You Are Not On Your Own (джен)

Шумящая вода мешала думать, но Норе сейчас все давалось либо слишком легко, либо жутко тяжело, вода не стала бы особой помехой. Все, чего она хотела — смерти. Не своей. За последний час (или сколько там прошло времени) она успела сотню раз обдумать, что ее жизнь висела на волоске, так что бояться или удивляться уже не хотелось, хотелось только злиться. А злость… О, со злостью у нее сейчас все было в порядке. Даже очень.

Несмотря на то, какой странной казалась реальность, Нора ощущала себя живее некуда, сердце-то колотилось, как безумное. Она не могла усидеть в ванне, не могла устоять на ногах, ей хотелось бежать и бежать. Сейчас, была уверена девушка, попадись ей эти мерзавцы, она бы разорвала их всех. По одному.

Но в этих мыслях она обычно одергивала себя, толкала, кричала, ругала. Потому что все, хватит с нее. Так нельзя, она не может. Она обещала маме, что не будет…

Жажда оставалась. Жажда крови, жажда силы, жажда ощущений, жажда работы до изнеможения. Нора попыталась избавиться от этого иначе, но, как оказалась, самоудовлетворение не очень-то сбрасывало пар. Теперь вместо того, чтобы хотеть драться, Норе постоянно хотелось другого. И она уже час сидела в ванне под холодной водой, уже трижды сбрасывала напряжение, и ей едва это помогло. И она хотела сидеть тут дальше, вдруг холод придержал бы эту дрянь в венах, помог протрезветь раньше.

В момент, когда жуткий наплыв энергии ненадолго схлынул, Нора ощупывала себя. Уже чистая и пришедшая в себя, она была в синяках, шишках, а под ногтями еще оставалась кровь. Сойер пришла в себя, когда в очередном безумном порыве вычищала из-под ногтей грязь и чужую кожу, желая отрезать пальцы к чертовой матери. Очередной эмоцией, которая управляла ей в этот раз, было отчаяние.

Что с ней будет? Умрет ли она? Что было в том шприце, как много ей вкололи? Долго ли продлится эффект и вообще… Было ли дело в этой дряни? Может быть, она сама по себе сходила с ума, и это была ее собственная жажда убийства, это были ее мысли и ее желания! Нора уткнулась лицом в колени и разрыдалась, уже дрожа от холода. Весь ужас доходил до нее слишком поздно, как всегда. Джей Ди был в опасности, Марта и Рэм были в опасности, мама и Хэзер были мертвы, и она чуть не померла, а, может быть, уже умирает…

Мама. Она обещала маме держаться. Мама обещала, что у них все получится.

Мамы не было. Мамы не было! И не было никого в целом мире, кто стал бы ей помогать, потому что в этом гнилом городе, Шервуде, убивали таких, как она! Если бы она умерла в той подворотне, никто не пожалел бы. Если бы она там умерла, про нее бы все забыли. Жили бы, как дальше, а, может быть, и лучше, просто потому, что…

Таков был мир. Тот мир нормальности, взрослый и сдержанный, плюющий на чувства и здравый смысл. Тот, которым грезила маленькая, старательная и умненькая Нора Сойер, подстраиваясь под людей и стремясь им понравится. Тот, в котором нынешняя Нора Сойер думала просто доживать свой век спокойно. Надеялась дожить спокойно.

Не судьба?

Нора не стала в очередной раз думать, почему. Она слишком много думала об этом все свои сознательные годы, сейчас она уже знала ответ. Слишком простой и циничный, слишком в духе самонадеянного подростка, но это был верный ответ. Все это доказывало. Обществу нужны либо пустышки, либо акулы, другого не дано. Пустышек сжирают, пустышкам насаждают — пустышки мирятся. Проще простого. Нора не могла быть такой, она пыталась. Правда пыталась. С малых лет. А потом уже делала это ради мамы, но… Стоило оно того?

Как, Нора, вышло? Достигла светлого будущего? Стала нормальной, а?

Заткнись!

Если бы мама не умерла, то сейчас точно бы коня двинула. Разочарование.

Закрой рот!

Ты не способна стать ею. Ты не способна ей даже подражать.

— За. Хлоп. Нись! — Сойер начала стучать по голове, но мерзкий шепот и смех в голове не успокаивался.

Девушка выскочила из ванны, подбежав к зеркалу, у которого лежали ножницы для бинтов. Она схватила их, а потом замерла, осознав. Если бы порыв не прервался… Она бы… ?

Бросив их в раковину, Нора крепко сжала бортики и снова расплакалась, так надрывно и горько, как чувствовала себя в душе. Расплакалась не только из-за того, что провалилась сегодня, но и из-за всех ее бывших провалов. Каждая попытка. Каждое обещание. Каждый мамин взгляд, когда случался крах. Все эти мамины заботы… Все было…

Напрасно.

Нора запустила руки в волосы и вскинула подбородок, глядя на себя в зеркало. Жалкая. Ничтожная. Ни маминой осторожности, ни отцовской выдержки. Зачем было пытаться?

Выдохнув, Сойер приняла и это как должное. Очередное разочарование, можно ли было этим удивить? Она подумала, что ей оставалось и что остается теперь, когда Эдит Стрип держит руку на горле, вынуждая не сопротивляться свободному падению вниз.

Что делать тому, кому хочется бороться, но есть, что терять?

По крайне мере, мстить. Жестко. Не играть в оленьи игры, не задумываться, не терпеть. Просто мстить и наслаждаться. Пока не Эдит, нет. Она все еще держала ее за зад. Начать можно было с конца истории.

Эти ублюдки, которые побороли ее впятером. Найти в маленьком городе темнокожего парня с синими волосами по имени Дерек казалось не то чтобы трудной задачей, но и легкой назвать язык не поворачивался. Конечно, это все будет сделано не за одну неделю. Может быть даже не за один месяц. Вероятно, эти парни сбежали, потому что она запомнила одного из них, но они должны были вернуться, и тогда…

Она бы сторожила. Все так же ходила бы у школы темными вечерами, все равно скоро весна, вот только теперь носила бы с собой газовый баллончик и нож. Или шприц. Пустой. Если вколоть пустой шприц и пустить в вену воздух, человек умрет за полчаса, может и меньше. Нора помнила, как вычитала это в одном детективе, и потом на уроке биологии в школе учитель это подтвердил. Но шприц — это оружие на одного. Может быть, для Дерека. Остальные удостоятся перца в глаз и удара лезвием в ребра. Одному из них, тому самому, который вколол ей эту дрянь — вероятнее всего, наркотик, — она тоже найдет, что вколоть. Может быть, шприц и медленная смерть достанутся ему, как особый подарок. И она будет держать его за волосы, как держали ее, смотреть ему в глаза, а потом сжимать еще теплую шею, и чувствовать пульс.

Нора распахнула глаза, и поняла, что выдохнула с облегчением. Она мечтала. Кровожадно мечтала, чего не делала уже давно, практически четыре года. Она позволила жестокости захлестнуть себя, прямо как тогда, на свалке с машиной, и ей было легко. Дело было даже не в наркоте. Не сдерживать себя было так… славно. И мысли тоже неслись свободной рекой, как и слова.

Да, она будет мстить. Сначала им, потом Эдит.

Будет не так, как четыре года назад, нет. Она же была наивной, считала себя всесильной и безнаказанной. Теперь же, взрослая, полная опыта и наблюдений, Нора сделает все, как надо. То, как это не получалось даже у родителей.

Ах, мама… Прости, но я не похожа на тебя. Не так сильно, как ты надеялась. Это не ты, это не я. Твое лицо — не мое лицо.

Нора забрала волосы назад, несколько мокрых прядей повисли на лбу. С них капала вода, они были прямыми, растрепанными, темными-темными, и глаза… Этот раскосый взгляд невозможно было исправить. Этот омут было не осушить.

Твои помыслы — не мои.

Она взяла ножницы, крепко сжала их в руке.

Мы просто вырастаем, становимся взрослыми и умираем.

С твоим подходом не выходит. Попробуем Его подход.

* * *

Марта умирала от беспокойства. Пока ее бледный сын, отказавшись от ужина, ушел на мансарду, доделывать уроки, Даннсток думала о его словах. Рэм сказал, что вечер был так себе, сказал, что Нора может объяснить лучше, чем он, и просто сбежал от нее… Он никогда не сбегал от нее. Если уж на то пошло, он и от еды не сбегал.

— Нора? — позвала Марта, вешая пальто дрожащими пальцами. — Нора!

Дверь в ее комнату спокойно приоткрылась.

— Ты вернулась, Марта?

— Да. Милая, что-то случилось? Рэм совсем плохо выглядит, я волнуюсь. Все в школе было нормально?

— Да, — послышался спокойный ответ. — Ничего серьезного. Так, одна свора, но это ерунда, честно.

— Свора? — Даннсток шагнула к лестнице, у нее пару раз замерло сердце. — Что за свора?

— Дай мне секунду, ладно? — дверь снова закрылась.

Марта приземлилась на диван, не зная, что и думать. Вернее, она-то знала, но на ум приходило только самое плохое. Она как будто знала, что надо было отпроситься с работы, не надо было просить Рэма, ее бедный мальчик…

Послышался бодрый бег по ступеням, затем Нора стремительно свернула в гостиную и встала перед ней, вот только… Это была не она. Даннсток смотрела на нее пару секунд и не узнавала. Ее волнистые волосы исчезли, фигуру скрывала просторная темная одежда — какой-то черный свитер, свисавший с ее плеч, и темные потертые джинсы. Даже носки были черными.

— Долгая история, — девушка, говорившая голосом Норы, упала в кресло напротив. Даже тон голоса был другим. — Я попала в потасовку.

— В потасовку? — повторила Марта, вообще ничего не слыша и не понимая. — Какую… Что… с твоими волосами?

— Волосы? — девушка запустила в них руку, хмуря брови и отводя взгляд.

Вместо слегка волнистых прядей, которые чуть не дотягивались до лопаток, и длинной челки теперь были выпрямленные волосы с прямым пробором, и концы волос едва касались плеч. Гладкие блестящие пряди хорошо лежали друг на друге, но лёгкая растрепанность никуда не делать, как и пышность. Нора зачесала часть волос на бок, и несколько прядей тут же упали обратно ей на лицо. Она вздохнула и посмотрела на Марту с неожиданной твердостью. Не такой строгой и явной, как прежде. Это была снисходительная твердость. Нора была при своем мнении, которое не желала нужным доносить до других.

Марта нашла это выражение знакомым, но чужим. Теперь вся Нора ей казалась такой — ее движения, ее выражение лица, ее глаза. Она начала стучать пятками по полу, нетерпеливо дергая ногами и стуча пальцами без ногтей по подлокотникам кресла.

— Мне просто захотелось иного. Это кажется странным? — спросила она спокойно.

— Нет, просто… Ты вся изменилась. Это неожиданно, — ответила Марта.

Губы ее растянулись в усмешке, на одной из щек появилась ямочка. Нора беззвучно фыркнула от смеха.

— Смена прически иногда влияет на внешность в целом, так что ничего. Ты успеешь привыкнуть.

Да если бы дело было только в прическе. Она ведь никогда не носила так много черного. Разве что, в день похорон своей матери. И ее глаза. Ее взгляд. Она… стала смелее? Перестала прятаться? Сидела и смотрела на нее, будто это не она, а Марта должна была перед ней объясняться. О чем там шла речь?

— Потасовка? — повторила Даннсток. — Что ты имела в виду?

Нора откинулась на спинку и, опустив спокойный взгляд на секунду, едва прикусила нижнюю губу.

— Когда я шла навстречу Рэму, мне попались… грабители, — сказала она.

— Господь всемогущий! — Марта тут же поднялась на ноги, бросаясь к ней.

— Нет, постой!

Нора вскочила быстрее. Она протянула руки, положила ей на плечи.

— Марта, все в порядке. Они ничего не успели, Рэм их спугнул. Я только коленки стесала, в ногах запуталась, когда отбивалась.

— Ты отбивалась, о Боже! — Даннсток обхватила ее руками. — Нора, милая! Вы вызывали полицию? Они тебе не навредили?

— Не надо вызывать полицию, все в порядке. Просто жалкие воры, ничего более, — забормотала девушка, нервно усмехнувшись. — Это такая ерунда, Марта, честное слово…

— Ерунда? — воскликнула она, отстранившись и заглядывая ей в глаза. — Тебя могли ограбить, или того хуже! У тебя недавно было сотрясение, малейшая нагрузка или встряска…

— Марта! — Нора повысила тон. — Успокойся! Сядь!

Даннсток послушно села на диван. Девушка села перед ней на корточки, глядя на нее, как на ребенка, с тем же терпением.

— Я в порядке, и Рэм в порядке. Я не запомнила никого из воришек, они сбежали довольно резво. Полиция все равно не поможет, но, если ты все равно захочешь рискнуть… Я узнала, что меня могут забрать у Джей Ди. Опеке хватит малейшего повода, а вызов полиции — один из них. Так что не стоит рисковать из-за одной пустячной своры.

— Но ты же не виновата, и Джей Ди тоже не виноват!

— Марта, я собираюсь становиться адвокатом. Я знаю закон. В штате Огайо весьма… — Нора поджала губы, чуть прищурившись. — Вольные права у служителей порядка, но строгие порядки у социальных служб. Полиция вряд ли поможет в этой ситуации — у меня ничего не украли, ничем мне не навредили, я их не запомнила. Над нами просто посмеются. Но нас поставят на учет в опеке из-за этого обращения. А у Джей Ди все еще остался долг по алиментам. Наше положение и так хуже некуда. Ты же не хочешь создавать лишние проблемы?

— Нет. Конечно, нет, но…

— Марта, — Нора взяла ее за руки, крепко сжав ее пальцы. — Все в порядке. Честно. Рэм просто испугался за меня, но я здесь, в целости и сохранности, чувствую себя отлично. Ты же видишь сама?

На ней не было никаких синяков, и ходила она без хромоты, даже как-то слишком быстро. Она даже раньше не так резко двигалась, как сейчас. Снова дергая руками и кусая губу, Нора заглядывала ей в глаза, едва улыбаясь. У нее всегда были такие темные глаза? Марта просто не разглядывала вблизи. Но она была уверена, что они просто зеленые, а тут… Темные озера.

— Марта, — снова позвала девушка с легкой усмешкой. — Ты же веришь мне?

— Конечно, — ответила женщина.

— И правильно, — Нора слегка похлопала ее по тыльной стороне ладони.

Как ей можно было не верить? То есть, Марта всегда ей верила, она очень старалась. Даже сейчас, хотя Нора казалась совсем иным человеком. Марта вдруг поняла, что ей знакомы эти необычные манеры не потому, что она знает Нору, а потому что она видела человека, который выглядел так же и вел себя так же. Это был Джей Ди.

Его прищур никогда не внушал ничего хорошего, и его загадочный вид никогда не манил Марту. Что-то дьявольское было в нем всегда — хоть в семнадцать лет, хоть в тридцать пять. Это скорее отпугивало, чем привлекало, но Веронике не было дела до страха, ее порог был выше. И вот сейчас, казалось бы, ее черты смотрели на Марту с лисьим выражением Джей Ди. Марта еще никогда так сильно не сомневалась в Норе, но она ей верила. Безоговорочно.

— Ты ляжешь спать здесь или в моей комнате? — спросила девушка, поднявшись на ноги.

— Здесь, — ответила Марта. — Ты не голодна?

— Нет, — Нора снова зачесала волосы на бок, пряди опять упали на лицо.

Даннсток кивнула ей, отведя растерянный взгляд.

— Ты в порядке? — спросила девушка через пару секунд, обеспокоенно хмуря брови.

— Да. Я просто боюсь за тебя, — отозвалась Марта.

— Не стоит. У меня все будет отлично. Спокойной ночи!

Даннсток ответила тем же, и Нора снова резво забралась по ступеням в свою комнату.

* * *

С ней все и вправду будет отлично, Сойер это знала.

Нора чувствовала себя на сто тридцать баллов. Она себе нравилась. Нравилась со всеми своими кровоподтеками, тонкими полосками шрамов, шишками и новыми волосами. Ей всегда хотелось такую прическу, с волнистыми и длинными прядями было очень трудно. Теперь, крутя меж пальцев укороченные пряди, играя с кончиками волос, Нора едва улыбалась. Она лишилась старой маски высоконравственной девочки. А кому эту маску было показывать? Шервудские придурки были этого недостойны, мама умерла, а Джей Ди видел её насквозь. Когда не надо было держать себя в руках, наступило спокойствие.

Хотя совесть лениво жрала изнутри за всю эту недо-ложь в попытках успокоить Марту (и взять ее под контроль). Недо-ложь, потому что врать было не в правилах Норы, но она не во всем разбиралась так хорошо, как расписала Марте, и сама кое-где не знала, правду ли ей говорит. Но ведь это было нужно. Ни к чему плохому это не привело бы, так будет лучше для них всех — и для Джей Ди с Норой, и для Марты с Рэмом. Осталось только поговорить с ним, но свет на мансарде уже не горел, а шума телика не было слышно. Вряд ли, конечно, друг смог быстро уснуть, но Нора не могла мешать его попыткам это сделать.

Сама она не хотела спать. Не могла.

Эффект наркотика немного утих или же она успела к нему привыкнуть. В любом случае, прошло уже четыре с чем-то часа со времени укола, и девушка не знала, сколько ждать до того момента, как она протрезвеет. Может быть, у нее начнется ломка, она скажет, что простыла, и Марта разрешит не идти в школу. Но тогда придется придумывать для Флеминг объяснение, а Эдит подумает, что она струсила.

Норе не было бы дела до того, что подумает Стрип, в самом деле, если бы за последние несколько часов она не наткнулась на мысль, что как-то странно все это складывается. Вчера она унизила и ударила эту тварь, сегодня Эдит заявила ей, что уже простила ее и ничего от нее не требует, и в этот же вечер ее подлавливают после школы и пытаются чем-то накачать. Нора назвала ее «обдолбанной сукой», Эдит это припомнила и вполне могла сыграть с ней такую кровожадную шутку. Конечно, звучала эта логическая цепочка дерьмово, но ведь она складывалась в одно целое, и этого было достаточно.

Лежа на полу в своей комнате, потому что ей не хватало холодка, Нора смотрела в потолок, думая об этом, и мысли как-то незаметно переключились на другое. Она перевела взгляд на две вазы, стоящие на своей тумбочке. Весь вечер она от них пряталась, и даже сейчас посмотрела с украдкой, все думая, винить себя или не винить. Все-таки, мамино воспитание еще давало о себе знать, и нынешние действия казались предательством, а, с другой стороны, что ей оставалось? Если Вероника могла за ней наблюдать с небес, то она и сама должна понимать, что Нора иначе не может.

Она устала так жить. То есть, притворяться по инерции. В Шервуде так было невозможно. Может быть, с мамой еще хоть что-то бы вышло, но сейчас ее не было рядом, а без нее не получалось.

Вот она, правда. Такая простая и жалкая. Нора Сойер получила от отца неустойчивую психику, и она не могла бороться с этим.

Произнести это вслух оказалось легче легкого. И принять тоже.

Опять же, сейчас ей было легко.

Нора поднялась на ноги, потому что она не могла больше лежать. Удовлетворять саму себя тоже не хотелось, от этого потом болели и так ноющие от выкручивания руки. Кстати, синяки на предплечьях появились, и довольно конкретные. Нужно было отвлечься. Хоть чем-то. Хоть ненадолго. Когда она пыталась успокоиться, то вспоминала о тех подонках, и снова злилась, а потому начинала вымещать вместе с энергией и гнев. Кстати, надо было придумать, что сказать Марте по поводу того, что зеркало в ванной разбито. Стекла пока не выпали, но трещины разошлись по всему низу до самой рамы. Это она так неаккуратно запустила туда отцовской пеной для бритья. И баночка тоже помялась, но, оставалось надеяться, Джей Ди не будет задавать лишних вопросов.

Кстати, о Джей Ди. Сойер решила занести ему лишнюю вазочку с пеплом мамы. Этим она хотела убить двух зайцев сразу — отцу было бы приятно, а ее саму вина не мучила бы так сильно, потому что одна вазочка на тумбочке привлекала в два раза меньше внимания, и во столько же раз меньше заставляла задумываться о своей вине.

Когда Нора вышла в коридор, из гостиной уже раздавалось сопение — видимо, Марта достаточно сильно изнурила себя работой и волнениями. Чтобы не разбудить никого из Даннстоков, девушка проникла в отцовскую комнату максимально бесшумно.

Развернувшись лицом к темноте, она отыскала взглядом прикроватную лампочку и дернула шнурок, пространство вокруг едва залило тусклым светом. В целом, это была обычная комната, хоть и в темных тонах. Нора ожидала увидеть то же самое, что и в доме Бада Дина, но, видимо, только он предпочитал холостяцкий налет бардака, а вот его сын придерживался аккуратности и даже сумел внести некий изыск. В его комнате, как и в нем самом, было нечто… свое.

Да, тут хватало темных цветов, но столько же тут было и ярких моментов. На стуле с другой стороны кровати лежала голубая рубашка в клетку, одна из множеств его подобных рубашек. Дальше у стены до самого окна стояла одна из тех книжных полок, которые они привезли из дома Вероники, и там стояло несколько книг разных размеров и цветов. А у стены напротив был письменный стол. Почти такой же, как у Норы, но старше на вид. Кресло было мамино. Девушка подошла поближе, думая, что можно поставить вазочку и здесь, но вдруг окно распахнется и собьет вазу с прахом. Даже теоретически Сойер не могла такого допустить, но она не отходила от письменного стола, потому что, помимо каких-то бумажек и инструментов, торчавших из ящиков, она увидела на столешнице рамку с фотографией. Рамка была отцовская, а вот фотография — мамина.

Здесь ей было двадцать девять или вроде того. За год до смерти бабушки и дедушки она устроилась в ту адвокатскую контору, где работала до конца, и ее сфотографировали для доски работников. Мама забрала копию себе, потому что, как она выразилась: «Я так хорошо не выглядела с самой школы». Она и впрямь тогда достигла своего пика — женщина в расцвете лет, со средним достатком, получившая образование, работу своей мечты, и окруженная близкими людьми, которые ее любят. Тогда Норе уже было 11 — за ней не нужно было постоянно приглядывать, и у мамы появилось время на себя. Конечно, здесь она была красивее, чем когда-либо — отдохнувшая, хорошо одетая, полная энтузиазма в начале своей карьеры.

Это был неплохой выбор фотогафии для рабочего стола, но, если подумать шире… Джей Ди забрал себе некоторые фотографии? Подумав немного, Нора решила, что она не против этого. Она-то помнит каждый момент, а ему, может быть, жизненно необходимо видеть Веронику такой счастливой, раз он не успел это сделать вживую и не успеет больше никогда.

Рядом стояли тумбочки с живыми растениями — два или три горшка самых неприхотливых видов. Здесь не нашлось места для вазы, да и тоже было ненадежно… В общем, Нора вернулась к прикроватной тумбочке и поставила прах туда. Отец приедет и сам найдёт здесь место получше. Она бы так и ушла, если бы не заметила еще несколько фотографий прямо здесь. На одной опять были они с мамой, фотка класса из десятого, сделанная ко Дню матери. Довольная мама сидит на стуле, выпрямив спину и протянувшись к дочери, которая стоит сзади, склонившись и обнимая ее за плечи. Нору больше заинтересовало второе фото в рамке, на которой была изображена женщина, гуляющая у моря. Ее лицо трудно было рассмотреть из-за темных очков на глазах и светлых коротких прядей, которые растрепал сильный ветер.

Нора даже не думала, она и так знала, что держит в руках фотографию его матери, своей бабушки. Это был его семейный уголок, не так ли? Не было только Бада, но вряд ли Джей Ди все еще принимал его за свою семью. Девушка спустилась вниз, на пол, опираясь спиной на кровать, и всмотрелась внимательнее в фото миссис Дин. Она казалась счастливой. Трудно было представить счастливых Динов вместе на совместной прогулке, но когда-то все ведь было нормально. Полагался ли на нее Джей Ди так же, как Нора полагалась на Веронику? Несостоятельность передавалась по наследству?

Мысли плыли потоком в этом направлении, как река. Уже не такая бурная, а более-менее спокойная. Сойер отдалась этому течению, прикрыв глаза и положив голову на колени. Она вспоминала, как они с матерью отдыхали на побережье. До сих пор Нора могла отчетливо слышать шум волн и чувствовать запах соленой воды. В этот раз она еще и представляла, как они с мамой снова сидят в шезлонгах напротив бесконечного водного простора, а где-то рядом ходит светловолосая женщина в цветастой рубашке, и собирает пляжную гальку для своего сына.