Мост в рассвет (джен)

Он успел. Сирин, покачиваясь, висела над прожорливой бездной — в сердце ужас, на губах — оборвавшийся крик. Алконост с силой взлетела с гроба и зависла над ней, рискуя опалить крылья. Глаза пылали одержимостью. Едва живая, Сирин всё же слегка повернула голову и выдавила:

— Зачем… Алконост?

— Ничего личного, голубушка. Я к тебе привязалась, если тебя это утешит, — пророкотала птицедева. — Но радость не существует без печали.

— Сирин? — прошептала Незваная. Всё встало на свои места. Давно бы встало, если бы она не предпочитала верить.

— Сирин, — вздохнула Алконост. — Мы две части одного целого. Так что не обессудь…

Горячий ветер хлестнул волосами по лицу —

Алконост отвела могучее крыло, чтобы разорвать некрепкое сплетение пальцев Ярра и Сирин и отправить её вслед за своей сестрой.

— Я говорю тебе: остановись, — прогремел над головой голос Ярра, тот самый, властный и древний, которого слушались горожане и даже Алконост.

И она замерла на миг. Но потом судорожно встряхнулась всем телом.

— Он слишком слаб… — хрипло, с усилием выговорила она. — А с ним и ты.

Сирин ясно видела перед собой лицо Ярра. Досада, гнев, разочарование… Но он стиснул зубы и перехватил вторую руку Сирин, не распыляясь больше на ненадёжный голос. В ночных глазах неистово резвились огненные блики. И Сирин даже ни о чём не жалела, слишком оглушённая предательством Алконост, чтобы пускать его в душу. Пристанищем духа Марены она готова была стать добровольно — такая судьба. Теперь станет жертвой на алтаре птицедевы Сирин… Разница огромна. Зато Ярр держит её так, что это сейчас — стоит всех серых Навьих дней. Он не поймал её, когда она падала с ясеня в свой второй день в Нави, — а она подспудно ждала именно его, а не Молота. Он не защитил её от волколаков, не пришёл на обещанную встречу… Но теперь его руки на запястьях сжаты так крепко, что нагретые браслеты горячо вгрызаются в кожу.

Всё это пронеслось в её голове за несколько мгновений. Она отчаянно взглянула на Ярра, ногами тщетно пытаясь найти опору. На лбу у него уже собрались капельки пота, и волосы прилипли к вискам. “Он совсем как живой”, — невпопад подумала Сирин.

— Готова? — одними губами шепнул он ей, глядя поверх её головы.

К чему?! Она совершенно не была готова.

Она не видела, что Алконост снова занесла над ней крыло, но медлила. Только услышала тихое “Прости”, оно остудило затылок, холодком пробежало по плечам. Лучше бы уж эта птицедева радости не колебалась… А Ярр, опёршись коленом о землю, вдруг с силой дёрнул Сирин за руки — так, что она подлетела над пропастью и животом упала на край Моста. Перья Алконост, как золотые кинжалы, звонко чиркнули по камням, где только что висела жертва. И в тот же миг Ярр вырвал из ножен Сирин серп. Алконост, как ястреб, хотела накинуться на свою добычу, но серебро и чернь прервали её полёт. Неуловимо для глаза Ярр вскинул и резко опустил серп — и левое крыло Алконост безвольно повисло.

Сирин отползла подальше от края и оглянулась. Из глубокого пореза под крылом птицедевы заструилась кровь. Неровно взмахивая, кренясь на один бок, она неловко опустилась на самую кромку Моста.

— Ты… — прохрипела она с неподдельным изумлением. — Ты ранил меня? — Алконост сменила крылья на руки и тронула правой рукой раненую левую, посмотрела на окрасившиеся пальцы. Но пропала из глаз дикая золотая одержимость.

Ярр смолчал — уж точно не рад, что так вышло. Да и вопрос не требовал ответа. Сирин поспешно поднялась на ноги и встала рядом, стараясь не дрожать и не прятаться за чужую спину. Хотя очень хотелось.

— Ну, по крайней мере, я сделала всё, что смогла. На вас обоих мои песни не действуют, а здесь не пошепчешь. — Алконост экспрессивно всплеснула руками и ту же скорчилась от боли. — А ты молодец, — обратилась она к Ярру. — Как меня уел! Я тебя даже зауважала. Давайте сойдём на бренную землю и спокойно покалякаем.

И, не дожидаясь согласия, она повернулась спиной и чинно пошла в сторону Нави. Ярр посмотрел на Сирин — она качнула головой и положила всё ещё подрагивающую ладонь на гроб. Она не могла оставить здесь Марену. Слишком много прочитала того, о чём умолчал её глас… Марена ведь наглядно показала, что и сама может сдвинуться с места. Ярр кивнул в ответ. Огненная река утихла, прислушиваясь, присматриваясь… Живая и коварная.

— Поговорим здесь, на Мосту. Не это ли лучшее место для откровений? — чеканно сказал Ярр в спину Алконост.

Та замерла. Обернулась.

— Что ж. Можно и здесь, — взглянула в своей манере, одним глазом. — Каюсь. Сестрин долг прежде всего. — Она так бесхитростно и открыто взглянула на Сирин, что она ощутила болезненное тепло в душе. Ну как Алконост могла?!

— Но неужели птицу Сирин можно вернуть?! — спросил Ярр.

— Есть особые, недоступные простым и непростым смертным пути у вечных птиц, — уклончиво ответила Алконост.

— Ты для этого меня вытащила из лап нежити, усестрила, дала это имя, хранила и защищала… Чтобы принести в жертву, когда понадобится! — Сирин не могла сдержать слёз. Предательство, тёмное и разъедающее, уже процарапало ход в сердце. И очарование прямоты Алконост разлетелось сотней раскалённых брызг. — Для этого отбила у Йагиль…

— Ну, Йагиль хотела примерно того же, — пожала одним плечом Алконост. — И Марена. Забавно, что всем нам понадобилась именно ты. Какая-то точка сосредоточения, а не девица! — хмыкнула она. — Аж незавидно.

— Йагиль хотела меньшего из зол! — горько заметила Сирин. — Если вообще зло…

Вся забота Алконост, все её слова, шутки, утешения вспышками возникали в памяти. И всё, что было хорошего, доброго, весёлого, заливал чёрный яд предательства. И с режущей ясностью вставали другие воспоминания: обещание крыл, зомбирующй шёпот, ночной полёт над Тёмным лесом, визит духа птицы Сирин… Она давно готовилась. И Городничего, похоже, она оклеветала и точно врала насчёт намерений Ярра…

— А что хотела Йагиль? — прервал невесёлые размышления Ярр.

Алконост только махнула рукой. Сирин горестно вздохнула.

— Затишье сейчас закончится, — произнесла Алконост, задумчиво глядя вниз. — Как и всякому приятному разговору приходит конец. Дважды я уже просила у тебя прощения, — Сирин поняла, что птицедева обращается к ней, — и прошу третий и последний раз. Прости, если можешь. — Алконост раскрыла объятия, вновь став крылатой. — У тебя никогда не было второй половинки…

А Сирин вдруг поняла, но никогда не слышала душу Алконост. Не обращала внимания на это… Она непроизвольно подалась навстречу — даже не шаг, а лёгкий наклон корпуса… Ярр предусмотрительно удержал её за руку: не надо. Но трёхметровые крылья уже сомкнулись вокруг плеч Сирин.

— Но если можешь, пойми…

Алконост закрыла глаза, поджала ноги и боком упала с Моста — в пасть Огненной реки. Сирин неистово рванулась — куда там, горячие крылья держали, как клещи. Мелькнуло белое даже теперь лицо Ярра с широко раскрытыми ночными глазами, вытянутая рука… В этот раз он не успел.

Не пронеслась перед взором вся жизнь — но год с лишним в Нави точно. Как много можно было сделать не так, если бы знать заранее и не трусить. Говорят, когда летишь с моста, понимаешь, что все проблемы решаемы. Кроме одной. Ты уже летишь с Моста. Не страх — сожаления о несделанном.

И вдруг Сирин ощутила резкий толчок. Падение прекратилось, повеяло снизу не жаром, а холодом. Она почти ничего не видела средь сияния пламени, крылья Алконост закрыли обзор.

— Ты?! — услышала Сирин изумление в её осипшем голосе. — Но как?!

— Колад, — был краткий ответ ей.

Знакомый голос… Но Сирин привыкла слышать его сломанным, когда он всё же прорывался.

— Йагиль! — выкрикнула она, изо всех сил дёрнувшись, чтобы через промежуток перьев увидеть родное лицо.

Да, это была Йагиль. Она говорила. И она пари́ла над Огненной бездной в обсидианово-чёрной ступе. Той самой… От ступы разошлось кругом холодное марево — словно защитный купол прикрыл Реку. И даже Алконост увязла в нём, как в болоте.

— Уйди, не принуждай меня петь! — со злым отчаянием бросила она. — Ты знаешь, что будет.

— Я знаю, что будет, — со спокойным достоинством согласилась Йагиль. — На смену Большого Кологода вся сила прошлых Ягин со мной.

— Но она не перевоплотилась! — выкрикнула Алконост, всё ещё крепко держа Сирин.

— Значит, сейчас Ягинам особенно важно хранить Мост… Его, — Йагиль взглядом показала вниз, — и его, — вверх.

Сирин почувствовала, как сжались сильные крылья и чуть не вскрикнула. Обе руки оказались крепко притиснуты к груди, и обрывок золотой цепи сам лёг в ладонь. Несмотря на зной, пробежал по ногам холодок от замышляемой жестокости. Но теперь Сирин совершенно не хотела умирать, как бы здесь это ни называлось. И, улучив миг, когда Алконост чуть ослабила хватку, чтобы вдохнуть жаркий воздух, она крепко сжала свободный конец цепи и распрямила руки, целясь под раненое крыло. Она не промахнулась — Алконост хрипло заклокотала от боли и распахнула крылья. Но Йагиль, как будто ждала подобного, стремительно подлетела, поймала Сирин и помогла залезть в ступу.

И тут же начало редеть марево-купол. Огненные волны лизали его снизу, прожигая огромные незарастающие дыры. На плече Йагиль неистово и утробно зарычал Ветер, которого Сирин заметила только сейчас, блеснули жёлтым глаза с вертикальными зрачками. Алконост тяжело взмахнула здоровым крылом… И Сирин безошибочно поняла: птицедева не сможет подняться.

— Йагиль, надо её вытащить!

Она уже почти жалела о всплеске собственного жизнелюбия. Цепь жгла руки, испачканная кровью Алконост. Ведунья молчала, словно давеча её голос прислышался Сирин.

— Йагиль, пожалуйста!!! Ты же можешь!

Сирин вцепилась ей в плечи. Но Йагиль осталась недвижима, только перевела взгляд с Алконост на Сирин.

— Там они встретятся. Наконец. Отпусти вечную птицу…

— Похоже, конец моей сказочке, а? — судорожно взмахнув обоими крылами, посетовала Алконост. — Ну расскажи хоть им… Теперь многое можно. И блюди там! — наказала она Йагиль.

Та кивнула старой подруге, будто никаких счётов между ними не было и быть не могло. Пелена, порождённая ступой, истончилась, огонь зажёг глаза Алконост. И в первый раз услышала Сирин песнь Алконост. В ней смешались печаль и радость, упоение и горесть, страдание и восторг. А потом птицедева опустила веки — погас янтарный пламень. Крылья плотно обняли бока. И в тот же миг Йагиль сильно оттолкнулась помелом от воздуха. Ступа послушно взмыла вверх, а Алконост — каменно — вниз. Вверх летела лишь её затихающая победно-скорбная песнь. И оборвалась резко — вместе с огненным валом.

— Нет… — Сирин ощутила, как по горячим щекам катятся слёзы, боль и вина стянули грудную клетку, как раньше золотые крылья. Кот ткнулся ей лбом в лоб.

— Ты не виновата. — Йагиль будто услышала её терзания. — Бороться за жизнь — это естественно. И за любовь. — Сирин показалось, что ведунья вздохнула. — А она и рада, кажется, освобождению. Трудно было бы поднять обратно птицу Сирин…

— Обратно?! Оттуда возвращаются?! — Сирин схватила Йагиль за руку, а та снова оттолкнулась помелом. Ступа в лихом вертикальном полёте поднялась над Мостом, Сирин даже Ярра не успела толком разглядеть, хотя он всё так же стоял на вершине вместе с хрустальным гробом — приложил руку к глазам, проводив ступу взглядом.

— Огненная река есть врата в Тень, — веско сказала Йагиль, когда они зависли так высоко, что раскалённая лента стала видна из края в край, схваченная узкой перемычкой Моста. Но что там, на той стороне, Сирин разглядеть не могла. Сейчас всё казалось одинаково тёмным. Никакого белого царства Яви нет и в помине.

— Другой путь в Тень — за Лесом, — продолжила Йагиль.

— Алконост носила меня на себе в грозу над Тёмным лесом! Говорила, что в такую пору истончается грань и Тень становится ближе к Нави…

Йагиль кивнула.

— Она искала встречи с Сирин-птицей.

Сирин-Незваная потерянно покачала головой. Взгляд рыскал по окрестностям.

— И где Явь? — спросила она, чтобы отогнать видение золотой птицы, отвесно летящей на погибель, заглушить её предсмертную песнь.

— Тебе не дано видеть Явь, — спокойно ответила Йагиль. — Ты ещё не Ягина.

Сирин заметила тень, пробежавшую по лицу ведуньи. Да, предыдущая их встреча оставила в душе осадок. Но Сирин не таила зла за то, что Йагиль умолчала о подробностях служения неизвестно кому. Всё меркло перед скоропостижной огненной кончиной Алконост…

— А ты видишь Явь? И можешь опуститься на той стороне?

Йагиль кивнула. А потом, словно вспомнив о вновь обретённой возможности говорить, добавила:

— Сегодня да. Только нечего там делать.

— Почему? — быстро спросила Сирин. Значит, именно она видела и помнила Явь истинную?

Йагиль дёрнула плечом — не хочет отвечать.

— Ты теперь не замолкнешь? — перевела тему Сирин.

— Думаю, нет. — Йагиль посмотрела вниз. — И это зловещий знак…

— Почему?

Она не ответила, только качнула головой. И слегка повела рулём-помелом — ступа плавно начала снижение.

— Зачем ты мне всё это показала? — снова спросила Сирин. — Чтобы мне тоже захотелось видеть?

Йагиль лишь вздохнула. И Сирин уже не ждала, что она заговорит — у неё был опыт в молчании, как та обронила:

— Гамаюн предвещала, что мой голос прозвучит от Яви до Тени… И я поднялась так высоко, чтобы видеть и Явь, и Навь, и Тень, на помеле так не подымешься. Но я не могу сказать многого, и не из-за Печатей. Остальное же не стоит того.

Впервые Сирин видела наставницу такой надломленной. Жар усиливался, по мере того как ступа опускалась. И вдруг перед глазами мелькнула серебристо-бесцветная тень, хотя Огненная река всё раскрашивала тёплыми тонами. Йагиль изумлённо дёрнула помело. Рядом со ступой недвижно зависла вещая птица.

Сирин лишь слышала о ней, и много неприятностей принесли ей неясные пророчества — о незваном госте.

— Отвернись, — шикнула Йагиль, и Сирин поспешно отвела взор от юного лица с печатью вечности на челе. Она стала смотреть на кончик крыла с серебряными перьями.

— Гамаюн… — прочистив горло, с трудом выговорила Йагиль. — Алконост, она...

Крыло дрогнуло, и голос-шёпот, голос-гром затёк в уши.

Алконост теперь вместе с Сирин. Как огонь и пепел.

— Я не знаю, что мне делать дальше, — тихо призналась Йагиль.

Слово можно сказать и делом. Твоё слово сказано и будет сказано. Возвращайся.

Только было крыло — а в следующий миг лишь полоска темноты по его форме, постепенно затягивающаяся пламенным светом. Вещая птица исчезла — бесшумно, мгновенно, как и появилась, не одарив Сирин и словом. Не то, чтобы она жаждала ещё больше внимания к своей персоне… Йагиль встряхнулась и толкнула помелом.

— Полетели. Колад ещё не закончен.

* * *

Ступа мягко опустилась рядом с гробом, слегка кренясь из-за изгиба Моста, но всё же незыблемая и надёжная. Йагиль спасла Сирин! Алконост…

Ярр со злившим его бессилием наблюдал за развернувшейся в воздухе драмой — то вниз, то вверх. Алконост последовала за сестрой в Огненную реку — это лишь краем коснулось полубесчувственной души — но Сирин жива! И вернулась Йагиль в полной силе и величии своего рода.

Городничий несколько раз пытался ступить на Мост, намереваясь призвать Ярра к исполнению долга, но перед лицом таких событий топтался у кромки. А Ярр не мог оставить Марену. Слишком легко, слишком многие вдруг начали срываться с Моста.

И вот Сирин выбралась из ступы — глаза в пол-лица, горящие щёки, опалённые волосы, только явья одежда чиста и опрятна, как всегда, — и бросилась навстречу, к нему или к Марене. Одна рука Сирин легла на гроб, вторая — на предплечье Ярра.

— Спасибо, что спас меня! — воскликнула она, блестящими глазами глядя на Ярра. Он заметил, что обрывок цепи исчез с её запястья, будто Алконост забрала с собой все свои чудеса. Остались только металлические браслеты.

Можно ли назвать спасением то, что он поймал протянутую руку невинной жертвы? И всё равно упустил.

— Благодари Йагиль, — только и смог выдавить он, досадуя на свою медлительность в критический момент.

Но Сирин не смутил этот сухой ответ — она лишь понимающе улыбнулась.

Сестра не торопилась покидать ступу, как не спешила вернуться на землю Нави из-под облаков. На её плече горбился кот Сирин, навевая воспоминания о матери.

— Марена не должна здесь находиться, — неодобрительно сказала Йагиль, будто это Ярр затащил гроб на Мост.

— Ты говоришь?! — Сотню лет или больше он не слышал голоса названой сестры.

Йагиль кивнула так обыденно, словно не было этих бесконечных кологодов немоты.

— Сейчас, во время перехода духа Марены, род Ягин отвечает за Мост. Дух остался заперт во гробе, и мы должны позаботиться о ней.

— Так мы и пытались вернуть её на землю Нави, но гроб будто прирос к Мосту! — просветил её Ярр.

Йагиль покачала головой и посмотрела на Сирин.

— Что скажешь? Глас Марены.

— Я? — Сирин явно не ожидала, что её спросят. Но потом прикрыла глаза и тихо проговорила: — Она хочет вниз. Ждала лишь взглянуть на тебя… Без льда. — Голос обречённо прервался.

— Но лёд неуничтожим?! — Ярр стремительным жестом смёл с гроба снег, буравя взглядом смутно виднеющееся белое лицо.

— Ярр! — раздался вдруг с навьего конца Моста, как из другой жизни, праведно возмущённый окрик Городничего. — Ты уже закончил там свои дела? Невеста ждёт, а время нет! Она же погибнет! — Неприкрытая паника добавила визгливых ноток в его голос.

Йагиль, подняв брови, испытующе взглянула на Ярра. Пролетевшая над головами волна окрасила рыжим её бесцветные волосы, и Йагиль вскинула помело — пламенный язык побелел и развеялся холодным туманом, смешавшись со снегом. Сестра обрела не только речь, но и неведомую доселе мощь!

— Это ненадолго, — чуть самодовольно усмехнулась она в ответ на удивлённый взгляд Ярра. — Но пока я могу сдерживать Огненную реку, Марена в безопасности.

— Ярр!!! — возопил Городничий. — Она умирает!!!

Виюн… Несчастная, выжатая, выпитая Навью… Нежная, как цветок. Будто позабытая в череде грозных событий последних минут. Или часов?.. Её нужно спасти — вот кому не поможет больше никто и ничто. Один раз он уже отвернулся от неё и выбрал путь к Марене. Марена ждала сотни лет — Виюн не может больше ждать. И выбор стоит между ещё живыми и уже почти мёртвыми или давно мёртвыми...

Ярр не хотел, но всё же исподлобья взглянул на Сирин.

— Я всегда буду твоим преданным другом, — слабо улыбнулась она. — Иди к ней. А я пойду с Йагиль. — Та удивлённо и недоверчиво хмыкнула. — Только побуду ещё немного с Мареной… Оставьте нас, возможно, я смогу уговорить её… — Дрожь всё же прорвалась в голос Сирин, когда она так низко склонилась над гробом, что волосы скрыли лицо.

— Я послежу за Сирин. И за Мареной. И за Огненной рекой, — пообещала Йагиль, и уголок её рта горько дёрнулся. — Но не воспринимай это как благословение старшей сестры. — Она снова, почти не глядя, отмахнулась от огненной волны помелом, и та распалась искристыми снежинками.

— Ты против того, чтобы я женился на Виюн? — нахмурился Ярр. Не хотелось признавать, но мнение Йагиль всегда было для него ценно. — Почему?

— Я видела её лишь издали. Решать в любом случае тебе. — Она крестила руки на груди, очень напомнив мать, и Ярр понял, что разговор окончен.

А Городничий уже снова расхрабрился и посеменил навстречу Ярру прямо по Мосту, правда, поминутно поглядывая то вниз, то на помело в руках Йагиль. Он взял Ярра под руку и жарко зашептал:

— Да-да, дивную птичку определённо жаль, но была же отличная, удобная и неподсудная возможность сбросить Незваную в Огненную реку! Виюн мне всё рассказала о пророчестве Гамаюн, и не факт, что оно о птице Сирин. Может, за такую жертву и венец бы нам простили… — Кто? — А Незваная она Незваная и есть, Марена, вишь, её отвергла!

Ярр только посмотрел на Городничего — и он сразу стал как будто меньше ростом.

— Ладно, ладно, будем надеяться и так сработает… — пробубнил он.

Виюн смиренно сидела на плоском камне, который давным давно облюбовали все несущие вахту у Моста. Когда Ярр подошёл к ней, она с надеждой подняла голову — ни укора за долгое отсутствие, ни гнева на лице без единой кровинки. Безмолвно он взял её руку и перевернул запястьем вверх. Клеймо Зимнего креста превратилось в сплошное багряное месиво, сломались правильные линии. Времени и правда нет — Навь отторгала чужачку. Как ей, наверное, больно. Но не жалуется, стоически переносит все испытания, которых не должно было быть на её светлом пути… Ярр вдруг припомнил бодрого голубоглазого Сквознячка — вот он, кажется, чувствовал себя прекрасно в компании Косохлёста.

— Я готов. Прости за опоздание.

Виюн развела губы — тенью прежней улыбки. И “долг” съёжился, уступив место острому желанию сделать так, чтобы она не страдала больше. И сияла, как прежде.

Ярр подал ей руку, чтобы помочь подняться, и подвёл к сваянной Городничим арке. А уж как тот был доволен! Сменил мундир на невнятную хламиду жреца. И даже раздобыл какой-то фолиант взамен утерянной записной книжки, дабы всё выглядело честь по чести.

— Мы собрались здесь для того, чтобы сочетать законным браком…

По забытым законам — никто не вступал в брак в Навь-Костре — Ярр сам мог бы проводить эту церемония. Но не сочетать же браком себя самого…

— Пусть Марена да благословит эти узы и никто не молвит слова противу… Властью, данной мне… нарекаю Ярра и Виюн…

— Венец! — Голос, прервавший заунывный обряд. Голос, похожий на пение ветра. Не глас — именно голос.

Сирин была далеко, прямо на середине Моста, но услышали все.

— Венец? — Виюн, бросив руку Ярра, мигом очутилась у подножия Моста.

Ночь Колада забыла о том, что такое рассвет, — у неё был свой пламень. Ясно очертился в огненном ореоле силуэт Сирин. В руках она держала венец Марены.

* * *

Рождение и смерть надежд, пока они с Ярром толкали гроб от пещеры к Мосту. Острая, даже от самой себя нежданная жажда жить, ужас от своего подлого деяния, хлёсткое чувство вины… Скорбь Марены, как собственная, её обречённая решимость. И неизбежность разлуки, несмотря на свои уверения в дружбе… Сирин прижалась ко льду в тщетном стремлении остудить пылающий лоб. Всё лицо горело, обожжённое близостью Реки и не только. Она выжила! Хотя висела буквально на волоске… Запоздалая дрожь поднялась изнутри, и не от холода хрусталя. Ярр спас её, Йагиль спасла её… Пожертвовали вечной птицей ради Незваной… Алконост просто хотела вернуть свою семью — нет больше воли чувствовать себя преданной. Тяжкое рыдание трудно вырвалось из груди, но не принесло облегчения. И тогда Сирин снова услышала глас Марены.

Я видела, как он бился за тебя. Я не хотела отдавать венец ей, но тебе… Возьми его. Пусть же вспомнит. Помоги ему вспомнить.

И с последним отзвуком этих слов в голове венец, смутневшийся в толще льда, возник над грудью Марены. Непослушными пальцами Сирин обхватила его — полыхнули холодным синим острые грани самоцветов. Сорвался крик с губ — венец обжигал ладони, как студёная вода, но и бросить его было невозможно. Она видела… О, она бы предпочла навсегда оставить воспоминания о своём бесславном пребывании в резервуаре с жидкостью по ту сторону Моста. О том, как была живым экспонатом, напоминанием, как должен выглядеть человек… Эталонный объект Sapiens, а сокращённо ЭОС с порядковым номером. Её — 36. Значит, до неё томилась в банке 35-ая, а после заступила юная 37-ая. С четырнадцати и до двадцати девяти лет находились они там. Но до четырнадцати не было свободы, а после не наступала она тем более. Никто не помнил ДО и не знал ПОСЛЕ. Зато знали здесь, в Нави, раз в пятнадцать лет принимая прелестных гостей. По умолчанию прекрасных, потому что сначала их выбирали, а после стали создавать именно такими.

Воспоминания вставали перед глазами, будто наяву. Даже то, что она не должна была помнить по возрасту. Теперь она точно могла бы сказать, что́ находится под правым браслетом.

Девочка-младенец не знает, что ждёт впереди, её занимают мельтешащие перед лицом ручки: вверх-вниз, вверх-вниз. Ни разу не стриженный рыжеватый локон щекочет шею. Хочется, чтобы подошла та тётя со знакомым запахом. Она не родная, девочка чувствует это, но лучше, чем страшные дяди в белых халатах вокруг стола, на который её положили. И самый страшный — с красивым, жутким и каким-то неживым, хоть и подвижным лицом. Все едва дышат при нём.

— Это она, господин…

Тот, с холодным лицом, склоняется над ней, взгляд глаз-хамелеонов ощупывает с головы до пят — хочется заплакать от страха. Лишь на миг он касается тельца — и пронзает чёрной волей, склизкими, как мириады змей, мыслями. Младенческий крик застывает в горле.

— Она не похожа.

— Мало живой крови, — боязливо оправдывается самый высокий из белых халатов. — Но дар должен был передаться, в какой-то мере… Вы понимаете, ничто не сравнится с истинным родством…

— Что ж, увидим. А пока пусть послужит очередной жертвой Марене. — В ледяном голосе скрыта злобная насмешка. — Заморозьте до срока.

— Она похожа… — шепчет, не отрывая от малышки глаз, белокурая девочка-подросток, такая красивая, что могла бы стать ЭОС через год-другой. Она выглядывает из-за локтя “господина”, и тот одним движением глаз приказывает ей удалиться. — Слишком похожа… — слышен затихающий шелест.

Девочка живёт тихо и размеренно, счастливо забыв, что было в младенчестве и в течение выпавших из жизни лет. И не подозревает, что так живут не все девочки в мире. Что другие не чувствуют через прикосновение душу. Что им не положено в четырнадцать начать дышать напитанной кислородом жидкостью. Парадоксально, но только там, в почти полной изоляции, она постепенно начинает узнавать настоящий мир. У неё появляется друг — впервые в жизни. Тот, кто обслуживает её капсулу, тонизирует мышцы, включает и отключает свет, проверяет датчики… А ещё носит ей инфокниги, которых нет в её системе, и много-много разговаривает, рассказывая о мире. От него она узнаёт всё. Он защищает её от слишком наглых посетителей, он смешит и утешает её. С ним так тепло и спокойно… Ей кажется, что он и есть весь её мир. Не стань его — она сойдёт с ума. Наверное, это и есть любовь.

И однажды он не отвечает на зов. Видна тёмная макушка на краю пульта… Что с ним?! Сердце разгоняется так, что сходит с ума не она, а датчики пульса.

А ещё через несколько минут с хлюпаньем вытекает вода, и она, дрожащая, мокрая, обнимает себя руками. Неужели пришёл её срок?! Но ей ещё нет двадцати девяти… Высокая, непохожая на других женщина с жёстким волевым лицом рваными рывками устремляется к резервуару. В руках у неё что-то блестит… Клинок? Открывается вход, падает на пол отключённый наручник. Женщина металлической хваткой сжимает её запястье. В полуатрофированных мышцах нет сил для сопротивления. Лезвие взрезает не знавшую солнца кожу, рука немеет… Почти отлетает сознание, в глазах темно, как в середине ночного цикла. А потом вдруг становится горячо и ясно. Жар разливается от запястья до предплечья, к плечу, растекается в груди, стремится к голове, горлу. Это даже приятно, только в висок колет иголочка боли, как досадная заноза.

И пока головокружение ещё туманит взор, она чувствует, как вновь захлопываются на запястьях браслеты. Жидкость, шипя, поднимается по щиколотку, колени, бёдра… И впервые нет смирения, чтобы вдохнуть её и стать аморфным экспонатом. Едва заметную ниточку крови из-под наручника втягивают безотказно работающие фильтры. А странной женщины — простыл и след.

Через полчаса темноволосая макушка вздрагивает, и её друг подбегает к ней.

— Всё нормально? Какой-то дикий сон на рабочем месте…

Она улыбается и кивает. Она и сама не знает, что случилось. Но теперь у неё тоже есть шрам. И секрет.

* * *

Сирин ощутила рывок — венец попытались выдернуть из её рук, но он словно прирос к ладоням. Картины прошлого побледнели, и сквозь них проступило красивое, но опостылевшее лицо. Бедная, умирающая Виюн! Она пыталась завладеть венцом! А несколько судорожных секунд спустя на Мосту оказался и Ярр.

— Что ты делаешь?! — воскликнул он, точно не верил глазам своим.

Виюн ответила вполне яростным взглядом, обронив маску благопристойности.

Сирин быстро огляделась, чтобы понять, долго ли её сознание блуждало в прошлом. Саркофаг по-прежнему громоздился на Мосту. Йагиль с Ветром снялись с места и летали кругами, остужая Реку — огненные языки поднимались всё выше, всё смелее, всё ближе подкатывали к гробу Марены, и помело уже с трудом обращало их в снег. Только силами Йагиль и её рода они все до сих пор ещё стоят на вершине Моста неизжаренными.

И тут, улучив момент, их нагнал Городничий в дымящейся хламиде.

— Властью, данной мне!.. — прохрипел он упрямо, задыхаясь от жара и бега. — Пусть Марена! Да благословит эти узы! И никто не молвит слова супротив!.. — Он даже не гневно, а умоляюще взглянул на Сирин, словно просил её не молвить такого слова. — Нарекаю Ярра и Виюн…

Виюн пристально вгляделась в бушующие волны Реки, будто ожидая чего-то и самовольно опустила ладонь на венец, правда, не пытаясь больше отнять его у Сирин. И тут же её лицо исказила судорога. Что увидела Виюн?..

— Будем считать, что жених, невеста и венец собраны, — процедила она. — И даже подружка невесты, — прищурилась на Сирин. — И что же вы замолчали, батюшка? — сладко обратилась она к красному как рак Городничему.

— Кх-кх-гхм! — прочистил горло тот.

— Сойдём с Моста. — Ярр крепко взял Виюн под локоть.

— Зачем же? — расхохоталась она, и от смеха этого веяло безумием. — Это должно случиться именно здесь и именно сегодня!

Она вырвала руку и прижала сложенные указательный и средний пальцы к губам, а после спиральным вращением кисти опустила до талии — словно ленту размотала.

— …и не молвит никто слова супротиву… — как заведённый, бубнил Городничий.

И вдруг раздался другой голос, звонкий и чистый, даже сквозь треск помех. Сквознячок?.. Над городом, пустошью и Мостом разнёсся он, как ледяной вихрь.

— Не верьте Хранительнице! Виюн — дочь Аспида!