Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Содержание

Вперёд

1. Ревнитель

20 октября 2020, 19:48

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Спящий оазис дышал ночной прохладой среди песков и залитых лунным светом барханов. В небе плыли пыльные отрепья перьевых облаков. Пески Колхиды мудро и степенно дремали в синем мареве, рассеянно сияли с небосклона далёкие звёзды. Костёр плясал, косматым рыжим зверем возился над хворостом, озорничал, взметая в ночное небо горстями золотые и белые искры. Фан Моргал, вождь Отвергнутых, поднял глаза к звёздному небу и раскинул руки над сонно потрескивающим огнём костра, безмолвно благодаря богов за величайший дар из всех возможных. Ибо жарким полднем, скитаясь в багряном мареве священного зноя Колхиды, Отвергнутые нашли в песках капсулу с младенцем внутри. Чудесное дитя с фиолетовыми очами, сияющими нездешним светом. Младенца нарекли Призывающим Дождь, ибо в нечеловеческих глазах его Фан Моргал увидел эхо далёкой грозы. Дивного ливня, готового покрыть весь мир своей благословенной тенью.

Фан Моргал предводительствовал своему народу уже многие годы; Отвергнутые скитались от оазиса к оазису, но не имели права входить в полисы, потому что были отлучены от церкви. Тем не менее, эти люди также чтили Четырех Богов. На Колхиде их чтили все, без исключений. Все кроме Ревнителей.

Ревнители. Уничтоженный церковью Завета древний культ. Легенда, которую рассказывают шепотом у дымных костров, бабьи сплетни пополам с вымыслом. Дикое племя варваров, что кланяются скрещенным палкам. Фан Моргал слышал, как и многие другие, от странников и от торговцев, о нечестивом племени, о безумцах из гиблых песков, что чтят некоего Забытого Бога вопреки всему: вопреки здравому смыслу, закону и чувству самосохранения. Поговаривали, что нечестивцы были одарены Четырьмя Богами великими дарами, позволяющими повелевать энергиями, но в неблагодарности своей приняли дар за недуг, скверну. И скрылись от людей в гиблых песках. Дабы вдали от всех творить свои жуткие обряды и пожирать кровь и плоть своего бога, как говорили странствующие паломники.

Колхида. Мир бескрайних пустынь. Оазисов и барханов, храмов и сторожевых башен. Сохранив частично сложные устройства и знания Темной Эры Технологий, она, между тем, пребывала в сумраке суеверия и религиозной нетерпимости. По размерам своим Колхида была втрое больше нашей старушки-Земли. Да и полный оборот вокруг местного солнца она делала за 5 земных лет. Колхидские сутки были равны 170 земным часам, а значит и летоисчисление там весьма и весьма отличалось. О, да. Колхида была во многом была уникальной планетой. Как и многие другие планеты разных сегментумов. Уникальной и безмерно удивительной её делали ее климат и её культура. Ее города-государства собой образовывали полисно-феодальную систему. Но, увы, основой всему этому великолепию был рабский труд. Рабство и вера, изошедшая на религиозный фанатизм и нетерпимость. Верили все и без исключения: рабы и хозяева, храмовые танцовщицы и жрецы, философы и карманники, вшивые попрошайки и наемники. Верили абсолютно все. Другое дело — во что.

На утопающей в песках знойной Колхиде ни один человек не сомневался в том, что боги существуют. Рабовладельческое теократическое общество жило по собственным законам тысячи лет. И для сынов и дочерей этого мира вера была столь же естественна и привычна, как дыхание, жажда или естественная потребность в сне. На планете было очень много церквей и религиозных культов, но все они так или иначе проповедовали веру во всесильных богов, правящих мирозданием. И самой могущественной, самой весомой силой во всём этом многообразии вер был Завет или Ковенант. Церковь эта имела центр в Варадеше, в одном из самых больших и влиятельных городов Колхиды. И учила поклонению Четырём Богам. Уже сам факт существования рабства не самым лучшим образом характеризовал культы Колхиды, тем более, что иерархи Завета существующее положение вещей всячески одобряли и оправдывали. К тому же культ практиковал физическое самоистязание и воинственную нетерпимость ко всем, кто не исповедует Четырёх, а это — всегда дурной признак.

— Брат, — встревоженно позвал голос. В свете костра Фан разглядел знакомые очертания фигуры, закутанной в хламиду, бледное скорбное лицо своего молочного брата. В его всегда ясных серых глазах плескались страх и настороженное недоверие, — к кострам пришел чужак. Он желает говорить только с тобой.

Вождь утомленно прикрыл глаза:

— Да будет так. Он один?

— Он слишком стар, чтобы быть угрозой, — напряженно отозвался брат, не сводя глаз с Фана Моргала, — иссохшая тень человека в звериной шкуре. Но, между тем, он коснулся Лоргара, и Лоргар тотчас же уснул. И с тех пор больше не взрослел, хотя мы видели, как найденное тобой пять дней назад дитя, из младенца превратилось в мальчика. Лоргар всё ещё дитя, очень крупное для своих лет дитя. Но он больше не растёт также быстро, как и прежде…

— Где… гость?

— Воины боятся прикасаться к нему; старец остался вне стана. И… ещё кое-что, брат, — в серых глазах заплясали рыжие блики.

— Что же? — нахмурился Фан Моргал.

— На его груди знак скрещенных палок.

Фан Моргал хмуро сложил подбородок на руки и задумался, неосознанно поджав губы. Этого не может быть. Проклятое племя еретиков. Возможно, если бы ему, вождю, не пришло в голову остаться близ оазиса чуть дольше, пустынный старик не нагнал бы их. Возможно даже их пути никогда бы не пересеклись бы более; пустыни Колхиды таят множество опасностей. Как бы там ни было, человек пришел с миром. С миром же полагалось его и отпустить.

— Пусть идёт к огню, — пламя взметнулось ввысь, иллюзорно повторяя собой не то очертания нагой девы, не то — невиданного косматого зверя.

Брат вздохнул и безмолвно исчез в темноте. Фан поднял глаза к небу и медленно выдохнул, усмиряя нервную дрожь в кончиках пальцев. Бояться изнуренного пустынным зноем бродягу было глупо. А одинокого старика-изгоя — ещё глупее.

— Да не знает горя твоё сердце, Фан Моргал, — тихий надтреснутый голос прозвучал совсем рядом. Вождь поднял глаза и судорожно сцепил пальцы. Слепыми бельмами ему в душу смотрел сухой согбенный старец, облаченный в шкуры и какие-то лохмотья. В узловатых бронзовых руках он сжимал посох. Лицо старика некогда обезобразил чудовищный шрам. И сейчас он чернел на лице бродяги кривой и рваной трещиной. Аугментикой ощетинились затылок и спина странника. А на впалой груди его темнел странный знак: два перекрещенных древесных бруска, короткий и длинный, связанные простой бечевой.

— Мне не нужны глаза, чтобы видеть, — возразил старик на так и не озвученный мысленный вопрос Фана Моргала, — твои боги здесь ни при чём; моё племя повредила энергия древней машины. Мы мутировали и веками выживали в этих песках, подчинив энергии тварного мира.

— Зачем ты вышел из своих песков, старик? — нахмурился вождь.

— Среди вас идёт рожденный на падение и восстание многих. Дитя, упавшее с неба, — старик тяжело оперся на посох, — отпусти его. По пятам за Отверженными идёт пастырь без паствы, жестокий клирик Города Серых Цветов. И горе вам, если он вас настигнет.

— Почему я должен верить Ревнителю? — прищурился Фан, внимательно разглядывая незнакомца.

— Ревнителю? Раньше вы называли нас Помнящими. Как бежит время, как оно искажает людскую память, туго скручивая в моток суеверий. Нет, Фан Моргал. Ты должен не мне. А им. Твоему племени. Посмотри. Они дышат, но в семнадцатый день, как ты подобрал дитя, их кровь возопиет из песков. Ты ведешь их на смерть.

— На смерть? Полагаю, ты хочешь забрать наше чудо, старик. Ты пугаешь карами, но между тем, — вождь смерил старца угрюмым, долгим взглядом, — ты не меньший лжец, чем жрецы Завета. Лоргар останется с нами. Я всё сказал.

— Да будет так, — глухо отозвался старик, поклонившись и утомленно прикрывая глаза, — я попрошу за вас моего Господа. Быть может, ваши души он укроет от зла и не даст вам заплутать в гниении энергий видимого мира, что иные зовут варпом.

* * *

Сколько дневных переходов прошло с того момента, когда караван Кор Фаэрона полностью вырезал племя Отверженных, Найро, бывший учитель, а ныне раб Фаэрона, уже не помнил. Но, видя как господин обходится с чудесным ребёнком, найденным среди Отверженных, Найро ощущал, как его сердце переполняют боль и бессилие. Найро верил в богов своего господина. Найро не имел ничего кроме своих цепей и не осознавал, насколько уродлив его мир, но он всё яснее ощущал, как глубоко в груди разрастается нечто мощное, не имеющее имени, призывающее защищать маленького найдёныша ценой собственной жизни.

Всё верно, Кор Фаэрон взял Лоргара в аколиты. Более того, Фаэрон взялся учить его Истинной Вере. Истинной в его понимании, конечно же. Но несмотря на весь свой религиозный опыт и завоеванный в изнуряющих разум спорах авторитет, Фаэрон как был, так и оставался тираном. Тираном, деспотом и отвратительным человеком. Совершенно не способным ни учить, ни воспринимать адекватно иную точку, ни мириться с наличием чужого таланта. Обычно его обучение сопровождалось избиениями. Лоргара жестоко наказывали за малейшие провинности: когда Лоргар задавал слишком много вопросов, слишком быстро усваивал материал или когда просил попробовать прочесть книгу, которую сам Фаэрон не мог даже просто перевести. Но в то же время, маленькое пустынное диво по имени Лоргар всё ещё являлось сверхчеловеком. Так что, Лоргара Аврелиана наказывать побоями было весьма и весьма непросто. Когда Кор осознал это, он завел для своих воинов обыкновение бить Лоргара дубинами. Для того, чтобы на его теле оставались хоть какие-то раны. Ну и чтобы сломить в Лоргаре некие внутренние установки. Ведь, оказавшись в меньшинстве, не имея даже шанса на защиту, человек легко ломается. Очень легко ломается. Тем более — столь юный. Странное покорное отношение Лоргара к вынужденному наставнику всё яснее грозило перерасти в некую болезненную привязанность. Добрый Найро не знал названия этому душевному недугу, он не мог точно знать, чем обернется подобная больная привязанность, но кожей ощущал, как опасно ходит Лоргар. Не мог не видеть, сколько боли принес Лоргару Кор Фаэрон. Раба разрывало на части от невысказанного отчаяния — в фиолетовых глазах ребёнка обреченно дотлевал тот дивный свет, что некогда увидели в них Фан Моргал и Кор Фаэрон. Оба, и пастырь и вождь Отверженных, разглядели этот свет, но испытали при этом разные чувства. Фан Моргал — искреннее восхищение и надежду, а Фаэрон — желание подчинять.

Да, Фаэрон признавал в Лоргаре посланца Сил, но он не собирался давать своему ученику даже тень власти. Он постоянно унижал ученика, явно доминируя над ним и стараясь исказить, взрастить у Лоргара эмоциональную зависимость. Кор манипулировал мальчиком. Он жаждал использовать его способности для собственных низменных целей. Для возвращения в Варадеш и свержения Завета, культа, что изгнал его. Не надо забывать ещё и того, что на Колхиде Лоргара окружали фанатики. Нетерпимость здесь была нормой, как и насилие. Кор Фаэрон верил, что проповедь — это непременно духовное насилие. Он не знал ничего кроме насилия, был фанатичен, деспотично злопамятен и узок в суждениях. Найро ощущал это и боялся. Боялся увидеть, как чудесное дитя, ниспосланное Колхиде Силами, искажается, обращаясь очередным подобием жестокосердного Кора Фаэрона.

Найро склонился впотьмах над стонущим от боли мальчишкой. Окровавленная нагая грудь тяжко вздымалась, дышал Лоргар прерывисто, с натужными хрипом. Золотые клинописные знаки тускло сияли с окровавленной грязной кожи. Было невыразимо больно видеть его таким. Найро стиснул зубы и тихо втянул воздух. Рядом, опираясь на посох, опустился на колени ночной гость Найро. Слепой старец, кутаясь в звериные шкуры, склонился над Лоргаром и невесомо коснулся его бритого затылка своими узловатыми бронзовыми пальцами. Он разглаживал золотые татуировки. И они гасли, обращаясь узловатыми отметинами затянувшихся шрамов.

— Ты можешь помочь ему? — не выдержал Найро, — ты уверял, что можешь спасти его из рук моего господина.

— Я отправлю его далеко, — задумчиво отозвался старик, — очень далеко. Сквозь пространство и время. Но мне придётся заплатить. Моя жизнь на исходе, а его только начинается. Я отдам тебе свою жизнь, бедное дитя. И пусть моя жизненная энергия несёт тебя туда, где затянутся твои раны. Найро.

Раб безмолвно поднял глаза.

— Похорони мои останки, Найро, — старик отбросил посох и склонился над Лоргаром, — пески давно ждут меня.

* * *

Весенние сумерки уже дышали призраком наступающего лета. Хмельным духом несло с полей. Всё цвело, всё дышало и заливалось многоголосым птичьим щебетом. Белым маревом цветущих яблонь встретил отца Юрия церковный двор. Кукуевка дремала во мгле, за церковной оградой, за развалинами старой помещичьей усадьбы и кладбищем; где-то лаяли-заливались собаки. Дрожали в небе льдисто и остро далёкие звезды. Юрий Сергеевич Сидоров, бывший майор, ветеран Афганистана, а ныне — настоятель маленькой сельской церквушки, загремел ключами, запирая церковные двери.

Чутьё пожилого десантника весь день упрямо зудело где-то на подкорке, обещая что-то совершенно несусветное. Отпустив пораньше пономарей и ещё несколько раз обойдя вверенные ему позиции, отец Юрий на всякий случай проверил висящий на дверях сарая здоровенный ржавый амбарный замок. В сарае, если честно, и брать-то особо нечего было. Внутри, во мраке, дремала видавшая виды, осыпающаяся, ржавая «Победа», оставленная предшественниками отца Юрия «на всякий случай». Да дожидались лучших времен груды приносимых прихожанами выцветших бумажных иконок в самопальных пыльных окладах. Но уже месяц как местные мальчишки повадились лазать в сарай и играть там в карты при свете подтекающей керосинки. А керосинка — дело такое. Пойдет что не так, а там и до пожара недалеко. Так что сарай отныне исправно запирался на замок и, для верности, подпирался в одном месте неприметной щеколдой, не менее ржавой чем сам висячий амбарный балдежник.

Несмотря на то, что Кукуевка располагалась близ железнодорожных путей и даже имела станцию, магазин и местное питейное заведение аккурат за станционным залом ожидания, приход святого Марка Гробокопателя был невелик и даже беден. Когда десять лет назад отставнику достался этот приход, крыша в храме практически отсутствовала, полы благополучно догнивали, а немногочисленные росписи плыли и осыпались под напором влаги и плесени. Обнаружив плачевное состояние позиций и опасную расхлябанность вверенного ему личного состава, отец Юрий перевел приход на осадное положение и бросил все силы на ремонт крыши и борьбу с плесенью. Жесткая экономия и личные усилия самого настоятеля и его супруги быстро отсеяли тунеядцев и лентяев, а оставшиеся сплотились вокруг общей цели и обрушили на борьбу с колониями хламидомонады всю боевую мощь железного купороса. За десять лет маленький сельский приход успел проникнуться спартанским духом своего настоятеля и даже несколько расшириться. За всеми нестроениями отец Юрий следил зорко, стойко сражался за души своих подопечных, а на службах говорил такие проповеди, что послушать их сбредалось полсела.

При всём при этом, отец Юрий всю свою жизнь занимался самообразованием, много читал и трепетно любил советские военные песни. Собственно, у Сидоровых было очень много книг и виниловых пластинок: Юля, супруга отца Юрия, когда-то очень давно преподавала в городе сольфеджио и в Кукуевку с собой привезла пианино и множество книг. Любовь к музыке и к чтению жила в семье Сидоровых многие годы. Собственно, эта любовь к печатному слову и советским песням и объединила некогда пухлую хохотушку Юлю и обветренного ветерана, прошедшего Афган. Надо заметить, у четы Сидоровых было трое маленьких дочерей: Вера, Надя и Люба. Мать семейства, белокурая, синеглазая, очень полная, немного ворчливая, но добродушная Юлия Антоновна, вела при храме воскресную школу и учила детей музыке. А также руководила приходским хором. Любительский хор составляли собой, конечно же, в основном местные бабульки и галантнейший кавалер всей Кукуевки — Артем Власов семидесяти трех лет от роду. А по очень большим праздникам в церкви даже пел детский хор воскресной школы. Словом, настоятель и его супруга всячески участвовали в культурно-просветительской жизни села и это было более чем заметно.

Кроме настоятеля, на приходе имелись пятеро шустрых, шебутных мальчишек-пономарей, рекрутированных из местного населения и очень-очень старый хохмач-диакон по имени Анатолий. Анатолий этот был душой доброй, веселой и жизнеутверждающей, а главное — отзывчивой. Но временами чудил. К тому же мог в приличном обществе по-стариковски сказануть такое, что иной раз у особо впечатлительных вяли уши. Из-за чего век вековал в диаконах, а по селу постоянно ходили о нём анекдоты, один забавнее другого. Между тем, приходские бабульки престарелого диакона обожали. И давно промеж собой решили, что он если и не святой, то точно прозорливец. И пересказывали его чудачества как деяния какого-нибудь средневекового юродивого. К слову, чудить-то он чудил, да частенько его шутки-прибаутки вполне так натурально сбывались. Один раз он таким манером указал учительше, что у нее загорелся дом, а в другой — отвадил от одной вдовы и ее имущества понаехавшего из города «родственничка». В точности пересказав мошеннику, где и как тот сидел, и где его, аспида косоротого, злее всего ели комары.

Отец Юрий прошелся между цветущих яблонь, ещё раз осмотрел колодец, погасил висящую над входом в притвор лампочку и настороженно замер. Выработанные за годы службы условиях рефлексы говорили, что он не один. Звук шевеления повторился и за ним последовал исполненный страдания стон. Мальчишеский голос испуганно забормотал где-то в темноте, за сараем, в зарослях сирени. Отец Юрий, не помня себя, ринулся на звук, освещая себе путь фонариком. Слух уловил совершенно зубодробильную смесь греческих и тюркских слов, сдобренных очень необычным акцентом. Свет выловил из мрака заплаканное лицо и огромные фиолетовые глаза. В развороченных, пообломанных, примятых кустах лежал жестоко израненный полуголый ребенок. Очень крупный бритоголовый ребенок в странных восточных одеждах.