.
— Вероника Черновец разбавит твою кровь своей, брат, — Ника приняла чашу из рук родновера и, дернув щекой, разрезала себе ладонь. Из глубокой раны, в горячем свете костра, резво хлынула в чашу винно-алая жидкость. Неистово горланящее вороньё осатанелым черным вихрем металось над костром и вокруг сидящих, — моя кровь и моя душа с тобой, Лоргар.
— Дмитрий Мизгирёв разбавит твою кровь своею, брат, — Димка от волнения попросту проткнул ладонь. Да так неудачно, что и кровь-то пошла далеко не сразу. Дима побагровел, стушевался, моргнул и сообщил, опуская глаза, — моя кровь и моя душа с тобой, Лоргар.
— Но кто будет нам свидетелем? — подняла глаза Ника, — не костёр же.
— Полная луна, — ухмыльнулся в бороду Виктор, неподвижно глядя в глаза Лоргара. Алые блики плясали по лицам сидящих, заставляя метаться чернильные тени по ту сторону света и тепла. Неистовая пляска языков пламени взметала ввысь россыпи алых и белых искр.
— Я буду вам свидетелем, — раздался подобный грозовым раскатам голос. Воронья стая с хриплыми воплями соткала из обрывков мрака и собственных тел исполина в чёрной броне. Корвус Коракс, гремя керамитом, медленно опустился подле Лоргара на землю, забрал чашу из нервно подрагивающих пальцев Димки и протянул Лоргару, — делай что должен.
Лоргар опустил раненую руку в чашу и кивнул:
— Перед лицом всех четырех стихий нашего мира. И в присутствии кровного брата. Клянусь быть с вами в горе и в радости, нищенствуя и изобилуя, в славе и в забвении. В жизни и в смерти, — Лоргар зачерпнул раненной рукой содержимое чаши, — я — брат вам. Вы же мне побратимы и посестра.
— Есть разве такое слово?.. — тревожно зашептал Димка, дергая за рукав родновера. Тот напряженно кивнул, не сводя глаз с чаши в руках Коракса.
— Перед лицом всех четырех стихий нашего мира. И в присутствии твоего кровного брата. Клянусь быть с вами в горе и в радости, нищенствуя и изобилуя, в славе и в забвении. В жизни и в смерти, — Лёха зачерпнул рассеченной рукой содержимое чаши и решительно стиснул пальцы в кулак, — я — брат вам. Вы же мне побратимы и посестра.
Коракс сумрачно кивнул и протянул чашу Виктору. Тот как-то мутно побелел и медленно опустил окровавленную руку в чашу:
— Перед лицом всех четырех стихий нашего мира. И в присутствии твоего кровного брата. Клянусь быть с вами в горе и в радости, нищенствуя и изобилуя, в славе и в забвении. В жизни и в смерти, я — брат вам. Вы же мне побратимы и посестра.
Ника кивком поблагодарила сурово взирающего на неё Коракса, поспешно опустила раненную руку в общую кровь и тихо, но твердо произнесла:
— Перед лицом всех четырех стихий нашего мира. И в присутствии твоего кровного брата. Клянусь быть с вами в горе и в радости, нищенствуя и изобилуя, в славе и в забвении. В жизни и в смерти. Я — посестра вам. Вы же мне — побратимы.
— Перед лицом всех четырех стихий нашего мира. И в присутствии твоего кровного брата, — Димка поспешно сунул руку в чашу, — я клянусь… Клянусь быть с вами в горе и в радости, нищенствуя и изобилуя, в славе и в забвении. В жизни и в смерти. Я… я — брат вам. Вы же мне — побратимы и посестра.
— Да будет так, — Коракс передал чашу Лоргару.
— Да будет так, — как эхо отозвался Лоргар и выплеснул кровь в костер, — Алексей. Встань.
— Лоргар? — приподнял брови Володин, вставая.
— Ты всегда был подобен ветру, — Лоргар неторопливо обошел костер, взял руку недоумевающе моргающего Лехи, перевернул ладонь и провел по ране пальцами. Отчего глубокая рана приняла очертания торнадо и запеклась грубой коркой, — ты и сейчас ветер. Ветер ходит где хочет. Ветер — надежда усталого путника, одетого в раскаленный пустынный зной как в саван. Но также ветер — смерть рыбацких деревушек, сердце цунами. Не потеряй себя в своей силе, Алексей.
— Постараюсь, — улыбнулся Лёха, расчесывая шею и сутулясь.
— Виктор?
— Да, Лоргар.
— Дай мне руку, — Аврелиан провел пальцами по истекающей кровью ране. И неровный разрез приобрел форму круга, — ты — земля, Виктор. Ты держишься корней и судишь о вещах материально и здраво. Ты любишь старину и не расточительствуешь. В словах и в делах ты прост и прямолинеен. Не потеряй эту животворящую силу. Иссохшая земля бесплодна.
— Постараюсь, — ухмыльнулся Виктор.
— Вероника.
— Да, Лоргар, — девушка сама протянула располосованную ладонь.
— Ты — огонь, Ника, — рана под пальцами Аврелиана обрела очертания языка пламени, — родной очаг, согревающий жилище бедняка, ярое пламя, сжигающее умервщленное чумой поселение и одинокое пламя свечи на столе летописца. Не захлебнись этой силой Ника, смотри, чтобы, выйдя из-под контроля, эта стихия в тебе не обратилась лесным пожаром, ожившей, косматой смертью.
— Да, Лоргар, — смутившись, кивнула девушка и, улыбаясь, зажала руку в кулак и прижала к груди.
— Дмитрий, — Лоргар шагнул к белому от ужаса Димке. Тот покосился на замершего подле Коракса, крепко зажмурился и как-то невпопад сунул Лоргару в руки свою ладонь. Лоргар тепло улыбнулся и обратил хаотично исполосовавшие бледную ладонь язвины и штрихи ран в ровную, крупную снежинку, — ты — вода, Димитрий. Ты можешь очищать. Ты — исцеляющее дыхание родников. Очищающий сам себя горный поток. Всегда в движении. Изменчив и жизненно важен всему живому. Серая гладь озёр, серебро рек, между тем, готовое, затвердев, сделаться глыбой плавучего льда, разящим ледяным исполином. И чем ты станешь — родниковой влагой или селевым потоком — выбирать только тебе. Выбирай осторожно, Димитрий.
— Я не подведу тебя, — моргнул Дима, прижимая руку к бедру.
— Зачем мы притащили сюда лопаты, Лоргар? — Ника перевела взгляд с Коракса на сваленный в стороне инвентарь.
— Чтобы потушить костер, — Лоргар вручил Димке лопату, вооружился сам и, шагнув к костру, зачерпнул грунта и бросил его в огонь, — разбирайте лопаты. Скоро рассвет.
Примечания:
Айрэ и Саруман "Ты славить его не проси меня".
Сурганова и Оркестр "Жанна Д'Арк".
*стихи Григора Нарекаци
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
14. То, чего нет
19 февраля 2021, 02:08
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Золотисто-кофейные сумерки обнимали сонный разум, баюкали и несли куда-то в чертоги сна, за синие горы, за белые клочья туманов, на крыльях ветров, над черным лесом, к Одинокой Горе. Книжка про хоббита Бильбо смотрела с тумбочки мутным бежевым пятном. Ночник золотил комнату и все предметы в ней, дробно сиял, отражаясь в полированных поверхностях и в стеклах узкого шкафчика и мягко лизал цветовыми пятнами короткие белые шторы с алыми маками. Лоргар закутался в одеяло, сонно недоумевая — всё вокруг казалось слишком большим. Заслонив собой свет, рядом бесшумно села мама. И на лоб Лоргара опустилась широкая, мягкая теплая ладонь. Мама гладила его по голове, тихо напевала что-то и мягко улыбалась.
— Мам, выключишь свет? — тихо позвал Лоргар и изумился собственному голосу. Такому детскому и ломкому. Он снова был мальчишкой, тонким, звонким и прозрачным бронзовым головастиков в темных водах ночного мрака. Мальчишкой, который обрел семью, но всё ещё не верил в это.
— Конечно, котёнок, — мама коснулась губами виска, и всё существо Лоргара наполнили благодарное тепло и мягкая, сонная тяжесть. Сквозь полуприкрытые веки брезжил свет. Мама встала и прошлась. Свет погас.
— Спи, котёнок, — Лоргар не видел, но ощущал как мамины руки бережно подоткнули ему одеяло.
— Мама, — запоздало позвал в темноту Лоргар, — я люблю тебя.
Тихий, мягкий смех, шорох и заботливо поправляющие одеяло мамины руки на плече баюкали, наполняли душу мирным теплом и забирали любые печали:
— И я тебя люблю, малыш. Мы с тобой — как рыбка с водой.
Окно осветила яркая вспышка, по комнате поползли тени. Слушая удаляющиеся шаги и скрип закрывающейся двери, Лоргар сонно посмотрел из-под руки в сторону окна. В тени, на стуле, напряженно сжимая и разжимая в кулаки руки, покоящиеся на коленях, восседал очень высокий, трехметровый человек в золотой броне. Поймав на себе взгляд Лоргара, он встал и, величественной, тускло сияющей глыбой, поплыл на выход. Лоргар сонно завозился, накрылся с головой, ткнулся носом в подушку. И проснулся.
— … Что там такое? Зарево?
— Это как сказать. Может, пожар?
— Может и пожар. Дым, народ. Слышите? Сирены.
Действительно, в отдалении тревожно выли сирены пожарных машин. Где-то за домами дрожало мутное рыжее зарево. Лоргар сел и замер: варп рыдал и бесновался мощнейшими помехами. Лёха ошалело кивнул Лоргару на окно, ткнул в зарево пальцем и одними губами сообщил:
— Я ощущаю.
Действительно, казалось, в варпе разыгралась настоящая буря. Остаточные всплески мощнейших возмущений имматериума всё ещё гуляли в пустоте и ненастной мгле ночного города. Это ощущалось даже здесь, в темной комнате мужского общежития. Кромсающий ножницами какую-то пятнистую бандану Димка потряс Лоргара за плечо и сунул в руки дырявую, пеструю тряпицу цвета хаки. Аврелиан моргнул и почесал пятернёй затылок, озадаченно вспоминая куда повесил сушить спецовку. И могла ли она уже высохнуть. Портить очередными ночными похождениями нормальную одежду было бы глупо и крайне опрометчиво. Лёха засопел и принял из рук Дмитрия какой-то клок материи.
— Это что? — не понял Лёха, просовывая пальцы в дырки и шевеля ими сквозь ткань, — зачем мне этот дырявый сопливчик?
— Я добыл у Пульхерии Владимировны нам банданы! — заявил Диман и спрятал свою тряпицу себе в карман. Надо сказать, что Пульхерия Владимировна была церковным завхозом и повелевала кладовкой, в которой оседали всевозможные приношения, жертвуемые прихожанами на канон, для поминовения усопших. И не только, в общем-то. Воинственная, кристально-честная пожилая женщина была человеком старой закалки, упертым, рассудительным и довольно-таки прижимистым. Но студентов она обожала, а особенно она благоволила — сопливым первокурсникам и девчонкам. И всячески старалась снабдить их чем-нибудь полезным, — я по-быстрому сшил их тут и вырезал отверстия для глаз.
— А смысл? — нахмурился Лёха и потянулся на стул за штанами, — прости, я плохо соображаю спросони.
— Кажется, я понимаю, — пробормотал Лоргар, бережно сложил платок, поднял глаза на Алексея и перевел взгляд на просвечивающее даже сквозь типовые голубые шторы рыжее зарево далекого пожара, — эта штука закрывает половину лица и голову. Который час? Я ощущаю мощные возмущения варпа. Почему вы меня не разбудили раньше?
— Часа три ночи, не меньше. Кстати, я тоже это чувствую.
— Да я-то думал, что мне просто кажется. Смысловые галюцинации, все дела, — пожал плечами Алексей и с утробно-одобрительным приглушенным звуком выволок из-под кровати сумку с набитой туда спецодеждой.
— Давно это происходит? — шепотом поинтересовался Лоргар, набирая сообщение.
— Я не мог заснуть. Эта штука ощущается как вонь, но такая… не материальная, — смутился Димка, — а ещё у меня после отбоя крутило все мышцы. Я отжимался где-то с час. Но так и не уснул от ощущения какой-то мерзости. Как… как вонь, но не вонь. А потом решил сделать эту штуку из бандан… мы ведь должны бороться с отродьями варпа … а вдруг нас в лицо узнают… и вот…
— Собирайтесь, — шепотом скомандовал Лоргар, игнорируя сонных студентов, уже потерявших всякий интерес к пожару и расползающихся по кроватям, — на будущее: вы тотчас же будите меня, едва лишь произойдет что-то не то. Вы обязаны будить меня по любому чиху. Это приказ.
Леха сумрачно выволок из сумки советский лётный комбинезон и старенький противогаз. Друзья переглянулись. Дима тревожно нахмурился и задумчиво пошевелил ушами, а Лёха медленно, решительно кивнул, сгрёб всё своё добро и, поглядывая на засыпающих соседей по комнате, нацепил на себя противогаз. Аккурат поверх банданы. Собирались быстро. И в тишине. Лоргар послал ещё пару коротких сообщений: Нике и Виктору.
Выбирались на улицу как во сне, в тенях бежали по территории, между темных туй. Луна сияла в вышине, поглядывая из темных кучевых облаков одиноким, мутным бельмом. Откуда-то сверху, из окна второго этажа почти вывалилась Ника.
— Ты что здесь делаешь? — возмущенно зашипел Димка и попытался поймать девчонку за капюшон, — ты как выбралась? Я думал, мы опять зайдём за тобой через автостоянку!
Но Черновец увернулась и поспешно натянула на голову расписанную тонкими перьями белую венецианскую маску с огромным носом и кровоточащими глазами:
— Как ты и просил, Лоргар! «Нос турка». Это единственная готовая маска.
— Ты расписывала?
— Ну да, — пожала плечами Ника, — Вовремя, как оказалось. Мы идём на пожар? Вы тоже это ощутили?
— Мерзкое чувство, — Димка поднял глаза на Лоргар, и тот кивнул, соглашаясь с ним, — тянущее и болезненное.
— А я ощущал это всё всегда. Именно так и ощущаются возмущения имматериума и следы прорывающихся из варпа существ, — согласился Аврелиан, — Ника. Как так случилось, что ты после отбоя осталась в классах? Я считал, что вас запирают. Разве дежпом не заходил в ваше общежитие?
— Пф, Петя? Да он никогда толком не проверяет нас. Стукнет в дверь, заглянет, спросит, все ли на месте. И уходит. Девчонки меня прикрыли. Сказали, что я на месте.
— Что же. Мне это понятно. Но, позволь спросить, что ты делала в пустой, тёмной аудитории? — возразил Лоргар.
Девушка издала невнятный задушенный звук и чересчур бодро сообщила:
— Искала в интернете книги и статьи по богословию иконы. И читала. Да. Пожалуй, да. Я читала.
— Читала? И что же ты читала? — с подозрением в голосе поинтересовался Лоргар.
— Стихи, — невозмутимо отозвалась Ника, —… демон сам с улыбкой Тамары. Но такие таятся чары в этом страшном, дымном лице. Плоть почти что ставшая духом и античный локон над ухом…
— Анна Ахматова, «Поэма без героя», строки, посвященные Блоку, — медленно кивнул Лоргар, — но, позволь спросить, какое отношение творчество поэтессы Серебрянного века русской поэзии имеет к иконографии архангелов? Я так понимаю, тебя в первую очередь интересовали именно традиционные для русской иконописи символические изображения бесплотных сил?
— Ну… да. Иконография архангелов, редкие иконы. Гм. Да, потом я немного… Немного увлеклась, — нервно посмеиваясь, согласилась девушка и как-то невпопад спросила, — ты знал, что огонь может создавать иллюзорные цветы?
Теперь уже и Димка прекратил тыкаться в телефон и с явным подозрением воззрился на девушку.
Лёха почесал шею, дернул противогаз за хобот и фыркнул, натягивая на руку перчатку друкхари:
— Мать моя женщина. Ну мы и клоуны.
— Извини, супергеройское трико как-то не подвезли, — сухо отозвался Дмитрий и, нацепив на голову собственную тряпицу.
— В трико холодно, — задумчиво разглядывая Нику, отозвался Лоргар и, стараясь не смять зеленую решетчатую ограду, полез за пределы семинарской территории, — русскому супергерою полагается особый сплошной супергеройский ватник чтобы не отморозить всё самое ценное.
Лёха заржал и полез себе в рукав за мятым носовым платком. Но, осознав, что сморкаться в противогазе, мягко говоря, сложно, издал страдальчески-сиплый воющий звук. Ника весело фыркнула, ободрала мимоходом с полудикого, колючего куста боярышника горсть сморщенных алых ягод и, качая головой, отправила их в рот. Дмитрий с диким воплем вывалился с забора в жухлую листву и вскочил на ноги, отряхивая от песка свою пятнистую спецодежду цвета хаки. Сверху, ярко освещая золотую листву красавца-клёна, равнодушно светил типовой городской фонарь.
— Наш уфолог ушёл на заочное отделение, вы знали? — догнал поспешно углубившийся во дворы отряд Дмитрий, — говорят, он женится…
— Говорят — в Москве кур доЯт, — отмахнулась девушка, — глупости это. Там всё очень сложно. Нет, он вроде как приглядывался к девчонкам, ходил каждый вечер в аудиторию к выпускницам, к нам тоже ходил, а потом как-то перестал. На заочное отделение просто так не уходят. Что скажет наш предводитель?
— Что это его выбор, — спокойно кивнул Лоргар, — в последнее время он много читал про Афон, про монастыри. Я часто сталкиваюсь с ним в библиотеке. Сложно не заметить некоторых вещей.
Какое-то время отряд шел в молчании; темные дворы то там, то тут оглашали жизнерадостный лай и вой собачьих свадьб. Бродячих собак в городе было не в пример больше чем в родной Кукуевке. Они сбивались в стаи и дичали. А в период гона могли представлять собой вполне ощутимую угрозу. Неравнодушные люди и специально обученные зоозащитники-волонтеры собак кормили. Лоргар несколько раз видел, проходя сквозь дворы, стихийно установленные за гаражами и на теплотрассах самодельные кормушки. Некоторые четвероногие бегали с особыми метками, подтверждающими наличие прививок. Но этих мер всё-таки не хватало: собаки плодились и размножались, наполняя дворы и детские площадки многоголосым воем и лаем.
— Слушай, Лоргар, — тревожно позвала девушка, отряхивая джинсы и поправляя хитрую резную перевязь комморагского меча, — я… Я не хотела говорить, но меня это несколько… пугает.
— Что такое? — Лоргар остановился, прислушиваясь к излучениям имматериума и тревожному собачьему вою, рвущемуся в затянутое тучами ночное небо где-то далеко. За домами, за тополями, во внешнем мраке.
— У меня паршивые новости. Арлекин…
— Арлекин? — переспросил Лоргар, останавливаясь и оборачиваясь.
— Я не идиотка, Лоргар, я осознаю, что он очень опасен, — девушка нервно стиснула рукоять и поспешно натянула на голову капюшон, — я… в случае с арлекином мои эмоции — опасный атавизм, жалкий самообман. Я это осознаю. Правда. Но я действительно не знаю что делать дальше.
Лоргар шумно втянул пропитанный горечью осенних цветов и палой листвы холодный воздух и зажмурил глаза, стараясь успокоиться.
Ника смущенно кашлянула в кулак и отвела глаза:
— Он явился как только я осталась одна. Это уже похоже на бред.
— Он причинил тебе вред? Ты хорошо всё помнишь? — перебил её Лоргар, — он что-то говорил?
— Нет. Совсем ничего. Он просто сидел на окне и пил мой отвар зверобоя. Бабушка обожает народную медицину и собрала мне с собой много полезных трав, — нехотя призналась девушка, — если бы он хотел мне навредить, я была бы уже мертва.
— Шикарная логика, — возмутился Лёха из недр противогаза, — эй, объясните кто-нибудь нашему штатному толкиенисту, что в башке эльфа-культиста сам чёрт ногу сломит. Там не работает нормальная человеческая логика.
— Ты чё, его впустила? — мутно побелел Димка, поправляя болтающуюся за спиной на самодельном ремне эльфийскую винтовку, — прямо вот так взяла и впустила?!
— Если бы я не открыла окно, он бы его разбил, — в голосе девушки отразились неодобрение и обида, — этот говнюк болтался вниз головой и с хихиканьем ковырял пальцем ласточкино гнездо. Спасибо хоть, что в нём давно никто не живет.
В глазах Димки взвились шок, непонимание и ужас.
— Вот же изуверская морда, — глухо возмутился из-под противогаза Лёха, — я сам там поковыряться хотел.
— Ты хочешь сказать, что впустила в аудиторию третьего иконописного курса чокнутого культиста-ассасина, способного шутки ради порезать на лоскуты и вышвырнуть тебя в самое сердце Комморага? — начал сурово Лоргар.
— Если бы он хотел этого, он бы… — глухо отозвалась девушка и сникла, — признаю, это было глупо. Витёк прав. Они там все психи.
— Ты Виктору это не забудь сказать, он будет счастлив обнаружить, что у тебя всё-таки есть мозги, — глухо хмыкнул Лёха и заржал, мотая хоботом противогаза и ловко уворачиваясь от раздраженного пинка, — спокойно, мать, спокойно. Моя мамка только-только его отстирала. Не порть мой советский раритет. Он, вообще-то, — дядино наследство…
— Твой арлекин психически нездоров, — поджал губы Лоргар, повязывая на голову тряпичную маску, — то, что он делает — не норма. Ты должна понимать, что он опасен.
— Лоргар. Он не мой. Он свой собственный, — тихо возразила девушка, — я действительно не знаю как его остановить.
— Ты будешь избегать встреч с ним, — отрезал Лоргар, невольно излучая мощные возмущения в варпе, — ты больше не станешь оставаться наедине с самой собой. Ты больше не отойдёшь от людей ни на шаг; я всё сказал.
Девушка поспешно кивнула, сутулясь и переминаясь с ноги на ногу.
— Вашу ж мать, — из темноты поспешно явился Виктор, его заросшая, частично опухшая физиономия выражала гневное неприятие и возмущение, — вы это видели? Вы. Это. Мать. Вашу. Там лютый…
И матерно разразился потоком очень хитроумных эпитетов.
— Ты видел вблизи пожар? — перебил Лоргар поток ругательств и кивнул Дмитрию на Виктора, — нужна маска.
— Да есть у меня всё, не надо, всё под контролем, я тут кое-что припас, — отмахнулся Виктор и натянул на голову противогаз, — не знаю, что там с пожаром, но я видел каких-то ублюдков, уходящих в корпуса заброшенного завода. Там всё заглохло ещё в середине девяностых, всё что могли вывезти — вывезли. Что не вывезли — растащили. Территория охраняется, но как-то так… неубедительно. Вроде бы кто-то даже выкупил территорию, но потом проворовался и сел… короче, это недалеко от моего дома. От пивной если дворами идти, за помойку и гаражный кооператив…
— Веди, — голос Лоргар прозвучал мрачно и решительно, — что их заставило отступить?
— Стая. Клокочущая, тысячеклювая воронка, вороны, — ухмыльнулся Виктор и отсалютовал Лоргару мечом, — оживший мрак, хищная тень, заполонившая всё.
Лёха, давясь смехом, звонко щелкнул пальцами куда-то в глаз родноверу, аккурат в противогазную линзу:
— Не я один напялил противогаз. Ну, чё, как дышится, Витёк?
— А сам-то как думаешь? — невозмутимо пробасил родновер, отряхивая с пятнисто-зелёного колена песок.
— Ты кто? Я — мирный атом, — заржал, громко шмыгая забитым носом Лёха, — а чего с топором-то? Теперь-то ты видишь, как мало знал о мирном атоме?
— Смешной анекдот. Теперь главное — случайно не наткнуться на местную гопоту, — важно согласился родновер, — ещё пообмараются со страху. И в суд на нас подадут. А в заявлении напишут: «Так и так, дяденька полицейский. Супергерои нынче страшные и лютуют. Бегают в непотребном виде и пугают нас, простых российских гопников. Обосралися мы, бедные, от одного вида их. И претерпели через то страшную психологическую травму».
— Шутки шутками, а в прошлом году, в страстную седмицу Великого Поста, обуреваемые нормальными для постов искушениями, старшекурсники перелезли через забор и, вопреки стражайшему запрету, нажрались водки, — кашлянул в кулак Лоргар, — нехорошо так получилось. На обратном пути ребята наткнулись на скинхедов и, ну… скандал был.
— Что, скинхеды кого-то завалили? — не понял Витёк.
— Пф, если бы, — отозвалась Ника, — среди наших парней был один бывший панк. Очень веселый засранец по имени Вася.
— Короче, потеряв остатки человечности, выпускники зверски избили скинхэдов, — нехотя сообщил Лоргар, — наутро к ректору явились менты и мамаши пострадавших. Дело удалось замять, но парней чуть не отчислили. Я точно знаю, что их где-то на год отправили на исправление в какой-то северный монастырь.
— Ну охренеть, — пробормотал Витёк, — бойцовые попы.
— Да и никакие не попы. Просто старшекурсники, студенты четвертого и пятого курсов. На самом деле подобные вещи противоречат целям и задачам пастырского служения, — покачал головой Лоргар, — священник не должен носить оружие и, Боже упаси, бить морды несмышленным юнцам. Воевать монах или священник может только в крайнем случае и по благословению своего непосредственного церковного начальства. Так святой Сергий Радонежский, основатель Троице-Сергиевой Лавры, не только благословил воинов сражаться за свободу своего Отечества. Но и послал с князем Дмитрием Донским двух своих монахов, бывших воинов, Пересвета и Ослябю.
— Я знаю, — нетерпеливо перебил родновер, — они сражались без доспехов, в монашеском облачении. Пересвет убил в поединке самого мощного воина из воинства татаро-монголов. Но и сам погиб. Пересвет и Ослябя — их языческие, «народные» имена. Монашеские имена у них, вроде бы, были другие.
— Бывшие бояре Александр Пересвет и Родион Ослябя, — кивнул Лёха, — оба имели внушительный боевой опыт.
— Это было действительно необходимо, Русь стенала под гнётом захватчиков, — пожал плечами Лоргар, — сейчас мы также имеем такое явление как полковые священники. Как и в Царской России. История России знает множество героических имён. Это и Василий Васильковский — первый российский полковой священник, удостоенный высшей военной награды России — ордена Св. Георгия 4-й степени. И Евтихий Тулупов — кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени. Который был награждён тринадцатого сентября 1916 года, посмертно. Это и Андрей Александрович Богословский — кавалер четырёх орденов Российской Империи, (в том числе ордена Св. Георгия 4-й степени), и ордена Почётного легиона. И не только. Список имён, известных и неизвестных, велик. Эти люди сражались не только за Родину, но и за души вверенных им солдат и офицеров.
— Биться за свой дом до последней капли крови, это, по-моему, нормальное состояние любого нормального русского человека. Да и российского вообще, — пробормотал задумчиво Виктор, бодро вышагивая впотьмах и поглядывая по сторонам, — я скажу так: в войну воевали все. Старики и дети. Все. Кто-то вкалывал на военных заводах. Едва живой от голода, да. Отдавая паёк семье, да. Кто-то — в тылу у немчуры душил оборзевшую немецкую солдатню. Всё для фронта, всё для победы. Для дурака это просто слова. Для меня — нет. Для тебя — нет. Есть такое слово — Родина. Нет, конечно, всякое было. Справедливости ради надо сказать, что отборной мрази тоже всегда хватало.
— Это да, — кивнул Лёха, сутулясь и задумчиво шевеля затянутыми в монструозную перчатку пальцами.
— В самом Ленинграде, аккурат перед блокадой, в около-богемной среде, существовали такие редкие зверьки, даже не знаю, как их назвать… — Виктор пощелкал пальцами в воздухе и плюнул, — эти… тихо ненавидели существующий строй, считали немецких палачей носителями европейских ценностей и верили, что нацистская Германия типа принесет «немытой России» цивилизацию и свободу от большевиков. Короче, готовы были лизать зад любому скоту. Только затем, чтобы скинуть с престола одного усатого любителя покурить трубку. Ну вы поняли.
— У всякого народа есть свои герои и свои мерзавцы, — согласился Лоргар, — это было, есть и будет. Куда больше организованной иностранной пропаганды, скажем, по моим личным наблюдениям, нашу страну поливают грязью наши же подлецы и уроды, сбежавшие за границу от возмездия российского законодательства. Это… это как в чужом доме поносить последними словами собственную мать, понимаешь? Родина, она одна. Как и мать, как и отца, Родину не выбирают. Гадить ей, изнутри ли, снаружи ли, — занятие постыдное. Да, Виктор. Я тоже много читал про тех деятелей, которые отравляли умы Ленинградской интеллигенции перед блокадой. Я, честно, не представляю, о чем они вообще думали… Бесспорно, среди них были и обыкновенные немецкие диверсанты. Но были же и обычные озлобленные шкуры и просто дураки.
— Когда вся эта гниль оказалась частично в немецких концлагерях, а частично — в гибнущем от голода и эпидемий блокадном Ленинграде — им там неплохо так порвало шаблоны, наверное, — Виктор хрустнул кулаками, — своими руками давил бы эту сволочь. Ненавидь сколько влезет, гнида. Предавать-то не смей. Земля-то одна. Пращуры одни. Как им в глаза глядеть будешь? Похрустишь, как гнида под ногтем — и нет тебя.
— Вить, а мы не заблудимся? — с сомнением подала голос из-под маски Ника, — что-то как-то долго мы идём. Уж не плутаем ли мы по кругу?
— Дома типовые просто. Кто это у нас Чумной Доктор? Ник, ты, что ли?
— Я, что ли, — отозвалась из-под маски девушка, — и не Чумной Доктор, а венецианская маска «нос турка». Я через знакомого набрала болванок для масок. Крашу вот.
— Зачетная рожа, — ухмыльнулся родновер.
— Дорогие? — оживился Димка.
— Чего?
— Маски, говорю, дорогие?
— Вообще — да, — девушка передернула плечами, бодро шагая бок о бок с Лёхой, — но я нашла очень дешевые. Партию забраковали. Там местами пластик поплыл. Я выбрала те, что поприличнее. Там, в коробках, есть ещё всякое: коломбины, чумные доктора, арлекины, кошачьи маски и прочие. Конечно, это не то же самое, что настоящие
венецианские маски. Они-то делались из атласа или гипса. А эти — пластмасса. Очень толстая пластмасса.
— Пластик удобнее старого противогаза, — почесал затылок Лёха, — удобно ты это. Дышать легко, и лицо закрыто.
Виктор нецензурно высказался о сексуальных предпочтениях любителей носить что-то подобное и заявил, что лучше уж издохнуть от духоты в противогазе чем выглядеть как практикующий содомит в брачный период.
— Слушайте, а давайте я распишу вам маски чумных докторов, — оживилась девушка, — они хотя бы нейтральные: маски коломбины женские, да и почти ничего не скрывают, маску безмолвной служанки надо держать зубами, а арлекином наряжаться в нынешних условиях как-то неудобно. Чумной Доктор — отличный выбор.
— Если только чумным доктором, — с сомнением протянул Виктор, — в противогазе так-то действительно не слишком удобно. Пять минут дышу, а рожа уже вся взопрела и чешется.
— Как-то не серьёзно, — заметил Дима, поровнявшись с Виктором, — охотники на нечисть в карнавальных масках?
— Я вижу в этом хороший информационный посыл, — Лоргар расправой плечи и окинул идущих рассеянным взглядом, — Чумные Доктора, противостоящие скверне варпа — это очень символично. И крайне таинственно.
— Куда таинственнее взопревшего мудилы в советском противогазе, — жизнерадостно брякнул Лёха. По спящей улице загулял нестройный хохот пополам с некими трубными звуками: это расчихавшийся Димка сморкался как Иерехонская труба и утирал слезящиеся глаза, учуяв какой-то свой, личный аллерген.
* * *
Заброшенные заводские корпуса смердели затхлым духом бомжацких гнёзд, ржавчиной, плесенью и застарелой вонью испражнений. Над выбитыми оконными бельмами-решетками заводских корпусов плыла кучевая хмарь. Луна скрылась, стало темно и холодно.
— Я не чувствую ничего кроме вони, — сообщил Димка, озираясь, — люди, посветите кто-нибудь. У меня фонарик издох.
— А я, кажется, в говно наступил, — сообщил из темноты Лёха.
— Странно, я точно видел, как сюда вломилась толпа хаосни, — Витёк пнул впотьмах что-то увесистое, и крепко засмердело мочей и гнилым пером, — у кого есть телефон, посветить? Я не взял.
— Подождите. Я научилась делать одну штуку, — впотьмах слабо полыхнуло, — сейчас, вспомню как делала, сейчас, — в зловонном стылом мраке поплыли тонкие очертания стилизованного узора. Огненный сокол взмыл ввысь и хищно закружил под самыми сводами, освещая сказочно загаженный, заваленный строительным мусором цех. Нити живого огня подрагивали, причудливо сплетаясь в хитрый орнамент, напичканный косицами плетений, кельтскими крестами и солярными символами. Витёк отшвырнул пинком с дороги обгаженный матрас, добыл из пачки сигарету и зашарил по карманам в поиске зажигалки. Ника осторожными движениями пальцев соткала в горсти подрагивающий сгусток живого огня. И он немедленно принял форму цветка трилистника.
— Удобно, — прикурив из ее ладоней, прищурился Витёк, и задумчиво поблескивая глазами из-под густых бровей, затянулся едким дымом.
— Так вот что ты имела ввиду, — Лоргар запрокинул голову, с улыбкой наблюдая за огненной птицей, — это не иллюзия. Пламя вполне настоящее.
— Как ты это делаешь? — Дмитрий запрокинул голову, изумленно наблюдая за полетом состоящего из узоров огненного сокола.
— Просто представляю, — пожала плечами девушка, — и верю, что он есть. Я просто очень люблю узоры.
— Женщины, — усмехнулся Витёк, выдыхая табачный дым и с усмешкой наблюдая за Лёхой, деловито обтирающим ботинок о стену, — нет бы призвать простой, нормальный огонь. Так нет же, ты что! Надо же повыпендриваться, впустую потратить энергию на ненужные украшательства…
— Вообще-то я не умею призывать нормальное пламя, — поджала губы девушка и пальцем начертала в воздухе стилизованного под кельтские орнаменты, пылающего ворона. Ворон немедленно ожил и взмыл ввысь, освещая заводские помещения мятежными багровыми отсветами, — только горящие рисунки.
— Народ, осторожно, весь пол обгажен, — жизнерадостно проорал Лёха, размахивая над головой комморагской перчаткой, — смотрите под ноги. Лоргар, тут дверь в подсобку, там что-то есть!
— Иду! — откликнулся Лоргар, перешагивая кучи битого кирпича, с грохотом пиная пустые бутылки и обходя по дуге остатки бомжацкой лежки, — что там?
— Какие-то сектантские письмена, — донеслось из соседнего помещения, — тут кто-то жег покрышки, не иначе. Ну и вонь…
Лоргар исчез в дверном пролете. Зазвучали грохот, звон и какие-то невнятные ругательства. Димка какое-то время как завороженный следил за полетом огненной твари и как-то невпопад пробормотал:
— А у меня вода испаряется.
— Чего? — не понял Виктор.
— Вода. Испаряется. Ну, вроде того. Я на конспект воду пролил, — Димка моргнул и мечтательно улыбнулся, — а она — раз — и испарилась.
— Просто так? — недоверчиво переспросил Виктор, стряхивая рыхлый, серый пепел, мерцая раскаленным сигаретным пятном и затягиваясь густым дымом.
— Не. Я очень испугался, — моргнул Димка, рассеянно глядя перед собой, — стал шарить по мокрым страницам. И от них пошел пар. Я даже понять ничего не успел.
— Пар — это одно из агрегатных состояний воды, — заметила Ника, порылась в кармане и протянула горсть рыжих, будто лакированных, ягод шиповника, — а попробуй-ка повторить.
— Это не вода. Я не смогу, — усомнился Дмитрий, но ягоды взял и напряженно уставился на них. Пальцы покраснели пятнами и мелко задрожали от напряжения. Но ягоды всё-таки ссохлись и осыпались между пальцев тонким прахом, колючим ворсом и осколками семян.
— Поздравляю, ты псайкер, — Виктор выдохнул облако дыма и задумчиво кивнул собственным мыслям, — да. Возможно, вы всегда были слабыми псайкерами, но кровь примарха и инициация усилили ваши способности. Главное, слышь. Дим. Не увлекайся.
— Что?
— Не увлекайся, говорю. А то станешь мясной лужицей.
— Поздравляю, о, мой юный друг, ты — последний маг племени Воды! — пафосно объявила Черновец и с гнусным гоготом увернулась от брошенной в неё пригоршни растительного праха, — спокойно, Диман. Не бунтуй.
— Я тебе сейчас за шиворот песка насую, — оскорбленно посулил Димка, — я не колдун!
Девчонка взвизгнула и с гоготом ринулись мимо Виктора, преследуемая первокурсником. Под гогот, грохот и сухое шипение превращаемых в пыль колоний плесени. Виктор горестно уставился на собственную сигарету и тоскливо сообщил мерцающему алым пеплу:
— Меня окружают придурки.
— Ника! — грянул где-то справа голос Лоргара, — а ну не бегать! Разгулялись как вошь в голове. Не разбредаемся, за стенкой, вообще-то, алтарь.
— Что?! — бледнея, отшвырнул окурок Виктор.
— Здесь действительно кто-то кого-то порешил, — Володин выбрался из подсобки, отряхиваясь, — но не сегодня и не вчера. Там кто-то спалил сатанинский алтарь или что-то вроде того. Везде копоть. Эй. Пешеходы юродивые. Прекращайте впадать в детство. Нас заманили в этот бомжовник. И я даже догадываюсь, кто.
— Мои извинения, сударь, — церемонно склонилась в глубоком реверансе Черновец, отряхивая голову от сушеной плесени, — мы разминались.
— Разминались. Уходить надо, — Лоргар хмуро выломал откуда-то из стены ржавый арматурный штырь, — это капкан. И он захлопнулся. Держитесь рядом. Ника. Ты — костяной феникс. Замыкаешь отряд. Твои атаки не должны накрывать остальных.
— Принято, — коротко кивнула Черновец.
— Зачем ты отдал мне свой меч? Ты практически безоружен, — Виктор поймал Лоргара за карман, — Лоргар. Меч возьми.
— Меня сложнее убить чем тебя, — Лоргар перекрестился и шагнул в темноту, поудобнее перехватив кусок арматуры, — прорываемся через корпуса на север. И без самодеятельности. Все слышали?
Ему ответил нестройный гул голосов. Стены дрогнули, и на сыром бетоне с тихим скрежетом проступили живые, светящиеся цепи бледно-голубых эльдарских рун. С лязгом и скрежетом зарастали ожившим листовым железом дверные и оконные проёмы. Неистовый хохот накрыл заброшенные цеха. Он пробирал до костей, от звуков его кровь стыла в жилах. В нем не было ничего человеческого: только обещание долгой, грязной и мучительной смерти. Да могильный холод. Земля задрожала и ушла из-под ног. В мощной вспышке отряд полетел в никуда сквозь пылающую бездну и бесноватые вихри энергий. Мощным выбросом энергий отряд вынесло в клочья липкого тумана, на какое-то белое каменистое плато.
Белизна и серные испарения слепили глаза и царапали горящие лёгкие. Лоргара почти оглушили неистовый рев, вой и визг. Пороховой дым и всполохи огня, кровь и грязь, орда, настоящий поток бугристых зеленых тварей и дымящиеся, ревущие четырехколесные груды металлолома уносило прочь, в липкий туман. Подобные Лоргару гиганты в желтой броне неистово крушили где-то впереди этот селевый поток зеленых тел. Но воителей всё же было несравнимо меньше чем зеленошкурых тварей; большие и поменьше, облаченные в грубое подобие брони, орки с неистовым, утробным ревом схлестнулись с горстью исполинов. Скотобойню напоминало то, что разворачивалось далеко впереди, на белых камнях огромного мелового плато. На лицах студентов отразился настоящий ужас.
— Господи Иисусе, — прошептал Димка, зеленея.
— Орки, — хрипло выдохнул Виктор, — нам полюбому хана.
Лоргар перекрестился и пропустил сквозь кусок арматуры сеть ослепительных молний:
— Да. Так умрем же сражаясь. Ну что ж. С Богом.
Хаотичные взмахи руками начертали в воздухе огромную огненную змею. Рисунок ожил и с утробным ревом устремился в зеленошкурое полчище. Отряд, не сговариваясь обнажил оружие и, исторгая сиплый вой, ворвался в туман, ударив орочьему воинству в тыл. Мимо, пронзительно вереща и стремительно прорастая костями, пролетел какой-то мелкий тощий гоблин. В нос ударил смрад вскрытых внутренностей, дерьма, желчи и крови. Ошметки дымящихся кишок и закованная в керамит рука пролетели над головами. Впереди кто-то выл и ревел проклятья, а сквозь живое зеленое месиво хаотично прорастали чьи-то кости. Вспышка обратила летящего на Лоргара орка в уродливую стеклянную статую. Смешалось всё: первобытная ярость, отброшенный арматурный дрын с нанизанным на него орком, вспухший и взорвавшийся слева шмат зеленого мяса, чьи-то прилетевшие в лицо кишки, жадное пламя, пожирающее огромных зелёных тварей, бьющие из-под ног серные гейзеры и остервенело копошащиеся в глазницах воющего от боли орка бледные запястья Димки. Правильного, тихого Димки, повисшего на орочьем душегубе как пиявка на лодыжке. С душераздирающим воем и тихим шорохом осыпались хлопьями праха зеленые твари, вышедшая из-под контроля магия вживую сжирала тела вражеских воинов. Отвесно вверх изломанной, разбитой куклой взмыло окровавленное девичье тело. Её глазницы и широко раскрытый в крике рот исторгали языки пламени. Взбесившаяся магия ревнивым, косматым коконом охватила разбитое тело. И, сформировав собой пернатую помесь дракона и жар-птицы, обрушилась на орочьи полчища опасной голодной тварью, пылающими контурами узоров и стихотворных вирш. Где-то впереди, захватив местное чудо орочьего автопрома и нахлобучив себе на голову железное корыто с проводами, ухарски гикающий Лёха жизнерадостно давил зеленошкурых и бестолково пулял во все стороны какой-то шипящей зеленой жижей и истошно верещащими комками живой плоти. За его спиной, по кривой конструкции из размалеванного металлолома, карабкался жирный верзила-орк в красном зубатом шлеме. Голова орка взорвалась лоскутами зловонного мяса. Лоргар заслонил спину какому-то палящему по оркам чумазому типу. На шашечном черно-белом наплечнике ярким пятном алело истекающее кровью сердце. Подхватив с распростертого у ног трупа хитрую помесь меча и бензопилы, Лоргар пустил плясать в орочье месиво цепь ослепительных молний. Густой запах паленого мяса и яростный вой захлебнулись в грохоте взбесившейся скальной породы. Слепой каменный старец полез из-под толщи меловых отложений, живьём пожирая орков и круша их технику. Виктор рухнул откуда-то сверху, врываясь в образовавшуюся брешь.
— ВААГХ! — ревели зеленошкурые твари, сметая всё на своём пути, взрываясь мясной пеной и сгорая в озверевшем, живом огне.
— То, что рождено в крови. Навсегда. Предано. Крови! — проревел на контуженной латыни где-то сзади глубокий, мощный голос. И Лоргара со спины окатило липкой зловонной жижей и кровью.
— Варбосс Гатхталлакарр хочет жрать твои кишки, бальшой зеленый юдишка! — утробно взревел огромный, залитый кровью орк, упорно прорубая себе путь к Лоргару.
Пропустив выбивший из рук меч удар молотом и измарав кровью землю, Лоргар подхватил за ноги какого-то вопящего орка и съездил им по морде варбоссу. Орк в руках взорвался липким месивом. Увернувшись и прихватив с земли цепной меч, Лоргар крутанул им, вскрывая брюшину орка аккурат до ключичного отдела. Потрясая вываливающимися кишками, орк с животной яростью ринулся на Аврелиана. Ревущий цепной меч прочертил дугу. И голова варбосса улетела прочь, марая липкой жижей и людей и орков.
Полыхнуло белым. Зверски перекошенная морда какого-то душегуба разлетелась вдребезги. Печальный блондин мельком кивнул Лоргару, проносясь мимо. На его плечах, крепко обхватив коленями шею, что-то очумело чертя в воздухе, восседала залитая кровью, но живая Черновец. Её расколотая маска торчала из глаза добиваемого космоморяками орка. На земле просияла огромная золотая печать. И отвесно вниз хлынул ливень из пылающих стрел.
Недобитые орки и их более мелкие сородичи немедленно обратились в бегство. Защитники плато настигали их и добивали, не давая прорваться за пелену тумана. Туда, где в толщах меловых отложений угадывались ячеистые, округлые, червеобразные башни-гнезда, вспухшие овальными и ребристыми устами пещер. Хромающий Димка уселся прямо на тушу орка и, шипя от боли, попытался вынуть из ноги осколок керамита. Собирающий генетический материал с тел павших десантников ветеран с сомнением склонился над парнем, ловко вытащил осколок и, что-то негромко спросив, занялся терпеливо дожидающимся его лишенным конечностей космоморяком. Какой-то печальный ясноглазый блондин бережно опустил на землю оборванную и грязную, но абсолютно счастливую Черновец. Виктор что-то спросил, но, судя по лицам, воины не поняли ни слова.
— Вы пришли нам на помощь в трудную минуту, и, клянусь сердцем Императора, мы этого не забудем, — обожженное, черное от сажи и крови лицо предводителя прояснилось, он дружески опустил ладонь на плечо Лоргара, — я вижу, что вы, несмотря на свою беспримерную отвагу, нуждаетесь в доспехах. У нас есть тот, кто может подогнать под ваш рост старую силовую броню ордена.
— Это — великая честь, но мы не можем принять настолько щедрый дар. Я сомневаюсь, что вы имеете стабильные поставки комплектующих и боеприпасов. Было бы безрассудно и низко лишать вас столь ценных источников запчастей, — тщательно подбирая слова возразил Лоргар на латыни и, недолго думая, вручил изумленному космодесантнику свой трофейный цепной меч, — он принадлежал одному из ваших боевых братьев. Я не думаю, что достоин носить его.
Мутно сияющие желтой бронёй космоморяки уже откровенно пялились на Лоргара и его отряд. Их предводитель очень медленно моргнул и изумленно качнул головой:
— Ты слишком благороден и мудр для обычного бродяги, странник. Уверен, мой павший брат был бы счастлив знать, что его оружие отныне служит столь честному и отзывчивому сердцу. Твоё имя…
— Я всего лишь делаю то, что должен делать. Моё имя Лоргар, — Аврелиан стащил с головы пропитанную кровью тряпицу, и вояки тотчас же судорожно схватились за оружие, — кто-то также называет меня Терранцем. Потому что я рос на древней Терре, в эпоху второго миллениума. Мы не местные. Скажите, пожалуйста, есть ли в этом мире падший культист Лоргар Уризен? Я его враг и антипод из другой реальности.
— Императорова кровь, — выдавил кто-то из себя, — я это тоже вижу?
— Я бы не принял его слова на веру, если бы не его архаичный диалект, — заметил подошедший космоморяк, тот самый, что осматривал раненых, — эти люди говорят на одном из древних языков Терры. Я могу понять только некоторые слова, да и те подобны далекому эху. Все четверо — псайкеры.
— Их способности — следствие инициации, — возразил Лоргар, — в их крови — мой генетический материал. Эти люди — мои боевые братья. Все четверо.
— И женщина? — на иссеченном шрамами лице медика отразился почти суеверный ужас. Космоморяки изумленно загалдели, озираясь. Бинтовавшая в этот самый момент Димке ногу Ника подняла глаза и непонимающе моргнула.
— И женщина, — спокойно согласился Лоргар, — нас выбросило через дыру в варпе на это плато. Мы ищем способ вернуться.
— Это Плакальщики, Лоргар, — Виктор поравнялся с Астартес, очищая от крови руки и лицо меловой пылью, — слушай, с этим орденом что-то нечисто. У них всё всегда через задницу. Ты не расслабляйся и им скажи. Нехорошее что-то с этим туманом. Леха ходил проверить, там, ближе к пещерам какие-то шевеления. Печенкой чую, там сидит какая-то враждебная сволочь.
— Что он говорит? — нахмурился предводитель Плакальщиков.
— Что это ещё не конец. Кто-то затаился в районе пещер.
— Полундра, братцы! — истошно проорал Лёха из клочьев тумана, — эльфы! Эльфы!
— Эльдары, — бросил Лоргар, кто-то изменился в лице, отряд поспешно перестраивался.
Ника ткнулась в чудом уцелевший телефон, сунула его в карман и что-то сказала хмуро прихрамывающему Димке. В мозгу Лоргара лениво зашевелил щупальцами крайне дерзкий план. Он позволил энергиям имматериума свободно струиться в своих жилах, медленно преклонил колено и грянул во всю глотку, вплетая в слова дикую, хтоническую мощь тварных энергий:
Десять ножей вырезали болезни
С белой коры одинокого дерева,
Горе, горе гуляет в одеждах
Из простыней городских покоев.
Володин рухнул на одно колено под дикими взглядами космоморяков и подхватил, заставляя оживать и кипеть энергии, срывая противогаз с багровой физиономии и горланя во всю глотку:
Раб с добровольным клеймом на челе
Запеленал непокорную совесть,
Ветры поют колыбельные гимны там —
Возле твоей любви!
Лихой и незамысловатый припев ухарским, нахальным эхом загулял по округе. Потоки ветра очертили вокруг людей и Астартес тонкую белую печать. Это разбойное «Ла, ла, ла-ла-лай, ла-ла!» загуляло по округе как отплясывающий по проезжей части расхристанный косматый пропойца, внушая иррациональное ощущение бесшабашной удали и куража. Димка и Ника переглянулись и грянули в унисон, занимая свои боевые позиции:
Коли ты, князь, собирай полки,
Выйди на свет, подыми хоругви.
Коли ты брат нам — там наше место,
Где запылают костры на дорогах.
Посмотри — продаётся душа,
Только за то, чтобы быть в покое.
Весело-весело, больно тебе там —
Возле твоей любви!
Огромная белая печать с переливчатым звоном процвела пятью цветами сразу: зеленым, алым, белым, синим и бледно-голубым. Пять невиданных тварей переплелись в неистовом танце и застыли навеки на меловом плато, а фигуры космоморяков и людей объяли нити хищно поющей, жадной энергии. Сияющие коконы эти непрестанно вращались, ревниво обнимая своих носителей. Где-то впереди, в клочьях тумана замелькали стремительно приближающиеся белые фигуры. Они были подобны танцующим меловым изваяниям, легки и смертоносны. Лоргар едва не захлебнулся в их сокрушающем, хищном танце. Позже Алексей Володин не уставал повторять, что лишь взбесившаяся магия летних детей древней Терры не дала им всем превратиться в бесформенные груды мяса. Лоргар случайно поднял глаза и изумленно поднялся с колена: по ошалевшим лицам Плакальщиков было ясно видно, что они не только понимают каждое слово, но и что невиданная, шальная мощь древней песни охватила целиком и полностью всё их существо.
Что было дальше Лоргар помнил смутно. Белые тени в костяной броне ворвались в печать и были практически снесены одичало ревущим потоком закованных в керамит тел и жадно жрущих живую плоть и психокость энергий. Нестройное, буйное пение бешено понеслось над меловым плато:
Брошенный вверх все же падает вниз,
Чем выше цель тем круче падение.
Брат, послушай чей это смех там —
Возле твоей любви!
Что посеяно — всё испорчено,
Всё открыто чёрному глазу.
Сорные травы, скверные ветры
Там —
Возле твоей любви!
Взорвался осколками кости и ошметками плоти какой-то эльдар. Полезли из-под земли сотканные страстным желанием жить, иссохшие каменные старцы, стойко напоминающие живых мертвецов, врастающих в землю, о которых Лоргар читал в гоголевской повести «Страшная месть». Взвились ввысь стаи хищных огненных птиц. Космоморяки крушили эльдар, гуляли по плато цепи молний и горящие метеоры. Кто-то ссыпался из собственных доспехов тонким прахом. Лоргар напитал своими энергиями печать. И окружающие Плакальщиков щиты взбесились, атакуя эльдар. Цепной меч вгрызался в грудины, крушил кости и с визгом наматывал на зубья чужие кишки. Горланя невпопад разбойный, разбитной мотив, Плакальщики погнали эльдар в туман. Лоргар обошел отступающих по дуге и обрушился на головной отряд, сметая ксеносов и заливая всё пространство вокруг их густой кровью. Бледно-голубое сияние озарило Лоргара — и у ксеносов окончательно сдали нервы. Шрамы-символы Аврелиана, все до единого обернулись ожившими эльдарскими рунами и вспыхнули ослепительно-голубым, тревожным светом. Что там эльдарские вояки себе прочли, Лоргар не знал. Но белое воинство нестройно заорало на всё лады на своём птичьем языке и, потеряв всякое подобие строя, ломанулось куда-то прочь, вскрывая реальность дырами лиловых червоточин и унося ноги куда-то в немыслемые дебри их. Коротко попрощавшись с Лоргаром, подоспевшие Плакальщики, всё ещё окутанные коконами энергий, устремились следом за космо-эльфами и исчезли в лиловых всполохах.
На плато остались только Лоргар и его грязные, запыхавшиеся друзья. Леха рухнул на спину, стаскивая комморагскую перчатку и обмахиваясь ею как веером.
— Вода-а, — утробно проревела, сгибаясь пополам, пытаясь отдышаться и натужно хрипя, Ника.
— Не умею, — сполз по меловой кромке Димка, — отстань.
— Вода-а, — по-медвежьи взревела Черновец, встряхнув первокурсника за грудки.
— Мел пожуй, — отозвался, сползая на камни, Виктор, — мне помогло. Тут мел как в детстве. Кто-нибудь ел в детстве мел?
— Зачем? — не понял Димка.
— Не «зачем», а «почему», — родновер дернул ногой, — Диман, захреначь нам воды.
— Да не умею я! — взвыл Димка, — я тоже пить хочу.
Лоргар спустился ниже и обошел меловые башни. Из расселины, в меловую чашу, сбегала мутная, белая вода. Лоргар сходил на место побоища, подобрал чей-то желтый шлем, отмыл под водой, прополоскал под той же мутной водой свою собственную неудавшуюся тряпичную маску и нацедил сквозь неё в шлем мутноватой, пахнущей мелом, влаги.
— Чувствую себя той собакой из шоу «Уральских пельменей», — донес ветер до Лоргара голос первокурсника, — пить. Пить, бл… Ты чего сразу не сказал, что здесь есть вода? Не надо, Лоргар, я сам наберу…
— Мне не трудно, — пожал плечами Лоргар.
— Народ, мы тут совсем оборзели, — заорал Димка задрав голову, — пока мы ноем и валяемся, наш примарх нам вручную воды нацедил.
Лоргар напился из горсти мутной белой воды и, умывшись, пошел к остальным, следом за вцепившимся в шлем Димкой. Вода в шлеме мирно плескалась при ходьбе, норовя вылиться на измаранные кровью камни.
— Там, сзади, много бесплатных доспехов, — вяло сообщил Лёха и попытался встать на четвереньки, — надо разжиться доспехами…
— Инквизиции на тебя нет, — захрипел родновер, принимая сидячее положение, — мародер. Меня подожди.
— Вода! — возгласил Лоргар, и студенты, оживившись потянулись к шлему с живительной влагой.
— Может, вскипятим? — усомнился родновер, сделав глоток, — привкус какой-то странный.
— Да мел это.
— Не скажи, там что-то ещё…
— Туда могла попасть моя кровь, — нехотя признался Лоргар, — да и кровь Плакальщиков тоже. Да и с орков всякое. Я плохо прополоскал бандану. Я ж воду фильтровал сквозь неё.
— Вить, слушай, а в каких богов ты веришь? И как? Никаких письменных источников же не сохранилось. Даже «Книга Велеса» — поздний новодел…
— Да, у вас там какие-то особенные службы есть? Всякие таинства, там…
— Ну… прямо чтобы совсем к культистам, я не хожу, — задумался Виктор, рассеянно запустив пятерню в белую от мела бороду, — пращуров уважаю…
— Ага.
— Боги для меня вроде философских максим, отражающих всё самое мощное, что есть в человеке, — задумался Виктор и качнул головой, — в Рода верую. В отца богов.
— Ага.
— В этот. В ирий. Верую. Это вроде рая, туда добрые души уходят… В то, что на земле жить надо по совести верю. Всё зло и добро возвращается, что сделал — то и получишь.
Прикончив остатки воды, отряд вернулся на заваленное трупами плато и занялся мародерством. Трогать доспехи Астартес Лоргар не стал: без грамотного ремонта они бы в лучшем случае стали бы очень скоро грудой металлолома. А в худшем — стихийным бедствием. Где-то в стороне бродила Ника, нацепив на себя вполне приличные эльдарские доспехи и ругая Леху, который, облачившись и глухо хихикая из-под противогаза, зачем-то собирал в большой желтый пищевой пакет шлемы эльдар. Лоргар отыскал подходящий по габаритам пустой доспех, высыпал из него костную муку и мертвецкий пепел. И кое-как втиснул в него свою тушку.
— Ребята, — позвала Ника, стащив шлем с какого-то трупа, — это не эльдары. Это друкхари.
— С чего ты это взяла? — Виктор склонился над мертвой эльфийкой, гремя костяной инопланетной бронёй, — обычная эльдарская баба.
— Те коммориты, которых мы убили в развалинах ничем не отличались от этих, — подтвердил Лоргар, мирно нависнув сверху тенью отца Гамлета, — только лица были синюшные. Будто разбитые.
— Кожа просвечивала? — нахмурился Виктор.
— Нет, конечно же, — Ника осторожно закрыла остекленевшие глаза эльфийки, — а должна была?
— Вообще-то, да, — невесело усмехнулся Витёк, — так я и знал. Здесь нет ни одного друкхари. Это всё эльдары. Поздравляю, вы там, в руинах, забили арматурой обычных малолетних лошар. И хорошо, если не каких-нибудь пахорей-экзодитов.
— Но они были надменными ублюдками и пытались нас убить, — побелела Ника, — о, Господи…
— Все эльдары — надменные ублюдки, — родновер проверил пульс и присвистнул, — а баба-то живая. Ну что? Добивать будем?
— Красивая, — Лоргар немного подумал и покачал головой, — жалко. Женщина жизнь дарить должна, а не отнимать. Такие красивые дети у неё могли бы родиться. А она с мечом по диким мирам носится, глупая.
Ресницы эльдарской воительницы дрогнули, а лицевые мышцы свела мимолетная судорога.
— Нация семьёй крепчает. А не геноцидом. И не уничтожением соседей, — Лоргар задумчиво улыбнулся, по-удобнее расположив обмякшую эльдарку на орочьих трупах, — дикари они совсем, кроме войны ничего не знают. Им семьи заводить надо, детей растить. А они окружающим гадят. Пусть спит. Может, однажды их народ перебесится и поймет, что мир начинается в душе. А не на конце клинка.
Пальцы эльфийской воительницы дрогнули и в нерешительности застыли. Взметнулись ввысь бешенные лиловые вихри. Воронка сияющих энергий разорвала ткань реальности. И людей вышвырнуло прочь. В сияющую, звенящую бездну
* * *
Яркая вспышка вывалила маленький отряд прямиком на темную парковую аллею. Чертыхаясь, где-то справа с земли поднимался Витёк. Лоргар поднял глаза и присвистнул: к барахтающимся посреди пожухшего газона воякам бодро спешили блюстители порядка.
— Во рту как медведь насрал, — пробормотал Виктор, стаскивая с головы эльдарский шлем, — противогаз жалко. Разорвали его мне к х…
— Лейтенант Накуканов, предъявите документы, — скучающе заявил невысокий ядовитый блондин в полицейской форме, запустив руки в карманы и равнодушно разглядывая Лоргара.
Лоргар моргнул. И почти машинально полез во внутренний карман за паспортом.
— Лоргар Сидоров… нарушаем, Лоргар Сидоров? А ну дыхни, — скучающе почесал кадык блюститель законности. Его коллега, чернявый, молодой полицейский с крайне невыразительным, но очень унылым лицом, подтянул штаны и нехотя сплюнул себе под ноги. Лоргар повиновался. Лейтенант Накуканов тем временем въедливо сравнил расцарапанную физиономию Лоргара и его паспортное фото. И царственно кивнул, не глядя на остальных:
— Чего стоим, кого ждём? Паспорта предъявляем.
— У меня только студенческий билет, — смутилась Ника, стаскивая с головы эльдарский шлем и растирая по лицу мутную, инопланетную копоть.
— Гражданка Черновец, — лейтенант вернул студенческий билет, задумчиво поскреб пятернёй подбородок и разглядывая эльдарскую броню, — а это, значит, карнавальные костюмы?
— Э, да.
— Ролевики мы…
— Вау, меч-бензопила, прикольно. Как настоящий, — спутник лейтенанта ткнул в цепной меч пальцем и с уважением покосился на Лоргара.
— Эй, ты. Чучело в противогазе, — с подозрением окликнул Лёху долгим взглядом товарищ лейтенант, — документы предъявляем. Ты чего мне справку суешь? Нафига мне твоя флюрография? А ну снимай противогаз.
Лёха уныло стащил с лица противогаз и поскреб пятернёй свою чумазую, костистую, плохо выбритую физиономию.
— А ну дыхни. Смотри-ка… Тоже трезвый.
— Гражданин полицейский, возьмите мой паспорт, — скрежеща болтающимся на нём эльдарским доспехом, сунулся вперёд Димка и попытался впихнуть в руки лейтенанту свой паспорт, — гражданин полицейский…
— В этой стране не может быть супергероев в масках, — негромко поделился с озадаченным Лоргаром Виктор, — всегда найдётся какой-нибудь лейтенант, которому приспичит проверить у тебя документы.
— А ты законы чти — и вопросов не будет, — уверенно заявил полицейский, возвращая Виктору паспорт, — супергерой.
— Ребята, ещё и двеннадцати нет, — в руках Ники потух телефон. Девушка поспешно обратилась к полицейским, — извините, но мы очень спешим. Вы случайно не скажете, какое сегодня число?
— Одиннадцатое, — глаза мента равнодушно скользнули по тонкой фигуре девушки.
— А у вас с собой телефон? Можно посмотреть полный формат даты? — девушка запихала собственный алый «Флай» куда-то под доспешные пластины.
— Задержать бы вас всех. Для профилактики, — нехорошо сощурился лейтенант, но телефон таки достал и с непрошибаемым равнодушием показал тихо охнувшей девушке ярко подсвеченный экран, — ладно, лейтенант Накуканов сегодня добрый. Идите. Студенты.
— Спасибо, — пробормотал кто-то.
Потеряв всякий интерес к молодым людям, менты вразвалочку поплыли прочь по темной аллее.
— А у нас мы, в учебке, тоже… — донесся до друзей оживленный голос лейтенантского спутника. Блюстители закона неторопливо удалялись прочь, переговариваясь и профессионально цепким взглядом шаря по кустам и пустующим лавочкам.
— Мы отбыли в третьем часу ночи. Одиннадцатого числа, — с тихим щелкающим звуком сложила свой алый сотовый телефон Ника.
— Та-ак… — непонимающе протянул Дима.
— А вернулись без пятнадцати двенадцать. Того же числа, месяца и года, — Лоргар нахмурился, — не нравятся мне такие петли. Вить,
что именно ты видел? Как ты видел хаоситов, отступающих в заводские корпуса? Что ты при этом ощущал.
— Да твою ж мать, — родновер заторможенно потянулся в карман за пачкой сигарет, — я и забыл. От них же ни хрена не фонило. Я думал, что дело во мне. Что я просто хреново распознаю гниль Хаоса.
— Нас снова надули, — задумчиво резюмировал Лёха и сунул противогаз в один пакет с частями эльдарских доспехов, — выманили и швырнули в самое пекло.
— А мощные возмущения в варпе мы ощущали свои собственные. Шут являлся неспроста. Ой, неспроста, — кивнул Лоргар и коснулся пальцами рукояти цепного меча, мысленно попросив Матерь Божью как-то там помочь душе его предыдущего владельца.
Примечания:
Любэ "Варяжская".
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
15. Потрошители карасей
3 марта 2021, 05:53
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Персиково-бежевый коридор административного этажа равнодушно освещали своим белым светом бледные блины осветительных конструкций. С дальней стены, из своих рам, на шумно толпящихся перед проректорской дверью студентов, спокойно и скептически взирали покойные патриархи. Проректор, (куда чаще его все называли инспектором, но не суть), вызывал по очереди студентов. Очередной бедолага заходил в кабинет на ватных ногах. Дверь закрывалась. И начиналось оно. Воспитательная беседа в лучших традициях былой эпохи. Мечтая провалиться под землю, юный залетчик попадал под перекрестный допрос сумрачной тройки: инспектора-проректора, старпома и дежпома. Устояв под прессом доводов, в полной мере ощутив себя куском собачьего навоза и наобещав с перепугу жить честно и не косячить, студент выбирался в коридор и, всё ещё не веря в благополучный исход и слегка пошатываясь, шёл по своим делам.
Лоргар сполз по стене, сел на корточки и ещё раз уныло проверил свою объяснительную на наличие ошибок. Справа мрачно подпирал хребтом стену Лёха: ему на местную «стену плача» утром вывесили третье по счету последнее предупреждение или попросту кондак. За систематические прогулы и несоблюдение правил, собственно.
Надо сказать, что стеной плача в семинарии обыкновенно называли большой серый стенд, висящий подле кабинета проректора по воспитательной работе. На стенде вывешивали официальные бумажки, разъясняющие кто из студентов наказан, за что и чем именно. Обычно способы карать пороки студенчества не отличались особым разнообразием: лишение стипендии на месяц или больше, запрет на выход в город и трудотерапия. За более мелкие нарушения студенты чистили по два-три ведра картошки неделю-другую, каждый день. Мели в одиночку плац перед храмом, дежурили вне очереди на кухне, отмывали фойе и чистили уличный туалет, который предназначался для прихожан и по весне таки вытекал наружу. Если на подметание территории, чистку овощей и дежурства мог загреметь любой студент, (невзирая на половую принадлежность и курс), то туалеты традиционно чистили только парни.
Также, воззвания администрации на стене плача разнились по степени угрозы. Самыми безопасными считались распоряжения, извещающие о мелких нарушениях. Их студенты обыкновенно называли тропарями, (тропарями вообще-то обычно называют краткое молитвенное песнопение, в котором раскрывается сущность праздника, прославляется и призывается на помощь некий святой). Собственно, эти короткие воззвания, которые вывешивала администрация, рассказывали что именно произошло и чем администрация намерена это всё лечить. А лечили студенческие пороки стандартно: трудотерапией.
Куда опаснее были кондаки. И, чтобы понять, чем именно были опасны эти "кондаки", надо таки понимать матчасть. Думаю, стоит всё-таки уточнить, что кондак в православной традиции — это краткая поэтическая проповедь. Студенты между собой традиционно называли кондаками первое, второе, (и далее по списку), словом, все китайские предупреждения администрации. Самым опасным был последний кондак. Он мог случиться внезапно и закончиться отчислением.
Но была и третья разновидность карательных воззваний. Краткие и лаконичные сообщения о том, кто и за что отчислен, студенты называли величаниями. Потому что структурой своей они действительно напоминали этот тип коротких молитв. Листы компьютерной бумаги с сухими строчками и именами отчисленных появлялись на стене после любых крупных потрясений и скандалов. Неизбежно и неотвратимо.
Лоргар зашуршал объяснительной и закрыл глаза, глухо стукнув затылком о стену. Беда пришла откуда не ждали. С утра пораньше общие молитвы, завтрак и первую пару полным составом проспали сразу две комнаты. Девчонки-иконописцы и соседи Лоргара с ним заодно. Все без исключения спали как пожарные кони, под вой будильников и шум снаружи, не просыпаясь и вообще не реагируя на шумы и свет. Казалось бы, что может быть хуже, но в то же утро у самого лояльного дежпома десятилетия внезапно разболелся желудок. И его таки сменил предвкушающе ухмыляющийся Россомахин. Одновременно с этим ректор очень некстати вспомнил как его в армии гонял старшина, снялся с места и, в компании инспектора, дежпома и старпома, отправился на обход по общагам. И, естественно, наткнулся на спящих нарушителей. И если большая часть проспавших обошлась стандартными тропарями, Лоргар, Алексей, Дмитрий и Ника получили таки то самое последнее предупреждение. У Лёхи оно было третье, у Ники — второе, у Лоргара и Димки — первое. Но количество, в сущности, ничего не значило. Отчислить могли в любой момент и невзирая на такие мелочи. Студенты тихо гадали, откуда привалило им такое счастье, а Димка уныло рылся в телефоне Лоргара, перечитывая пришедшее от родновера сообщение: утром бомжи сдали Виктору целую коллекцию канализационных люков. А в полдень нагрянул лейтенант Накуканов сотоварищи и оштрафовал на круглую сумму всех сотрудников пункта приёма металлолома. Почему-то родновер был уверен, что каким-то образом на него и остальных так повлияла помощь Плакальщикам. Лоргар в это не верил. Он просто решил для себя, что это по его шкуре и его друзьям ударила естественная отдача: всё-таки очень опасно молиться за кого попало, а тем более за некрещеных. А уж за астартес, за примархов и за Императора — и вовсе смертельно. В том числе и для ближайшего окружения молящегося. Теорию Лоргара подтверждали детали: больше всего пресловутая отдача ударила не по семинаристам, а по ничем не защищенному родноверу. Где тонко, там и рвется. Проблема выросла не на пустом месте: предприимчивый Витёк скупал всё что скупается и часто делал деньги наплевав на законодательство, считая, что такую мелочь никто не заметит. Мелочь мелочью, только вот когда в городе исчезли все канализационные люки, а кто-то впотьмах сварился, случайно нырнув в кипящие недра очередного колодца, полиция всерьёз занялась пунктами приёма металлолома. И, похоже, теперь дотянулись и до мутной жизнедеятельности Виктора. Лоргара это не удивило. Когда кто-то из твоего ближайшего окружения молится за кого-то проблемного, ты не имеешь права ошибаться, поступать скверно или незаконно. Потому что где тонко, там и рвется. Лоргар немедленно изложил свою теорию родноверу. Результат был так себе. Поверить-то Витёк не поверил, но закон впредь чтить пообещал.
— Привет, там тебе на занятия фанеру привезли, — старшекурсник коротко пожал протянутую Лоргаром руку, — клей ПВА, цветную бумагу, проволоку, краски. Арахнев сказал чтобы ко Дню Матери вы с детьми сделали что-то для выставки.
— День Матери… это же последнее воскресенье ноября? — Лоргар расправил объяснительную на колене и хрустнул шеей.
Между студентов, густо синея гематомами и белея бинтами, мелькнула Ника. Форма на ней сидела как-то странно и была явно мала. Завидев сидящего на корточках Лоргара и сумрачно-избитого Лёху, она резко сменила курс и, морщась от случайных прикосновений, зашагала к друзьям.
— Заодно побеседуй там с детьми насчет мам и смысла праздника, — студент окинул коридор скучающим взглядом, — ну, ты понял.
— Понял, — махнул Лоргар рукой и проводил взглядом удаляющуюся фигуру старшекурсника, — Ника, что там за история с Виктором?
— Ты про бомжей? Или про штраф? Он тебе тоже написал?
— Про то, что вы с ним вчера сцепились. Я даже не понял из-за чего.
— О боже, да он пересказывает весь псевдонаучный бред, какой услышит: Задорновых всяких, Трехлебовых, Хиневичей. Он заявил, что когда-то всю Европу населяли славяно-арии. Он всерьёз считает, что трискель кельты унаследовали у наших предков. Это какой-то взрыв мозга, он мне доказывал, что сказки Пушкина — исторический источник, и что славяне варяг называли варягами потому что те, якобы, варили соль…
— У нас есть причины для беспокойства куда серьезнее чем бредни Задорнова и иже с ним. Виктор — язычник, а что важнее — неоязычник, к тому же — русский. Наши неоязычники отличаются тем, что пытаются воскресить заведомо мертвую религию. Кроме фольклора и народных промыслов ничего толком от язычества и не осталось. Вся литература посвященная теме — поздний новодел. Половина упоминаемых перестроечными авторами богов — это не боги, а просто сказочные персонажи вроде Леля и симарглов. Симарглы — крылатые огненные псы, оберегающие поля — просто часть фольклора, а не божества, например. А Баба Яга — это скорее всего не мегалитическая старуха, женское божество смерти, как ее пытались представить некоторые авторы, а некая промышлявшая людоедством ведьма, постепенно ставшая персонажем сказок. Само имя Яга вполне могло иметь литовские или польские корни. Ему созвучны, например, имена Ягнеда или Ягенка. В сущности, взгляды Виктора безобидны и особой угрозы не несут.
— Его версия язычества похожа на упрощенное и очень отдаленное подобие чего-то околохристианского.
— Верно, да. Это… это потому что современные неоязычники пытаются лечить мертвое язычество выборочными ошметками христианства. Этот Триглав, о котором говорит Витя — это либо искаженная идея Святой Троицы, либо… Слаанеш ведь ещё не родился, не так ли? Но я скорее поверю в первый вариант. Триглав — это всё-таки позднее изобретение. Слишком позднее чтобы быть частью культов Хаоса.
— Мда. Я видела неканонические болгарские иконы с трехголовым Христом, — Ника зябко укутала плечи в мягкую шаль, — это следствие смешения каких-то народных языческих мотивов и христианства. У болгар вообще много таких старинных неканоничных образов. У нас с этим попроще: российские псевдоиконы — это либо откровенно массонская символика, либо поздние творения царебожников. Народного язычества там с гулькин нос.
— Он просто пересказывает чужой вымысел. Это всё не должно быть поводом для конфликтов, — Лоргар кивнул на пятнистое от кровопотеков и ссадин лицо девушки, — болит?
— Скорее ломит, — ощупала заплывшую скулу и рассеченную бровь Ника, — спасибо хоть заживает стремительно, я в медпункте врала как сивый мерин. Врач так впечатлилась моей синей шкурой, что хотела отправить в больницу.
— Аналогично, — зевнул Лёха и зарылся в карман, рассеяно приглаживая стоящие дыбом вихры, — Лоргар, звякни если толпа рассосется. Хоть кофе допью. Глаза слипаются.
Мимо, в сторону дежпомской, восковой куклой, тонкой тенью прошлась, шурша объяснительной, притихшая кудрявая блондиночка. Лоргар проводил маленькую точеную фигурку девушки долгим, задумчивым взглядом. И рассеянно заулыбался чему-то своему.
— Ты таблеток нажрался. Сердце не посадишь? — нахмурилась Ника, — тебе что врач дала?
— Ой, да пф, — отмахнулся Лёха, растирая заспанную физиономию, — что мне будет от её гомеопатии? Шарики радости. Дает всем какую-то одинаковую круглую хрень. Говорит, что это лекарство.
— Дежпом проходил?
— Да.
— Туда.
— Народ, кто по классу дежурит? — воззвал нехотя и страдальчески кто-то в толпе под шум и бормотание студентов.
— Ну, а вдруг, — пожала плечами Ника, и Лоргар с сомнением ставился на её руки.
— Люди! Ау! Кто…
Странное дело, но рукава форменного черного пиджака едва доставали ниже локтя. Казалось, девушка натянула на себя форму минимум на два размера меньше. Те же сомнительные метаморфозы претерпел китель Димана. Сумрачный, сонный Лёха нехотя закатал рукава рубашки и, поймав на себе недоумевающий взгляд Лоргара, криво усмехнулся:
— Таки да. Они не застегиваются.
— Заметил? Это катастрофа, — Ника кивнула, — дышу через раз. Плечи расправишь — ткань трещит по швам. Я так скоро вообще останусь без шмотья. Юбку пришлось надставлять.
— Это нормальный процесс, — Лоргар моргнул, — вы растёте. Единственное, я не думал, что это произойдет так быстро. Вы на диво легко перестраиваетесь. Я впечатлен.
— Они — древние представители человеческой расы. Их генетический материал чище и податливее. Всё-таки их дальние потомки так или иначе смешивались с ксеносами и менялись благодаря условиям миров, в которых оказались, — рассеянно зазвучал в мозгу голос Коракса, — прекрати озираться. Я уже ухожу.
— Ещё немного — и это будет заметно, — Лёха сполз по стене, — Ник, помоги зашить китель, а. Я его нахрен разодрал.
— Занеси перед отбоем, — кивнула девчонка, шурша бумагой.
— О, раз ты всё равно зашьёшь китель, подшей мне его, а? — оживился Лёха, — белая подшивка на воротнике истрепалась, дежпом увидит — опять нагоняй устроит. Подшей китель, а?
— А ты наглец, братец, — хохотнула Ника, её простое, добродушное лицо расплылось в ухмылке.
— Ну подшей, чего тебе стоит-то?
— Жучара ты.
— Ни-и-ик, — состроил несчастную рожу Лешка и подергал шаль за бахромчатый угол, — чего тебе стоит-то? Всего-то полоска ткани.
— Ладно, подошью. Лентяй, — закатила глаза Черновец, кутаясь в алую шаль с кистями. Длинная, в пол, её черная юбка смутным пятном уходила куда-то вниз. Лоргар проследил в том же направлении взглядом и изумленно заломил бровь. В силу своего роста Лоргар до сих пор не замечал этого, но невысокие и щуплые Димка и Ника действительно ощутимо выросли и раздались в плечах. Леха же и вовсе уже почти доставал макушкой плеча Лоргара, — занеси перед отбоем. Не забудь только. А то действительно опять устроят тебе выволочку.
— Гарина отчислили, — Стас деловито пожал Лоргару руку, — привет, Ник.
— За что?
— Да за всякое. Примерно за то же, что и Сталина, — отмахнулся Стас.
— Чего? — широко распахнул свои и без того огромные серые глаза Димка, — Сталин был семинаристом?
— Ну да. А ты что, не знал?
— Охренеть…
— Он был отчислен из православной Тифлисской духовной семинарию, проучился в ней чуть больше четырех лет…
— Не знал. За что его отчислили?
— Официально — из-за неявки на экзамены по неизвестной причине. А вообще он курсу к третьему болт забил на учебу, а на четвертом вообще пересдавал. Хотя первый курс закончил с отличными оценками, — глухо отозвался Лёха, ковыряя стену, — богословские дисциплины, греческий, русский и грузинский язык ему давались легче легкого. Характер у него был тяжелый. Преподам хамил. Его даже стипендии лишили, там конфликт был, он из карцера не вылезал… до революции в семинариях карцеры были. Это мы лопатами машем, а вот тогда…
— Во времена Гоголя вообще-то были ещё и телесные наказания. «Вий» — это ж история о том как семинарист по покойничку Псалтырь читал, — к беседующим подтянулись оживившиеся студенты, — гоголевская бурса — это таки семинария.
— Вообще-то не совсем...
— Нда-а. Отчислили всё-таки.
— Кого отчислили?
— Сталина.
— Че-е-его?
— Да Гарина отчислили.
— Чего Сталин? Где Сталин?
— Да, вон, у инспектора сидит. Тебя ждет.
Где-то дальше по коридору мелькнула шумная группа студенток. Из классов звучали нестройно звучащие гаммы, шрадики и отзвуки вальса «Амурские волны». Где-то под ногами пели хором девчачьи голоса, но что именно они поют было не разобрать.
— Ты вот веселишься, а я бы, например, даже не удивился бы…
Кто-то заржал, мимо, гремя и звякая, в сторону общежития, пронесся какой-то первокурсник с охапкой ватманов в обнимку.
— … у Сталина мать была верующая. Он так вёл себя потому что знал, что она за него молится. Привык, что всё легко даётся…
— Он говорил, что если бы все верили в коммунизм как его мать верила в бога, то коммунизм давно бы наступил…
— Он тоже косячил как мы. За то и пнули!
— Да за марксизм его отчислили, — скривился кто-то как от зубной боли, — бредить-то не надо.
— Официально — за неявку на экзамен.
— За марксизм!
— За прогул!
— За марксизм!
— Ну всё, началось…
— Да он студентам запрещенные книги вслух читал. Его и поймали.
— Но не отчислили же сразу как поймали. А могли.
— Ждали другой повод.
— Ждали, что перебесится, — поджала губы Ника, — если сравнивать, это было всё равно как если бы сейчас Лоргар или Кобзев подсели на какой-нибудь воинствующий атеизмус. Вы чего? Талантище же. Жалко такого кадра лишаться. Гениям часто прощают такое, за что средненького лентяя в полпинка погонят поганой метлой.
— Ждали… достал он руководство, вот и отчислили.
— Грузины — народ горячий. В рожу плюнешь — шипит, — весело поделился кто-то. Слева кто-то засмеялся. Мимо, сквозь толпу, двое первокурсников, оживленно болтая тащили стол. Лоргар заозирался. Толпа вокруг росла. Кто-то галдел, кто-то смеялся, чуть в стороне стайка шумных регентш коллективно строчила объяснительные, шушукалась и хихикала над чем-то своим.
— Мужи братья, какой гений додумался мне на кровать чайник поставить и уйти? — пробасил кто-то справа.
— Ох ты ж ё! Я ж его от сети не…
— Молодец. Он весь выкипел. Мне. На кровать. Он же не отключается, алё, гений!
— Повезло что не загорелись…
— Сём, это, я забыл…
— Ну ты и дятла…
— Сём!
— Кастеляншу кто-нибудь видел? Всё, нахрен всё теперь менять. Бл…
— Да я ж не специально…
— Это сколько ж тебя головой вниз роняли, что ты такой гений, а?
— Сёма, погоди, я это…
— Мизгирёв, к инспектору…
Димка захромал в кабинет, одергивая рукава кителя и шмыгая расквашенным носом.
— До сих пор не понимаю как нас не порубали в фарш, — Лёха медленно покачал головой, — война — это грязь, смерть и смрад. Мы видели её всего-то ничего, а я её уже ненавижу. Как мы вообще уцелели?
— Астартес. Пробудившиеся сверхспособности, — Ника откинула голову назад и вдавила саднящий затылок в стену, — элемент чуда, если угодно. Меня едва не затоптали. Лиар вытащил меня из форменной мясорубки. По-моему, мне неплохо так помяли там все ребра. Странно что не зарубили к хренам.
— И эти эльдары. В руинах, выходит, на нас напали никакие не комориты, — Лёха скептически покачал головой, — арлекин из телефонного видео сказал, что оружие Комморага — это дары, которых мы оказались достойны.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась Черновец.
— Допустим, к нам действительно должны были послать убийц из Комморага, — Лёха задумчиво отодрал спекшуюся корку со скулы и почесал розовую кожу под ней, — а арлекины, шутки ради, взяли и в последний момент подменили нормальных головорезов группой юродивых пешеходов. Такое дело, комморит не должен выглядеть как Синий Фил. Они там, в Паутине, тупо синевато-бледные, кожа почти просвечивает. А мы видели синих, чуток припухших, контуженных лошар.
— Но они были быстрые…
— Для нас. А для собратьев?
— Если даже эти синюшные лошары нас едва не прикончили… — Ника распахнула глаза и поджала губы, — то у меня плохие новости. Если в следующий раз нас зашвырнут к настоящим Темным Эльдарам, мы не успеем даже удивиться местным видам.
— Да. Меня здорово путал цвет их кожи. Если честно, они скорее напоминали дроу чем друкхари, — кивнул Лоргар, — могу предположить, что синеватый цвет кожи — действие какого-то медленно действующего яда. Это объясняет как так случилось, что мы прикончили их имея только куски арматуры и опасный рельеф местности. Веселая шутка. Это чем так насолили артистам эти бедолаги, что их отравили и бросили на растерзание монкеям?
— Хотел бы я знать, — отозвался Лёха, обдирая с костяшек хлопья кровяных корок, — классная у орков была тачка. Работает на честном слове, как бабкин телевизор. Стукнешь — работает. Топнешь — и помехи пропали. Кстати, знаете, как дед мой ходил дерево пугать?
— Чего?
— Нет, расскажи.
— Дерево, орешина, перестала плодоносить. Её и подкормкой какой-то кормить пытались, лечить. Деда эти пляски с бубном достали, — Леха зевнул, сворачивая обьяснительную в трубку, — и, короче, взял он топор, пришел к дереву. Долго и так и этак материл, топор показывал. И, смачно так рассказывал как порубит к хренам и пень подожжет. Замахнулся топором даже. Раз тридцать-пятьдесят. Я не считал.
— И что было потом?
— Ну, это. Орехи. До сих пор плодоносит, хоть дерево и старое, — пожал плечами Леха, — к деревьям и технике подход знать надо.
— Ты это к чему сейчас?
— Да просто так. Вспомнил.
— Э, ладно…
— С деревьями это действительно работает, — кивнул Лоргар, — это факт.
— А ещё вот случай был…
* * *
Сидящий у окна с ноутбуком на коленях Коракс, сосредоточенно пересматривал какую-то советскую документальную кинохронику. Лоргар заглянул через плечо, успев заметить простое, улыбчивое лицо Юрия Гагарина.
— Вы поедете на поезде, — сообщил Лоргар, натягивая футболку и наскоро заправляя мятую постель, — там что-то случилось с машиной. Планы поменялись. За тобой приедет мой отец. Поедете в Кукуевку на поезде. Заодно посмотришь на местные виды.
Распушив обрубок хвоста и громко урча, котяра спикировал Лоргару со шкафа на спину и ликующе заорал. Лоргар попытался снять животину со спины, но Диоген ловко перебрался к нему на плечо и немедленно распластался, тычась усами в шею, громко мурлыча и впиваясь когтями.
— Диоген, не безобразничай, — строго заметил Лоргар, кот преданно ткнулся ему в шею мордой. Да так и замер, урча, мурча и хватаясь за человека всеми лапами.
Лоргар тяжело вздохнул и почесал животину за ухом. Благодарный котяра, обнаружив что его любят, кормят и не обижают, окончательно впал в детство и начал чудить: прыгал Лоргару на плечо, драл когтями подушки и мебель, гремел в столе тарелками, жевал провода и, задрав хвост пистолетом, гонял по комнате обкусанный резиновый тапок Лехи. А иногда он, запросто так, мог влезть Лоргару на плечо, да так там и уснуть.
— Какой примитивный когитатор, — пробормотал Коракс, вставив в гнездо флешку и сосредоточенно скидывая на нее какие-то скачанные из интернета схемы, книги и видеозаписи, — и между тем механникусы готовы душу вытряхнуть за эти архаичные устройства.
— Думаешь, флэшку смогут прочесть? Я сомневаюсь, что в вашей эпохе существуют такие разъёмы.
— Ради того, что скрыто здесь, они воспроизведут что угодно, — рассеянно отозвался Коракс, щелкая клавиатурой, его глаза всё больше напоминали абсолютно чёрные осколки глубоких теней, — святая Терра! Первые космические челноки, первые попытки выйти в открытый космос. Ты не понимаешь. Это всё равно что узнать имя человека, который изобрел колесо. Это… невероятно. Возможно, это послужит именно тем, что поднимет боевой дух и вдохнет новые силы в утомленный войной Империум.
— Вы не помните Юрия Гагарина? — Лоргар спустил на диван извивающегося в руках кота, ощупал карманы и вытряхнул на тумбочку ком мятых чеков из сетевого гипермаркета, — хотя, о чём это я… десятки тысяч лет между нами.
— Империум узнает имя первого человека, вышедшего в открытый космос, — невозмутимо сообщил Корвус, клацая мышкой, — но я собирался говорить не о нём. А о тебе.
— Обо мне? — Лоргар пожал плечами, — давай потом. Там привезли рыбу из рыбсовхоза. Мне надо идти ее чистить.
— Однажды тебе придётся вернуться. К нашему отцу, — Коракс рассеянно поднял на Лоргара свои темные глаза и ткнул пальцем в экран, — это должно уцелеть. Ты и твои люди должны сохранить как можно больше знаний.
— Хорошо, — помедлив, согласился Лоргар, — но ты должен понимать, что физически невозможно спасти всё.
— Понимаю. Но это лучше чем ничего, — не глядя, отозвался Коракс, роясь в потоках виртуальной информации.
— Слушай, Корвус, — Лоргар подпер щеку кулаком, наблюдая как бледные пальцы щелкают по клавиатуре, отбивая какие-то нервные, рваные ритмы, — когда мы поймем как вернуть тебя, я последую за тобой. У меня свои счеты с этой рогатой сволочью с Сикаруса…
— Ты о другом тебе? Нет. Ты должен вернуться в будущее. В свою временную линию. К нашему отцу, — возразил Коракс, сосредоточенно щелкая мышкой, — наши беды — это только наши беды. У тебя совершенно иной путь.
— Я должен помочь вам, — возразил Лоргар и подался вперед, — я не могу остаться в стороне, когда творят такой…
— Нам? Ты должен нашему отцу, — сурово возразил Коракс, — я искренне сомневаюсь, что эти четверо будут хорошими капитанами, но они, по крайней мере, — не Эреб. И вполне лояльны. Ты обязан вернуться. Не скажу, что братья примут тебя и твой бродячий цирк с распростертыми объятьями, но с вами у Империума есть все шансы устоять и не сгнить в смрадных миазмах ереси.
— Императору нужны головорезы, — тихо возразил Лоргар и отвел глаза, — а я — всего лишь студент-недоучка теологического учебного заведения. Не думаю, что он придет в восторг от такого приобретения. Как ты справедливо заметил, я и мои друзья скорее напоминаем чью-то нелепую шутку чем боеспособный отряд, способный выполнять настоящие…
— Я этого не говорил, — Коракс поднял глаза и моргнул, — если ты думаешь, что бродячий цирк — это обязательно нечто небоеспособное, то ты, скорее всего, никогда за всю свою жизнь не видел ни одной труппы эльдарских арлекинов.
— Ну ты сравнил…
— Вам недостает практики, но не это проблема, Лоргар, — Коракс закрыл ноутбук и окинул комнату сумрачным взглядом, — отцу не понравится то, как явно ты связан с Цегорахом. С арлекинами. С ксеносами.
— Не по своей воле, вообще-то, — помрачнел Лоргар, — да и знает обо мне только ваш Цегорах. Цегорах моей реальности не…
— Неужели ты действительно думаешь, что оказавшийся в этой реальности арлекин не нашел способ донести до своих о настолько удачной шутке? — поскучнел Коракс, разглядывая Лоргара как несмышленого ребенка, — позволь объяснить на пальцах. Ты опозорил демон-принца Хаоса Неделимого. Пробравшись в его логово чтобы героически погибнуть. Попутно пытаясь прикончить его заведомо несуществующим проклятьем бога шутов. Кстати, стоило предупредить меня…
— Прости, я боялся навредить, — отвел глаза, багровея пятнами Лоргар, — я не думаю, что ты бы не смог или ещё что-то. Просто я боялся, что они прикончат тебя. Разве это не очевидно, что я не хочу видеть гибель родного брата? Корвус, я не прощу себе твою смерть, ты — моя семья…
Коракс с минуту разглядывал Лоргара, открыв рот, заломив бровь и дергая щекой. Закрыл лицо рукой. И по комнате покатился гомерический гогот на грани истерики. Коракс утирал побагровевшее лицо и хохотал не в силах остановиться. Лоргар непонимающе нахмурился и возмущенно сообщил:
— Я понимаю, что у тебя истерика, но вообще-то я не сказал ничего смешного.
— Святая Терра, — сквозь гогот выдавил Коракс, утирая глаза и качая головой, — я уже жажду увидеть как ты изливаешь душу Пертурабо и пытаешь своим участием Кёрза. Воистину, я жалею, что никогда не увижу это безобразие.
— Ну-ну, — хмуро поджал губы Лоргар, поднимаясь, — думай что хочешь, а мне пора. Караси сами себя не почистят. Чай в столе. Смотри, не перепутай с багульником. Он в синей коробке.
* * *
Холодный электрический свет равнодушно заливал внезапно ставший тесным пищеблок, выложенные голубым кафелем стены влажно сияли. В ванной, в ведрах и на столах, на рыжей клеенке и под ножами студентов, тараща глаза, трепыхались крупные, живые караси. Неумело кромсающие их брюшину, пищащие на все лады девчонки, рыбьи кишки, кровь и воздушные пузыри в горсти, густой рыбный дух, истошно пищащая под ножом рыбина, хохот и прилетевший кому-то в глаз неловко отстриженный плавник, — словом, всё — смешались в единый тягуче-зловонный, гремящий ком. Где-то справа, первокурсница страдальчески долбала извивающимся карасем о край стола, умоляя его наконец издохнуть. Кто-то тонко взвизгнул, выронив рыбину, и она судорожно запрыгала по столу, марая залитую кровью клеенку своими кишками. Где-то напротив Бидонов, с видом знатока, уложил рыбину на доску, размахнулся тесаком и лихо снёс ей хлопающую ртом башку. Лоргар отлепил от носа случайно прилетевшие кишки, свернул карасю голову, распотрошил тушку и бросил в ведро. Шкворчание сдираемой чешуи, смех и отзвуки разговоров мешались в единую какофонию звуков и образов. Где-то справа Лёха флегматично копался в рыбьих кишках, рассказывая какие-то бородатые анекдоты и размазывал по клеенке рыбью чешую. Димка терзал дрыгающуюся рыбину и тихо ругал тупой нож: у него никак не получалось отпилить голову. Отшвырнув в сердцах нож, он вручную сломал карасю хребтину, выдрал остатки кишок и швырнул тушку в ведро. Ника отобрала у Лехи изувеченного безголового карася, ободрала с него чешую и обстригла секатором плавники и хвост. Хохот и шум голосов мешались со стуком ножей и цоканьем каблуков о кафель. Хлопнула дверь, где-то снаружи гремели шаги и отзвуки голосов. В шумный, тесный от столов и людей пищеблок заглянул какой-то первокурсник:
— Лоргар! Тут к тебе…
— Пусти-ка, парень, — в дверном приёме, мутно белея ячеистой бронёй, возник небывало встревоженный Виктор, — ох, етить. А я думал, откуда это несёт…
— Сейчас. Подожди, — Лоргар наскоро обтер руки от кишок и выбрался в коридор, — рыбу привезли. Чистим. Что случилось?
— То рыбу чистите, то дерьмо. Вы хоть учитесь-то? — как-то ошалело ухмыляясь, протянул Виктор, шаря
взглядом по окровавленному кожаному фартуку и по рукам, вымазанным по локоть кишками и кровью.
— Конечно учимся, — спокойно кивнул Лоргар, — причем, учимся бесплатно. Так что случилось?
— Мне кто-то в дверь игральные карты просунул. В кожаном свертке, — Виктор достал из-за пазухи бумажный сверток и поспешно развернул, — тебе это не понравится, Лоргар.
Аврелиан двумя пальцами поднял тонко выделанный бледный, комканный кожаный кошель, развернул и едва не выронил. Кожаный шмат оказался чьим-то лицом. Под глазом какой-то остряк изобразил чернилами мелкое шашечно-клетчатое сердце.
— До четырнадцатого февраля как-то далековато, — пробормотал Лоргар, заглянув в нутро жутковатой маски, которая не совсем маска, — ты точно ничего не заказывал в даркнете?
— Шутки шутишь? — хмыкнул Виктор и достал из-под доспешных пластин стопку черных карт, смутно напоминающих колоду Таро. Каждая имела абсолютно черную рубашку, стилизованный рисунок и некий символ напоминающий не то иероглиф, не то руну, — а мне вот расхотелось. Это эльдарские руны. И что-то мне подсказывает, что мы снова во что-то вляпались.
— Нам надо дочистить рыбу, — Лоргар мельком оглянулся, — как невовремя-то.
— Отпроситесь, — пожал плечами родновер, — или вообще никак? Я-то ничего, просто как бы окружающие не пострадали.
— Тут ты прав. Игнорировать некоторые сигналы попросту опасно.
— Отпросишь ребят, а? Дело совсем паршивое. У нас ещё такого не…
— Что-то срочное? — в коридор, вытирая руки, выбрался Кобзев, комендант общежития, а по совместительству ещё и честь и совесть всего пятого курса. И изумленно зашарил взглядом по эльдарским доспехам.
Лоргар обернулся и кивнул. Кобзева знали все. Студент временами дежпомствовал, но всегда старался держаться золотой середины. Вроде бы и не лютовал, но и творить что попало не давал. Кобзев слыл человеком серьезным, ответственным и правильным. Мог войти в положение человека и закрыть глаза на мелкие нарушения. Кобзев стойко напоминал всех этих простых, ответственных ребят из советских фильмов про целину и социалистические стройки. Имел черные кудри, шунгитово-черные, спокойные глаза и атлетическое телосложение, был бледен, внимателен и начитан. Улыбался редко, но искренне. Лоргар хорошо относился к старшекурснику, но старался не злоупотреблять его терпением. При всей своей положительности, комендант был несколько злопамятен. И таки временами у него сдавали нервы.
— Да вот, срочно нужна помощь друзьям, а мы уйти не можем, — как-то неопределенно качнул головой Лоргар, — рыба…
— «Мы» — это кто? Сколько человек?
— Четверо. Считая меня. Лёха Володин, Ника Черновец и Димка Мизгирев, — Лоргар покосился на какого-то мордующего рыбину первокурсника, — думаем что делать. Авария, срочное дело…
Сцепив руки за спиной в замок, Кобзев понимающе хмыкнул, закусил губу, постоял с минуту, сосредоточенно разглядывая кафель и решительно кивнул:
— Идите. Я вас прикрою.
— Спасибо. Нет, серьезно? Сегодня же Россомахин, а не ты, — недоверчиво прищурился Лоргар, — ты сегодня не дежпом.
— Это уже моя головная боль, Лоргар — пожал плечами Кобзев, задумчиво обтирая мятым полотенцем руки, — главное, до вечерних молитв вернитесь.
— Спасибо.
— Не за что, Лоргар, — спокойно отозвался студент, возвращаясь в пищеблок, — я верю в твою порядочность.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
16. Большое начальство
9 марта 2021, 05:09
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Если есть ошибки — говорите сразу.
А, да. Всех барышень поздравляю с наступившим, (вчера, да; я почетный слоупок месяца), восьмым марта.
Девушка остервенело оттирала руки смоченным духами носовым платком, сдавленно шипя что-то своё. Вокруг возвышались серые коробки панельных домов. Убранные желтым и алым липы, клены и тополя, фонарные столбы и росчерки проводов в сером небе громоздились над детской площадкой и серым пространством чужого двора. Ненастный вечер опускался на город, на пестрые турники, на усыпанную кленовой листвой песочницу, на лавки и на старые, рыжие качели. Ледяные порывы ветра пронизывали ощущением безысходности и близости небытия. Лоргар рассеянно заложил руки за спину, окинул отряд беглым взглядом и помрачнел. Не герои. Не воины. Вчерашний школьник, художница, сонный раздолбай и скупщик ржавого металлолома. И он сам, как живая насмешка над всеми планами Императора. Хорошо хоть доспехи достали.
— Как же жить-то хочется, — натягивая на голову шлем, поделился Лёха, — вот, просто до зубовной ломоты.
— Как жаль, что это все реально. Что нельзя нажать клавишу «F5» и сохраниться…
Виктор поозирался, уселся на краю песочницы, перетасовал карты и принялся в очередной раз раскладывать на куче песка свой эльдарский пасьянс.
— Можно было бы лепить их на лоб и угадывать что там написано по наводящим вопросам, — Леха снял шлем, — но мы не знаем значение этих рун. Так что это — дохлый номер.
— Я знаю штук пять, — Виктор ткнул в карту с какими-то невиданными башнями. И с черным символом в центре, — Черное Солнце Лугганата, «свет закатившихся солнц». Мир-корабль изгоев. Провидцы Лугганата вроде как пытались вызволить Ишу из плена Нургла, но стали деревьями его сада.
— Может, они не так работают? — Лоргар сгреб равнодушно глядящие рунами вверх эльдарские карты, отобрал у Виктора оставшуюся стопку и опустился рядом на корточки, тасуя колоду, — гнилое дело мы делаем, вообще-то. Пасьянсы и гадания до добра нас не доведут, это уж точно.
— Ты уже пытался, — не выдержал Лёха, — дай я.
— Может, надо сыграть ими в дурака? — скучающе поинтересовался свисающий вниз головой с турника Димка и качнулся туда-сюда, сложив руки на груди, — только непонятно как. Они ж по масти не различаются. Все руны разных цветов.
— Звучит логично. Одно из имён Цегораха — Первый Дурак…
— Не выйдет, я уже пыталась их сортировать по цвету рун…
— Что скажет наш примарх? — Виктор развернул бумагу, заглянул вовнутрь и выволок двумя пальцами жеванный клок кожи, — рожу эту хоронить-то будем, а? А то как-то по-скотски выходит, вообще-то. Вот за это я и не люблю ксеносов. Содрать лицо и завернуть в него карты. Поехавшие утырки, чтоб их Сука во все ды…
— Погоди, это же маска, — спохватился Диман и с грохотом спикировал с турника в песочницу, — дай примерить.
— Чего? Это труп, — возмущенно тряхнул бумажным свертком Витёк, — ты там крышей поехал или да?
— Боюсь, в этом есть своя логика, — задумчиво отозвался Лоргар, рисуя на мокром песке криворожих русалок и пляшущих зомби, — кожу снимали аккуратно. Швов нет. Идеально повторяет контур лица. Кожа бледная, качественно выделанная. Рисунок под глазом намекает на приватный характер послания…
— Баба? — оживился родновер, — посылка от эльдарской бабы?
Лоргар пожал плечами, ткнул пальцем в шашечно-клетчатый рисунок и закрыл глаза.
— Ну-ну, — скептически поджала губы Черновец, взирая на масляно щупающего воздух родновера как Ленин на буржуазию, — а мне арлекином чуть мозг не вынес. Двойные стандарты, однако…
Димка как-то подозрительно мечтательно кивнул, ковыряя песочницу и вздыхая.
— Баба — это хорошо. Да-а. Эльдарская баба, слышал, мелкий? Такая вся фигу-у-уристая, такая вся шу-у-устрая, — мечтательно очертил обеими руками в воздухе Виктор желаемые формы незнакомки, масляно ухмыляясь и щурясь на кроны деревьев и нити высоковольтных проводов, — такая вся Харли Квин далекого, мрачного…
Голос Виктора изошел на далекое, гулкое эхо. Чужой смех наполнил пустоту, он глушил и оглушал едва мерцающее сознание. Сквозь боль и отчаянье. Сквозь бледные объятия небытия. Тьма забрезжила багряным и мглисто лиловым. Он захлебывался криком и кровью на арене, под неистовый рев толпы. Фантомная боль едва не свела его с ума, но он поднялся, опираясь на алый клинок и с глухим хрипом выплюнул выбитые зубы. Лоргар ощущал себя распятым на раскаленном листовом железе, каленым железом прошитым мясом, загнанным, воющим от боли зверем в гулкой пустоте. Череда неуловимо-хищных движений сбила его с ног. Затылок раскололо на части болью и холодом. Что-то было не так с самой кровью Лоргара. Она выкипала вживую, заставляя пениться кожу и ломая в диких конвульсиях безвольное тело. Очень знакомый, мягкий смешок у самого уха, знакомая шутовская маска и боль. Слепящая боль наживую сдирала лицо Лоргара. Танцующие пальцы шута вырывали глазные яблоки, забирая свет и мутное от боли сознание. Чтобы не сойти с ума от боли, Лоргар вцепился ментально в эти бледные, ледяные на ощупь пальцы. И почти ощутил как, под смешки арлекинов, эти же самые пальцы бережно натягивают свой жуткий трофей на череп и уверенно выводят тушью шашечно-клетчатое сердце аккурат под правым глазом.
— Кожа мужская, — Лоргар дернулся как от удара, распахнул глаза и тряхнул рукой так, будто обжег её, — снимал ее с лица мужчина. У меня дурные новости, Вить, эту штуку прислала не девушка.
Виктор сумрачно обматерил неведомого арлекинствующего содомита, отмахнулся и в расстроенных чувствах полез за пачкой сигарет.
— Так может я её примерю? — рассеянно моргнул Димка.
— На. Мне она не налезет. С какого хрена мне её вообще прислали? Сердечко, мать их. Шутники.
Лоргар закусил губу, запустил руки в песок и попытался оттереть. Безуспешно. От рук всё ещё стойко несло рыбой.
— Мне она велика, — признался Димка, пару раз приложив кожу к лицу.
— А может посылка действительно была и не тебе вовсе? Типа, кому кожа налезет, тот и владей. А ты вроде курьера. Жестко, конечно, — Леха отобрал кожу у Димки и попытался натянуть её сам, — чувствую себя гребанной Золушкой. Где Ника? Ник, иди, примерь. Ты ж вроде как охотница Лихолесья, эльф девяностого левела… Ник!
Родновер и Лоргар тревожно переглянулись. И Витек, многозначительно ткнул пальцем себе за плечо. Лоргар сгреб карты и медленно кивнул, с тревогой разглядывая девушку.
— Отвянь. Я не прикоснусь к этой пакости, — отозвалась Черновец, остервенело заливая духами носовой платок, оттирая руки и лицо и подозрительно принюхиваясь.
— Там, куда нас несет ветер странствий, будет вонять не лучше, так что не трать зря флакон, а дай его лучше мне. Я им болячку прижгу, — Лёха попытался шутя выхватить фиал с желтой жидкостью из рук девушки, но она увернулась и показала дулю, — эй! Я ж не вовнутрь, я ж для дела.
Черновец заломила насмешливо бровь и протянула:
— Ну да, ну да. Свежо предание, а верится с трудом.
— Ален Делон не пьёт одеколон. Дай флакон, ну, серьезно, ты его на всякую хрень переводишь, а мне для дела…
— Знаю я для какого дела…
— Ну всё, тебя послушать — так я вообще: и алконавт, и…
— А кто? Ты же на спор выжрал пять литров стеклоочистителя, Володин…
Володин и Мизгирёв переглянулись и нехорошо оскалились. Родновер заинтересованно хмыкнул и полез за сигаретами, лениво наблюдая происходящее.
— Это была крашенная вода с одеколоном, — нехотя признался Димка, раскапывая носком ботинка песочницу, — мы высыпали в воду пять пакетиков краски для пасхальных яиц и залили в…
— Ну вы и жучары…
Володин торжественно воздел перст к небу и провозгласил:
— Гешефт того стоил.
Под фырканье и смех окружающих Ника закатила глаза, тряхнула кудрями и протянула флакон:
— Гешефт… а, нафиг. На, на, чего смотришь? Всё равно мне его или раздавят или сама пролью.
— Черновец, примерь кожу, — напряженно позвал Лоргар, — осталась только ты.
— О, живём. Воняет вроде не особо бабски, — оживился Лёха, поливая прямо из флакона содранную на лбу, кровящую болячку.
— Может не надо, а? — её голос зазвучал почти просительно, — она мерзкая.
— Это часть ребуса. Маска должна запустить цепь событий, — Лоргар поднялся, клацнув эльдарскими доспехами, — шевелись, Ник. Нам ещё соображать, что делать с картами.
Девушка протестующе поджала губы, но натянула таки чужую кожу на лицо. Мятые ткани пришли в движение, порозовели и разгладились. Девушка с глухим воплем вцепилась себе в лицо, пытаясь отодрать ожившую кожу, но поздно. Чужое лицо стремительно захватывало её тело, меняя под себя. Несколько мгновений — и перед ошарашенными зрителями уже не было никакой девушки. На студентов круглыми от ужаса карими глазами смотрел такой же щуплый как и Ника, остроухий, кудрявый андрогин. Витек от неожиданности сломал сигарету, а Лоргар судорожно потянулся за цепным мечом.
— Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? — брякнул Лёха. Кто-то очень громко захохотал.
— Я… Я жива? — андрогин с надеждой в глазах полез ощупывать лицо и звонко ойкнул, наткнувшись пальцами на нечеловечески острые уши, — ребята, у вас такие лица. Всё так плохо, да?
— Ну… как тебе сказать-то? — протянул Лёха, криво улыбаясь и шаря по ячеистому доспеху ошарашенным взглядом, — ты, как бы, окончательно стала своим парнем…
— Офигеть, — пробормотал Витек и прошелся пару раз вокруг ошарашенно ощупывающего себя эльфа, — ну, как бы, да. Всё логично. Играла в эльдар — получи остроухую рожу, пускала слюни на главу труппы — получи какую надо тушку… всё-таки я был прав. Он содомит.
— Кошмар какой, — страдальчески выдала Ника, ощупывая уши, — я не хочу быть парнем.
— Могло быть и хуже, — Лоргар опустился на корточки, озадаченно разглядывая перекошенное ужасом лицо, шашечно-черное сердце под глазом и острые уши, — с другой стороны, лицо особо не изменилось, какое-то сходство есть. А вот с ушами сложнее. Хотя, если подумать, под платком уши будет не видно. Месяца два-три никто ничего не заметит. А там что-нибудь придумаем…
Из ближайшего подъезда, деловито обмахиваясь какой-то чёрной папкой, выплыл лейтенант Накуканов. Страж законности ухмылялся чему-то своему и жизнерадостно насвистывал что-то звучащее как «и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди». Покинув подъезд и миновав пустые лавочки, гражданин товарищ мент от души пнул какую-то зеленую бутылку. Она покатилась по асфальту, страдальчески бренча и поливая проплешины и гравий паршивым, жидким пивом.
— Хорошая шутка. Ничего не скажешь. Дайте карты, — девушка перетасовала колоду и зажмурилась, — ладно. Будем считать, что всё это ради высшей цели. Встаньте ближе. Я не знаю, какой радиус действия у этой дряни. Но я кожей ощущаю как они пульсируют энергией.
— Даже так? Я ничего не чувствую, — нахмурился Аврелиан, — возможно, маска и колода связаны.
Завидев толпящихся на детской площадке людей в инопланетных доспехах, лейтенант круто свернул с дороги и, лениво ухмыляясь, зашагал прямиком к песочнице:
— Э. Граждане инопланетяне. Пьянствуем?
— Мне вот интересно. Он бы к настоящим инопланетянам также цеплялся? — пробормотал Лёха, разворачиваясь всем корпусом к надвигающемуся менту.
— А есть чем? — лениво пробасил Витёк, оборачиваясь и уничтожающе разглядывая гнусно ухмыляющегося лейтенанта, — ну, у вас-то есть, вон как продуктивно погуляли…
— Мы не пьём, — благожелательно сообщил Лоргар, сдержанно улыбаясь.
— А я бы, вот, не отказался, — лейтенант обшарил взглядом всех по очереди, любознательно дернул зашипевшую Черновец за ухо и отобрал её клинок.
Хищное костяное лезвие заплясало в ловких руках. Накуканов лихо прокрутил несколько восьмёрок, совершил выпад, на бешеной скорости рассек воздух в повороте и с ликующим «хать!» остановил меч в миллиметре от димкиного лица. Первокурсник хлопнул глазами и выронил шлем. Ника схватилась за сердце. Несказанно довольный мент снисходительно улыбнулся спрятал меч в ножны, отдал Нике и пренебрежительно бросил:
— Фэнтезийная игрушка. Таких мечей в природе быть не может. Вы типа эльфы?
— Нет, хоббиты, — невозмутимо сообщил Лоргар и опустил руку на плечо смертельно бледному Димке Мизгиреву, — у энтов погостили вот, подросли.
— Это уже не ко мне, это к дядькам в белых халатах, — поскучнел мент, — я в ваших сказках ни шиша не смыслю.
— Анекдот есть такой, хороший, — криво ухмыльнулся Лёха, заслоняя собой Мизгирева, — идёт психиатр по психбольнице. Обход делает. В одной палате, зашёл, глядит — а там мужик на четвереньках ползает.
— Ну, ползает, и что? — не глядя бросил лейтенант, роясь в своей папке.
— Спрашивает его доктор, участливо так: «Мы сегодня варанчик или черепашка?», — ухмылка Лёхи стала по-настоящему жуткой, — а мужик ему в ответ: «Да нет, доктор. Высоты, вот, боюсь немного».
Лейтенант непонимающе моргнул и прищурился:
— Это сейчас к чему вообще было?
— Ни к чему. Просто анекдот, — Лоргар подобрал выпавшую у полицейского из папки бумагу и сунул в руки, — а мы — просто ждём знакомых. Доброго дня.
— Доброго, — помедлив, согласился мент и пошел прочь, окинув отряд напоследок крайне въедливым взглядом. Лоргар опустился на корточки, тяжело вздохнул и ткнул пальцем в мокрый песок.
— Мечом он машет, конечно, круто, — пробормотал Димка, нервно потирая лоб, — но ещё немного и я бы помер в страшных муках.
— Да, весёлый мент, — пробормотал родновер, расчесывая пятернёй шею, — Лёх, мент прав, у тебя ж реально анекдоты не к месту.
— Мы не черепахи и не вараны, — качнул головой Лёха и рассеянно пояснил, — мы ни в кого не играем. Мы и есть… это самое другое. Но опасаемся того, насколько мы другие, понимаешь? И правильно делаем, что опасаемся. Мы имеем право называться людьми только пока мы понимаем, что этими способностями злоупотреблять нельзя. Пока мы сдерживаем себя. Пока мы помним, что мы люди.
— Как загнул, — усмехнулся родновер, — да ты у нас философ. А посмотришь — так лошара лошарой.
Лёха расплылся в широкой ухмылке и пожал плечами:
— Так я ж и есть лошара.
— Философский лошара.
— Эх, Витька-Витька… ну, ты сам посуди, какой спрос с лошары? Буробит себе что-то и буробит. А слова сказаны, и никуда от них не денешься…
— Господа, может, мы таки вернемся к цели нашего собрания? — хмуро напомнил Лоргар, поднимаясь с корточек и отряхиваясь.
Отряд зашумел и обступил его. Его и тасующего колоду карт эльфа, в которого маска обратила девушку. Лёха спрятал флакон под доспешные пластины и нацепил шлем. Белая психокость смотрелась мутными, меловыми узлами окостеневших тканей и казалась чем-то противоестественным и лишним в подступающих осенних сумерках. Черновец крепко зажмурилась и выудила дрожащей рукой карту из колоды. Вокруг взревел кокон лилового пламени. Отряд встревоженно заозирался.
— Сине-зеленый шлем на белом фоне. С костяным гребнем, — пожала плечами Черновец и продемонстрировала окружающим, — зеленая руна, похожая на шлем.
— Иль-Кайт, — помрачнел Виктор и надел шлем. Взбесившиеся энергии залили всё слепящим светом, — знание из крови.
* * *
Корабль пылал. Предсмертные крики ужаса и боли смешались с утробным воем. Лоргар мельком оглянулся и, с взревевшим в руке пиломечом, ворвался в заполненный дымом мрак. Сияющая буря вышвырнула их в абсолютный мрак, что-то было не так с этим кораблем. Он погибал в конвульсиях, а багровый мрак наполнял всё новые и новые переходы и ярусы. Окровавленные груды дымящейся плоти и изломанные тела в ячеистой броне были повсюду. Здесь царила почти полная темнота. Потоки крови марали стены, тысячи жутких алых символов на полу не сулили ничего доброго: их, харкая кровью, начертал кто-то из умирающих. И из всего многообразия знаков Виктор узнал только сильно искаженный символ зловещих мстителей: треугольник, переходящий в крест. Вспышки, взрывы, клубы дыма и дикие вопли смешались, начавшийся пожар озарил белые доспешные пластины и дальнюю стену, сотканную из того же материала, что и эльдарские доспехи. Обширные очаги возгорания провоцировали взрывы где-то внизу. Где-то далеко впереди что-то с грохотом рухнуло, круша стены. В пролом, навстречу отряду, хлынул поток двуногого сброда, живого мяса, смутно напоминающих людей тварей. Взревел пиломеч, вгрызаясь в изуродованную хаосом плоть и останки алой брони. Ощетинившиеся пиками кровавые металлоконструкции за их головами походили на паучьи тенета. Плевки студенистого нечто, скрежет обращенной в стекло плоти и пылающие рыжие твари, помесь льва и ворона, смешались, где-то вспух и взорвался хлопьями мяса вражеский солдат. Жар тысяч пустынь дохнул запахом утюга и раскаленного праха.
— Ты что творишь, Диман?! — заорал Леха, уворачиваясь от вцепившегося ему в лицо окровавленной пятернёй первокурсника. В коридоре гуляли душные клубы пара. Мокрые хаоситы и дымящиеся, обмаранные трупы исторгали такую лютую вонь, что кто-то вслух поделился этим ценным наблюдением. Багровый пар сводил с ума.
— Не знаю! — пахнущее горелым утюгом марево жрало вживую лица хаоситов, обращая в визжащие мумии, — я не справляюсь с объёмом!
— Шт…
— Энергии много! Я вот-вот рвану!
— Не отвле… тварь!
— Слишком много. Я могу отдавать излишек с кровью… сзади!
Взревел пиломеч и обоих обдало фонтаном кишок и липкой крови.
— Я как батарейка! — заорал окутанный клубами густого пара Димка, иссушая живые ткани и почти вручную заставляя вскипать чужую кровь, — я могу заряжать свою кровь, я… у меня не получается лёд, Лёх… я тебе дам энергии, а ты…
— Понял, чувствую. Сейчас сделаю. Разойдись! Зацеплю! — взревел Володин, стегая хаоситов потоками ледяного воздуха.
Раскаленный зной десятка пустынь и обжигающий холод криокамер схлестнулись, и на толпу выпала жидкая, слабая морось осадков. Часть хаоситов уже просто блевала от перепадов давления. Кто-то сползал по стене, судорожно хватаясь за сердце.
— Ещё! Долбани ещё! — захрипел из клубов пара Виктор, — не по мне. Вон туда. Туда!
— Дуй в меня, тут дышать нечем! — заорал кто-то в клубах пара под вопли и звуки пальбы.
Хрип и предсмертные вопли слились с воем пиломеча. По стене с гнусным звуком растеклись кровавые ошметки и с тихим скрежетом застыли оледенелой коркой. Но тотчас же растаяли. Новоявленные повелители зноя и стужи ещё пару раз тряхнули затянутый паром коридор столкновением фронтов. Не добежав до Лоргара, какой-то источающий зеленоватое свечение, покрытый струпьями мужик в гнилых бинтах и рваном балахоне истошно заорал, вцепившись в голову, упал ничком и был затоптан своими. По толпе с ревом реактивного двигателя пронеслась полоска чукотских узоров и солярных символов. Кто-то ярко вспыхнул и забился в безумной пляске огня и боли, захлебываясь криком и смертью. Затоптанный мужик медленно, рвано поднялся и осыпался тонким прахом. Где-то впереди озверевший от крови Виктор, утробно взревев что-то матерное, прорубал себе путь в кишащем хаоситами коридоре.
Вой ярости и предсмертные хрипы оглушали пылающее сознание, гнали кровь по венами, обжигали легкие. Предчувствием смерти и близкого зла. Лоргар кромсал и рвал алый поток смертельно опасных тварей, живое пламя сжирало бьющихся в агонии хаоситов. В пролом, вслед за Лоргаром, ворвался Виктор, он рубил и кромсал дымящимся мечом живую плоть, а его белые доспехи алели от горячей, липкой крови. Тьму наполнило нечеловеческое зловоние. Огромный, смрадный тип в бурых доспехах, шипастой глыбой обрушился на Лоргара. Пиломеч отсек одну из свисающих с нагрудника, тронутых гнилью рук. Аврелиан отбил череду ударов, приложил здоровяка мощным электрическим разрядом, почти интуитивно увернулся, кубарем прокатился под рукой, сам себе отбил голень и отрубил двухметровому хаоситу его правую руку. Кровь хлынула багряным потоком, чей-то выстрел пробил наплечник Лоргара. Аврелиан, сипя от боли, ушел от нового удара и снёс хаоситу половину головы и путы черной аугментики. Где-то в стороне отряд сообща крушил стеклянного космодесантника Хаоса. Залитая кровью Черновец стаскивала с головы снова ставшую обычным куском кожи маску. Клубы пара и влага дышали банным духом и тяжестью. Огонь объял темный коридор, где-то очень далеко пылало зарево пяти пожаров сразу. Что-то рвалось и ухало где-то справа, корабль сотрясала агония, предсмертные конвульсии огромной внеземной твари.
— Это не мир-корабль! Это даже не одна из их боевых посудин! — заорал Виктор, где-то совсем рядом прогремел взрыв, — нас швырнули в мертвецкое месиво! Лоргар! Это транспортник. Эльдарский транспортник!
Стеклянные узлы искаженных болью тел, огненные крылатые псы, пожирающие живых и мертвых, добивающие сообща культистов студенты, иссушающий зной и холод криокамер смешались. И царящая в коридоре банная духота стала по-настоящему невыносима. По мокрым стенам потекла вода. Из клубов пара вынырнула мокрым, злым воробушком Черновец и неожиданно хрипло рявкнула:
— Вы там нас сварить решили?!
— Воздуха!
— Странный материал. Он схож с тем, из которого созданы наши доспехи, — отозвался Лёха и выбил с ноги остатки двери, — он как живой…
Очередное помещение застилали клубы дыма, огромные панорамные экраны цвели огнём и осколочной массой, где-то совсем рядом гибли космические корабли и сгорали в космах их взрывов тысячи разумных существ. Почти людей. Лоргар стиснул зубы и заткнул закипающую внутри ярость. Не люди. Эльдары. Ксеносы. Остроухие ксеносы и падшие твари, предавшие человеческий род, сошедшиеся в бою где-то на окраине звездных скоплений. Но, даже если и так, отчего их фантомная боль рыдает где-то глубоко внутри? Сколько миров сейчас горит, умирая на огромном алтаре войны? В сколькие миры уже вторглись эти падшие твари, растерявшие последние остатки человечности? Под ногами что-то звякнуло. Лоргар склонился над растерзанным женским трупом и нашарил в мертвецком месиве пару лёгких, изящных клинков. Они казались зеркальным отражением друг друга. Лоргар залюбовался игрой света на их лезвиях и мягко улыбался. Настолько прекрасное оружие мог выковать только настоящий художник. Отстегнув от трупа ножны, Лоргар спрятал в них оружие и пристегнул к поясу.
Где-то снаружи, в черноте космоса, целый рой изящных, юрких кораблей атаковал огромный как собор, мрачный ком шипастой багровой дряни. Космос пылал. Далекие звезды плавились в потоках взбесившегося пламени. Не совсем соображая, что делает, Лоргар провел по узловатой стене, прислушиваясь к несмолкающей песне смутно знакомых энергий. И на миг будто растворился в их звучании. Больше не было ни окровавленного капитанского мостика, ни дыма, ни мертвецкой груды дерьма и дымящегося, прелого мяса. Лоргар сам был кораблем, дыханием психокости, призраком в умирающем теле невиданного, совершенного зверя. Лоргар пробрался в самое сердце корабля, сливаясь с ним в единое целое. И внезапно ощутил в пылающем от гнева сознании чьё-то ненавязчивое, осторожное присутствие. Лоргара ослепило видение: заросли мерцающих белоснежных калов в зеленом, влажном мраке, родниковая вода в белоснежных, узких ладонях, огромные, сумеречно-голубые глаза, фарфоровая кожа, тронутая слабым румянцем, серебристые в лунном свете пряди и тысячеголосый шепот, звучащий в унисон:
— Доброе дитя, приносящее дождь.
Скорбное эхо разносило несмолкающий шепот во мраке, дробя его на осколки и забираясь в сердце тихой скорбью и эхом потерь. Дрогнули длинные ресницы незнакомки и по её бледным щекам побежали слезы. Чужое горе обожгло само существо Лоргара. Он порывисто подался вперёд чтобы обнять незнакомку и заслонить, уберечь, утешить, но очнулся в клубах густого пара. И крепко обнимая пустоту.
— Этот материал, он похож на ткань или растительные волокна. Да. Волокна. Я, — голос Володина звучал очень глухо и как-то издалека, — я ощущаю их. Они откликаются на прикосновения. Этот материал способен чувствовать…
Все ещё ментально шаря по нутру корабля, Лоргар нащупал нечто опасное и чужеродное в трюме и напрягся. Бочки пахли топливом и смертью. Что-то смутно напоминающее энергетические потоки пропускало сквозь себя живых существ. Лоргар попытался подобраться к ним ближе, но мощный ментальный удар вышвырнул Аврелиана обратно в его тело. Сердце затопили отчаянная надежда и буйная радость. Это еще не конец. Подкрепление близко. Кем бы ни были эти существа, они не хаоситы. А это уже шанс. Корабль можно взять под контроль. Кого-то всё ещё можно спасти. Не можешь управлять кораблем? Не беда. Сломай защиту и сам стань частью корабля. Часть корабля, часть команды. Ещё бы не повредить попутно какие-то ценные функции…
— Это психокость, — бросил не глядя Виктор, — ты близок к истине.
— Не болтайте. Смотрите в оба, — Лоргар сосредоточенно разглядывал неведомые, замысловатые устройства, огромные панорамные экраны и груды дымящихся трупов. Варп фонил и бесновался, источников помех было так много, что определить ближайший не выходило от слова «совсем», — да что здесь про…
— Ты! — утробно взревела ввалившаяся в пролом рогато-зубатая, гротескная багровая масса. Черные бычьи рога, все пять пар, крошили и царапали окровавленные своды. Из раззявленной пасти твари свисали чьи-то кишки и мясное месиво в осколках психокости, — Терранец. Ты снова привел этих бесполезных рабов Галилеянина. Их плоть насытит меня и моих…
— Откуда он знает, что мы такое и в кого верим… — изумленно выдохнул кто-то.
— Назад! — взревел Лоргар, рваным движением кутаясь в пелену молний и выпуская их в багровью тварь трещащим, ослепительно белым венозным потоком. Из проема на Лоргара практически рухнул багровый тип в шипастой броне. Отряд, не сговариваясь, укрылся за грудами трупов и обломками белых конструкций неизвестного назначения, поливая монстра чем попало. Мимо пронесся плевок сглаз-винтовки. Лоргар отступил, поспешно отбивая град ударов. С визгом рассыпая белые искры, встретились пиломечи. Пользуясь разницей в росте, Лоргар обманным движением выбил оружие из рук, но пропустил увесистый удар ногой в живот и с грохотом отлетел к стене. Второй двухметровый хаосит заглянул в зал, наткнулся взглядом на Лоргара и на несущегося на него багрово-шипастого коллегу своего. Аккуратный, совершенно чистый темно-синий доспех космоморяка тускло облизали блики живого, рукотворного огня. Лоргар откатился в сторону. Ревущий багровый пиломеч увяз в толще психокости. Лоргар стремительно перекрестился и с диким воплем ринулся на противника. Багровый ударил Аврелиана головой в живот, ещё раза два подергал увязший в стене пиломеч и взялся за болтер. Синий хаосит в замешательстве зачем-то ощупал украшающий наплечник белый знак Хаоса, пробормотал что-то неразборчивое и рассеянно свалил куда-то в темноту переходов и узких коридоров. В противоположной стене распахнулась какая-то фальшпанель. В проход хлынула орда неистово воющего сброда в весьма поношенной багровой броне наподобие той, которую можно увидеть на гвардейцах. Культисты лезли напролом и лихо дохли в огне, осыпались прахом, обращались верещащей костяной массой, мотками бесконтрольно разрастающегося костяного месива. Взрывались мясными лохмотьями и с истошным воем иссыхали, напоровшись на хищно поющий, дымящийся клинок. Хаосит выпустил по Лоргару череду выстрелов. Аврелиан перекатился и, не совсем осознанно запустив в хаосита потоком жидкого огня с двух рук. Поток концентрированного холода заморозил держащую болтер руку до состояния свежемороженного, хрустящего сухаря. Где-то слева кто-то сообща стегал ледяными и огненными потоками багрово-рогатую, неистово сквернословящую тварь. Лоргар сбил хаосита с ног, выворачивая ему до хруста руки. Подмял под себя. И, с хриплым рыком, вогнал пиломеч аккурат в визор извивающегося космодесантника. И едва успел откатиться в сторону, — круша плоть и керамит, на бьющегося в агонии хаосита, обрушился огромный, безобразный молот размером с компьютерный стол.
— Как?! Корабли эльдар неприступны… из кого вылупился демон? — в голосе родновера ощущался мертвящий ужас.
— Сзади! — оборвал его Лоргар и с глухим рыком перерубил багровому монстру ногу чуть ниже колена, — объедините энергии. Живо.
Где-то сзади раздалось нестройное пение четырёх голосов. Расцвела сложная четырехцветная печать, ослепительно вспыхнула и погасла. Груды мертвечины осыпались тонким, дымящимся прахом. Лоргар изловчился и отсек багровой твари кусок крыла и одно из щупалец. Струи голубого и золотого жидкого огня ударили в спину гиганта. Из темноты коридора. Пользуясь всеобщим замешательством, Лоргар рассек грудину монстра и с диким криком вырвал его черное, обросшее щупальцами и глазными яблоками сердце. Орган вспух и изошел буграми, взрываясь в руках и марая доспехи яростно шипящей черной жижей. Рогатая тварь завалилась на бок, в конвульсиях разрывая трупы и царапая длинными черными когтями узловатую психокость. Но, лишившись головы, затихла навсегда. А в пролом хлынули высокие, невероятно ловкие существа в зеленой ячеистой броне. Лоргар успел заметить синевато-лиловые фрагменты доспехов, странные конструкции, напоминающие паучьи лапы и черные знаки, неиллюзорно напоминающие пауков. Лоргар, не раздумывая, прикрыл собой ближайшего бойца: в пролом, вслед за эльдарами полезли какие-то измаранные в крови, кишках и чужом навозе оборванцы: изъеденные багровыми язвами записные уроды, если не сказать чего хуже. Лоргар позволил энергиям наполнить тело и ворвался в это бесноватое месиво, одетый треском живых молний и коконом огненных струй. Что-то неведомое, вкрадчивое, казалось, пробиралось сквозь шлем, силясь коснуться разума Лоргара. Оно сочилось сквозь психокость как ледяной, разумный, шепчущий яд, забираясь в ворох поверхностных образов и эмоций. Казалось, настороженные, нервные пальцы перебирают ментальный хлам, силясь понять, с чем имеют дело. Лоргар не выдержал и сорвал шлем, случайно съездив им кому-то из эльдар по хребту, но впустую. Чужак уже вполне уверенно рылся в голове Лоргара, наполняя всё его существо своим сумрачным недоверием и совершенно кошачьим, неисправимым любопытством. Знаки-шрамы на коже Лоргара вспыхнули ослепительно голубым, превращаясь в цепи эльдарских рун.
— Уходи! — потроша, сжигая и кромсая живое месиво проорал Лоргар в самый шлем сунувшегося ближе эльдара, — зацеплю!
Опутавшие кого-то справа коконы белоснежной мононити, сжались, рассекая живых людей на груду кишащих червями, мясных ломтей. Окружающие, не прекращая методично очищать коридор от хаоситов, непонимающе заозирались, переглядываясь, кто-то пожал плечами. Какой-то эльдар нырнул под руку Лоргару, мимоходом разрубая кого-то на ровные брикеты и на полной скорости врываясь в пролом. Неизвестный мозгоправ, между тем, неодобрительно выволок из памяти Лоргара фрагмент побоища на меловом плато и брезгливо отшвырнул, излучая плохо сдерживаемое раздражение. Мимо, показательно игнорируя Лоргара, хлынули эльдарские воины, сметая зловонное воинство. Последние добиваемые эльфами культисты с хрипом, чавканьем и глухими воплями, дохли уже где-то впереди, в темноте коридоров.
— Там прометий, тут всё напичкано прометием! — донесся до Лоргара отчаянный крик, — мы все рванём как Сверхновая!
— Что?!
— А что это?
— Всё сходится, это транспортник, он для торговли и…
— Ма-а-ать…
— Без паники! — возвысил голос Володин где-то сзади, — война есть война. Мы дали клятву. Лоргар, уходить просто так нельзя, а давай этим космическим тарантасом захреначим в зад вон той чёрной летающей шипастой глыбе. Всё равно нам всем не уйти…
— Бессмысленное деяние, — хмуро возразил какой-то иссеченный шрамами тип, снимая шлем. Его забранные в высокий хвост иссиня-черные волосы расцветили алые и голубые отсветы, — глупое и абсолютно бесплодное в плане возможной пользы…
— Уходите. Заберите моих бойцов и уходите как пришли, — загремел Лоргар, царственно расправляя плечи и возвышаясь над толпой. Коробочка на поясе исправно перевела, — вы — отважные воины, но ваша раса слишком малочисленна, чтобы я позволил вам умереть здесь…
— Что говорит этот мон-кей, посмевший осквернить доспехи наших падших братьев своим… — возмущенно взвился кто-то в толпе.
— Он хочет умереть один…
— Один? Разве кто-то ему мешает умереть?
— Имей уважение к избранникам Смеющегося Бога. Или ты слеп и не видишь знаков?
— Забирайте моих людей и уходите. Я сам всё сделаю, — игнорируя ропот голосов, возвысил голос Лоргар, — я не желаю вам зла. Более того: у нас общий враг! Да имейте же совесть, мы все вот-вот рванём! Вы теряете собственное время!
— Лоргар! Не вздумай!
— Может, лучше я? Скажите только как этой штукой рулить… а ещё пусть назовут в мою честь ребенка. Можно и девочку, но лучше мальчика…
— Лёха!
— Мы слушаем, — важно отозвался Володин, невольно копируя повадки эльдар и их интонации. И как-то уж слишком явно пытаясь за широченной ухмылкой спрятать трясущуюся челюсть и ходящие ходуном от пережитого поджилки.
У посеченного шрамами эльдарского воителя заметно задергался левый глаз.
— Смерть безобразна. Как же безобразна смерть, — полуобморочное бормотание Черновец где-то справа источали боль, страх и сожаление, — Господи. Их же здесь полегло не мерено… как грязно и страшно умирать. Лоргар.
— О, а ты что, только сейчас это поняла? — хрипло рассмеялся родновер, срывая шлем, растирая пятерней по лицу чужую кровь измаравшую руки и не замечая этого, — каково, а? Когда рушится уютный мирок героической эпики. Запоздалые реакции, Черновец.
— В первый раз это напоминало игру, — согбенная тень, тяжело дыша, опустилась на груду трупов, опираясь на заключенный в черные ножны клинок, — во второй это были немыслимые монстры, вызывающие только отвращение на грани восхищения и… зависть. Да. Зависть. Они были прекрасны в своём уродстве. Третьего раза я почти не помню. Во мне что-то сломалось. Я была не совсем собой. Но сегодня, сейчас…
— Мон-кей хочет умереть за аэльдари? — тревожно пронеслось по толпе, — по своей воле?
Где-то что-то рвануло, пламя с ревом пожирало отсеки и кружево психокости где-то снаружи. Лоргар почти взвыл от отчаяния и, воздев руки к сводам, воззвал к толпе:
— Да будьте ж вы уже людьми! Уходите! Корабль. Сейчас. Рванёт! Уходите! Я не пойду на таран до тех пор, пока вы. Все. Не свалите!
— На… таран?
— Он безумен.
— Ты отважный воин, но твоё невежество, воистину, столь же необъятно, как и бескрайние просторы космоса, — сообщила какая-то ошалело разглядывающая Лоргара рыжая барышня в броне и алом плаще, — наши корабли непригодны для тарана.
Лоргар хотел что-то возразить, но кто-то подхватил его под локоть. И всё захлестнули потоки энергии. Нутро гибнущего корабля исчезло в сияющих всполохах. И отряд поглотила воронка ожившего света.
* * *
В висках всё стучало и отплясывало. Откуда-то тянуло озерной влагой и сладкой горечью неведомых цветов. На языке все еще ощущались кровь, гнилостный смрад энергий, приторная сладость гниющей плоти и банный дух распаренной мертвечины. Лоргар шумно втянул воздух, закрыл глаза и попытался успокоиться. Эти остроухие, нечеловечески прекрасные люди всё ещё были опасны. Опасны и отвратительно спесивы. Но, даже понимая это, он не мог отделаться от мысли, что видит людей. Доживающий свой век древний народ, осколок некогда великой империи. Сложный, непонятный, враждебный, но живой. И почти человечный. После всевозможной рогато-краснорожей и заживо гниющей дряни, после чудовищной бесчеловечности выродков варпа, эти надменные, остроухие андрогины казались чуть ли не братьями. Лоргар задавил в себе жгучее желание обнимать всё, что движется и орать до хрипа: «Живые, братцы! Живые!» Но, кажется, слишком поздно: окружающие пялились на него с такими лицами, будто он это не подумал, а таки сделал. Со всеми сразу и не единожды.
— Ох ты ж, мать. Вот это я понимаю. Вот это люди умеют строить, — стащив с головы шлем, восхищенно сообщил столпившимся вокруг эльдарам Лёха, с гагаринской улыбкой разглядывая изящные шпили, кружевные мосты и зелень садов. Неприметная коробочка на поясе исправно перевела, — чего такие кислые стоим, народ? Мы краснорожую сволочь разогнали? Разогнали. Червивых вонючек спалили к лешему? Спалили. Сообща спалили. Погуляли как дурак на поминках? Погуляли. Выше нос, нас ждет светлое будущее.
Родновер закрыл багровую физиономию пятерней, хрипя от смеха.
— Смотри язык сам себе не сожри, весельчак, — добродушно отмахнулся Лёха, ероша пятернёй свои соломенные волосья.
— Лёшка-Лёшка… знал бы ты, что ты сейчас вообще несешь, — взвыл, давясь хохотом родновер.
— Я несу лучи добра братским народам галактики, — важно согласился Лёха, — но чаще почему-то приходится добро не нести, а причинять.
Гомерический хохот родновера и шокированные физиономии космических эльфов дополнила абсолютно ненужным спецэффектом Черновец. За каким-то лешим, она с ликующим воплем запустила в воздух стаю пылающих стрекоз и бабочек-капустниц. Лоргар заозирался, ища пути к отступлению и отчаянно стараясь загасить зарождающуюся внутри панику. Корабль, на который эльдары перенесли их, оказался по-настоящему огромным искусственным миром с городами, цветущими садами и кружевом ажурных башен цвета слоновой кости. Местное население стойко напоминало эльфов Толкиена, точнее их более милитаризированную, надменную и враждебную версию. Эльдар было не просто много: поглядеть на избранных Цегорахом мон-кеев сбежалась многотысячная толпа.
Серьезные дядьки в зеленых доспехах сумрачно зашевелились, показательно вцепившись в рукояти мечей. Но Димка этого, казалось, не замечал. Он, совершенно игнорируя презрительно-нелюбезные физиономии эльдар, восторженно созерцал какую-то высоченную эльдарскую красавицу с посохом в руках. Разглядев внезапного почитателя, белокурая дива задрала ещё выше точеный, бледный носик и возмущенно отвернулась. Окрыленный настолько явными знаками внимания, Димка засиял как медный таз, деловито шмыгнул носом и стремительно нырнул куда-то в толпу, юркой рыбешкой уносясь в сторону зеленой кромки цветущих деревьев. За ним немедленно увязался какой-то долговязый эльдарский воин. И нелюбезная, острая физиономия его не сулила Димке ничего хорошего.
— Они встречают нас как героев, — глаза Черновец мерцали от изумления, недоверия и восторга, — в толпе говорят, что мы впятером защитили какой-то очень мощный артефакт.
— Я чувствую себя идиотом, — пробормотал Лоргар и рвано выдохнул, напряженно вглядываясь в толпу, — не дай запутать себя. Они — эльдары. А ты — всего лишь человек. Ты всего лишь человек, Ника. Никогда не забывай этого.
— Они посланы Смеющимся Богом, — тревожно и несколько изумленно пронеслось по толпе. И Лоргар только сейчас осознал, что его физиономия всё ещё сияет цепями эльдарских рун, — эти мон-кеи избраны!
— Может он и Смеющийся, но богом я его признавать не собираюсь, — нахохлилась Ника.
— Как мне кажется, ему абсолютно пофиг, что мы об этом думаем, — отозвался Лёха и, добродушно посмеиваясь, заглянул в шлем, прикрывая рукой всё ещё ходящую ходуном челюсть.
— Спасибо этому дому, пойдём к другому, — пробормотал Виктор, судорожно сжимая рукоять меча, — где там арлекиний пасьянс? Ника, вытаскивай нас отсюда. Хоть куда, хоть в котел Дедушки Нургла, хоть на Сикарус. Только подальше отсюда, у меня от их взглядов в кишках как-то нехорошо.
Лоргар обернулся, и сердце его пропустило удар. Долговязый эльдарский воин одной рукой тащил сквозь толпу за ухо Димку, а другой раздраженно придерживал край своего шикарного синего плаща. Подтащив к Лоргару шипящего от боли первокурсника, эльф окинул его последним уничтожающим взглядом и смешался с толпой. Димка перевел сияющий взгляд на всё ту же эльдарскую красавицу, вытащил из шлема порядком помятую, усыпанную белыми цветами ветку и восторженно поплыл сквозь толпу к ничего не подозревающей надменной красотке.
— Он идиот? — на лице Виктора изобразился настоящий ужас, — да изловите его кто-нибудь! Он же нам всё сейчас…
Шевеля багровыми ушами, мелкий Димка тем временем торжественно всучил онемевшей от такой наглости эльфийке свою контуженную ветку и зачем-то начал декламировать «Люблю грозу в начале мая». Лёха закрыл пятерней лицо, чтобы не видеть этого безобразия и очень тихо выпал в осадок от смеха. Лоргар побелел и закрыл глаза, стараясь успокоиться.
— Ну всё. Началось…
— Да что ж ты делаешь, придурок! — взвыл родновер, продираясь сквозь толпу. Окончательно растеряв здравый смысл, Димка, декламировал что попало, а барышня брезгливо вертела в руках так и эдак мятую ветку, кажется, соображая куда её засунуть обнаглевшему мон-кею.
— Ребят, там какие-то официальные лица, — донеслось до Лоргара, — ну нахрен, пора валить отсюда…
— Черновец, да хватит копаться! — отчаянно взвыл Лёха, вытягивая шею, — вышвырни нас уже куда-нибудь! К нам ползет какое-то большое начальство!
Где-то в отдалении зазвучали отзвуки незнакомых мелодий. Лоргар заозирался и замер: через площадь неторопливо следовала пышная процессия. Ника наконец-то негнущимися пальцами нацепила чужую кожу. И, под изумленный гул голосов, обернувшись остроухим эльдарским юнцом, бросилась судорожно тасовать колоду: только слепой не разглядел бы в пышной, разряженной в пух и перья толпе, десятка два арлекинов. Утонченные знатные дамы, их шелка, меха, тонкие как дымка сиреневые, голубые и вызывающе-алые перья и россыпи драгоценных камней казались чем-то противоестественно красивым,
Почти ненастоящим. Эти статные, надменные барышни больше напоминали ожившие картины романистов и мечтателей, дивные сны, чем живых, пусть и эльфийских, женщин. Облаченные в меха, золото, психокость и благородное многоцветие шелков, юноши и воители, шепот знамен и призрачный звон неведомых музыкальных инструментов, таинственные заклинатели в синих и черных одеждах, юбилейно сияющие арлекины и мрачные багряные воины: всё это великолепие неудержимым потоком лилось навстречу, источая столько пафоса, снисходительного высокомерия и оглушающей мощи, что у Аврелиана всерьёз свело кишки. Лоргар кожей ощутил чей-то пристальный, внимательный взгляд: некий серьёзный, жилистый, немолодой эльдар с камнем во лбу и с вычурным посохом в руке, энергично и уверенно вышагивая в окружении магов. Его недоверчиво прищуренные глаза, спокойные и властные черты и костистое, живое, умное лицо, собранные в конский хвост русые волосы казались эхом, отсветом какой-то иной, великолепной и опасной эпохи потрясений и нескончаемых войн. Богато отделанное лиловое одеяние украшали золотые символы и таинственные знаки. Серебристо-розовый меховой плащ, драгоценные камни и золотые вставки источали сдержанную роскошь и в заблуждение не вводили: в пестрой толпе, опираясь на посох, шагал по-настоящему опасный политик, искусный стратег, воин и невероятно мощный маг. Его пальцы нервно подрагивали, прижимая к груди синий шлем, выдавая разрывающие разум недоумения. Его спокойные, ясные глаза поймали взгляд Лоргара. И куда-то на подкорку просочился знакомый холодок чужого, настороженного присутствия.
— Да вашу ж ма-ать, дед Ультран — сипло исторг совсем рядом Виктор, — я как раз его миньку красить собирался. Акрилу набрал…
Источая призрачное сияние тысяч рун, Лоргар судорожно сжал рукоять цепного меча. Хотелось свалить. И немедленно. Будто снизойдя до коллективной паники отряда, клочья энергий объяли Лоргара и его товарищей, огромная, сложная печать процвела лиловым.
И людей, под чей-то раскатистый хохот, вышвырнуло в ненастный сумрак какого-то гаражного кооператива на краю города.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
17. Нисхождение
24 марта 2021, 02:35
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
"А муха тоже вертолёт" автор неизвестен.
"Романс про пень", Канцлер Ги.
А ещё по этой ссылке есть иллюстрация https://fanfics.me/fanart40183
Дым и ночная, ветреная хмарь стлались над смрадным окопным мраком. Дыхание отхожего места, горелой мертвечины и прелых шинелей привычно окутывало мятущееся сознание. Мутные рыжие пятна далёких костров вселяли в сердце надежду. Салливан не понимал как выбрался из мертвецкого месива, но жар и пожирающая ноги и бок боль не позволяли думать о чем-то кроме жара и боли. Его тащили как мешок, перекинув через плечо. Рядовой Салливан равнодушно смотрел сквозь кровяные корки и густой дым как покачивается перед глазами перевернутый, мутный мир. На зубах скрипел песок. Осатанелая боль во всём теле, ледяная — в районе затылка и мутный звон в ушах обволакивали чадящее сознание. Гвардеец разлепил ставшие невероятно тяжелыми веки и попытался пошевелить свинцовой головой.
Кто-то огромный бережно, но крайне неловко протащил его лицом по спиленному с наплечника знаку Хаоса и свалил на мешки с песком.
— Какого сквига, Гектор?! — загремел совсем близко голос, — ты где должен быть?
— Ему нужна сестра из Ордена Госпитальеров. Или хирургеон. Он жив, — хрипло сообщил незнакомый голос. Салливан пошевелился, сквозь кровяные корки и опухшие обваренные веки разглядывая пепельную броню неведомого астартес. Незнакомец снял багровый шлем, под ним обнаружились очень бледное лицо с россыпью заживающих язв. Розовая бугристая кожа и глубокие рытвины выглядели так, будто астартес пережил какой-то тяжелый недуг, пожирающий саму плоть. Короткие белые волосы торчали во все стороны ежиными иглами.
— Он не жилец, ты сам знаешь это. У него газовая гангрена. Сколько он пролежал среди трупов? — красно-желтая броня неизвестного космодесантника глухо просияла в свете костров. Черный грифон на алом. Черный. Грифон. Салливан заскрежетал зубами от очередной, особенно сильной, вспышки боли. И почти ослеп, растворяясь в ней.
— Ему. Нужна. Помощь, — упрямо повторил астартес в серой броне. И обернулся. Сердце Салливана пропустило удар и бешено забилось о ребра: с серого нагрудного доспеха гиганта, лениво шевеля во все стороны зубами, смотрела, сокращаясь, живая, багровая пасть, — его ещё можно спасти.
— Если не прекратишь здесь слоняться в обнимку с полутрупом, придется спасать тебя. Я видел инквизитора. Он только что был здесь. И задавал вопросы. Ты слышишь меня, Гектор?
— Я готов заплатить по счетам, брат Нермар. Но сначала найду медика.
Салливан сел, скрипя зубами. Распухшие ноги и отекший бок нестерпимо жгло. Вонь гнилого мяса, казалось, источало всё вокруг. Салливан попытался пошевелить пальцами ног, и его лицо исказило кривой гримасой усмешки: пальцев он не чувствовал.
— Они заживают? — ало-желтая броня мутно блеснула в неверном свете костров, астартес с черным грифоном на наплечнике придирчиво осмотрел изьеденные оспинами лицо и шею собеседника, — разве это возможно?
Мимо, верхом на черных конях, медленно и неотвратимо двигался полк криговцев. Отсветы костров рассеянно мелькали в линзах их черных противогазов.
— Так хочет Бог, — нехотя отозвался мутировавший, прикрывая шлемом оживленно зашевелившуюся на груди пасть, — нечто, неподвластное моему пониманию, очищает порченную плоть. Вера без дел мертва. Так говорят священники. Своим служением мы ищем искупления. Очищения.
Грифон окинул сипящего от боли гвардейца рассеянным взглядом:
— Почему твой бог не прекратит его страдания, если он способен изгонять порчу Хаоса?
Порченный хаосом астартес задумчиво перевел взгляд ниже и только сейчас обнаружил, что пасть на груди оживленно глозжет и слюнявит прижатый к ней шлем. Выдрав из зубасто-слюнявого капкана изрядно оцарапанный керамит, космоморяк тяжело вздохнул и прикрыл глаза:
— Я думаю, что Он лучше нас знает, кому полезно немедленное исцеление, а кому нет. Люди не ценят того, что получают без усилий. В нашей власти только жить достойно и взывать снова и снова…
— Ты, кажется, искал сорориток, — напомнил ало-желтый космодесантник. В его голосе весьма явно звучала ирония.
— Да. Благодарю, что напомнил, — пепельный гигант водрузил на голову шлем, подхватил раненого поперек туловища, перекинул через плечо. И тяжелой поступью зашагал прочь, в темноту. Стараясь держать распухшие ноги гвардейца подальше от, предвкушающе чавкающей на груди пасти.
* * *
Гул голосов наполнял аудиторию второго курса. Невысокий, черноусый, похожий на Пуаро, Фома Марленович собирал портфель, деловито поглядывая на ручные часы. Лоргар улыбнулся своим мыслям. Историк, добродушный, суетливый, интеллигентный и нервный человечек в неизменном клетчато-бежевом костюме-тройке, скорее напоминал французского кондитера, чем историка. Тем более — религиозного. Кто-то сзади до хрипа спорил, изобразим ли Бог Отец, размахивая руками и переходя на личности. Окопавшиеся в углу Дятлов и компания сообща занимались латынью. Рыжий Бидондер играл со старостой в морской бой. Где-то сзади кто-то спал, скрывшись за стопкой энциклопедий и учебников. Лоргар наскоро запихал в стол тетрадь и нехотя засобирался на выход. Последнее занятие закончилось, оттрезвонил контуженный звонок, обед давно миновал. И надо бы куда-то слинять и начать делать макет на День Матери. Утром Лоргару удалось накопать на пустыре ведро красной глины. Глина. Нужно намесить глины. Оголтелые спиногрызы будут лепить из глины людей и зверей. Потом раскрасят. Да. Это отличная идея. Просто отлич…
— Да ты Лёху спроси…
— Э, Володин! — откуда-то справа коротко свистнули.
— В греко-римском мире, с которым христианская Церковь прежде всего соприкоснулась, господствующая языческая религия допускала обоготворение людей, — бубнил кто-то сзади, — но основы этой религии начали колебаться. Когда. В греческом обществе. Просвещение. Развилось настолько, что не могло допустить веры. В различные создания человеческой фантазии.
Лёха отлепил мятое лицо от конспекта, сонно и недовольно шаря взглядом из-под нечесаной льняной гривы: сегодня его прическа стойко напоминала белую казачью папаху. Пошарив глазами по классу, Володин пробурчал что-то неразборчивое, рухнул лицом в конспект и накрылся сверху раскрытым учебником по ОЦИ. Кто-то запустил в него комком бумаги. Комок отскочил от винно-красной обложки «Истории Церкви» и под чей-то вопль «Лёха!» покатился под парту.
— А муха тоже вертолет. Но без коробки передач, — глухо пропел из-под учебника Леха и дернул ногой, — а по стене ползет пельмень. И все коленки в огурцах.
— Лёха!
— Лёха, в какой музей хоть нас повезут?
— Повезут?
— Когда повезут? Куда повезут?
— Мне откуда знать? Мне не докладывают, — глухо донеслось из-под учебника, — всё. Я сплю.
— Так ты останься, выспись, я не знаю. Музей — штука добровольная, — не унимался однокурсник
— Чтобы меня нашли и припахали? — донеслось уныло из-под учебника, — ну да, ну да. Хитрый план.
— Поход в музей — это, вообще-то, обязательное мероприятие. Вы что-то путаете.
— Расслабьтесь, в музей не сегодня. В конце недели.
— Кстати, народ. Это там продают брелки из оленьего рога?
— Нет. Побрякушки продают в бобрином заповеднике. В музее — брошюры.
— Музей? Что? Что ещё за музей? Ты знал?
— Нет.
— Да, блин. Сколько ж можно… Епархия. Договорилась с краеведческим музеем. Что мы. Посетим бесплатно все залы. Всеми тремя. Отделениями…
— Что я там не видел? Со школой водили. С летним лагерем водили. Теперь с семинарией идти?
— Ну это ты уже зажрался, Глеб.
— … потом появились философские системы, поставившие своей задачей объяснить и постигнуть бытие мира и вещей. Философия подвергла народную религию критике и отвергла её, — уныло бубнил где-то сзади, качаясь на стуле, очень полный, русый Коровякин, моргая сквозь стекла больших круглых окуляров, — а потом… взгляды философов. Стали. Распространяться среди народа, и в нём тоже появилось недоверие к богам. Такое отрицание. Прежних верований. Началось в Греции ещё за три века до рождения Христа. Так что ко времени появления христианства оно стало почти всеобщим…
— Ты городской, тебе, может, это и не интересно, а мне интересно.
— Что тебе там интересно? Табурет Петра Первого?
— Вот не надо мне тут, нормальный музей…
— Ну и зажрался же ты, Глеб. У нас вообще всей культурной программы — дискотеки в клубе. Да и то в соседнем селе. Хоть на кольчугу живьём гляну…
— Народ, кто сделал английский? Дайте списать.
— … Греко-римский язычник являл собой полнейшее равнодушие к собственным богам. И приносил жертвы только потому что того требовали законы Древнего Рима. Это и послужило причиной краха ряда апологий: защитники христианства, в том числе и языческие авторы, в своих апологетических творениях говорили о вере. Тогда как сама языческая интеллигенция в своих богов не верила. Считая народную веру уделом невежественной черни.
— Кто видел мой китель?
— Лёха! Не спи, замерзнешь…
Кто-то заржал. В Леху прилетел ещё комок бумаги, чтоб бесславно застрять в волосах. Между шеей и воротом. Лёха глухо взвыл что-то хтоническое из-под учебника, на ощупь нашарил комок и вытряхнул на пол.
— Народ, давайте как-нибудь без свинства, — уныло воззвал где-то сзади староста, — я ж по классу дежурю…
В кармане телефон истошно запищал «По темным улицам летит Ночной Дозор». Лоргар ответил на вызов, поспешно вставая и отходя к окну:
— Да?
— Лоргар, слушай, — голос Виктора звучал напряженно, — твой брат, превращающийся в воронью стаю — это не норма. Я перерыл все кодексы. Такого нигде нет. Я смотрел ранние редакции. Но там этого тоже нет.
— Хм, — Лоргар хрустнул шеей, наблюдая из окна как группа алконавтов, скандаля, волоком тащит мимо семинарской ограды ржавую ванну и разбитый остов холодильника, — сколько всего редакций? Их много?
— Четыре, — сообщил под шумы и помехи Виктор, — и нигде нет ничего про Коракса, который рассыпается на вороньё. Я больше скажу. Кто-то, похоже, намеренно слил информацию про сороковое тысячелетие. Информация временами конфликтует, ее многовато понимаешь?
Тем временем Левкоев, тощий как щепка студент с прической под горшок, взяв на абордаж белую классную доску, увлечённо малевал маркером скачущих с шашками наголо казаков. Кто-то обступил его, под шум и хохот. Явившийся не пойми откуда Стас, пририсовал кружащих в небе, над казачьей конницей, НЛО и старика Хоттабыча. Последний почему-то был на ковре-самолёте, с магнитофоном и базукой.
— Думаешь, кто-то из будущего пытался предупредить землян? — отбивая пальцами по подоконнику нервный маршевый ритм, отозвался Лоргар и нахмурился, наблюдая, как между припаркованных во двору машин с лаем бегает стая пегих бродячих дворняг. Тем временем толпящиеся у доски недоросли, давясь смехом, малевали на белой поверхности кусты, и выглядывающего из кустов Россомахина. Кривого, но очень узнаваемого.
— Не исключено. Но, блин, мы же с тобой понимаем, сколько шлака можно накинуть сверху. Пойди, найди, где правда.
— Однако.
— Так что я в этом деле так себе информатор. Хрен пойми на что стоит ссылаться, а на что нет.
— Первая редакция, например?
— Вот, не факт.
Лоргар задумчиво похрустел шеей и пробормотал:
— Весело. Вроде бы информации ворох, а чему можно доверять, сразу и не скажешь. К тебе, кстати, какие-то пропойцы ванну тащат.
— Понял, — отозвался Виктор, — я ближе к вечеру освобожусь. Если что — дай знать.
— Сложная у тебя работа. Граждане алконавты принесут ворованное, а ты потом доказывай что не верблюд, — отозвался Лоргар и покосился на растекшегося по парте Леху.
Он всё также покоился в конспектах, укрывшись творением Тальберга. На винно-алой книжной обложке задумчивые львы скорбно жевали грозного греческого старца в святительских одеждах. Воздетую вверх узловатую длань мученика и грозно сдвинутые косматые брови дополняли стилизованные очертания зданий, водоём, торчащие из окон ехидные физиономии неизвестных и добротно хлещущие во все стороны потоки крови. По всей видимости, для оформления учебника истории кто-то воспользовался греческой миниатюрой. На это указывали и характерная стилистика, и мощные, рельефные блики на лицах, и общая эмоциональность действа. Пообещав Виктору дать знать в случае чего, Лоргар выключил телефон и выбрался из класса в общем потоке учащихся.
— Лоргар.
Аврелиан обернулся на голос. Сложив руки на груди, у окна нечеткой, бледной фигурой возвышался Гарин. Он равнодушно разглядывал шумный человеческий поток, подпирая пятой точкой подоконник. Коротко остриженные русые волосы казались пегими в электрическом свете узкого коридора. Лоргар поравнялся со студентом и молча пожал протянутую руку.
— Уже знаешь, за что меня? — криво улыбнулся Гарин, его белая рубашка казалась чем-то неуместным в шумной толчее коридора. Слепым пятном на фоне черных кителей.
— За неуспеваемость, — кивнул Лоргар, — но это не причина. Ты мог пересдать. Тебя отчислили слишком легко. Почему ты не пытался ничего сделать со своей проблемой?
— Потому что не верю, — пожал плечами бывший однокурсник Лоргара, — лгать себе и людям? Слишком утомительно. Когда-нибудь ты тоже сумеешь вырасти из потребности в вымышленных друзьях.
Лоргар моргнул и опустил глаза:
— Значит, ты потерял веру. Мне жаль, что ты перегорел. Куда ты теперь?
Гарин пожал плечами и как-то странно улыбнулся:
— А есть идеи?
— Может, хоть поступишь ещё куда-то?
— А толку? Что мне даст аттестат? Тупо знания и корочку? И пойду в итоге пахать в сетевой гипермаркет?
— Мало иметь диплом. Надо ещё иметь и голову на плечах, Георгий, — возразил Лоргар хмуро, — «кому нужен мой диплом?» — отговорка для недоучек и лодырей. Кому надо, тот найдет, где применить свои знания.
— А если применю — сам-то не взвоешь? — как-то странно улыбнулся Гарин. Из серых глаз его пропали последние искры тепла.
— В каком смысле? — не понял Лоргар, — почему я должен взвыть?
— У меня, как бы, уже есть незаконченное высшее, Лоргар. Я вашу поповскую братию видел изнутри. И добрых чувств не питаю, ты знаешь, — подозрительно легко отозвался Гарин, его губы тронула бледная улыбка, — весь такой до тошноты правильный. Тебе самому-то не противно? У тебя же статьи тянут на научные очерки. Уровень академии, не ниже. А ты здесь. В этой пом…
— Остановись, — очень тихо возразил Лоргар, обеспокоенно вглядываясь в бледное, равнодушное лицо, — это место приняло тебя, требуя взамен слишком мало. Простая общечеловеческая мораль требует…
— Мораль. Мораль устарела, — пожал плечами Гарин, — нет, я признаю, что когда-то она была полезна, но в современном обществе мораль такой же атавизм, как и породившие её авраамические религии. Человеку будущего не нужны боженьки и нелепые запреты.
Лоргар шумно втянул воздух, с нарастающим отчаянием разглядывая собеседника и очень тихо позвал:
— Жора, ты чего? У человека должны быть тормоза. У человека должны быть рамки и хоть какой-то кодекс чести. Мораль — это то, что делает нас людьми. Без тормозов человек — и не человек вовсе, а двуногое животное…
— Я никогда и не претендовал на звание хорошего человека, — снисходительно улыбнулся Георгий Гарин, педантично одергивая манжеты, до хруста складывая руки на груди в замок и упираясь подошвой в стену позади себя, — хотя бы потому что считаю что таких не существует. Равно как и плохих. Есть люди. Есть цели. Есть пути их достижения.
— Это даже звучит отвратительно, — качнул головой Лоргар, изумленно разглядывая бывшего однокурсника.
— Ты всё ещё можешь бросить этот скотский загон и составить мне компанию.
— Жора, ты действительно думал, что я соглашусь на что-то подобное?
— Почему нет?
Лоргар шумно втянул воздух и окинул собеседника беспокойным взглядом:
— Я не хочу превращаться в нечто подобное. Подобное тому, что ты описал. Это мерзко.
— Зря. Это удобно.
— Это низко, — качнул головой Лоргар.
— Что конкретно? Морально-этические ограничения всегда были для меня хоть и непонятной, но любопытной материей. Что из перечисленного мной низко? Что такое это твоё «низко», Лоргар?
— Постой. Но зачем-то ты ведь пришёл в семинарию. Ты ведь… верил. Ты ведь верил?
— Нельзя быть таким наивным, Лоргар. Чай, уже не ребёночек, — иронично пожал плечами Гарин, — скажем так, квест оказался слишком нудным и нелепым. Зачем терять время в овечьем загоне, когда набирает силу большая, хорошо оплачиваемая серьезными игроками агитмашина? Бывший церковник трагически потерявший веру. Звучит же. Персонаж вроде меня будет нарасхват. Тебя только жаль. Пропадает такой публицист…
— В тебе говорят обида и ярость, — с болью в глазах, медленно покачал головой Лоргар, — не переступай черту, не тряси чужим грязным бельём…
— Кто ж виноват, что ваш бог не сделал так, чтобы хорошим людям жилось лучше всех на этой планете? — пожал плечами Гарин, — выживает сильнейший.
— Это путь в бездну. Почему ты так упрямо стремишься туда?
— В бездну? — усмехнулся Гарин, — нет, Лоргар. Я не суицидник и подобных позывов никогда не имел. Да и в целом, из всех возможных действий, суицид, за исключением определенных ситуаций, вроде тех, когда существование является адом — это самый жалкий возможный поступок. Более низко падать уже некуда, раз даже самый базис любого живого существа — инстинкт самосохранения — оказался пересилен.
— Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о суициде, — лицевые мышцы Лоргара дрогнули, — скольких ты готов продать чтобы стало мягче твоей заднице?
— О как мы заговорили, — лениво улыбнулся Гарин, разглядывая Лоргара из-под ресниц, — давай, расскажи мне о расплате за злодеяния. Расплата — это миф, Лоргар.
— Не хочешь же ты сказать, что не веришь в то, что, по-твоему, за совершенным злом следует расплата?
— Видишь ли как… ее действительно не существует.
— Неужели? — дернул щекой Лоргар. В глазах его больше не было ни тепла, ни отчаяния, ни боли. Только грозовой мрак.
Бывший студент, не замечая ни потемневшего лица собеседника, ни стали в его голосе, снисходительно улыбнулся:
— Есть один исторический персонаж. Он является самым настоящим доказательством того, что никакого «вселенского правосудия» нет и никогда не было. Повинен он в нарушении всего, что потом назовут нюрнбергским кодексом и в парочке преступлений против человечности. Лагерный врач Освенцима.
— Йозеф Менгеле, — кивнул Лоргар.
— Верно. Йозеф Менгеле в сороковых годах посеял более тысячи смертей в Освенциме, сшивал и пытал близнецов, проводил антинаучные опыты над людьми. Он умер в Аргентине, в возрасте 79 лет, утонув в личном бассейне. И за свои преступления не понес совершенно никакого доказанного наказания
— История показывает как недальновидны попытки людей судить о недавних событиях, — интонациями Лоргара уже было впору морозить кур и сводить бородавки, — многие документы лежат под грифом секретности лет по семьдесят. А иные и больше. Ты берешься рассуждать о событиях, о которых сам узнал из открытых источников. Ты знаешь лишь то, что тебе разрешили знать. Хочешь сказать, ты знаешь механику всех исторических процессов? Механику, подробности…
— Я знаю достаточную их часть, — равнодушно пожал плечами Гарин, — и в перспективе буду знать намного больше. У меня большие планы. И ты всё ещё можешь стать частью этой силы, Лоргар.
— Силы? Силы, Георгий. Кажется, я понял, о чем ты. О, да. Эти разговоры про «я знаю вас изнутри», это словоблудие. Как же я сразу не понял? А ты наивен, — холодно улыбнулся Лоргар, — люди, готовые торговать всем подряд не нужны ни одному хозяину. Едва ты отработаешь гонорар, от тебя легко избавятся. Никому не нужны свидетели.
— О, я обожаю эти кухонные разговоры про масонов, — скучающе пожал плечами Гарин, — продолжай.
— Кто-то кроме тебя произносил слово «масон»? — приподнял брови Лоргар, — если собрался гадить государству или Церкви, всегда помни, что ты — одноразовый. Одноразовый, Гарин.
— Как громко. Го-су-дар-ству, — почти по слогам повторил Гарин и криво усмехнулся.
— Даже крах веры — это не повод становиться предателем. Ты предлагаешь предательство. Измену.
— Измену кому? Гребущим бабло жирным попам? Лоргар…
— Я не предатель, — возразил Лоргар, — будь твоя логика несколько человечнее, я бы сказал, что нормальные люди данность меняют иначе. Не нравятся негативные примеры — начни с себя. Будь сам хорошим священником. Верным Отечеству. Справедливым к людям. Сам в себе найди силы быть честным человеком. Начни с себя.
— Знаешь… — лениво улыбнулся Гарин, — я всё думал. Что-то в тебе есть ущербное. Рабское.
— Что ты несёшь?
— О, не волнуйся, это не касается твоей религии. Эта рабская ущербность иного рода. Она… глубже.
Лоргар задавил в себе жгучее желание съездить кулаком по снисходительной физиономии Гарина, закрыл глаза, вдохнул и выдохнул:
— Зачем ты вообще окликнул меня? Зачем этот разговор? Всё это.
— Мне скучно, а ты разбавляешь моё ожидание, — пожал плечами Гарин, — плюс оппозиция всегда мне любопытна.
— Оппозиция, — повторил Лоргар с кривой усмешкой, — другими словами, ты уже мнишь себя большинством? Победителем?
— А я и есть большинство, — снисходительно улыбнулся Гарин, — христианская мораль давно устарела. Новому миру нужна новая мораль. Свободная от ущербных поповских запретов.
— Лоргар!
— Наверное, я удивлю тебя, но твои идеи — не новость, — криво усмехнулся Лоргар, — таки от них веет викторианскими трущобами и бытовым сифилисом. Знаешь, что такое бытовой сифилис?
— Лоргар!
Лоргар круто развернулся на каблуках и, не слушая дальнейших реплик Гарина, обернулся. К нему сквозь толпу пробирался кто-то из первокурсников.
— Лоргар, тебя там дежпом сказал найти. Там приехал какой-то пожилой священник. Тебя ищет. Он… он в сером подряснике.
— Понял, спасибо. Где он?
— Да на вахте. Общается с заочниками.
— Иду.
— Лоргар, подожди, — студент догнал его уже на лестнице, — ты его знаешь, да?
— Да, — лицо Лоргара прояснилось, а лиловые радужки заметно потеплели, — это мой отец.
* * *
Зал ожидания равнодушно пестрел панелями серого мрамора. Шаркающей походкой мимо ковыляла закутанная в серые шали воинственная старушенция. Она толкала тележку с большой чёрной сумкой, неодобрительно косясь на какую-то целующуюся в углу парочку. С огромной советской мозаики во всю стену смеялся Гагарин в белоснежном скафандре. В мозаично-узорных космических далях светили косматые звезды и купались, как в морской пене, отважные астронавты будущего. Скрежеща черным керамитом о кафель, сидящий по-турецки на полу Коракс уже битый час рассказывал отцу о свержении Незримых Царей, о взятии Врат Сорок Два и о оскорблении, нанесенном ему на совете. Отец не перебивал. Он внимательно слушал, напряженно кивал, временами переспрашивал и уточнял. Лоргар рассеянно наблюдал как какие-то ребята шумно фотографируются на их фоне. Спящие, подложив сумки под голову, дембеля казались недвижимыми восковыми статуями в желтом электрическом свете. Толпа ожидающих посадки людей роптала и нехотя шевелилась. То тут, то там можно было заметить рыщущих в ней старых зеков, их характерные жесты, манеру говорить и двигаться, их щербозубые лица, наколки и обрывки разговоров.
Лоргар размял плечи и покосился на сидящего к нему спиной отца. Алебастрово бледный примарх и пожилой священник тихо разговаривали, заняв край скользкой полированной лавки и весь сумрачный угол. Лоргар облокотился о стену, почти нависая над отцом и разглядывая ряды синих кресел, тепло одетых людей, сумки, тележки, бегающих в проходе детей, пожилых огородников, старика с таксой, обжимающуюся в углу парочку и мирно заседающих в противоположном углу с охрипшей гитарой в обнимку походников. Людей в зале ожидания хватало. Ползущие за окном вагоны болотно-зеленых электричек, стаи голубей в свинцовом небе и перестук колес, мирно сотрясающий землю, навевали воспоминания, а от многоголосого людского ропота и желтого света ламп клонило в сон.
— Я категорически извиняюсь, вы — батюшка? — гаркнул где-то сзади бравый, по-старчески надреснутый голос.
— Да, я священник. Вы что-то хотели?
Лоргар обернулся. Кряжистый, краснорукий дед подсел к отцу, устраивая на коленях квадратную клетку с каким-то очень породистым кофейно-бежевым голубем:
— Да я, собственно, по какому вопросу, батюшка, — старик бережно прикрыл пятернёй затравленно нахохлившегося голубя, — кому такому молиться, чтобы сосед-алкаш, Колька Турнев, совсем не извел нас с бабкой?
— В полицию обращались?
— Ой, — отмахнулся дед с досадой, — кто ж мне его сторожить-то будет? Пьет он, паскуда, без просыху, ворует что плохо лежит. А алкашей водит — о-ой… зла на них нет. Баба его — сра-а-ам, да и только — по дворам тряпки какие сушатся, увидит, посымает, в охапку — и бежать. А в тот месяц к алкашу этому из городу дружки понаехали. Бандиты, как есть бандиты. Я к участковому. А Колька-алкаш мне: «Изведу я тебе голубей, дед, доходишься». Бабка мне всю плешь проела. Иди в церкву, да и иди в церкву. Может, бог-то смилуется. Посадят этого и бабу его за… да хоть за что. Зашел я. А там попенок. Молодой совсем. Тонкий как былинка, голос козлиный. Идет, того и гляди рассыплется. На кой я к нему пойду…
— Зря вы так, — отозвался отец негромко, — лицом все мы один другого краше, не о лицах думать надо. И напишите в областной центр. А лучше сами отнесите ногами. А чтобы не спалили, просите заступничество Божьей Матери. Икона ее есть такая. «Неопалимая Купина».
— Знаю такую, — оживился дед, — знаю. Есть. Это, когда подкулачники дом-то запалили, мать иконку из подпола вынула. Темные лики, старая. Мать с сыном, а вокруг навроде звезды. Восемь концов у звезды, в лучах ее — ангелы всякие. И мне говорит мать: «Запомни, Левушка, это «Неопалимая купина», от красного петуха первая заступнница. И ею дом обнесла. Трижды обнесла. Огонь и потух. Сам видел. Сам.
— Вот видите. Сами всё и знаете.
— Отец мой под Москвой того… погиб отец. Одно ружьё на троих. Отцу досталось-то — граната да честное слово. Мы с матерью одни остались, — не слушая священника, продолжал старик, голос его дрогнул. Голубь возмущенно нахохлил свои кудрявые перья под взглядом Коракса, заморгал и отвернулся, тряхнув шикарными белыми перьевыми штанами, — отец раскулачил немерено. Кулаков-то извели, а подкулачники-то все — вон они. Хозяина извели у них, кормиться не с кого. Лютуют. И ходили, крестились. Говорили мне, что де молятся чтобы Гитлер Москву поскорее взял. Да! Вот так и говорили!
— Ну, это уже святотатство…
— Да! Пузо крестом и: «Дай-то бог, Гитлер Москву займет и всех вас перевешает!» А я пацанёнком был. Вилы взял и на него. А ещё один раз… один раз конь спас. Умный конь. Лес, дрова рублю. А конь мой, Еська, смотрю, ушами прядёт. Боится. Вскочил на коня и вижу: выходит из-за дерева мужик с топором…
— Ваша птица выглядит необычно, — заметил Коракс, внимательно разглядывая старика, — неужели это голубь?
— Голубка. Ох, да ты ж моя шестисотграмовая красавица, — в голосе старика засквозили восхищение и гордость, — кудрявые голуби летают на очень большой высоте, молодой человек. Красавица моя, глазенки как бусины, ты гляди. Порода эта есть считай с семнадцатого века…
— Кто вывел породу известно? — Корвус пересел ближе, с интересом разглядывая птицу.
— Говорят селекционеры-любители выводили, — отозвался старик, — птиц с кудрявыми перьями, говорят, вывели из слегка кудрявых азиатских и восточных голубей. Из них, да. Например, из пухового и пуговчатого голубей. Из растрепанного голубя, который в Болгарии. Стандарт-то породы утвержден был не сразу, только в 1909 году…
Птица шарахнулась от пальца Коракса, моргая и крутя головой. Кудрявый хохолок голубки с сухим звуком задел железные прутья клетки.
— Удивительное многообразие форм, — задумчиво пробормотал Коракс, наблюдая за птицей.
Где-то сзади бренчали гитарные струны и негромко, но оживленно, переговаривались походники, смеялись дети и женский, бесплотный голос объявлял о посадке на пятой платформе. Лоргар опустил глаза и изумленно моргнул. Снизу вверх, обнимая плюшевого крокодила, его разглядывала невероятно кудрявая чернокожая кроха в джинсовом комбинезоне.
— А ты настоящий?
Лоргар улыбнулся и кивнул:
— Настоящий. Но это — большой-большой секрет.
— А мой папа — настоящиий принц, —
доверительно сообщила кроха.
И, тотчас позабыв о Лоргаре, со всех ног побежала на другой конец зала ожидания, к тихо беседующей с кем-то бесцветной, вымученно улыбающейся блондинке:
— Мама, мама! Там настоящие великаны! Великаны не злые! Они правда есть! Вон там.
— Леночка, ну какие же это великаны? — донесся до Лоргара печальный женский голос, — есть такая болезнь — гигантизм. Сядь, не мельтеши.
— Но они правда великаны! — возмутился ребёнок и ткнул пальцем в Коракса, — мама, это волшебный рыцарь-ворон, правда! У него даже меч есть! Я ви-и-идела!
— Это просто костюм. Не приставай к людям. Что я тебе говорила?
— Ну, ма-а-ама! — едва не рыдая, во все горло возмутилась девочка, — но это же правда!
Лоргар покосился на Коракса и ухмыльнулся: Повелитель Воронов облокотился о стену подле, сложив руки на груди и внимательно разглядывая спящих дембелей.
Какая-то нервная молодая женщина поспешно подвела своих маленьких сыновей к отцу Лоргара за благословением. Походники зашевелились, разливая из термоса что-то горячее. Запахло черным кофе и коньяком. Ловкие пальцы заплясали по струнам, рождая знакомый мотив. Подтянувшись ближе, какие-то походницы легко и негромко подхватили песню:
Осенью дождливой, в серый день,
Проскакал по городу мой пень,
Он бежал по гулкой мостовой
Шелестя корнями и листвой.
Вернись ко мне, мой пень,
По моему хотению.
Убей меня мой пень,
Предай меня забвению.
В болота или в овраги,
На дно, где лишь коряги,
Туда, где нет любви,
Мой верный пень.
— Кажется, я отвык от присутствия гражданских. Странные ощущения, — задумчиво заметил Коракс, поглядывая на поющих, — твой приемный отец — удивительный человек, Лоргар. Отваге и мудрости редко сопутствуют человеколюбие и верность присяге. Чего-то всегда не хватает. Но не в его случае.
— Ты не представляешь, насколько вовремя заглянул к нам, — улыбнулся Лоргар, — по крайней мере, я могу быть спокоен за близких.
— Пути варпа неисповедимы, — задумчиво отозвался Коракс, наблюдая как негромко беседуют старый голубятник и священник, — до чего же он не похож на Кор Фаэрона. Как колодец не похож на болотную топь, так и этот жрец не похож на Фаэрона и прочих подобных ему.
— Ну ты сравнил, — усмехнулся Лоргар, — Колхиду я припоминаю смутно, но вот Фаэрона я таки помню отчетливо. Он был изувером каких поискать. Больной человек. Больное общество. Рабство.
Нестройный хор голосов расхлябанно пел под бренчание гитары:
Он бежал, и стук его корней
Сердце биться заставлял быстрей
И казалось, будто бы над ним
Становилось небо голубым.
Вернись ко мне, мой пень,
По моему хотению.
Убей меня мой пень,
Предай меня забвению.
В болота или в овраги,
На дно, где лишь коряги,
Туда, где нет любви,
Мой верный пень.
— Пашка, не бегай! — под воркующий женский смех донесся до Лоргара сердитый женский окрик.
Под смех и разговоры, походники, с самыми серьезными лицами выводили под гитару:
Отчего же мир наш так жесток,
Отчего же гений одинок (трагедия)
Почему завистников полно (ну просто полно!)
Не понять им гений все равно.
Неси меня, мой пень,
Ведь у меня харизма.
Не просто я поэт:
Я — основатель пнизма.
Пускай погибнет гений,
Но сотни поколений
Воздвигнут в память обо мне
Огромный пень!
— Эта эпоха ненавидит и клеймит рабство, — как эхо отозвался Коракс, глядя, как старая, пятнисто-рыжая такса дремлет у ног своего хозяина, — что стало с нашей Террой? Почему эпоха, которую историки единодушно считают временем варварства, кажется мне золотым веком Терры и светочем гуманизма?
— Войны, — пожал плечами Лоргар, — игры с опасными знаниями, человечество сыграло в Бога и проиграло. Ты действительно не знаешь как зовут нашего отца?
— Полагаю, он и сам этого уже не помнит, — Коракс окинул спокойным, внимательным взглядом толпу, — не возьмусь судить, лгал ли Хорус, но он как-то говорил о том, что якобы отец питал интерес к астрологическому символизму; будто бы даже каждый из нас в замысле отца символизировал одно из созвездий.
— Воздействие античной культуры, ничего удивительного, — рассеянно пробормотал Лоргар кивая, — мы трепетно любим наше детство и юность, какими тяжелыми они бы ни были. Античный мир — это юность нашего отца. Возможно, он лично знал древних ученых и философов. Видел гибель Трои. Восстание рабов под предводительством Спартака. Живые факелы Нерона.
— Спартак опьянел от побед, — пробормотал Коракс, качая головой и пристально разглядывая мозаичного Гагарина, — к сожалению, этот древний герой не знал меры и слишком полагался на своих собратьев-гладиаторов. Мясники бойцовых ям без железной дисциплины, без навыков партизанской войны, без большой, внятной цели — это только мясники. Перед лицом военной машины Древнего Рима у них не было ни единого шанса. Поучительная история. Мы должны помнить ошибки героев древности дабы не повторять их в будущем. Признаться, я был удивлен, когда нашел в твоих вещах эту книгу. Она… поучительна.
* * *
Багровый сумрак дышал тяжелым, густым ароматом каких-то женских духов, пылью и смертью. Винно-алые сгустки грязной энергии живыми сферами носились в тлетворном, пылающем мраке, хаотично шевеля энергетическими космами. Горячая и сухая на ощупь чужая ладонь легла на плечо. Даже сквозь ткань кителя Лоргар ощущал эту тяжесть и этот жар. Он поспешно обернулся и отшатнулся: его уничтожающе разглядывала рогатая и куда более мускулистая копия его самого.
— Это всего лишь сон, — сообщил Лоргар Уризен далекого мрачного будущего, — я здесь чтобы поговорить.
— Я не предатель, — Лоргар отвернулся и зашагал прочь, в багровый мрак, — ты теряешь время.
— Твоего бога нет в варпе, — окликнул его рогатый отступник, заложив руки за спину и неторопливо шагая следом, — следовательно его не существует.
— Варп — энергетическая канава. С чего бы Первопричине Бытия сидеть в метафизической канаве, в обществе колоний паразитов? — отозвался Лоргар, безуспешно ища выход, — ты сам себя-то слышишь?
— Да как ты смеешь, щенок?! — взвился рогатый сектовод, багровея пятнами, — Хаос Неделимый есть неодолимая мощь. Боги Хаоса видели рождение и падение мириадов цивилизаций. Твой распятый бог — всего лишь одна из бесчисленных нелепых басен, мои боги видели рождение и смерть миллиардов вер и религий. Отринь свою бесполезную, рабскую веру и задумайся…
— Молиться древним энергетическим глистам? Спасибо, но как-то не тянет.
— Боги не питают к нам ненависти. Они не кричат, требуя уничтожения всего, что нам дорого. Они — это мы, — Уризен коснулся плеча Лоргара, — наши грехи, что находят путь обратно в сердца, давшие им жизнь. Ты тоже ощущаешь это, я знаю. Величие и извращенную красоту тёмного таинства греха. Потому что ты — это я. А я — это ты.
— Если ты — это я, то, вполне возможно, что и ты втайне ощущаешь греховность своего пути и болезненные позывы к раскаянию, — стряхнул с плеча руку антипода Лоргар, — ненависть есть отсутствие любви и признак глубокого внутреннего одиночества. Ты одинок, признай это. И твоё одиночество гонит тебя ко мне. Снова и снова. Потребность в одобрении. В тебе слишком сильна эта потребность, она-то и превратила тебя в послушную марионетку Хаоса. Ты одинок.
— Одинок? Я не могу быть одинок, ибо нас — бездны бездн, — гордо расправил плечи отступник, — в варпе схожие мысли и эмоции собираются вместе, точно ручейки, что сбегают по каменному склону. Они образуют течения и водовороты душевных мук и неистовых желаний, омуты ненависти и быстрины самолюбия. С начала времён эти течения и волны неустанно струятся по зеркалу мира. И сила их такова, что породила богов из самой субстанции нереального. Со временем эти движимые инстинктами аморфные существа обрели зачаточное сознание. Так были рождены боги Хаоса: безбрежные психические силы, созданные из фантазий и страхов смертных. Это и есть Губительные Силы, Лоргар. И каждая — отражение мирских страстей, что создали её. Наших страстей.
— Другими словами, ты молишься паразитам, которые питаются отходами твоей собственной жизнедеятельности, — скептически поджал губы Лоргар, — почему меня преследует иллюзорный запашок уличного нужника? Там тоже роится масса… интересного.
— Смейся, смейся, невежда. Я посмеюсь последний, — оскорбленно посулил отступник, отряхивая с алой туники несуществующую пыль, — о, да. Когда наш драгоценный отец разрушит всё, что тебе дорого руками Робаута Жиллимана, ты вспомнишь мои слова. И познаешь моё отчаяние. Отец никогда не любил нас…
— Ты как ребенок, — закатил глаза Лоргар, — конечно он нас не любит. Как любить выросших в людях здоровых лбов, которых он ни разу даже и на руках-то не держал?
— Именно! Зачем служить отцу, который презирает тебя и твою веру?! — ликующе воздел палец вверх Уризен, — зачем терпеть его постоянное недовольство и брезгливое безразличие?!
— Ну ты и гений, — насмешливо приподнял брови Лоргар, сцепив руки за спиной в замок и разглядывая феноменально короткую алую тунику отступника зафиксированную на одном плече, — слушай, а вот штаны носить тебе религия не позволяет, да?
— Что? — непонимающе нахмурился Лоргар Уризен далекого темного будущего.
— Хозяйству, говорю, не дует? — почти в самое ухо отступнику браво проорал Лоргар.
Уризен непонимающе моргнул и с подозрением покосился куда-то себе под ноги:
— Не уходи от ответа. Наш драгоценный отец — лжец и ханжа.
— Лоргар, — кашлянул в кулак Лоргар, — ты же не против, если я буду звать тебя так?
— Не против, — согласился Уризен.
— Ты и я — это альтернативные версии друг друга. Поэтому я буду говорить с тобой… как с собой. Понимаешь?
— Нет, — честно признался отступник, — но я заинтригован. Продолжай.
— Вот ты говоришь: «Отец то, отец сё». Не любит, не ценит, — Лоргар прочистил горло и одернул китель, — а в твою гениальную башку ни разу не приходило, что любой отец в принципе может быть болен, стар, немощен, психически нестабилен? И это не повод вышвыривать его из своей жизни. Он отец. Всё. Он может ошибаться, его может разбить маразм или паралич. И что? Ты отречешься от него? Бросишь?
— Он был далеко не немощен когда оттолкнул меня, — упрямо взвился Уризен, — куда ты клонишь? Он…
— Ты хоть понимаешь как жалок твой лепет? «Меня па-апа не лю-ю-юбит! Пойду, назло ему разрушу ми-ир!», — закатил глаза Лоргар, — ты, придурок, да он же инвалид! Человек не помнит даже своего имени! Ему нужна помощь! Помощь. А не идиотские обидки толпы великовозрастных дитяток!
— С тобой бессмысленно спорить, ты бредишь, — взорвался Уризен и раздраженно заходил туда-сюда, потрясая руками и нервно дергая щекой, — боги, с кем я связался?!
— Папа его не любит! — возмущенно гаркнул Лоргар, шмыгая побагровевшим носом, — ты-то сам любить-то способен.
— Я? Да я!
— Не сочинять про человека с три короба, а любить как есть! Со всей его гнусью!
— Тебя-то любили, — обозленно сощурился Уризен, — Император — всего лишь ученый, создавший нас для завоевания галактики. Он планировал избавиться от нас едва мы выполним свои функции. Оружие. Пешки. Не сыновья! Не дети! Не будь таким идиотом!
— А ты думал, в сказку попал? Что? Слабо любить такого папашу?
— С чего бы мне…
— Ну ты-то хотел чтобы он любил тебя, человека, который прикончил старика Найро всего лишь за то, что тот пытался защитить тебя, — пожал плечами Лоргар.
— Заткнись! — взревел отступник, вцепившись в его китель. И почти захрипел от гнева, нервно бегащими глазами шаря по лицу Лоргара, — да что ты понимаешь, щенок?
— Любовь долготерпит. Она милосердна. Не ищет своего. Не бесчинствует, — сообщил Лоргар аккурат в налитые кровью глаза взбешенного антипода, — не раздражается. Не измышляет неправду. Сорадуется истине. И никогда не иссякает. Она была, есть и будет. Даже когда языки всех рас умолкнут и пророчества угаснут, любовь не прекратит своё существование. Потому что Бог. И есть. Любовь.
— Слаанеш есть любовь.
— Слаанеш есть блуд и непотребство в терминальной стадии.
— Ты слепец, — горестно выдохнул Уризен.
— Не хочу показаться невежливым, но, учитывая что ты молишься Чумному Деду и Жадной Суке… — отозвался Лоргар, с опаской косясь на пальцы отступника, вцепившиеся ему в китель аккурат под горлом, —…не обижайся, но… не мог бы ты руками меня не хватать. Небось, рукоблудствуешь себе в башне, аспид, а рук не моешь. А все говорят: «Медитирует, медитирует»…
Демон-принц Лоргар Уризен как-то очень медленно и изумленно моргнул, что-то соображая, разжал пальцы и почти жалобно возмутился:
— Но… мои потребности не столь примитивны…
— Мне откуда знать, какие там у вас на Сикарусе потребности, — пожал плечами Лоргар, — ты молодец, конечно, руки об меня вытер. Но больше так не делай. Я форму вручную стираю. В тазике.
Примарх-отступник непонимающе моргнул. Его лицо одновременно озарили понимание, обида и глухое противление. Он поджал губы, прищурил глаза и очень тихо потребовал:
— Пошел вон.
— Братишка, да ты чего? Я ж не говорил, что ты там пальцем ковыряешься…
— Вон.
— Это. Брат по разуму. Мы ж одной крови. Ты и я.
— Жалкое подобие Русса.
— Ты обиделся что ли?
— Щенок.
Реальность сна изошла сетью трещин. И Лоргар проснулся. Где-то у стены таинственно мерцал алыми камнями белый эльдарский доспех. Лоргар непонимающе нахмурился и сел, растирая по лицу остатки сна: призрачно мерцая камнями, белая психокость неторопливо затягивала свои повреждения собственным вязким, волокнистым материалом.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
18. Быть богом
8 апреля 2021, 03:35
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
На плацу, перед храмом, первокурсники мели листву. До Лоргара то и дело долетали возгласы, обрывки разговоров и смех. Пухлощекий ребенок, лет трех от роду, гонял по плацу лениво перемещающуюся с места на место голубиную стаю, а его мать, широкая, шумная тетка в пальто-разлетайке и рыжем берете, без умолку трещала с какими-то кумушками. Даже со своего места под навесом Лоргар слышал, как языкастые клуши по пятому кругу перемывают кости какому-то Вадичке, «его мымре», какому-то Павлу Степанычу и «Сашке-проститутке», которая абсолютно точно «обколдовала всех мужиков в дому». Лоргар зажмурился и страдальчески вздохнул: он и рад был бы не слушать всё это, но феноменально чуткий слух продолжал вываливать на него потоки отборного бреда. Перевернув страницу блокнота, Лоргар начертил от руки окружность, немного подумал и вписал в неё руку, сжимающую человеческое сердце. Кто-то опустился рядом, и лавка заскрипела под чужим весом. Лоргар мельком обернулся и поспешил пожать протянутую руку: сквозь очечные стекла его художества внимательно разглядывал бывший уфолог Иваныч с первого курса.
— Рисуешь? — с улыбкой кивнул он Лоргару.
Аврелиан почесал черенком ручки за ухом и кивнул, внимательнее разглядывая студента. Нет. Слухи слухами, но тридцатилетним бывший уфолог не казался. Лет сорок или сорок пять. Не меньше. Спросить? Неудобно как-то. Да и имя. Иван Иваныч Иванов. Как в анекдоте, честное слово.
— У тебя хорошо с анатомией, рука как живая, — кивнул, поблескивая очечными стеклами, Иваныч, наблюдая, как Аврелиан задумчиво прорисовывает объявшее сердце пламя, как ручка пляшет по толстой кофейно-бежевой бумаге, оставляя четкие, уверенные штрихи и линии, — каким цветом будет-то?
— Окружность — черная, — рассеянно отозвался Лоргар, энергично штрихуя окружность, — потому что это — внешняя тьма, мрак гиблой чащи.
Уфолог с интересом покосился на Лоргара и как-то до странного понимающе улыбнулся.
— Рука будет серовато-белой, — Лоргар шумно втянул воздух, — это рука Данко забывшего свет солнца. Рука Данко, который ведет свой народ сквозь тьму, освещая путь собственным сердцем. Сердце будет алым. Оно буйно пылает во тьме. Но едва народ выйдет к свету, Данко уронит своё горящее сердце в степную траву. И кто-то в страхе растопчет горящее сердце. И будет прав. Нет ничего страшнее горящей степи…
— Да ты поэт, — как-то задумчиво и печально улыбнулся уфолог, отводя глаза.
— Нет, я всего лишь люблю читать, — Лоргар перевернул страницу, начертил окружность и попробовал снова вписать в неё руку, но уже с другого ракурса, — ты действительно перевелся на заочку?
— Обстоятельства требуют, — пожал плечами бывший уфолог, — при очной форме обучения пойди, дождись, когда рукоположат. Да и время. Время поджимает.
Лоргар кивнул. Звучало более чем логично. Ветер донес ликующие вопли первокурсников. Где-то далеко радостный Димка размахивал над головой пойманным на лету голубем. Птица же очумело била крыльями, искренне мечтая свалить от двуногих к едрёне-фене. Иваныч расправил плечи и как-то горько усмехнулся. И Аврелиану даже на какой-то миг почудилось, что заочник источает очень знакомые миазмы хаотичных энергий варпа. Как псайкер. Очень слабый псайкер. Миг — и морок пропал. Лоргар нервно усмехнулся и качнул головой, отгоняя бредовое наваждение. Это просто невозможно. Какой бред. Ты заработался, Лоргар. Тебе пора спать.
— Ты читал Стругацких? — как-то невпопад спросил уфолог, задумчиво сияя очечным стеклом. В глазах его было глухо и тускло.
— Читал конечно, — пожал плечами Лоргар, — у отца полное собрание их сочинений. Это… это откровение. Не побоюсь этого слова, шедевр…
— Даже прожив годы как дон Румата, земной астронавт Антон останется Антоном, — негромко отозвался Иваныч. Его умное, широкое, грубо вытесанное лицо накрыла тень. Казалось, он просто размышляет вслух, позабыв, что не один под навесом, под окном регентского класса. За спиной, в чайном сумраке класса кто-то пробежался пальцами по клавишам, рождая дрожащие минорные звуки. Из окна пахло сушеным мускусом белых роз и нотными тетрадями, мелом и сладкой горечью женских духов, хлоркой и свежевымытым полом, — во всяком случае, я хочу в это верить.
— Дон Румата сорвался и учинил правосудие. Такое, каким он его видел, — Лоргар перевернул страницу, закатал рукав кителя вместе с рубашкой, поднял собственную руку, сжал в ладони воображаемое сердце и принялся зарисовывать результат, но уже левой рукой, — такие как дон Румата должны иметь железные нервы и голову на плечах. Поступки имеют последствия. Он забылся, заигравшись в бога. Спровоцировал. И потерял тех, кто от него зависел. Даже отважный астронавт, наблюдающий за развитием феодального мира аристократов и бедняков, должен помнить простую истину. Он всего лишь человек. И должен быть предельно осторожен. Не ради себя, так ради тех, кто от него зависим.
— Иногда избыток знаний и возможностей ослепляет. Людям свойственно ошибаться. Это нормально, — голос бывшего уфолога звучал всё ровнее и тише, — но, даже понимая это, ты, вот, смотришь и думаешь. Проскочу. Я ж герой. Главный герой пьесы ни за что не умрёт. Герои не умирают. А потом ты оступаешься. И всё летит в бездну. Вообще всё. Все захлебываются вышедшим на улицы дерьмом. Потому что кто-то продал кого-то. А оказалось, что продал себя…
— О чем ты, Иваныч? — нахмурился Лоргар.
— Слуга государев, он как ассенизатор, — глаза уфолога мутно блеснули, — одна ошибка — и все в говне. Насмерть.
Лоргар с явным подозрением покосился на заочника и вернулся к рисунку:
— Может оно и так. Я в политику не лезу. Делаю что должен.
— А это не политика. Это жизнь. Твоя, моя, их, — уфолог встал и кивнул Лоргару, — бывай, Аврелиан. Человеком быть куда сложнее чем богом. Но ты, наверное, сможешь.
* * *
— Лоргар, — позвал беспомощно откуда-то справа голос Димки, — Лоргар, ты спишь?
Устроившийся на голове кот важно потянулся, зевнул, прошелся всеми четырьмя лапами по лицу и царственно устроился где-то на животе, тарахтя как трансформаторный щиток, задрав ногу и деловито вылизывая пухнастую штанину. Аврелиан распахнул глаза и страдальчески вздохнул. От первокурсника буквально фонило гремучей смесью страха, тоски, отчаяния, мутной обиды и полудетской надежды. Чей-то музыкальный храп за стеной прервался возмущенным бормотанием и кашлем. Кот замер с поднятой ногой, озираясь и мерцая огромным зрачком. В темноте он глухо сиял зеленым и будил в груди какие-то совершенно первобытные, пещерные ассоциации с диким огнём и жутким таинством ночных мистерий изначального тропического леса.
— А я думал, ты спишь, — сообщил Мизгирёв печальным шепотом, сполз на пол и обнял колени, облокотившись спиной о лоргаров диван, — а я вот не могу. Всякая дрянь лезет в голову.
— Не сиди на холодном полу, застудишь что-нибудь, — Аврелиан заворочался в одеялах, отодвигаясь к стене и придерживая урчащего кота, — садись на диван, диван теплее пола.
— Ты как моя мама, — закатил глаза первокурсник.
— Это не моя блажь. И, нет, с тобой никто не нянчится, — сонно отозвался Лоргар, — есть простейшие прописные истины. Мыть руки. Носить штаны. Не лезть к оголенным проводам. Не плевать в горящую лампочку. Не сидеть на холодном. Четко соблюдая их, мы тем самым избавляем от лишних проблем и себя, и окружающих нас людей. Не сиди на полу.
Мизгирёв нехотя заворчал, но всё-таки встал с пола и влез с ногами на примаршее ложе:
— Мне, это. Погано. Слышишь, Лоргар?
— Всем погано. Было б странно, если бы после вот этого феерического дерьма нам бы всем ещё и погано бы не было, — Лоргар закрыл глаза, — шел бы ты спать, Димка. Завтра занятия.
— Война — это страшно и мерзко, — признался Димка, обнимая колени и расчесывая пятернёй лопатку под майкой, — я… я думал это будет иначе. Я… мне страшно.
— Всем страшно. Глаза боятся — руки делают, — сонно отозвался Лоргар, не открывая глаз, — ты сможешь, я верю в тебя. Залог боеспособности личного состава в здоровом сне. Так что иди спать. Это приказ.
Где-то характерно запищало оповещение чьей-то невыключенной «аськи», Мизгирев, тяжело вздыхая и сокрушенно бормоча какую-то сонную муть, слез с дивана и, загребая тапками разбросанные в проходе сланцы, потащился на поиски телефона. Да так и завис с ним, тычась в кнопки и светя зеленоватыми отсветами. ICQ задорно пищала оповещениями, кто-то возмущенно завозился и шумно вздохнул. Дробно защелкали по тумбочке наушники, с тихим звуком кто-то подключил впотьмах их к телефону. И омерзительно жизнерадостные асечные звуки благополучно заткнулись.
Лоргар перевернулся, сонно отмечая, что урчащее чудище забралось ему на спину и уже когтит его, отплясывая всеми лапами где-то в районе поясницы. Урчание, ночной мрак, щелканье кнопок и ритуальные котячьи пляски слились в единый ватный ком. Лоргар засыпал, проваливаясь в водоворот туманных образов. Но стоило только ему задремать, из-под подушки немедленно заорал телефон про «пулеметную тачанку, все четыре колеса». Аврелиан сонно засопел, отлепил лицо от подушки и ответил на вызов, стаскивая с себя возмущенно вякнувшего кота.
— Это. Прости что звоню, — зазвучал из динамика смущенный голос Ники, — я тебя разбудила, да?
— Не совсем, — нехотя отозвался Аврелиан, с хрустом принимая сидячее положение и рассеянно ощупывая заросшую щетиной физиономию и клочковатую поросль на затылке.
— Я не могу спать, — немного помолчав, сообщила девушка, — когда я закрываю глаза, я вижу огонь и мрак. И слышу смех. Свой смех. Мне страшно, Лоргар.
Лоргар почесал затылок и моргнул. Не сходящие шрамы-символы ощутимо мешали нормальному росту волос. Лоргар и рад был бы не щеголять повсюду прической Фантомаса, но символы-проплешины ощутимо портили всё впечатление. В детстве Лоргар изо всех сил пытался походить на приёмного отца. И даже хотел отрастить такую же кудрявую гриву. Но из-за шрамов волосы росли плохо, клочками. И их приходилось сбривать начисто, чтоб не пугать честной народ цепями проплешин.
Ни в мать, ни в отца. Люди — существа любопытные. Почему-то в Кукуевке все окрестные кумушки считали своим долгом постоянно напоминать поповскому приёмышу, что он приёмыш. Лоргар совершенно не походил на родных ни лицом, ни цветом волос. Отросшая щетина какое-то время казалась светлой, но через сутки темнела. И, если прилично выгоревшие на солнце брови ещё имели какой-то сомнительный русый оттенок, то щетина, все-таки, каждый раз неотвратимо темнела. Лоргар вспомнил виденного как-то во сне трехметрового человека в клетчатой рубашке и с сомнением провел по лицу пятерней. Да. Вот на него-то Лоргар точно был похож. И, кажется даже, будто всё это уже где-то было. Рассыпанные по плечам темные кудри незнакомца из сна, клетчатая рубашка и четкий римский профиль на фоне белой занавески. Всё это уже где-то было. Наяву и слишком помпезно, но было.
Лоргар нахмурился. Где-то он это всё уже видел. Память услужливо подкинула залитый солнцем тротуар, сумерки, белый кафель и неоновые вывески подземного перехода. Фотоателье и жеманную девчонку, распечатывающую цветной прямоугольник фотобумаги, портрет Императора Человечества в золотой броне. Человек из сна и человек с портрета действительно феноменально напоминали друг друга.
— Ты ещё здесь? — донеслось из телефонного динамика, в голосе Черновец сквозило сомнение.
— Сто восьмой псалом помнишь? — Лоргар подхватил со стула брюки и поискал глазами рубашку.
— Ну, это… помню.
— Помнишь — так читай. Мысленно. Пока не заснешь, — пожал плечами Лоргар, зажав между плечом и ухом телефон, на ходу застегивая черную рубашку и разыскивая под шкафом ботинки.
— Это зачем? — ошалело поинтересовалась девушка.
— Затем, что этим псалмом просят о защите от предателей и от подковерных интриг всех мастей, — Лоргар поискал глазами Лёху, но его смятая постель оказалась пуста, — этот протоэльдарский трикстер играет нами как пачкой карточек.
— Он — божество эльфов, — печально отозвалась Ника, — настоящее бо…
— Нет. Не Бог. Не Бог, Ника. Просто древняя, полуматериальная сущность, имеющая начало и способная сгинуть как и всё, что дышит, — возразил Лоргар, — Господу лучше знать, что такое Цегорах и как с ним быть. Это не наш вопрос, Ника. Наше дело маленькое: попросить о помощи и действовать по обстоятельствам. Авось, Господь как-нибудь вывезет. Главное, самим не замараться. От некоторых вещей невозможно отмыться.
— Хорошо. Я поняла, — голос по ту сторону эфира заметно окреп, — спасибо, Лоргар.
— Да было б за что, — криво усмехнулся Аврелиан, — кажется, у нас у всех одна проблема. У всех кошмары.
Девушка комканно попрощалась и оборвала вызов. Лоргар вздохнул и вернулся к тумбочке. Из головы не шли недавний мутный сон с участием рогатого антипода. И неведомый биологический отец, забывший собственное имя. Почти за две тысячи лет до Гомера, во время протоиндоевропейцев, золотые предметы одежды являлись частью культа почитания солнца и огня, и поклонения золотой богине зари. Персы заплетали в свои бороды золотые нити, а ассирийцы посыпали свои волосы порошком из настоящего золота во время праздников. Это всё объясняет тягу Императора к золоту. Золотые доспехи — это не только демонстрация власти и императорского достоинства. Но и вполне явный символ. Эзотерический символ. Позаимствованные из античности символы, примархи как двадцать созвездий. Понимает ли Император, как дико этот эзотерический флёр смотрится на фоне его атеистических взглядов? Что это? Тоска по канувшим в Лету эпохам, в которые он верил, которыми он жил? Или он просто лжец и атеизмом всё это время прикрывал свои неблаговидные оккультные шевеления? Ведь не побрезговал же для создания примархов искать знания в том числе и у отродий варпа. А если и так, то насколько его атеизм непрошибаем? Не является ли он очередной маской беспринципного ученого, пережившего расцвет и гибель многих цивилизаций?
Лоргар безуспешно поискал бритвенный станок и выволок из-под кровати цепной меч. Внебрачное дитя меча и бензопилы, алое и зубастое, тускло просиял золотой надписью «Сангвиниус». Лоргар почесал заросший подбородок и задумчиво покосился на зажатый в руке пиломеч. Да. Для бритья как-то не очень. Хотя, это как сказать. Наверняка найдется во всём многообразии Империума какой-нибудь народный умелец, способный брить физиономию и пиломечом, и конечностями тиранида, и прочими замечательными предметами.
Размышляя о технике бритья тиранидьей лапой, Лоргар заправил постель, на автомате сложил подушку треугольником, распинал с прохода чьи-то грязные кроссовки, шумно истребил содержимое чайника и выбрался в коридорный мрак. Где-то очень далеко бродил дежпом, бормотало бессонное радио и закипал чайник. В туалете кто-то шумел водой и сдержанно громыхал чайными чашками. Из тридцатой комнаты стойко несло перегаром и звучали обрывки путанных философских диспутов про жизнь на Марсе. Где-то скрипнула дверь, и мимо Лоргара, зевая, почесываясь и тычась в телефон, протащился какой-то первокурсник.
Миновав коридор и спустившись под лестницу, Лоргар выволок под тусклое пятно света свой кусок фанеры, разведенную с водой глину и коробку всякой полезной дряни. Вымазанная глиной фанера стойко напоминала марсианский пейзаж и отказывалась походить хоть на что-то вменяемое. Насвистывая крысиный марш из «Ленинградской симфонии» Шостаковича, Лоргар понатыкал по всему фанерному листу какие-то сухие коряги, отчего просто марсианский пейзаж превратился в пейзаж постапокалиптический.
— Здесь не хватает груды черепов и догнивающего остова дредноута, — негромко заметил на готике чей-то низкий голос. Лоргар поднял глаза и его руки сами потянулись за ножницами: поблескивая сине-зелеными чешуйками брони, его художество задумчиво разглядывал какой-то лысый мужик с гидрой во всю щёку, — я не осуждаю, но это как-то слишком странно. Даже для примарха.
Лоргар тяжело вздохнул, с хрустом выпрямил спину и расправил плечи. Оказавшись немедленно на голову выше ночного гостя. Между тем космоморяк невозмутимо обошел макет, с любопытством заглянул в распределительный щиток и чем-то в нём любознательно защелкал. Где-то наверху вырубился свет единственной дежурной коридорной лампочки, а в глубине общежития кто-то зашумел, сообща шаманя над потухшим DVD проигрывателем.
— Включи людям свет, — хмуро поджал губы Лоргар.
— Зачем? Ночью положено спать, — посмеиваясь, отозвался космоморяк, методично погружая во мрак всё мужское общежитие, — не схола, а насмешка над самой сутью дисциплины.
Кроша в ладонь пенопласт Лоргар одарил гостя тяжелым взглядом, смешал в крышке вату и белое скрипучее крошево с клеем ПВА и принялся полученное месиво намазывать на кривые коряги:
— Всё с дисциплиной у нас нормально. Верни свет и отойди от щитка.
— Или что? — иронично покосился на него ночной гость. Что-то щелкнуло, и над головой Лоргара погасла последняя лампочка.
— Кто-нибудь всё-таки явится сюда и обнаружит твой хладный труп. Я не шучу, — нехорошо разглядывая космодесантника сверху вниз, сообщил Лоргар, — если я не закончу эту дрянь к концу ноября, начальство сожрет мне мозг. Будь так любезен, включи свет и посиди спокойно вон там минут тридцать.
Вторженец смерил примарха каким-то очень странным взглядом, поскучнел и немедленно защелкал в щитке переключателями. Угрозу ночной гость не источал. Строго говоря, он вообще ничего не источал: от самого факта присутствия его, если честно, у Лоргара росло ощущение, что он смотрит в серое зеркало осеннего озера. Ледяного и бездонного. И видит в нём только самого себя.
— В одном вы совершенно точно схожи. Вас обоих направляет ваша вера, — ночной гость подобрал одну из крышек, проследил за тем, как Лоргар намешивает гуашь с клеем ПВА и неторопливо повторил его действия, — Император придёт в ярость. Ты соответствуешь Имперским Истинам ещё меньше чем твой антипод, Лоргар Уризен.
— Атеизм — это тонкий лед, по которому один человек может и пройдет, а вот целый народ неизбежно ухнет в бездну, — возразил Лоргар, прокрашивая желтым подсохшие комья пенопласта и ваты.
— Ты говоришь разумные вещи, — медленно согласился космоморяк, повторяя манипуляции Лоргара, — но сочтет ли их разумными твой отец?
— Не я говорю. Фрэнсис Бэкон. Английский философ, историк, политик, основоположник эмпиризма и английского материализма. Это его цитата, — Лоргар поболтал кистью в банке с водой, обтёр щетину и добавил в крышку красной гуаши, — отрицание религии — не самая прочная, но вполне достаточная основа для жизнедеятельности отдельного человека. Для общества же отсутствие духовного, нравственного основания бытия — гибель.
— Твой отец уничтожил все терранские верования, — пожал плечами ночной гость, пятная пенопластово-ватную листву алыми вспышками-штрихами. Принесенный Никой желтоватый авиационный клей ПВА сох почти моментально, наглухо каменея под кистью, — где были твои мертвые философы в этот момент?
— Религиозность нельзя убить. Но можно исказить и изуродовать. Религия — это убеждение, что всё происходящее с нами необычайно важно. И именно поэтому она будет существовать всегда, — глина под пальцами приобретала очертания колонны, — другой вопрос — какая именно религиозность. Свято место пусто не бывает. Уничтожь одну — и на её место придет другая. Куда более бесчеловечная: гибельный морок, дурман людских пороков.
— Ты неплохо сражаешься, особенно — для ученика религиозной схолы, — заметил гость, задумчиво наблюдая за тем, как куски красной глины в руках Аврелиана превращаются в античную колоннаду и изящный портик, — я видел тебя в бою и, признаться…
— Как ты нашел меня? — перебил его Лоргар.
— Твои знаки, — сине-зеленый керамит заклацал сочленениями, незнакомец зачерпнул керамитовым пальцем глину и с живым интересом поднес к глазам, — твои знаки для всех как мощный варп-маяк. Неужели на Терре раньше было так легко достать красную глину?
— Берешь лопату и копаешь, — пожал плечами Лоргар, — это же глина. Её как грязи. Места знать надо.
Незнакомец обтёр палец и с интересом уставился на Лоргара.
— Что? — не глядя, Лоргар склонился над макетом, создавая из спичек, ниток и ватно-клеевого месива чукотские чумы.
— Ты спокоен, — улыбнулся незнакомец с гидрой на щеке.
— Ты не хаосит, — кивнул Лоргар, не глядя, — и не источаешь угрозу. Ты тоже спокоен. Как зеркало.
— Умение держать себя в руках — ещё не признак дружеских намерений, — незнакомец подал Лоргару стакан с цветными стеклами, наблюдая как примарх из еловых лап, ваты и пенопласта ваяет заснеженные лесные дебри, — зачем тебе осколки?
— Они будут озером, — пробормотал Лоргар, стремительно собирая из спичек и проволок деревянный колодец, — слушай, подай мне, пожалуйста, вон те нарезанные ветки.
— Я видел такие хижины и могу соорудить нечто подобное, — космоморяк, многозначительно усмехаясь, наблюдал как пучок палок, клок ваты и моток проволоки превращаются в кривоватую избушку.
— Действуй, — пожал плечами Лоргар, задумчиво расчесывая пятерней затылок и соображая, куда прицепить собранное из спичек окно, — я хочу успеть за эту ночь хоть часть от общего объема работы.
Какое-то время оба терзали макет в относительной тишине.
— Я слышал, древние терранцы говорили: «Трудно быть богом», — заметил гость, и его татуированное лицо изобразило пренебрежение, — богоподобность естественна для примарха. Ты не человек. Ты — полубог, который тратит свои силы на вздор и мелочи. Богом быть трудно, но это — твой долг…
— Богу, (богу с большой буквы, у которого есть имя собственное, и оно — Бог), совсем не трудно быть Богом. Это человеку трудно быть Богом, — пожал плечами Лоргар, собирая из бутылочных стекол озеро и намешивая светло голубой колер, — более того. Человек не должен становиться богом, человеку необходимо в любых ситуациях оставаться человеком.
— Я знал человека по имени Аргел Тал, — осторожно начал космоморяк, собирая из палок нечто смутно напоминающее хижину, — он говорил: «Мы никогда не были людьми. Нас забрали из семей, чтобы вести Бесконечную Войну во имя тысячи обманов»…
— Кем он был? — Лоргар рассеянно порылся в пучке кистей, — этот Аргел Тал. Астартес? Кто он?
— Это важно? — в глазах гостя мелькнул интерес.
— Важно, — Лоргар налепил по кромке «озера» пучки щетины и поискал глазами кисть, — человек, утверждающий, что никогда не был человеком не совсем нормален. У него либо какие-то проблемы с самоопределением, либо в нем воспитали нелюдя. И он медленно, мучительно осознает это.
— Одно другому не мешает, — легионер склонил голову на бок, разглядывая Лоргара.
— Кто этот Аргел Тал?
— Капитан седьмой штурмовой роты ордена Зазубренного Солнца из легиона Несущих Слово, ученик Эреба, Алый Владыка Гал Ворбак и Вакра Джал. Был одержим демоном по имени Раум; когда Аргел Тал говорил, можно было отчётливо услышать одновременно два голоса. Как и прочие Вакра Джал, капитан оттачивал боевые навыки на аренах Пожирателей Миров, причём часто дрался в паре с Кхарном, поскольку они были друзьями, — пожал плечами легионер, — тебе ничего не скажут эти имена. Вы не знакомы.
— Он жив?
— Мертв.
— Я запомню его имя, — подумав, пообещал Лоргар, — Колхида?
— Колхида. В чем-то он действительно был прав. Человечество примет богов или канет в забвение. Мы действительно видели, как пылает Империум. Мы видели, как вымирают народы. Мы видели, как это происходит, как происходило раньше. Это цикл жизни Галактики, подчиняющийся смеющимся и жаждущим богам, — космоморяк склонил голову на бок, воюя с рассыпающимися палками, — к сожалению, всё это правда.
— Цивилизации сами кормят своих нематериальных палачей своими пороками, — возразил Лоргар, — отродья варпа не имели бы над людьми такой власти, если бы люди сами, тысячелетиями, не демонстрировали бы настолько неистовое падение нравов. Ты зря подбираешься к моему нутру. Я никогда не признаю паразитов варпа богами.
— Я не несу в себе поклонение Хаосу, ты можешь это ощущать, я знаю, — холодно улыбнулся легионер, — но, да, ты прав, стоит признать, это также не значит, что мне можно верить.
— Зачем ты здесь? — пальцы Лоргара нервно дернулись, сминая неудавшуюся глиняную собаку, — я никогда не поверю, что альфарий будет совершать настолько далекий варп-переход ради сомнительного удовольствия лепить со мной макет.
Альфарий рассмеялся, качая головой, установил свой кривой сарай где-то рядом с колодцем и с громким скрежетом прошелся, разминая шею. Лоргар проводил альфа-легионера непонимающим взглядом и что-то в нём оборвалось. С глаз будто спала пелена. Татуированное лицо неуловимо менялось, всё больше напоминая Лоргару его собственное лицо и лицо Императора. Да и ростом космоморяк при ближайшем рассмотрении оказался куда как выше — выше самого Лоргара, во всяком случае. Выше и намного шире в плечах, даже с учетом брони. И что-то в незнакомце было родственное, трудноопределимое, но Лоргар никак не мог разобрать что именно.
— Ты независим в мыслях и действиях. Мне это нравится, — из ледяных глаз гостя исчезли последние искры света и смеха. Аврелиан был готов поклясться, что из глазниц легионера его разглядывает бесконечно опасная, расчетливая гадюка, — и самоотвержен до безумия. Что ещё лучше. Такие как ты сгорают без сожалений.
Лоргар моргнул, отложил крышку с краской и очень медленно задвинул макет обратно под лестницу. Вместе с табуретом. Ногой. Неподвижно разглядывая спокойное лицо гостя:
— Ты не легионер. Не так ли?
— Возможно, — улыбнулся гость, его ледяная, мертвая улыбка вообще мало что общего имела со смехом. Так улыбались бы ядовитые змеи, умей они улыбаться, — отцу придётся считаться с тобой. Ты не меньший идеалист чем он. Вы оба верите в несуществующие максимы. Ты — в своего бога, наш отец — в свои Имперские Истины.
Лоргар изумленно моргнул и перевел взгляд с лица на нагрудник:
— Наш отец? Наш? Отец? Господи…
— Учись управлять собой. Твой свет слишком ярок в кипящих потоках имматериума, — незнакомец окинул Лоргара последним взглядом и неспешно растаял в зеленой вспышке, — ты полезен. Будет досадно лишиться столь… необычного примарха раньше времени.
* * *
Ядовитый гиблый мрак, скользкий и липкий, забирался в ноздри густым смрадом нечистот и раскисшей мертвечины. Тысячерукий мрак гасил отчаянно дотлевающие крохи света: кромки поганых грибов мерцали и гасли из нечистот и гниющего металла. Бледный ребенок истощенной тенью смотрел из миазмов сточных туманов. И его с инфернальным шепотом обнимало тысячерукое безумие адских грёз. Грёзы обещали тысячи смертей. Грёзы разрывали сознание на «до» и «после». Ломали. Сводили с ума. Лоргара обожгла стоокая, ментальная боль мальчишки. Она выворачивала нутро и сводила с ума. Нагая, косматая, бледная тень человека, полудикое дитя сточных канав проклятого мира воров и убийц с холодными черными глазами старца смотрело на Лоргара из густеющего мрака.
«Сын твоего отца», — шептало его тысячерукое безумие, сипло хрипя от смеха и жадно скалясь, — «пожиратель крыс из сточных ям отравленного мира. Убей или умри».
— Кто ты? — хриплый шепот мальчишки поглотили клубы ядовитых испарений, — почему ты мне снишься?
Лоргар прислушался к себе. А, собственно, действительно. Почему? Ответ пришел сам собой, легко и просто, как бывает только во сне:
— Потому что я тоже потерялся.
— Если ты солгал, я убью тебя, — совершенно черные глаза мальчишки неподвижно разглядывали китель Лоргара.
Что-то внутри Аврелиана дрогнуло от этого ровного голоса и нездорового блеска в глазах. Жгучим потоком раскаленной лавы его накрыло чувство стыда. Впервые в жизни Лоргару было настолько нестерпимо стыдно перед кем-то: за себя, за своё счастливое детство, за любящих родителей и мирное небо над головой. За то, что не он, Лоргар, а этот тощий мальчишка, дрожит в прелом мраке разбитых кварталов огромного мрачного города. За этот чудовищный ядовитый воздух, за черное от взвесей и дыма небо, за вопли смертельного ужаса и муки, что звучат отовсюду. Из провалов окон, из подворотен и сточных ям.
— Я найду тебя. Слышишь? — Аврелиан шагнул в нестерпимо смердящую жижу. Косматый мальчишка заметно напрягся и, затравленно ёжась, отступил в тень руин. Нависший над ним остов какого-то каменного строения изъязвленным когтем подпирал остриём черное от ядовитых взвесей небо. Чумазый потерчёнок из малороссийских сказок, умершее некрещеным дитя из восточнославянского фольклора. Вот кого напоминал потерявшийся во тьме ребенок, — скажи мне своё имя!
— Смерть в темноте, — голос мальчишки поглотил туман.
— Имя! — Лоргар поспешно рассекал мутную, липкую жижу, борясь с потоком нечистот и мертвецкой гнили, — твоё имя!
Тонкие синевато-серые губы ребенка сложились в жесткую трещину от уха и до уха, отчего лицо на миг превратилось в гротескную маску. Сиплый, не детский голос дробился об остовы свай и зловонные камни, зловеще шепча тысячами ртов разом, ломая кости и выкручивая из легких воздух:
— Я знаю, кто ты.
— Твоё имя. Кто ты?! — поспешно пересекая поток гнили и утопая в отравленной тьме, воззвал Лоргар, — что это за мир?! Кто ты? Имя!
— Призрак, — тихий голос беспомощно дробился и таял во тьме оборванной струной, — мне холодно.
— Я с тобой. Слышишь? Не бойся! Ты не один. Я найду тебя, — Лоргар вскарабкался на насыпь и, ухватившись за какие-то арматурные петли, подтянулся на руках и забрался на груду битого камня. Насыпь немедленно зашептала под ногами, скатывая вниз серые блочные куски и ржавый мусор.
— Не обещай. Я видел тебя. Ты пожирал осколки красного гиганта, — мальчика напряженно следил за приближающимся Аврелианом, подобравшись как для прыжка в комок оголенных нервов, — ты опоздаешь. Ты не придёшь.
— Чтобы молиться за тебя, мне нужно твоё имя, — Лоргар, задыхаясь, вывалился в темную пещеру, образованную руинными рельефами и рухнул на камни рядом с дернувшимся всем телом мальчишкой, стаскивая с себя чудом не вымокший китель и кутая в него ребенка, — чтобы найти тебя, мне нужно знать, что это за мир…
— Нострамо.
— Ностр… — зрачки Лоргара дрогнули и расширились. Да. Мальчишка поразительно походил на то, как на сайтах определенной тематики описывали Конрада Кёрза. Подозрительно следящий за его лицом будущий примарх Повелителей Ночи весь подобрался, Лоргар успел заметить тускло блеснувший под лохмотьями самодельный нож.
— Тебя нет, — мальчик с головой укутался в китель Лоргара, ревниво прижимая к себе темную ткань и настороженно разглядывая её владельца, — ты не настоящий.
Аврелиан тяжело вздохнул и разгладил рукой растрепанные черные патлы маленького оборванца, нащупав над ухом свежую кровавую корку. Под пальцами легко прощупывались угловатые острые кости. Казалось, они вот-вот прорвут тонкую серую кожу. Тоска и бессильная ярость пронзили, скручивая, нутро Лоргара. Он смотрел на оборванного мальчишку, но видел на его месте своих сестер. Истощенных, оборванных, грязных, теряющих себя в подбирающемся к глотке безумии. Слезы вскипели и выкипели где-то внутри, душным комом вставая поперёк горла. Лоргар сквозь удушающее отчаяние улыбнулся настороженно разглядывающему его ребенку и поспешил взъерошить спутанные черные волосы мальчишки:
— Да, я сон. Но это не мешает мне быть настоящим. Я найду тебя. Слышишь, котёнок?
— Я ненавижу кошек. Они жалкие, — ребенок сумрачно подобрал под себя босые, грязные ноги и уткнулся лицом себе в колени.
Лоргар обнял свои колени и изумленно моргнул:
— Вот оно как.
— Мне нравятся летучие мыши, — шмыгнул носом мальчишка, исподлобья разглядывая Лоргара, — назовёшь мышкой — выбью зубы.
— Договорились, — кивнул Лоргар, — какой сейчас год?
Мальчишка недоверчиво поджал губы и как-то оскорбленно покосился на Лоргара:
— Я обязан это знать?
— Вот и я не знаю, — как эхо отозвалась Лоргар, обнимая колени руками, — там, где я проснусь — две тысячи шестой год и планета Земля.
— Ты — мой отец? — черные глаза замерцали каким-то нездоровым, лихорадочным блеском, — ты правда ищешь меня? Ты далеко?
— Да, я очень, очень далеко. И, нет, я не отец, — медленно качнул головой Лоргар, — я — твой брат. И ищу способ вернуться. Я сделаю всё, чтобы вернуться и вернуть тебя.
— И как, например? — криво усмехаясь, поинтересовался ребенок.
— Ну… Я немного псайкер.
— Ты немного придурок, — сообщил мальчишка, разглядывая вышитый на кармане золотистыми нитями герб семинарии, — нашел дорогу в мои сны, но не можешь перенестись сюда из какого-то жалкого второго миллениума.
— Легко сказать. Я не знаю, как это работает. У меня всё методом тыка. Вообще всё, — почесал затылок Лоргар, — отец нас ищет. Нас должно быть человек двадцать. Вражьи твари разметали нас по разным мирам…
Юный Кёрз настороженно прислушался и заозирался, ловко перетекая из сидячего положения в стоячее.
— Кто-нибудь ещё приходил к тебе раньше во сне? — Лоргар непонимающе заозирался, — что происходит?
— Уходи, — нож тускло блеснул в руке, юнный Кёрз завязал рукава кителя на груди, кутаясь в него на манер средневекового плаща, — я должен проснуться. Уходи.
Лоргар медленно кивнул и закрыл глаза. Чужой сонный морок отступал мутно и болезненно. Аврелиан распахнул глаза, обнаружив, что под щекой — конспект и колпачок от ручки. Отлепив помятую физиономию от парты, Аврелиан очумело заозирался, ловя на себе ошарашенные взгляды окружающих. Внутри всё ещё выло и горело от бессилия и острой жалости. Казалось, маленький оборванец отпечатался на самой сетчатке глаз Лоргара. Аврелиан попытался вернуться обратно и даже зажмурил глаза. Но впустую.
— С добрым утром, Сидоров, — сверху вниз, сквозь огромные окуляры его скептически разглядывала Светлана Ивановна, преподаватель священной библейской истории, — а не соблаговолите ли вы нам поведать то, что я только что говорила?
— Смешение языков, — промычал Лёха в кулак, кося правым глазом.
— Володин! Не подсказывать! — мрачно напомнила старушка-историк, торжествующе наблюдая, как трехметровый студент озадаченно моргает, отдирая с багровеющей пятнами, мятой щеки колпачок от ручки, — ну-с. Удивите нас, милейший.
Лоргар покосился на конспект сидящего рядом Лёхи, но место конспекта занимал криво вырванный из тетради листок в клеточку. На листочке кривомордые орки рубились с не менее кривомордыми телепузиками. А над всем этим непотребством летала крылатая корова в скафандре.
— Башня! Зиккура-а-аты, — зашипели сзади вразнобой, — Вавило-он. Языки-и.
— Не подсказывать, — оборвала шептунов преподаватель, сурово наблюдая сверху вниз за растерянными шевелениями Лоргара, — нет уж, сидите, молодой человек. У меня нет никакого желания снова наблюдать как вы сшибаете затылком плафон. Тем более, вы же у нас феномен. Читаете со стола конспект учителя. В том числе и в перевернутом виде. Эй, гениальный среди слаборазвитых. Да, Бидонов, я про вас. Закройте и опустите на парту учебник. Я всё вижу.
— Вы говорили… о вавилонской башне и смешении языков, — сообщил Лоргар, кашлем в кулак гася сиплое шипение Лёхи, — можно своими словами?
— Да бога ради, — пожала плечами Светлана Ивановна, заметно поскучнев.
— Многие авторы, преимущественно — атеистические, любят пересказывать историю вавилонского столпотворения, сведя её до крайней степени примитивизма, — голос Лоргара окреп. Аврелиан сплел пальцы в замок, занял руками половину парты и продолжил, разглядывая собственные пальцы, — они обычно пишут об этом как о сказке. Якобы, люди решили построить башню и влезть с нее на небо, чтобы увидеть Бога, но Бог разгневался и создал множество языков, чтобы сорвать строительные работы. Подобные заявления не выдерживают даже самой слабой критики. Многочисленные цитаты из книг Ветхого Завета подтверждают, что составители Библии не считали, что можно «влезть на небо» с какого-то достаточно высокого объекта. Так, например, в библейских текстах содержатся идеи абсолютно понятные — нам. И кажущиеся ненаучными — современникам составителей Библии. Так в книге Иова, в двадцать шестой главе, в стихе седьмом мы видим прямое утверждение, что наша планета находится в невесомости: «Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем». Этот стих выражает поэтическим образом тот факт, что земля не поддерживается никаким другим объектом — а это уже нечто совершенно невообразимое и противоестественное для древних писателей. Также, в той же главе десятый стих гласит: «Черту провел над поверхностью воды, до границ света со тьмою». Эта граница между светом и тьмой, днем и ночью, называется «терминатором», т. е. границей света и тени на поверхности планеты. Своеобразная черта, где прекращается свет. Если бы кто-то стоял на этой границе, то он непременно смог бы увидеть либо закат, либо рассвет; это граница перехода дня в ночь или ночи в день. Терминатор всегда имеет форму круга, так как земля круглая…
— По теме, Сидоров, по теме, — терпеливо напомнила историк, её хищный соколиный профиль и желтоватая кожа очень ощутимо контрастировали с её же алыми крепдешиновыми жабо, бантами и воланами, выглядывающими из-под старенького бурого пиджака, — оставим в покое терминаторов и вернемся к нашим баранам.
Лоргар задумчиво промычал нечто невразумительное и кивнул:
— Да. Сейчас. Я к ним и веду, собственно. В нескольких местах Библии говорится о том, что вселенная «распростерта» или расширена. Например, в книге Исаии, в главе сороковой, написано, что Бог «распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья». Это означает, что с момента своего сотворения вселенная стала больше в своих размерах. Бог распростер её. Он расширил её. И, возможно, до сих пор продолжает расширять. Наверное, этот стих звучал довольно странно для современников. Конечно же, Вселенная не выглядит так, будто она расширяется. В конце концов, если посмотреть на ночное небо, его размер будет таким же, как в прошлую ночь, так и во все ночи ранее. Древние звездные карты практически не отличаются от современных. Могла ли вселенная на самом деле расшириться? Должно быть, в то время было невероятно трудно в это поверить…
— Это прекрасно, но я всё-таки настаиваю, что ваше внимание должно вернуться к строительству Вавилонской Башни, — сухо напомнила историк.
Лоргар энергично закивал головой и поспешил продолжить:
— Без сомнения, строение, упоминаемое в Библии имело некое противоестественное, оккультное назначение. Что именно оно могло — мы можем только гадать. Древние цивилизации в большинстве своём имели крайне развращенные нравы и всевозможные культы, почитающие бесов как богов. Оккультизм, всевозможные тайные ритуалы и изощренная жестокость настолько прочно въелись в народное самосознание, что очень скоро стали нормой. Мне кажется, что вавилонская башня, скорее всего, являлась неким сакральным объектом, способным строящим её культистам «показать бога» путем повреждения самой ткани Бытия. А иначе как объяснить то, что Господь не позволил людям закончить их труд…
— Больше! Больше воды! — ликующе зашипел кто-то с задних пар, — сейчас пара закончится!
— Разговорчики в строю! — сурово оборвала шипение историк, грозно нахмурив выщипанные до ниточек седые брови и возмущенно поглядывая на задние ряды.
— Ряд православных богословов считает, что разные языки и наречия существовали и до строительства Башни, — где-то на краю сознания проплыла мысль, что надо бы наконец выложить из кармана, купленный неделю назад и забытый, стратегический запас бульонных кубиков, а то как-то по-свински получается.
Лоргар полез в карман кителя за коробками. И обнаружил, что китель невероятным образом исчез. Вместе со студенческим билетом, оставшимся в нагрудном кармане. Невероятно похожий на явь сон все меньше казался просто сном. Решив про себя, что как-нибудь да отбрешется от дежпома, а в канцелярии оформит новый студенческий билет, Лоргар кашлянул и повторил:
— Как я уже говорил, ряд православных богословов считает, что языки и наречия существовали и до строительства Башни. Но сам мозг древнего человека был способен обрабатывать больший объём информации. Для древнего человека как бы не существовало языковых барьеров. Он понимал любое наречие. Я объясню. Скажем, есть у нас человек, не знающий иных языков кроме русского языка. Он смутно понимает сербский, частично — украинский и белорусский. Потому что эти языки происходят из одной языковой семьи. Или, скажем, человек знает один из тюркских языков и, как следствие, может понимать другие языки тюркской группы…
— Ближе к делу, — напомнила преподаватель, внимательно разглядывая Лоргара. И мельком взглянула на часы. Желтый электрический свет тускло блестел в ее седых волосах, зачесанных назад и стянутых в тугой пучок. Костистое, остроносое лицо женщины напряженно дрогнуло.
Кто-то сзади украдкой болтал и громко рылся в сумке. Лоргар моргнул, вспоминая вычитанное из статей какого-то именитого профессора, имени которого он не помнил. И развел руками:
— Мозг древних людей, видимо, не имел «заблокированных» отделов. Они понимали любой язык и не только. По всей видимости, дабы предотвратить некую катастрофу, Господь «смешал языки», заблокировал определенные функции человеческого мозга. В свою очередь, нам, из Нового Завета, из книги деяний апостолов, известно событие, обратное «смешению языков».
— А этого я ещё не говорила. Но вы… можете продолжать, — тонко и хищно улыбнулась Светлана Ивановна, кивая и разглядывая Лоргара. В её глазах читались ирония, какой-то совершенно охотничий азарт и гордость собой. Казалось, она вот-вот ухмыльнётся и скажет: «Ах ты ж, шельма! Выкрутился. Моя! Моя школа!»
— Сошествие Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы, в иудейский праздник Шавуот, — объявил Лоргар, ликующе поблескивая глазами и пряча руки под парту, — напомню, это праздник дарования Торы на горе Синай. Его отмечают иудеи.
Преподаватель мельком взглянула на часы:
— Раз уж вы решили рассказать за меня тему урока, не могли бы вы разьяснить, Сидоров, что общего у «смешения языков» и дня Пятидесятницы?
— Шавуот — паломнический праздник. Первый Шавоут, который апостолы пережили без своего учителя был отмечен скорбью и горем, — Лоргар шумно втянул воздух, — они боялись иудеев, боялись фанатиков, ждали, что, вот, сейчас за ними придут воины, схватят и поволокут на казнь. Так случилось, что пятидесятый день после Воскресения Христа пришелся на Шавуот. В Иерусалиме было множество паломников: иудеи из разных стран и бывшие язычники, принявшие иудаизм.
— Бидонов, напомните нам, что было дальше, — голос старушки заметно похолодел.
— Да в доме они закрывшись сидели, — Бидонов вытряхнул из конспекта ручку, — молились. Потом начался шум как от ветра, наполнил весь дом и на всех присутствующих сошли языки пламени. И все наполнились Святым Духом и начали говорить и славить Бога. Иудеи сбежались на шум. Были шокированы. Каждый слышал, что все апостолы говорят на его языке…
— Вторая глава, шестой стих. «Каждый слышал их говорящих его наречием», — подал голос кто-то с задних парт.
Лоргар закрыл глаза и по памяти процитировал:
— «Пораженные этим, они с изумлением спрашивали: «Разве все эти люди, что сейчас говорят, не галилеяне? Почему же каждый из нас может слышать их на своем родном языке? А здесь и парфяне, и мидяне, и эламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и окрестностей Киринеи ливийской, и пришедшие из Рима, как иудеи, так и обращенные из язычников, критяне и арабы — и все мы слышим, как они говорят на наших языках о великих делах Божиих!» Деяния Апостолов, вторая глава, с седьмого по девятый стихи. Другими словами, день сошествия Святого Духа на апостолов — это не только день рождения Церкви. Апостолы не просто заговорили на других языках. Языковые барьеры и условные рамки физических законов просто перестали для них существовать. Исполненные Святого Духа, они исцеляли, проповедывали иноземцам, не замечая языковых форм. И пророчествовали. Оставаясь при этом собой. Людьми.
Снаружи, разрываясь от избытка чувств, истошно затрезвонил звонок. Студенты заметно оживились и сонно завозились на местах, закрывая учебник. Где-то снаружи кто-то пронесся, гремя карманами. Фойе наполнилось гулом голосов, шарканьем и хромыми звуками собачьего вальса. Кажется, кто-то таки добрался до стоящего в фойе пианино.
— Благодарю, Сидоров, — историк зависла над журналом с ручкой в руке, энергично отмечая всех отвечавших точками, — на следующем занятии будьте внимательнее и, возможно, точка превратится в оценку. В приемлемую оценку. Это всех касается, Бидонов.
Лёха шмыгнул носом и виновато позвал, открывая учебник:
— Лоргар. Это. Прости, что не разбудил сразу. Я не думал, что ты прямо вот спишь. Ты знаешь, что у тебя китель… того?
Историк диктовала необходимые к прочтению параграфы. Лоргар отцепил с черного манжета неизвестно где обтертое меловое пятно:
— Я заметил. Ты видел как это произошло?
— Кажется, это не видел только слепой, — нехотя признался Володин, — но вроде бы внимание никто не обратил. Или сделали вид. Я не знаю.
— Как это выглядело?
— Как, как… есть, есть, моргнул, а уже и нет. Что за хрень-то опять с нами творится?
— Позже расскажу, — шепнул Лоргар, поднимаясь вместе со всеми с места, крестясь и слушая как дежурный нараспев читает короткие и очень знакомые молитвы.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
19. Галахад
22 апреля 2021, 16:26
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
https://vk.com/wall-173909259_1098 В распоряжении наших летописцев оказался чудом уцелевший древний терранский пикт, изображающий леди Черновец. Материалы: акварельная бумага, акварель, чернила.
Поездки в автобусах для Лоргара всегда были сущим адом и натуральнейшим объектом ненависти. Больше потряхиваний в тесном, переполненном автобусе он, пожалуй ненавидел только две вещи. Кататься по городу в легковушке, при температуре плюс тридцать в тени. Да отродий варпа. Легковушки, может, и годились для перевозки людей нормального роста, но примаршьей тушке причиняли самые невообразимые мучения. Напомнив себе, что лично этот форматный желтый автобус вместительней такси и эту поездку надо просто пережить и всё, Лоргар осторожно, чтобы никого не прибить, опустился на корточки в пустом пролёте у окна, достал блокнот, ручку и наскоро набросал ближайшего деда с садовым инвентарём в руке и с армейским вещмешком за плечами. Канареечно-желтый автобус гудел и вонял выхлопами, унося набившийся в него люд в светлые, осенние дали. В обиходе эти автобусы назывались «народными». Об их статусе гласила даже надпись на кабине водителя: большие серебристые буквы, складывающиеся в надпись «Народный маршрут». Народные маршруты ввела в обиход мэрия. Эти абсолютно бесплатные, но очень холодные, воняющие выхлопными газами автобусы появились примерно тогда, когда у отца Лоргара забрали право на бесплатный проезд в общественном транспорте. Говорили, что желтые маршрутки ввели как поддержку лишенным льготного проезда ветеранам горячих точек. Отцу тогда ещё выплатили какую-то компенсацию. Лоргар смутно помнил мелочи, он в то время активно поглощал информацию, мало бывал за пределами деревни и всё ещё учился жить в невероятном, новом мире. Народные автобусы ходили строго по расписанию и часто бывали забиты до отказа. Лоргар и сам на них частенько катался впоследствии. В том числе и тогда, когда семинария выдавала студентам деньги на очередную поездку до кафедрального собора, в музей или на возложение цветов. Зачем тратить впустую шекели если можно не тратить? Логично? Логично.
Сидящая где-то за спиной немолодая, подчеркнуто вычурно накрашенная, угловатая тетка в очках ответила на телефонный вызов и, манерно расправив выглядывающий из-под пальто пестрый лилово-алый шелковый платок тягуче и снисходительно возразила:
— Ну что вы, Машенька. Какие глупости. Я сделала на смерть. Нет, я гарантирую. У старух часто слабое сердце, мы ударим по сердечно-сосудистой… Да. Да. Всё правильно. Песочек под порог, как я учила сыпали? Песочек, говорю… задохнулась упала, приехала дочь… сложнее. Дочь — это уже сложнее. Кто она, простите? Образование. Врач? Какая прелесть. Вопрос решаем, но потребуется доплата…
Лоргар медленно моргнул, оторвался от рисунка и обернулся. Остро поблескивая густо подведенными серым глазами женщина с хрустом вправила себе плечо и понимающе улыбнулась, прижимая к уху мобильник:
— Ваши волнения напрасны, Машенька. Я уже имела подобную практику: мы начнем ее понемногу сушить. Нет, обследование ничего не даст, я гарантирую… нет, ни в коем случае. Мнительность — это замечательно. Спешить… послушайте! Спешить нельзя. Ни в коем случае. Да. Зайдите ко мне в среду, Машенька… Я понимаю. Но и вы поймите. Мы же не хотим чтобы она вовремя осознала что происходит и приняла какие-то меры… нам необходим необратимый процесс. Деформация личности. Нет, я всё устрою. Верно. Да. Когда молодая самоустранится как специалист и личность, о старухе не будет и речи. И вы сможете занять так желанную вам жилплощадь… о, бросьте, Машенька, это всего лишь моя работа.
Лоргар замер и неподвижно уставился прямо перед собой. Мерзкие ощущения, преследовавшие его всю поездку абсолютно внезапно обрели и источник, и смысл, и звучание. От дамы мощно фонило разложением имматериума и чем-то ещё. Гнусным и опасным. Ругая собственную невнимательность, Аврелиан припомнил начало девяностого псалма и уткнулся в свои рисунки, шурша ручкой по бумаге и повторяя мысленно псалом раз за разом по кругу. Ведьма умолкла. И какое-то время сидела тихо, изредка дергая щекой и источая глухое, немотивированное раздражение.
Призывно запищал телефон и гражданка ведьма невозмутимо ответила на вызов:
— Александр Анатольевич, какая приятная неожиданность. Как это не туда работает? Сами обварились? Кастрюля? Странно. Иголочки как я учила не забываете..? Иголочки, говорю. Мы добьемся признания её невменяемой, не волнуйтесь, у меня есть подходящие люди. Если повезёт, удастся уличить и в смерти отца.
Враждебно созерцая кофейную страницу блокнота, Лоргар прикрыл глаза, мысленно отчаянно взывая о помощи и о правосудии. Прямо из народной толчеи переполненного автобуса.
Ведьма, судя по шуршанию, спрятала телефон, но он сдавленно пискнул и её спокойный голос снова зазвучал откуда-то сзади:
— Делайте то, что я вам сказала и не выдумываете велосипед. Мы его вернём. Пос… послушайте, давайте всё-таки обойдёмся без истерик. Моё время ограничено. Дайте телефон матери. Варвара Никитична? Как у нас дела? Да? И давно? Сколько? Обойдёмся стандартными мерами, не стоит. Проблемы надо решать по мере их поступления… Я говорю, проблемы надо решать по мере их поступления. Подумайте сами, какому мужику нужна инвалидная подруга… Не совсем — так доломаем. Ломать — не строить. В среду. К пяти часам. Воду, свечи, соль. Не церковные, берите с рук. Да. Доброго дня.
Лоргар стиснул зубы, упорно повторяя про себя один и тот же псалом. Ведьма коротко захрипела и резко дернула ногой. У Лоргара отчаянно заболели голова и шея, на него навалилась одуряющая, сонная тяжесть. Героически превозмогая убийственно необъятную, ватную сонливость, Аврелиан прикрыл глаза и почти взвыл мысленно девяностый псалом. Отчаянная попытка противостоять навалившейся неизвестно откуда немощи вылилась во что-то странное: свой ментальный вопль Лоргар от усердия случайно выплеснул в варп. Попутно расшугав в нём какую-то мелкую пакость. А в то самое время, где-то очень далеко, за океаном, пришедшие из варпа и частично искаженные отзвуки славянской речи, привели в легкое замешательство одного Пока-Ещё-Не-Императора, сонно мешающего в сковородке месиво из муки, масла, лука и топорно рубленного красного перца.
Непонимающе ощупав затянутое в лиловый чулок колено, ведьма аккуратно сместила ногу чуть в сторону. И поспешила отключить телефон. Ближайшие минут тридцать упорного превозмогания над тошнотой и сонливостью, (путем мысленного повторения одного и того же псалма), тянулись как в дурном сне. Непроизвольно дергая ногой, ведьма с возрастающей яростью вглядывалась в стоящих вокруг людей, совершенно игнорируя Лоргара. Сам Лоргар ощущал себя всё омерзительнее, но упорно повторял мысленно одно и тоже, вымученно созерцая распахнутый в потолке кем-то квадратный аварийный люк. Когда боль в затылке стала по-настоящему нестерпима, ведьма с абсолютно слепящей яростью уставилась в самое лицо Лоргара и утробно рявкнула глухим басом, на иврите:
— Двуногое мясо.
От неожиданности ведьма побелела как полотно и зажала рот руками. Люди дико заозирались. Из судорожно зажимаемого руками рта женщины некто, хрипя от ненависти, ревел на чистейшем иврите на редкость вывихнутые и архаичные ругательства. Ведьма пулей бросилась к выходу, зажимая платком рот и закрываясь от людей сумочкой. Но поток древнееврейского мата продолжал глухо реветь из нее, всячески понося Лоргара, окружающих, собственно, ведьму и сам факт существования разумных форм жизни. Освободившееся после одержимой место торжествующе заняла какая-то невероятно широкая бабка с мешком лука. Предварительно перекрестив пару раз затянутое в черный дермантин сидение. Автобус остановился, распахнулись двери. И ведьма сбежала, чуть ли не рыдая и всё ещё зажимая лицо платком. Сонливость пропала, будто её и не было. Прошли и слабость, и тошнота, и головная боль.
Поравнявшийся с Лоргаром Кобзев кивнул на выход, улыбаясь:
— Это что ещё за шоу чревовещателей?
— Языковая практика, — фыркнул Аврелиан и покачал головой, возвращаясь к рисунку, — идиотизм какой-то. Совсем офонарели.
— Ну… ты же хотел попрактиковаться с разговорным ивритом, — легко пожал плечами Кобзев, посмеиваясь и цепляясь за поручни, — пожалуйста, практикуйся.
— О, да. Я упустил такую возможность… Настоящий знаток древнееврейской ненормативной лексики…
— Ненормативной лексики? Ничего себе.
— Я понял только часть, но это звучало грязно и весьма затейливо. Не такую я искал языковую практику. Напросился, называется, — растерянно улыбаясь Лоргар смотрел, как маршрутка неотвратимо приближается к серым корпусам института МВД.
— Это, знаешь, сейчас как где получилось? Ну… короче, в одном житии, уже не помню каком, был такой забавный случай. Идёт в Эдессу монах. Идёт, значит, и думает: «Вот бы поговорить с кем-нибудь о чем-нибудь возвышенном, на богословские темы какие-нибудь там. Вот, точно, а пошли мне, Господи, собеседника для богословской беседы».
— И как? Послал? — улыбнулся Лоргар.
— Да погоди ты… Короче, заходит в город. Смотрит, стоит блудница. И нахально так пялится. И понятно, кто она. Да и времена ещё такие, климат, оно, как бы, понятно, что проститутку сразу видно: жара, антисанитария, заболевания, в том числе и венерические…
— Как бы благовония были, но они только маскируют…
— Да. Стоит она, значит, сияет этим всем своим размалеванным великолепием. И пялится на монаха. Да так нагло. Гадостно. Он не выдержал и говорит: «Чего уставилась, женщина?» А она ему в ответ: «Взята из твоего ребра — вот и смотрю на тебя. А ты взят из земли — так и смотри в землю».
Жизнерадостный гогот двух глоток огласил автобус. Какая-то бабка с тележкой шарахнулась от ржущих семинаристов, охая и возмущенно брюзжа: «Гогочут, нехристи, ишь ты, в черном все. Сотонюги, поди».
— Бойтесь ваших желаний, — отсмеявшись, Лоргар с хрустом расправил спину.
— Не проси что ни попадя. А то получишь… слово в слово. Сам же от полученного и взвоешь в итоге, — весело возразил Кобзев, похлопал по плечу Лоргара и ввинтился в толпу, — ладно, пошёл я.
Лоргар, посмеиваясь, вернулся к рисунку. На остановке, в салон бесплатного автобуса, ликующе хлынул поток шумных курсантов в синевато-пятнистой форме. Кое-как закрыв автоматические двери и едва не зажевав чью-то сумку, автобус равнодушно тронулся с места. И, деловито гудя, понесся вперед, в общем потоке легковушек, камазов, маршруток и фур с живыми свиньям.
— Вот это я понимаю — косплей. Толян, глянь на мужика.
— Чё?
— … через плечо. На лысого, говорю, глянь. Никого не напоминает?
— А, да. Типа Эреб, что ли?
— Какой Эреб? Алё, глаза разуй. Эреб…
— Да не, так-то у примарха несушек золотые буквы. Блин, да анбэк какой-то… Адептус Доверус, сука. Откуда такая махина? Не, ты видал?
— Есть такая хрень, тайная археология, она, короче, учит, что в древности реально были всякие великаны. Нефилимы или нехилимы, я не помню. Типа, ну, может до сих пор рождаются люди с великаньим геном или что там у них…
Мимо окон проносились мощеные красной плиткой аллеи, убранные золотом пирамидальные тополя, похожие на перья диковинных птиц зелёные туи, полосы линий электропередачи в сером небе, в небе светлом и прозрачном. Очертания советских танков и зениток дремали в тенистой зелени аллей какого-то парка. Громады стекла и бетона дробили оконными стеклами свет осеннего солнца. Рыжего усталого солнца, гладящего кромки крыш. И мягко, с вежливым сожалением, взирающего на людные улицы предчувствием грядущего ненастья.
Длинный автобус канареечно-желтого цвета зверски тряхнуло. Набитый в его нутро, как килька в банку, народ заохал и заворчал, хватаясь за поручни. Автобус снова тряхнуло. Какой-то ребенок очень громко спросил мать, почему дядя такой большой и лысый. Какой-то дед раздраженно бухтел, ругая свою супругу, острую на язык, смешливую бабульку. Старушка-божий одуванчик, пакостно хихикая, увлеченно отбрехивалась от захлебывающегося возмущением мужа. Набившиеся в маршрутку люди глухо роптали, кто-то переговаривался.
— Будет смотреться лучше если часть руки и сердце будут выходить за границы окружности, — работая локтями, Ника протиснулась сквозь толпу и зависла рядом, поглядывая как Лоргар рисует в блокноте. Уже где-то половину блокнота заполняли эти вписанные в круг руки с сердцами, просто руки и просто сердца. В том числе и в разрезе, — в иконописи есть такой художественный приём, когда часть изображения как бы выходит за границы изображения. Это создает ощущение, что святой как бы сходит с иконы.
— Предлагаешь не замыкать руку в рамки? — задумчиво почесал подбородок ручкой Лоргар, — звучит интересно.
— Она как бы воздета вверх из темного пятна, понимаешь? Но не целиком. А частично. Грань круга придется где-то на основание ладони…
— Понял. Спасибо. Сейчас попробуем, — рассеянно отозвался Лоргар, жесткими, быстрыми штрихами, почти схематично рисуя руку, — действительно лучше.
— Ой, что это? — девушка из-под его руки выудила блокнот, отчего Лоргар так и замер с ручкой в руке.
Под румяными пальцами замелькали страницы и разнообразные рисунки. Рассыпающийся на осколки и межзвездный мрак космоса Плакальщик, вороньи стаи, ткущие собой людей и здания. Мертвые города и заросшие дикими травами объекты культурного наследия. Несколько версий плаката «Родина-Мать зовёт!»: в силовой броне сороритки, с наполовину механизированным телом, в форме имперского гвардейца. И в своём изначальном виде, но в окружении не штыков, а болтеров, пиломечей и лазганов, сжимаемых чьими-то руками. Мелькали страницы. Прорастающие ветвями цветущей сакуры и сирени, изломанные и застывшие в падении тела, портрет Ультрана, со змеями и с чашей в руках, из которой льётся густая кровь. Рассыпающийся на лоскуты пепла маленький Кёрз. Перекошенное в яростном крике лицо хаосита, измененные варпом пиломечи и буйно прорастающие из мертвецов стебли чертополоха на толстой кофейной бумаге.
Черновец восхищенно выдохнула, роясь в заполненных цветочным гуро страницах:
— Лоргар, это же… ты просто гений! Я никогда даже представить не могла ничего подобного! Какой символизм… это же невероятно! И качественно-то как. Пластика, анатомия… а живо-то всё как…
— Эээ, на самом деле это просто ханахаки, — замялся Лоргар, отбирая блокнот, — символизм, да. Пожирающие плоть растения выглядят эстетичнее червей. Хотя, я не ожидал, что это ещё хоть кому-то придётся по вкусу. Как бы… это всё выглядит странно. Ханахаки — это вообще что-то такое… очень на любителя. Я думал, меня сочтут ненормальным, если, ну… увидят.
— Ханахаки? — брови девушки изумленно дрогнули.
— Идея так себе, мне нравится сама визуализация, — Лоргар пощелкал пальцами, подбирая подходящие слова, — ханахаки бьё… как бы это обьяснить… Ханахаки придумали японцы.
— Почему-то я не удивлена, — улыбнулась Ника, — на них это похоже. Ханахаки — это такой стиль, цветочная расчленёнка?
— Молодой чел… ой, батюшки! Богатырь-то какой, — охнул за спиной старушачий голос и в плечо Лоргара ткнулся сухой старческий кулак с зажатой в нём мелочью, — молодой человек, передайте за проезд.
— Это бесплатный маршут, — ровным голосом сообщил Лоргар, закрутил головой и кивнул листающей блокнот Нике, — почти. Почти, Ник. Ханахаки — это вымышленная человеческая болезнь. Очень редкая. Больной откашливает цветы из-за… гм, неразделенной любви. Вот только не надо так громко ржать. Ник…
— Простите, что? — гремя мелочью, растерянно заозиралась сухонькая, интеллигентного вида старушенция в потертом зеленом пальто и черном берете. Ее выщипанные до ниточек и нарисованные заново брови комично нахмурились. Кудрявые седые локоны до плеч отливали фиолетовым.
— Бесплатно, говорят тебе. Садишься — и езжай.
— Но, позвольте… как так? — до Лоргара донеслись скрип потертой кожи и визг бегунка застегиваемой сумочки.
— Бесплатно, бесплатно…
— Маршрут такой…
— Да они давно ходят, — какой-то тихий, нервный, высокий парень посторонился, прижимая к груди рулон ватманов, поспешно освобождая место у открытого окна и цепляясь за поручни, — да вы встаньте сюда. Там же проход, люди на выход пойдут — сметут…
— Спасибо, молодой человек, — с достоинством французской королевы приняла внезапную помощь пожилая дама, занимая собой освободившееся место.
— Какое безобразие, — давясь гоготом, покачала головой Ника, разглядывая художества Аврелиана, — харкать цветами от неразделенной любви. Честно, я ожидала что-то, хм, большее.
— А я говорил, что сама идея слабовата, — пожал плечами Лоргар, — меня зацепила не идея, а сама визуализация. Выглядит необычно. И символично. Ну всё… сейчас выпадет в осадок.
Ника с гоготом и дикими подвываниями похлопала Лоргара по плечу, всхлипывая от смеха и утирая глаза. Маршрутку качнуло. И Нику, висящую на одной руке, с размаху впечатало аккурат в Лоргара. Как и всю человеческую массу, шевелящуюся где-то впереди, собственно.
— Блин, как неловко-то… — всё ещё икая от смеха, попыталась отлепиться от Аврелиана девчонка, — прости.
— Всё нормально.
— Блин, как же душно.
Аврелиан кивнул и спрятал блокнот. Автобус снова тряхнуло. Кто-то сдержанно шумел, хрустя пакетами. Какие-то стоящие чуть в стороне курсанты института МВД жизнерадостно ржали над чем-то своим. Челкастая, густо размалеванная черными, жирными тенями и бордовой помадой пухлая школьница, трагично вздыхая, малевала пальцем на взопревшем от духоты стекле расколотые сердца, кресты, розы и имя «Вадик».
— Прикольно, пока давка, можно любую девку пощупать и по морде не получить, — под многоголосое ржание донеслось почти мечтательно откуда-то из толчеи серовато-голубых, пятнистых курсантских спин.
Автобус лихо занесло на повороте. Кто-то шумел и болтал во всю глотку. Лоргар поднялся с корточек и, подпирая спиной маршруточный потолок, всем корпусом подался в противоположную сторону выправляя своим весом автобус. Кто-то вблизи взвизгнул, хватаясь за сердце, бравое ржание будущих ментов утонуло в старушачьих восторгах: разглядев таки Лоргара, они оставили наконец-то в покое персону Черномырдина и немедленно принялись всей толпой оживленно перемывать кости невиданно крупному, лысому парню с «яроглифами во всю рожу».
— Мама, я писать хочу! — на всю маршрутку жалобно сообщил детский голос.
— Коленька, ну подожди немного, сейчас будет наша остановка, и мы обязательно выйдем…
Где-то впереди сонный Лёха Володин, добродушно посмеиваясь, вещал горстке регентш:
— Приезжает с проверкой в синагогу под Одессой налоговый инспектор. Ходит, проверяет, всем недоволен. «Вот скажите мне, вы сжигаете много свечей, огарки остаются. Что Вы с ними делаете?» «Ну, мы их собираем в кулечек, отправляем в Одессу, там их переплавляют, делают новые свечи и отправляют нам обратно». «Хорошо. А вот вы раздаете мацу прихожанам, крошки остаются. Что Вы с ними делаете?» «Ну, мы их собираем в кулечек, отправляем в Одессу, там их прессуют, делают новую мацу и присылают нам обратно». «Хорошо… А вот вы делаете обрезание, … обрезки остаются. Что вы с ними делаете?» «Ну, мы их собираем в кулечек, отправляем в Одессу…» «И что же они вам присылают?» «Когда как, но сегодня прислали вас».
Воркующий девичий смех, чей-то кашель, шум и шуршание пакетов смешались. Лоргар вздохнул и прикрыл глаза, хрустя затекшей шеей и подпирая спиной потолок. Где-то под левой лопаткой ощущался рельеф осветительного прибора. Признаться честно, Лоргар тихо ненавидел поездки в автобусах всех типов: низкие потолки и хрупкие кресла превращали любую поездку в сущий ад. Но нынешний поход до собора превзошел все предыдущие. Лоргар уныло наблюдал, как набивается на очередной остановке в автобус народ, полностью исключая даже призрак надежды просто сесть на корточки случайно кого-то не задавив. Семинария, на маршрутках, полным составом ехала в кафедральный Покровский собор, на праздничную вечернюю службу.
Покров, как праздник, Лоргар любил. Настоящий народный праздник, издавна любимый на Руси. В народе его называли Покров день, а еще: Первое зазимье, Свадебник, Третья Пречистая, Засидки, День Романа Сладкопевца, Покров-Батюшка. В народном сознании христианский смысл события, легшего в основу праздника, тесно переплелся с абсолютно простецкими обычаями. Смена времен года, пережитки языческих верований, сложный крестьянский быт — все оказало свое влияние. Но одно дело — народные традиции, а другое — их первопричина. Лоргар видел что-то крайне трогательное и поучительное в истории самого события, ставшего причиной к установлению праздника.
Это произошло во времена царствования Льва VI Философа, во Влахернской церкви. К Константинополю подступили войска русов. В те времена такие набеги чаще всего заканчивались кровавой резней, бойней и разорением. Жители византийской столицы оправданно ждали, что уже к утру они могут проститься с жизнью. Священники города молились об избавлении от врагов, и вот, в четвертом часу ночи будущем известному христианскому святому, юродивому Андрею Константинопольскому, (славянину, попавшему некогда в византийский плен), во Влахернском храме явилось видение. Под сводами храма он увидел идущую по воздуху Богородицу, озарённую небесным светом, окруженную ангелами и сонмом святых. Как описывает это видение святой Димитрий Ростовский, Богородица «сняла с Себя блиставшее наподобие молнии великое и страшное покрывало, которое носила на Пречистой главе Своей и, держа его с великою торжественностью Своими Пречистыми руками, распростерла над всем стоящим народом». Незримый обычным людям покров защитил город. Поднявшаяся буря разметала корабли русов, избавив жителей Константинополя от смерти. Конечно, Лоргар понимал, что факт чуда невозможно доказать научно, однако о самом факте осады и спасительной бури ему приходилось встречать немало исторических свидетельств. Кто-то считал, что вёл русов вещий Олег, кто-то — что князья Аскольд и Дир. В любом случае, чудесное избавление греков от славян широко отмечали в итоге только сами славяне. И Лоргар видел в этом высшее проявление народной ментальности, способной принимать собственные ошибки. И, даже в собственных поражениях, находить силы… силы принимать свою неправоту. И расти, торжествовать над ней.
Автобус зверски тряхнуло. За окнами смутно заалел величественный фасад Дома Офицеров. Лоргар мельком бросил взгляд на багровую колоннаду исполненного в лучших традициях сталинского ампира архитектурного монолита. На темные туи, на бронзовый памятник в гранитно-багроовой оправе. На рой пестрых палаток, торгующих плодами народных промыслов: резными шкатулками, расписными ложками, пестрыми бисерными герданами, флотилиями расписных яиц, утиц, ковшей, глиняными свистульками, кораблями, глиняными ангелами, вышитыми полотнищами, самодельными пряниками, магнитами на холодильник, матрёшками всех сортов, всевозможными оберёгами и амулетами. И поплыл на выход в общем потоке.
Люди спешили куда-то по своим делам. Торгующая подле остановки семечками старуха, привстав со своего раскладного стула, гоняла хворостиной слетающихся отовсюду жирных, упертых голубей и юрких, нахальных воробьев. Голуби нехотя отступали чтобы с воркующе-одобрительным угуканьем снова двинуться общим фронтом в атаку на кульки и стаканы обмотанной пуховыми платкамм пожилой бизнес-леди. Какие-то студенты курили, ёрничали, смеялись и трепались о всём подряд. Маленькая девочка ныла и просилась на руки, а её мать, сев перед дочерью на корточки, вытирала носовым платком её вымазанное в чем-то лицо и горько возмущалась. Какие-то люди раздавали на углу листовки, призывающие голосовать за очередного кандидата в депутаты. С листовок смотрело очередное ни о чем не говорящее Лоргару официальное лицо на фоне храма. Какой-то пьяный мужик в спецовке громко скандалил с крикливой продавщицей ларька. Мимо, переговариваясь, прошлись какие-то юные кадеты летного училища.
На остановке кто-то задел кого-то локтем. С треском разорвался чей-то пакет. Кто-то возмущенно зашумел. Совершенно незнакомые люди помогали растерянно застывшему на месте старику собирать с проезжей части, почти из-под колёс машин, багровые, пёстрые яблоки. Кто-то шумно побежал в ближайший ларек за пакетом. Старик расплакался, дрожащими руками принимая из чьих-то рук коллективно собранный пакет. До Лоргара издалека, под шелест опадающих листьев, грохот машин и шум залитых светом людных улиц, донеслись его обрывки фраз, сказанные по-старчески надтреснутым, дрожащим от волнения голосом. Что-то про «родненькие вы мои», про крыс, сшибающих с ног часовых у продсклада, про горсть невской воды и про блокаду Ленинграда.
— Привет, а почему тебя все зовут Лоргаром? — какая-то отчаянно рыжая, веснушчатая девчонка догнала Аврелиана, на ходу поправляя форменный пиджак и придерживая на ходу полы длинной черной юбки, — тебя так покрестили, да?
— Евище, ты куда побежала?! Сумочку свою возми, — возмущенно окликнула девушку Черновец, размахивая алой дамской сумочкой с цепью вместо ремешка, — наглеешь, Евище. Не буду я её за тобой таскать!
Рыжая бестия картинно надула пухлые алые губки, забрала, хихикая, своё имущество и почти повисла на шее у дико взвывшей Черновец:
— Ну познакомь нас, ну ты обещала! Ну, пожалуйста!
— Лоргар — Евище, Евище — Лоргар, — обреченно представила Ника под ликующие вопли повисшей на руке ошалевшего Лоргара рыжей оторвы.
— Я поступала вместе с Никой, — оживленно тряхнула рукой Лоргара девчонка, искристо сияя голубыми глазами и улыбаясь во всю физиономию, — ух ты, а шрамы настоящие? А это клинопись или иероглифы? А ты правда читаешь на иврите?
— Ева с регентского, — кивнула Черновец Лоргару, — долгая история.
— Привет, — улыбнулся девушке Лоргар, — хороший день, не так ли?
— Обожаю такую осень, — с готовностью затрещала Ева и совершенно по-лисьи насмешливо зафыркала, — Ник, помнишь, я тебя вытащила в парк Патриотов? Ой, да тебя хрен куда вытащишь, вы, иконописцы, сидите, в своем классе, все рисуете постоянно, рисуете… этот, Ярик, играет, ты — рисуешь. Слушай, Ник, а это правда что вы с Яриком встречаетесь? Просто вы постоянно вместе там сидите…
— Евище… — картинно закатила глаза Ника, — кто-то должен иногда учиться.
— … а меня, вот, наоборот, хрен с улицы вытащишь. Мы раз с Юровым гуляли, гуляли, это парень мой, короче… Гуляли мы, гуляли, гуляли мы, гуляли, ну, на время смотрю, а уже отбой, ворота закрыты, всё закрыто, общага закрыта. Максик мой звонит дежпому, мол, давай, харэ дрыхнуть, — весело трещала рыжая, не забывая любознательно таращиться по сторонам, — они с моим Максиком однокурсники… и, короче, дежпом его послал. И мы с Юровым полезли через забор. Я, конечно, как последняя лошара застряла каблуком в заборе и меня они с дежпомом с забора снимали…
Мимо, окинув Лоргара каким-то больным, воспаленным взглядом и зябка кутаясь в куртку, заспешил осунувшийся, небритый чернявый парень в сером капюшоне. Поймав на себе внимательный взгляд Лоргара, он резко изменил направление и ушел на проезжую часть, поспешно пересекая её под визг тормозов и вопли какой-то авто-леди.
— Какой странный, — донесся до Лоргара голос Евы, — ты его знаешь?
— Ев, нельзя быть настолько…
— Ой, да пф. Что я такого сказала?
Лоргар не ответил. Он непонимающе смотрел как сухая, сутулая фигура незнакомца замерла на той стороне проспекта, наполняя фонящую самыми разными эмоциями людей улицу мертвящими миазмами мрачного неприятия и чернильного, обморочного ужаса. С парнем явно было что-то всерьёз не так. Аврелиан остановился, спрятал руки в карманах, постоял ещё немного, разглядывая незнакомца и пошел прочь. Человек на той стороне улицы дрожащими руками достал из кармана мятую пачку сигарет и поспешно закурил, почти обжигая пальцы спичками и пряча огонь от ветра. Бледное, измученное лицо незнакомца тусклой синевой осветил тревожный, настойчивый взгляд из-под капюшона. Лоргар нервно усмехнулся и качнул головой. Его отчего-то наполнило стойкое ощущение, что он, Лоргар, обязан немедленно пересечь нусущийся прочь поток машин и догнать незнакомца. Что это важно. От незнакомца веяло смертельной опасностью и предчувствием грядущей катастрофы. Лоргар заглянул в варп, но ничего крамольного так и не обнаружил.
* * *
Ненастные вечерние сумерки хлестали лицо и плечи потоками воды и ветра. В лужах пузырилась вода, где-то в гаражах одиноко и тоскливо выла запертая собака. Панельные серые громады домов громоздились над Лоргаром, заслоняя собой серое, свинцовое небо. Лоргар смотрел из-под капюшона как догорает рыжий свет в чужих окнах, бездумно спеша сквозь лабиринты раскисших от дождя дворов.
Смутная тревога на службе обратилась в настойчивые позывы развернуться и выйти. Позывы переродились в мрачную уверенность, что что-то всерьёз не так. С трудом дождавшись окончания службы, Лоргар поспешно покинул пахнущий свечным воском и ладаном теплый сумрак храма и, на ходу застегиваясь, поспешил прочь. Ноги сами несли его, но не на автобусную остановку, а во мрак чужих дворов, в ненастный осенний сумрак, на рыжий свет оконных глазниц чьих-то судеб. В ушах всё ещё торжественно гремел архиерейский хор, десятки голосов, наполняющие сумерки мятущегося разума таинственной мощью византийского распева. Лоргар не вполне осознавал, что делает: он просто спешил, подгоняемый очень знакомым ощущением безысходности и тревоги. Как взявшая след борзая спешит за зверем, так и Лоргар спешил по следам кого-то настолько близкого к гибели, что сводило зубы. Аврелиан не заметил как пошел дождь, засыпающий город всё больше казался чем-то зыбким и нереальным; его серые лабиринты мутно сияли желтоватыми пятнами окон и тесных, старых подъездов. Плети дождя полосовали лужи, плети дождя стекали по плечам и лицу, затекали за шиворот. Чутьё как взбесилось, заставляя нестись по жидкой грязи всё быстрее, почти сорвавшись на бег.
Свернув в серый массив хрущёвок, Лоргар замер между гаражами и размокшей грудой песка, прислушиваясь к себе и переводя дыхание. Где-то наверху, под самой крышей с грохотом распахнулось окно. И в него вылетело что-то большое и тяжелое. Двойной, оглушительно-осколочный грохот взорвал пустоту вечернего двора. По лужам поплыли осколки стекла, пластика и какой-то фольги. Пару стареньких компьютерных мониторов вдребезги разнесло по асфальту. Лоргар до хруста в шее задрал голову и успел увидеть в оконном пятне невысокую человеческую фигуру, спешно покидающую видимое со двора пространство. Позже Аврелиан не мог даже сам себе связано объяснить, что им руководило в тот момент. Он, ступая как во сне, отыскал рассохшуюся, оббитую внизу железом, зеленую дверь в подъезд и поспешно зашагал вверх по незнакомой лестнице. Где-то наверху скрипнула дверь. Лоргар поспешно миновал размалеванный слоями народного вандализма лестничный пролет и с грохотом понесся наверх, в гулкий, пыльный сумрак чужого дома. Сердце стучало где-то в висках, а чутье оглушительно кричало, обжигая грудную клетку сильнейшим предчувствием беды из всех возможных. Где-то между четвертым и пятым этажом Лоргар столкнулся с невысоким улыбчивым человеком в поношенной бурой шапке и в мешковатой куртке. Человек источал холод и оглушающую угрозу, но никаких возмущений в варпе от него не исходило. Ловко обойдя Лоргара, он почти бесшумно растворился в пропахшем кошками лестничном полумраке. Не зная сам, что ищет, Лоргар, гремя подошвами, почти взлетел на пятый этаж.
Одна из трёх дверей оказалась приоткрытой. Из-за двери тянуло дымом и горящей проводкой, а где-то в глубине квартиры рокотала из распахнутых окон осенняя гроза.
Лоргар хотел было стукнуть в дверь для порядка, но передумал. Чужая квартира встретила его невероятным бардаком, густым дымом и явным запахом крови. Почти ворвавшись на кухню, Аврелиан обнаружил в раковине развороченный системник с какими-то горящими в нём бумагами. Столбцы цифр, отчеты на английском языке, диаграммы и распечатанные на формате А3 сложные и стройные шифры необратимо сгорали, в черном дыму гибли, трескаясь, платы. Лоргар доведенным до автоматизма движением открыл воду, заливная огонь и распахнул ближайшую дверь.
За ней оказалась узкая ванная комната. Мигающий свет тусклой лампочки осветил алые разводы на полу и на стенах, кровавую ванну и раскинувшийся в ней труп. Почерневшие полосы аккуратно вскрытых вен всё ещё истекали на бледно-голубой кафель алой влагой. Аврелиан подошел ближе и замер: в кровавой мутной водице, в чем мать родила, лежал тот самый незнакомец с той стороны улицы. Лоргар поспешил проверить пульс. Пульс был. Нитевидный, почти неощутимый для обычного человека, но явный для примарха и его сверхчеловеческих способностей. Лоргар почти не помнил как вколол свое изобретение в сердечную мышцу незнакомца, как выволок его из ванной и перетащил на незаправленный диван в темной спальне. Пока Аврелиан метался по квартире, ища, чем бы перевязать раны хозяина квартиры, генетический материал примарха сотворил что-то странное: раны незнакомца стремительно рубцевались, но сам он горел, метался в бреду. И бессильно уползал от кого-то, не приходя в сознание.
Лоргар запер входную дверь, выронил телефон и, на ходу срывая с себя куртку, оттянул веко незнакомца. Человек бессвязно бормотал и метался в бреду. Только сейчас Аврелиан разглядел вырезанный на груди человека странный символ. Казалось, кто-то начал схематично рисовать снежинку, но ограничился восемью лучами. И на концах четырех из них изобразил перевернутые треугольники. Странный символ явно был вырезан позже чем полосы вскрытых вен. Что совершенно не вязалось с картиной возможного самоубийства. Очертания сивола слабо кровоточили, медленно затягиваясь. Не зная, как унять мучения незнакомца, Лоргар в отчаянии, впервые в жизни, наплевал на явный библейский запрет, рассек кухонным ножом собственную руку, разжал раненому зубы и влил в хрипящую глотку своей собственной горячей крови. Неизвестный едва не захлебнулся, но задрожал крупной дрожью и понемногу затих. Жар медленно спадал. Наскоро обработав руку, Лоргар стихийно обшарил все шкафы, соорудил из найденных предметов кустарную капельницу, нацедил во флаконы собственной крови, подвесил всю эту дикую конструкцию на советскую стойку для цветов, имитирующую березовый ствол. После чего, используя остатки спирта с кухни, поставил владельцу квартиры капельницу и сел на пол, рядом с диваном. Озадаченно созерцая царящий в квартире разгром. В первые минуты он этого не заметил, а позже ему и вовсе было уже не до мелочей вроде разбросанного повсюду шмотья. Но сейчас Аврелиан осознал простую истину: тот, кто вскрыл вены парню, что-то в квартире искал. И, судя по всему, нашел.
Снаружи уже выли полицейские сирены. Лоргар ещё немного посидел подле мирно спящего незнакомца, пошел, слил кровавую ванну и собрал с пола кровь. Уже почти отмыв кафель и изрядно измазанное зеркало, Аврелиан услышал голоса на лестничной площадке. Хаотичные удары в дверь сопровождались нестройным гулом голосов.
— Откройте. Полиция.
Лоргар расправил спину и обернулся: замотавшись в простыни как в тогу, его манипуляции скептически наблюдал недавний помирающий.
— Ожил? — Лоргар смыл с рук чистящее средство и кивнул на ванную, внимательно разглядывая бледное, заострившееся лицо, — помнишь что?
Человек медленно качнул головой и потащился к входной двери: снаружи её, кажется, кто-то уже начал ломать. Лоргар прикрыл дверь в ванную и поискал глазами свою куртку.
— Да ладно вам, ребят, какие крики, какие летающие телевизоры? Да спал я, друг вон зашел, все тихо, мирно…
— Гражданин Гельман, вам известно, что в дежурную часть поступил сигнал о совершаемых по этому адресу противоправных действиях?
— Да пацаны балуются. Дети, что с них взять? — нервно посмеиваясь, отмахнулся незнакомец, кутаясь в простыню, — вы, это простите, у меня там чайник. Как бы не сгорел. Я ещё нужен?
Голоса на лестничной площадке нестройно зашумели.
— Погода мерзкая, дети сидят по домам, скучно, балуются, — измученный голос человека в простыне заметно сел и охрип, — ошибка, бывает же…
— Живой, значит…
— Да живой я, живой, что мне будет?
— Чтож… как говорится, «нету тела — нету дела». Можете быть свободны, — Лоргар успел увидеть на лестничной площадке троих ментов. Судя по вооружению и общему их внешнему виду, в квартиру к неудавшемуся покойнику кто-то вызвал тревожную группу, — вы тут соседей больше не пугайте. Люди нервные. Пугаются, нам названивают…
— Постараюсь. Доброго вечера, — владелец квартиры закрыл за полицейскими дверь, медленно сполз на подставку для обуви и неподвижно уставился на Лоргара.
— Я, это. Извиняюсь за вторжение, — кашлянул в кулак Лоргар, — из окон квартиры кто-то выбросил два монитора. Было незаперто и я…
— Ты переливал мне кровь, — моргнул Гельман и показал изуродованные запястья, — я не идиот. Нельзя так подставляться. Тебе повезло, что я не подох. Там. В ванной. Это была моя кровь?
— Да, — честно признал Лоргар.
— Самоубийца, — задумчиво отозвался парень, а его взгляд потускнел.
— Нет, ты не мог так аккуратно вскрыть вены на обеих руках и следом вырезать этот знак на груди.
— Что? Знак? — Гельман оттянул ткань на груди, с минуту хмуро посозерцал заживающий символ и грязно выругался.
— Человек. На лестнице я встретил человека. Он спускался вниз. Могу предположить, что отсюда, — Лоргар опустился на корточки, — ты хоть что-то помнишь? Что это за символ?
— Ты следил за мной, — поджав губы, мрачно констатировал парень.
— Нет.
— Грёбанный, сука, ублюдок, ты шёл за мной. Я помню тебя, — незнакомец со свистом втянул сквозь зубы воздух, поднимаясь по стеночке и упрямо задирая заросший щетиной подбородок.
— Если кто-то пытался тебя убрать, он закончит начатое, — Лоргар поднялся, — не пойми меня неправильно. То, что произошло здесь, напрямую касается меня. Случай странный. А я занимаюсь странными случаями. Что именно здесь произошло?
— Твою мать, как же мне дерьмово, — пробормотал парень, цепляясь за стены и мутно белея, — мужик, ты нормальный вообще? Ты кто такой? Ты. Кто. Такой.
Лоргар молча зажег в пятерне опасно потрескивающий клубок молний.
— Ясно. Ты глюк, — обморочно качнувшись, согласился владелец квартиры и по стеночке отправился на кухню, — мать, ну и вонь. Кто поджог помойку?
Хлопнула дверь. Что-то загрохотало: видимо, Гельман таки споткнулся о табурет. До Лоргара донесся неразборчивый мат. Засим стало как-то подозрительно тихо. Заглянув на кухню, Лоргар обнаружил что парень, спотыкаясь, мечется по кухне, развешивая сушиться спасенные от огня страницы, а посреди кухни, марая водой линолеум, неистово воняет гарью развороченный системный блок.
— И всё же. Что ты помнишь? Что значит символ, который…
— Нетсталкинг, — оборвал Лоргара как-то очень заметно осунувшийся и помрачневший Гельман, орудуя над обугленными кипами компьютерной бумаги, — исследование глубокого интернета. Скрытый интернет занимает куда больший объем, чем общедоступные индексируемые ссылки. Я — человек, ныряющий туда, где глубоко и тихо.
Лоргар негромко присвистнул и рухнул на предложенный табурет.
— Не уходи, я сейчас, — владелец квартиры окинул мутным взглядом кухню и убрался куда-то в спальню. Загрохотали створки антресоли, а голос из-за стены поинтересовался, — и много вокруг таких как ты?
— Как я? — не понял Аврелиан.
— Не вполне людей?
— На одного больше, как минимум, — отозвался Лоргар, разглядывая давно нечищенную бурую электроплиту и хаотично налепленные на холодильник фотографии каких-то сомнительных заброшек, — чтобы вытащить тебя с того света мне пришлось вколоть тебе кое-что с моим генетическим материалом. Как бы тебе обьяснить… Мой материал агрессивно воздействует на человеческий организм, сегодня ты выжил, но завтра начнёшь меняться. Мне жаль, я сломал твою жизнь, но это был единственный способ…
Одергивая футболку, ну кухню ввалился успевший одеться Гельман и сумрачно загремел, набирая под краном чайник.
— Смотри. Я помню не так много. В глубокой сети я нашел архив. Большой архив.
— Что там было? — нахмурился Лоргар.
— Внушительный архив коротких видеофайлов. Черно-белых. С детьми в клетках, с ампутантами и прочей трэшатиной, — парень тяжело опустился за стол, расчесывая пятернёй заросшее щетиной лицо, — обычное дело для гигантской помойки с ломанной ссылкотой, с закрытыми сайтами педофилов, с форумами каннибалов. Кроме видеоархива там была какая-то бухгалтерская документация на английском. Много. И аудиофайл. Я включил его. И больше ничего не помню.
— Однако, — пробормотал Лоргар, наблюдая как парень разливает по чашкам чай.
— Ну и как? По твоей части?
— Не совсем, но очень может быть, — Лоргар поспешно протянул руку, — Лоргар.
— Галахад, — пожал плечами парень, пожимая протянутую руку.
— Рыцарь Круглого Стола, нашедший Священный Грааль? Псевдоним?
— Ну не паспортные данные же, — звонко размешивая сахар в чашке отозвался нетсталкер хмуро, — не устраивает — можешь звать Эдиком. Что ты там говорил насчёт генетического материала?
В голове Лоргара очень некстати всплыло: «Ты — волшебник, Гарри».
— Пытаясь вернуть тебя к жизни, я изменил тебя своим генетическим материалом. Ты больше не будешь прежним. Боюсь, это необратимо.
— С чего такая честь? — слабо усмехнулся нетсталкер, глотая приторный чай.
Аврелиан пожал плечами:
— Да я и сам до конца не понял. Чувствую, что это правильно. Вот и всё.
— Нда. Фиговый из тебя контактёр с Сириуса, — лающе рассмеялся владелец квартиры, — мог бы для приличия сообщить мне что я Избранный, вступаю в вечную битву Добра со Злом, несу возмездие во имя… ты куда собрался?
— Мне пора, я должен успеть до отбоя, — ополаскивая под краном кружку, отозвался Лоргар, — жаль, технику твою не успел спасти. Жаль компы. Жаль информацию.
— Не беда, деньги есть. Технику возьму, а остальное… я не идиот, все яйца в одной корзине не держим, — отмахнулся Галахад, — не бери в голову, всё поправимо. Тем более, работа позволяет.
— Работа? — приподнял брови Лоргар.
— Тестирую систему безопасности разных компаний. По приглашению, — Галахад поискал глазами сахарницу, — и всякое по мелочи.
— Ты — хакер, — уточнил на всякий случай Аврелиан.
— Как тебе сказать, — хрустнул спиной и вытянул ноги Галахад, — я из белых шляп, если ты понимаешь, о чем я.
Лоргар понимал. В незнакомом термине смутно угадывалось что-то общее с классическими вестернами, в которых для удобства зрителя злодеи носили черные шляпы, положительные — белые, а весьма неоднозначные и падкие на наживу антигерои — серые. По аналогии можно было предположить, что «белые шляпы» — законопослушные граждане, тогда как «черные», видимо — киберпреступники, а «серые» — нечто между.
— Чай? — на всякий случай уточнил владелец квартиры, тряхнув чайником и внимательно разглядывая Лоргара.
— Нет, спасибо. Мне действительно пора.
— Этичный хакинг — тоже хакинг, — пожал плечами Галахад, заглянув в чайник, — это. Заходи ещё. Без шуток, я настаиваю.
— Будь осторожнее, — Лоргар натянул куртку и, в сопровождении вооруженного чайником Галахада, выбрался в прихожую, — слышишь? Тебя в покое не оставят.
— Меня давно пасут, — равнодушно пожал плечами нетсталкер, — сам-то смотри в оба. Контактёр.
Примечания:
География расположения улиц и учреждений заведомо искажена. Город — образ собирательный, его нет смысла искать на картах.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
20. Туманы
10 мая 2021, 21:33
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
* А. Блок. "На Поле Куликовом".
— Ты бы после отбоя полы мыл. Сейчас все ходят, топчут, — Лёха Володин с сомнением завис в проходе, запустив руки в карманы и задумчиво наблюдая как Лоргар полощет в ведре тряпку, — мешают.
— Я «Возвышение Хоруса» читать собирался, — не глядя отозвался Аврелиан, выжимая тряпку, — если Россомахин поймёт, что я шатаюсь после отбоя, засядет где-нибудь в засаду. И будет караулить. Его ж хлебом не корми, только дай кого-нибудь прищучить.
— Это да. Ладно, пошел я дописывать старославянский. Буду склонять по родам и падежам слово «воняти», — Лёха с шкрябающим звуком почесал заросшую белой щетиной щеку, — удивительно, как же меняется наш язык. Когда-то слово «воняти» значило сильное благоухание…
— А слово «блядь» обозначало человека, который лжет или ворует. Или просто. Еретика, — отозвался Лоргар, равномерно отмывая полы, — протопоп Авваакум в своих письмах называл сторонников патриарха Никона «никоновскими блядями». В десятом веке, вообще-то, слово «блядь» имело вариации и мужского и женского рода. И то, что мужского рода, означало болтуна. Пустомелю.
— А женского?
— Пустую болтовню, заблуждение, ересь. Производным от «бляди» мужского рода было слово «блядник», — кивнул Лоргар, орудуя шваброй.
— Мне уже нравится, как это звучит, — оскалился Лёха, — а оно что значило?
— Да то же самое: «болтун» и «пустомеля». Зато слово «блуд» и производные от него слова, такие, как «блудилище», публичный дом то есть, «блудник», «блудница», «блудничество», «блудолюбие», означали именно разврат.
— Это где ты такое вычитал?
— Да у Юрганова. «Из истории табуированной лексики». Хорошая книга. Полезная.
— Охренеть. Не знал, — фыркнул Лёха и кивнул, — ладно. Пошел я. Бог в помощь.
— Спаси Господи.
Володин неспеша удалился, запустив руки в карманы и чернея майкой-алкоголичкой. Из-за поворота, со стороны лестницы, из недр иконописного общежития валили клубы пара. Смутно тянуло банной сыростью. Где-то в дальнем конце слабоосвещенного коридора, из распахнутой настежь двери, бил желтый, электрический свет, тянуло подгоревшей картошкой и звучало пение Талькова. Гремя ведром, Лоргар набрал в раковине, в туалете, воды, прополоскал тряпку, нацепил её на швабру и потащился мыть полы. Узкий, темный, истоптанный за день коридор Аврелиан успешно подмел и теперь методично отмывал, изредка меняя воду и прополаскивая в ведре чьё-то бывшее полотенце. Мимо, шурша пакетами, по мокрому полу шастали возвращающиеся с улицы студенты, далеко сзади, за поворотом коридора, за пределами общежития, у стены торчала уже полчаса какая-то парочка, а за стеной иконописец Ярик громко скандалил с кем-то из-за сгоревшего чайника и пришкваренного к нему изнутри «Ролтона». Явившийся невесть откуда как чёрт из табакерки Россомахин, деловито побродил вокруг Лоргара, свински наследил на мокром бежевом линолеуме и бодро отправился кошмарить вернувшихся к отбою из города старшекурсников. Лоргар моргнул и потащился отмывать разведенную дежпомом грязь.
— Они издеваются?! — возмущенный девчачий голос подрагивал от волнения, — нет, ну это вообще нормально?
— Почему нас переводят в другую общагу не днём, не утром, а на ночь глядя?! Неужели раньше было не понятно, что оно рванёт…
— Таня, Таня, у тебя подушка выпала.
Кто-то взвизгнул и заныл:
— Да блин…да сколько же можно. Девочки, вы вообще это видели? Льёт как водопадом…
— И, главное, это же кипяток!
В слабоосвещенный коридор пожаловала вооруженная дорожными сумками и матрасными рулонами девчачья делегация. Злые и сонные барышни воинственно топали прямо по свежевымотому полу. Возглавляла девчачий марш коммендантша иконописного общежития, долговязая, остриженная под мальчишку, нескладная блондинка с печальным, лошадиным лицом и крупными мослами. В веренице девчачьих лиц мелькнула взъерошенная кудрявая макушка Ники Черновец. Ругаясь на темень и раскиданную в проходе обувь, студентки на крейсерской скорости проследовали мимо Лоргара с самым убийственным видом из всех возможных.
— Куда это вы, Ник? — окликнул Лоргар споткнувшуюся Черновец.
— Да трубу прорвало. Кипяток шпарит. Аварийку вызвали, — девушка по-удобнее перехватила полосатый желтый матрасный рулет и кивнула себе через плечо, — у нас в общаге потоп. Выселяют нас, Лоргар.
— Совсем что ли? — не понял Аврелиан.
— Переселяют к вам в общежитие, займём весь ваш первый этаж.
— Но там первый курс…
— Ваш первый курс согнали с первого этажа вместе с вещами в бывшую учебную аудиторию первого курса, а нам отдали их комнаты. Временно.
— Чего?! — выплывший как раз в этот самый момент в коридор с котом Лоргара на плече Дима Мизгирёв даже раскрыл рот от возмущения, — а где мы будем учиться?
— Где и всегда, в случае чего: в библиотеке. Ладно, пойду я. Надо ещё место занять и перенести все вещи, — Ника перехватила вываливающиеся из матраса белую подушку в ромашках. И что-то подозрительно ажурное, тряпичное, розовое и большое, — наш куратор иконописного отделения сказал, что всё равно собирались делать у нас ремонт. Правда, не осенью, а летом.
Где-то далеко, в глубинах административного коридора, Лоргар действительно успел заметить каких-то лиц азиатской национальности. Некий Садык уже по третьему кругу, по-узбекски, вещал человеку по имени Бабур, какие у русских тут ходят красавицы, наверное все сосватанные. Крепкий, шагающий тяжело, но основательно, кряжестый Бабур резонно возражал, что Садыку не должно быть дела до чужих невест. Потому что на калым всё равно денег не хватит. Так что пусть Садык идёт работать и не мутит добрым мусульманам воду. Высокий, интеллигентный человек по имени Алишер, завидев портреты патриархов, тяжело вздыхая, посетовал, что такие уважаемые люди не мусульмане. Бабур важно возразил, что и у мусульман, и у христиан Бог один. Вся троица, сокрушенно качая головами, набожно завздыхала: «Аллах велик!» И поспешно удалились в сторону иконописной общаги.
— … да нам отдали пять комнат на первом этаже. Я действительно не знаю, сколько мы у вас тут будем сидеть.
— Вас расселят тем же составом? — осторожно опуская ликующе тарахтящего кота на пол отряхнул футболку Димка.
Одноглазый котяра, урча и распушив обрубок хвоста, пару раз прошелся по тапкам Лоргара, обтираясь об ноги и заглядывая в глаза.
— Нет, меня вместе с регентами поселили. У нас же в общаге жили не только иконописцы. Евище, ты её знаешь. С первого курса — Таня Ионина, Лена Ильина.
— В какую комнату вас? — Аврелиан подсадил бодро мякнувшего кота на плечо и осторожно оперся на черенок швабры.
— В четвертую.
— Это которая окнами во двор? — Димку осенило, — так это же значит что мы сможем все вместе опять куда-нибудь…
— Угу, а потом Евище мне душу вытрясет, — скептически поджала губы Ника, — а по семинарии поползет слух, что я хожу по ночным клубам. Ладно, я побежала. Лоргар, у тебя кот пуговицу грызёт.
— Я знаю, — улыбнулся Лоргар и бережно спустил возмущенно извивающуюся пухнастую тушку на ближайшую тумбочку, — кстати, тумбочку надо?
— Надо, — оживилась девчонка, — ничья?
— Ничья, ничья…
— Точно ничья?
Котище пружинисто замер, хищно подрагивая усами и нюхая воздух, стремительно спикировал с тумбочки на пол и резво погнал по коридору метнувшийся по диагонали через коридор пушистый серый комок.
— Ник, я её тебе отнесу, меня подожди, — вцепился в тумбочку Мизгирёв, — а кто там ещё у вас? Из девчонок…
— Спокойный ночи, Лоргар!
— Спокойной, — Лоргар проводил долгим взглядом удаляющихся товарищей.
Шумно фыркая, взволнованно урча и задрав обрубок хвоста, кот ловил что-то мелкое и хордовое под заколоченным шкафом. Лоргар намочил тряпку, нацепил её на швабру и вернулся к уборке. Кот уже, мурча и порыкивая, смачно хрустел в темноте, зажав лапами что-то дергающееся и пахнущее мышиными гнездами и кровью.
— Трудишься? Ну трудись, трудись, — деловито подплыл с неизменным списком студентов Россомахин, — туалеты мыл?
— Ещё нет, — отозвался Лоргар не глядя и орудуя шваброй, — помою — скажу.
— Ну, ты мой, мой, — Россомахин, гремя ключами вытер подошвы о половую тряпку и торжественно поплыл на запах подгоревшей картошки и пение Талькова, — а кто это у нас пожароопасные плитки жжёт? Не порядок, не порядок. Обьяснительная, стало быть.
Лоргар проводил глазами зловредно спешащего на подвиги дежпома. Взглянул себе под ноги и уныло выругался. Россомахин умудрился оставить на мокром полу грязные следы даже вытертыми о тряпку подошвами.
* * *
Гроза грохотала где-то в кучевых массах тяжелых, свинцовых туч. Укрытый дождевой пеленой смешанный лес качал ветвями и обморочно шептал на все голоса разом. Пряди мокрых трав мелко дрожали, крупные капли разбивались о лопушиные листья, стекая в жирный, добрый чернозём. Лоргар видел поросшие мхами остовы ржавой спецтехники, груды человеческих черепов в жидкой грязи, пенящиеся под дождем лужи и гнилой бурелом в пятнах белых и бурых лишайников. Кое-где обильно колосилась зеленая и алая, пухнастая плесень. Лоргар шагал по колено в древовидных плетях полыни, мокрой и горькой, её сок окрашивал джинсы зелеными разводами и забивался в нос духом хмельной горечи.
Врастающий в жидкую грязь и космы мхов огромный человек в грязно-белой тунике рвано дышал и метался в бреду, а из его тронутого гнилью плеча толчками бил гной и кровавая пена. Большой одноглазый волк, замерший над раненым, вскинул морду, вглядываясь в лицо Лоргара. Клейменная черным двуглавым орлом шкура на миг окрасилась в огненно-рыжий. Гром расколол небеса. И они побагровели. Волк вскинул морду к небу. И тоскливо, протяжно завыл. Лоргар, под плетями дождя, шагнул под колючую сень еловых лап. И серый, ненастный морок ветвей и поросшего мхами валежника изошел сетью трещин и распались вничто. Сменяясь на величественную колоннаду мраморного зала.
Задумчиво замерший в гулкой тишине, сияющий золотом и нечеловеческой мощью человек в золотой броне подавлял и казался сгустком золотого великолепия в мраморной белизне дворца. Император восседал на золотом троне, (если так можно назвать это золоченое устройство), беседуя с трехметровым человеком в ультрамариново-синей броне. Громадное запутанное сплетение механизмов вокруг Трона гудело от внутренней мощи. Дуговые разряды статической энергии прыгали по кабелям и трубам электропроводки, в зале стоял резкий запах озона. На наплечнике предстоящего трону незнакомца, Лоргар успел заметить букву «омега» греческого алфавита. Но отчего-то она была перевернута и формой своей больше напоминала подкову. В светлых волосах незнакомца сдержанно сиял золотой лавровый венец.
— Отец! — отчаянный вопль и грохот заставили присутствующих заозираться:
Аврелиан буквально ворвался в огромный, залитый светом, украшенный мрамором, сияющий золотом зал, а мимо проносились изображающие двухглавых орлов барельефы.
Закованное в гранитно-золотую терминаторскую броню тело не слушалось, будто принадлежало и не ему вовсе. Лоргар поспешно пересек зал, игнорируя напоминающую преторианцев гвардию в золотых доспехах, техножрецов и сервиторов. Примарх всем существом своим ощущал отчаянную решимость и мертвящий ужас. Его испещренное золотыми эльдарскими рунами лицо отразилось в огромном зеркале во всю стену. Лицо было куда старше, чем Лоргар привык видеть. И выражало глубочайшее потрясение. Настороженно замерший подле трона сухой, сутулый старик в монашеской рясе вроде тех, что носят у католиков, подался было наперерез стремительно приближающейся фигуре. Но был остановлен жестом Императора.
— Почему ты здесь, сын мой? — мощный голос звучал неожиданно снисходительно. Но Лоргар ощущал в полной мере, что всё существо его более старшей версии вопит от опасности и горечи. Почему-то интонации Императора обжигали фантомной болью и бессилием, — разве ты не должен был быть на Давине?
— Давина больше нет. Как и его спутника. Отец, — Лоргар сделал шаг и решительно поднял глаза, — Давинитская Православная Церковь, в лице её патриарха, умоляет тебя возглавить Вселенский Собор.
Мертвая, скованная ужасом и непониманием тишина накрыла зал. Чиновничьи лица и фигуры механикумов смешались для Лоргара в единое цветовое пятно. Что-то рухнуло и звонко покатилось по мраморным плитам. В висках билась кровь, обострившееся чутье практически умоляло Лоргара отказаться от заведомо провальной миссии. Игнорируя ошалевшие лица старца и гиганта в сине-золотых доспехах, под помертвевшим от ярости взглядом Императора, Лоргар зажмурился и очень медленно опустился на колени:
— Церковь охватила ересь куда более чудовищная чем все бывшие до неё. Я видел её плоды на Давине. Паразитирующие на православном учении культисты Хаоса едва не погубили Воителя. Он тяжело ранен, — по залу понесся шелест голосов, казалось, ужас и изумление медленно накрывают зал, — все предстоятели поместных церквей Империума готовы осудить новую ересь и распространяющих её ересиархов, но…
— Что?! Церковники?! — не выдержав, гневно загремел Император, медленно поднимаясь с трона — как смеешь ты, мой сын…
Раздирающая сердце Лоргара слепая ярость Императора захлестнула Аврелиана с головой. Он до белых костяшек стиснул кулак, изгоняя всколыхнувшиеся в груди душным мороком обиду и глухой гнев. И упрямо поднял глаза на белое от ярости лицо отца. Вооруженные копьями люди в золотых доспехах и алых плюмажах из перьев казались размытыми сияющими пятнами.
— Собор патриархов Империума и епископов экзодитского рассеяния Терранского патриархата взывает к вашему милосердию и умоляет вас возглавить Вселенский Собор на Нострамо. Соборные постановления, осуждающие ереси в общецерковном масштабе, не имеют должной законодательной силы без участия Императора Человечества…
— Встань, — на чистейшем библейском иврите процедил Император заледеневшей глыбой надвигаясь на Лоргара. И Лоргар немедленно повиновался. В глазах отца всколыхнулась темным пламенем застарелая, глухая ненависть, — мой сын не должен ползать в пыли как жалкий раб.
— Почему именно на Нострамо? — светлые глаза человека в ультрамариново-синей броне разглядывали Лоргара задумчиво и как-то странно. Лоргар подавленно отметил про себя что это больше всего напоминало жалость.
— Каталикос Нострамо тяжело болен и не переживет варп-переход, — Лоргар перевел умоляющий взгляд на отца, и его голос осип от волнения, — отец, они не враги. Все эти два столетия они упорно трудились, противостоя проповедникам Хаоса и развивая догматические основы, необходимые, чтобы обоснованно осудить любые контакты с энергетическими паразитами варпа. Христианские богословы так же как и ты жаждут спасти человечество от порчи Хаоса. Опираясь на изыскания богословов и ученых, они догматически обосновали чем именно опасен варп и почему его нельзя путать с адом. Они готовы бороться за тебя и за Империум…
— Не хочешь ли ты вооружить жрецов Галилеянина? — Император сошел с возвышения, уничтожающе разглядывая Лоргара, — чем они собрались противостоять Хаосу?
— Силой слова, отец, — опустил глаза Лоргар, — но, если потребуется, для защиты своих миров монашествующие и священнослужители готовы взяться за оружие. Как древние монахи Пересвет и Ослябя.
— Не иначе как близится конец мира, мой Император, раз церковники умоляют вас, Владыку Империума, Просветителя и истребителя религиозного мракобесия, возглавить своё сборище, — с убийственной иронией в голосе скромно заметил опирающийся на посох старец из тени своего капюшона. Казалось, его тяжелая ряса пропиталась потом. Он выглядел древним, этот человек, недопустимо древним для смертного. Его спина была сутула и костиста, а дыхание — прерывисто. Но Лоргар всем своим существом ощущал мощь, исходящую от его сгорбленной фигуры: словно кто-то попытался спрятать сверхновую в ворохе старого тряпья.
— Это нормальная практика, она имела место в Древней Византии, — губы Лоргара нервно дрогнули, — и я не думаю, что мы увидим гибель мира, достопочтенный Малкадор Сигиллит. Огонь всё ещё сходит на Пасху в погребенной под толщами земли, бетона и керамита, разоренной и обращенной в пещеру кувуклии. Как я понимаю, Магнус пытался изучить феномен…
—…Единственное, что мне удалось доподлинно выяснить — так это то, что схождение огня питает не варп, — стремительно шагающий через зал Магнус окинул беглым взглядом Лоргара и заявил вместо приветствия, — я никогда не видел ничего подобного, отец. Несколько минут после возгорания этот огонь не обжигает и смягчает головную боль. Этот необъяснимый феномен может и должен работать на благо науки. Мой легион наполнил все университеты Просперо сосудами с этим огнём. Их свет успокаивает и дисциплинирует разум, псайкеры отмечают, что он мягок как руки матери и ослепительно ярок в варпе. Опираясь на график его явлений в древности, предоставленный Лоргаром, я рассчитал точный график его нисхождений до сего момента и на десять тысячелетий вперед. Это было легко, так как в его схождениях видна некая четкая математическая последовательность. Стройная цифровая последовательность его схождений рисует отчетливый узор кодировок. Я вижу в этом зашифрованное послание, возможно, оно позволит узнать источник феномена, а это, в свою очередь, позволит смоделировать его на Просперо…
— Они готовы ждать тебя. Даже если это будет значить орбитальную бомбардировку Нострамо, отец. И, что бы ты ни решил, мой легион уже там. Как гарантия их неприкосновенности, — Лоргар решительно поднял глаза на застывшего обледенелой статуей самому себе Императора. И проснулся.
* * *
За окнами сонно сгущались вечерние сумерки. В глазницах-окнах храма напротив медово-рыжими пятнами горел свет, а из динамиков глухо доносилось пение женского хора. Переливы мелодий дореволюционных церковных композиторов смешивались с осенним мраком, с ненастной хмарью, с клочьями гонимой ветром листвы и с чернильной пустотой далеких дворов.
Аудитория третьего иконописного юбилейно пылала всеми осветительными приборами сразу. Похожий на мексиканского охотника за головами Лёнька-иконописец грел на плите, в кастрюле с водой, банку дико воняющей восковой мастики. Помешивая желтую, медленно тающую массу черенком намертво слипшейся кисти и рассеянно мурлыча что-то из репертуара группы «Пурген». Вода в кастрюле кипела, мастика в банке благодарно таяла и воняла воском и скипидаром, сухо щелкало рэле маленькой, загаженной однокомфорочной плитки. Закатав до локтя рукава кителя, чернявый, кудрявый Лёнька, рассеянно сверкал золотым зубом, время от времени совал в мастику палец, проверяя степень нагрева. Не переставая при этом флегматично мурлыкать про «я много выпил ещё с утра» и про «я сегодня не такой как вчера, а вчера я был совсем никакой» между делом.
— … А он смотрит, такой, на меня, пальцы веером, зубы шифером, — вещал Ярик, склонившись над застеленным газетами столом и остервенело выдирая плоскогубцами из закопченной иконы неопределенного содержания, какие-то жирные ржавые гвозди, — и, такой: «Это не моя икона. Я ее тебе заказал почистить, а ты мне её подменил. Моя была темная, а тут фон голубой и людей много».
— Охренеть, — коротко заржал Лёнька, — это вообще как? Мужик даже не знал, что у него там под грязью?
— Ты хоть процесс фотографировал? — нахмурилась Ника, — я после того, как та гадина меня бортанула с оплатой, каждый чих фиксирую.
— Погоди. Это ты сейчас про ту бабу? Ну, эту. Которая тебе еще закатила истерику про «тысяча за счистить лак — это много, церква всё во славу Божью должна делать»? — оживился Леонид и ткнул черенком кисти себе за спину, — чё ты с ними нянчишься? Шли сразу нах и всё.
— Во, во… Тысяча — это вообще копейки за почистить. Нормальный реставратор за каждый счищенный сантиметр берет больше, чем я за половину всей работы, — подхватил Ярик, роясь на стеллажах, — кто брал димексид?
— На столе.
— Не вижу.
— Да где пакет с ветошью.
— А, нашел. Кто опять рылся в сухой охре и не закрыл?
— О, так это Евище, наверное. Приходила посмотреть чем мы рисуем.
— Блин, Ник, не пускай сюда больше регентш! Она опять взяла мою клячку и налепила из неё какую-то хрень! Ты-то чего ржешь? Какие-то собачки, хреначки… Сколько! Говорить! Клячка — это чтобы стирать рисунки! А не лепить всякую хреноту…
— Не пускать… Побробуй. Это же Евище. Ее в дверь — она в окно. Её в окно — она в дверь…
— …тысяча за почистить — это вообще не деньги. Там больше возни с иконой чем денег выйдет. Сначала очищаешь влажным тампоном, потом мыльным раствором, взбитым до пены, потом растворителем и разбавителем. Один ткнёшь раз растворителем — так его ж нейтрализовать надо. И стоишь. Макаешься ватным тампоном. То в один флакон, то в другой. Вату меняешь. Опять таки, растворители подорожали. Вата уходит, опять же, тоже дорожает, — начал перечислять Лёнька, загибая пальцы. И, чуть не сплюнув в сердцах, отмахнулся, ткнув пальцем в банку и выключая плитку, — не. Я б послал. Базар большой. Хочешь бесплатно — поищи, кто сделает бесплатно.Только по-людски, без наезда.
— И ладно бы человек действительно нуждающийся был. Ну, не знаю, денег нет, а икона, допустим, вот-вот развалится. Безысходность. Я б помогла, — пожевала губами Ника, заворачивая в тряпицу горсть малахитовых бусин, раскладывая на полу газеты и берясь за молоток, — но там, как бы, вообще не тот случай. Тётка поперек себя шире, руки… вот действительно человек ни дня не работал. Увидела мои отбитые ногти и давай поучать: «Милочка, да вы же женщина, бла-бла-бла, ухоженные руки…» А как за работу платить, так «церква должна всем бесплатно».
Засевший в углу и греющий чаем руки Галахад как-то заторможенно перевел взгляд с остервенело долбающей на полу молотком малахит девчонки на Лоргара и очень тихо уточнил:
— Сорокатысячник реален. Я — без пяти минут скаут-недоделка, ты — сверхчеловек тридцатого-сорокового миллениума, это шумное создание — огненный маг и моя боевая сестра. А узнаю я это всё в стенах учебного заведения ортодоксальных христиан.
— Всё так, — кивнул Лоргар, — остальные заняты. Подожди, сейчас, додолбает камни и подойдёт.
Нетсталкер приложился к чашке и, моргнув, кивнул на Лёньку, который тем временем кистью орудовал над разложенными на газетах иконами. Иконы почему-то лежали вниз изображением и источали запах скипидара:
— Что он делает?
— Заделываю восковой мастикой летные отверстия, — сообщил Лёнька, не глядя, — да забей ты уже на этот малахит, Ник. Бери кисть, иди заделывать дырки. Я, блин, один горбатиться не буду.
— Иду. Сейчас.
— Знаю я твоё «сейчас»…
— Все иконные доски изъедены жуками-древоточцами, — сообщил Лоргар, прихватив кисть, наливая в какую-то баночку из-под детского питания мастики и перетаскивая к нетсталкеру на стол часть икон, — ребята протравили доски скипидаром. Сейчас заполняют жучиные норы горячей мастикой. Я им помогу по мелочи. Заодно и с тобой побеседую.
— Я ожидал обнаружить элементы идолопоклонничества. Но это место больше напоминает обычную мастерскую, — как-то странно разглядывая иконы, отозвался Галахад.
— Икона — не идол, — гремя в столе банками, не глядя бросил Лоргар, — идол воспринимается язычником непосредственно как божество. Язычник молится именно идолу. Христиане обращаются не к доске, а к тому, кто на ней изображен.
— Я не вижу большой разницы, — пожал плечами нетсталкер.
— Между звонком по телефону и уверенностью, что телефон и есть твой родственник тоже нет разницы? — приподнял брови Лоргар.
Галахад усмехнулся и качнул головой:
— Моё недоверие имеет корни глубже, чем ты думаешь. Как может среди ортодоксальных христиан существовать провидец и заклинатель?
— Я не пророк и не заклинатель, — переворачивая икону и осматривая россыпи дыр, покачал головой Аврелиан, — мои особенности — следствие того, что одному ученому захотелось поиграть в бога.
— Чтож. Сорокотысячник. Никогда не интересовали настолки, — сосредоточенно разглядывая стеллажи с сухими пигментами, пробормотал Галахад, — меня больше привлекает другая тематика: за играми измененной реальности — реальное будущее. Они цепляют. Они заставляют тебя ощущать себя живым. Если бы не твои сверхспособности, я бы решил, что вовлечен в качественно срежисированную Игру.
— К сожалению, с нами действительно сыграли пару занятных шуток, так что ты не далек от истины, — капая остывающей мастикой в круглые мелкие дырки, пожал плечами Лоргар, — но это не значит, что в процессе мы не помрём. Шутки шутками, но неприкосновенность никто никому не обещал.
— Я — атеист. И равнодушен к религии. Космический трикстер — не самое адекватное существо в том бардаке, из которого тебя вынесло в нашу эпоху. Но могло быть и хуже, — флегматично пожал плечами нетсталкер, — куда меньше мне нравится тот факт, что меня напоили кровью. Это прямое нарушение существующего запрета. Повторюсь, я не исповедую иудаизм, но подобные правила возникают не на пустом месте. Я благодарен, но поить меня кровью точно не стоило.
— Прости. Я был в отчаянии, — помрачнел Лоргар, — ты умирал.
Нетсталкер тяжело вздохнул и закрыл глаза.
— Здорово, братцы! О, Ник. Привет, Ник. Лоргар, я ещё успею сходить… кажется, не успею, — грянул Лёха, заваливаясь в класс, но, наткнувшись взглядом на внимательный взгляд Эдуарда Гельмана, как-то потускнел и весь подобрался. Моргнув, Леха кривовато усмехнулся, решительно протянул руку и представился, — Лёха.
— Эдик, — флегматично пожал протянутую руку нетсталкер.
— Мирославенко! — взвился где-то в коридоре женский голос, — поищи ещё раз журнал посещаемости. Он где-то в классе.
— Я те шо, собака-шукалка?! — возмутился грудной, мощный женский голос, — дежурить буду — найду. Нет — значит унесли. Иди давай.
— Куда это «иди», с чего это «иди»? — оторопело поинтересовался женский голос за дверью.
— Ну, а шо, я-то откуда знаю, куда тебе надо? — с характерным акцентом вздохнул грудной женский голос за дверью, — в учительской посмотри, в трапезной… погуляй, не знаю…
— Уу, Шура… Ты куда так духами облилась? — за дверью кто-то загремел ключами, — дышать нечем…
Нетсталкер с подозрением покосился на дверь и уткнулся в чашку с чаем.
— Прости за дурацкий вопрос, но ты иудей или атеист? — гремя ссыпанными в баночку осколками малахита, перебралась за стол к Лоргару Ника.
— Атеист, но я не думаю, что это что-то в корне меняет, — Галахад с сомнением заозирался, — то, что вы делаете мало напоминает музейную реставрацию.
— Ну, так мы и не занимаемся ею, — пожала плечами Ника, капая кистью в очередную дырку горячую, желтоватую мастику, — это церковная реставрация. Грубо говоря, реставрация бывает трёх типов: музейная, коммерческая и церковная. У всех трех типов, как бы, разные цели и задачи.
— Музейная реставрация, я так понимаю, самая щадящая, — задумчиво заметил нетсталкер, поднимая со стола буро-багряный образ пророка Илии. Масляные краски кое-где облупились, обнажая старую, грязно-серую холстину. Весь нижний торец иконы больше походил на слоистую губку чем на древесину. Жуки древоточцы превратили её в осыпающуюся, желтоватую труху, — я читал, что её цель — консервировать процессы, происходящие с музейными экспонатами. Реставраторы замедляют распад и стараются избегать лишних вмешательств.
— Музейная реставрация служит своей цели: сохранить для потомков объекты культурного наследия, — девушка собрала со стола баночки с застывающей мастикой и пошла их греть туда, где над плиткой уже вовсю шаманили её однокурсники. Одуряющий запах воска со скипидаром поплыл по классу с удвоенной силой. Кто-то со стуком распахнул окно.
Эдик Гельман задумчиво хмыкнул и ткнул пальцем в иконную труху, ощупал слоистые гребни изъеденной паразитами целлюлозы и поджал губы:
— Что, в таком случае, делаете вы? Какова ваша цель?
— Восстановить икону для дальнейшего использования по назначению, — Лоргар с хрустом расправил плечи, — церковный реставратор не только тормозит распад и ремонтирует деревянную основу.
— Другими словами, вы дописываете утраты. Разве это правильно?
— Если это смотрится гармонично и не противоречит замыслу автора оригинала, — пожал плечами Лоргар, — мы не переписываем икону, мы дописываем утраты там, где они мешают воспринимать икону как цельный образ…
— Мы? — перебил Лоргара нетсталкер, с любопытством переворачивая и разглядывая иконы.
— Я реставрировал иконы у отца в храме. Расписывал акрилом алтарные своды, — пожал плечами Лоргар, наблюдая, как Черновец тащит в полотенце баночки с желтой, зловонной массой, — у меня нет подтверждающего этого документа, но я тоже реставратор и иконописец. Пусть и учился на ходу и у всех подряд.
— Лоргар, — в класс заглянула широкая, монолитная, но очень фигуристая барышня, вся в синих шалях и кружевных оборках. Благоухая какими-то душными, тяжелыми духами, она с томным обожанием воззрилась на Лоргара, игнорируя всех остальных. Её рассыпанные по плечам русые кудри едва прикрывал тонкий, сетчато-узорный белый шарф. Регентша недовольно сморщила вздёрнутый, конопатый носик и возмутилась, — да шо у вас воняет-то опять? Лоргар, передвинь у нас шкаф, пожалуйста. Там журнал завалился, мы достать не можем.
— Иду, — Аврелиан полез из-за стола, — сейчас вернусь. Эдуард. Не уходи, я мигом.
— В каком смысле «храм моего отца»? — рассеянно провожая взглядом сильно сутулящуюся фигуру примарха, поинтересовался Галахад.
— Лоргар не сказал? Его отец — настоятель сельского храма, — Лёха Володин почесал нос и взялся за кисть, подбирая ближайшую икону, темный, квадратный образок с архангелом Михаилом, — он в одиночку половину храма расписал.
— Живописно или традиционно? — оживилась Ника.
— Что-то среднее. Лоргар — фанат Васнецова. Ты не знала что ли?
— Нет. Откуда? — отмахнулась Ника, — я ж с ним об этом не общалась.
— Васнецов, Шишкин, Эль Греко, Айвазовский, Иероним Босх, Репин, палехские росписи, Гунин — начал загибать пальцы Лёха, — Густав Климт. Греческие книжные миниатюры. Там список ого-го. Я думал, ты знаешь.
— Я так понимаю, нас ждет совсем другой сорокотысячник, — озадаченно пробормотал нетсталкер, разглядывая сваленные в углу рулоны ватманов и огромную ветхую карту в полстены. Явно дореволюционную. Карта изображала библейские границы государства Израиль в разные века. А также границы их соседей, — как именно выглядит ваша военная стратегия как боевой группы?
Сидящие замялись, нервно посмеиваясь и переглядываясь.
— Скорее всего это, гм «я вижу цель — и я её доломаю», — фыркнул Алексей, — а ещё «слабоумие и отвага», похоже. Ты же понимаешь, что мы не солдаты, а горсть чудом не издохших лошар?
— Я не могу судить о том, чего не видел вблизи и в действии, — сосредоточенно хмурясь и откладывая икону, сообщил Галахад и кивнул на гремящие в банке малахитные осколки, — зачем это?
— Разотру на вон той мраморной плите и буду ими рисовать, — кивнула себе через плечо Ника, клея на банку кусок пластыря и выводя ручкой слово «малахит», — мы рисуем минеральными пигментами.
— В Помпеях расписывали стены пигментами, — нетсталкер взял в руки баночку, погремел осколками и вернул на место, — росписи сохранились даже под толщей вулканического пепла.
— Тебе должен был вручить её Лоргар, — Лёха полез под стол и загремел там чем-то и вытаскивая на стол белые доспешные наплечники, — у меня тут есть кое-что для тебя. Я, это. Уволок себе прозапас доспешки. Тебе они будут как раз.
— Это что? — покрутив в руках узловато-костистую ячеистую броню, приподнял брови нетсталкер.
— Броня космических эльфов, — Ника бережно опустила на стол, перед изумленным Галахадом нечто, завернутое в старый, черный драп, — не разматывай. Там меч. Можешь дать ему имя. Если хочешь, конечно.
— Меч — оружие будущего, шикарный вид, — скептически поджал губы нетсталкер, — кажется, космические войны не пошли на пользу человечеству.
— Так он и не наш, он эльдарский. Хотя, да. Вооружение там своеобразное.
Нетсталкер ощупал замурованный в драп клинок и тяжело вздохнул:
— «…И вечный бой! Покой нам только снится сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль…»* Всё как всегда.
* * *
— Охренеть, — родновер взирал на ссутуленные плечи пинающего камешки Гельмана как на живое чудо, — ты хоть понимаешь, что наш примарх вбухал в тебя больше чем в нас во всех? Ты ж его кровь пил!
Галахад равнодушно пожал плечами и вернулся к своему занятию. Белоснежная ячеистая броня казалась в ночном полумраке окостенелыми узлами мышц. И наводила на смутные ассоциации с хитином невиданных насекомых.
Ненастное осеннее небо мерцало искрами звёзд. Тысячи ветвей расчертили небо и землю: собою и тенями. Серые коробки хрущевок возвышались повсюду, отбрасывая глубокие тени. Почтенные пятиэтажки, многочисленные, пятнаемые светом фонарей, казались такой же неотъемлемой частью мира людей как рыжеватый свет единственного фонаря, воздух и валяющаяся в песочнице палка. Рыжие и алые оконные глазницы домов смотрели тревожно и ласково. Чужие и одновременно немотивированно родные.
Нацепив чужую кожу и обратившись в эльфийского юношу, Черновец рассеянно тасовала колоду эльдарских карт, устроившись на большом, размалеванном ромашками пне, посреди темной детской площадки. Сумрачный Димитриус мотал самодельной тарзанкой: какой-то деятель примотал к дереву пару шлангов и соорудил из них помесь здоровенной удавки и каната. Черный узел зловеще мотался из стороны в сторону, коварно приглашая испытать его прочность. Лёха рассеянно что-то почитывал в свете фонаря: Лоргар был готов поклясться, что друг потащил с собой в очередной поход за бранной славой не что-нибудь, а сборник коммунальных памфлетов Булгакова. Из кустов на полночных заговорщиков браво взирали картонный мент с полосатым жезлом в руке и глазастый светофор в пиратской шляпе: какой-то народный умелец вырезал из фанеры большие, плоские фигуры, раскрасил со всех сторон акрилом и приварил за скобы к какой-то торчащей из земли, короткой, облупленной трубе. Пёстрые турники и лавочки яркими пятнами угадывались в темноте, под желтыми кронами кленов, между темных стволов; землю устилал золотой, плотный ковёр из кленовых листьев.
— Ребята, тут что-то странное, — голос Черновец звучал раздосадованно, — от колоды несёт плесенью. Плесени нет, а запах есть.
— Только размотав этот клубок загадок мы поймем, как нам вернуть брата в его время, а меня — в моё, — Лоргар махнул рукой, — отряд, не расползаемся. Лёха.
— Лёха идёт, — пряча книгу под нагрудные пластины и поспешно натягивая на голову шлем, бодро сообщил Володин.
Черновец выудила из колоды карту, изображающую затянутую клочьями зеленого тумана бескрайнюю зелень болот и черноту каких-то мертвых древообразных остовов. Венчающую всё это эльдарскую руну никто не знал. Вокруг собравшихся расцвела огромная лиловая печать. И их поглотили мятежные пучины психических энергий.
* * *
Видение звучало тревожными рефренами неспетых песен. Сиреневой дымкой тумана окутывало бессонный и прекрасный в своем утонченном нечестии, оскаленный стрелами сотен башен во мгле, бессмертный, не знающий меры Коммораг. Огромный город терялся где-то внизу, скалился стрелами хищных шпилей, обещал тысячи смертей и боль, океаны и бурные стремнины неистовой боли. Эльдрад Ультран смотрел как на вершине одной из башен серебристо-белый трёхметровый Солитер играет в карты с не менее высоким мон-кеем в гранитно-серой броне. На суровом лице мон-кея горели собственным светом тысячи мелких эльдарских рун. Золотые знаки надсмехались над Ультраном, обещая невозможное: смерть Жадной Суки, странствия между мирами и неистовые пляски мириадов смертей на костях старого мира.
— Если выиграешь — я вернусь, — лукаво посмеивался Серебряный Солитер, тасуя колоду. А его рогатая маска мягко мерцала во мгле, — ты же понимаешь, как это глупо? Заведомо провальная попытка, но я готов дать тебе шанс.
— Твой легион отдадут Жиллиману, — отмеченный Золотым Шутом мон-кей подобрал свои карты и смерил собеседника тяжелым, усталым взглядом, — ты — человек. Почему ты упорно отрицаешь это?
— Всё, что вершится в нас и вовне, в необъятных безднах космоса, в Паутине и в варпе — это величайшая пьеса бытия, брат, — от гибкой, подвижной фигуры Солитера исходила невероятная, поистине оглушающая мощь, — ты нравишься мне. Но даже ради удовольствия наблюдать за тем, как ты бесишь нашего так называемого отца… скажем так, моя семья в другом месте. Мой отец древнее этого терранского псайкера и куда больше смыслит в веселье, если уж на то пошло.
— Если мы тебе, по-твоему, не семья — зачем ты всё ещё зовешь меня братом? — отмеченный Цегорахом воин пытливо вглядывался в серебрянную маску Солитера, — почему?
— Потому что ты — мой брат, возможно? — насмешливо и как-то картинно вздохнул Солитер, закрываясь веером карт и издавая легкий смешок, — не они. Ты.
— Это из-за знаков? — в голосе отмеченного цепями рун впервые за всё это время зазвучали горечь и глухая тоска, — твой повелитель знает. Я честно предупреждал, что не предам моего отца и моё Отечество. Я не просил эту силу. Я не хотел играть в ваши игры.
Солитер картинно схватился за сердце, залился звонким смехом и стукнул кулаком по колену:
— Клянусь потрохами Эльданеша, ты уморителен. Вот за это я и люблю своего брата. Честный, прямодушный болван с комплексом мессии.
— Второй легион всё ещё ждет тебя. Но ты же не вернешься, верно? — покачал головой отмеченный рунами бритоголовый воин. И отвел глаза, — да и как мне обыграть Серебряного Солитера?
— Тогда зачем ты нашел меня? — после недолгого молчания спросил Солитер, не поднимая глаз, — зачем всё это, Лоргар?
— Увидеть. Поговорить, — опуская карту, одну за одной, на серые камни скошенной кровли, пожал плечами Лоргар, — сыграть.
Солитер щелчком длинного ногтя обратил все карты в обрывки ветхой рукописи, закрыл глаза и, улыбаясь покачал головой:
— Ты неисправим.
Видение отступало, таял город друкхари далеко внизу, распадался во мгле и лиловой дымке чужих судеб. Эльдрад Ультран коснулся лица и сосредоточенно поджал губы. Грядущее надсмехалось над ним, грядущее сулило нечто крайне странное. И Ультрану это не нравилось от слова «совсем».
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
21. Мясник
4 июня 2021, 17:27
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Едва воронка истаяла, отряд неэстетично вывалило в болотную жижу. Вокруг всё ещё кружили хаотичные всплески лиловых энергий портала.
Натужно кашляя, багровый Виктор стащил с головы шлем и спотыкаясь, шагнул раз и два. И с отвращением прохрипел:
— Что здесь, сучий потрох в душу мать, происходит?
— Человеческая жадность, — нетсталкер стащил с плеча серый рюкзак, залез туда рукой по локоть, выудил пару жестких дисков, убрал, достал ноутбук, взобрался на ближайшие каменные глыбы, сел прямиком в слои сомнительных отложений и флегматично защелкал клавиатурой.
Небо застилал изжелта-хлористый смог. Лоргар спокойно глотал отравленный воздух, но его отряд, хрипя и кашляя, поспешно натягивал на голову шлемы. Генетически измененные, они уже могли худо-бедно противостоять концентрированной отраве, но всё ещё не так хорошо, как хотелось бы. Алексей раздраженно ворочал психическими энергиями, очищая воздух. Вокруг простирались бескрайние болота, а точнее — резко пахнущие хлором трясины стоялой грязной жижи. Торчащие кое-где мертвые деревья покрывали хлористые остатки, цементируя иссохшую кору. Отовсюду, в небо, из ядовитых испарений, тянулись бесконечные трубы и безликие громады заводских цехов.
Дальний грохот озарил небо чередой дымных багровых вспышек. В тумане силуэты далеких заводских труб рушились под глухой грохот орудий. Где-то высоко в небе кипел бой, ревели взрывы, цвело подернутое душными испарениями небо ярым, неистовым огнём. Под грохот и рев, в дыму и пламени, с неба сорвался чудовищный техномонстр. Стремительное падение его разорвало перепонки чередой взрывов. Где-то очень далеко зеленое пламя охватило гиблые воды, унося ввысь космы ядовитого дыма. И в результате химической реакции медленно превращая грязную жижу в соляную кислоту…
— Все из воды! — осознание пришло почти тотчас же, неотвратимое в своей правоте. Лоргар позже не мог вспомнить как втащил за шиворот на камни Нику и Димитриуса. Это происходило почти машинально. Как ринулся потом, спотыкаясь, в болото — помнил. А как кого вытаскивал — нет.
— Это значит, что я смогу ударить только раз, — помрачнела Ника, пряча в сумку кипу изрисованной компьютерной бумаги, — картина маслом, н-да.
— Что с этим делать-то?
Игнорируя непонимающий ропот отряда, Лоргар стащил с плеча гитарный футляр, рассеянно отмечая вес гитары. Всучил гитару изумленно забормотавшей что-то Черновец. После чего рухнул на колени и окунул руки по локоть в ядовитую жижу. Нужно было что-то делать. Немедленно. Но нейтрализация таких объемов жижи казалась чем-то невыполнимым. Перед глазами услужливо замаячила таблица Менделеева из учебника химии. Хотелось выть от бессилия: собственные познаний в химии всё отчетливее казались жалкой кучкой басен и несуразиц. Всё вокруг ощущалось как неуправляемая общность бесконтрольных химических реакций. Не зная как ещё остановить настолько масштабный процесс, Лоргар поспешно обернулся в энергии варпа как в кокон и медленно, слишком медленно, поволок отдельно взятые химические элементы по всей таблице Менделеева. Преобразуя один в другой. В безопасном направлении. Мерзкий привкус во рту усилился, а в глазах потемнело. Где-то очень-очень далеко и будто не с ним происходила некоторая дичь, бурлила и пенилась вступающая в реакцию жижа, выпадал осадок, стремительно выстраивались в голове цепочки формул. И Лоргар едва успевал за ними. Пропуская сквозь себя невероятно мощные потоки энергий, Аврелиан всё больше тонул и терялся в них. Вкрадчивый смех и тысячеротый шепот оглушили Лоргара. И не было ничего вокруг — только бесконечные пучины шепчущих энергий и он, тонущий в них. Лоргар сам себе казался гладким камнем на дне трясины. Философским камнем, обращающим железо в золото. Он вцепился в эту мысль и распахнул глаза. Нехотя меняющая состав грязная жижа отразила бьющие изо рта и глаз космы голубого психопламени.
Почти теряя сознание от перегрузок, под рокот канонады, под случайными трассерами артиллерийского огня и под гром далеких взрывов, Аврелиан доволок процесс до относительно безопасного состояния. Полуобморочно доковылял до Галахада, игнорируя происходящий в небе над головами ад. Где-то рокотало эхо далекого побоища. Лоргар сплюнул под ноги и под недоумевающими взглядами, (кажется, отряд так толком и не понял что именно произошло), растянулся на камнях, переводя дух.
— Мне кажется или воздух изменился? — Мизгирёв стащил шлем, — Лоргар, что происходит?
Хохот и шепот в ушах, слабость и металлический привкус на языке сводили с ума. Лоргар медленно закрыл глаза. Сознание нехотя, ватно ускользало, оставляя горечью в горле душную мерзость грязных энергий. Где-то на грани сознания и бессознательного дрогнул голос Мизгирева:
— Я начинаю понимать, зачем детей пугают страшными сказками. Лучше рано узнать о зле в игровой форме чем вляпаться в это всё и…
— Сказки не говорят детям о том, что драконы есть — дети и сами об этом знают. Сказки говорят, что драконов можно убить, — обморочно прикрыв глаза, как эхо откликнулся Лоргар, — старина Честертон знал, что говорит. О, да.
Галахад моргнул и оторвал взгляд от экрана. Его камни душ тревожно мерцали с белой психокости:
— Лоргар. Я могу принять меры. Но мне нужно время.
— Понял, — Аврелиан кивнул ошалело взирающему на своего примарха Виктору, принимая сидячее положение и надевая шлем, — укрытие обеспечишь?
— Это. Гм. Да. Надо бы. Чувствую себя бурлаком на Волге, — ошалело поглядывая на примарха и разбрызгивая всё еще ядовитую, но уже не взрывоопасную жижу, Виктор вцепился в клочья вонючего тумана скрюченными пальцами. И с глухим рыком, действительно, как бурлак, натужно вышагивая по кругу вокруг Гельмана, поволок из болота одной своей голой энергией нехотя ползущие вверх и в сторону пласты горной породы. Лицо Виктора побагровело от натуги и покрылось испариной. Хрипя, разбрызгивая психокостью пенистую гнусь и задыхаясь, он угрюмо тащил за собой из ядовитого болота кольцо-стену бугристой горной породы — да чтож. Лезет-то. Туго так. Хр.
— Под нами, кажется, плита, — материал ощущался как сплав титана и чего-то совершенно незнакомого, Лоргар окунулся в вихри имматериума, вытряхивая рывками из толщ отложений завязшую в их глубинах ребристую платформу с заводским клеймом «ГефсиманТехСтроя» и с до боли знакомым символом знака качества. Того самого. Пятиугольного.
— Оп. Интересно, — не отрывая глаз от экрана Гельман сухо защелкал клавиатурой. Платформа завозилась, с лязгом раскладываясь и обращаясь членостоногой бронированной сколопендрой со знаком качества вместо морды. Тварь послушно замерла перед нетсталкером и, повинуясь щелчкам пальцев по клавиатуре, оббежала Гельмана пару раз и ревниво заключила его собственным телом в ощетинившийся бронированными конечностями живой кокон.
— Так я могу работать или не могу? — нахмурилась Ника, глядя как ядовитый туман нехотя меняет цвет и запах, — Лоргар. Оно точно не рванёт?
— Не рванёт. Но пить из болота не советую. Виктор. Останься с Галахадом. Эдуард. Постарайся уцелеть, — Лоргар кивнул нетсталкеру. И флегматично щёлкающего клавиатурой Эдуарда Гельмана-Галахада с грохотом скрыло каменной стеной, — кажется, здесь благополучно дожили до техногенной катастрофы…
Родноверов каменный пояс-кокон скрыл в своих недрах и Гельмана, и своего создателя. И со скрежетом замкнулся где-то вверху. Миг — и всю монолитную глыбу скрутило в гигантскую ребристую луковицу. Луковица отрастила каменные паучьи лапы, отряхнулась от болотной жижи и бодро громыхнула верхушкой, выпуская родновера.
— Я очистил воздух. Но только вокруг нас и ненадолго, — сообщил Алексей из-под шлема, — к крови привязать, что ли? У меня, вроде бы, получается…
Договорить ему не дали. Из так и не стихших вихрей хаотичных энергий с диким воплем вывалился незабвенный лейтенант Накуканов. Он вскочил на ноги, озираясь и прижимая к груди папку-планшет с чистыми бланками. Полицейскую форму дополняли старые болотные сапоги. Накуканов выхватил пистолет и заозирался, очумело разглядывая изгаженный пейзаж и пылающие заводские трубы в грязном тумане.
— Этого нам только не хватало, — мрачно сообщил кто-то.
— Да что ж вы такое творите, лейтенант?! — взорвался Лоргар и ткнул в непомерно большие болотные сапожищи мента, — что это значит, я вас спрашиваю?!
— Я знал. Знал! И-но-пла-не-тя-не. Ну, сейчас мы всем устроим, — ликующе щелкнул предохранителем мент, сияя как медный таз, — в какую сторону воевать?
— Ни в какую, сейчас чары издохнут и воздух снова станет ядом, — Мизгирёв обернулся, — Лёха, да сделай с ним что-нибудь. У нас же времени нет!
— Не отходите от меня. Слышите? — Лёха пощупал воздух комморитской перчаткой, шагая впереди, — тут нормальным людям дышать нельзя. Никак! Вы меня вообще слышите?
Накуканов не ответил. Он любознательно изучал обстановку, одной рукой прижимая к груди планшет с чистыми бланками, а другой — вскидывая к плечу ствол табельного оружия. На лице мента не было ни страха, ни паники — лишь неистовый восторг пионера, которому на первомайской демонстрации доверили нести самое настоящее знамя.
— Лейтенант, какого лешего? — нелюбезно навис над ментом Лоргар, — вы… да вы же следили за нами. Вы совсем спятили?!
— Работа у меня такая — следить. Хорошо это я сапоги из подвала вынул. Вовремя это я, — присвистнул мент, озираясь, — мать моя женщина, вот это я понимаю — загажено. Или тут у вас природа сама такая? Так и живете, что ли?
— Мы здесь сами впервые как бы.
— … от карт же несло плесенью, я думала…
— Да это не от карт, это мои сапоги. Видать, плесень плохо отмылась, — Накуканов бодро взобрался к резко поскучневшему Виктору. Паукообразный каменный голем ощутимо тряхнуло, но лейтенант удержался, — ну что, Церетелли? Повоюем?
Косматым живым факелом вспыхнул огромный огненный конный рыцарь. Один, другой, третий. Они, гарцуя и потрясая сотканными из слов и узоров копьями, стремительно занимали пространство, выстраиваясь клином. Это Ника, комкая, поспешно оживляла стопку бумажных рисунков. Листы компьютерной бумаги чернели, но не сгорали, застывая в груди огненных воинов несгораемыми бумажными комками.
Утробно взревев напоследок, огромный раскаленный, дымящийся болид рухнул в болото. Что-то попеременно взрывалось, в воздух поднялась туча осколков. Лязгнуло, визг и грохот металла огласил окрестности. От дымящегося болида-куска шевелящихся и инфернально скрежещущих металлоконструкций отвалилась стенка. И в пролом, из багровых недр, хлынули человекообразные механизированные твари в багровых рясах. Отмеченные знаками хаоса мантии и знамена вспыхнули дымно и яростно: клин горящих крестоносцев вломился в самую гущу еретехов, крушая и сжигая всё на своём пути. Лоргар ворвался в стрекочуще-громыхающее месиво, рассекая ликующе взревевшим пиломечом ошметья проводов и шлангов. Взревели, встречаясь, пиломечи, осыпая хлопья белых искр, отбивая удары, отсекая паучьи конечности и рассыпая абразивную крошку. Земля вспенилась, выпуская утробно воющих каменных старцев. Они ползли, цепляясь истощенными, узловатыми пальцами за всё подряд и сминая металл как тонкую жесть. Справа взорвались сразу несколько пылающих рыцарей, обжигая аорту вонью горелого металла и оплавленной проводки, просвистела цепь, пробив шлем Лоргара и ободрав щёку. Пистолетная пальба заглохла, захлебываясь визгом пил, хрипом помех и нестерпимо зудящим в мозгу писком бинарного кода. Лейтенантский утробный хрип совсем рядом перекрыли грохот и хруст сжираемых и разрываемых каменными старцами еретехов. Ледяной поток, дыхание сотен криокамер прошлось по толпе техножрецов, до белого хруста заморозив их балахоны и сочленения их механизмов. Лоргар сцепился со здоровенной гротескной сущностью. Пучки свисающих из-под капюшона шлангов, проводов и дрелей, извиваясь и обжигая лицо паром, немедленного закружили вокруг роем жаляще-клацающей дряни. Грохот разбитого голема заглушил возмущенный стрекот поднимающейся на дыбы титановой сколопендры. Творение «ГефсиманТехСтроя», заключив хакера в свои щитки как в броню и ревниво прикрывая бритвенно острыми конечностями, деловито застучала волосьями-лапками, извиваясь и пробуя на вкус всех встречных еретехов. Прогрызая дыру в том, что когда-то было лицом ближайшей гротескной груды шлангов и механодендритов, сколопендра обвила фигуру какого-то техножреца хаоса жадно лязгующим коконом.
Лоргар снес башку ближайшему и мимоходом вспорол чьё-то брюхо. Во все стороны летели осколки и пучки проводов. Пиломеч намотал на зубья чьи-то кишки.
— Терранец! — проскрежетали совсем рядом нечеловечески дробным, механическим голосом, искаженным эхом и хрипом помех.
Под разорванным балахоном техножреца хаоса, на груди, мелькнуло перекошенное от ужаса женское лицо. Этот искаженный, уродливый кусок плоти явно жил своей жизнью, извиваясь пучком мясных щупалец. Лоргар позволил оплести себя манипуляторами и приблизить к сияющему хлористо-зелеными линзами лицу монстра, облекся в клочья имматериума и пропустил сквозь тело разряд немыслимого для бытовой техники вольтажа.
Резко завоняло оплавленной проводкой. С треском лопнуло штук пять линз. Но еретех не упал. Мотнув головой, мигая уцелевшими линзами и пошатываясь, он уронил Лоргара и забормотал как пьяный. Одевшись в молнии как во вторую кожу, Лоргар с осатанелым хрипом пробил кулаком механическую грудь еретеха. Под вонь сгоревших микросхем Аврелиан нащупал в механических ошметках шмат живого, извивающегося мяса. Спину обожгло болью. Игнорируя творящийся вокруг ад, Лоргар отвлекся на несущийся в него пылающий плевок, случайно казнил почерневшее, полувынутое сердце и с ужасом осознал, что застрял рукой в грудине мертвого еретеха.
Залп из гаусс-пушки распылил ближайшего противника. Часть еретехов уже каталась в ядовитой жиже, истошно воя бинарным кодом и разрывая на себе мантии и остатки гниющей, порченной плоти. Лоргар съездил еретехом по выросшему на пути противнику, отряхнулся от пучков кабелей, масла и полетевших во все стороны деталей. И, мотая повисшими на руке спутанными шлангами и ободом из металла и плоти, с взревевшим в руке пиломечем вломился в самую гущу сражения. Ближайший полугнилой еретех рухнул. Осыпаясь тонким прахом и бесконтрольно ссыпающимися деталями. Обморочный дух раскаленного железа обжег ноздри.
— Диман! — отчаянно взвыл где-то совсем рядом голос Лехи. Серия взрывов разорвала ряды еретехов. Поднимая залитое кровью и маслом лицо, Лоргар разглядел как заваливается окровавленный Мизгирёв, а Лёха тащит его, закрывая собой и бешено отбиваясь плетями ледяного воздуха. Сминая и уродуя ими металл, что уже само по себе выглядело дико. От колен и ниже у бессознательного Димки не было ничего: только неровно свисающие лохмотья мяса в психокостной крошке. Грохот и лязг прибывшей техники и по-паучьи выбирающихся из нее техножрецов Марса оглушили Лоргара. Где-то справа пронесся Накуканов с невесть где добытой гаусс-пушкой. Залп сбил кружащий над побоищем сервочереп.
Лоргар прикончил какую-то гротескную тварь и случайно оглянулся. И выдохнул нечто нецензурное. Рожденная чьей-то вышедшей из-под контроля яростью, над побоищем, гася пламя, ревела настоящая снежная буря. Взбесившимся косматым зверем расшвыривая толпу. Ширясь, наращивая обороты, крепчая, она заслонила небо неистовой пляской ледяного ветра и мокрого красного снега. Потоки ветра обжигали кожу и замораживали жидкости. Неистово выли и хаотично плясали, рассыпая ледяную, красную крошку. И не было ничего кроме красного снега: он застилал обзор, забивался в рот и выводил из строя технику. Из легких вырывался белый пар. Бессвязный, страшный вопль Лехи Володина подстегнул бешено взревевшие вихри и рваные охапки кровавого снега. И снежная буря в бешенной круговерти затопила всех и вся, замораживая ядовитую жижу и балахоны жрецов, стремительно покрывая всё вокруг корками льда и пробираясь под доспехи и мантии обжигающим дыханием январской стужи.
— Лоргар! — вопль Ники перешел в звериный вой. Где-то совсем близко что-то взорвалось и из снежного месива пожаловали трехметровые образины в лиловой броне. Лоргар принял на себя основной удар, дрались эти космоморяки отменно. Атакуя всех без разбора, они очень скоро потеснили техножрецов. Где-то в стороне, под очень сомнительные вопли, кто-то клешнерукий, лиловый и многоглазый стремительно проростал во все стороны костяными пучками-перьями и корневищами лишних позвоночников.
— Лоргар! Не вздумай… — отчаянный вопль Виктора заглушили визг снарядов и звуки взрывов. Аккурат под бомбами, оставляя за собой в небе добротный дымный след и приветствуя планету ревом двигателей, отвесно вниз пикировали багряно-желтые десантные капсулы.
Лоргар на одной интуиции совершил разворот и встретил чей-то клинок. Казалось, что практически весь доспех незнакомца обтянут человеческой кожей. С его наплечников стенали сведенные нестерпимой мукой человеческие лица. Не особо вглядываясь в посеченное шрамами лицо противника, Лоргар увернулся от безобразного мотка бурых щупалец, заменяющих незнакомцу правую руку, и с булькающим хрипом запнулся, наткнувшись на хищный, длинный клинок. Лезвие пробило психокость и пронзило живот, проворачиваясь где-то внутри. Боль выворачивала кишки и сносила крышу. Зажимая пятерней дыру в доспехе, Лоргар с утробным хрипом приложил мечника ближайшим еретехом и едва не лишился ноги. Разрубленный техножрец Хаоса осыпался на землю бесформенными кусками электронных конструкций и мяса. Превозмогая боль, Аврелиан с двух рук обдал мечника мощной струёй пламени. Приснопамятный моток тентаклей очень скоро оказался хлыстом — Лоргар поджарил его, но боеспособность хаосита это не уменьшило. Ампулы с неизвестной дрянью, подвешенные над головой воина глухо розовели под грязной тряпицей с неким символом. Снадобье напрямую поступало, видимо, в кровь мечника и явно имело какое-то особое свойство. Лоргар вскипятил содержимое ампул, на что получил летящие в разные стороны осколки и леденящий душу хрип ярости. Кажется, шрамированный боец принял слишком близко к сердцу уничтожение своей личной капельницы: Лоргар даже не успел понять как его лицо превратили в настоящее лоскутное месиво. Почти ослепший от боли, Аврелиан отбивал удар за ударом, с ужасом все больше осознавая как неповоротлив и медлителен в этом смертельном танце. Неведомый мечник двигался легко и ловко несмотря на явное уродство и плешивый череп. Смутное уважение к чужому таланту и досада на свое собственное неумение медленно, но верно захватывали всё существо Лоргара. В полной мере осознав себя макакой с пиломечом, Лоргар приложил неведомого гения мощным разрядом тока и тоскливо пожалел про себя, что впустую пропадает такой невероятный талант. Без сомнения, этот незнакомец являлся садистом, мясником и явным чудовищем. Было трудно не заметить, что крики и стенания, издаваемые заточенными в демонических доспехах душами доставляют ему бесконечное наслаждение. Высокомерное выражение не сходило с его обезображенного ранами и гнусным упоением лица. Но, неслыханное дело, в умении обращения со своим оружием, инкрустированным мечом и демоническим хлыстом, этот боец, кажется, не имел себе равных. Лоргар запоздало осознал, что скорее всего чертов мясник приходится вожаком всему этому поврежденному Хаосом, буйному сброду, пришедшему из ниоткуда. Своих полоумных этот шрамированный головорез вел в бой с немыслимой харизмой и уверенностью в победе. Встречая смерть с тем же рвением, с каким он же и нес её окружающим, собственно.
Отчаявшись одолеть его в поединке на равных, Лоргар усилием воли вскипятил его кровь и, пропуская сквозь визжащий в руке пиломеч разряды немыслимого вольтажа, отсек мечнику руку, сжимающую меч. Демонический хлыст немедленно обвил шею Лоргара, но был рассечен выстрелом: краем глаза примарх уловил движение справа. Кроваво-красная метель утихла, техножрецы и какой-то лояльный орден добивали еретехов и теснили хаоситов. Превозмогая боль и обморочную, ватную тяжесть, Лоргар с коротким хрипом снес победно воющим пиломечем безобразную голову гениального дуэлянта. Кто-то,
(кажется вывалившаяся из толпы Черновец), поджег труп хаосита. Его мясники отступали, теснимые лоялистами. Покачиваясь от ватной слабости, Лоргар подобрал отрубленную голову и закрыл мертвецу глаза.
— Невероятно, — выдохнул кто-то совсем рядом.
— Он победил Люция Вечного. Победил.
Лоргар перевел потухший взгляд на иссеченное шрамами лицо павшего гения и медленно покачал головой:
— Не победил.
— Он мертв, — мрачно сообщил какой-то обожженый воин с символикой Плакальщиков на наплечнике, — но надолго ли?
— Тысячи лет назад Люций был капитаном тринадцатой роты легиона Детей Императора, следовавшего за своим примархом Фулгримом через Галактику во имя Императора, — Виктор снял шлем и сжал зубы до сухого скрежета, — его мастерство меча… Он был легендой. В былые времена, до Ереси, его победили лишь раз. Капитан Лунных Волков. Гарвель Локен. Вот же чёрт, лучше бы вам не встречаться. У него особый дар Слаанеш. Люций воскресает, захватывая тела тех, кто его победил.
— Так я и не победил, — медленно покачал головой Лоргар и уронил отсеченную голову на грудь к пылающему трупу, — я еще ни разу не встречал такого непревзойденного мечника. Горько видеть падших гениев. Он мог быть путеводной звездой и примером для многих. Таких побеждают не мечом. А словом. Таких побеждают их собственные слабости. А я… Я не сделал, в сущности, ничего.
Плакальщики непонимающе переглянулись, и их предводитель возразил:
— Никто не оспорит вашу победу, милорд. Вы сражались достойно.
— Нет. В этом бою я был просто макакой. Просто макакой с бензопилой, — обморочно прикрыл глаза Аврелиан, борясь со жгучей болью и беспамятством, — Люций Вечный ушел непобежденным.
Тревожный гул голосов обжег оголенные нервы. Тьма сомкнулась над Лоргаром, мягко и душно отбирая последние силы и гася чадящее от боли сознание. И всё поглотило небытие.
* * *
Липкое, ватное и серое Ничто сырыми пуховыми платками обволокло сознание. Лоргара рвануло вовне, в густую тьму. Сколько он блуждал в её гиблых, черных чертогах Лоргар не знал. Иногда ему казалось, что безумно давно.
Но, скитаясь в стремнинах нематериального и враждебного, он однажды нашёл кого-то смутно знакомого и родного, просочился в его вены, газом проник в его легкие. Этот дрожащий от холода в трущебах полуразрушенного города вечной ночи, скрывающийся в тенях, крохотный Некто всем своим существом ощущал присутствие Лоргара. И не зная, чем ещё занять саднящее от одиночества сознание брошенного ребенка, Лоргар заговорил с ним. Это было странно, но правильно — делить на двоих одно тело. Лоргар не помнил своё имя, но хорошо осознавал, что же это такое — когда правильно. Лоргар говорил с ребенком, дыша одним с ним воздухом, скрываясь в тенях умирающего мира, убивая и выживая снова и снова. Иногда Нострамо казалось Лоргару проглотившим их двоих чудовищем. Медленно переваривающим своих жертв гигантским доисторическим гадом. И брошенный ребёнок был согласен с Лоргаром. Он вообще мало в чем сразу соглашался с Лоргаром, этот мрачный, осипший мальчишка. Он был упрям и крайне жесток. Но Лоргар хорошо понимал, чему именно потерянный ребёнок обязан своим ментальным мраком. Пытаясь отвлечь, Лоргар пересказывал мальчишке истории и занятные байки, книги и сюжеты комиксов.
Больше всего потерянный ребенок любил истории о Мега-городах, где правосудие вершат вооруженные Судьи. Люди, которые сами разыскивают преступников, расследуют их дела и на месте выносят приговор. Брошенный ребенок снова и снова забирался в своё гнездо в полусгоревших руинах высотки. И просил заговорщеческим шепотом рассказать про судью Дредда. Странное дело, Лоргар не помнил собственного имени, но помнил в общих чертах сюжет комиксов и фильм девяносто пятого года. Мальчишка понимал, что судьи — вымысел. Но снова и снова просил рассказать про них. И Лоргар напрягал воображение и сочинял всё новые и новые подвиги неподкупного борца с преступностью, Лоргар уничтожал руками Дредда продажных предателей-судей, серийных маньяков, банды озверевших от крови ублюдков и целые наркокартели умирающего мира. И брошенный ребёнок слушал его голос, подобрав острые колени под непомерно большой китель. Сосредоточенно слушал и повторял свистящим шепотом. Иногда Лоргару казалось, что он весь состоит из этого озябшего
шепота бескровных, растрескавшихся и саднящих губ.
Сколько этот странный симбиоз продолжался, Лоргар не знал. Просто однажды он вспомнил слово. И это слово было именем. Два звонких слога в пустоте. Лор-гар. Четыре согласных два гласных звука. Звонких, гулких, протяжных и родных. Своих. Лор-гар. Как «Логар», но только «Лоргар». Имя будило внутри что-то тоскливое и тянущее. Призраки людей и предметов взывали к нему из бездн памяти. И Лоргар жадно прислушивался к ним. Его имя рефреном звучало в ушах на все голоса. И в том, как они звали его, тоже было что-то очень родное и бесконечно правильное.
Звучный мужской баритон гремел привычно раскатисто и душевно, выкликая его в знойном полуденном мареве, пыльном и слепяще-разнотравном. Этот голос звучал как колокол. И будил в памяти другое слово. Слово «отец».
Тягучее, славное сопрано, добродушный, участливый голос звучал как гитарные струны. Он был всепрощающе мягок и участлив, этот голос. Он был теплым как пуховая шаль и большие, румяные руки. И будил в памяти другое слово. Слово: «мама».
Звонкие девчачьи голоса звучали как колокольцы в гриве цирковой лошади, серой-серой в кремовых яблоках. Сестры любили цирковую живность. Да и любую живность, чего уж там. Когда в областной центр, на площадь за станцией, прибыл бродячий цирк, шебутные девчонки не могли найти себе место от восторга. Полосатые шатры бродячего цирка, его воздушные плясуньи в дробно сияющих бело-золтых купальниках, его умные собаки и шумные, нахальные клоуны, его медведи и фокусники, жонглеры и лошади нравились Лоргару. Он был слишком мал и не понимал, что по России мороком безвременья бродят девяностые, что реквизит — драные лохмотья былого великолепия, животные — голодные, а в глазах артистов — кабацкий чад, похмельная горечь и безысходность. Впервые вдохнув пыльный запах нафталина и почтенного, ещё советского реквизита, Лоргар пропал, был увлечен этой атмосферой чуда, впервые осознав, что всем сердцем влюблен в цирк. В школе долго смеялись, когда, на вопрос учителя «кем вы хотите стать когда вырастите?» Лоргар поднял руку, встал и, краснея от смущения, объявил, что хочет стать клоуном. Лоргар бывал на представлениях различных цирковых трупп и позже, уже в нулевых. Но ту атмосферу праздника ожидания праздника вонопреки всему, он запомнил на всю жизнь.
И, странное дело, едва Лоргар осознал это всё сразу, в полной мере, его странное пограничное состояние оборвалось как нить паутины. И он впервые за долгое время увидел сон. Настоящий сон, полный оттенков и запахов.
* * *
Казалось, на него обрушился целый мир: мир грязных, догнивающих трущоб, тухлых луж, прелого тряпья и беспросветного, полного ядовитых взвесей мрака.
Здесь было как-то особенно тихо и сумрачно. Больше всего это место походило на сон, унылый и тягостный сон потерянного мальчишки. В пятне света догорал костёр, Лоргар видел как пляшут по серой кладке его рыжие и изжелта-белесые отсветы. И у костра, укутавшись в аккуратно залатаный фрагментами шкур китель, спал мальчишка-оборванец с лицом Кёрза. Лоргар осторожно опустился подле на камни и настороженно прислушался: вблизи звучали голоса. Лоргар не до конца понимал обрывки слов, но сами интонации незнакомцев ему нравились всё меньше. Изможденный мальчишка спал мертвецким сном и даже во сне видел, что спит. У костра, на голых камнях. Голоса звучали всё отчетливее. Было в интонациях их владельцев что-то слишком мразотное, липкое, алчное и жуткое. Предчувствие безысходности и мертвящего ужаса сотрясло спящий детский разум и сотканый им мир. Лоргара пробрало ледяной дрожью от погружения в этот ужас. Озираясь, он потряс Кёрза за плечо и, рассеянно изумляясь страху в собственном, резко осипшем голосе позвал на ухо:
— Конрад!
Ребенок не ответил. И только с головой укрылся кителем, сонно пряча под ткань чумазые босые пятки.
— Конрад! Брат, просыпайся, — Лоргар заозирался, вцепился в костлявые плечи и несколько раз встряхнул брата, — Конрад!
— Не ори на ухо, — нелюбезно прохрипел в ответ мальчишка, завозился и, морщась, нехотя принял сидячее положение, — ты. Я ждал.
— Пошли отсюда, — скомандовал Лоргар и попытался поднять Кёрза за руку, — китель перенесся, значит и тебя перенесу.
Кёрз юркой ящеркой вывернулся из рук и хмуро тряхнул спутаной гривой, угрюмо глядя себе под ноги:
— Не пойду.
— Что значит "не пойду"?! — вспылил Лоргар и попытался изловить брата за шиворот, но поймал только пустоту, — ты совсем рехнулся? Я тебя здесь не брошу.
— Дурак, — процедил мальчишка, поспешно пряча лихорадочно заблестевшие каким-то диким восторгом глаза, — если я пойду с тобой, тебя убьют.
— А если я останусь?
— Если останешься — тебя убью я, — нехотя признался Кёрз, кутаясь в китель, шевеля пальцами ног и неподвижно разглядывая их, — уходи.
— Я не брошу своего брата в этом дерьмовом… — взвился Лоргар.
— Ты не сможешь меня бросить, — подозрительно хищно и жутко осклабился Кёрз. Какое-то совершенно инфернальное пламя торжествующе заметалось в его черных глазах. Конрад расправил плечи и вкрадчиво сообщил, ткнув пальцем себе в грудь, — ты здесь. Ты запрет.
— Конрад! — попытался образумить его Лоргар.
Но тот только хищно оскалился, медленно покачал головой и снова ткнул себе в грудь грязным пальцем:
— Здесь. Я слышу твой голос здесь. Когда опасно. Когда не прав. Иногда я не прав.
Голоса зазвучали совсем рядом, и Лоргар почти взвыл, схватившись за голову:
— Да что ж ты за ослище-то! Хорошо, Конрад, не хочешь слышать меня, так хотя бы проснись и…
— Я ведь действительно Конрад? Это моё имя? Настоящее имя? — склонил голову на бок Кёрз и в глазах его замерцало любопытство.
Иллюзорный мир содрогнулся от чужого, враждебного присутствия. Сонный морок давящей тенью накрыл призрак чужих желаний и эмоций. Охотничий азарт пресыщенной мрази. Шквал нематериальной грязи намерений, лихорадочное месиво эмоций десятка объектов. Всё внутри Лоргара оборвалось от омерзения и ужаса. Кажется, и сам Кёрз ощутил что-то подобное, заозирался и на миг выпустил Лоргара из поля зрения. Немедленно воспользовавшись его легким недоумением, Лоргар изловил его, изо всей силы затряс за плечи как тряпичную куклу и рявкнул почти в самое лицо:
— Проснись!
Кёрз возмущенно дернулся в руках, открыл рот. И чужой сон растаял, вышвыривая Лоргара в реальный мир. Сумрак темной корабельной каюты пах пылью, оружейным маслом и каким-то спиртосодержащим составом. За огромными панорамными окнами подрагивало поле Геллера и бесновались багровые пучины бессонного и безбрежного варпа. Лоргара шумно вздохнул и ощупал обожженное лицо — кто-то спеленал голову тканью, а под ней ощущалась пастообразная, пенящаяся масса. Лоргар потыкал себя в щеку, слушая слякотно-всхлипывающий звук пахнущей каротином жижи.
— Не трогайте лицо, милорд, — в интонациях незнакомца прозвучал мягкий упрек. Аврелиан был готов поклясться, что незнакомец улыбается, — вы среди друзей.
Лоргар заворочал головой, силясь из-под бинтов разглядеть говорящего но был настойчиво водворен на место:
— Вы всё ещё слишком слабы.
— Где я? — собственный голос показался шелестом. Кто-то высокий и очень бледный склонился над ним, пытливо вглядываясь в лицо бледно-голубыми, по-детски честными глазами. Коротко остриженные волосы незнакомца багряным золотом отливали под всполохами варпа, — где я?
— На «Длани Ангела», Ордена Плакальщиков, — успокоил его незнакомец и, уловив ужас в глазах примарха, понимающе и спокойно улыбнулся и покачал головой, — нет. Они живы. Три скаута, человек, скаут-женщина. Они здесь. На корабле. Мальчишка лишился ног, но ему поставили протезы…
— Галахад! — выдохнул в ужасе Лоргар, поднимаясь и обморочно цепляясь за постель, — был шестой. Галахад. Я должен вернуться. Я должен найти его.
Незнакомец моргнул и понизил тембр голоса:
— Мы не успели. Его забрали техножрецы. Простите.
— Жрецы?!
— Но он жив.
Лоргар неподвижно уставился в лицо незнакомого астартес и очень тихо повторил:
— Я должен найти его.
— Мы держим курс на Терру. Лорд-командующий военными силами Империума, великий тактик и стратег Робаут Жиллиман, отдал приказ искать вас и ваш отряд по всему Империуму, — астартес замялся, — нам обещали, что если нам удастся вас найти, Плакальщикам будет дозволено вернуться. Нам обещали прощение.
— Прощение? — не понял Лоргар.
— Мы прокляты, — спокойно сообщил незнакомец, — как, собственно, и все ордены Проклятого Основания. Давным-давно на наши судьбы опустился саван теней. Он будто пятнает многие наши достижения. И слишком часто обращает наши победы в горький прах на руках.
— Но… что? При чём здесь это?
— Странные роковые совпадения и печальные перемены, преследующие нас повсюду, — печально улыбнулся астартес, — скажем так, мы часто оказывались втянуты в гражданские войны и региональные конфликты. И по незнанию зачастую оказывались не на той стороне. Мы были вынуждены удалиться на окраины Галактики, чтобы избежать участия в человеческих междоусобицах.
— Понимаю, — пробормотал Лоргар, ощупывая затылок и подозрительные металлизированные фрагменты на хребте. Кажется, их вживили пока он валялся в отключке, — сколько я провалялся без сознания?
— Два месяца по терранскому летоисчеслению, — кивнул космоморяк, — варп изменчив. Мы не можем точно знать, когда достигнем Терры.
— Однако, — рассеянно пробормотал Лоргар, ощупывая замотанное в бинты лицо.
— Лучшие оружейники Ультрамара работают над приличествующими Терранцу и его воинам доспехами, — глаза незнакомца задумчиво мерцали, отражая отсветы поля Геллера, — ваши скауты прошли все необходимые медицинские проверки, сангвинарные жрецы ордена сочли их годными для прохождения тренировок наряду с прочими.
— Жрецы?
— Так мы называем апотекариев.
— Я не совсем…
— Как и все апотекарии космодесанта, сангвинарные жрецы — полевые медики, обученные излечивать раны боевых братьев и возвращать геносемя павших или получивших несовместимые с жизнью ранения, — изумленно моргнул астартес и приподнял брови, —
наши жрецы также помогают нашим капелланам в деле духовного наставления боевых братьев. В то время, как капелланы пытаются уберечь от падения в пучины Черной Ярости, сангвинарные жрецы следят за малейшими признаками Красной Жажды, делая всё возможное для того, чтобы обуздать её, или же обратить в оружие, когда чаши весов склонятся на сторону противника. Неужели вы не знаете о преследующем сынов лорда Сангвиния Изъяне?
Лоргар промычал нечто нечленораздельное, рассеянно переваривая информацию.
— Кроме того, сангвинарные жрецы хранят Алый Грааль — чашу, содержащую кровь самого Сангвиния. Сангвинарные жрецы регулярно производят друг другу инъекции образцами крови из Грааля, позволяя ей пройти по их венам, после чего выливая кровь обратно в Грааль через порезы, — светлые глаза астартес внимательно разглядывали Лоргара, — благодаря этому кровь до сих пор остается свежей, и в каждой капли крови из Грааля содержится частица самого примарха.
— Вот оно как, — озадаченно пробормотал Лоргар, — благодарю, не знал. Как успехи моих людей?
— Неплохо для скаутов, — пожал плечами астартес, — но им явно не хватает дисциплины. Особенно женщине.
— Ника, — улыбнулся Лоргар, — буянит?
Космоморяк кашлянул в кулак, а лицо его бесконтрольно поплыло в широкой ухмылке от уха и до уха. Астартес, похоже, старательно давил неподходящие моменту эмоции. Но безуспешно.
— Я с ней поговорю, — мрачнея, посулил Лоргар.
— Вы всё не так поняли, милорд, просто, братьев смущает сам факт её существования, — всполошился астартес, — скаут-сестра — это нечто настолько невозможное, что апотекарии до сих пор в смятении. И, о, если бы только апотекарии. Насколько мне известно, ее всерьёз подозревали в том, что она никакая не сестра, а подвергшийся порче Хаоса брат, что неизбежно повлекло за собой ряд проверок… нет, что вы, милорд, не вставайте. Все в порядке, подозрения не подтвердились, более того, магос биологис и Высшие Лорды Терры сочли генетически измененный женский материал — ценной находкой. Практика видоизменять женский материал восходит к генокультам Луны, Император, да восславит Вселенная имя его, некогда отказался от этого пути ввиду его несоответствия целям и задачам будущих Астартес, но наши апотекарии считают, что в крови сестры-скаута кроется спасение от Изъяна, преследующего всех наследников нашего отца, примарха Сангвиния…
— Мне надо видеть моих людей, — упрямо захрипел Лоргар, принимая сидячее положение и пытаясь встать на ватные ноги.
— Вам ни к чему утруждать себя, — возразил астартес, — им передадут ваш приказ, и они явятся сами. Ибо это — их долг.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
22. Варп
13 июля 2021, 01:18
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Если есть критические расхождения с бэком — говорите сразу. Остапа могло понести от жары дальше чем Остап планировал..
— Лоргар, — Ника осторожно опустилась на край кровати, широко улыбаясь и пылая здоровым румянцем. Она заметно раздалась в плечах и выросла, ее каштановые кудри буйной копной торчали во все стороны, а сбитые в кровь руки были перевязаны. Но коньячные глаза ликующе сияли, — нам запретили тебя навещать. Ты… это было ужасно.
— Я был в коме? — Лоргар сел и поискал глазами джинсы, сложив руки на колени, поверх одеяла, — подай мне штаны. Они у стены.
— Ой, прости, — всполошилась Ника, краснея и хватаясь за одежду, оставленную Лоргару Плакальщиками, — я совсем забыла. Я выйду. Ты переодевайся.
Лоргар только отмахнулся невозмутимо натягивая штаны под топанье шустро выскочившей из каюты Черновец. Отыскав свою белую футболку, Аврелиан выглянул в коридор. Ника нашлась шагах в пяти от входа. Через слово цитируя устав, её отчитывал кто-то из офицеров-астартес, попеременно указуя пальцем то в непотребно торчащие во все стороны кудряшки, то в частично заправленную в штаны рубашку. Пригрозив, что однажды лично изловит и обстрижет её если бардак на голове не будет устранен и запоздало разглядев и поприветствовав Лоргара, космоморяк на прощание ткнул Нике под ноги пальцем, задушенно просипел и отправился куда-то в корабельные недра.
— Сам такой, — одними губами прошептала Черновец удаляющейся офицерской спине и, обняв какой-то сверток, уныло поплелась к Лоргару.
— Вообще-то он прав, — улыбнулся Лоргар, — это флот. И, став тем, чем мы стали, мы больше себе не принадлежим. Правила существуют не для одних только отчетов и проверок.
— Да я… да это, — Черновец замялась, кивнула и поплелась за Лоргаром в его каюту, прижимая к груди обеими руками что-то очень большое и завернутое в темную ткань, — любит мне герр Шмидт мозг проедать. Изловит и начинает… как ты хоть? Нас тут так гоняли, что Димитриус едва не рехнулся. Просто, понимаешь, дышать даже времени не было. Не то что стричься. А к тебе нас вообще не подпускали.
— Что это? — кивнул Лоргар на сверток.
— Твоя гитара. Точнее, то, что от нее осталось. Прости, я её повредила пока тебя несли и, вот, — Черновец задрала нижний край свертка, обнажая гитарный кузов и часть грифа, окованный панцирем из незнакомого сплава, напичканный какими-то проводами и опасно сияющими желтовато-зеленым капсулами, — её тут тебе подлатали. Не инструмент, а мечта киберпанка.
Лоргар забрал сверток, взвесил на руке и присвистнул, щупая гитару сквозь ткань:
— Да ею же убить можно.
— Я ж говорю. Туда напихали что ни поподя, — закивала девушка, принимая из рук Лоргара сверток и кутая в ткань, — а товарищ лейтенант…
— Кстати. Он жив? Что с ним? — нахмурился Лоргар, шагнув в красноватый полумрак каюты.
— Его едва не превратили в сервитора. Есть тут такие. Бывшие преступники после лоботомии и с механизированными имплантами. Тупые как пробка. Человечья туша, безмозглый киборг, способный выполнять не более одной вбитой ему в башку команды, — звякнув своей ношей, зябко передернула плечами Черновец и аккуратно уложила сверток на стол, усевшись поверх одеяла. Лоргар опустился подле, сосредоточенно разглядывая сцепленные в замок руки и рассеянно шевеля желваками, — лейтенант чуть не составил им компанию. М-мы сказали, что он наследник древнего и благородного терранского рода.
— Рода какого-то… Не смешно. Им тут даром не сдались ни казаки Кукановы, ни моя кровь, — зазвучало от входа, лейтенант окинул взглядом каюту, вошел, пожал протянутую примаршью руку и полез за флягой, — волшебное есть слово такое — дознаватель. Сказал: «Дознаватель». И — ишь ты — сразу все глядят как на человека. Я тут местным чайком у народа разжился. Попахивает, но, если не нюхать, сойдёт. Будете?
Черновец рассеянно опустила глаза и энергично замотала кудрявой головой. Выражая отрицание.
— Вы дознаватель? — изумленно приподнял брови Лоргар.
— Не удобно это, когда целый примарх мне выкает, — лейтенант опустился в кресло напротив, прожигая Лоргара любопытным взглядом, — да я только в должность вступил. Я, это. Сам недавно в участковых ходил. Это. Спасибо. За всё. Я ж понимаю.
— Ты что-то говорил про Кукановых и казачество, — напомнил Лоргар.
— Так, это, — криво посмеиваясь, похлопал фуражкой о колено Накуканов, — мы вроде как из казаков. Когда прадед мой паспорт в сельсовете получал, над ним пошутили бабы, значит. Дед языкастый был. Поддеть кого или по матушке обложить. Ну, такой. Большой любитель пообщаться. Особенно с товарищами бабами. Ну ему, и, того, и припомнили. Был Кукановым, а в паспорт вписали Накукановым. Так теперь Накукановыми и кукуем.
— Нда. Хорошо пошутили.
— Ну а что делать? — весело развел руками лейтенант, — зато живой.
— Как же это вы из казаков, если казачество искоренялось как класс? — Лоргар подпер щеку кулаком, разглядывая синюю, тщательно отутюженную полицейскую форму и тускло поблескивающие в темноте лейтенантские звездочки.
— А вот сам толком не знаю, — лейтенант почесал переносицу и пожал плечами, — как-то уцелели. Крестный у меня очень развернулся под это дело. Ну, когда Союза не стало, значит. Крестный мой. Шашкой, того, что рука — что шашка. Ему шашка как часть тела. С конем обращается — хоть в цирке показывай. Я это дело не умею. Не так. Какой из меня казак?
— И вляпался же ты, товарищ лейтенант, — сокрушенно покачал головой Лоргар, — понимаешь, тут такое дело… Вполне возможно, что мы не сможем вернуться. Вообще. Ни завтра, ни через месяц. Ни на Пасху.
— А вот это плохо, — помрачнел товарищ мент, — у меня там старик-отец. Мне застревать здесь никак нельзя.
— Так чем вы тогда вообще думали, когда увязались за нами?! — не выдержала Черновец, — вас могли убить, сожрать, угнать в рабство.
— Лекарство отцу надо, — нехотя признался полицейский, — думаю, дай-ка влезу в передрягу-другую. Может, разживусь чем полезным.
— Какой у твоего отца диагноз? — Лоргар в задумчивости ощупал сквозь ткань гриф гитары и рассеянно изумился абсолютно чужеродным выпуклостям и неровностям, — возможно, здесь его действительно вылечат. Медицина наверняка не стояла на месте. Уж если доступна даже генная инженерия…
— Такое здесь лечат только лоботомией. Здесь кучу всего лечат лоботомией, — безнадежно отмахнулся лейтенант, — у нас всем миром безнадежно больным детям деньги собирают на операцию, а тут из них безмозглых уродов делают. А то и вообще, в жертву приносят — нормальных, здоровых… Это. Лоргар Юрьевич. Ты поспособствуй там, чтоб, значит, мне тоже тренироваться разрешили.
Лоргар с недоверием перевел взгляд с синей фуражки на ворот голубой рубашки и изумленно переспросил:
— Тренироваться?
— Ну да. Я ж раскисну. Да и словом обмолвиться лишний раз не с кем. Трудящиеся элементы тут какие-то пуганные, — лейтенант похлопал фуражкой себе по колену и нахмурился, — а твои ребятки круглые сутки в клетке с железкой скачут или какие-то собеседования свои проходят.
При слове «собеседования» Ника заметно помрачнела и бессознательно сжалась в комок.
— Ладно, пойду я, — лейтенант поднялся и мельком взглянул на часы, — выздоравливай, товарищ примарх.
— Тебя допрашивали? — понизив голос почти до шопота, Лоргар вцепился в плечи Ники и пару раз встряхнул, едва товарищ мент скрылся из виду, — не молчи, что с тобой сделали?
— Да ничего особо, в голову залезали. Я… Я временами не понимала где реальные ощущения и события, а где игры разума. Это было болезненно, — поежилась Ника, — рылись в памяти как стая енотов в помойке. Сломали что-то, кажется. Много чего.
— Надо отсюда валить, — мрачно заключил Аврелиан, ссутулив плечи и хрустнув шеей, — нам бы до Земли добраться и найти Гельмана. Без него возвращаться нельзя.
— А долг? — слабо откликнулась Черновец, тускнея, — мы должны, Лоргар…
— Здесь мы уже мало чем поможем. Корвус прав, мы нужны в своей реальности, — Аврелиан встал и прошелся, — только встречусь сначала с отцом и братом. Возможно, мне наконец-то кто-нибудь ответит, как мне безболезненно вернуть сюда Корвуса.
— Но мы уже много раз могли вернуть его при помощи карт! Я ж могу…
— Цегорах. Цегорах, Ника. Ему нельзя верить. Нельзя доверять его картам, — Лоргар встал и нервно прошелся, заложив руки за спину, — что ещё произошло пока я валялся здесь бревном?
— Витёк, — пожевала губами девушка, — он с себя все свои языческие татуировки посодрал. Какой-то штукой, как наждаком.
Лоргар круто развернулся и вопросительно заломил бровь.
— Понимаешь какое дело? — отвела глаза в сторону девушка и нехотя сообщила, — с ним что-то заговорило. Прямо из татуировок. Я не знаю как это объяснить. Он... Его натурально трясло, Лоргар, ты бы видел как он скоблит себя вживую.
— Он же родновер, — как эхо отозвался Лоргар, — и кому он теперь молится?
— Роду. Только Роду. Пока что — без последствий.
Лоргар медленно кивнул, разглядывая беснующийся снаружи багровый варп.
— А знаешь. Я же там блуждал, — рассеянно сообщил Аврелиан, в панорамный экран наблюдая за дрожью поля Геллера снаружи, — когда не знал, что это всё значит. Забирался туда, бродил и возвращался. Возможно, это варп изменил мои шрамы. Они не пропадают. Вообще. И я сам. Я же рос как обычный человек. Долго. Не как мои братья. Возможно, Император сочтет меня неполноценным.
— Лоргар, не говори так, ты ведь не специально, — девушка с ужасом воззрилась на друга и уронила руки, — Лоргар. Мы с тобой. Я с тобой.
— Спасибо. Но если ты действительно друг мне, ты сделаешь то, что я скажу, — Аврелиан растер по лицу ладонью остатки сна, решительно расправил плечи и обернулся, — ты понимаешь меня, Ника?
В лиловых глазах примарха тускло блеснула сталь. Совершенно лишенный присущей ему обычно мягкости волевой профиль, расцвеченный отсветами поля Геллера казался высеченной античные мастером ликом древнего титана. Девчонка неосознанно вытянулась по струнке, кажется впервые отчаянно осознав как мелочна и ничтожна перед этим оглушающим величием. Казалось, сам факт собственного существования поблек и потерял для нее смысл в этот миг. Казалось, ее смывает пробудившейся аурой примарха, сносит, дробит и перемалывает ее восприятие в неясные образы и меняющиеся остаточные изображения. Трепет угрожал задушить все мысли девчонки, но она через силу, упорно превозмогая саму себя, слабо улыбнулась в ответ.
Аврелиан замер и побледнел — он уже видел нечто подобное в детстве, в глазах учителей и сверстников. Видел, но не одобрял. И опасался. Аврелиан искренне считал использование этой своей силы прямым рейсом к личной деградации. И насилием над чужой личностью. Дело в том, что эта самая примаршья аура коварно воздействовала на человеческий разум. Когда ты можешь без особых усилий вкладывать в голову целой толпе людей любой бред, ты обесцениваешь сам факт проповеди. Сам факт диалога. Ведь диалог — это беседа равных. И Лоргар это прекрасно понимал. Свойства собственной ауры ему казались бессовестным мухлежом и очень ненадежным инструментом, плодящим слепое поклонение и фанатизм. Лоргар давно научился гасить и прятать свою ауру. Избегая простых решений и легких путей, он все эти годы жил с уверенностью, что злоупотреблять своими особыми способностями — верх безответственности и эгоизма. Верил, что всего надо добиваться трудом, а не голой силой убеждения. Лоргар использовал свою ауру только в крайних случаях. Но временами она, к несчастью, прорывалась наружу сама.
И сейчас, усилием воли погасив очень некстати пробудившуюся ауру, он оперся о столешницу и прикрыл глаза. Робко притихшая Черновец пошевелилась, заторможенно приходя в себя. Лоргар втянул воздух и распахнул глаза: на него всё ещё завороженно таращила свои огромные карие глазища вчерашняя студентка.
— Вы все должны держаться вместе. Слышишь меня? — Лоргар напряженно вгляделся в расширившиеся от непонимания глаза и постучал пальцем по столу, — запомни и передай другим. Если со мной произойдет что-то непоправимое — берете лейтенанта, берете карты и валите без промедления туда, куда вынесет. А вынести вас может куда угодно. Вы должны быть готовы к этому. Где эльдарские доспехи?
— Уцелели, и наши и твои уцелели, — заверила его Ника, — слушай, с твоими что-то странное. Они, похоже, принадлежали какой-то большой эльдарской шишке. Ребята, кто постарше, увидели и узнали их. Я так поняла, что бывший владелец твоей брони был врагом Эльдрада Ультрана. Какой-то одиозной эльдарской неровностью. Это подтверждает ещё и то, что твои доспехи действительно очень отличаются от наших.
— Цегорах вышвырнул нас на меловое плато не для того чтобы мы помогли Плакальщикам перебить орков. Целью были спровоцировавшие орков эльдары, — замер Лоргар и оперся ладонями о столешницу, нечитаемо разглядывая дрожь поля Геллера, — у Цегораха и его арлекинов какие-то виды на Эльдрада Ультрана и на его хитроумные многоходовочки по спасению расы эльдар. Чтож, это не смертельно. Не выпускайте из виду броню и оружие. Они вам ещё понадобятся.
Девушка сосредоточенно кивнула:
— Мы понимаем. Лешка выменял у механикусов какой-то полуживой летающий трактор. В обмен на чертежи и электронные учебники. В том числе и по истории. И ещё оцифрованные выпуски каких-то журналов вроде «Юного Техника» там вроде бы были. Выменял и набил эту посудину нашим скарбом.
— Корабль? Выменял? На журналы? — медленно поднял голову Лоргар и громко, раскатисто заржал.
— В Володине проснулся прапорщик, да. Корабль — слишком громкое название для этого птеродактиля, — фыркнула Ника, — это еще что: наш жучара под шумок всеобщих восторгов вытряхнул из бюрократических мастодонтов горсть рекрутов, команду, толпу сервиторов и техножреца в придачу. И прицепил это все на баланс нашего несуществующего ордена. Володин, представляешь?! Володин! До сих пор не верится. Ну и жучара.
— Где все эти люди? — отсмеявшись, потянулся, хрустя спиной и внимательно вглядываясь в лицо девушки, Лоргар, — их обеспечили провиантом? Где корабль?
— Развалюха — в ангаре. Команда поблизости, Виктор регулярно наведывается к ним, проверяет, всё ли нормально. Общается. Кажется, их это всё шокирует, особенно — рекрутов, — пожала плечами девушка.
— Откуда рекруты?
— С какого-то аграрного мира. Я Леху и Виктора почти и не вижу, Лоргар. Меня гоняют больше остальных потому что я слабее. Что у парней удар рукой — у меня удар ногой и со всей дури. Спасибо Шмидту, здесь никто никому спуску не дает, скаутню тренируют и тренируют отменно, я обычно приползаю с тренировок и сразу отрубаюсь где сяду. Ребят-то, Витька и Лешку, гоняют меньше. Я из наших вообще чаще вижу Димку чем кого-то ещё, — девушка качнулась и щелкнула пальцами, — к тому же, кто-то пустил слух, что магосы втихую хотят соорудить из меня какое-то непотребство. Сангвинарные Жрецы, которые изучали меня прозрачно намекнули своим, что такая скотина нужна самому. Я, то есть. Весь распорядок моего дня выстроен так, чтобы я постоянно мозолила кому-то глаза. Такое ощущение, что кто-то боится, что я испарюсь.
— Моих знаний недостаточно чтобы оценить масштабы изменивших вас процессов, — дернул щекой Лоргар, — меня больше изучали чем учили. Тебе сказали, чем вызван такой интерес к твоей персоне?
— Созданный ими препарат не лечит Изъян, — досадливо крякнула Черновец, багровея, — вместо этого он избавляет от симптомов, и цинично одаривает бедолаг способностью размножаться. Ну и проблемами пубертатного подростка двух метров с гаком. Местный батюшка полагает, что вот это всё — проявление особой милости Императора и его дар верным сынам Сангвиния.
— Подожди. Способность, хм, размножаться? Как такое вообще возможно? — заторможенно уставившись на неё, оттолкнулся от столешницы Лоргар, — нет. Да какое там, я же эту сыворотку на себе тестировал. Часто.
— Дотестировался. Сангвинарные жрецы установили, что мы все и ты тоже — никакие не стерильные. Апотекарии ордена, кстати, растащили на сувениры твою ампулу с сывороткой, радуются как дети. А местное руководство ожидает бед и разрушений. И я их понимаю. Твоё изобретение действительно лечит, но не то.
— Постой. Но с чего тогда такое пристальное внимание именно к тебе? Следуя этой логике, мы все годимся в подопытные крысы, не только ты, — пожал плечами Лоргар и нервно рассмеялся, — честное слово, это какой-то бред.
— Ни тебя, ни ребят нельзя превратить в живой инкубатор, — тряхнула кудрями девчонка, — а меня — можно. Мне нельзя попадать к магосам, Лоргар. Это будет конец всему. Хуже смерти. Техножрецы — поехавшие, они творят ужасные вещи. И среди них полно собственных маргиналов, способных переть поперек целого примарха. Я… если дойдёт до открытого столкновения, орден примет нашу сторону. И это погубит его. Я не знаю как быть.
— Я подумаю над этим, — сумрачно разглядывая беснующийся за полем Геллера варп, побарабанил по столу пальцами Лоргар и кивнул, — всё правильно. Ты должна всегда быть на виду и много тренироваться. Никаких сомнительных прогулок по отсекам. Никаких лишних телодвижений. Сон, тренировки, прием пищи, сон. Никаких вольностей. Всё очень серьезно. Не хватало только недосчитаться тебя посреди варпа.
Девушка поспешно кивнула и заулыбалась.
— Иди спать, — Аврелиан провел пятерней по лицу и кивнул сам себе, что-то для себя решив, — а я пойду пройдусь.
— Ты как сам-то? — встревоженно позвала Ника, заглядывая в лицо другу.
— До сих пор шатает, честно говоря. Надо ходить, я, конечно, быстро восстанавливаюсь, но даже меня от долгого лежания заносит. Всё. Не смотри так, всё, иди спать. Спать, спать, спать.
— Да иду, иду. Спокойной ночи, Лоргар, — девчонка уныло почесала плечо и покинула каюту. Где-то снаружи браво загремел чей-то голос, интересующийся местонахождением какого-то брата Беннета.
Лоргар поджал губы, встал и, заложив руки за спину, медленно прошелся по каюте. Мерцающее голубое сияние поля Геллера умиротворяло и напоминало о бледно-голубом свечении ночника и о елочных гирляндах из далекого, безмятежного детства. Аврелиан покачал головой и отвернулся. От шевелений варпа и голубой дрожи защитного поля уже ощутимо рябило в глазах.
* * *
— Легкий крейсер класса «Защитник», — со знанием дела сообщил Виктор. Лоргар не ответил. Он задумчиво наблюдал как в темноте ангара гигантской сонной рыбиной дремлет хищный красавец-исполин, потрепанный, местами слишком вычурный, но всё еще навевающий ассоциации с готическими соборами, с барочными ларцами для мощей и со сталинским ампиром, — нам повезло, что нас взяли в оборот Плакальщики. Другие ордена хрен бы с нами так расшаркивались.
— Расскажи мне, что представляет собой этот крейсер? — Лоргар сошел вниз, по теряющимся в темноте ступеням. Змеи толстых кабелей и монотонная поступь сервиторов в синей мгле казались чем-то не вполне реальным. Где-то зажегся холодный электрический свет, — он что, действительно разобранный? Что он такое?
— Да ремонтируют его, — махнул рукой Виктор, — крейсер как крейсер. Есть варп-двигатель. Идеальная посудина для эскорта конвоев. Ну и для охоты за пиратами тоже сойдет. Небольшие орочьи ватаги гонять можно. Быстрый, маневренный, хорошо вооруженный. Староват только.
— У него есть имя? — приподнял брови Лоргар.
— Нет, мы тебя ждали. Как назовешь, так и будет.
— Даже так, — Лоргар немного полумал и кивнул, — пусть будет «Евпатием Коловратом».
— Имперцы же язык сломают, — ухмыльнулся Виктор, — изувер ты, батька-атаман. Почти садист.
— Не моя беда, имена древних героев надо знать. Знать и чтить, — Лоргар запрокинул голову здоровенную, вычурную махину, дробно сияющую кое-где тусклой позолотой, — на кой чёрт кораблю снаружи золото?
— Чтобы враги Империума скончались на месте от зависти и пафоса? — мрачно оскалился Виктор.
— Безобразие, — вынес вердикт Лоргар и поджал губы, — казеное имущество так выглядеть не должно. Корабль — не реликварий. И пассажиры — не мощи. Разумная экономия ресурсов, в том числе и человеческих — залог жизнеспособности общества. Что с командой?
— Парень-астропат, капитан, команда, техники, мирные пахари с какого-то планетоида, сервиторы, — пожал плечами Виктор, — Лёха, конечно, тот ещё жучара, раз смог что-то вообще выбить из бюрократической сволочи. Но меня больше занимает другой вопрос.
— Какой?
— Как эта зверюга уместилась в ангаре, вот что меня занимает. Это что за махина нас везет, если у неё в ангаре стоит, мать его, крейсер, но всё ещё есть место?
Лоргар спустился ниже, обходя лианы проводов, мигающие чем-то неоновым панели и глухо гудящие ребристые трубы, подошел ближе и запрокинул голову, разглядывая уходящие ввысь готические шпили, стрельчатые окна и безмолвные золотые статуи, тускло и таинственно сияющие в полумраке.
— Живой! Очнулся! — ликующе взревел, налетев из мрака на Лоргара кто-то очень громкий, патлатый. И весь в белом. При ближайшем рассмотрении этот некто оказался прилично вымахавшим в высоту, нацепившим на себя тунику, но всё таким же веселым раздолбаем Лехой, — Лоргарище, живой! Живой!
— Да живой я, живой, — пожал руку Лёхе Лоргар, — отличный корабль. К нему бы ещё боеприпасов и топлива.
— Обижаешь, — плотоядно оскалился Лёха, — а то Лёха не знает.
— Нам нужны деньги, — многозначительно напомнил Виктор, — если какая-то крашенная эльдарская гадина вышвырнет нас обратно вместе с этой посудиной, команде придётся что-то жрать. Им в любом случае надо что-то жрать.
— Статуи золотые, — многозначительно сообщил Алексей и понизил голос, — и не только статуи.
— Снять всё золото. Статуи, декоративные излишества, всё, — Лоргар нахмурился, — убрать. Продадим дома и возьмем провиант. Сейчас продавать их нет смысла.
— Погоди. Нет, я не понял. А техника? Может разживемся здесь чем? В смысле, сейчас частично спустим золото на местные технические примочки, — заволновался Виктор, — оружие есть. Оно приличное, но хорошо бы перестраховаться.
— Нам сейчас важнее иметь запас топлива, боеприпасов и провианта чем технические излишества, — покачал головой Лоргар, — без боеприпасов, топлива и команды это всё — большая груда лома. Придержим золото и продадим. Людям надо что-то есть.
— Сомневаюсь, что дома мы сможем продать это всё не как лом. Золото менять на хлеб, — пробормотал Алексей, — что-то мне это напоминает.
— Да ладно, на такие бабки я запросто выкуплю у хозяина приёмку чермета, — оживился Виктор, — оформим на тебя, Лоргар. Временно трудоустроим мирных пахарей. С твоей аурой примарха мы можем выбить им нормальные документы.
— Аура, — пробормотал Лоргар и помрачнел, — аурой я воспользуюсь только в крайнем случае. Попробуем сначала решить вопрос цивилизованными методами.
— Шутишь? — озадаченно уставился на него Виктор и с ухмылкой запустил пятерню себе в бороду, — да брось. Серьёзно?
— Обычно я стараюсь её гасить, — пожевал губами Аврелиан и нахмурился, — что? Эта аура — насилие над личностью. Нельзя отнимать у человека право выбора. Мне не нужны безвольные, одурманенные марионетки.
Виктор нецензурно выразил изумление и по привычке полез в карман за пачкой сигарет, но наткнулся на складки серой ткани.
— Это аморально, — пожал плечами Лоргар, — да и эффект ментального воздействия крайне недолговечен. Я не хочу зависеть от этой хрени.
— Я думал, это аура примарха. А оно вон что.
— Кстати. Среди рекрутов есть бывший торговец, — многозначительно заметил Лёха, — мозговитый мужик, мы между собой по-русски трепались при нем. Быстро учится, слушал-слушал и начал болтать. С грехом пополам, что-то понятно, что-то — нет.
— Кстати, да, — помрачнел Виктор, — к нему бы присмотреться, Лоргар. Слишком уж он незаметный. Скромный гений лингвистики, мать его.
— Он торговец, — пожал плечами Лоргар, — к тому же, возможно, на его планетоиде действительно был в ходу в том числе и язык, напоминающий русский.
— Кстати, работяги изъясняются на какой-то дикой смеси старо-славянского и английского, — Лёха ткнул себе за плечо, — нет, помнить это, конечно же, надо. Но так-то дед Ареф — нормальный мужик. Но от аугментики в рамке металлоискателя будет звенеть будь здоров. Это точно.
— Ареф, — задумчиво повторил Лоргар, разглядывая жутких жирных золотых херувимов и золоты панели с черепами.
— А, Ареф Глефар и его внук, Схолас, — махнул рукой с досадой Виктор, — странные, черти. Не верь странствующим торговцам, Лоргар. Любой торговец может оказаться инквизитором. И это в лучшем случае.
Совсем близко заклацало-загремело нечто большое и щелкающее механизированными сочленениями
— О, Севериан идёт, — оживился Лёха, — он наш, подобрал по случаю. Пока искали Галахада, к нам тут прилип один. Железка лояльная, в общем-то но к своим ему нельзя. Я с ним пообщался тут. Не верит в Омниссию, считает, что священные всякие ритуалы техножрецов подозрительно напоминают обычные врачебные и гигиенические процедуры людей. Исходя из чего и выстроил, хрен её, философскую систему. Сейчас, секунду… Севериан!
Щелканье, перестук и клацанье усилились. Покачиваясь и мерцая из-под багрового капюшона хлористо-зелеными линзами. Линзы наводили на ассоциации с глазами гигантских пауков и хлористой зелени.
— Почтительная интонация: господин примарх, господа. Вопрос: чем скромный Севериан может служить сыну Императора Человечества? — искаженный механический голос ровно и безэмоционально зазвучал из динамиков. Багровая ряса на груди разошлась, обнажая многочисленные трубки, шланги, очертания надсадно хрипящего насоса и что-то кипящее зеленым в глубине.
— Когда будет завершен ремонт корабля? — Лоргар запрокинул голову, разглядывая темную громаду крейсера.
— Уверенная интонация: скоро, милорд, — сообщил механический голос из-под капюшона, — пять световых дней. По терранскому. Летоисчислению. Почтительное любопытство: господин примарх уже выбрал подобающее судну имя?
— Да. Пусть будет «Евпатием Коловратом», — кивнул Лоргар, внимательно разглядывая пребывающие в непрестанном движении механодендриты техножреца.
— Констатация факта: неизвестная терминология. Просьба: уточните значение данных терминов, — искаженный эхом механический голос утонул в помехах.
— Евпатий Коловрат — древнерусский герой, — Лоргар на миг умолк, размышляя, как бы проще объяснить, — его страна была раздроблена на множество княжеств. Каждым правил князь. И все князья были братьями. Но это не мешало им грызться между собой.
Техножрец почтительно запищал бинарным кодом на все лады, спрятал свои нечеловеческие запястья в широкие рукава рясы и подался вперед всем своим опасно скрежещущим телом.
— Пока князья воевали друг с другом, из степи пришла беда. Орда степных кочевников, которые поклонялись огню и духам, — Лоргар окинул жреца долгим взглядом, — они жгли города и села, грабили, убивали и насиловали, а людей сгоняли в рабство.
— Вопрос: каково было техническое оснащение варваров? — проскрежетал сквозь хрипы насосов техножрец.
— Каково? Да никакого… низкорослые косматые лошади, копья, луки и стрелы. Сабли, — пожал плечами Лоргар, — средневековье. Люди и электричество-то тогда ещё не изобрели. Ордынцев было много. Очень много. Он… Евпатий отправился к соседям, просить выслать подмогу Рязанскому князю. Но, вернулся с дружиной уже на пепелище. Вел партизанскую войну на захваченных ханом Батыем территориях.
Техножрец сосредоточенно завис, анализируя полученную информацию и бесстрастно проскрежетал:
— Евпатий Коловрат — человек, который противостоял варварам, завоевавшим его землю.
— Изумлённый Батый послал против Евпатия богатыря Хостоврула, брата своей жены, «…а с ним сильные полки татарские». Хостоврул обещал Батыю привести Евпатия Коловрата живым, но погиб в поединке с ним. Несмотря на огромный численный перевес татар, в ходе ожесточённой битвы Евпатий Коловрат «…стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил…», — Лоргар кивнул ухмыляющемуся Виктору, — есть предание, что посланец Батыя, отправленный на переговоры, спросил у Евпатия: «Чего вы хотите?». И получил ответ — «Только умереть!». Согласно некоторым преданиям, монголам удалось уничтожить отряд Евпатия только с помощью камнемётных орудий, предназначенных для разрушения укреплений: «И навадиша на него множество по́роков, и нача бити по нем ис тмочисленых по́роков, и едва убиша его». Поражённый отчаянной смелостью, мужеством и воинским искусством рязанского богатыря, Батый, сказав «О, Евпатий! Если б ты у меня служил, я бы держал тебя у самого сердца!», отдал тело убитого Евпатия Коловрата оставшимся в живых рязанским воинам и, в знак уважения к их мужеству, повелел отпустить их, не причиняя им никакого вреда.
— Достойное имя, — проскрежетал из-под капюшона техножрец, — Северий запомнит его.
* * *
К техножречеству, как к явлению, Глефар испытывал стойкую неприязнь, граничащую с отвращением. Он не сомневался, что магосы воспользуются генетическим материалом девчонки, и это породит новую ересь. Куда более изощренную и жизнеспособную чем все бывшие прежде. Уничтоженный взрывом где-то в безднах варпа корабль техножрецов всё отчетливее казался простой формальностью, меньшим злом, способным в будущем обезопасить тысячи миров от падения в пучины поклонения нечестию Слаанеш. Один Божественный Император знает, каких усилий старому инквизитору стоило сплести свою паутину круговой поруки и роковых для экипажа случайностей. Вовремя обработанные пешки отыграли партию на славу. К счастью для Глефара, судно техножрецов давно оставило позади и флот Плакальщиков, и собственный шанс на спасение. Техножречество Марса никогда не узнает об особых свойствах обретенного примарха, его сынов и его дочери. Апотекарии же ордена и сами не идиоты, они не выпустят из своих рук столь ценное, столь спасительное знание.
Свеча догорала, потрескивая и оплывая янтарным воском. Свет рассеянный, но тёплый и живой. Инквизитор рассеянно наблюдал за тем, как играют в карты его аколит и странный тип в архаичной синей форме незнакомого образца. В голове старика теснились сомнительные теории, одна абсурднее другой. Образ новообретенного сына Императора, казалось, клеймом остался где-то на дне его сетчатки. Примарх поражал воображение, о, да. Но не аурой величия и могущества, как можно было бы предположить перед личной встречей. А феноменальной простотой и непробиваемым, спокойным участием. Его спокойный голос, прямой, открытый взгляд и эти старомодные представления о чести и о нормах морали подкупали. И побуждали действовать. И Глефар действовал. Шумный сверхчеловек с непроизносимым именем заметил его и приблизил к примарху. И Глефар смотрел и запоминал. Изучал ближний круг примарха. Каждого. Как занятное существо, заспиртованное в мутной колбе. Глефар находил этих людей занятными. Они были предельно просты и понятны в своих устремлениях. Пожалуй, даже слишком. И, казалось, совершенно не осознавали как опасно и шатко их положение. И чем дольше Глефар наблюдал за этими людьми, тем прочнее убеждался в верности выбранного пути.
* * *
Под мостом пахло тиной, жидкой грязью и рыбой. Лоргар неподвижно сидел в камышах, невозмутимо наблюдая за лениво покачивающимся красно-белым поплавком. И впитывал тишину, плеск реки, стрекот кузнечиков в зарослях донника, сухой шелест ветра в камышах и дальний гул машин на автостраде. Золотые солнечные блики пятнали кроны берез, траву и заросли хмеля сочными цветовыми пятнами. Где-то в камышах надрывались лягушки. Лоргар прищурился и скосил глаза в бок — на ребристую стеклянную банку с землей. В ней лениво ворочали жирными хвостами дождевые черви. Где-то у берега, в садке, уже плескались вовсю лоснящиеся, жирные лини*. Лоргар улыбнулся: линей он любил. Золотистые, скользкие рыбины были очень прожорливы, на манер свиней ели буквально всё и практически не имели чешуи. Хоть и пованивали. Ну да это Лоргар проблемой вообще не считал. Речная рыба вообще не воняет тиной если вовремя убрать жабры, держать какое-то время в соляном растворе и жарить в манной крупе. Линей безумно легко чистить, окуней гораздо сложнее, да и мелкие они, а уж ерши и вовсе…
— О, да, эта безумно ценная информация несомненно стоила потраченных мною усилий, — с мрачной иронией сообщил где-то за спиной голос Алого Короля. Одноглазый краснокожий монарх опустился рядом с Лоргаром на траву, обхватив колени руками и озадаченно шаря взглядом по камышам и по кольцам гибкой телескопической удочки, — больше никогда так не делай.
— Как? — равнодушно отозвался Аврелиан и открыл банку с червями, стряхивая особенно шустрых обратно на грязевые копья.
— Не отрицай. Это ты призвал человека, лишившего меня магии, — Алый Король отобрал у Лоргара банку и с любопытством заглянул туда, — мне повезло, что он не просто отключил меня от магии, а на короткое время превратил в подобие обычного смертного без псайкерских способностей. В противном случае, это стоило бы мне разума. А может — и жизни.
— Но до меня-то ты как-то дотянулся, — пожал плечами Лоргар, обтер руки о тряпицу и протянул пятерню, — Лоргар.
— Магнус, — отозвался одноглазый гость, с любопытством разглядывая протянутую руку, — я должен ее коснуться? Я всё ещё слабо разбираюсь в древних формах терранского этикета.
— Забудь, — отмахнулся Лоргар, наблюдая за сонными шевелениями поплавка, — и как же ты, позволь полюбопытствовать, вернул магию?
— Уничтожил насыщенную варпом статую и руины древнего города, которые, вообще-то, не мешало бы изучить. В любом случае, слишком поздно жалеть об упущенных возможностях.
— Я ничего не знаю о статуях и руинах, — честно признался Лоргар, — я просто, хм, молился чтобы меня не терзали видения и вторженцы извне. Я не хочу оставлять лазейку паразитам варпа.
Магнус смерил Лоргара заинтересованным взглядом:
— Что ты знаешь о варпе, брат?
— Что это сточная канава, и в ней гнездятся паразиты, — застрекотала катушка, в воздухе метнулась серебристая рыбья тушка на леске. Лоргар не глядя снял с крючка отчаянно бьющегося о ладонь ерша и подтянул к себе за веревку, из воды, сетчатый садок с рыбой, — очень разговорчивые паразиты, питающиеся человеческими страстями.
— Что еще ты знаешь? — прищурился Магнус.
— Что они лживы и хотят жрать. Что ненавидят нашего отца, и это взаимно. Что они уродуют и сводят с ума всё, чего касаются, — Лоргар насадил особенно жирного розового червя на крючок и закинул в воду, — что это они расшвыряли наши капсулы по мирам. Чтобы разделить. Разобщить. Сломать. Мне повезло, что я оказался в прошлом.
— Значит, так выглядит твоя Терра? — рассеянно переспросил Магнус, угрюмо прислушиваясь лягушачьим оркестрам в камышах, к плеску воды и стрёкоту насекомых, — она прекрасна.
— Ты знаешь как мне вернуться к отцу? — поднял глаза Лоргар, встретив прямой, пытливый взгляд единственного магнусова глаза, — как мне вернуться к вам?
Алый Король только пожал плечами:
— Я обращусь к тайным знаниям чародеев Просперо, должны быть силы, способные…
— Не надо, — покачал головой Лоргар, — никаких сделок с Хаосом. Я ещё не настолько спятил чтобы пойти на такое. Магнус…
Брат приподнял густые медные брови, приглашая продолжать.
— Скажи отцу, что я ищу способ вернуться, — Лоргар задумался и дернул плечом, прогоняя особенно назойливо жужжащего над ухом комара, — скажи что я ненавижу отродий варпа, и это взаимно. Отродья варпа могут убить меня раньше, чем я пойму как мне вернуться. Понимаешь?
— Понимаю, — медленно и очень серьезно пообещал Алый Король, тускнея и распадаясь на хлопья пепла и искры, — отец найдет тебя. Слышишь?
— Не найдет, — качая головой, печально улыбнулся Лоргар, — просто передай ему мои слова.
Единственный глаз Магнуса вспыхнул золотой звездой в клочьях пепла. И погас. Забирая с собой остатки странного, сумбурного сна и запах речной тины.
Примечания:
* Линь — рыба. https://ru.wikipedia.org/wiki/Линь
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
23. Брат
4 августа 2021, 06:39
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Марш авиаторов
Музыка — Ю. Хайт
1920 г.
Слова — П. Герман
— … Разве были и другие суда? — где-то из-за стенной панели, из глубин коридора ровно звучал голос старика Глефара, — я пролагал, что техножречество Марса послало всего одно судно.
— Да не, отец. Смотри чего, ты их просто не застал, они ушли пока мы тащили примарха на баржу, — голос лейтенанта Накуканова бренчал как-то особенно шутовски, даже как-то слишком шутовски на взгляд Лоргара, — очень уж ценный груз. Тебе-то какая разница-то?
— Они отбыли с пробами крови или без?
— Чьей крови-то? Слушай, дед, погоди. Я ключи выронил. Вот зараза. Чего полы-то такие грязные?
— Я задал вопрос.
— Чьей крови-то? Моей? — брякнул товарищ мент и, судя по звуку что-то перевернул, — ой, етить твою налево. Прости отец, ты там цел хоть? Ты, это. Молодец. Старый, а реакция вон какая. Не то что я, хрен косорукий.
— Что заставило их так спешить? — настойчиво перебил его медленно наливающийся крещенским холодом голос старика. Кажется, лейтенантская манера говорить его всерьёз раздражала.
Сонная хмарь отступала мучительно: клочьями и обрывками бессознательного. Лоргар поспешно сел, сжал кулаки на коленях и очень тихо, изумленно выругался: было стойкое ощущение как от разорвавшейся паутины. Аврелиан отлепил щеку от столешницы, отодрал прилипший к ней черновой набросок крейсера и рассеянно уставился на панорамную панель внешнего обзора. Снаружи простирался никакой не варп, а самый обыкновенный космос. Сияющие отсветом погасших звезд бездны, чернильно-черные и бездонные. И они сном точно не были. Крейсер тоже сном не был. Не могла быть сном эта лениво громоздящаяся на земной орбите гадина с живым примархом в необъятной чреве.
Лоргар хрустнул шеей и огляделся. Это сумрачное, холодное помещение, провонявшее разлитой желчью, старой резиной, мокрым металлом, гарью проводки и чем-то ещё, едким и незнакомым, оказалось идеальным местом для личного кабинета. И без того мизерное население крейсера в эту часть корабля практически не ходило. О том, где окопался с книгами примарх, знали единицы. Случайно натыкающиеся на него время от времени работяги благоразумно помалкивали. И это Лоргара полностью устраивало.
Все эти дни буквально всё внутри Лоргара отчетливо вопило о ненормальности его подавленно-сонного состояния. Преследовавшие его всю последнюю неделю страхи и опасения рассеялись, будто их и не было. Тренировки и походы к апотекариям, которые еще совсем недавно казались горячечным бредом умирающего разума, напомнили о себе ломотой в мышцах. Месяц в шкуре Керза не прошел бесследно: вернувшемуся в свое тело примарху тяжело давалось общение с людьми. Внешне-то он оставался спокоен и сдержан, но это только внешне. Странный недуг, о природе которого толком не могли ничего сказать даже сангвинарные жрецы, отступил. Но Лоргар всё ещё с трудом контролировал свои способности и часто впадал в апатию. Все время, проведенное на судне Плакальщиков, посреди варпа, Лоргару упорно чудилось, что всё вокруг — сон, игры разума. Что пора проснуться. Удивительно, но пробудил его от этой опасной, обморочно-ватной апатии именно Магнус. Сон ли это был, видение ли, но, проснувшись, Лоргар не ощущал ничего из того, что мучило его всю предыдущую неделю. И это внушало надежду.
Почтительно безмолвствовавший над ним до сих пор техножрец сухо затрещал бинарным кодом и сообщил:
— Господин примарх, прибыли летописцы. Пять разумных биологических объектов.
— Летописцы? — поднял глаза Аврелиан, — почему ты сообщаешь мне об этом лично?
— Утверждение: скромный Северий рассудил, что сыну Императора Человечества следует знать, что с летописцами прибыл инквизитор. Торианец Ареф Глефар, — механический голос сорвался в белый шум. Голос не лгал. Что-что, а ложь Лоргар ощущал шкурой.
— Что заставило суда отбыть в столь спешном порядке? Что они везли, если осмелились бросить раненого примарха, не интересуясь его состоянием и дальнейшей судьбой? — что-то громко и сухо щелкнуло, — здесь никого нет кроме нас, как видишь. Немногие спускаются сюда. У нас много времени.
— Так Дерека и Дика тоже ты вскрыл? Зря. Ребята ничего не знали.
Аврелиан дернулся всем телом, побелел и, под скрежет техножреца и дикий грохот, доносящийся снаружи, снеся заваленный книгами стол, ринулся на выход.
Гулкий, темный, подсвеченный красным коридор оборвался кольцом гермозатвора. Безумное множество кабелей и шнуров свисало повсюду мотками черных кишок. Эту часть крейсера действительно редко посещал кто-то кроме техножреца и сервиторов. Запустение и пыльный мрак здесь особенно ощутимо дышали казенщиной и патологическим небрежением. За стеной что-то утробно взревело. И гермозатвор вынесло в коридор вместе с куском стенной перегородки. Заплясали вырвавшиеся в коридор сгустки бледно-голубого огня. Лоргар ворвался в пролом, обнажая пиломеч и замер: над медленно меняющимся телом сидел на корточках лейтенант Накуканов. Сжимая в руке болтер, он водил пальцем по ровно оплавленным лохмотьям кости, мяса и мозгового вещества, пестреющим на месте начисто снесенной части черепа. Скрюченные пальцы трупа вяло скребли пол, остывающее тело источало очень странный запах неведомых снадобий.
— Чисто, — в честных и ясных глазах лейтенанта больше не было ничего шутовского. Казалось, будто с человека содрали его нахальную, простоватую скоморошью личину. Осунувшееся лицо и красные от недосыпа глаза лейтенанта сейчас выражали только усталость. Пожалуй, только сейчас Лоргар осознал как измотан этот шумный, неутомимо и невпопад веселящий окружающих человек, — прости, товарищ примарх. Не смог я языка живым взять. Не смог.
— Что здесь произошло?
— Санек тоже так… лежал. Санька, друг мой, — устало отозвался лейтенант, ткнул болтером в остывающее тело. И перевернул труп коротким тычком в бок, — наш Санёк умел считать до трёх. А потом стрелял. А как Саня байки травил… «Смотри, Накукандер», — говорил мне, — «помру — смейся за меня и шуткуй. Как умеешь шуткуй. Как можешь — смейся. Очень уж у тебя морда лица постная». А я что? А я и смеюсь. Да. Так с Чеченской и смеюсь…
— Господин примарх, — перебил неподвижно сидящего над трупом Накуканова офицер, четко и быстро выполняя воинское приветствие, — взят под стражу незарегистрированный псайкер, называвшийся Схоласом. Агитировал команду относительно тайной ликвидации леди Черновец.
— Где он? — Лоргар кивнул заглянувшему в пролом Северию и вывел офицера в коридор, — где сообщник старика?
— Его допрашивает прибывший инквизитор. Настоящий Ареф Глефар, сэр, — браво отчеканил офицер, на его рубленом, обветренном лице читались только внимание и готовность действовать, — прикажете отдать мертвеца?
— Пожалуй, да. Пусть забирает.
— Я всех обманул, — тихо сообщил Накуканов, поднимаясь на ноги. И, наблюдая, как офицер отрывисто командует кем-то в коридоре, забрался пятернёй в карман. Что-то брякнуло. Накуканов протянул раскрытую ладонь. В красноватом свете равнодушно блеснули знакомые Лоргару ампулы с сывороткой. Две из трех уцелевших, — я их спрятал. Думал, отцу помогут. Апотекарий сказал что отец слишком стар, и это его убьёт. Прости меня, Лоргар.
Аврелиан сокрушенно покачал головой, наблюдая как выносят вперед ногами безвольно обмякший труп и устало прикрыл глаза:
— Лейтенант, лейтенант, что ж ты творишь?
— Я и в ментовку-то пошел чтоб жилье дали. Отца из деревни в город привез. Дали общагу. Отца в общаге бабы затравили. Прохода не давали. Никуда не пускали, лаяли как овчарки. Потом Чечня. Потом… слава те, Господи, коммуналку дали. Две комнаты, — Накуканов сжал кулак и ампулы брякнули друг о друга стеклянными боками, — только с отцом всё хуже. Я думал, дуракам-то везёт, может, лекарство здесь найду. А лекарства нет.
Лоргар покачал головой и тяжело ссутулил плечи.
— Возми, — повторил Накуканов. И ампулы в горсти согласно брякнули, — потеряю.
— Вколи себе сыворотку. Слышишь меня? — Аврелиан забрал за пятерни одну из ампул и нахмурился, внимательно разглядывая товарища мента, — или, давай, я вколю.
— Зачем? — сумрачно качнул головой лейтенант, — я дома нужен. Дома. Отцу без меня нельзя…
— Выслушай меня. Пожалуйста, — Лоргар встряхнул человека за плечи и поймал на себе удивленный взгляд, — мы сейчас находимся в будущем параллельной реальности. Понимаешь? Она другая. Здесь уже ничего нет. Всё маломальски ценное забыто. Потеряно. Уничтожено. Здесь советские журналы меняют на крейсер! На гребанный крейсер! Но в будущем нашей реальности-то дела могут обстоять чуть лучше! Там ещё не было местных военных конфликтов. Было всякое, не спорю. Но не вот это вот всё.
Накуканов как-то невпопад кивнул и уставился в задумчивости себе под ноги.
— Но чтобы туда тебе вернуться, ты должен претерпеть изменения, понимаешь, — Лоргар заложил руки за спину в замок и взволнованно, прошелся туда-сюда по каюте, — Иначе. Тебе. Не выжить.
— Лоргар…
— Тебя пустят в расход и не заметят. Это совсем не то время, Олег. Забудь о законности. Забудь о свободе. Это далекое темное будущее, в котором человечество окончательно оскотинилось и лишилось рассудка. Ты или поступишь как я сказал. Или умрешь. Понимаешь?
— Оно, конечно, разумно, — отозвался лейтенант задумчиво, — может Накукандер и так, пыль, только вот очень жить хочет. Да. Оттого и включает дурака по любому чиху. Потому и жив. С дурака какой спрос?
— Чернове-е-ец! — замогильным голосом провыл под лязг и топот кто-то голосом Лёхи из коридора, давясь гоготом. Вслед за звуками в проломе объявились две фигуры в гранитно-серой броне, испещренной алыми символами. В текстах Лоргар с изумлением опознал переведенные на колхидский псалмы. Громыхая и сияя стеклами визоров один боец пихнул другого в бок и инфернально провыл искаженным шлемом голосом, — Чернове-е-ец, почему без платка? А ну быстро объяснительную на имя инспектора.
— Ничего не знаю, у меня голова прикрыта, — латный кулак звонко постучал по шлему, — хоть сейчас на службу идти.
— Окстись, какая служба, ты ж в штанах?! Юбку надо, юбку! — в притворном ужасе взвыл Володин и кашлянул, только сейчас заметив зрителей, — приветствую. А мы тут… гуляем.
— Броню выгуливаем, — Черновец потопталась и, махнув рукой, направилась прочь, — ну уж нет. Смейтесь сколько угодно, но я так не могу. Пущу ту портьеру на юбку.
— Черно… Черновец! — заорал Лёха, стаскивая шлем, — хватит страдать фигней. Лоргар, сделай же что-нибудь. Черновец, ты ж и раньше ходила в брюках! Не порть казёные тряпки!
— Почему ты-то так волнуешься? Пусть, я не вижу в этом ничего дурного, — пожал плечами Лоргар.
— А чего она сделала-то? — не понял Накуканов, опуская болтер, — что за шум, а драки нету?
— А, проблемы бледнолицых, — отмахнулся Леха с досадой, — юбку ищет. Неудобно вдруг стало. Всегда в город в штанах ходила. По строительным лесам в штанах шарахалась. А тут вдруг, глядите-ка, стало неудобно. Их, девок, хрен поймешь.
— Да ладно тебе, пусть, было б из-за чего собачиться, — заметно повеселев, отмахнулся лейтенант.
— Спешите видеть! Космоморяк в цыганской юбке! — воздел руки к потолку Володин и с грохотом уронил, — над нами будут ржать. Очень долго и от души.
— Ей там этой шторы хватит максимум на набедренную повязку, — похлопал Лоргар по плечу друга. И с удивлением обнаружил начертанный на нем свой символ из блокнота. Рука Данко, сжимающая пылающее сердце, — откуда? Откуда оружейники взяли всё это: символы, всё? Кстати, цветовая палитра удачная. Багровый и гранитно-серый отлично смотрятся рядом. Пожалуй, я б и сам их выбрал.
— Ника и Виктор, скажи им спасибо, — отозвал Володин и заглянул в шлем, — ну а письмена эти здесь вроде как в народе считаются чем-то вроде оберега. От зла. Что тут хоть написано?
— Это псалмы, — Лоргар обошел Леху, разглядывая цепи клинописных символов, — сто восьмой псалом. Девяностый. Не вертись. Тридцать восьмой. Пятидесятый. Семнадцатый.
— Девяностый псалом знаю, от нападения врагов, мне мама его в детстве писала на тетрадном листке и ложила в карман. Когда во дворе, с пацанами, гонять в футбол ходил, — Леха гулко похлопал латной перчаткой о керамитовый нагрудник, — где там она, как она…
— Как они протащили это всё мимо инквизиции? Невероятно. На другом плече — монограмный крест или у меня галюцинации? — Лоргар развернул за плечи топчущегося на месте Леху, разглядывая наплечник, — нет, точно, черный константиновский крест. Кажется, я понял, кто у иконописцев пометил все свои кисти, ложки и книги монограмными крестами.
— Да не, всё правильно, константиновский крест, византийский воинский штандарт вроде тоже был какой-то такой, — отозвался Накуканов, разглядывая символы, — тут-то всё по теме. Империя — есть. Император — есть. Легионеры — есть. Теперь и древний имперский воинский символ, вон, есть. Не подкопаешься.
— Легионов уже нет, есть ордены.
— Легионов нет, но легионеры-то остались.
— Не хотелось бы прерывать, — напомнил Лоргар, — но у нас есть проблема. Алексей, бросаешь всё и идешь со мной. А вы, лейтенант…
— Олег я, — лейтенант отряхнул локоть и невозмутимо сообщил, — и иду я с вами, товарищ примарх. Я за этой гнидой практически месяц бдил.
— Что такое? — не понял Лёха, — что опять-то?
— Глефар и его внук — не то, чем кажутся, — Лоргар спровадил всех в коридор, мельком оглядываясь на обломки мебели и тлеющую скатерть под ними, — сейчас его «внука» допрашивает настоящий Глефар. Во всяком случае, я надеюсь на это.
— Мексиканские страсти, однако. А казачки-то засланные, — пробормотал Лёха, и его зрачки резко сократились, почти до точки, — жаль. Дед был, конечно, своеобразный. Но засланцем не выглядел.
— А они ими никогда и не выглядят. Если это спецы, конечно, — Накуканов торжественно выгреб из кармана пачку, заложил одну сигарету за ухо и полез со звоном искать по карманам что-то, — ёлки, да куда ж я спички-то сунул?
— Помочь? — Лоргар зажег в горсти пламя, с любопытством наблюдая, как лейтенант сосредоточенно анатомирует карманы своих форменных брюк с лампасами.
— Между прочим, товарищ примарх, с ним бы осторожнее. Вдруг огонь весь, какой на магии — вредный.
— Да ну, — отмахнулся Лоргар, гася пламя, — огонь — как огонь.
— Ну а вдруг. Не изучен же. Я б на вашем месте с этим был бы как-то, того, поосторожнее.
* * *
— Судя по всему, самозванец верил в то, что является мной, — хищное птичье лицо старика исказила горькая усмешка, — признательные показания, данные его сообщником, свидетельствуют о том, что игравшему меня человеку модифицировали и память, и личность. Он был абсолютно уверен, что является мной. Но существенно отличался в главном: в своем идейном наполнении.
— Хаосит? — нахмурился Лоргар, — невозможно. Я бы почувствовал.
— Не еретик. Нет. Но и не торианец. Видите ли, я — торианец, последователь Себастьяна Тора, — сцепил перед собой свои узловатые, сухие пальцы старик, лукаво поблескивая глазами, — но самозванец, повторюсь, торианцем не являлся. Он был носителем идей одного из крайне радикальных течений существующего внутри Ордо Еретикус. Самозванец и его «внук» являлись непримиримыми врагами торианцев и торианства в целом. И их целью был я. Моё доброе имя.
— Безобразие, — пробормотал Лоргар и в раздражении побарабанил пальцами по столешнице, — что они уже успели натворить?
— Подрыв варп-двигателей транспорта механикумов посреди варпа, уничтожение десяти моих аколитов. И многочисленные попытки изобличить ваших скаутов в ереси, — пожал плечами старик, — не так уж и много в общем-то.
— Я бы хотел подробнее узнать об учении Себастьяна Тора. Причем, от носителя торианских идей, — Лоргар поднял глаза и коротко улыбнулся. Будто моргнул.
— Господин, это честь для меня, — на сухом, жилистом лице Глефара, настоящего Глефара, отразилось изумление, — мне передал… нечто… выживший заговорщик. Нечто, что, — как он утверждает, — было снято с вашей шеи. Это не в моих правилах, но вас это должно заинтересовать…
— Что такое?
— Это, — старик достал из стола нечто завернутое в бумагу. Под хруст разрываемого свертка на стол выпал крест. Простой, истершийся до мутного блеска железный крест на шнурке, тот самый, с которым когда-то очень давно крестили Лоргара.
— Спасибо, я его искал, — Аврелиан перекрестился, поднес крест к губам, надел и спрятал под ткань футболки, — это мой крестильный крест. Он дорог мне.
Очень странно окостеневший от неожиданности инквизитор перевел взгляд со скрывшегося под тканью предмета на лицо примарха. И очень тихо выдавил из себя:
— Не может быть.
— Что не может быть? Да, я — христианин, — Лоргар подобрал механическое перо и поискал глазами чистую бумагу, — мне следует составить какую-то официальную бумагу? Как-никак мой крест — вещдок и наверняка подшит к делу этих двоих…
— Пожалуй, я сделаю вид, что ничего не слышал. Умоляю, держите в тайне ваши религиозные взгляды! — старик ошалело проследил за движениями ищущей чистую бумагу примаршей пятерни, и хищное лицо его приняло очень странное, страдающее выражение, — не ради себя, так ради ваших людей.
— Если меня спросят прямо — лгать не стану. Да и они не станут, — Лоргар сцепил пальцы в замок перед собой, на столе. И медленно поднял глаза на собеседника, — да и не до этого будет, я думаю. Мне понадобится ваша помощь, Глефар. Я в общих чертах знаком с торианской теорией, и меня она устраивает больше прочих.
— Хм, — отозвался инквизитор, сцепив сухие пальцы в замок и из-под косматых седых бровей остро и цепко разглядывая собеседника.
— Поэтому я предлагаю вам работать со мной, — Лоргар ткнул себе под ноги, — здесь.
— Что именно вам нужно? — заинтересованно проскрежетал старик, пряча руки под стол и любознательно разглядывая белые шрамы Лоргара.
— Абсолютно всё, что вы сможете найти на прибывших летописцев и на команду этого судна, — губы примарха нервно дрогнули, — я должен знать всё. Абсолютно всё. Мне нужен ваш опыт, Глефар. Ваш профессионализм.
— Это разумно, — помедлив, кивнул старик, — вы настолько не доверяете команде?
— Если это спасёт моих людей от гибели — да. Лучше перебдеть чем недообдеть.
— Бывает и так, что нас постигает участь куда более чудовищная чем смерть, — тонко улыбнулся Глефар.
— Да. Гибель — это не только про физическую смерть. Именно поэтому я и обращаюсь именно к вам, а не к кому-то ещё. Но, должен вас предупредить, политические игры за моей спиной…
— Недопустимы. О да. Я далек от подобных умствований, господин примарх. Мой долг — служить. И я служу, по мере моих скромных сил и возможностей, конечно же… Вы предлагаете мне как равному, хотя могли приказать. Это большая честь для меня, — склонил голову набок инквизитор, его озадаченный взгляд шарил по примаршим рукам и вороту футболки, — клянусь, скромный Глефар выполнит возложенную вами на него миссию. И не осрамит честь последователей святого Себастьяна Тора.
* * *
Отовсюду звучали музыка и пение. Бряцанье, звон и гул гонгов. Тревожная барабанная дробь и шум огромной толпы, наводнившей всё вокруг. В мутном розовато-сиреневом небе подрагивали огни неведомых мелких судов. Повсюду тянулись ввысь стрельчатые громады: металл и бетон, огромные статуи и безликие глыбы мира-улья. Ядовитый воздух старушки-Земли встретил Лоргара мелкими взвесями и гнуснейшим амбре горения каких-то химикатов. Где-то слева небывало тихий Мизгирев застыл, обнявшись с древком: огромную гранитно-серую хоругвь лениво трепал пыльный, душный ветер. Золотые кисти и символ ордена дробно сияли в тусклом, рассеянном свете многочисленных свечей и факелов. Казалось, что ожившая белая рука горьковского Данко сама собой несет над стройными рядами астартес своё горящее сердце. Лоргар оглянулся на замыкающих процессию: Глефар и его аколиты отсутствовали, успев смешаться с толпой. Шагающие за спиной друзья источали совершенно противоречивые эмоции. Идущий справа и чуть позади Володин рубленым, нервным движением отвел в сторону край плаща. Белый с кровавым подбоем. Как у прокуратора Иудеи Понтия Пилата. Как в романе Булгакова. Одинаковые плащи. С черным монограмным крестом на спине. Чья это была идея? Да и важно ли это сейчас? Примарх похрустел шеей, задумчиво разглядывая раскинувшееся повсюду человеческое море. Глухая дробь, выбиваемая барабанами и плач волынок смешались с заунывным воем и звоном неведомых музыкальных инструментов. Многотысячная толпа, бьющихся в экзальтации людей, возгласы и пение неведомых хоралов, обрывки фраз на контуженной латыни оседали внутри горечью нехорошего предчувствия и будили где-то в груди тоску и бессилие. Полуголые люди с воплями бичующие сами себя, босые безумные женщины в терновых венцах из колючей проволоки, тысячи жрецов, горсти алых лепестков, носимые ветром. Мертвая Терра встречала своего блудного сына мутным, ядовитым смогом и буйством фанатиков, отзвуками песнопений и рокотом механизированных гигантов. И в криках людей, тянущих к нему руки из толпы, Лоргар с ужасом узнавал искаженные слова древних молитв. Какого лешего все эти люди вообразили, что он, Лоргар, — живой святой — примарх знать не желал.
— Что-то мне как-то… не по себе, братцы, — донесся до Лоргара встревоженный голос Черновец; ближайшие космоморяки, иссеченные шрамами бравые рубаки в ультрамариново-голубой броне, с недоумением переглянулись услышав русскую речь и во все глаза уставились на стащившую с головы шлем Черновец, — посмотрите вокруг…
— Немедленно надень шлем, — глухо отозвался Виктор и коснулся предплечья Лоргара, — ты чувствуешь это?
— Что именно? Не понял, о чем ты, — Аврелиан окинул взглядом застывшие скорбными масками лица Плакальщиков.
— Земля. Земля живая. Глубоко под нами сыро и спят семена, — голос Виктора утонул в ликующих воплях толпы, — она ещё живая, понимаешь?
— Я тоже это чувствую, — запрокинул голову к небу Димка Мизгирёв, стараясь ровнее нести хоругвь, — внизу много воды. Очень глубоко. Так глубоко. Откуда? Планета Земля ведь мертвая. Совсем мертвая.
— Видимо, не совсем, — Лёха скосил глаза на уныло разглядывающего толпу Лоргара. Шум толпы перекрыли звон колокольчиков и как-то особенно отчаянно звучавшие звуки неведомых религиозных гимнов, — ребята. А давайте тоже. Споем.
На Леху ошалело уставились несколько пар глаз. Окружающие друзей Плакальщики заинтересованно зашевелились: бравые потомки Сангвиния явно не понимали ни слова, но интерес проявляли. Тихое фырканье Черновец переросло в гогот. Гогот, на который бдительно заозирались какие-то молодцы. Трехметровые мужики в сером и в ультрамариново-голубом.
— Не смешно, — мрачно резюмировал Виктор, поглядывая по сторонам, — что петь-то собрались? «Боже, царя храни»?
— Голосую за марш авиаторов, — сообщил откуда-то слева лейтенант Накуканов. Он шагал в тени хоругви, поглядывая по сторонам. И на его лице читалось плохо скрываемая досада, — как они этим вообще дышат? А я-то, дурак, ещё и возмущался нашей загазованностью воздуха. Нет. Вы это видели? Небо! Вы видели это небо? Товарищ примарх, мне от их воя нехорошие вещи мерещатся. Знакомые такие. Я таких сектантов, того, не поощрял бы. Заглушить бы их вопли. Парень вообще-то дело говорит. Если самим запеть, может и они там глотки рвать перестанут-то? Тошно. Воют и воют.
— Они молятся Богу Императору, — глухо отозвался Виктор, — имеют право.
— Они молятся Лоргару, — возразил Володин, — я-то латынь знаю.
— Я всё понимаю, религия и всё такое… не, я уважаю их веру, не подумайте, — отозвался отряхивая с фуражки лепестки Накуканов, — но Лоргар-то наш в их религию не верует. А его тут чуть ли не в евангелисты вписали… Товарищ примарх, спеть бы нам…
— Отбитые нахрен, — горестно пробормотал Виктор, качая головой, — мирно не живется, да?
— Я — за, у меня голос хороший, — оживился Мизгирев и от избытка чувств мотанул в воздухе своим трёхвостым полотнищем; белая рука с пылающим сердцем в ней празднично просияла золотым шитьём в свете факелов.
Пригоршни рассыпаемых сервочерепами и жуткими жирными крылатыми младенцами алых лепестков уже были, казалось, везде: в бороде трагично взирающего на толпу Виктора, в лохматых кудряшках сияющей широкой ухмылкой Ники, на плечах космодесантников, за шиворотом и под ногами.
— Что они делают? — не выдержал Лоргар вглядываясь в неистовствующую внизу толпу.
— Полагаю, встречают воскресшего святого, — ухмыльнулся Виктор, — не рад?
— Это кощунство. Я не святой, — судя по лицу, примарху от отчаяния хотелось выть волком. Лоргар покосился на ближайший кружащий над головой Димки сервочереп и стащил с плеча гитару, — кто знает песню советских авиаторов?
— Чего? Не вздумай, — ошалело уставился на гитару Виктор, — тебе хоть сказали-то, что эта бандура автоматом переводит всё, что под нее поют? Погоди, нет, ты шутишь?
— Я обычный человек, — Лоргар ударил по струнам, и усиленный динамиками бравый мотив поплыл над толпой, — если не хотите петь со мной, я пойму. Но слушать как они мне молятся я не хочу. Это чудовищно. Я — всего лишь человек. Хотят слышать меня? Взывают ко мне? Чтож, пожалуйста, пусть слушают моё пение...
— Лор…
Бравые маршевые звуки накрыли толпу, лихо отплясывая в чадящем свете тысяч факелов. И Лоргар жизнерадостно грянул во всю глотку:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор.
Мизгирев вцепился в хоругвь и внезапно заливисто и по-мальчишески звонко подхватил знакомый каждому гражданину многонациональной России простой и жизнеутверждающий мотив:
Бросая ввысь свой аппарат послушный
Или творя невиданный полет,
Мы сознаем, как крепнет флот воздушный,
Наш первый в мире пролетарский флот!
— Звонкий какой, чертяка, — хмыкнул в бороду Виктор и с похабный ухмылкой подмигнул кому-то в толпе. Отчего какие-то женские голоса разразились восторженным визгом.
Захлебнувшиеся было музыкальные инструменты очень ловко и браво подхватили незнакомый мотив — разношерстная толпа музыкантов умудрилась вплести в советский марш какой-то местный народный мотив. Женские и мужские голоса зазвучал отовсюду с новой силой: и, внезапно, но они совершенно точно подпевали. Без слов или на ходу подстраивая под музыку какие-то свои рифмованные тексты. Но за пением живого примарха отдельные слова их славословий было не разобрать. Под бравые звуки марша Лоргар уловил какое-то шевеление далеко впереди. Очень высокий даже для космоморяка человек размытым сине-голубым пятном маячил далеко впереди в окружении людей, техножрецов и астартес. Тем временем семинаристы, родновер и парадно сияющий идеально выглаженной формой лейтенант единодушно гремели во всю глотку:
Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ.
Под восторженный рев толпы, над триумфально шествующей колонной, под радостный писк и хохот воздевшей руки к небу Черновец, взметнулась в небо стая ярко и неистово пылающих птиц: синиц, сов и красавцев-орлов.
— А вот это было зря, — пробормотал Виктор, искоса поглядывая на то, как шустро разлетаются во все стороны ожившие узоры из-под пальцев девчонки, — Никейского Эдикта действие никто не отменял. И вообще, ты бы поаккуратнее с огнём.
Гремящий на всю площадь хор голосов окатил собравшихся концентрированной бравадой пополам с совершенно циничной тягой орать во всю глотку всякий жизнеутверждающий вздор. Чем толпа и воспользовалась. Сказать, что народные массы взбесились — значит не сказать ничего. Между тем хор голосов, слегка хромая, но от души, нес в каждое сердце надежду и веру в победу:
Наш острый взгляд пронзает каждый атом,
Наш каждый нерв решимостью одет;
И, верьте нам, на каждый ультиматум
Воздушный флот сумеет дать ответ.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор.
Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ.
Где-то сзади техножрец Северий аккуратно выспрашивал отставшего Виктора о свойствах и назначении пропеллеров.
Развевающаяся на ветру ткань воинский штандартов, люди и астартес, музыка и рёв толпы — все смешалось в единый пестрый поток образов и эмоций. И ультрамариновая глыба затмила солнце. Лоргар моргнул — его настороженно разглядывала пара бледно-голубых, очень умных и ясных глаз. Бледное лицо незнакомца дрогнуло и отразило непонимание. В льняных кудрях остро блеснул золотой лавровый венец. Не переставая внимательно анатомировать взглядом шрамы Лоргара, смутно знакомый незнакомец терпеливо дождался когда пальцы примарха замрут над струнами и расстояние сократится. После чего шагнул навстречу и невозмутимо протянул руку:
— Приветствую. Брат.
А в памяти что-то звякнуло. И из недр воспоминаний и из обрывков снов услужливо всплыли два слова. Робаут Жиллиман. Аврелиан уверенно пожал протянутую руку и ободряюще улыбнулся:
— Это честь для меня.
* * *
— Признаться, твоя выходка изумила меня. Дорн нашел бы её непростительной. Нам всем несказанно повезло: ваши певческие упражнения сочли актом пламенной любви к Священной Терре. В противном случае, это грозило бы Терре стихийным бунтом, — неподвижно взирающий на спящий город сквозь витражные стекла Жиллиман раздраженно дернул щекой, шумно втянул воздух и медленно обернулся, — как мне это всё понимать, Лоргар?
— Они молились мне, — моргнул Лоргар и перевел взгляд на безликие громады ульев, на шпили и грозные монументы дворцов, на арочное кружево мостов, подсвеченных зеленым и синим. И на темные, мигающие огнями подбрюшья проплывающих высоко в небе мелких челноков, — это неправильно. Так нельзя, это кощунство: я — всего лишь человек.
— Человек? — на лице Жиллимана отразился явный интерес, он заломил бровь и смерил Лоргара внимательным взглядом, — а что насчет нашего отца? Ты и его счел бы человеком? Не богом.
— Наш преподаватель по общей церковной истории любил говорить: «Верую в Сапёра, взорвавшего точку, бывшую в сингулярном состоянии», — пожал плечами Лоргар, — отец к этим процессам непричастен. Отец от законов бытия абсолютно зависим. Следовательно, он — не бог. Прости. Я не хотел вредить.
— Ты не навредил. Напротив. Это было… вдохновляюще. Но впредь будь мудрее, — царственно не согласился Жиллиман, — от наших деяний зависит будущее Империума и мы…
Тяжеловесные, степенные словеса Жиллимана лились и лились куда-то мимо Лоргара, а он стоял и с улыбкой разглядывал брата, внезапно особенно отчетливо осознав, кого же напоминает ему Робаут с этим своим гордым прищуром и с непробиваемым, хрестоматийным спокойствием. Так комиссарит обыкновенно над бестолковой сопливой мелюзгой старший брат. Шмыгает разбитым в драке носом, важно придерживая на себе за карманы огромную батину куртку и старательно копируя батины интонации. Но, получив щелбан от шкодливого младшенького, теряет терпение и с возмущенными воплями лезет в драку. И его совершенно погребает под собой восторженно пищащая кучемала из мелких, пакостных нахалят…
— У тебя очень живая фантазия, — поджал губы Робаут Жиллиман, и глаза его задумчиво замерцали, — но, твоя правда, возможно, все было бы иначе. Если бы мы… росли вместе.
Всё внутри Лоргара сжалось от острой жалости: достоинству и отваге этого человека можно было только позавидовать. Пережив несметное число военных компаний, братоубийственный чад междуусобицы, гражданскую войну, собственную смерть и пробуждение в чудовищно искаженном новом мире, Робаут Жиллиман продолжал невозмутимо противостоять всевозможным угрозам и напастям. Лоргар выдавил из себя тревожную улыбку и хлопнул брата чуть пониже наплечника, задушевно сообщив:
— Все нормально. Мы ещё выберемся. Слышишь? Ты живой. Выберемся. Терра стоит. Кадия тоже сто… она ещё существует, кстати?
— Да, там базируется достаточно странный безымянный орден. У них крайне жесткий устав. Я встречался с ними. Бывшие клятвопреступники и братоубийцы, пожелавшие кровью искупить свои прошлые преступления, — Жиллиман окинул внимательным взглядом Лоргара, и что-то в лице его дрогнуло, — вы двое как бы и похожи, и вместе с тем слишком разные. Невероятно, какими всё-таки несхожими могут быть две версии одного человека.
— Другой Я выше, я помню, — криво ухмыльнулся Лоргар, — и не носит штаны. А ещё у него есть шикарные рога.
— Возможно, если бы всё пошло иначе, и Император сотворил бы вас двоих близнецами, мой падший брат не предал бы нас, — Жиллиман устремил свой взгляд прочь, на цветные огни бессонной Терры и туманные дымки мостов, — полагаю, его, как и остальных, толкало в крайности одиночество. Ты стал бы ему отличным другом.
— Вообще-то я его дико бешу, — с досадой крякнул Лоргар, шумно опустившись на мраморные плиты и привалившись спиной к резной колонне, — ничего не могу с собой сделать. Разбирает меня, когда его вижу. Так и хочется хорошенько отпинать.
— Понимаю, — помолчав, согласился Жиллиман, — ты ненавидишь в нем то, чем едва не сделался сам. Не стыдись своей ненависти — покуда она горит в твоей крови, ты будешь помнить свой долг перед отцом и Империумом. Не отрицай свою ненависть: это священное пламя, сжигающее слабости и сомнения. Но и не дай твоей ненависти поглотить тебя. Да будет она тебе верным клинком, но никак не силой, оживляющей тебя…
— Боюсь, ты слишком хорошо обо мне думаешь, Робаут, — посмеиваясь, прикрыл глаза Лоргар и откинул голову назад, случайно приложившись затылком о колонну, — присутствие Другого Меня будит во мне не паладина и не мстителя. А гнусную, улюлюкающую сволочь, жаждущую напинать в морду лица и смыться в закат с гоготом и ухарским гиканьем… Что?
Лицо Жиллимана смягчилось и приобрело почти отеческое выражение. Он тяжело вздохнул и, пряча улыбку, кивнул:
— Охотно верю.
— Да что? — не выдержал Лоргар и, под насмешливым взглядом Жиллимана схватился за колонну и начал с грохотом подниматься на ноги, — ну вот, нога затекла.
— Жаль, что остальные тебя не видят, — в светлых глазах Жиллимана заплясали черти. Стройными рядами и крайне дисциплинированно, — особенно Сангвиний. И Коракс.
— Садовая ж ты, Лоргарище, башка, — с досады хлопнул себя по колену Лоргар, — Рообаут. Прости ты Христа ради. Совсем забыл. Насчет Корвуса. Он же у меня дома. С моей семьей.
— Что?! — античное лицо Жиллимана окаменело.
— Ты вот только поганого на него не думай! — протестующе замахал руками Лоргар, — он — отличный парень.
— Бросить Терру, бросить Империум в час великой нужды… — голос Боевого Бухгалтера налился крещенским холодом и оглушительно загремел в гулкой пустоте сумрачной анфилады дворца, — бросить...
— Да за хаоситами он увязался, увязался и застрял! — почти взвыл Лоргар и ткнул пальцем в грудь задохнувшегося от возмущения Жиллимана, — он спас мне жизнь! Заслонил. От серьезной угрозы.
— Да неужели? — с убийственной иронией поджал губы Робаут, нервно дернул щекой и въедливо прищурил один глаз, — позволь полюбопытствовать: и от какой же?
— От ракообразной! Эгей, да у тебя нервишки шалят, дружище, — озадаченно пожевал губами Лоргар и склонил голову на бок, — прости, но зря ты так. Я действительно не знаю, как вернуть Коракса. И Коракс не знает.
— Даже так? — Жиллиман сжал губы в тонкую нить, сцепил руки за спиной и сосредоточенно воззрился на абрис дальних шпилей в синей дымке, — я говорил с отцом.
— Что он сказал? — Лоргар подошел ближе и замер рядом, напряженно вглядываясь в профиль брата, — я могу поговорить с ним?
— У тебя есть два пути, — помедлив, сообщил Жилллиман, анатомируя взглядом пестрый витраж, — встретиться с отцом. И остаться здесь. Навсегда. И второй.
— Второй? Какой второй?
— Разогнать варпдвигатели и быть выброшеным во второй миллениум твоей реальности вместе с крейсером и его экипажем, — Жиллиман качнулся и сосредоточенно кивнул, — у тебя есть ночь на раздумья.
— Если я останусь здесь — вероятно, в моей реальности не случится ересь, — Лоргар задумался и пожал плечами, — я готов остаться. Что от меня требуется?
— Жертва, — лицевые мышцы Жиллимана дрогнули, — тебя хотят сделать вместилищем духа Императора.
Повисло тяжелое молчание. Робаут снова отвернулся, неподвижно взирая на далекие огни спящей Терры. Лоргар затих, сосредоточено соображая над чем-то своим. И тихо спросил:
— Что будет с моими людьми?
— Не стану лгать, Лоргар. Ничего хорошего. Особенно — со смертным. И с женщиной, — Робаут Жиллиман ободряюще хлопнул Лоргара по плечу, получив в ответ взгляд полный сомнений и тревоги, — у тебя ночь на раздумья. Будь осторожен.
Лоргар заторможенно кивнул, наблюдая, как медленно удаляется прочь фигура владыки Ультрамара. И, не выдержав, окликнул:
— Робаут.
Жиллиман обернулся и кивнул. В глазах его было тихо и сумрачно. Лоргар стиснул зубы и шумно втянул воздух. Отчаянно хотелось вывалить на него весь груз тревог, опасений и признательности. Хотелось уломать его остаться и просто говорить пока не забрезжит рассвет и вся его чудовищно нелепая жизнь не подойдёт к своему логическому завершению. Хотелось орать благим матом, метаться и драть несуществующие патлы с бритого черепа. Выть от страха и бессилия и говорить. Говорить хоть с кем-то. Сбивчиво и бессвязно. Но вместо всего этого Лоргар широко и искренне улыбнулся помрачневшему Жиллиману и решительно пообещал:
— Я не подведу. Брат.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
24. Курлык
13 августа 2021, 22:44
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Изначально мне очень хотелось назвать эту главу в честь известно какого пушного зверя, но писец — это слабо сказано, а тот вариант, который главе подходил больше был матерным. Так что будем звать ее как есть. Приятного прочтения.
Первым, что ощутил примарх, шагнув в неизвестность, были мощнейший перегар и ядрёная, вышибающая слезу, смесь табачного дыма и какого-то крайне вырвиглазного одеколона. Здесь было, жарко и душно, ярко горели все мутные, желтоватые плафоны. Звон струн плыл и дрожал, рождая что-то абсолютно меланхолическое и старорежимное. Заставленное мебелью и обвешанное пожелтевшими картами помещение скорее напоминало капитанскую каюту чем часть гостевого комплекса. Густой табачный дым лениво плыл над головами людей. Своих друзей примарх нашел в компании угрюмо пьянствующих офицеров. И шумных летописцев. Тощий, бледный носатый навигатор отрешенно возил по столу полную кружку самой обыкновенной воды. На появление Лоргара он среагировал молниеносно, чего не скажешь об остальных. Лоргар молча пожал руку мрачно ссутулившему плечи над кипой бумаг капитану. И подтащил ближе стул. Единственный свободный, большой и достаточно крепкий на вид.
Сумрачно шурша накинутой на плечи шинелью и позвякивая орденами, капитан Януш Ковальски принял вертикальное положение и решительно заявил, мешая русский, польский и низкий готик:
— Нас отправляют на Кадию.
— Когда?
— Завтра. И явно без вас. Я видел документы, — золотые аксельбанты тускло блеснули на черном. Капитан нервно растер отливающий синевой подбородок жилистой пятерней, — они составлены неверно. В обход существующих норм. Но уже подписаны высшими лордами Терры.
Офицеры зашевелились, поднимаясь, но Лоргар покачал головой, и бравые рубаки вернулись к прерванному занятию. Лейтенант Накуканов что-то нехотя рассказывал каким-то окружившим его подпитым молодым людям. Какие-то две девушки что-то за ним поспешно записывали. Димка спал сидя, уткнувшись лицом в изгиб локтя. Лёха сосредоточенно резался с кем-то в карты, а Черновец лежала щекой на столешнице, засунув палец в пустую бутылку и вяло мотая ею по столешнице. А аккурат над ее латным плечом, светя красной линзой протезного глаза, нависал какой-то исполосованный рваными шрамами вояка. Он что-то сосредоточенно вещал ей, время от времени вливая в себя содержимое кружки и бурно жестикулируя. Его глубоко запавшие серые глаза поблескивали остро и абсолютно осмысленно.
— У вас забрали оружие? — нахмурился Лоргар.
— Нет. Но есть все основания полагать, что кто-то под нас всерьёз копает, господин примарх, — капитан сосредоточенно моргнул, глядя прямо перед собой и медленно перевел взгляд на бумаги, — вы хотели правды — вот она, правда.
— Нужен транспорт, — Лоргар окинул взглядом окутанных густым табачным дымом людей и позвал, — Алексей!
— Иду! — подставляющий лоб под очередной щелбан Лёха выглядел относительно трезвым. Лоргар вытянул ноги и
заозирался, но Виктора в числе пьянствующих не нашёл.
— Вот он я, — Володин взъерошил пятерней белые вихры, подтащил к столу стул, оперся о него коленом. И обеими руками уперся в столешницу, — какие у нас планы на ночь?
— Ты. Немедленно берешь людей, берешь транспорт, уходите на орбиту, — Лоргар перевел взгляд на капитана. И тот ответил неторопливым кивком головы, — разгоняете варп-двигатели и валите отсюда с максимальной скоростью, на которую только способен крейсер. Всё ясно?
— Яснее некуда, — Володин ткнул себе пальцем за плечо, — только, это, там не только команда. Там летописцы. И мы не можем их просто взять и бросить. Что случись — всё на них свалят.
— Само собой. Что с топливом и боеприпасами?
— Всё в пределах нормы, господин примарх, — механический голос техножреца абсолютно внезапно раздался над самым ухом. Лоргар был готов поспорить, что миг назад его просто не было в помещении, — когда прикажете сопровождать вас?
— Уходите без меня. Я остаюсь, — Лоргар был почти уверен, что уловил в скрежете техножреца настоящее изумление.
Распахнулась дальняя дверь и мимо, в клубах дыма, стуча каблучками и поправляя на ходу прическу и открытое малиновое платье, пробежала миловидная, фигуристая блондинка. За ней следом степенно выбрался Виктор. Но, завидев Лоргара, резко сменил свой курс и зашагал прямиком к нему.
— Подожди. Что случилось? — нахмурился Володин, — что сказал твой брат?
— Дал нам ночь. И мы должны воспользоваться его подарком.
— Я не верю, что нам так легко дадут уйти, господин примарх, — капитан склонил голову на бок, неодобрительно щурясь на клубы табачного дыма, — но попытаться стоит. Некто весьма могущественный смеет вести за вашей спиной свою игру. И это не значит ничего хорошего.
— Дадут. Вам — дадут. А я должен остаться. Нет, Алексей, я действительно должен это сделать. Януш, распорядитесь…
— Понимаю, — капитан с грохотом поднялся из-за стола и поспешил к пьющим, одной рукой придерживая на плече шинель, а другой — бьющуюся о бедро абордажную саблю.
— Что значит «должен»? — мутно побелел Леха, — ты же сам говорил, что это не твоя война! Что нам нечего здесь… Лоргар…
— Я видел его глаза. Я не знаю, как он ещё не вцепился мне в глотку. Я ж не слепой, Лешка. И знаешь что? Я его понимаю. Надо прекратить этот балаган, — устало прикрыл глаза Лоргар, — жаль, что всё так вышло. Жаль.
— Постой, что именно он хочет? — перебил его Виктор, с тревогой хмуря брови.
— Им нужно чтобы я стал сосудом для духа Императора.
— Что?! — на перекошенном лице Лехи отразился совершенно инфернальный ужас, — это безумие.
— Они там не опухли?! — побагровел Виктор Богданов и задохнулся от возмущения, — я, конечно, знал, что Импи пид…
— Ты говоришь о моем отце.
— Отце, отце… отцы так не поступают, Лоргар! Отцы…
— Без меня не случится в моей реальности Ересь, — пожал плечами Лоргар, — Эреб и прочие, конечно, гадить будут. Но не в таких масштабах. Колхида бескровно вольется в состав Империума только если ей очень, очень повезет. А я исправлю здесь то, что наворотил другой я. Хотя бы частично. Возможно, мне удастся договориться…
— Я никуда не пойду, — упрямо поджал губы Володин, — ты мне друг.
— Пойдёшь, Лёшка, пойдешь. А если придется — побежишь, — посулил Лоргар, — вам всем следует убраться отсюда. И как можно быстрее. Я попытаюсь ещё раз поговорить с братом. Возможно, есть другой путь. Превращать мою голову в коммуналку — это очень, очень плохая идея.
— Ты предлагаешь нам дезертировать?! — не выдержал Виктор, — я, по-твоему, кто?
— Друг, — невозмутимо сообщил Лоргар и уточнил, — живой друг. Угадай, как долго вы все протяните без примарха, с девчонкой-астартес и с внутриинквизиторским скандалом за плечами? Уверен, что вообще доберешься до Кадии?
Виктор заметно помрачнел, потерянно качнул головой и понизил голос:
— Огребём, как пить дать, огребём. Лор. Да погоди ты, Алексей… Лор… Нам броню неспроста оставили, я думаю. Броню, оружие. Видать, брат-то твой…
— Да, — Лоргар смотрел как встревоженная Черновец испуганно трясет широко зевающего Димку и что-то шипит ему в ухо, — нам дали шанс. Идите. Времени мало.
— Если подумать, мы для местных — живой трындец. От такого добра любой рад избавиться, — Алексей кивнул техножрецу и хлопнул Лоргар по плечу, — Лёха Володин никогда не забудет тебя, друг. Я попробую вернуться. Уведу их и вернусь за тобой.
И махнул поспешно уводящему летописцев Мизгиреву. Местная богема тащилась на выход слабо организованным шумным стадом. Рассеянно отметив про себя, что летописчическая братия как-то подозрительно увеличила своё поголовье, Лоргар пожал напоследок руку лейтенанту Накуканову, отдал последнюю ампулу сыворотки небывало бледной и потерянной Нике, неторопливо выбрался наружу вслед за всеми. И аккуратно прикрыл за собой дверь.
* * *
Тихий, длинный коридор терялся где-то в темноте. Белые мраморные плиты неторопливо отзывались на тяжелую примаршью поступь. Гулким эхом. Прохладой. И мутным мерцанием дальних барельефов. Мимо скользили резные колонны и стрельчатые витражные окна с неведомыми святыми, застывшими навеки: старцы, воины и крылатые девы смотрели на Лоргара и одновременно оставались всё столь же слепы и безучастны. Лоргар остановился и свернул к окнам. Эти сюжеты, понятные и бесхитростные, отчетливо напоминали средневековые книжные миниатюры. Рыцари и дамы, старцы-жрецы и юродивые девы в венцах из колючей проволоки — все они, абсолютно точно, были родом откуда-то из западной романской культуры, в этом сомневаться не приходилось. Геральдические рыцарские мотивы и отчаянно-простодушный символизм соседствовали здесь с абсолютно узнаваемыми древними образами. Этих людей звали, без сомнения иначе, но то, как именно их изобразил неведомый мастер, выглядело очень странно: Лоргар был готов поклясться, что перед ним витражи с вполне определенными христианскими святыми.
Что-то мелодично и едва различимо постукивало и перекатывались в стенах и где-то глубоко внизу. Тонкая, острая точка в стене привлекла внимание Лоргара. Он неосознанно потянулся к ней, стирая ладонью. Под пальцами нашелся барельеф. Прохладный мрамор, гладкий и вполне настоящий. Лоргар рассеянно провел по выпуклым линиям и нахмурился. При ближайшем рассмотрении тонкая искра оказалась светящимся отверстием в глубине пустой глазницы большой барельефной рыбины. Лоргар провел ладонью по мраморной чешуе и тихо присвистнул: под пальцами отчетливо проступали выпуклые колхидские клинописи. И складывались они в короткую, тонкую надпись: «Вера без дел мертва есть». Лоргар пожевал губами, опустился на корточки и зашарил вслепую по стене руками. Некоторые символы казались менее выпуклыми чем прочие. Лоргар обшарил рыбий бок ещё раз и ещё. И замер, сосредоточено хмурясь. Эти самые, почти втертые в мрамор символы, легко складывались в слова. Перетасовав их с десяток раз между собой, Лоргар, к своему удивлению, получил очень узнаваемую фразу: «Кесарю — кесарево, божье — Богу». Не веря удаче, примарх нажал в нужном порядке каждый символ. И произошло странное: витражи, все до единого, сихронно дрогнули и, повинуясь хитроумному устройству, изменили своё содержание. Вместо святых Культа Бога Императора они отныне изображали всевозможные библейские сцены: новорожденный Христос в овечьих яслях, избиение вифлеемских младенцев, (отчего-то производимое не воинами, а боевыми сервиторами), окруженный детьми Христос, он же, но уже изгоняющий плетью из храма менял и торговцев скотом, Тайная Вечеря, предательство Иуды, распятый Христос, Его погребение, воскресение, явление ученикам и вознесение. И, как логическое завершение: сошествие Святого Духа на апостолов. Неведомые мастера исполнили витражи все в той же простоватой и безхитростной манере. Каждое изображение поясняла надпись на готике. Лоргар несколько раз прошелся туда и обратно в тени колоннады, разглядывая витражи как живое чудо. Что-то сухо щелкнуло в стене. И изображения имперских святых вернулись, заменив собой христианские сюжеты.
— Долго. Ты бы мог соображать быстрее. Если б хотел, — негромкий голос Жиллиман разнесло по анфиладе гулкое эхо, — значит, это твой выбор? Остаться самому и отпустить людей?
Лоргар прикрыл глаза, тяжело вздохнул и медленно обернулся:
— Я понимаю, что прошу слишком много. Но эти люди — все, что у меня осталось. Не преследуй их.
Владыка Ультрамара неторопливо пересёк коридор, не глядя набрал нужную комбинацию и невозмутимо прокрутил рыбий барельефы по часовой стрелке. Отчего все окна одновременно почернели. И коридор погрузился во тьму. Плиты под ногами расступились и где-то внизу, на дне глубокого каменного колодца забрезжил свет. Рыжевато-золотой и очень теплый. С грохотом где-то внизу собирала саму себя по частям винтовая лестница. Каменные плиты и бледно-голубой керамит пришли в движение и намертво сомкнулись спиралями рук-ступеней. Жиллиман невозмутимо сошел вниз и очень скоро скрылся из глаз.
— Что это значит? — нахмурился Лоргар и поспешил за удаляющейся в рыжий сумрак фигурой брата.
Едва оба пересекли некую незримую черту, проход с лязгом и грохотом сомкнулся над их головами. Не говоря ни слова, Жиллиман свернул куда-то вправо. Недолгие блуждания в кромешной тьме оборвались тупиком. Лоргар заозирался. Пахло неожиданно: горелой проводкой, ладаном, техническим маслом и мокрым камнем. Жиллиман впотьмах потянул за какой-то рычаг. Взвыл и надсадно застрекотал в стене неизвестный механизм. И стена с глухим шорохом отползла в сторону.
Место, куда вывел Лоргара брат, оказалось балконом. Украшенные аквилами и какой-то подковообразной символикой балконные ограждения тускло поблескивала золотом. Повсюду, в рыжевато-золотом сумраке, на подсвечниках, горели красноватые свечи, сотни свечей. Только приглядевшись, Лоргар с изумлением осознал, что они искусственные. Красноватые, золотистые искры мелких лампочек горели повсюду, почти не разгоняя мрак. По стенам, педантично развешанные в строгом порядке и на равном расстоянии друг от друга, поблескивала стеклами огромные иконы в тяжёлых, керамитовых киотах. Повсюду, сколько хватало глазу, все поверхности стен и гулких сводов, покрывали росписи. Повсюду горели лампады самых разных расцветок. Приглядевшись, можно было различить даже начертанные на их боках символы: черные крылатые мечи на зелёном стекле, какие-то золотые крылатые подковы на небесно-голубой керамике, крылатые капли крови и многое другое. Грозные, исполненные силы и внутреннего благородства пророки, апостолы, мученики, юродивые, воины, древние цари и святители взирали на Лоргара практически отовсюду. Голубой фон и растительные орнаменты благополучно соседствовали здесь повсюду со всевозможными цитатами из устава, а павлины и фазаны в росписях — с неведомыми представителями внеземной фауны.
— Это же храм, — голос Лоргара дрогнул.
— Храм, — невозмутимо отозвался Жиллиман, окидывая бдительным взглядом огромное помещения, — кажется, что-то сгорело.
— Это дымится мой мозг, — пробормотал Лоргар и перегнулся через перила, во все глаза разглядывая обмотанные мотками кабеля тяжёлые подсвечники, — невероятно. Там это свечи или мне кажется?
— Мое нововведение. Крайне экономно. Воск, его перевозка, да и само изготовление свечей, стоят слишком больших финансовых затрат. Более дешёвые свечи из трупного жира христиане принципиально избегают, что создаёт ряд проблем. К сожалению, настоящие свечи и их приобретение зачастую недоступны широким массам. И, к тому же, свечи… сгорают. Тогда как электрические свечи потребляют крайне мало энергии и значительно лучше подходят для повторной переработки. Более того, столь слабые лампочки гораздо легче достать, их изготовление не столь затратно. Их банально легче купить.
Лоргар с ужасом покосился на Жиллимана и кашлянул в кулак, прочищая горло.
— Отец знает, — Жиллиман обошел Лоргара, отрешённо взирающего на огромное распятие в углу.
С креста сурово глядел, раскинув руки, перекаченный трёхметровый Христос. Крест возвышался над огромной керамитовой плитой, а его тень пятнадцать стену: камни и росписи. Толстая плита лоснилась и масляно сияла, густо облепленная настоящими и очень жирными свечами. В плите Лоргар с удивлением опознал аналог того самого подсвечника, на который принято ставить свечи что называется «за упокой». В жертву за усопших местные христиане свечи похоже несли исключительно настоящие. И делали это крайне охотно: по большей части эти свечи имели весьма внушительные размеры. И имели на боку фабричные клейма в виде все того же крылатого подковообразного символа...
— Подожди. Ты же говорил, что от меня нужна жертва… — Лоргар вцепился в перила и вытянул шею, силясь разглядеть, что там, за сияющей золотом и голубой эмалью алтарной преградой, в теплом сумраке алтаря.
— Говорил. Жертва действительно нужна. Но не мне и не нашему отцу. Жертву хочет Экклизиархия, — Жиллиман царственно развел руками, — признаться, я ожидал, что в эту ночь прольётся кровь. Не пойми меня неправильно, но на словах все хороши, Лоргар. Смоделируй необходимые условия — и ты увидишь как предают ближайшие и вернейшие. Особенно, когда в этом напрямую заинтересованы Губительные Силы.
— Ты ждал, что я предам? — упавшим голосом переспросил Лоргара, — я?
— Да. Я исходил в своих расчетах из того, что ты ещё не предатель только потому что ещё не был в действительно располагающих для этого условиях. Также, я немало поставил на твоих сторонников. Не думаю, что ты кардинально отличаешься от своего антипода. А он никогда не был достаточно разумен в выборе друзей. Друзей, даже одно звучание этого слова кажется неуместным. Неприменимым к тому сброду, который всегда и повсюду окружал его, — не моргнув глазом, сообщил Жиллиман, неподвижно разглядывая сникшего Лоргара, — но, признаю, твой выбор был… необычен. Как и поведение твоих людей. Пожалуй, я действительно ошибся в расчетах. Кажется, ты изумлен? Это всего лишь пещерный храм.
— Да, я такое действительно никогда не видел, — взволнованно покачал головой Лоргар, — я даже представить не мог, что ты можешь…
— Эта религия разумнее чем поклонение Империума нашему отцу, — лицевые мышцы владыки Ультрамара дрогнули, — а её последователи более… управляемые. И вменяемые. Божество, почитаемое этим культом, не является сущностью варпа. К тому же, Иисус — человек. Не эльдар. Не К’тан. И не наш отец.
— Вот оно как…
— Я склонен считать их Распятого Бога древним философом и мыслителем. В любом случае, я намерен вывести этот культ из тени, — голос Жиллимана посетила задумчивость, — и дать ему статус равный культу Бога Императора. Это разумный шаг, он позволит ослабить власть Экклизиархии и техножречества Марса. В этот самый миг, в десятках миров, для нужд этого древнего терранского культа, сеть специализированных схол готовит миссионеров и будущих пастырей. Меня не устраивает неоднородность учения Имперского Культа. Жрецам Распятого, относящимся ко всем основным течениям, негласным приказом запрещено дробить и искажать их учение. Мне не нужны внезапные сюрпризы.
— Поправь меня, если я не прав, — осторожно заметил Лоргара, — но тебя-то что-то вернуло к жизни…
— Не что-то. Кто-то. Аватар эльдарского бога смерти.
— И в ответ ты делаешь… это? — Лоргар в замешательстве обвел широким жестом храм, — всё это.
— Те, кого эльдары называют богами — по сути своей являются сущностями варпа. Это разумные и обладающие способностью воздействовать на реальность существа. Но они не боги. Сущности. Не более. Мы тоже отчасти — сущности варпа, Лоргар, — Жиллиман забрал с пюпитра забытую кем-то партитуру, и прищурился. Лоргара успел разглядеть только прилично потрёпанный голубой титульный лист, украшенный золотой аквилой и якореобразным крестом, — по своей сути наш отец богом не является тоже. Как ты справедливо заметил, он не может быть Созидателем Вселенной и самих законов бытия. В этом смысле существующие христианские учения гораздо разумнее и чище. Именно это и привлекает меня в них. Но для всеимперского распространения самую древнюю форму христианского вероучения я избрал не случайно. Ортодоксальное христианство подробнее и шире охватывает самые разные сферы человеческой жизни.
Лоргар не ответил. Он завороженно разглядывал привычные, в общем-то, для иконописи надписи, дополняющие все изображения святых. Как и на обычных храмовых росписях, они поясняли, кто где изображен, не более. Но не это привлекало внимание. Все эти поясняющие подписи представляли собой ровные, золотые столбцы колхидских клинописей…
— Не скажу, что в восторге от этого, но на данный момент язык Колхиды — богослужебный язык Терранского патриархата и всего сектора, — в голосе Жиллимана мелькнуло что-то похожее на отвращение, — со временем это перестанет быть проблемой. Мне нужны адекватно переведенные на высокий готик богослужебные тексты и труды древних христиан. И я их получу.
— Ты не хочешь возвращать Императора? — Лоргар изумленно воззрился на Жиллимана.
— Человечество находится на такой ступени своего развития, на которой ему жизненно необходима религия. Отец — не бог. Ему… в тягость то, что происходит. Будем честны, это пытка — быть богом, им по своей сути не являясь.
Лоргар кивнул и рассеянно пробормотал:
— Трудно быть богом…
— Мы в сложном положении. Полное упразднение культа Бога Императора неизбежно повлечет за собой стихийные мятежи и гражданскую войну. Христианство в этом плане менее воинственно и более однородно. Как я уже говорил, оно меня устраивает. Я сохраняю все уцелевшие течения, но делаю ставку на более древнее. Ортодоксы, католики и англикане охотнее других идут на контакт. Последние и вовсе заочно объявили Императора главой своей церкви.
— Тогда почему ты делаешь ставку не на них?
— Женское священство. Женский епископат, — Жиллиман сжал губы в жесткую линию, сверху вниз по-хозяйски окидывая храм долгим взглядом, — а также некоторая нелигитимность: введение женского священства нарушает достаточно древние и разумные обычаи. Более того, в поступке древнего терранского короля, создавшего англиканство и объявившего себя главой новой церкви, я вижу семена мятежа, способные однажды дать свои всходы. А меня интересует в первую очередь именно легитимность и лояльность церковных образований. К тому же, англикане слишком поспешно принимают всё новое и идут навстречу недавним гонителям. А это всё, в своей совокупности, не может не настораживать.
— Скажи, ты же имеешь прямое отношение к отправке моих людей на Кадию? Без меня, — криво улыбнулся Лоргара, — понимаю, их возможный бунт и последующее уничтожение следовало как-то прикрыть. Но это не причина криво составлять документы. Особенно странно было давать этот мусор на подпись Высшим Лордам Терры…
Жиллиман замер и изумленно воззрился на Лоргара. Повисло неловкое молчание:
— Я… разберусь, — медленно, но верно темнея лицом, выдавил из себя Жиллиман. Его лицевые мышцы нервно задергались, — какого… Клянусь, Лоргар, я не имею к этому никакого отношения.
— В таком случае, налицо тайный сговор на грани измены, — развёл руками Лоргара. Зашуршали вынимаемые из шлема, местами мятые свитки и пухлая стопка официальных бумаг. Лоргар молча вручил брату всё это добро, наблюдая, как от гнева наливается кровью его лицо. И пожал плечами, — вот, полюбуйся. Каково, а? Одно слово — безобразие.
— Благодарю. Я приму меры, — владыка Ультрамара раздражённо листал бумаги, хмуря белые брови. Его прилично потемневшие глаза бегло просматривали содержимое документов, — бесспорно одно: тебе действительно нельзя здесь оставаться.
— Я могу заняться этим, — флегматично кивнул на стопку в руках Жиллимана Лоргара, — поработать живой приманкой, поводить вражин за нос…
— Я мог бы позволить тебе это, но не считаю этот шаг разумным, — не глядя, отмахнулся Жиллиман, сосредоточенно сверяя между собой два абсолютно разных свитка.
— Мои, наверное, уже в варпе, — пожал плечами Лоргар, — так что у меня и выбора-то особо нет. Я сам отсюда точно не выберусь.
— Верно, — Жиллиман отложил бумаги и поднял глаза, — я больше скажу. Никто вас отсюда не вытащит. Ни я, ни ты, ни наш отец.
Лоргар кивнул и отвёл глаза.
— Никто. Никто кроме той твари, которая вас сюда вышвырнула, — невозмутимо сообщил Жиллиман и негромко позвал, — Эдуард.
Стена с грохотом распахнулась. И из внешней тьмы в тусклые красноватые отсветы шагнул очень высокий человек в багровой мантии техножреца. Человек откинул капюшон. И у Лоргара вырвался возглас радости: из тени его сосредоточенно разглядывал живой и невредимый Галахад. Ясные зелёные глаза нетсталкера вспыхнули тревогой и узнаванием. И на теле его отчётливо проступила сеть золотых прожилок. Она мерцала в полумраке, вскипая и пульсируя. Галахад прикрыл глаза, со вздохом шагнул навстречу и медленно повернулся спиной. И легкие Лоргара обожгло ужасом. Затылок Галахада совершенно отсутствовал. На его месте, непрестанно двигаясь и стрекоча, в сетчато-резной оболочке из неизвестного сплава собирал сам себя чудовищный черный с золотыми жилами мозгообразный кубик-рубик.
— Что они с тобой сделали? — Галахад рассеянно пожал плечами, не оборачиваясь. Лоргар резко развернул его к себе лицом и встряхнул за плечи, — Эдик! Ты меня понимаешь? Что с тобой произошло?! Господи, пожалуйста…
— Всё нормально, — тускло отозвался Галахад. И его лицо рассекла внезапно горькая, усталая улыбка, — я нырял туда, где глубоко и тихо.
* * *
— Глубокая сеть Терры всё ещё существует. Как и её аналог на Марсе, — пожал плечами нетсталкер Эдуард Гельман, пряча руки в широкие, бордовые рукава жреческого балахона. Гулкий темный тоннель казался чревом огромного червя. Идущие следом и почтительно безмолвствущие техножрецы оглушительно лязгали, грохотали, скрипели и постукивали шестернями, — да. Пожалуй, да. Сейчас она значительно больше и опаснее. Меня сочли пророком Омниссии, Лоргар. Это спасло меня. Есть участи куда хуже…
Повисло тяжелое молчание. Лоргар с болью разглядывал шагающего рядом человека. В голове всё выло и стенало от бессилия. Не уберёг. Не спас. Впутал и потерял. Галахад поднял глаза. Наткнувшись на потерянный взгляд мысленно поедающего самого себя примарха, Галахада устало улыбнулся и покачал головой:
— Нет. Это не твоя вина. Ты был тяжело ранен. С другой стороны, все весьма неплохо. Посуди сам. Мне больше не нужна техника для погружения туда, где темно и тихо. Моё сознание — белая рыбёшка в гиблых информационных безднах. Я часть этой бездны, так как всегда погружен в нее. И это не фигура речи, Лоргара. Само моё «я» раз за разом опускали в глубокую сеть Марса. Пока белая рыбешка не вспомнила, что она умеет плавать. Кто-то однажды сравнил меня с ловцом жемчуга. Это не так. Я ощущал себя заплутавшим Данте в информационном аду, полном голодных тварей.
— Это, должно быть, было мучительно, — подавленно кивнул Лоргара. Губы его дрогнули.
— Нет, — помедлив, отозвался Галахада, — в пределах допустимого. Не мучительнее участи… ты знаешь, кого они здесь зовут Машинными Духами? Кто такие их Машинные Духи на самом деле.
— Нет, — честно признался Лоргар.
— Обезумевшие, скованные протоколами и опутанные программами души-личности програмистов. Люди. Трансформированные в голую информацию. Убитые контактом ничем не незащищенного человеческого сознания и отродий глубокой сети, — почти выплюнул Галахада. И сети прожилок на его лице полыхнули ярым рыжим золотом, — они практически утратили человечность и понимают только древние языки программирования. Они… болезненно привязчивы. Я могу говорить с ними. Но это опасно. Очень опасно. Они сотканы из боли и ярости. Протоколы безопасности и саваны программ, которыми они опутаны, нужны не им. А их создателям. И нам. Чтобы оградить живых от инфернальной ярости мертвецов, запертых в недрах древних машин. Мне… удалось найти хранилище. Терабайты отчётов и разной технической документации. Машинных Духов со временем научились создавать специально, Лоргар. Лепить их в единый воющий ком. В обезумевших, слипшихся в воющий шмат информационного теста существ. Это стократ хуже смерти. Они не могут умереть, ибо уже мертвы. Их освобождает только вмешательство дискорданта. Смерть после смерти.
— Техножрецы знают?
Галахад покачал головой:
— Они склонны поклоняться тому, что не понимают. За мной последовали единицы. Достаточно разумные, чтобы делать верные выводы. Мы бежали с Марса и нашли убежище здесь.
Что-то зашуршало. Жуткий и жирный крылатый младенец от уха и до уха улыбнулся Лоргару снизу вверх своей полной зубов щелью. И поспешно вцепился в подол Галахада. Нетсталкер дал знак остановиться. Опустился на корточки. И взял жуткое существо за руку, сосредоточенно глядя ему в лицо. Изуродованное пухлое личико существа исказила требовательно-злобная гримаса. Крылья младенца дрогнули, и он неумело, картаво-хрипяще, но очень отчётливо заявил:
— Прятать. Уходить. Враг.
— Ребенок? Это же ре… Боже, — все внутри Лоргара содрогнулась от жалости и отвращения.
— Кибер-херувим, — мрачно подтвердил Галахад и флегматично подхватил злобно ощерившееся существо на руки, — ребенок, превращенный в сервитора посредством лоботомии, либо выращенный искусственно. Сломанный маленький человек, который никогда не вырастет. Я лично написал для нее некоторые программы, частично возвращающие ей утраченные функции, она уже умеет говорить некоторые слова. Это… выглядит своеобразно.
— Вытворять такое с людьми… с детьми… чудовищно.
— Да. Строго говоря, она — нефилим. Изначально термин «нефилим» использовался только для крайне небольшого количества херувимов,
Лоргар. Их не выращивали в инкубаторных ваннах тканей. Обычные дети, сироты и инвалиды, превращённые в сервиторов. С естественной нервной системой, во много раз превосходящей по сложности любую из созданных Адептус Биологикус. Они выше ценятся. Они талантливее.
Лоргара натурально перекосило от ужаса. В цепляющимся за руку Галахада существе можно было увидеть что угодно, но не человека. Медленно темнея лицом, Лоргар задушенно и убийственно тихо переспросил:
— Херувим? И после этого они ещё и смеют использовать этих несчастных для своих религиозных нужд?
— Ты тоже ощущаешь этот непередаваемый душок святотатства за гранью допустимого? — на какой-то безумный миг кривая ухмылка нетсталкера показалась Лоргару иссохшей трещиной от уха и до уха, — а знаешь как их делают? О. Это не описать цензурно. В ту ночь я впервые призвал Яхве. Осознанно. Пожалуй, это была молитва на грани истерики. Даже если его нет, он был для меня в тот безумный миг абсолютной, спасительной реальностью. Как в детстве. Но отчётливее. Кстати. Несмотря на свой специфический внешний вид, Рахиль не мертва. Рахиль больна. Изуродована выродками, которые поклоняются тому, что создавали их предшественники.
— Рахиль, — оскалилась жутко одноглазая девочка и замолотила себя кулаками в грудь, — Рахиль хорошая.
— Хорошая, — согласился нетсталкер, поудобнее подхватив свою ношу и осторожно отряхивая с коротких, белых крыльев пыль, — не дрыгай ногами. Ты пинаешь меня в живот, а это больно.
— Га-ла-хад хороший, — старательно, по слогам, сообщила девочка, обхватила пухлыми ручонками шею нетсталкера и затихла.
— Куда именно мы идём? — Лоргар нахмурился, — у тебя есть какой-то четкий план действий.
— Уйти как можно дальше. Сейчас сам всё увидишь, — негромкий, усталый голос нетсталкера бесконечно дробило эхо. Одной рукой все еще прижимая к груди ребенка, Галахад натянул себе на голову капюшон и одернул на девочке задравшийся до колен подол мантии, — мы должны сделать все, чтобы в нашем мире никогда не создали ни одного кибер-херувима, Лоргар. А это возможно только если вернуть тебя обратно.
— Бро-ось, — недоверчиво протянул Лоргар и обернулся. Оглушительно ползущие следом техножрецы взволнованно переговаривались бинарным кодом, — не хочешь ли ты сказать, что знаешь способ вернуться? А ребята? Мы не можем бросить наших…
— Цегорах, — отозвался Галахад, сосредоточенно прислушиваясь, — сейчас сам всё увидишь.
— Учитывая его специфическое чувство юмора, наоборот, он скорее бросит нас здесь. Посуди сам, зачем ему…
Договорить Лоргару не дали. Гулкое чрево древней шахты наполнил густой туман, отдающий смесью лаванды, мяты, мокрого грунта и сушеной мертвечины. Серые стены подземного тоннеля стремительно заполняли собой живые, пульсирующие и горящие неоново-голубым, цепи и кольца эльдарских рунических вирш. Сплетаясь и скручивая саму плоть реальности, они слепили Лоргара и тихо, вкрадчиво шептали на тысячи голосов. Дробились на эхо, плач, крики ужаса, мольбы о помощи и безумный, всепоглощающий хохот. Хохот и нестерпимая белизна наполнили всё существо Лоргара. И отряд вышвырнула в ненастный осенний мрак.
* * *
Лоргара медленно принял вертикальное положение. Вокруг возвышались груды металлолома. Знакомый зелёный вагончик без колёс возвышался на привычном месте. Окна мерцали изнутри, из-за рыжих, грязных занавесок, тусклым и жёлтым электрическим светом. Дверь хлопнула. Оглашая округу несущимися изнутри звуками «Дорожного радио». И под знакомый зелёный навес, под маскировочную сетку и охапки нашитых на нее тряпок, вышел некто высокий и бородатый.
— Виктор? — все ещё не веря глазам, позвал Лоргар.
— Лоргарище! Эдик! — ликующе взревел родновер, исторгая мощнейший дух сивушных масел. И полез здороваться. Но наткнулся взглядом на раздутое личико кибер херувима и от неожиданности прохрипел, что-то
абсолютно нецензурное.
— Ты напился? — недоверчиво уточнил Галахад, бережно опуская девочку на землю и взяв за руку. Кибер-херувим обеими руками вцепилась в Галахада, настороженно разглядывая груды газовых плит, ванн, матрасных сеток, батарей, чайников и ржавых арматурных каркасов.
Виктор наконец-то заметил ошалело озирающихся и взволнованно переговаривающихся бинарным кодом техножрецов:
— О! Ты смотри, какие гости… Моё почтение. Лоргар, я думал мы издохнем…
— Постой, ещё наговоритесь, — перебил его Галахад, — какой сейчас год?
— Да тот же, тот же. Год, месяц, число, — прилично так шатаясь, махнул рукой родновер и всполошился, — атаман, тебе бы, это, идти до дома, до хаты! Там у вас вечерние молитвы через минут пятнадцать. Ребята уже ушли, Олег, дознаватель который, у меня тут ещё… Сидим, — и заорал во всю глотку, обдавая Лоргара перегаром, мутно вперяя взор в вагонную обшивку и качаясь, — Олег! Олег, наши пришли!
Изнутри донёсся горестный мат. И голос Высоцкого грянул что-то про «убиенных щадят, отпевают и балуют раем, не скажу про живых, а покойников мы бережем».
— Олег! — страдальчески взвыл Виктор и, сосредоточенно покачиваясь заверил, мутно мотнув головой, — сейчас все будет.
— Потом. Где команда и летописцы? — перебил его Лоргар.
— Расквартированы, — невозмутимо выдал родновер, глубокомысленно воздел палец к небу и задушевно сообщил, — там.
— А крейсер? Он что, на орбите? Его же засекут.
— Не засекут. Северий — мужик прошаренный. Врубил свою шайтан-машину, вместо крейсера сейчас на всех экранах здоровенное звёздное пятно, — пьяно заржал Витёк и помрачнел, — Лоргарище. Батька-атаман… Блин, тут такое…
— Где именно команда? — перебил его Лоргар, — где люди?
— Тебе это не понравится, — мутно сообщил Виктор и качнулся, грустнея, — Лёха позвонил твоему брату. А брат позвонил на работу. И за ними приехали. Вежливые такие. Незаметные. В гражданском. Погрузили и увезли.
— Какие ещё вежливые люди? Какая ещё работа? — не выдержал Лоргар, — где мирные пахари, Виктор? Где военные?
— Служат императору, — качнувшись, сложил руками аквилу Виктор, горестно разглядывая оживленно роющегося в развороченной духовке кибер-херувима.
— Какому, Вить? — настороженно нахмурился Галахад.
— Нашему, — родновер с нецензурным бормотанием захлопал по карманам и заорал в темноту, — Олег! Кинь мне пачку! «Ява», золотистая такая… на столе…
— Корвус что, пошел и сдался властям? Просто пошел и сдался… Господи, — Лоргар обменялся с Галахадом тревожными взглядами, — знаешь что, Эдуард. А заводи-ка техножрецов вовнутрь. Виктор, где транспорт? Надеюсь, вы его-то не потеряли?
— Челнок в овраге, за городом. Замаскирован, — Виктор неопределенно мотнув головой, — там.
— Мы здесь сами разберемся, возвращайся в семинарию, — тронул Лоргара за рукав Галахад, — десять минут осталось… Я их сам доставлю на крейсер. Иди. Я разберусь.
— Вонючка! Штучка-Вонючка! — инфернально прохрипела между тем с груды металлолома страшная крылатая девочка, победно потрясая над головой неисправным примусом. Техножрецы уже вовсю рыскали в залежах металлолома, взволнованно ощупывая развороченные холодильники и с благоговением передавая друг другу из рук в руки что-то смутно напоминающее карбюратор от старенькой «Лады».
* * *
— Корвус Ревилатьевич на совещании, — сообщил приятный, вежливый женский голос на том конце провода, — что мне ему передать?
Лоргар с сомнением кашлянул в кулак. Покосился на ухмыляющуюся физиономию заинтересованно зависшего над плечом Лехи. И зажал телефон между плечем и ухом, роясь в тумбочке:
— Скажите ему, что его брат вернулся и пытается дозвониться.
— Как именно мне вас предоставить? — деловито осведомился голос, где-то по ту сторону эфира хлопнула дверь и истошно запищал телефон.
— Ревилатьевич? Почему Ревилатьевич? — Мизгирев Димка закинул расчёску на шкаф и, почесывая нос, полез в шкаф за кителем.
— Потому что слово «Revelatio» переводится с латыни как «Откровение». А это имя Императора Человечества, — Лёха с сомнением почесал плечо, — а точнее самоназвание. Я так понимаю.
— Лоргар, — Аврелиан перехватил телефон рукой и поднял глаза, вслушиваясь в посторонние шумы на том конце провода и неторопливый голос секретарши, желающей приятного дня, — спасибо, девушка. Да. И вам.
— Ну так что там? — оживился Лёха.
— Подожди, — отмахнулся Лоргар, набирая телефон матери, — мам, добрый вечер. Я не разбудил?
— Да что за нафиг? — не выдержал Мизгирёв, — время позднее, где все?
— Где-то шарахаются, — пожал плечами Лёха, рассеянно роясь в своем гардеробе и шаманя над безнадежно тесными и короткими рубашками, — скажи спасибо, что никого нет. Как ты собираешься объяснять народу, с чего это ты так вымахал? Здесь-то несколько часов прошло всего.
— Лоргар! — ахнул сквозь помехи мамин голос, — а мы с отцом никак дозвониться не можем. Так сердце щемило, так сердце щемило. Ну, думаю, всё. Стряслось что-то.
— Нет, мама, у меня всё нормально. Ты можешь говорить? — отозвался Лоргар, сосредоточенно ковыряя пальцем облупленные угол тумбочки.
— Могу, конечно могу. Ты латинский-то сдал?
— Сдал, сдал, — Лоргар устало прикрыл глаза, — слушай, мам. Что с Корвусом?
— А Корвус работает. Да, — помедлив, заверила мать, — такой серьезный парень. Почти не спал: все телевизор смотрел и книжки читал. Постоянно новости всё смотрел. И фильмы эти. А показывают-то у нас, тьфу, смотреть нечего. Срам, прости Господи. Режут, убивают. Бандиты, наркотики, людьми торгуют, террористы. Фильмы военные показывали. Цикл «Битва за Москву», про разведчиков что-то ещё, не помню. Про Чечню. Штатовские эти фильмы тоже. Смотрел-смотрел, а потом говорит мне: «Не могу я так. Я служить должен». Пошел, устроился, сейчас работает.
— Где?
— Не в милиции, это точно. Бери выше, — в голосе матери отчётливо ощущалась тревога, — боюсь я за него, Лоргар. Мне они с отцом почти ничего не говорят. Да и правильно, не бабье это дело. А мне ж страшно. Я ж нутром чувствую: опасная эта работа. Опасная.
— Не опаснее Корвуса, — улыбнулся Лоргар.
— Вот и отец твой так говорит, — где-то в шуме помех заплакал младенец. И мама всполошились, — всё, пойду я, Лоргарка. Брата твоего кормить пора.
— Спокойной ночи, мама, — Лоргар сбросил вызов и поджал губы, — кажется, мы во что-то вляпались. И на этот раз — всерьёз.
— Какая ещё секретарша, почему на звонки отвечает секретарша? Одиннадцатый час, ночь…
— Часовые пояса, разные, Дим, — озадаченно глядя в одну точку, Лоргар в замешательстве ощупал затылок, привычно натыкаясь на цепи шрамов, — весело.
— С одной стороны: мы потеряли команду и привлекли внимание госструктур, — философски сообщил Лёха и рухнул рядом на диван, по-собачьи отряхивая пятерней взъерошенный шевелюру, — а с другой стороны: люди хоть как люди проживут. Ты б глаза их видел, когда мы из челнока все в бурьян вытряхнулись. Мирные пахари натурально рыдали и целовали землю. Жалко же. Пусть живут.
Лоргар ничего не ответил. Он смотрел, как устроившийся под кроватью одноглазый котяра урчит и с упоением грызет чей-то резиновый тапок. Обняв и одновременно лениво забивая его задними конечностями.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
25. Лисица и купорос
11 сентября 2021, 20:56
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
В. Цой ~ Звезда по имени солнце.
Большая просьба: увидите ошибку
— ткните, пожалуйста, в Публичную Бету. Так-то я и сам знаю, что есть ошибки. Мне б как-то с местом их дислокации определиться. XD
Прошел обед, давно закончились занятия, прояснилось небо, а на мокрый плац и синие кровли в кои-то веки взглянуло осеннее, усталое солнце. Лужи искрились, отражая кружевное золото крестов, угловатые серые коробки многоэтажек, дрожь кудрявых берёз, синие купола и золотые звёзды на них, стаи голубей и линии электропередач. Рыжевато-желтая березовая листва шумела и дрожала от ветра, осыпалась, густо устилала щербатые плиты густым, охристым ковром. Липы облетали тихо. И пахли так, как могут пахнуть только липы: клейко, пряно и приветливо. Заметно потеплело. Здесь, в низине, среди панельных домов и деревьев, ветер обычно особо и не ощущался, но сегодня погода особенно расщедрилась на последние крохи осеннего тепла пополам с сыростью.
Лоргар проводил взглядом голубиную стаю и бережно опустил на землю парочку пустых баков для воды. Студенты, переговориваясь, выносили из крестильного храма огромные стеклянные банки, нержавеющие баки для святой воды и здоровенные железные канистры-бочки, заросшие мелом и гипсом. Вяло отшучивающиеся студентки отчищали пемзой и щетками какие-то банки. Где-то в стороне, подобрав полу подрясника, деловито обтирал подошву о бордюру дежпом Россомахин: под локтем его угадывались какая-то черная папка и пухлая стопка объяснительных. Коренастая, морщинистая круглолицая супруга пожилого отца Афанасия, Авдотья Ильинична, подпоясавшись кузнечным фартуком, трясла чуть в стороне красными половиками и сосредоточенно выбивала на пне большой бурый ковер. Ее жилистые, красные руки, неженски сильные и обветренные, улыбчивое хитровато-простодушное лицо, ясные синие глаза со смешливой лукавинкой в глубине и кряжестая, медвежья поступь навевали ассоциации с хитроватыми сказочными лесовиками и с персонажами сказов Бажова. Лоргару нравился этот ее певучий уральский говор, её неизменные «идтить», «надоть» и манера назвать мышь мышо́й. Притом мыша́ эта, в понимании Авдотьи Ильиничны, имела вес, по меньшей мере, метафизический и содержала под собой целую философию. «Мыша́, она своё знает», — любила говорить пожилая женщина, неспешно и обстоятельно оббирая с подола кошачью шерсть, сумрачно кивая, независимо поводя нижней челюстью и степенно оправляя пуховый серый платок, — над человеком — законы да цари. А сверх царей, да законов — мыша́. Мыше́ надоть мешки погрызть — погрызет. Хоть указ ей выпиши, хоть закон. Мыша́, она такая. Над самой сущностью нашей мыша́ стоит. А над мышо́й — Господь. Дал те Господь мышу́. А ты терпи. Твоя мыша́, твой крест, значит. А есть мыша́ — неотвратимость сущая, вот она какая, мыша́-то. И есть в ей мудрость великая. Не наша. Божья. Мала мыша́, да сильна над нами грешными. Мыша́, она в назиданье. Всяк, какой вели́к, да славен, а поглядеть — и на него мыша́ есть. А ты не смотри, что комок пищащий, в комке том — великий замысел божий. Вон она какая. Мыша́-то».
— Что, Аврелиан, созерцаешь? — кивнул Лоргару с усмешкой какой-то носатый, сутулый старшекурсник, ворочая пустым баком и закатывая рукава своей клетчатой, синей рубашки на выпуск. — В четверг на заседание студсовета придёшь?
— Не, спасибо. Занят, — улыбнулся Лоргар, перевернул бак на бок и взялся за щётку. Солнце празднично блестело в стеклянных боках синих и голубых банок. Целой флотилии банок, больших как бочки и ребристых.
— Да что ж ты всё занят, да занят…
— И что ты за человек, Лоргар? Ничего тебе не интересно, ни в чём не состоишь. Активной гражданской позиции не имеешь, в жизни студсовета не участвуешь, богословский кружок бросил ещё на первом курсе, — скептически сморщила носик какая-то миловидная, конопатая регентша в цветастой цыганской юбке. На ее загорелой шее и на крепких, румяных запястьях её переливались-брякали друг о друга яркие бисерные феньки вроде тех, которые когда-то носили хиппи, — вроде бы парень не глупый. А тихий какой-то. Будешь так в углу сидеть — всю жизнь и просидишь.
— А почему у тебя девушки нет, Лоргар? В монастырь собрался? — звонко выпалила какая-то глазастая чернобровая кроха, похожая на мышонка, и девушки захихикали.
— Лоргар, а почему у тебя такое странное имя? Ты что, не русский?
— А, правда, почему ты никого не позовешь гулять? Мы тебе не нравимся? — бестолково хихикая и сияя глазищами, наперебой запищали первокурсницы, кое-как отскребая банки и таращась на Лоргара как на невидаль.
Кто-то иронично хмыкнул. Носатый старшекурсник, криво улыбаясь, смерил Лоргара сочувствующим взглядом, а девушек — ироничным. И многозначительно кашлянул в кулак, выразив скептической гримасой своё отношение к настолько бестактным и дурацким вопросам.
Лоргар неопределенно пожал плечами и уклончиво улыбнулся:
— Не до девушек как-то. Учиться надо.
Регентши захихикали и оживленно зашушукались.
— Лоргар, а скажи, а ты правда гот?
— Чего?
Кто-то из пёстрой, шумной пастырской братии благодарно и раскатисто заржал. Бойкое чириканье воробьёв и рокот далёкой автострады настраивали на мирный лад. Лоргар только фыркнул и протиснулся частично в бак, рассеянно отчищая дно и стараясь особо не мять металл.
— А я тебя с каким-то высоченным готом видела! — тоненько выпалила какая-то первокурсница, и девушки бестолково захихикали, — Лоргар, Лоргар! А тебе что, вот вообще никто из наших не нравится?
— Чего привязались к человеку? Он, может, женат почти, — хмуро отчищая банку, холодно осадила их какая-то старшекурсница. Её прямая чёлка растрепалась, а зеленовато-карие глаза смотрели серьёзно и осуждающе.
— Ой, и спросить нельзя…
— А правда, что ты с Черновец…
— Сестрицы, а что это мы тут расчирикались? — задушевно спросил какой-то старшекурсник, нависая над сидящими всей своей необъятной, кудрявой, участливой глыбой, — вам куда сказали банки уносить? Зачем их было отмывать, если вы их всё равно суёте в лужу? Голову включаем. Оттёрла — отнесла, оттёрла — отнесла. Распищались.
— Да пусть, чего ты такой злой? — заржал кто-то, — Э, Валентин… Валёк, подай щётку…
Огромный, румяный, пухлый и кудрявый как католический херувим Валентин согнулся, выискивая под ногами безхозную щётку. Стоящий с ним рядом длинный как жердь парень с изумленной улыбкой поднял одну из банок, повертел в руках и присвистнул:
— Это они из-под химикатов, чтоли?
— Какой-то химзавод пожертвовал, — отозвался кто-то.
— Со склада.
— Советские, смотри, тут даже, вон, клеймо какое-то…
— Ну надо же, — пробормотал парень всё ещё то так, то эдак ворочая банкой и изучая её на свет, — стекло синее, но прозрачное, горло широкое. Для каких-то реагентов, не иначе…
Парень напоминал Арамиса из «Трёх Мушкетёров», на живом умном лице его красовались жидкие, щуплые усики и плохо растущая бородка клинышком. Кудрявая белая грива его доставала до плеч, а в серых глазах плескалось изумление пополам с живым интересом естествоиспытателя.
— Яш, ты что ли? — ахнул кто-то из старшекурсников недоверчиво. И радостно взревел, — Яшка! Народ, Яшка вернулся!
— Не Яшка, а отец Паисий, — с гордостью пробасил Валентин.
— Ну как ты там в своём скиту, отче?
— Ты что, реально в скиту?
— Ёк-макарёк! Как оно хоть?!
— Комарам таёжным дань отдаю, — улыбнулся монах, опустив банку на землю, его длинный черный кожаный плащ заскрипел в такт движениям.
— Ой, и холодина там, наверное…
— Пойдём, отец, — спохватился кто-то, — Матвею из дома иван-чай привезли, чаю попьём. Там всё и расскажешь. Слушай, у нас тут на днях такое…
— Отец, а как там у вас с медведями? — окликнул кто-то.
— Там комары, небось, как медведи…
— Ходит один, — задумчиво согласился молодой монах, улыбаясь, — лесником зовут. Сергеичем. У нас там деревенька недалеко. В три дома. Старообрядцы.
— Ну, хватит, пристали, человек с дороги, дайте хоть в себя прийти, ну, — басовито заворчал Валентин.
Но монах его уже, кажется, не слушал. Просветлев лицом, он стремительно шагал к изумленно застывшему посреди плаца Россомахину. А лицо Россомахина медленно прояснилось, всё отчетливее выражая потрясение и радость.
— Это, братья. Никто кастеляншу не видел? — донеслось откуда-то сбоку, — там заочники набежали, мать моя — женщина, отец мой… О! Санёк, гляди! Прикольные банки…
* * *
Снаружи остервенело хлестал ливень. В свинцово-серых тучах громыхала гроза. Ветер мотал ветвями берёз, серые потоки дождевой влаги отвесной стеной долбали в серые плиты и белые бордюры, гнали зазевавшихся прохожих, лупили по зонтам и жестяным кромкам карнизов, по крышам и по забытому на газоне горшку с геранями. Какая-то девчонка пронеслась мимо газона подобрав форменную черную юбку и накрыв голову фанерным планшетом, которые обычно использовали для своих нужд иконописцы. Но, разглядев цветы, вернулась, подхватила горшок. И что есть духу понеслась под навес, к парадным дверям административного корпуса.
Лоргар хмыкнул и задумчиво заложил руки за спину, рассеянно сцепляя пальцы в замо́к. Где-то под ногами, под художественно вмазанным в цемент битым кафелем, глухо и торжественно пел хор. Пел что-то переливчатое, мощное и греческое. Звонкие девичьи голоса нестройно, но очень старательно выводили на греческом «Радуйся, невесто неневестная». Отчаянно фальшивило чьё-то звучное сопрано. Важно топтались в углу бородатые и степенные священники-заочники, басовито переговариваясь и ожидая кого-то. Где-то в недрах административного этажа кто-то мордовал Шопеном старенькое, расстроенное пианино, доживающее свой срок в учительской. Одно из двух, то, у которого западают клавиши. Мимо, по пустому, гулкому фойе, потерянно слонялись вызванные к ректору студенты: флегматично роющаяся в телефоне блондинка-регентша и двое перепуганных первокурсников. Какие-то барышни сонно бродили от подоконника к подоконнику, поливали цветы, сонно обтирали длинные, полосатые листья тёщина языка и каких-то крупных тропических растений, заливали папоротники и фикусы. И нехотя ворочали горшками гераней, пампеусов и пухнастых фиалок. Какой-то старшекурсник запирал одну из аудиторий: его сутулая спина черным пятном маячила где-то сзади и слева.
— Виктор, здравствуй. У тебя всё в порядке? — напряжённо поинтересовался Лоргар, прижимая к уху телефон и глядя сквозь стекло как под проливным дождём, на плацу перед храмом, первый курс полным составом, сгребает лопатами в вёдра содержимое луж. Вода в лужах от этого не убавлялась. Унылые студенты возили по бугристому асфальту лопатами, а между ними, без зонта и шапки, бродил донельзя довольный дежпом Россомахин в насквозь мокром подряснике, — что слышно вокруг?
— Ничего, Лоргар, — донеслось с того конца эфира, где-то очень далеко Виктор тяжело вздохнул и, судя по звуку, поскреб пятернёй щёку, — команда как растворилась. Ни слуху, ни духу. Техножрецы на орбите, понаволокли железного хлама. Ими там Галахад занят. Слушай, ко мне тут мужики арматуру тащат, потом…
— Не буду отвлекать. Осторожнее там, — нахмурился примарх, наблюдая как, с выражением вселенской скорби на лице, Диман гоняет по плацу метлой воду, а кто-то орет, размахивая руками, выбросив в лужу ведро и прилично побагровел. Дежпомского присутствия поблизости не наблюдалось.
— Защищайтесь, сударь! — донеслось снаружи.
Лоргар притормозил, с улыбкой наблюдая как какие-то мелкие, вихрастые первокурсники, с диким гоготом, самозабвенно машут лопатами, вообразив, по-видимому, что это шпаги. Остальные уныло гребли воду и пинали в луже пустое ведро. Самые смышлёные оперативно расползались во все стороны. Кро́тов, длинный, носатый студент с пятого курса, вразвалочку шлёпал по лужам, через плац, к парадному входу. А на его локте мотался большой белый пакет, битком набитый чем-то смутно напоминающим лапшу быстрого приготовления. Бичпакеты, ядерно-желтые и квадратные, кое-где продрали острыми краями пакетный полиэтилен и местами выглядывали наружу.
Где-то в недрах аудитории третьего пастырского курса мягко звенели гитарные струны. А хрипловатый, чуть надтреснутый голос выводил, задушевно и мрачно:
Белый снег, серый лед, на растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней — город в дорожной петле.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым, городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды по имени Солнце…
И две тысячи лет — война, война без особых причин.
Война — дело молодых, лекарство против морщин.
Красная, красная кровь — через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива
И согрета лучами Звезды по имени Солнце…
Негромкий, задумчивый голос и бренчание расстроенной гитары заглушил оживленный, жизнерадостный гогот, доносящийся откуда-то из библиотеки. Где-то кто-то гремел ключами. Бестолково и косолапо отплясывал под чьими-то пальцами «Собачий вальс». Его обрывки и нарастающий шум голосов на лестнице создавали непередаваемую какофонию из звуков и бессвязных реплик, смеха и шарканья ног.
Струны чуть дребезжали, а голос неведомого певца глухими отзвуками доносился сквозь шум искаженным эхом:
И мы знаем, что так было всегда, что Судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим и кому умирать молодым.
Он не помнит слово «да» и слово «нет», он не помнит ни чинов, ни имен.
И способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон,
И упасть, опаленным Звездой по имени Солнце…
Пение заглушил звон разбитого стекла. Где-то снаружи, на лестнице кто-то, сдавленно ругаясь, собирал со ступеней крупные осколки. Лоргар отчётливо слышал этот скребущий звук стекла по бетону и дребезжание ссыпаемых в совок стёкол.
— Слушай, Лоргар, я, гм… — Аврелиан обернулся. Черновец побагровела пятнами, спрятала под свою огромную шаль с кистями руки и осторожно сообщила, — у нас тут небольшая проблема, Лоргар. Помнишь, ты давал мне на хранение ампулу?
— Ты её разбила? Или потеряла.
— Лучше бы я её потеряла, — криво улыбаясь, очень тихо отозвалась девушка, старательно отводя глаза и моргая, — сыворотку нашла Ева.
— Ева? — нахмурился Лоргар.
— Евище. Рыжее стихийное бедствие с языком как хвост тушканчика, — несчастная физиономия девчонки выражала ненапускное, очень натуральное раскаяние, — это, Лоргар. Девчонки хотели с этой ампулой к ректору идти, вообразили что это наркотик. Представляешь? Такой вой подняли…
— Так, — Лоргар поискал глазами среди залетчиков огненно-рыжие космы Евы, но не нашел и снова воззрился на Черновец. Отчего та смутилась ещё больше, — а ты что им сказала?
— Что это новое средство от аллергии, — трагично сообщила Черновец, — раз вколол — и сезон живёшь без проблем.
Что-то оглушительно загремело снаружи. Раскатистый примарший хохот вспугнул первокурсников и зависшую над телефоном регентшу. Она очумело заозиралась, но найдя источник чудовищных шумов, успокоилась и уткнулась обратно в телефон. Малиновый телефон оживленно пищала под её пальцами всеми кнопками разом и непрестанно агукал асечными оповещениями. Где-то в коридоре мелькнул силуэт кого-то из преподавателей. Заочники заволновались, подхватили пакеты, книги, куртки и дорожные сумки. И поспешили покинуть фойе.
— Да что ты за человек?! Договорить-то дай! — вспылила Черновец, — это ещё ладно. Но я ж забыла, Лоргар! Брякнула наобум и забыла! А потом подходит ко мне Ева и говорит: «Ой, Ник, я как стиральный порошок учую — чешусь как псина и волдырями покрываюсь. Можно я у тебя из аптечки чего-нибудь стибрю? А то мой Юров меня с родителями знакомить будет, да и вечером пойдем гулять — а я краснорожая и чешусь». Не смешно, вообще-то, у нее от аллергии действительно…
— Она уволокла ампулу, да? Да, это жёстко, — давясь смехом, покачал головой Лоргар. И закрылся пятерней от возмущенной девчонки. Растирая по багровой физиономии выступившие слезы и тихонько подвывая от смеха, — подожди-ка, это не та, случаем, Ева у которой абсолютный слух и уникальный голосовой диапазон?
— Та, та, — проворчала Ника, косясь на заржавшего ещё громче Аврелиана, — не смешно. Она нормальная девчонка. Просто… Своеобразная. Представляешь, она в себя ж всю ампулу… Ей врач в нашем медпункте всю всадила. Всю! Ещё утром, после завтрака.
— И как оно ей? — заухмылялся Лоргар.
— Как, как… Ходит, радуется. Ничего не чешется, жизнь прекрасна.
Дверь ректорской приёмной распахнулась и, в фойе из-за неё вывалилась взъерошенная и очень злая Евище.
— А вот и Ева. Кажется, мне пора, — пробормотала Ника и попыталась скрыться, но не тут-то было.
— Ник, мне плохо… — обиженно кося по сторонам покрасневшими глазами и надув губы заявила без предисловий Ева.
— Плохо? — всполошилась Черновец, — кишки? Мышцы? Требуха? Что болит? Ев. Я ж тебя предупреждала: лекарство новое. Хватать всё, что видишь — верх безалаберности и…
— Да ничего у меня не болит, меня Юров бросил, — хмуро покосившись на Лоргара, рыжая бестия оттащила Нику подальше и оглушительно свистящим шопотом сообщила, — я не нравлюсь его родителям!
Лоргар отвернулся к окну, заложив руки за спину и всем своим видом демонстрируя абсолютное непонимание пополам с глухотой.
— Ева, зачем тебе этот придурок, он же за каждой юбкой… — яростно зашипела Черновец, мельком оглянулась на Лоргара и ткнула в задохнувшуюся от возмущения регентшу пальцем, — а я говорила: «Не лезь туда!» Шесть поколений священников. Мать — дочка протоиерея. Братья — дипломированные востоковеды, умницы, полиглоты… Чего ты вообще ждала?
— Юров как телок. Его сестра мне только в рожу не плюнула, — зашипела гневно Ева и надулась, — а остальные прямо при мне ему выговаривали… «Ты кого в дом привел» и всё такое прочее… Не, ты только представь! При мне. Да я! Да они! Можно подумать, я — мебель…
— Вот и нефиг! — заявила шепотом Ника, расправляя что-то на шее всё ещё невнятно и яростно шипящей Евы, — слышишь меня? Хватит. С ним. Нянчиться. Пусть носятся со своей дитяткой как дурак с писанною торбою ещё лет пять. Своим он такой нахрен не нужен, его своя среда знает как облупленного. За него ж хрен кто дочь отдаст, там люди приличные и с мозгами…
— Я ему всё прощала, — горько прошептала Ева и громко шмыгнула побагровевшим носом. Её глаза опасно заблестели и увлажнились, — он же гуляет как соба-ака…
— Хватит это терпеть! — яростно зашипела Черновец, встряхнув регентшу за плечи, — надо уважать себя, Ева!
Ева всхлипнула и пробормотала:
— Конечно, тебе легко говорить. У тебя и парня-то нет. А меня никто теперь не лю-у-бит…
— Ева, тебя любят друзья и родители… — закатила глаза Ника, но рыжая Евище в ответ только повисла на ней, уткнулись хлюпающим носом в узорочье шали и глухо разревелась во всю глотку.
Лоргар спрятал телефон и, под хлюпающие рыдания, поспешил покинуть фойе. Пустой административный этаж душно благоухал тяжёлыми женскими духами, а из-за дверей кабинетов отрывисто трезвонили телефоны. Где-то впереди распахнулись двери канцелярии и оттуда, гремя полным ведром и шваброй хмуро выбралась какая-то студентка. Дверь хлопнула и из-за неё раздался ровный, вежливый голос Коракса:
— Девушка, будьте любезны, пригласите Лоргара, он в коридоре. И не забудьте вернуться за ведром. Оно полное.
Девушка что-то нелюбезно пробурчала себе под нос и смерила Лоргара уничтожающим взглядом.
— Не возвращайся, я сам вынесу, — кивнул студентке Лоргар, проходя мимо.
Лицо девушки прояснилось и в глазах её разлилось благодарное тепло. Под оживленное цоконье каблучков и тяжкий скрежет ведра, Аврелиан толкнул дверь, согнулся пополам и протиснулся вовнутрь. Картина, надо сказать, ему открылась презанимательная: невозмутимо вогнездившийся в огромное кресло Коракс лениво рылся в истории проректорского браузера и то и дело нырял на какие-то официальные церковные ресурсы. В густо провонявшей скисшей арабикой канцелярии ненавязчиво веяло какими-то индийскими травами. Коракс поднял глаза, рассеянно кивнул и вместо приветствия изрек:
— Они живы и участвуют в одной из государственных программ, это всё, что я могу сказать тебе на данный момент.
Из-под строгого черного костюма виднелась темно-серая рубашка, явно сшитая на заказ. Багровый галстук, ненатурально бледное лицо и рассыпанные по плечам блестящие иссиня-черные пряди рождали в голове навязчивую ассоциацию с кабинетным вампиром двадцать первого века. Лоргар прикрыл за собой дверь и поискал глазами что-нибудь относительно крепкое и устойчивое. Результат осмотра воодушевления не внушал: из всего казённого интерьера самым надёжным выглядел пол.
— Корвус, ты же понимаешь, что вмешиваешься в ход истории? — осторожно поинтересовался Лоргар, — мы можем бесповоротно сломать реальность. Если по какой-то причине не станет нашего отца…
— Оказать посильную помощь здесь и сейчас — мой прямой долг, — невозмутимо возразил Коракс, — это в наших интересах — оказать поддержку будущим вождям интерексов.
— Ты так шутишь, да? — хмуро поджал губы Лоргар.
— Отнюдь, — алебастрово бледное лицо Коракса смягчилось и он в задумчивости подвозил по столу мышкой, — я много наблюдал и изучал доступные мне архивные документы. Русские, колонизируя новые земли, не уничтожали коренные народы. Более того, сохраняли их культуру, обычаи и религию. Как интерексы. Всё сходится, Лоргар. В этом народе живёт тяга защищать слабых и наказывать зло. Там, где европейские колонисты давно учинили бы геноцид и работорговлю, они строили школы и больницы. Нет, брат. Я уверен. Русские — предтечи цивилизации интерексов. Те тоже существовали обособленно, взяв под защиту ксенорасу кинебрахов. Несмотря на свою любовь к ксеносам, они могли быть верными союзниками в борьбе с Хаосом. Но интерексы моего мира были уничтожены в ходе Крестового Похода. Я помогаю здесь их предтечам, Лоргар, чтобы руками их потомков придушить зачатки Ереси в будущем.
— Если уж даже мой генетический материал в итоге изучало целое секретное НИИ, — пробормотал Лоргар, — то что же такое учинил там ты, братец. Постой, у тебя же были какие-то проблема с геносеменем твоего легиона, отец даже поделился с тобой своими разработками… Не-е-ет, только не говори мне, что ты просто взял всё это и вывалил на людей двадцать первого века…
— Не могу не отметить фантастическое умение местных учёных перестраиваться и работать практически ни с чем, давая весьма достойный результат. Они практически с нуля восстановили и модернизировали саму технологию создания астартес, Лоргар. Они сотворили чудо. Победили изъян, используя одну из модификаций некой сыворотки, к которой ты имеешь прямое отношение…
— Что?! — глаз Лоргара нервно задергался. Аврелиан поднял глаза: со шкафа, из простой, тёмной рамы, понимающе и грозно, смотрел иконописный король Олаф Норвежский, — знаешь, вот ты говоришь, а мне мерещится издевательский смех Цегораха…
— О, не беспокойся за свой мир, здесь создавать астартес боятся, — нехотя признался Коракс, — моему подарку суждено ждать своего часа под грифом секретности веками. Пожалуй, да. Если здесь что и умеют — так это ждать точку невозврата и бить как в последний раз… Ты меня вообще слушаешь?
— Да, прости, я пытаюсь прийти в себя, в последнее время вокруг происходит слишком много странной дичи. Постой-ка, Корвус, — Лоргар поднял глаза, — что-то ведь тебе пообещали взамен?
— Не пообещали. Дали, — Коракс со скрипом подался вперёд, — я вернусь и поведу в бой три ордена. Я сам отбирал претендентов. Лично. Лучших. Сильнейших. Генетический материал людей второго миллениума податлив как воск. Ещё ни один претендент не умер, а это уже говорит о многом!
— Подожди. Где ты народу-то столько взял? — Лоргар с недоверием прищурился, — тебе что, выдали воспитанников какого-то детдома?
— Я их опекун. Всё абсолютно официально, — пожал плечами Коракс, — меня удивляет, что этого до сих пор не сделал ты, брат.
— У меня всё ещё есть чувство самосохранения, — поджал губы Лоргар, — если мы разворотим временную линию, наше будущее может не наступить. Любой из этих детей мог стать вторым Ломоносовым, безответственно так вольно распоряжаться людьми, Коракс.
— Я надеюсь на это, нам нужны Ломоносовы, — признался Коракс, — любой эпохе нужны гении.
— Верно-то оно верно. Но в том-то и дело, что хороша ложка к обеду. Без наших Ломоносовых будущее может не наступить. Вообще, это сложный вопрос, — пробормотал задумчиво кивая Лоргар и сцепил руки за спиной в замок, — с одной стороны — это реальный шанс выбиться в люди для любого из них. Да, в чудовищно изуродованный мир вечной войны, да. Но они получат свой шанс. Шанс стать чем-то большим чем просто… сирота, оббивающая пороги госучреждений в попытке получить жильё, которое должны были дать, но не дали местные вороватые чинуши… Но с другой стороны…
— У меня не так много времени, чтобы тратить его на околофилософские препирательства, — отмахнулся Коракс, — я с каждым днём всё отчётливее слышу нашего отца. Он взывает ко мне. И я вернусь не с пустыми руками.
— Ты уверен, что это вообще он?
— Да, он ощущается в потоках варпа как пылающая сверхновая, как звезда в космах золотого психопламени. Такое ни с чем не спутаешь, — Коракс пожал плечами и сложил руки на груди в замок, — когда это станет возможным, я просто заберу моих людей и пойду на зов.
— Твой… хм… работодатель. Он знает это? — заломил бровь Лоргар.
Корвус кивнул, напряжённо вглядываясь в вытянувшееся лицо Лоргара.
— Однако, — растерянно пробормотал Лоргар, — в любом случае, спасибо, Корвус. Ты мог пойти искать нашего отца в этом времени. Но вместо этого ты — здесь, помогаешь… Спасибо.
— Спасибо? Это мне впору благодарить тебя. Ты вернул мне смысл жить дальше, Лоргар. Не выживать, ища погибель и блуждая в варпе. А именно жить, — брат рассыпался на галдящую тучу воронья, — я рад, что встретил тебя. Тебя и твою семью.
* * *
Тревожный, мутный сон отступал, оставляя нехорошее чувство недосказанности в груди и горечь на языке. Ника села, соображая и сонно прислушиваясь. Где-то за складками типовых голубых занавесок, в ночной мгле, равнодушно светил одинокий фонарь. Синие сумерки скрадывали мелкие предметы, брошенную на спинке стула одежду и едва различимые впотьмах очертания железных двухъярусных коек, тумбочек, стола и разбитого шкафа. К размеренному треньканью старенького советского будильника примешивались странное попискивание и смутное шевеление каких-то ворсистых тушек. Ника сонно моргнула и нахмурилась. Убравшиеся по прошению домой, в Казахстан, регентши отсутствовали. Кроме Ники в комнате была только Ева. Но Ева спала. Спала крепко, смешно развалившись на втором ярусе, где-то слева. Свесив с железного борта ногу. Глухо бормоча в подушку. И дергая во сне босой пяткой.
Ника зябко повела плечами: откуда-то тянуло гнилью и липкой сыростью. Девушка свесилась со своего второго яруса, а железная двухъярусная кровать истошно заскрипела под её весом. Дальнее зеркало отразило белое пятно майки, бледное испуганное лицо и нечесанное кудрявое гнездо на голове. Девушка нахмурилась, перегнулась через край ещё ниже и впотьмах зашарила по тумбочке. Телефона не было. Что-то липкое и ворсистое бесшумно пробежала по руке и метнулось на стену. На одном инстинкте Черновец отпрянула, схватила с тумбочки какой-то учебник и остервенело приложила им неведомую тварь. Членистоногая пакость заверещала, стреляя во все стороны какой-то жёлтой гнусью. Найденный наконец под подушкой телефон пискнул и осветил пол, густо кишащий какими-то буро-зелеными тварями с телом большой, волосатой мокрицы и лицом гниющего младенца. Липкий ужас и омерзение захлестнуло с головой, забивая носоглотку холодом и вонью распада. Черновец вскочила на ноги, отшвырнув вымазанный в зелёной пакости учебник, а кровать под ногами опасно закачалась. Телефон упал в самую гущу мерзкого копошения. Продолжая равнодушно освещать ползающих по нему тварей. Где-то справа с диким, задушенным всхлипом проснулась Ева. И, щупая лицо, спросони свесилась вниз. Но с тихим, сиплым воплем отшатнулась и, заикаясь, позвала:
— Н-ничка… Н-ни-ик.
В голове Черновец раздражённо мелькнуло, что так скулят, а не говорят, что сейчас для полного счастья не хватает только женской истерики. Едва различимое копошение неведомых тварей в ночном мраке и их алчный писк создавали иллюзию, что кипит и шевелится сам ночной мрак. Черновец вцепилась в потолок, отчаянно балансируя на ходящей ходуном кровати. Где-то внизу неотвратимо пребывало, вскипая, полчище мерзких, пахнущих стоялой мертвечиной и жирным, сальным гноем существ. Еву от ужаса била крупная дрожь. Стуча зубами, она, свесилась с кровати, схватила со стола пустой чайник и с рыданием саданула им по ползущей по стене твари. За стеной кто-то возмущённо завозился и сонно заворчал. Кто-то очень мощный невесомо дотянулся, казалось, до самого сердца Ники. Всё её существо затопило хтонической запредельной мощью кипящего имматериума, чистого и слепяще-белого, но нежного как руки матери. Девушка подняла было руки, вознамерившись начертать в воздухе простейший орнамент. Но вздрогнула, и вцепилась в потолок, с ужасом осознав, что это будет значить только одно: пожар. Пылающее, запертое на замки общежитие, полное спящих студентов…
Рыжая Ева с отчаянным, тихим писком пнула ползущую по подушке тварь. Тварь недовольно взвизгнула, совершила сальто в полёте и с гнусным чавканьем приземлилась на пол. Аккурат на оживленно шевелящихся сородичей.
— Ева… — предостерегающе позвала Черновец, но бесполезно.
На неё уставилась совершенно ничего не понимающая пара зелёных глаз; нижняя челюсть Евы ходила ходуном от ужаса.
— Я с-сплю, д-да? — с надеждой прохрипела Ева, а под ее пальцами задымился металл, — я же с-сплю?
Ника не ответила: она во все глаза смотрела как чайник в руках дрожащей регентши темнеет и тихо ссыпается ей под ноги. Прямо в ворох смятого постельного белья. И на кишащий тварями пол.
— М-мама! П-пусть они и-издохнут! — взвыла тихонько Ева и вцепилась в кроватную сетку, с ужасом наблюдая, как внизу пенится и пребывает несметное полчище мерзко шуршащих тварей, — г-гадость! Г-га-а-адость…
Под оглушительный визг Евы, кровать под ней густо задымилась. Просела. И рухнула прямо в кишащее месиво жадно пищащих тварей. Во все стороны хлынула зеленовато-бурая жидкость. Оглушающе завоняло железным купоросом. Ворсистые твари с истошным писком дохли и пенились в потоках разлившейся бурой жижи. Стуча зубами, и пища от восторга и ужаса, Евище кошкой взметнулась на тумбочку. Да так там и застыла на четвереньках, завороженно наблюдая, как останки кровати и пол лениво и густо обрастают шикарными купоросными цветами. Какое-то время процесс продолжался. Безнадежно испорченное постельное бельё расцвело настоящей коркой вычурных кристаллов. Ева осторожно спустулась вниз и завороженно потыкала уцелевшим тапком в особенно крупную колонию купоросных цветов. Тихий, изумлённый смех Евы шепчущим эхом стлался, смешиваясь с ночными сумерками и с невероятно ядрёной купоросной вонью.
— Настоящие, — с восторгом выдохнула девушка, в огромных зелёных глазах плескались восхищение пополам с бешенным любопытством, — красивые… Ник, смотри, я ж, оказывается, Гарри Поттер! Я… Смотри!
— Это вообще-то чудо, что мы не издохли, — Черновец как во сне спустилась вниз, и уставилась себе под ноги, — поздравляю. Если б ты не вдолбала в себя всю ампулу, я даже не знаю, что с нами было бы. Возможно, у тебя изначально были скрытые псайкерские способности, иначе с чего сыворотка так быстро их проявила?
— Псай что? — сияя как медный пятак закрутила головой Ева и запрыгала на одном месте, тыча пальцем в исчезающие тушки скукоженных, дохлых тварей, — глянь, глянь! Они пропадают! Тушки! Тушки пропадают! Ой, Ник, а, Ник, а это что за гадость? Ни-и-ик! Ты это уже видела? Видела?
— Такое — не видела. Крупнее видела. Человекообразных. Вроде магов и всякого сброда. Один раз, — подумав качнула головой Ника и начертила пальцем в воздухе слово «культистов». Слово жарко вспыхнуло, в помещении завоняло утюгом и калёным железом.
— Охренеть. Т-ты т-тоже…— восторженно выдохнула Ева, восторженно разглядывая бледное и порядком помятое лицо Черновец, озаренное алыми всполохами пылающей надписи, — и они… Они пришли за тобой, да?
Девушка кивнула, пожевала губами и призналась:
— Я умею только вот это. Огонь. Их хозяин, похоже, знал, что я не стану долбать их огнём в замкнутом пространстве. Я… Это враги всему живому, Ев.
— А откуда они? Из-под земли? — Ева взлохматила челку, пнула тапок и восторженно уставилась на Нику, — типа какой-то тёмной расы, живущей в недрах планеты? Они из какого-то Затерянного Города? Да? Да? Ни-ик! Не молчи!
Ника тяжело вздохнула и развеяла взмахом руки потрескивающую и горящую надпись:
— Нет, Ева. Они из космоса. И из будущего другой реальности.
Восторженный писк Евы оборвали глухие удары в дверь. Ева и Ника вцепились друг в друга и с ужасом уставились на дверь. Глухие удары повторились, а из-за дверей донёсся заспанный голос дежпома, к счастью, не Россомахина, а отца Ахава:
— Вы там чего, чертей гоняете? А ну брысь спать! А то сейчас у меня плац мести́ пойдёте. Под луной! Распищались. Людям вставать рано, имейте совесть.
— Отец Ахав, мне на лицо паук прыгнул! — радостно заголосила Ева, преданно таращась на дверь и не выпуская из рук руки застывшей столпом Ники, — отец Ахав, мы его убили, но тут что-то с кроватью, она сломалась и, вот…
— Горе ж вы моё луковое, — горестно отозвался голос за дверью, — Черновец, Лисицина. Объяснительные за непотребный вой и грохот. Чтоб к завтраку сдали. Все меня слышали?
— Все, батюшка, — пробормотала Ника и обменялась с Евой тревожными взглядами. Однако, тревога на конопатой физиономии Евы продержалась всего какую-то долю секунды и быстро эволюционировала в очень хитрую ухмылку.
— Отбой, барышни, — голос отставника впервые на памяти Ники звучал так устало и печально, — а пауков своих впредь давите молча. Дети-дети…
Из-за двери донёсся тяжёлый вздох Китобоя. Звяканье ключей в кармане и тяжёлая, чуть шаркающая поступь дежпома неспешно удалялись куда-то в сторону лестницы.
— Ну так чего? Ты чего замолчала? — свистящим шепотом позвала Ева и любознательно уставилась Нике в лицо, — давай, выкладывай, что это была за гадость и что такое было в твоей этой ампуле.
Черновец замялась, поглядывая то на дверь, то себе под ноги. Тем временем, забыв, кажется, о своем вопросе и деловито подтянув зелёные пижамные штаны, рыжая бестия уже любознательно отдирала от пола безнадёжно испорченные и обросшие купоросной бронёй матрас и подушку.
— Витёк нам всем скажет спасибо. Особенно — мне. Так обрадуется, так обрадуется, — рассеянно пробормотала Черновец, наблюдая, как Ева, шмыгая носом от усердия, суетится, пытаясь отломать от наполовину растворенной кровати особенно красивую купоросную розочку. Кровать протестующе дергалась и звенела частично уцелевшей матрасной сеткой, — а потом догонит — и ещё раз… Обрадуется.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
26. Кладокопатели
13 октября 2021, 19:02
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Если есть ошибки — маякните в ПБ. Доброго времени суток.
А в это самое время, где-то очень далеко, за городом, на берегу, в низовьях водохранилища, примарх и четверо его подельников копали яму. И не просто яму. А царь-яму, как выразился Виктор. Потому что трёхметровым крылатым рыцарям из чистого золота полагалось не что-то, а царь-яма. И, желательно, вдали от канализационных труб, теплотрасс и прочего нужного городу добра.
Закапывать клад решили на руинах дачи, доставшейся Виктору от какой-то там почившей родни. Дача эта на проверку оказалось местом безнадежно одичавшим и порядком заброшенным: между ракит и ив торчали какие-то поросшие хмелем и дурнишником развалины, руины сараев и сгнивший остов курятника. В бурых космах сухого хмеля догнивал скособоченный, трухлявый забор. А прямо из зарослей ложноакаций идолищем былого уюта глядела труба. Серая и сырая, но очень крепкая.
Вообще, идея прикопать золотые статуи и заявить о них как о внезапно найденном кладе, посетила мозг Лоргара абсолютно стихийно. И как-то сама собой. Чтобы марать руки и пытаться втёмную сбывать золотишко Аврелиан был слишком умён и осторожен: государева служба безопасности, конечно, не давала о себе знать явно. Но её относительно благодушное, напряжённое и ненавязчивое внимание к себе Лоргар ощущал шкурой. Особенно это чувство усилилось после трудоустройства Коракса: Лоргар искренне старался лишний раз не отсвечивать и не мешать серьёзным людям работать. Что-что, а чужой труд он уважал.
— Лоргар, слушай,— Виктор вытянул из ямы на верёвке ведро песка. Рядом с Виктором, кучкой валялись откопанные чуть ранее рессора от КАМАЗа, гнутая труба и две матрасные сетки советского образца. Всё, как и положено, ржавое и обросшее песком. Виктор, задумчиво пнул матрасную сетку, сел на корточки, свесился в яму и позвал, потирая руки над металлоломом, — это. Лоргар. Слушай, может, жахнешь по гостям примаршей аурой, а? Как бы нам проблем не огрести…
— Каких тебе проблем ещё? С клада полагается доля от стоимости находки, всё по закону. Деятель. Тебе б лишь бы кого жахнуть, — приглушённо отозвался Накуканов со дна, на пару с Димитрием расширяя стенки ямы.
— Ну-ну, доля… Какая доля ещё? Двадцать пять процентов? — скептически хмыкнул откуда-то сверху родновер.
— Ты у нас до сих пор в Советском Союзе, не иначе, — усмехнулся Накуканов, — короче, смотри, Вить. Есть такая штука — статья 233 Гражданского Кодекса Российской Федерации. Если вы нашли клад в своей квартире, в доме или на земельном участке, который принадлежит вам по праву собственности — клад целиком ваш. Нужно будет заплатить только тринадцать процентов. Ну, от его оценочной стоимости.
— Всего-то? — выронил лопату Мизгирёв, — а я думал, что нам дадут ноль целых шиш десятых.
— Нет. Ноль целых, шиш десятых — это если бы на чужой земле, да без разрешения, ты копать бы начал. Тогда — да. Весь клад — хозяину участка, а тебе — дырка от бублика, — нехотя согласился Накуканов, набирая в ведро землю, — но, смотри. Тут тоже есть подводные камни.
— Кто бы сомневался, — пробормотал Володин, улыбаясь, качая головой и бодро разгребая землю.
— Клад твой — это если найденным деньгам или предметам не более ста лет. Если находкам больше века — они автоматически считаются частью «культурного слоя», — лейтенант прицепел ведро к верёвке, и Виктор потащил его прочь из ямы, — а значит, присвоить-то их нельзя. А тут пойди, докажи, сто лет твоим статуям или три дня.
— Но есть же способы… — растерянно моргнул Димка.
— А ничего, что эти штуки висели на крейсере незнамо сколько веков? — хмыкнул сверху Виктор и свесился в яму по пояс, смоля сигаретой и туманно разглядывая чумазого, взъерошенного Накуканова, — а ты голова, Олег. Я б не додумался.
— Я, брат, этого дела во как нажрался, — рубленным, быстрым жестом лейтенант перечеркнул ребром ладони собственную шею и отмахнулся, возвращаясь к работе, — я, Вить, пока на очереди за жильем стоял, всякого повидал. Лучше мозги об это дело не ломать, а брать, что дают. Мы ж кто? Сам знаешь кто. Нам никак нельзя привлекать внимание.
— Хорошо, в нашем-то случае что нам дадут?
— Клад, которому больше ста лет, он является частью «культурного слоя» и подлежит обязательной передаче государству. А нашедший получает вознаграждение в размере пятидесяти процентов от оценочной стоимости находок, — пожал плечами лейтенант Накуканов. Некогда белые футболки Мизгирёва и Накуканова, всё ещё синели логотипом клуба «Динамо», но вид имели такой, будто ими долго возили по всему берегу. И не только, — к счастью, НДФЛ-ом такое вознаграждение не облагается. А за сокрытие таких предметов полагается серьёзное наказание. Кстати, Лоргар, напомни-ка хлопцам где там твой брат работает…
— Твоя правда, — задумчиво отозвался Лоргар, — нам действительно нельзя борзеть. Никому нельзя, а нам — подавно.
Друзья-товарищи зашевелились, тревожно переглядываясь.
— Да. И, это, — нахмурился лейтенант, что-то соображая, — вы главное, не валите всё кучей, этак цивильно пяткой вверх того, с мечом, воткните. Чтобы его первым вывернуть.
— Кого? Они все с мечами, — лязгая протезными конечностями, Мизгирёв согнулся пополам, шмыгнул носом. И выудил у себя из-под ног втоптанный в грунт чугунный утюг, — не, народ, вы как хотите, а люди вокруг странно себя ведут.
— Ты это про что, Диман?
— Про что, про что, — чумазая физиономия первокурсника изобразила волнение, — люди в упор не видят, что мы повымахали. И не только вверх, я, вон, еле в футболку влез, а мать мне их, вон, на вырост брала…
— Радуйся, Диман, — заржал Лёха, аккуратно ощупывая какие-то проступающие под ногами каменные глыбы, — я до сих пор хожу, а в висках, знаешь, стучит так одна и та же мысль: «Хоть бы не заметили, хоть бы не заметили, хоть бы не заметили…»
— Тоже…
— И, представь себе, не замечают!
— Вообще-то это не норма, — Лоргар своротил в сторону земляную глыбу и разогнул спину, — а ну-ка, ещё раз, что ты там делаешь?
— Ээ, — первокурсник замялся, — я очень боюсь, что окружающие поймут, что мы, ну, слишком крупные…
— Ну, это я понял… и? — нахмурился примарх.
— … и, вот, я хожу, а всего как трясёт. И одна только в мозгу мысль: «Не смотрите вы на меня, а? Ну ведь ничего не изменилось. Ну не замечайте вы меня, я ж просто доучиться хочу! Я, вон, ноги фиг знает где оставил, контуженный на весь котёл. Не разглядывайте вы меня, люди добрые. Нету тут ничего интересного».
На сосредоточенно-задумчивом лице примарха мелькнуло понимание:
— Так вот почему от вас так фонит… вы что, вообще никак не управляете собственной психической энергией? Ребят, но это же… опасно.
— Лоргар, я ж нихрена не умею! — почти взвыл Димка, отшвырнув лопату и потрясая в воздухе скрюченными пальцами, — оно само!
— Хрен его вообще знает, как этим управлять, — фыркнул Лёха, обтирая ладонью дореволюционную копейку и с довольной ухмылкой изучая её в лунном свете, жизнерадостно мурлыча что-то своё, — я делаю так: просто упорно думаю о том, что со мной всё так, как было. А, ну ещё, что дежпом не хочет меня припахать. Только, это. Главное, сразу об этом думать, пока дежпом не подошёл вплотную. Потом — поздно. Припашет. Точно припашет. Скажет, что, «вот, не хотел бы, но, брат, надо». И припашет.
— Поздравляю, псайкота, это называется ментальным воздействием, — пробасил, свесившись сверху вниз, родновер, его заросшее, помятое лицо выражало явный скепсис, — мне бы ваши проблемы.
— А чё случилось-то?
— «Чё случилось»… Все окрестные алконавты как рехнулись, я не шучу: волокут ко мне всё, что видят. Всё. Вообще всё!
— Ну, так, это ж, того… Гешефт. Что плохого-то? Доход, — не понял Лёха, отрываясь от работы, поднимая голову, растерянно моргая и опираясь на лопату обеими руками, — гешефт же. Чем плох лишний гешефт?
— Гешефт? Да, какой ещё к хренам гешефт?! Ты этот гешефт хоть видел? — не выдержал Виктор.
— Ну, ээ… — неуверенно замялся Лёха.
— Ворованное оно, Лёша, — подал голос лейтенант Накуканов, сгребая в ведро чернозём пополам с грязным песком, — хорошо если просто мусор. А так — ворованное.
Виктор от всей души матерно обложил горе-добытчиков чермета и их родственников до пятого колена и плюнул себе под ноги:
— Один есть там, Баклуша. Глаза как у фанатика, весь трясётся, рожа свекольная. Говорит мне сегодня: «Со мной, Виктор Тарасович, с космосу голоса заговорили. И всё твоим будто голосом, слышь. Говорят: «Неси Баклуша чугунину. Спать не надо, жрать не надо, бухать не надо. Чугунину надо». И, со властью так. Повелительно говорят». Так что, да, Олег. Кажется, скоро в засаде сажать придётся кого-то из ваших. У меня. Слышишь? Как бы мужики машины по дворам крушить не начали. Это не шутки. Баклуша совсем башкой съехал, Олег…
— Че-е-го? — обернулся лейтенант и помрачнел, — больше ему ничего там голоса не говорят? Надо пойти его клоповник погонять, смотрю, Баклуша совсем до ручки допился. Белуга стегает. Не иначе.
Лоргар хмуро выудил из кармана свою неубиваемую «нокию». Пискнули тоскливо кнопки. Ярко горящий экран жизнерадостно поведал, что сейчас ровно без пятнадцати три, зарядка практически на нуле и есть входящие сообщения от неизвестного абонента. Поведал и снова потух, теперь уже с концами. Где-то справа, энергично машущий снегоуборочной лопатой Лёха, уже по пятому кругу увлеченно насвистывал вальс «Амурские Волны». То и дело поглядыва то на небо, то себе под ноги. Усилиями заговорщиков, яма неумолимо расширялась.
— Я вот одного не пойму, Лоргар. Почему твои скоррапченные братья до сих пор не начали полномасштабное вторжение орд Хаоса в нашу реальность? — Виктор вытянул на верёвке из ямы очередное ведро и озадаченно поскреб щёку, — хорошо, допустим — по каким-то причинам не могут. Одного-двух космодесантников — могут, а мясников Чёрного Легиона — не могут. Как они там тебя величают, батько атаман, напомни-ка?
— Матерно, Вить, матерно, — примарх с хрустом разогнул спину, — если верить одному весёлому альфарию, на Хтонии тоже есть мат.
— Вот, — согласился Виктор, — божество хороших шуток с летальным исходом — это, конечно, сущность варпа. Но он один. Один. И он перенёс сюда целый крейсер. А Хаос Неделимый — это целых четыре твари. Чуете разницу?
Димка ткнул лопатой себе под ноги, шмыгнул носом и рассеянно моргнул, переводя взгляд с примарха на родновера:
— Что богам Хаоса мешает вывалить на нас свой сброд?
— Ставлю косарь, местные не переживут и треть той швали, которая ходила воевать ту же Кадию…
— Действительно. Почему Хаос Неделимый молчит?
— Ну, это ещё понятно, может они там попередрались за право откусить Лоргару голову, — пожал плечами родновер, его кустистые, черные брови дрогнули, а по лицу расползалась похабная ухмылка, — ну или не голову.
— Или им помешал Император, — согласился Лоргар.
Виктор активно закивал головой, воздел указующий перст к небу и прищурился:
— Ещё неплохо было бы понять почему боги Хаоса никак не связались со своими версиями из этой реальности. Хотя, о чём это я? Падла ж падлу знает и тихо так ненавидит…
— Вить! — устало донёсся из ямы голос Лёхи.
— Чего?
— Ты бы лучше по сторонам смотрел, — подал из ямы Володин, хрустя позвоночником и разминая шею, — нам лишние глаза ни к чему. Идёт кто?
— Да не, чисто, — отмахнулся Виктор, заозирался для порядка и снова свесился вниз, — слушай, Лоргар, а в первой редакции вообще-то были бабы-астартес. Смекаешь?
— Мы уже видели, что это возможно. Живой экземпляр сейчас мирно спит в общаге или строчит сообщения родственникам, — Лоргар с интересом подцепил в земляной толще что-то круглое. Потянул на себя. Во все стороны полетели комья земли. И Лоргар намотал на руку самую настоящую якорную цепь. Рывок — и над головой примарха просвистел самый настоящий корабельный якорь. Просвистел — и с громким треском приземлился куда-то в кусты.
— Я читал, раньше река была судоходной, — лейтенант Накуканов согнулся пополам и очень громко чихнул, — ты меня извини, Лоргар, но от твоей сыворотки ни холодно, ни жарко. Кости как ломило — так и ломит. Я, наверное, бракованный. Не действует на меня. Вот, вообще, Лоргар. Ну, никак.
— Не всё сразу, — порядком разворотив край, Лоргар вволок за ногу в яму ближайшую фигур и сложил грязные руки на крыло золотого воителя. Покачал задумчиво фигуру и позвал в темноту, — Вить, если не трудно, кинь мне якорь.
— А, погодь, — донёсся сверху голос родновера.
Протестующе затрещали кусты. Раздался изумлённый мат. И многострадальный якорь, приземлился аккурат между примархом и Лёхой, с грохотом сминая своим весом золото.
— Да твою ж налево! — Лёха шарахнулся в сторону и возмущённо заорал, запрокинув голову, — а тише кидать не судьба?!
— Я там никого не зашиб? — озабоченно донеслось сверху.
— Стату́ю ты зашиб, Вить, стату́ю, — отозвался летенант с невеселым смешком и снова взялся за лопату, — ну что, Лоргар Батькович? Сгребаем пиратский клад в яму?
— Пора, — Лоргар подтянулся и махнул через край ямы, — Дмитрий, иди сюда. Помогать будешь. Дим!
— Иду!
— Чем так воняет? — недовольно принюхался родновер, — чувствуете?
— Дурнишником, Вить, — Лёха сорвал уже прилично побуревшую мясистую и шипастую шишечку, — ты в него вляпался. Это сок воняет. Показать прикол?
— Убрал бы ты эту штуку от меня, реально воняет…
— Да ты глянь хоть, — заржал Лёха и подкинул зловонный плод дурнушника. Плод исчез. Алексей с радостным воплем хлопнув в ладоши и, сияя, показав руки, — а нету! А чего там у нас в карманцах?
Родновер полез себе за шиворот и со скептической гримасой вынул оттуда наполовину размазанный плод дурнишника:
— Недолёт, Лёша. Пока отправлял — размазал.
— О, ну так это не беда! — оживился Алексей, — это, Вить, издержки рабочего процесса! Да, кстати, в прошлый раз было хуже. Даже не полжука, а жучиный фарш, да… Надо повторить!
— Доповторяешься. Дарование ты наше, — посулил Виктор, — ты со своей магией-хренагией доиграешься когда-нибудь. Растечешься мясной лужей и будешь ползать, тзинчевать. Тентакли отрастишь, глаз штук двадцать…
— Кстати, надо сохранить семена, — оживился Лоргар, — Алексей!
— А?
— Напомни мне набрать дурнишника, — вдвоём с Димкой Лоргар укладывал на дно ямы золотые фигуры и резные элементы декора. Порядком помятые и сплющенные.
— Понял. Погоди, запишу. Где-то у меня был блокнот…
— На что тебе дурнишник, Лоргар? — Виктор помог Накуканову выбраться из ямы, — сорняк ж, ёж его медь.
— Им лечат астму, кровавый понос, золотуху, зоб и судороги, — пожал плечами примарх и волоком втащил в яму ещё одну статую, — дурнишник уменьшает щитовидную железу при зобе. Ну, хм, антисептик. Противовоспалительное, слабо обезболивающее, потогонное и жаропонижающее средство. И, да, при всём при этом — он обыкновенный сорняк. Очень живучий и полезный однолетний сорняк.
* * *
Над священной Террой плыли тучи. Повсюду струился лунный свет: чистое серебро без единой примеси. Под животом скрипнули балконные перила: ненадёжные, ссохшиеся бруски дерева в остатках сухой зелёной краски. Глефар шумно вдохнул воздух и закрыл глаза: пахло непривычно. Табачным дымом, осенней сыростью, чернозёмом и палой листвой. Из темноты дворов доносился глухой лай бродячих псов. В мглисто-синем небе, мелко трепеща крыльями, сновали две летучие мыши. Их перепончатые крылья казались размытыми пятнами и рождали на коже лица ощущение мягкой дрожи. Глефар свесился с балкона, внимательно изучая силуэты припаркованных повсюду автомобилей, столбов и облетающих пирамидальных тополей. Всё вокруг, сколько хватало глазу, устилал густой ковер палых листьев: охристо-желтых, огненно-рыжих и бордовых. Коробки панельных домов, серых и безмолвных, жёлто горели десятками окон. Откуда-то из ватных сумерек доносился детский плач. Под единственным фонарем, в пятне света, прогуливалась молодая пара с голубой коляской: скучающе смолящий «Приму» парень в дутой куртке и нервная, маленькая женщина в клеёнчатом белом плаще. Женщина укачивала коляску, монотонно, воркующе напевая что-то. Ребёнок хныкал. А его отец, отойдя чуть в сторону, курил и плевался себе под ноги. Дым плыл по ветру, прочь от коляски и от женщины, в темноту и промозглую хмарь. До Глефара долетали обрывки древней терранской колыбельной и затихающий детский плач. Где-то деловито брехали собаки. Ощутимо запахло сгоревшим молоком, где-то хлопнула форточка. И до обостренного ожиданием слуха старого инквизитора донесся хор молодых голосов. Хор под музыку бодро пел про зелёное море тайги под крылом самолёта. Где-то слева жарко и мутно горело окно в чужую жизнь. Сухие, бледные губы Глефара тронула тень горькой гримасы: в недрах чужой квартиры заливалась требовательным мявом стая котов, а над ними добродушно ворковал интеллигентный старушечий голос, гремела посуда и дребезжаще играли какой-то мотив старинные стенные часы.
Глефар закрыл глаза. Древняя Терра, прекрасная и живая, ласково шептала голосом листвы и ночных шорохов. Ладони ветра аккуратно касались лица старого инквизитора, перебирали порядком отросшие седые волосы и трепали ворот домашней рубашки. Глефар открыл глаза, запустил пальцы в нагрудный карман и извлёк оттуда свой новый паспорт. На винно-алой обложке тускло просиял золотой двуглавый орёл. Символ имел массу отличий, в нём мало кто признал бы имперскую аквилу. Но Глефара грела мысль, что обе аквилы — древняя и имперская — схожи геральдически. А значит и он, Ареф Глефар, снова на своём месте. Там, где полезен его опыт, там, где нуждаются в его знаниях и в его выдержке. Инквизитор Ареф Глефар всегда, сколько себя помнил, был верным псом Императора. Да, здесь, во втором миллениуме, в эпохе смут, подлости и опасных игр цивилизаций, Бога-Императора не было. Но была живая Терра. Был свой император, императором не называемый. А ещё было удостоверение, красная корочка с вклеенным в неё архаичным пиктом. Были свежевыданная форма и именное табельное оружие в недрах письменного стола. Пустое личное дело в тёмном и пыльном архиве. И второй шанс для старого государева пса. И, Императорова Кровь, Глефар прекрасно осознавал, что нигде и никто не дарует ничего просто так. Ибо за всё и всегда полагается платить. Древний император Москови щедро оплатил верность и неподкупность Глефара. И Глефар видел для себя только один разумный выход: честно отплатить в обратную так, как может платить только имперский инквизитор.
* * *
Бравый космодесантник Альфа-Легиона невозмутимо наблюдал, как сервиторы монотонно загружают трюм солью и консервами, мешками каких-то круп и сухофруктами, неизвестными терранскими корнеплодами и табаком, сахаром и неведомой травой под названием «чай», канистрами спирта и абсолютно каменной солониной.
Транспортник мотался на Терру и обратно, сервиторы выгружали провизию, техническое масло, детали, грунт и тепличную рассаду, каких-то терранских тварей в клетках и семена. Всё указывало на то, что молодой примарх всерьёз взялся за восполнение ресурсов, необходимых для обслуживания крейсера. И, надо сказать, вовремя: абсолютно внезапно, вместе с ценным грузом, вернулись исполненный воодушевления капитан, его безмолвный лысый старпом и бледный как волокна плесени, носатый навигатор. Причем, навигатор притащил с собой на корабль не менее носатую и хилую девицу. Тощую, нескладную, черноволосую девицу в огромных окулярах, но с докторской степенью по психологии. Вместо прически на ее затылке красовалась жидкая старушечья дуля. Ни груди, ни задницы у этого ученого недоразумения альфарий так и не обнаружил. Однако, навигатор, кажется, питал к странной терранке самые теплые чувства.
Собственно, это было забавно. Пожалуй, да. Особенно альфа-легионер оценил последнее происшествие. В том, что касается диких и нелепых телодвижений, учёной терранке не было равных. Альфа-легионер как раз по пятому кругу таскался за Гельманом по отсекам, когда она настигла группу техножрецов. Эта девочка в смешных архаичных очках казалась настолько чужеродной здесь, в полутёмных недрах ангара, в окружении свисающих отовсюду паутин проводов и мотков ка́белей. Гостья ужасно волновалась, её тёмные глаза сияли от восторга и ужаса. Она изо всех сил старалась не таращиться на техножрецов, но нервно дрожащий, срывающийся голосок выдавал её страх с головой. Странная терранская девица назвалась Марией и торжествующе предъявила некую бумажку. С подписями примарха, первого капитана и вождя местных еретехов по фамилии Гельман. Пока техножрецы знакомились с ценной бумагой, а неподвижный Гельман горько созерцал что-то своё, заложив руки за спину, девушка заявила, что просто-таки обязана немедленно провести работу с персоналом крейсера. И усадила техножрецов рисовать. Ну, насколько это возможно было, учитывая особенности их опорно-двигательного аппарата.
Недавние почитатели Омниссии часа два бодро пачкали листы бумаги цветовыми пятнами и потенциально пугающими нагромождениями чертежей и неясных образов. Результаты профилактических мероприятий оказались настолько чудовищными, что бедная дочь древней Терры лишилась дара речи. А абсолютно карикатурное и доброе, но умное личико её побелело как снега Вальхаллы. Что происходило дальше можно было спрогнозировать и без каких бы то ни было расчетов: девушка закрылась в своей каюте и отказалась от ужина.
Погруженный в свои мысли альфарий не сразу осознал, что больше не один: с ним рядом, заложив руки за спину, застыл Эдуард Гельман. Его порядком исхудавшее и слишком выразительное лицо отражало только скорбь и подавленность. Слишком человечный. Недопустимо эмоциональный и совершенно неподготовленный к грядущему. Вчерашний скаут, сумевший невозможное: поколебать сами устои верований техножрецов и абсолютно безболезненно сбежать с Марса. Космоморяк смотрел на Гельмана и с досадой отмечал про себя, что эта сутулая, молчаливая пародия на астартес слишком сильно напоминает альфарию его самого. Другого «его». Более юного. Куда менее циничного и обезличенного. Великовозрастного мальчишку, полузабытую тень далекого прошлого. Образ, практически стёртый из памяти событиями Ереси и гибелью примарха.
— Они всё ещё напоминают людей, — тихий, рассеянный голос Эдуарда Гельмана вырвал альфария из его тягостных раздумий.
Казалось, пророк марсианских еретехов говорит сам с собой. Впрочем, так оно скорее всего и было. Альфа-легионер с лязгом обернулся и проследил, куда именно направлен туманный взор терранского юнца: тот с тоской, со скорбью и с вполне натуральной болью во взгляде разглядывал выгружающих припасы сервиторов. Космодесантник Альфа-Легиона издал тихий, свистящий хрип и качнулся всем телом: там, где полагается быть шейным позвонкам, в буграх жира и плоти раздражённо клокотали, закипая, торчащие веером хлористо-зеленые колбы. Альфарий подавил в себе острое желание выругаться. И затих.
— Бедное дитя, — пробормотал Гельман, сокрушенно качая головой, — что должны были пережить земные цивилизации, чтобы дожить до чего-то подобного.? И ты молчишь. Что вполне понятно: я не Господь Бог и не способен восстановить то, что они отняли у тебя. Границы допустимого… они сгнивают вместе с человеком, с его мироощущением. И это чудовищно. Казалось бы, прописная истина… Но нет. Всегда найдется тот, для кого это не очевидно. Всегда найдется готовый… расширить границы допустимого ещё больше. Мы достойны называться людьми только до тех пор, пока поступаем как люди. Мыслим как люди. Даже будучи гротескным существом, состоящим из проводов, микросхем, даже будучи сложной машиной, живой и разумной, мы должны оставаться людьми. Ибо именно человек создал машину. А не машина — человека. Мы — пастыри машин, древних и мудрых порождений человеческого гения. Мы — защитники и хранители технологий: на заре их зарождения и в темный час техноварварства. И должны помнить это. Не человек создан для машины. Но машина — для человека…
Альфарий с сомнением захрипел, шевеля своими безобразно опухшими механизированными крыльями и глухо булькая колбами. У него перед глазами всё ещё стояла недавно увиденная картина: техножрецы, раздобыли где-то неимоверно древний когитатор и полностью заняли им один из залов. Чудовищно огромное, ламповое устройство занимало собой столько места, что альфарий даже не сразу понял, для каких целей оно вообще создано. Техножрецы свою находку обожали. До дрожи, до одурения. Абсолютно бесполезный, архаичный прибор приводил их в какое-то странное состояние благоговейного помешательства. В сумрачный серый зал с первым в мире когитатором во все стены, техножрецы приходили как в храм. Собранные в процессе ежедневных рейдов книги и чертежи торжественно оцифровывались. И в итоге складировались тут же. И ни пламенные речи Гельмана, ни здравый смысл, кажется, уже не могли разлучить обезумевших от восторга техножрецов и их успешно подключенный, исправно работающий ламповый когитатор.
— Куда ж ты сыпешь песок-то, мать твою ети́, железяка тупая?! — отчаянно взвыл где-то в стороне не своим голосом один из астартес, бородатый, чересчур громкий, полноватый здоровяк.
Его фамилия звучала как заклинание: Бо-гда-ноф. Альфарий издал сиплый хрип и сложил руки на животе, наблюдая, как астартес самозабвенно комиссарит над горстью сервиторов.
— Морковь песком засыпь, чума ты болотная! Морковь! Во-от она, морковь. Что ж вы тупые-то такие, а? Гвардоты́ б сюды, народ сразу въехал бы, что да как, — громогласно разорялся здоровяк, — легче самому сделать. Отдай песок. Ид… Иди отседа! Криворукий. Да, ёж твою медь, ты-то куда сыпешь-то? Хватит. В дайкон сыпь. Весь засыпай, нам его год хранить, может, придется. Люди живые, всем жрать что-то надо…
Альфарий проследил взглядом за нелепо шаркающей прочь, сутулой фигурой сервитора. И, с мрачным скепсисом на обезображенное шлангами и швами пухлой физиономии, мысленно отметил, что Теллур слишком припадает на одну ногу. И вообще подозрительно карикатурен для сервитора. Не то чтобы альфарий считал своего единоутробного брата-близнеца дурным актером, но Теллуру всегда недоставало правдоподобия.
* * *
— Это такая шутка, да? — с надеждой спросил родновер, кажется его привычная картина мира дала трещину.
С абсолютно трагическим выражением лица он смотрел как огненно-рыжая девушка в салатовом дождевике увлеченно ковыряет пальцем чей-то гараж, а под её пальцем осыпается металл и стремительно разрастается бурая сквозная дыра. Черновец шумно вздохнула и за руку увела рыжую бестию подальше от гаража. Но та выскользнула из рук и с заинтересованной ухмылкой, как завороженная, двинулась в сторону ближайшего турника. Лёха Володин захлопнул книгу и занял место рядом с Лоргаром. Примарх обвел долгим взглядом топчащихся у гаражей товарищей, заглянул в телефон и кивнул:
— Раз все в сборе — начинаем. Так. Где Ева? Ева!
— Она ж только что…
— Какого лешего ей что-то понадобилось на детской площадке?
— … была тут. Вот это скорость…
— Что она делает? — Галахад выглядел несколько сбитым с толку.
— Лучше это не знать, — заверил его родновер, — спать спокойнее будешь.
— Ева, ты вообще с нами? Эй, на острове, — скептически позвал примарх, — Большая Земля вызывает Еву. Как слышно? Приём…
— А, ну я же… Вот, — как-то заторможено откликнулась Евище, оставила в покое порядком подпорченный остов полувыкопанной кем-то лавочки, смутилась и нехотя потащилась обратно. Хихикая и пиная пустые бутылки и ветки. При этом хитрая веснушчатая физиономия Евы не выражала ни грамма раскаянья, — извини, Лоргар. Что-то — да. Что-то меня понесло.
Галахад спрятал руки в карманы пальто, флегматично наблюдая из-под капюшона как ветер лениво шумит в кронах золотых клёнов, как, кружась, опадает листва, а из-за гаражей во дворы крадутся сумерки. Лейтенант Олег Накуканов проводил барышню тяжёлым взглядом и бдительно заозирался, прижимая к груди пухлый планшет с чистыми бланками. Родновер окинул топчущуюся на месте от нетерпения рыжую девчонку мрачным взглядом, размазал бычок о дерево и сплюнул в сторону.
— Один знакомый делает качественные ножны. На первое время сойдёт, а потом найдете замену, — Черновец разматывала бурый свёрток, — понятно, что они уступают настоящим, но на безрыбьи и рак — рыба…
— Слушай, Черновец, ты что, левша? — всё ещё недостаточно высокий для космоморяка Мизгирёв смотрел, как хмурая Ника Черновец разворачивает тряпицу и вручает Лоргару какие-то мечи. Изящные и хищные, они точь-в-точь напоминали те, которые когда-то, вечность назад, Лоргар подобрал на эльдарском транспортнике, в трупном месиве. Их рукояти Димка не спутал бы ни с чем. Такое не спутаешь, — Ник, я раньше не смотрел, а ты же ведь левой рукой всё берёшь…
— Нет, Дим, я амбидекстр.
— О, я не знал, — Димка Мизгирёв проводил взглядом один из мечей, который Лоргар без слов вручил Накуканову. Товарищ мент спокойно кивнул, сунул планшет под локоть и забрал меч.
— Ой, ребята, а вот я — левша, — шмыгнула Ева веснушчатым носом.
— А это тебе, Ева. Ты можешь дать ему имя, — гремя поясом от ножн, Лоргар не глядя поднял руку с зажатым в ней мечом, но вовремя обнаружил, что барышня, потеряв всякий интерес к происходящему, таращится в чьё-то окно.
Кто-то закатил глаза и страдальчески вздохнул. Накуканов потоптался на месте и пошел проверять причиненный гаражу ущерб. Родновер сел на корточки и полез в карман за сигаретами.
— Ев, это уже не смешно, — Лоргар тронул её за плечо привлекая внимание, — мы вообще-то здесь собрались ради вас двоих.
— Лоргар, Лоргар, там, в окне такое… — восторженно затараторила Ева, вцепившись в Лоргара, — представляешь, там котенок прямо по шторе лезет. Такой маленький, такой пушистый…
— Господи, забери меня отсюда, — абсолютно непроизвольно вырвалось у родновера. Он тоскливо вмазал в чернозём обгорелую спичку и флегматично воззрился сквозь табачный дым на собственную пятерню. То так, то этак ворочая ею перед лицом.
— Лоргар, слушай, надо залатать дыру. Кто-нибудь не в меру умный увидит, расколупает и влезет в гараж. А там, как бы, чей-то жигуль, — встревоженный Накуканов смерил сконфуженно хлопающую ресницами Еву нехорошим взглядом, — что, гражданочка? Руки чешутся? Чужую собственность портим? Смотри у меня, если ещё хоть раз…
— Ева… — настороженно позвал Лоргар, — меч-то возьми…
— А?
— Меч.
Девчонка с задушенным изумленным писком вопрошающе ткнула пальцем себе в грудь.
— Да, он твой. Ты можешь дать ему имя.
— Ой, какой прикольный. Настоящий! — восторженно взвыла Евище, обнажив меч, — и… и ручка тёплая. Он… он как будто дышит. Спасибо, Лоргар!
— Было бы неплохо ещё и по-людски оформить право на хранение оружия, но у нас сроки поджимают, — хмуро подал голос Володин, обращаясь к Лоргару. И эдак неопределенно помахал в воздухе книгой. С серого переплета смотрела белая надпись «Белая гвардия», — нет времени на это, а по-хорошему, вот, надо бы…
Ева, гремя клёпанными ножнами, любознательно полезла смотреть, можно ли отодрать пару заклёпок и нельзя ли прицепить ножны к шее.
— За что? — глядя на этот цирк, горестно повторил Виктор и, глухо взвыв, схватился за голову.
— А что случилось-то? — хлопая ресницами оживилась Ева.
— Ничего, Евище, всё хорошо. Витя так шутит. Правда, Витя? — Черновец села рядом на корточки, пихнула родновера в бок, сделала страшное лицо и понизила голос до сиплого, разбойного хрипа, — Виктор. Прекращай.
— Добро пожаловать в ряды славных бойцов несуществующего, а оттого и абсолютно несокрушимого легиона, — Лоргар бодро встряхнул тонкую румяную ручку; барышня восторженно пискнула и комично задрала конопатый нос, — нас мало, но мы несем Слово в самые дальние и темные уголки галактики… Но чужие гаражи впредь постарайся не портить.
Ева комично надула пухлые губы и абсолютно серьёзно сообщила:
— Ладно, не буду. А жалко, металл так прикольно осыпается…
— Куда от такого счастья денемся-то, а? — потерянно покачал головой родновер и пихнул Нику в бок, — счастья ж привалило, не огребешь …
Накуканов наконец-то оставил в покое гараж и принялся рыскать вокруг, пристально глядя себе под ноги и вороша ногой густой ковер из палой листвы.
Слушая вполуха как Лоргар что-то буквально на пальцах объяснять Еве, Черновец качнула головой и возмущённо возразила:
— Вить, она вообще-то — мощный псайкер. Если бы не она, нас двоих сожрали бы, ты зря так …
Виктор скривился как от зубной боли. Черновец понизила голос до шепота:
— … в крайнем случае кого-нибудь на ней женим…
— Вы совсем придурки? — вспылил родновер, — я вот тут чуток не понял. Что, кроме «женим» ничего в башке нет?
— Иногда так случается, что других вариантов особо-то и нет, — нехотя призналась Черновец, — ты просто совсем не знаешь Еву. Её иначе не остановить. Тормоза — это очень странный предмет, Вить. Вроде бы есть. А вот, вроде, — и нет.
Нагнувшись, лейтенант Накуканов торжествующе хрустнул костяшками. Выволок из-под ближайшей кучи листьев что-то квадратное и металлическое. И решительно зашагал прямиком к Еве.
— Угу, я уже вижу претендента, — мрачно отозвался Виктор, смоля сигаретой и туманно наблюдая сквозь дым, как под присмотром лейтенанта рыжая пытается пришкварить к гаражной дыре какую-то ржавую створку от почтового ящика. Створка стекала зеленовато-бурыми соплями и обрастала купоросной бронёй, но держаться на гаражном боку отказывалась.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
462
Нравится
841 Подписаться
1341
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
Вперёд
27. Иллюзия свободы
20 октября 2021, 00:24
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Жуткая пухлая девочка, оживленно хрипя и хлопая своими опухшими, короткими крыльями, увлеченно хватала из баночек шматки цветной гуаши. И обеими руками малевала на огромном ватмане. Гуашь стекала с рук и липла к столу, пятная всё вокруг цветными комками и кляксами. За кибер-херувимом внимательно наблюдали двое — взволнованно придерживающая на столе край ватмана, психолог по имени Мария и бесстрастно замерший над ней техножрец Северий.
— Арт-терапия — это особый вид психологической коррекции и психотерапии, который основывается на творчестве и искусстве. В более узком понимании арт-терапию можно назвать лечением посредством изобразительного творчества… — ровный голос девушки звучал неожиданно уверенно.
— Интонация скептическая, вопросительная: какова ваша цель? — безэмоциональный, механический голос техножреца тихо и абсолютно безжизненно изошел на белый шум помех.
— Воздействие на психоэмоциональное состояние человека, — с готовностью сообщила женщина и мягко улыбнулась девочке, — ну-ка, покажи, что это у нас получилось.
Жуткое личико ощерилось безобразной щелью, кибер-херувим утробно захрипел, зачерпнул в горсть черной гуаши. И пухлые ручонки заелозили по багрово-бурому ватману, малюя черных монстров с шлангами на мордах.
— Звучит… сомнительно, — техножрец склонился ниже, внимательно наблюдая как судорожно скрюченные пальцы кибер-херувима остервенело скребут бумагу, будто пытаясь разодрать нарисованных на ней существ.
— Сам термин, обозначающий «лечение искусством», был введён в 1938 году британским художником и терапевтом Адрианом Хиллом, — миролюбиво сообщила женщина, внимательно следя за скребущей свой рисунок скрюченными пальцами девочкой, — он использовал свой метод, работая с больными туберкулёзом… затем метода была применена в США.
— США — это древняя Мерика, — уточнил нечеловеческий, механический голос техножреца. И под его мантией что-то очень громко застрекотало.
— Вы так странно называете страны, — психолог казалась сбитой с толку только пару секунд, — да, в… Мерике. Там арт-терапию впервые применили для лечения детей, вывезенных из нацистских концлагерей во время Второй мировой войны. С течением времени арт-терапия набирала всё больше приверженцев. Ну а в 1960 году в США была основана Американская арт-терапевтическая ассоциация…
— Изумленная, вопросительная интонация, — механическим голосом проскрежетал техножрец, подбирая со стола, из россыпи карандашей и фломастеров, ярко-голубой восковой карандаш и пристально изучая его, — нельзя ли вашими методиками диагностировать зарождение опасных патологий и нарушение личностных установок на ранних стадиях?
— Конечно можно, — удивилась девушка, — но не надо забывать, что всё очень условно, скажем, черный цвет — не обязательно синоним смерти, отчаяния и глубокой депрессии. Черный цвет часто неосознанно используют кареглазые брюнеты, чтобы подчеркнуть черным другие яркие цвета выбранной палитры. Таким образом они, зачастую, сами того не понимая, выражают свой темперамент…
— Примарх Пертурабо, — проскрежетал техножрец. И в скрежете его на миг почудилось вполне человеческое ехидство. Пожалуй, это должно было бы смутить, если бы девушка по имени Мария смыслила чуть больше в техножрецах и в их коммуникативных особенностях.
— Что, простите? — не поняла девушка и аккуратно сняла очки, близоруко щурясь и напряжённо хмуря тонкие темные брови.
— Не берите в голову, — хрипя и булькая колбами-ампулами, техножрец расправил одно порядком опухшее механизированное крыло, тряхнул им и сложил обратно, — как вы относитесь к сочетанию голубого впрозелень и глауконитово-зелёного?
— Это холодные оттенки? — тонко улыбнулась девушка.
— Верно. Как вы относитесь к ним?
— Я к ним не отношусь, — помедлив, сообщила девушка, — мне ближе тёплые, бежевые тона.
— Что вы можете сказать о том, кто выбирает сочетание голубого и зеленого? — проскрежетал техножрец.
— Я не видела полную картину и могу ошибаться в своей оценке ситуации, но тот факт, что человек, выбирает сочетание голубого и зеленого, является свидетельством напряжённого психологического состояния.
Техножрец медленно отложил восковой карандаш и, хрипя помехами, во все свои фасеточные глаза-линзы вопросительно уставился на девушку, нависая над ней всей своей гротескной громадой шлангов, сложных механизмов, жутко булькающих зелёных колб и бугристой, нездорово-синюшной плоти.
— Постоянство, — моргнула сбитая с толку таким живым интересом психолог, — как в самосознании, так и во всех формах самоутверждения и обладания. Чувство обладания повышает уверенность человека в себе и своих возможностях. «Зеленое» поведение может выразиться также и в желании долго жить или жить лучше, то есть в реформаторстве. Но тот, кто выбирает зеленый цвет, отличается чаще всего тем, что обязательно желает воплощать, понимаете? Воплощать свои идеи в жизнь. Такие люди часто оправдывая себя тем, что они защищает свои принципы. При этом человек идеализирует себя и поучает других. Зачастую не словами, а некими показательными выходками. Тот, кто ставит зеленый цвет на первое место, желает нравиться. Ему необходимо признание, и он жаждет самоутверждения и самореализации вопреки сопротивлению среды. Чем враждебнее среда — тем острее это желание.
— Да, — немного подумав, отозвался как эхо техножрец и поднял со стола фиолетовый маркер. Подержал и бросил обратно, — а фиолетовый выбирают творческие личности.
— О, это очень непростой цвет, — лукаво улыбнулась девушка, мерцая темными глазами и доверительно понизила голос, — тот, кто отдает предпочтение фиолетовому цвету, желает, чтобы его взаимоотношения были наполнены «магией» и таинственностью. Такие люди не прочь быть околдованным, но и хотели бы сами обладать колдовской силой и чарующим шармом. Фиолетовый — смесь красного и синего. Смешанный цвет. Он объединяет в себе две противоположности. Красный и синий противоположны по своей сути. Красный цвет несет в себе заряд агрессии и сексуальной энергии. Это доминирующий, привлекающий внимание, достаточно автономный цвет, который завоевывает пространство. Красный цвет — это выражение жизненной силы. Он символизирует стремление добиться влияния, завоевать успех и жадно желать того, что может предоставить полнота жизни. Люди, предпочитающие этот цвет, хотят покорить. Синий в свою очередь символизирует покой. Физиологически − это покой, психологически − удовлетворение…
Техножрец издал очень сомнительный хрип, больше напоминающий истерический смех. Абсолютно не замечая этого девушка увлеченно продолжала, взволнованно размахивая очками:
— Понимаете? Фиолетовый цвет — это изначальное цветовое противоречие! Синий и красный объединяется в фиолетовом в самостоятельный оттенок. Поэтому, этот цвет часто выбирают творческие люди. Фиолетовый символизирует нестандартное видение ситуации и поиск нового решения проблемы. Как обладающий некой внутренней неопределенностью и в связи с тем, что фиолетовый цвет сложно отнести к «холодным» или «теплым» оттенкам, этот цвет импонирует подросткам и людям, которым сложно определится в какой-либо ситуации. Также этот цвет ассоциируется с магией, загадочностью и волшебством…
— Внутренняя потребность быть околдованным, вы говорили, — механический голос техножреца захрипел помехами, — я так понимаю, то, о чем мы говорим сейчас — это…
— Это азы, базовая информация, — пожала плечами девушка и нацепила очки, — буквы из букваря, если угодно…
— Беспечность наказуема, — как-то невпопад проскрежетал техножрец и с глухим лязгом качнулся из стороны в сторону, — мышление астартес значительно отличается от человеческого. Я имею некоторые данные… Вопросительная интонация: вы можете изучить мою коллекцию и адаптировать свой метод под астартес?
В глаза психолога полыхнуло изумление и заплясали шальные, ликующие черти.
— Да, о, да! Ещё бы! — спохватилась девушка, обнаружив, что техножрец всё ещё терпеливо ожидает её ответа, — конечно! Я кое-что вспомнила. Вы мне сейчас что-то напомнили, это важно… Послушайте…
Девушка, под непонимающий бинарный стрёкот, скрежет и хрип, вцепилась в багровый рукав и отвела техножреца в сторону, взволнованно поглядывая на безмятежно рисующую чудищ девочку. Убедившись, что её не слышно, Мария выпустила из рук рукав Северия и тревожно сообщила:
— Меня беспокоит этот ребенок. Она, без сомнения, чудесная малышка, но я никогда не встречала настолько запущенные случаи. Боюсь, её положение безнадежно. Я понимаю чувства Эдуарда Гельмана, я уже говорила с ним об этом — и не раз. Но… но я не разделяю его веры в то, что здесь вообще можно сделать хоть что-то…
Мария умолкла, над чем-то размышляя. И покачала головой, поглядывая в сторону стола:
— Нет, ей уже значительно лучше. Рахиль активно идёт на контакт. Но скорость и особенности её восприятия…
— Констатация факта: у вас опускаются руки. Это нормально для простого человека. Для обывателя. Допустимо ли это для специалиста — решать вам, — проскрежетал Северий, спрятав руки в широких, винно-алых рукавах мантии и качнулся вперёд, перебирая своими стальными паучьими конечностями и внимательно разглядывая притихшую, задумчивую Марию.
Психолог с досадой прикусила губу, быстро вскинула глаза вверх, отвела взгляд и согласно кивнула:
— Вы правы, простите. Просто это…
— Вы столкнулись с явлениями и с существами, которые не должны существовать, — механизированная рука неожиданно бережно и аккуратно опустилась на плечо девушки. Пальцы сжались, сминая светло-бежевый крепдешин женской блузки, но внезапно цепкая хватка их тотчас поспешно ослабела, — ваши сомнения и опасения нормальны. Вам всего лишь не хватает информации. Я дам её вам.
— Это щедрый жест с вашей стороны, — помедлив, осторожно отозвалась девушка, — но что именно вы хотите взамен.
— Сравнительно немного, — техножрец склонил голову на бок, качнув как дредами гривой растущих из лица шлангов, — ваше общество. Как вы могли заметить из ваших тестов, мне не помешала бы помощь профессионала.
Девушка лукаво улыбнулась и со смешком отвела глаза:
— О, бросьте льстить, Северий. Ваши результаты значительно лучше чем у ваших коллег. Вы человечны настолько, что это кажется чудом.
— Признаю, я лжец, — согласился механический голос, техножрец с утробным хрипом сложил руки и механодендриты в молитвенном жесте, скорбно склонил голову и всей своей гротескной фигурой изобразил раскаяние, — на самом деле мне нравится слушать ваш голос.
— Если бы меня в общих словах не ознакомили с особенностями физиологии ваших коллег, я бы решила, что вы со мной флиртуете, — улыбнулась психолог, кокетливо качая головой. Отчего её аккуратно уложенная чёлка сбилась набок и растрепалась.
Техножрец дернулся и со скрежетом замер на месте, перерабатывая полученную информацию. Психолог Мария, прикрыв глаза, утомленно вздохнула, взяла в руки неожиданно тяжёлую механизированную руку, печально улыбнулась неловко дернувшемуся техножрецу и тихо, доверительно сообщила, глядя прямо в паучьи, кислотно-зеленые глаза-линзы:
— Вам не нужен повод чтобы разговаривать со мной, Северий.
* * *
Привычные и абсолютно бессистемные обрывки сновидений таяли в чернильной черноте бескрайнего космоса. Мириады цветных искр — скопления звёзд, отраженный свет чужих солнц — манил в путь, обнимал плечи крылатым плащом и волновал сердце жаждой приключений и перемен. Звёзды сгорали и, дрожа, загорались, звёзды гасли, звёзды звали. И в их немолчном хоре ощущалось настоящее волшебство. Алексей Володин, загребая босыми ногами хлопья седого пепла, шагал между звёзд, запустив руки в карманы своих старых джинсов. Он ощущал себя старым крылатым хиппи, идущим по звездным углям. Звёзды гасли под босыми пятками, напоследок незаметно кусая болью огрубевшую кожу. Дробно стуча, заволновались на запястьях разноцветные феньки: человечьи кости, черепа и осколки керамита. Лёха поднял руку, проводя пятернёй по лицу. И наткнулся на растущие из лица перья. Они, шурша, осыпались в бледную, когтистую ладонь — ультрамариново-синие с белой поволокой, волнистые и мелкие. Тяжёлые патлы, перетянутые ажурным ремнём мешали смотреть ясно. Лёха расправил крылья — ослепительно-синее, пернатое чудо и прижал ладонь груди. Креста не было. Ни креста, ни рубашки, под пальцами ощущался глубокий, ровный шрам-символ. Володин непонимающе шарил по нему, соображая. Вина и смутная тревога ворочались где-то в груди, уныло глодая изнутри позвоночник. Отравляли кровь, взывали из груди. Но их голос заглушал чарующий зов чужих солнц, бесчетное множество цветных искр в глубинах великой бездны.
— Ты — действительно интересный экземпляр, — задумчивый, негромкий голос заставил оглянуться. С синих доспехов незнакомца смотрел полустертый древнеегипетский иероглиф-глаз. Обросший щупальцами астартес внимательно разглядывал Лёху, сложив руки на груди, розовато-синие кожные покровы его тонко дымились, — ты мог бы стать варп-штормом, равнодушным созерцателем, что гасит миры, касаясь случайно, ты мог бы познать тончайшее искусство чародеяния. Недоступное смертным, меняющее данность, преобразующее и изменчивое как сам Владыка Перемен.
Лёха ещё пару раз похлопал шикарными крыльями, тяжело вздохнул, мысленно прощаясь с ними. И издал вопрошающе-непереводимый набор чавкающе-хлюпающих звуков, после чего с интересом уставился на незнакомца. Обросшее щупальцами синее лицо космоморяка скептически скривилось. Шевеля щупальцами, незнакомец смерил любознательную австрийскую Лёхину рожу презрительным взглядом и с отвращением сообщил:
— Это не остроумно.
— Да куда уж нам, суконным рылом — да в калашный ряд, — приторно-скорбно вздохнул Володин и даже всхлипнул для порядка. Всхлип вышел неубедительный: хлюпающе-чавкающий. И чересчур громкий, — фокус показать?
— Если ты действительно думаешь, что удивишь меня своими архаичными неприличными жестами, обсценной лексикой и шутками ниже пояса — ты ошибаешься, — спокойно сообщил монстр, шевеля щупальцами.
— О, так я наконец-то встретил эксперта? — оживился Лёха.
— Уже лучше, — одобрительно заметил незнакомец и насмешливо склонил голову на бок, — но всё ещё жидковато.
Стараясь дышать ровнее, Алексей попытался закрыть глаза — и не смог. Обычно, закрыв глаза во сне, он просыпался, это работало всегда, почти всегда. Всегда, но не сегодня.
— Всё ещё боишься себя? О, брось. Просто признайся себе хотя бы раз в жизни, юноша. Ты лжец. Ты боишься принять себя. Твои маски так однообразны: свойский простак, рубаха-парень, добродушный дворовый матершинник с повадками бродячей псины, мамина радость с оценками не выше чем хочет видеть тупой, ограниченный сброд вокруг… — незнакомец шагнул навстречу и ткнул кулаком в грудь Алексею. Тот слушал молча, ссутулил плечи и опустив глаза. От тычка в грудь Володин неловко покачнулся, но глаз не поднял.
— И даже примарх. Твой друг, — в голосе незнакомца сквозили жалость и снисходительное отвращение, — ты так боишься снять маску жизнерадостного идиота, что готов ломать комедию даже перед ним. Позволь, а знает ли он, что у Лёхи Володина никогда не было нормальных друзей? Никогда. Что твоя мать везде водила тебя за руку, что тебя травил этот безмозглый, ограниченный сброд, а учителя…
— Ну, я-то хоть тентакли на лице не растил, — тускло отозвался Лёшка, криво усмехаясь.
Россыпи звездных скоплений были неестественно прекрасны. Алексей поджал пальцы ног и с изумлением, сквозь ватное и ирреальное ощущение пепла на пальцах, почувствовал на миг складки сбившегося в ногах, смятого одеяла. Под непонимающим взглядом незнакомца, Алексей потоптался на месте, изучая иллюзию. Да, этот глубокий, безбрежный космос, этот отсвет чужих галактик, всё это чарующее великолепие было всего лишь затейливой иллюзией. Развеять ее Алексей не мог, а вот уйти — пожалуй.
— Ты так говоришь со мной, будто мне лет тринадцать, — фыркнул Лёха и тряхнул головой, отряхивая с лица перья. Они отслаивались странно, синей коростой, сходили чулком вместе с кожей, обращаясь по пути рыхлым пеплом.
— Самоотрицание — удел слабых духом. Ты неглупый юноша, Алексей. Владыка Перемен нужен, таким как мы. Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь, юноша.
— Ну, ты уж определился бы, с кем вообще говоришь. Твои фантазии — это отнюдь не я, — твердо возразил Лёха, подняв голову и расправив плечи, — да и общего между нами негусто. Две руки, две ноги. Всё.
— А ведь это больно, наверное, — терять веру. Мне это чувство незнакомо. Нельзя потерять то, чего изначально не имел, — с любопытством разглядывая вытянувшееся лицо Лехи, заметил незнакомец. И кивнул, быстрым жестом, видимо, по старой привычке, проведя когтистым пальцем по переносице, — я знаю, тебя мучает это. Мысль приходит постоянно. Одна и та же. Она изнутри точит тебя как червь. Не отец ли Анафема праведному мечтателю по имени Иисус? Псайкер, обращавший воду в вино. Ты же читал письмо, которое Публий Лентул, бывший прокуратором Иудеи до Понтия Пилата, писал властителю Рима, Цезарю, не так ли? Ты должен помнить.
Лёха повел плечами и упрямо поджал губы, но промолчал. Хотя и глаз не отвёл.
— Молчишь? Я напомню, — в умных, внимательных глазах монстра мелькнула вполне человеческая жалость, — откуда начнём? Пожалуй, отсюда… «…Когда он упрекает, он порождает страх, но только что сделав укор, он сам плачет. Хотя он очень строг, но и очень добр.
Говорят, что его никогда не видали смеющимся, а несколько раз его видели плачущим. Его руки красивы и одухотворены, и выразительны. Всю его речь считают приятной и привлекательной. Его редко видят в людях, но когда он появляется, он среди них выступает смиренно. Его выдержка, осанка очень благородна, он красив. При этом его мать самая красивая женщина, какую когда либо видели в этом округе. Если ты хочешь его видеть, о Цезарь, как ты мне однажды писал, то извести меня об этом, и я сейчас пошлю его к тебе. Хотя он никогда не занимался, он все же обладает полнотою Знаний; он ходит босиком и с непокрытой головой. Многие насмехаются, когда видят его издали. Но как только те находятся вблизи его, они дрожат перед ним и одновременно восхищаются им…» Никого не напоминает? Сын, настолько подобный отцу в своих свойствах…
— О, ну надо же, — хрипло рассмеялся Лёха в синее лицо незнакомца, и тот непонимающе моргнул, — а я-то, дурень, думал, что ты мне будешь доказывать, что Иисус Христос и есть Император.
— Ты не настолько несведущ, чтобы убеждать тебя в чём-то подобном. Иисус и Анафема абсолютно противоположны. Ваш Иисус был так похож на свою прекрасную мать верхней частью лица… Не бледней, это же твои мысли, юноша, — снисходительно улыбнулся незнакомец, — и, действительно, как может родить девственница? Ты упорствуешь и заглушаешь сомнения. Зря. Сколько ты молился своему распятому еврею и молился тщетно? Твой друг лишился ног.
— Зато живой и в здравом уме, — Алексей сосредоточился на ощущении одеяла, сбившегося в ком под ногам. И уцепился за него как за спасительный якорь. В ловушке иллюзий только этот злосчастный незримый ком тряпья и был настоящим. Спасительно настоящим, — и без тентаклей, знаешь ли. Лучше скажи мне вот что: не слишком ли топорно кого-то вроде тебя посылать в мои сны? Посуди сам, ты — более чем сомнительный тип. Явный враг. Скорее всего — закоренелый лжец. Твои интересные и познавательные истории работают неправильно. Они не переубеждают. А возвращают мне уверенность в том, что я поступаю верно. Что вера, которую пытаются убить во мне — единственная ценность, которая…
— Любой исход угоден Владыке Перемен, — туманно отозвался хаосит, — особенно — тот, в котором Хаос Неделимый действительно неделим. Ибо делится на единицу. В крайнем случае — на двойку. А не на цифру четыре…
— Ах, вы подлюки, — восхитился Лёха и аккуратно нащупал ногой незримое и оттого несуществующее для хаосита одеяло. Пальцы ног, ватные и тяжёлые как гири, сомкнулись, сминая где-то в реальности простую, тонкую ткань типового семинарского пододеяльника, — это надо же быть такой крысой. Браво. Готов аплодировать ногами.
— А ты мне нравишься. Жаль, что я не могу показать тебе Просперо. Продолжаешь скалиться даже здесь, мне в лицо, сейчас. Неужели твоя маска приросла и наконец-то стала лицом? — монстр понимающе хмыкнул, — твоё право. Анафема ненавидит весельчаков вроде тебя. Дурные воспоминания, знаешь ли.
— Ну, мне с ним детей не крестить. Ладно. Это, конечно, всё хорошо, но пора и честь знать, — Лёха сосредоточился на ногах, сжимая и разжимая пальцы. И с абсолютно бешенным восторгом ощутил, пусть и приглушённые, ватные, но вполне реальные шевеления собственных ног, — красивая у тебя иллюзия.
— Что? — нахмурился хаосит, стремительно сокращая расстояние, — повтори. Что ты сказал?
— Брешешь, говорю, красиво, — брякнул Лёха. Изо всех сил распахнул глаза. И проснулся.
* * *
— Надо поговорить, — голос Лёхи Володина по ту сторону эфира звучал непривычно серьёзно, — Вить. Ты дома?
Сидящий по-турецки прямо на поросшей мхом каменной глыбе Виктор почесал затекшее колено и обвел озадаченным взглядом заваленный густым чернозёмом зал. Торчащие повсюду саженцы выглядели вяло и неубедительно. Виктор почесал нос и взял телефон в другую руку:
— Не совсем.
— Надо поговорить, — напряжённо отозвались сквозь помехи, — не по телефону.
Виктор пожал плечами, благодушно наблюдая, как вокруг него из-под земли, нехотя, натужно ползут лозы шиповника, стрелки дикого чеснока и багровый, цепкий, жилистый зверобой.
— Ты меня слышишь?
— Лёха, мы, как бы, дома. Шифроваться здесь не от кого. Говори, что хотел, — родновер бережно вытряхнул из кармана на ладонь горсть зёрен подорожника и, подумав, ссыпал их вниз, на сырую, рыхлую землю.
— Напомни, когда у техножреца есть крылья — это очень плохо? — настороженно донеслось из телефонного динамика.
— Ты про Северия что-ли? Лёша, проснись, он же еретех. Он вообще клал на то, что там у них на Марсе положено, не положено, можно, нельзя. Нет, я, конечно, не спорю. Шестерёнки с крыльями — это что-то совсем уж штучное. Я не видел минек с крылатыми техножрецами, но мало ли, что я там ещё не видел…
— Ещё кое-что. Доспехи. Синие, напоминают что-то египетское. Символ ещё как иероглиф. Глаз.
— Тысяча Сынов. А что? — не понял Виктор, — ну, это колдуны с Просперо. Хаоситы. Один из легионов предателей.
— Ясно. Спасибо, — подавленно прозвучало из трубки после недолгого молчания. Где-то очень далеко Лёха тяжело вздохнул. И вызов прервался.
— Интересно девки пляшут, — пробормотал сам себе под нос родновер, пряча телефон в карман и наблюдая, как растения лезут из жирного чернозёма, растут вширь и, затейливо стреляя почками, с тихим треском распускают свежую, глянцевую, клейкую листву.
Управлять процессом Виктор не умел. Да и не хотел бы. Щёлкнув зажигалкой и затянувшись табачным дымом, он мирно смотрел, как энергия имматериума будит спящие семена, как оживают, одетые потоками энергий, споры каких-то грибов, как упрямо ползут вверх стрелы шалфея, как выползает в топкой низине осторожный багульник, как захватывает всё вокруг оборзевшая от обилия тепла и влаги энотера и под кустами смородины аккуратно распушает свою зелёную гриву душистый клевер. Зачем примарху столько зелени, Виктору было в сущности плевать. В то, что удастся спасти виды растений и живых существ, он не верил. И на здоровенный зимний сад в недрах крейсера смотрел как на кормовую базу. Хотя, просто сидеть-то здесь и думать родноверу нравилось. Из всех техножрецов хоть как-то на кусты смородины, жасмина и боярышника реагировал, пожалуй, только Северий. Он ни разу не озвучил своего мнения прямо, но Виктор-то видел, что зимний сад для него — не более чем безобидная блажь, относительно полезная и местами любопытная в плане изучения вымерших видов терранских растений. Искусственный же водоём, полный всякой речной дряни, и вовсе стоил техножрецам частичного демонтажа части оборудования и больших хлопот с системой очистки. Лоргар настаивал, что пруд необходим — как часть экосистемы и просто запасное хранилище пресной воды.
К тому времени как в пруд запустили обычную прудовую рыбу, на судно как раз вернулась команда. И нет, невесть откуда рекрутированные мирные пахари на крейсер так и не вернулись. Вместо них, вслед за офицерами, транспорт доставил каких-то краснорожих крепких и рослых ребят с повадками заправских мореманов. И сквернословили ребята эти так вдохновенно и затейливо, что даже привычный ко всякому Виктор, услышав впервые, завис и на какое-то время потерял дар речи.
— Крейсер всё больше напоминает ковчег, — Галахад с огромной клеткой в руках поравнялся с Виктором и опустил свою ношу на землю. Заскрипела решетчатая дверца, выпуская на волю стаю воробьёв. Воробьиный гомон немедленно наполнил помещение, — внизу разгружают что-то. Ты не в курсе, зачем нам попугаи?
— Чего?
— Попугаи, — спокойно повторил Галахад, — неразлучники, волнистые и ещё пять видов. Я всё могу понять. Но не попугаев.
— Лоргара спрашивать пробовал? — нахмурился Виктор.
— Зачем? Не он их покупал, — флегматично пожал плечами Галахад, — а некая Лисицина Е. А теперь объясните мне кто-нибудь, зачем нам стая попугаев?
— Ох. Да ёж твою медь, — криво улыбаясь, потушил бычок о камень Виктор и сокрушенно качнул головой, — кажется, мы таки переплюнем Детей Императора… На кой ей попугаи? Она хоть что-то вразумительное сказала?
— Они красивые. Она их любит. Всё, — Галахад взобрался на валун и устроился рядом с Виктором, флегматично созерцая торчащие отовсюду гранатовые деревья, кусты китайской розы и что-то ещё тропическое и очень разлапистое, — чем кормить столько живых тварей? Где держать? Капитан забрал одного черного какаду, сострив, что в крайнем случае его можно сварить… Ты когда-нибудь видел как славный, домашний курносый рыжик по имени Ева на глазах превращается в кровожадного берсерка?
— Могу представить, — понимающе оскалился Виктор.
Галахад закрыл глаза и тяжело вздохнул. Повисло молчание, нарушаемое только далёкими лягушачьими трелями в камышах и задиристым воробьиный гомоном.
— Совершенно ничего не понимаю. Он мог раздать сыворотку нормальным военным. Десантникам. Да хоть кому, — голос нетсталкера дрогнул, — зачем он вытащил с того света меня? Зачем сверхчеловеку существа вроде нас?
— Состав действительно пестрый, — согласился, подумав, родновер, — семинаристы, я, ты, мент.
— По какому принципу он выбрал нас? Что им руководило? Что мы для него?
— Друзья, — пожал плечами Виктор, — люди, которым он верит.
— Верит, — как эхо отозвался нетсталкер, — а между тем это контрпродуктивно. Я не солдат. И тем более не сверхчеловек. Что бы ни происходило со мной, несмотря на все генетические вмешательства, я всё ещё — Эдуард Гельман.
— А вот в это я охотно верю.
— Моя личность, моё мироощущение, это всё ещё я. И я не гожусь в космодесантники.
— Правда в том, что никто из нас не годится.
— Что? — осекся Гельман, круто развернувшись и дико воззрившись на родновера.
— Мы не годимся в астартес, — повторил родновер, хмуро расчесывая локоть.
— Брось, вы сражались и сражались успешно… — медленно возразил Гельман, с недоверием разглядывая Виктора.
— Знаешь, когда Лоргар лежал в коме, я пообщался с сангвинарными жрецами. Орден Плакальщиков вообще разбирается в таких вещах, как я понял, — Виктор свесился вниз и похоронил бычок в черноземе, затолкал куда-то под камень, — мы не совсем астартес. Это даже хорошо, что таких как мы мало…
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Галахад.
— Понимаешь, какое дело, — Виктор помедлил, подбирая слова, — нормальных астартес готовят очень долго. Они проходят незнамо сколько тестов и всяких улучшений. Им поэтапно промывают мозги. Вживляют дополнительные органы. И всё в таком духе. То, что провернул Лоргар — это не просто «не норма», понимаешь? С точки зрения апотекариев сорокового миллениума это — почти ересь. Мы вообще не астартес. Я не знаю, что мы такое, но чем меньше таких как мы сотворит Лоргар — тем лучше.
— Даже так? — пробормотал Гельман, приподняв брови и озадаченно моргнув.
— Да. Нам повезло, что на нас наткнулись Плакальщики, а не сынки Дорна, — заметно помрачнев, кивнул Виктор, разглядывая свежепосаженные кусты малины и свои исколотые руки, — Черные Храмовники сожгли бы нас на всякий случай. Ты знаешь, почему никого не подпускали к примарху?
Гельман качнул головой, напряжённо вглядываясь в лицо Виктора.
— На его лице то проступали, то исчезали чужие шрамы, — Виктор до хруста судорожно сжал кулак и в глазах его стало мёртво и страшно, — это знаем только Алексей и я. Из примарха пытался вылупиться Люций Вечный. А примарх пассивно пожирал его, не приходя в сознание. Это… это было как приступы. Особенно первое время. Нас двоих пускали. Мы помогали чем могли. Это… Это было страшно. Лоргар может пожирать сущностей варпа.
— Разве это возможно?
Родновер подавленно умолк и угрюмо уткнулся взглядом в комья рыхлого чернозёма.
— Подожди, Вить, у него же кончились ампулы? У него же кончились, он все раздал, — в глазах Галахада забрезжило понимание, — вот почему он не спешит создавать сыворотку, не ищет контакт со старыми знакомыми…
— Не все. Есть последняя. В тумбочке, — нехотя признался Виктор, — Лоргару не хватает одного человека. Он как-то говорил, но я ничерта не понял. Ему было видение. Ромб и квадрат, наложенные друг на друга, восемь углов. Прима, секунда, терция, кварта, квинта, секста, септима, октава. Мы и есть эта октава. Я не понимаю эти символы. Лоргар уверен, что не хватает только октавы. Восьмого. Лоргар думает, что октава сам найдет нас. Мы все — октава. А октава — мы. Я сам не понял. Это звучит-то даже странно. Не то что…
— Октава, — негромко повторил Галахад и задумался, — кажется, я понимаю. Ромб и квадрат. Квадрат обычно символизирует тварный мир. Вы четверо — символизируете собой стихии тварного мира. Огонь, вода, земля и ветер. Полагаю, мы трое тоже что-то должны собой символизировать. Что именно — я представляю себе слабо. Что могут символизировать собой живой философский камень, предприимчивый дознаватель и, хм, я?
Виктор только пожал плечами:
— Кто ж его знает. Октава — так октава. Лично я не против.
Примечания:
Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.
Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.
Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
461
Нравится
842 Подписаться
1343
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
Награды от читателей:
«Отличная работа!»
от
5ximera5
«Цегорах одобряет!»
от
cra2zy
«Отличная работа!»
от
Solnashko luchistoe
Наградить фанфик
461
Нравится
842 Подписаться
1343
Отзывы
146
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 146 сборниках
×
Сообщение об ошибке в тексте
Как правильно? (не обязательно)
Отмена
Отправить сообщение об ошибке автору
Сообщить об ошибке в выделенном тексте
×
Сообщить о нарушении правил
Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением
Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».
Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике
Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.
Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям
Все это автору следовало бы оставить для других мест.
Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен
Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.
Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.
Текст не на русском языке
Вставки на иностранном языке допустимы.
Намеренная провокация или оскорбление
Автор создал текст с целью потроллить читателей.
Не путать со стёбом или пародией.
Плагиат
Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.
Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или
персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.
Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:
Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей
Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.
Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте
Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...
Нарушение в сносках работы
Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.
Отмена
Отправить сообщение администрации
Назад
Содержание
28. Гарь
4 часа и 9 минут назад
Настройки текста
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100%
Выбрать размер отступов
100%
90%
80%
70%
60%
50%
100%
Выбрать размер шрифта
70%
80%
90%
100%
110%
120%
130%
140%
150%
160%
170%
Примечания:
Агата Кристи ~ Неживая вода.
Было темно и тихо. Студенческое общежитие давно спало и видело десятый сон. Где-то за стеной разливался чей-то басовитый храп, а из-под подушки спящего лицом вниз Мизгирёва светился телефон. И зловредно пищала уведомлениями не выключенная аська. Эти бестолковые, писклявые «о-оу» изредка доносились до слуха Лоргара, но воспринимались уже как какое-то необходимое шумовое сопровождение. И не мешали. Собственное сознание казалось ватным и ленивым. Лоргар Аврелиан засыпал под мерное урчание свернувшегося на груди клубком кота. Пухнастый зверь открыл единственный глаз, сонно проверяя на месте ли Лоргар. Убедившись, что его личный человек так никуда и не исчез, кот запел с новой силой и заворочался, выпуская когти и сонно зевая.
Сонливая тяжесть скрадывала мир вещей и звуков. Лоргар тонул в ней, погружаясь в мрачные глубины бессознательного. Мир таял в туманной дымке, а впереди брезжили в темноте алые и золотые отсветы и пахло знакомо: кровью, старым реквизитом и благовониями. Звон, глумливый призрачный смех десятка голосов и прихрамывающий мотив какой-то разбитой, дрянной шарманки почти заглушил вопль ужаса и отчаяния. Лоргар вдохнул полной грудью спертый, пропитанный опиумным дымом и какими-то душными благовониями воздух и поспешно зашагал туда, где золотисто занималось далёкое зарево. Тревожное крещендо незримых скрипок и дрожь разбитого стекла подгоняли, гнали прочь из мрака. Шорохи и тревожный, многоголосый шёпот зазвучали в тенях. Лоргар шагал по древним камням, через тёмный зал, мимо проплывали затянутые паутиной пыльные темные статуи и сухая гниль увядших цветов. Запах сухой гнили и пыли источало всё: ветхие бурые портьеры, изуродованные временем гобелены и грязные закоулки, полные пауков и крысиных шорохов. Особенно много здесь было барельефов и темных статуй. Лоргар засмотрелся на них и оттого не сразу заметил, как сумрак вскипел сонмом оживших теней. Серые призраки с ликами иссохших мертвецов, шурша темной рванью саванов, с тихими шорохами и вздохами выскальзывали из стен за его спиной, ныряли в полу ворох бордовых драпировок, цеплялись костлявыми, серыми пальцами за пыльные, темные камни стен и колонн.
Лоргар спешил вперёд мимо темных ниш, мимо костей и черепов, мутно белеющих впотьмах повсюду, мимо каменных чаш и арочных проемов, мимо зеркал и оскаленных глумливо каменных масок: шутовские лики истекали чернильно-черной, жирной смолой как слезами. Мертвецы бесшумно следовали за примархом, то ныряя в недра стен, то поспешно выныривая и стремительно нарезая круги вокруг. Они как тени нетерпеливо кружили, то отдаляясь, то приближаясь, с тихими вздохами и шелестом. Но что именно они хотят Лоргар не понимал. Он зажёг в горсти пламя, и всё полчище духов ринулось к нему.
Это было странно. Призраки стремительно ткали собой белый эльдарский доспех, обращаясь белой, узловатой психокостью и камнями душ. И камни эти мерцали тревожно с белых пластин, с наплечников и с ячеистого нагрудника. Лоргар коснулся одного и услышал смятенный, сбивчивый шёпот на незнакомом наречии. Что именно голос пытается в панике донести до него, Лоргар не понимал.
Пыль тонко замерцала и пришла в движение. Древние плиты густо устилал рыхлый пепел. Лоргар шагал вперёд, а под ногами, в хлопьях пепла хрустели чьи-то кости. Что-то брякало, бренчало и сипело повсюду: и в стенных нишах, и над головой и в темных проходах, уходящих куда-то вглубь пыльного и обветшавшего лабиринта тупиков и длинных коридоров. Мерцание пыли сгустилось и налилось теплом. Золотистый туман накрыл всё вокруг. Он мешал разглядеть предметы и остро, загадочно переливался. Музыка тревожной дрожью забиралась, казалось, под саму кожу, отравляя и опьяняя одновременно. Смех и стоны отчаяния, глухо дрожащие где-то в стенах рыдания на грани истерики, вплетались в звучание музыки странно, но органично до безобразия. И Лоргару это не нравилось. Ему не нравилось абсолютно всё в этом забытом богом месте.
Где-то дробились эхом в гулких залах голоса людей и звон хрусталя. Хор незримо рыдал в глубине коридоров, гулким рефреном повторяя слова хорошо знакомой Лоргару песни. Будто заклиная. Хор голосов, шептал, стенал в унисон, сквозь хохот и рыдания скрипок и звон клавесинов, под эхо скрежета, в тускнеющем золотом тумане:
В начале я думал все будет просто.
Я все равно ничего не теряю.
Я выстрелю в воздух и всех напугаю.
Но никто не заметил что здесь был остров.
И вода —
Неживая вода.
Визгливый хохот дробился эхом, отражаясь от стен под неистовые, искаженные звуки музыки. Марионетка на четырёх цветных нитях рухнула на Лоргара: иссохший мертвец в золотых доспехах. В бесполезных и тронутых распадом глазницах тускло мерцало золото. Мертвец дернулся, противясь стянувшим его запястья нитям и внезапно мощным ударом отшвырнул Лоргара от себя, качаясь, хватаясь за стены и судорожно обрывая полуистлевшие портьеры в тщетной попытке устоять. Золотой лавровый венец тускло блеснул в засаленных темных волосах. Шальной, оглушительный взрыв разнес марионетку, украсив несвежими внутренностями и ошметками мяса всё вокруг — и самого Лоргара. Искаженный гулким эхом глумливый смех, и пение сотен голосов, казалось звучали из-под самых серых плит и из стен:
Плохая игра: я все потерял,
Я лишь сохранил свое окно,
Я может быть уйду из него.
Но еще холоднее зима и вода.
Неживая вода.
— Мне никогда ещё не было так плохо! — стенали голоса в унисон.
И Лоргар видел багровые бури варпа, несущие в пустоту черный, частично безобразно оплавленный корабль. Межзвездный скиталец покорно следовал в никуда, его мотало и трясло, а обшивка пенилась безобразными, гротескными ликами. Казалось, они живы, застывшие навеки, багровые и нездорово притягательные в своём уродстве. Их оскаленных нечеловеческой мукой черты врезались в память навязчивым отзвуком собственных низменных, темных желаний.
— Мне никогда ещё не было так хорошо, — шептал, стонал и экзальтированно стенал варп, утробно вздыхая и воркующе смеясь.
А Лоргару казалось, что где-то внутри него невыносимо медленно рвется струна. Тело охватили жар и нечто тягучее, темное, неподвластное логике. Аврелиан уронил руку, с досадой отмечая, что тело реагирует на происходящее слишком бурно и непредсказуемо. И, при этом, достаточно однозначно.
Вкрадчивые голоса слуг Смеющегося Бога звучали отовсюду, дрожа и с гадливым хохотом терзая иллюзию, обступившую Лоргара:
— И так сладко, и так горько?
— И это всего лишь начало.
— И только течёт. Неживая вода.
Глумливые голоса арлекинов и хромой мотив почти заглушили хохот и отчаянный вой на одной ноте. Но эта какофония звуков рассеяла иллюзию.
И Лоргар обнаружил себя корчащимся на липких от крови ступенях. Где-то внизу, на кровавых камнях, как затаившаяся тварь, темнел проклятый черный клинок. Обезумев от боли и мрака, Лоргар сжался в позу эмбриона, зажимая распоротое чрево. И затихая.
Сознание уплывало, звон и тошнотворная слабость обволакивали сознание Лоргара Аврелиана. Сквозь кровавую пелену боли и безумия Лоргар видел как кто-то высокий и крылатый преклонил колено перед ним. Рука в латной перчатке коснулась плеча и осторожно его сжала. Багрово просиял алый глаз в золотом чеканном кружеве. И смутно знакомый незнакомец взвалил Аврелиана себе на плечи как Добрый Пастырь — заблудшую овцу.
Сквозь хрипы и шакалий хохот, хор голосов рыдал, шептал, стенал в унисон. Отчаянно и гротескно, сквозь обрывки музыкальных фраз, торжествующе-мрачный грохот органа и рыдания скрипок:
Холодной рукой ничего не построить.
И может быть лучше я утону.
И я не знаю, сколько я буду стоить,
Если все от меня убегут.
Со мной лишь вода —
Неживая вода.
Жар, одуряющая боль в кишках и судороги почти ослепили примарха. Теряя сознание, он равнодушно смотрел как не вполне белые крылья несущего его человека, роняя перья, марают стены бурыми, рваными полосами. А льняные кудри незнакомца стремительно темнеют от липкой примаршей крови. Крылатый воин, прекрасный как девушка, сейчас до боли напоминал льва. Жертвенного льва на Каменном Столе из сказки английского писателя.
Миг — и реальность пошла трещинами, рассыпаясь на звонкие, пестрые осколки. Из-под дерюжных покрывал Лоргар смотрел из пёстрой, суетливой толпы, с пыльной, красной брусчатки, как в небе плывет чужое, жаркое солнце. Пыльный зной и запах чужого пота почти заглушала густая, трупная вонь: высоко над равнодушно кишащей толпой, на цепях, покачивались грязные железные клетки. Слишком узкие, чтобы в них сидеть. Слишком невысокие — чтобы стоять. В них возились истощенные слепцы и гнили раздутые, почерневшие трупы. Вороньё с пронзительными воплями рвало мясо с ещё живых людей, облепив прутья и раскачивая клетки своим весом. Кровавые глазницы узников кишели личинками. Лоргара мутило от тупой, ватной муки спятивших от боли и отчаянья узников, Лоргара мутило от этого гнусного города крикливых караванщиков, работорговцев, красных камней, попрошаек и карманников. Плоские крыши и высеченные из песчанника дома мутно желтели, нависая над площадной суетой. Стоящий подле человек медленно стащил капюшон и поднял глаза. Совершенно седой заочник-уфолог неподвижно разглядывал пирующих птиц. А его жилистые пальцы, нервно подрагивая, стремительно перебирали четки.
Заочник встретился с Лоргаром взглядом и медленно покачал головой:
— Нельзя убить дракона если он живёт в каждом сердце, Лоргар.
Небо стремительно багровело, окрашивая оплавенные зноем каменные глыбы в мутные, бурые тона. Лоргар видел как согласно и невыносимо красиво, с хрустом и звоном, сминают иллюзию тысячи рук в белых и шашечно-лиловых перчатках. Реальность осыпалась россыпями хрупкого цветного стекла и каменного крошева. Руки комедиантов с хрустом, уверенно крошили реальность. И это напоминало слаженное театральное детство, завершающий этюд, полный мрачной красоты, экспрессии и нечеловеческого символизма. Искаженные эхом голоса незримых артистов самозабвенно гремели над бездной. Восторженно ревели трубы и валторны. И грозно, мрачно, звучали обрывки незнакомых мелодий. Где-то смеялись люди, а плач клавесинов и легкомысленная дрожь скрипок сплетались с голосами арлекинов:
Плазма огня и блестящая ртуть.
Все бежит, я не знаю куда.
Я лишь вижу, они бегут от окна:
Не узнать, не назвать, не вернуть.
Лишь вода —
Неживая вода
— Я никогда не был таким старым! — восторженно хохотал багровый мрак, исходя на шакалий визг и глумливое эхо.
— Я никогда еще не был таким мертвым, — шептал невесомо багровый свет тысяч свечей, вспыхнувших повсюду на каменном полу. Мрак отступал перед их мятежным, загадочным светом. А тени метались по древним плитам огромного зала, вторя музыке.
— И если это еще только начало, то каким же веселым будет конец?! — восторженно орали наперебой тысячи голосов, перекрикивая друг друга и плач скрипок, — ведь течёт неживая вода! Неживая вода.
У самых ног остро блеснуло что-то длинное и хищно изогнутое. Под бой барабанов и хохот скрипок Аврелиан успел разглядеть в мятежном сиянии свечей что-то пёстрое. Вычурные шашечно-цветастые ножны и лукаво поблескивающие алые камни на рукояти. Лоргар Аврелиан опустился на одно колено, бережно поднимая с древних плит невероятной красоты клинок. Едва пальцы примарха сомкнулись на рукояти — всё вокруг стремительно пришло в движение. Подробная, невероятно качественная иллюзия безконтрольно и уверенно сминалась и оплывала, как комок теплого пластилина в руках ребенка. Багровый воск свечей, бурая рвань портьер и древние камни лениво трансформировались в огромную бледную ладонь.
Лоргар в полной мере ощутил, что стоит между линией жизни и линией любви, на живой, но не вполне человеческой коже только когда над ним нависла огромная носатая рожа. Потребовалось каких-то несколько мгновений, чтобы Лоргар отчётливо осознал, что видит не живое лицо, а гротескную маску. Там, где из-под нее выглядывали участки живой плоти, кожа была значительно бледнее. Мелодично и одурело забренчали бубенцы карминно-лилово шутовского колпака, сталкиваясь и заслоняя собой всё, что сзади и слева. Лишенные зрачков и радужек золотые глаза, пылающие в прорезях маски, разглядывали Лоргара как какую-то занятную и крайне забавную безделицу. Оскал шута стал ещё шире. От обилия шашечных принтов, золотых узоров и цветовых пятен у Лоргара зарябило в глазах. От пестрого шейного платка и от ажурных манжетов гигантского шута вызывающе несло вульгарным амбре каких-то отшибающих обоняние духов, кровью и варпом. Ладонь тряхнуло. И Аврелиан, от неожиданности рявкнув матом, качнулся, пытаясь устоять на ногах. Шут хмыкнул и нахально прищурился, цинично разглядывая со всех сторон свою находку. Лоргар задохнулся от возмущения и уныло покосился на клинок, всё ещё загадочно поблескивающий в руке.
— Я же не верю в тебя, не считаю тебя богом, зачем?! — не выдержал Лоргар и поспешно склонил голову, протягивая на вытянутых руках меч, — забери, я не достоин такой чести. Уверен, найдутся другие…
Огромная носатая рожа гнусно оскалилась и вкрадчивый, надреснутый тенор, дробясь в пустоте на эхо, любознательно поинтересовался:
— Где ещё мне найти такого искреннего кретина?
Лоргар неодобрительно кашлянул и скептически поджал губы, опуская меч. Два здоровенных когтистых пальца щёлкнули Лоргара в грудину так, что внутри что-то хрустнуло. И примарх согнулся пополам, задыхаясь от боли.
— Можешь не отвечать. Камешки красивые, признай, мон-кей. Красивые, но хрупкие, — тенор изошел на хихиканье, шакалий смех и эхо, — тебе нравятся доспехи аэльдари? Нравятся, не кривись. Восхищение и любовь написаны на обратной стороне твоих потрошков, мон-кей. Показать?
— Поверю. На слово, — отдышавшись, прохрипел Лоргар, щупая грудную клетку и сплевывая розовую слюну, — при чём здесь камни? О чем вы вообще?
— Камни душ. Красиво, но хрупко, — глумливо протянул Золотой Шут и склонил голову чуть на бок, отчего бубенцы на хвостах дурацкого колпака мелодично, предостерегающе забренчали, — если мон-кею вздумается разбить парочку — кто ж его остановит?
Лоргар моргнул, нахмурился и поднял глаза, мучительно соображая. Откровенно глумливая носатая рожа наблюдала за тем, как вытягивается от изумления лицо Аврелиана, с явным удовольствием и с долей злорадства.
— Вы это что, хотите чтобы я сам, своими руками, уничтожил все трофейные эльдарские доспехи вместе с камнями душ? — Лоргар потрясённо покачал головой, но замер, что-то прикидывая в уме. И его осенило, — понимаю. В моем времени нет Жадной Суки. Эльдарский пантеон цел и никем не сожран. А значит — исправно выполняет свои функции. И, следовательно, вы хотите, чтобы я освободил личности тех, кто заключён в камни душ и они, в свою очередь…
— Ты слишком много болтаешь, — огромная когтистая рука качнулась, небрежно стряхивая Лоргара в ничто. Тьма расступилась, поглощая всё вокруг: цвета, оттенки, запахи, звуки. И Лоргар проснулся.
Минут десять он просто лежал, неподвижно глядя в мутно белеющий потолок. И слушал ровное дыхание спящего кота. Попытавшись нашарить телефон, Аврелиан неловко перевернул что-то, что-то длинное и холодное на ощупь. Предмет с глухим стуком и звоном упал на пол. Лоргар поспешил перегнуться через спящего кота и очень тихо, изумлённо выругался: на пёстром линолеуме, аккурат в проходе, поверх разбросанных тапок, валялись вычурные, шашечно-пестрые ножны. И длинный, изящный красавец-клинок арлекиньего божества.
* * *
Прохладный, синий мрак ангара успокаивал. В этой пыльной тишине всегда царил мирный, свободный от раздражения покой. Впитывая в себя слабо мерцающий голубыми всполохами синий мрак, Мария ощущала как медленно, но верно наступает вегетативное успокоение. Пульс, кровяное давление, частота дыхания и сторожевые функции — всё неотвратимо снижалось, затухая и невесомо вздыхая в унисон мерцанию неведомых голубых реле. Синяя, чистая от примесей мгла ангара неторопливо наполняла всё существо девушки.
Мария неспешно шагала среди свисающих отовсюду мотков кабелей как в трансе, ощущая, как организм настраивается на щадящий режим и отдых. Покой и гармония царили вокруг и вовне, психолог слабо улыбнулась, подобрав полы белой ночной рубашки и бесшумно ступая босыми ногами по нагретому неведомыми процессами металлу. Старомодная ночная рубашка пушистым ажурным колоколом цеплялась за какие-то скобы и тугие жгуты проводов. Волочилась следом шлейфом тропической рыбки, когда девушке приходилось нагибаться чтоб пробраться под свисающими сверху мотками кабелей. Ночные рубашки из сентиментальных дамских романов были безобидной блажью, такой же смешной и нелепой как и эти прогулки босиком. Мария прекрасно понимала это, но уже в который раз совершала ночной моцион по опустевшим отсекам. Это было сродни ритуалу, это дарило успокоение, ощущение защищённости. И какую-то призрачную иллюзию принадлежности к коллективу. Настоящие, тактильные ощущения, ледяной или нагретый металл под бледными ступнями — это дарило уверенность и ощущение некой сакральной сопричастности происходящему. И сам этот синий мрак спящего крейсера был для Марии синонимом покоя и единения. Её единения и тесной связи со всем, окружающим её.
Шорохи, сопровождавшие её и раньше, будто бы усилились. Мария остановилась, безотчетно прислушиваясь и чувствуя, как перехватывает дыхание и отчего-то пропускает удар сердце. Вдалеке, тихо, надсадно и тревожно что-то заскрежетало. Будто протащили по ребристым пластинам чем-то тяжёлым, острым и неровным. Мария сделала ещё шаг и остановилась. И звук повторился. Правее и значительно ближе. И тише. Беспричинный страх овладел Марией, её колени ослабели, а грудную клетку будто окатило изнутри крутым кипятком. Девушка попятилась, поджимая босые пальцы и стараясь лишний раз не дышать.
Невесомый шорох прозвучал за самой спиной, отчего девушка едва не заорала. По спине прошлась огромная, закованная в латные перчатки пятерня. Цепляя и случайно царапая ткань. Аккуратный, но достаточно мощный удар ладони куда-то между лопаток выбил из груди воздух. Удар был такой силы, что девушка растянулась впотьмах на полу. До слепящей боли и черноты в глазах приземлившись подбородком и лбом на какой-то моток шнуров и толстых кабелей.
Несколько вспышек, странные и тягуче-неправильные звуки выстрелов озарили ангарный мрак. Что-то угрожающе и пронзительно взревело на манер бензопилы. Бледно полыхнуло голубым. Сердце прихватило, а Мария задохнулась собственным криком: редкие голубые вспышки в глубинах ангара озаряли своими слабыми отсветами очертания меняющегося и растущего вверх и вширь сервитора. Знакомая человекообразная, гротескная груда шлангов в мантии техножреца, обогнув Марию, рванула с места. Теряя всякое сходство с Северием и стремительно превращаясь в трехметрового воина. Оглушительные топот, тени двух несущихся навстречу друг другу гигантов, визг и россыпи искр от встретившихся друг с другом пиломечей, озарившая ангар бледно-голубая вспышка: всё это происходило какие-то доли секунды. Мария в ужасе отпоползла и поджала под себя ноги, нащупав стену и толстую, пыльную цепь. Предназначения её Мария не знала. Вспышки и рассыпаемые встречающимися пиломечами искры озарили совершенно одинаково татуированные, искаженные яростью, бледные лица. Мария поспешно поднялась и вжалась в стену, судорожно ощупывая пространство вокруг себя. Свисающий низко свободный конец цепи обжигал холодом, пах соляркой и был липким и какими-то слишком шершавым на ощупь.
Ангар огласили отрывистый вопль ярости и грохот, сопровождаемые визгом пиломечей и чудовищными ударами, сминающими металл. Кто-то отступал во мраке, отражая удар за ударом. Вопль повторился, дробясь на эхо в кромешной тьме. Звуки пальбы и всполохи на миг озарили сражающихся. Мария уже совершенно не понимала, что происходит, её тело била крупная дрожь. На какой-то безумный миг ей показалось, что она слышит сиплый, болезненный смех. Вокруг сражающихся со звоном и шелестом расцветала бледная восьмиконечная печать странной формы. Под грохот и треск, надсадно взревел пиломеч, отсекая в неверном свете печати чью-то голову. Что-то круглое глухо упало и покатилось, отскакивая от предметов и марая пол. Очередная вспышка голубого свечения, осветившая ангар, выхватила из мрака очертания отрубленной головы и всё вокруг: перекошенное, обмаранное кровью человеческое лицо, неподвижно глядящие в стену серые глаза и тускло поблескивающую на ребристом металле кровь. Сам обезглавленный труп с грохотом рухнул на спину, обрывая собой какие-то кабели и выпуская из рук оружие. Печать же попросту моргнула и растаяла, будто её и не было.
Мария притихшим зверьком вжалась в стену, прислушиваясь. Неторопливые, размеренные шаги зазвучали совсем близко. Тяжёлый вздох, возня и трескучая ругань на неведомом наречии опалили сознание девушки. Её трясло, трясло крупной дрожью, Мария видела и слышала достаточно, чтобы понять простую истину — ей не уйти. Никому не уйти. Это конец. Что-то звякнуло сочленениями, шорох грубой ткани прозвучал совсем близко и в лицо девушке дохнуло густым запахом крови, машинного масла и табачной горечи. Огромная пятерня опустилась на плечо, а негромкий, басовитый мужской голос с тревогой спросил:
— Мария, вы в порядке?
Бледно голубая вспышка в глубинах ангара на миг озарила нависшее над ней внимательное, умное лицо, водянисто-серые глаза, не выражающие ничего кроме тревоги и ожидания, бритый череп незнакомца и его синевато-зеленый доспех. Вычурный и наводящий на ассоциации с китайскими драконами и морскими гадами в немыслимых безднах.
— Мария, — басовито и негромко повторил незнакомец, встряхнув девушку и пристально вглядываясь в остекленевшие от ужаса глаза за очечными стёклами, — вы всё ещё со мной?
Психолог беззвучно пошевелила губами и как-то невпопад кивнула.
— Больше никогда так не делайте. Ангары — не место для прогулок. Как и военные суда Империума в целом, — подозрительно знакомые интонации незнакомца пусть и не сопровождались сипением и хрипами, но абсолютно точно принадлежали Северию, — вам повезло, что я вернулся за братом.
— Братом? — психолог с сиплым, бессвязным звуком хлопнула ртом. И потерянно покосилась в ту сторону, где, марая ребристый настил кровью, всё ещё в неверном мерцании какой-то резервной технической штуки лежал на спине обезглавленный труп.
— Да. Когда-то он был моим братом, — в прозрачных радужках воина отражались пульсирующие отсветы слабых, голубых вспышек, — вы всё ещё можете называть меня Северием. Вы понимаете меня? Не молчите, Мария.
— Вы не… — девушка запнулась и умолкла, — простите…
— Я не убью вас, — невозмутимо согласился воин. Глаза его улыбались, — в конце концов, вы воздействуете на реальность куда занимательные, чем еретех Северий.
— Вы что, всё это время играли техножреца? — лицо девушки прояснилось и отразило понимание, — как же я не… вы изначально не были похожи на них. Ни на кого. Другой. Я искала логическое объяснение вашему феномену, а оно всё это время было на самой поверхности…
— Не бродите по крейсеру, Мария, — неожиданно теплые пальцы аккуратно коснулись щеки и убрали с лица выбившуюся темную прядь. Вспышка озарила спокойное, бледное лицо и гидру во всю щеку, — ваша энергия достойна куда более полезного применения.
— Вы расскажете? Остальным, — Мария поправила очки, наблюдая, как воин подбирает отсеченную голову, — вы же объяснить всё примарху и…
— Нет. Расскажете вы, — Северий рывком поднял обезглавленный труп и флегматично выволок его на середину ангара, — я буду занят. Катастрофически занят, Мария.
Девушка не ответила. Она завороженно смотрела как исчезают в короткой вспышке воин и его ноша. А тёмный ангар погружается в тишину, нарушаемую только сухим потрескиванием какого-то устройства, слабо моргающего голубыми отсветами. Щека всё ещё хранила тепло чужого прикосновения. Мария рухнула как подкошенная, закрыла лицо руками. И банальнейшим образом разревелась. Впервые за последние десять лет свой не то, чтобы и долгой жизни.
* * *
Студенты единым, громогласным потоком двигались по коридору, мимо инспекторской, мимо вкрученного в пол железного столика для посетителей, мимо портретов патриархов и серой лестницы. Прямиком в недра ярко освещённого фойе.
Электрический свет с непривычки бил по глазам. На окнах и на полу, вдоль стен, в скособоченных плошках и в здоровенных кадках, зеленели и цвели многочисленные и совершенно незнакомые терранские растения. Альфа-легионер их назначения не знал, а тот, чьё мозговое вещество он поглотил, усваивая содержащуюся в нем информацию, такими знаниями не располагал тем более. Потому что презирал и считал атавизмом всё, что не входило в сферу его интересов. Альфа-легионер педантично разгладил белоснежные манжеты, застегнул на ходу свой китель и свернул в общем потоке в фойе.
За окнами едва светало, холодно и невозмутимо смотрели в окна синие сумерки. Где-то снаружи шел дождь. В темном небе, над пробуждающимся терранским городом, глухо рокотала гроза. Альфа-легионер поспешил занять место в самом углу фойе. Окружающие на него поглядывали со смесью сонного любопытства и недоумения. Но не более. Какой-то однокурсник молча пожал его руку. Имени этого человека альфарий не знал: к сожалению, покойный владелец поглощенного им мозга не считал нужным запоминать имена людей, в ценности которых уверен не был. Где-то впереди, сонной громадой проплыл Лоргар Аврелиан. Равнодушно мазнув взглядом по толпе, примарх на долю секунды задержал взгляд и на альфарии. И изумлённо пробормотав что-то вроде «интересно девки пляшут», отвернулся, зевнул в ладонь и привычно привалился плечом к стене.
— Жо-о-орик! — альфарий дернулся, но избежать столкновения не успел. На него обрушилось что-то косматое, буйно рыжее и невероятно шумное. Гремя браслетами, шурша каким-то ворохом зелёных шалей и кружавчиков, долговязое и рыжее стихийное бедствие встряхнуло его за плечи как тряпичную куклу. А в самое ухо ликующе взвыл женский голос, сдобренный таким потоком психосилы, что альфарий от неожиданности шарахнулся в сторону, — Жорка вернулся! Жора, ты насовсем, да? Насовсем?!
В памяти всплыло чужое и обречённо «Евище».
— Что ты делаешь? — процедил альфарий, безуспешно пытаясь убраться в сторону.
Рыжая, веснушчатая Ева, ничуть не смутившись такому приёму, с восторженным писком взлохматила его волосы обеими руками. И гремящим, ликующим торнадо унеслась куда-то в толпу.
— Гарин, ваша очередь читать утренние молитвы. Вы помните? — альфарий поднял глаза, наткнувшись на оценивающий, настороженный взгляд дежпома.
Альфа-легионер кивнул. Бывший солдат. Бывший пограничник. Церковник Ахав. Немолодое, изрезанное морщинами и шрамами лицо, густая черная борода и кряжистая, медвежья фигура под черным подрясником. Человек, которого не стоит недооценивать. Пробираясь вперёд сквозь толпу, альфарий проигнорировал чей-то оклик. И, ориентируясь по воспоминаниям покойного Гарина, отыскал у стены, в тумбочке, под аквариумом, пухлую папку с распечатанным текстом утренних молитв. Студенты занимали пространство фойе, а где-то за окнами, в синей, ненастной мгле, гремели грозовые раскаты и шел дождь. Альфа-легионер достал расчёску и раздражённо уложил растрёпанные Евой волосы. Мать Гарина считала, что ему идёт косой пробор. Собственно, так оно и было. «Прическа трактирного служки», — всплыло в памяти. Это было что-то настолько гаринское, что-то принадлежащее его школьному прошлому, что альфарий непроизвольно замутило. Альфа-легионер рассеянно моргнул и нахмурился. Эти хаотичные обрывки воспоминаний были пропитаны отвращением и неприятием. Альфа-легионер хладнокровно проигнорировал некстати всплывшие ошметки чужой памяти, сдобренные горечью, обидой и чем-то вычитанным у терранского классика. Спрятал расчёску, забрал папку и занял место чтеца.
Впереди, на стене, висела огромная картина религиозного содержания. Кылатые юноши, сидящих за столом, смотрел одинаково спокойно и внимательно. И доброжелательные, красивые лица их очень смутно напоминали одухотворённый лик примарха Кровавых Ангелов.
Неторопливо перекрестившись, альфарий открыл папку. И по фойе поплыл звучный, низкий голос. Сзади шуршали и кашляли. Где-то позади, схоронившись между студентов, кто-то рылся в телефоне, клацая клавиатурой и переговариваясь свистящим шепотом. Звуки кашля и шуршание ткани звучали где-то на грани восприятия, как ничего не значащий, фоновый шум. Гарин перевернул страницу. Он читал, но прекрасно слышал как болтают шёпотом регентши, как скрипит под подошвами растираемый по полу песок. А окопавшийся у входа дежпом бдительно отмечает опоздавших и невозмутимо собирает с сонных студентов объяснительные.
Матовые плафоны пылали равнодушно, но ярко. Альфа-легионер вычитывал древний религиозный текст, флегматично отмечая про себя, что голос Гарина и его собственный как-то слишком схожи. Как и некоторые черты лица. Думать, о том, что он прикончил своего вероятного предка не хотелось. Как и о смерти брата.
Мягкой, басовитая гаринской октавой альфарий равнодушно бубнил додревний терранский текст, а в носу всё ещё стоял запашок мочи и фекалий. Да. Пожалуй, да. Ни в перекошенном от ужаса лице Гарина, ни в его мелко дрожащей нижней челюсти ничего харизматичного не наблюдалось. Образ великолепного мерзавца, который годами взращивал этот человек, ломался в умелых руках быстро, быстрее чем хотелось бы. Тускнел и съеживался на глазах, обнажая настоящего Гарина, рыдающую, дрожащую гадину, с воем отползающую прочь, марая пол. Недостаточно быстро, впрочем. Альфа-легионеру было одинаково глубоко плевать и на грызню додревних терранских правителей, и на вялые потуги этого чучела устраивать с комфортом своё будущее и финансовое благополучие. Но, вместе с тем, Гарин имел несчастие быть отличной мишению. И это определило его участь. Из всех однокурсников примарха только Гарин оптимально подходил по всем параметрам: он был достаточно самостоятелен в финансовом плане, и его уже достаточно давно не посещали родные. А также Гарин, как было принято говорить здесь, на древней Терре, имел собственную жилплощадь. Уничтожив труп и употребив известным способом мозг покойного, альфарий разжился его знаниями. И, надо признать, информация оказалась ценной, но абсолютно бессистемной. Положение спасали книги, альфарию удалось связаться с администрацией и восстановиться на второй курс. Но он не был уверен в главном. В том, что после последнего гаринского показательного выступления, ему вообще удастся возобновить общение с будущим примархом. Альфа-легионер, читая чуть нараспев какие-то малознакомые речевые обороты, поднял глаза на картину и с досадой перевернул страницу. Что Аврелиан поверит в осознавшего и раскаявшегося Гарина, верилось с трудом.
Примечания:
С наступающим Новым Годом и с Рождеством! С тем, которое будет и с тем, которое у кого-то уже было.
Очередная древняя терранская забава под кодовым названием «Воскресная школа» оказалось внезапно шумной толпой детей, жаждущей бегать, орать и разрушать. Нечестивый вой, гвалт и смех не умолкали ни на миг, детей в фойе было так много, что от этой бегающей и орущей толпы уже рябило в глазах. Альфа-легионер, на ходу поправлял китель, недобро щурился на бьющее в окна солнце и сумрачно созерцал как негромко переговариваются у окна чьи-то матери и бабушки, как сонно копошатся такие же как и он, следящие за порядком студенты. А какой-то приземистый, крепкий старик ворчит, сосредоточенно переплетая непрестанно вертящейся внучке её растрепавшиеся косы. Эти яркие белые ленточки навевали какие-то смутные ассоциации из далёкого прошлого. Залитое светом фойе нестерпимо звенело и грохотало от беготни и детских воплей. Визг и топот стоял такой, что у альфа-легионера уже звенело в голове. Изловив за шиворот какого-то мальца, обеими руками шарящего в аквариуме, астартес поставил его на пол. Но мелкий охламон вывернулся из рук. И ликующе воющим, лохматым, чернявым воробушком помчался прочь. Раскинув руки и изображая самолёт. Где-то за окнами, в полуденном солнечном свете купался храм, горланили заливисто все колокола. А из висящих у входа в храм динамиков доносились зычные, звучные обрывки фраз неизвестных молитв и бравое хоровое пение мужских голосов. Альфа-легионер уныло покосился на снующих по плацу людей и поспешил отвернуться.
— Георгий, смотри, сейчас прозвучит звонок… — чья-то рука опустилась на плечо альфария, — э, Георгий, не спи.
Астартес поморщился на солнце и поднял глаза. Кто-то со старших курсов. Сутулый, чернявый, долговязый, носатый. С синяками от недосыпа под глазами, похожий на грача и нескладный. Неужели так трудно было запомнить хотя бы, варп тебя, Гарин, дери, фамилию? Вот кто это? Северцев, Сиверцев, Сировцев, Сирийцев? Нет, не то… Фамилия, нужно выяснить фамилию.
— Короче. Смотри. Сейчас вахтёр даст звонок и ты идёшь в аудиторию третьего пастырского. Там труды, — старшекурсник окинул Гарина беглым взглядом, — труды ведёт Лоргар, так что проблем с дисциплиной быть не должно. Посидишь там на всякий пожарный. Всё понял?
Альфа-легионер молча кивнул и отлепил поясницу от тёплой батареи. За спиной, за влажно сияющими стёклами, на улице, шумели люди и метались в лазурном небе голубиные стаи. Искаженные динамиками, гремели доносящиеся из храма звуки каких-то религиозных гимнов. Хор женских голосов дрожал, пел и празднично переливался на солнце, под ясным, голубым небом, как узоры древней терранской шкатулки. И было в этом пении что-то такое — отчаянно вольное, широкое, бескрайнее и жизнеутверждающее. Настолько жизнеутверждающее, что где-то внутри альфария заскреблась крамольная мысль, что хорошо бы послать всё в Бездну, сбросить чужое обличие, расправить плечи и вдохнуть сырой и пряный, осенний воздух полной грудью. Задавив недостойные мысли, альфа-легионер педантично расправил белоснежные манжеты и поплыл сквозь толпу орущих детей и их мамаш. Где-то над головой уже трескуче звенел-разливался данный дежурным вахтёром звуковой сигнал. А это значило только одно: пора. Альфа-легионер ускорил шаг и поспешно открыл дверь.
Аудитория третьего пастырского курса встретила его запахом хлорки и чистящего средства. И сплошной зеленью: зелёные шторы, пегий, зелёный линолеум, серо-зеленые стены и зеленые щитки с графиком дежурств и с информацией разной степени полезности. Старое чёрное пианино у входа выглядело весьма обшарпанным. Астартес шагнул вовнутрь и оказался буквально окружён детьми. Примарх нашелся быстро. Заслонив собой половину доски, он поспешно рисовал маркером на её белой, матовой поверхности какие-то схемы. Альфа-легионер сумрачно почесал нос и посторонился, выпуская из класса хлынувших наружу учеников. Аляписто разрисованные поделки в руках и на кусках цветного картона, шуршащие цветные куртки и пуховики, оживленный писк и гомон уже сливались для космоморяка в единый шумный, цветастый ком. И разглядывать это всё пристальнее не тянуло совершенно. Позволив себе пройтись до окна и закрыть форточку, альфарий прилип поясницей к батарее и затаился.
Тем временем, опустевший класс уже снова заполняли дети, с гомоном и с шуршанием. Кто-то грохотал стульями, дети толкались и галдели, кто-то заливисто хохотал, пищал и препирался. Альфа-легионер сумрачно шмыгнул носом и перевел взгляд правее. Примарх сосредоточенно чертил на доске свои схемы, изредко отвечая на вопросы стремительно окружающих его мелких. Дети шумно рассаживались по местам, раскладывали на партах клей и цветной картон, коробки из-под спичек и прочий вздор.
Альфа-легионер прошёлся несколько раз мимо примарха, вглядываясь в то, что ловко и быстро чертят его руки. При ближайшем рассмотрении чертеж оказался поэтапным руководством по сложению из бумаги каких-то фигурок. Альфа-легионер прищурил глаза, внимательно разглядывая заваленный цветными бумажными тюльпанами учительский стол. И успешно пропустил момент, когда все присутствующие встали, а примарх, с щёлканьем закрыл и отложил маркер и, повернувшись лицом к доске, звучно и чуть нараспев начал читать по памяти какой-то архаичный религиозный текст. Лоргар Аврелиан молился, но как-то непривычно, совершенно спокойно, без той экзальтации, которую астартес обычно наблюдал у Несущих Слово. Альфа-легионер не успел даже удивиться этому феномену, как примарх умолк, перекрестился и обернулся и строго нахмурился:
— Садимся. Михеев Андрей! Андрей, я всё вижу, не пинай стул. Ты зачем девочек обижаешь?
— А что она первая обзывается?! — возмущённо взвился какой-то бесцветный, щуплый мальчонка, минутой ранее осатанело пинавший стул сидящей впереди него девчонки, отчаянно рыжей и конопатой. Девчонка ехидно обернулась и, прикрываясь от примарха стопкой цветного картона, скроила смешную рожу.
— Вот и отвечай словами. Зачем пинать-то? Лера, я всё вижу. Вот однажды скорчишь рожу, защемит тебе троичный нерв — и останешься ты такой навсегда, — под детский смех, шуршание, шепот, фырканье и хихиканье примарх стащил с себя китель и, не торопясь, закатал рукава белой рубашки, — все готовы к занятию? Картон, бумага, клей, спичечные коробки…
— Лоргар Юрьевич, а зачем нам коробки из-под спичек? Лоргар Юрьевич…
— Вот сейчас и узнаете, Маша. Сегодня мы будем делать… — примарх обвел притихших детей загадочным взглядом и торжественно объявил, — коров!
Дети сдержанно зашумели. Космоморяк неодобрительно сжал губы в тонкую линию и принялся пристально изучать собственные ногти. Он знал, знал про прошлое демона-принца Лоргара Уризена достаточно, чтобы предположить, с чем именно столкнётся здесь, в другой реальности, на древней Терре, во времена древних правителей, задолго до полного освоения Марса. Но такое… То, что он наблюдал здесь, своими глазами, любой другой астартес счёл бы неприемлемым. Черный Храмовник увидел бы в этом крайне недостойное и низкое употребление способностей сына Императора, Несущий Слово — по меньшей мере святотатство. А кто-то из Детей Императора и вовсе не понял бы, что вообще происходит. И зачем примарх увлеченно лепит с человеческими детьми на безобразные серые спичечные коробки́ не менее безобразные кусочки целлюлозы и цветной бумаги. Хотя, с точки зрения лично альфа-легионера, происходящее ощущалось чем-то правильным и абсолютно органичным, чем-то идеально дополняющим образ юного примарха.
Альфа-легионер внимательнее вгляделся в примаршую фигуру, зависшую над одной из парт, над детскими макушками. И качнул головой, отводя глаза. Другой. Совершенно другой. Такие скорбят молча. Терпеливо и спокойно переносят отцовскую немилость. И упорно, веками, прорубают свой путь через бесконечный мрак бескрайнего космоса. Такие легко находят общий язык с дикими варварами и с грязными бродягами, с царями и полководцами. Правильное, нужное слово для каждого. И это открытие действительно устрашало. Ибо словом можно как убить, так и воскресить. И в том, что этот примарх вполне способен на что-то подобное, альфарий ни минуты не сомневался.
Предаваясь этим невеселым мыслям, альфарий расправил плечи и обвёл взглядом учеников. Какая-то ярко накрашенная девочка, поблескивая дутыми серьгами, презрительно приподняла двумя пальцами спичечный коробок, отбросила и поморщилась. Бдительно наблюдая за понемногу затихающими и готовящимися к занятию детьми, альфарий смотрел, как под руководством примарха какие-то мальчишки кромсают редкую, бесценную, и, в сущности, старинную терранскую бумагу. И обклеивают ею свои коробки́, придавая им отдаленное сходство… с коробка́ми. Смысла в этих телодвижениях альфарий не видел, но монотонная возня терранской детворы успокаивала.
— Георгий, — негромко и как-то рассеянно позвал примарх, не глядя, — не стой в окне. Там сквозит.
— Что? — альфарий приподнял бровь, гадая, всё ли правильно расслышал.
— Что слышал. Спину продуешь, а почки перегреешь. И настигнет тебя, прости Господи, скоропостижно простатит. И будешь ты, бедолага, рассказывать ходить. Как зловредные церковники заставляли тебя морозить в окне твою геройскую тушку, — нехотя отозвался примарх, — не грей почки о батарею. Это не полезно.
— Это моя забота, не твоя, — вырвалось у альфа-легионера прежде, чем он сообразил, что вообще-то говорит это вслух, — разве нет?
— Гарин, включай изредка мозг, — негромко посоветовал Лоргар, отворачиваясь, курсируя по классу и отвечая на вопросы детей.
Альфа-легионер отлепился от батареи, сверля бритый затылок тяжёлым взглядом. И мысленно показывая спине примарха размашистый неприличный жест. Как один из апотекариев Альфа-Легиона, космоморяк имел куда большее представления о том, что полезно, а что не полезно космодесатнику. Явно большее, чем застрявший на древней Терре юный примарх.
Тем временем Аврелиан с хрустом разогнул спину, улыбаясь и согласно кивая какой-то восторженно пищащей девочке. Она, кажется, показывала ему какие-то рисунки. Альфарий смог разобрать только огромного улыбающегося лысого монстра во весь альбомный лист. В одной руке монстр, как дубинку, сжимал ярко-красный тюльпан, а в другой — одноногого и одноглазого полосатого человека в треуголке с черепом.
— Это вы, Лоргар Юрьевич, — сияя синими глазами и хлопая ресницами, застенчиво сообщила юная художница.
— Очень красиво, Лиля, очень красиво, — совершенно искренне похвалил примарх, с улыбкой поднимая повыше рисунок и разглядывая его так, будто видит что-то крайне ценное, — а это кто там, полосатый такой?
— Это пират, — призналась девочка под девчачьи смешки.
Сидящий рядом с ней и подозрительно похожий на неё полноватый, темноволосый мальчуган, с чувством выполненного долга, размазал по оклеенному коробку клей. Наскоро вытер где-то под партой руки и завертелся на месте, пытаясь посмотреть, что получилось у остальных.
— Очень красиво, ты молодец, — совершенно серьёзно покивал примарх, изучая остальные рисунки, — а это…
— А это тайное убежище охотников на пиратов. Летающий остров, — замялась девочка, — я сама его придумала…
— Ого, как здорово…
— Вам действительно нравится?! — оживилась девчонка, разглядывая примарха из-под густой черной чёлки, — я это всё для вас нарисовала, это подарок.
— Спасибо, Лиля, я их обязательно сохраню, — искренне улыбнулся Лоргар. И альфарию на миг показалось, что в аудитории стало на миг ещё светлее, — ты очень красиво рисуешь.
Возня, шуршание, шепот и детский смех тем временем всё усиливались. Альфа-легионер побродил по классу, въедливо наблюдая, как затихают и хитро таращатся друг на друга какие-то вихрастые, шумные близняшки, как возятся за задней партой двое мальчишек, шепотом спорящие, можно ли делать зелёную корову или нельзя. И не приделать ли к ней бумажный пулемёт.
В окна бил свет, где-то над коробками серых, панельных домов голубело ясное небо древней Терры, носились стаи голубей и темнели полосы-росчерки высоковольтных проводов. Альфа-легионер замер перед окном, сложив руки на груди. А его мысли, само его существо, казалось, плавилось в этой чистой, безмятежной лазури. Яркие отсветы на стекле, бьющий в окна свет, осеннее золото, кипящее между домами: липы, клёны, тополя. Пожары рябин и праздные люди, архаичные терранские машины во дворах: лёгкие, аккуратные, непритязательные. Пёстрые клумбы под окнами, детские площадки. Собачники, выгуливающие своих псов: редкие, совершенно немыслимые древние породы или и вовсе — сохранившиеся исключительно в качестве картинок и описаний. Альфа-легионер неподвижно смотрел, как ребенок бросает палку, а пушистый белый щенок с заливистым лаем самозабвенно бежит за ней, размахивая пушистыми ушами. Задние лапы опережают передние, отчего кажется, что маленький комок щенячьего счастья не бежит, а летит. Простые и абсолютно недоступные обитателям Терры будущего мелочи. Хотелось просто стоять и впитывать. Запоминать. Альфа-легионер чувствовал, будто его окутывает странным благодарным теплом, смутно знакомым, родным и не требующим особых усилий. Он даже подозрительно скосил глаза на примарха, но нет: тот всего лишь помогал какому-то сосредоточенно сопящему чернявому, толстому мальчишке сооружать корове из спичек ноги. Поделки, кстати, действительно отдаленно напоминали теперь каких-то рогатых тварей. Альфа-легионер ещё побродил по классу, вдыхая запах клея ПВА и бумаги, разглядывая разноцветных монстров и их жизнерадостные морды. И побрёл, заложив руки за спину, обратно к окну. Дети, потеряв всякий интерес к бродящему по классу блюстителю порядка, шуршали, шептались и мирно клеили свои поделки.
Занятие закончилось внезапно: где-то снаружи знакомо задребезжал звонок. Глядя, как поднимаются дети, а примарх, повернувшись лицом к доске и к висящей над ней архаичной картине, читает нараспев что-то религиозное и древнее, космоморяк повел плечами и нехотя развернулся в ту же сторону. Гарин-то Гариным, но обыкновенный здравый смысл всё-таки обязывал выполнять принятые в этом обществе нормы поведения. Они не требовали ничего невероятного и были разумны. Останки гаринских воспоминаний выплеснули на поверхность, как гнусную пену, клочья спеси, приправленной раздражением. Но альфа-легионер только гадливо отряхнулся мысленно от этих остатков чужих эмоций. Повторяя за примархом его размашистые, неторопливые движения, космодесантник перекрестился и не ощутил ничего. Только мирное, уже ставшее привычным тепло. И покой.
* * *
— Лор, слушай, — Ева замялась под непонимающим взглядами, встала на цыпочки и, щурясь, попыталась дотянуться пальцем до лица Лоргара, — ты, наверное, не поверишь, но у тебя шрамы изменились…
— Что?
— Действительно. Смотри, Лёха! — Черновец нахмурилась, вглядываясь в сумрачное лицо примарха, — где-то я такое уже видела…
Лоргара хмуро дёрнул щекой и нервно усмехнулся, отворачиваясь.
— Видела, видела. На транспортнике эльдар. И в колоде карт. Я тоже видел. Дай-ка карты, — спохватился Лёха, — да давай, там есть картинки. Хоть расшифруем может быть что-то…
— Не поможет, — Лоргар Аврелиан заложил руки за спину и неторопливо прошёлся туда-сюда по фойе, опустив голову и сосредоточенно разглядывая художественно вмазанный в бетон кафельно-плиточный лом, — Виктор тоже опознал знаки. Не думаю, что мы, с нашими нулевыми познаниями в языке эльдар, сможем расшифровать это. Более того, я не думаю, что это вообще стоит делать: я и без того знаю их источник.
— Что происходит, Лоргар? — Володин нахмурил белые брови и нервно усмехнулся, — только не говори, что это опять какие-то арлекиньи фокусы…
— Я был бы рад сказать что нет, но это не так, — хмуро отозвался Лоргар и, тяжело вздохнув, растёр лицо пятернёй, — я всё ещё втайне надеюсь что всё происходящее — просто очередная шутка варп-сущности в расписных тряпках…
— Подожди, Лоргар, давай ещё раз. На бис. Для всех, — поднял руки в примирительном жесте Володин Алексей, — ты увидел сон. Странный, сумбурный и местами похожий на бред буйнопомешанного.
— Верно.
— И в нём к тебе в руки попал клинок. Арлекиний, здоровенный меч. Так? Так. А, проснувшись, ты обнаружил что клинок настоящий и лежит рядом. А твои шрамы… того…
— Изменились, — кашлянула в кулак Ника и медленно покачала головой, — Лоргар мы же не станем марионетками этого… В смысле, Цегорах же действительно опасен. Я не хочу показаться неблагодарной сволочью, но, как бы… нас ставят перед фактом.
— Вы вообще о ком? Кто такой Цегорах? — не выдержала Ева, — вы про того прикольного парня из статьи? Ну, он же милый…
— Ага, и шутит весело, — пробормотал молчавший до сих пор Мизгирёв и многозначительно поскрежетал сочленениями протезных ног, — особенно — над монке́ями.
— У нас нет выбора, — Володин и Лоргар обменялись понимающими взглядами. И примарх прикрыл лицо пятернёй, очень тихо и отрывисто выдохнув, — Господи, какой идиотизм…
— Да кого вы всё хороните?! — возмущённо взвилась Ева и порывисто сжала кулаки, — серьёзно, ребята, почему эти штуки на лице Лоргара так важны?
— Ева…
— Ну изменились и изменились, подумаешь — проблема! Почему это вообще так важно? Я вообще не понимаю, что в этом такого ужасного, он же и так весь такой волшебный и особенный…
— Эти штуки, Ева, значат, что история сделала виток, а мои видения снова начали сбываться, — очень тихо и глухо отозвался Лоргар, как-то странно покосился на Мизгирёва и его протезы. И ещё пару раз прошёлся туда-сюда мимо окна и мимо скорбно торчащих у аквариума студентов, глядя себе под ноги и сцепив руки за спиной, — а ещё меня кажется… избрали. Вот отец-то обрадуется. Радость-то какая, сын связался с ксеносами. Мечта, а не новость…
— Подожди, Лоргар, — напряжённо заметил Мизгирёв, — я не думаю, что ты стал чемпионом Цегораха или что-то вроде того. Ты же не мутировал…
— Он и не должен был мутировать, гений…
— В конце концов, это всё может быть просто очередной шуткой, — растерянно пожал плечами Володин и озадаченно пожевал губами, — хотя, за меч ему, конечно, спасибо. Меча-то тебе как раз и недоставало. Пиломеч — это хорошо, но мало. У тебя есть идеи по насчет того, кто должен получить последнюю ампулу?
— Кстати, насчёт ампулы. — Аврелиан резко остановился, едва не задев аквариум, — никто не в курсе, где она лежит?
— Что?!
— Подожди, но твоя тумбочка…
— А разве ампулы не… всё?
— Так я и думал, — глядя на перекошенные физиономии горе-астартес, пробормотал Лоргар, нервно улыбаясь, — отлично, у меня прекрасная новость. Я посеял последнюю целую ампулу сыворотки.
Ответом ему были гробовое молчание, вытянувшиеся физиономии товарищей и одинокий разочарованный вздох Володина.
— Ладно, друг, ты, это, главное не переживай так. Может, куда закатилось, ну, или просто не разглядел, — Володин моргнул и подозрительно уточнил, — а ты в носках тоже смотрел?
Лоргар заломил одну бровь и царственно окинул взглядом пустое фойе:
— Я похож на человека, который держит ампулы в носках?
— Ну, справедливости ради, я тоже не похож на человека, который, надравшись, может пойти и сломать все лавочки у подъезда, — интеллигентно кашлянул в кулак Володин и, часто заморгал, взъерошив пятернёй свои волосы, — но я таки да. Как-то того. Сломал. А потом мне вызвали ментов…
— Володин, я уверен, что не храню ничего ценного ни в носках, ни в карманах, ни под матрасом, — нахмурился Лоргар, — если хочешь — посмотри сам.
— А знаешь что? А это мысль! — оживился Алексей Володин и полез в карман, за блокнотом, — одна пара глаз — это хорошо, а три — ещё лучше. Диман, надо перерыть тумбочку Лоргара. Да и комнату в принципе. Сама ампула уйти не могла.
— Факт! — многозначительно поднял палец к потолку Дмитрий.
— Ну-ну, вы ещё инвентаризацию проведите, — фыркнула Ева насмешливо.
— Между прочим, отличная идея, — Лоргар отобрал у Володина густо исписанный блокнот и нахмурился, — это ещё что за…
— Опись зерна, что мы закупали.
— Смотри, не выбрасывай. Нам пригодятся все записи…
— Обижаешь, Лоргар, я каждый ящик посчитал, промаркировал и… Правда извёл на это дело кучу блокнотов и одну общую тетрадь. Но результат того стоил!
— Нет, я, конечно, знала что ты, Володин — монстр, — шокировано отозвалась Ева, заглядывая в блокнот. Но тотчас же умиленно защебетала, с восторгом вцепившись обеими руками в бумагу, — ой, смотрите, тут даже корма́ для моих попугаечек!!! Спасибо-спасибо-спасибо, Лёшенька, ты такой…
— Птицы тоже должны что-то жрать. Должен же кто-то заносить за тобой хвосты, Ева, — раздражённо дёрнул щекой Володин, — Лоргар, мы с этим зверинцем, вообще-то, далеко не улетим. Мы превратили нормальный военный крейсер в цыганский табор пополам с ковчегом. Ты знаешь что нижние уровни оккупировали воробьи?
— Что? Какие ещё воробьи? Ты ничего не путаешь? — нахмурилась Черновец под щебет и хихиканье Евы, препирающейся с Володиным, — там же нечего жрать…
— Есть. Там во всех углах пауки и всякая дрянь, — хмуро отозвался Володин и перевел взгляд на изумлённое лицо примарха, — воробьята оборзели, Лор. Веришь, нет… Техножрецы показательно игнорируют их. Хотя, сначала, вообще-то гоняли. И даже пытались травить. Я не знаю, что там шестерёнкам наговорил Гельман, но воробьи теперь буквально везде. Тотемные животные, честное слово.
— Кстати! А ведь даже Виктор говорил как-то, — кивая, подхватила Ника и встревоженно повела плечами, — ну, знаешь, такое. Везде мусор, пух, перья и чириканье. Может быть стоит что-то с этим сделать?
Лоргар подумал с минуту и отмахнулся:
— Пусть живут. Посуди сама — им есть кем кормиться.
— Хорошо. А как же мусор?
— А мусор — не проблема. Как по мне, лучше пух и перья чем паразиты. А паразиты неизбежны: мы, вообще-то, притащили на крейсер грунт, зерно и живую рассаду, — напомнил Лоргар, — так что, честно-то говоря, пусть едят. Главное чтобы сами не лезли туда, где их поперекрутит в фарш.
И добавил значительно тише:
— Меня больше заботит наше сомнительное положение. С одной стороны, шрамы. Я говорил, что с моими шрамами всегда было что-то не так?
— В каком смысле?
— Коракс утверждал что они в потоках хаотичной энергии горят как мощный варп-маяк, — Лоргар задумчиво почесал нос, изучая блокнот Володина, — и, при всём при этом, мои шрамы вообще-то славили Хаос. Общими словами и весьма обтекаемо. Но славили. И это факт. Они, как бы, всё это время являлись религиозными текстами.
— Скажи, что ты сейчас так пошутил, — побледнел мутно Лёха, — Лор…
— Ну, справедливости ради, я живу с ними всю свою сознательную жизнь. Они не заживают полностью — и это даже несмотря на мою стремительную регенерацию, — пожал плечами Лоргар и рассеянно цыкнул, — то, что мои шрамы больше не славят космических паразитов — это отличная новость. За одно это стоит сказать Золотому Шуту простое, человеческое спасибо. Но, вместе с тем, мы с каждым шагом всё больше зависим от него. А это уже хуже.
Повисло тяжёлое молчание. Студенты переваривали информацию. Кто-то тихо, сумрачно и философски, как Володин, а кто-то и ошалело — как Мизгирёв. Ничего не понимающая, но очень заинтересованная Ева просто преданно таращилась в лицо Лоргару, любуясь эльдарскими рунами и радуясь тому, что в кой-то веки ей что-то вообще объяснили. Где-то хлопнула дверь, и шумную аудиторию библиотеки покинул Гарин. Аккуратно прикрыв за собой дверь и педантично поправив белоснежные манжеты, он окинул нечитаемым взглядом притихших студентов и зависшего над аквариумом примарха. И, прижимая к груди стопку книг, неторопливо поплыл в направлении выхода. С обложек смотрели знакомые фамилии. В руках Гарина по фойе плыло не что-то, а труды Ницше, Кант, «Диалоги» Платона и затесавшийся между ними Флоренский. Зачем эта гремучая смесь Гарину, оставалось только гадать. Лоргар прищурился, провожая щуплую фигуру однокурсника внимательным взглядом. И внутри заворочались уснувшие было смутные подозрения.
Дело в том, что Лоргар хорошо ощущал ложь. Не всегда мог опознать ее первопричину или источник, но ощущать — ощущал. И сейчас, глядя как шагает прочь Гарин, Лоргар готов был поклясться, что недоотчисленный недоборец с религией брешет как дышит. Абсолютно всегда. Когда откликается на своё имя. Когда доверенным до автоматизма движением пренебрежительно листает страницы книг. Когда вежливо, сухо улыбается. Когда молчит. И, хуже того, Гарин не просто лгал, лгал бессмысленно, странно и до безобразия регулярно. Он прекрасно понимал, что Лоргар знает это. Чувствует. И это настораживало. Прежнему, понятному и знакомому Гарину не было дело до того, на чём нельзя навариться. Нет, угроза отчисления, конечно, порой творит чудеса. Но не такие.
Лоргар поджал губы, разглядывая аквариум и сонно плавающих в нём рыбин. Этот вернувшийся Гарин неуловимо отличался от себя прежнего. И, более того, этот новый и убийственно вежливый Георгий Гарин прекрасно понимал: за ним наблюдают. И всё равно невозмутимо отыгрывал свою роль: искренне, почти идеально. Почти с размахом.
— О, подожди… Жорик! — заорала, спохватившись Ника, схватила с окна пухлую стопку конспектов и нагнала остановившегося фойе студента. Гарин с независимым видом переложил книги в другую руку и с абсолютно министерской миной принял у девушки конспекты. Ника засуетилась ещё больше, листая одну из тетрадей и почти нависая над студентом, — вот, смотри, это всё конспекты по старославянскому и истории искусств. Я не знаю, зачем тебе они, но…
— Общецерковная история, — оборвал её Гарин, забирая из её рук конспект, — меня интересуют ранние периоды.
— Ранние? — пробормотала Ника Черновец, рассеянно накручивая на палец локон, — тебе нужны книги. И, однозначно, не Тальберг, там, конечно, доступно и просто. Но мало. Слушай, а возьми-ка ты в библиотеке лекции Болотова. Так и называется «Лекции по истории древней Церкви». Там подробнее чем у Тальберга и рассчитано не на нашу программу, а на курс академии.
Лоргар побарабанил костяшками пальцев по стене, напряжённо разглядывая чересчур собранного и вежливого Гарина. Тот с честью выдержал взгляд, холодно улыбнулся и поднял на девушку глаза. Вежливо-нейтральный, корректный, осторожный…
— Будь добра, повтори, пожалуйста, фамилию автора, — Гарин зябко повёл плечами под пристальным взглядом Лоргара и, прижимая всю стопку к груди, полез в нагрудный карман кителя за химическим карандашом, — Волотов?
— Болотов. Василий Васильевич Болотов.
Гарин издал невнятное мычание, вывел что-то на огрызке чека и сунул его обратно, в одну из книг.
— Не за что, — пожала плечами девушка, спрятала руки за спину и качнулась из стороны в сторону, — ты, это. Обращайся если что. Может быть, тебе ещё что-то нужно?
Гарин завис на минуту, сосредоточенно соображая что-то и вцепившись обеими руками в книги. Простояв так ещё какое-то время, он покачал головой, неизвестно на кой-то чёрт пожал оторопевшей Нике руку и стремительно убрался из фойе.
— О, я ж забыл в классе телефон, спохватился Лёха и зашарил по карманам, — точно… Я мигом, туда — и обратно.
— А мне идти чистить лук. Лоргар, если что — я в пищеблоке, без меня не уходите, ладно? — оживился Мизгирёв.
— Не уйдём, не уйдём, — Лоргар покосился на веснушчатую физиономию откровенно уже скучающей Евы. И лицо его прояснилось, — а скажи-ка, Ева, как хорошо ты знакома с Гариным?
* * *
Альфа-легионер повторял за стариком архаичные формулы отречения от злых духов. Сумрачная тишина крестильного храма пахла свечным воском и сосновой смолой и ладаном. Идея пройти этот архаичный терранской ритуал пришла к альфарию совершенно спонтанно. Лоргар Аврелиан, Золотой Сын Императора Человечества, чуял подлог как собака. Альфарий всё чаще ловил на себе его въедливые взгляды. Даже когда просто думал. И это неимоверно сбивало с толку. Альфа-легионер никогда не верил ни в особую силу имён, ни в древние ритуалы. Но, факты упрямая вещь: Лоргар Аврелиан абсолютно точно знал, что альфарий не то, чем кажется. Чувствовал, видел подмену. И это грозило проблемами.
Космоморяк не привык к такому пристальному вниманию примархов к простым смертным, ведь обычно слишком многое ускользало от их взора. Стоило только подобрать нужную личину. Обычно, но не здесь. Аврелиан был непростительно внимателен. И что имя Гарину не принадлежит он знал, знал, но всё ещё пытался это как-то сам себе объяснить. Сколько ещё продолжатся эти вежливые расшаркивания, и как скоро примарх потеряет терпение и вскроет его мозг, альфарий не знал. И знать не хотел. За эти несколько дней необходимость получить имя Гарина из смутной потребности превратилась в навязчивую идею. Альфа-легионер долго думал и остановил свой выбор на символизме архаичного религиозного ритуала. В конце-то концов, это было логично — пройти осознанно ритуал, который совершали над Гариным в младенчестве, взять его имя и больше не вызывать вопросов у не в меру любопытного примарха. Отпросившись на выходные и уехав вглубь страны, Гарин выбрал какой-то удаленный мужской скит. Собственно, для мужского монастыря здесь было слишком мало монахов. Чересчур высокого, бритоголового, татуированного типа здесь встретили как что-то странное, но, видимо, нужное в общечеловеческих масштабах. Познания альфария позволили ему убедить старика-священника: немолодой, шрамированный тип с повадками отставного военного и с гидрой во всю щёку хорошо разбирается в религии и осознанно желает принять крещение. Кажется, эти люди приняли альфа-легионера за бывшего бандита. Признаться, в этом была своеобразная ирония: никогда не имевший никакого отношения к сброду с днища подульев альфарий обычно прекрасно отыгрывал его вживую.
Альфа-легионеру пришлось преклонить колено чтобы старик смог дотянуться до его лица. Кисть в руке старика неторопливо рисовала маслом и благовониями на лице, глазах и ушах альфария мелкие кресты. Бревенчатый лесной скит, выбранный альфарием за его удаленность, совершенно не походил на монастыри Имперского Культа. Эти немногословные, сухощавые, постоянно занятые чем-то своим бородачи абсолютно не походили ни на жрецов Императора, ни на инквизиторов, ни на боевых братьев воинских орденов. Скит, как понял альфарий, жил натуральным хозяйством и разводил скотину, паломники же здесь бывали очень редко.
Повинуясь необходимости и действиям старика-священника, под звуки архаичных терранских молитв, альфарий позволил трижды погрузить себя в купель, едва её всю не расплескав. Георгий. Имя покойного Гарина мерещилось альфа-легионеру в дыхании сквозняков и в плеске воды, в скрипах, в шорохах бревенчатого храма и в треске свечного пламени. Георгий. Поднимаясь из купели, альфарий рассеянно ощущал как по ногам сбегает вниз вода, оставляя на деревянных ступенях лужи. Что-то неуловимо менялось, перерождалось где-то внутри. Этот процесс ощущался как что-то абсолютно правильное. Но, в то же время, совершенно не поддавался логическому осмыслению. Альфа-легионер позволил себе улыбнуться: оскал вышел кривой и пугающий. Совершая всё необходимые действия, он смотрел в темные лики древних терранских святых. И видел в их глазах недоверие и суровое внимание. Казалось, они ждут от него что-то, ждут невозмутимо. Но грозно. Альфарий прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Было стойкое чувство, будто с него содрали старую, ветхую кожу: чехлом, всю разом. Альфа-легионер с недоумение распахнул глаза: он ощущал себя новорожденной змеёй. Зубастой, жилистой тварью покинувшей кладку раньше собратьев. Тварью опасной и по-прежнему смертоносной.
 |
|
|
слово терранец соответствует ли по смыслу слову земляк?
1 |
|
 |
Человек-борщевикавтор
|
|
{феодосия}, думаю, можно понимать и так и так.
|
|
 |
|
|
> от слова «совсем».
автора бить психосиловым посохом. возможно именно этот штамп удастся вышибить. ps: темы налично-денежного оборота (это даже не "коррупция", это что-то беспредельное) и педерастии в РПЦ не раскрыты. |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, а вы, батенька, шутник.
|
|
|
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, там их много, если не затруднит. В любом случае против не буду.
|
|
|
|
|
погнали.
Показать полностью
> Пески Колхиды мудро и степенно дремали литературщина, антропоморфизм на пустом месте. у песка нет ни мудроты ни степенности. если нужны хорошие описания пустынных ландшафтов, перечитатйте "Дюну". > в синем мареве, по описанию там ночь, а ночью все кошки серы. > в синем мареве, > в багряном мареве два марева на один абзац - слишком много. > священного зноя нет ничего священного в зное и быть не может. > Младенца нарекли Призывающим Дождь там дожди вообще бывали ? > Фан Моргал предводительствовал своему народу нет такого слова в русском языке "предводительствовал". "был вождем" ничем не хуже. > Отвергнутые скитались от оазиса к оазису, но не имели права входить в полисы как они добывали средства для жизни - воровством и подаянием ? > для верности, попирался в одном месте неприметной щеколдой, подпирался. > не менее ржавой чем висячий амбарный балдежник. "набалдашник" ? но замок не похож на. |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, спасибо, но думаю хватит. Балдежник -- местечковое наименование висячего ржавого замка. Ночь таки полна оттенков, и серого там мало. Насчет образа жизни Отверженных и дождей -- это не ко мне, а к создателям бэка Вархаммера. А слово "предводительствовать" легко найти в поиске.
Чтож. Ок, спасибо. |
|
|
|
|
Человек-борщевик
вот так это и бывает. автор воспринимает деструктивную критику произведения как критику себя лично и уходит в глухую оборону. |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, вы ошиблись, это бывает.
https://classes.ru/all-russian/dictionary-russian-academ-term-60199.htm Просто, смысл "ловить блох" человеку, который знает матчасть ещё хуже чем я? |
|
|
|
|
Человек-борщевик
> который знает матчасть ещё хуже чем я? это и есть глухая оборона. слово "предводительствовал" рекомендую читать вслух, пока язык не завяжется в узел (а он завяжется). "оттенки ночи" можете поразглядывать в месте, куда не светят фонари, прямо сейчас. местечковую лексику лучше похоронить в словарях типа Даля - там ей самое место. |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, хороните. У себя. Без моего участия.
Чем обязан посещением-то? Борщевик скучен и уныл. Пейсательствует редко. И несъядобен. Зеленошкурая братия, конечно, знает толк в пищевых извращениях, не спорю. Но не советую. |
|
|
|
|
> Марш авиаторов
"Хорст Вессель". |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, и нашиша ж ты это читаешь? Скука смертная ж.
|
|
|
|
|
Человек-борщевик
1) скучные места я прохожу методом скорочтения. 2) в этом фандоме скучно написать вряд ли возможно. |
|
|
Человек-борщевикавтор
|
|
ivan_erohin, протестую. Я -- зануда. И горжусь этим.
1 |
|
 |
|
|
{феодосия}, скорее "землянин". Земляк - это нечто совершенно другое. Особенно если в масштабах.
|
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу