Воскрешение (гет)

На улице шел дождь. Ветер играл с каплями, направляя их в сторону окна, а они, в свою очередь, рисовали влажные дорожки на недавно вымытом стекле. Петуния Дурсль, молодая мама и супруга одного влиятельного мужчины, хмуро глядела на то, как стихия уничтожала результаты её утреннего труда. Она очень любила чистоту и ненавидела до омерзения любые признаки грязи. Так повелось с глубокого детства, которое она едва ли могла бы вспомнить.

— Дорогая, Дадли испачкался.

Морщинки недовольства разгладились, а на худом лице появилась широкая улыбка. Да, Петуния определенно не любила грязь, но сына она обожала. И особенно ей нравилось наблюдать за тем, как бордовое ягодное варенье или желтое яблочное пюре исчезали с нежно-розовой мягкой кожи, делая её прекрасной и чистой. Такое важное дело, как мытье собственного сына, она бы не доверила даже мужу. Он это знал и был очень рад.

Пухлый мальчик отчаянно визжал и брыкался, пока его тёрли специальной мочалкой «для малышей» и обливали вот уже в пятый раз тёплой, но от этого не менее приятной водой. Петуния крепко держала Дадли во время купания, а Вернон тем временем попивал горячий чай на кухне, закусывал плюшкой и читал газету. Иногда, когда Дадли кричал особенно громко, Вернон с гордостью говорил: «Какой голос! Какой характер! Умеет настоять на своём!».

Водные процедуры подошли к концу, и недовольный, но как никогда розовощекий мальчик лежал в кроватке и грыз новую игрушку. Полюбовавшись на него, Петуния спустилась к Вернону и села на соседний стул. Она чувствовала лёгкую усталость, но это не мешало ей быть довольной собой.

— Какой хорошенький у нас сыночек, — вздохнула она с улыбкой и вновь посмотрела в сторону лестницы. Чем дольше она находилась вдали от сына, тем больше волновалась: «Вдруг он ударится или испачкается?», «Вдруг захочет кушать, а мамы не будет рядом?», «А, может, он будет скучать по нам и грустить?». Дадли был первым и пока единственным их ребёнком.

Вернон сложил газету и, видимо, собирался что-то сказать, но тут раздался стук. На часах было около одиннадцати вечера. Стук повторился.

— Кто мог прийти к нам в такое время? — Голос Петуньи повысился на несколько тонов. Она подошла к окну и попробовала что-то разглядеть, но на улице было темно, да и дождь ещё не прекратился.

Стук. Вернон встал и пожалел, что рядом не было ничего достаточно тяжёлого, но небольшого. Он неспешно прошел к двери, всё ещё надеясь, что незваный гость уйдет.

— Кто там?! — рявкнул он, посмотрев в глазок, но ничего не увидел.

Ответа не последовало.

— Может, ушли? — пискнула Петуния из-за его спины. Поздние гости едва ли сулили что-то хорошее.

Стук повторился. Вернон стиснул кулаки на мгновение, принял самый устрашающий из своих видов, и открыл дверь. Увиденное заставило его на время потерять дар речи.

На пороге их дома стояла промокшая насквозь женщина в грязной, местами порванной одежде, а в её руках был крупный свёрток. Придя в себя, он хотел было наговорить кучу гадостей незнакомке, но супруга его опередила громким выкриком:

— Лили! Неужели он бросил тебя?

Вернон обернулся к Петунии, отчаянно пытаясь вспомнить, где раньше слышал это подозрительно знакомое имя, но, увидев выражение её лица, подумал, что сегодня, наверное, один из счастливейших дней для Петунии — настолько довольной он её давно не видел.

Дадли заплакал наверху, но Петуния этого как будто и не заметила. Вернон с подозрением посмотрел на гостью, которую определённо знала его жена, и ушел к сыну.

— Лили, Лили… — Петуния качала головой, стоя по центру прохода. — Так и знала, что твои дружки до добра не доведут. — Петуния сделала несколько шагов из стороны в сторону, по-прежнему закрывая проход. — И что теперь? Пришла с вещами к старшей сестре? Для чего? Просить помощи? Или, чего хуже, жилья? Так вот, дорогая, обойдешься. У меня своя семья: надежный и любимый муж, и восхитительный, обаятельный и умненький сыночек. А ты можешь…

Свёрток зашевелился и заплакал, и только теперь Петуния поняла, что на руках сестры были совсем не вещи. Непонятно откуда вылетел сложенный пополам лист и упал на лакированные чёрные туфли миссис Дурсль. Поглядывая на странно тихую сестру, Петуния подняла и открыла письмо.

«Дорогие мистер и миссис Дурсль! С прискорбием сообщаю, что в семье ваших близких родственников, Поттеров, произошла трагедия. Многоуважаемый и храбрейший волшебник Джеймс Поттер погиб, защищая свою семью от тёмного волшебника. Его супруга, Лили Поттер, сестра Петунии Дурсль, видела, как это произошло, и сейчас находится в сильном шоке. Лили и её сын Гарри сейчас, как никогда, нуждаются в поддержке и заботе родных. К сожалению, других родственников у них нет, поэтому направляю их к вам и надеюсь на радушие, отзывчивость и чувство ответственности перед родной кровью у таких замечательных людей как миссис и мистер Дурсль.

С глубочайшим уважением, А. Дамблдор»

Пока Петуния читала письмо, Гарри заплакал более громко, но Лили даже не попыталась его успокоить. Вернон спустился на шум и ещё сильней рассердился, увидев, что назойливая незнакомка, оказывается, посетила их дом с ребёнком. С каждой минутой её приход всё больше ухудшал его настроение.

— Петуния, что здесь происходит? Может, нам пора закрыть дверь?

Гарри пытался высвободиться из одеяла и, вероятно, уже успел промокнуть. Петуния внимательно посмотрела вначале на сестру, потом на ребёнка — почти ровесника её любимого Дадли, только более щуплого и, по её мнению, сильно недокормленного. Она отдала Вернону письмо, кратко сказав:

— Прочти и посади её где-нибудь… На табуретку. Я скоро вернусь.

Петуния не встретила особого сопротивления, когда забирала Гарри из рук его мамы, и ей показалось, что Лили как будто бы не видит ни её, ни своего ребёнка.

— Выкупаю тебя, что ли... — поморщившись, сказала Петуния и понесла Гарри наверх. — Надо избавиться от этой грязи!