Панцироносица. Наука против волшебства. Книга первая. (гет)

Кира очень хотела отправиться вместе с Хлоей на базу, но та даже слушать не стала никаких уговоров. И дело здесь, как поняла девушка, было не только в полученных Мирославом ранениях — капитан Пи хотела получить от пациента сведения о месте его заточения. Пришлось вернуться назад, на ягодное место. Девушка наскоро, стараясь успеть до заката, набрала короб земляники и пошла через лес в сторону Заборья.

— Как мне теперь быть? — тихо сказала она себе, глядя в усыпанную опавшей хвоей землю, — что со мной будет, когда я узнаю о себе всё?

Перед её глазами возникла заплаканная Стешка. Подруга была в негодовании и ужасе, когда поняла, что вместо Мирослава к ней приходило нечто в человеческом облике. А что будет завтра? Послезавтра? Как она воспримет всё то, что оживёт в её памяти и памяти дорогого человека?

— А что с того, если я даже окажусь этой самой принцессой? — пробурчала Кира, — я что, так сильно боюсь непосильной ответственности? Так я всё равно никем и ничем не управляю. На Мидгард я, может, и не попаду никогда...

Кира подумала, что её страх может иметь и иную природу. Она не хотела, чтобы её будущее строили и перекраивали за неё...

— Но это глупо... Церена сама выбрала Индаса. Она могла по полгода не видеть его, только изредка что-то писать... и так целых восемь лет, пока не началась война...

Кира не раз читала сказки, в которых любовь до полного воссоединения могла тянуться не восемь, а все десять лет. А то и двадцать. Плюс один день. Взять те же киносериалы... хотя нет. Там многое высосано из пальца, а герои сыграны актёрами, большинство из которых представляет любовь лишь в виде секса, да и то в извращённой форме. А сказки полны народной мудрости и многовекового опыта.

— Хотела бы я стать главной героиней такой сказки? — спросила себя Кира, — не знаю... может быть, да... а может, нет. Или всё-таки — да?

Так и не найдя точного ответа, Кира снова погрузилась в мысли о Мирославе.

Хлою волновало не только состояние его здоровья. Большой интерес представляло всё то, что он видел и слышал во время пребывания на вражеской территории. Он мог бы показать правильную дорогу на базу вице-адмирала Кинзи — хотя последний наверняка уже принял меры предосторожности и закрыл проход на проезде Бартини. А эта странная записка о пирамиде между пиком Бартини и грядой Парсонса... Девушки единодушно сошлись во во мнении, что кто-то нарочно подкинул им дезинформацию, либо приготовил ловушку. Мало того — из разговора лже-Мирослава с Лукасом следовало, что операция по пленению принцессы либо активно разрабатывается, либо уже началась. А после похода в подпространственный лабиринт Кира уже не была столь уверена в своей безопасности... конечно, если Кинзи намерен выкрасть именно её. А вообще — зачем ему организовывать похищение, когда он может шантажировать и её, и Мирослава с помощью точных копий? Не важно, где он раздобыл ДНК для копирования. Кира не была уверена, что сможет устоять в том случае, если её копия соврешит нечто ужасное, а к ней самой будут выдвинуты претензии со стороны властей — например, за убийство, которое она не совершала...

Кира решила этой же ночью, когда все домашние заснут, отправиться на таймырскую базу. Отсутствие тех, кто смог бы дать отпор инкопам и ванахемским солдатам, начало пугать её.

— Вот блин, — сказала она, — я постоянно мечусь с одного на другое. То боюсь за Славу, то за себя любимую... действительно, я ещё совсем не выросла.

В просветах среди деревьев показались бледно-синие звёздочки уличных фонарей, и девушка ускорила шаг.

Очередной номер "Нашего своременника" был наконец-то дочитан, и Кира, отложив его в сторону, спустилась с сеновала во двор. На часах — без десяти полночь, свет в доме уже погас... Можно без помех отправляться на другой конец страны.

— Надеюсь, никому не придёт в голову именно сегодня проверить — хорошо ли мне спится, — шепнула Кира, готовясь к переброске.

Вот и приёмная камера телепортера. Пост внешнего наблюдения. А в одном из кресел, развернувшись лицом к выходу, сидит Хлоя Пи.

— Вы что, ждёте меня? — Кира вышла из камеры и подошла к словеснице.

— Сказать по правде, я надеялась на твоё появление. И не ошиблась.

— Мне очень страшно...

— Мне тоже.

— Что со Славой? — спросила Кира. Состояние здоровья этого человека волновало её куда больше, чем страх перед какими-то Реаниматорами...

— Идём со мной, — Хлоя поднялась и повела девушку к медицинскому блоку.

Они вошли в коридор с большим застеклённым окном. Здесь же стояло несколько скамеек, на одной из которых разместились Эммочка, Раяна и Надя. Хлоя подвела Киру к окну и указала вниз, где на кровати лежал обвешанный проводами и датчиками Мирослав.

— Он совсем плох, да? — шепнула Кира.

— Не совсем, — ответила Хлоя, — множество колотых ран, две из них попали в лёгкие. Есть признаки сотрясения мозга. Но всё это поправимо, а вот состояние его психики и умственных способностей под большим вопросом...

— Это как?

Где-то внизу открылась дверь, и в палату прошла Стешка. Она села на стул у изголовья, протянула руку и запустила пальцы в волосы Мирослава. Тот лежал без движения — должно быть, спал.

— Насколько я поняла, — начала объяснять Хлоя, — Кинзи и его люди сконструировали несколько блоков ложной памяти и интегрировали их в подсознание Славы. Чем чаще он встречался со своими соотечественниками, тем больше информации поступало в его память, и он принимал эту информацию за воспоминания прожитых лет. Когда Слава оказался здесь, то первое время он был прежним, каким мы его знали, но уже через час с ним случился приступ, во время которого в нём проявилась совершенно иная личность.

— И как это выглядело? — со страхом в голосе спросила Кира.

— Он пытался уговорить Стешу уйти от нас. Утверждал, что ты — организатор преступной группы, что ты убила настоящую Киру Белякову и завладела её телом, что все мы — фашисты, убивающие людей только за то, что они приделывали себе клювы и хоботы. Он смеялся над нами, называл нас дикарями и церковными крысами, утверждал, что лишь благодаря свободе от гнёта совести его родная планета совершила мощный научно-технический прорыв, каялся перед Прогрессорами за своё предательство... примерно так.

— Ему можно как-то помочь?

— Вот потому ты и должна быть здесь. Если волшебство разрушается от твоего присутствия, то не исключено, что ты можешь вылечить Славу.

— Но как? — растерялась Кира.

— Послушай дальше. Слава понимает, что чем-то болен. Его приступ длился полчаса. По его окончании он узнал меня и рассказал, что видел меня превращённой на твоём балконе, говорил, что уже давно собирался открыться нам, наблюдал за нами, пытался выследить и определить — кто есть кто... говорил он и о девушке из сна, по просьбе которой начал искать Серебрный Кристалл. А ещё он рассказал о случаях, когда он прямо на улице переставал осознавать себя и просыпался в окрестностях проезда Бартини, возле "Поганок".

— То есть, он хотел попасть домой, а Прогрессоры вселялись в людей и гнали его обратно на базу, — догадалась Кира.

— Да, — кивнула Хлоя, — его ложная память начала разрушаться после того, как ты вывела из строя подпространственный лабиринт. Ему стало страшно на базе, и вот теперь мы имеем то, что имеем. Но вот его "Панцирь"... он его снял и оставил у Реаниматоров. Теперь он простой человек, как и все прочие...

— И нет никаких шансов вернуть его?

— Увы... никаких.

Кира вздохнула. Какие бы потери ни нёс противник — он всё равно не оставался в накладе. Он не стеснялся в средствах, ибо не признавал никаких ограничений. Он признавал лишь выгоду и целесообразность вкупе с коварством и безжалостностью. И чем слабее оппонент — тем больше Реаниматоры изощрялись в своей жестокости. Теперь, когда Мирослав перестал быть панцироносцем, их желание доконать парня возрастёт пропорционально его беззащитности. Пока он для них недосягаем, но не будет же он вечно отсиживаться на базе...

— Можно спуститься туда? — попросила Кира, кивнув в сторону окна.

— Конечно, — Хлоя прошла по коридору к лестнице. Девушки проследовали за ней. Стешка, завидев подруг, поспешила убрать руку с головы Мирослава, который по-прежнему продолжал спать.

— Сейчас он под электронаркозом, — Хлоя указала на несколько присосок и металлическое кольцо, закреплённое не голове, — и под блокиратором нейронов... то бишь, парализован от шеи.

— Зачем это? — испугалась Кира.

— На тот случай, если в нём опять проснётся чужая личность. Он тут пробовал выступать во время первого приступа, а это чревато осложнениями... у него ведь два проникающих ранения.

Кирин взгляд был прикован к груди пациента. Три красноватых родимых пятна хорошо просматривались, а когда девушка оттянула свою кофточку и взглянула на чёрную рубашку — ту самую, в которую её запеленал Дан Дерксет — и мысленно сопоставила расположение отверстий с пятнами, то все последние сомнения отпали. Перед ней на кровати лежал человек, с мёртвого тела которого была снята окровавленная рубашка.

"Значит, я не случайно была запеленута в эту рубашку, — думала Кира, — значит, запах твоего тела действовал на меня успокаивающе, когда среди ночи я начинала плакать. Твой запах отложился в глубинах моей памяти. Вот почему я так странно чувствовала себя всякий раз, когда где-нибудь с тобой сталкивалась. И запах твоей руки, что я ощутила в сквере... она пахла так же, как и рубашка. Почему, встретив тебя, я чувствую что-то горячее в груди, прямо под горлом? Даже сейчас, когда ты не можешь назвать меня ворчливым пломбирчиком? Потому что я ношу с собой Серебряный Кристалл, который ты ищешь. Я не знаю, как его извлечь, не знаю, как разбудить твою и свою память. Пока не знаю. Но это ничего не меняет. Ты — Индас Ваден с Ванахема. Мой Индас..."

"Мой Индас". Кире сделалось не по себе от этой мысли. Она не ощущала в себе никаких признаков пробуждения памяти, оставаясь всё той же земной девчонкой. Кирой Беляковой с московской окраины, сладкоежкой и растеряшкой, кое-как перешедшей в десятый класс.

Она даже слегка вздрогнула, осознав, что может ей открыться после того, как с памяти будут сняты все печати.

— Кирка, ты что? — зашептала ей в ухо Эммочка, — ты... что-то вспомнила?

— Нет, ничего, — помотала головой Кира.

Подруги переглянулись, пристально разглядывая друг дружку.

— У меня в голове пусто, как в вакууме, — шепнула Раяна. Остальные девушки вполне могли бы с ней согласиться, ибо никто ничего не вспомнил. Ни капельки.

— Кира, — голос Хлои донёсся из-за стоек с пультами и экранами, — подойди к кровати и сядь. Руки положи на колени, и сиди спокойно...

Кира сделала всё, что от неё требовалось. Прошло около минуты, когда голос словесницы с лёгким удивлением сказал:

— Стоило тебе подсесть к изголовью, как мозговая деятельность пришла в бешенство... присутствие остальных девочек такой реакции не вызывало. Разве что когда Стеша сидела здесь.

— То есть, Кирка либо Стешка могут почувствовать себя принцессой? — подхватила Эммочка.

— Запросто, — Хлоя встала из-за пультов и подошла к панцироносицам, — давайте сделаем вот что... Кира и Стеша остаются здесь, в палате. А мы на время уйдём отсюда...

— А если что-то случится? Ведь мы... — Кира обвела рукой нагромождение медицинской аппаратуры, давая понять, что им двоим — и в особенности ЕЙ — ни за что со всем этим не управиться. Хлоя заверила, что следит за ситуацией и придёт на помощь, что бы там ни произошло.

— Почему она оставила нас здесь? — спросила Кира, когда все вышли из палаты, — чего она добивается?

— Не знаю, — Стешка устало опустилась на стул, — в любом случае, кем бы мы с тобой ни оказались, я не буду кидать тебе претензии. Когда-то Слава выбрал одну из нас. Может, это я, может, и ты. А может, её вообще сейчас нет на базе.

Кира выбрала себе стул и разместилась рядом со Стешкой.

— Ты ведь правда не злишься на меня? — спросила она.

— За что? — печально улыбнулась кулинарша, — за то, что ты любишь Славу? Не смотри на меня так. Это уже ни для кого из нас не секрет. Ты прячешь чувство за показным негодованием и попытками скрыться подальше с его глаз, хотя последнее ты делаешь очень-очень неохотно. Ты думала, что за лето, вдали от города, всё это пройдёт, но... тебе кто-нибудь говорил, что иногда ты разговариваешь во сне? Плачешь и зовёшь то Славу, то Индаса?

Кира отрицательно помотала головой. Иногда она плакала, если судить по мокрой подушке. Но разговаривать? Да ещё и звать Индаса? А если это имя слышала мама, а то, неровен час, и папа с Сашкой? Одному Богу известно, что они могли подумать после этого...

— Райка растрепала, — догадалась Кира, — мы с ней спали в одной комнате... и вообще, какая тут любовь? Он меня то и дело дразнит, я в ответ огнём плююсь. Мы и десяти минут нормально не общались. Посмотри наконец, кто я — так, пигалица какая-то. И кто Слава...

Кира погрузилась в молчание. Разговор свернул на скользкую тему, которую она совсем не хотела развивать. Любовь. А не рановато ли? И если допустить самую ничтожную вероятность того, что она возможна — то как объяснить происходящее окружающим, прежде всего — своим домашним? Мама, может, и поймёт, а папа — вряд ли...

— Слава так и будет спать? — поинтересовалась Кира.

— Нет, — ответила Стешка, — электронаркоз стоит на таймере. Через часок он отключится.

— И что будет?

— Слава проснётся, и, может, мы поговорим с ним. Если, конечно, он снова не превратится в того... другого Индаса. Злобного и буйного. Хорошо, что тебя не было рядом во время приступа. Он такое говорил, что Хлоя долго думала — звать тебя или нет. А ты сама пришла.

— Слушай, а что там за бутылки у него дома нашли? Он что, доставал где-то самогонку?

— Нет. Хлоя говорит, что это пойло ему приносили Светоносцы. Это спирт, настоенный на каких-то инопланетных грибах с раствором, который дают при шизофрении. От этого пойла он становился легко восприимчивым к гипнозу и постоянно пребывал в помрачённом состоянии... так вот как-то. Хлоя говорила, что при таком состоянии Прогрессоры могли без помех подключаться к его нервам и хозяйничать в голове, как у себя дома.

Кира не всё поняла их этих слов. Тем более переданных через чужие уста. Она вывела лишь то, что Мирослав мог бы легко превратиться в идиота, если бы и дальше продолжил контакты со Светоносцами.

— Я надеюсь, — сказала она, — что однажды мне уже не нужно будет быть панцироносной. Я хочу быть просто человеком...

— Я тоже этого хочу, — призналась Стешка, — если меня изгнали оттуда, то на каком основании спустя столько лет лишают покоя? Но... вряд ли мы выберем покой, когда существует нечто, несущее гибель и нам, и всем другим. Желать при таком раскладе покоя — это то же, как жить в доме с оголённой проводкой и надеяться — небось не замкнёт...

— Значит, выбора у нас нет?

— Пока — нет, а что будет дальше — даже не знаю...

Подруги перешёптывались, беседуя о всяком и разном, не замечая, что времени до отключения электронаркоза остаётся всё меньше и меньше. Их разговор прервала серия тихих попискиваний на одной из панелей управления, и Стешка, заслышав сигнал, тут же повернулась к Мирославу и коснулась ладошкой его лба.

— Ну что? — сгорая от нетерпения, Кира подсела поближе.

— Должен проснуться, но каким он будет — не знаю... прежним, или...

Мирослав медленно открыл глаза и почти сразу различил в бледно-голубом свете Стешкино лицо. Немного дальше виднелось ещё одно лицо, и если бы не хорошо знакомые хвостики, струящиеся с головы за плечи, он вряд ли узнал бы вторую посетительницу.

— Ну как ты, Слава? — спросила Стешка.

— Я... — голос его был едва различим, — всё ещё парализован? Я точно ничего не натворил, когда...

— Ты мог навредить себе. Твоё лёгочное кровотечение...

— Я понимаю, — сказал Мирослав уже более отчётливо. Его всё ещё пугало ощущение "живой головы", ибо остального тела он не чувствовал. Совсем. Всякая связь спинного мозга с головным была отключена. На время.

— Скоро придёт Хлоя, — сказала Стешка, — она ещё не закончила первый допрос.

— Да, — Мирослав отвёл повлажневшие глаза на пустую стену, — не знаю как... почему это произошло... когда я смог пробухать "Панцирь"...

Кира шагнула вперёд, и он сумел разглядеть её лицо более отчётливо.

— Здравствуй, босоножка, — он едва заметно улыбнулся, — значит, я не ошибся тогда...

— Скрепка на воротничке, — сказала Кира, — этот воротничок до сих пор у меня.

— Вот так. А я теперь никто. Я сдал им всё, что только можно.

— Это делало ОНО, а не ты, — поправила Стешка.

— Что толку от этого... я внушил себе, что не буду искать никаких кристаллов, что могу делать всё, что угодно, что вам — ваше, мне — моё. Не пытайся меня утешить. Бесполезно. Я сам забил первый клин между нами. Они воспользовались этим...

Разговор был прерван появлением Хлои. Сопровождающие её девушки остановились у дверей, Кира со Стешкой были вынуждены оставить словесницу с пациентом наедине и вместе с подругами они поднялись в коридор к смотровому окну.

— Сейчас мы услышим, о чём они говорят, — Эммочка открыла щиток под окном, выдвинула оттуда панель с микрофоном и нажала несколько кнопок.

Допрос Мирослава длился около полутора часов. Хлою интересовало всё, начиная со дня активации "Панциря" и заканчивая пребыванием на базе вице-адмирала Кинзи. Как реагировали свидетели на его появление в преображённом виде? Кого из этих свидетелей он знает и смог бы опознать? Как он проникал в ювелирные магазины? Как ему вообще пришла в голову мысль, что именно в них следует искать Серебряный Кристалл? Как он уходил от преследования? Как он узнавал местонахождение панцироносиц во время проводимых ими перехватов?

Мирослав отвечал на все вопросы, не упуская и не скрывая ни одной детали, но на вопросы о пребывании во вражеском лагере он зачастую ответить не мог. Сказывались провалы в памяти, когда его личностью завладевало НЕЧТО. Или ОНО, как называла его Стешка. Впрочем, и той крупицы, что Мирослав сохранил в памяти, было достаточно для разработки ответных шагов против Реаниматоров. Он описал ту часть базы, по которой мог беспрепятственно передвигаться, вспомнил и описал обитавших там людей — Джерома Одри, Рэя Петсайда, Олафа Госката, Накема Зойсмана, профессора с Нифлхема по имени Стоян Квятковски(эта личность была Хлое достаточно хорошо знакома — он был учёным в области физики иных измерений), который недавно приступил к изучению снятого Мирославом "Панциря"...

— Я не понимаю, — заговорила Надя, отходя от окна, — что значит это его заявление о наших разных судьбах? Мы все стали панцироносными при одних и тех же обстоятельствах... детский сад какой-то. В мои игрушки не играй, в мой горшок не писай...

— А что, ты уже не помнишь, как мы подозревали Славу... ну, тогда он был Такседо Маском — в том, что Джедис его перевербовал? — напомнила Стешка.

— Не кипятитесь, — ответила ей Раяна, — нас шестеро, он один. Ещё трое — неизвестно где. С какой бы стати ему присоединяться к тем, о ком он ничего не знает? А если завтра появятся ещё десять таких же — что нам всем, на шею им вешаться?

— Ты, Райка, лучше скажи — зачем ты всем растрепала о том, что я во сне разговариваю? — вмешалась Кира, — может, мне другой Слава снился...

Послышалось сдержанное хихиканье Эммочки, а "золотая" девочка с усмешкой сказала:

— А ты не забывай, что мы все давно за тобой присматриваем. А насчёт другого Славы... ты, наверно, хотела сказать "Слава труду"? Что же тебе снилось тогда?

Кира ничего не ответила — лишь надула губы и отвернулась. А тем временем Хлоя прервала допрос и поднялась в коридор.

— Всё в порядке, — сказала она в ответ на вопросы о самочувствии пациента, — но раны есть раны, им ещё предстоит зажить. Что же касается наших общих знакомых с базы в Антарктиде, то информации о них более чем достаточно...

— Мы будем пытаться уничтожить её? — поинтересовалась Эммочка.

— Будем, но не сейчас. Записка, которую подкинули Кратову — это, здесь я полностью с вами согласна, наверняка очередная ловушка. Поэтому...

— Что — поэтому? — спросили девушки, видя, что Хлоя замешкалась.

— Нам нужен живой и здоровый Мирослав Кратов. Враг очень нуждается в нём и будет делать всё, чтобы вернуть его назад. Но мы ведь не отдадим его, так? Думаю, они попытаются установить с нами контакт, чтобы потянуть время, а потом... посмотрим. В любом случае, ждём, пока Слава не поправится. А вам... — словесница повернулась к Кире и Стешке, — вам лучше спуститься в палату. Думаю, вам втроём будет о чём поговорить...

— А если у Славы опять начнётся приступ? — забеспокоилась Стешка.

— Бегите без оглядки. Я сразу же приду.

Мирослав выглядел совершенно нормальным человеком, разве что сильно ослабевшим, и никаких признаков присутствия в нём чужой личности замечено не было. Он начал расспрашивать Киру и Стешку обо всём, что им довелось узнать и пережить за последние месяцы. Его интересовали те малые крохи информации, касающиеся мидгарианской трагедии, но для девушек эта тема была слишком тяжёлой. О книгах и фильмах речь даже не зашла, ибо ни девушки, ни сам Мирослав не помнили родных языков. Постепенно разговор перешёл на тему охоты за инкопами. Девушки делились своим недоумением и подозрительностью, вызванными каждым появлением Такседо Маска, Мирослав вспоминал свои сомнения относительно вопроса — стоит ли ему раскрывать себя... Две разные картины видения событий постепенно сплетались в одну, становясь единым целым, и все явления и детали, из-за которых проглядывали мрачные зловещие тайны, становились вполне понятными и доступными для восприятия.

— Листиков ничего не говорил о встрече с тобой... но почему? — недоумевала Стешка.

— Мы оба решили помалкивать, — сказал Мирослав, — я не назвал ему себя, к тому же у него были свои мысли на этот счёт. Я понял лишь то, что он тоже боялся и меня, и вас... — он медленно вздохнул, — я ведь говорил, что побоище в Видном выглядело как-то подозрительно. Листиков просто должен был лично знать тех, кто расправился с инкопами, а тут ещё я вижу в ванной знакомую жилетку...

— А Эмка сразу сказала, что ты — кандидат на роль Такседо Маска, но мы тогда не поверили и только посмеялись.

Кира замолкла и погрузилась в свои далеко не самые приятные мысли.

Она с нетерпением и в то же время со страхом ожидала вопроса о музыкальном медальоне, его происхождении и всём прочем, что может быть с ним связано. Она устранилась от всяких разговоров с Мирославом, давая Стешке возможность беседовать с ним и расспрашивать о чём угодно, лишь бы оттянуть тот момент, когда всплывёт самая больная тема...

"Может, все мои опасения напрасны, — думала девушка, — но всё равно я почему-то чувствую себя так, будто собираюсь обокрасть Стешку... она считает Славу любовью всей своей жизни, но если она... если я, или..."

— Кирушка, — послышался голос Мирослава, — скажи, почему под кофточкой на тебе надета мужская рубашка?

Кира так и застыла с открытым ртом. Правдоподобной истории на сей случай она не подготовила, а потому решила сказать как есть:

— Просто меня запеленали в неё пятнадцать лет назад. А надела я её как свой гробовой наряд ещё тогда, когда мы полезли в подпространство. Я ведь думала, что не вернусь оттуда...

— Вот как... а я и не помню, во что был одет четырнадцать лет назад.

— Я всё время забываю сказать тебе спасибо, — сказала Кира, — тогда, когда я в люк наступила, и вообще... вместо этого я всё больше ругаюсь и ворчу...

— Не всё время. Ты тоже извини меня. Я должен был обходиться с тобой помягче.

— Напротив, ты очень мило дразнился. Мне в те дни Сашки хватало, так что было с кем сравнивать...

Мирослав тоже не спешил задавать самый главный вопрос, ответ на который он жаждал услышать уже много месяцев. Он, как и Кира, сгорал от нетерпения и одновременно боялся. Неминуемое наступление перемен его не пугало. Он боялся, что правда о нём и сидящей возле кровати девушке может оказаться неприятной для обоих. Он тянул время, расспрашивая Киру о родителях, школе, проказливом братишке и заборянских родственниках, понимая, что очень скоро все вопросы иссякнут, и тогда...

— А по объявлению, которое ты вывесила на Братеево-ру, так никто и не отозвался? — спросил он наконец, окончательно решив прояснить тайну своей Незнакомки-из-Сна.

— Никто, — еле слышно ответила Кира.

Тут вмешалась Стешка.

— Самое интересное было то, что этих музыкальных медальонов оказалось два, — сказала она, — первый появился у Киры, но она почему-то молчала, а второй мы извлекли из Нади. Хлоя говорила, что он мог принадлежать Индасу с Ванахема. Наверное, так и есть, потому что все камни на нём настоящие и он сделан из чистого золота, а Кирин медальон... его ещё не изучали.

— Я бы хотел взглянуть на него, — сказал Мирослав, — интересно, почему он вообще оказался у вас. Когда нас переправляли на Землю, то наверняка была серьёзная причина для того, чтобы спрятать его...

"Ну вот это и начинается, — подумала Кира, опуская голову, — Слава — он, вне всякого сомнения, Индас. Он не может не узнать то, что принадлежало основателю династии Вадена и передавалось от королевы наследнику трона с тем, чтобы тот вручил вещь новой королеве Ванахема..."

— Кирка, ты что, уснула? — Стешка дёрнула её за хвостики, — где твоя коробочка?

Кира так волновалась, что не сразу попала рукой в карман рубашки. Кое-как уняв дрожь в пальцах, она извлекла драгоценную вещицу из футляра и медленно протянула её к лицу Мирослава, поближе к глазам, ибо своими руками он покамест владеть не мог. Показав медальон с разных ракурсов, она медленно подцепила ноготком крышку и открыла её...

Мирослав вслушивался в мелодичные звуки, доносящиеся из глубины медальона. Прошла минута, другая, третья... Кира сидела, стараясь не делать ни одного движения. Она ожидала чего угодно, но ничего не происходило.

— Эта вещь — подлинная, — заговорил вдруг Мирослав, — она отлита из золота с двадцатипятипроцентной добавкой титана...

Кира и Стешка переглянулись, а Мирослав, осекшись на полуслове, изумлённо вымолвил:

— Что я только что сказал?.. Я... я...

Он поднял широко раскрытые глаза к потолку, и вскочившие со стульев девушки со страхом и удивлением заметили, как прикреплённые к телу пациента датчики, присоски и провода проваливаются сквозь него на кровать и соскальзывают на пол. Кира вдруг ощутила, как надетая под кофточку рубашка куда-то исчезла с её тела, а с Мирославом же творилось и вовсе что-то непонятное. Из воздуха проступили тёмные расплывчатые пятна, которые, постепенно уплотнившись, превратились в светло-серое армейское обмундирование. В руках у Мирослава неведомо откуда сформировался заряженный гравитонобой, а между полами куртки виднелась — и Кира, ещё не различив деталей, готова была поклясться в этом — та самая чёрная рубашка, в которую её когда-то запеленал Дан Дерксет и которая минуту назад была на ней самой.

Девушки во все глаза следили за этим чудесным преображением. На лице парня не наблюдалось ни одной ссадины или царапины. Он уже не был похож на человека, которого дважды ударили ножницами между рёбер, скорее всего, от этих ран тоже не осталось и следа. Внезапно Мирослав заговорил. Он произнёс несколько слов на языке, похожем на сильно исковерканный английский с добавлением каких-то совсем уж непроизносимых слов, и что удивительно — Кира и Стешка его прекрасно понимали.

— Они ушли? Им действительно удалось?

— Братишка... — прошептала Стешка. Её лицо покрылось алыми пятнами, а из глаз побежали слёзы.

А Кира ничего не сказала. Она статуей застыла посреди палаты, сжимая в руке подаренный когда-то медальон, и её сознание унеслось в неведомые глубины, вбирая в себя прежде недоступный массив информации...

Кире не раз доводилось слышать выражение — "вся жизнь перед глазами прошла". Она никогда не задумывалась — как это происходит и происходит ли вообще. Сейчас, когда с её памяти сорвались все печати, она поняла, что обыденное крылатое выражение очень точно отразило её нынешнее состояние.

Она окунулась в целое море информации. Её сознание тонуло в тысячах прожитых дней, миллионах эпизодов. Множество деталей откладывалось ею в сторону, как вещи малозначимые и несущественные, что-то, напротив, занимало многочисленные пробелы, выстраиваясь в сложную конструкцию, называемую воспоминаниями.

Она видела свою первую, настоящую мать. Её крупное, тяжёлое лицо, длинные платиновые волосы, собираемые в два хвостика. Вспомнила её крепкие, всегда надёжные руки, тёплую, полную молока грудь и уютные колени. Она играется с прядками её волос, взбирается по спине на плечи, та передаёт её некой женщине... Эта женщина присутствовала чуть ли не во всех прожитых Кирой днях, начиная с раннего детства и заканчивая последними часами в подземной Петре. Она высокая, как и мама, у неё густые белокурые волосы, водопадом струящиеся до пояса, и красный бант на макушке. Её зовут Моника Ханневал, или просто Ника. Королева отыскала её в Ситгарде, том самом городе, где когда-то родилась и выросла сама, и сделала нянькой для дочери. По возмужании последней Монику оставили при девушке в качестве служанки. Много лет спустя Моника потеряет шестьдесят два с лишним года из шестидесяти трёх. Её удочерят в Москве и назовут Надей Благодатской...

Кира увидела себя возле серого гранитного парапета на берегу проложенного через Хрустальную Петру канала. На мраморной, обрывающейся в море, террасе. В парковой зоне, среди цветников и фонтанов. С самых ранних лет её завораживал тот момент, когда по оранжевому диску восходящего Асгарда медленно проплывала чёрная точка. Ванахем. Планета-близнец. Пока ей не пошёл пятнадцатый год, сие явление было просто красивым; затем оно стало по-настоящему прекрасным... волшебным — в лучшем смысле слова. Кто бы что ни говорил, что бы вокруг ни происходило — она была уверена, что любовь всей её жизни находится именно там.

Сотни лиц и имён предстало перед Кириным взором. Множество людей. Со многими из них она состояла в переписке, и почти все они пятнадцать лет как мертвы. Выжить удалось единицам. Кора Ардер — одна из них. Девушка, отданная на воспитание в монастырь. Поговаривали, что её отец таким образом избавился от обузы и с головой ушёл в политику. Сейчас эта девушка зовётся Раяной Сафуановой, и её угораздило дважды войти в одну и ту же реку — попасть на воспитание к малограмотному нуворишу, номинальному главе корпорации, разбазаривающей стратегические запасы России...

А вот Феона Роон — крепкого сложения, загорелая до черноты девушка в лёгком коротком платье. Непревзойдённая охотница на гигантских ящеров, отважившихся бесчинствовать в отдалённых сёлах экваториальной зоны. Порой казалось, что даже по ночам ей снятся пистолеты, арбалеты, капканы и различные ловушки. Теперь это совершенно другой человек. Прежняя амазонка, не подающая признаков большого ума, зовётся Эммой Мокрецовой и завоёвывает первые места на олимпиадах по физике и математике.

Перед Кирой развернулась вся история её любви, начиная от первой встречи с ванахемским принцем и заканчивая его гибелью в подземной Петре. Восемь долгих лет без надежды когда-либо воссоединиться.

Она вновь увидела Индаса в чёрном парадном облачении, а поодаль — трёх его наставников. Жёсткий и надменный Адам Кинзи, уставший и чем-то недовольный Азек Нефри, холодный и ко всему безразличный Закари Джедис. Судя по информации, добытой легальной и нелегальной резидентурой, все четверо — малоприятные и крайне опасные личности. Четыре больших столичных босса, при виде которых следовало перейти на другую сторону улицы, а ещё лучше — сидеть дома и не показывать носа за порог.

Одному Богу известно, что творилось в душе Индаса после знакомства с мидгарианской принцессой.

Но в итоге, восемь лет спустя, он принял решение уйти от Светоносцев и погибнуть вместе с ней.

Кире было больно, горько и страшно. Она знала, что Светоносец обязан привести в Братство и свою жену. Но никакие земные и небесные силы не заставят её добровольно купаться в наполненном фекалиями гробу. О посещении Дома Контактов она и слышать не хотела. Она никому не отдаст свою личность — ни Прогрессорам, ни Верховному Существу.

Много событий. Много образов.

Дружба с Хлоей Пи, её появление в подземной Петре, жизнь в катакомбах — все эти события наполнились именами, фамилиями, званиями, многочисленными агониями умирающих людей, усталостью, тяжестью в натруженных суставах, бессонными ночами, жаждой, голодом, болью и туманом в голове... Мёртвый Индас, его прожжённая, окровавленная рубашка, безудержные рыдания, боль и отчаяние, апатия, граничащая с безумием. Страх, возникший после обрисованных сотворниками перспектив развития будущего, перепуганные женщины и девушки — Моника, Феона, Кора, Дженга Ваден и две её соотечественницы — Галит Лиринг и Улла Ронжес... Вспомнила Кира и свою кузину, Салдис Сегнуссен — девочка, как это ни печально, до сих пор не давала знать о себе. Она исчезла вместе с Галит и Уллой...

Кира заново пережила ужас, охвативший её в тот момент, когда она начала терять все свои знания и воспоминания. Последнее, что она видела — заплаканное лицо своей матери, королевы Серенити, доживающей последние часы...

Первое, что увидела Кира после просмотра забытой части своей жизни — это лица подруг. Испуганная, прислонившаяся к стене Раяна, заплаканные Эммочка с Надей, исходящая слезами Стешка, пытающаяся помочь Мирославу встать... Стало быть, память вернулась и к ним. Все они только что пережили свои радости и кошмары. Последнего, пожалуй, было больше.

Они думали о потерянных отцах и матерях, братьях и сёстрах, друзьях и подругах — убитых, попавших в рабство, отправленных в конвертеры или проданных на органы. Вспоминали, во что превратились их города. Думали о своих последних часах в Петре. Хлоя была права — того, что там происходило, и за сотню дней кряду никто бы не пересказал, не то, что за десять.

Прошло немало времени, когда отплакавшиеся девушки наконец вспомнили, что находятся в медицинском секторе. Что причина их сбора здесь — отказ аппаратуры и неестественный белый свет, заполонивший всё помещение и проникающий даже сквозь бетонные стены. Источник света находился в центре палаты, возле кровати — сферическое, слегка подрагивающее белое облако, в центре которого едва темнела чья-то фигура.

— Это Кира? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Раяна. Она первая пришла в себя после пробуждения памяти. — Что с ней происходит?

— Она пробудилась, — тихо сказала Хлоя, — всё как мы и подозревали... Кира — наследная принцесса Мидгарианского Трона, новая королева Ванахема... Хранительница Серебряного Кристалла.

— Но как?.. Как ей и Славе удалось это?

— Его память высвободилась после того, как он увидел родную вещь, и это вызвало реакцию у остальных... Серебряный Кристалл исцелил его и уничтожил обитавшую в нём чужую личность. Теперь Светоносцы не смогут заразить его повторно...

Хлоя замолкла. Остальные девушки тоже притихли, наблюдая происходящую с их подругой метаморфозу. Мирослав наконец-то смог сесть и теперь, не отрывая глаз, смотрел в глубину светящегося шара.

— Всё как во сне... — прошептал он, чувствуя, как блоки ложной памяти, паразитировавшие на его личности в течении нескольких последних недель, гибнут под воздействием тёплого сияния, источником которого являлась та самая полуночная незнакомка — в миру смешная, нескладная молоденькая девушка по имени Кира Белякова, она же — Церена Сегнуссен.

Сияние, окутавшее Киру, начало меркнуть и вскоре исчезло. Панцироносицы вновь увидели подругу — и не сразу поверили своим глазам. Им даже показалось, что посреди комнаты стоит не Кира, а совершенно другой человек, ибо произошедшие с ней перемены были слишком удивительны для того, чтобы не заподозрить подмену.

И всё-таки это была их прежняя Кира. Но в то же время — не она.

— Ущипните меня кто-нибудь, — прошептала Эммочка, — я ничего не понимаю... как у неё это вышло?

Панцироносицы во все глаза разглядывали девушку в длинном белом платье с широким расшитым поясом и глубоким вырезом на груди. На её голых ступнях красовались изящные, серебристого цвета босоножки на невысокой шпильке. Её руки и шея были открыты, и, казалось, даже цвет Кириной кожи сменил свою палитру, превратившись в мягкий ровный загар.

Из украшений Кира носила лишь две вещи — её шею украшал фамильный медальон династии Вадена, а на голове, среди обернувшихся причёской ухоженных волос, блестела небольшая золотая корона. Девушки сразу узнали эту корону — когда-то её носила Вегда, ныне покойная мать принца Индаса, старая королева Ванахема. Её появление здесь было тем более странно, что никто не помнил, когда и как она вывозилась за пределы планеты. Каким-то чудесным образом она исчезла из хранилища во дворце Вадена и перенеслась сюда, на Землю, на голову пробудившейся принцессы...

— Они оба восстановились в том же виде, в каком пятнадцать лет назад претерпели обратную трансформацию, — догадалась Хлоя, — Индас был в форме рядового солдата армии Мидгарда, Церена — в этом самом платье... что на ней сейчас. А если к Индасу вернулся его "Панцирь", который он сплавил на базе, то...

— Но корона? — прошептала Раяна, — почему она здесь?

— Не знаю... чует моё сердце, это не случайно... неужели когда-нибудь Киру открыто признают ванахемской королевой?

Хлоя подошла к утирающей слёзы Дженге Ваден, принцессе Ванахема, и положила руку ей на плечо.

— Стеша...

— Братишка... — прошептала девушка, не отрывая глаз от Мирослава, и повернулась к Хлое, — если бы не вы... и не Кира... что бы мы оба могли натворить...

А Мирослав не видел никого, кроме Киры, из его глаз струились слёзы, но он и не думал их скрывать. Ему было стыдно за свою нерешительность и недальновидность. Почему он не догадался хоть краем глаза взглянуть на содержимое оброненной коробочки ещё тогда, в сквере? Сколько времени удалось бы выиграть, скольких просчётов избежать... Он думал о западне, в которую его втянули Кинзи и Нефри. Сейчас, когда он мог не предвзято оценить всё, что они наговорили, ему хотелось и рыдать, и смеяться одновременно. Их россказни о превращении людей в чёрных кошек и летучих лошадок, о несчастных страдальцах с клювами и свиными пятачками, которых мидгарианский режим лишил гражданских прав и поместил за колючую проволоку, о научно-техническом прорыве, достигнутом благодаря чёрной магии вкупе с храмовой педофилией и скотоложством... Мирославу становилось страшно при одной только мысли, что ещё вчера он искренне во всё это верил. И он благодарил Бога за то, что в своём помрачённом состоянии не встретился с Кирой, ибо хорошо представлял последствия такой встречи.

Тем временем Кира словно очнулась от забытья. Она медленно оглядела себя, слегка потянулась, будто желая приучить своё тело к непривычному наряду, глянула вниз, на сваленную кучей кофточку, шортики и прочую одежду, и сделала несколько осторожных шагов.

Она чувствовала, что её разум полон огромным количеством информации, вещами и явлениями, которые она некогда хорошо знала, но была вынуждена забыть. Требовалось много времени, чтобы понять и осмыслить хотя бы десятую часть всего этого... сейчас же Кире требовался метод извлечения Серебряного Кристалла. Ей, как его хранительнице, следовало знать, как обращаться с этим удивительным предметом.

"Даже если я перестану быть панцироносицей, — подумала она, — то Хранительницей Серебряного Кристалла останусь до тех пор, пока лично не верну его туда, откуда он был взят..."

— Что она делает? — Эммочка дёрнула Хлою за рукав и кивнула на Киру. Та стояла неподвижно, сложив ладошки на уровне груди, и, судя по едва заметному движению губ, что-то неслышно шептала. Через минуту или чуть больше девушки заметили, как прямо из кожи в разрезе Кириного платья медленно выплыл небольшой, размером с пятак, предмет, похожий на двояковыпуклую линзу. Тот самый Серебряный Кристалл, который пятнадцать лет назад уничтожил все клонированные тела на территории СНМ.

Кристалл поплыл по воздуху и лёг в Кирины ладошки. Немного подержав его, Кира приложила пальцы к груди, шепнула несколько слов — и предмет бесследно растворился в её теле.

— Как тепло... — с лёгкой улыбкой прошептала девушка, опуская руки. Она перевела повлажневшие глаза сначала на Мирослава, затем на подруг.

— Хлоя... — прошептала Кира. Она переводила взгляд с лица на лицо, открывая скрытые доселе стороны бытия каждой подруги, — Ника, Феона... Кора...

Она прошла к Стешке.

— Прости меня, Стеша, — сказала она, — я даже предположить не могла, что такое может случиться...

— Это ты прости меня, Кирушка, — девушка обняла подругу и прижала к себе, — я считала Славу своим человеком, а ты спасла нас от позора...

— Я устала, — прошептала Кира, — мне тяжело...

Она была полностью вымотана и едва держалась на ногах. Хлоя подвела её к кровати, устроила поудобнее, затем в ход была пущена усыпительная мазь — и уже через пару минут Кира провалилась в сон.

— Надо снять с неё платье, — Надя присела рядом и начала разбирать пряжки и кулиски, — не отправлять же её домой в таком виде...

— Я отнесу её домой и останусь там, — после недолгого раздумья объявила Хлоя, — сейчас за ней нужен глаз да глаз... вспомнить столько забытых лет — для такой малютки это чересчур.

— Ей сейчас могло быть тридцать семь, — прошептала Эммочка, — если бы всё сладилось как полагается, то уже своих детей растила бы... ой, мамочки, а сколько же мне сейчас?

— Тебе — сорок один, — Надя ошарашенно сверлила взглядом стену, — двадцать семь плюс четырнадцать... а мне в таком случае уже семьдесят семь? Я что, состарилась?

— Не похоже, — заметила Стешка, — я на тот момент была свободна, а ты? У тебя была семья?

Надя довольно долго раздумывала над ответом, пока в её памяти не всплыла нужная информация. И это воспоминание её совсем не обрадовало. Она медленно перебрала всех родных и близких — погибшего мужа, четверых детей, двое из которых тоже были мертвы, а судьба остальных до сих пор неизвестна... Если они уцелели, то живут самостоятельно, может, обзавелись семьями. Что они делают сейчас? Сутками сидят в шахтах под присмотром андроидов с электрокнутами? Отстреливают по ночам ванахемских солдат? Швыряют гранаты в окна полицейских участков? Прячутся в джунглях и болотах, подкарауливая десантные и патрульные челноки? Надя с трудом сдерживалась, чтобы не разразиться истеричным хохотом. Её дети могут оказаться старше, чем она, их родная мать. Чем не сюжет для какой-нибудь комедии?

Тем временем Хлоя собрала Кирино платье, отнесла корону в сейф, а саму девушку завернула в простыню. Мирослав же стоял в стороне, стараясь не смотреть на Киру, и лишь когда Хлоя начала готовиться к отправке, подошёл наконец к кровати со словами:

— Я ведь обещал... вы помните? Я ничего не смог предотвратить... ничего!

— Мы ни в чём тебя не виним, Слава, — ответила Хлоя, — что случилось, то случилось. Ты не виноват в развязывании войны и термоядерной бомбардировке.

— Я многое знал ещё до того, — отстранённо возразил Мирослав, — знал, какое будущее уготовано и Союзу, и всей галактике. Знал и предпочитал ничего не замечать, ничего не видеть и не слышать. Вряд ли люди простят меня, когда узнают всю правду...

— Забудь, — оборвала его Хлоя, — у нас есть дела поважнее. Я отправляюсь с Кирой в Заборье. Ты останешься здесь, пока я не буду уверена, что снаружи безопасно.

— Вы позволите мне хотя бы один раз поговорить с Кирой?

— Это уж как она сама захочет. Её нервы истощены, а потому пусть выспится как следует. Для начала. Ты, кстати, тоже... — Хлоя взяла со стола лекарства, — вот тебе успокоительное и снотворное. Я загляну сюда через часок, и к этому времени ты должен спать.

— Но я...

— Никаких "но". Думаешь, тебе эти дырки в лёгких даром пройдут? Ты хоть и редкостный счастливчик, но так же смертен, как и все. Так что ничего не желаю слушать. Пей.

Как все уже успели убедиться, любые споры с капитаном Пи были напрасной тратой времени. Она подхватила Киру на руки и растворилась в воздухе. Мирославу ничего не оставалось делать, кроме как выполнить Хлоино назначение, тем более он действительно чувствовал себя смертельно уставшим. Стешка осталась ночевать в палате, а остальные панцироносицы отправились по домам. Воспоминания о прошлом отняли у них куда больше сил, чем все операции по перехвату инкопов.

Вице-адмирал Кинзи, как обычно, спал в кабинете, уронив голову на стол, когда во все помещения лабораторного и жилого комплекса проник вой сирены. Накануне он выпил изрядное количество грибной настойки, что, впрочем, не помешало ему тут же вскочить, проверить оружие и связаться с постом внешнего наблюдения и комендантом Одри.

— Случилось что-то непонятное, — Джером Одри выглядел напуганным, и Кинзи охватили неприятные предчувствия, — мы блокировали технический блок, в котором было зафиксировано постороннее проникновение...

— Как? — рявкнул Кинзи, — кто это сделал? Как они забрались туда?

— Мы не знаем. Сработала сигнализация, но ни экстрасенсы, ни камеры ничего и никого не выявили... да, и... из хранилища пропал "Панцирь".

— Как это случилось?

— Не знаем. Его никто не вскрывал. Изделие просто исчезло... может, оно было запрограммировано на возвращение к хозяину?

Кинзи погрузился в размышления. "Панцирь" никаким образом не мог сам по себе возвратиться к Мирославу, ибо Стоян Квятковски разобрал его по кусочкам. Мало того, кто-то из умников, ассистирующих научному светилу, ухитрился повредить электронную начинку в блоке управления. Разве что каким-то чудесным образом изделие сумело починиться, собраться в единое целое, а затем само покинуть пределы базы...

— Дайте отбой, — скомандовал Кинзи, — посторонних в сектор не пускать. И присмотрите за старым дураком Стояном, иначе он натворит дел...

Профессор Квятковски, судя по рассказам хорошо знающих его людей, был ещё более чудным и дурным на голову, чем генетик Олаф Госкат. Он действительно мог сбежать с базы в Москву и пойти к Мирославу домой, чтобы потребовать "Панцирь" обратно.

Расследование происшествия Кинзи провёл лично, но никаких результатов ему добыть не удалось. "Панцирь", как и говорил Джером Одри, просто растаял в воздухе. Когда же вице-адмирал обратился за помощью к Прогрессорам, его ждал неприятный сюрприз — они не стали отвечать ни на один заданный им вопрос.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — растерянно и испуганно молвил Кинзи, оглядывая тёмные базальтовые стены капища.

— Господин! — раздался истошный вопль со стороны дверей, и в капище вихрем влетел Лукас, — господин, у нас проблемы... невоплощённые Прогрессоры отказались от участия в терроре на транспортных коммуникациях и покинули Землю. Они обвинили вас в некомпетентности и недостаточной активности при поиске Серебряного Кристалла...

— Вот скоты, — процедил сквозь зубы вице-адмирал. Упоминание о Серебряном Кристалле наводило на неприятные выводы. Если прибавить сюда исчезновение "Панциря", то вырисовывалась и вовсе ужасающая картина. Неужели принц Индас и его мерзкая девчонка восстановили свою память? Если так, то нетрудно догадаться, кто унёс "Панцирь". На базе побывали Регрессоры — враги Верховного Существа. Глупый необразованный сброд, слепо верующий в любящего Творца, называл Регрессоров ангелами света, а Прогрессоров — ангелами тьмы(а так же бесами и демонами), хотя, согласно доктрине Светоносцев, всё обстояло с точностью до наоборот.

— Что нам теперь делать? — спросил Лукас. Вопрос был задан чисто из вежливости, ибо инкоп плевать хотел на нелепые и узколобые прожекты Кинзи.

Вице-адмирал очнулся от своих раздумий и внимательно посмотрел на инкопа. Это черномазое "оно" надеется всех переиграть, нисколько не задумываясь о том, что его непосредственное начальство имеет другие планы относительно Земли. Лже-Мирослав тоже хотел царствовать, причём не один, а в паре со своей второй половинкой, и ему не хотелось, чтобы Лукас воплотил в реальность свои кровавые затеи. Лже-Мирослав хотел убивать Землю постепенно, растянув её агонию на несколько сотен, а то и тысяч лет.

— Возвращайтесь на базу, — сказал Кинзи, — повеселились — и довольно. Мы ещё сумеем наверстать упущенные возможности после того, как разделаемся с Цереной и спровадим Индаса куда подальше.

Но неприятности на этом не закончились. Едва Кинзи покинул капище, как ему пришёл вызов с Ванахема. Сиф третий пребывал в бешенстве, и из потока базарной брани и грязных богохульств вице-адмирал понял лишь одно — с экспозиции дворца Вадена пропала корона умершей королевы, и драгоценный предмет стоимостью несколько миллионов вальхов каким-то образом наделся на голову той самой Киры Беляковой, из-за которой, собственно, и разыгрался весь сыр-бор...

Стало быть, Регрессоры и тут постарались. Их вмешательство означало, что по всем канонам мидгарианская принцесса признана законной королевой Ванахема. И Кинзи отчётливо понимал, что лично ему это событие не сулит ничего хорошего. Вдруг, неровен час, Индас с Цереной изыщут способ попасть домой и заявят о своих правах? А может, даже сядут на трон? В этом случае ему, вице-адмиралу, останется лишь бежать за пределы Союза, или покончить с собой. Светоносцы лишатся своих хлебосольных мест, их обдерут до нитки и отправят куда подальше — мести улицы, сортировать мусор, или сразу под топор...

Кинзи внезапно подумал о том, что за все годы преданного служения Верховному Существу он так и не познал счастья и покоя, которые были ему обещаны. Дорога к власти, которую он прокладывал, была обильно пропитана кровью и вымощена трупами, и чем выше он поднимался — тем больше становилось крови и трупов. Расслабляться было смерти подобно, ибо многие люди при любом удобном случае могли воткнуть ему нож в спину. Взять хотя бы операцию на Земле. Он терпит убытки, несёт потери, толку от его действий — никакого, а на горизонте отчётливо маячит виселица. И панцироносицы вот-вот сядут на хвост. Какое тут счастье, какой покой? Успевай только разгадывать интриги завистников и укорачивать их, желательно с головы...

— Ну хорошо, — сказал Кинзи, — значит, эта соплячка назначена королевой. Помилуйте, господа... никакой королевой она не будет. Я живьём сварю её и съем вместе с подружками. Вот только выберу подходящий случай для поимки — и они мои...

Кинзи даже позабыл про Азека Нефри, который сейчас находился в Заборье и внимательно следил за развитием событий.

Контрразведчик тоже хотел встретиться с обретшими память принцем и принцессой, но у него были иные планы. Он не собирался никого убивать или похищать, ибо уже не был в силах как-либо противостоять панцироносицам. Единственное, чего он хотел — это продолжать служить своему господину так, как того требовала данная некогда присяга Ванахемской Короне.

Что же касается Лукаса, то он, заслышав о пробуждении принцессы, развил бурную деятельность. Он понимал, что Церена и Индас вспомнили не только своё безбедное существование на родовых планетах. Они стали на порядок умнее, а стало быть — опаснее. Индас владел некоторыми знаниями, способными поставить жирный крест на всех грандиозных планах Лукаса, и обезвредить его было наипервейшей задачей... впрочем, его ещё предстояло найти, но это лишь вопрос времени.

Лукас поднял с постели Накема, ввёл его в курс дела и объяснил весь дальнейший ход событий.

— Значит, я должен буду сделать ей предложение, от которого невозможно отказаться?

— Да, мальчик, да! — улыбался Лукас, — мы уже приготовили компромат, и ты дашь ей понять — чем обернётся её непослушание! Мы нейтрализуем их обоих, вот увидишь, и вынудим сдаться... — он даже запрыгал от нетерпения, — скоро, скоро, мой мальчик, мы останемся на базе одни — и Земля будет наша!

Накем даже не представлял, что встреча с Цереной может для него плохо кончиться. Запугивать пробудившуюся принцессу он не боялся — напротив, считал, что так будет даже лучше, ибо, согласно его представлениям, принцесса просто обязана была мечтать о побеге с Земли и о красивой жизни во дворце Вадена, а раз так, то и шантажировать её будет так же легко, как заставить ребёнка учить уроки под угрозой лишения сладостей...

А Лукас с нетерпением ожидал возвращения Накема — или того, что от него останется. А пусть бы он и выжил — в сем случае его прихлопнет Кинзи... Единственное, что волновало инкопа — так это поведение Нефри. Он никак не мог понять — что задумал контрразведчик и почему Прогрессоры неожиданно потеряли его след. Задумай он расправиться с Кинзи — это было бы хорошо, но... неужели Нефри решил отказаться от магических даров и стать обычным человеком? Верить в такое не хотелось. А если он и пойдёт на это — не велика потеря. Что он сможет сделать, став беспомощным инвалидом?

Время близилось к полудню, а Кира даже не думала покидать свою крохотную спаленку. Чтобы не дать ей проспать обед, мама решила прибегнуть к помощи Сашки — но даже ему пришлось сильно постараться, прежде чем любительница поваляться в постели наконец-то изволила прийти в себя.

— Ай, да отстань ты, прицепился... — захныкала Кира, — что это ещё такое...

— Ты что, до вечера валяться будешь? — усмехнулся Сашка, — давай поднимайся. Там гости приехали, целую кучу конфет привезли...

Малейшее упоминание о конфетах всегда действовало на Киру подобно раскалённому угольку, попавшему в бочку с порохом. Но сейчас она даже не думала вскакивать и мчаться на веранду. Ей хотелось лежать и ничего не делать, и желательно, чтобы в течении двух-трёх часов её никто не беспокоил.

— Какие ещё гости... — проворчала Кира, перекатываясь на левый бок, спиной к брату, — сейчас... ещё минут десять...

— Ну смотри, я их сюда приведу, — предупредил Сашка, — они тебя просто подхватят за руки и за ноги и вынесут на улицу. Вот смеху будет...

Девушка, не слушая брата, подтянула к себе одеяло и укрылась с головой. Десять минут дрёмы превратились в полчаса, и приехавшие гости — Хлоя и Надя — были вынуждены будить разоспавшуюся Киру по второму разу.

— Опять ты... — Кира попыталась поймать руку, держащую прядку щекочущих её спину волос, — ну сейчас я встану, и...

— И хорошо, что встанешь, — донёсся голосок Нади, — уже давно пора. — Она легонько дёрнула одеяло к себе, — давай поднимайся, одевайся и иди обедать. У твоей бабушки просто ужасть какие вкуснючие голубцы.

— Терпеть не могу варёную капусту, — проворчала соня.

— Вот теперь я узнаю тебя прежнюю, — усмехнулась Надя, — ты, Кирушка, вечный ребёнок. Малютка.

Кира села на постели, натянув одеяло до подбородка. Ей вспомнились события минувшей ночи — медицинский блок, палата, раненый Мирослав, медальон, белое платье принцессы, извлечение Серебряного Кристалла... Всякий сон как рукой сняло.

— Как же мне тебя называть теперь? — она протянула руку и запустила пальцы в Надины волосы, — Надей или Никой?

— Тихо, — шепнула Хлоя, кладя пальцы на её губы, — здесь такие вещи обсуждать нельзя, — она порылась в Кириной сумке и извлекла оттуда новое платье вместе с исподним, — давай скорей поднимайся. У нас много дел...

После обеда(ввиду присутствия гостей мама разрешила Кире отобедать раньше других)Хлоя посвятила девушек в последние события. Начала она с Мирослава — он жив и здоров, проверялся на тестовом блоке, и — удивительно, но факт — его "Панцирь" вернулся на прежнее место и функционирует как прежде. За прошедшую ночь и утро ни один самолёт на Земле не потерпел катастрофу — это событие Хлоя поставила в связь с деятельностью вице-адмирала Кинзи, который, упустив из виду ванахемского принца со всеми вытекающими отсюда последствиями, вызвал сильное недовольство со стороны Прогрессоров, отказавшихся ему в чём-либо помогать. Случилось и кое-что другое — Мирослав, в памяти которого обнаружилось много интересных вещей, неожиданно заявил, что база Кинзи не так уж хорошо защищена от проникновения извне. Когда-то ванахемский принц, подобно трём своим наставникам, состоял в Братстве Светоносцев, был посвящён во многие, недоступные простым смертным, секреты, и к его словам стоило прислушаться...

Ночью, незадолго до рассвета, прошёл дождь, и полуденное Солнце выпаривало из земли влагу, превращая дворы и улицы в подобие паровой бани. Кире хотелось искупаться, но Хлоя уговорила её несколько обождать. Девушки прогулялись по саду, понаблюдали за тем, как бабушка и тётя Варя чистят выловленных Сашкой карасей и подкидывают несъедобные части рыб цыплятам(оба выводка драли потроха на куски, либо носились гурьбой по всему двору, вырывая вкуснятину у менее удачливых собратьев — Сашка называл всю эту беготню "цыплячьим футболом"), а затем Хлоя повела панцироносиц за село, в сторону леса.

— Ну как вам пришлось, девочки, после этой ночи? — спросила капитан Пи.

— Тяжело, — вздохнула Надя, — мне даже в голову не приходило, что я была замужней дамой, да ещё с детьми. Кто они, где они сейчас? Олхир погиб, это я знаю, а дети...

Кира рассеянно поглядывала на укатанную колею просёлка и тоже думала о своём пережитом.

— Я не знаю, что со мной, — сказала она, — кем именно я сейчас являюсь? Кого во мне больше — Киры или Церены?

— Ты не перерождалась заново, — напомнила ей Хлоя, — ты — это ты, и никем другим ты быть не можешь.

— Я понимаю, но... — Кира замялась, — я по-прежнему думаю о Церене как о другом человеке. Мне будет трудно привыкнуть к тому, что она — это я.

Немного подумав, она сказала:

— Как мне теперь быть? Вы признали меня новой королевой Ванахема, но по сути я не смогу ею стать. Нет у меня никакого королевства. Пусть даже я держу у себя Серебряный Кристалл, всё равно... от моей королевской ипостаси никому никакого проку. Баловство всё это. Игрушки...

— Ты в одном права, — ответила Хлоя, — короли и королевы как приходят, так и уходят. Иногда сами, иногда им в этом помогают. Так случается, ибо мир очень жесток. Но ты не забывай, что есть мы, знающие — кто ты есть на самом деле. Я, наверное, скажу сейчас самую большую глупость в мире, но всё-таки... так вот, я надеюсь, что в один прекрасный день я смогу поприветствовать тебя в Тронном зале дворца Вадена.

— Легче будет захватить Пентагон, чем дворец Вадена, — улыбнулась Кира.

— И тем не менее я имею право надеяться.

— Слушайте, Хлоя, но если вы меня признали как королеву Ванахема, то я... — Кира даже на месте застыла, когда осознала, какое именно событие изменило её статус. Она, конечно, знала, что Индас и Церена были объявлены супружеской парой — пусть даже их брак длился два недолгих часа, но она как-то подзабыла, что функции жены в этом браке выполняла именно она. И хотя тогда, в Петре, дело не дошло до физической близости, но тем не менее...

— Я понимаю, что тебя так потрясло, — грустно улыбнулась капитан Пи, — но вы оба сделали выбор. Добровольный выбор. И это воспоминание не тебя одну потрясло и напугало. Слава был поражён этим открытием не меньше...

Кира только диву далась. Как только она ухитрилась позабыть об этом? Хлоя абсолютно права. Она, Кира, полюбила человека, живущего сейчас на Земле под личиной Мирослава Кратова. Того самого, что недавно дразнил её, называя ворчливым пломбирчиком и изъявляя порой желание дёрнуть её за хвостики. Она углубилась в свою новообретённую память, вспоминая восемь лет, в течение которых крепли их взаимные чувства. А что же сейчас? Может ли она любить Мирослава так, как это было раньше? Способна ли любовь восстать из пепла после пятнадцати лет забвения?

— Я не знаю, — сказала она, — неужели королева Серенити... то есть, мама — просила нашей встречи в будущем?

— Скорее всего, — ответила Хлоя, — я не знаю полного перечня её желаний. С сотворниками говорила исключительно она.

— Я сначала крысилась на Славу, а потом... не знаю. Что-то ненавязчиво начало тянуть меня к нему. Хотелось просто поговорить, но я боялась Стешки. В конце концов, Слава не желал мне плохого. А вот всё остальное...

— Что ты хочешь сказать?

— Ну неужели вы не понимаете? — удивлённо воззрилась на словесницу Кира, — теперь, когда я всё знаю, то я боюсь... немного, но всё равно боюсь. Будь я старше — дело другое, но я ведь не совсем ещё выросла. А его самого вы спросили? Вдруг я ему нисколько не нужна? Да и вообще... как я, например, объясню маме, что влюбилась в двадцатидвухлетнего парня? Такие вещи ведь никому не удаётся долго скрывать. А что папа скажет — даже загадывать не берусь...

Помолчав с минуту, она продолжила:

— Я много чего вспомнила. Даже то, чего в обычных условиях никак не запомнишь. Например, какой вкус у маминого молока. Как я училась ходить, и всё тому подобное. Но когда вспоминаю о том, что любила читать, чему обучалась, что переживала в глубине себя... у меня остались знания, но опыта я не чувствую. Я вроде бы должна любить Славу, и судя по моим же действиям в прошлом, я его любила, а сейчас... сейчас я чувствую себя — даже не знаю как... будто в каком-то месте меня кастрировали.

— Всё забытое когда-нибудь оживёт, — ответила Хлоя, — Эмма говорит, что сейчас она отважилась бы охотиться на крокодила или тиранозавра лишь сидя в танке. А ведь раньше она укладывалась в одну разрывную пулю. И ты... ты ведь хочешь встретиться со Славой?

— Спрашиваете... конечно, хочу.

— И он тоже хочет этого, — Хлоя взяла Киру за руку, — идём скорее. Они все здесь, неподалёку. И Слава, и Рая со Стешей...

— Здесь? — воскликнула Кира, — но вы... и что мне говорить при встрече?

— Может, и ничего, — ответила Хлоя, — слушай своё сердце. Это единственное, что я могу тебе посоветовать. В конце концов, за твоей спиной целых два часа замужества, а у меня нет даже этого...

"Слабое утешение, — подумала Кира, крепче сжимая ладонь словесницы, — целых два часа... похоже на какой-то нелепый мексиканский сериал..."

Она сочла за благо не ломать голову над тем, как следует вести себя при встрече с Мирославом. Ведь и ему нелегко придётся. В конце концов, ей и ему предстоит разобраться в отношениях, а не капитану Пи...

Надя, воспользовавшись молчанием, начала рассказывать, какой Кира была в детстве. Крохотная, непоседливая, всегда весёлая озорница. Много читала, легко обучалась, часто путешествовала по Мидгарду налегке. Кира слушала, сопоставляя повествование своей прежней няньки — а затем служанки — с собственными воспоминаниями, и удивлялась всё больше. И руки у неё, принцессы, были золотые, и умна была не по годам. А на Земле, во втором цикле, она умудрилась стать нерадивой неумехой, да ещё и на 3D-стратегии подсесть. Феона, став Эммочкой, претерпела обратную трансформацию — сделалась самой умной ученицей. Такие вот дела...

"Придётся мне меняться, — думала Кира, — как же так — мидгарианская принцесса, королева Ванахема — и бестолочь? Вот возьму и буду учиться так, что Эмку с Ромчиком обгоню. И этого Яшку Штольмана с его дурацкой музыкалкой. И стряпать, и вязать, и вышивать буду лучше Стешки, и музыку сочинять, как Надя... хотя нет, это уже чересчур. Композиторша во мне умерла задолго до моего рождения..."

Девушки вышли на поляну и двинулись к небольшому лесному озеру, на травянистом берегу которого их поджидали остальные панцироносицы. Здесь же Кира разглядела и Мирослава — он сидел на поваленном дереве, глядел куда-то в глубину леса, и, казалось, был погружён в какие-то непростые размышления...

Кире очень хотелось подойти к Мирославу раньше, чем он поднимется на ноги, но не успела она сделать и шага в его сторону, как он встал и направился к девушкам. Кира несколько оробела. Только сейчас она заметила, что на его фоне она и впрямь ребёнок. Её макушка вряд ли достанет даже до его плеча. "Прошлого опыта у меня ещё нет, зато есть новый, — подумала она, — и этот опыт говорит мне, что Слава действует на меня подавляюще. Я даже не знаю, что говорить... Боже милостивый, как всё это нелепо... словно я — маленький мальчик, купивший в магазине взрослого дядьку..."

Хлоя пришла на помощь, жестом велев девушкам отойти подальше и не мешать подруге. Кира осталась один на один с тем, кого когда-то полюбила настолько сильно, что пожелала связать с ним если не свою земную жизнь — то хотя бы вечность...

— Как твои раны, Слава? — она шагнула вперёд и осторожно, кончиками пальцев, потрогала его бок.

— Исчезли, — он опустил глаза, — благодаря тебе. Если бы не ты, я бы недели две лежал. Спасибо.

"В кино сплошную чушь показывают, — мелькнуло в голове Киры, — после долгих разлук, сопряжённых с потерей памяти, никто не кидается обниматься и слёзы не льёт... может, я и буду плакать, но уж точно не сейчас. Мои глаза сухи, а чувства... куда они подевались?"

— Босоножка с хвостиками, — в глазах Мирослава мелькнула улыбка, — не иначе ты в маму пошла. Она обувалась лишь по протоколу.

— Слава... — Кира почувствовала румянец на щеках, — как давно тебе понравились мои хвостики?

— Очень давно. Не помню точно, сколько лет назад... ещё там, в Петре.

— Двадцать два года назад... или двадцать три?

— Уже двадцать три.

— Держи, — Кира подтянула кончик правого хвостика и вложила его в руку Мирослава, — твоё желание осуществилось. Можешь даже подёргать, — хихикнула она.

— Ничего дороже в жизни не держал, — сказал он наконец после довольно продолжительной паузы, в течение которой его пальцы изучали кончик правого хвостика, затем левого, а потом и обеих сразу.

— Я давно подозревал, — сказал Мирослав, — что всё это неспроста. Моё забытое детство, девушка-полуночница из сна... а когда увидел тебя с этими хвостиками и той застёжкой на рубашке, что выполнена как символ Серебряного Кристалла, узнал, какую мелодию ты напевала про себя — то сначала даже не поверил, что вы обе — одно целое.

— Я помню, — прошептала Кира, — я не думала, что могла тебя чем-то заинтересовать... разве что кого-то напомнить? Оказалось, что когда-то я выбрала тебя, хотя надежды на наше воссоединение не было никакой. Ты тоже ни на что не мог надеяться, но предпочёл всему на свете меня, — девушка подняла тронутые печалью глаза, — ты думаешь... возможно ли взять моё чувство и перебросить его через эту пропасть времени?

— Оно было прервано, — ответил Мирослав, — задвинуто далеко и надолго... не по твоей вине. И не по моей. Мертво ли оно... я не хочу думать об этом. И ты не думай. Я всё ещё чувствую себя тем, кем был последние четырнадцать лет. За одну ночь нельзя взять да и собраться заново...

— Может, ты и прав, — Кира опустила голову, — совсем недавно я думала, что как-нибудь окончу школу, на кого-то выучусь, может, кого-то полюблю, но всё пошло совсем не так... я словно бы два человека в одном теле. Первый не хочет, чтобы всё решали за меня, а второй знает, что он сам всё это выбрал. И всё это вместе — я...

Кира вдруг улыбнулась и сказала:

— Твоя рубашка... мама очень удивится, когда обнаружит, что её нигде нет.

— Хлоя вернула её на место.

— Я ещё грудничком вдыхала её запах. Твой запах. Он меня убаюкивал, и я сразу же переставала плакать.

— Маленький ворчливый пломбирчик, — Мирослав осторожно сложил руки на Кириных плечах, и девушка, подавшись вперёд, ткнулась лбом в его грудь и потянулась своими маленькими ручками вверх, пытаясь достать до шеи.

— Слава... — Кира почувствовала, как её голос задрожал, — Слава...

Она шмыгала носом и глотала слёзы. Перед её глазами оживали все встречи из прошлого, при свидетелях ли, или наедине. Всего два вечера — за восемь долгих лет — когда он пользовался возможностью пригласить её на танец. В одну из последних встреч, после возвращения с прогулки по ночной Петре, он подарил ей фамильный медальон, и тогда же, на балконе, поцеловал. Воспоминание о первом в жизни поцелуе привело Киру в трепет; казалось, это событие имело место не шестнадцать с лишним лет назад, а вчерашним вечером...

Хотя Кира и сказала себе, что не будет плакать именно сейчас, но тем не менее слёзы текли по её щекам ручьями, ни в какую не желая останавливаться.

— Неужели нас не попросят разойтись... — всхлипывала она, — неужели мы теперь можем видеться всегда, когда захотим?

— Конечно можем, — Мирослав погладил Кирин затылок, затем аккуратно приподнял её чёлку, — дай я посмотрю на тебя получше. Пломбирчик. Кирушка...

Она откинула голову и уже хотела было встать на цыпочки, когда рядом, словно из-под земли, возникла Хлоя.

— Извините, что помешала, — взволнованно сказала она, — но у нас гость... идёмте.

— Кто? — Киру взяла досада. Вечно эта капитан Пи появляется, когда не нужно... Она отстранилась от Мирослава и вытерла слёзы кончиками хвостиков.

— Вы его хорошо знаете. Оба, — и Хлоя, развернувшись, поднялась по склону на поляну.

Собравшись вместе, панцироносный отряд молча следил, как со стороны лесной опушки в их сторону неторопливо шагает невысокий седоволосый человек в чёрном костюме явно не земного покроя.

И чем ближе он подходил, тем сильнее натягивались нервы как у Хлои, так и у Мирослава. А у Киры — тем более. Она спряталась за спину ванахемского принца, и, пробираемая дрожью, боялась лишний раз пошевелиться. Она не сомневалась, что этот гость пришёл именно за ней.

Справа и слева послышались щелчки. Кира скосила глаза и увидела в руках Хлои пистолет с глушителем. Раяна направила на Нефри гравитонобой, а Стешка взяла на изготовку невесть откуда добытый АК-47. Но контрразведчик, мельком глянув на девушек, тут же забыл о них. Его взгляд был устремлён на Мирослава. Последний же с удивлением отметил, что не чувствует прежнего гнева, овладевшего им в тот момент, когда ему открылась суть произведённых над его разумом манипуляций. Кроме того, генерал Нефри сильно изменился внешне. Во время последней встречи он выглядел на сорок пять, а сейчас ему нельзя было дать меньше семидесяти...

И Мирослав знал причину этой перемены. Прогрессоры поддерживали своего приспешника в идеальной физической форме, но стоило тому отвернуться от них — особенно если жертве перевалило за сто лет — тотчас начинался процесс старения, причём ускоренный во много раз. Генералу Нефри осталось жить не больше года, а возможно, и несколько недель.

— Напрасно вы пришли сюда, Азек, — сказал Мирослав, — не знаю, чем вы так сильно не угодили Прогрессорам, но мы не позволим им расправиться с вами. Мы давно уже вас приговорили, мы же и приведём приговор в исполнение...

— Зачем ты здесь? — спросила Хлоя, продолжая держать на мушке лоб ванахемского генерала.

— Не для того, чтобы причинить вам вред, — ответил Нефри, — я уже довольно долго обитаю в этих краях, и у меня было много возможностей... как видите, я ни одной из них не воспользовался. Пришёл же я потому, что теперь мне идти просто некуда. Теперь я, по классификации моего прежнего руководства — никто. Еретик. Я уже не могу пользоваться магией и не могу вступать в контакт с Прогрессорами... чем, кстати, нисколько не расстроен. И если вы предпочтёте меня расстрелять — я уже готов к этому, — он горько усмехнулся, — всё лучше, чем если бы тебя судил предмет...

— Что ты имеешь в виду? — при последних словах генерала капитан Пи даже опустила пистолет.

— То, что все вокруг и без меня знают, но предпочитают делать вид, что ничего страшного не происходит. Ванахемский Трон занят инкопом в образе Сифа третьего. Вы... — он кивнул Мирославу, — вы одним из первых узнали о его подмене...

Мирослав медленно кивнул. Сделанное им открытие подтолкнуло его к бегству. Можно прибавить к этому и страх за свою жизнь, плюс полностью враждебное окружение, плюс боязнь того, что Светоносцы и его самого подменят на копию.

"Куда же в сем случае они подевали моего настоящего отца?" — думал он. Вряд ли даже вице-адмирал Кинзи мог ответить на этот вопрос.

— Оставайтесь на месте, — сказал девушкам Мирослав, — нам нужно поговорить наедине...

— Он точно безопасен? — шепнула Эммочка.

— Уверена в этом, — ответила Хлоя, — он не первый, кто уходит от Светоносцев. Были и другие...

Ванахемский принц и его бывший наставник отошли на два десятка шагов.

— Вам отдали приказ убить, либо похитить Церену, — начал Мирослав, — так ведь?

— Правильно, — подтвердил контрразведчик, — и я боялся этого приказа...

— Это... из-за Калайлы Берволд?

— Да. Я пытался забыть о ней... все эти годы. Но ничего не получается. Она была умницей, не то, что я. Над ней никогда не висела угроза попасть в рабство к Прогрессорам, потому она ничего не боялась. В отличии от меня... — Нефри приложил ладонь к глазам, — вы ведь знаете — как мы все живём. Как приучаемся постоянно врать и себе, и другим, как мы цепляемся за любую возможность кого-то подавить... я продолжал сидеть на поводке, хотя мог в любой момент его оборвать.

— Вы... — Мирослав ненадолго задумался, — вы приняли участие в Таинстве Крещения? Каково ваше новое имя?

— Всё то же — Исаак, — улыбнулся контрразведчик, помните тот случай — когда мне, Кинзи и Зойсману стало плохо возле монастырских стен? Прогрессоры приходили в бешенство и мучили нас, чтобы мы убрались от этих стен подальше... а вчера, когда я пошёл в церковь, то даже предположить не мог, насколько ухудшится моё самочувствие. Я боялся умереть прямо на паперти, до проведения таинства. Видите — я начал сильно сдавать. Поседел за одну ночь. Начал болеть. Через неделю-другую я и вовсе одряхлею... как говорится, как жил — так и состарился.

— Как вы надеетесь защититься от Кинзи? — спросил Мирослав, — он вам не простит предательства. Если вы не приведёте Церену, то...

— А вот это большой вопрос — кто от кого будет защищаться. Может статься, что Кинзи и его люди будут думать не о сведении счетов со мной, а о том, как удрать с Земли куда подальше...

— Что вы имеете в виду?

— У меня есть много информации, — сказал Нефри, — а у вас есть огромные возможности.

— Допустим. И?

— Я очень долго водил знакомства с Прогрессорами разных рангов и полномочий. Успел их немного изучить. Да и вы в прошлом были Светоносцем, стало быть, тоже кое-что знаете. Я расскажу вам о наших делах на Земле. От вас же я хочу немногого. Мне не нужно ничего, за исключением шанса оставить Светоносцев с носом.

— Как мы можем предоставить вам такой шанс?

— Вон там удобные пеньки, — Нефри махнул рукой за изгиб озера, где начинался бурелом, — идёмте присядем. И зовите девочек...

Мирослав оглянулся на панцироносиц, отыскал встревоженное Кирино лицо и призывно махнул рукой.

Контрразведчик начал свой рассказ с описания расследований, проводимых в подземной Петре с целью установить — действительно ли королева Серенити и принцесса Церена вместе с Индасом погибли, или же им каким-то образом удалось скрыться. Узнали панцироносицы и о другом засекреченном деле, касающегося поисков исчезнувшей королевы Нифлхема, Герении Йоспи(как и следовало ожидать, никто так и не разобрался толком в этой истории, а Хлоя решила не посвещать Нефри в тайну путешествий во времени). Затем Нефри приступил к описанию деятельности Светоносцев на Земле. Он особо подчеркнул, что суть мероприятия была известна лишь вице-адмиралу Кинзи, имевшему при себе предписание, данное лже-Сифом, и высказал некоторые соображения относительно целесообразности постройки базы под Трансантарктическим хребтом. Ванахем и его вооружённые силы не получили никаких стратегических преимуществ от сего предприятия, тоннельная сеть и матка-рипликатор им тоже были ни к чему, и из этого следовал вывод — в проникновении на Землю были заинтересованы не люди, а воплощенные Прогрессоры.

— Что их привлекло на Земле... — говорил Нефри, — их могли привлечь две вещи. На Земле множество людей, невосприимчивых к волшебству, и им это очень не нравится — это раз. И возможность путешествия в иные измерения — это два. Я уверен — земляне не настолько отсталы и беспомощны, какими хотят казаться. Здешние учёные наверняка близки к решению проблемы иномерных путешествий, иначе инкопы не проявили бы столь серьёзной активности... но, насколько я могу судить, в их среде есть разногласия касательно будущего. Кто-то хочет истребить людей подчистую, кто-то хочет делать это медленно, постепенно... террор, развязанный ими против Земли, свидетельствует о личности заговорщика — оно стадное существо, желающее прийти к власти на волне хаоса и паники. Будущий великий вождь. Завоеватель, мнящий себя гениальным комбинатором.

Слушатели переглянулись. Они вспомнили о поддельном Мирославе, который донёс вице-адмиралу о планах Лукаса.

— Я вижу, вы уже с чем-то столкнулись, — заметил Нефри, — это имеет какое-то отношение к телефонному разговору, состоявшемуся на аэродроме?

— Откуда вы знаете? — Хлое хотелось вскочить на ноги, вцепиться экс-Светоносцу в горло и в буквальном смысле вытрясти из него всю информацию.

— Прежде всего скажите, — спросил Нефри, — как вы думаете — почему мы не нашли вас сразу же после убийства Чумного доктора?

Ответить на этот вопрос никто не решился.

— Прогрессоры ненавидят не только людей, но и друг друга, — начал объяснять Нефри, — кто-то из них, обладающий большими полномочиями, может скрыть информацию от просителя... кто знает, по каким причинам. Но есть и другое, самое главное... Прогрессоры предали своего Творца, но есть другие существа, Творца не предавшие. Они не позволяют изменникам паразитировать на вас, и пресекают попытки получить данные о ваших личностях и вашем местонахождении. Мы бы искали вас очень долго, но помог случай. Джедис не придал должного значения полученному им адресу. Он, скорее всего, даже не догадался посмотреть на лица проживающих по нему людей. А я его помнил, и через Дженгу вышел на всех остальных.

— Вы не теряли память... — усмехнулась Хлоя, — и то, что мы сидим здесь и разговариваем...

— Свидетельствует о том, что Прогрессоры не знают, где нас искать. А может, они нас просто не видят. Если Кинзи сейчас выламывается в капище, то получает лишь невразумительные витиеватые отговорки, вроде тех, которые получал когда-то я...

Контрразведчик рассказал о своих поисках, предпринятых в отношении подлинного владельца телефона, которым пользовался Лукас, и панцироносицы вновь услышали знакомое имя. Из дома престарелых телефон забрал небезызвестный Сашка Еслик...

— Сам он, конечно, не имеет отношения ни к заговору инкопов, ни к нам, но... есть и другие, более серьёзные люди. Но вот здесь я мало что могу вам сказать. Филипп Семёнович Еслик — один из них, он контактирует с Прогрессором очень высокого ранга — но как осуществляется контакт, наверняка не скажу... скорее всего, по радио.

Хлоя поняла, что настало время раскрыть и некоторые свои карты. Она вкратце рассказала о попытке Сентябова и Баженова выкрасть Киру вскоре после её появления на Земле и о работе последнего в рамках программы "Созидание будущего".

— Вы были правы, — заметил Нефри, — вход в тоннели на проезде Бартини действительно был, и контакт наверняка осуществлялся через Сентябова. Сейчас его там нет, это как пить дать, но... кто-то из этих четверых — Сентябов, Сидоренко, Баженов, Еслик — наверняка знает координаты ещё одного входа.

— Вы хотите сказать, что... — начал было Мирослав.

— Правильно. Вы уже думали над тем, чтобы убрать этот квартет? Я предлагаю сделать то же самое, предварительно хорошенько допросив их. И сделать это нужно как можно скорее. Кинзи не будет долго тянуть. Сейчас, когда воздушная охота свёрнута, а почти все подпространственные коммуникации погибли, он может пойти на что угодно, вплоть до того, чтобы спровоцировать ракетное нападение. Или подорвать плотины на Волге... а в финал, как обычно, выйдут инкопы...

— И если мы найдём вход, то что?

— Я постараюсь умертвить всех инкопов на базе, а если всё сладится — то подорву её вместе со всеми, кто там окажется.

— Не спешите себя хоронить, — вмешалась Стешка, — может статься, что никакого дополнительного прохода пока ещё нет... что мы будем делать тогда?

— А вот на этот случай я кое-что приготовил, — с этими словами Нефри запустил руку во внутренний карман пиджака и извлёк небольшой блокнот, — взгляните сюда...

Мирослав долго вглядывался в ряды цифр и читал слова, представляющие собой некие команды. Набор символов казался ему смутно знакомым, хотя он и не мог вспомнить — откуда. Блокнот перешёл в руки Хлои. Дочитав записи до конца, она сказала:

— Это программа для настройки преобразователя измерений, хотя... — она замолкла и после минутного раздумья просмотрела страницы ещё раз, — похоже на пробой в подпространственном коконе, но его характеристики...

— Я вспомнил, — вмешался Мирослав, — это неучтённая программа, предназначенная для создания прохода между двумя подпространственными коконами и последующего слияния двух подпространств в одно...

— Правильно, — подтвердил Нефри, — и если мой первый план не сработает, то вы сможете пожертвовать одной из ваших баз... скажем, той, что находится в Патагонии — для разрушения базы в долине Спокойствия. Вам что-нибудь говорит название "Вантит-12"?

— Это лабораторный комплекс на Мидгарде, — ответила Кира, — там разрабатывали специальное оружие против инкопов. Его разрушили в ходе бомбардировки одноимённого с ним города... ваша база построена по тому же проекту?

— Вы правильно поняли, — улыбнулся Нефри, — когда-то давно я имел дело с людьми, работающими по этому объекту. "Вантит-12" и наша база почти идентичны. Вы, — обратился контрразведчик к Мирославу, — вы видели план комплекса и должны представлять, что это такое. Я могу лишь внести поправки, и при штурме вы не будете идти наугад...

— Я понял, — кивнул принц, — но ваш первый план... что именно вы намерены сделать на своей базе, если проникните туда?

— Доберусь до накопителей и добавлю в водозабор ядовитой воды. Ядовитой для инкопов. Той самой, с помощью которой в России и на Украине освящали самолёты и объекты ПВО. А может, спущусь в самый низ и подорву ядерный боезапас. Там видно будет...

— Это верная смерть, Азек...

— Меня это не пугает, — возразил контрразведчик, — отвечать за всё содеянное будет гораздо страшнее... но давайте не будем о трагедиях. В первую очередь нам надо накрыть эту весёлую компанию — Сентябова и прочих, и вытрясти из них всё, что только можно. И чем скорее — тем лучше.

В этот момент Хлоя извлекла из кармана небольшой, похожий на зажигалку предмет и показав его Нефри, спросила:

— Знаете, что это?

— Это? — он взял предмет, осмотрел и недоуменно хмыкнул, — это боевая часть гранаты с нервно-паралитическим газом КМ-07... откуда она у вас? Этот газ был синтезирован уже после вашего бегства...

— Я нашла её в дисколёте Джедиса.

— Если я правильно догадался, — сказал Нефри, — то её туда подсунул Лукас. А к Лукасу она могла попасть из личного сейфа Кинзи, к которому имел доступ лишь один человек. Накем Зойсман.

— Это тот женоподобный слизняк, который внезапно почувствовал себя Моцартом? — уточнил Мирослав.

— Он самый. Кинзи будет очень удивлён, если найдёт эту вещь вне своего сейфа...

— Ну так сделайте ему приятное, — посоветовала Стешка, — возьмите её с собой на базу... если мы найдём проход.

Ванахемский контрразведчик и мидгарианские панцироносицы ещё долго обсуждали различные детали взаимного противостояния. По мере того, как Нефри выдавал всё больше информации, Хлоя всё больше убеждалась в честности намерений бывшего врага — его информация наилучшим образом состыковывалась с её собственными выводами и наблюдениями. И всё-таки она не могла доверять Нефри на все сто процентов, а тот без возражений принял её условия — отправиться на базу под временный арест.

— Как мы вызовем его, если он снова нам понадобится? — спросила Кира после возвращения капитана Пи на бурелом.

— Я переправлю ему тот телепортер, что использовала для контроля за точками выхода. Он сам к нам придёт.

Тем временем Стешке позвонила её старая подружка — Наташка Сераплан, и панцироносицы узнали об очередном трагическом происшествии. Представители отдела опеки и попечительства в сопровождении инспектора ПДН забрали в приют Федьку — десятилетнего Наташкиного брата. Так получилось, что Федька находился дома один, посему четырём здоровым мужикам не составило труда с ним справиться и затолкать в машину. И что хуже всего — управление социальной защиты категорически отказалось предоставлять какую-либо информацию о местонахождении мальчугана. И не то чтобы отказалось — они попросту отрицали своё участие в похищении, именуемом на языке бюрократов "досудебным изъятием".

Девушкам уже было не привыкать к плохим новостям, а на Стешкины слова — что, быть может, можно что-то предпринять для вызволения Федьки, Хлоя сказала:

— Может, и предпримем... но при всём желании мы не можем разорваться надвое. Нам нужно доделать то, что мы начали. Сегодня вечером мы идём в Софьино. Стеша...

— Да?

— Отправляйся на дачу и не своди глаз с баженовской резиденции. Я так поняла, что его приятели, как обычно, должны будут собраться там именно этим вечером. Возьмём их тёпленькими. Остальные... — она кивнула Эммочке и Раяне, — вы свободны. Днём вам в Софьино лучше не мелькать. А я с Надей должна буду уехать отсюда так, чтобы не вызвать подозрений. Ты, — она повернулась к Мирославу, — можешь проводить нас — и на базу. Ты в опасности, так что...

— Послушайте, Хлоя, — вмешалась Эммочка, — эта программа для преобразователя — настоящая? Мы действительно можем соединить одну свою базу с логовом Реаниматоров и разрушить то, что получится в итоге? Я... — девушка смущённо опустила глаза, — не совсем понимаю физическую сторону процесса. Я ведь не Перельман и не Моисеев, вот...

— Это последнее средство, — ответил Мирослав за капитана Пи, — и оно наиболее опасное из всех возможных. У Кинзи тоже есть преобразователь измерений, и при первых признаках вторжения он примет контрмеры. Вы слышали о работах, проводимых Стояном Квятковски по вынужденному сворачиванию "Панцирей"? Кинзи намеревался прикрыть базу от нашего проникновения, а потому попытка уничтожить её может легко обернуться нашей гибелью. Быть может, придётся вести штурм налегке, не имея защиты...

Панцироносный отряд проводил Киру, Надю и Хлою до шоссе, после чего все отправились восвояси. А Мирослав, обняв на прощание Киру, телепортировался на базу.

"Я так странно себя чувствую, — думала Кира, стараясь удержать в памяти прикосновения рук Мирослава, — во мне затлела крупица былого счастья, но мне всё равно больно и горько... как будто я доживаю свои последние дни. Откуда это во мне?"

— Что с тобой, Кирушка? — Надя, чувствуя угнетённое состояние подруги, взяла её под локоть. Она лучше кого бы то ни было знала эту девушку, которая — какой бы она ни была — навсегда останется для неё крохой. Малюткой.

— Я боюсь потерять всех вас, — тихо сказала Кира, — однажды это уже случилось... моя мама хотела уйти на Землю, чтобы снова растить меня, но не смогла. Я себя чувствую сейчас как тогда, в Петре...

— Во всяком случае, мы все будем вместе, если судьбе будет угодно позволить Кинзи перехитрить нас, — сказала Хлоя, — то, что нам поведал Нефри — правда. Его методы верны, но крайне опасны. Если он воплотит задуманное и проберётся в долину Спокойствия — то неминуемо погибнет. Его не выпустят оттуда. И мы рискуем не меньше него.

— Вот только где этот Нефри был раньше? — проворчала Надя, — почему он не уберёг Индаса ещё тогда, в "Мире победителей"? Чего он ждал?

— Не стоит пенять его. Он несчастный человек, и его душа в смятении. Он слишком долго находился под контролем Прогрессоров и отучился мыслить по человечески.

— Удивительно то, — заметила Кира, — что это второй из встреченных мной Светоносцев, который отказался от власти и богатства из-за любви к простой девушке... пусть и умершей. До встречи с Индасом я считала, что это чувство Светоносцам вообще неведомо.