Всегда Ваш Друг (гет)

«Что с Дафной?»

«Не знаю. Она со мной не разговаривает. Она ни с кем не разговаривает».

«Может, что-то случилось?»

«Странно, я уверена, она бы мне сказала. Сказала бы, так ведь?»

Дафна лежала на кровати. Или сидела в кресле гостиной перед камином. Или на библиотечном стуле в компании книг. С утра до ночи. День за днем.

Повсюду слышались эти разговоры, как заносчивые мушки: А что Дафна? А где Дафна? А почему Дафна? Хотя, может, ей просто казалось. Она затыкала уши, закрывала глаза, старалась не думать ни о чем, но не выдерживала — звенящая пустота внутри была гораздо хуже.

Каждый вечер, когда Панси засыпала, Дафна доставала дневник и перелистывала страницу за страницей, трепетно, с осторожностью — боялась порвать тонкую бумагу резким движением. Чернила хранили в себе воспоминания, дорогие до дрожи в руках.

Она всегда останавливалась перед тем, как перелистнуть на последнюю исписанную страницу. Что-то шевелилось в груди — надежда или страх ее совсем потерять? Но нет, никакого ответа. Только ее расплывшееся от слез «прости» в конце страницы, а дальше — чистые листы.

Вдох. Надо не забывать дышать.

Загораживала ладонью свое письмо, чтобы не вспоминать. Проводила по кожаному корешку тонким пальцем. Закрывала дневник, убирала под подушку. Вечер за вечером.

Дафна решила сосредоточиться на экзаменах. Погрузила себя в учебе, засиживалась в библиотеке допоздна и, видимо, выглядела так удручающе, что даже мадам Пинс — бессменная библиотекарша, прославившаяся своим зловредным характером, — не решалась ворчать в ее присутствии.

«Я занята», — оправдание, которое слышали все: Астория, Панси, Блейз. Она окружила себя книгами вместо людей — книги не задают вопросов.

«Дафна так ничего и не рассказала?» — шепотом спрашивала Панси у Астории, когда думала, что Дафна не слышит. Тори отрицательно качала головой и глубоко вздыхала. Они постоянно были рядом, старались ни на минуту не выпускать ее из вида, но все равно чувствовали — Дафна ускользает от них.

Панси попросила ее поспрашивать перед экзаменом по Трансфигурации. Дафна согласилась — она всегда соглашалась. Дальше экзаменационных вопросов дело не зашло. Стоило Панси поинтересоваться, что же случилось, как Дафна брала в руки книгу и сдержанно отвечала: «Ничего». Так и строилось их общение. А меж тем это «ничего» постепенно разъедало Дафну изнутри.

Прошло две недели. Осталось всего несколько экзаменов; первым шел предмет Древние Руны.

Дафна скрылась за учебником с магическими рунами и бормотала что-то себе под нос — повторяла значения. Астория уныло ковырялась ложкой в овсянке, подперев щеку рукой. Рядом — Панси, тоже на редкость молчаливая, размазывала клубничный джем по поджаристому тосту.

— Что вам осталось сдавать? — нарушила молчание Астория, уронив ложку в тарелку с недоеденной кашей.

— Заклинания, — ответила Панси, протягивая руку за кружкой с черным чаем. От черного тут, конечно, одно название — жидкость была бледная, золотисто-коричневого цвета, а на дне плавала парочка одиноких чаинок. Девушка сделала глоток, скривилась и отставила кружку подальше от себя. — По-моему, у эльфов закончился чай, потому что это больше похоже на мочу гоблина.

Дафна с легким любопытством выглянула из-за книги, взглянула на Панси, потом — в ее кружку. Еле заметно улыбнулась.

— Думаю, это не чай, а, вероятнее, отвар. Может, ромашка, — девушка перелистнула страницу книги, удерживая ее одной рукой. — И да, мне после Рун останется только сдать Заклинания.

— Ромашка?

— Говорят, успокаивает, — пожала плечами Дафна.

— А, да-а-а, — протянула Панси. — Я слышала, вчера одна девчонка с седьмого курса потеряла сознание прямо перед экзаменом — так сильно перенервничала.

Дафна кивнула.

— Передай мне круассан, пожалуйста.

— Шоколадный?

— Нет, с маком, — попросила Дафна. — Спасибо.

Еда казалась абсолютно безвкусной, серой, пресной, и Дафна, выдохнув, отложила надкусанный круассан в сторону. Закрыла учебник, засунула в сумку, лежавшую рядом с ней на скамье, накинула на плечо и поднялась.

— Удачи на экзамене! — хором пожелали Панси и Астория. Дафна улыбнулась.

— Спасибо.

Она вышла из-за стола, придерживая сумку рукой за ремень, неспешным шагом направилась к выходу. У самых дверей уловила звуки знакомого голоса — показалось, что ее зовут. Обернулась с легкой улыбкой.

— Всего лишь показалось, — прошептала Дафна в воздух самой себе. Улыбки — ни следа.

Скользнула взглядом по столу Гриффиндора, заметила Гарри. Вздохнула. Он был в окружении друзей: о чем-то спорил с Уизли, смеялся, слушал Гермиону. Он не смотрел на нее. «И не посмотрит», — решила Дафна и отвернулась.

Звон ее туфель о камень эхом звучал в сводах еще пустых коридоров — вся школа была на завтраке. Дафна прошла мимо окна, но что-то ее остановило. Замерла, обернулась, подошла ближе и прислонилась виском к холодной стене, глядя вдаль.

За мутноватым стеклом просматривался мелкий накрапывающий дождик, а тучи — вчерашние остатки — рассеивались. Вдалеке светлыми полосами на сером небе проглядывало солнце. Запретный лес неколебимо маячил на горизонте. Дафна обхватила себя руками — одиноко и тоскливо. Порыв ветра проскользнул внутрь замка сквозь оконную раму. Дафна поежилась, моргнула, прогоняя странную задумчивость. Коснулась пальцами каменной стены, глазами провожая собственное движение. Улыбнулась чему-то печально, поправила сумку на плече и, отвернувшись от окна, продолжила путь.

— Доброе утро, профессор, — поздоровалась, неслышно зайдя в кабинет.

Женщина за преподавательским столом охнула — зачиталась книгой и не заметила открывшейся двери. Поправив съехавшую набок остроконечную шляпу, небрежно махнула рукой:

— Проходите, мисс Гринграсс, проходите.

Дафна кивнула и заняла один из столов, повесив увесистую сумку с учебниками на спинку стула. По столу аккуратно разложила перо и чернильницу, словарь для перевода рун и несколько рунических справочников, которыми было разрешено пользоваться на экзамене. Все по разным концам стола: справочники и словарь ровной стопочкой в левом углу, полная свежих чернил чернильница с длинным белоснежным пером — в правом. Мама с детства говорила: «Порядок на столе — порядок в голове». В мыслях Дафны, как и на столе, было идеально чисто — серо и безрадостно.

С началом экзамена профессор Бабблинг левитировала на столы студентов, сидящих по одному, листы с заданиями. Перевод текста, как и ожидалось. Неспешно развернув шуршащий лист, Дафна открыла словарь, обмакнула перо в чернилах и приготовилась записывать ответ.

Через час, отведенный на выполнение задания, Дафна, в последний раз пробежавшись глазами по своей работе, сдала ее преподавателю. За ней — Гермиона. Дафна собирала вещи, плавными движениями перекладывая учебники и пишущие принадлежности со стола в сумку. Гермиона, как и всегда, осыпала преподавателя вопросами — что-то про точность истолкования и век какой-то руны — Дафна не вслушивалась, но нарочно медлила.

Гермиона сдала работу, покидала вещи в сумку и бодро пошагала на выход. Дафна выскользнула за дверь вслед за ней.

— Гермиона!

Гриффиндорка остановилась и обернулась. Заметив Дафну, она на мгновение задумчиво сдвинула брови, а затем — улыбнулась.

— Да?

Дафна, натянув улыбку на лицо, в несколько скорых шагов догнала однокурсницу. Поравнявшись с ней, девушка неловко поправила на плече сумку — пыталась решить, что ей в итоге стоит сказать.

— Как экзамен?

Дафна сцепила руки в замок. Она сама не до конца понимала, что сподвигло ее на эти действия и чего именно она ждет от них — они с Гермионой никогда не были подругами. Но она вновь почувствовала что-то странное внутри и просто повиновалась порыву.

Гермиона улыбнулась.

— Неплохо. Честно говоря, думала, будет гораздо сложнее. Помнишь текст про корабли варваров? Он был такой тяжелый, я ожидала не меньше сложности с экзаменационным. На деле же оказалось схоже по уровню с прошлогодним экзаменом. А у тебя как?

Дафна почувствовала себя немного лучше — Гермиона ее не ненавидела. Лучшая подруга Гарри Поттера стояла рядом с ней, буднично улыбалась, Может, не все так плохо? Может, все еще можно исправить?

— Так же, — ответила Дафна. — Немного сложнее, конечно, я долго думала над одной руной, но, как видишь…

Дафна развела руки в стороны. Гермиона, улыбнувшись, кивнула.

— Хорошо.

Дафна опустила взгляд в пол. Гермиона неловко переступила с ноги на ногу. Мимо летящей походкой прошелестел Нотт — он был таким тихим и скрытным, что иногда напоминал Дафне летучую мышь. Но Тори с ним общалась — говорила, он очень умный.

Дафна перевела взгляд на Гермиону. Та уже открыла было рот, собираясь попрощаться и продолжить путь, но Дафна, широко раскрыв светлые глаза, выпалила:

— Подожди!

Гермиона поджала губы и сделала шаг в сторону. Скрестила руки на груди — понимала, о чем сейчас пойдет речь.

Дафне подурнело. Она прикусила губу и словно сжалась, но решив, что выглядит несуразно и глупо, выпрямила спину и расправила худые плечи. Почувствовала дрожь в коленках и легкую тошноту — уже начинала жалеть, что вообще затеяла весь этот разговор.

Гермиона вздохнула.

— Я понимаю, что ты хочешь спросить о нем.

Дафна нервно кивнула.

— Как он?

— Сложно сказать, — ответила Гермиона, поделив. — Полагаю, очень переживает, но старается жить дальше.

Дафна судорожно втянула воздух, покрепче сцепила руки — они начинали дрожать.

— Я могу что-то сделать?

Гермиона не спешила отвечать. Смотрела своими теплыми карими глазами на ее бледное лицо, словно решала, стоит ли озвучивать слова, которые она собиралась сказать.

— Нет, — наконец произнесла Гермиона с нотками жалости в высоком голосе. — Ничего сделать нельзя. Сейчас — точно.

Дафна почувствовала, как горло сжалось в невырвавшемся рыдании — все слезы иссякли две недели назад, в ту кошмарную ночь.

— Я ничем не могу помочь, — Гермиона печально улыбнулась, перекатившись с пятки на носок. — Ты сделала самое худшее — дала ему надежду.

Дафна отвернулась — не могла смотреть на Гермиону, как и не могла позволить ей видеть свои собственные переживания. Ухватилась пальцами за края школьной мантии, с силой сжала лоснящуюся черную ткань. Мелко рассыпавшиеся осколки крохи надежды, как стекло, ранили глубоко и сильно.

Гермиона выдохнула. Она неслышно подошла ближе и коснулась плеча Дафны.

— Ему сейчас очень больно, как и тебе.

Дафна кивнула.

— Спасибо.

Ее хватило только на это жалкое «спасибо» и натянутую улыбку.

Дафна глубоко вздохнула — так, что заболели легкие, — и побрела вперед по коридору, держа руки по-прежнему накрепко сцепленными в замок. Гермиона понимающе улыбнулась ей вслед.

Дафна почти не замечала проплывающих мимо людей, колонны, повороты и ступеньки — все для нее стало прозрачным, растворилось, как и дни последних двух недель слились воедино в бесформенное расплывчатое пятно. Одно за одним: утро за утром, день за днем, шаг за шагом. Словно в полусне, Дафна добралась до гостиной, а затем скользнула в спальню и неслышно опустилась на кровать, заправленную вышитым жемчужного цвета ниткой покрывалом.

Противный сухой ком все еще стоял в горле. Дафна попыталась прокашляться — бесполезно. Достала палочку из складок мантии, прошептала над стаканом, стоящим на прикроватной тумбе: «Агуаменти», но магия не помогала — вода не лезла в горло.

Дафна ослабшими руками вернула стакан на место, вытянула ладони перед собой: тонкие пальцы бесконтрольно тряслись. Девушка сглотнула и сжала руки в кулак.

Под ребрами жгло, как в кровоточащей рваной ране от соли. Дафна прижала руки к груди и сквозь ткань мантии нащупала кулон. Пальцами отыскала застежку цепочки, расстегнула и положила кулон в открытую ладонь. Маленькая блестящая звездочка. «Светится в темноте», — сдавленно прошептала Дафна.

Кулон — подарок Гарри на Рождество. Она сжала его в руках; цепочка проскальзывала меж пальцев. Дафна носила его, не снимая, каждый день с той встречи, скрывая под тканью одежды. Личное, сокровенное, ее — она хотела таковым и оставить.

Жадным движением прижала кулон к себе, закрыв глаза. Какая глупость — видеть в безделушке символ. Символ любви, надежды, веры.

Дафна распахнула глаза. Она потянулась к тумбе, отворила ящик, потянув за ручку, и подняла коробочку в форме апельсина. Потянула за дольки. Разжала ладонь, последний раз взглянула на звездочку. Опустила на подушечку и решительно закрыла.

Склонившись над тумбочкой, она быстрыми резкими движениями писала записку, не заботясь о наклоне и аккуратности. Перо со скрежетом проходилось по листу, выписывая слова. Отстранилась на секунду и взглянула — отчаянные, выстраданные строки. Безразлично свернула пергамент в трубочку.

«Можешь, пожалуйста, отправить? — попросила она, протягивая записку Панси, заскочившей в комнату за уличной мантией. — Это родителям».

С шелестом проехался чемодан по полу, когда Дафна вытащила его из-под своей кровати. Нащупала застежки, распахнула на полу и погрузила коробочку-апельсин на самое дно. Затем подошла к шкафу. Окинула гардероб оценивающим взглядом и приступила к работе — руками, без магии, сворачивала каждую вещь и аккуратно выкладывала в чемодан. Кофта, блузка, кардиган, платье — одно за одним. Гардероб пустел, а Дафна не испытывала облегчения.

Девушка наклонилась и расстегнула туфли, скинула их у самого края кровати и забралась на нее с ногами. Скользнула рукой под подушку и достала дневник. Привычным движением распахнула его на том самом месте — последних написанных строчках. Написанных ее рукой — округлые ровные буквы, переходящие в ее глупое, непростительное «прости», потекшее некрасивой водянистой кляксой по странице.

— Собираешь чемодан? — спросила заглянувшая Астория. — Не рано ли?

Дафна смотрела на чистые страницы с щемящей пустотой во взгляде. Они — эти проклятые страницы — не должны были быть такими. Так не задумывалось.

Захлопнула дневник, сжала пальцами так, что костяшки побелели. Один судорожный вздох — опустила в чемодан и захлопнула крышку.

— Да, собираю, — каменным голосом подтвердила Дафна. — И тебе советую заняться тем же. Я связалась с родителями: они заберут нас отсюда сразу после последнего экзамена. Я хочу успеть уехать с бабушкой на лето.

* * *

«Гарри, наконец-то! Как все прошло? Вы добыли крестраж?»

«Гарри, что случилось?»

«Гарри, не молчи, пожалуйста! Ты нас пугаешь».

«Поздравляю, Рон, ты был прав все это время: я застал ее с Малфоем, целующихся. Надеюсь, ты счастлив!»

Гарри закрывал глаза и видел лица друзей. Две недели прошло, а воскресить в памяти выражение их глаз не составляло абсолютно никакого труда. «Мне жаль», — совершенно искренне прошептал Рон, опустив взгляд. Но тогда Гарри было не до подобных слов: хотелось рвать, крушить, сжигать — лишь бы боль хоть немного угасла, притупилась.

Две недели прошло, последний экзамен сдан, скоро поезд. Гарри неспешно паковал чемодан — магией, наблюдая с кровати, как вещи ловко сами собой сворачиваются в воздухе и укладываются на дно чемодана. Одежды у него было не так много, освобождение шкафа много времени не заняло. Дальше на очереди — книги, неровной горой сваленные на прикроватной тумбе. Взмах палочкой — они дружно отправились в чемодан. Вот, кажется, и все.

Гарри открыл ящик небрежным движением руки — проверить, ничего ли он не забыл. На дне одиноко покоился дневник. Он собрался было закрыть ящик, но поддался порыву и достал дневник. Гарри большим пальцем коснулся жесткой обложки и открыл первую страницу.

«Гарри Поттер. Дорогой Гарри. Дорогой Друг», — улыбка возникла на лице Гарри сама по себе. Он понимал — не тогда, но сейчас — она очень волновалась, когда писала ему. Это заметно даже по почерку: специально выводила каждое слово как можно аккуратнее, ровнее, буковка к буковке.

«Ваши слова всегда со мной, а мои — с Вами», — Гарри задержался на этих строках взглядом. Дальше он читать просто не мог. Все личное, тайное, дружественное, печальное, счастливое — все здесь, в этих страницах-воспоминаниях.

«С наилучшими пожеланиями, Всегда Ваш Друг».

Гарри закрыл дневник. В ушах стоял голос Гермионы: «Вдруг это ловушка, Гарри?» Да, пожалуй, это была она. И он попался.

Он провел по витиеватому серебристому переплету рукой, раздумывая. Хотел кинуть обратно в ящик, задвинуть и не вспоминать. В конце концов, дневник — это просто старые слова; прошлое должно оставаться в прошлом. Но почему-то он положил в чемодан — запихнул на самое дно, под серую клетчатую рубашку.

— Готов? — спросил Рон, заметив, что Гарри закрывает чемодан.

— Да, — кивнул тот, поправив очки указательным пальцем. — Только мне надо заскочить к Слизнорту перед отъездом.

— Зачем?

— Кто его знает, — безразлично пожал плечами Гарри. — Просто сказал зайти к нему перед отъездом.

Рон кивнул, и Гарри, махнув рукой, вышел из спальни.

Он давно стал замечать что друзья относятся к нему, как к хрустальному. Так было раньше, в течение нескольких месяцев после смерти крестного, — и сейчас все повторялось. Но они не давили, и Гарри был им глубоко благодарен. Гермиона и Рон словно договорились никогда не касаться этой темы: он кратко рассказал им про крестраж — и на этом все. Больше они о той ночи не вспоминали. Но иногда, время от времени, Гарри замечал, как они тихо перешептываются, как обмениваются взглядами — понимал, что они увидели: он бросил взгляд на стол Слизерина за обедом, или увидел ее в толпе студентов, или просто вспомнил о ней.

В конце концов он пришел к выводу, что жизнь не останавливается, и сама себя она навряд ли проживет. Друзья, конечно, помогали — куда без них. Повседневность, экзамены, дружные посиделки под деревьями у озера — все это отвлекало. И все же моментами казалось, он видит локон ее золотых волос, ее голубые глаза — и тогда все на жуткое мгновение останавливалось.

Гарри шагал по коридору по направлению к кабинету профессора Зельеварения. В тишине подземелий его шаги казались глухими в густом сыроватом воздухе, а штанины джинсов — он сразу переоделся в маггловскую одежду — едва слышно шаркали друг о друга.

Дойдя до кабинета, Гарри толкнул дверь рукой. Внутри было пусто. Вещи профессора представляли собой нечто среднее между разрухой и организацией — Гарри назвал бы это явление словосочетанием «упорядоченный хаос». Слизнорт неплохо задействовал классную мебель: на одних столах грудой лежали книги, старые и пыльные, на других — какие-то коробки и связки с письмами. Судя по всему, профессор перебирал и паковал пожитки перед дорогой.

Гарри перешагнул через распахнутый чемодан и подошел к преподавательскому столу. В левом углу лежала открытая коробка с засахаренными ананасами — профессор явно любил паковаться с наслаждением и удовольствием. Посередине лежал толстый альбом с колдографиями — как догадывался Гарри, на них были ученики Слизнорта, его любимцы. А рядом — пергамент, самовольно скрутившийся по краям, читались только слова: «Зелье Амортенции — самое лицемерное изобретение человечества. Ведь ничто…».

Гарри мельком взглянул на входную дверь, прислушиваясь, но шагов Слизнорта он не заметил. И тогда он двумя пальцами подцепил нижний край пергамента — банальное любопытство.

«…В данное время вариативность любовных зелий и чар поражает: на любой вкус и цвет, с самыми диковинными вкусами. Они пользуются большой популярностью. Но знаем ли мы, что чувствует человек, употребивший любовный напиток? Озадаченность, возможно, непонятный ему интерес, навязчивые мысли. Приворотное зелье — это зелье одержимости. Один становится одержим, отравлен чужим ему человеком, а другой — одержим идеей «легкой» любви, зависим от набора ингредиентов. Каким бы сильным не было зелье, эти составляющие остаются неизменными. На мой взгляд, зелье Амортенции — самое лицемерное изобретение человечества. Ведь ничто, ни одно зелье на свете, не сможет заменить настоящую любовь. Оно может вызвать симптомы: легкую эйфорию, дрожащие ладони, частое сердцебиение. Но разве это можно назвать любовью? Любовь — это трепет, ужас, счастье, паника и радость — все вместе. Это интерес, забота, внимание и обязательство. Это буря. Любовь — это когда хочется вырвать сердце из груди и отдать его тому, кто причиняет столь невыносимую боль, навсегда…».

Дверь со скрежетом распахнулась. Гарри одернул руку, и пергамент, скрутившись обратно в трубочку, покачнулся на столе.

— Надо бы смазать эту чертову дверь, — бубнил Слизнорт себе под нос, крепко держась за ручку и то открывая, то закрывая дверь. Гарри он не заметил.

— Профессор, — позвал его Гарри, предварительно сделав шаг в сторону от стола — мало ли, что Слизнорт мог подумать (парень отчего-то был уверен, что старый зельевар очень трепетно относится к лакомствам с ананасами).

Профессор охнул, ухватившись рукой за сердце. Заметив Гарри, он выдохнул со словами: «Ну вы и напугали меня, мальчик мой», еще раз глянул на дверь, выразив во взгляде все свое разочарование ею, и направился к юноше.

— Вы уж простите, Гарри, у меня тут малость не прибрано, — Слизнорт махнул морщинистой рукой в сторону заваленных всякими всячинами столов.

— Да ничего, — улыбнулся Гарри, небрежно запустив руку в непослушные черные волосы. — Вы, наверное, куда-то собираетесь?

— Да-а, — задумчиво протянул профессор, краем глаз заглядывая в коробочку со сладостями. — Друзья позвали пожить летом у них. Очаровательный домик на юге Франции — морской воздух будет очень полезен моим старческим суставам, как думаете? — добродушно усмехнулся Слизнорт.

— Что вы, профессор, вы в самом рассвете сил!

— Право, Гарри, умеете вы найти нужные слова, — засмеялся Слизнорт и протянул ему коробку конфет. — Угощайтесь, не стесняйтесь.

Гарри послушно взял одну конфетку — ради приличия, благодарно кивнув. Слизнорт обошел свой стол, неспешно погрузился в мягкое кресло и принялся накручивать свой седой «моржовый» ус пальцами, по-прежнему о чем-то размышляя.

— Профессор? — Гарри неловко переступил с ноги на ногу. — Вы меня зачем-то звали.

Слизнорт медленно перевел взгляд с темно-зеленой обложки альбома на Гарри, приподняв густые белесые брови. А затем вскочил с места, похлопывая руками по карманам мантии.

— Ох, точно! Где же оно у меня?

Гарри с заинтересованностью наблюдал, как Слизнорт с необычайной для него скоростью носится по кабинету, заглядывая в ящики столов и на полочки стеллажей, бормоча под нос что-то несуразное. Он вернулся к столу и выдвинул все ящики, но так и не нашел того, что искал — Гарри понял это по раздраженному вздоху. Затем профессор замер, вновь уставившись в какую-то точку перед собой — вспоминал, вероятно.

— Ну конечно! — Слизнорт звонко хлопнул себя по лбу ладонью. — Самое очевидное и под носом…

Слизнорт взялся руками за альбом и подвинул его ближе к краю стола. Трепетно, с осторожностью открыл альбом и вытащил колдокарточку из-под прозрачной защитной пленки. Взглянул на снимок и улыбнулся, а затем — протянул Гарри.

— Хотел вам подарить, — тихо сказал профессор. — Ваша мама.

Гарри поднес снимок к лицу. С карточки очаровательная рыжеволосая Лили улыбалась, сверкая яркими веснушками, весело махала рукой, стоя за котлом с каким-то зельем, от которого шел легкий дымок. Гарри улыбнулся. Он, конечно, подозревал, что у Слизнорта полно колдографий с его подопечными, в том числе и с его мамой, но никогда не думал, что тот захочет ими поделиться.

— Спасибо, — кивнул Гарри, бережно пряча снимок в карман.

— Не за что, Гарри, — профессор вернулся к накручиванию уса, бороздя взглядом просторы беспорядка кабинета Зельеварения — обдумывал, как бы все это побыстрее убрать.

Гарри собрался попрощаться и пойти в Гриффиндорскую башню, но его взгляд снова упал на свиток на столе Слизнорта.

— Профессор, — осторожно позвал Гарри. — А чье это эссе? Я просто подумал, что учебный год уже закончился, и это странно…

— О, это? — Слизнорт кивнул в сторону пергамента. — Возьмите-возьмите, очень хорошее эссе, содержательное и… Как бы это сказать? Трогательное, — закивал профессор, впихивая в руки Гарри свиток. — Талантливо написано. Забыл его вернуть — мисс Дафна Гринграсс сдала прямо перед экзаменом. Персональное задание, что-то такое… Берите, заодно передадите ей.

Гарри неуверенно взял пергамент, сдвинув брови к переносице.

— Профессор, а вы уверены…

— Уверен, — твердо ответил Слизнорт, подталкивая юношу к выходу. — Идите, Гарри, идите, а то опоздаете на поезд!

Очутившись за дверью, Гарри выдохнул. Странно было видеть столько прыти и желания от него поскорее избавиться (в относительно положительном смысле, конечно) от профессора Слизнорта.

Гарри опустил взгляд на руки. Он испытывал огромное желание присесть на ступеньки лестницы, развернуть свиток и прочесть от начала до конца, но, казалось, что делать это было крайне неправильно — словно подглядываешь. Вспомнились последние строки — все равно эти слова посвящены не ему. К тому же, Слизнорт был прав — он действительно рискует опоздать на поезд.

За считанные минуты Гарри добежал до гостиной своего факультета, забрал чемодан и присоединился к друзьям, ожидающим его на выходе из замка. Вскоре все трое сидели в купе мирно покачивающегося на рельсах поезда, болтая о планах на лето.

— Гарри, ты же приедешь к нам в Нору? — спросил Рон, шутливо пихнув друга в бок.

— Конечно, — улыбнулся Гарри. — А ты, Гермиона?

Девушка заправила прядь кудрявых волос за ухо.

— Вообще у родителей были какие-то планы. Если я правильно помню, они хотели съездить в Чехию к дальним родственникам — у моей мамы там живет троюродная сестра. Я ее, правда, не помню, но мама говорит, что мы часто виделись в детстве, пока тетя не переехала.

— Так ты не с нами это лето?

— Ну как же избавишься от вас! — добродушно засмеялась Гермиона. — Конечно, я приеду.

— Отлично! — просиял Рон. — У меня столько идей! Мы можем, например…

Ребята стали обсуждать планы. Гермиона заметила, что неплохо было бы наметить план на будущее — все-таки это будет их последний год в Хогвартсе, и надо окончательно решить, какие экзамены сдавать и какую профессию выбрать. Но, кажется, все профориентационные программы она запланировала вместо ожидаемого Роном летнего веселья, а это его абсолютно не устраивало.

Гарри смотрел в окно на проплывающие мимо пейзажи, особо не вслушиваясь в спор друзей. Яркое летнее солнце, выглядывающее из-за облаков, слепило глаза. Отчего-то Гарри почувствовал жуткую усталость — рано встал, вероятно. Парень откинулся на спинку сиденья, головой прислонился к окну, подложив под руку голову, и закрыл глаза. Заснуть он так и не смог — Рон и Гермиона все никак не затихали.

— Тихо! — шикнул на них Гарри спустя минут пятнадцать. Но не из-за того, что друзья мешали ему подремать.

— Извини, Гарри, мы… — виновато затараторила Гермиона, но Гарри прервал ее, подняв в воздух руку.

— Тихо, я же попросил, — прошептал парень, прислушиваясь.

Гарри тихонечко поднялся на ноги, беззвучно открыл дверь купе и выглянул в коридор. В конце вагона стояли знакомые ему лица — Паркинсон энергично размахивала руками, и Малфой рядом с ней, с безразличием и каким-то цинизмом, как показалось Гарри, взирающий на свою разгневанную эмоциональную подружку.

— Как ты мог это сделать! — бесилась Паркинсон, красная, как свежая клубника.

«Понятно, — подумал Гарри, собираясь вернуться в купе. — Видимо, узнала про поцелуй».

— Ты ей жизнь разрушил! — не унималась Панси, ткнув Малфою пальцем в грудь.

— Панс, — с ухмылкой ответил Малфой, не повышая голоса. Гарри с трудом мог разобрать его слова за шумом колес поезда. — Я не пойму, тебя что именно волнует: что я поцеловал Дафну или что это увидел ее дружок?

— Знаешь, Драко, — тон Панси сменился на угрожающий. — Если ты считаешь, что между нами может продолжаться хоть что-то, ты, мой милый, очень глубоко заблуждаешься!

Малфой прислонился спиной с стене поезда и наклонил голову вбок.

— Тогда, осмелюсь предположить, дело в бедняжке Гринграсс. Что ж, это исключительно ее выбор. Нравится страдать по Поттеру — пусть продолжает, я в этом цирке абсурда участвовать не собираюсь.

Панси ахнула, вытаращив глаза, и подняла руку в воздух — так и замерла, не решаясь одарить Драко пощечиной, которую тот, безусловно, заслуживал.

— Какая же ты свинья, — констатировала Паркинсон. Резким движением рук оправила юбку, на мгновение опустив взгляд. — Ты растеряешь всех друзей, если не пересмотришь свое отношение к жизни и людям.

— Такова воля судьбы, полагаю.

Панси секунду-другую испепеляла Драко взглядом, а после, не сказав больше ни слова, развернулась, взметнув густые черные волосы в воздух, и скрылась в дверях.

Драко с минуту стоял, вслушиваясь в стук колес, затем неспешно оттолкнулся от стены и поднял взгляд. Заметил Гарри — лишь хмыкнул, качнув светловолосой головой. Открыл дверь и пропал из виду.

Гарри вернулся в купе, аккуратно задвинул за собой дверь и молча сел на свое место. В кармане, рядом с фотографией мамы, лежало эссе — для удобства он свернул лист квадратиком. Двумя пальцами Гарри выудил пергамент из кармана и развернул.

* * *

Дафна неспешно обмахивалась ламинированным блестящим листом с чем-то, вроде меню, как она думала, не удосужившись прочитать. Даже в летнем хлопковом сарафане было жарковато. Взмахнув палочкой над прозрачным стеклянным стаканом, она сделала несколько глотков холодной воды.

— Вот и я! — известила очаровательная пожилая ведьма, отворив дверь, ведущую в каюту. — Переговорила с капитаном, узнала, что мы остановимся в порту Франции по пути. Наконец-то увидишь нежный песочек французского Лазурного Берега.

— Как здорово, когда твоя бабушка знакома чуть ли не со всем миром, — фыркнула Дафна, продолжая обмахиваться листом.

— Милая, хватит ворчать, — ответила женщина, легонько ущипнув девушку за щеку. — Твоя старая карга еще очень даже ничего!

Дафна пробормотала что-то, вроде «и без тебя знаю», и отвернулась к окну. Миссис Гринграсс старшая села на мягкую кушетку, а свою белоснежную широкополую шляпу положила рядом.

— Я только вот что не пойму, — продолжила женщина, поправляя прическу. — С чего вдруг ты изъявила желание ехать со мной в Италию? Не думай, чтобы я сильно возражала: южное солнце пойдет тебе на пользу. Ты бледная, как моль, дорогая моя, — поделилась бабушка, приподняв подбородок внучки и вглядываясь в ее лицо. — Ты же не большая любительница проводить время со своей бабкой.

— Неправда, — возразила Дафна.

— Ладно, — улыбнулась женщина. — Может, я и преувеличиваю. Просто думала, ты предпочтешь остаться в Англии, ходить на все эти напыщенные светские приемы — не то, чтобы я их не любила, конечно.

Дафна пожала плечами.

— Это как-то связано с тем юношей, из-за которого ты просила одолжить дневники?

Дрогнув, Дафна подняла глаза на бабушку. Женщина мгновенно все поняла — пересела к внучке и ласково притянула к себе.

— Ну же, милая…

— Я такого натворила… — едва слышно пробормотала Дафна, падая в объятия бабушки. Зажмурилась — и наконец дала волю слезам.