Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

Вперёд

11. Мертвые воды

29 января 2021, 16:58

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Лоргар шагнул вперед как во сне. Где-то сзади тихонько взвыла Ника, мутно багровея пятнами и, с глазами свежемороженого хека, прижимая к пылающему лицу комканную шаль. Кажется, до нее таки дошло как именно выглядели и звучали в саду ее откровения, и что сейчас таки самое время проваливаться под землю.

Бородатая физиономия Виктора как окаменела — его взгляд медленно скользил по шашечным цветовым пятнам костюма. Хищная, отточенная, обманчиво ленивая грация движений арлекина обожгла сознание Лоргара неотвратимой в своей простоте мыслью: шаг мимо и все мертвы. Комедиант с ленцой отвел кружку чуть назад и издал заинтересованный смешок, ловко срывая с плеча китель Лоргара. А затем лениво сложил ногу на ногу и качнул ими, ненавязчиво разминая мышцы. Заинтересованный взгляд арлекина основательно перебирал вошедших. Примерно так же, как пальцы слепца перебирают звонкие медяки, упавшие в шапку.

— Вы живы, — Лоргар подхватил на лету брошенный ему китель, — это радует. Серьезно, хоронить мертвецов по четвергам — занятие так себе. Прекрасно сыгранная миниатюра. Я даже поверил. Вы очень ловко играете собственную смерть. Большой талант.

— О, у меня было столько учителей, — с салонной любезностью, снисходительно усмехнулся арлекин, и в голосе его отразилось что-то жуткое и по-настоящему отталкивающее, — эстетика агонии каждого выжжена в самой сетчатке этих глаз, принц мон-кеев; в бесчисленном разнообразии ликов смерти артист познает суть игры в жизнь.

«Какое счастье, что никто не додумался рыться в его карманах!» — стремительно пронеслось в голове Лоргара, — да он же порезал бы нас на ремни. И нашел бы это всё забавным перфомансом». Кажется, подозрительно следящий за эльдаром Виктор абсолютно разделял опасения Аврелиана.

— Я не должна была трогать ваши волосы, — как-то очень сипло выдала Ника, решительно отнимая шаль от пылающего лица и мужественно уставившись в глаза медленно повернувшегося к ней комедианта. Эльдарский артист издал многозначительно-туманное хмыканье и выплеснул в кадку с кактусом остатки кофе, — просто они сбились на бок, неловко как-то, я подумала, что комедиант и в смерти своей должен выглядеть достойно… шоу должно продолжаться, ваша жизнь и смерть — это сами по себе уже шоу… и я вот…

Виктор сделал зверское лицо и с сиплым вздохом закатил глаза.

— Ты забавная, — обманчиво мягко сообщил арлекин, соскользнув со столешницы и нависнув над отчаянно багровой Черновец, почти согнувшись пополам и сложив руки за спиной в замок.

— Доверюсь мнению специалиста. У меня скверно с чувством юмора, — очень тихо, но твёрдо отозвалась Ника, сутулясь и переминаясь под его изучающим взглядом, плотно обматываясь белой шалью и подчеркнуто заинтересованно разглядывая неровный рыжий дощатый пол.

Арлекин как-то странно рассмеялся и щелкнул её по носу. Смесь совершенно противоречивых эмоций накрыла с головой Лоргара. Чужие эмоции буйным косматым пожарищем охватили аудиторию третьего иконописного. Виктор мрачно пожевал губами и враждебно подался вперед. Арлекин широко оскалился, гнусно хихикая и подмигивая ещё больше потемневшему лицом родноверу. Между тем, засевший в своем углу Ярик, так ничего и не заметив, особенно ожесточенно заклацал клавишами и мышкой. Артист деланно утомленно вздохнул и церемонно вручил рассеянно моргнувшему Лоргару какую-то книгу. После чего звонко щелкнул каблуками и исчез в лиловом зареве.

— Что ты нахрен несешь?! — скептически поинтересовался Виктор, круто развернувшись к Нике, — сделала и сделала, нахрена ты оправдываешься?! Не, и, главное: перед кем!

— Я наговорила при нём такого, что сейчас мне дико стыдно. Да, Вить. Хватит ржать. Мне. Стыдно. Я несла такую ахинею, что…

— Ахинею ты несешь сейчас…

— А ещё я облапала его грудную клетку, — трагично призналась Черновец.

— Да. Это катастрофа, — с сарказмом в голосе согласился родновер, — ты беззаконно облапала главу театральной труппы. Он будет помнить это ближайшую сотню лет.

— Глава… что?! — Ника страдальчески взвыла, запустив пальцы себе в волосы, отчего её короткие кофейные кудряшки встали дыбом, — позорище. Какое позорище…

— Ты как мои сестры, — тепло улыбнулся Лоргар, качая головой, — ну чего ты себя накручиваешь-то? Да забыл он уже всё. Я его вообще, вон, на руках носил. И ничего. Хорошо что мы не додумались его жечь кусками. Было бы действительно нехорошо.

— Он ведь правда уже забыл, да? — с надеждой подняла на Лоргара Ника свои огромные от ужаса, коньячно-карие глаза.

— Забыл, — ободряюще улыбнулся ей Лоргар.

— Детский сад, — вздохнул Витёк, привалившись к стене и скучающе вынимая из кармана мятую пачку «Явы». Но, немного пораскинув мозгами, хмыкнул и вернул её на место, — какие у нас тут трагедии. Девочка, тебе лет-то сколько? Шестнадцать? Пятнадцать?

— Двадцать, вообще-то. Это-то здесь при чем? — искренне не поняла Ника.

— Двадцать, — озадаченно повторил родновер, многозначительно качая головой и неподвижно глядя в одну точку. Но что-то сам себе сообразив, подозрительно сощурился, — ты чё, девственница чтоли?

Лоргар кашлянул и попытался воззвать к разуму присутствующих:

— Ребят, давайте без обсуждения неудобных вопросов…

— А это по-твоему что-то плохое? — воинственно взвилась Ника, — вообще-то…

Всё ещё разглядывая пламенно вещающую что-то, пылающую от обиды девушку как ожившее ископаемое, Виктор коротко присвистнул. И его бородатая физиономия расплылась в крайне похабной ухмылке.

— Виктор, у нас есть разница в восприятии некоторых вещей… — попытался сгладить ситуацию Лоргар, — это не лучшая идея.

— Погоди. Ты решила, что арлекину не класть на тебя и твои естественные физиологические реакции настолько, что он будет размышлять о них, употребляя очередную комморагскую суку? — заржал родновер, — ох, ма-а-ать… это что-то.

— Я не хочу это с тобой обсуждать, — лицо Ники окаменело.

— Виктор, спокойнее, — голос Лоргара налился январским холодом.

— Прости, если обидел, не знаю… прирезал какую-то из твоих… священных коров, — тщательно подбирая слова, осклабился Виктор, — но правда в том…

— Я для него, скорее всего, мон-кей. Обезьяна, — скрипнула зубами Черновец, — я знаю. Это… это ничего не меняет.

Родновер непонимающе заломил бровь.

— Ему плевать, а мне на него — нет, — очень медленно и тихо сообщила Ника, — вот и всё.

— Ты даже его лица не видела, Ник. Тебе его покажи в толпе, ты ж его не… — Лоргар опустился рядом с девушкой на корточки, — слушай…

— Это не так, Лоргар — очень тихо возразила девушка, — это не так. Я… я ощущаю людей как узор сложных эмоций, отзвук мелодии. Я узнаю его. Я везде узнаю его. Он… его слепок не похож ни на что.

— Подожди, — нахмурился Лоргар, — ты ощущаешь слепки чужих эмоций?

— Не только эмоций. Это… сложно. Я не могу это объяснить, — замялась Ника, — но я начинаю различать их. Всё яснее и яснее. Перестань злиться, Вить. Я не виновата, что он звучал для меня вот так… по-другому. Я… Я потерялась в эхе чужой песни.

— Бабушка, что такое гуманитарий? — скептически отозвался Виктор, — не знаю, внучек. Раньше их звали дураками.

— Отвянь, — брякнула в ответ девушка, воинственно обматываясь с ног до головы шалью на манер древнееврейской барышни, — да. Я влюбилась. Доволен? Буду строчить стишки, рисовать цветные картинки и страдать.

— Мда, — родновер скептически покосился на нее, криво усмехаясь и заломив одну бровь, — тяжелый случай.

— Если мы наконец-то выяснили все эти замечательные и нужные в бою вещи, давайте отмотаем назад и вспомним кое-что важное, — Лоргар встал и поднял над головой оставленную комедиантом книгу, — например, вот это. Сразу оговорюсь. Это какая-то очень кривая латынь пополам с немецким.

Клацанье мышки в углу усилилось. Лоргар заглянул в оглавление. Скверная серая бумага местами расплывалась полувыцветшими бурыми пятнами. На прожженной серой обложке красовалась тисненая черная аквила.

— Издание имперское, — напряженно кивнул родновер и выудил из кармана зажигалку.

— «Памятка имперского пехотинца для поднятия боевого духа» написана, подготовлена и издана по приказу лорда генерала-милитанта нашей славной Императорской Имперской Гвардии, — прочел Лоргар, — в сотрудничестве с Департаменто Муниторум, Департаменто Администратум и губернатором Кар Дуниаша сегментума Ультима. Благословления Императора, Исток Вдохновения и Воодушевляющее Кредо для всех пехотинцев написаны, подготовлены и изданы по святейшему указу Министорума в полнейшем и прямом соответствии с Имперским кредо.

— Ну-ка дай сюда, — Викто растер руками лицо и бдительно вцепился в фолиант с таким лицом будто Лоргар рассеянно перебирал в руках чуть ли не Священный Грааль, — мать моя женщина, карманное пособие для гвардоты о том, как ходить в атаку первым. Погоди. Это же готик?

— Очень кривая латынь и высокопарный немецкий, — не согласился Лоргар. И, немного подумав, добавил, — с выборочными ошметками англицизмов и греческих терминов.

— Ну-ка, что там ещё? — Виктор поспешно вернул книгу.

— Напечатано Императорским Издательством в Либрис Ультима. Издание переработанное и исправленное, впервые опубликовано в девятсот сорок пятом году сорок первого миллениума, — зевнув, прочел Лоргар, — данный документ с пересмотренной Имперской догмой (см. изменения) заменяет издание семнадцать.

Ника шустро, сбросила туфли куда-то под стулья, со скоростью белки влезла на стол, поджимая румяные пальцы, затянутые в сетчатые синие чулки. И с любопытством заглянула в книгу через плечо Лоргара.

— Ты — солдат Имперской Гвардии. Вместе с миллиардами других ты состоишь в величайшей армии из всех когда-либо существовавших, омытый сиянием Золотого Трона и с шансом на бессмертие, коим есть дар славной смерти. Нет чести высшей, нежели сражаться в тех же блистательных рядах, из которых вышли одни из самых знаменитых героев, которых знал Империум. Ты и твои товарищи отвечаете за защиту величественного Империума от врагов. С рвением и яростью тех воителей древности ты будешь сокрушать наших недругов везде, где их встретишь, — прочел Лоргар и почесал бритый затылок. После чего заглянул в самый конец книги, — надо же, здесь есть иллюстрации. И одна даже цветная.

— Да быть того не может. Цветные иллюстрации в этом-то копеечном издании?

— Да вот же, смотри…

— Там не может быть таких иллюстраций. Слишком мультяшная. Не та книга, Лоргар. Не та эпоха. Понимаешь?

— Странно, — задумчиво почесал испещренный клинописными символами подбородок Лоргар.

— Это не иллюстрация, — Черновец как-то заторможенно забрала из его рук книгу. На чистом развороте, под обложкой, красовался рисунок в стилистике аниме нулевых годов. Красной и черной тушью какой-то умелец нарисовал ораторствующего перед толпой гвардейцев комиссара. Брюнета. С бакенбардами. И с живым лисьим взглядом. На заднем плане угадывался почти погребенный под весом всяческого полезного барахла здоровяк-гвардеец, преданно взирающий на увлеченно ораторствующее начальство. Гвардейцы как стояли так и застыли на рисунке, и взятый художником ракурс этак тонко намекал, что художник, скорее всего, рисовал набросок работы как-то затесавшись толпе. Мелкая подпись, бегущая по боковой кромке, гласила на русском: «Товарищ Каин и пляски здравомыслия». И прихотливая завитушка-подпись.

— Это рисунок Яны, — Черновец неверяще подняла глаза, — это точно Яны. Ее роспись. И «Пляски»… точно Яна.

— Пляски?

— Было такое интернет-сообщество «Пляски Здравомыслия». Там начинающие художники могли получить адекватную критику с детальным разбором косяков. Сообщество давно издохло. Мы обе в нём сидели. Это что же такое получается? Она…

— Не окончившая пед девка-художник в Гвардии? — кривовато усмехнулся Виктор, кивая, — ну-ну.

— Она вообще-то выше меня в два раза, — Черновец отдала Лоргару книгу, — рослая, крепкая. Везде ходила с эспандером. Чтобы пальцы разминать же, ну. Если подумать, она могла…

— Могла давно помереть, например. Гвардота мрёт быстро.

В углу яростно заклацали мышкой.

— Ярослав, ты давно так сидишь? — позвала Ника, оборачиваясь, — Да блин… Ярослав!

Ярик дернулся, отвлекся чтобы вынуть наушник из уха и переспросить. И обернулся вполоборота. И тотчас же группа игроков враждебной фракции, пробегая по своим делам, мимоходом линчевала его топчущегося на месте эльфа крови.

— Да блин. Чего? — в сердцах откинулся на спинку стула Ярослав и заглянул в пустой чайник. Белый пластик щеголял желтыми клеевыми подтеками снаружи и накипью — изнутри. Наконец-то увидев вошедших, щурясь из-под порядком отросшей тёмной челки, Ярик с грохотом выбрался из-за компа, расправляя полы меховой безрукавки на два размера больше, — Ник, я тебе планшет гвоздями забил, там клей рассохся. О, брат Лоргарий, дай краба. А это…

— Виктор, — пожимая протянутую руку, представил Лоргар.

— Яр, — Ярик энергично встряхнул протянутую руку, кивая на висящий на шее родновера деревянный амулет, — прикольная штучка. Авторский трискель — это хорошо.

— Чего? — не понял Витёк, прихватив двумя пальцами свой амулет, хитро переплетеное деревянное кружево кельтского трискеля, — я чё, на ирландца похож? Это священный знак Триглава. Наше, исконное, кельты его у древних славян переняли…

— Так трискель же это, — моргнул Ярик и сунул руки в карманы, — единство духовного, душевного и физического. У древних кельтских святых — символ Святой Троицы. Ровненько как всё, ты смотри. Мягонько. Вырезали аккуратно, с любовью. Где такое взять?

— Да в центре, там палатки с народными промыслами, — родновер выглядел сбитым с толку.

— А где артист? Прикольный тип, — заозирался Ярик, — я ему кофейку сварил, как на сусло сусалкой золотят показал. Мы с ним яйца три зазолотили. Завтра красными узорчиками забомбасаю и заказчику отдам.

Кто-то коротко, озадаченно взоржал. Заговорщики, криво улыбаясь, обменялись многозначительными взглядами.

— Он что-то ещё говорил? — улыбнулся Лоргар.

— Кто?

— Артист.

— Прикольные штуки рассказывал. Я ржал как конь, едва кишки не повыпрыгивали. Реально от смеха под ребрами что-то надорвалось.

— Но он хоть что-то этакое говорил? Серьезное, — нахмурилась Черновец.

— Серьезное, серьезно… что-то нет. А, да, оставил кое-что; прикольный такой мерч по его теме, — Ярик закопался в лежащий на столе учебник по сектоведению авторства Дворкина, вытаскивая оттуда тонкую бумажку с голубыми символами на ней начертанными, — интересный лут; есть, типа, такая особая печать, если на нее капнуть крови, владелец крови издохнет в муках если не будет непрестанно петь и плясать что-то максимально ржачное. Никому не надо? Бумажка тонкая, закладка из неё будет фиговая. Порву или потеряю.

— Действительно. Давай-ка я у тебя возьму, — Лоргар осторожно, двумя пальцами, изъял у Ярослава эльфийское творчество и намертво упаковал в валяющийся на шкафу газетный разворот, — дежпом не заходил?

— Нет.

— Живем.

* * *

Он плыл на спине, во мраке, хрипя навзрыд пробитой грудиной, захлебываясь в крови и липком мертвецком зеленом тумане. Распухшие мертвецы, куски гниющих тел и мусор тихо покачивались на волнах. Лоргар нашарил пятернёй торчащий из груди обломок и судорожно сжал до белых костяшек. Металл стремительно гнил, осыпаясь между пальцев мерзким рыжим крошевом. Лоргар глухо захрипел, неловко ворочаясь в смрадной жиже: густые и мутные сточные воды смердели свежей кровью, распадом и испражнениями. Где-то далеко, над гротескными башнями адского города, равнодушно гремела гроза. Подсвеченные алым заревом тучи разорвали ослепительно-белые венозные сетки молний. Не знавший прежде очищающих поцелуев летней грозы мир смерти бичевали потоки сотен ливней. Хрипя алой слюной, Лоргар поднялся на ноги, раскинул руки в древнем жесте молящегося и, булькающе смеясь, подставил обожженное лицо под плети дождя. Кровь стекала по изуродованной броне, смешиваясь с грязными водами и рождая клочья густого тумана. Мертвецы плыли прочь мимо, одетые белыми вуалями его, горсти золотых и зеленых искр рассыпал рваный хрип нехотя регенерирующихся лёгких.

— Господи. Я здесь, — по щекам бежали слезы, они смешивались с дождевой влагой, смывая нечистоты и мертвящий ужас, — я здесь. Господи.

Боль неисчислимого количества сгинувших разрывала черепную коробку, клокотала в трахее и терзала разум, смывая все прочие ощущения. Нечеловеческий хриплый вопль огласил мертвый город. Черные провалы окон тысячеглазой тварью смотрели в сердце Лоргара. Лоргар рухнул на колени, раненым зверем рыдая во внешний мрак и закрывая лицо измаранными руками. Изувеченные трупы гвардейцев, астартес и порождений хаоса плыли во тьме. И кое-где, в жиже пустых глазниц копошились белые черви. Ливень хлестал, смывая их, заставляя пениться отравленную трупным ядом грязную жижу. Грудная клетка нестерпимо чесалась и тянула, медленно заживая. Лоргар запнулся о груду мертвых тел и пинком отшвырнул торчащее из чьей-то хребтины древко с клочком красной тряпицы. Черное кольцо с восьмью стрелами ушло под нечистоты под ударом керамитовой ступни.

— Господи, — шептали разбитые губы, подрагивая, — прими души раб твоих…

Цветные искры кружили с невесомым звоном. Они жалили распухшие тела мертвецов, юркими сияющими бликами гуляли по дну, в гиблой, ядовитой мути. И где они впивались в гниющие, вспухшие тела, там буйно прорастали колонии разноцветных мхов. Мхи невесомо шептали, волнуясь без ветра и жадно пожирая мертвецкие соки, умирая и прорастая, умирая и прорастая, собственными стремительными циклами смертей и рождений обращая мертвецов в жирный, густой чернозём.

— …Идеже ни печаль, ни воздыхание, — шептали, дрожа губы, мертвецкая, липкая, приторная гнусь ощущалась на языке как что-то привычное, — но жизнь бесконечная…

Тучи разорвала череда вспышек, ослепительно ударила молния. Грозовые раскаты подгоняли тяжелые тучи, отвесная стена дождевой пелены смывала гарь, копоть и сор, пенила темные воды. Лоргар почти ослеп от фантомной боли тысяч и тысяч расставшихся с жизнью разумных существ. Их кровь рыдала, немолчно взывая от земли, из воды, из остывших, копченых руин. Древние терранцы, жившие до Потопа, слышали как стенает от боли сама земля, как взывает от земли пролитая кровь, отнятая жизнь. Отныне этот немолчный крик слышал и Лоргар. И это разрывало виски нечеловеческой болью, вгрызалось в нутро ненасытным, пьянящим отчаяньем.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного, — отчаянно исторгая неистово ревущее психопламя, воззвал Лоргар в потоки ливня. В глазах побелело, а где-то в самом сердце планеты сонно завозился невиданный энергетический зверь, её живое сердце. Он льнул и ластился к ногам потоками энергии, урча и порыкивая громовыми раскатами, он пробуждал стайки призрачно сияющих змеемордых рыбин, обнимал туманами и выпрашивал ласку как огромный нематериальный котяра. Зверь невесомо баюкал саднящий ужасом разум, окутав Лоргара хтоническим коконом своих энергий. Порченная мерзость сгорала и таяла, обращаясь тончайшим прахом. Живое сердце искаженного мира с совершенно кошачьим любопытством рылось в воспоминаниях потерявшегося в нитях энергий Лоргара. И из гиблых вод, из руинных камней, с оглушительным треском прорастали багровые папоротники, гигантские кровохлебки, колонии разноцветных мхов и миллиарды иных невиданных растений пробуждающейся от горячечных снов планеты. Сердце планеты мягко, успокаивающе гладило мятущийся разум примарха потоками энергий, наполняя его тело сырой, хтонической мощью. И Лоргар пропускал её сквозь себя, эту силу. Он шагал, объятый ею, загребая ногами мирно плещущуюся, поспешно густеющую жижу. Он тянул из темных вод увязающие в них ступни, а грязевая жижа твердела и твердела, стреляя из глубоких ямин лоргаровых следов буйной зеленью сорных трав. Дремавшие доселе в темноте семена упрямо тянулись ввысь, испив дикой сырой энергии и чистой дождевой влаги. Лоргар шагал сквозь туман, а под его ногами цвела земля, кипела зеленью, очищая, исцеляя саму себя бесконечными циклами рождений и смертей. Хриплый кашель и треск огласили окрестности. Кто-то вставал на четвереньки, хрипя и отплевываясь. Живые люди как во сне ползли из россыпей жирного, свежего чернозема, какой-то седой комиссар неверяще ощупывал обеими руками стремительно зарастающий плотью развороченный затылок. Лоргар не смотрел. Он шагал вперед, одетый вихрями искр, нитями света и призрачным пламенем, почти ослепнув от энергий. В его висках гремела ликующая песнь обновления и жизни, сама земля гремела её, пробуждаясь и расцветая. И сердце планеты вторило ей. Направляемое Лоргаром, оно смотрело из его глазниц потоками психопламени, исцеляло изуродованную порченной энергией плоть планеты и очищало её воды. Лоргар испугался, что захлебнется в этих потоках и позвал откуда-то из самого сердца сияющей, ликующей бездны:

— Я здесь, Господи…

Морок рассеялся, являя подземные казематы. Безмолвные астартес в серой броне, тени и стихийно прорастающие из грубых камней, под босыми ступнями, дикие терранские травы. Самодельные плетеные четки привычно текли между пальцев, отмеряя по каплям непрестанно творимую Иисусову молитву. Лоргар уже не мог точно ответить, сколько отмерили его четки, но покой и тихая, светлая радость наполняли всё его естество, сдерживая бурю психических энергий, усмиряя их и направляя в мирное русло. Где-то гремели засовы, голоса наполняли серый, пыльный сумрак. Шаги. Изумленный возглас. Тревожный шепот. Голоса. Спешащий по темному коридору крылатый юноша в белой тоге, незнакомые изумленно озирающиеся астартес и Димка Мизгирёв среди них, исполосованный шрамами, небывало рослый, аугментированный, но все ещё недостаточно высокий для космоморяка. Его механизированные ноги гремящим, клацающим эхом оглашали пыльный сумрак, а протезный глаз горел алой линзой.

— Они собирают в Никее собор. Отец хочет чтобы ты пришел на него, — вместо приветствия сообщил крылатый юноша, встряхнув Лоргара за плечи и заглянув в лицо, — как же ты отощал.

Лоргар светло улыбнулся и молча обнял юношу, случайно зарывшись пальцами в лебяжий пух огромных крыльев.

— Просперо, Лоргар. Братья настроены решительно, — тряхнув золотыми кудрями, склонил голову на бок крылатый юноша, наблюдая как Аврелиан, с улыбкой хлопает по плечу Мизгирева и молча жмет руки обескураженным таким жестом космоморякам, — Мортарион уверен, что ты разделяешь его взгляды.

— Нехорошо, — Лоргар задумчиво заложил руки за спину, перебирая четки, Иисусова молитва лилась в мыслях бесконечным потоком, наполняя собой всё естество и умиротворяя мятущийся дух.

— Хорус убедил отца позволить тебе вернуться, — в ясных, мудрых глазах юноши дрогнуло сочувствие, — их можно понять, они страшатся того, чем ты стал. Терра — древний труп, который не должен цвести и истекать родниковой влагой. Это противоречит всем существующим законам. Это… смущает.

Всё заволокло грозовым мраком. Багровое небо рассекла черная червоточина. Человек с вытатуированной на лице гидрой белозубо смеялся, утирая выступившие слезы керамитовой перчаткой, а в проницательных, ясных глазах его отплясывали ледяные черти.

Череду видений рассеяла ослепительная вспышка. Золотой воин в лавровом венке заглянул в душу Лоргара. Его прямой, тяжелый взгляд давил и растирал в тонкий прах как многотонной плитой.

Всё заслонили клубы тяжкого дыма смолисто-удушающих благовоний. Алый Король, одноглазая грозная фигура в синих одеждах, заслонил собой единственный источник света, окидывая Лоргара царственно-равнодушным взглядом. Лоргар скептически поджал губы. Это уже не походило на хаотичное марево случайных фрагментов случайно подсмотренного грядущего. Лоргар прислушался к возмущениям варпа. Это совершенно точно было самовольное вторжение. Алый Король медленно опустил пятерню на плечо Лоргара. И сон растаял как гонимые ветрами клочья пара.

Лоргар неподвижно уставился в белый потолок. Кто-то раскатисто храпел. Щелкал клавиатурой засевший с ноутбуком на своем втором ярусе Лёха. Его вытянутое, худое лицо освещал холодный белый свет, льющийся с экрана. Из наушников доносились приглушенные звуки выстрелов и сомнительны обрывки фраз вроде «чики-брики и в дамки». Лоргар перекрестился, поспешно закрыл глаза. И беззвучно зашептал вперемешку по памяти псалмы и молитвы разным святым, уныло мечтая больше никогда не видеть во сне всякую бессвязную дрянь.

* * *

Синие сумерки, мутный свет фонарей, простывшая пустынная чернота дальних дворов за церковной оградой, чернота кустов, чернота осеннего мрака, золотистое зарево восходящего солнца, отраженные в окнах языки свечного огня. Лоргар отвернулся от окна. Тихий, темный храм утопал в золотом мерцании цветных лампад. Тусклый, маслянистый блеск подсвечников, стройные восковые свечи, их горячий, живой свет, почти пустой храм, медленно наполняющийся людьми. Лоргар взял у уставщика старенькую, потрепанную книгу, одернул выданное ему в ризничной золотисто-желтое облачение с вышитым на спине крестом, спустился вниз, встал под самым куполом, перед украшенным бархатцами аналоем. Рыжие кудри осенних цветов пахли терпкой горечью и теплом бабьего лета. В пушистой цветочной рамке утопала икона с святыми, чья память празднуется в октябре месяце. Лоргар прочистил горло и раскрыл часослов. Звучный, красивый голос его поплыл в сумрачной тишине храма, неспешно вычитывая общее начало и молитвы третьего часа. Чёрные строчки на старославянском, ярко-красные, затейливо украшенные, заглавные буквы и не только, кое-где подклеенные заплатами скотча ветхие страницы. Стихарь, прямой, длинный, с широкими рукавами, доставал Лоргару где-то до колен потому что длиннее просто не нашлось. Лоргар перевернул страницу. Раскаты его голоса гуляли по храму грозовым эхом, где-то у подсвечников сонно ворочались церковные старухи, ставили свечи случайно забредшие люди. Прихожане неторопливо заполняли храм, кто-то бродил от иконы к иконе, крестясь, расставляя свечи и прикладываясь. Какой-то очень самостоятельный и серьёзный мальчонка, чубатый и огненно-рыжий, шурша дутой курткой и шмыгая веснушчатым носом, деловито перекрестился, прижался лбом к нижнему краю изображающей Иоанна Кронштадсткого настенной росписи, крепко зажмурился и шопотом сообщил что-то очень-очень важное. После чего снова перекрестился, задрав голову и уверенно глядя в глаза святому. Лоргар не заметил как вычитал все положенные молитвы третьего часа, уступил место и книгу следующему чтецу и, не спеша, поднялся на левый клирос. Обменявшись любезностями с хмурым уставщиком, отошел в алтарь, расстался со стихарём, отнес через весь храм, в ризничную, облачения и по настойчивой просьбе служащего священника, составил компанию дежурному, у входа в храм. Дело в том, что в храм повадились захаживать какие-то очень странные люди. Очень странные и упорные люди, провоцирующие прихожан и задающие весьма специфические вопросы.

Семинарскому храму и без этого хватало нежелательных персонажей, которые традиционно отравляли жизнь нормальным прихожанам. Они были очень разные. Скажем, хватающая руками всех подряд старуха-ведьма, приходящая «заряжаться» от частицы мощей Серафима Саровского, особой опасности не представляла. От её беспорядочных хватаний у людей всего-то начинала болеть и кружиться голова, темнело в глазах и начиналась тошнота переходящая в ватную, обморочную слабость во всём теле. Мадам жила в однокомнатной сталинке через остановку от храма, принимала посетителей, наводила порчу по фотографии и «заряжала» воду. Знакомые с проблемой люди странную мадам в бесформенных шалях старались обходить десятой дорогой. Маленькие дети от нее шарахались сами: она могла внезапно схватить ребенка за плечо и молча гладить по голове, сверля тяжелым, темным взглядом. От чего нормальный, бодрый ребенок становился сонным, вялым и апатичным. Если кто-то вдруг начинал гнать от себя её, ведьма застывала на месте, пялясь в упор мутным, непонимающим взглядом. Не делиться своей гадостью мадам, к сожалению, не могла. У нее это всё уже было сродни болезни. Как наркоман ищет дозу, так и старая ведьма тянула чужие жизненные силы и попутно гадила людям самочувствие. Ее можно было только пожалеть: мадам уже плохо осознавала что делает. Если её и выводили из храма, то только в крайних случаях. Чаще всего она уходила сама: старая ведьма никогда не стояла службу целиком и, колюче поблескивая темными глазами, сбегала задолго до того, как начнется сама литургия. Если по какой-то причине ей вовремя уйти не удавалось, её лицевые мышцы начинали бесконтрольно дергаться и сокращаться в самых разных направлениях. На Лоргара ведьма наткнулась только однажды и очень не вовремя вцепилась в его локоть. Так вышло, что в самое это время случился очередной приступ: Лоргара ненароком вынесло в варп. Что там старуха успела увидеть Лоргар не знал, но конкретно его эта странная мадам руками больше не хватала.

Другой персонаж, уже поопаснее, имел беспроигрышное амплуа профессионального сиротины и блаженненького дурачка. Ни сиротиной, ни дурачком молодой человек не был, жил с дядей и отцом. Вел он себя в храме вызывающе: навязчиво, громко побирался, лебезил и частенько бродил в толпе, шаря по чужим карманам. Особенно часто он отлавливал маленьких детей и заискивающе выспрашивал разное: когда дома нет родителей, какой телевизор и много ли бытовой техники. Звали персонажа Егоркой. Он постоянно косил под дурачка и частенько навязчиво лип возле храма к гуляющим с колясками молодым мамашам. Бывало, что ему удавалось увязаться вслед за какой-нибудь не отягощенной мозгом солнечной блондинкой с коляской. А как-то фоном, параллельно, в городе пропадали дети. И изредка находили изувеченные трупы молодых девушек. Это так, к слову. Имеет ли отношение странный тип к пропажам, милицию не интересовало. Его персона, собственно, не интересовала никого, пока он не борзел: закосив под хитроватого дурачка, нескладный, сутулый Егорка раз за разом заявлялся на службы и отирался вокруг людей с детьми. Его выводили из храма очень часто. Бывало, что приходилось вызывать охрану. Но он снова и снова возвращался. Лоргара он боялся и тихо ненавидел. Завидев издалека пробирающегося сквозь толпу трёхметрового семинариста, он менялся в лице и спешил скрыться. Причин такому отношению Лоргар не знал. Всё выходило как-то само собой.

Третьим сомнительным элементом была желтозубая тетка средних лет. Она имела явное портретное сходство с суриковской боярыней Морозовой: её несколько выпученные белесые глаза и иссохшее лицо, впалые желтоватые щеки, странная, лающая манера говорить, ломкие желтые кудри торчащие из-под рыжего платка и стойкий запах аммиака не запомнить было просто невозможно. В сам храм она не заходила ни разу, предпочитая пастись на улице, у входа. Или в относительно теплом притворе. С собой она неизменно приносила большую, битком набитую сумку с барахлом. Дама навязчиво совала заходящим в храм людям полусектантские и просто нездоровые прокламации вроде «Почаевского листка», приставала к пришедшим в храм в штанах девушкам, суя им в руки какие-то смердящие аммиаком юбки, а как-то раз даже пыталась собрать подписи к петиции о канонизации Сталина. Говорить с ней было бесполезно: мадам вполне официально состояла на учёте в психушке. Лоргара эта мадам обожала, но очень тихо и издалека.

К Церкви все трое отношения не имели, но репутации прихода всё-таки вредили. В задачи дежурного по храму входило в том числе и наблюдение за тем, чтобы эти странные элементы не переступали границы дозволенного и не мешали другим людям. К сожалению, трое вышеозначенных деятелей были не единственной угрозой: забредающие в храм буйные алконавтии и задающие странные вопросы люди, изъясняющиеся шаблонами и пытающиеся развести скандал являлись куда чаще.

Но самым отбитым из последних вторженцев был некий гоповатый юнец с телефоном. Он прославился тем, что, снимая процесс на камеру своего смартфона, задавал прихожанам оскорбительные вопросы и интересовался у девчонок, сколько стоят их интим-услуги. Лера Кобзева авторитетно посулила ему сдать его ментам. Дашка с первого курса мрачно поинтересовалась не лишние ли у него зубы и давно ли он получал по хребтине. А тихая девочка-блондиночка по имени Юля искренне не поняла вопрос и решила, что парень ищет место, где проводят какой-то нездоровый психологический тренинг для жертв сексуального насилия. И немного заблудился. Минут двадцать добрая Юленька участливо задавала наводящие вопросы, профессионально цепким взглядом улавливала поведенческие признаки оппонента. И ненавязчиво убеждала парня в том, как опасны тренинги и как долго приходится лечить потом тех несчастных, которые стали жертвами коновалов от психологии. Незадачливый провокатор спасался от Юленьки долго и упорно: добрая девушка Юля имела красный диплом психиатра и очень-очень жалела всех страждущих и убогих.

Лоргар покивал стоящему у входа дежурному и отирающимся с ним рядом первокурсникам. И, мимоходом, скучающе выглянул в притвор. Прямо на холодном кафеле, почти у самого выхода, подобрав под себя лапы, угрюмо лежал огромный кот майнкун. Кто-то разбил ему голову: один глаз частично заплыл кровавой коркой, уродливо выкрученное левое ухо дрожало от боли. Обрубок хвоста нервно подергивался в такт его кошачьим мыслям. Кот затравленно поднял на Лоргара свои ярко-желтые глаза. В них отразились страх, боль и робкая надежда.

— Кто тебя так, бедняга? — Лоргар осторожно прикрыл за собой дверь, плавно, чтобы не пугать животное, выбираясь в притвор. Кот угрюмо отвернулся и раздраженно дернул здоровым ухом.

— Не бойся, котенок, я хочу помочь, — Лоргар медленно опустился на корточки перед сжавшейся от страха животиной.

В глазах кота бешенно заплескались непонимание, паника и животный ужас. Лоргар потянулся за котом, и тот дернулся как от удара, крепко зажмурив глаза и прижав здоровое ухо к затылку.

— Я буду звать тебя Диогеном, — сообщил Лоргар и подхватил на руки ошалевше рванувшего прочь кота, — потому что ты тоже пришёл искать человека.

Кот отчаянно забился в руках Аврелиана и обреченно затих, уткнувшись мордой куда-то в китель. Лоргар осторожно погладил дрожащую крупной дрожью тушку, прижал к груди, решительно вышел из храма и заспешил в сторону мужского общежития.

* * *

Кот с жадным хрипом хватал куски черного хлеба. Лоргар набрал ему чистой воды из-под крана и устроился рядом, на краю дивана. Общежитие пустовало, все студенты ушли на утренние молитвы. Так что суетиться вокруг и задавать вопросы было просто некому. Дверь распахнулась. Сильно сутулясь, складывая на ходу полотенце и невозмутимо приводя в порядок мокрые волосы в комнату вплыл Коракс. Кот дернулся всем телом. С утробным рычанием вцепился в кусок побольше. В панике озираясь, почти взлетел на диван, спрятался в тени Лоргара и с отчаянным всхлипыванием вгрызся в хлеб. Лоргар тяжело вздохнул, сгреб хлеб с пола вместе с бумажкой и положил перед котом. На диван.

— Что это? — потребовал ответа Коракс, медленно приближаясь и хмуро разглядывая жмущуюся к Лоргару мохнатую тварь.

— Кот, — животное утробно зарычало, накрывая собой недоеденные куски, — он тебя боится.

— То есть, ты притащил сюда бродячего кота, — резюмировал Коракс, медленно поднимая брови. Его бледное лицо отразило немой вопрос пополам с насмешливым недоумением. Животное затихло, настороженно принюхиваясь и угрюмо следя за движениями Коракс.

— Кота кто-то очень долго мучил, — Лоргар успокаивающе почесал кота за ухом, и огромная животина с громким урчанием благодарно ткнулась ему в руку, — это каким надо быть больным ублюдком, чтобы довести до такого состояния животное.

— Я всегда считал, что терранские коты были несколько мельче, — Коракс сел на корточки и позволил коту понюхать свою руку. Кошачьи зрачки расширились. Котяра облизнулся и как-то очень плотоядно заурчал, чавкая и нервно дергая обрубком хвоста.

— Так они и меньше. Это майнкун, — улыбнулся Лоргар, глядя, как осоловевшее от еды животное устраиваяется у него на коленях, сонно когтит ногу, ровно, мирно мурлыча и понемногу затихая, — мейн-куун — это такая порода кошек, потомки кошек штата Мэн. Аборигенная порода кошек Северной Америки.

— Одомашенные кошки Мерики, — как эхо отозвался Коракс и осторожно провел пальцем по мохнатой голове засыпающего кота, — какое доверчивое существо.

— Завтрак кончится — принесу ему что-нибудь ещё, — Лоргар осторожно переложил спящего кота с колен на диван, — а заживут раны — вымою с дегтярным мылом. Надо будет дать ему что-то от глистов и втереть в холку ту штуку от блох…

— Ты как нянька возишься с полуспятившим от боли и голода животным, это… необычно, — озадаченно сообщил Коракс, расчесывая пятернёй плечо.

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — светло улыбнулся Лоргар, — в вашем прекрасном и далёком завтра знают сказку про космического принца и розу?

Коракс моргнул и медленно качнул головой:

— У нас другие сказки. И они куда страшнее того, что рождают ночные кошмары.