Несколько дней подряд я думала об осуществлении своего грандиозного плана мести. Ненависть к Келегорму разгорелась с новой силой после прочтения дневника Финрода, о котором я твердо решила молчать. Даже Гортхаур был слегка удивлен моему порыву, однако решил принять участие в разработке плана, сказав что-то вроде: «Давно пора!»
В голову мне не приходило абсолютно ничего стоящего. Убить? Сама я не смогла бы этого сделать. А сделал бы кто-то другой, это стало бы слишком просто, так сказал Гортхаур. Пытки не устраивали меня. Я всегда питала отвращение к физическим расправам и могла думать о них только в минуты бешеной ярости. Милый Гортхаур же был готов оказать Келегорму почетнейший прием в своей камере пыток и показать ему все свои игрушки. При этих словах я скривилась. Он же говорил с истинным воодушевлением мастера своего дела.
— Сильнейшую боль можно причинить, не касаясь тела, — заметил Гортхаур.
— Душевную боль приносят страдания близких, — ответила я. — Не думаю, что они есть у Келегорма. Он держался в стороне от семьи, из братьев был близок только с Куруфином. У него нет жены и детей. Не думаю, что есть друзья. Нам не через кого добраться до него.
— Ты права, этот способ работает всегда. Но на этот раз я предлагал не это. Почему бы не заставить любвеобильного Келегорма пострадать от любви?
— И как мы этого добьемся? Подошлем Келегорму красавицу? Он не будет мучиться от любви. Скорее, женщины буду страдать из-за него.
Я имела в виду не только себя. Келегорм преуспел с женщинами. У него было преимущество — умение преподнести себя. Он проявлял обольстительные манеры, когда это было необходимо. Не сомневаюсь, что малышка Анариэль была далеко не единственной жертвой подобного рода. Келегорм нравился многим еще в Валиноре. Я, как всезнающий младший ребенок, подслушивающий разговоры взрослых, знала про нескольких влюбленных в него девушек. Я не могла вспомнить лицо Келегорма без отвращения, но если судить беспристрастно, то нельзя было не признать, что он красив. Обладатель прекрасной фигуры, золотистых локонов и правильных черт лица, он приковывал взгляды. Мне же давно казалось, что в линии его пухлого рта и наивном взгляде больших серых глаз есть нечто порочное; едва уловимое, но понятое мной еще до полного узнавания его сущности. Будь Келегорм человеком, последствия его пороков и излишеств уже отразились бы на нем сполна.
Так что я была изумлена наивностью плана Гортхаура, пока он не ответил мне, недоумевая:
— Ты же волшебница! Или уже нет?
Он предложил мне использовать очень сильное проклятие.
— Несколько слов — и Келегорм будет страдать так, что пожалеет, что родился на свет. Избранница никогда не ответит ему взаимностью, и его сердце будет разбито! — удовлетворенно говорил Гортхаур, развалившись в кресле и глядя, как я нервно мерила шагами свои покои.
— Келегорм может просто прийти к ней и взять свое! — я резко остановилась посреди комнаты. — Он излечится, и одной искалеченной девушкой станет больше!
Гортхаур не замедлил с ответом:
— Мы сделаем его отношение к этой женщине трепетным. Он не сможет причинить ей боль. Будет готов носить ее на руках, подарить ей целый Валинор! И ей будет все равно — у нее уже будет избранник.
Я знала, что такое боль от разбитого сердца. И улыбнулась.
— Это нам подходит!
— Проклятие само выберет подходящую девушку из его окружения. Мы не станем указывать на конкретное имя. Но знай — может пройти некоторое время, пока такая леди не появится.
— Надеюсь, проклятие не выберет Артанис, иначе любовь Келегорма к семье станет известна всем, — усмехнулась я. — А она очень подходит. Прекрасна, давно и счастливо замужем. Недостижимая мечта! И постоять за себя умеет. Бедные Тэлэри это проверили. А Келегорм? Клятва феанорингов, проклятие Мандоса, груз множества грехов, а вскоре и наше заклятие! Тяжелая у него жизнь!
— Но проклятие Мандоса лежит и на тебе.
— Думаешь, я переживаю по этому поводу? Думаешь, я хотела бы сейчас оказаться в Валиноре? — я села Гортхауру на колени и обвила руками его шею. — Нет, я счастлива здесь и сейчас.
Гортхаур окинул меня восхищенным взглядом.
— Такой ты мне нравишься намного больше, чем нравственной светлой девчонкой! Через столько лет ты удивила меня. Месть делает тебя прекрасной.
— Странно, но сейчас я сама себе нравлюсь. Ты и месть — вот что заставляет бурлить мою кровь. Но не забывай, что это месть Келегорму, а не кому-то, кто не делал мне зла.
— О, нет, опять ты за свое! Ни слова больше! — Гортхаур картинно закатил глаза. Я поцеловала его, и мы мягко опустились на пол.
* * *
Проклятие, предложенное Гортхауром, пришлось доработать. Поразмыслив, мы вывели формулу, которая бы заставила Келегорма быть почтительным и не распускать руки. Это было несложно.
— Если хочешь, мы можем просто схватить его и посадить на раскаленный кол, — снова предложил Гортхаур. Я скривилась. Одним из больших плюсов нашего метода было то, что мне не придется видеть мерзкое лицо Келегорма в своем доме.
Кроме того, птичку не нужно было выманивать из клетки. Гортхаур имел много шпионов, и мы знали, что старый враг сейчас в Нарготронде и является там довольно влиятельной персоной. Представляю, как был счастлив Финрод! Что ж, по крайней мере, не думаю, что в пещерном городе можно было без опаски делать все, что ему заблагорассудится. Финрод никогда бы не одобрил аморального поведения на своей земле.
Я же в полной мере ощутила, что жизнь в Ангбанде оставила на мне свои следы. Я стала намного циничнее. По-прежнему беспокоясь за свою прежнюю семью, я почти спокойно относилась к деяниям настоящей. Отвращение во мне вызывали пытки и казни, но, не видя их, я не беспокоилась ни о чем. Меня это пугало, но не удивляло. Нельзя было остаться совсем чистой и невинной, прожив столько лет рядом с Мелькором. Иногда я думала, что они могли бы убедить меня сделать нечто худшее, чем я делала ранее.
Примерно через месяц после прибытия в Тол-ин-Гаурхот я прочитала заклятие и стала ждать.
* * *
Стояла середина осени. Дни были совсем коротки, и непрекращающийся дождь поливал землю. Приближалась зима. Тот темный вечер я проводила одна в своих покоях. Гортхаур следил за какой-то странной группой орков, а я скучала.
За прошедшие восемь лет я не получала никаких новых сведений о Келегорме. Знала лишь то, что он по-прежнему имеет большое влияние в Нарготронде, и его позиции лишь усиливаются. Гортхаур говорил, что возможно придется подождать, но мне казалось, что ждали мы достаточно, и я впала в уныние, обдумывая, где могла ошибиться.
Снаружи послышались какие-то крики, и я выглянула в окно. Орки Гортхаура тащили других сопротивляющихся орков. Интересно, не противно ли правой руке самого Мелькора разбираться с такими мелкими сошками? Я пожала плечами и отошла от окна. Дождь не прекращался ни на минуту, и вскоре я задремала.
— Вставай, — с меня резко сдернули одеяло, и я протестующее застонала. Гортхаур расхаживал по моим покоям, и я давно не видела его таким радостно-возбужденным. — У нас почетные гости, и мы должны встретить их!
— Кто здесь может быть почетным гостем, кроме Мелькора? — сонно спросила я.
— Может быть, владыка Нарготронда?
— Что? — сон мигом покинул меня, и я распахнула глаза. — Нет!
Вот и наступил момент, которого я так боялась.
— Да! Не знаю, что ему здесь нужно, но выясню. Одевайся! — Гортхаур, весело напевая, скрылся в моей гардеробной и снова появился, неся роскошное черное бархатное платье, расшитое золотом и драгоценными камнями.
— Ты должна быть роскошной перед высоким гостем! — кинув мне платье, он перешел к шкатулке, доверху забитой драгоценностями.
— Ты смеешься? Я не выйду! — запротестовала я. — Все думают, что я мертва, зачем менять то, что устраивает всех? Ты хочешь, чтобы Финрод увидел меня?
— Ты можешь показаться Финроду! — Гортхаур захохотал, очевидно, предвкушая победу. — Он все равно уже не жилец! Пусть только расскажет, что ему надо на моих землях!
Я схватилась за спинку кресла. В тот момент он был тем самым Гортхауром Жестоким, имя которого наводило ужас на людей и эльфов. Поймав врага, Темный Майа горел желанием уничтожить его.
— А если не расскажет?
— Обычные методы, — Гортхаур недоумевающе пожал плечами. — Все рассказывают. Не бойся, — он нежно провел рукой по моему лицу. — Тебя это уже давно не должно волновать. Я уверен, что Финрод предпочел бы, чтобы ты была сейчас в Чертогах Мандоса, а не здесь.
Я еле стояла на ногах. Гортхаур застегнул на моей шее золотое ожерелье с огромными изумрудами и позвал служанку, которая привела меня в порядок. Под руку он повел меня в зал. Передо мной все плыло как в тумане. Если он заставит меня смотреть, как умирает Финрод… Мой брат, друг моего детства и юности... И сейчас мы были по разные стороны. Мне хотелось остаться лежать под одеялом и трястись от страха, а не идти в тронный зал Тол-ин-Гаурхота, где Гортхаур с таким успехом играл в Мелькора.
— Ты очень бледна. Я хочу, чтобы сегодня ты выглядела королевой. Ты моя королева, — заботливо сказал Гортхаур и поцеловал меня в щеку. Мне захотелось закричать, но я пересилила себя.
Пока служанка делала мне высокую прическу, я напряженно думала, что могу сделать. В моей голове сложился небольшой план. Он был еще сырой, довольно простой, но мог и сработать.
Немного не дойдя до зала, я резко остановилась и сказала:
— Я хочу, чтобы Финрод остался в живых. С остальными делай все, что захочешь. У меня есть к тебе предложение.
Веселое изумление в глазах Гортхаура.
— У тебя есть что мне предложить? Смотри не передумай, когда Финрод скажет, что предпочел бы видеть тебя мертвой!
— Я хорошо знаю Финрода. Он честный и доблестный Нолдо. Ты ничего не сможешь вытянуть из него своими пытками и угрозами. А я смогу. Узнаю, что он делает со своим отрядом на нашей земле. Может, узнаю что-то и про Нарготронд. Я сделаю это в обмен на жизнь Финрода.
— И как ты это сделаешь? — Гортхаур явно заинтересовался.
Я рассказала.
— Что ж, — задумался Гортхаур, — у нас впереди много времени. И в любом случае будет забавно это увидеть. Если ты проиграешь, я смогу убить Финрода и позже. Если выиграешь, подотрем ему память и отпустим домой.
Я кивнула. Мы торжественно пожали друг другу руки, и я ощутила, что равна ему. Во второй раз в жизни я не смотрела на Гортхаура снизу вверх, но стояла рядом, и в какой-то мере мы были союзниками.
Мы вошли в зал. Гортхаур сел на большой железный престол, ощутимо напоминавший трон Мелькора в Ангбанде. Я села на небольшой трон, стоящий ниже. Сидя словно на иголках, я наблюдала, как люди тьмы грубо втаскивают в зал Финрода и еще одиннадцать эльфов. Нет, десять. Один из спутников короля Нарготронда был человеком, и это было странно. Я не знала никого из пленников, кроме Финрода. Его спутники казались очень молодыми, и явно были рождены, когда я уже жила в Ангбанде. Я рассматривала их только потому, что мне не хотелось встречаться взглядами с братом. Но этот момент должен был произойти, и, подняв голову, я поймала на себе взгляд, полный изумления, ненависти и отвращения. «Ангрод был прав! Предательница!» — наверняка думалось в тот момент Финроду.
Пора было начинать играть свою роль. Я быстро отвела взгляд, выпрямилась на троне и придала себе гордый, но слегка напряженный вид, ощущая на себе тяжелый взгляд Финрода.
Гортхаур заговорил:
— Приветствую тебя, Финрод Фелагунд! Как оказался ты в землях, столь далеких от Нарготронда? Или твоя память настолько коротка, что ты решил, что эта крепость все еще принадлежит тебе?
Стражники заухмылялись.
— Это не касается тебя, Жестокий! — запальчиво воскликнул человек.
Гортхаур расхохотался. Я старалась держать бесстрастное и отстраненное лицо.
— Ты глупец, человек, и ты заплатишь за это!
— Не сомневаюсь, проклятый слуга мрака!
Этот человек напомнил мне отца, проклинающего Мелькора после похищений Сильмариллов. Гортхаур не видел этого достопамятного эпизода, но мысли у него возникли схожие.
— А не берешь ли ты пример с Феанора? Его дух тоже был огненным, и он за это поплатился. Подробнее можешь расспросить мою прекрасную леди, — он обернулся ко мне и подмигнул, и я вжалась в трон, затравленно глянув на него.
— Я уважаю любого, кто борется с тобой и Морготом любыми способами! — воскликнул человек.
— Молодец! — рассмеялся Гортхаур. — Как твое имя, человек?
— Я Берен, сын Барахира.
— Прекрати! — внезапно воскликнул Финрод. — Хватит полоскать имена наших родичей, нечестивый мерзавец! Лучше сразись со мной, как мужчина с мужчиной, и посмотрим, кто победит. Давай, Гортхаур, или ты можешь лишь ее побеждать? — брат кинул на меня презрительный взгляд.
— Договорились, — кивнул Майа. — Какой ты хочешь поединок? На мечах? Топорах? Или выпустим твоих лошадей против моих варгов? — засмеялся он.
— Ты ошибаешься, Гортхаур. Я знаю, что ты весьма сведущ в колдовских песнопениях и темной магии. Так почему бы нам не устроить певческий поединок?
Я закрыла лицо ладонью. Безумец! Глупец! Задумал тягаться в магии с правой рукой самого Мелькора? Даже я могла бы легко победить Финрода, особенно если взглянуть на его состояние — рваная одежда, засохшая кровь под носом, спутанные грязные волосы. По-видимому, его эльфам пришла в головы такая же мысль — они выглядели напуганными. Зато Гортхаур был в восторге.
— Принимаю! — хлопнул в ладони он. — Не возражаешь, если я начну по праву хозяина?
Это было вероломно, ведь Гортхаур был и так силен, а брат ослабел. Темный Майа пел о предательстве и мести. Эльфы зажали уши. Финрод покачнулся. Мне, привыкшей к темной магии, песни Гортхаура не доставляли неудобств, но я склонила голову и изобразила недомогание. А Майа старался. Он вкладывал в свои песни всю свою силу и жестокость.
— И как, Фелагунд? — спросил Гортхаур. — Ты сможешь продолжать?
И Финрод запел. Он пел о силе дружбы, о смелости и чести. Он пел о Владыках Запада, о прелести Благословенного Края, о бесконечной красоте этого чудесного мира, и я словно очутилась в Валиноре, в днях своего далекого детства. Картины из прошлого встали у меня перед глазами. Амрод надевает мне на голову венок из ромашек, и они с братом объявляют меня королевой лета. Варда говорит маме, что у нее очаровательная дочь, и гладит меня по щеке. Мама с гордостью сжимает мою руку. И теперь Финрод звал светлую Элберет, но она, как всегда, не пришла. Валар давно отреклись от нас. Я разрыдалась, по лицам эльфов Финрода тоже текли слезы.
Но и Гортхаур не отставал. Он бесстрастно выслушал песнь про Аман и тоже запел. Мотивы обоих вскоре переплелись. Майа пел о жестокостях, происходящих в подвалах Ангбанда, об одушевленной Тьме, павшей на Валинор в конце Предначальных времен в лице Мелькора и Унголианты. Лаурелин и Телперион были уничтожены, пролилась первая кровь. Лишь один Финрод теперь стоял перед троном своего врага. Берен и другие Нолдор лежали как мертвые у подножия трона. Даже мне тяжело было выносить всю силу Майарских проклятий, и я ощутила чудовищную головную боль, словно насланную самим Мелькором. Я поставила защиту вокруг себя. Ангбанд побеждал Валинор, видения Благословенного края таяли. Гортхаур восхвалял Тьму. Он пел о том, как насколько могуч Мелькор, о том, что темное куда привлекательнее светлого. Он пел, что настоящий мудрец всегда выберет Тьму, ибо только она сулит истинное могущество и блаженство.
— Довольно, святотатец! — вскричал Финрод, силы которого уже были на исходе.
— Так продолжай, эльф!
Финрод вдруг взглянул на меня и снова запел. Слова песни были простыми, сочиненными наспех, но мне они запомнились навсегда. Финрод пел об эльфийке, соблазненной тьмой, покинувшей родной дом ради недостойной жизни во зле. Он пел, что такая жизнь отвратительна и недостойна дочери Эру.
Я вскрикнула. Гортхаур побледнел.
— Продолжай, жестокосердный!
— Нет, ты еще ничего не успел сказать в это раз!
И Финрод принялся на распев читать древний эльфийские заклятия. Была ночь, но за окном все равно посветлело, а дождь прекратился. Стены Тол-ин-Гаурхота содрогнулись, и с потолка посыпалась каменная крошка. Большой камень едва не убил одного из лежащих замертво пленников, упав рядом с его головой. И тут Гортхаур вмешался. Он произносил заклятия на неизвестном мне языке. Я увидела, как небо стало еще темнее, чем прежде, грянул оглушающий гром. Но самое жуткое изменение произошло с самим Майа. Он был словно окутан облаком из тьмы, был виден лишь красный блеск его глаз, и из центра облака доносился громовой голоса. Защита треснула, и я упала с трона на ступени перед ним. Головная боль моментально вернулась и стала невыносимой. Сверкнула молния, и Финрод замертво упал перед троном Темного Майа.
Тьма рассеялась, и Гортхаур перестал походить на воплощенного духа тьмы, вернув свое обычное обличие. У меня даже не было сил ужасаться тому, что сейчас произошло. Боль спадала, и я оглядела разрушенный зал и не подающих признаков жизни спутников Финрода. Я сняла остатки практически бесполезной защиты и села на ступени. Гортхаур подошел и сел рядом.
— Неплохо все прошло? Давно я с таким, как твой братец, не сталкивался! — он был в восторге после такого великолепного поединка. — Не бойся, я его не убил, завтра будет в порядке.
Я почувствовала, что по подбородку у меня что-то течет. Вытерев лицо, я увидела кровь, пошедшую носом от напряжения. Меня страшно мутило. Гортхаур положил руку на мою голову, и боль и тошнота отступили, а кровотечение прекратилось.
— Я сам придумал эти заклятия, прелесть моя! Они практически не трогают тела, но сильно давят на разум и душу, — он явно восторгался своей изобретательностью.
Я безразлично кивнула.
— Завтра я поговорю с Финродом, — сказала я. — А сейчас пойду к себе. Наслаждайся своим триумфом.
Я встала и ушла к себе. Мне не хотелось видеть Гортхаура.