Дартс: палитра души (гет)

От автора: глава не для слабонервных.

__________________________________________________

Сандра не в первый раз охотилась в увеселительном пабе под названием «Песнь Русалки», и каждый раз в новом обличье: она гордилась тем, как ловко научилась менять внешность — родной папа не узнает. Впрочем, её отец и шагу бы не сделал в подобное заведение.

Сегодня она была рыжей. Сандра считала, что именно цвет волос кардинально меняет образ и лучше всего запоминается мужчинам — особенно такой цвет, как у неё сегодня. Она делала вид, что беспечно хлопает глазами, но на самом деле внимательно следила за тем, что происходит в пабе: кто пришёл, кто ушёл, где её потенциальные «конкурентки». У Сандры иногда возникали разногласия с девушками, работающими в пабе на регулярной основе, но в этот вечер их почему-то не было видно. Её точёный носик, вздёрнутый заклинанием, был как никогда по ветру, сердце бешено стучало от адреналина. За несколько лет опасных игр Сандра так до конца и не привыкла к риску, но сегодняшнее волнение было особенным, потому что ей хотелось обыграть Лаванду. Нынешний парень Сандры, довольно известный игрок в квиддич, купался в лучах славы и ни в чём себе не отказывал — особенно в развлечениях с девушками, и она с горечью понимала, что всегда будет одной из многих в череде его увлечений. Сандра не испытывала к нему особых чувств, но всё равно злилась, ревновала и в глубине души презирала. Это прибавляло ей уверенности в том, что её охота в увеселительных пабах велась не зря — поделом им всем, поделом...

Сандра обычно отшивала мужчин, которые казались ей слишком мелкой добычей, и старалась отловить рыбу постарше и покрупней — было приятно облапошивать взрослых, похотливых дядюшек, которые годились ей в отцы и смотрели с нескрываемым вожделением. Её от них воротило: она представляла, что дома их ждут жёны и дети, не подозревающие о тайных пристрастиях своих добропорядочных отцов и мужей. Но сегодня она решила не привередничать и пойти наверх с первым, кто на неё клюнет, чтобы опередить Лаванду.

Сандра закинула ногу на ногу, покрутила на пальце рыжую прядь и с вызовом глянула на мага, подсевшего к ней за барную стойку. Незнакомец был из категории «мутных», с мрачным, тяжёлым взглядом, в дорогой бордовой мантии и очень дорогой обуви из драконьей кожи — Сандра знала толк в таких вещах. Обычно мужчины предлагали ей выпить, заводили разговоры, хвастались своими достижениями на всех жизненных фронтах, спрашивали её цену за час и торговались — она нарочно называла заоблачную цену и следила за их реакцией. Высокая стоимость интимных услуг интриговала, и клиенты с недоумением спрашивали, что же она умеет делать за такие деньги. «Оттузо Темпоранео», пущенное клиенту в спину, работало безотказно: под заклятием временного отупления мужчины становились шёлковыми и послушными, поднимались с ней в номер, а дальше — дело техники. Они отдавали ей палочку и одежду, которую Сандра брезгливо сворачивала, уменьшала заклинанием и складывала в свою сумочку. Потом она уходила, а клиент послушно засыпал. Сколько раз Сандра проделывала этот трюк? Она сама не знала.

«Мутный» не предложил выпить, не стал знакомиться, зыркнул жадными глазищами и сразу перешёл к главному:

— Сколько?

— Двадцать галлеонов в час, — ответила Сандра, не моргнув глазом.

Маг удивлённо поднял брови и окинул её с ног до головы оценивающим взглядом.

— Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

Он молча встал, подошёл к окошку, скрытому за стойкой, заплатил за комнату и кивком пригласил следовать за ним. Она слезла со стула и незаметно достала палочку, но маг так быстро поднялся по лестнице, что Сандра не успела наложить на него своё фирменное заклинание. Она поспешила наверх, собираясь сделать это сразу же, как только окажется на третьем этаже. Проследовала за мелькнувшей бордовой мантией, вошла в знакомый номер, где уже не раз выполняла миссию возмездия, и услышала зловещий голос:

— Петрификус Тоталус!

Безвольно опустившись на холодный пол, Сандра с ужасом отметила, что дверь захлопывается, а возле её лица останавливаются ботинки из драконьей кожи.

— Повеселимся, детка? Я знаю, что можно делать с девушкой за двадцать галлеонов. Не волнуйся, постараюсь сильно не испортить твой товарный вид.

Большой кулак намотал на себя её длинные волосы, приподнял безвольное тело над полом и потащил к кровати. Сандра, задыхаясь от боли, изо всех сил закричала, но из её груди не вылетело ни звука.

— Люблю рыжих, — маг затащил её на кровать, скинул с себя мантию и принялся снимать с Сандры одежду. — Считай, что тебе повезло, я не люблю активных — делать почти ничего не придётся, — добавил он, доставая из кармана небольшую кожаную плеть, — всё сам, всё сам...

* * *

Лаванда вот уже полчаса как сидела в Лондонском увеселительном пабе под названием «Хмельной Патронус», на удивление многолюдном после кризиса, и болтала с занудным магом лет тридцати, который почти не пил, зато много говорил и ещё больше расспрашивал, изображая сочувствие: «Почему ты занимаешься этим ремеслом? Неужели тебе больше нечем зарабатывать на жизнь? Ах, у тебя больная бабушка? Ах, остальные родственники умерли? И сколько у тебя стоит час? Сколько-сколько? А ночь? Ого, да ты, должно быть, миллионерша, детка... И что ж ты делаешь за такие деньги? А где ты живёшь?» Ага, так она ему и сказала. Зачем спрашивать глупости и лить воду, когда очевидно, что цель знакомства не в том, чтобы поболтать? «А ты не боишься заниматься таким опасным делом? Так ведь и обидеть могут». Лаванда поправила светлые локоны, похлопала ресницами и ответила дежурной фразой о том, что у неё есть крыша. Секрет её изменённой внешности был в огромных ресницах и внушительном бюсте, который она увеличила на пару часов посредством вычитанного в «Ведьмополитене» Пэтто Инграссаре.

Лаванда, в отличие от Сандры, не испытывала особого подъёма, который раньше неизменно сопровождал её походы на охоту — то ли от усталости, которая навалилась в последние дни, то ли оттого, что она утеряла вкус к самой мести. Сколько не пытайся проучить покупателей женских тел — ничего не изменится, подумала она, поглядывая на мужчину напротив. Однако ей на целый час удалось выбросить Флориана из головы — в этом был бесспорный плюс всей этой авантюры. Помня о том, что они с Сандрой объявили соревнование (пусть и шуточное), Лаванда игриво покачала ножкой и спросила:

— Будем только болтать?

Мужчина странно насупился и задал очередной вопрос:

— А давно ты занимаешься этим делом? Что-то раньше я тебя здесь не видел.

— Два года, — ответила она, не задумываясь, и это была истинная правда. — Пойдём наверх?

Лаванде не терпелось проучить этого болтуна. Почему-то ей казалось, что это пойдёт ему на пользу, что он не до конца испорченный тип, хоть и ведёт себя как завсегдатай этого запрещённого паба, скрытого в фешенебельном маггловском районе Лондона. Вот если бы можно было ему ещё и речь толкнуть о том, что женщина — это не товар, и всё такое... Но нравоучения, конечно, никак не вязались с заклинанием временного отупления, за которым на несколько часов неизбежно следовало забвение.

Мужчина ухмыльнулся, кивнул, взял Лаванду под руку и отправился к тёмному окошку, где работник паба, не интересуясь именами посетителей, брал почасовую оплату и выдавал ключи от комнат наверху. Лаванда засунула руку в карман платья, чтобы достать палочку и наложить «Оттузо Темпоранео», но прямо возле окошка мужчина вдруг резко остановился, крепко сжал её локоть, повернулся и, уставившись в упор, грозно сказал:

— Мисс, вы задержаны до выяснения личности за нарушение магического закона о порнографии и проституции от пятого мая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Сейчас я перенесу вас в место временного содержания.

Лаванда широко открыла глаза, попыталась вырвать свой локоть из цепкой хватки незнакомца и уже почти достала палочку, когда у неё в животе неприятно защекотало, увеселительный паб сжался в маленькую точку и исчез в крутящемся пространстве.

* * *

— Мерзавец, — прошептала Сандра, постепенно приходя в себя и морщась от боли. Она приподнялась на кровати и принялась осматривать красные рубцы, саднившие на руках и животе. — Ой! — сидеть было просто невыносимо. Ягодицы требовали срочного заживления. Сандра осторожно встала и, покачиваясь, стала собирать свою одежду, разбросанную по полу. — Бывают же такие извращенцы...

Она медленно оделась и с брезгливым выражением лица посмотрела на деньги, оставленные магом у изголовья кровати. Шестьдесят галлеонов за три самые ужасные часа в её жизни, в течение которых она гадала, останется ли в живых, и если да, то сможет ли пошевелиться после того, что с ней сделал этот садист. Сначала Сандра решила, что не прикоснётся к деньгам, но оставлять такую большую сумму работникам паба было глупо, особенно в свете наступившего кризиса, а потому она сгребла галлеоны и ссыпала их в свою сумочку.

— Какой ужас! — отшатнувшись от собственного отражения в зеркале, Сандра в ярости топнула ногой и взвыла от боли: между ног и внутри живота горело так, что лучше было не шевелиться. Прохладная ванная и хороший целитель, вроде Лаванды — вот что требовалось ей, чтобы прийти в себя после пережитого унижения. Подруга всё залечит и по душам поговорит... Являться в больницу к Патрисии в таком виде не хотелось — к тому же Сандра надеялась, что Лаванда давно выиграла пари, оставила у Пат свои трофеи и вернулась домой, чтобы поспать перед долгим рабочим днём. Сандра собрала все свои вещи, подняла палочку, представила себе квартиру Лаванды и аппарировала.

Гостиная встретила её удручающей тишиной.

— Лаванда! — с надеждой позвала Сандра. — Эй, подруга! Отзовись, умоляю!

Не получив ответа, Сандра проковыляла к шкафчику с зельями, изучила содержимое и, вздохнув с облегчением, достала три фиала. Из одного она накапала несколько капель себе на язык, со вторым отправилась на кухню, чтобы развести содержимое в стакане воды и выпить, а с третьим подошла к зеркалу и осторожно нанесла бесцветную мазь на лицо, запястья и шею. Ну, вот, можно отправляться к Патрисии в больницу — теперь ясно, что Лаванда поджидает её там, тихо посмеиваясь над проигравшей подругой. Ох, сейчас девчонкам будет не до смеха...

Она зашла в камин, схватила горсть летучего пороха и произнесла, сжав зубы от боли в паху:

— Больница Святого Патрика!

* * *

— Следующая! Эй, следующая! Твою мать, ты что, оглохла?

Лаванда открыла глаза, подняла голову и непонимающим взглядом уставилась на мужчину в форме аврора, который сердито смотрел на неё сквозь прутья решётки. Она испуганно поморгала и подскочила, как ошпаренная. Чёрт возьми, это не сон! Шея болела, ноги затекли от долгого полулежания на деревянной скамье камеры.

— Иди сюда, не тормози, — пожилой аврор поманил её пальцем и буркнул молодому напарнику, сидящему рядом за длинным столом: — Достали эти шлюхи, всю ночь с ними провозились. Им-то не привыкать по ночам работать. Да иди же ты сюда, садись! Робкая какая, ага...

Она не заметила, как задремала. Когда её привели в камеру, там уже было много девушек, задержанных во время традиционного предпраздничного рейда, который дежурные авроры в разговоре назвали «рождественской чисткой». Девушки всех фактур и мастей переговаривались, ругались, шутили, смеялись:

— Кто же будет веселить вас во время праздников, мальчики, если вы нас быстренько не отпустите? — весело спросила одна молодая ведьмочка.

— Только штраф не назначайте, ладно? — попросила другая, высовывая руки за прутья решётки и норовя схватить за рукав проходящего мимо аврора. — Лучше я натурой заплачу!

Многие их этих девушек явно были здесь не в первый раз. Лаванда не стала ни с кем разговаривать: забилась в дальний угол, прислонила голову к стене и под гул недовольных голосов закрыла глаза.

И вот сейчас, кроме неё, в камере никого не осталось. Она толкнула незапертую дверь, неуверенно поправила растрепавшиеся волосы, вышла в допросную и села на скамью возле стола.

— Имя? — спросил пожилой аврор.

— М-м-м... Стейси Смит.

— Смит?

Лаванда смущённо прокашлялась.

— Да.

— Да вы тут все родные сестры, блин, — проворчал он, недовольно поморщился, закрыл глаза и помассировал переносицу. — У меня от вас, сёстры Смит, уже башка раскалывается...

— Давайте, я вам помогу, — неожиданно бойко сказала Лаванда, поднимаясь с места, — я умею.

Второй аврор, совсем молоденький, резко поднял палочку и направил её Лаванде в грудь, но старший, с проседью в волосах, тихо фыркнул и одобрительно махнул Лаванде рукой. Обхватив его голову ладонями, она несколько раз нажала на нужные точки на затылке и у края надбровных дуг, после чего опустила руки и села назад на скамью.

— Ух, полегчало, — сказал мужчина, с интересом разглядывая Лаванду. — Ты что, красотка, специалист по массажу? — она неуверенно кивнула. — Великолепно. Только давай-ка ещё раз сначала: имя и фамилия?

Лаванда опустила голову и посмотрела на сплетённые пальцы рук.

— Только, пожалуйста, не сообщайте ничего родителям... Я совершеннолетняя, им необязательно знать.

— Хорошо, совершеннолетняя, — раздражённо сказал аврор, — ты осталась последняя после большого ночного рейда, на часах пять утра, а я не ел со вчерашнего обеда. Давай разберёмся по-быстрому — или ты хочешь застрять здесь надолго и встретить Рождество в камере?

Лаванда заёрзала на твердой скамье. Она на минуту представила, что будет, если её родители узнают, что произошло. У Браунов были большие семейные планы на Рождество: навестить всех тётушек, дядюшек и племянников, живущих в Шотландии... Да и мистер Штолле сейчас без неё, как без рук: маги болеют, невзирая на праздники, а тут ещё и столько раненых из-за уличных беспорядков! Нет, Лаванда определённо намеревалась сегодня же выйти на работу. Пять утра? Отлично. Она ещё успеет принять душ и позавтракать перед своей сменой.

— Я не та, за кого вы меня принимаете, — уверенно сказала она.

— Естественно. Все вы паиньки, случайно оказавшиеся в увеселительном пабе и случайно согласившиеся вступить в связь за деньги с нашим сотрудником. А других девушек здесь и не было!

— Нет-нет, — Лаванда тряхнула головой, — я оказалась в пабе не случайно, — аврор взбодрился, с надеждой поднял на неё глаза, — но я не собиралась вступать ни с кем в связь, клянусь!

— Да чёрт вас всех дери, — разочарованно простонал он. — У нас есть показания задержавшего тебя аврора. Если признаешься во всем и окажется, что ты у нас в первый раз, отделаешься предупреждением и небольшим штрафом. Тебя раньше задерживали?

— Нет.

— Ну?

— Что ну?

— Как твоё имя? — прорычал аврор.

— Я не могу сказать, поймите! Не дай бог на работе узнают...

— У тебя и другая работа есть?

— У меня одна работа. Я колдомедик, — Лаванда мучительно поморщилась и добавила: — Ну, хорошо, я вам всё расскажу.

— Отлично, — старый кивнул молодому, и тот приготовился делать запись в журнале, — как тебя зовут?

— Лаванда Браун.

— И что ты делала ночью в увеселительном пабе?

— Я хотела встретиться с мужчиной, но не для того, чтобы переспать с ним. Я хотела наказать его за то, что он распутный негодяй!

Молодой аврор так и зашёлся от смеха, а пожилой громко выругался.

— Да-да, и не нужно смеяться! — воскликнула Лаванда, с негодованием одёргивая свою не в меру короткую юбку. — Я не совершила ничего противозаконного, и вы не имеете права меня задерживать!

— Да что ты говоришь?

— Сейчас я вам всё объясню. Понимаете, я хотела подняться с тем мужчиной наверх, чтобы потом... потом... — Лаванда вдруг умолкала, мучительно думая, что же сказать. Что она собиралась наложить заклинание временного отупления, разрешенное к применению только душевным хилерам, и то в исключительных случаях? Что собиралась похитить у мага палочку и одежду? Она тяжело вздохнула. — Чтобы потом сбежать...

— Ясно, — сказал пожилой, отодвигая в сторону пергаменты и обращаясь к молодому, — Питерс, в отдельную камеру её, пусть сидит до следующей смены. Лицо на всякий случай проверь по картотеке. Что-то мне этот массаж не нравится, — он окинул Лаванду подозрительным взглядом. — Ну почему ты не хочешь сотрудничать? Молодая дура!

— Нет, постойте! Выпустите меня, я, правда, всё расскажу, — залепетала Лаванда. — На самом деле я полностью согласна с тем, что проституция должна быть запрещена. Я всего лишь защищаю права женщин, только необычным способом. Видите ли, я несколько раз изменяла внешность и приходила в паб, чтобы наказывать мужчин, которые нарушают закон, — седой аврор недоверчиво вскинул брови, и Лаванда пояснила: — Не в том смысле, в каком вы подумали — без вреда их здоровью и имуществу. Я как колдомедик знаю одно заклинание, которое ненадолго подавляет сознание — оно совершенно безопасно и даже используется в лечебных целях. Я просто забирала у мужчины палочку и одежду, чтобы проучить... А потом через несколько дней отправляла ему всё назад по почте. Я никогда не оставляла себе ничего чужого — всё возвращала в целости и сохранности. Это ведь не нарушение закона? Я ничего не присвоила, клянусь!

Авроры переглянулись.

— Отбирала палочки, а потом возвращала? — скептически переспросил пожилой.

Лаванда уверенно закивала.

— И одежду?

— Я же вам сказала, — она подняла голову, уверенно расправила плечи. — Это мой жест протеста как женщины! Вызов всем мужчинам определённого сорта. Многие девушки приходят в подобные заведения, потому что находятся на грани отчаяния — разве не ужасно, что им приходится продавать свои тела за деньги? — воскликнула Лаванда, довольная собой. Ей показалась, что эта небольшая, но искренняя речь удалась на славу.

— Вот так дела-а-а, — протянул пожилой аврор, задумчиво барабаня костяшками пальцев по столу.

— Теперь вы меня выпустите? Только очень прошу, не сообщайте ничего на работу! Пожалуйста... Я в больнице на хорошем счету. Я понимаю, что злоупотребила своим положением и использовала не по назначению колдомедицинское заклинание, но формально оно не является запрещённым. Впрочем, если мой начальник узнает... ох, мне не поздоровится, — она с мольбой посмотрела на авроров.

Пожилой пристально посмотрел на Лаванду, заметно напрягся, нажал на какую-то кнопку, расположенную с краю стола, и выпалил:

— Дежурный!

— Слушаю.

— Уровень опасности желтый, — повернувшись к Лаванде, он вскинул руку, в которой оказалась палочка: — Инкарцеро! Вот так-то лучше, детка...

Лаванда вскрикнула от неожиданности, потому что верхнюю часть её тела сковали путы, и возмущённо прошептала:

— Что вы делаете?

— Посиди-ка ты, голубушка, до выяснения обстоятельств, — сказал аврор без малейшего следа усталости в голосе. Дверь открылась, и в допросную вошли двое охранников. — И боль головную мы снимаем, и редкие заклинания знаем, и палочки крадём-возвращаем... А мы тебя, милочка, давно ищем! — он отвернулся от изумлённой Лаванды, чтобы дать инструкции вошедшим охранникам. — На последний уровень её. Да повнимательней там. Если она шпионка, то может и невербальным приложить, кто её знает.

Связанную Лаванду вытолкали из камеры, взяли с двух сторон под локти и повели по длинному серому коридору.

— Это какая-то чудовищная ошибка, — сказала она одному из охранников, — я никакая не шпионка. Я же всё объяснила! Мне нужно на работу!

Тот многозначительно ухмыльнулся и ничего не ответил.

Несколькими минутами позже и несколькими этажами ниже Лаванда была бесцеремонно брошена в небольшую камеру без окон, запертую тройным заклинанием с паролем. Она уныло уселась на край топчана, покрытого жёстким матрасом, и стала ждать, когда ослабнут волшебные путы. Почему авроры ей не поверили? Почему назвали шпионкой? Что значит «опасность жёлтого уровня»? Они наверняка её с кем-то перепутали! На Лаванду накатило отчаяние. Сегодня она точно отсюда не выберется...

— Мерлин, что же теперь будет? — прошептала она.

Единственный человек, который мог бы легко вытащить её из этой жуткой передряги, ни за что не должен узнать, как она оказалась в камере! При воспоминании о Флориане на глаза Лаванды навернулись слёзы. Если после её глупой выходки в доме родителей он узнает о её тайной жизни, всем надеждам на примирение, и без того эфемерным, конец, конец...

Путы ослабли, она освободила затёкшие руки, вытерла мокрое от слёз лицо и попыталась подумать о чем-нибудь позитивном. Например, о том, что она — узница совести, пострадавшая за справедливость. Что бы на её месте сделала Сандра Фосетт? Стала бы колотить в дверь кулаками и кричать: «Свободу женщине, посаженной под замок неотёсанными мужланами!» Лаванда улыбнулась, представив себе эту картину, и тяжело вздохнула — у неё не было сил даже на то, чтобы встать с топчана... Какая жалость, что она проиграла пари! Как глупо всё получилось. В конце концов, Лаванда решила, что всё скоро уладится, потому что правда на её стороне, и уснула, обхватив себя руками и представляя, что её обнимает Флориан.

* * *

— Мистер Роделинг, какие будут указания? — спросил младший аврор у старшего, когда Лаванду вывели из допросной. Он был немного разочарован, потому что специально оставил эту блондиночку напоследок и втайне надеялся, что начальник не досидит на дознании до утра.

— Делай, что положено по протоколу. Ты запомнил, что она нам тут наплела? Вот и запиши во всех подробностях. Записи мне на стол, и можешь быть свободен.

На этом уставший и голодный Роделинг удалился из допросной, но поспешил не домой и не в столовую Аврората, а в свой рабочий кабинет, где достал перо и пергамент и написал письмо следующего содержания: «Дорогой друг! Помнится, на днях, забирая бумаги для защиты мистера Д., вы спрашивали меня о необычных происшествиях с похищенными и возвращёнными палочками, намекая на «шерше ля фам» и промышленный шпионаж. Думаю, вам следует срочно зайти в министерство и взглянуть на эту фам. Я выписал для вас пропуск с разрешением на вход в камеру. С вас консультация по имущественному вопросу и бутылочка моего любимого. Роделинг».

По пути к лифту он заскочил в совятню и с чувством выполненного долга отправил письмо с самым проворным сычом к одному знакомому адвокату по имени Флориан Клифф.

* * *

Это не обыск. У него есть ключ от входной двери, который Лаванда сама ему когда-то дала -вместе с разрешением аппарировать к ней в любое время. К тому же у него есть повод для визита — покормить голодного Рыжего.

Два часа осмотра квартиры так ни к чему и не привели. Флориану было, мягко говоря, неприятно рыться в чужих шкафах, но этого требовала экстренная ситуация, в которую Лаванду Мерлин знает как занесло. За последний месяц он успел изучить эту квартирку вдоль и поперёк, но сейчас хотел убедиться, что в руки аврорам, которые скоро придут сюда с обыском, не попадёт ничего предосудительного. Осмотрев гостиную, спальню, подсобку, ванную и кухню, Флориан не обнаружил ничего нового: он и так прекрасно знал, что Лаванда любит чистоту и порядок, аккуратно складывает вещи, фиалы, книги и продукты — впрочем, продуктов у неё всегда мало, потому что она вечно сидит на диете. «Что такое с женщинами? Почему они считают, что мужчинам должны нравиться тощие доски с вечноголодными глазами? — подумал Флориан, захлопывая её шкаф с нижним бельём. — Лаванда не тощая и уж точно не похожа на доску. У неё прекрасное тело, несмотря на шрамы».

Впрочем, лирические отступления, даже мысленные, были совершенно неуместны. Его сейчас гораздо больше интересовало, какого дементора Лаванда делала ночью в увеселительном пабе. Это было совсем на неё не похоже! Поначалу Флориан решил, что произошла ошибка (мало ли в Англии Браунов!), но потом изучил протокол допроса, прочитал показания задержавшего Лаванду аврора, поговорил с Роделингом и, наконец, заглянул в потайное окно камеры Аврората. Она сидела на кровати у стены, забившись в угол, как перепуганная мышь, и у Флориана от жалости перехватило дыхание. Он порывался тут же назваться её адвокатом, предъявить охране свой пропуск и зайти в камеру, но вовремя отказался от этой затеи. Лаванда испугается, расстроится, замкнётся и всё равно ничего ему не расскажет. Будет проще помочь ей со стороны — но для этого нужно самому во всём разобраться. И как можно скорей.

Лаванда — шпионка? Он фыркнул так громко, так что даже Рыжий удивился. Совершенно исключено! При всех её странных идеях, Лаванда была самой искренней и открытой девушкой, с которой Флориану доводилось общаться за свою недолгую жизнь. До сегодняшнего дня он считал, что научился понимать её. Что она испытывала к нему со дня их встречи в больнице? Сначала была искренняя забота о нём как о пациенте, потом дружеский интерес, затем влечение пополам с неуверенностью, а после его выписки — страсть, страх обжечься, и, наконец, привязанность, тепло, любовь. После её «выступления» на семейном ужине Флориан был вне себя, но быстро остыл и решил дать Лаванде время подумать, разобраться в себе — а её понесло в увеселительный паб. Если это произошло случайно, по глупости, то как в её показаниях всплыла история с похищенной палочкой и одеждой?

Когда во время второго допроса Лаванду спросили, кому она хочет сообщить о своём задержании, она написала коротенькое письмо на имя мистера Штолле с просьбой предоставить ей срочный отпуск по семейным обстоятельствам. Авроры тут же бросились проверять эту связь на предмет шпионской. Флориан чуть не упал со стула, знакомясь с материалами её дела! Бедный мистер Штолле: его ждала своя порция рождественских неприятностей — особенно, если учесть его немецкое происхождение... Когда же Лаванде сказали, что для защиты в суде можно пригласить своего адвоката, она возмущенно заявила, что у неё нет адвокатов — она что, закоренелая преступница или миллионерша? И согласилась на дежурного.

Флориан понимал, почему она не обратилась к нему за помощью, и всё же это его немного задело: Лаванда ему не доверяет? Скорее, не хочет его впутывать. А ещё вернее — боится скомпрометировать себя в его глазах.

Он поручился за Лаванду головой, объяснил, что с «шерше ля фам» вышло недоразумение, и попытался убедить Роделинга спустить дело на тормозах, но всё оказалось не так просто. Мисс Браун была отправлена в камеру по жёлтому уровню тревоги — а такие задержания, особенно в период беспорядков, требовали обязательного расследования. Флориан был зол на Роделинга, который по дружбе перестарался, но ещё больше на себя — за то, что косвенно подставил Лаванду. Впрочем, он не имел дурной привычки кусать себе локти от досады. Переговорив с назначенным ей дежурным адвокатом, Флориан вызвался взяться за это дело, и тот без проблем согласился: перед Рождеством у всех был забот полон рот, к тому же у мистера Клиффа была хорошая репутация. Флориан подготовил деньги и бумаги, позволяющие уже назавтра выпустить Лаванду под залог, и отправился к ней на квартиру. Он хорошо знал порядок работы Аврората по делам жёлтого уровня: обыск, опрос родственников, друзей, коллег... Роделинг обещал провести расследование формально, но Флориан не сомневался, что на работе у Лаванды точно возникнут проблемы. И в этом косвенно была его вина.

Ему нужно было ответить на два главных вопроса: почему Лаванда оказалась в увеселительном пабе и каким образом она связана с делом ювелира, над которым Флориан бился уже несколько недель. Прочитанные им протоколы допросов не прояснили ситуацию. Она притворялась девушкой лёгкого поведения, чтобы наказывать гулящих мужчин? Подходит под её философию, но не вяжется с характером. При всей своей напускной колючести, Лаванда казалась ему совершенно безобидной. Впрочем, как Флориан смог убедился во время ночного инцидента в больнице, она не зря попала на Гриффиндор и в минуту опасности вполне могла проявить бесстрашие или опрометчивость. Припомнив нелицеприятную для себя ситуацию с поимкой убийцы Блюбери, Флориан сердито нахмурился. Он так и не узнал его имени: Поттер и Уизли уклончиво пояснили, что поймали всего лишь предполагаемого сообщника. Стоило ради этого устраивать засаду в общественном учреждении и рисковать безопасностью Лаванды? Флориан чувствовал в их словах подвох и собирался вывести этих сыщиков на чистую воду — но позже, позже...

Он снова окинул взглядом квартиру и решил напоследок проверить комод с ингредиентами для зелий.

Лежащие в нём травы, корни и порошки были аккуратно рассортированы по баночкам, пакетикам и фиалам, на которых значились названия и время сбора, поэтому внимание Флориана привлекла белая коробочка без надписи. Он покрутил её в руках, снял крышку, достал сложенный вчетверо пергамент, исписанный почерком Лаванды, и прочёл: «Справедливое возмездие». А затем с новой строки: «1. Мистер Джекилл Уоррел, 15 мая» . Удивлённо хмыкнув, Флориан стал изучать пронумерованный список имён с датами, который чем-то напомнил ему каталог пациентов. Впрочем, в больницу обращались как волшебники, так и волшебницы, а в списке все имена были исключительно мужские: Джон, Нэйтон, Маркус, Шон... На секунду он даже предположил, что обнаружил «чёрный список» бывших поклонников Лаванды, но быстро отмёл и эту идею. Слишком уж длинный! Вдруг взгляд Флориана зацепился за номер тридцать шесть, расположенный почти в самом конце: «Мистер Моррисон, 6 декабря». Его брови поползли вверх. Вот тебе и раз! Откуда в списке Лаванды его клиент-ювелир, облапошенный в увеселительном пабе? И кто же тогда все остальные мужчины? Впрочем, узнать это было не так уж сложно: достаточно встретиться с ними под благовидным предлогом — например, рекламируя юридические услуги.

Засунув пергамент в карман мантии, Флориан аккуратно сложил содержимое ящика с травами, закрыл комод, ненадолго задумался и принялся быстро собирать свои вещи, со временем поселившиеся в квартире Лаванды: джинсы, пижаму, носки... В свете новых обстоятельств дела он решил, что аврорам, которые явятся с обыском, вовсе не обязательно знать, что адвокат мисс Браун хранит в её ванной комнате свою запасную зубную щётку. Флориан уже не мог поручиться, что Лаванда не была замешана ни в чем противозаконном, поэтому правильней было придержать информацию и во всём разобраться, оставаясь при этом её адвокатом. Если их связь обнаружится, его могут отстранить от защиты, и помочь Лаванде станет намного сложней.

Перед уходом Флориан налил воды и насыпал корм в миску своему рыжему врагу и аппарировал в офис, чтобы хорошенько подумать.

* * *

Лаванде пришлось просидеть в заточении долгий день и бесконечно долгую ночь, прежде чем её вызвали в допросную и сообщили, что выпускают под залог до выяснения обстоятельств, поскольку версия о её шпионской деятельности пока не подтвердилась. Пока? Лаванда едва удержалась от едкого комментария. Она подписала бумагу о том, что на время следствия не будет покидать Англию, получила назад свою палочку и пропуск на выход и, обезумев от радости, понеслась по коридору, даже не поинтересовалась, кто внёс за неё залог. Этот кошмар закончился, подумала она, выходя из здания Министерства Магии на холодную лондонскую улицу. Скоро всё прояснится, её оправдают, и никто ничего не узнает. Это самое главное! Правда, придётся проявить фантазию и всех немножко обмануть... Она скажет подружкам, что у неё не хватило духу пойти в паб из-за переживаний по поводу расставания с Флорианом. Родителям при необходимости расскажет про срочную командировку, на работе — сочинит историю про больную родственницу. Раньше Лаванде не приходилась придумывать столько лжи сразу, но она была уверена, что справится. Не сообщать же всему свету, что её арестовали в увеселительном пабе по обвинению в проституции!

Только аппарировав в Рединг, Лаванда поняла, как заблуждалась, когда полагала, что её главные неприятности остались позади. В своей съёмной квартирке она застала перепуганного Рыжего и двух авроров, которые как раз заканчивали обыск — всё было буквально перевёрнуто вверх дном! Это оттого, что они не знали, что искать, пояснили авроры и извинились за беспорядок. Они уверили её, что всё в порядке, заставили расписаться в каком-то свитке и аппарировали прямо из гостиной, невзирая на щиты от аппарации. После их ухода у Лаванды ещё долго тряслись руки, и только долгожданная тёплая ванна помогла ей вернуть самообладание. Впрочем, ненадолго: совиная почта в течение часа принесла сразу несколько писем, от которых у Лаванды душа ушла в пятки. Все всё знают! Это ужасно, ужасно... Родители, подруги, коллеги — все в курсе её ареста, потому что проклятые авроры всех допросили! Она кипела от негодования. Как так можно: ни за что ни про что, из-за недоразумения, разрушить чужую репутацию? Врать теперь не придётся, со вздохом подумала Лаванда — но как озвучить правду? Она отложила прочитанные письма, послала родителям Патронуса, чтобы не волновались, и принялась наводить порядок в квартире.

В своих письмах Патрисия с Сандрой просили связаться с ними, как только её выпустят на свободу, но Лаванде хотелось по возможности отсрочить объяснения. Сочувственные охи и ахи подруг она ещё смогла бы пережить, но отвечать на вопросы родителей будет невероятно сложно. «Мама, папа, меня когда-то обманул художник, меня предал однокурсник, у моих подруг то же самое, все мужчины подлецы и предатели, но я не проститутка...» А как она теперь будет смотреть в глаза мистеру Штолле? Он всегда считал её покладистой тихоней. О рейдах Аврората наверняка напишут в «Пророке» — журналисты любят подобные истории: «Мисс Браун, участница битвы за Хогвартс, а ныне колдомедик из Северной Пустоши, использовала свои профессиональные навыки, чтобы заманить мужчину в постель в увеселительном пабе...» Её уволят и больше не возьмут на работу ни в одну больницу. Нет, уж лучше ни с кем не встречаться и уехать — например, во Францию, куда не доходят подобные слухи. Вот только... дементор всех раздери! — она не имеет права никуда уезжать, если не хочет попасть в Азкабан, ведь её всего лишь отпустили под залог и пока не оправдали. А вдруг авроры откопают доказательства её шпионской деятельности? Может, она случайно облапошила в пабе какого-нибудь иностранного посла, и её посадят в тюрьму как международную террористку? Лаванде стало очень страшно — так страшно, что внутри всё похолодело. Флориан... Он непременно всё узнает. Возможно, уже узнал — и от него по-прежнему никаких вестей. Клиффов наверняка тоже допросили, причём всех, включая старую тётушку, хвалившую её творожный пирог. «Мистер и миссис Клифф, что вы можете сообщить нам о мисс Браун? — О, она призналась, что у неё богатый личный опыт, но мы и не подозревали, насколько...»

Вдруг её словно мандрагора укусила: Лаванда подскочила на месте, побежала в спальню и принялась быстро разбирать одежду, сваленную на пол во время обыска.

— Ну, где же его вещи? — пробормотала она, методично левитируя одежду на полки. — Не унесли же авроры с собой пижаму Флориана...

Не обнаружив того, что искала, Лаванда стала наводить порядок в кухне и только тогда заметила, что в миске Рыжего много корма — гораздо больше, чем она насыпала перед своим уходом. И тут её осенило. Конечно, Флориана допросили, и он приходил сюда, чтобы забрать свои вещи. В коридоре не было его тапочек, из ванной исчезла его зубная щётка, из шкафа пропали его джинсы. Он решил исчезнуть из её жизни. Это банальное, но логичное завершение отношений не оставляло ей никакой надежды. «Ты не умеешь отличать настоящие чувства от подделки...» Она могла ошибаться в чужих чувствах, но не в своих: на самом деле ей было не так уж важно мнение родителей, подруг или коллег. Всё время, проведённое в камере, Лаванда мучительно сочиняла слова, которые скажет при встрече Флориану, а теперь эти слова стали ненужными признаниями и унизительными оправданиями.

Последний штрих — вернее, точка.

Без запятых, без многоточий,

Без «может быть», без «обойдётся»,

Без «выход, кажется, найдётся»,

Без объяснений, слёз, укоров —

Кинжалом в сердце до упора.

Кажется, стихотворение называлось «Расставание», а имя автора она не запомнила. Эти строки из лирической рубрики последнего «Ведьмополитена» всплыли в сознании Лаванды с необычайной лёгкостью, будто писались специально для неё и точно к этому моменту. Не бывать ей душевным хилером! Как она собирается помогать другим, если не видит смысла в собственной жизни? Внутри неё словно что-то надломилось — опора, не поддающаяся ремонту, которую не склеить никаким Репаро.

Ей было очень жаль маму с папой, но она ничего не могла с собой поделать.

Отыскав в ящике нужные ингредиенты, Лаванда достала из буфета бокал, смешала в нём пять частей эйфорического эликсира, три части яда докси, добавила сушеное жало брюховёртки и — какая ирония! — несколько ягод рождественской омелы и всё перемешала. Полученное зелье использовалось колдомедиками для усыпления безнадёжно больных животных, было сладким на вкус и настаивалось всего пять минут. Оно вызывало очень приятные ощущения — как-то раз мистеру Штолле на глазах у Лаванды пришлось усыпить старого гнома, который по ошибке наелся огненных ягод, спаливших все внутренности — гном стих с блаженной улыбкой на лице, хотя до этого корчился в муках, которые никто не мог ему облегчить. Она знала, что успеет помыть бокал, и никто не догадается о том, что произошло. Даже Флориан, с его манией отыскивать ответы на любые вопросы. Наверняка её бабушка была права: смерти нет, а после одной жизни сразу начинается другая, причём более счастливая, если ты в предыдущей старался делать всё по совести и справедливости. Правда, когда бабушка умирала, ей было сто лет, и говорила она это, чтобы маленькая Лаванда не плакала.

Она села на диван в гостиной, засекла время и уставилась на пенящийся бокал.