Арифмант (джен)

Двадцать пятое декабря в тысяча девятьсот двадцать шестом году — суббота. И Рождество. Может быть, именно это сыграло свою роль, что миссис Оутс не выгнала меня. А может то, что я согласилась выполнять любую работу, что была в приюте, не настаивая на деньгах.

Правда, плату она все равно мне предложила — фунт в неделю, плюс питание и койкоместо. Да еще за одежду я должна ей вроде как три шиллинга.

Читая фанфики по Гарри Поттеру, пришлось разбираться в денежной системе Британии. В 1971 году была денежная реформа. Ввели десятичную систему, и один фунт стал равен ста пенни. Но сейчас на дворе — середина двадцатых годов. Один фунт — двадцать шиллингов, один шиллинг — двенадцать пенни. Ну, помню еще и гинею — двадцать один шиллинг — чуть больше фунта. А, еще вроде как фартинги были — четвертушка от пенни.

Если говорить о покупательной способности, то один фунт двадцать шестого года равен тридцати из моего времени. Фунт в неделю… Это примерно полторы тысячи рублей «нашими».

Негусто. Но я не буду платить за еду и жилье. Это плюс. А что покупать… Покупать мне нечего, только копить.

И прозябать мне тут до скончания своих дней. Потому что, во-первых, я женщина, а тут о равноправии даже не слышали. Во-вторых, мое образование тут никому не нужно, ибо «во-первых», плюс у меня нет местных документов, связей и еще много чего. Так что…

Тяжела и неказиста…

Я — человек ленивый. Но ленивый ровно до той степени, насколько возможно. Если необходимо, я могу и буду работать. Когда болела моя бабушка, и некому было за ней ухаживать, я в неделю спала в лучшем случае дня три, остальное время училась и занималась уходом за бабушкой. Уборка, стирка, глажка, готовка, медицинские процедуры… В таком ритме я прожила полтора года, и даже сессии сдавала без особых хвостов.

Сейчас мне, увы, придется жить в таком ритме долго.

* * *

Неделю привыкаю. Шок от «попадания» как-то уходит на второй план, отодвинутый работой. Никто не собирается давать мне послабления. Миссис Оутс и ее помощницы кричат на меня, когда я оказываюсь нерасторопной, пару раз мне даже прилетает грязной тряпкой. Едва сдерживаюсь, чтобы не дать сдачи. Останавливает лишь четкая, красными буквами висящая в сознании мысль: «Мне некуда идти». Местных порядков я не знаю, языка, как оказывается, толком тоже не знаю.

Привыкать приходится ко многому. И к местной моде — в штанах здесь не ходят. Вернее, ходят, но где-то в Лондоне. Миссис Оутс заставляет всех девушек и женщин носить платья и юбки. А чтобы не замерзло ничего под юбкой — толстые вязаные панталоны и гетры. Неудобно — жуть. Где наши прекрасные капроновые колготки? Или просто колготки. Хорошо хоть, что я не попала где-то в девятнадцатый век. С юбками до полу я бы не справилась. Не привыкла носить длинное, разве что только штаны.

Стирка — руками. Какие стиральные машины! Посуда — руками. Готовить — руками. Никаких комбайнов, микроволновок и прочих прелестей жизни.

И рабочий день по восемнадцать часов.

Дети. Орущие младенцы, дошколята, подростки… Хорошо, что они не сидят без дела, как наши детдомовцы, а заняты полезным трудом — и полы моют, и со стиркой помогают, и дрова рубят. И не только.

В воскресенье, двадцать шестого, иду вместе со всеми в церковь. Я человек не религиозный, но приходится. Принципов, запрещающих мне это делать, в моей совести не наблюдается, так что можно и сходить.

Тридцать первого декабря, несмотря на то, что канун Нового Года, отдыха у меня тоже нет. И подарков тоже. Весь день занимаюсь стиркой. Заканчиваю, когда уже темнеет, а темнеет здесь поздно — в шесть часов вечера в конце декабря темно, как у нас в десять.

Прусь с корзиной по лестнице на улицу, в холод. Руки до локтей мокрые. На улице вдобавок нет фонарей — тут только главные улицы освещаются. Ну, что я хотела — начало двадцатого века.

Открываю дверь и едва не падаю — за порогом оказывается женщина.

— Help…

Чем хорош английский язык — это наше «помогите» аж из четырех слогов состоит. Пока проорешь или прошепчешь — всех сил лишишься. А вот английское «help» намного эргономичнее.

А дамочка закатывает глаза и валится мне под ноги.

Ну, что тут говорить. Ставлю корзину на крыльцо, подхватываю незваную гостью.

Кхем. Гостья, похоже, глубоко беременная. Ладно, мне вот тоже помогли, хотя я и не была беременная. Так что…

— Миссис Оутс! — ору во всю глотку.

Конечно, по местным меркам это неприлично, но когда речь идет о жизни человека, не плевать ли на приличия?

— Илина! — рассерженная миссис Оутс оказывается рядом со мной едва ли не раньше, чем я заканчиваю орать. — Что вы себе позволяете?! Это у вас в России вы могли…

— Плевать, — говорю по-русски и перехожу на английский. — Миссис Оутс, тут вообще-то женщина, и ей нужна помощь.

Миссис Оутс ахает и развивает бурную деятельность.

К моему прискорбию, в эту деятельность впутывают и меня. С двумя молоденькими девушками, Мэри и Сарой, мы втаскиваем глубоко беременную гостью в дом, доволакиваем до той комнаты, где я приходила в себя, укладываем на многострадальный топчан.

— Эй, мэм, — миссис Оутс приводит в чувство женщину. — Что случилось?

Женщина открывает глаза, пытается что-то сказать, но охает и хватается за живот.

Она что, рожает?!

Оказывается, что да. Нас тут же отсылают за водой и за чистыми тряпками. Бегу за водой — у меня после стирки должен остаться кипяток.

Возвращаюсь с кувшином и слышу обрывок разговора.

— Миссис Риддл, все будет хорошо, — воркует миссис Оутс. — Так, давайте, дышите…

Интересная фамилия, как у Тома Риддла, который Волдеморт.

Когда вхожу в комнату, миссис Оутс отбирает у меня кувшин, у девушек тряпки.

— Это мальчик… — едва слышно говорит роженица.

— А вот родится, увидим…

— Я знаю, это мальчик… Его зовут Том, как и его отца. И он будет на него похож…

Том Риддл? Она что, «Гарри Поттера» начиталась?

— А второе имя Марволо? — не удерживаюсь, чтобы не спросить.

— Да… откуда вы знаете? — девушка глядит на меня мутным взглядом. Замечаю, что ее левый глаз сильно косит в сторону, как и у меня. Иногда люди даже оглядываются, когда я с ними беседую, полагая, что я смотрю не на них, а на кого-то другого.

— Как вашего отца? — фыркаю.

— Да…

— Еще скажите, что вас зовут Меропа!

— Да… Меропа Гонт… то есть Риддл.

И меня окатывает холод, словно распахиваются окна, впуская новогоднюю стужу, причем не здешнюю, «англицкую», а нашу, дальневосточную…

Тысяча девятьсот двадцать шестой год. Лондон. Приют. Канун Нового Года. И роженица, которую зовут Меропа Гонт.

Но никакого «Гарри Поттера» быть не может — у Роулинг даже мама с папой не родились.

— Меропа? — выдавливаю непослушными губами. — Меропа Гонт?

— Вы ее знаете? — изумляется миссис Оутс.

— Да, — киваю.

Могу ли я не знать Меропу, мать Тома Риддла, мать Темного Лорда Волдеморта?

— Вы родственники?

— Да, — киваю снова. Не буду же я сейчас рассказывать, почему Меропа Гонт мне знакома.

— Значит, сестра… Похожи, ага, — замечает миссис Оутс, придерживая корчащуюся в схватках Меропу. — Глаза одинаковые.

Угу, одинаково косые… Но у нее с рождения, а мне в детстве грязной доской в песочнице прилетело.

Я никогда не видела, как рожают. Вернее, видела, но только на видео, в Интернете. На Ютубе. А вживую…

А тут мне вживую приходится помогать, причем роды не из легких. Думать о книге и фильмах некогда. Это некоторые авторы фанфиков с легкостью пишут о кишках, крови и страданиях, а тут передо мной живой человек, пусть у Роулинг Меропа всего лишь второстепенный персонаж, строчки из книги.

— Крепкий парнишка, — говорит миссис Оутс, когда ребенок наконец-то появляется на свет и оглашает своим криком комнату. — Мамочка, посмотрите...

Перевожу взгляд на Меропу, но она не реагирует, лежа с закрытыми глазами.

— Без сознания, — констатирует одна из девушек. Мэри, кажется. Я помню только Салли, светловолосую. А Мэри и Сару путаю.

— Ну, тогда вы держите, — миссис Оутс передает мне сверток, на что новоявленный Том Риддл отвечает мне плачем. — Вы его тетя, как-никак.

Аккуратно придерживаю его головку, смотрю на ребенка. У Тома Риддла красное сморщенное лицо и беззубый ротик.

— Здравствуйте, мой Лорд, — говорю шепотом младенцу, на что тот недовольно морщится.

И тут до меня доходит абсурдность происходящего.

Забавно. Наверное, Роулинг где-то слышала историю, как в одном из лондонских приютов родился мальчик по имени Том Риддл. И сделала его героем своей книги. Возможно, он даже ее дедушка. Или кто-то из здешних работников…

Качаю малыша.

— Илина… — вдруг говорит миссис Оутс. — Ваша сестра… она нас покинула.

Недоуменно поднимаю голову и смотрю на спокойно лежащую Меропу.

— Куда?

— Она с Господом.

Хлопаю глазами.

— Боже, что вы за русские непонятливые безбожники такие! — вдруг злится миссис Оутс. — Умерла ваша сестра!

Умерла?

Тряпки — красные от крови. Пол заляпан той же краснотой. Руки у миссис Оутс и у то ли Сары, то ли Мэри, тоже красные.

— Как? — только и могу спросить.

— Не пережила… — то ли Сара, то ли Мэри пожимает плечами. — Соболезную, Илина.

Молчу.

Миссис Оутс смотрит на меня, а затем вдруг всовывает мне в руки какой-то узелок.

— Вот. Это вещи вашей сестры. Идите, отдохните. Ребенка можете подержать пока у себя, там на кухне есть молоко.

Принимаю небольшой узелок, цепляю его пальцами, продолжая придерживать младенца.

— Идите уж, Илина.

* * *

На кухне беру немного молока, заливаю в местную бутылочку для кормления. В этом времени бутылочки представляют собой уродскую конструкцию из трубочки, сосуда, соски… Правда, я понятия не имею, сколько должны съедать дети возрастом менее часа, но явно меньше, чем месячные. Поэтому, вспомнив свой опыт кормления племянников, отмеряю вполовину меньше молока, чем для месячного. Кормить из местного девайса для младенцев у меня получается отвратно, но я кое-как вливаю в новорожденного немножко молока. Малыш чмокает. А когда наедается, засыпает.

— Значит, ты Том Риддл? — интересуюсь у спящего на моей кровати свертка. — Эх, прилеплю тебе погоняло «Володя», как ни крути…

Том Риддл спит. А я, пожалуй, загляну в доставшееся от «сестры» имущество.

Имущество не радует. Какая-то тряпка, еще одна тряпка… Указка...

Тряпки нафиг. Я этими тряпками даже полы мыть не буду. А вот указка красивая, интересно, откуда у Меропы такая красота?

Беру указку в руку, и…

И по комнате проносится вихрь. Кончики пальцев начинает колоть, а где-то внутри меня рождается чувство, что я встретила кого-то очень близкого, родного, спустя многих, многих лет разлуки. Хотя нет. Словно мне вернули зрение после долгого периода слепоты. Или я смогла встать с кровати после десяти лет неподвижности… Или…

Сложно описать.

Таращусь на указку в руке минут десять.

Не может простая указка так действовать. Что-то здесь… Ну, если я встретила Меропу Гонт, которая у меня на глазах родила мальчика по имени Том Риддл…

— Вингардиум Левиоса! — тычу указкой в одну из тряпок…

В каноне эти слова — заклинания левитации. Если я в Поттериане, тряпка будет летать по комнате…

Ага, разбежалась. Тряпка, особо не раздумывая, разлетается в мелкие клочки.

Находясь в полуметре от кончика «указки».

Еще одна попытка на другой тряпке приводит к тому, что та загорается. Едва успеваю ее потушить.

Пожара мне только не хватает.

Впрочем, я не училась в магической школе — я понятия не имею, как правильно произносить эти слова и как делать взмах. Но то, что эта «указка» — волшебная палочка — сомнению не подлежит.

И теперь уже не подлежит сомнению, что этот младенец — новорожденный Темный Лорд Волдеморт, а я в Поттериане.

И что теперь делать?