Новые маги (джен)

Мягкий толчок, плавный, сжатие, растяжение — Гарри аппарировала Луна. Переместились чуть над землёй, вернее, снегом — пара сантиметров, не более. Наст самортизировал приземление. Гарри огляделся. Как и сказала Эммелина, они переместились в прослойку между внешним щитом и внутренним, заодно выполняющим функции откачки стихии.

Внешний щит представлял собой голубой купол, сложенный из светящихся ячеек-многоугольников. Здесь были и треугольники, и четырёхугольники, и пяти-, шести-, семи-… Гарри разглядел даже один тринадцатиугольник. Купол возвышался на десятки метров ввысь, мягкое его сияние контрастировало с хладно-белым, не слепящим, а будто морозящим, резким, хаотично пульсирующим светом внутреннего щита. Просто сияние — одинаково и в простом, и в волшебном зрении. Где-то внизу, под снегом, вспомнил Гарри схему, от внутреннего щита уходят щупальца, проходящие через внешний щит и опутывающие весь лес.

Неподалёку переместились Фламели и Вэнс, немедля начали колдовство. По плану вылазки — чары познания. Сначала требовалось понять, что это такое, прежде чем вмешиваться или ничего не делать. Может, эта штука несёт только добро? Сам Гарри в этом глубоко сомневался. Луна вот точно ни в чём не сомневалась, лишь мечтательно смотрела куда-то в себя, легонько касаясь его руки прохладной ладошкой.

Вот взрослые закончили с магией и что-то горячо, но тихо обсуждали. Минуту, пять, десять… Гарри, наконец, не вытерпел, и громко спросил:

— Ну что там?

Исследователи смолкли, переглянулись. Ответил Николас:

— Арка там. Ещё одна. Думаю, та самая, Арка Мороза. И, Гарри, Атика говорила, что есть пророчество про тебя и эту Арку, сделанное два века назад.

— Может, позвать её? — пророчество? Про него и Арку? Интересно, о чём там говорится? Он должен её… отключить?

— Атику? — Фламель задумался. — Она серьёзно занята. Нет, это секрет, Гарри.

— Отложим дело, — решительно сказала Эммелина — Гарри заметил, что она напряглась. — Что-то…

Слово бухнул невидимый молот. Пространство между щитами наполнилось энергией стихии. Шаль — Гарри строил её сам! — отрезала от удара, но магическое зрение на мгновенье ослепило. Снег взвихрился бешеной вьюгой.

— Аппарируем! — прокричал Гарри Луне.

— Я не могу, — спокойно ответила та, легко перекрывая шум. — Много магии. Будет расщеп.

— Но Шаль…

— Я не могу, — почти неразличимо ответила девочка. — Нельзя, просто нельзя, Холод не разрешит.

Резкие вспышки колдовства — Гарри скорее ощущал, чем знал, что взрослые с кем-то сражаются. А потом он почувствовал взгляд. Почти сразу понял, на кого это похоже. Вика Эа-Тиайо, загадочная эссель пещерного озера и, по её словам, чего-то большего.

— Эссель? — Гарри непроизвольно сжал руку Луны. — Они сражаются с эсселью?

— Нас называют и так, — они вдруг оказались в спокойном круге, за которым продолжала буйствовать стихия. Голос исходил откуда-то сверху, Гарри инстинктивно поднял голову — белая муть, ничего боле. — Ирсайо. Аалийано Вика Эа-Тиайо оставила свой след на тебе, мальчик. Ирсайо привело тебя сюда, ирсайо Вики, Вики и Элайи, — он почувствовал, как взгляд смещается на Луну. Палочка дёрнулась сколдовать над ней щит. — Девочка. Аррайни, — на миг Гарри показалось, что он понимает слово «аррайни». Образ замкнутой петли, «обратная связь», «самоотносимость», «идентификация», «самость», «самостоятельность», образ паутины, понятие изменения вероятности, образ седой девушки с пряжей… Миг, а потом закружилась голова и понимание пропало, – ирсайо фа веэре девочка.

— Я знаю, — улыбнулась Луна. — Моё веэре фа интамос. Я не умею ирсайо.

— Ты научишься, человеческое дитя, — просвистел ветер. — Не могу быть феерида. Должен ли я прекратить лиини твоего ирсайо?

— Извини, Гарри, — шепнула Луна — и аппарировала.

Ветер бушует на широко расставленных пальцах. И обрушивается на врага, размётывая ледяные осколки в сторону. Где-то в вышине бушует гроза, молнии раз за разом рушатся на внешний щит — всё яростней и яростней, в одну и ту же точку. Бесится ураган, сметая лес с лица холодной планеты вместе с духами. Сама магия сходит с ума, потворствуя буйству природы. И её зов, тихий, да значащий куда больше, чем громкий рык эссели, не даёт буре стихнуть, направляет, усиливает, сметая древние путы.

Она атакует. Снова и снова. В никуда, в пустоту, в отсветы, отблески, в отраженья льда зеркал. Эссель, отожравшийся на прущей из Арки стихии, уворачивается, ставит обманки, но не может «растянуться» по всему воздушно-снежному объёму. Уже пробовал. Указа, лаконичного, ледяного, как душа врага, хватило, чтобы взбаламутить душу мира. Твари мало не показалось. И она собралась в единое воплощение, ослабив нити единства с окружающим. Окружающим, что всё меньше ему принадлежит.

Ветер слетает с ладоней, а следом бьёт тяжкая магия, и внешний щит дрожит, а во внутреннем нарушен уж баланс энергий. Ну же, тварь, пойми это, попробуй уйти нарушу, ну же! Там тебя ждёт подарок — оказывается, атмосфера не прочь побуянить. Магическая — в том числе. Ты ещё надеешься победить?

Лёд шипит, облако пара сносит ветер, две жаркие струи напалма с её ладоней разрезают холод. И гром молний вторит им. Она смеётся, и изорванный плащ трепещет волшебством, и палочка больше не нужна. Она зовёт небо, и небо зовёт её. А затем внешний щит рушится, и её хохот молниевым громом пронзает врага.

Но Холод не дремлет. Накатывает, остужает, останавливает, и сам воздух смерзается в предвечный лёд. И молнии бессильным светом стекают по ледяному великану, вырастающему перед ней. Она вдыхает. Воздевает руки. Выдыхает. Ярчайшая вспышка, в которой слилась её магия, гнев природы и ярость человека, соединяет серые небеса и громадный силуэт. Он рушится вниз — и поднимается.

Она ускользает, дёргая себя вверх, в небо. Глыбы воздуха свистят под ней, и ветер останавливает их, подхватывает и рушит обратно. Великан растёт. Почти твёрдые, порывы ветра мёрзнут в нём, наращивая плоть, и снег не даёт провалиться отродью мороза. Тогда она смеряет ветер своей волей, а молнии сливаются непрерывным каскадом, медля его рост. Палочка вновь ложится в ладонь — чёрный луч соединяет её и великана. Соединяет — и размётывает белую плоть оправленным кратером. Снова, снова, ещё раз, привлечь внимание, дать время, блеск молний, беззвучье лучей, кружить меж ледяного града, меж двух стихий, и отражать ветром хлад. Она снова смеётся, зная, что минуты выиграны, что теперь…

Мгновение, растянутое на вечность. Тысячи лет, проведённые в доли секунды — так Гарри воспринял это перемещение. Он схватился за руку Луны, будто за спасательный круг. Их несло сквозь пустоту, и Гарри ощущал, что Луна что-то делала. Перед глазами мелькали образы вертящихся линий света, их то подхватывала невесомость — мучительно тошнило! — то сжимало до темноты в глазах.

С самого начала он ощущал напряжение Луны. Она искала — и не находила. Летела — но никак не могла долететь. А потом она прекратила искать и начала менять. Они то продирались сквозь красную бездну, напоминающую веки, зажмуренные перед солнцем, то блуждали между бледными огоньками в предвечном мраке, то падали в океане ядовито-зелёных листьев, то скользили по бледно-синему льду, то кружились в бессмысленном многоцветье.

— Всё, — выдохнула Луна. — Я смогла.

Первое, что осознал Гарри — свою хватку на её руке. С трудом разжал ладонь и прохрипел «извини».

— Ничего, — отмахнулась Луна. — Интересно, где мы?

Гарри огляделся. Обшарпанные серые стены, никакой мебели, единственная дверь и окно с задёрнутой занавеской из чего-то синтетического. На полу — слой пыли. Слишком тепло для плаща, но раздеваться Гарри не спешил.

— Но аппарировала же ты?

— Я, — подтвердила она. — Но мне мешали. Холод закрыл пути и мешал открыть новые, но я смогла сделать дорогу. Только куда… — она развела руками. — Это было захватывающе, правда? Ты же видел?

— Видел… — Гарри содрогнулся от воспоминаний. Как будто мозг перемололи мясорубкой.

— …и не понял, — закончила Луна. Вздохнула. — Не знаю, где мы, далеко. Очень-очень далеко.

Только не…

— В другом мире?

— Так получилось, — беспомощно вздохнула Луна. — Я должны была вытащить нас, — и тут же наморщила лоб. — Здесь так серо, правда? И тихо. Пойдём отсюда?

— Опять влипли, — только и сказал Гарри. Всё из-за Пернеллы. Спокойно бы подождали снаружи, а теперь… — Пошли. Хотя нет, — и выглянул в окно, отодвинул пластиковые занавески.

Серость. Серые дома без стёкол — или с их остатками. Частые пластиковые занавески, каким-то волшебством пережившие разруху. Пустые дороги с потрескавшимся асфальтом и ржавыми фонарями, с которых давно облезла краска. Напротив их дома — что-то вроде с магазина. От витрины остались торчащие по краям куски стекла, внутри — тьма. Тёмно-серые небеса нависли над пустым городом. Недавно прошёл дождь, и ручейки высохли, лужи — не все. Порыв ветра бросил в лицо дождевую свежесть, разрушая уныние.

— Пошли отсюда, — сказал Гарри.

Вектор, вектор, каскад, косвенная связь, провести, связать, установить, перевести, развернуть, задать соответствие, установить и прогрузить, проверить, включить… Мысль быстрее слова, и палочка мечется как никогда быстро. И границы отступают, а правила перестают работать. Цепочка за цепочкой, она меняет каскады заклятий, комплексы комплексов, точно и однозначно, формула ложится к формуле, и пространство подрагивает, предчувствуя.

Ник колдует там, дальше, он сдерживает тварь вместе с Эммой. Краем сознания она отмечает, что творится с миром. О, Эмма окончательно приняла себя. Нет сомнений, она уже состоявшийся великий маг, а не перспективный кандидат. Её магия пронизывает каждый гран мира, тончайшими нитями что-то настраивая, с чем-то резонируя — и мир откликается. Такого количества молний эта планета не видывала давно.

Установить градацию по уровням, переход через сигма-преобразование функции Нумана, пронормировать по Атике и добавить ограничитель имени Пернеллы Фламель… Ага, прекрасно, теперь аккуратно, не спешим, запустить первый каскад, проверить автономность работы, переключиться на второй и начать первую реакцию. Идёт, идёт, так-то лучше.

О, Ник тоже разгулялся. Что это, Великий Эликсир Неудачи, синтезированный за… где там таймер… три минуты двадцать секунд? На три минуты быстрее. Как удачно прошло с Луной, умница девочка ушла с Гарри до разгара боя. Форма на три-четыре-двадцать-пи сбоит, перезагрузить, так каскад рабочий, посмотрим…

Ник, ну зачем детонировать Пятый Великий Концентрат, это же собьёт все настройки! Хотя, если подправить фильтра и связать его по каскадному ослабляющему типом десять и… Эмма, что творишь, чертовка! Теперь ещё фильтр на микроуровень, иначе раскачает своими нитями всю структуру. Лучше фрактальным преобразованием. И так. И вот так. Ну что, поехали?

Спуск по серой лестнице давно заброшенного дома. Люмосы кажутся тусклыми. Хочется кинуть тысячи «люмос стелла», но Гарри одёргивает себя.

«Соблюдай осторожность, — шепчет голос наставницы. — В непонятной ситуации следуй интуиции. Если молчит — сохраняй статус-кво. Не привлекай внимания, но будь готов».

«Слишком жестока, — говорил об Атике Аластор Грюм, дедушкин друг. — Той ли ты доверил ребёнка?»

«Он будет жить, — отвечал тогда дедушка. — Это главное».

Гарри отбросил посторонние мысли. Прислушался. Только их шаги по пыльной лестнице. На лестничных площадках или нет дверей, или их останки. Тишина. Страх? Отрешиться. Интуиция молчит. Луна идёт первой — Гарри немедленно догоняет и перегоняет. Первым должен идти он.

Долго ли, коротко ли, лестницы заканчиваются. Подъезд без двери. Тёмные тучи давят тяжко-серо. Лишь дождевая свежесть — лужи и потёки грязи в потрескавшийся асфальт — разбавляет тягостную атмосферу. А потом Гарри кидает «редукто», и тварь, наблюдавшая за ними с покосившегося фонарного столба, глухо шлёпается оземь.

— Она красивая, — говорит Луна, приблизившись к четвероногому созданию без шерсти, с гладкой, плотной тёмно-серой, кожей, гибким хвостом. Голова, пока её не разнёс Гарри, была неестественно овальной, с большой пастью и глазами, напоминающими человеческие. Цвет их не запомнился. Жуть.

— Мерзость! — восклицает Гарри. — Отойди от этой штуки!

— Её сделали, — их взгляды встречаются, и Гарри ёжится. В серых глазах отразилось нечто не от мира сего. «Как у Вики», — приходит на ум.

— Сделали? Химерологи? — машинально спрашивает он.

— Нет, — удерживает она Гаррин взгляд. — Простые люди, — хмурится, вспоминая, — гене… генетики, да. Не изменена, она сконструирована.

— Зачем? — вырывается вопрос.

— Убивать, — без колебаний отвечает Луна. — Их здесь много.

Пару минут Гарри молчит, собираясь с мыслями, тогда как его спутница разглядывает мёртвое создание. Наконец, он решает:

— Надо найти безопасное место и укрыться. Учитель нас найдёт.

— Там, — указывает луна дальше по улице. — Не знаю, что, но там.

Под стук зарождающегося дождя, постоянно оглядываясь, в наведённой защите и жарких плащах, шли они чрез мёртвый город, а твари, в кои-то веки почуявшие добычу, не спешили нападать. Осторожности их научили не создатели, но годы охоты на разумную добычу.

Мир замер. Эссель тоже, почуяв что-то. Пернелла шепнула: «старт».

Зафиксированы флуктуации нулевого магического поля. Погашены по умолчанию.

Трёхмерная световая схема налилась ярко-белым, сливаясь в нечто единое, и великая чародейка пропала в её глуби. Миг тишины, другой… искрящийся, слепящий жгут соединил плоть ледяного великана и световую схему. Ещё мгновение. Казалось, что ничего не происходит. А потом великан просто пропал. Воздух, минуя два агрегатных состояния, стал плазмой. Высокотемпературной. В следующий миг началась цепная термоядерная реакция.

Но три мага этого не застали. Она аппарировали за две тысячи километров в сторону. Только затем, чтобы найти вместо Луны и Гарри пустой лагерь.

— Здесь, — ткнула Луна в трёхэтажное, приземистое на фоне окружающих многоэтажек и небоскрёбов здание.

Некогда белое, теперь здание стало сероватым, в подпалинах. Около него замерли ржавые силуэты автомобилей — стоянка. Странно, что на улицах их не было. На здании гордо красовалась надпись на незнакомом языке. Гарри немедленно воспользовался чарами-переводчиком, да без толку. Язык был чарам незнаком, да и округлые очертания букв — явно не земные.

— Круглосуточный магазин, — Луне потребовалось пара секунд, чтобы прочесть и понять. Как? Впрочем, это же Луна. — Называется «Лавира».

Гарри настороженно оглядел магазин. Толстые окна целы. Три широких прозрачных двери — тоже. На невысоком крыльце — скелеты. Не человеческие. Кто-то оборонялся изнутри? Или — что?

Они подошли к дверям. И тут Гарри обнаружил то, что заставило вскинуть палочку и окружить их двойным щитом. Над дверями свешивались — пулемёты? В любом случае, какие-то орудия. И их дула немедля повернулись к ним. Гарри никогда о таких не слышал. Над дулом светилась чуть красным… камера? Просто огонёк? Секунду ничего не происходило, а затем орудия отвернулись, видимо, признав, что они — не враги.

Могли ли эти штуки убить тварей на крыльце? Он оглянулся: скелетов было слишком много. И вряд ли монстры настолько тупы, чтобы не напасть на эти… автоматические орудия, автопушки. Но что, если они подходили помалу, не все сразу?

Стоило приблизиться ко входу, как дверь с готовностью отъехала в сторону. Сколько прошло времени, почему эти механизмы ещё работают? Не слишком ли опасно входить? Но интуиция молчала, и они приняли приглашение механизма.

Стоило войти, как на потолке зажглись бело-жёлтые полосы — местные лампы. Потолок усеивали какие-то приборы. В некоторых можно было угадать отдалённое подобие камер слежения. Гарри опустил взгляд. Высотой с полтора этажа, здание заполнено бесчисленными стеллажами, холодильниками с надписями. На стенах — неработающие экраны. Окон не было, а стеллажи, некогда полные продуктов, пустовали. На полу валялись смятые упаковки и обёртки. У входа — человеческий скелет, на который чуть не наступила Луна.

— Здесь безопасно? — спросил Гарри. Магазин ему не понравился. В воздухе чувствовалась затхлость, беспорядок на полу и пустота полок навевали грусть. Хотелось уйти, бежать отсюда. И из города тоже. С другой стороны, в магазине не было серости.

— Не здесь, — Луна резко повернулась. Гарри вместе с ней. К крыльцу ринулась знакомая тварь. Беззвучная синяя вспышка от автопушки, и монстр свалился с продырявленной головой. — Их будет много. Надо туда, — и указала вглубь магазина.

У противоположной стены обнаружилась лестницы. Можно было подняться на следующий этажи — или этаж, учитывая высоту этого? Или же спуститься вниз. Луна повела вниз. По краям белых стен загорелись знакомые ламповые полосы — достаточно тускло, чтобы не слепить, достаточно ярко, чтобы освещать. Лестница была метра в три в ширину, на ступенях — ни следа износа. Без всяких лестничных площадок, она вела под небольшим наклоном вниз, во тьму, и полосы света загорались по мере того, как они спускались.

— …! — коротким нецензурным словом выразилась взвинченная Эммелина. — Я чувствовала, как они аппарировали. Луна не могла…

— Если ей не помешали, — закончил Николас. — Эмма, ведь вы с Атикой перестраховались? Гарри не раз попадал в такие ситуации.

— Разумеется, — прохладно подтвердила она. — Не хотелось прибегать, — она извлекла из кармана потрёпанного плаща два прозрачно-синих камня, один протянула Николасу.

— Связные камни? — приподнял он бровь. — Да, это будет эффективно и между мирами.

— Красный сигнал — немедля зовите Атику и готовьтесь на помощь, — коротко объяснила Эммелина, прогоняя лишние мысли. — Белый — всё в порядке. Жёлтый — предупредите Атику, но действовать рано. Нет сигнала — равносильно красному. Николас?

— Сейчас-сейчас, — он порылся в кармане, извлёк миниатюрный — очевидно, уменьшенный, сундучок, кинул Эммелине. Та кивнула.

— Удачи, — в один голос пожелали Фламели.

Эммелина шепнула незнакомую формулу, сделала сложный жест палочкой — рой синих искр полетел с её кончика, окутал и унёс с собой.

— И что это было? — вопросила Пернелла.

Муж её лишь пожал плечами. Такой способ перемещения он видел однажды — давным-давно.

Ярко-синяя вспышка поглотила Эммелину. Два места на миг стали одним — чтобы в следующее мгновение поменяться друг с другом. Волшебница усилием воли удержала рвотные позывы. Феерически ужасное перемещение.

Город. Серый. Пропах смертью. Давней смертью. И дождём, словно слёзы, омывающим душу мира. И твари, в которых соединилась ненависть, боль и странная, невероятная даже в своём отголоске, жажда света и жизни. Не для себя.

Палочка взлетает автоматически. «Конфринго» разносит ближайшее создание на кусочки. Она смеряет их взглядом, чуть больше приоткрывая душу. Вспышки молний неистово бьются в дальней дали, едва заметно освещая тучи. Твари отступают на миг — и тут же ненависть их творца берёт верх над страхом.

Эммелина пригибается, пропуская над собой первую, обращает в факел вторую, распрямляется, прыгает, толкая себя вектором, проносится над головами тварей, приземляется, плавно разворачивается и росчерком заканчивает «Фламаре мотус-таве». Волна пламени расширяется от неё в тварей. Пятёрка самых юрких успевает прыгнуть в сторону. Вэнс просит, мысленно соединяя тварей и небеса. Синхронная вспышка молний. Ещё пять обожжённых трупов.

Разворот. «Таве-сферс» в недобитка. Провести по размазанному о стену трупу чуть заинтересованным взглядом. Любопытные создания, но ещё более любопытен их творец. Что он был один и гениален, сомнений нет. Вряд ли жив. Ещё более занимательно, что твари не воспринимались душой мира как нечто отталкивающее, химеры были… симбионтами? Просто дело своё они уже и стали не нужны.

Дальше. Духовная связь исходит от груди цветным лучом. Цвет — всё описание, что у неё есть. Или звук. Сложно объяснить. Цвет работающей телефонной линии, звук белого листка, запах новизны. Не описать словами. Он даёт направление, и это главное.

Дальше. Мимо серых зданий, перепрыгивая юрких созданий, оставляя за спиной огонь и взрывы. Время стелется песчаной рекой — слабый транс. Иначе луч нечёток. Душа неразделима с сознанием и личностью: хочешь увидеть — изменись. Она меняется и видит.

И вместе с ней меняется мир. Его восприятие. Тёмные тучи раскручиваются над головой воронкой, уходящей в верхнюю бездну, и молнии бьют в них. Мигающий белым камень в кармане оттягивает плащ, точно стотонный. Твари мечутся чёрно-белыми блесками, и красные вспышки её магии тушат их. Стоит шепнуть, небесная воронка щедро делится молниями, утягивая белую чернь тварей вверх, в себя. Но город остаётся серым, а бледно-неопределённый луч — плотно-чётким.

Прыгнуть. Шепнуть другу и чуть подсказать. Тихий ветер подхватывает своей улыбкой, она чуть подправляет вектором, он благодарит и меняется гладко-мягко, шепча о потоках и просторах. Она отдаётся этому шёпоту… Приходит в себя, осознав, что летит к цели в десяти метрах над землёй, не тратя ни грана магии, а невдалеке две твари, нанизанные ветром на фонарный столб, точно пику. Вэнс просит ветер петь громче и не колыбельную, а небеса смотрят с доброй усмешкой. Им по нраву новый ветер, а дождь радуется партнёру по вечернему пению.

Минута, другая, струя напалма в пасть слишком наглой твари и аккуратное приземление около… магазина? Кажется, магазина. Или нет? На магазинах не вешают турели. Турелям, между тем, не нравится новый посетитель. Миллисекунда раздумий, и «эл-рефлекто» сносит… чем-то. В этом чём-то определённо доля магии, чуждой, искусственной, и материи. Прежде чем она что-то делает, стоя за стальным щитом, ветер просит отойти.

Она аппарирует за угол. Ветер берёт разгон. Она чует его где-то вдалеке, вбирающего воздушные массы, растущего, напрягающего незримые мускулы…. Бах! Дзынь! Невидимый пресс почти твёрдого воздуха сносит турели и буквально вминает их вместе с прозрачным пластиком двери и куском стены внутрь. Она улыбается, а ветерок ласкается о руки.

Она входит, оставив ветер сторожить. Сбитые стеллажи. Запустение. Неестественная тишина. Тёмная тайна. И смерть. Духовный пласт хранит следы. Дух смерти витает в воздухе. Она чувствует себя грязной, хочется немедленно выбежать и омыться свежим ветром. Увы, дети внутри. Следуя интуиции, она взмахивает палочкой. Яростное пламя расходится волной, Вэнс делает шаг — назад, от жара. Осознаёт угрозу: в зал кто-то пустил горючий газ. Эммелина конфигурирует свои щиты, добавляет воздушных фильтров, следует по лучу.

Дальний конец магазина закрыт стальной плитой. Просто прекрасно. Система безопасности или кто-то её ждёт?

— Прессаре-таве! — тычок палочкой. Внешние щиты колеблются. Сталь немного проминает. Просто ударной волны здесь мало. — Редукто-те! — пара трещин, не более. Не сталь, что-то лучше. — Саори депримо!

Сработало. Металл проломило внутрь. Достаточно, чтобы пройти. Она ставит на внешние двери пару щитов, ещё пару — за собой, на пролом. Луч ведёт вниз, вглубь, а на стенах ждут турели. Мысль не успевает за действием: прежде, чем осознать, она выпускает в ближайшие по «редукто», дальние портит «эл-делеретом». Останавливается, колдует сложный щит:

— Ламина скутум, — вокруг неё свиваются нематериальные ленты, дробящие, отклоняющие как магию, так и материю. Не самый стойкий, не самый долгий, но могущий самовосстанавливаться и почти не закрывающий обзор — лёгкие светло-тёмные искажения воздуха, не более. Пули уцелевшей в нижнем полумраке турели режет кусочками под ноги Эммелины. Она бросает конус «эл-таве», искорёживший дуло, и направляется вниз, старательно расстреливая турели и надеясь, что сюрпризов больше не будет.