Панцироносица. Наука против волшебства. Книга первая. (гет)

Кира, время от времени поднимая глаза и глядя поверх задачника на синюю гладь пруда, старательно одолевала одно задание за другим. Сидящая рядом Эммочка тоже была занята неравенствами, чётными и нечётными функциями, дробными показателями и прочими математическими премудростями. Вот только её задачник был раскрыт на другой странице — чтобы не давать подруге возможности списывать.

— Интересно, — сказала Кира, откладывая авторучку, — почему сегодня никто в школу не пошёл? Меня утром мама растрясла аж в шесть часов, сказала, что звонила Валентинка и предупредила, что здание закрыто. Почаще бы она звонила с такими приятными известиями.

— И как, выспалась? — хихикнула Эммочка.

— А как же! — приосанилась Кира, — самый счастливый сон — это именно тогда, когда утром узнаёшь, что идти никуда не надо...

— Ну так я скажу, что слышала. Ночью школу кто-то взломал и лазил по кабинетам. Что ему там было надо — никто не знает. Вроде бы ничего не пропало. Говорят, это как-то связано с экзаменами.

— Ну почему всё так несправедливо? — воскликнула Кира, — только я намереваюсь порадоваться, что у меня на носу день рождения, как сразу же сыплются несчастья в виде контрольных и этих... экзаменов. И ладно бы второго июня был русский, так нет же, алгебра. Как назло. Кстати, ты что из выборных предметов сдаёшь?

— Физику и химию. А ты?

— Историю и биологию.

— Ну, это лучше, чем остальные полкласса, которые могут только географию с ОБЖ потянуть, — заметила отличница, — кстати, Валентинка сильно удивилась, когда узнала, что ты хочешь в десятый идти. Она ведь думала, что ты после девятого смоешься.

— Не дождутся, — фыркнула Кира, — и потом, куда я без тебя и без Норки денусь? С вами не соскучишься...

— Я тоже тебя люблю, — хихикнула отличница.

Если не считать предстоящего праздника по случаю своего пятнадцатилетия, Кира могла бы припомнить ещё одно приятное событие, но несколько иного рода — Сашка Еслик уходит после девятого класса, а вместе с ним обучение прекращает добрая треть тех учеников, которые не знали иного языка, кроме матерного. Одним словом, так называемая "туалетная аристократия" выпроваживалась кто в ПТУ, а кто — после осеннего призыва — в самый заурядный стройбат.

— Я поднимусь, погляжу — что там мой шкодливый братик делает, — Кира сунула тетрадь в задачник, встала и поднялась по склону на лужайку пикниковой зоны.

Нынешний день и впрямь выдался на славу — тёплый, безветренный, без единого облачка — в двух словах, почти летний. И к тому же уроки отменили... Кира рассудила, что будет неплохо провести этот день на Борисовских прудах. Затея пришлась по душе и Сашке, поспешившем напроситься к сестре в попутчики. Кира не особенно возражала, и тут позвонила Эммочка — ей тоже хотелось на Борисовские пруды, но не только для того, чтобы побродить по аллеям и поболтать ногами в воде, а ещё и потому, что более приятного места для подготовки к экзаменам просто не сыскать.

Мама, заслышав слова Эммочки(звук в телефонной трубке был не в меру громким), тут же вручила Кире задачник, пожелав ей в напутствие быть умницей и получше приглядывать за проказливым братом.

Впрочем, Сашка не доставил занимающимся алгеброй девушкам никаких хлопот. Он позабыл об их существовании сразу же, как только встретил знакомых ребят. Сейчас Кира увидела его вместе с двумя мальчишками-одногодками возле огромнейшего дуба. Они исследовали его ствол и задирали головы — вероятно, прикидывали, как бы поудобнее на него вскарабкаться...

Эммочка тем временем забрала Кирину тетрадь и изучив её содержимое, сказала:

— Удивительно, но ни одной ошибки, хотя возилась ты долго. А почему ты в классе так не можешь? Чего боишься?

— Не знаю, — Кира пожала плечами.

— Будет плохо, если второго числа ты опять теряться начнёшь. Тем более вариант задания будет объявлен по радио. А все двести вариантов из сборника мы не решим...

— Ходят слухи, — сказала Кира, — что существует некая волшебная книжечка с готовыми решениями всех экзаменационных вариантов. Кроме того, в Интернете полно желающих заработать на решении вариантов из сборника...

— И куда мы заткнём кипу из полутора сотен шпаргалок? — хихикнула Эммочка, — с собой в кабинет её не протащишь. И в вентиляцию в тубрике не заткнёшь. А раздать поровну и извлечь нужный лист на экзамене — не выйдет, засыплемся моментально.

Девушки понаблюдали за тем, как Сашка с приятелями тщетно исследуют ствол двухвекового дуба на предмет удобных сучков и неровностей, на которых могла бы уместиться нога.

— Твой Сашка, кажется, всерьёз собирается залезть туда. Не боится?

— Он у меня хороший лазельщик, — ответила Кира, — и всегда оч-чень осторожен. Дальше земли они не поднимутся. Покрутятся и уйдут.

Сашка оставил попытки взобраться на неподатливое дерево и расставшись с приятелями, вернулся к сестре.

— Идём пройдёмся, — сказала Кира, дёрнув умную ученицу за локоть.

Они пошли вдоль берега к Каширке. Через минуту все трое вышли на петляющую среди деревьев дорожку, уходящую под Борисовский мост в направлении Шипиловского проезда. Сашка какое-то время шёл рядом с Кирой, но вскоре непоседливому мальчугану наскучили малопонятные разговоры о не интересных ему вещах, а потому принялся то отставать, то забегать далеко вперёд.

— Зима в этом году была жутко холодная, — заметила Кира, — и весна как-то затянулась. Может, хоть лето будет жаркое...

— Может, даже засуха начнётся. Я недавно читала, что скоро начнётся реставрация Цареборисовской плотины, а потом вода здесь станет проточной. Может, и рыбу с лебедями разведут.

— Папа недавно говорил, — вспомнила Кира один из кухонных разговоров, — что к две тысячи пятнадцатому году уже нельзя будет ходить на речку или в лес, не заплатив. Хочешь рыбки половить? Плати. Ягод собрать, или грибочков, или даже дровишки подобрать — опять же плати. Костры не разводить. Только по лицензии. И собственные огороды запретят иметь. Чтоб всё как в этом... "свободном и демократическом" мире.

— А ещё поговаривают, — добавила Эммочка, — что скоро половину этого парка снесут и понастроят здесь многоэтажные парковки, рестораны с казино, высотки, как на Манхэттене...

Отличница потрогала лапку старой ели, высаженной, должно быть, ещё во времена столыпинских реформ, запустила пальцы в иголки и продолжила:

— Пусть Хлоя ругается сколько ей вздумается, но если парк начнут сносить, я приду сюда ночью и всю технику им разломаю. Мало им того, что понатыкали по набережным стоэтажных кукурузин, фаллоимитаторов и грибов, так ещё и до парков добрались...

— Ох, Эмка, а у тебя прямо криминальный склад ума, — хихикнула Кира.

— Тридцать первого в школе дискотека будет. Пойдёшь туда?

— Да ну их... — отмахнулась Кира, — знаю я все эти дискотеки. Человек тридцать протащат в корпус пиво и нажрутся до поросячьего визга. Смотри потом на их пьяные рожи... и к тому же я совершенно... м-м... как же это... нетанцубельная. Вот так. А извиваться как попало не хочется. Я вроде бы не червяк.

Какое-то время подруги шли молча.

— Интересно, зачем Хлоя нас так сильно гоняет? — спросила Кира, — вот я вчера битый час грушу дубасила. И столько же колотила палкой мешок с песком. Для чего?

— Она говорит, что тело должно привыкнуть к предельным нагрузкам. А потом оно само начнёт требовать возобновления таких нагрузок.

— Пока у меня только кости ноют, — усмехнулась Кира.

— Скажи, Кирка, — голос Эммочки стал жёстким и отстранённым, — ты думала над тем, что однажды нам выпадет такое дело, с которого мы все... или кто-то из нас... не вернётся?

Кира остановилась и сосредоточенно потёрла пяткой тротуарную плитку. И наконец ответила:

— Ты знаешь... если меня убьют, то Хлое придётся рассказать, при каких обстоятельствах это случилось. Про тебя не говорю, потому что если ты будешь в этом случае жива, то тебе раскрываться нельзя. И остальным тоже. Хлоя с Надей извлекут "Панцирь", если, конечно, будет из чего извлекать. Потом сделаете панцироносцем Гришу Листикова. Он ведь в курсе наших дел. Или Стешкину подружку Наташку — она в церковь ходит, значит, кое в чём разбирается и поймёт, кто такие Прогрессоры, инкопы и почему они ненавидят людей. А можно отдать "Панцирь" Норке. Она ведь пострадала от инкопа...

Помолчав с минуту, Кира продолжила:

— Ты знаешь, Эмка... я с виду такая весёленькая, а на деле мне страшно. Почему инкопы полезли в квартиру Стешки? Она видела нас, и она панцироносица. Может, дело не только в этом, но и ещё в чём-нибудь? Зачем кому-то нужно было натравливать инкопов на дом Гриши, когда там были я и Райка? Кто навёл их на Заборье, на Актогай? Подумай только, Эмка, эти инкопы действуют очень избирательно. Они идут к тем людям, что каким-то образом пересекаются с нами, или к тем... ну, из тех, кого мы знаем — кто нажал слот "согласен" под предложением продать свою вечность Йог-Сототу. Ты знаешь, что Алёнка Цапельникова тоже игралась в эти игрушки и прошла их? А мы? Почему Реаниматоры пытаются нас запугивать? Не проще ли просто убить, или похитить? Что им стоит сделать это?

— Боятся, — сходу ответила Эммочка, — они, Кира, боятся нас не меньше, а может, и больше, чем мы боимся их. Помнишь, что говорила Хлоя? Что Прогрессоры дают своему просителю иллюзию могущества? Реаниматоры знают, кому они продались. И знают, в чём виноваты. Может быть, они даже знают, кто из нас Церена и у кого Серебряный Кристалл. Но они не знают предела, за которым наша сила заканчивается. И это пугает их. Вдруг мы, оказавшись на их базе, покромсаем их всех в комбикорм, а они не смогут нам ничего сделать?

— Хорошо, если так. Но Прогрессоры знают очень многое. В том числе и то, как устроен "Панцирь". Они могут подсказать Реаниматорам способ уничтожить его. И вообще... многих из тех, к кому приходили инкопы, я знаю лично. Это что, способ предупредить меня? Почему ко мне такое внимание? Неужели Реаниматоры узнали, что я — Церена? Или её кузина? Или Дженга?

— Ты не видишь магических иллюзий, и это интересно. Может, Серебряный Кристалл — у тебя. Не знаю точно, но... думаю, вероятность того, что ты — Церена, равна уже не двадцати шансам против ста, а тридцати.

— Ты не боишься вспомнить всё, что было? Вдруг ты была замужем... у тебя были дети? И все они убиты?

— Боюсь или не боюсь — не в этом дело, — покачала головой Эммочка, — я не знаю... во мне сейчас обитает словно два человека. Один говорит — живи спокойно здесь, в той среде, которую ты знаешь, здесь у тебя вся жизнь... а второй не соглашается и говорит, что всё это в любой момент может рухнуть в бездну.

— Мне тоже страшно, — Кира вложила свою руку в ладошку подруги, — страшно снова узнать, что случилось с моими настоящими родителями. А если я жила отдельно, своей семьёй...

— Остальные тоже боятся, — сказала Эммочка, — Райка говорит, что чувствует себя так, словно попала в сорок первый год, в то утро, когда война началась. Сыплются бомбы, а внутри всё кричит о том, что у меня было столько планов... я столько всего хотела... и вот всё это улетело в тартарары.

Эммочка встала на цыпочки, обхватила Кирину шею и тихо шепнула, приблизив губы почти вплотную к уху:

— Даже если случится так, что твой "Панцирь" поломается, или кто-то стащит его у тебя, или ты как-то пострадаешь — я не перестану тебя любить. Никогда. Если ты защищала Мидгард в качестве солдата — ты им навсегда останешься.

Девушки надолго погрузились в свои мысли. На полпути к дамбе, разделяющей Борисовский и Нижнецарицынский пруды, Эммочка тоже, по примеру Киры, избавилась от сандаликов, прицепила их к поясу и пошла босиком.

— Знаешь что, Эмка... — сказала Кира, — вот скажи, что ты будешь делать, когда все наши проделки обнаружатся? Ведь говорят же, что нет ничего тайного, что не стало бы явным...

— Если это случится завтра или сегодня — придётся скрываться. Может, даже с нашими родными. Если нас не достанут, то за них примутся. А если угроза Земле будет явной и очевидной — придётся открыться. Хлоя, кажется, говорила об этом... потому что в этом случае уже просто нельзя будет молчать и прятаться. Особенно когда по улицам начнут маршировать инкопы... кстати, а ты можешь себе представить, что у нас в Москве есть люди, которые знают, кто такие эти инкопы? И кто их хозяин?

— Да что ты? — удивилась Кира.

— Один из таких людей живёт в нашем доме. Отец Афанасий, что из храма Усекновения. Он говорил моей маме, что все эти клювоносые, ластоногие, безлицые, зубастые — клоны-биороботы, которых изготавливают в качестве оружия и подселяют в них бесов. Всем своим прихожанам он рассказывает то же самое, и предупреждает их, чтобы были внимательны, а главное — чтобы не боялись, потому что эти клоны сами боятся подходить к храмам и нападать на прихожан...

— Хлоя тоже что-то такое говорила.

— А к Отцу Афанасию зачем-то полковник Приставкин приходил.

— Зачем?

— Это только они двое знают — зачем. Может быть, как раз по поводу того, как вычищать город от инкопов, если они сюда толпами полезут.

— Как же так, — удивилась Кира, — если все всё знали, то почему ничего не делали заранее?

— Элементарно, Ватсон, — улыбнулась отличница, — у кого есть знания — у Отца Афанасия, например — у того нет полномочий. У кого есть полномочия — у тех знаний нет. А может, и есть знания, но другого рода, и они бьют по рукам таких людей, как Отец Афанасий. Вот так-то.

— Ну вот мы пришли на моё любимое место, — Кира указала на выдвинувшийся углом в пруд кусок берега с закрученной кольцом дорожкой.

Девушки прошли на самый угол. Отсюда были видны наполовину скрытые за парковыми зарослями царицынские многоэтажки, пристань на соседнем берегу, дамба Новоцарицынского шоссе...

— Здесь и в самом деле недурно, — заметила Эммочка, — отсюда должен открываться красивый вид на город при восходе или закате. А когда ночью зажгутся фонари в аллеях и окна в домах, зрелище и вовсе будет потрясающим.

Кира встала на цыпочки, вытянула шею и сказала:

— А вон и дом, в котором Гришка живёт. Вон, на Кантемировской...

Эммочка проследила за рукой Киры, огляделась по сторонам и проговорила:

— Слушай, Кирка... помнишь, Хлоя просила нас записать всё, что мы видели в своих снах?

Девушка кивнула. Словесница считала, что наблюдаемые в видениях сцены и детали помогут установить личности или какие-то биографические детали хотя бы какой-нибудь одной панцироносицы. Подруги тщательно изложили все свои сновидения, исписав при этом с полдюжины общих тетрадей, но и этот метод не дал никаких результатов.

— Нужно быть очень мудрым и проницательным человеком, чтобы судить по виденным снам о истинном источнике информации, — заметила она.

— Знаешь, почему я поверила Хлое и решила, что с ней можно иметь дело? — спросила умная ученица и увидев отрицательный жест, продолжила, — сначала я думала, что Лекса... то есть, Хлоя — это наставник того же рода, как в кино..

— Про тайный знак, — кивнула Кира.

— Так вот, я бы никогда не решилась довериться Хлое, если бы она начала хоть в какой-нибудь степени внушать, что есть люди, недостойные того, чтобы с ними считались. Или что мы — лучше всех прочих просто по праву существования. А если бы она начала отрывать меня от мамы, пытаться подменить её собой, я бы возненавидела её, несмотря на то, что мы, быть может, действительно соотечественницы. То же самое и с верой. Мне ещё предстоит сделать выбор, но если бы я увидела в действиях Хлои хоть малейшее подобие принуждения к совершению пусть даже самого невинного ритуала или обряда — и наше сотрудничество можно было бы считать оконченным. Я очень ценю то, что Хлоя взыскивает за каждый признак невнимания к близким людям. И за малейший проблеск гордыни, вызванный наличием у всех нас опасного оружия. Поэтому я доверяю ей.

— Ты права, Эмка, — согласилась Кира, — я как-то ничего этого не замечала и не думала...

— Ты первая поняла всё то, что я только что сказала. Ты вспомнила, что твоя мама знает математику не хуже Хлои. Значит, ты опасалась, что Хлоя вытеснит твою маму...

— Вытеснит? Да ерунда это всё, — махнула рукой Кира.

— Нет, Кирка. Ты большая разиня, но всё равно в тебе обитает словно бы опыт другого человека. Того, которым ты была раньше... — Эммочка смолкла и поглядела куда-то за Кирину спину, — гляди, Кирка, кто к нам идёт...

На дорожке показался Мирослав Кратов, и он явно направлялся к девушкам.

— Похоже, он шёл за нами прямо от спасательного поста, — заметила отличница, — я пойду с Шуриком побуду, не хочу вам мешать... если что, крикни меня.

— С чего ты решила, что ему нужна именно я?

— Ну не я же, — Эммочка прикрыла глаза и заговорщицки улыбнулась.

Что бы ни делал Мирослав на Борисовских прудах, Кире несколько польстило, что он прошёл по берегу почти полтора километра только для того, чтобы увидеть — а вдруг так и окажется? — именно её. И в то же время ей было ужасно неудобно оттого, что Эммочка чисто интуитивно сумела разгадать её самые потаённые мысли...

Кира думала о том, что этот кусочек берега прямо-таки создан для романтических свиданий. Она представляла себя стоящей на углу, но не жарким ясным днём, а на закате или под первыми засветившимися звёздочками. И что она не четырнадцатилетняя растеряйка и плакса, а вполне себе самостоятельная сформировавшаяся девушка, как минимум шестнадцати-семнадцати лет. Вокруг — ни единой души.

И к ней от Шипиловского проезда направляется Мирослав... Кира тряхнула головой. "И почему мне в голову лезет что ни попадя... — подумала она, — да не будет этого никогда. И точка..."

Девушка молча созерцала траву под ногами, когда подошедший Мирослав сказал:

— С добрым днём тебя...

— Привет, — Кира исподлобья взглянула на парня. Лицо его было спокойным и немного печальным, но в глазах светилась улыбка.

— Хочешь придумать для меня новое удивительное прозвище?

Мирослав после недолгой паузы ответил:

— Я обязательно подумаю над этим. Вы тут что, алгебру зубрите? — он указал на задачник, который Кира прижимала к груди.

— Да. А ты что, нас выслеживаешь?

— Не совсем. Я собирался встретиться здесь с одним типом... Стешка, наверное, рассказывала вам о нём. С Мэттью Сен-Джойном. Но он почему-то задерживается. А вы... — парень запнулся.

— Что?

— За вами троими очень интересно было наблюдать. Шёл и думал — где мои школьные годы...

— Не вгоняй меня в краску... — Кира прыснула со смеху и прикрыла ладошкой рот.

— Я бы не прочь прийти на твой день рожденья, вот только для меня это уже поздновато, да и не поймёт никто. Кстати... как там Лекса поживает?

— Не знаю, — пожала плечами Кира, — она обычно занята. Может, на совещании. А может, у неё свой собственный... — она запнулась, — Мэттью Сен-Джойн.

Она действительно не знала, чем сейчас может быть занята Лекса — она же Хлоя. Вероятнее всего, она на базе. А может, занята добыванием какой-либо ценной информации. Как она её добывала — приходилось только догадываться.

— Ясно, — кивнул Мирослав, — ты не находишь, что Лекса выглядит как-то странно? Кто она, интересно, по национальности? И кто её родители? Она красивая, но... какая-то очень уж экзотическая.

Кира брякнула первое, что пришло в голову:

— Наверно, её родители — евреи. Получается, что и она — еврейка.

— Да? — притворно удивился парень, — ну что ж, если нет другого объяснения, остаётся только это...

"Интересно, — подумала Кира, — а почему он спросил об этом? Может, он не только от моих хвостиков с ума сходит, но и от гривы нашего капитана?"

— А что там твоя Эмка в траве высматривает? — он кивнул на противоположный конец лужайки, туда, где трава уродилась особенно высокой и густой.

— Не знаю, может потеряла что...

Они прошли на затенённую половину лужайки и увидели, что Эммочка присела на землю рядом с Сашкой. Мальчуган лежал, уткнувшись лицом в спортивную курточку, и по всему было видно, что его сморил сон.

— Утомился Шурик, — пояснила Эммочка, обирая соринки с его тёмно-серых штанов. Кира подсела к брату, оглядела траву на наличие стекла и любых других предметов, способных помешать полноценному отдыху, и не обнаружив таковых, осторожно, стараясь не разбудить, пригладила Сашкины волосы.

— Счастливчик, — тихо заметил Мирослав, — ну ладно. Счастливо оставаться, молодые люди. И тебе, — он повернулся к Кире, — всего хорошего, босоножка с хвостиками.

Он развернулся и не оглядываясь зашагал к Каширке.

Мирослав чувствовал себя очень неуютно. Вся эта история с панцироносицами и их неведомыми противниками затягивалась на неопределённое время и грозила непредсказуемым финалом. Он начал понимать, что допустил ошибку, когда, убедившись в наличии у Лексы "Панциря", не открыл ей и остальным бойцам своё настоящее лицо.

— Ведь в самом деле, — сказал себе Мирослав, — "Панцири" вполне могли оказаться на всех нас лишь в том случае, если их выпустили в очень ограниченном количестве. Серия была небольшой, десятка полтора, не больше. Значит, те, кто надел их на нас, думали, что мы вместе, когда подрастём и научимся ими пользоваться, выполним какую-то задачу... и как я мог думать, что у нас всех разные судьбы и разные цели? Нет, это не так. Нас спрятали на Земле с расчётом, что мы встретимся, и... наверняка мы — один отряд, и у нас должен быть один лидер — я, Лекса или кто-то ещё. Ну ладно. Всё решено. Как только мне предоставится шанс встретиться с Лексой, я расскажу ей, что являюсь панцироносцем, действовавшим в образе Такседо Маска. И всё сразу станет ясно. Мы определимся с нашей конечной целью. И, может быть, я узнаю у неё секрет Киры. Что-то с этой малышкой не так...

Мирослав не подозревал, что его планы рухнут уже через несколько минут.

И он даже не предполагал, сколько ему предстоит претерпеть, прежде чем он узнает, что именно не так с ученицей девятого-В Кирой Беляковой.

Он свернул в сторону площадки для скейтбординга и увидел стоящего посреди аллеи Мэттью Сен-Джойна. Австралиец нетерпеливо прохаживался, то и дело глядя на часы.

— Господин Кратов... очень рад, что вы пришли, — Сен-Джойн протянул руку, встретил ответное рукопожатие и продолжил, — давайте присядем. У нас весь день впереди, а я новый человек в этом городе...

До того, как Мэттью Сен-Джойн пригласил Мирослава на, как он выразился, деловую встречу, всё их знакомство сводилось лишь к тому, что Стешкина мать однажды представила их друг другу, и к паре случайных встреч возле лифта. Мирослав не проявлял интереса к живущим в Москве иностранным гражданам, а потому не мог определить — в порядке ли вещей вселение богатого австралийского промышленника в ничем не примечательную "трёшку" на окраине города...

И в конце концов, почему бы не познакомиться с господином Сен-Джойном поближе? Будет нелишне узнать, как и что в этой самой Австралии, как говорится, из первых рук. Вдруг, неровен час, этот делец женится на Ирине Сергеевне, в то время как сам Мирослав сделает предложение Стешке?

— Я видел вас немного раньше, на углу, — сказал Сен-Джойн, — с двумя девушками и мальчиком. Они прелестны. Я бы хотел, чтобы и мои собственные дети были такими...

— Вы совсем одиноки?

— Как видите.

Брюнет посуровел и вперил взгляд своих тёмно-фиолетовых глаз прямо в бледно-зелёные, с коричневой крапинкой, глаза Мирослава.

Парень почувствовал, что мир вокруг переменился. Солнце стало ярче, трава — зеленее, крики и смех резвящихся малышей превратились в райскую музыку. Даже облупившаяся краска на скамейке и та счастливо засияла.

Он понял, что перед ним сидит тот, кого он уже почти полтора года надеялся встретить. Откуда пришло это понимание — он не знал, да и не старался узнать.

Сен-Джойн, он же генерал Нефри, был очень доволен результатом. Как мало нужно для того, чтобы здоровый и полный сил молодой человек превратился в слабоумного идиота. "Надеюсь, Индас поймёт меня, — подумал контрразведчик, — ибо другого способа для его спасения у меня нет..."

Он ослабил контроль над разумом и волей парня, а затем и вовсе прекратил всякое давление на него.

— Я не австралиец, — сказал он, — и я не из-за границы. Я вообще не имею к этой планете никакого отношения.

— Кто же вы? — осведомился Мирослав. Он осознал, что скоро получит ответы на свои вопросы.

— Я буду говорить, — ответил Нефри, — а вы кивнёте, если вам что-то покажется знакомым.

Контрразведчик, перед тем как отправиться в парк, собрал множество информации. Он побывал у Ивана Ивановича Кратова, позвонил в деревню Ключевую к старому железнодорожнику, приютившему избитого парня, заглянул в бассейн, где работал Мирослав. Люди, разговаривавшие с ним, вряд ли сумели бы вспомнить, кто именно к ним приходил и кто им звонил.

— Поезд "Тюмень-Москва", — начал Нефри, — деревня Ключевая, "Газель" на Краснодонской...

Парень слушал не перебивая и медленно кивал.

— Панцироносицы, — сказал Нефри. Это слово было последним.

Мирослав готовился обрушить шквал вопросов на собеседника, но так и не сделал этого. Его разум оказался слабее той силы, которой пользовался таинственный незнакомец.

Он забыл обо всём на свете. Его уже не интересовал ни Серебряный Кристалл, ни данное самому себе слово открыться во всём Лексе. Он забыл о Кире и Стешке, о Димке и Ромке. Всё это меркло в сравнении с возможностью узнать о прожитых и забытых восьми годах.

Элегантный и обаятельный австралиец исчез — как сквозь землю провалился. А Мирослав долго сидел на скамейке с видом человека, оглушённого ударом полена по голове. Он думал о времени и месте следующей встречи и сгорал от желания вновь увидеть "мистера Сен-Джойна".

В просветах между деревьями показались Лекса и Раяна Сафуанова, идущие по соседней аллее. Парень не видел их. В его представлении они были лишними людьми.

Он встал и не спеша побрёл домой.

— Ты уверен, что с этого момента он наш? — спросил Кинзи.

Вице-адмирал и контрразведчик стояли вплотную к металлической сетке, огораживающей футбольное поле, и внимательно следили за своим подопечным — Мирославом Кратовым.

Они опасались, что ментальное проникновение в сознание наследного принца может привести к печальным последствиям. Он мог запросто свалится на полпути к дому с сердечным приступом или с инсультом. Но все опасения были напрасны — молодой человек выглядел бодрым и здоровым. Разве что его лицо, обычно жёсткое и сосредоточенное, несколько разгладилось, а взгляд стал пустым и бессмысленным.

— Я уверен в этом, — ответил Нефри.

Суть используемого им метода для подавления воли была довольно проста — он указывал Прогрессорам на человека-перципиента, к нервной системе которого требовалось получить доступ, и зачитывал магическую формулу. После того, как Прогрессор, иной раз не один, а с группой своих собратьев, брал человека под контроль, с ним можно было сделать что угодно — заставить выложить самые сокровенные тайны, или же просто приказать покончить с собой.

Нефри узнал от Мирослава, что тот собирается открыться во всём капитану Пи — и заставил забыть об этом. Он подкинул ему решение прервать все контакты с родными и близкими людьми — особенно с теми, в ком он подозревал панцироносиц. Мирослав должен был остаться в одиночестве и начать скрываться от всех, кто был ему дорог.

— Сейчас личность нашего принца похожа на растрескавшееся стекло, — сказал Нефри, — теперь я должен собрать эту личность заново... разумеется, с добавлением новых компонентов. После этого нам не составит труда перетянуть его на нашу сторону.

— Хотелось бы надеяться, — кивнул Кинзи.

Контрразведчик, теребя пуговицу на пиджаке вице-адмирала, вкрадчиво заговорил:

— Давай будем откровенны хотя бы между собой...

— Что ты хочешь этим сказать? — нарочито безразлично отозвался Кинзи.

— Правду, которую ты не хочешь замечать.

— Я весь во внимании...

— До того, как наш принц осознал свою любовь к Церене, он был коварным, подлым и крайне жестоким человеком. И мы должны снова сделать его таковым, если хотим, чтобы он согласился с нами сотрудничать.

— Я прекрасно помню, каким он был, — усмехнулся Кинзи, — и мне будет приятно увидеть его прежним. Но главное, Азек, вот что... не стоит чрезмерно давить на него. Пусть у него останется иллюзия свободы... в некоторых пределах.

— Я буду следить за этим. Я хочу, чтобы люди, хорошо его знавшие, отвернулись от него. Я хочу, чтобы он возненавидел Землю. Человек по имени Мирослав Кратов превратится в ничтожество. У него не будет иного выбора — кроме того, какой мы ему предоставим.

— Я боюсь даже представить, что будет, если тебе помешают силы Космической Тирании. Они могут свести на нет все твои усилия...

— Этого не произойдёт. А ты там на базе подготовься как следует. Когда принц придёт туда, там не должно остаться ничего, что напоминало бы о присутствии инкопов или о наличии матки-рипликатора. В поле его зрения должны быть только люди. Он не должен догадаться о скрытых помещениях.

— Я поговорю с Одри. Он сделает всё в лучшем виде.

— Зак всё ещё готовит операцию по поимке панцироносиц?

— Да, и его план мне нравится. Панцироносицы не хотят, чтобы мы причиняли вред людям? Вот и хорошо. Зак сыграет на их благородстве и заманит в ловушку. Мои дела тоже неплохи. Прогрессоры подкинули мне ещё кое-какие идеи касательно этих "Панцирей", и Стоян одобрил их, но собрать подходящее оружие будет очень непросто. Но зато мы сможем прикрыть нашу базу от проникновения этих пакостных девочек...

Нефри внимательно посмотрел на Кинзи и спросил:

— Скажи, за каким хреном ты это сделал?

— Это ты о чём? — поднял брови вице-адмирал.

— О тех двух болванах, которых ты сжёг. Да ещё бросил там пачку долларов с надписью "Я оплачиваю ваши похороны..."

— Эти двое много болтали, — пожал плечами Кинзи, — да и потом... надо же мне отрабатывать свои навыки.

Кинзи раскрыл ладонь, и на ней заплясал голубоватый, почти незаметный язычок пламени.

— Ты ещё не принял решение относительно Церены, — напомнил Нефри, — может возникнуть потребность убить её, или взять живьём... но давайте вспомним, что случилось у нас дома, когда все инкопы сгнили, а боевые роботы вышли из строя. Серенити что-то просила посредством Серебряного Кристалла, так ведь? И она превратила свою дочь вместе с нашим принцем в малых детей?

Вице-адмирал выжидающе смотрел на контрразведчика.

— Не надо на меня так смотреть, — скривился Нефри, — я прекрасно помню, как вы бушевали, когда купленные вами акции обесценились до конфетных обёрток. Вы хотите взять Церену живьём и всласть помучить?

Кинзи улыбнулся. Ему было интересно наблюдать за тем, как Нефри пытается загнать его в угол. "Вот ведь сука, — думал вице-адмирал, — считает себя невероятно умным. Не хочет признаваться, что знает панцироносиц в лицо. Интересно, зачем ему это? Неужели не понимает, что за сокрытие столь важной информации можно и головы лишиться? Впрочем, его можно понять — ведь мы даже не знаем толком пределы возможностей этих чёртовых девочек. Он знает, что мне нужны только точные и проверенные данные. Но так или иначе от тебя, Азек, придётся избавляться. Это лишь вопрос времени..."

— Если ты столь хорошо понимаешь суть проблемы, то зачем спрашиваешь? — Кинзи благожелательно улыбнулся, хотя ему хотелось свирепо оскалиться.

— Всё дело в Серебряном Кристалле, — сказал Нефри, — он есть орудие Космической Тирании. Если Церена вернётся с ним на Мидгард и вернёт его обратно на алтарь Звёздного Храма — то нам и нашим единомышленникам настанет конец. Мы лишимся всего, чего добивались столетиями. Но ты ведь понимаешь, что мы не сможем забрать Серебряный Кристалл, не лишившись при этом покровительства Прогрессоров. Он сделает нас простыми людьми. Как нам быть?

— Нам бы только знать точно — у кого Серебряный Кристалл, — ответил Кинзи, — и лишить его возможности прятаться под "Панцирем". А дальше за дело возьмутся Одри и Петсайд. У них нет магических способностей, и терять им нечего. Они уничтожат Серебряный Кристалл, и угроза будет ликвидирована.

— Думаешь, его так просто будет заполучить?

— Не переживай. Что-нибудь придумаем.

— А кто сказал, что Серебряный Кристалл вообще возможно уничтожить? Неужели кто-то пытался это сделать?

— Пытался, не пытался — это не имеет значения. Главное — чтобы Церена со своим куском камня не появилась на Мидгарде. Хорошо ещё, что мы вывезли и надёжно спрятали алтарь.

— Поступай как знаешь, — вздохнул Нефри, — умрёт Церена или нет — в конце концов, мне на это наплевать.

"Вот говнюк, — подумал Кинзи, — раз тебе наплевать, то почему ты не говоришь мне, что видел её? И почему не хочешь сказать мне — где она сейчас?"

— Как ты считаешь, — спросил Нефри, — следует ли нам опасаться того, что кто-нибудь на Земле догадается о происходящем? Вдруг Мидгарианское Сопротивление выследит нас? Если не ошибаюсь, твоё имя в списке на ликвидацию стоит в самом верху, номером третьим после Сифа и Рубеуса. А я — прямо за вами. Уж очень я старался, когда выколачивал из партизан нужные сведения...

— Да, ты хорошо старался, — усмехнулся Кинзи, — бочка с решёткой, табуретка с щелью... не волнуйся, причин для паники нет. Я уверен — у нас дома никто не знает, где мы. А местные контрразведчики никогда не узнают и не поймут, что именно здесь происходит.

"Если бы ты знал, старый дурак, что ты нас уже подставил, — подумал Нефри, — Марлина и Писняева ты сжёг, так тому и быть. Но за каким чёртом ты ввалился в школу, и собственноручно оставил послание на банковской упаковке? Конечно, местные контрразведчики ничего не поймут, а вот наши мерзопакостные девочки, и особенно Хлоя Пи... ну хорошо. Если ты так торопишься на тот свет — мешать не буду..."

Контрразведчик мог бы припомнить немало случаев из своей практики, когда самые безукоризненные операции летели прахом, а профессиональные шпионы попадали в западню — и всегда по одной причине: из-за желания покуражиться. Показать свою власть и возможности там, где их нужно было тщательно скрывать. Кинзи же этого не понимает. Оно и не удивительно — недаром в среде военных ходит байка о красной кнопке и об идиотах, что тянутся её нажать...

— Я собрал информацию о похождениях Такседо Маска, — сказал Нефри, — очень похоже, что шорох среди ювелиров навёл именно Мирослав Кратов. Уверен, он искал в магазинах Серебряный Кристалл, хотя даже не представляю, чем он руководствовался при планировании своих действий. Искомый предмет никак не мог оказаться ни в одном земном магазине...

— Подождём, когда он дозреет до нужной кондиции, — ответил Кинзи, — и попробуем расспросить...

Двух человек возле футбольного поля никто не видел, хотя мимо них, иногда и вплотную, прошло множество людей.

Кира делала вид, что поглощена разглаживанием складок на одежде спящего братишки.

"Ворчливый пломбирчик. Босоножка с хвостиками."

Как бы Мирослав её ни называл, от его прозвищ всякий раз перехватывало дыхание, а в груди, в самом её центре, словно застревал горячий ком. Кира старалась смотреть на Сашкину спину и не хотела поднимать глаза на Эммочку. Подруга порой замечает очень многое...

— Как мило это прозвучало, — заговорила отличница, — босоножка с хвостиками...

— Только не говори никому, — попросила Кира.

— Хорошо, — кивнула Эммочка, — но и ты сама... вот зачем ты ходила к Ульке?

— Когда?

— В тот день, когда ты убила инкопа в лифте, а Хлоя залезла к Приставкину. Ты расспрашивала Ульку про Кратова?

— Ой, Эмка, ну ты... — лицо у Киры чуть ли не горело, а затылок резко повлажнел, будто по нему и впрямь ползла гигантская капля пота.

— Так и есть, — довольно усмехнулась Эммочка, — тебя тянет к Славке, да?

— Ой, да ну тебя! — замахала руками Кира, роняя на траву задачник с тетрадью. Вопросы умной ученицы попадали не в бровь, а прямиком в зрачок. Она хорошо разбиралась не только в синусах и ядерных реакциях...

— Я круглая идиотка, Эмка, — заговорила вдруг Кира, — вокруг меня столько всего — а я ни бум-бум... помнишь, вы слушали нас тогда, когда я была у Гриши дома? Особенно когда Райка рассказывала про арканоиды? Я думаю — сколько миллионов играли в эти игрушки и нажимали "согласен"? — она подсела к Эммочке вплотную и продолжила шёпотом, — я боюсь за моего Шурика. Ты ведь знаешь... я им совершенно не интересовалась последние годы. Что если и он сделал так, как делали многие? Ничего не прочтя, нажал "согласен"?

— Ну... — задумалась отличница, — я ни разу не видела его за такими игрушками. Попробуй его как-нибудь аккуратно расспросить об этом. Или предупредить — чем все эти игрушки кончаются...

— Ой, а у нас гости, — сказала Кира, оглдываясь за спину, — Хлоя и Райка.

— Где?

Вышеупомянутые гости вышли на лужайку со стороны Шипиловского проезда, огляделись по сторонам и сразу же направились к молодым панцироносицам.

— Вижу, вы отлично проводите время, — сказала Раяна после взаимных приветствий, — валяетесь в тенёчке и что-то изучаете... — она кивнула на Кирин задачник.

— Скажи, Райка, — поинтересовалась Кира, — вот вчера ты нарядилась в красные штанишки и белый топик. А сегодня твои штанишки белые, а топик — красный. И так изо дня в день. Завтра опять всё местами поменяется?

— Конечно.

Девушки расселись на траве и пустились в обсуждение своих дел, начиная от подготовки к экзаменам и заканчивая последними прочитанными Эммочкой книгами. Раяна вкратце поведала о дедушкиной командировке в Китай(чем именно занимался там Геннадий Тимурович — она, как обычно, не знала)и о своей бурной деятельности в обществе любителей творчества Лавкрафта(эта сторона её деятельности мало кому из подруг нравилась, и на ней решили не задерживаться), после чего Кира обратилась к Хлое:

— А у вас что нового? А то мы всё о себе да о себе любимых...

— У меня? — Хлоя осеклась и после некоторого раздумья продолжила, — дела у меня, откровенно говоря, хуже не придумаешь.

— А что случилось?

— Выгнали из школы взашей, так как я опять отказалась аттестовать лодырей и бездельников. Более того, директору, попечительскому комитету и Вовочке Баженову не понравилось моё выступление, в котором я пригрозила посадить им на хвост прокурора с проверкой.

— А что, они там проворовались? — поинтересовалась Раяна, — или куда-то ещё устряпались?

— Если бы только это... — с досадой молвила словесница, — дело касается несоответствия конституционным нормам некоторых образовательных программ, которые планируется ввести со следующего учебного года в качестве эксперимента...

И Хлоя вкратце пояснила, в чём заключалась суть скандала.

Как оказалось, 998-я школа попала в список учебных заведений, на территории которых будет реализовываться некий проект(Хлоя употребила незнакомое девушкам странное выражение — "пилотный проект")под названием "Созидание будущего". В рамках этого проекта учащихся будут знакомить с мерами по борьбе с венерическими заболеваниями и методам предохранения от нежелательных беременностей, а так же обучать мерам "досудебного противодействия нарушениям прав ребёнка". Кроме того, проект предусматривает распространение в стенах школы каких-то новоизобретённых заграничных лекарств, якобы способствующих укреплению иммунитета.

— И вот я познакомилась с этой программой, — рассказывала Хлоя, — и узнала, что борьба с венерическими заболеваниями сводится не к обучению целомудрию, а всего лишь к раздаче презервативов и контрацептических таблеток. Кира, Эмма... — обратилась словесница к девушкам, — вам нужны презервативы?

Молодые панцироносицы недоуменно вытаращили глаза.

— Но мы... я не... — пролепетала Кира, — зачем они мне? То есть, нам?

— Скорее всего, вам они никогда не понадобятся, — Хлоя обняла девушек за плечи, — тем более, что они ни от чего не защищают...

— А что такое "досудебное противодействие"? — спросила Кира.

— "Создатели будущего" будут работать с детьми младших классов, прежде всего с теми, кто воспитывается матерями-одиночками или чьи семьи имеют низкий доход, и научат этих детей звонить в ООиП, чтобы те приехали и забрали их от родителей, не сумевших обеспечить достойное существование...

— Да ну? — Кира аж привстала.

— Как видите. Спонсором проекта выступает некая международная организация под названием "Друзья Христа", но, полагаю, вы понимаете, что Христос, приди он на Землю, не захотел бы иметь таких друзей. Вот так-то, девочки. Мало нам с вами Реаниматоров, так ещё и "благодетели" с "цивилизаторами" нагрянули...

— И что, нас теперь будут учить, как правильно... это... — замялась Кира, так и не решившись договорить до конца.

— Нет. "СБ" рассчитана на учеников с пятого по девятый классы, вам же достанутся лишь отдельные компоненты, а не весь курс, но вы запомните главное — педсовет может вводить какую угодно обязаловку, но, поскольку программа декларируется как экспериментальная, то можете не приходить. Эксперименты на человеке без его согласия в России запрещены. Так же никто не в праве обязывать вас проходить какие-либо левые тесты и анкетирования, особенно если затрагиваются вопросы частной, и — не дай Бог! — интимной жизни. А главное, какие бы витаминные добавки вам не давали — не вздумайте их пробовать. Эти препараты уже прошли испытание в некоторых странах, правда, под другими названиями, и девушки, принимавшие их длительное время, уже не могут иметь детей... понимаете?

— Стешка нам рассказывала про такие таблетки, — тихо сказала Эммочка, — неужели этим "создателям будущего" кто-то разрешил умышленно людей травить?

— Ой, Эмка, — усмехнулась Раяна, — за бабло можно всё. Если, конечно, оно у вас есть. А вы, — брюнетка повернулась к Хлое, — что вы им всем сказали, когда выступили?

— Я объяснила, какие именно законы и статьи УК и Конституции они могут нарушить, и уведомила их о мерах наказания, кои могут быть зачитаны в приговоре. В ответ я услыхала, что на моё "православнутое кликушество всем насрать" — это было сказано дословно. Что после увольнения меня не то что преподавать — туалеты мыть не возьмут. И если я буду наезжать и дальше, то со мной обязательно случится что-нибудь неприятное...

У Киры с Эммочкой буквально челюсти отвисли.

— Это директор так сказал? — выдохнула Кира.

— Нет. Он вообще помалкивал в тряпочку. Но у него есть придворный хам — хорошо вам известный Вова Баженов, который говорит вслух всё, что остерегается произносить босс...

— И что вы собираетесь делать? Обращаться к прокурору? — уточнила Эммочка.

— С этим ещё успеется, — ответила Хлоя, — дело в том, что далеко не всем родителям безразлично, что с их детьми могут сделать в школе. Я показала некоторым из них новые учебники валеологии и копии учебных планов, и они были просто в ужасе от перспектив. Кстати, Кира... к твоему папе со всеми этими бумагами я пошла в самую первую очередь. Он у тебя очень умный...

— Спасибо, — улыбнулась девушка.

— Вы там хотите затеять какое-то комьюнити, да? — догадалась Раяна, — поднять народ на протест, а потом уже вы все пойдёте к прокурору?

— Правильно, Рая. Найдём помещение для семинаров и общественных слушаний, свяжемся с профессионалами по нужным дисциплинам...

— А вы не думали заняться здесь политической деятельностью? У вас это точно получилось бы, тем более осенью будут местные выборы...

— Нет, нет... — помотала головой Хлоя, — как самовыдвиженка я обречена на провал. А выступать на стороне парламентских фракций и прочих партий нет ни малейшего желания. Да и не слишком она мне нужна, эта политическая карьера.

Помолчав немного, она добавила:

— В общем, девочки... так или иначе, но этих "цивилизаторов" мы выпинем отсюда. Сделать это будет куда легче, чем прихлопнуть Реаниматоров. Нам в Москве ещё долго жить, может, до старости. И не забудьте, что завтра у Кирушки юбилей. Да, и... — Хлоя заговорщицки улыбнулась, — завтра прихватите с собой купальники и одежду полегче.

Девушки сразу поняли, для чего будут нужны купальники — словесница не иначе решила устроить небольшой отдых в тропиках. Кира тем временем растолкала мирно спящего Сашку, и вся компания двинулась в путешествие по берегам прудов.

"Ох уж эта Эмка, — думала по дороге Кира, — растравила душу... что будет, если мы с дела не вернёмся... а действительно — что? Как Хлоя будет смотреть маме в глаза, когда принесёт меня домой всю ломаную-переломанную? Или мёртвую? Что в этом случае папа скажет? Как Хлоя объяснит случившееся? Мол, ваша падчерица погибла, отстаивая независимость Земли? А как улаживать дела с милицией, с медэкспертами? Вот ничего себе задачка..."

Сашка встретил компанию приятелей, вместе с которыми штурмовал неподатливое дерево, и недолго думая присоединился к ним, оставив девушек одних. Это было весьма кстати, ибо им требовалось многое обсудить без лишних свидетелей. Они отыскали летнее кафе, заняли столик, и Хлоя, сделав заказы, сказала:

— Тут кто-то сказал о предстоящих выборах, — она огляделась вокруг и убедившись, что никто её не слышит, продолжила, — так вот... город уже на ушах стоит, хотя до выборов аж четыре месяца. И я вам вот что скажу — не ходите ни на какие митинги, как бы вас туда не зазывали. А зазывать будут, особенно этот Вова Баженов. Мало того, что все эти митинги — сплошная психоделическая постановка, не исключены так же и провокации со множеством пострадавших, а то и погибших. Учеников одной из школ в Марьино притащили на одно такое сборище, поставили в первых рядах, а потом некие активисты, прячась среди них, начали швырять в оцепление пакеты с мочой. Что случилось после — думаю, вы догадываетесь...

— Их нарочно подставили под дубинки, а потом независимые СМИ выпустили материал о зверствах гэбистского режима, — кивнула Раяна, — не знаю... у меня никогда не возникало желания ходить на митинги. Ни на какие.

— Я туда тем более не пойду, — добавила Кира, — я даже на школьную дискотеку не пойду.

— Знаете, чем были хороши народные собрания в прежние эпохи? — продолжила Хлоя, — тем, что, во-первых, все собрания проходили сидя. Лучше сидя думать о судьбе страны, чем стоять и думать о том, как ты устал, и что неплохо бы поразмяться и побушевать. А во-вторых, народ на прежних собраниях дискутировал друг с другом, а не стоял, сбившись в кучу, слушая одного-единственного оратора. Сейчас такого не наблюдается, и дело даже не в том, что власть боится открытых дискуссий. Дискутировать вообще никто не желает — все хотят, чтобы слушали только их. А это уже попахивает сбором неуправляемой толпы. Чистая психотехника. Вот почему на митинги лучше не ходить. Ум и совесть — это ваше главное оружие, а не завуалированная под психологию магия.

Хлоя прожевала круассан и заговорила снова:

— В начале лета я планирую совершить небольшую поездку в Архангельск, может быть, загляну так же и в Мурманск. Возможно, поживу там неделю-другую. Придётся вам какое-то время обучаться без меня...

— А зачем вы едете? — полюбопытствовала Кира.

— Добыть кое-какую информацию. И заодно на страну посмотреть.

— А почему вы просто не перенесётесь туда?

— Это иной случай, — капитан Пи ненадолго смолкла, затем, оглядев девушек, продолжила, — я должна попасть туда открыто, и мой отъезд ни от кого скрывать не надо. Напротив, пусть все будут в курсе, что я лечу в Архангельск. Мне это даже поможет... в какой-то степени.

Девушки решили не ломать голову над Хлоиным решением. Если причина отъезда касается панцироносного отряда, то они и без лишних вопросов всё узнают по возвращении словесницы домой.

— Между прочим, — заметила Хлоя, — небезызвестный вам Саня Еслик стал неприкасаемой священной коровой. Связываться с ним — себе дороже, учтите это. Он выполняет мелкие поручения Вовы Баженова — расклеивает плакаты, разносит брошюры, а тот в качестве награды снабжает его дорогими сигаретами и жвачкой. Мальчик совсем распустился — хамит, грозит, не различая, кто перед ним. Недавно на бойлерной возле нашего дома написал — "ВДВ — стадо быдло-патриотов". Какой-то пенсионер сделал ему замечание. А вечером старика нашли в подъезде избитым. И это уже не первый случай, когда попытки приструнить Еслика плохо кончаются...

— Он как-нибудь доиграется, — пожала плечами Эммочка, — его Кратов поймает и голову оторвёт за такие штучки. Вот и всё.

— И ещё, — добавила словесница, — самое неприятное. Сегодня ночью двое приятелей Еслика — Марлин и Писняев — сгорели живьём возле моста. Эксперты ничего понять не могут — одежда на обоих вспыхнула сама по себе.

— Это... — Кира едва не подавилась булочкой, — это же Костян с Никитосом! Они Еслика к Норке посылали, и до меня пытались докопаться...

Молодые панцироносицы переглянулись. Что же произошло с этими оболтусами? Хлоя слов на ветер не бросала — уж если она говорила, что причина возгорания их одежды, да ещё и ночью на улице, не установлена...

— А рядом с телами нашли пачку долларов с надписью на упаковке — "Я оплачиваю ваши похороны", — говорила между тем Хлоя, — я видела копию и узнала почерк. У нас в Братеево побывал Адам Кинзи, и я уверена — это он взломал ночью школу, чтобы посмотреть на фотографии учащихся.

У Киры и Эммочки сердца были готовы провалиться в желудок. Таинственный вице-адмирал с Ванахема явился на Землю? Зашёл в их школу? Кого он опознал в лице двух якобы земных школьниц?

— Что же теперь будет? — прошептала Кира. Она съёжилась и сжала руки. Ей казалось, что с крыши ближайшей многоэтажки её высматривает снайпер... Вспомнила она и странные происшествия вроде танцующего скелета на крыше автобуса(Лариска Авдеева недоумевала — почему Кира не видит этот скелет, хотя его наблюдала вся улица?)или нездоровый ажиотаж среди школьников, якобы увидевших на стадионе приземление летающей тарелочки с зелёными человечками.

— Ничего не будет, — сказала Хлоя, — такое поведение противника свидетельствует о том, что он нас боится. Он не знает предела наших возможностей...

— Это же глупо, — заметила Раяна, — Кинзи не должен быть таким дураком. Он ведь выдал себя, прекрасно зная, что мы здесь...

— Правильно, это очень глупо. Но в пределах разумения. Это поведение труса, который боится открытого столкновения.

— И что теперь, — спросила Кира, — значит, я или Эмка — Церена?

— Необязательно, но кое-какие меры предосторожности я приму. Ничего не бойтесь и спокойно идите домой. Рая... — Хлоя повернулась к "золотой" девочке, — на время моего отсутствия, по окончании экзаменов, ты поедешь с Кирой к её бабушке. Какие у тебя отношения с Кириной мамой?

— Хорошие, — улыбнулась Раяна, — у Кирки просто шикарная мама. Дней десять я выкрою...

— И этого вполне достаточно, — кивнула словесница.

Кира тоже воспрянула духом. Она должна была поехать за город десятого июня, сразу после экзамена по русскому. И хотя решение Хлои отправить туда ещё и Раяну было неожиданным — но всё-таки не лишённым приятности. Теперь дело было за малым — обсудить сей вопрос с родителями.

— Вот теперь мне точно скучно не будет, — улыбнулась она.

— Рая владеет самым разрушительным оружием, а ты, Кира, хорошо сопротивляешься волшебству, так что это будет твоя... — Хлоя наморщила лоб, — временная охрана.

Девушки заговорили о своих планах на лето. Страх перед Кинзи несколько отступил — все были уверены, что пока Хлоя рядом, ничего плохого не случится.

А капитан Пи погрузилась в тяжёлые размышления.

Появление в Москве не кого-нибудь, а самого Адама Кинзи, да ещё в непосредственной близости от самых молодых и слабых панцироносиц — это событие было сродни удару под рёбра.

"Он узнал Киру и Эмму, — думала Хлоя, — он, в отличии от меня, память не терял. Он знает их настоящие имена. Что он будет делать теперь? Да не важно. Нам всё равно с Земли не убежать. Но есть и положительные моменты. Кинзи не знает, что здесь есть человек, который сумел распознать его почерк, потому-то так неосторожно и наследил возле моста. Он слишком самоуверен. Думает, что кругом одни идиоты. Что ж... пусть и дальше так думает."

Хлоя надеялась, что из двух панцироносиц, волею судьбы попавших в один класс, какая-то одна наверняка окажется принцессой Цереной, хранящей при себе Серебряный Кристалл. Если это так, то Кинзи, скорее всего, не сможет причинить ей вреда своим ментальным оружием...

"Один раз он выдал себя, — усмехнулась про себя словесница, — очень надеюсь, что следующая допущенная им ошибка станет для него последней..."