Дартс: палитра души (гет)

— А потом она, такая — бац! А я — хлоп! И мы, такие, ва-аще... Без лыж с горки. Катились, как колбаски! Бабушка ругается, а мы с Марго, такие, смеёмся...

— Не нужно всё время повторять «такие», — проворчала Гермиона, пытаясь скрыть улыбку.

Они с Роном шли по небольшой торговой улице маггловского Лондона, держа за обе руки радостно семенящего Кэмерона. Завершался их самый последний рейд по покупке подарков к Рождеству, во время которого мальчишка без устали болтал, выплёскивая на взрослых свои впечатления от отдыха на лыжном курорте и от французской девочки по имени Марго.

Вернувшись из Франции всего за день до Рождества, Кэмерон первым делом повис на Гермионе, затем залетел в свою комнату, от избытка чувств попрыгал на кровати, с деловым видом распаковал свой чемодан и вручил сувениры. Наслушавшись охов и ахов Гермионы по поводу французских духов и восхищённых возгласов Рона из-за миндального печенья, он заявил, что должен непременно сам выбрать подарки под ёлку для двух бабушек, двух дедушек, Джеймса, Мари-Виктуар, дяди Гарри, тёти Джинни, Рона и Гимоны.

— Опять по магазинам? — с ужасом спросил Рон, дожёвывая розовый макарон.

— Я хочу всем подарить пода-арки, — протянул Кэмерон, с мольбой уставившись на Гермиону.

— Совместим с прогулкой, — сказала она, пожимая плечами.

Так, к неудовольствию Рона, ещё на сутки продлился их и без того долгий шоппинг, от которого у него ныли ноги и пестрило в глазах. Вот что нужно для тренировки выносливости авроров, думал он: поход с женщиной по магазинам со списком из тридцати восьми пунктов.

Из-за беспорядков в магическом мире они делали покупки в маггловских торговых центрах, на которых почему-то никак не отразился экономический кризис: все полки в подарочных отделах были доверху забиты всяким хламом, а магглы катили перед собой корзины, куда не умещались выбранные ими товары. На этот раз мучения Рона продлились недолго и завершились на позитивной ноте: Кэмерон это вам не Джинни и не Гермиона! Он за полчаса и без всяких списков выбрал подарки в сувенирном отделе, проходя мимо кафе «Сладкий зуб»* сказал, что сильно устал, и Рон впервые в жизни попробовал итальянское мороженое.

— Ого! Ты когда-нибудь раньше ела эту страчателлу? — спросил он у Гермионы.

Она равнодушно пожала плечами.

— Ещё в детстве. Но я больше люблю лимонное.

— Лимонное тоже хорошо... Нет, ну как так можно, Гермиона? — возмутился он, заказывая себе и Кэмерону по второй порции. — Столько лет скрывать от меня такую вкуснятину! Это вам не паста, не пицца и даже не равиоли. Умеют же итальянцы радоваться жизни!

Когда они вышли из кафе, Кэмерон заявил, что ему осталось выбрать два последних подарка: для Рона и Гимоны.

— А для дяди Джорджа? — спросил Рон.

Кэмерон сделал большие глаза, удивляясь нелепости вопроса.

— Но у него же целый магазин подарков!

— А для дяди Билла?

Кэмерон задумчиво наклонил голову.

— Мари-Виктуар с ним поделится. Она не жадина.

Для Мари-Виктуар был куплен леденец на палочке в виде ёлочки размером с мужскую ладонь. Рон сильно сомневался, что она сможет засунуть его в свой маленький ротик — вот дяде Биллу будет в самый раз.

— Нам с Роном можешь подарки не выбирать, ты и так уже задарил нас сувенирами, — сказала Гермиона, громко вдыхая идущий от волос аромат новых французских духов.

— Нет, надо, Гимона! — воскликнул Кэмерон. — Рон обещал завязать тебе глаза шарфом, когда я буду выбирать для тебя подарок.

Гермиона выразительно подняла одну бровь и посмотрела на Рона. Тот довольно ухмыльнулся, подмигнул ей и сказал:

— Мы можем отправить тебя на маникюр.

— Прекрасно! А я как раз думала, как вам намекнуть на то, что мне нужно на два часа отлучиться для наведения красоты.

— На сколько?

— Шутка...

Маникюр был сделан за полчаса, сюрприз для Гермионы успешно выбран и спрятан с другими подарками в сумку, на которую Рон незаметно пустил заклятие невидимого расширения. Чтобы он сам не подглядел, какой его ждёт сюрприз, Кэмерон и Гермиона благополучно освободили Рона от магазинной повинности и отправили его домой отдыхать.

— А я не скажу, что мы тебе купили, Гимона, — выпалил Кэмерон, загадочно улыбаясь, едва Рон скрылся из виду. Она изобразила горькое сожаление. — Ну, ладно, ладно... Только это секрет.

— Знаешь, что, — Гермиона присела на корточки, чтобы поправить ворот его куртки, — если это секрет, то его нужно сохранить до нужного момента. Я лучше сейчас потерплю, а потом так сильно обрадуюсь! Согласен? — Кэмерон кивнул. — Вот и хорошо, — она встала и взяла его за руку. — Так что ты хочешь положить под ёлку Рону?

— Такой самолётик деревянный, который собирается из кусочков, и робота такого, с глазами, и такую вот коробку конфет, — он развёл в сторону свои маленькие ручки.

— Для кого это будет подарок? — она скептически прищурилась.

Кэмерон грустно вздохнул.

— Вот и Рон так спросил...

Гермиона усмехнулась и предложила:

— Давай остановимся на конфетах.

— Вот и Рон так сказал...

Она испуганно охнула.

— Кэмерон! Кажется, ты выдал мне свой секрет...

Его голубые глазёнки смущённо забегали.

— Но ты же не знаешь, какого цвета коробка. А ещё там свечка такая, как ангел... — он закрыл рот рукой, и Гермиона сделала вид, что не расслышала.

— Если мы купим Рону робота и самолётик, то он не удивится. М-м-м... Может, лучше...

— А давай купим ему под ёлочку щеночка! — предложил Кэмерон, указывая рукой на вывеску зоомагазина. — Или котёнка.

Гермиона неуверенно хмыкнула.

— И куда же мы их спрячем?

— Мы слетаем к бабушке и дедушке и спрячем щеночка у них... Соглашайся быстрей, Гимона, — Кэмерон потянул её за рукав пальто в сторону витрины, — смотри, рыжий какой!

Она глянула сквозь стеклянную витрину зоомагазина. Прямо на прилавке возле кассы в небольшой корзине спал рыжий лохматый щенок. «Приобретение собаки — ответственный шаг, который нужно заранее планировать, — подумала Гермиона, заранее подыскивая контраргументы для Кэмерона. — Это новый член семьи. А ещё это прогулки в любую погоду, запах в доме, шерсть на одежде, испорченная обувь... »

Через десять минут они вышли из зоомагазина и направились в сторону зимнего сада, откуда можно было незаметно аппарировать к Грейнджерам. Сияющий от счастья Кэмерон нёс перед собой корзину с проснувшимся щенком, который высунул через верх свою любопытную морду, а Гермиона — собачий корм и книгу по уходу за сеттерами. Её лицо выражало одновременно умиление, досаду и недоумение: ну сколько можно попадаться на фразу «рыжий какой»? Придётся ненадолго оставить щенка у родителей, но мама будет в шоке, если на её белом ковре появится хоть одна жёлтая лужица.

— Кэмерон, поклянись, что ты не уговорил Рона купить для меня котёнка, — сказала она, беря мальчика за руку, чтобы аппарировать.

Тот поднял голову и сказал с самым серьёзным видом:

— Чтоб меня мандрагора искусала!

Ох, как же она скучала по Кэмерону, пока он был в отъезде...

— И где ты успел этого набраться?

— Сегодня утром так Рон сказал.

Она покачала головой.

— Придётся поработать над вашей речью...

Гермиона достала палочку, на всякий случай взяла Кэмерона на руки и сконцентрировалась, представляя себе родительский дом: расстояние было неблизкое, но она наловчилась аппарировать туда в один заход. Она надеялась, что мама и папа не раскритикуют её за легкомыслие, а Рону понравится живой сюрприз Кэмерона.

Приближалось их первое семейное Рождество, которое они решили отметить вшестером с Поттерами. Гермионе очень хотелось, чтобы оно стало особенным.

* * *

— Гарри, ты же обещал, — возмущенно прошипела Джиневра Поттер.

— Я обещал, что буду осторожен, а здесь нет никакого риска, — вполголоса ответил ей Гарри Поттер.

— Ну как это нет? Вмешательство в дела магглов! Сам знаешь, что за это полагается.

— Ерунда. Никто ничего не узнает. Ты же не будешь трубить о наших с Роном планах на каждом шагу?

— Не-е-ет, — протянула Джинни, прищуриваясь, — а зачем? Достаточно будет рассказать Гермионе, чтобы пресечь это безобразие.

— Джи-и-ин, ты же не станешь портить им с Роном их первое семейное Рождество?

— Не стану, — согласилась Джинни, выходя из спальни, где громкие голоса могли потревожить спящего в соседней комнате Джеймса.— Рождество — нет. А вот первый день после Рождества — запросто, — проворчала она.

Они стали спускаться в гостиную.

— Джин?

Джинни резко остановилась, и Гарри, неожиданно налетев на неё, воспользовался моментом, чтобы поймать её в объятия.

— М-м-м, — промычал он, тыча носом ей в шею. — От тебя до сих пор пахнет грудным молоком.

— И не думай увильнуть от разговора, мистер Поттер! — она решительно отвела его запястья в сторону, и отправилась на кухню. — Хочешь молока? Идём, я тебе налью.

Они переместились на кухню, где на столе были разложены продукты для приготовления завтрашнего рождественского ужина. Переложив овощи в большую миску, Джинни надела фартук в подсолнухи, подняла палочку и несколькими ловкими движениями запустила в ход процесс мытья, очистки, нарезки, перемешивания, нагревания, кипения — короче говоря, всего того, что должно происходить на кухне настоящей волшебницы, которая готовит большой рождественский ужин на шестерых.

— Гарри, если тебя интересует моё мнение, — продолжила она, — хотя, похоже, что нет... и тем не менее: открыть детективное агентство для магглов — это плохая идея. Особенно сейчас, когда столько проблем из-за этого дурацкого кризиса и многие маги настроены против магглов. А главное, — Джинни взяла большой нож и уверенно разрубила корень цикория на пять долек, приговаривая: — это не-за-кон-но.

Гарри покосился на нож, опёрся рукой о стену и невозмутимо ответил:

— Во-первых, всё, что касается тебя, меня очень интересует. Во-вторых, ты зря беспокоишься из-за всякой ерунды. Да, применять магию в присутствии магглов незаконно, но мы свои методы раскрывать не собираемся. Нашим клиентам важен не процесс, а результат. К тому же мы с Роном решили работать через посредника.

— Ну, конечно, можно будет начинать беспокоиться, когда вас с Роном посадят в Азкабан, — Джинни сердито нахмурилась.

— Какой Азкабан, Джин? Такое нарушение даже на штраф не тянет. Это будет обычная маггловская контора, в которой секретарь получает задание от клиента, передаёт информацию нам с Роном, а мы проводим расследование. Почему магия не может немного послужить на благо магглам? Из-за какого-то Статута о Секретности, принятого пятьсот лет назад?

Джинни вздохнула. Во всём, что касалось работы, Гарри был непробиваем — вся надежда теперь была на Гермиону, которая могла хоть как-то повлиять на них с Роном. У Джинни, конечно, тоже имелись свои методы, но их она приберегала для экстренных случаев.

— Если Кингсли пронюхает, ваш ДАРТС прикроют вместе с новым агентством, не успеете и палочками взмахнуть. Гарри, неужели вам не хватает происшествий в магическом мире?

— Хватает, но мы не хотим браться за все дела подряд. И потом, у нас уже есть помещение под новый офис.

Джинни перестала замешивать тесто для пудинга и сделала большие глаза.

— Только не говори, что ты купил тот дом на Гриммо...

Гарри пожал плечами.

— Его выставили за сущие гроши — было бы преступлением упустить такую возможность! ДАРТС расположится на Гриммо двенадцать, а новый офис — по соседству. Представляешь, как это удобно? Даже аппарировать никуда не нужно. Рон вообще предложил сделать в стене между домами одностороннее зеркало, через которое можно будет слышать и видеть клиента.

— То есть подслушивать и подглядывать? Хм... Узнаю Рона. Я вижу, вы уже всё решили и продумали, — Джинни фыркнула, сдувая с лица чёлку. — Не удивлюсь, если Гермиона всё знает и с вами заодно.

— Не знает. Рон ей пока ничего не говорил, потому что она точно это дело не одобрит. А я тебе всё рассказал — видишь? И если ты не станешь раздувать из этого трагедию, то и Гермиона со временем согласится, — Гарри покачал головой и посмотрел на насупившуюся Джинни. — Рыжик, если готовить еду в плохом настроении, она получится невкусной — разве не так тебя Молли учила?

— Мама меня учила, что если муж не слушается, нужно поставить его в угол, — ответила Джинни, вытирая руки о полотенце.

— А я и так в углу, — он сделал два шага в сторону окна и оказался в дальнем углу кухни возле шкафа для мётел. — Кстати, твой папа мне говорил, что в любом споре с дамами Уизли можно смело кивать и делать всё по-своему.

Джинни отставила в сторону миску с тестом, засунула палочку в карман фартука и медленно направилась к Гарри. Её лицо было непроницаемо. Когда ей оставалось сделать до него последний шаг, он выбросил руку вперёд, схватил Джинни за талию и притянул к себе.

— Что ты делаешь, Поттер? — спросила она, сжимая губы, чтобы скрыть улыбку.

— Занимаюсь любовью с женой.

— Почему я не заметила? Пусти, Гарри... Меня ждёт индейка.

— Причём, заметь, исключительно в кулинарных целях, — добавил Гарри, заталкивая Джинни за шкаф для мётел. — Ты и так хорошо готовишь, а этот рождественский ужин вообще должен выйти на славу.

— Кошмар, тут паутина, — недовольно проворчала она.

— Но ты же не боишься пауков, — сказал он, прижимая Джинни к стене.

— Гарри, у меня переварятся овощи...

— А мы по-быстрому...

— Как романтично... — она подняла к нему своё лицо, чувствуя затылком твёрдую стену. — Если ты хочешь, чтобы рождественский ужин получился на славу, то должен постараться. Сыщик...

— Хм-м... Ну, держитесь, миссис Поттер. Сейчас я буду осуществлять решительные оперативные действия.

Они какое-то время тихо посмеивались, стоя за шкафом, шуршали одеждой, торопились; они выронили из кармана фартука палочку Джинни и распугали всех мирно спящих в углу паучков. Шкаф для мётел несколько раз опасно качнулся и скрипнул дверцей, но устоял. Через пару минут в углу раздался громкий вдох, который сменил протяжный стон, а затем из-за шкафа высунулась босая женская нога и опёрлась о край подоконника.

— М-м-м... А-а-ах... М-м-м-м-м...

— Эй, Гарри, Джинни, вы дома? — донёсся из гостиной радостный голос Рональда Уизли. — Я тут продукты принёс!

Рон ненадолго заглянул в кухню, плюхнул на пол тяжёлый пакет, затем, судя по звукам, вернулся в гостиную и пошёл проверять второй этаж: скрипнула лестница, послышался стук в дверь спальни, снова скрипнула лестница — и, наконец, раздался решительный топот на кухне.

— Чёрт возьми, куда они подевались? — удивлённо проворчал Рон. — Тут сейчас всё сгорит.

В дальнем углу со стороны окна раздалось осторожное покашливание, и Рон быстро развернулся, успевая выхватить палочку. Из-за шкафа для мётел показалась растрёпанная голова Гарри.

— Рон, ты не мог бы снять котёл с огня и выйти ненадолго в гостиную?

— Мерлиновы штаны... Гарри, что ты там делаешь?

— Пауков пугает, — раздался голос Джинни. — Свали, пожалуйста, будь добр.

— Нашли место... Короче, я это... продукты оставил на столе — Гермиона передала тут рыбу и фрукты... Ну, завтра увидимся, — он быстро вышел из кухни, бормоча себе под нос что-то про чокнутых Поттеров. Раздался хлопок аппарации, и всё стихло.

— Джин, ты м-м-м... да? — послышалось из-за шкафа.

— Да.

— А я нет.

— Я догадалась. Но ты, кажется, кулинарить не собирался? Потерпишь до вечера.

— Как это не собирался? Знаешь, что, рыжая ты ведьма...

Неизвестно, чем бы закончился этот странный диалог, если бы его не прервал требовательный возглас со второго этажа:

— Мама! Папа!

Выбравшись из-за шкафа с мётлами, Гарри на ходу застегнул джинсы, выскочил в гостиную и крикнул:

— Иду!

Через несколько секунд из-за шкафа выскользнула Джинни и поправила перекосившееся домашнее платье.

— Акцио, палочка! Фу, и правда, всё в паутине. Как это я проглядела? — она направила палочку в угол, пустила очищающее заклинание, положила её в карман фартука и с загадочной улыбкой на лице вернулась к приготовлению ужина.

— У-у-у, — донеслось из гостиной, — ветер в ушах свистит, Джеймс на драконе летит...

Джинни усмехнулась, разожгла над плитой потушенный Роном огонь и поставила на него очередной котёл, напрочь забыв посолить и поперчить содержимое.

* * *

Ирвин Блюбери стоял на кухне своего дома в Корнуолле и помешивал в котле мясное рагу самым обычным маггловским способом — большой столовой ложкой, пытаясь припомнить хоть одно кулинарное заклинание. Ему приходилось готовить крайне редко — раньше почти всю работу по хозяйству выполнял домашний эльф, но Ирвин полгода назад проиграл его в карты. В принципе, можно было заказать и готовую еду, но ему всегда удавалось это мясное рагу, которое умел готовить и его покойный брат. Именно этим фирменным семейным блюдом Блюбери Ирвин собирался вечером угостить Джулию. Он должен был встретить её как полагается — домашним ужином в спасённом ею поместье.

Ирвин хотел примирения. Конечно, никакое рагу не могло загладить его вины и вымолить у Джулии прощение, но он на это и не рассчитывал. Тот факт, что она пошла ему навстречу, помогла вернуть долги и выкупила дом, говорил о том, что можно рассчитывать на её снисхождение и, возможно, даже доверие.

Ирвин сначала удивился, когда Джулия прислала ему письмо с предложением навестить его в Корнуолле за день до праздника, но потом понял, что всё логично: встречать с ним Рождество она не захотела, но и не стала обрывать ниточку семейных уз, связывающих её с покойным Джастином.

С момента разоблачения в повседневной жизни Ирвина мало что изменилось: в министерстве из-за финансового кризиса началась суета, в отделе магического транспорта работы прибавилось: постоянно требовались новые порталы, проводились проверки каминных сетей. Но больше всего маги беспокоились о том, как вернуть свои деньги, застрявшие в Гринготтсе. У Ирвина не было никаких сбережений — сплошные долги и счета, по которым нечем было платить...

Если бы не Джулия, он бы нарушил данный гоблинам непреложный обет и поплатился бы за это жизнью. Ирвин постоянно думал об этом и твердил себе, что со временем всё ей вернёт — вот только не ясно, как. Точнее, он по-прежнему видел только один выход — играть, но Поттер и Уизли лишили его такой возможности. Как только Джулия сообщила им о своём решении помочь Ирвину, эти двое вынудили его дать новую клятву и скрепили её магическим договором на совершенно варварских условиях — если Ирвин начнёт делать ставки, его тело пронзит боль, как от Круцио, а затем сознание ненадолго отключится. Теперь он не только не мог зайти в казино, но даже сыграть с друзьями в покер на три кната! Впрочем, у Ирвина не было друзей — только коллеги или знакомые. И никаких перспектив вернуть Джулии ту сумму, которую она потратила на спасение его никчемной жизни.

Ирвин понимал, что зарплаты скромного министерского чиновника едва хватит, чтобы содержать дом и не жить впроголодь. Он начинал новую жизнь, в которой не будет места ни излишествам, ни приключениям. Серое, унылое существование, с мучительной ломкой по недоступной теперь игре и бесполезными рассуждениями по ночам о том, что было бы, если... Если бы он не повёл себя, как малодушный слизняк и не оттолкнул от себя единственную женщину, которая когда-то верила в него и не побоялась родить от него ребенка. Ирма. Она ушла — и правильно сделала. Он предпочёл ей игру. Первое время после её ухода Ирвин надеялся, что ему улыбнётся удача, он выиграет кучу денег и бросит их к ногам изумлённой Ирмы. Но удача только скалилась, и он быстро забыл о своих благородных порывах — его главной целью стало во что бы то ни стало обхитрить злодейку.

Да и кому он был нужен со своими долгами? Только Джастину. Но думать о брате не было сил.

Джулия опаздывала. Ровно в пять вечера Ирвин стал прислушиваться к шуму в камине, однако ни в полшестого, ни в шесть никто не появился. И только в начале седьмого, когда раздался стук в дверь, Ирвин вышел в прихожую, удивляясь, зачем Джулия вдруг решила явиться через улицу. Он крикнул «открыто», распахнул дверь и обомлел. На крыльце дома стояли две женщины, одна из которых держала на руках маленького спящего мальчика.

— Ирма?

— Здравствуй, Ирвин, — сказала Джулия. — Ничего, что я не одна? Мы зайдём?

— Проходите.

Они вошли в дом, и Джулия сразу же добавила:

— Ирвин, извини, но я не могу остаться. Можно воспользоваться твоим камином? Мне срочно нужно домой.

— Ну, конечно, — растерянно пробормотал он. — Даже не поужинаешь?

— Прости, — ответила Джулия, молча кивнула Ирме и исчезла в зелёном огне.

— Я тоже ненадолго, — тихо сказала Ирма, осторожно усаживаясь на диван и стараясь не потревожить спящего на её плече мальчика.

Ирвин смотрел на них во все глаза, не зная, что сказать. Вид маленького сладко сопящего Джастина лишил его дара речи. Спросить, как дела? Извиниться за то, что два года не интересовался их судьбой? Сказать, что будет о них заботиться, если Ирма ему позволит? Что хочет начать новую жизнь?

— Я приготовил мясное рагу, — сказал Ирвин, не зная, куда девать руки и глаза.

Она слегка улыбнулась.

— Мы попробуем.

— Да?

— Да.

— Хорошо. Я сейчас вернусь.

Ирвин вышел на кухню, закрыл за собой дверь, сел на холодный пол и обхватил голову руками. Ему нечем было оправдать свою безалаберность, безответственность и никчемность. Он совершенно не был готов к встрече с прошлым и не представлял, что теперь делать. Через три минуты отчаянных внутренних монологов он всё же пришёл в себя и решил, что можно начать с рагу. А там жизнь покажет.

* * *

За дорогой аппарировать было нельзя, потому что у супермаркета и возле почты всегда мелькали люди. Особенно перед праздниками.

Элиза Трустоун вышла из-за мусорных баков придорожного кафе, сморщила нос от запаха горелого масла и направилась в сторону центральной городской площади. Её вчерашние следы замело за ночь, но кто-то с утра решил срезать путь от чёрного хода кафе к парковке и будто специально для неё проложил дорожку, по которой можно было ступать, не увязая в сугробах.

Парковка, автобусная остановка, перекрёсток, площадь. На площади — длинная очередь к кинотеатру, сплошь увешанному безвкусными мерцающими гирляндами; сонные торговцы, продающие второсортные хот-доги; Санта с кривой бородой, развлекающий группу разновозрастных детей у огромной ёлки. Окинув взглядом толпу магглов, Элиза направилась привычным маршрутом к зданию главпочтамта мимо унылого, присыпанного снегом фонтана.

Внутри здания, как и на площади, было многолюдней обычного. В отделе доставки прямо на полу у стены высилась стопка пакетов и посылок, обернутых в подарочную бумагу, а на стекле висело объявление, коробившее своим цинизмом: «Посылка от Санты для вашего ребёнка всего за 9.99 фунтов». Она прошла мимо очереди у окошка к стене с надписью «Корреспонденция до востребования», увешенной одинаковыми металлическими ящиками, достала из кармана пальто ключ, вставила его в замочную скважину и отворила дверцу под номером сорок пять. Лежавшее в ящике письмо выпало прямо под ноги. Элиза наклонилась, подняла увесистый конверт и с замиранием сердца прочла имя отправителя.

— Только не бумаги на развод, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... — пробормотала она, бледнея от страха. Элиза отошла к окну, вскрыла конверт и достала два листа в полоску, исписанных крупным почерком мужа. Из её груди вырвался вздох облегчения: это точно не официальные бумаги! Но начинать читать все равно было страшно.

Она ждала этого дня целый месяц и верила, что Джо свяжется с ней именно этим старым, проверенным способом — написав письмо до востребования на единственный известный ему адрес. Он при всём желании не смог бы использовать совиную почту (потому что не умел, да и какая сова долетит из Австралии?) и тем более не смог бы явиться в Сапожок: Северная Пустошь была надёжно скрыта от глаз магглов. Поэтому Элиза каждый день аппарировала в ближайший маггловский городок, заходила на главпочтамт и проверяла свой почтовый ящик, арендованный лет пять назад, ещё до отъезда в Австралию. Она отлучалась из дома под предлогом утренних прогулок, рождественских покупок, встреч с подругами (которых у неё не было) и не сомневалась, что эта маленькая ложь отражается на её палитре, расползаясь вдоль ключиц симметричными янтарными полосками. Но ей было всё равно, что скажет и подумает бабушка. Элиза знала одно: если Джо не напишет ей до Рождества, серое пятно тоски вытеснит из её палитры все остальные тона. Его молчание будет означать, что ему по-прежнему ненавистна магия и что он не простил Элизе «чтение чужих душ».

И вот теперь она держала в руках его письмо.

Повернувшись спиной к людному залу, Элиза бросила шарф и шапку на подоконник и с замиранием сердца пробежалась глазами по строчкам. Он в Лондоне! Её зелёные глаза заблестели, лицо расплылось в широкой улыбке. Он прилетел из Австралии, чтобы встретиться. Он хочет поговорить... Он скучает, просит прощения, он идиот, годный только на то, чтобы лупить ракеткой по мячу, он ревнивый эгоист, но он надеется, что, несмотря на всё это, она его не разлюбила. Ему предложили постоянный контракт в Англии! Но, если она захочет, они могут вернуться в Австралию.

Элиза не помнила, как запихнула письмо в сумочку и выбежала из здания почты, оставив на подоконнике шарф, шапку и разорванный конверт. Оказавшись на площади, она оглянулась в поисках места для аппарации и неожиданно получила снежком прямо в ухо.

— Ой, простите, я не хотела! — молодая девушка, раскрасневшаяся от мороза, виновато развела руками. — Я не самый меткий стрелок.

Из-за угла киоска с хот-догами раздался смех, мелькнула мужская рука, и девушке в плечо угодил снежок.

— Джонни, это нечестно! Ах, ты… Сейчас я тебе покажу! — прокричала она, бросаясь в атаку. Элиза улыбнулась, глядя девушке вслед, и полезла в карман в поисках двухфунтовой монеты: ей невероятно захотелось попробовать хот-дог.

М-м-м... Вкусно! Она прошлась по площади, проявляя неожиданный интерес ко всему, что происходит вокруг. Длинная очередь к кинотеатру состояла, в-основном, из довольных, нарядно одетых парочек, которые оживлённо болтали, совершенно не тяготясь ожиданием. Элиза слизала с уголка губ кетчуп и присела на край скамейки напротив огромной Рождественской ёлки. Какой-то малыш, сидящий на шее у отца, заливался хохотом и показывал пальцем на ледяную горку, с которой съезжала молодая женщина. Ловко приземлившись на обе ноги, она подошла к папе с малышом и принялась что-то им весело рассказывать.

Элиза отхлебнула чай из пластикового стаканчика и залюбовалась гирляндой, украшающей витрину книжного магазина. Сегодня в шесть вечера... Она отправится в Лондон через каминную сеть, встретится с Джо в их любимом кафе на Брайт-роуд, а потом приведёт его в «Сапожок». Ему никогда особо не нравилась Северная Пустошь, но Элиза не хотела бросать бабушку на Рождество. Наступило время всех помирить и свести мосты.

Сбоку раздался приглушённый кашель. Она повернула голову. Рядом с ней на скамейку присел старичок в тонком потёртом пальто.

— У вас монетки не найдётся? — хрипло спросил он, ёжась от холода и косясь на недоеденный хот-дог. — А то я кошелёк забыл дома.

Из груди старика струился неровный фиалковый свет, переходящий в фиолетово-коричневый у горла и зеленовато-серый в области желудка. «Лицемерие, зависть, гордыня», — машинально отметила про себя Элиза и ответила:

— Простите, я купила чай на последние, — у неё, конечно, имелись галлеоны, но продавщица хот-догов вряд ли пришла бы от них в восторг. — Вообще-то, я уже наелась. Если вы не побрезгуете, могу поделиться, — она отломила часть остывшей булки с сосиской и протянула старику свой пластиковый стаканчик. Тот невозмутимо принял угощение, в секунду проглотил булку, запил её чаем и, благодарно кивнув, встал и направился к соседней скамейке, где сидевшая в обнимку молодая пара ела поп-корн.

Элиза проводила старика растерянным взглядом, не сразу понимая, что произошло. Вся площадь вдруг наполнилась новыми цветами, ожила — будто в небо выстрелили фейерверками, и они, упав на магглов, окрасили их тела рождественскими огнями. Парочка на соседней скамейке уже угощала голодного старичка попкорном, и у парня из груди шло такое чистое сияние, что Элиза чуть не задохнулась от восторга: сияние любви... Как приятно снова его увидеть!

Палитра вернулась! От этого неожиданного открытия у неё защипало в носу, всё поплыло перед глазами.

После её отъезда с родины палитра исчезала постепенно: сначала Элиза перестала видеть зеленоватые оттенки сострадания и сентиментальности, потом голубые и розовые цвета открытости и наивности, исчез струящийся белый, говорящий о чистоте помыслов, померкло сияние любви — ей было жаль не видеть приятного, ровного света, идущего из груди Джо. Гораздо дольше задержалась пучина — оттенок гордыни и высокомерия, медленно блёкли похотливый шафран, предательская мутная река, честолюбивый, амбициозный лиловый, лживый янтарь, завистливый коричневый, жадный терракотовый... Последним уходил серый, и долгое время люди, потеряв краски, казались Элизе тоскливыми безразличными фантомами. И вот теперь палитра вернулась — резко, в одно мгновенье — и Элиза, преодолев первое волнение, стала поедать взглядом всё вокруг.

Она повернула голову к Санта Клаусу, стоящему у саней с фигурами оленей: никакого сияния, сплошь мутная река и терракота... О, она бы не стала встречать Рождество с таким Сантой!

Мох, фиалка, янтарь, пучина — не самые приятные палитры взрослых смешались, поплыли перед глазами над лазурно-розовыми пятнами детей, снующих вокруг ёлки. Элиза была настолько потрясена этой пестротой, что на какое-то время даже забыла про Джо. А когда вспомнила, то подумала, что этот день, безусловно, самый счастливый в её жизни. Без любимого мужа она чувствовала себя половинкой расколотой чаши — и вот, наконец, получила от него весточку! Она скучала без своего дара — и обрела его снова! Палитра — не только семейное проклятие, но и семейное счастье Трустоунов. Только теперь Элиза осознала, что необыкновенный дар всегда был частью её души, огромной силой, которая питала её магию, как вода потрескавшуюся землю.

Сегодня в шесть она увидит палитру Джо и сразу всё поймёт. Как прекрасно и как страшно читать чужие души — особенно души любимых. Страшно увидеть в них раздражение, разочарование, тоску, боль...

Влюблённые на соседней скамейке, доев попкорн, придвинулись поближе друг к другу и стали заговорщицки посмеиваться. Два ровных, тёплых сияния, исходящие от их юных тел, соединились в лучистый серебристый ореол, который умела создавать только взаимная любовь — Элиза, затаив дыхание, какое-то время наблюдала за их прекрасной палитрой, а потом встала и направилась в сторону кафе фастфуда, чтобы аппарировать домой и порадовать бабушку.

____________________________

* Сладкий зуб (от англ. sweet tooth) — сластёна.