Трудности перевода (джен)

Леголас нервничает, и я не могу его винить. Наше собрание выглядит довольно устрашающе, а он знает, что его здесь не будут ни поздравлять, ни восхвалять. Он теребит рукава своей одежды, взгляд его мечется по комнате, поочерёдно останавливаясь на каждом из нас. На каждом, кроме Глорфиндела. На Глорфиндела он не глядит, будто того и вовсе здесь нет. Чувствую, как взгляд Леголаса пробегает по мне, прежде чем остановиться… Нет, не на Элронде — на Гэндальфе. Кажется, он чувствует, что Гэндальф — его единственный друг в этой комнате. Возможно, в этом он прав.

— Леголас, — голос Элронда строг, но в то же время вежлив, он наверняка видит его волнение и может его понять, — ты осознаёшь, зачем ты здесь?

Смотрю, как Леголас стискивает зубы и поднимает голову, чтобы встретить пристальный взгляд Элронда.

— Вы хотите сделать мне выговор за случившийся сегодня скандал, — прямо отвечает он. — И это справедливо, потому что я опозорил своего отца. Должен вам сказать, что он ожидал от меня лучшего.

Он делает паузу, но потом, будто бы отказавшись от задуманной речи, проглатывает заготовленные слова и приносит извинения:

— Мой лорд, я сожалею о своём поведении. Больше такое не повторится.

Воцаряется тишина. Некоторое время Элронд пристально смотрит на Леголаса оценивающим взглядом. Интересно, что он видит.

Пауза затягивается, из вежливой она становится тягостной, и в конце концов Леголас прерывает молчание:

— Я только хочу знать, почему должен отвечать за свои проступки перед столь представительным собранием, а не лично перед вами. Действительно ли так необходимо, чтобы все присутствующие здесь стали свидетелями моего наказания?

При этом он смотрит на меня, и я опять не могу его винить. С его точки зрения, зачем мне быть здесь, если не для того, чтобы ещё сильнее его смутить? Однако я удивлён, что у него хватило мужества это высказать.

— Мы позвали тебя сюда не для наказания, Леголас, — это Гэндальф, и он говорит с той добротой, которую обычно приберегает для хоббитов. — Мы хотели, чтобы ты объяснился. Арагорн уверен, что всё произошедшее сегодня вечером не так просто, как кажется.

Леголас смотрит на меня распахнутыми от удивления глазами. Не знаю, чему он удивляется: тому, что я мог понять, что его слова значат не то, что подумали все вокруг, или тому, что я вообще решил его поддержать?

— Можешь сказать нам, зачем ты решил подойти к гному? — спрашивает Элронд, и плечи Леголаса опускаются.

— Я хотел его поблагодарить. Думаю, вы понимаете, что всё пошло совсем не так, как должно было.

— Поблагодарить его? — Гэндальф наклоняется вперёд в своём кресле, удивлённо поднимая брови. — За что ты хотел его поблагодарить? Разве он не уничтожил сегодня днём все твои труды?

— Это правда, но это было недоразумение из-за… Мы… Я… — он теряется и в отчаянии смотрит на меня.

— Плохое знание языков, — быстро говорю я. — Леголас и Гимли просто не смогли понять друг друга, поэтому я убеждён, что в случившемся на самом деле никто не виноват.

Слышу рядом недовольное ворчание Глорфиндела, но в этот раз не обращаю на него внимания.

— Он был зол на меня, но всё же похвалил, — продолжает Леголас. — Я подумал, что его любезность не должна остаться без ответа. И решил его поблагодарить.

— Похвалил? — я крайне удивлён. — Леголас, когда я его увидел, было непохоже, чтобы он собирался тебя хвалить!

— Я знаю, — оборачивается ко мне Леголас. — Это и меня удивило.

— Как именно? — Гэндальф внимательно смотрит на него. — Мой опыт, а он достаточно богат, подсказывает мне, что гномы вообще-то не настроены хвалить народ Трандуила. Что конкретно он сказал?

— Он сказал, что я похож на своего отца.

Со стороны Элронда раздаётся отрывистое фырканье, и его рука взлетает к лицу: прикрыть улыбку, подавить грозящий вырваться смех. Короткая усмешка пробегает и по моим губам, я не могу её подавить до конца, а Глорфиндел даже не пытается скрыть своё веселье.

— Это не похвала, это оскорбление! — хохочет он.

Но Леголасу это не кажется смешным. Наше веселье приводит его в бешенство, он с трудом сдерживает ярость.

Мне становится стыдно за наш смех над ним. Он неуместен и обиден, каким бы смешным ни казалось утверждение Леголаса.

— Элронд! — шипит Гэндальф. — Держи себя в руках!

Упрёки совести за смешки и ухмылки мешают мне оценить по достоинству забавную ситуацию: Гэндальф приводит в чувство некстати развеселившегося Элронда.

— Это и в самом деле похвала, — продолжает Гэндальф, смотря при этом на Глорфиндела, — причём высшей пробы. Вот только я боюсь, Леголас, что гном не это имел в виду. В конце концов, он не знает твоего отца так, как знаю его я, как знаешь его ты. Он видит лишь то его обличье, которое твой отец показывает внешнему миру. Как и все остальные здесь присутствующие. Что ж, это их беда.

Он откидывается на спинку кресла и награждает Глорфиндела взглядом, способным приморозить того к сиденью. Глорфиндел даже не вздрагивает. Глорфиндел никогда не вздрагивает.

— Я понимаю, — теперь Леголас слушает только Гэндальфа и разговаривает только с ним.

 — Думаю, — его голос вдруг становится тихим и грустным, — думаю, мне следует извиниться, а то выходит, что я только и делал, что оскорблял других, не желая того.

Тревожный взгляд, как вспышка, пролетает между Элрондом и Гэндальфом.

— Пожалуй, тебе не стоит извиняться перед гномом в одиночку, — вступает Гэндальф. — Давай-ка я схожу с тобой в качестве переводчика. Нам бы не хотелось усугубить проблему. Это было бы крайне неудачно.

Давно сдерживаемый гнев Леголаса наконец вырывается наружу:

— Я не дитя малое, чтобы водить меня за ручку!

— Я и не считаю, что ты дитя, — твёрдо отвечает Гэндальф. — Если бы считал, не предложил бы твою кандидатуру для нашего предприятия.

Теперь очередь Элронда недовольно шипеть: Леголас не знал и не должен был знать, что мы обсуждаем, достоин ли он сопровождать хранителя Кольца. Тем более что мнения у нас серьёзно разделились. Гэндальф высказался не вовремя, шило вылезло из мешка… Нам придётся объяснять…

Леголас прерывает свою отповедь на полуслове, он очень удивлён.

— Для чего вы предложили мою кандидатуру? — он поворачивается от Гэндальфа к Элронду.

— Для чего вы предложили мою кандидатуру, мой лорд? — повторяет он.

Если бы Элронд мог выглядеть как пойманный обманщик, я бы сказал, что именно так он сейчас и выглядит, и на моей памяти такое случается впервые.

— Мы обсуждаем представителя эльфийского народа, который отправится с Фродо и Кольцом, Леголас, — говорит он наконец с таким видом, будто каждое слово тянут из него клещами. Ему не хочется разглашать секрет, но выбора у него нету. Возможно, Гэндальф проговорился не так уж и нечаянно, а вовсе даже намеренно. С него, пожалуй, станется.

Леголас тихо выдыхает. Очевидно, он даже не думал о такой возможности, да и с чего бы ему о ней думать? Какую-то секунду он молчит, он не ожидал подобного, когда его вызвали сюда. Однако очень скоро ему удаётся собраться, и я восхищен его самообладанием.

Однажды я видел Трандуила, пусть недолго, и сказать, что он произвёл на меня впечатление, было бы серьёзным преуменьшением. Так вот, Леголас, стоящий перед Элрондом, больше не кажется неуверенным юным эльфом, который растерялся, столкнувшись с незнакомой культурой. Теперь он выглядит в точности как сын своего отца.

— И когда же вы собирались мне об этом сообщить? — спрашивает он. — По-вашему, я не имею права знать о планах, которые напрямую касаются меня? Возможно, вам следовало получить моё согласие, прежде чем обсуждать мои недостатки… Чем, я уверен, вы долго и небезуспешно занимались.

Тут он в первый раз бросает взгляд на Глорфиндела.

Если Элронд и удивлён такой реакцией, он хорошо это скрывает. Он не отвечает Леголасу, будто тот ничего и не спрашивал. Он не пытается объясниться. Вместо этого он сам переходит в наступление, и мне интересно, как Леголас с этим справится.

— Ты сам понимаешь, почему твоё поведение сегодняшним вечером обеспокоило нас, — говорит Элронд резким, язвительным тоном. — Нет никакого смысла рассуждать о твоём включении в отряд, если ты не можешь нормально общаться с гномом даже здесь, в Имладрисе. Сможешь ли ты отправиться с ним в поход, Леголас, и не разрушить Братство?

Леголас не задерживается с ответом, и я восхищаюсь его мужеством, когда он стоит здесь один против всех нас. Он смотрит Элронду в глаза, а ведь я все эти годы избегал встречаться взглядом с правителем Имладриса, когда тот сердился.

— Вы считаете, я не могу работать в одном отряде с другими? Вы думаете, я никогда не был в походе и в бою рядом с теми, кому раньше не нравился? Вы думаете, я могу испортить дело такой важности из-за своих личных чувств?

Леголас искренне негодует, и Глорфиндел не может упустить случай высказаться. Он не видит мужества и силы духа, которые вижу я; мне кажется, он просто считает Леголаса наглецом.

— Ты не дал нам поводов думать иначе, — бросает он. — Даже сейчас ты не ответил на вопрос лорда Элронда: можно тебе доверять или нет? Сможешь ты поладить с гномом или нет?

Но Леголас не отводит взгляд от Элронда и не заглатывает приманку Глорфиндела. Годы рядом с Трандуилом явно не прошли даром. К нашему удивлению, если надо, он отлично владеет собой. А всё его поведение в этой комнате меня просто поражает.

— Я спрошу вас, — говорит он Элронду, голова высоко поднята, глаза сверкают, — задавались ли вы подобным вопросом в отношении гнома? Он-то сможет поладить со мной — или нет?

И Элронду нечего возразить, потому что так вопрос мы не ставили… А ведь следовало бы. Нечасто я вижу, чтобы над Элрондом кто-то брал верх в споре.

— Нет, — вынужден признать он. — Но мы исправим это, Леголас.

Леголас оборачивается к Гэндальфу, я всё ещё вижу его лицо — пыл утихает. Теперь он кажется очень юным и одиноким.

— Вам следовало мне сказать, — говорит он негромко. — Я не пешка, которой вы играете. Есть народ, которому я нужен, есть много вещей, о которых мне стоит подумать, прежде чем согласиться на ваше предложение, даже если вы и выберете меня. Вам хотелось, чтобы в этом незнакомом месте я вёл себя так, как требуется вам, но как вы могли ожидать этого, не давая мне никакой важной информации? Это ошибка, и ошибка не моя.

И Гэндальф отводит взгляд, потому что Леголас прав. Мы все были несправедливы к нему, когда судили каждый его шаг, а он не знал, чего от него хотят.

Он не даёт нам шанса извиниться, хотя я, со своей стороны, искренне бы этого хотел. Вместо этого он решает избавить нас от своего присутствия. С истинно королевской вежливостью он коротко кланяется Элронду.

— Прошу меня простить, — говорит он. — Вы дали мне много пищи для размышлений.

И поворачивается к выходу, не ожидая разрешения Элронда. Но тут же останавливается, принимает какое-то решение и начинает действовать, пока не передумал.

— Разрешите сказать несколько слов лорду Глорфинделу? — спрашивает он.

Элронд отвечает кивком и удивлённым взглядом. Неужели теперь, разорвав наше превосходство в клочья, Леголас собирается принести извинения?

Очевидно, Глорфиндел ожидает именно этого. Он откидывается на спинку кресла, руки за голову, на лице снисходительное выражение.

— Разумеется, слушаю тебя, мальчик, — улыбается он, готовясь услышать очевидные слова раскаяния.

Леголас останавливается перед ним, но не склоняет голову со стыдом и уважением, как ожидает Глорфиндел… Да и все мы тоже. Его голова поднята, он наклоняется вперёд, впервые с момента входа в комнату глядя Глорфинделу в глаза. Его голос холоден как лёд и царапает души слушателей. В этот момент нет сомнений, чей он сын, это внушительное высокомерие в тяжёлой обстановке могло достаться ему только от Трандуила.

— Вы никогда не знали моего деда и ничего не знаете о нём до сих пор, — слова плывут над столом с неприкрытой враждебностью. — Вам не следовало публично клеветать на него лишь для того, чтобы унизить меня.

Затем он разворачивается на каблуках и уходит, не удостоив никого из нас прощальным взглядом, а мы все не можем сказать ни слова, потому что никто… Никто… Никогда не разговаривал с Глорфинделом таким тоном, как бы тот этого ни заслуживал. Глорфиндел багров как свёкла и аж заикается, настолько он непривычен к прилюдному порицанию. Неодобрение от Элронда — это одно, но от неизвестного никому маленького лесного эльфа — это совсем другое.

И мы поражённо глядим друг на друга, пока сидящий в углу со своими заметками Эрестор не нарушает молчания.

— Всё-таки Гимли прав, — говорит он спокойно и сухо. — Яблочко от яблони недалеко падает.

Но говорит он это скорее с восхищением, чем с насмешкой, и Гэндальф смеётся.