Панцироносица. Наука против волшебства. Книга первая. (гет)

Кира не забыла о данном себе обещании припомнить Сашке Еслику все его проделки.

Он появился в школе на третий день после побоища в Печатниках. Ночь, проведённая в КПЗ, малоприятные разговоры со следователями из двух правоохранительных ведомств, вызов в комиссию по делам несовершеннолетних, разъярённый отец с ремнём — всё это, как и говорила Хлоя, изменило поведение Еслика в лучшую сторону.

Он имел до того потерянный вид, что Кира невольно ощутила к нему жалость, но останавливаться не собиралась. Она отлично знала все повадки Еслика. Шататься где попало по ночам и пить пиво он, скорее всего, уже не будет, ибо за это его хорошенько взгрели. А вот посылать малышей за сигаретами и колошматить их, если те не соглашаются... Еслик по своей натуре был паразитом, и будучи оторванным от того, из кого высасывал соки, не мог успокоиться, пока не находил новую жертву.

Изначально Кира хотела подойти к парочке ребят из выпускного класса, шепнуть им пару слов — и те после уроков смогли бы основательно намять Еслику бока, но, немного поразмыслив, приняла решение осуществить расчёт собственноручно.

Утром, выйдя из дому, Кира приготовила бумажный пакетик. Она прошлась по лестницам, наполнила ёмкость окурками из подвешенных к перилам консервных банок и припрятала подарочек в сумке, а дождавшись большой перемены, отправилась за угол корпуса, где ученики обычно курили.

Кучка ребят все возрастов собралась кольцом и что-то обсуждала. Здесь же отирался и Еслик, пытающийся выклянчить у кого-нибудь сигаретку. Кира подошла поближе, приготовила пакетик и едва одноклассник заметил её, сказала:

— Ну, приветик. Это за счёт моего Шурика ты хотел реальным пацаном заделаться? — и прежде чем Еслик успел что-либо сказать, девушка оттянула ему воротник и высыпала за рубашку месиво из пепла, окурков и обгоревших спичек.

— Вот тебе твои сигаретки, — сказала она, комкая пакетик и бросая его в есликовскую физиономию, — возьми и подавись.

За этой сценой наблюдало двадцать пар посторонних глаз, причём не без любопытства. Наступившую тишину прорезал лишь чей-то тихий голос:

— Оба-на...

Кира ушла так же стремительно, как и появилась. Из-за угла донёсся чей-то хохот, а затем послышались нелестные отзывы в адрес посрамленного Еслика, избравшего очень скользкий путь для завоевания авторитета среди товарищей...

На следующей перемене Эммочка, подсев к Кире, поинтересовалась:

— Кирка, это ты сама выдумала насыпать Еслику за воротник всякой дряни?

— Конечно, я сама, а то кто же, — ответила девушка.

— А ты знаешь, что после того, как из-за угла все ушли, Еслик спрятался в кустах и половину урока сидел там и плакал?

— С него не убудет. Говорят, искренние слёзы смывают грехи.

— Ну... не знаю, — отличница посидела ещё немного, потом, улыбнувшись, сказала:

— Что бы там кто ни говорил, ты устроила отличную штуку. Кстати... твой братишка тогда тоже в долгу не остался. Еслик ему фонарь посадил за то, что он не только за сигаретами не пошёл, но ещё и плюнул ему на штаны. И послал по одному адресу.

— Откуда знаешь?

— От его дружка Стасика Верслёва. Вот только этот Стасик почему-то убежал и спрятался...

— Понятно...

Слух о Кириной выходке быстро разнёсся по всей школе. Кое-кто из наиболее крепких одноклассников специально подходил к девушке — засвидетельствовать ей, если так можно выразиться, своё почтение, а Норка, узнав о произошедшем, пришла в восторг — смешанный, правда, с лёгким оттенком обиды.

— Ну, Кирка, — сказала она, — не могла, что ли, меня позвать? Как бы я хотела посмотреть на этот номер...

— Ну... — сконфузилась Кира, — извини... я в одиночку хотела управиться...

— Ох, Кирка, умеешь же ты удивлять, — протянула Норка, — неужто сама придумала?

— А то! — приосанилась виновница переполоха.

Зазвенел звонок, и занятия продолжились.

Сашка, у которого уроки кончались раньше, обычно норовил первым убежать домой, но в этот раз проказливый братец встретил Киру у дверей её класса. Мало того, он изъявил желание понести её сумку.

— Ты, оказывается, умеешь со всякой крутизной воевать, — заметил мальчуган, когда они миновали ворота.

— Ты тоже хорош, — усмехнулась Кира, — кажется, ты плюнул в него, так?

Ей не хотелось называть подлого и хулиганистого одноклассника ни по имени, ни по фамилии. Впрочем, они оба и без того понимали, о ком идёт речь.

— Я бы ему покрепче двинул, да только сил у меня мало, — сокрушённо сказал Сашка, — а Стас взял и смылся.

Какое-то время они шли молча.

На следующее утро после "маленькой войнушки" в Печатниках, когда по району поползли слухи о задержании подозреваемых в нескольких убийствах, среди которых числился и Сашка Еслик, то братец, сделав круглые глаза, поинтересовался — откуда Кира могла узнать, что, по её же словам, "завтра у них поубавится могущества"? Девушка только отшутилась, сказав, что умеет видеть будущее, благо что никто не подозревал об участии её самой в "маленькой войнушке". Как бы там ни было, братец стал реже дразниться и отпускать колкости. Даже начал ждать окончания Кириных уроков...

— Ты все эти дни такая радостная, — сказал вдруг Сашка, — когда ты такая, то становишься самой лучшей на свете.

Братишке недоставало житейского опыта, и он выражал то, что думал и чувствовал, на простом и доступном языке. "Может, мама была права, когда говорила, что я иногда начинаю светиться и менять всё вокруг... или как она там выразилась?" — подумала Кира.

— Хочешь подержать? — она протянула Сашке кончик своего левого оданго.

Тот явно обрадовался и моментально начал с ним играть. Иногда он не рассчитывал силы и довольно чувствительно дёргал сестрины волосы, но Кира махнула на это рукой. Такой пустяк... Сашка был порядочным шкодником, но уж никак не злодеем. Он то и дело подтрунивал над девушкой, но сейчас его остроты казались вполне себе милыми и забавными. Пару раз девушка брала кончик второго оданго и щекотала им брата за шею и щеку...

Им обоим было так весело, как это бывало только летом в Заборье. "Именно так, как и мама говорила, — подумала Кира, — она, оказывается, очень наблюдательная..."

Они зашли в "Лунный венец" и купили один пломбир на двоих. Сашка болтал без умолку — в основном продолжал подшучивать над Кирой, та поначалу пыталась отшучиваться, но вскоре её голова заполнилась иными проблемами, в сравнении с которыми конфликт с Есликом выглядел бледно и невзрачно...

Собравшись на базе после перехвата на Батюнинской, панцироносицы долго, всесторонне проводили, что называется, "разбор полётов", обсуждали действия каждой участницы, просматривали записи с оптических блоков "Панцирей", проводили обзор ошибок. Особенно внимательно Хлоя изучала запись Раяны, на которой присутствовал облитый горящим бензином военный экстрасенс. Раяна оказалась крепким орешком и быстро примирилась с тем, что от её рук погиб человек, но некоторые обстоятельства — в частности, то, что экстрасенс сумел затронуть нервную систему панцироносицы — наводили на тревожные размышления. Иномерные экраны не могли защитить от ментальной атаки, и это следовало учитывать. Сама же Раяна до сих пор испытывала дрожь при воспоминании о жуткой боли в ногах и прочих неприятных ощущениях... "Как будто суставы выворачивали", — сказала она.

Ещё одним тревожным фактором было присутствие среди противника не абы кого, а человека, хорошо знающего в лицо принцессу Церену — Закари Лайонелла Джедиса, инфертехнолога Генерального штаба Ванахема. Он мог, прогуливаясь по улицам, запросто высмотреть всех тех, кто разыскивался на территории СНМ в качестве участника "террористической деятельности". Как случилось, что он до сих пор не увидел в Москве знакомых лиц? Или увидел и решил обождать? Панцироносицы не знали точного ответа. Они вообще не имели возможности что-либо узнать о точных планах противника.

То, что защита "Панциря" не спасает от гравиквантовых лучей — они знали с первых дней активации оружия. С этим фактом приходилось мириться.

Поведение Такседо Маска тоже не поддавалось объяснению. Что им движет, чем он руководствуется, почему, в конце-то концов, он не показывает своего настоящего лица? Девушки сошлись на мнении, что верить ему, пусть бы он и хорошо проявил себя при спасении людей в Видном, было нельзя. Что если он взаправду кем-то перевербован, тем же Джедисом, к примеру? Пришлось признать, что и о Такседо Маске они фактически не знают ничего, а стало быть, показывать ему свои настоящие лица было бы крайне неразумно. "Уж лучше добросовестно заблуждаться с самого начала, чем оказаться тысячу раз правым в тот момент, когда ничего нельзя исправить", — сказала по этому поводу Надя, и с этим её заявлением согласилась даже многоопытная Хлоя Пи.

Кира имела своё особое мнение, но она благоразумно держала его при себе. В её представлении Такседо Маск был мужчиной — так он, во всяком случае, держал себя, чисто по мужски. И, скорее всего, он был очень несчастен... почему? Возможно, он неправильно рассчитал свои силы, переоценил себя и взялся за решение заведомо невыполнимой задачи. В самом деле, откуда в магазинах возьмётся этот полумифический Серебряный Кристалл? А ведь он зачем-то ему нужен. Зачем? Спасти неизлечимо больного близкого человека? Или для чего-то ещё? Конечно, он мог и в самом деле податься в наёмники этому, будь он неладен, полковнику Джедису, и всякий раз разыгрывать перед панцироносицами комедию... но почему-то верить в это не хотелось. Кира и сама не знала — почему...

Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как братец дёргает её за хвостики:

— Ты что, не слышишь? Тебя спрашивают, вот... — он кивнул на подошедшую к столику девушку, в которой Кира узнала Димкину двоюродную сестру — Ульяну Викторовну Миронович, или, как её обычно звали, просто Ульку.

Димка как-то говорил, что Улька в одиннадцатилетнем возрасте сбежала в Москву из Житомира от окончательно спившихся(а впоследствии умерших от отравления газом)родителей, и вот уже десять лет они втроём, включая мать, живут в одной квартире. Кира не очень хорошо знала Ульку. Вроде бы она где-то училась на предпоследнем курсе, и в школьные годы она была очень дружна с Мирославом Кратовым... Ещё Димка говорил, что она с кем-то регулярно ходит по ресторанам и ночным клубам, и не исключал, что эти отношения более чем серьёзные.

Кира пригласила девушку составить им компанию. Улька купила ей и Сашке ещё по одному пломбиру, заказала порцию и себе, и контакт был налажен.

Говорили в основном девушки, о чисто своих девичьих делах и проблемах, старательно сглаживая наиболее острые темы из-за сидящего рядом Сашки, но тот был всецело поглощён мороженым и никому не мешал. Кира вспомнила о старых симпатиях между Улькой и Мирославом, и неожиданно ей в голову пришла интересная мысль.

Как говорила Хлоя, она лично проверила на наличие "Панциря" всех людей, кто по росту мог бы сравниться с Такседо Маском и хотя бы раз пересекался с Кирой. Панцироносец, как и следовало ожидать, найден не был. Раяна провела аналогичный поиск среди своих знакомых, но и это ни к чему не привело. Эммочка подозревала Мирослава, но и он оказался чист, и тем не менее...

Кира не могла отделаться от ощущения, что в своих поисках они могли что-то упустить. Она думала о найденном в сквере медальоне. Почему точно такой же Надин медальон выявился на тестовом блоке, а её медальон неизвестно откуда вывалился в тот момент, когда она и Мирослав находились в аллее совершенно одни? В том, что загадочная вещь хранилась в её теле, Кира уже не сомневалась. И ещё запах... Почему оставляемый руками Мирослава запах буквально гипнотизирует её? Почему он кажется ей знакомым и родным? Она чувствовала, что ей хочется побольше узнать об этом парне, даже не взирая на возможное Стешкино противодействие. И Улька могла бы ей в этом помочь — если, конечно, подойти к делу с умом...

— Знаешь, Уля, — сказала Кира, — у меня возникла одна проблема... и только ты сможешь помочь мне её решить.

— Да? — Улька отложила ложечку, — и что у тебя произошло?

— Это слишком личное, и, думаю, разговор будет нелёгким... даже не знаю, как начать... мы могли бы с тобой встретиться позже?

— Понимаю, — улыбнулась девушка, — ты в кого-то безнадёжно влюбилась. Я его знаю?

— Может быть, но давай отложим это на потом. Я посижу немного над уроками, позвоню тебе, и тогда...

— Я сегодня до вечера дома одна, поэтому приходи. Никто о твоих сердечных делах знать не будет.

— Ой, вот хорошо! — обрадовалась Кира, — значит, в три я прибегу...

...Уже дома, сидя над учебниками, Кира задумалась — как объяснить Ульке свой повышенный интерес к Мирославу? Что, если их расставание прошло не совсем мирно и омрачилось взаимной неприязнью, а она, Кира, своими попытками выудить что-нибудь интересное насыплет соли на какую-нибудь не совсем зажившую рану?

"Ну почему, — думала девушка, — если я наступаю в коровий блин, то непременно обеими ногами? О чём я спрошу Ульку? Если ей тема Кратова окажется противна, то мы точно рассоримся, хотя толком и не дружились даже..."

А тут ещё задача по физике не хотела решаться. Пришлось звать на помощь маму.

"Что-то мама намудрила, — подумала Кира, — никаким всё изменяющим светом я не свечусь. После её объяснений задача стала простой, а так... вот беспокойства из меня градом сыплются. Тут не до света..."

Тем временем подошёл назначенный час, и девушка приступила к сборам. "Надо устроить точку выхода и в Димкином доме, — подумала она, — чтобы хоть ночью пользоваться ею..."

— Ты знаешь, что сегодня к нам придёт Лекса? — спросила мама.

— Кто? Лекса?

Киру сейчас больше волновали завязки на сандаликах. Как их ни закрепи — постоянно жмут, тянут и натирают...

— Да, я ведь приглашала её.

— Я долго не задержусь, — Кира встала со скамеечки, — может, успею застать вас... ну ладно, пока.

Она посетовала на себя за непредусмотрительность. Будь в доме шестнадцать-два на Борисовских Прудах точка выхода, то достаточно было бы включить телепортер — и ты на месте. А теперь она рискует опоздать, и хорошо, если только на десять минут...

Она вихрем слетела с лестницы, помчалась через дворы, не разбирая, как обычно, дороги и не глядя под ноги, и чуть было не столкнулась с Мирославом. Кира даже не заметила его, а он никак не успел среагировать на её появление.

Он стоял на тротуаре, смотрел вслед удаляющейся девушке и любовался двумя тёмно-русыми хвостиками, нахлёстывающими бегущую Киру по спине и бокам. Смотрел до тех пор, пока та не скрылась в переходе под Бесединским шоссе.

— Димка прав, — сказал себе парень, — наша разница в возрасте — это стена, и её головой не прошибёшь. А я хотел бы однажды попросить Киру расплести хвостики.

Он так сильно зажмурился, что в глазах заломило.

— Этого не будет никогда. Я не смогу попросить её об этом... ни через год, ни через два, ни через четыре... никогда!

Он повернулся и пошёл в сторону бассейна. Его мысли переключились на предстоящий вечер. Сегодня он увидит кое-что занятное на балконе Беляковых — конечно, если Гриша Листиков ничего не выдумал...

А Кира, не замечая ничего вокруг, добежала до нужного дома, поднялась на самый последний, четырнадцатый этаж и позвонила в дверь феофановской квартиры.

Кира ещё ни разу не была дома у Феофановых и какое-то время потратила на изучение их жилища. Здесь было три комнаты — как раз по количеству жильцов, и две из них были заняты Димкой и Улькой.

Димкина комната была чуть ли не сплошь заставлена подставками с лазерными дисками, стопками книг информационно-технологического содержания, компьютерной гарнитурой и кучами электронных деталей. От стены к стене тянулась верёвочка с нацепленными на неё флеш-картами — их было не меньше сотни...

— Это прямо ёлочная гирлянда какая-то, — хихикнула Кира.

— Мама всё время ругается — что у нас в комнатах такой бардак, — рассмеялась Улька, — но мы как-то привыкли. Она пыталась как-то организовать порядок, и не раз, но всё постепенно пришло в прежний разлад...

Комната Ульки была ничуть не лучше. Груды книг, толстенных тетрадей, блокнотов вперемешку с офисной бумагой, ручками, карандашами и Бог знает чем ещё...

— Ай! — вскрикнула Кира, наступив на что-то пяткой.

Улька нагнулась и подняла с пола переломившийся пополам карандаш.

— Меня дома тоже гоняют за то, что комнату не убираю... — заметила гостья.

— Извини... — виновато улыбнулась Улька.

— Ничего. Я, наверное, должна заплатить за карандаш... или как?

— Я уже забыла, сколько их у меня валяется. И ты забудь...

Кира осмотрела пол, но больше на нём не наблюдалось ни одного травмоопасного предмета.

Улька увела гостью на кухню, усадила за стол, выставила чай с нарезанным тульским пряником... Завязался неспешный разговор обо всём на свете — о Кириной школе и Улькиных лекциях, о том, как живётся в России и на Украине, о разных случаях на тему — "когда я была маленькая..." Как-то незаметно беседа переключилась на взаимоотношения с мужской половиной человечества, и это дало Кире повод рассказать о своей дружбе с Гришей Листиковым, а так же упомянуть о чуть ли не ежедневных столкновениях с Мирославом Кратовым и его привычке называть её "ворчливым русоволосым пломбирчиком..."

Кира старалась говорить об этих столкновениях с затаённой в голосе обидой, но то ли Улька была сверх меры проницательна, или просто имела побольше опыта, но гостью она раскусила очень быстро.

— Я поняла, — улыбнулась она, — тебя, Кирушка, очень заинтересовал Славка...

Девушке показалось, что кончики её волос будто нагрелись.

— Но зачем он тебе, если у тебя есть Гриша? — продолжала хозяйка, — к тому же Славка старше тебя...

К нагретым кончикам волос добавилось ощущение, будто по затылку ползёт гигантская капля пота.

— Скажи честно, ты в него влюбилась?

— Я не... ну, в общем... — замялась Кира, — я хотела бы узнать о нём побольше...

— О Боже ты мой, влюбилась... влю-би-лась, — отчеканила Улька, — это же прямо на лбу у тебя написано. Но ты ведь знаешь, у него есть Стешка. А твои годы пока ещё не подошли. Но... — девушка посмотрела на потолок, — Славка не стал бы просто так придумывать для тебя красивое прозвище. За ним с детских лет водится такая привычка. Если ему нравилась девчонка, он изобретал для неё в качестве имени такие звучные эпитеты, что можно было закачаться...

— Вроде как красота существует для того, чтобы о ней говорили, — заметила Кира.

— О... — протянула Улька, — и в этом — весь Славка. Ты знаешь, я его из армии ждала, но... как видишь, не дождалась.

— Каким он был в детстве?

— Тихий, неразговорчивый. Мало говорил, но много делал. Я с ним вместе с четвёртого класса училась. Он ни с кем там особенно не дружил, только с Димкой и ещё с Ромкой Горбалюком.

— Таких тихих и не очень шустрых мало кто любит, — сказала Кира, — их считают ботаниками. И обычно весь класс над такими смеётся...

— Бывает и такое. Только со Славкой эти номера не проходили.

— Хорошо дрался?

— Не сказать, чтобы очень уж хорошо, но силы и выносливости у него было — хоть отбавляй. Понимаешь, он был какой-то непростой. Может, это из-за житья в детдоме, или ещё отчего. Он никогда никому не грозился, грубых слов почти не употреблял, но дело не в этом... что-то в нём было не от мира сего. Нездешнее. А в нашей школе хватало кретинов, которые привыкли вымещать свои комплексы на тех, кто потише и поспокойнее... Вот, например, где-то уже в восьмом классе завалилась к нам кучка придурков из девятого, подошла к Славке и давай выебоны раскидывать — какие мы, типа, крутые, и какой опущенный ты...

— А Славка что?

— Сидел и смотрел в учебник. Потом, когда кто-то заслонил рукой страницу, он вежливо попросил убрать руку. Второй раз просить не стал — взял эту руку и ка-а-ак сдавил... визгу было, море слёз, сопли до пола... поиграли в крутых, называется.

Улька, прокрутив в памяти этот знаменательный момент, сдержанно хихикнула.

— А дальше, слушай... — тут хозяйка уже не могла себя сдерживать и расхохоталась, — вот что было. Эти бараны из девятого подловили его в ретираднике, и... в общем, Славка вышел как обычно, на своих двоих, а эта придурошная компания оттуда выползла вся битая-переломанная, и у одного... извини, конечно, что за столом говорю... у одного, прикинь, пол-рожи и волосы в говне!

— Понятно... — кивнула Кира. Ей вдруг стало немного обидно — в основном, за свою школу. Почему в ней нет своего Мирослава Кратова?

— А учился он как? — спросила она.

— Учился отлично. Странно даже, что он в вуз так и не поступил, хотя мог бы хоть в МГУ пойти. Я, кстати, случай такой помню... я подарила ему тёмные очки, но он не надел их ни разу.

— Почему?

— Он сказал, что подарок ему понравился, но тёмные очки он не надевает по принципиальным соображениям. Объяснил, что не считает, что сделал что-то такое, из-за чего нужно прятать от людей глаза.

— Вот как...

— Мы как-то ходили купаться на Борисовские пруды. Оказалось, у него на груди есть три круглых родимых пятна, красного цвета, каждое с кулак величиной. Но ты знаешь, что самое интересное?

— М-м?

— Что и на спине у него три таких же пятна... вот гляди...

Улька взяла салфетку и проделала зубочисткой три дырочки.

— Вот дырки. А теперь перевернём салфетку — они поменялись местами, как в зеркале. Вот и у него такие чудные зеркальные родимые пятна.

— Действительно странно, — согласилась Кира.

Они ещё долго обсуждали разные аспекты кратовского жизненного пути. Лишь один раз Кира насторожилась, услыхав от Ульки историю годичной давности — о том, как Мирослав(дело было зимой) позвонил Димке, и кузен, взяв отгул, срочно куда-то уехал, никому ничего не объяснив. Вернулись они через несколько дней, вдвоём, причём Мирослав был сильно избит и при нём не было мобильника. А какое-то время спустя Улька увидела в Димкиной записной книжке адрес некого Чердинцева Николая Ивановича, проживающего в деревне Ключевая в Свердловской области, и, судя по сохранённым номерам, Кратов звонил именно оттуда. Кто такой этот Чердинцев, она не интересовалась — мало ли, может, армейский приятель брата или что-то в этом роде...

— ...Славка не очень интересовался компьютерными игрушками, — продолжала между тем девушка, — но в стрелялку-бродилку "Киберколдун — пробуждение тёмного света" был буквально влюблён. Они с Димкой играли на время — кто быстрее пройдёт тот или иной уровень... Кирушка, ты слушаешь?

— Да-да, — закивала девушка. Её голова буквально гудела. Улька преподнесла слишком много любопытной информации...

— Ты такая задумчивая... тебя что-то расстроило?

— Нет, — Кира пожала плечами, — я думаю о том, почему мне так ужасно не везёт...

— Да? В чём же?

— Ну почему я, например, уродилась такой маленькой? Да даже если бы я была старше, то как бы объяснила Грише — что я захотела с ним расстаться? Он отличный парень, Улька... я не могу его расстраивать.

— Да, твой возраст — это действительно проблема, — согласилась Улька, — но в жизни чего только не происходит. Славка со Стешкой могут рассориться в любой момент, хотя бы и завтра... Гриша возьмёт и переметнётся к другой девчонке...

У Киры в голове вертелись Гришины слова о том, что Мирослав и Стешка расстанутся этим летом...

Но почему? Какова будет причина разрыва?

— Проблема ещё и в том, — сказала Кира, — что я очень дружна со Стешкой. Ей в декабре будет семнадцать — считай, что без пяти минут взрослая. Она и в другом плане — взрослая... как бы это сказать...

Улькины брови поползли вверх.

— В смысле... она со Славкой уже занималась сексом?

— Вовсе нет, ты что? — вытаращилась Кира, — я про то, что для жены, хозяйки и... это... вот блин, как это правильно называется?..

— Хранительницы домашнего очага? — подсказала Улька.

— Вот-вот. Она уже созрела для этого, понимаешь? А я со всех сторон ребёнок, как ни посмотри. Нас просто нелепо сравнивать. Если я полезу со своими претензиями, то непременно рассорюсь со Стешкой, а Славка... что он скажет? Короче, что бы ни произошло, я безнадёжно опоздала. Вот так... — и Кира изобразила указательным пальчиком точку в воздухе.

— Ты, Кирушка, большая разгильдяйка, — сказала Улька, — но рассуждаешь уже не по детски. Короче, мой тебе совет: оставь как есть. Гуляй с Листиковым, Стешка пусть милуется со Славкой... а потом, может быть, всё как-нибудь и устаканится.

— А что мне остаётся, — улыбнулась Кира.

Чай был допит, ломтики пряника съедены... Улька подогрела чайник и вновь наполнила чашки. Сидение на кухне затянулось бы до вечера, как вдруг позвонила мама с известием, что Лекса, она же Хлоя Пи, ждёт Киру на занятия по химии.

— Я, признаться, поначалу думала о Славке плохо, — сказала Кира уже на пороге, — но теперь поняла, что многого не знала. Уля...

— Да?

— Не говори, пожалуйста, никому о нашем разговоре. Я не хочу, чтобы Димка со Славкой вообразили, будто я хожу сплетни собирать...

— Могила, — усмехнулась Улька.

Кира не стала вызывать лифт и пошла по лестнице. Дойдя до площадки десятого этажа, она остановилась у окна и долго глядела на мелькающие по Бесединскому шоссе машины.

Она вынула телефон, вошла в Интернет и принялась искать информацию о деревне Ключевой. Сей населённый пункт расположился возле железнодорожной магистрали, соединяющей Казань и Екатеринбург. Киру прежде всего интересовали различные происшествия, случившиеся там позапрошлой зимой, будь то аварии, катастрофы, стихийные бедствия, природные катаклизмы... По всему выходило, что Мирослав развернул свой "Панцирь" именно там, а если быть точным — поезд, в котором он находился, попал прямо в эпицентр трагедии. Или в самом поезде что-то произошло...

Но напрасно — деревня Ключевая в сводки происшествий попасть не удосужилась. Тихое мирное местечко — ни бандитских "стрелок", ни нападений террористов, ни зловещих козней ЦРУ или инопланетян, ни самого завалящего землетрясения или схода поезда с рельсов. Ничего.

— Но как бы там ни было, — рассуждала Кира, идя вниз по лестнице, — что-то там всё-таки случилось. Конечно, в поезде могли находиться и другие люди, собравшиеся в Москву, но... нет, если они и были, то спокойно уехали оттуда. А Славка... да, и к тому же он из детдома. Вот блин! — девушка остановилась и схватилась за лоб, — да ведь ещё Норка сказала мне, что он сирота! И как я забыла про это? А Хлоя? Она что, ничего не знала? Нет, она вроде умная, она не могла бы пропустить такое... если только кто-нибудь не уничтожил все записи в архивах...

Девушка продолжила спуск.

— А вот родимые пятна на груди и спине... — шептала она на ходу, — это... это значит... что же это может значить?

В сумочке запиликал мобильник. Звонил Гриша. Едва поздоровавшись, он сказал то, что сразу заставило девушку позабыть о Мирославе и его родимых пятнах:

— Кира? Если ты в том подъезде, в котором живёт Славкин приятель Феофанов — готовься! Сейчас туда придут...

— Кто придёт? — переспросила она. Хотя о чьём ещё появлении может предупреждать Гриша? Неужели опять?

— Он вот-вот сядет в лифт и поедет на последний этаж! Там живёт какая-то Ульяна, и он направляется прямо к ней... она дома одна, слышишь?

Девушка не стала дослушивать и сунула телефон в карман. Встреча инкопа с беззащитной и безобидной Улькой ничем хорошим закончиться не могла. Нырнув за мусоропровод и отставив сумочку, Кира тихо сказала:

— Мидгард, дай мне силу!

Уже преображённая, девушка пулей взлетела на площадку, где находилась Димкина квартира, и притаилась возле дверей лифта.

Гриша сказал, что злоумышленник будет один. Звать ли Хлою, или кого-нибудь из подруг на помощь? Хлоя сейчас у неё дома, если её вызвать, то мама обязательно заподозрит неладное. А Эммочка, Стешка и Надя с Раей? Кто из них смог бы покинуть своих домашних незаметно? В конце концов Кира решила, что в состоянии одолеть инкопа-одиночку лично, без посторонней помощи...

Далеко внизу хлопнула дверь, а несколько секунд спустя где-то наверху заурчал двигатель. Судя по индикатору, кабина двинулась с шестого этажа на первый. Сейчас, уже через минуту, Кира собственными глазами увидит того, кто решил заглянуть к Ульке на огонёк. Может, хозяин твари рассчитывал, что его питомец застигнет в квартире сразу обеих девушек? И что тогда? Превращаться у Ульки на глазах? Рискованно. Появился бы лишний свидетель, о котором не скажешь, что он будет молчать так же крепко, как напуганный Вася Ганиченко.

Лифт отправился вверх. Кабина миновала второй этаж... третий... четвёртый...

А вдруг Гриша ошибся? Наверняка в кабине — пожилая пенсионерка, выгуливавшая собачку, или старенький дедушка, вышедший поиграть с приятелями в шахматы и перехватить заодно банку пива. И хорошо, если им нужно на любой этаж ниже четырнадцатого, иначе они увидят Киру и примут её за кинофильмового Т-1000...

Седьмой этаж... восьмой... девятый... десятый... одиннадцатый...

— И когда только всему этому конец настанет? — простонала Кира.

Она сложила пальцы рук в подобие копий, просунула их между створками дверей и слегка раздвинула их. Двигатель смолк, кабина застряла где-то на отметке "12".

Ещё маленькой девочкой Кира освоила этот нехитрый трюк. Лифт не мог тронуться с места, если хотя бы на одном этаже створки не сомкнуты вплотную. Таковы конструктивные особенности подъёмного механизма.

Заблокировав лифт, девушка прислушалась.

В подъезде — почти мёртвая тишина. Где-то работал включённый телевизор. А из застрявшей кабины не доносилось ни звука. Как будто там никого не было. Пассажир не стучал в двери и никуда не звонил — ни в службу спасения, ни в ЖЭК... Кира вспомнила и другой детский фокус — подбросить в лифт какую-нибудь гадость и удрать. Может, тишина в кабине объясняется чьей-то шалостью? Сунули туда кошку и убежали восвояси...

Девушка убрала руки, и лифт вновь заработал. Кабина остановилась на последнем этаже.

Двери разошлись в стороны, и с первого взгляда стало ясно, что Гриша в своих предупреждениях и в этот раз не ошибся. Незваный гость выглядел почти по человечески, на нём даже был серый деловой костюм с галстуком, а вот голова... На плечах у него располагалось нечто похожее на две раковины от моллюска-перловицы, между которыми пряталось что-то круглое и мясистое, с большими совиными глазами...

То ли инкоп удивился, увидев прямо перед собой панцироносицу, или просто понял, что его мгновения на этом свете сочтены и бежать некуда — но с места он не двинулся.

— Сила красоты! — выкрикнула Кира, выбрасывая раскрытую ладошку.

Разрушительная волна растворила ноги инкопа, почти всё туловище и руки до локтей. Он медленно осел на пол, и под ним растеклась чёрная зловонная лужа, запах которой чувствовался даже через многослойную иномерную броню.

— Вот во что королева Серенити превратила всех клонов на территории Союза, — сказала себе Кира.

Голова с потухшими глазами и плечи в какой-то степени уцелели, но девушка не стала уничтожать их. Стараясь не заглядывать в кабину, она взяла стоявший в углу веник и застопорила его ручкой створки. В скором времени жильцы, негодуя на поломанный лифт, вызовут мастера, и тогда...

Кира забрала сумочку, перенеслась на технический этаж Эммочкиного дома и отыскав тёмный угол, превратилась в себя прежнюю. Через минуту она уже звонила в дверь Мокрецовых.

Эммочка оказалась дома одна. Она молча выслушала рассказ Киры о появлении очередного инкопа и сказала:

— Надо же, что делается... интересно, зачем им была нужна эта Улька? Как думаешь?

— Не знаю, — покачала головой Кира, — мне кажется, он думал нас обеих застать.

— Ты что, в одиночку его уделала? Молодчина, — сказала Эммочка, обнимая подругу, — давай теперь сделаем так... тебе нужно алиби. Если что, ты ничего не видела, ничего не знаешь. Я выйду проводить тебя во двор, и у нас будет куча свидетелей, что ты была на Паромной, а не на Борисовских Прудах. На всякий пожарный, как говорится... Хлоя сейчас у вас?

— У нас. Но погоди... если кто-нибудь спросит Ульку, она скажет, что я...

— И что? Ты спокойненько ушла оттуда и по дороге вспомнила, что должна отнести мне циркуль. И все дела. Пошли...

Свидетелей того, что на момент гибели инкопа Кира была далеко от места происшествия, оказалось более чем достаточно, тут Эммочка не ошиблась. Она довела подружку до её квартиры и убежала к себе.

А дома Киру тут же усадили за химию. Хорошо ещё, что рядом была только одна Хлоя... Кира потихоньку пересказала ей всё, что с ней случилось. Умолчала она лишь о цели своего визита к Ульке. Почему — она и сама себе не могла объяснить.

— Очень интересно, — задумчиво почесала лоб словесница, — опять нацелились на Москву, причём именно в Братеево... что же они у Ульки забыли?

— Вы о чём-то догадываетесь, — сказала Кира.

— Не знаю. Ты сразу же увидела на его голове створки раковин?

— Да.

— А Такседо Маск приходил?

— Нет.

— А по дороге тебе никто из знакомых не попадался?

— Нет, не попадался.

Как выяснилось впоследствии, Мирослав, узнав о странном трупе, найденном в лифте дома шестнадцать-два, сразу вспомнил о Кире, которая не только направлялась к вышеупомянутому дому, но и чаёвничала вместе с Улькой...

— Эмма придумала отличное алиби, — заметила Хлоя, — очень сообразительная девочка... ну ладно. Займёмся твоей химией...

Двухчасовые мучения, решённые и перерешённые задачи наконец-то остались позади. За окном смеркалось. Мама с папой собрались и куда-то ушли — как поняла Кира, они решили устроить маленький праздник только для двоих. Сашка тоже улизнул из дома — лазить по деревьям, подвалам и воевать с соседскими мальчишками.

Оставшись с Кирой наедине, Хлоя сказала:

— Я тебе, Кирочка, скажу кое-что, но для начала...

Она вынула из кармана небольшую коробочку и поставила на стол.

— Это что?

— Глушилка. Теперь можно говорить о чём угодно... — Хлоя усадила девушку рядом с собой, — ты, Кира, очень глупо поступила, когда начала шептаться. Можно было предупредить меня парой слов на листочке...

Кира, хихикнув, сказала:

— Думаете, у нас в доме эти... как их... жучки?

— Жучки — не жучки, но ты ведь знаешь, где твой папа работает. Журналистов слушают. Всегда и во всех странах. Ремесло у них такое, что...

— Вот почему вы запретили всем нам собираться здесь, — догадалась девушка.

— Да. Пойми, Кира... наступают непростые времена. Раньше милиция и ФСБ искали тех, кто совершает ритуальные убийства. Теперь они знают, что есть и другие люди, которые выслеживают и убивают живых существ неизвестной природы...

— Панцироносицы... то есть, они ищут нас?

— Ищут. И чтобы не попасться, надо соблюдать меры предосторожности. Итак... между собой по телефону и электронной почте мы свои панцироносные дела не обсуждаем. Разговариваем о них только в проверенных помещениях. Пока нас никто ни в чём не подозревает, но кто знает, что может случиться... если вдруг назрела острая необходимость поговорить о чём-то этаком — мобильника при тебе быть не должно. Поставь на подоконник магнитофон — пусть он будет во время твоего присутствия в комнате постоянно включён на какой-нибудь радиоволне...

— Это зачем?

— Чтобы создать вибрацию на стекле. Оно вибрирует от звуков, а музыка будет мешать снимать колебания... поняла?

— Да...

— Потом... у вас тут две радиоточки. Помни, что приёмник на проводном радио может выполнять функции микрофона. Особенно когда вилка в розетке, а громкость убавлена. Либо вынь вилку, либо прибавь звук...

Кира покосилась на радиоприёмник "Малыш", транслирующий передачи с "Радио России". Подумать только — даже эта безобидная вещь, обитающая в комнате уже почти шесть лет, и та может шпионить за своими хозяевами. Девушка поневоле протянула руку и сделала звук погромче. Из динамика донёсся обрывок какого-то изречения Козьмы Пруткова(кто-то выдумал читать их перед запуском очередного рекламного блока, или после его окончания), а затем последовала техническая пауза. Больше всего Кира не любила именно эти паузы, так как во время них в эфир пускали какие-то жуткие, пробирающие до костей музыкальные заставки, мелодии из которых буквально предвещали приближение чего-то ужасного и непоправимого. Особенно страшно было слышать эти мелодии по вечерам или ночью...

Хлоя ещё минут двадцать разъясняла Кире — что можно и что нельзя, как правильно обращаться с полученной информацией, как случайно не оговорить себя, что отвечать на провокационные вопросы милиционеров, школьных учителей, просто случайных знакомых или словоохотливых попутчиков в автобусах и электричках...

— Вот тебе лисичкин подарочек, — капитан Пи вынула небольшой чехол для мобильника, — это особенная вещь. Телефон, положенный внутрь, становится фактически мёртвым — это исключит возможность прослушки и пеленга...

— А скажите, — спросила Кира, забирая подарок, — что говорят люди о нас? Ведь нас уже видели... такими, какими мы бываем после того, как превращаемся?

— Разное говорят, — пожала плечами Хлоя, — обыватели думают, что мы работаем в центральном аппарате МВД. Или в ЦСН ФСБ. А кое-кто считает, что мы в подчинении у Владимира Путина...

— Вот дураки... придумают тоже... — фыркнула девушка.

— А вот спецслужбам сейчас явно не до шуточек. Я тут узнала, что в некоторых иностранных посольствах резко увеличилось количество сотрудников и обслуги. В Видном и в Печатниках крутилось много всяких любопытных личностей — из США, Германии, Японии, КНР... даже из Австралии. У всех — дипстатус. Все горят желанием узнать, что за бардак здесь творится. И в других странах, где найдены убитые инкопы — та же возня.

— Им удалось что-то выяснить?

— Нет. Я тут всё думаю — не послать ли кое-каким людям, имеющим большую власть на планете, письма с разъяснением того, что происходит...

— Ну да, и вас высмеют. Скажут — откуда в двадцать первом веке, в эпоху мобильников и вай-фая, могут взяться бесы, вселяющиеся в людей...

Разговор был прерван четырьмя громкими хлопками, донёсшимися снизу, из квартиры полковника Приставкина.

— Что там? — Кира вскочила на ноги.

Внизу послышалась какая-то возня, будто кто-то двигал мебель. Звякнуло разбитое стекло. Затем донеслось ещё два хлопка.

— С соседом Колей чудеса приключились, как ты и говорила, — усмехнулась Хлоя, — оставайся здесь. Приставкин в кого-то стреляет. Я мигом...

Женщина выскочила в переднюю, бесшумно, на цыпочках, проскользнула в Сашкину комнату и открыла балконную дверь...

Мирослав Кратов в это время находился в подъезде соседнего дома. Свой наблюдательный пост он оборудовал на площадке между десятым и одиннадцатым этажом, и балкон, принадлежащий Беляковым, был ему достаточно хорошо виден.

Гриша указал точное, вплоть до минуты, время, когда Мирослав должен был увидеть нечто занятное. Он уже знал, что супружеская чета Беляковых покинула квартиру и уехала куда-то в центр. Куда-то убежал и Кирин братец. Девушка вроде бы находилась дома одна, кто ещё, кроме неё, мог бы выйти на балкон и продемонстрировать то, ради чего он сидел у окошка, сложившись в три погибели?

Вместо Киры на балкон вышла Александра Антоновна Яковлева — преподаватель русского языка и литературы в 998-й школе. Вот она-то и продемонстрировала невидимому для неё соглядатаю развёртывание "Панциря". Мирослав наблюдал перемену, произошедшую с женщиной, через бинокль. Интересно, думал он, видел ли это кто-нибудь ещё? Вряд ли... Разглядеть невооружённым глазом какие-то детали человеческой фигуры и его одежды, в сумерках, с расстояния в сорок метров, да ещё на фоне погружённой в темноту комнаты — крайне трудно...

— Вот кто является лидером панцироносиц, — прошептал Мирослав себе под нос, — это она спрашивала меня о Серебряном Кристалле... а Кира? Она знает, что сейчас Яковлева учудила на балконе? Да уж наверняка знает...

Яковлева растворилась в воздухе. Куда она телепортировалась — этого Мирославу знать было не дано.

Ещё днём ему позвонил Димка и рассказал, что в кабине лифта, заблокированной на их лестничной клетке, был найден труп неизвестного существа. Он уже кое-что знал о них, потому и поспешил сообщить о находке другу, добавив так же, что Кира была в гостях у Ульки...

— Значит, они обе сегодня вышли на охоту, — сказал себе Мирослав, — сначала Кира, а теперь и её учительница. Можно сказать, я их обеих уже раскусил...

Сидеть дальше у окна не имело смысла. Он установил личность лидера, и этого ему пока достаточно...

Хлоя отсутствовала минуты три, но этот крохотный кусочек времени превратился для Киры в настоящую пытку. Она уже была готова плюнуть на приказ словесницы и помчаться к ней на помощь, но та вдруг появилась посреди комнаты, превратилась обратно в саму себя и с довольным видом села на кровать рядом с Кирой.

— У полковника действительно были причины истратить шесть патронов, — сказала она, — и надо сказать, все пули попали куда нужно...

— К нему что, пришёл инкоп? — перепугалась Кира, — и что он сделал?

— Говори тише. Инкоп мёртв. От него только голова осталась. Сделать он ничего не успел.

— А Николай Николаевич? Как ему удалось остановить его?

— Он держал пистолет под подушкой, и когда эта тварь выломала дверь, прострелил ей колени. По две пули в каждую ногу, а потом ещё две — в голову. Но этого, сама знаешь, недостаточно... я испарила его. И, кстати, Приставкин оказался крепким мужиком. Я о его нервах. Меня он не испугался. Очень хотел узнать, кто я и откуда. Не знаю, надеялся ли он меня арестовать, но... в общем, я ему вкратце рассказала — как отличить таких тварей от людей и о том, какое оружие наверняка убивает их.

— Он поверил вам?

— Насчёт огня, кислоты и электричества — да. А вот что касается его религиозных представлений... не знаю, не интересовалась. Но знаешь, какой вопрос он мне задал, когда увидел, что я сделала с инкопом?

Кира помотала головой и сказала:

— Он решил, что вы — пришелец.

— Нет, нет, — улыбнулась Хлоя и обняв Киру за плечи, шепнула в ухо, — он спросил — "Вы что, Архангел Михаил?"

— А вы что сказали?

— Что я могла сказать? — Хлоя перестала улыбаться, — конечно, я сказала, что я не ангел. И тем более не Архангел. Что я человек, такой же, как и он сам, только пришедший из другого измерения, в котором история течёт иначе. Что я тоже работаю в тайной полиции. Поверил он, не поверил — не знаю, но после того, как я исчезла у него на глазах... думаю, он поймёт, что разыскать и арестовать панцироносиц — себе дороже.

— Ой мамочка, — выдохнула Кира, — вы выдали ему всё? Что теперь будет?

— Я выдала только то, что он и сам бы смог прочесть в жёлтой прессе, не больше. Ну ладно, Кирочка. Ты сегодня тоже отлично управилась там, у Феофановых... ложись, отдыхай и ничего не бойся. Мы вне подозрений.

Проводив Хлою до порога, девушка позвонила сначала Сашке, а потом и маме с папой. Портить родителям совместный вечер не хотелось, но нужно было играть роль и казаться испуганной. Заслышав о том(разумеется, без упоминаний об инкопах и панцироносицах), что произошло в квартире Приставкина, Сашка тотчас побежал домой, по пути успев сообщить, что у подъезда толпится уйма людей в формах и пиджаках...

Кира встретила у лифта сначала Сашку, а потом и родителей. Каждый раз, едва лифт открывался, снизу приходил кто-то из людей в штатском, предупреждая о том, что на девятом этаже проход закрыт до окончания работы экспертов.

Уже лёжа в постели, девушка обдумывала всё, что ей сегодня пришлось узнать и увидеть...

Образ Мирослава Кратова постепенно вытеснил все страхи и опасения. И этот образ был просто страсть каким живучим...

— Ну почему ты у меня постоянно перед глазами, Слава? — шептала девушка, — ты ведь никак не можешь быть моим... тем, кто мне нужен. Через два-три года я позабуду о тебе. У меня будет столько дел... я не могу ничего чувствовать к тебе, понимаешь? Не могу...

Образ не думал исчезать. Он следовал за Кирой и в темноте комнаты, и в ночных видениях.