Сложно (гет)

Той же ночью, просидев несколько часов на кровати, я решительно отбросила идею выспаться. Мое тело гудело, я была взволнована, мозг то включался, то выключался, а мышцы нервно периодически дергались. Шок от событий предыдущего дня прошел, и я больше не удивлялась собственной глупости и его жестокости. Я больше не задыхалась от воспоминаний, дрожа и рыдая, но их все еще можно было отнести к разряду «взрывоопасных». Тронь, и глаза наполнятся слезами. Тронь, и ничего вокруг больше не имеет значения. Тронь, и все исчезнет.

Я злилась, бесилась, сердилась, его отказ звучал в моих ушах, словно незаслуженная пощечина и последовавшая за ней звенящая тишина. Я была зла на Гарри за то, что он попросил Парвати проверить меня, словно она могла помочь, словно она знала меня; на Драко за то, что бросил меня, словно не любил, никогда не любил; на себя за то, что поверила ему, приняла его слова за правду, игнорировала тихий голос в моей голове, который предупреждал о неладном.

Скинув пуховое одеяло, я неуклюже натянула кофту и вышла в Общую гостиную. Я стояла у портрета несколько минут, раздумывая, куда мне отправиться. Полночь… Даже если мне непосчастливится встретить кого-то на своем пути, я не увижусь с ним… Тут просто нет других вариантов, потому что если это произойдет, я за себя не отвечаю. Закричу ли? Ударю ли? Расклеюсь? Развалюсь, словно кусочек пергамента, смоченный в воде?

Слишком часто я собирала себя по кусочкам… Расставшись с Роном, попрощавшись с родителями, услышав насмехания Парвати и Лаванды. Шов за швом, стежок за стежком… Я использовала всю нить, затупив иглу, исчерпала все свои жизненные ресурсы… И что делать дальше? Что делать, когда от тебя ничего не осталось? Все безвозвратно и бесповоротно уничтожено, как порванное на мелкие кусочки любовное письмо, пропитанное слезами от невысказанных слов.

Нет. Нет.

Я покачала головой, осознав, что знаю одно место, где его точно не будет. Ускорившись, мои шаги устрашающим эхом отдавались в жесткой сверхъестественной тишине. Было в ней что-то комфортное: молчание, отсутствие притворства, словно я была свободна от осуждающих взглядов и предвзятых мнений. Хотелось заставить это предрассветное затишье длиться вечно и просто наслаждаться моментом…

Я стояла у подножия лестницы, ведущей на Астрономическую башню. Сейчас, стоя здесь, я не была уверена, что смогу подняться, не была уверена, что хочу увидеть этот подоконник и осознать, что сделала неправильный выбор, подарив часть себя человеку, который этого не заслужил.

Издав стон, я решительно двинулась вперед, вверх по лестнице, бедром толкнула дверь, полностью уверенная в том, что там никого не будет, но… он был там, стоял, прислонившись к дальней стене, скрестив ноги, выглядел невозмутимо и абсурдно идеально. Густые светлые волосы откинуты назад, а тонкие грациозные пальцы нервно постукивают по верхней части бедра.

Хотелось убежать. Хотелось произнести что-то отвратительное, что-то, что заставит его сожалеть… Но я испугалась, что, если простою тут достаточно долго, он поймет, что мое желание уйти такое же сильное как и осознание невозможности этого, мои ноги прилипли к каменному полу, а взгляд был прикован к его лицу… Ох, я обратила внимание на темные круги под его глазами, на беспорядочно смятую рубашку, на три расстегнутые верхние пуговицы… Сердце предательски забилось быстрее, кровь бежала по венам, гоняя волны грусти и парализующего страха; я не могла дышать при виде его, наблюдающего за мной взглядом тигра, готового напасть на жертву.

Но я продолжала наблюдать за ним, воздух между нами был густым, наполненным недоверием и осуждением. Из окна подул легкий, но холодный ветер, я невольно вздрогнула и покраснела, заметив его ухмылку.

— Зачем ты вообще пришла сюда? — требовательно спросил он, его элегантные черты лица исказила гримаса.

— Подумала, это единственное место в замке, где мне не встретить тебя, — последовал мой ответ, я равнодушно пожала плечами. Он не знал, не мог знать, насколько разрушительно звук его голоса действовал на меня.

— Я тебе не верю.

— Конечно, — отрезала я. — Мерлин, вероятно, я следила за тобой весь день, желая бросить последний взгляд на парня, который украл мою девственность, да?

Глубокая тревожная тишина последовала за моей вспышкой гнева. Он пошевелился, выражение его лица колебалось между презрением и дискомфортом, и я, неожиданно для себя, задумалась, пожалею ли когда-нибудь о сказанном. В конце концов, был ли смысл напоминать ему о том, что было между нами?

— Звучит жалко, Грейнджер. Осознала, что ее не вернуть? — он усмехнулся, плотно сжав губы. — Кроме того, я, черт возьми, ничего не крал. Ты, в каком-то смысле, просто подарила ее. Мне даже не пришлось просить об этом.

Что-то вспыхнуло внутри меня, я пристально смотрела в его глаза, вонзив ногти в мягкую чувствительную плоть моих ладоней.

— Нет. Ты именно украл, потому что сделал это под ложным предлогом, не так ли? И для меня, как и для любого человека, обладавшего совестью, это считает воровством.

— Как же мне повезло, что я не отношусь к разряду таких людей.

— Учитывая обстоятельства, я, вероятно, — последний человек на планете, кому ты должен напоминать об этом.

Он сжал челюсти.

— Отвали, Грейнджер.

— Нет, — ответила я с вызовом.

Он сузил глаза, его большие серые злые глаза с микроскопическими вкраплениями черного по краям радужки.

— Ладно. Тогда я уйду.

Он сделал шаг.

— Отлично! Убирайся! — закричала я. — Вдруг я испачкаю тебя, верно?

Он остановился, его идеальная фарфоровая кожа сияла в свете луны.

— У тебя нет чумы или чего-то в этом роде? — серьезно спросил Малфой.

Я побледнела.

— Что? Конечно, нет. Что ты… Что?

— Точно. Не выдвигай необоснованных обвинений, потому что они звучат… неуместно. Ты считаешь, что, приняв Метку, я за одну ночь превратился в параноидального имбицила?

Я опустила глаза.

— Ну… Если честно, то да.

Малфой фыркнул.

— Тогда я скажу это снова… Отвали, Грейнджер.

Я не стала отвечать, позволив тишине просочиться в гладкие, покрытые гобеленом, стены. Нас окружала многовековая история, портреты целых поколений были увековечены на стенах этой маленькой изолированной комнаты. Значит ли это что-нибудь для них? Осматривал ли эти стены кто-нибудь до нас в попытке безнадежно влюбиться? Мы были настолько близко к небу… Осознавал ли это кто-нибудь?

— И я скажу это снова, — ответила я. — Нет.

Он сжал губы, бледно-розовые, красивые, такие мучительно мягкие…

— Почему ты никому не рассказала? — внезапно спросил он.

— Прости?

— О Метке. Почему ты никому не рассказала? Ты могла бы сделать из меня чертового изгоя. Ты могла бы отомстить мне за те слухи, которые я распускал. Почему ты этого не сделала?

Я нервно рассматривала пальцы. Почему я этого не сделала? Почему я не рассказала Парвати, Лаванде или, как минимум, Гарри? Он, конечно, спрашивал меня, когда я вышла из белоснежного коридора, ошеломленная, потерянная, разбитая; он стрелял в меня вопросами, словно из пулемета, но я не могла заставить себя рассказать. Потому что ему было бы жаль меня? Потому что он бы понял, что после всего, через что я провела его, провела нас, я потерпела поражение? Ошиблась?

— Потому что эти слухи оказались правдой, не так ли? Словно ты предсказал будущее. Единственное различие в том, что Снейп не ловил меня в трусах.

Он недоверчиво скривил рот.

— Ты врешь. Назови мне настоящую причину.

Я скрестила руки на груди.

— Хочешь, чтобы я рассказала людям? Поспособствовала новой волне слухов о том, что ты предпочел Метку мне, а я, вероятно, слишком несчастна, плачу каждую ночь в подушку и… Это ли не самая грустная вещь, которую ты когда-либо слышал?

Он покачал головой.

— Это не то, что случилось бы.

— Да, — решительно произнесла я надломленным голосом. — Именно то. Разве ты не понимаешь? Они, черт возьми, упиваются этим: умная девочка влюбилась в плохого парня, который разбил ей сердце. О, люди придумали бы концовку поинтереснее, но мы оба понимаем, о чем они будут думать, на самом деле. Что я, блять, получила по заслугам. Что я была слишком глупа, и это моя вина.

Он пожал плечами.

— Возможно, они в чем-то будут правы.

Я отпрянула.

— Или, может быть, они нападут на тебя, — слабо произнесла я. — Подумают, что ты воспользовался мной, врал мне и…

Он перебил меня.

— Может быть.

Я сглотнула.

— Почему ты все еще здесь?

Он не ответил.

— Малфой? — повторила я.

Он сжал правую руку в кулак.

— Потому что ты хочешь этого?

Ошеломленная, я наблюдала, как пульсирует вена на его шее.

— Потому что ты…

— Нет, Грейнджер, не потому что я, блять, хочу этого, — взревел он, выплевывая слова, словно яд. — Не потому что ты, блять, что-то значишь, или я хочу извиниться, или побыть в роли твоего гребаного психотерапевта. Это потому что я был здесь первым, и я… не хочу, чтобы ты здесь оставалась, понимаешь? Я хочу, чтобы ты ушла. Я хочу, чтобы ты поняла мой прозрачный намек и просто… отвалила уже!

Я вздрогнула.

— Нет.

— Не заставляй меня повторять это снова, — закричал Малфой, и у меня сложилось впечатление, что он ведет себя неестественно.

— Давай, — прошептала я, отказываясь отвести взгляд. — Попробуй.

Он изучал меня, пристально, интенсивно, и внезапно я подумала, что мир вот-вот рухнет, совершенно не в силах вынести вес его взгляда, которым он осматривал мое тело и сверлил дыру в сердце. Все мое существование сосредоточилось в его глазах цвета ртути и невероятно бледной коже; наближалась катастрофа, катаклизма, апокалипсис… Казалось бы, парень и девушка, безумно влюбленные, нашли друг друга, после чего все разрушили и провели остаток жизни, удивляясь почему, задаваясь вопросом: «Что было бы, если бы они нарушили тишину и наплевали на гордость? Было бы все иначе?»

Нет. Он унизил меня, выбрал ее, выбрал Метку; я ему не нужна, и никакой фатальный оптимизм этого не изменит.

— Я не хочу, чтобы ты была здесь, — отрезал он. — Я, черт возьми, не хочу тебя.

А я могла думать только о том, как дотянуться до его лица, почувствовать под своими пальцами жесткую щетину, царапающую кожу…

— Считаешь, я до сих пор этого не поняла? — спросила я с недоверием. — Считаешь, тебе нужно повторять это через каждые гребаные пятьдесят секунд? Ты выбрал жизнь, равносильную рабству. Ты — чертов слуга, можешь себе представить? Просто не существует более мощного способа показать, что ты во мне не нуждаешься. Что ж, я приняла это. Ты не хочешь меня. Добавишь что-нибудь еще?

— Я не поэтому принял Метку.

— Что?

— Я не поэтому принял Метку. Ты не имеешь к этому никакого отношения.

Я выдохнула.

— Я тебе верю, — удалось мне выдавить из себя со слабой грустной улыбкой.

— Что?

— Да, — я неопределенно указала на его руку. — Ты злой, но не глупый. Ты понимаешь, это навсегда. Я, честно говоря, не думаю, что ты принял ее, чтобы что-то доказать мне.

И, возможно, я говорила это только потому, что мне было проще принять, что он верит в свою Метку, любит свою семью, сделал это не из-за меня… Или потому что я разочаровалась в нем… Но я больше не злилась.

Я устала.

Я устала и чертовски хотела спать, забыться сном без сновидений, позволив себе утонуть в матрасе, и очистить разум.

— Думаю, мне пора спать, — тихо произнесла я, не в силах посмотреть ему в глаза.

Он смотрел на меня, его лицо выражало нечто, что я даже не хотела идентифицировать, потому что если я это сделаю, если позволю себе подумать, я обязательно спрошу, что он имел в виду, зачем он это сделал… Потому что если я это сделаю, то точно не усну сегодня ночью.

— Ты понимаешь, что это значит, не так ли? — требовательно спросил он. — Ты понимаешь, что все это ведет к чему-то, верно? К сражению. К битве, как бы глупо это ни звучало. И ты осознаешь, что мы не будем на одной стороне? Что я, черт возьми, не смогу тебя защитить. Ты знаешь…

И он замолчал… отвернулся от меня и подошел к окну, сердито сжал подоконник и протяжно выдохнул.

— Конечно, ты знаешь. Самая умная девушка школы, не так ли? Ты, блять, все знаешь.

— Ты сейчас серьезно?

— Я чертовски серьезен, — ответил он, оглянувшись в мою сторону.

— Хочешь услышать, что я знаю, Малфой? Я знаю, что преследовала тебя, взобралась на эту чертову гору ради тебя, с вызовом разговаривала с Беллатрисой чертовой Лестрейндж ради тебя. Мне продолжать?

— Да.

— Да? Ты позволяешь мне продолжить? Я знаю, что ты хотел сказать, когда поднял свой гребаный рукав, чтобы показать Метку. Я знаю, что ты хотел доказать, когда говорил мне убираться. Я знаю, чего ты добивался, позволив Пенси чертовой Паркинсон смеяться надо мной. И я знаю, что ты имел в виду, когда сказал…

Я остановилась, прикрыв глаза. Он не мог догадаться, насколько это больно, как сильно я не хотела признаваться в этом.

— Когда сказал что? — спросил он резко.

— Когда ты… Неважно. Мне пора спать.

Я почувствовала его руку на моем локте, он заставлял меня остановиться.

— Нет, — грубо произнес Малфой хриплым голосом у моего уха. — Когда я сказал что?

Я выдернула руку и повернулась к нему лицом.

— Когда ты сказал, что я не имею значения, — закричала я, вскинув руками. — Помнишь эту часть нашего разговора? Нет? Я удивлена, что ты не позаботился о том, чтобы завести себе домашнего эльфа, который будет записывать все разговоры, когда ты, наслаждаясь собой…

— Прекрати, — прошипел он, стиснув зубы. — Просто… прекрати. Из всего, что я сказал, ты запомнила именно это? Об этом ты все время думаешь? Я даже не могу… Просто прекрати. Хватит.

— Почему?

— Потому что… Потому что я, блять, знаю, что сказал! Нет нужды повторять это снова.

— О, тогда я прошу прощения, — прошептала я с сарказмом. — Не знала. Просто хотела убедиться, ты точно понимаешь, что это… — я указала на его предплечье. — …значит для меня.

Он слегка дернулся.

— И что же? — спросил он отдаленно. — Что это значит для тебя?

Я закусила губу, отбросив нелепое желание рассмеяться. В этом не было ничего смешного, вовсе нет, но эмоции были дикими, неконтролируемыми. И я выдала единственный ответ, который крутился в моей голове.

— Ничего, — просто ответила я, выдохнув. — Это ничего не значит для меня.

А потом я ушла, прежде чем он успел отреагировать на мои слова и остановить меня.

Но я так и не смогла уснуть.

Конечно, не смогла.

* * *