Подобная Сильмариллу (гет)

Совесть у меня давно была не чиста, но такой груз, как чувство вины из-за разрушения целого города, я не готова была принять, поэтому старалась как можно меньше думать о Гондолине. Старалась, но как это могло получиться, когда весь Ангбанд гудел, как растревоженный пчелиный улей? А потом, когда все ушли, я осталась наедине с собой, и плохие мысли возвращались ко мне днем, а кошмарные сны — ночью.

Маэглин продался. Велика в нем была тьма, если он согласился предать свой город ради того, чтобы впоследствии править им. Наверное, он хуже, чем я. Или нет никого хуже меня? А Идриль? Маэглину обещали, что она полюбит его и станет его женой. Я знала, что такое невозможно. В лучшем случае, это будет темная магическая страсть, как у Келегорма к Лютиэн. Да и то если Мелькор соизволит, что было маловероятно. Я, в отличие от Маэглина, теперь понимала, что править ему суждено остовами сгоревших дворцов с одержимой тенью, лишь издали похожей на его бессменную прекрасную возлюбленную. И это в лучшем случае. От этого становилось еще хуже — другого выхода не было, но я была виновата в падении целого города! Я перестала себя убеждать, что убьют лишь короля, когда увидела армию, вышедшую на Гондолин.

— Не бери в голову, — сказал Гортхаур про Маэглина. — Он бы все равно все рассказал.

Может, он и хотел меня утешить, но скорее ему нужно было увеличить свои заслуги перед Мелькором.

С горестным стоном я опустила голову на руки и снова разрыдалась. Армия ушла вчера. Такой скорби я не чувствовала с тех пор, как узнала о падении и разрушении Нарготронда, города своей беспечной юности, около пятнадцати лет назад. Только тогда я и узнала, что мой любимый брат Финрод, оказывается, был мертв, а я об этом и не догадывалась! Гортхаур сказал, что Фелагунд был жив, когда мы покинули Остров Оборотней, но тень подозрения на мгновение коснулась моего сердца. Но только на мгновение. Брат мог погибнуть и позже. А в разрушении Нарготронда, как мне сказали, во многом была виновата человеческая гордыня. Мерзкие люди! Сначала Берен, теперь этот Турин, чей отец так долго сидел у нас на башне. Как бы то ни было, моими слугами все также оставались люди, но все потому, что эльфов-рабов я боялась куда сильнее. Боялась их взглядов.

Темный Вала был счастлив, как никогда ранее. Он без конца любовался на карту, на которой был жирно отмечен Гондолин, лично следил за всеми приготовлениями и смягчился ко всем своим приближенным, что добавляло мало радости в мою печальную жизнь.

— Это будет грандиозное зрелище, девочка, — как-то сказал Мелькор и потрепал меня по щеке. Я кивнула и натянуто улыбнулась, не сомневаясь в том, какие зрелища он любит. — Ты славно потрудилась, Сильмариэн. Толку от тебя становится больше с каждым веком. Хорошо я тебя научил!

— Благодарю вас, — поклонилась я. А что, если он действительно прав?..

Гортхаур злился от того, что командовать осадой города Мелькор поручил балрогу Готмогу. Такая честь для старого соперника была для Темного Майа словно плевок в лицо, и в этом я его понимала. Это мы узнали у Маэглина всю информацию, а слава доставалась не Гортхауру, а Готмогу! Надо сказать, их противостояние во всем усилилось и почти дошло до абсурда. Как глупые мальчишки, балрог и Майа делили сферы влияния во всех сторонах жизни Ангбанда и пытались добиться большей благосклонности господина, который прекрасно все видел и не мешал им соревноваться. Я лишь пожимала плечами и слегка опасалась, что когда-нибудь они друг друга отправят во Мрак или к Намо.

Я не хотела, чтобы Гортхаур уходил на войну, хотя наши отношения и испортились после всей истории с Маэглином. Темный Майа не понимал, что для меня значил мой плохой поступок, и насколько я презирала себя. Если он и чувствовал подобное когда-то, то уже давно забыл, каково это. Он, также как и Мелькор, был поглощен подготовкой к войне, и я видела его не часто, все же он был очень занят. Мне снова приходилось описывать какие-то эпизоды из истории Ангбанда. Внешне с тех времен, когда я только появилась в здесь, ничего не изменилось, но мне казалось, что изменилось все и прежде всего я сама. Я становилась настоящей частью этого мрачного места.

И вот теперь все ушли. В огромном замке осталась лишь небольшая армия орков и людей, впрочем, достаточная для обороны в случае опасности, слуги, Мелькор и я.

Мелькор, бывало, вызывал меня к себе и говорил со мной. Я была в фаворе в то время, но все равно мне приходилось уговаривать себя не дрожать от страха в присутствии Темного Валы, слушать его речи и разумно отвечать на них. Когда-то давно это не составляло для меня труда, я даже могла немного поспорить с Мелькором, но он стал намного суровее после всей этой истории с пропавшим Сильмариллом, хотя больше и не сожалел о нем. Теперь я старалась вести себя как можно тише — помнила, что наказание в случае промаха будет ужасным.

— Скоро все это закончится, девочка, — однажды сказал мне Мелькор.

— Конечно, Владыка, — вежливо ответила я. — Скоро Гондолин падет.

— Не это, — Темный Вала раздраженно поморщился, и меня на мгновение пробрала дрожь. — Не только Гондолин. Вся война скоро закончится, я это чувствую. И не ври, что ты желаешь моей абсолютной победы. Точнее, желаешь, но только потому, что мы плывем на одном корабле. Так, Сильмариэн?

— Я желаю вашей безоговорочной победы, Владыка.

— Лгунья, — беззлобно констатировал Мелькор. — Но я доволен, что ты на моей стороне, все-таки я тебя слишком хорошо выучил, и теперь незачем тебя убивать. Живи и радуйся, Сильмариэн. Победа совсем близко. Это будет великая победа. Но я чувствую, что скоро случится что-то гораздо более грандиозное, — взгляд Мелькора стал пустым, и казалось, что он обращается скорее к самому себе, нежели ко мне.

— Что? — тихо спросила я.

Мелькор вздрогнул, словно очнувшись от дремоты, и посмотрел на меня.

— То, чему я должен буду противостоять, — он медленно поднялся с кресла, держась за больную ногу. Я поспешно опустила голову, чтобы сдержать свои чувства. Что-то в его тоне напугало меня, но не так, когда я боялась расправы.

Только выйдя из покоев Мелькора, я почувствовала сотрясающую меня крупную дрожь, трясущиеся колени, и одинокая слеза потекла по моей левой щеке. Из горла вырвался какой-то странный хрип.

Я поднялась на одну из башен и взглянула на плац, по которому пинало камень несколько орков из охраны. Слезы стояли у меня в глазах. Нечем было дышать, и я, не сумев справиться с множеством мелким пуговиц, рванула ворот. Маленькие жемчужины полетели вниз, и я проводила их взглядом. Как бы ни упасть за ними следом!

Слова Мелькора напугали меня потому, что я тоже что-то ощущала. За сотни лет я привыкла к существованию в Ангбанде, но в последнее время меня все чаще преследовало чувство, что жизнь, которую я знала эти долгие века, уже заканчивается. Конечно, это было необоснованно, ведь Мелькор торжествовал — Нарготронд пал, Дориат разграбили, Гондолин доживал последние дни. И сегодня в словах Темного Валы я почувствовала то, чего боялась сама. Может, он чувствовал, что война закончится не в его пользу, и воздаяние будет ужасным? Такое я точно не решилась бы спросить — не хотелось, чтобы от меня осталась лишь горстка пепла. А что тогда будет со мной? Меня будут ненавидеть не меньше падшего Валы. А Гортхаур? Я стерла слезу. Надо сделать все, чтобы Ангбанд выиграл эту войну!

А что, если война ни при чем, и только я скоро умру? Я вздрогнула и поспешила к себе. Необходимо было отвлечься. Только не к Намо, только не к отцу... Ниенна была права — жизнь моя не была простой, но терять я ее не хочу. Нет, я еще повоюю против всего, что встанет на пути!

Я быстро зашла в свою комнату, распустила волосы, сняла платье и, накинув ночную рубашку и пеньюар, села перед зеркалом. Вид у меня был так себе.

— Ниниэль! — позвала я служанку.

Девушку, конечно же, так не звали, но я называла ее Плачущей из-за огромных светло-голубых глаз, которые почти при любом освещении казались водянистыми. В сочетании с высоким лбом и почти белыми волосами, взгляд придавал ей вечно опечаленный вид. Да и история Турина меня, надо признаться, впечатлила.

— Зашей ворот, — показала я на платье, когда Ниниэль пришла.

— Да, госпожа.

Изображение в зеркале дрогнуло. Я приложила к лицу ладони. Щеки горели. Кажется, ты сходишь с ума.

— Но сначала принеси мне поесть, — я резко поднялась с места. Сколько дней я уже не ела? И не спала дня три или, может, четыре. Усталости не было, и кусок не лез в горло.

Ниниэль поклонилась и ушла, оставив меня нервно мерить комнату шагами. К счастью, еда прибыла быстро, и я принялась крошить куски хлеба, пока не учуяла странный запах. У меня, как и у большинства эльфов, всегда было чуткое обоняние, и мне показалось, что пахнет деревом, лесом. Окно было закрыто. Я поднесла кусок мяса ко рту и запах усилился. Он не был неприятным, но был очень странным. Что это? Какой-то новый способ готовки? Рот наполнился кислой слюной. Мясо, пахнущее деревом? Или?.. Я подскочила на стуле. Неужели меня решили отравить? Меня учили разбираться в ядах. Я отодвинула тарелку от себя и отчего-то засмеялась. Действительно, я была очень легкой мишенью, пока была одна и сходила с ума от страха!

— Соберись, — тихо произнесла я вслух. — Нужно мыслить ясно.

— Ниниэль! — позвала я, вернувшись за стол. — Эй, Ниниэль!

Служанка зашла в комнату.

— Присядь, — ласково улыбнувшись, сказала я.

— Я еще не закончила чинить ваше платье, миледи, — тихо пробормотала Ниниэль.

— Потом, — покачала я головой. — Раздели со мной трапезу.

— Я не смею, — служанка подняла на меня свои бесцветные глаза, но села.

— Ешь, — сказала я с улыбкой, но твердо, подтолкнув к ней поднос.

Служанка взяла кусок хлеба и разломила его.

— Ешь мясо, — добавила я, и я заметила, что в глазах Ниниэль промелькнул страх. Я не ошиблась, и это крайне разозлило меня. Это яд, если бы это была приправа, она бы ела! Это я ей приказала, значит она должна сделать все, как нужно мне! Как можно возражать кому-то, кто стоит так близко к вершине мире?

Девушка взяла кусок мяса и поднесла его ко рту. Очень медленно, рука ее дрожала. Не выдержав этого фарса, я мигом побежала к служанке и схватила ее за волосы. Я была настолько зла, что даже не стала применять магию, да и было бы к кому!

— Отравить меня решила, гадина! — закричала я и со всей силой ударила лицо Ниниэль об стол. На белой скатерти появились красные брызги крови, и я услышала крик. Я ударила еще раз и за волосы вытащила служанку из-за стола, в другой руке держа кусок мяса.

— Это не я! — вскричала Ниниэль, держась за разбитое лицо.

— А кто? Повар?

— Нет! Это…

Я резко оттолкнула девчонку, и она упала, ударившись об стол, и заревела. Я медленно подошла к ней.

— Кто? Немедленно говори! Спрашиваю по-хорошему в последний раз!

— Это… это… господин Готмог! Прошу вас, госпожа, я не хотела…

— Ах ты, продажная тварь! Балрогова подстилка! — я размахнулась и дала ей пощечину. Готмог! Конечно же! Даже если Гортхаур вернется назад с победой и превзойдет балрога, тот все равно нанесет ему удар. А сейчас Готмог в безопасности — Гортхаур ничего бы не узнал, а Мелькор слишком далеко...

Меня потянули за ночную рубашку, и я увидела молящий взгляд стоящей на коленях Ниниэль. В ее глазах было столько страха! В моей душе поднялась волна отвращения, и, наверное, я поняла, что испытывают Мелькор и Гортхаур наедине со своими жертвами в самых темных глубинах Ангбанда.

— Прошу вас, миледи, — прошептала Ниниэль, вцепившись в меня. — Меня заставили. Он сказал, что так надо, — и она осеклась, глотая слезы.

Ее нельзя было оставлять безнаказанной. В моей руке все еще был холодный отвратительный кусок ядовитого мяса. Она хотела меня убить.

— Ешь, — повинуясь какому-то темному наитию, сказала я.

— Пожалуйста!.. — застонала Ниниэль.

— Ешь! — закричала я и схватила служанку за лицо, надавив ей на щеки. Рот открылся, и я запихала в него полкуска и с силой дернула. Я держала ее за волосы, пока она не проглотила. Сначала она тряслась, а потом словно одеревенела и стала намного тяжелее.

Я отпустила ее волосы, и она со стуком упала на пол. Огромные голубые глаза Ниниэль без выражения смотрели в потолок. Она была мертва. Совсем мертва…

Я закричала, только сейчас осознав, что случилось. Красная пелена ярости спала с глаз, и я поняла, что я натворила. Я убила человека. Сползая по стене, я сдерживала крики и, не мигая, смотрела на мертвое тело в своей столовой.

Не знаю, сколько я так сидела, но нужно было брать себя в руки. Я принялась считать свои вдохи. Меня пытались отравить, и я убила человека. Нет, не так. Балрог Готмог пытался меня отравить, подкупив мою служанку, и я отравила ее в припадке ярости. Так лучше. Надо идти к Мелькору. Конечно, к Мелькору просто так не придешь в гости, истерично расхохоталась я, нужно ждать, пока он сам позовет. Но при нынешней ситуации... Даже если Вала накажет и меня, за то, что я нарушила его покой, надо сказать сразу. Кажется, я начала соображать.

Быстро смыв с рук кровь и надев первое попавшееся платье вместо ночной одежды, я вышла из своих покоев и увидела четырех людей, толкавшихся под дверью. Видимо, их привлекли крики. Увидев меня, они тут же замолчали.

— Пошли вон отсюда! — рявкнула я, нечаянно толкнув одного, и они мигом исчезли.

Подойдя к двери Мелькора, я нерешительно постучалась.

— Входи, девочка, — я толкнула дверь, и удивилась тому, что она была незакрыта, как обычно. Меня как будто ждали.

Мелькор смотрел в окно, но когда я зашла, он перевел взгляд на меня.

— Зачем же ты пришла, Сильмариэн?

Я закрыла глаза и выпалила на одном дыхании:

— Балрог Готмог пытался меня отравить, подкупив мою служанку, и я отравила ее в припадке ярости. Меня пытались убить, — я замерла, не открывая глаз, ожидая ответа Темного Валы.

Я услышала смешок, скрип кресла, холодные пальцы коснулись моего подбородка и исчезли.

— Это не Готмог, Сильмариэн. Это я.

Мои глаза резко распахнулись.

— Что? — я ожидала чего угодно, только не такого ответа. — Зачем? Вы пытались меня убить?

Мелькор рассмеялся.

— Вовсе нет. Просто пора было тебя взбодрить. Ты слишком уж бесполезна и грустна после Маэглина. Ходишь целыми днями и дуешься. А тут такой задор, такой боевой феаноровский дух! Я решил тебя проверить, чтобы узнать, не растеряла ли ты всего этого, и я в тебе не ошибся. Я впечатлен тем, что ты наконец это сделала, Сильмариэн!

— Значит, я убила Ниниэль, потому что... — мне хотелось схватиться за голову и закричать. Мир закружился перед глазами. Как бы ни упасть при Мелькоре в обморок.

— Служанку? Она выполняла мой приказ. Когда вернешься к себе, ее уже не будет. Не горюй, тебе пришлют новую. Поздравляю с первой жертвой!

— Значит, — каждое слово давалось мне с трудом, — это была всего лишь проверка?

— Именно, — ответил Мелькор. — Мне было скучно, как и тебе. Это все. Я доволен, что ты ее не просто отшлепала. Иди к себе и отдохни, девочка. И не беспокойся, ты бы не отравилась, даже если бы ничего не заметила. Если только совсем чуть-чуть.

Я отвернулась, стараясь не разрыдаться и не давать лишнего повода для насмешек.

— Яд называется эльфийский удар, — остановил меня уже на пороге голос Мелькора. — Забавно, не правда ли?

Вернувшись к себе в идеально убранные покои, я смотрела в огонь и не знала, что думать. Проклятый Моргот? Или проклятая я?