Чаша Жизни (джен)

После истории с зеркалом мы отходили несколько месяцев, однако так и не поняли, как оказались внутри него. Но факт оставался фактом — три дня подряд, хоть ненадолго, но мы были рядом с сыном.

— Может, магия зеркала намного сильнее, чем думает Дамблдор? — задавалась вопросами Лили, шагая из угла в угол по комнате. — С другой стороны, еще никогда ничего подобного не было. Хотя откуда нам знать. Но ведь это зеркало желаний! Значит, Гарри хотел не просто увидеть нас, а быть рядом с нами. Поэтому так и вышло!

— Все равно как-то странно, — задумчиво протянул я. — Никакая магия не способна оживить мертвых.

— Но ведь мы и не ожили!

— Да, но я уверен, что зеркало само по себе не может перенести людей из одного мира в другой. Дело не просто в желании. Это невозможно! Тут что-то другое. Заклинание, не знаю... Только вот чье?

Лили перестала ходить по комнате и села рядом со мной.

— Может, того же, кто отправил нас сюда? — серьезно спросила она.

— Что ты имеешь...

— Ну ведь правда, Джеймс! Мы умерли, но мы не на том свете, где находятся все остальные погибшие. Иначе почему здесь нет никого, кроме нас? Я ни в одной книге ни разу не читала ни о чем подобном. Единственное, что мне приходит в голову...

— Что же? — нетерпеливо спросил я.

— Мы не можем уйти по-настоящему, потому что нас что-то держит. И это что-то — наш сын. Чаша — лишнее тому подтверждение.

— Но я тоже нигде не читал о подобном явлении. Хотя... Оно и логично — призраки никогда не рассказывают, что происходит после смерти. Может, случившееся с нами вовсе не редкость? Откуда живым знать, куда попадают люди после смерти? Всегда догадки, и не более. Может, наша ситуация — типичная для всех, и дело не в том, что нас держит неизвестная магия?

— И у каждого своя персональная реальность? — скептически изогнула бровь Лили. — Ведь здесь абсолютно точно отражаются места, в которых мы были счастливы больше всего. Нет, на всех неба не хватит.

— Откуда ты знаешь, что мы на небе? — усмехнулся я.

Лили закатила глаза.

— М-да. Только с нами могло такое произойти — умереть и не понять, что с тобой происходит. Разве что...

— Что?

Лили вдруг снова соскочила с дивана и вперилась в меня загоревшимся взглядом.

— В зеркале же были не только мы! Но и мама, и папа, и даже бабушка... Твои и мои!

До меня сразу дошло, что она имеет в виду, и я мигом оказался возле чаши.

— Юфимия и Флимонт Поттер! — воскликнул я и уже предвкушал, что сейчас наконец-то увижу родителей, и они все нам объяснят, но ничего не произошло. Только Гарри, мокрый и грязный, шел с тренировки по квиддичу.

Я обессиленно рухнул обратно на диван. Лили подошла ко мне и ласково взяла за руку.

— Не переживай, мы во всем разберемся... Вот увидишь.

* * *

Огромная черная собака лежала в углу темной камеры, положив морду на лапы и тоскливо глядя в пустоту. Открылась дверь, и в темнице появилось леденящее кровь существо в длинной мантии, из которой высовывались руки (за неимением более подходящего слова), полностью покрытые гнойными струпьями, с подносом, на котором стояла грязная тарелка с каким-то мерзким варевом. Существо с ужасающим звуком втянуло в себя воздух и положило поднос на пол. Собака не обратила на него никакого внимания.

Я видел, что Сириус не ест уже несколько дней. Рядом стояло еще несколько тарелок. Похоже, ему было так плохо, что больше не было сил находиться в человеческом обличье.

Смотреть на это было невыносимо... Если бы я мог хоть чем-нибудь ему помочь!

— Сириус, — жалобно прошептал я, склонившись над чашей так низко, словно надеялся, что сейчас провалюсь внутрь и окажусь рядом с ним. — Не сдавайся! Ну же, Бродяга, ты же всегда был сильным! Самым сильным из нас.

Но он продолжал лежать, и мне казалось, что у него уже просто нет сил подняться.

— Сириус... Ты не можешь просто так умереть! Кто же тогда расскажет всем правду? — у меня разрывалось сердце. — Сириус, Блэк... Ну поешь уже хоть чуть-чуть! Ты не имеешь права сдаваться, кто-то должен исправить ошибку!

Я не знаю, что нашло на меня, но я просто не мог прекратить шептать, как будто надеялся, что он меня услышит.

— Ты не можешь уйти! Ты должен рассказать все Гарри. Обо мне, о Лили... О том, как мы его любили и ждали. И о Хвосте, наконец.

И тут Бродяга наконец-то проявил хоть какой-то признак жизни. Он вдруг приподнял голову и настороженно посмотрел по сторонам.

Неужели слышит? Или это что-то другое?

— Сириус! Это я, Джеймс!

Бамс! И вместо собаки в темнице появился изможденный узник. Если бы я не знал, что это Блэк, я ни за что бы его не узнал. Он ошарашенно огляделся по сторонам и вдруг с трудом произнес:

— Джеймс?

Я ощутил дикий восторг — казалось, что он сейчас разорвет меня изнутри. Слышит! Он меня слышит!

— Я здесь, Бродяга! — вне себя закричал я. — Я вижу тебя, я тебя вижу! Не смей сдаваться, ты слышишь? Не смей!

Но вместо того, чтобы обрадоваться моему голосу и ответить, Сириус затравленно посмотрел на потолок, а потом схватился за голову руками и рухнул на пол.

— Схожу с ума... Сумасшествие... — услышал я бормотание. — Этот голос... Невозможно...

Я в ужасе отпрянул от чаши. Что я наделал! Хотел приободрить, а вместо этого!

В тот вечер Лили нашла меня, скрючившегося на полу возле чаши, и даже при ней я не смог взять себя в руки и прекратить этот дурацкий потоп, который я устроил... Но она не удивилась и не засмеялась. Только заглянула в этот проклятый сосуд, а потом села рядом со мной и тоже начала плакать.

* * *

Гарри жил полной жизнью. За пять минут поймал снитч (чем я очень гордился), спас милого норвежского горбатого дракончика, потеряв при этом пятьдесят баллов и став всеобщим изгоем (это меня огорчило — нужно быть осторожнее, когда нарушаешь школьные правила), побывал в Запретном лесу и столкнулся там с пьющим кровь единорога Квиреллом (слава Мерлину, появился Флоренц!), решил, что это Снейп (я бы на его месте тоже так подумал), вернул свою мантию-невидимку (спасибо, Дамблдор, ведь это семейная реликвия) и сдал экзамены.

— Я была уверена, что он все провалит! — облегченно вздохнула Лили, когда Гарри выходил из кабинета истории магии. — Ведь он все время думает только о философском камне и Снейпе!

— Вылитый я, — пожал плечами я. — Я тоже всегда думал о постороннем — например, что некая рыжая девчонка совершенно не обращает на меня внимания, — но как-то умудрился стать лучшим учеником в выпуске.

— Хочешь сказать, что я отвлекала тебя от учебы? — возмутилась Лили.

— Еще как! Особенно когда убирала этот дурацкий крысиный хвостик и...

— Ах ты, нахал! — воскликнула Лили и запустила в меня подушкой, которая так кстати оказалась под рукой.

— Но это правда! — засмеялся я, поймав подушку. — У меня совершенно сносило голову, когда ты распускала волосы.

— А по-моему, ты всегда был без головы, — с усмешкой заметила Лили.

— И что же заставило тебя выйти замуж за такого безголового, как я?

— Знаешь, я сама всегда задаю себе этот вопрос.

— Ах так! — возмутился я и кинул подушку обратно в Лили.

Она рассмеялась, отбила подушку и подошла ко мне. Обняла за плечи и прислонилась лбом к моему лбу.

— Просто ты самый любимый безголовый дурачок, вот и все, — нежно прошептала она, закрыв глаза и теребя мой нос своим. — Какое счастье, что даже здесь ты рядом со мной.

— Я же пообещал тебе, что никогда — ни в жизни, ни после смерти — не брошу тебя, — ответил я, крепко прижимая ее к себе. — Видишь, я умею держать слово.

* * *

— И вы позволите ему? Вы сумасшедший!

— Надо дать мальчику показать себя...

— Точно! — воскликнули мы. Я — на фразе Дамблдора, Лили — на фразе Снейпа.

Она возмущенно на меня посмотрела.

— Как ты можешь с ним согласиться!

— А как ты можешь согласиться со Снейпом? — в свою очередь разозлился я. — Дамблдор прав — Гарри должен себя попробовать! Ведь ему предстоит убить Темного Лорда...

— Ему одиннадцать лет! — гневно воскликнула Лили. — Джеймс, он еще совсем ребенок! Он — не ты, который все время болтался с другом-оборотнем и двумя незарегистрированными анимагами по Запретному лесу! Ему нужно подрасти, научиться заклинаниям... Он ведь даже обезоруживать еще не умеет!

— Это неважно...

Мы спорили до хрипоты, а потом еще долго дулись друг на друга, хотя, если подумать — какой в этом был смысл? Мы ведь все равно ничего не могли сделать. В конце концов, глядя, как Гермиона обездвиживает Невилла и троица под мантией-невидимкой крадется по коридору, Лили проворчала:

— Я убью Альбуса, когда он здесь появится.

— А Квирелл-то уже там, — заметил я, решив отвлечь ее. — Посмотри, арфу оставил. А Гарри-то... Первым прыгает! Правильно, нужно сначала самому узнать, что там, а потом уже друзей пускать.

Лили испепелила меня взглядом, но промолчала.

Дальше мы наблюдали за всем происходящим с открытым ртом. Первой молчание нарушила Лили:

— Препятствия как будто для этих троих придуманы, — хмуро заметила она. — Как мы пропустили этот момент? Это все штучки Дамблдора, я уверена!

— Тем лучше. Значит, он знает, что делает.

— Знает он... Сказала бы я, что он знает.

Тем временем Гермиона размышляла над загадкой Снейпа. Наконец она хлопнула в ладоши и сообщила про самый маленький флакон.

— Я так и знала! — снова не выдержав, закричала Лили. — Ну почему надо оправлять его туда одного?

— Ты забываешь, что Дамблдор сказал Снейпу — Квирелл ничего не может сделать Гарри. А вот Гермионе... — напомнил я, хотя и сам был напряжен. А вдруг все-таки что-то пойдет не так?

Но все прошло по плану. Увидев зеркало, мы оба вздрогнули, но на этот раз ничего не случилось. Гарри только достал философский камень.

...Немного позже, когда Гарри уже лежал в больничном крыле в полной безопасности, я сидел во дворе и смотрел, как падают осенние листья. Погода тут менялась в зависимости от того, в каком мы были настроении.

Я был уверен в Гарри и все-таки не ожидал такого присутствия духа в маленьком мальчике. Он истинный гриффиндорец! Как жаль, что я не могу сказать ему, как горжусь им. Хотя...

Я прикрыл глаза и представил, что сижу рядом со своим сыном, и он взахлеб рассказывает мне, как победил Волан-де-Морта и спас философский камень. Я улыбаюсь и восхищенно ахаю всякий раз, когда он этого от меня ждет — например, когда в подземелье вместо Снейпа оказывается Квирелл. Когда он доходит до кульминационного момента — Квирелл начинает его душить — я хватаюсь за сердце. Но Гарри тут же меня успокаивает, сообщая, что его спасла мамина любовь... Тогда я уверяю его, что дело не только в этом — просто Гарри настоящий храбрец, и я очень им горжусь.

Я распахнул глаза. Комната, в которой мы только что сидели вместе с сыном, исчезла. Вместо этого — изрядно надоевшие деревья и пустые дома.