Мост в рассвет (джен)

Сирин давно покинула запечатанный Зимним крестом грот Марены. Она пыталась слушать прямо сквозь камень, но тот был нем и холоден, сколько ни скользила она по нему чуткими пальцами, сколько ни напрягала все чувства. Она почти видела, как наяву, что Ярр пошёл, не мог не пойти к Мосту. И уже повернула в ту сторону лицо, как вдруг в тишине бесконечно серого утра раздался душераздирающий крик — не оттуда, где гудела Огненная река и высился Мост. Сирин застыла, прислушиваясь. Если крик повторится, можно будет определить направление точнее. И… что? Броситься на выручку неизвестному? Не самая хорошая идея — как бы потом не пришлось спасаться самой. Навь-костринцы уже показывали ей зубы, в самом прямом смысле слова. Надеяться на чужой грозный голос, что влился в её собственный, — не лучшее решение, особенно когда по городу непойманным бродит вор и почти убийца Ветра. А тешить своё любопытство… Но вдруг кому-то нужна помощь? Голос как будто был мужским, хоть и визгливым. Как у Кладезя…

Одна эта мысль — и все сомнения растаяли, исчезли осторожные (трусливые) мысли, и Сирин ринулась на крик. Будь что будет. Есть, есть в Нави дорогие ей нелюди… Предположения, одно страшнее другого, метались в голове, как бешеные летучие мыши. Крик доносился не от Мельницы, а с другой стороны, где цеплялся корявыми стволами за склон холма кабак "Три горла".

Сирин не успела даже как следует испугаться и тем более придумать план действий, как путь кончился. Кроме "Трёх горл" на этом холме ещё осанисто стоял крепкий дом Городничего, с которого Ярр, кажется, снял все подозрения, хотя он и не в курсе.

Сирин изо всех сил прижала руки ко рту, чтобы сдержать собственный крик: Городничий распростёрся на мостовой, и она успела заметить мелькнувшие хвостатые тени в человеческий рост. Волколаки! Засосало под ложечкой… Но она тут же забыла о страхе. Городничий истекал кровью. Сирин метнулась в нему и присела на корточки. Мундир был изодран в клочья и залит кровью, натёкшей из глубоких укусов на плечах, лицо цветом сравнялось с серым небом. Городничий с явным усилием приподнял набрякшие веки, не сразу узнал Сирин. Но потом в мутном взгляде проявилось узнавание, неприязнь и одновременно почти детская беззащитность. Сирин прижала руку к его груди. Страх, гнев, горечь... Один слой поверх другого. Но за этой пепельно-чёрной пеленой голубым клубилась надежда. На неё. И… не самое злобное, по-своему несчастное и полное сожалений сердце. Сирин поднялась на ноги. Надо ему помочь! Но как… Она его не поднимет, нет связи ни с Йагиль, ни с Алконост… Мозг лихорадочно работал. Вид чужой крови будто вскрывал закрома памяти. Она дитя своего мира. Любой человек с нарушенными кожными покровами нуждается в немедленной помощи — так гласили его строгие правила. А виновен он или нет — с этим можно и позже разобраться. И она знает о первой помощи — особенно при кровотечениях! — всё. Пусть в теории… Но каждому ребёнку вкладывали знания об этом чуть ли не с пробирки. Наконец-то она сможет быть полезной. Хотя, видит Марена, она не хотела…

Сирин быстро оглядела себя. Всем хороша удивительная износостойкая ткань. Но от неё не оторвёшь полосу, чтобы перевязать чужую (да и свою) рану.

Но, к счастью, из "Трёх горл" уже вываливались шатающиеся завсегдатаи — из тех, кто провёл там ночь. Одеты они были неопрятно, но разве приходится выбирать? Сирин, внутренне поморщившись от отсутствия гигиены, сбивчиво объяснила вурдалакам, что ей нужно, и один из них вполне дружелюбно протянул ей грязную шейную косынку, а второй снял с себя широкий тканевый пояс.

Сирин поспешно перевязала раны на плечах Городничего, стараясь не думать, сколько новых бактерий она заносит. А может, они здесь и не живут, сгорают на Мосту — она нервно усмехнулась.

Что дальше?.. Она неплохо успела узнать город за этот год, особенно для затворницы. Только Йагиль здесь врачевала редкие недуги навь-костринцев. Нужно доставить Городничего к ней… Повозка! На которой в праздник перевозят Марену! Она где-то у Мельницы, Молот с ней справится!

— Потерпите! — как можно увереннее сказала Сирин Городничему и с натянутой улыбкой сжала его полную руку. — Помощь скоро будет!

Слышал ли, понимал ли он её — она не знала, но поспешно бросилась к Мельнице. Казалось, что прошёл целый Кологод, пока она опрометью неслась по безлюдным улицам, отчаянно стучала в дверь, не заботясь о костяшках пальцев, объясняла что-то со сбитым дыханием Молоту, а потом — слава Марене! — Кладезю. Пока они впрягали в массивную повозку Молота и она гулко катилась по улицам…

У места нападения уже столпилось довольно много народу. Все давали советы, строили предположения и обсуждали, как Незваная справилась с перевязкой. (Пусть и не до того ей было, но мимолётная похвала зарумянила щёки.) А Городничий из серого стал почти белым, и глаза его закатились. И взвился уже Гор, широкими кругами рея над Навь-Кострой.

— Гор-р-родничего задр-рали!..

На грай сбегались другие, охали, хлопали раненого по щекам, Бес даже расщедрился на годовой запас медовухи для непьющего Городничего, если у того не будет претензий… Поджав хвост, подошёл и вожак волколаков, которого Сирин прежде не видела близко, и принялся зализывать небольшой укус, на который у неё не хватило материи.

— Сам не знаю, что на моих нашло, — прогудел он. — Вздорили. Слово за слово… Вдруг огнём ожгло там, где Зимний крест, и они как взбесились. Её поминали. — Он облизнулся окровавленным языком, сверкнув глазом на Сирин, и она отшатнулась так, что налетела спиной на повозку.

— Как поминали? — требовательно спросил Кладезь. Он едва доходил своей макушкой старшему волколаку до шеи.

— Лаяли, что Комендант подговорил их напасть на Незваную и подставил. У неё Голос. — Вожак прищурил жёлтый глаз на Сирин.

— Разберёмся! — высоким дребезжащим голоском припечатал Кладезь. — Грузим и везём… куда? — Он призадумался.

— В Избу, в Избу! — возясь с Городничим, проговорила Сирин. — Йагиль поможет! Там снадобья, зелья… — Она засуетилась, прилаживая неумело наложенные "бинты" получше. Всё-таки между теорией и практикой лежит бездна, которая называется опытом. — Вот так, осторожнее… — Сирин поддержала голову Городничего, когда Молот поднял его и уложил в повозку. — Вот так…

Раненый был без памяти. Губы налились мертвенной синевой. Молот тронулся. Вожак волколаков потрусил рядом, ворча что-то под кожаный нос про незваных гостей и честных волков… Сирин слушала вполуха и молилась всем богам, о которых читала, и особенно Марене, чтобы Йагиль оказалась на месте. А если попросить Гора? Он сам может найти Йагиль, ему и ветер в крылья. Или Ярра, а у того есть особый свист для связи с сестрой… И вообще Городничий — его если не друг, то кто-то вроде коллеги.

— Гор! — позвала она, и хоть вышло тихо и робко, ворон сузил спираль и замолк на минуту, любопытствуя. — Где Ярр? Йагиль?

А ворон словно забыл о хозяине и теперь с удвоенным рвением раскатисто прокаркал:

— Ярр-р пр-ропал! Ярр-р пр-ропал!..

— Тьфу! — сплюнул в воздух Кладезь и едва успел отскочить, конечно, не попав в ворона. — Самим быстрее! — и принялся подгонять Молота, хоть тот и так шагал быстро, катя тяжёлую повозку.

Сирин шла сбоку. Колымагу тряско бросало на выбоинах мостовой, и Сирин сжимала зубы вместо беспамятного Городничего от чужой боли. Уж она-то знала, что такое раны и как они болят… Наверное, местным проще, но безотчётный ужас от любого кровотечения она впитала если не с молоком матери, то с заменившей его смесью. На одном особенно жёстком ухабе Городничий вдруг со стоном очнулся, вперил мутный взгляд в Сирин и прохрипел:

— Васи…лисса… Прости… — И снова глаза его закатились.

Василисса? Это её он неустанно ждёт с этой стороны Моста? Его суженая, до которой он не дошёл, по малодушию оставшись в Избе Ядвиги?

Повозка миновала задние врата, и почти сразу процессия вошла-вкатилась в Тёмный лес. Сирин пришлось идти впереди и указывать дорогу в вязи запутанных тропок. Молот кое-где буквально продирался сквозь кусты и травы, и на его шерсти связками болтались засохшие колючки и веточки. Испарился где-то по пути волколачий вожак. Городничий же более не приходил в себя.

И наконец вот она — Изба-на-птичьих-лапах. Дымок не вился над трубой, а значит, надежда, что Йагиль дома, застыла горкой дров в нетопленой печи. Сирин перевела дух, погладила Избу по чешуйчатой ноге, и та рухнула оземь.

Ещё только вчера Сирин глотала слёзы, щёлкая огнивом о кресало, чтобы приготовить отвар цикуты, а на столе урчал в предсмертной агонии Ветер. А теперь Молот как можно бережнее уложил на широкую лавку такого же беспомощного Городничего. Только теперь не было ни Ярра, ни Йагиль. И грот Марены — закрыт, не попросишь милости у её ног. Кладезь с любопытством осматривался, трогал подвешенные к потолку связки трав, нюхал пальцы. Молот неподвижно взирал на Сирин, ожидая её указаний. А весь её план состоял в том, чтобы доставить Городничего сюда, к настоящей ведунье!

Сирин схватилась за банку с синькой — на донышке. Давно никто не совершал это тысяча и одно движение посолонь-противосолонь. Она взяла остро отточенный нож и разрезала на Городничем собственные перевязки и пропитавшиеся кровью мундир и сорочку — на обоих плечах и предплечьях темнели глубокие отпечатки зубов, как раз на уровне морд волколаков. Знак Зимнего креста оказался прокушен прямо в центре.

— Держите его на всякий случай, — обратилась Сирин к Молоту и Кладезю. И, глубоко вздохнув, посыпала порошком на раны.

Она думала, что Городничий взвоет от боли, что была ей так хорошо знакома, и подскочит до потолка. Но он остался бесчувствен и недвижим. Плохой знак… Сирин поднесла к его губам зеркальце — пришлось ждать целых своих пять вдохов и выдохов, прежде чем оно слегка затуманилось. Губы раненого побелели, а черты заострились,

— Дохловато выглядит, — явно не в утешение заметил Кладезь, критически озирая по-восковому бледного градоначальника. — Волколаки наверняка кусали, как с цепи сорвались.

Раны подзатянулись, но не до конца — синьки не хватило. Да и синька — что Мёртвая вода, говаривала Алконост, передавая слова Йагиль. Тело излечит, но жизнь не вдохнёт.

Сирин в отчаянии выглянула в окно — не видно ли ведуньи? Она не желала смерти Городничему. Никому не желала… А он сейчас на грани.

На грани…

Йагиль учила, что если душа уже на грани, то яд может стать лекарством! Сирин повернулась спиной к окну. Отвар цикуты, доваренный, остуженный и перелитый в бутыль тёмного стекла стоял на полке особняком. Ещё не минули сутки, как он настаивается… Но разве у них есть выбор? Нет ни Ярра, ни Йагиль, ни Алконост. Есть только равнодушный Кладезь, несведущий Молот… и она сама. Неужели ей придётся взять на себя ответственность за послежизнь человека, который пытался скормить её волколакам? И сам попал к ним в пасти. Ох-х… Как бы ей хотелось оказаться где угодно, только не здесь и не сейчас! Она не готова… Нельзя быть к этому готовым.

Сирин в последней надежде высунулась из окна аж по пояс и попыталась свистнуть — только жалкое дуновение сорвалось с её губ. Выкрикнутое имя Йагиль потонуло в путанице ветвей деревьев, которые будто обступили Избу. Никто не придёт… Никто не избавит её от необходимости принять решение.

И Кладезь совсем не помогал.

— Объясняй потом Ярру, откуда окончательный труп… — сварливо заметил он, приподняв Городничему одно веко. — Сам виноват! И где его носит, когда тут такое творится? Того и гляди этот совсем помрёт. — Он вопросительно взглянул на Сирин, как будто она должна была знать, где Ярр.

И она решилась. Год она училась у Йагиль, год впитывала запахи, слушала шёпот наговоров, запоминала пассы руками. Нужно слышать своё чутьё, доверять ему... Йагиль давала ей понять, что у неё неплохо выходит, когда она впервые касалась руками трепещущих в страхе тел мелких зверей и птиц. Чем дальше, тем более пугающим становился Тёмный лес. Он сам ловил живых существ в свои ловушки, ломал им крылья и калечил ноги, как самые жестокие из капканов. Сирин в сопровождении Йагиль заходила в такую глушь всего несколько раз. Но там они отбирали у Леса его добычу, лечили и направляли в сторону Навь-Костры. И Йагиль, наверное, сейчас там, где, как говорят, бесконечный Лес переходит в Тень. Там — грань. Как та, которую перешёл или вот-вот перейдёт почти бездыханный Городничий.

Будь что будет.

Не давая себе одуматься, Сирин схватила бутыль с отваром цикуты и вытащила плотно пригнанную пробку. Похожий на запах свежего сельдерея аромат заполнил Избу. Сколько же ему дать? Сирин прикрыла глаза и прислушалась к интуиции. Слишком мало не подействует. Слишком много убьёт его. Яд и лекарство — две чаши одних весов. И сейчас нужно взвесить правильно…

Очень не вовремя мелькнула мысль о том, что в случае неудачи опять пойдут разговоры, косые взгляды, возможно, снова придётся скрываться… Сирин почти услышала пересуды, увидела направленные на неё когтистые пальцы.

Незваная отравила Городничего! Он был прав, он ведь ратовал за то, чтобы её сбросили в Огненную реку!

Но где же Ярр, когда он так нужен?! Где Йагиль, чтобы направить неопытную руку?!

Сирин резко тряхнула волосами, отгоняя назойливую и малодушную мысль, и подошла к полке, где пылились пустые и полные склянки и бутылки. И заметила, что в самом уголке притаилась фигурная рюмка из синего стекла в форме черепа. Очень символично. Наверное, её будет достаточно... Сирин взяла её, сдула пыль и очень осторожно налила до краёв из бутыли. И тут же поняла, что может держать её только двумя руками — иначе содержимое расплескается.

— Кладезь, — позвала она, не отрывая взгляда от готовой пролиться то ли убивающей, то ли целительной жидкости. — Его надо приподнять. И держать в таком положении, чтобы он выпил.

Кладезь цокнул языком и мотнул головой Молоту. И тот мохнатыми лапами аккуратно поднял Городничего за плечи. Сирин поднесла к его губам снадобье… Две струйки серебристо потекли из уголков рта.

— Зажми ему нос! — недовольно воскликнул Кладезь, и Сирин поспешно сдавила массивные холодные ноздри. Городничий рефлекторно сглотнул, и тут же его скрутил спазмический кашель. Непонятно, сколько попало внутрь, а сколько каплями вылетело наружу. Но Городничий вдруг очнулся, сел и вытаращил глаза.

— Где я?!

— В Избе, — хотела успокоить его Сирин, сама уже почти вздохнувшая с облегчением, как вдруг он с силой откинулся на лавку — только стукнул о дерево затылок. Изо рта потекла пена. Сирин вымученно посмотрела на Кладезя.

— Не угадала, — констатировал тот и дёрнул себя за бороду.

Сирин обхватила голову несчастного, чтобы не бился так сильно… И вроде он затих, это хорошо… Если бы по щекам не разлилась снова смертельная бледность. А от шеи, наоборот, поднималась зловещая краснота. И где-то на уровне губ Городничего пролегла между ними резкая граница, словно он надел белую маску.

Сирин в отчаянии глянула на Кладезя, на Молота… И тут на её плечо легла рука. Йагиль! Сирин готова была разрыдаться. Ну почему же она не пришла раньше?! На плече ведуньи цепко примостился ворон. Позвал-таки, проныра!

— Я всё испортила?! Он умрёт?! — воскликнула Сирин.

Йагиль коснулась лба Городничего, шеи, покусанных, наполовину заживлённых плеч, потом перевела взгляд на рюмку, и глаза её округлились. Она подняла её с пола и постучала ногтем по низу.

— Надо было на донышке?! — простонала Сирин и прижала руки к лицу. — Но он же почти всё выплюнул! И зелье ещё не настоялось…

— Хм… — смогла выдать Йагиль, не очень обнадёживающе.

— Прости, я запаниковала, хотела помочь… Он был на грани… — залепетала Сирин. Но Йагиль воздела руку, чтобы она замолчала. Городничий пытался говорить. Нижняя челюсть неистово двигалась, и он захрипел в бреду:

— Проклятая Изба… Я виноват… Василисса… Я вернусь… Я найду…

Краснота и бледность сражались на его лице, как жизнь и смерть. — Прости… Глаза цвета неба… — выдохнул он и замолк. То бледность, то краснота разливались на его лице, оно шло неровными пятнами и покрывалось испариной. Сирин боялась спрашивать Йагиль, что это значило. Тяжело катились минуты, превращались в часы. Уж и закат глянул в окно под мерное поскрипывание стволов и неровное дыхание Городничего. Молот, кажется, задремал стоя. Кладезь втихаря ковырял сначала пальцем, а потом каким-то напильничком ступу в углу. Сирин в полном оцепенении смотрела прямо перед собой. И вот уже вернулся с охоты Ветер и гордо положил к ногам дохлую мышь — Сирин встрепенулась и обнаружила, что лицо Городничего порозовело, а дыхание выровнялось. Он просто спал здоровым крепким сном, слегка посапывая. Она обернулась к Йагиль, и та кивнула ей с лёгкой улыбкой. У них получилось! От облегчения едва не подкосились ноги — оказывается, всё это время она стояла, прямая и напряжённая, как перетянутая струна. Слава Марене!

И тут же словно включилось критическое мышление. Почему Городничий, вроде бы второй человек в Навь-Костре после Хранителя, постоянно попадает кому-то на зуб? Год назад именно на него напали змеи — так что даже пришлось отпаивать его остатками Мёртвой воды. Теперь вот волколаки, которых он и подговаривал напасть на неё саму… Невезение? Сирин невольно оглядела испещрённое новыми и старыми шрамами рыхлое тело полуобнажённого Городничего и прикрыла его до подбородка цветастым платком. Он мирно спал — грудь спокойно вздымалась и опадала. Кладезь, кажется, уже наковырял втихомолку щепок от ступы, сколько ему надо, и наверняка будет исследовать их на тему летательной способности. Заметив взгляд Сирин, он подёргал Молота, и тот со всхрапом проснулся.

— Пора и честь знать, — сказал довольный добычей Кладезь, попятившись — Э-э… — Он распахнул дверь и замер перед пустотой.

Йагиль небрежно скомандовала Избе опуститься, и Кладезь проворно соскочил с порога, увлекая за собой увальня Молота. Наверное, не терпится добраться до лаборатории… Не заблудился бы в Лесу. Он редко выходит за частокол с этой стороны.

— Ты справишься тут? — спросила Сирин у Йагиль, хотя хотелось только спать.

Можно и не спрашивать. Конечно, Йагиль справится, она же Йагиль. Но она ласково улыбнулась заботе и кивнула. И Сирин скользнула в вечер вслед за обитателями Мельницы. Хотелось верить, что распоясавшиеся волколаки утолили свою жажду крови, похититель серпа ушёл в Тень… В противном случае, возможно, вернётся Голос. Или появится наконец Ярр…

Сирин обогнула Кладезя и Молота, который снова впрягся в пустую уже повозку. Запоздало Сирин почти пожалела, что отправилась с ними — они бы вернулись по проторенной повозкой дорожке. Но Лес поглотил следы вторжения. Ветки и побеги приникли друг к другу, словно соскучились, и скрыли путь. Остались лишь едва различимые тропки, которые научилась видеть Сирин.

И вскоре она вывела их всех к задним вратам. После стылых лесных сумерек воздух показался почти тёплым. Но задерживаться здесь ей не след. Незачем гневить свою удачу. Даже в Тёмном лесу, кажется, безопаснее, если не сходить с тропы и не соваться дальше Избы прочь от города.

Она взглянула напоследок в не скрытое тугими ветвями небо — оно так и не очистилось от низких туч — и хотела было тронуться в обратный путь, как вдруг сверху послышалось хлопанье крыльев. Сирин не успела обрадоваться. У Алконост не тот размах… Это Гор, найдя Йагиль, не прощаясь, покинул Избу и полетел по своим вороньим делам. Вот и сейчас ему явно не терпелось сообщить всей Навь-Костре новую весть.

— Ярр-р вер-рнулся! Ярр-р вер-рнулся! — разносился над городом его грай. — И с ним — Хр-ранительница Яви!