Всегда Ваш Друг (гет)

— Он правда читал книгу вверх ногами?

Дафна кивнула, глядя на отражение Астории в зеркале. Девочка лежала на кровати старшей сестры на животе, подперев руками голову и весело болтая ногами. Астории, безмерно любящей сестру, казалось до ужаса потрясающим все, что та делала.

— Расскажи, пожалуйста, еще раз, — попросила Астория, хлопая в ладошки. — И подробнее.

Дафна, расчесывающая свои длинные золотистые волосы большой расческой-щеткой с изящной ручкой, на конце завивающейся в своеобразный кренделек, провела по своим локонам еще один раз, после чего повернулась лицом к сестре, откладывая предмет туалета на столик. Она приподняла левую бровь в жесте «ты действительно этого хочешь?» и окинула Асторию слегка насмешливым взглядом.

— Да брось, Дафни, расскажи, — попросила девчушка, в нетерпении заерзав на кровати.

— Во-первых, я же просила тебя не называть меня Дафни, — напомнила девушка, слегка качнув головой. — А во-вторых, скоро придет Панси.

Дафна легко поднялась с небольшого пуфика, тут же одергивая низ своей ночной рубашки — простое изделие из белого хлопка с вышивкой по низу, чем-то напоминающее легкий летний сарафан прямого кроя. Девушка прошла к своей кровати и села рядом с сестрой, которая уже приняла сидячее положение и умоляюще на нее таращилась. Дафна улыбнулась, сдаваясь.

— Ладно, но только быстро.

— И заплети мне косу, — добавила обрадованная Астория, слегка подпрыгнув на месте. — Пожалуйста.

Дафна забралась на кровать и, по-турецки скрестив ноги, перекинула волосы сестры той на спину.

— Как я уже и говорила, я решила написать ему письмо.

Девушка легким движением руки наклонила голову сестры назад, взяла три пряди у самого лба и начала плести колосок, который так любила Астория. Волосы у нее были тоньше, чем у Дафны, и темнее — пепельно-русого цвета, несколько тусклые.

— Ты же знаешь, какая сейчас шумиха вокруг Поттера крутится, сколько самодовольных девах. Глупышки, — холодно усмехнулась Дафна, а Тори слегка поморщилась — сестра слишком сильно дернула немного запутавшиеся пряди волос. — Они не понимают, что своим вниманием только досаждают ему. Едва ли он подпускает кого-то к себе.

— Но как тогда ты думаешь к нему подобраться? — Астория задумчиво сдвинула брови. — Раз уж он никого к себе не подпускает.

— Ты меня вообще слушаешь? — осведомилась Дафна, не прерывая плетения косы. — Для начала я решила написать ему письмо.

— Но другие девочки тоже ему пишут, — возразила Астория.

— Да, глупые любовные послания с сердечками. Могу поспорить, он их выкидывает, даже не прочитав. Я же даже имени своего не написала. Просто сказала, что я ему друг, ну и что хотела бы узнать его получше.

Астория, немного сгорбив спину, задумчиво сплела тоненькие пальцы рук между собой.

— Как думаешь, он тебе ответит?

— Кто знает, — девушка легонько пожала плечами. — Но он наверняка будет заинтересован.

— А что ты будешь делать дальше?

— Не знаю, честно говоря. По ситуации. Поначалу буду просто писать ему.

— Нет, что ты будешь делать, если он не ответит? — Астория попыталась обернуться, чтобы взглянуть на сестру, но та слишком крепко держала конец ее волос, еще не закончив плетение.

— Тори, не дергайся, — в звонком голосе Дафны слышалось легкое раздражение. Астория скорчила забавную рожицу, но сестру послушалась. — Я уверена, что он ответит. Ему сейчас как никогда нужен друг. Уизли — не вариант, — спешно продолжила девушка, опережая вопросы сестры. — Он слишком тугодум, как мне кажется. Вряд ли он поймет. А Грейнджер сейчас зализывает раны у мадам Помфри. И, судя по всему, в ближайшие года два будет редко вылезать из Больничного крыла.

— А мне ее жалко, — пробормотала Тори, уставившись на собственные руки. — Она не заслужила того, что с ней делают другие девочки.

— Может быть, — нехотя согласилась Дафна. — Но нам это только на руку. Хотя бы какое-то время она не будет мозолить глаза и мешаться.

Астория не ответила. Она пусть и обладала амбициозностью своей сестры и недюжинным умом, но была слишком мягка и добродушна, всегда стремилась видеть только самое хорошее в других людях. За это к ней все тянулись; эту ее непохожесть, безграничную доброту Дафна ценила больше всего, хотя не понимала и иногда даже отчитывала за излишнюю мягкость.

— Так на чем я остановилась? — опомнилась Дафна, не заметив смятения сестры. — Ах, да, письмо. Написала я его. Думаю, как же мне его ему передать. Логичнее всего на смежных уроках. Зельеварение — не самый подходящий вариант. Слизнорт не открывает класс раньше начала урока. Соответственно, оставалась Трансфигурация. Ты помнишь, я утром специально встала пораньше и с завтрака ушла самой первой.

— Да-да, — оживленно поддакнула Астория, уже выбросив все посторонние мысли из головы. — Меня Панси еще спросила, куда ты так рванула. Я сказала, что ты забыла заколку в библиотеке с прошлого вечера и хотела ее забрать до уроков.

— Умница, — Дафна приподняла уголки губ в легкой улыбке и благодарно коснулась плеча сестры пальцами, крепко сжимая конец еще не доплетенной косы в одной руке. — Так вот, на Трансфигурацию я пришла заранее. И — ты представляешь? — там сидит Поттер! Как будто бы знал, как он мне нужен был именно там и именно тогда, — девушка усмехнулась. — Я подошла к нему, а он читал. Делал вид, если быть совсем уж точной.

— И держал книгу вверх ногами, — добавила Астория, вновь подпрыгнув на кровати, и так весело засмеялась, что даже Дафна ненароком улыбнулась.

— Да, вверх ногами, — подтвердила она. — Я решила воспользоваться ситуацией и просто кинула ему письмо в сумку.

— Просто кинула?

— Да, сумка была раскрыта, а Поттер даже ничего не заметил.

— Не заметил?! — восхищенно переспросила Астория.

— Что не заметил?

Дверь в комнату шумно отворилась, пропуская внутрь Панси. Девушка была чем-то заметно довольна и старательно накручивала на палец свои иссиня-черные прямые волосы.

— Ничего, — невозмутимо отмахнулась Дафна, последний раз оборачивая резинку вокруг конца косы Астории. — Просто рассказываю Тори про Лонгботтома сегодня на Заклинаниях.

— Ох, точно, — Панси оживилась, подходя ближе к сестрам Гринграсс. — Как можно не заметить, что край твоей мантии зацепился за ручку шкафа? Такой грохот стоял!

Панси засмеялась, шумно и часто вбирая воздух в легкие. Ее смех был грубым и отчаянно напоминал Дафне лай койота, отчего та поджала губы, удерживая себя от нелестного комплимента однокурснице, которая по официальному оглашению считалась ее подругой.

— А мне его жалко, — пролепетала Астория, слышавшая эту историю от кого-то в гостиной.

— Тебе всех жалко, — поморщилась Паркинсон, но вновь заулыбалась, когда увидела готовую прическу на голове девочки. — Вы тут косы плетете, да? Даф, сделаешь мне, хорошо? Хочу завтра походить с волнистыми волосами, а после косы волны смотрятся гораздо красивее, чем после заклинания завивки.

— У тебя слишком тяжелые волосы и волны без магии держат от силы полчаса, — возразила Дафна, свешивая ноги на пол. — И я собиралась спать.

— Ну и пожалуйста, — фыркнула Панси, обиженно выпятив нижнюю губу и усаживаясь на свою кровать.

Астория, от которой не ускользнуло ни одно слово, давно слезла с кровати и шарила по полу ногами, пытаясь надеть свои милые пушистые тапочки без помощи рук. Она в целом выглядела довольно забавно сейчас за счет своей розовой пижамки, сплошь усеянной крошечными ромашками — она любила все милое и невинное.

Астория не была высокой, как и Дафна, но была тонюсенькая, как палочка. Худоба ее была даже болезненной — девочка была от рождения очень слабенькой и склонной ко всяким заболеваниям. На фоне своей угловатой сестренки стройная Дафна казалась еще более элегантной. Впрочем, у них была разница в возрасте в два с лишним года, так что неженственность фигуры Астории вполне можно было списать на возраст — неполные четырнадцать. Дафна же в свои шестнадцать с половиной была уже полностью сформированной, хорошенькой молодой девушкой без характерных для подростков угловатостей и детских пухлых щечек, которые еще оставались у младшей сестры.

Дафна и Астория хоть и были родными сестрами, но имели схожесть только в некоторых чертах. Например, у них были абсолютно одинаковые аккуратные носики, только у Тори он был немного курнос и с россыпью бледных веснушек на переносице. Похожий изгиб губ, более тонких и бледных у младшей сестры, и более пухлых и алых у старшей. Глаза, одинаково большие у обеих сестер, у Тори были яркого василькового цвета с мелкими вкраплениями чего-то бирюзового, а глаза Дафны были светло-голубыми, холодными, и обрамлялись густыми темными ресницами. У Астории же реснички были сероватыми, какими-то блеклыми, а потому их будто бы не было вовсе. Дафна предлагала использовать краску или косметику, но Тори упорно отказывалась по известной только ей одной причине. Вероятно, ее просто устраивала собственная внешность. Внешность старшей сестры была ярче, более впечатляющей, чем внешность, казалось бы, блеклой, словно прозрачной Астории, но сама Дафна считала сестру настоящей красавицей с самыми потрясающими на свете глазами. Эти глаза, вечно улыбающиеся и искрящиеся добротой и какой-то простотой, с нескрываемым любопытством и оптимизмом глядящие вперед и берущие от жизни все, действительно очаровывали всех, с кем бы младшей Гринграсс ни приходилось взаимодействовать.

— Спокойной ночи, Дафна, — бросила Астория, шустро чмокая сестренку в щечку. — Приятных снов, Панси, — пожелала она второй хозяйке комнаты, пробегая мимо.

— Доброй ночи, — хором отозвались девушки, провожая взглядом младшую Гринграсс.

Дверь закрылась, оставляя Дафну и Панси наедине. Гринграсс тут же закопошилась, забираясь под большое пуховое одеяло, которое постоянно шуршало. Паркинсон же задумчиво смотрела на дверь, но не фокусируя взгляд, будто бы проходя им сквозь деревянную поверхность.

— Все три года не перестаю задаваться вопросом, что Тори делает на Слизерине. Ей бы в Хаффлпафф.

Дафна кинула беглый взгляд на подругу и тихо усмехнулась.

— В пять лет Астория таскала конфеты с самой последней полки высоченного шкафа. Она карабкалась вверх по полкам, как по лестнице. И никто ничего не заподозрил до тех пор, пока Тори не вытаскала все конфеты. И то она долго отрицала свою причастность, пока однажды ее не поймали с поличным, — Дафна выдержала паузу, изогнув губы в насмешливой улыбке, пока Панси во всю хохотала, согнувшись на кровати пополам. — Зато мама долго водила ее по лекарям, которые никак не могли объяснить, откуда у нее все прибывают и прибывают новые красные пятна от аллергии, ведь она «совсем не ест ничего сладкого».

Дафна полностью забралась под одеяло и как следует подоткнула его: по ночам она частенько мерзла, будучи крайне чувствительной натурой.

— В общем, Астория самая настоящая слизеринка. И если она не унижает каждого встречного, то это говорит лишь о том, что у нее не такая поганая душа, как у многих из нас.

Панси перекатилась на бок и положила голову на вытянутую вперед руку, неотрывно следя за Дафной, которая по-прежнему шуршала одеялом, укладываясь поудобнее. Казалось, она знакома с ней целую вечность, но все равно Гринграсс-старшая была какой-то недосягаемой, непонятной, таинственной. Панси была неглупой и довольно проницательной девушкой, но она никогда не могла понять, что движет Дафной и что у нее на уме. Гринграсс никогда не болтала о личном, редко проявляла какие-либо эмоции, оставаясь безразличной почти ко всему, не имела особенности делиться своими мыслями. Впрочем, Паркинсон это вполне устраивало: она любила говорить о себе и обсуждать свои проблемы с Дафной, которая, не желая переходить на свою личность, поддерживала болтовню Панси. К тому же, она нередко давала неплохие советы и делала просто божественные прически. Так что дружба с Дафной Гринграсс оказалась вполне выгодной для Панси.

— Вы с Тори совершенно разные, — сказала Панси, будто пришла к какому-то мысленному заключению.

— Да, — без обиняков отозвалась Дафна, гася свет.

Панси уснула довольно быстро: буквально минут через пятнадцать-двадцать послышалось ее сопение. Дафна же долго не могла уснуть, исступленно глядя в темный потолок.

Она так необычайно спокойно рассказывала сестре о том, как сделала первый шаг на пути к заполучению сердечка Поттера. Так спокойно и безмятежно, будто бы это была такая игра, за победу в которой давали леденец и гладили по головке. Но на кону стояло благополучие ее семьи.

Дафна с усилием зажмурилась, пытаясь отогнать непрошенные мысли, камнем висящие на ее душе. Но это не помогло. Сознание, уставшее и расстроенное, воспроизводило моменты из прошлого, и перед Дафной предстала картинка, врезавшаяся ей в память настолько, что едва ли она имела надежду хоть когда-нибудь ее забыть.

Лето. За окном бушует гроза. Дафна как сейчас помнила звон капель дождя, барабанящих по стеклу с неимоверной силой. Ее быстро поседевший отец, некогда славившийся среди дам своими золотистыми кучерявыми волосами, сидел в кресле, чуть сгорбившись, устало тер пальцами виски, в которых стучало от напряжения. Мама стояла за его спиной. Под красивыми голубыми глазами, казавшимися какими-то безжизненными, пролегли темные тени, а губы были плотно сжаты. Она держала руки на плечах мужа то ли пытаясь подбодрить, то ли отговорить от чего-то. Тогда Дафна еще мало что понимала.

За это лето их поместье не раз обыскивали люди из Министерства. В такие дни девочек обычно отправляли к бабушке, но Дафна всегда знала, что в их дом опять пришли эти люди.

Дафна повернулась на бок, подтянув ноги к груди. Руками она отчаянно сжимала одеяло, как будто бы пытаясь найти в нем какое-то утешение.

Отец поднял голову и взглянул на Дафну. Его руки были с силой сжаты в кулаки, а в глазах отражалась глубокая печаль. Дафна всегда была его любимицей. Асторию, конечно, он тоже безмерно любил, но Дафна была для него особенной. Его малышка, его первенец. Он всегда угождал всем ее прихотям, возился с ней, даже сам менял пеленки в детстве, отказываясь от помощи нянечек. Строгая по своей натуре мать не дала мужу слишком уж разбаловать старшую дочь и основательно взялась за ее воспитание. Но папа не переставал ее холить и лелеять в любом возрасте. Дафна всегда была его драгоценностью. И сейчас только эта драгоценность могла ему помочь.

«Ты должна влюбить в себя Гарри Поттера».

Эти слова тогда прозвучали громом и до сих пор эхом откликались в ее ушах, заставляя испытывать противный холодок.

Дафна тогда не сказала ни слова. Лишь сдержанно кивнула. Она знала, что ее семья находится в серьезной опасности, в которой только она могла стать лучиком надежды. Она молчала — привычка, само собой сформировавшаяся в течение учебы в школе, хотя едва ли в детстве она была сильно общительным и открытым ребенком. Молчала, когда у них дома стали появляться подозрительные люди. Отец запирался с ними в своем кабинете и подолгу что-то обсуждал. Мама говорила, что это мужские дела и в них лезть не стоит, но Дафна знала, что отец дает этим людям денег на что-то, что навряд ли является законным. И ее это не беспокоило до тех пор, пока она не стала замечать, что отец стал часто выпивать и постоянно где-то пропадать. Тогда еще по всей Англии разнеслась новость о том, что пленники, ужасные преступники, причисляющие себя к Пожирателям Смерти, сбежали из Азкабана. Она молчала, хотя понимала, куда и на что идут средства отца. Странные, пугающие люди с тех пор перестали быть такой уж редкостью. Они заходили в их дом так, будто бы он принадлежал им, а не Гринграссам, творили все, что хотели, а отец не смел им перечить. Дафна догадывалась, что пусть поначалу ее папа и поддерживал те идеи, в которые вкладывался, но сейчас ему угрожали. Угрожали не тем, что сожгут дом, отнимут деньги, нет. Угроза нависала над его самым большим сокровищем — дочерьми и женой. И он делал все, что требовалось для их нормальной жизни. И на глазах превращался из бойкого красавца-мужчины в седого старика. К ним стали наведываться люди, которых искали по всей Великобритании мракоборцы. Но самым большим потрясением для Дафны оказалась Беллатриса Лестрейндж. Она вломилась в их дом, не предупредив хозяев, а потому застала всю семью в гостиной: они обсуждали сборы девочек в Хогвартс (зимние каникулы заканчивались). Дафна прекрасно помнила, как Беллатриса, гордо вздернув нос, окинула их холодным безумным взглядом. Отец вскочил со своего места, пытаясь увести женщину от дочерей, но та как будто и не замечала его. Она прошагала прямиком к Дафне, замирающей от ужаса, но храбрящейся. Она боялась не самой Лестрейндж как таковой, а ее безумства, но продолжала держать спину прямо, не показывая собственную слабость. Беллатриса провела по белоснежному лицу Дафны своей рукой, грязной, с кривыми погрызенными ногтями, которые пожелтели, и резким движением подняла вверх точеный подбородок девушки, заставляя ту смотреть на нее. «Красивая, — сообщила она, сжимая подбородок Дафны своими огрубевшими пальцами, — будет завидной невестой для многих наследников чистокровных семей». Она выпустила Дафну и только стремительно вылетела из комнаты, как и очутилась в ней, потащив за собой отца семейства. Дафна знала: опять будут угрозы и вымогательства, только в сто раз опаснее из-за безумства Беллатрисы, которое так ее пугало. Она до сих пор помнила, как тряслись ее руки, как долго ощущала она эти грязные пальцы с пожелтевшими ногтями на своем лице, помнила лицо Астории, вжавшейся в свое кресло. О, Астория была настолько угнетена, настолько испугана, что еще неделю не вставала с постели от слабости, не говоря ни слова. Дафна тогда не отходила от нее и постоянно держалась за прохладную маленькую ручку сестры или гладила ту по голове. Успокаивая Асторию, она и сама невольно справлялась с пережитым.

Дафна выпрямила ноги и вновь легла на спину, исступленно глядя в потолок.

А потом Тот-Кого-Нельзя-Называть пал во второй раз и, как и прежде, по вине Гарри Поттера. Просто рассыпался в воздухе, и никто ничего об этом не мог сказать. Пожиратели сошли с ума, Министерство — тоже. Только одни крушили все подряд, а другие — ловили тех, кто все крушил. На большинство чистокровных семей пала тень. Многих отправили в Азкабан, но некоторым удалось выкрутиться. Огромные штрафы, бесконечные допросы и осмотры — вот что выпало на их долю. Вот что выпало на долю ее отца. Дафна догадывалась, что его вполне могли посадить, если бы он не опустошал свою казну в прибыль отдельных лиц в Министерстве. Дафна очень любила своего отца и понимала: что бы тот ни делал, это всегда было исключительно для их блага. Но сейчас положение было безнадежным. Денег оставалось все меньше — Министерство выкачивало все подчистую. Защищать свою семью мистер Гринграсс уже почти не имел возможности. А ведь в некоторой степени во всем этом виноват Мальчик-Который-Выжил. И именно ему Дафна должна была отдать свое сердце навечно, чтобы спасти семью. Теперь она — главная опора и надежда ее отца, который ее всегда так любил.

Дафна уже смирилась со своей участью. Она никогда не была мечтателем, но, как и любая женщина, девочка, ждала любовь и счастье. А сейчас она была готова пожертвовать и тем, и другим ради благополучия своей семьи. Она сделает все, что потребуется. Она завладеет сердцем Гарри Поттера.

Дафна уснула, не заметив слезинку, стекающую прозрачной, слегка серебрящейся струйкой по ее щеке прямо на подушку.

Примечания:

Не нашла точную информацию по размещению слизеринцев в спальнях, поэтому в данном фанфике они занимают по два-три человека в комнате.