Мост в рассвет (джен)

До Мельницы долетели стремглав, две пары лёгких ребячьих ног и пара копытцев гулко простучали по схваченному холодом каменному дереву улиц. Нерешительный поначалу, Сквозняк всё ускорял шаг, пока не сорвался на бег — Косохлёст едва поспевал, а Ситень уверенно держался в хвосте. Хотя ему и так уже удалось удивить, надо же, за сотню лет приятельствования! Но ещё удивительнее, кто же всё-таки оказался роднёй Сквозняка! Если книжка не брешет, конечно.

Мельница нерадушно нависла над гостями крутым боком. Примчавшийся первым подменыш опять впал в ступор и молча пялился на закрытую дверь из каменного дерева, не решаясь постучать. Придётся ему помочь встретиться со своим счастьем.

Косохлёст по-хозяйски отстранил друга и стукнул два раза кулаком. Кладезь-то, может, и Ум, да только ума не хватило приделать ко входу в жилище сколько-нибудь хитрое приспособление, чтобы гости могли с удобством позвонить. Впрочем, дверь довольно быстро приоткрылась, и на пороге Косохлёст увидел не шерстистого кузнеца, как ожидал, а самого Кладезя. Тот с прищуром из-под шляпы мрачно озирал незваных гостей. Хотя другую Незваную он привечал.

— С чем пожаловали? — с подозрением проскрипел Кладезь, оставив только щель между косяком и дверью.

Косохлёст испытал на миг гордость — помнит старичина давнишнюю шалость с шутихой. Опасается. Но сейчас это даже неудобно. Он хотел вытолкнуть Сквозняка пред светлы очи родственничка, но друг опередил его. Сам шагнул вперёд, присел почтительно на одно колено, чтобы смотреть лицо в лицо, и просто сказал:

— Я пришёл к тебе, как к главе своего рода.

Косохлёст с живым интересом и замиранием в груди, в котором он бы сам себе не признался ни за что, впился взглядом в Кладезя. Каково, а?! У того рука метнулась к бороде и дёрнула, а глаза остановились на голубоглазой физиономии, челюсть отпала. Ну?! Где пламенные родственные объятия?! Даром что ли битых шесть седьмиц мозолили глаза книжкой?! Даже, кажется, начал понемногу разбирать Слово, дожился. Но Кладезь тряхнул осоловелой башкой и выдернул внушительный клок из бороды. Растерянно взглянул на него и положил в карман кожаного фартука.

— Нет, нет, нет! — раздражённо замотал он головой. — Не может быть, я дежурил у Моста слишком долго, я спрашивал других, ты не можешь… — Он обшарил лицо Сквозняка лихорадочным взглядом и зажмурился. — Весь мой род разлетелся. Пуф! — Кладезь губами изобразил взрыв, и Косохлёст только понадеялся, что старый пердун не оплевал юного отпрыска, на которого теперь и смотреть было жалко. Даже ревнивец-Ситень жалостливо вздохнул. Неуютная тишина сгустилась над хозяином Мельницы и гостями.

Косохлёст уже думал, что Кладезь просто так возьмёт и захлопнет дверь перед носом, но вдруг всеобщее внимание привлекло карканье Гора.

— Ярр-р бр-рачуется с Хр-ранительницей! — разносил свежие сплетни он.

Ну, к этому всё шло, чего уж. Косохлёст же сам видел начало сего романа, можно сказать, поспособствовал встрече, а после — второму свиданию. Интересно, поставят его теперь мальчиком, несущим шлейф? От этой мысли он прыснул. В принципе, от женитьбы Ярра не горячо не холодно, хотя Виюниха в роли королевишны Нави как бы не распоясалась. Но закаменевшая спина Сквозняка вдруг выпрямилась, и он стремительно вскочил на ноги, недобрым взглядом проводив ворона.

— Она мне не сказала о родиче… Хотя не могла не знать! Использовала… — будто только сейчас осознал он то, что Косохлёст нутром чуял давным-давно.

Главное вовремя это понять.

Кладезь же смерил потомка взглядом снизу вверх, огладил бороду и буркнул:

— Ладно, зайди пока. Только без этих! — Он грубыми тычками указал на Косохлёста и Ситничка.

Косохлёст хотел было окрыситься, но Сквозняк жестом остановил его и обратился к Кладезю:

— Я вижу, у тебя на шее провода. Я живал и учился в Яви, — заявил он тоном соблазнителя. — И мне побольше лет, чем дашь на вид. А это, — он в свою очередь указал на Косохлёста и Ситничка, — мои помощники.

И правда, словно связка дохлых сушёных змей свешивалась на грудь Кладезя. А Сквозняк — молоток, достойный ученик своей хозяйки.

Кладезь одарил потомка уже гораздо более заинтересованным взглядом. И пусть и с явной (и вполне простительный) неохотой приоткрыл свою надёжную дверь для (бывших) хулиганов. Сам он едва доставал Сквозняку до груди со всей своей шляпой.

— Над чем работаешь? — по-деловому спросил Сквозняк, кивнув на провода на шее Кладезя.

— Да вот Сирин мозг вскипятила, — в том же тоне отозвался тот. — Говорит, что можно волны на расстоянии передавать, а волны не простые, не водяные то есть, а радио, — закончил он невиданным, точно явьим словом. Сквозняк понятливо кивнул. Похоже, без соплей общение у них складывалось лучше. — Только вот получается пока совершенно не то…

Зачарованный собственной идеей, Кладезь, кажется, позабыл о нежеланных Косохлёсте и Ситничке, и они все четверо прошли в сердце Мельницы, где на верстаках лежали мотки проволоки, небольшие тёмные камни, какие-то катушки и прочие фитюли для странных увлечений Кладезя.

— Э, не трогай магнит! — хлопнул он Косохлёста по руке. — Если палец попадёт между двух таких, расплющит, как в тисках!

Косохлёст резво отбросил опасный камешек на верстак. Увесистый.

— Мы слышали странные звуки ещё с Курганов, — заметил Сквозняк. — Это не отсюда ли?

Да, словно вывернутый наизнанку рык единожды огласил окрестности и затих. Очень страшный.

— Отсюда, отсюда, — согласился Кладезь. — Молот рыкнул — в куполе всё аж задрожало, я на него замкнул для мощности. Только рык вышел наоборот, как бы задом наперёд. И Молот сам испугался и теперь болеет от потрясения. Только я вовсе не то хотел…

— Это же громкоговоритель! — перебил его Сквозняк с нездоровым восторгом. — Ты понимаешь, что ты изобрёл?! Где он? Надо только поменять полярность…

Безошибочно Сквозняк скользнул к какой-то развороченной абракадабре на одном из верстаков и склонился над ним. Косохлёст сердито заскучал. Глаза Кладезя возбуждённо блестели, пока он смотрел, как порхают руки Сквозняка над этой штукой. И наконец он выпрямился и вытер со лба пот почерневшей рукой.

— Проверим? — весело спросил он. — Только поставлю мощность поменьше…

Косохлёст фыркнул, а Сквозняк подкрутил что-то плоскогубцами. И шепнул в недра штуки почти нежно:

— Косохлёст…

Косохлёст, Косохлёст, Косохлёст…

- понеслось шелестеть по городу, постепенно затухая.

Сам Косохлёст вздрогнул от неожиданности и вообще. Что это за эксперименты на приличных людях?!

— Видишь, не тсёлхосоК, — ухмыльнулся Кладезю Сквозняк, подбросив и ловко поймав в воздухе плоскогубцы.

— Да… — Кладезь глядел на него одобрительно. — Похоже, ты и правда из моего рода.

Они постояли ещё так, глядя друг на друга, так долго друг друга искавшие… Но родственных объятий так и не случилось. Улыбка Сквозняка загоралась и гасла. Только когда Кладезь дотянулся положить руку ему на плечо, он на миг зажмурился, а потом предложил:

— Ну что, испытаем устройство в масштабе?

Кажется, он задыхался, как он быстрого бега.

— Да! — азартно сжал кулак Кладезь.

И они ушли в купол. Вдвоём. Косохлёст оглянулся на Ситничка — тот пожал плечами. Родился и умер протяжный, ни на что не похожий вой. И чистый, сильный голос Сквозняка возвестил на весь город то, что Косохлёст никак не ожидал услышать.

* * *

Городничий постарался на славу. У самого подъёма на Мост громоздилась арка, наспех перевитая какими-то сухими стеблями. Даже цветы вплетены — чёрные, иссохшие, будто сто лет ждавшие своего часа… Может, и в самом деле так. Ярр вдруг припомнил, как в детстве видел Городничего с охапками непонятно откуда взятых цветов во время дежурства у Моста. Ждал свою Василиссу. Теперь некого ждать, но цветы послужат её дочери — очень похоже на рачительного Городничего.

Ярр дотолкал гроб вместе с Сирин до Моста. Но что это был за путь… Она даже не подняла больше взгляда от ледяного хрусталя, не то чтобы сказать что-то. И держалась настолько далеко, насколько это было возможно. Ох уж этот Гор! Но что он выкаркал лживого? Всё равно Сирин узнала бы ещё сегодня… Хорошо и спокойно было бы не понять её полного боли взгляда, но Марена отчаянно заострила все чувства, и Ярр почти узрел призрак покойной Ганны, что встал у Сирин за плечом. И вспомнились слова вещей птицы, переданные Виюн, о том, что Сирин должна сгореть в Огненной реке.

Теперь же Марена ли смилостивилась над ним, но ледяная корка в душе надёжно сковала вину и горечь. Гроб тихо подплыл к основанию Моста, Сирин опустила руки и спрятала их за спину, отошла на несколько шагов, словно исполнила свой долг, а остальное её не касается. И день незаметно склонился к закату, притушив все цвета, кроме полыхания огня в Реке. Самая холодная ночь, ночь Колада, уже приподняла подол, чтобы ступить на землю Нави. Зимний крест в небе угрожающе ярко блистал звёздами над пустошью между городом и Мостом — скоро раскинется во всю ширь прямо над головой.

А это значит, что Ярр опоздал — не добыл венец. Он не забыл, конечно же, но всё казалось, что времени ещё предостаточно. Но теперь утро неизъяснимо быстро сменилось гаснущим закатом. Всюду опоздал... А думалось, что иного выбора нет, когда стоял на распутье. Гамаюн в пророчестве ясно вещала, что всё должно свершиться на Колад — покуда горит в небе Крест.

Но ведь можно ещё успеть! Ночь — это не миг!

— Тебе лучше уйти, — как можно мягче обратился Ярр к Сирин. — Спасибо, что исполнила волю Марены.

— Не думаю, что, если переход духа Марены должен состояться, я не буду нужна, — еле слышно отозвалась Сирин, глядя в Реку.

Приходилось признать, что это так. Все они — винтики в Большом Кологоде… Если ей повезёт, она полностью переродится сегодня. Новая судьба сотрёт старую боль. Ярр кивнул, не зная, что ещё сказать или сделать для неё, в то же время изнывая от жгучего нетерпения — броситься к Бесу, предпринять хоть что-то.

— Прости, но мне нужно достать один венец… — Неизвестно, почему он решил сказать правду Сирин, но она тут же резко обернулась к нему.

— Венец Марены? — непривычно оскалилась она и снова положила ладонь на гроб.

— Откуда ты…

— А она тут что делает? — раздался вдруг совсем близко сварливый голос Городничего.

Он указывал на неё, а на его руку опиралась Виюн. Как будто мгновенно тут оказались. Виюн — в том самом белом платье, в котором Ярр увидел её впервые, словно тысячу лет назад. Но теперь оно казалось серым, Навьим. Серебряный пояс, обруч на голове забронзовели от бликов пламени. Глаза — две чёрные дыры на исхудавшем лице, губы плотно сжаты. Но, едва увидев, что Ярр смотрит, она постаралась улыбнуться, протянула ему руку. А он ощутил дуновение прежнего. Хотя почему-то тот факт, что Виюн не надела фату, вызвал странное чувство облегчения. Не нашла, наверное, за такой короткий срок, не просить же у названого отца белую простыню. Но сначала нужно ответить Городничему.

— Сирин здесь потому, что исполняет волю Марены, — отчеканил Ярр. — Она её глас и новая Марена.

Городничий вытаращил глаза на безмолвную Сирин.

— Она?! — с невежливым тычком в её сторону переспросил он. — Но ты говорила, что Незваную должны бросить в Огненную реку! Это что, ритуал такой? — ошалело обратился он Виюн.

Она лишь прикрыла глаза с выражением крайней усталости.

— Вы и сами уже за этим приходили за мной к Скворечнику, разве нет? — сдержанно осведомилась Сирин.

— Я?! Да стал бы я связываться, когда у тебя Ярр в покровителях и серп на боку…

Ответ выглядел вполне искренним, и Сирин потерянно покачала головой.

— Если Гамаюн и вещала подобное, то, уверен, речь шла об уже почившей птице Сирин, не о Незваной, — с нажимом сказал Ярр. — Потому что других вариантов нет.

— Ну тогда, может, перейдём наконец к более приятному событию? — Городничий потёр лицо, словно желая смыть с себя всю неловкость ситуации. — Свадьбе! — Он озарил физиономию лучезарной, как он полагал, улыбкой. На деле вышел страдальческий оскал. — Невеста ждёт!

Ярр не ощущал холода. Но даже он сейчас чувствовал лёгкий озноб надвигающегося Колада. Как в одном из своих бесцветных снов, он сделал шаг к Виюн, готовясь навсегда принять её руку у Городничего. Ведь даже смерть не сможет разлучить их. Может, и венец не так уж важен — проверка на преданность, которую постоянно нужно доказывать царевнам в древних сказаниях.

Но Виюн не сделала и движения навстречу.

— Кое-чего не хватает, — обронила она и провела рукой по потускневшим волосам. И Ярр вдруг понял, почему она не облачилась в фату. Венец. Всё-таки это главное! Наверное, в нём заключена какая-то нужная ей сила, способная остановить её увядание.

Если бы Ярр обернулся сейчас, он бы заметил, как подобралась Сирин, как распахнулись, а потом сузились её неподвижные до этого глаза. Как она неотрывно держала ладонь на гробе Марены, непроницаемом для взглядов.

— Без венца даже замужество не спасёт меня, — печально произнесла Виюн, и Городничий громко застонал и прижал к лицу ладони.

— Что тебе, трудно было достать этот аспидов венец?! — накинулся он на Ярра. — А ещё Хранитель! Я вот в своё время его у Беса отбил! — Он схватился было за горло, но, прокашлявшись, туго заговорил: — Да, я теперь всё помню и всё могу сказать! — зло погрозил он кулаком в сторону Моста и таящейся за ним Яви. — Кончилось время Печатей!

В другой момент Ярр бы обязательно выспросил у всегда боязливого Городничего, как тот “отбил” столь ценную вещь у Беса, которого всегда уважительно избегал. Но сейчас время горело, как бикфордов шнур, опущенный в Огненную реку. Стыд и позор теперь срываться с места и нестись на поклон к Бесу с собственной свадьбы — лучше бы голову забыл. Но стыд и позор пережить очень легко, если и так бесчувствен, как ледяной хрусталь. Ярр вскинул глаза к небу — сердцевина вышнего Зимнего креста пригвоздила к месту чувством безвозвратно ушедшего времени.

И вдруг рядом вскрикнула Сирин, отдёрнула руку от гроба, будто он в одно мгновение вскипел, и прижала пальцы к виску. И у Ярра огнисто кольнуло в груди. А гроб сам собой медленно и величаво двинулся на Мост прямо через свадебную арку Городничего, сорвав с неё несколько цветков. Изнутри он наливался ярким свечением, проступали сквозь лёд очертания стройного тела, капли срывались с граней, как слёзы, и, как слеза, он становился прозрачнее с каждым тревожным биением сердца. Даже гул пламени притих в благоговении.

Ярр резко качнул головой, чтобы стряхнуть оцепенение от этой беззвучной картины, и в три прыжка настиг гроб, обогнув арку. Но Виюн всё равно оказалась быстрее, сила мгновенного перемещения вернулась к ней. Длинные ногти остро царапнули лёд, расширились тёмные глаза, вобрав в себя сияние хрусталя. Она тоже увидела.

— Венец! — выдохнула Виюн. — Он внутри! Но как… — Она перевела взгляд на Сирин и незаметно для глаза метнулась к ней.

Городничий грузно догнал гроб, наплевав, что ступает на Мост, и поскрёб поверхность.

Виюн же, словно сама испугавшись своего порыва, тяжело дыша, отвернулась от Сирин.

— Пожалуйста… — протянула она руки к Ярру. — Тебе она не откажет…

— Марена просила сохранить её венец, — быстро сказала Сирин, блестящими глазами глядя то на обезумевшую, то на Ярра. — Возможно, — она указала на Виюн, — именно от неё.

И светлая Хранительница как подкошенная рухнула оземь.

— Нет… — сдавленно прорыдала она. — Мне это нужно больше, чем тебе…

Сирин непонимающе нахмурилась. Городничий же, безнадёжно ковырявший гроб, бросился к Виюн.

— Вот аспиды! — зло брызнув слюной, выкрикнул он то ли Ярру, то ли Сирин в промежутке между тихими ласковыми словами названой дочери. Они переглянулись. Виюн затихла на земле неподвижно.

А Ярр подумал: это он, горе-жених, должен сейчас кинуться к ней с утешениями и уверять, что он обязательно спасёт её. Даже у Сирин борьба отразилась на лице. Но могла ли она умолить Марену вернуть венец? Или они уже — одно?

Ярр всё же сделал шаг к невесте, и тут, нежданная, на гроб опустилась первая снежинка. А потом ещё и ещё. Трудно поверить глазам — над Мостом, под которым бушевало пламя, кружился снег. И хоть грани снежинок переливались медью и золотом, они не таяли, пока падали на гроб.

— Кола-ад… — простонал Городничий, схватившись руками за голову. Своим телом он прикрыл Виюн, будто ей мог навредить — снег.

На плечо Ярру весомо пристроился ворон и, помяв кожу жилета, угнездился “на зимовку”. Никто не хочет быть без опоры в ту ночь, когда нарождается новый Кологод.

Но Сирин шагнула к Мосту — вслед за гробом. Кот бросился ей в ноги и неистово потёрся о колени, чуть не свалив. Сирин присела на корточки и погладила его по голове, прошептала что-то, и он покладисто отошёл. Даже Ветер не мог последовать за хозяйкой. Кот — спутник Ягин. Марена же - это не вечность, а судьба? Сирин оглянулась на Ярра, словно хотела и ему что-то сказать… И промолчала, покачав головой. А ему так отчаянно захотелось удержать её — не для того, чтобы просить о венце… Возможно, последний раз душа Сирин, Незваной, носящей неведомое имя родом из Яви, — неважно! — теплится во взгляде. А кто взглянет этими глазами после? Всю свою жизнь он хотел пробудить Марену. Но точно не так!

Снег повалил гуще. Он слегка припорошил поверхность гроба, накинув на Марену то ли фату, то ли саван. Фигура Сирин истончилась за белой пеленой, и Ярр, не вправе следовать за ней, смотрел на Мост, а не в Навь, где распласталась на земле его невеста. Сейчас он вернётся и будет с ней навечно. Сейчас…

Сирин дошла до гроба, положила на него обе руки. Её склонённый профиль в снежном ореоле осветился холодным сиянием Марены. Снег поглотил звуки, лишь слышно было, как, шипя, срывались с боков гроба капли. Сейчас?..

И вот они одно — блистающий саркофаг и объятая светом девичья фигура. И глазам больно смотреть, но и отвести взгляд невыносимо. И огонь внизу — как тихая вода, лишённая хищных оттенков пламени. И тёмные камни Моста — белые, как в Яви. И небо рассветно бледное, и растушёваны контуры Зимнего креста, зависшего над Мостом… Сейчас!

Но прокатилась в опасной близости от гроба огненная волна, бросив тёплый блик на лицо Сирин, вернула медь волосам. И снежное сияние схлопнулось внутрь хрусталя, так что стало темнее середины самой длинной ночи. Только пронзительные звёзды над головой. Сирин — ещё она, или переход совершился? — приникла к гробу лбом. А потом повернула голову и проговорила своим голосом:

— Она не может. Даже дух её заперт внутри гроба. И всего пламени Огненной реки недостаточно, чтобы растопить его… Но Марена желает встретить свой конец так… Просит лишь столкнуть её вниз. — В голосе Сирин боролись неверие и скорбь.

И, словно напоминая о себе, на Мост плеснула волна. Сирин едва успела отскочить. Но вместо того чтобы сбежать скорее на землю Нави, она зашла с другой стороны и навалилась на гроб, намереваясь вернуться вместе с ним. Он не сдвинулся с места.

— Я не буду исполнять такую волю! — запальчиво выкрикнула Сирин. То ли к Марене она обращалась, то ли ко всей Нави.

Гор хорошо знал того, кто подставлял ему плечо. Цепко оттолкнувшись, ворон взмыл в небо. Изжаренным он быть не желал — Ярр, не думая, бросился на помощь. Иначе Марену и Сирин смоет с Моста ко всем чертям! Огненная река, точно взломав временные оковы, медленно вставала на дыбы.

И снова он вместе с Сирин толкает гроб.

Только теперь в другую сторону и — совершенно безуспешно. Он будто корнями врос в поверхность Моста. В лицо веет почти нестерпимым жаром, ресницы заворачиваются наружу, жилет обжигает сквозь рубашку, как кольчуга… Рядом задыхается Сирин, наверное, ей ещё хуже, но она не уйдёт. А хрусталь Марены неподвижен, только чаще катятся по граням капли. И что-то непередаваемо знакомое в чертах, особенно под венцом…

Но Ярр не успел додумать мысль — все силы уходили на попытки сдвинуть упрямую богиню с Моста. Он не даст ей остаться здесь! Теперь, когда она так близко, так беззащитно обнажено в толще хрусталя её лицо, что кажется: вот-вот дрогнут ресницы и вместе со слезой выйдет из уголка глаза игла — как простая соринка.

Ярр приналёг плечом. В конце концов и он чего-то да стоит, даже если Хранителей Моста не бывает. Бесполезно. Но взгляд упал на оставленные серпом зарубки — они и теперь белёсо выделялись на хрустале.

— Давай попробуем ещё раз вместе! — прокричал он Сирин и взял в руку серп.

Она осторожно высвободила свой из самодельных ножен. Синхронно взметнулись лунно-чёрные лезвия и опустились на хрусталь с лёгким звоном. Но, как и тогда в пещере, серпы Марены не могли причинить вред её тюрьме.

— Проклятье! — Ярр едва успел уклониться он огненного языка, пролетевшего над головой, и со всей силой вонзил острие серпа в лёд.

На миг показалось, что он пошёл трещинами от места удара… Но потом очертания серпа размылись, и Ярр понял, что глядит на него сквозь толщу льда.

— Она забрала его себе! — воскликнула Сирин.

И правда, теперь на груди Марены лежал серп.

— Она могла бы помочь нам изнутри! — в сердцах заметил Ярр. — Надо сберечь хотя бы второй.

И тут каркнул свысока ворон. Но это был не тот двойной грай, о котором они условились с Гором на случай подзабытых змей… Невидимая среди бешеного танца огня и снега, прямо на гроб тяжело приземлилась Алконост.

— Ах! — вскрикнула от неожиданности Сирин, отпрянув. Но тут же воздела руки в мольбе. — Алконост! Помоги нам! Дух Марены не смог вырваться на свободу, но её нужно спасти от неё самой! Должен быть другой путь!.. Пожалуйста!!!

Алконост изогнула шею под немыслимым углом, чтобы приблизить получеловеческое лицо с пылающими золотом глазами к самому лицу Сирин.

— Значит, ты не стала вместилищем духа Марены, голубка? — вкрадчиво спросила она.

— Нет…

— Си-ирин… — сладко проворковала птицедева и расправила во всю ширь ослепительно застывшие крылья. — Год ты носила это имя…

Река молвит — раз.

Она слегка покачнулась всем телом. Золотым мёдом сочился знакомый шёпот.

— Я спасала тебе жизнь.

Река молвит — два.

Сирин зачарованно внимала.

— А теперь время вернуть имя.

Река молвит — три!

— Сирин! — предостерегающе закричал Ярр, но слишком поздно взметнувшаяся рука схватила лишь воздух.

Алконост молниеносно сделала подсечку крылом — сильный удар по плечам сбил Сирин с ног, и она покатилась к краю, туда, в огненную пропасть, куда Алконост не дала её сбросить столько раз… Чтобы сбросить самой.

— Нет!..

Слова вышибло из груди вместе с воздухом, когда Ярр грохнулся на камни, чтобы попытаться поймать ускользающую руку Сирин.

Снег безмолвно и величаво не таял на волосах.