Всё наоборот (джен)

Где-то в горах Шотландии

— Какой к Мордреду еще Лорд? — мужчина позади упавшего на снег Морфина Гонта устало стянул маску с лица и потер ладонью лоб. — Рабастан, что это у тебя за псевдоаристократические замашки?

— Почему это “псевдо”? — обиженно поинтересовался Рабастан Лестрейндж. Он тоже снял черную узорчатую маску и откинул капюшон мантии. — Между прочим, мой пра-пра-пра-пра… — он запнулся и вытаращил на собеседника глаза.

— Не начинай перечислять своих славных предков, прошу тебя, я тебе на слово верю, а у меня голова болит, — мужчина поморщился, — как и всегда после этого чертового успокаивающего зелья.

— Антонин! Дракклы тебя дери, ты вообще не похож! На себя, я имею в виду. О Мерлин! Так ты в порядке?! — Рабастан спешно передал кольцо в протянутую ладонь Долохова. — Мы тебя тут уже третий месяц ждем. А теперь еще и этот холод собачий...

— В полном порядке, — ухмыльнулся Долохов, аккуратно спрятав кольцо в небольшой мешочек из черной кожи, висевший у него на шее на кожаном шнурке, и спрятал его за ворот мантии. — А вы тут не скучали? Хозяина не обижали часом? Совы с письмами были каждую неделю?

— Да, каждый четверг, все указания из них выполнены. А насчет хозяина… обидишь его, как же… — проворчал Эйвери, и шепотом добавил, обращаясь к Долохову: — Может, переберемся куда-нибудь в другое место? Я знаю одно заброшенное поместье на западном побережье, от магглов скрытое, там никто не живет. Формально оно наше, осталось в наследство от дальней родни. Меня пугает этот… даже не знаю, как назвать. Вроде маггл, колдовать не умеет, а магия на него не действует! Даже Авада!

— А ты и рад был проверить? — прищурился Долохов. — А если бы сработало?

— Ну раз остальное не срабатывало, с чего бы Авада… речь не об этом. Небезопасно так долго оставаться на одном месте.

— Здесь — безопасно, — уверенно сказал Долохов. — Но надолго мы тут не задержимся, не беспокойся. Сдается мне, мы уже исчерпали долготерпение нашего дорогого хозяина.

— Ты не говорил, что от твоих интриг пострадают дети, — хозяин дома размашистым шагом уже приближался к ним. — Антонин, только ради нашей дружбы я сейчас оставляю тебя и твоих слуг в живых. Но вы покинете это место немедленно. Больше не рассчитывай на мою помощь. И не попадайся мне на пути.

— Дети не пострадали, — ответил Долохов. — Хорошая порция приключений им только на пользу. Да и то — все самое интересное они проспали. Но не беспокойся. Мы уходим. Собирай всех, — бросил он Эйвери, — и сообщи координаты для аппарации.

* * *

1 ноября 1991 года

Заголовок на первой полосе “Ежедневного Пророка”: “Черный феникс над Хогвартсом — всего лишь глупая и неуместная шутка!”

Подзаголовок: “Виновники понесут наказание”, — уверяет министр Фадж”.

На колдографии под заголовком Корнелиус Фадж, министр Магии, хлопал по плечу непроницаемо серьезного Тома Риддла, директора школы чародейства и волшебства Хогвартс, верховного чародея Визенгамота и председателя Международной Конфедерации Магов.

Риддл со вздохом отшвырнул газету в сторону.

Перед интервью у них состоялся до удивления глупый разговор с министром. “Том, я уверен, что тебе показалось! — медовый голос Фаджа вызывал отвращение. — Ну какой еще “Черный Феникс”! Десять лет в мире не пошли тебе на пользу, ты начинаешь видеть угрозу там, где ее нет. Может, тебе стоит взять отпуск, поохотиться на нунду в Африке, или с драконами поработать, а? Тебе явно не хватает острых ощущений!”

И после интервью, в одном из тихих коридоров Министерства: “Ты понимаешь, Том, к чему это может привести?! — Фадж тихо шипел, жестикулировал и брызгал слюной, поминутно оглядываясь. — Волнения! Беспорядки! Необоснованные страхи! Твои личные — я повторяю, Том, — ли-чны-е семейные разногласия и шуточки твоих родственничков не должны влиять на стабильность государства и мои рейтинги!”

— Чтоб тебя самого драконы сожрали, старый болван! — Риддл, вспомнив нелепый разговор с министром, и еще более нелепое представление для журналистов, в мгновенной вспышке ярости испепелил несчастную газету. Ему немного полегчало.

Феникс на насесте недовольно посмотрел на него, слегка наклонив золотисто-алую голову, и негромко запел. Мелодия успокаивала, оставляя вместо ярости неясную глухую тоску. Вскоре и она прошла, сменившись легкой грустью. Риддл снова вздохнул.

— Тебе нравится совиное печенье? — серьезно спросил он у феникса.

Тот кивнул.

Риддл достал из бездонного ящика стола мешочек с печеньем и положил несколько штук в небольшое блюдце.

— Раскрошить? — все так же серьезно спросил Риддл.

Феникс мотнул головой, слетел с насеста и ловко разломал печеньице клювом.

В кабинет неслышной тенью скользнула Беллатрикс и положила руку на плечо мужу.

— Фадж? — тихо спросила она.

Риддл устало кивнул.

— Милый, хочешь, я его прокляну? — мило улыбнулась Беллатрикс. — Никто и не догадается, ну помрет он через полгода от какой-нибудь ерунды… — Риддл удивленно обернулся к ней. — Я пошутила, милый, — снова улыбнулась она. — Это просто шутка. Не напрягайся так. Просто хотела поднять тебе настроение.

Но в ее глазах не было и тени улыбки.

* * *

2 ноября 1991 года

Серпента Малфой уже вторую ночь лежала на кровати под песочного цвета балдахином, не в силах уснуть. Грейнджер, Уизли и Поттер были в больничном крыле, и всё еще не очнулись. “Но как только они очнутся… их вызовут к директору, скорее всего, к директору, он обязательно захочет с ними поговорить, а может, и к министру, неизвестно ещё, что страшнее, и тогда выяснится, что это она во всем виновата, они же всё расскажут, не могут не рассказать, это же она заперла их, и они опоздали на пир, это же из-за нее они попали в больничное крыло…”

Одни и те же мысли бродили по бесконечному кругу, вызывая нешуточную головную боль. “А если они всё расскажут, то… то… папа обо всём узнает. Папа. Что он о ней подумает? А ее… посадят в Азкабан. Точно посадят. И даже если папа ее спасет… да, папа ее спасет, обязательно! Но больше он никогда, никогда, никогда не подойдет к ней, не погладит по голове, и не скажет — я горжусь тобой, Серпента. Никогда. Я опозорила всю нашу семью”.

Утром за завтраком она не съела ни крошки.

— Что с тобой, Малфой? — заботливо спросила Помона Спраут, подойдя к столу своего факультета. — Ты неважно выглядишь. Не помешало бы тебе сходить в больничное крыло.

Серпента вздрогнула при упоминании больничного крыла.

— Все в порядке, — натянуто улыбнулась она. — Просто вчера допоздна засиделась за уроками.

— Ну что же ты, деточка! Нельзя же так себя изводить. Все-таки я попрошу у Помфри для тебя укрепляющее зелье, будешь перед сном принимать, хорошо?

— Да, профессор Спраут, — вежливо поблагодарила Серпента. — Обязательно. Но у меня сейчас дополнительные занятия у профессора Флитвика, и мне нужно…

Помона замахала на нее руками, направилась к столу преподавателей, и минуты две шепталась с Флитвиком, затем, улыбаясь, вернулась к столу.

— Малфой, душечка, не беспокойся, возвращайся в спальню и отдохни, я замолвила за тебя словечко. А у профессора Флитвика такая радость! Первокурсники, которые у него в больничном крыле-то, очнулись и чувствуют себя хорошо! Их даже выписать обещали, ближе к вечеру. А сейчас к ним директор пошёл.

Риддла и правда уже не было на месте.

Серпента почувствовала, что ее начало трясти. Будто все тело окунули в холодную воду.

— Я и правда пойду, — еле слышно прошептала она. — Спасибо, профессор Спраут.

— Что с тобой, Серпента? — обеспокоенно спросил Невилл. — Профессор Спраут, можно я ее провожу?

— Конечно, Невилл, только постарайся не опоздать в теплицы — сегодня к одиннадцати должны привезти новые саженцы!

“Вот он у нас какой мальчик, оказывается, заботливый, к друзьям внимательный, и не гордый совсем, зря про него так говорят, — умиленно подумала Помона, провожая их взглядом. — Настоящий барсучонок! А уж как с растениями обращается! У него талант, несомненно! И Малфоевская дочурка — хорошая девочка, замкнутая только очень, холодная, но ничего, у нас на факультете оттает. Нет, всё-таки Шляпа не ошиблась”.

* * *

В спальне первокурсниц Хаффлпаффа было тепло и тихо, за окном моросил осенний дождик, но внутри комнаты сладко пахло летним лугом и медовыми травами. Запах успокаивал. Цвета факультета — черный и желтый наполняли и гостиную, и спальню, но они были приглушенными и не резали глаза. Помона лично следила за уютом в помещениях своего факультета. Серпента вспомнила неприветливые помещения слизеринского факультета, давящие потолки подвала, искусственные окна (как ни старайся вообразить, что они настоящие, но что-то все равно было не так) и поежилась. Сейчас она уже не могла бы представить себя в той гостиной. Традиции крепкой факультетской дружбы и равенства в коллективе на Хаффлпаффе ненавязчиво передавались от старших студентов к младшим, и Серпента за два месяца учебы успела привыкнуть к тому, что не надо искать двойной смысл у сказанных фраз, не нужно ждать подвоха в каждом невинном поступке. До учебы в Хогвартсе она привыкла общаться с детьми, семьи которых уже много поколений подряд учились на Слизерине, где отношения строились по принципу “ты — мне, я — тебе”, и это считалось само собой разумеющимся. А тут, если кто-то из собратьев по факультету предлагает помощь, не надо было лихорадочно думать, что же им от тебя нужно. Скорее всего, они просто хотят помочь. Это было… очень непривычно.

В спальне никого не было. Кто-то из девочек еще доедал десерт за завтраком, кто-то — ушел в библиотеку делать домашнее задание. Из гостиной уже слышались голоса — старшекурсники обсуждали отмену прогулок в Хогсмид до Рождества. Субботнее утро. Хорошо, что сегодня суббота, и Спраут отпросила ее у Флитвика. Теперь хоть до понедельника можно проваляться в постели. Только вот никто не даст ей такой возможности. Серпента натянула на себя пуховое одеяло и спряталась под него с головой. Сейчас… вот еще минут десять, и ее точно вызовут к директору. Медленно шли минуты, складываясь в часы.

Но ничего не происходило.

Девочки заходили в спальню, но ее не беспокоили — на этом факультете, если сосед по комнате спит, будить его без крайней необходимости считалось очень дурным тоном, а Серпента старательно изображала спящую. Через несколько часов панические мысли уступили острому чувству голода, желудок предательски заурчал, Серпента нехотя выползла из-под одеяла, привела себя в порядок и отправилась на обед в Большой зал — как на Голгофу. Возможно, директор просто хочет отчитать ее при всех учениках? Вроде бы это было не в его стиле, но кто его знает? Ее отец с Риддлом находился в натянутых отношениях еще со времен войны с Дамблдором, так что ничего нельзя сказать наверняка. Но она устала бояться каждого шороха, да и не пристало Малфоям показывать такую слабость. Она пойдет, и будь что будет.

Но ничего не было.

Она спокойно села за стол Хаффлпаффа, положила себе овощного рагу и начала неторопливо есть. Директор сидел на своем месте. Она перевела взгляд на стол Рейвенкло и чуть не поперхнулась. Грейнджер и двое ее дружков как ни в чем не бывало обедали, в паузах между пережевыванием еды пытаясь ответить сразу на все вопросы студентов, которые обступили их плотным кольцом.

“Не может быть, чтобы они ничего не рассказали, — убито подумала Серпента. — Возможно, директор просто не хочет поднимать лишнего шума и просто отчислит меня, и всё”. Однако ее так и не вызвали к директору. Ни в этот день, ни в следующий, ни через неделю. После бурного Хэллоуина замок постепенно успокаивался, учеба вошла в привычное русло, и о произошедшем напоминал только еле заметный защитный купол, раскинувшийся над Хогвартсом. В погожие дни его не было видно совсем, а в облачные — он окрашивал облака над замком в слабые оттенки голубого цвета.

Было очевидно, что директору ничего не сказала ни Грейнджер, ни ее дружки. Почему? Теперь вместо страха Серпенту разъедало любопытство.

Во время очередного совместного урока по зельеварению, когда профессор Снейп ненадолго покинул кабинет, она набралась смелости, подошла к столу Грейнджер и тихо попросила ее задержаться после урока.

Гермиона непроизвольно отодвинулась от нее.

— Я ничего не сделаю. Клянусь честью семьи, — серьезно произнесла Серпента.

Гарри обернулся к ним. Рон хмуро наблюдал за разговором.

— Мы, пожалуй, тоже останемся, — немного угрожающе растягивая слова, произнес он.

— Да. Да, конечно, — тряхнула головой Серпента, и поспешно вернулась к своему столу, где Невилл снова пытался запороть их совместное зелье.

— Защитные артефакты у тебя с собой? — тихо спросил Рон.

— Нет, — шепотом ответила Гермиона, уныло помешивая варево в котле. — Да и зачем? Они все срабатывают на намерение либо угрозу жизни и здоровью. Вы сами видели, какие беды можно натворить безо всякого злого умысла, так, в шутку, ну или еще зачем-нибудь — я не думаю, что те, кто нас похитил, шутили. Так что их надо либо дорабатывать, либо... ну, просто считать бесполезными украшениями. А я не люблю бесполезные украшения.

— Ну тогда с тобой пойдем мы, — сказал он. — Гарри, ты с нами?

— Конечно, — буркнул он, старательно нарезая корешки асфоделя. — А сейчас, пожалуйста, не отвлекайте меня...

Всем студентам, кто посещал факультатив по зельеварению, на обычных уроках профессор Снейп задавал усложненный вариант учебного зелья. Но Гарри относился к его заданиям серьезнее всех.

После урока они остались в пустом классе.

— Почему вы ничего не рассказали директору? — без предисловий спросила Серпента.

— Как это — «ничего»? — сделала непонимающее выражение лица Гермиона. — Мы ему всё рассказали. Что отрабатывали новое заклинание, и так увлеклись, что не заметили, что опаздываем на праздничный пир. А потом голоса из пустоты — и больше я ничего не помню.

— Я тоже, — добавил Гарри. Рон кивнул.

— И вам поверили?

— Разумеется! — Гермиона устало вздохнула. — Мы же с Рейвенкло. Такое объяснение никого не удивило.

— Но почему...

— Почему мы про тебя не рассказали? А зачем это нам было? Я знала, что ты не замышляла ничего дурного. Да и еще... думаешь, со стороны было не заметно, как ты мучаешься? Свое наказание ты уже получила, — пожала плечами Гермиона. — Хотя по-моему, директор и так обо всем знает.

Серпента нервно оглянулась на дверь кабинета, потом выдохнула, опустилась на скамью возле парты... и вдруг разрыдалась, шумно, со всхлипами и подвываниями.

Мальчишки не знали, что делать — это было написано у них на лицах. Гермиона нерешительно присела рядом с рыдающей Серпентой и, после секундного колебания, успокаивающе погладила ту по голове. Серпента уткнулась носом ей в мантию и разрыдалась еще сильнее. Первым опомнился Гарри и бросился в преподавательскую подсобку, куда после урока ушел профессор Снейп. Через полминуты он вернулся вместе с профессором, который держал в руках флакончик с успокаивающим зельем.

— Что с вами, Малфой? — слегка неприязненным тоном спросил профессор. — Что еще за истерики в моем кабинете?

Серпенте не пришло в голову ничего более правдоподобного.

— Б-брошку потеряла... — пролепетала она сквозь всхлипывания.

— Какую еще брошку?

— В-в-в виде змейки... папин подарок...

— Брошка пропала, подумать только, — закатил глаза профессор. — Не могу поверить, что дома вам не рассказали про заклинание призыва. Вот такое движение палочкой, при этом говорите: «Акцио» — и называете ту вещь, которую хотите призвать.

— Акцио брошка, — послушно повторила Серпента, и из ее кармана ей в руку скользнула серебристая змейка.

— Она же у вас в кармане была! Пять баллов с Хаффлпаффа за несообразительность. Малфой, я вас не узнаю. Я всегда думал, что вы попадете на Слизерин, но, судя по всему, новый факультет вам вполне подходит. А теперь прошу вас покинуть класс зельеварения и творить свои девичьи глупости где-нибудь в другом месте.

— Да, профессор, — послушно отозвались она, и все четверо спешно покинули кабинет.