Пациент Х (гет)

Войдя в дом, Гермиона сразу прошла к столу, за которым собралась вся причитающая, расстроенная семья Уизли и ее родители. Атмосфера была в высшей степени накаленной, на всех Грейнджеров косились в большей или меньшей мере агрессивно.

Мистер Уизли, который, хотя и не в полной мере, но знал, чем Гермиона занималась в последние месяцы, сидел понурившись и рассматривал свои руки. Он не решался заговорить, ведь на него тоже сегодня обрушился гнев Молли, когда та по радио узнала информацию о Процессе.

— Молли, пожалуйста, прекрати кричать и просто выслушай, — воззвал он к бушующей миссис Уизли, но та не желала слушать. Джинни тоже, как и ее мать, выкрикивала ругательства, клеймя Гермиону «предательницей» и «позором семьи». Рон же вбивал в голову уже и так доведенной до слез Грейнджер подробности охоты за хоркруксами.

Билл, который, по-видимому, знал больше, чем ему хотелось признавать, ругался с орущим Чарли. Поддержку ему оказывал выглядящий беспомощным Перси, который — он ведь не мог иначе — был на стороне Министерства, а потому с трудом подыскивал аргументы, которые и сам не считал убедительными. Перси действительно в душе не мог даже самому себе ответить на вопрос, почему новый министр точно принял правильное решение, но зато свято верил, что им всем было не по чину давать указания и критиковать вышестоящих.

— А сейчас все замолчали и сели! — прокатился магически усиленный голос Артура по комнате. Мистер Уизли поднялся и на удивление самоуверенно подошел к супруге, за ним последовали кажущиеся несколько забитыми Перси и Билл. Конечно, Перси и Билл стыдились смотреть в глаза матери, но явно с нетерпением ждали, что скажет отец. — Замолчи уже наконец, Молли!

Еще никогда Гермиона не видела такой строгости в обычно добром и покладистом мистере Уизли. Бушующих Джинни и Рона также усадили рядом с матерью.

— Они, они… — злобно выплюнула Молли, — они должны покинуть наш дом, Артур, прямо сейчас.

Мистер Уизли обернулся к Грейнджерам и немного смущенно улыбнулся.

— Вы понимаете, это шок, она думала, что все кончено, но сейчас…

— Не смей извиняться за меня, Артур! — яростно перебила круглая невысокая Молли мужа.

— Нет, конечно, нет, Молли. Но, пожалуйста, позволь мне объяснить, что произошло.

— Сначала выгони ее, папа! Я не хочу иметь с ней ничего общего, — выкрикнул Рон и получил чувствительный подзатыльник от Перси.

— Да замолчите вы все, наконец! — снова прокатился по гостиной усиленный голос мистера Уизли. Бешенство, прозвучавшее в его голосе, и гнев, читающийся в глазах, наконец заставили всех присутствующих утихомириться. — Так, — произнес все еще усиленным голосом мистер Уизли, явно стараясь держать себя в руках, — а теперь я скажу вам, что знаю. И я призываю вас быть честными и снисходительными.

— Честными и снисходительными? А был ли Он когда-либо снисходительным к кому-то? Проявил ли он снисходительность, когда убивал моих родителей и смеялся? Было ли честным, что Он пытался убить меня, несмышленного младенца, в колыбели? — заорал Гарри. Ему не хватало слов, ярость просто рвалась наружу. В третий раз с прихода Грейнджер он побежал в уборную. Желудок Поттера явно не желал усваивать откровений о том, что считавшийся мертвым человек, всегда так желавший его смерти, жив, в соединении с «предательством» Гермионы и отвратительно хорошим настроением обвиняемого.

— Замолчи, Гарри, ты не единственный, кто кого-то здесь потерял.

Гарри осекся и потупил взгляд. Мистер Уизли, скрестив руки на груди, подыскивал правильные слова для предстоящего объяснения.

— После Битвы врачи осматривали раненных и мертвых. Некоторые только на первый взгляд казались мертвыми. В зале ведь ЕГО никто не осматривал после того, как он упал. Затем позвали Шеклболта и поставили в известность, что Сам-Знаешь-Кто жив.

— Но заклинание, заклинание же вернулось к нему обратно! — выкрикнул Гарри, будто ему это только сейчас пришло в голову. — Я же видел.

— Он как-то смог его ослабить, — передернув плечами, ответил Билл. Флер удивленно уставилась на мужа. Билл покраснел. — Я тоже был там, мы его уносили. Но нам не разрешено было ничего говорить. Шеклболт пригрозил нам отправкой в Азкабан. Он хотел избежать паники…

— Мы не знали, сколько еще Пожирателей сбежится к нему по первому зову, как только узнают, что их Хозяин жив. Дементоры всегда подчинялись ему, кто мог наверняка предсказать, что способен сотворить этот бездушный монстр, олицетворение зла… И народная паника… — говорил Артур.

«А еще артефакты и спрятанные богатства, которыми так мечтает завладеть Кингсли», — пронеслась в голове Грейнджер злая мысль.

— К тому же, — продолжал тем временем мистер Уизли, — как, вы полагаете, повели бы себя люди вроде Малфоев, если бы узнали, что Во… Сами-Знаете-Кто жив и что им придется давать показания против него? В общем, было решено держать все в секрете. А в больнице за ним проводился постоянный надзор, — закончил мистер Уизли. — И, конечно же, — перебил он миссис Уизли, которая уже хотела что-то сказать, — никто из персонала не имел права разглашать тайну.

Рон глубоко вдохнул, бросил на Гермиону взгляд, в котором смешивались пренебрежение и разочарование, и, по-видимому, собрался бурно запротестовать, но мистер Уизли не дал ему высказаться:

— Не смотри так, Рон, разве бы тебе больше понравилось, если бы Гермиона обо всем рассказала и отправилась за это в Азкабан?

— Нет, конечно, я бы не хотел, чтобы она отправилась в Азкабан, — проговорил он уже с ноткой неуверенности в голосе, но все же не желая встречаться с Грейнджер взглядом.

— Но почему его не убили прямо на месте? — Гарри явно не собирался так быстро сдаваться. — Ведь Волдеморт — монстр, язва на теле общества, это всем известно, а он не мог сопротивляться, гораздо проще было бы убить его на месте.

— Потому что линчевание — варварский обычай, — терпеливо пояснил мистер Уизли. — Мы ведь — развитое общество и потому заботимся об общественном мнении.

— Он хотел всех нас убить, — внезапно выкрикнула Джинни, ее лицо было красным, — каждого в этой комнате. Он штурмовал Нору…

— И напал на твоего папу в Министерстве. Это только счастливая случайность, что Нора не разрушена, — закончил за нее Гарри.

Гермиона неловко передернула плечами, желая оказаться подальше отсюда.

— Да, да, я знаю, и я действительно благодарна, что непоправимого не случилось, но… Он все-таки был болен и страдал, разве я должна была оставить его лежать и ничего не сделать?

— Гермиона, ты и правда прикасалась к… к этому? К Нему?! Ты заботилась об этом монстре?! О том, кто чуть не прикончил тебя в Годриковой Впадине? Ты обо всем забыла? Ты забыла Фреда? — мученически задавал вопросы Рон.

— Нет, не забыла, — грустно возразила Гермиона. — Но что я могла поделать? Я ведь рассказывала вам, как к нему относились в Больнице.

Гарри стукнул кулаком по столу.

— И правильно! Ты хотя бы знаешь, как часто я вынужден был наблюдать, как он пытает людей? Ты правда веришь, что что-либо, что могли сделать с ним в Больнице, могло оказаться хуже, чем то, что он сам совершал? Уж извини, почему-то у меня не получается проявлять сочувствие. То, что с ним делали сейчас, даже на мизерную долю не искупает того, что он причинял другим. Хотя бы раз пусть почувствует себя жертвой, а не палачом, — жестко закончил Поттер.

Гермиона пыталась подавить эмоции.

— Я просто не могла так. Не могла каждый день видеть человека и вести себя с ним как с мусором. И не важно, что он совершал. Я бы не смогла никого морить голодом. И к тому же… ведь у него, кроме меня, никого нет.

— Кроме тебя у него никого нет? — раздельно повторил Рон. — А ты, — тихо проговорил, странно глядя на подругу, — а ты, значит, ты у него есть?

— Да, я у него есть, — с твердостью, удивившей даже ее саму, выкрикнула Гермиона.

— Отлично, — процедил Рон, — а мы не желаем видеть новую Беллатрису Лестрейндж среди нас.

— Жаль, что я не Беллатриса Лестрейндж, может, Круциатус и прочистил бы твои мозги, Рональд! Ведь их не хватает даже на то, чтобы понять такую простую вещь, что я не способна на издевательства, да, я выполняла порученную работу, но если Он — чудовище, то я не собираюсь ему уподобляться! Можешь творить свой самосуд прямо здесь, на кухне, где много благодарных слушателей, но я не в их числе.

Почувствовав, что сейчас заплачет, Гермиона вскочила из-за стола и бросилась вон.

Собственная комната встретила ее тишиной и холодом. Когда-то столь уютная, теперь она казалась пустынной и одинокой. Гермиона разожгла камин и рухнула в мягкое кресло под стрекот разгорающихся поленьев. За окном начинал накрапывать мелкий дождик.

Она всегда старалась видеть во всем рациональное зерно и была терпелива ко многому, поэтому редко ссорилась с кем-либо, скорее, наоборот, старалась мирить своих друзей и сглаживать острые углы. Она была буфером между вспыльчивостью Гарри и мнительностью Рона, помогала, подбадривала, а теперь сама оказалась в опале.

«Не желают видеть новую Беллатрису Лестрейндж… Но она проиграла, а я победила и смогу победить снова. Раз они обвиняют меня, пусть хотя бы это не будет напрасно…» Пара слезинок сорвалась с пушистых ресниц и высохла на щеках.

Гермиона, не мигая, смотрела на языки пламени и мысленно перебирала возможные варианты освобождения Лорда.

«Снотворное для авроров. Но как его подать? Разве что, как на втором курсе… Кребб и Гойл были тупицами… Напиток живой смерти? Слишком просто, его распознают колдомедики. Обезвредить авроров силой? Справлюсь ли я даже с двумя профессионалами? А ведь их будет больше. На моей стороне будет эффект неожиданности, но, чтобы отправить сигнал тревоги, нужно всего лишь мгновение, и у опытного аврора оно будет. Да и вывести Лорда из подвала не получится, на нем полно барьерных чар, которые так быстро не сломаешь… Но Он, наверное, сможет… Вот только что делать с чарами, наложенными на него самого? Сможет ли он обезвредить и их? Будет всего одна попытка, чтобы это узнать… За сколько прибывает оперотряд? Минута? Меньше. Но им надо будет ещё спуститься. Допустим, минута. Только минута с того момента, как оглушающее достигнет первого охранника. Надо открыть дверь камеры, на это не меньше десяти секунд, может, пять, если потренироваться на скорость. А дальше… А дальше все будет зависеть только от везения и способностей самого темного мага на свете, — размышляла Гермиона. — Если бы можно было узнать наверняка, какими чарами защищены подвалы… Хелен может знать, но выведать такое… разве что под сывороткой правды. Так не пойдет».

Девушка встала с кресла и несколько раз прошлась по комнате взад-вперед, нервно теребя в руках палочку. Ее аналитическому уму не нравилось ни одно из собственных предложений, хотя она понимала, что в таких случаях нельзя ничего знать наверняка и точно просчитать исходы невозможно. Это и есть стратегия. С другой стороны, она знала, как часто судьба оказывалась благосклонна к самым безумным затеям трёх закадычных школьных друзей. Удача помогает безрассудным. Но теперь с ней не было ее друзей, она была совершенно одна в своей затее, которую без исключения каждый признал бы безумной.

«Почему я вообще думаю об этом? Хочу помочь Лорду? Иду на поводу у своих собственных слабостей? Или делаю это назло остальным? Наверное, все вместе…»

Дождь пошел сильнее и теперь яростно барабанил по оконному стеклу, камин давно прогорел, а Гермиона все ходила взад и вперед по комнате.

Лишь когда небо на востоке стало светлеть, Гермиона забылась в кресле беспокойным сном. Даже в нем она снова и снова листала какие-то книги с древними рецептами заклинаний и зелий, стараясь найти то, что могло бы помочь ей спасти узника, но буквы скакали по страницам и не желали складываться в слова, сыпались черным песком неминуемо ускользающего времени.

А где-то в магическом Лондоне, в огромном зале типографии, среди стрекота сотни непрерывно печатающих зачарованных машинок, снующих прытких перьев, стопок чистых и испорченных пергаментов создавался новый сенсационный выпуск «Пророка». Лихорадочно дописывались последние строки, правились и сочинялись статьи, которые немедленно отправлялись в печать.

Этот специальный выпуск новостей обещал небывалую прибыль и славу. Несмотря на то, что журналистам совсем недавно стало известно об «еще одном пожирателе», кто мог не знать Темного Лорда? Так что было очень легко насобирать сотни леденящих душу историй в наикратчайшие сроки. Было решено направить служебных сов во все волшебные дома и семьи, дабы все без исключения узнали о том, что чудовище будут судить.

Гермиона не прочла ни вечерний, ни дневной «Пророк», ни специальный выпуск. Мимолетный взгляд на пестреющие словами «серийный убийца», «монстр» и «его уничтожение» передовицы отбил всякое желание читать дальше, и свежие, ещё пахнущие типографией номера один за другим отправились в камин.

Каждый день она приходила в судейскую залу. И каждый день был ужасен, чему способствовали не только истории людей о покалеченных судьбах, но также поведение Волдеморта, которое более уместно смотрелось бы на гулянке в баре, а не во время собственного низвержения. Вполне возможно, Лорда чем-то одурманили, потому что его настроение слишком сильно не соответствовало случаю. Он очень подробно и гордо признавал свои преступления и периодически свысока, издевательски посмеивался. Когда же полностью сломленный, заикающийся Рудольфус Лестрейндж рассказывал, как Темный Лорд пытал и линчевал своих последователей, то Волдеморт заметил с мерзкой усмешкой, что делал недостаточно, раз такие крысы остались в его рядах, и на будущее он учтет этот свой промах.

И все же каждый раз, когда он входил в залу, его алые, затуманенные глаза выискивали Гермиону. И пока ему их снова не завязывали, она приветливо улыбалась, стараясь подарить поддержку, чтобы он смог выдержать новый день. Могла ли сама Грейнджер выстоять — этот был уже другой вопрос. Взгляды, преследовавшие ее со второго дня процесса, явно свидетельствовали, что в ней видели молодую версию Беллатрисы. Копию мадам Лестрейндж, каким-то чудом избежавшую заслуженной кары.

Но Гермионе было все равно, она пообещала своему другу, что останется с ним и будет поддерживать до горького конца. И до этого конца оставалось совсем немного времени, и оно утекало, будто песок сквозь пальцы.

А потом… Гермиона не хотела присутствовать при оглашении приговора, не хотела видеть ликующую толпу, но, к сожалению, она всегда держала слово и сейчас не могла оставить Лорда одного. В судейском зале царило практически праздничное новогоднее настроение. Радостные, полные надежды и ожидания разрешения дела люди встретились, чтобы получить подарки… То есть услышать приговор.

Грейнджер хотелось отхлестать каждого из них по лицу.

Сегодня, в последний день процесса, должны были выступить всего двое. Профессор МакГонагалл, как многолетний участник Ордена Феникса, и, конечно, Гарри Поттер. Прежде всего Гарри. Сильнейшие поддержка и сочувствие, подаренные ему толпой, практически сломили Гермиону. Полная неприязни, она слушала догадки и повеления Дамблдора, переданные Гарри. Если бы Дамблдор сейчас был здесь и снова посылал бы Гарри на охоту за хоркруксами, она бы бросила ему в спину заклинание. Нет, она не имела права так думать. Дамблдор руководствовался общим благом. А по отношению к Тому Марволо Риддлу благосостояние общества было возможно только без самого Волдеморта. Гермиона понимала это, но не могла заставить себя принять.

Как и ожидалось, Лорд своим высоким, ясным голосом, без малейшего признака сожаления или волнения подтвердил все показания Гарри Поттера. Да, он хотел совершить все те вещи, которые повергали в шок и вызывали справедливое негодование у присутствующих. Он так легко и спокойно рассуждал о смерти Поттеров, будто ожидал, что его поддержат и посмеются над его «забавной оплошностью». Но никто не смеялся, вместо этого опрос свидетелей был объявлен оконченным и судьи удалились для принятия решения.

Сейчас зал был еще полнее, чем обычно. Абсолютно все места были заняты, так как сейчас снова многочисленные свидетели получили право занять свои места. К тому же в зал пригласили представителей нескольких газет, и теперь рядом с Ритой Скиттер, а точнее, на дополнительной скамеечке за ней, сидели вооруженные прыткопишущими перьями и записными книжками ведьмы и волшебницы.

Рита то и дело стреляла в них разъяренными взглядами, которые, обладай Скиттер способностями ими убивать, уже обратили бы в пепел всех конкурентов. Здесь и сейчас это была ее история. Ксенофилиус Лавгуд, в своей странной одежде напоминающий огромный банан, тоже присутствовал и трясущимися пальцами записывал впечатления. Луна сидела рядом с ним и будто не замечала ни Гермиону, ни Гарри, ни Рона. И отец, и дочь, по-видимому, мыслями были далеко отсюда, они заново переживали момент страха, испытанного ими, когда Луну увели пожиратели, чтобы отучить старшего Лавгуда писать поддерживающие Гарри Поттера статьи.

В какой-то момент Гермиона поймала направленный на нее взгляд Луны и заметила, как та болезненно поджала губы и опустила глаза на сцепленные перед собой руки. Откуда она узнала? Ее друзья разослали всем сов? Или все было настолько очевидно?

Ее друзья наверняка встретили Невилла, Луну и других в том клубе и обсудили ее работу, выболтали подробности, которых сейчас хватило, чтобы сложить два и два и сделать правильные выводы.

Невилл тоже присутствовал, он сидел рядом со своей бабушкой в отдалении нескольких рядов от Гермионы. И он тоже игнорировал ее. Бедный Невилл. Его несчастные родители, которых она так часто видела во время своих визитов к Хелен. Наверняка он не мог понять, как она могла сначала идти к ним, смотреть им в глаза, а потом спускаться к Лорду. Она и сама этого не понимала. Скрип тяжелой двери оборвал муки совести Грейнджер. Снова пустая середина круглого зала со стулом Волдеморта по центру заполнилась аврорами и судьями. Напряженные вздохи прокатились по залу. Гермиона внутренне сжалась. Ее ладони вспотели. Зал вокруг начал медленно вращаться. Мурашки поползли от ног выше, по бедрам, груди и рукам. Ее дыхание стало поверхностным и неровным, и ей пришлось приоткрыть рот, кислорода не хватало.

Авроры наслали на зал мощнейшие заглушающие чары, и весь зал теперь был похож на гигантский аквариум, в котором присутствующие, словно рыбы, беззвучно открывали рты. Окруженного стражами, связанного, с повязкой, закрывающей глаза, в зал ввели Лорда Волдеморта и провели к скамье. Там с его глаз сняли повязку, он должен был прямо смотреть в глаза своей судьбе.

Обвинитель и судьи поднялись. Какой-то радостный, победный огонек горел у них в глазах, впрочем, там читалась также неуверенность. Кингсли Шеклболт — верховный судья — стоял по центру переднего судейского ряда. Подняв вверх пергамент, он продемонстрировал его всем присутствующим. Постояв так короткое мгновение, он опустил его и пробежал глазами написанное. Уверенный кивок, короткий взгляд на подсудимого, а затем громким, магически усиленным голосом Кингсли заговорил:

— Во имя народа мы провозглашаем приговор. Том Марволо Риддл, вы признаетесь виновным по всем пунктам обвинения.

Если бы заклинание тишины отменили, зал наверняка бы просто взорвался, сейчас же Гермиона видела, что он весь словно бы начал светиться. Высокий чернокожий Кингсли глубоко вздохнул и провозгласил твердым голосом то, чего все присутствующие так ждали:

— В виду исключительной тяжести вины и неведомого до сих пор ужаса преступлений суд постановляет применить по отношению к вам наивысшую меру наказания. Том Марволо Риддл, вы приговариваетесь к смерти. Ваша казнь будет произведена завтра в двенадцать часов дня в комнате смерти. Заседание объявляется завершенным.

С ударом судейского молотка заклинание тишины потеряло свою силу и громкий, ликующий рев заполнил зал. Люди повскакивали со своих мест, смеялись и обнимались. Но Гермиона ничего этого уже не слышала. Не слышала, что кричали вокруг нее Гарри, Рон, Джинни и другие. Ее мысли занимал факт, что она забыла покормить змейку. На нее как-то резко обрушилось напряжение последних дней. Голова закружилась, сквозь полуприкрытые веки она еще видела, как Волдеморта обступили авроры и как он поднялся со своего места, а потом перед ее глазами все потемнело.

* * *

Боль, как и голоса, стала отчетливее. Она лежала на чем-то холодном и твердом. Гермиона собралась с силами и открыла глаза. Она находилась в женском туалете, она узнала умывальники и стены. Она медленно обвела взглядом помещение и закашлялась. Рон сидел перед ней на корточках.

— Что вы делаете в женском туалете? — как будто со стороны услышала Гермиона чужой голос и только через пару секунд осознала, что он — ее собственный. Гарри, Рон и Джинни окружили ее, с неловкими улыбками и беспокойством в глазах.

— С тобой все хорошо? — спросил Гарри, опускаясь на колени с другой стороны.

— Да, — солгала Гермиона, — помогите мне встать. У меня все еще немного кружится голова. Что случилось?

Трое ребят взяли ее за руки и поставили на ноги.

— Ты упала в обморок сразу после вынесения приговора. Было очень душно, людей собралась целая куча. И мы подумали, что лучше перенесем тебя сюда. Тут есть вода, — рассказала неуверенным голосом Джинни. Они все выглядели так, словно бы не знали, как им подступиться к Грейнджер.

— Между прочим, со мной говорил низкий толстоватый мужчина. Он представился мистером Симпсоном и сказал, что ты его знаешь. — Глаза Гарри неуверенно пытались поймать ее взгляд. Он был напряжен, судя по всему, существовало еще что-то, беспокоящее его. — Он сказал, что ты должна… можешь еще раз к нему прийти. Он как-то странно сказал, что ты поймешь, что вы обговаривали этот вопрос раньше, и еще что-то про то, что ты не пожалеешь… Так что ты можешь пойти к нему сегодня вечером, часов в восемь… Если хочешь… завтра они придут за ним в одиннадцать…

«Признания, — пронеслась в голове Гермионы быстрая мысль, — Волдеморт ведь так и не раскрыл место схрона. И теперь они хотят, чтобы я в последний раз попыталась разговорить его».

На душе было мерзко, слова Рона обрывками долетали до ее сознания.

— …Ты и правда собираешься пойти? Завтра все будет кончено. Твоя работа завершена, мы можем просто забыть и вместе отпраздновать.

Гарри чувствительно ткнул Рона локтем под ребра, но Уизли и сам уже заметил заблестевшие от подступающих слез глаза Грейнджер. Рон потер место удара и тихо проговорил:

— Ну, я имел в виду… Ты же понимаешь. Ну, праздновать, что все стало по-прежнему. Что мы можем вернуться к нормальной жизни.

— Я иду к нему сегодня, — упрямо прошипела Гермиона. — А праздновать можете сами. Я приду утром, когда… — тут она запнулась, понимая, что случится завтра утром, — когда вы закончите праздновать, — выговорила она вслух.

Ее друзья снова обменялись многозначительными взглядами, но потом кивнули.

— Тебя забрать утром?

Гермиона молча кивнула. А не все ли равно?

— И когда же? — с трудом выдавил Рон, грусть и наихудшие предположения явно были написаны на его лице.

— После одиннадцати, мне еще, возможно, нужно будет… все закончить.

Гермиона с трудом сохраняла хоть минимальный самоконтроль. И все же несколько слезинок собрались в уголках глаз. «Да, точно, завтра все будет кончено».

— Ты правда хочешь остаться с ним на всю ночь? — с испугом уточнила Джинни.

— Я должна, — Гермиона пыталась сохранить ясность мыслей, — но вы не переживайте, он просто сидит и… Он завтра будет казнен. Вы что, правда думаете, что именно сегодня… у него же было много дней и возможностей.

Было заметно, что ее слова не кажутся им убедительными.

— Завтра… все будет позади.

— Гермиона, я… — вдруг начал Гарри, — я тоже хочу с ним поговорить.

Все испуганно вздрогнули и с непониманием уставились на Поттера.

— Этот… человек знает больше о моем прошлом, чем кто-либо другой. Мы делили душу, а в последнее время у меня возникло столько мыслей, столько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, — поспешил пояснить Гарри. Он говорил быстро и на удивление высоким голосом. — Я прошу тебя, Гермиона, ты же пойдешь туда сегодня вечером. Я тоже хочу пойти под плащом-невидимкой. Просто дай нам один час, скажи, что что-то забыла. Мне действительно нужно, — было видно, как трудно ему даются слова, — действительно нужно прояснить некоторые вещи. Я не создам неприятностей, но я чувствую, что сойду с ума, если не пойду.

В помещении воцарилось молчание, и даже было слышно тихое капание протекающего крана. Тысячи мыслей пронеслись в голове Гермионы, слишком много, чтобы она могла сконцентрироваться хотя бы на одной, а потому она просто кивнула.

— Хорошо, значит, нам позволено прийти в восемь вечера. Тогда давай встретимся за несколько минут до этого времени перед Больницей.

Глаза Грейнджер затуманились при мысли о предстоящей ночи. Что подумает ее подопечный, ее наставник, приговоренный к смерти друг, когда в последние оставшиеся ему часы она приведет к нему Гарри Поттера?

— Пожалуйста, пообещай мне, что будешь вести себя прилично. Прошу тебя, как бы его ни ненавидел — завтра его казнят, не делай еще хуже.

Не имело значения, как наивно и глупо это прозвучало, Гермиона должна была сказать это, защитить своего… кем бы он ей ни был. Впрочем, никто и не думал смеяться или кривиться.

— Конечно, Гермиона, — облегченно согласился Гарри и поспешил успокоить ее: — Я только задам несколько вопросов, а потом уйду, не переживай.

Слезы снова затуманили глаза Грейнджер, она не хотелось ничего говорить, она мечтала лишь оказаться дома, попытаться успокоиться и дождаться вечера. И когда они шли сквозь ликующую толпу, Гермиона ненавидела каждого из веселящихся людей, ненавидела, потому что понимала.