Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

Вперёд

26. Кладокопатели

13 октября 2021, 19:02

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Примечания:

Если есть ошибки — маякните в ПБ. Доброго времени суток.

А в это самое время, где-то очень далеко, за городом, на берегу, в низовьях водохранилища, примарх и четверо его подельников копали яму. И не просто яму. А царь-яму, как выразился Виктор. Потому что трёхметровым крылатым рыцарям из чистого золота полагалось не что-то, а царь-яма. И, желательно, вдали от канализационных труб, теплотрасс и прочего нужного городу добра.

Закапывать клад решили на руинах дачи, доставшейся Виктору от какой-то там почившей родни. Дача эта на проверку оказалось местом безнадежно одичавшим и порядком заброшенным: между ракит и ив торчали какие-то поросшие хмелем и дурнишником развалины, руины сараев и сгнивший остов курятника. В бурых космах сухого хмеля догнивал скособоченный, трухлявый забор. А прямо из зарослей ложноакаций идолищем былого уюта глядела труба. Серая и сырая, но очень крепкая.

Вообще, идея прикопать золотые статуи и заявить о них как о внезапно найденном кладе, посетила мозг Лоргара абсолютно стихийно. И как-то сама собой. Чтобы марать руки и пытаться втёмную сбывать золотишко Аврелиан был слишком умён и осторожен: государева служба безопасности, конечно, не давала о себе знать явно. Но её относительно благодушное, напряжённое и ненавязчивое внимание к себе Лоргар ощущал шкурой. Особенно это чувство усилилось после трудоустройства Коракса: Лоргар искренне старался лишний раз не отсвечивать и не мешать серьёзным людям работать. Что-что, а чужой труд он уважал.

— Лоргар, слушай,— Виктор вытянул из ямы на верёвке ведро песка. Рядом с Виктором, кучкой валялись откопанные чуть ранее рессора от КАМАЗа, гнутая труба и две матрасные сетки советского образца. Всё, как и положено, ржавое и обросшее песком. Виктор, задумчиво пнул матрасную сетку, сел на корточки, свесился в яму и позвал, потирая руки над металлоломом, — это. Лоргар. Слушай, может, жахнешь по гостям примаршей аурой, а? Как бы нам проблем не огрести…

— Каких тебе проблем ещё? С клада полагается доля от стоимости находки, всё по закону. Деятель. Тебе б лишь бы кого жахнуть, — приглушённо отозвался Накуканов со дна, на пару с Димитрием расширяя стенки ямы.

— Ну-ну, доля… Какая доля ещё? Двадцать пять процентов? — скептически хмыкнул откуда-то сверху родновер.

— Ты у нас до сих пор в Советском Союзе, не иначе, — усмехнулся Накуканов, — короче, смотри, Вить. Есть такая штука — статья 233 Гражданского Кодекса Российской Федерации. Если вы нашли клад в своей квартире, в доме или на земельном участке, который принадлежит вам по праву собственности — клад целиком ваш. Нужно будет заплатить только тринадцать процентов. Ну, от его оценочной стоимости.

— Всего-то? — выронил лопату Мизгирёв, — а я думал, что нам дадут ноль целых шиш десятых.

— Нет. Ноль целых, шиш десятых — это если бы на чужой земле, да без разрешения, ты копать бы начал. Тогда — да. Весь клад — хозяину участка, а тебе — дырка от бублика, — нехотя согласился Накуканов, набирая в ведро землю, — но, смотри. Тут тоже есть подводные камни.

— Кто бы сомневался, — пробормотал Володин, улыбаясь, качая головой и бодро разгребая землю.

— Клад твой — это если найденным деньгам или предметам не более ста лет. Если находкам больше века — они автоматически считаются частью «культурного слоя», — лейтенант прицепел ведро к верёвке, и Виктор потащил его прочь из ямы, — а значит, присвоить-то их нельзя. А тут пойди, докажи, сто лет твоим статуям или три дня.

— Но есть же способы… — растерянно моргнул Димка.

— А ничего, что эти штуки висели на крейсере незнамо сколько веков? — хмыкнул сверху Виктор и свесился в яму по пояс, смоля сигаретой и туманно разглядывая чумазого, взъерошенного Накуканова, — а ты голова, Олег. Я б не додумался.

— Я, брат, этого дела во как нажрался, — рубленным, быстрым жестом лейтенант перечеркнул ребром ладони собственную шею и отмахнулся, возвращаясь к работе, — я, Вить, пока на очереди за жильем стоял, всякого повидал. Лучше мозги об это дело не ломать, а брать, что дают. Мы ж кто? Сам знаешь кто. Нам никак нельзя привлекать внимание.

— Хорошо, в нашем-то случае что нам дадут?

— Клад, которому больше ста лет, он является частью «культурного слоя» и подлежит обязательной передаче государству. А нашедший получает вознаграждение в размере пятидесяти процентов от оценочной стоимости находок, — пожал плечами лейтенант Накуканов. Некогда белые футболки Мизгирёва и Накуканова, всё ещё синели логотипом клуба «Динамо», но вид имели такой, будто ими долго возили по всему берегу. И не только, — к счастью, НДФЛ-ом такое вознаграждение не облагается. А за сокрытие таких предметов полагается серьёзное наказание. Кстати, Лоргар, напомни-ка хлопцам где там твой брат работает…

— Твоя правда, — задумчиво отозвался Лоргар, — нам действительно нельзя борзеть. Никому нельзя, а нам — подавно.

Друзья-товарищи зашевелились, тревожно переглядываясь.

— Да. И, это, — нахмурился лейтенант, что-то соображая, — вы главное, не валите всё кучей, этак цивильно пяткой вверх того, с мечом, воткните. Чтобы его первым вывернуть.

— Кого? Они все с мечами, — лязгая протезными конечностями, Мизгирёв согнулся пополам, шмыгнул носом. И выудил у себя из-под ног втоптанный в грунт чугунный утюг, — не, народ, вы как хотите, а люди вокруг странно себя ведут.

— Ты это про что, Диман?

— Про что, про что, — чумазая физиономия первокурсника изобразила волнение, — люди в упор не видят, что мы повымахали. И не только вверх, я, вон, еле в футболку влез, а мать мне их, вон, на вырост брала…

— Радуйся, Диман, — заржал Лёха, аккуратно ощупывая какие-то проступающие под ногами каменные глыбы, — я до сих пор хожу, а в висках, знаешь, стучит так одна и та же мысль: «Хоть бы не заметили, хоть бы не заметили, хоть бы не заметили…»

— Тоже…

— И, представь себе, не замечают!

— Вообще-то это не норма, — Лоргар своротил в сторону земляную глыбу и разогнул спину, — а ну-ка, ещё раз, что ты там делаешь?

— Ээ, — первокурсник замялся, — я очень боюсь, что окружающие поймут, что мы, ну, слишком крупные…

— Ну, это я понял… и? — нахмурился примарх.

— … и, вот, я хожу, а всего как трясёт. И одна только в мозгу мысль: «Не смотрите вы на меня, а? Ну ведь ничего не изменилось. Ну не замечайте вы меня, я ж просто доучиться хочу! Я, вон, ноги фиг знает где оставил, контуженный на весь котёл. Не разглядывайте вы меня, люди добрые. Нету тут ничего интересного».

На сосредоточенно-задумчивом лице примарха мелькнуло понимание:

— Так вот почему от вас так фонит… вы что, вообще никак не управляете собственной психической энергией? Ребят, но это же… опасно.

— Лоргар, я ж нихрена не умею! — почти взвыл Димка, отшвырнув лопату и потрясая в воздухе скрюченными пальцами, — оно само!

— Хрен его вообще знает, как этим управлять, — фыркнул Лёха, обтирая ладонью дореволюционную копейку и с довольной ухмылкой изучая её в лунном свете, жизнерадостно мурлыча что-то своё, — я делаю так: просто упорно думаю о том, что со мной всё так, как было. А, ну ещё, что дежпом не хочет меня припахать. Только, это. Главное, сразу об этом думать, пока дежпом не подошёл вплотную. Потом — поздно. Припашет. Точно припашет. Скажет, что, «вот, не хотел бы, но, брат, надо». И припашет.

— Поздравляю, псайкота, это называется ментальным воздействием, — пробасил, свесившись сверху вниз, родновер, его заросшее, помятое лицо выражало явный скепсис, — мне бы ваши проблемы.

— А чё случилось-то?

— «Чё случилось»… Все окрестные алконавты как рехнулись, я не шучу: волокут ко мне всё, что видят. Всё. Вообще всё!

— Ну, так, это ж, того… Гешефт. Что плохого-то? Доход, — не понял Лёха, отрываясь от работы, поднимая голову, растерянно моргая и опираясь на лопату обеими руками, — гешефт же. Чем плох лишний гешефт?

— Гешефт? Да, какой ещё к хренам гешефт?! Ты этот гешефт хоть видел? — не выдержал Виктор.

— Ну, ээ… — неуверенно замялся Лёха.

— Ворованное оно, Лёша, — подал голос лейтенант Накуканов, сгребая в ведро чернозём пополам с грязным песком, — хорошо если просто мусор. А так — ворованное.

Виктор от всей души матерно обложил горе-добытчиков чермета и их родственников до пятого колена и плюнул себе под ноги:

— Один есть там, Баклуша. Глаза как у фанатика, весь трясётся, рожа свекольная. Говорит мне сегодня: «Со мной, Виктор Тарасович, с космосу голоса заговорили. И всё твоим будто голосом, слышь. Говорят: «Неси Баклуша чугунину. Спать не надо, жрать не надо, бухать не надо. Чугунину надо». И, со властью так. Повелительно говорят». Так что, да, Олег. Кажется, скоро в засаде сажать придётся кого-то из ваших. У меня. Слышишь? Как бы мужики машины по дворам крушить не начали. Это не шутки. Баклуша совсем башкой съехал, Олег…

— Че-е-го? — обернулся лейтенант и помрачнел, — больше ему ничего там голоса не говорят? Надо пойти его клоповник погонять, смотрю, Баклуша совсем до ручки допился. Белуга стегает. Не иначе.

Лоргар хмуро выудил из кармана свою неубиваемую «нокию». Пискнули тоскливо кнопки. Ярко горящий экран жизнерадостно поведал, что сейчас ровно без пятнадцати три, зарядка практически на нуле и есть входящие сообщения от неизвестного абонента. Поведал и снова потух, теперь уже с концами. Где-то справа, энергично машущий снегоуборочной лопатой Лёха, уже по пятому кругу увлеченно насвистывал вальс «Амурские Волны». То и дело поглядыва то на небо, то себе под ноги. Усилиями заговорщиков, яма неумолимо расширялась.

— Я вот одного не пойму, Лоргар. Почему твои скоррапченные братья до сих пор не начали полномасштабное вторжение орд Хаоса в нашу реальность? — Виктор вытянул на верёвке из ямы очередное ведро и озадаченно поскреб щёку, — хорошо, допустим — по каким-то причинам не могут. Одного-двух космодесантников — могут, а мясников Чёрного Легиона — не могут. Как они там тебя величают, батько атаман, напомни-ка?

— Матерно, Вить, матерно, — примарх с хрустом разогнул спину, — если верить одному весёлому альфарию, на Хтонии тоже есть мат.

— Вот, — согласился Виктор, — божество хороших шуток с летальным исходом — это, конечно, сущность варпа. Но он один. Один. И он перенёс сюда целый крейсер. А Хаос Неделимый — это целых четыре твари. Чуете разницу?

Димка ткнул лопатой себе под ноги, шмыгнул носом и рассеянно моргнул, переводя взгляд с примарха на родновера:

— Что богам Хаоса мешает вывалить на нас свой сброд?

— Ставлю косарь, местные не переживут и треть той швали, которая ходила воевать ту же Кадию…

— Действительно. Почему Хаос Неделимый молчит?

— Ну, это ещё понятно, может они там попередрались за право откусить Лоргару голову, — пожал плечами родновер, его кустистые, черные брови дрогнули, а по лицу расползалась похабная ухмылка, — ну или не голову.

— Или им помешал Император, — согласился Лоргар.

Виктор активно закивал головой, воздел указующий перст к небу и прищурился:

— Ещё неплохо было бы понять почему боги Хаоса никак не связались со своими версиями из этой реальности. Хотя, о чём это я? Падла ж падлу знает и тихо так ненавидит…

— Вить! — устало донёсся из ямы голос Лёхи.

— Чего?

— Ты бы лучше по сторонам смотрел, — подал из ямы Володин, хрустя позвоночником и разминая шею, — нам лишние глаза ни к чему. Идёт кто?

— Да не, чисто, — отмахнулся Виктор, заозирался для порядка и снова свесился вниз, — слушай, Лоргар, а в первой редакции вообще-то были бабы-астартес. Смекаешь?

— Мы уже видели, что это возможно. Живой экземпляр сейчас мирно спит в общаге или строчит сообщения родственникам, — Лоргар с интересом подцепил в земляной толще что-то круглое. Потянул на себя. Во все стороны полетели комья земли. И Лоргар намотал на руку самую настоящую якорную цепь. Рывок — и над головой примарха просвистел самый настоящий корабельный якорь. Просвистел — и с громким треском приземлился куда-то в кусты.

— Я читал, раньше река была судоходной, — лейтенант Накуканов согнулся пополам и очень громко чихнул, — ты меня извини, Лоргар, но от твоей сыворотки ни холодно, ни жарко. Кости как ломило — так и ломит. Я, наверное, бракованный. Не действует на меня. Вот, вообще, Лоргар. Ну, никак.

— Не всё сразу, — порядком разворотив край, Лоргар вволок за ногу в яму ближайшую фигур и сложил грязные руки на крыло золотого воителя. Покачал задумчиво фигуру и позвал в темноту, — Вить, если не трудно, кинь мне якорь.

— А, погодь, — донёсся сверху голос родновера.

Протестующе затрещали кусты. Раздался изумлённый мат. И многострадальный якорь, приземлился аккурат между примархом и Лёхой, с грохотом сминая своим весом золото.

— Да твою ж налево! — Лёха шарахнулся в сторону и возмущённо заорал, запрокинув голову, — а тише кидать не судьба?!

— Я там никого не зашиб? — озабоченно донеслось сверху.

— Стату́ю ты зашиб, Вить, стату́ю, — отозвался летенант с невеселым смешком и снова взялся за лопату, — ну что, Лоргар Батькович? Сгребаем пиратский клад в яму?

— Пора, — Лоргар подтянулся и махнул через край ямы, — Дмитрий, иди сюда. Помогать будешь. Дим!

— Иду!

— Чем так воняет? — недовольно принюхался родновер, — чувствуете?

— Дурнишником, Вить, — Лёха сорвал уже прилично побуревшую мясистую и шипастую шишечку, — ты в него вляпался. Это сок воняет. Показать прикол?

— Убрал бы ты эту штуку от меня, реально воняет…

— Да ты глянь хоть, — заржал Лёха и подкинул зловонный плод дурнушника. Плод исчез. Алексей с радостным воплем хлопнув в ладоши и, сияя, показав руки, — а нету! А чего там у нас в карманцах?

Родновер полез себе за шиворот и со скептической гримасой вынул оттуда наполовину размазанный плод дурнишника:

— Недолёт, Лёша. Пока отправлял — размазал.

— О, ну так это не беда! — оживился Алексей, — это, Вить, издержки рабочего процесса! Да, кстати, в прошлый раз было хуже. Даже не полжука, а жучиный фарш, да… Надо повторить!

— Доповторяешься. Дарование ты наше, — посулил Виктор, — ты со своей магией-хренагией доиграешься когда-нибудь. Растечешься мясной лужей и будешь ползать, тзинчевать. Тентакли отрастишь, глаз штук двадцать…

— Кстати, надо сохранить семена, — оживился Лоргар, — Алексей!

— А?

— Напомни мне набрать дурнишника, — вдвоём с Димкой Лоргар укладывал на дно ямы золотые фигуры и резные элементы декора. Порядком помятые и сплющенные.

— Понял. Погоди, запишу. Где-то у меня был блокнот…

— На что тебе дурнишник, Лоргар? — Виктор помог Накуканову выбраться из ямы, — сорняк ж, ёж его медь.

— Им лечат астму, кровавый понос, золотуху, зоб и судороги, — пожал плечами примарх и волоком втащил в яму ещё одну статую, — дурнишник уменьшает щитовидную железу при зобе. Ну, хм, антисептик. Противовоспалительное, слабо обезболивающее, потогонное и жаропонижающее средство. И, да, при всём при этом — он обыкновенный сорняк. Очень живучий и полезный однолетний сорняк.

* * *

Над священной Террой плыли тучи. Повсюду струился лунный свет: чистое серебро без единой примеси. Под животом скрипнули балконные перила: ненадёжные, ссохшиеся бруски дерева в остатках сухой зелёной краски. Глефар шумно вдохнул воздух и закрыл глаза: пахло непривычно. Табачным дымом, осенней сыростью, чернозёмом и палой листвой. Из темноты дворов доносился глухой лай бродячих псов. В мглисто-синем небе, мелко трепеща крыльями, сновали две летучие мыши. Их перепончатые крылья казались размытыми пятнами и рождали на коже лица ощущение мягкой дрожи. Глефар свесился с балкона, внимательно изучая силуэты припаркованных повсюду автомобилей, столбов и облетающих пирамидальных тополей. Всё вокруг, сколько хватало глазу, устилал густой ковер палых листьев: охристо-желтых, огненно-рыжих и бордовых. Коробки панельных домов, серых и безмолвных, жёлто горели десятками окон. Откуда-то из ватных сумерек доносился детский плач. Под единственным фонарем, в пятне света, прогуливалась молодая пара с голубой коляской: скучающе смолящий «Приму» парень в дутой куртке и нервная, маленькая женщина в клеёнчатом белом плаще. Женщина укачивала коляску, монотонно, воркующе напевая что-то. Ребёнок хныкал. А его отец, отойдя чуть в сторону, курил и плевался себе под ноги. Дым плыл по ветру, прочь от коляски и от женщины, в темноту и промозглую хмарь. До Глефара долетали обрывки древней терранской колыбельной и затихающий детский плач. Где-то деловито брехали собаки. Ощутимо запахло сгоревшим молоком, где-то хлопнула форточка. И до обостренного ожиданием слуха старого инквизитора донесся хор молодых голосов. Хор под музыку бодро пел про зелёное море тайги под крылом самолёта. Где-то слева жарко и мутно горело окно в чужую жизнь. Сухие, бледные губы Глефара тронула тень горькой гримасы: в недрах чужой квартиры заливалась требовательным мявом стая котов, а над ними добродушно ворковал интеллигентный старушечий голос, гремела посуда и дребезжаще играли какой-то мотив старинные стенные часы.

Глефар закрыл глаза. Древняя Терра, прекрасная и живая, ласково шептала голосом листвы и ночных шорохов. Ладони ветра аккуратно касались лица старого инквизитора, перебирали порядком отросшие седые волосы и трепали ворот домашней рубашки. Глефар открыл глаза, запустил пальцы в нагрудный карман и извлёк оттуда свой новый паспорт. На винно-алой обложке тускло просиял золотой двуглавый орёл. Символ имел массу отличий, в нём мало кто признал бы имперскую аквилу. Но Глефара грела мысль, что обе аквилы — древняя и имперская — схожи геральдически. А значит и он, Ареф Глефар, снова на своём месте. Там, где полезен его опыт, там, где нуждаются в его знаниях и в его выдержке. Инквизитор Ареф Глефар всегда, сколько себя помнил, был верным псом Императора. Да, здесь, во втором миллениуме, в эпохе смут, подлости и опасных игр цивилизаций, Бога-Императора не было. Но была живая Терра. Был свой император, императором не называемый. А ещё было удостоверение, красная корочка с вклеенным в неё архаичным пиктом. Были свежевыданная форма и именное табельное оружие в недрах письменного стола. Пустое личное дело в тёмном и пыльном архиве. И второй шанс для старого государева пса. И, Императорова Кровь, Глефар прекрасно осознавал, что нигде и никто не дарует ничего просто так. Ибо за всё и всегда полагается платить. Древний император Москови щедро оплатил верность и неподкупность Глефара. И Глефар видел для себя только один разумный выход: честно отплатить в обратную так, как может платить только имперский инквизитор.

* * *

Бравый космодесантник Альфа-Легиона невозмутимо наблюдал, как сервиторы монотонно загружают трюм солью и консервами, мешками каких-то круп и сухофруктами, неизвестными терранскими корнеплодами и табаком, сахаром и неведомой травой под названием «чай», канистрами спирта и абсолютно каменной солониной.

Транспортник мотался на Терру и обратно, сервиторы выгружали провизию, техническое масло, детали, грунт и тепличную рассаду, каких-то терранских тварей в клетках и семена. Всё указывало на то, что молодой примарх всерьёз взялся за восполнение ресурсов, необходимых для обслуживания крейсера. И, надо сказать, вовремя: абсолютно внезапно, вместе с ценным грузом, вернулись исполненный воодушевления капитан, его безмолвный лысый старпом и бледный как волокна плесени, носатый навигатор. Причем, навигатор притащил с собой на корабль не менее носатую и хилую девицу. Тощую, нескладную, черноволосую девицу в огромных окулярах, но с докторской степенью по психологии. Вместо прически на ее затылке красовалась жидкая старушечья дуля. Ни груди, ни задницы у этого ученого недоразумения альфарий так и не обнаружил. Однако, навигатор, кажется, питал к странной терранке самые теплые чувства.

Собственно, это было забавно. Пожалуй, да. Особенно альфа-легионер оценил последнее происшествие. В том, что касается диких и нелепых телодвижений, учёной терранке не было равных. Альфа-легионер как раз по пятому кругу таскался за Гельманом по отсекам, когда она настигла группу техножрецов. Эта девочка в смешных архаичных очках казалась настолько чужеродной здесь, в полутёмных недрах ангара, в окружении свисающих отовсюду паутин проводов и мотков ка́белей. Гостья ужасно волновалась, её тёмные глаза сияли от восторга и ужаса. Она изо всех сил старалась не таращиться на техножрецов, но нервно дрожащий, срывающийся голосок выдавал её страх с головой. Странная терранская девица назвалась Марией и торжествующе предъявила некую бумажку. С подписями примарха, первого капитана и вождя местных еретехов по фамилии Гельман. Пока техножрецы знакомились с ценной бумагой, а неподвижный Гельман горько созерцал что-то своё, заложив руки за спину, девушка заявила, что просто-таки обязана немедленно провести работу с персоналом крейсера. И усадила техножрецов рисовать. Ну, насколько это возможно было, учитывая особенности их опорно-двигательного аппарата.

Недавние почитатели Омниссии часа два бодро пачкали листы бумаги цветовыми пятнами и потенциально пугающими нагромождениями чертежей и неясных образов. Результаты профилактических мероприятий оказались настолько чудовищными, что бедная дочь древней Терры лишилась дара речи. А абсолютно карикатурное и доброе, но умное личико её побелело как снега Вальхаллы. Что происходило дальше можно было спрогнозировать и без каких бы то ни было расчетов: девушка закрылась в своей каюте и отказалась от ужина.

Погруженный в свои мысли альфарий не сразу осознал, что больше не один: с ним рядом, заложив руки за спину, застыл Эдуард Гельман. Его порядком исхудавшее и слишком выразительное лицо отражало только скорбь и подавленность. Слишком человечный. Недопустимо эмоциональный и совершенно неподготовленный к грядущему. Вчерашний скаут, сумевший невозможное: поколебать сами устои верований техножрецов и абсолютно безболезненно сбежать с Марса. Космоморяк смотрел на Гельмана и с досадой отмечал про себя, что эта сутулая, молчаливая пародия на астартес слишком сильно напоминает альфарию его самого. Другого «его». Более юного. Куда менее циничного и обезличенного. Великовозрастного мальчишку, полузабытую тень далекого прошлого. Образ, практически стёртый из памяти событиями Ереси и гибелью примарха.

— Они всё ещё напоминают людей, — тихий, рассеянный голос Эдуарда Гельмана вырвал альфария из его тягостных раздумий.

Казалось, пророк марсианских еретехов говорит сам с собой. Впрочем, так оно скорее всего и было. Альфа-легионер с лязгом обернулся и проследил, куда именно направлен туманный взор терранского юнца: тот с тоской, со скорбью и с вполне натуральной болью во взгляде разглядывал выгружающих припасы сервиторов. Космодесантник Альфа-Легиона издал тихий, свистящий хрип и качнулся всем телом: там, где полагается быть шейным позвонкам, в буграх жира и плоти раздражённо клокотали, закипая, торчащие веером хлористо-зеленые колбы. Альфарий подавил в себе острое желание выругаться. И затих.

— Бедное дитя, — пробормотал Гельман, сокрушенно качая головой, — что должны были пережить земные цивилизации, чтобы дожить до чего-то подобного.? И ты молчишь. Что вполне понятно: я не Господь Бог и не способен восстановить то, что они отняли у тебя. Границы допустимого… они сгнивают вместе с человеком, с его мироощущением. И это чудовищно. Казалось бы, прописная истина… Но нет. Всегда найдется тот, для кого это не очевидно. Всегда найдется готовый… расширить границы допустимого ещё больше. Мы достойны называться людьми только до тех пор, пока поступаем как люди. Мыслим как люди. Даже будучи гротескным существом, состоящим из проводов, микросхем, даже будучи сложной машиной, живой и разумной, мы должны оставаться людьми. Ибо именно человек создал машину. А не машина — человека. Мы — пастыри машин, древних и мудрых порождений человеческого гения. Мы — защитники и хранители технологий: на заре их зарождения и в темный час техноварварства. И должны помнить это. Не человек создан для машины. Но машина — для человека…

Альфарий с сомнением захрипел, шевеля своими безобразно опухшими механизированными крыльями и глухо булькая колбами. У него перед глазами всё ещё стояла недавно увиденная картина: техножрецы, раздобыли где-то неимоверно древний когитатор и полностью заняли им один из залов. Чудовищно огромное, ламповое устройство занимало собой столько места, что альфарий даже не сразу понял, для каких целей оно вообще создано. Техножрецы свою находку обожали. До дрожи, до одурения. Абсолютно бесполезный, архаичный прибор приводил их в какое-то странное состояние благоговейного помешательства. В сумрачный серый зал с первым в мире когитатором во все стены, техножрецы приходили как в храм. Собранные в процессе ежедневных рейдов книги и чертежи торжественно оцифровывались. И в итоге складировались тут же. И ни пламенные речи Гельмана, ни здравый смысл, кажется, уже не могли разлучить обезумевших от восторга техножрецов и их успешно подключенный, исправно работающий ламповый когитатор.

— Куда ж ты сыпешь песок-то, мать твою ети́, железяка тупая?! — отчаянно взвыл где-то в стороне не своим голосом один из астартес, бородатый, чересчур громкий, полноватый здоровяк.

Его фамилия звучала как заклинание: Бо-гда-ноф. Альфарий издал сиплый хрип и сложил руки на животе, наблюдая, как астартес самозабвенно комиссарит над горстью сервиторов.

— Морковь песком засыпь, чума ты болотная! Морковь! Во-от она, морковь. Что ж вы тупые-то такие, а? Гвардоты́ б сюды, народ сразу въехал бы, что да как, — громогласно разорялся здоровяк, — легче самому сделать. Отдай песок. Ид… Иди отседа! Криворукий. Да, ёж твою медь, ты-то куда сыпешь-то? Хватит. В дайкон сыпь. Весь засыпай, нам его год хранить, может, придется. Люди живые, всем жрать что-то надо…

Альфарий проследил взглядом за нелепо шаркающей прочь, сутулой фигурой сервитора. И, с мрачным скепсисом на обезображенное шлангами и швами пухлой физиономии, мысленно отметил, что Теллур слишком припадает на одну ногу. И вообще подозрительно карикатурен для сервитора. Не то чтобы альфарий считал своего единоутробного брата-близнеца дурным актером, но Теллуру всегда недоставало правдоподобия.

* * *

— Это такая шутка, да? — с надеждой спросил родновер, кажется его привычная картина мира дала трещину.

С абсолютно трагическим выражением лица он смотрел как огненно-рыжая девушка в салатовом дождевике увлеченно ковыряет пальцем чей-то гараж, а под её пальцем осыпается металл и стремительно разрастается бурая сквозная дыра. Черновец шумно вздохнула и за руку увела рыжую бестию подальше от гаража. Но та выскользнула из рук и с заинтересованной ухмылкой, как завороженная, двинулась в сторону ближайшего турника. Лёха Володин захлопнул книгу и занял место рядом с Лоргаром. Примарх обвел долгим взглядом топчащихся у гаражей товарищей, заглянул в телефон и кивнул:

— Раз все в сборе — начинаем. Так. Где Ева? Ева!

— Она ж только что…

— Какого лешего ей что-то понадобилось на детской площадке?

— … была тут. Вот это скорость…

— Что она делает? — Галахад выглядел несколько сбитым с толку.

— Лучше это не знать, — заверил его родновер, — спать спокойнее будешь.

— Ева, ты вообще с нами? Эй, на острове, — скептически позвал примарх, — Большая Земля вызывает Еву. Как слышно? Приём…

— А, ну я же… Вот, — как-то заторможено откликнулась Евище, оставила в покое порядком подпорченный остов полувыкопанной кем-то лавочки, смутилась и нехотя потащилась обратно. Хихикая и пиная пустые бутылки и ветки. При этом хитрая веснушчатая физиономия Евы не выражала ни грамма раскаянья, — извини, Лоргар. Что-то — да. Что-то меня понесло.

Галахад спрятал руки в карманы пальто, флегматично наблюдая из-под капюшона как ветер лениво шумит в кронах золотых клёнов, как, кружась, опадает листва, а из-за гаражей во дворы крадутся сумерки. Лейтенант Олег Накуканов проводил барышню тяжёлым взглядом и бдительно заозирался, прижимая к груди пухлый планшет с чистыми бланками. Родновер окинул топчущуюся на месте от нетерпения рыжую девчонку мрачным взглядом, размазал бычок о дерево и сплюнул в сторону.

— Один знакомый делает качественные ножны. На первое время сойдёт, а потом найдете замену, — Черновец разматывала бурый свёрток, — понятно, что они уступают настоящим, но на безрыбьи и рак — рыба…

— Слушай, Черновец, ты что, левша? — всё ещё недостаточно высокий для космоморяка Мизгирёв смотрел, как хмурая Ника Черновец разворачивает тряпицу и вручает Лоргару какие-то мечи. Изящные и хищные, они точь-в-точь напоминали те, которые когда-то, вечность назад, Лоргар подобрал на эльдарском транспортнике, в трупном месиве. Их рукояти Димка не спутал бы ни с чем. Такое не спутаешь, — Ник, я раньше не смотрел, а ты же ведь левой рукой всё берёшь…

— Нет, Дим, я амбидекстр.

— О, я не знал, — Димка Мизгирёв проводил взглядом один из мечей, который Лоргар без слов вручил Накуканову. Товарищ мент спокойно кивнул, сунул планшет под локоть и забрал меч.

— Ой, ребята, а вот я — левша, — шмыгнула Ева веснушчатым носом.

— А это тебе, Ева. Ты можешь дать ему имя, — гремя поясом от ножн, Лоргар не глядя поднял руку с зажатым в ней мечом, но вовремя обнаружил, что барышня, потеряв всякий интерес к происходящему, таращится в чьё-то окно.

Кто-то закатил глаза и страдальчески вздохнул. Накуканов потоптался на месте и пошел проверять причиненный гаражу ущерб. Родновер сел на корточки и полез в карман за сигаретами.

— Ев, это уже не смешно, — Лоргар тронул её за плечо привлекая внимание, — мы вообще-то здесь собрались ради вас двоих.

— Лоргар, Лоргар, там, в окне такое… — восторженно затараторила Ева, вцепившись в Лоргара, — представляешь, там котенок прямо по шторе лезет. Такой маленький, такой пушистый…

— Господи, забери меня отсюда, — абсолютно непроизвольно вырвалось у родновера. Он тоскливо вмазал в чернозём обгорелую спичку и флегматично воззрился сквозь табачный дым на собственную пятерню. То так, то этак ворочая ею перед лицом.

— Лоргар, слушай, надо залатать дыру. Кто-нибудь не в меру умный увидит, расколупает и влезет в гараж. А там, как бы, чей-то жигуль, — встревоженный Накуканов смерил сконфуженно хлопающую ресницами Еву нехорошим взглядом, — что, гражданочка? Руки чешутся? Чужую собственность портим? Смотри у меня, если ещё хоть раз…

— Ева… — настороженно позвал Лоргар, — меч-то возьми…

— А?

— Меч.

Девчонка с задушенным изумленным писком вопрошающе ткнула пальцем себе в грудь.

— Да, он твой. Ты можешь дать ему имя.

— Ой, какой прикольный. Настоящий! — восторженно взвыла Евище, обнажив меч, — и… и ручка тёплая. Он… он как будто дышит. Спасибо, Лоргар!

— Было бы неплохо ещё и по-людски оформить право на хранение оружия, но у нас сроки поджимают, — хмуро подал голос Володин, обращаясь к Лоргару. И эдак неопределенно помахал в воздухе книгой. С серого переплета смотрела белая надпись «Белая гвардия», — нет времени на это, а по-хорошему, вот, надо бы…

Ева, гремя клёпанными ножнами, любознательно полезла смотреть, можно ли отодрать пару заклёпок и нельзя ли прицепить ножны к шее.

— За что? — глядя на этот цирк, горестно повторил Виктор и, глухо взвыв, схватился за голову.

— А что случилось-то? — хлопая ресницами оживилась Ева.

— Ничего, Евище, всё хорошо. Витя так шутит. Правда, Витя? — Черновец села рядом на корточки, пихнула родновера в бок, сделала страшное лицо и понизила голос до сиплого, разбойного хрипа, — Виктор. Прекращай.

— Добро пожаловать в ряды славных бойцов несуществующего, а оттого и абсолютно несокрушимого легиона, — Лоргар бодро встряхнул тонкую румяную ручку; барышня восторженно пискнула и комично задрала конопатый нос, — нас мало, но мы несем Слово в самые дальние и темные уголки галактики… Но чужие гаражи впредь постарайся не портить.

Ева комично надула пухлые губы и абсолютно серьёзно сообщила:

— Ладно, не буду. А жалко, металл так прикольно осыпается…

— Куда от такого счастья денемся-то, а? — потерянно покачал головой родновер и пихнул Нику в бок, — счастья ж привалило, не огребешь …

Накуканов наконец-то оставил в покое гараж и принялся рыскать вокруг, пристально глядя себе под ноги и вороша ногой густой ковер из палой листвы.

Слушая вполуха как Лоргар что-то буквально на пальцах объяснять Еве, Черновец качнула головой и возмущённо возразила:

— Вить, она вообще-то — мощный псайкер. Если бы не она, нас двоих сожрали бы, ты зря так …

Виктор скривился как от зубной боли. Черновец понизила голос до шепота:

— … в крайнем случае кого-нибудь на ней женим…

— Вы совсем придурки? — вспылил родновер, — я вот тут чуток не понял. Что, кроме «женим» ничего в башке нет?

— Иногда так случается, что других вариантов особо-то и нет, — нехотя призналась Черновец, — ты просто совсем не знаешь Еву. Её иначе не остановить. Тормоза — это очень странный предмет, Вить. Вроде бы есть. А вот, вроде, — и нет.

Нагнувшись, лейтенант Накуканов торжествующе хрустнул костяшками. Выволок из-под ближайшей кучи листьев что-то квадратное и металлическое. И решительно зашагал прямиком к Еве.

— Угу, я уже вижу претендента, — мрачно отозвался Виктор, смоля сигаретой и туманно наблюдая сквозь дым, как под присмотром лейтенанта рыжая пытается пришкварить к гаражной дыре какую-то ржавую створку от почтового ящика. Створка стекала зеленовато-бурыми соплями и обрастала купоросной бронёй, но держаться на гаражном боку отказывалась.