Панцироносица. Наука против волшебства. Книга первая. (гет)

Раяна сидела на Кириной кровати и с трудом сдерживала смех, наблюдая за мечущейся по комнате подругой.

— Ты уверена, что у тебя хватит сил дотащить всё это до машины? — поинтересовалась она.

— Как-нибудь донесу, — Кира на секунду замерла на месте, раздумывая — что бы ещё уложить в дорожную сумку — и вновь заметалась туда и сюда, разыскивая всё то, что, по её мнению, могло бы пригодиться ей в Заборье. Сборы, начавшиеся после возвращения с экзамена по русскому языку, длились почти час, и конца им не предвиделось...

Кира невольно косилась на сумку "золотой" девочки — она выглядела удивительно пустой. А её "мечта оккупанта" стремительно раздувалась, грозя сорвать молнию замка...

— Не забудь оставить место для компа, — хихикнула Раяна, — и для подушки...

— Больно он мне там нужен... — скривилась Кира, воюя со шкафом.

— Я, пожалуй, всхрапну часика два, пока ты бегаешь, — сказала девушка, укладываясь на кровать и устраивая на груди свёрнутое валиком розовое одеяло, — про что у вас изложение было?

— Да так, — отозвалась Кира из-за дверцы, — писали про то, как какой-то Белый Бим с чёрным ухом за поездом бежал...

— Ты не поменяла их местами? Ну... поезд и собаку?

— Вовсе нет, — фыркнула Кира, — написала всё как надо, близко к тексту... Эмка, слава Богу, надоумила, как оставить текст при себе. Надо просто заранее оторвать от сборника обложку, набить её бумагой и сдать, а сам сборник пихнуть под полу... А вот ты, — Кира высунула голову из шкафа, — ты уверена, что твой дедушка сумеет отстоять тебя перед отчимом? Прикинь, как он взбеленится, если узнает, где ты проведёшь ближайшие десять дней?

— Плохо ты нас знаешь, — усмехнулась Раяна, — мой дедушка и не такие глотки затыкал. Вообще Ахмет Радикович и его драгоценное мнение меня сейчас меньше всего волнует, ибо за последние три года я видела его в общей сложности только три-четыре дня, и всякий раз он был в дупель пьяный. Он даже родной татарский язык почти позабыл, зато прекрасно матерится по русски...

— В любом случае, — Кира снова нырнула в шкаф, — я очень рада, что у тебя с моим папой установились тёплые отношения...

Раяна откинула одеяло, подошла к шкафу и просунув руку между дверцами, нашарила Кирины хвостики.

— Кирка, — сказала она, — у тебя самый-самый шикарный папа на свете. Я всегда мечтала именно о таком папе.

— Спасибо, — польщёно молвила девушка.

— Так что смотри, береги его.

— Обязательно... ой блин, ну вот что это такое! — воскликнула Кира, выбираясь из шкафа и разглядывая разошедшийся шов на розовом купальном лифчике.

— Да брось ты его, — сказала Раяна, — невелика потеря. Купим новый по пути. Или вовсе будем на дикие пляжи ходить...

— Это был мой самый любимый купальник... — проворчала Кира, отправляя испорченную вещь в ящик.

В комнату вошла Анна Павловна:

— Ну как, девочки, готовы? — она попыталась взять Кирину сумку, но та даже с места не сдвинулась — словно к полу приросла. Если бы не присутствие Раяны, мама непременно вознегодовала бы на дочь за то, что та вечно берёт с собой в дорогу горы ненужного хлама, да ещё и собирается два часа, но сейчас она просто расстегнула молнию и повыкидывала добрых три четверти тиснутых в сумку вещей.

А Кира, воспользовавшись заминкой, прокралась на цыпочках в кухню, пустила в мойку воду(шум падающей струи прекрасно глушил посторонние звуки), залезла в шкаф и провертев пальцем дырку в кульке, выудила оттуда огромную горсть шоколадных конфет. Распихав лакомство по карманам шортиков, она завернула краны и отправилась в спальню.

Найденный при странных обстоятельствах музыкальный медальон по-прежнему лежал в маминой тумбочке. После минутного раздумья Кира спрятала его на груди под топиком. Едва ли эта вещичка понадобится ей в деревне, но какое-то внутреннее чутьё подсказывало девушке, что сей предмет не должен оставаться без присмотра, особенно первые два дня, пока квартира будет пустовать.

Не далее как позавчера на медальон наткнулся папа, и случилось это, как нарочно, в присутствии Киры. Он тоже задался вопросом — кому принадлежит сия вещичка, может быть, это подарок Гриши Листикова? Пришлось по второму разу повторить рассказ о случайной встрече с Мирославом, который по ошибке вручил позолоченную коробочку Кире. Хорошо ещё, что этот разговор был услышан мамой, которая вспомнила и про объявления о находке, и про то, что Мирослав — друг Стешки Мамонтовой, а не Кирин поклонник... После маминых пояснений эта тема была закрыта, и девушка вздохнула с облегчением. Александр Васильевич лишь уточнил — помнит ли Стешка об осторожности, встречаясь с парнем, который старше неё на шесть лет? На что и Кира, и Анна Павловна ответили, что Стешка, в отличии от многих сверстниц, куда более осмотрительна и благоразумна, и в случае чего не даст Мирославу много воли...

— Кирушка, ты где? — донёсся из передней мамин голос, — уже пора, машина ждёт...

Кира выскочила из спальни и взялась за сандалики.

Поездка прошла без происшествий. Какую-то часть пути девушка усердно работала челюстями, расправляясь с рассованными по карманам конфетами(половину из них пришлось справедливости ради отдать Раяне). "Золотая" девочка даже поинтересовалась — не боится ли Кира за сохранность своих зубов, вдруг, неровен час, в них появятся непредусмотренные анатомией отверстия? Сладкоежка недовольно скривилась, а сидевший за рулём Александр Васильевич, не отрываясь от дороги, заметил:

— Это ведь Кира. Мыслимое ли дело, чтобы она путешествовала без набитых сладостями карманов?

Кира, не обращая внимания на адресованные ей слова, доела конфеты и решила прилечь. Она свернулась калачиком, заняв чуть ли не всё заднее сиденье, и даже не заметила, как её сморил сон...

А три часа спустя, когда машина миновала последние рязанские кварталы и выехала на трассу в направлении Спас-Клепиков, Анна Павловна, обернувшись назад, сказала:

— Рая... встряхни там немного Кирушку.

Кира мирно дремала, подобрав ноги и уютно устроив голову на коленях подруги. "Золотая" девочка применила для побудки один старый проверенный способ — щекотание под носом прядкой волос. Результат не заставил себя ждать — разоспавшаяся девушка буквально подпрыгнула на сиденье.

— Ай, да что это!.. — захныкала Кира, протирая глаза, — встаю я уже, встаю... я что, опять проспала?

Все в машине так и прыснули со смеху.

— Куда? — повернулась к ней мама, — ты что, не знаешь, где находишься?

— Ой... — Кира села и выглянула в окно. На обочине мелькнул указатель на поворот в сторону Дубровичей, а затем по правой стороне показалась старая насыпь от разрушенной узкоколейки.

— Так мы почти приехали, — догадалась Кира, — а я думала, что уже в школу пора...

— Кто о чём, а Кирушка — о школе, — усмехнулась мама, — скоро ты будешь на ходу засыпать от нехватки витаминов, потому что очень плохо питаешься... на завтрак — конфеты, на обед — конфеты...

Кира, не слушая ничьих вразумлений, нетерпеливо ёрзала на месте, стараясь разглядеть из окон знакомые по проведённым в деревне каникулам рощицы и лесные опушки.

— Ой, а вон лось учится ходить на задних лапах, — сказала она, завидев притаившийся среди кустов знак "Дикие животные".

— На копытах, — поправила Раяна.

— Какая разница... — отмахнулась Кира, пытаясь привстать и тем самым улучшить себе обзор. Вскоре между деревьями показались окраины Солотчи и возвышающиеся над посёлком купола храмов Рождество-Богородицкого монастыря, а через минуту-другую девушка разглядывала заборянские улицы и раскинувшиеся за селом заливные луга, усеянные многочисленными озёрами-старицами и исчерченные десятками речных проток.

— Как жаль, — девушка повернулась к Раяне, — что ты только до двадцатого здесь будешь. В июле здесь и малина поспеет, самая настоящая, из лесу, и клубника...

— Не беда, — усмехнулась брюнетка, — как-нибудь проездом к тебе загляну. А вот на маминой родине, в Сакмаре, есть места, где лесополосы возле "железки" высажены из ирги и реписа. Пять километров вкуснятины, хоть мешками собирай.

— И что же, — Александр Васильевич обернулся, — неужели никто из местных князьков не "прихватизировал" эти полосы?

— Пока ещё нет, во всяком случае, наша родня не жалуется.

— Удивительно, — покачал головой мастер пера, — есть ещё что-то такое, что покамест никем не присвоено...

— Шурик, — сказала Анна Павловна, — не забывай следить за дорогой...

— Не волнуйся. Сзади тоже есть дорога.

...Возле бабушкиного дома московских гостей встретила довольно многочисленная толпа. Здесь была и бабушка, и тётя Варя, шкодник и проныра Сашка, детишки всех возрастов, приходящиеся Кире и Сашке двоюродными-троюродными братьями и сёстрами, и другие родственники разной степени родства, проживающие в Заборье, Солотче и окрестных мещерских деревнях. Встреча получилась тёплой и доброжелательной; Кира крепче, чем обычно, обнялась с тётей и бабушкой — и даже слегка прослезилась, ибо только ей, да ещё Раяне, было известно, что во второй половине мая инфертехнолог Джедис(или кто-то из его приятелей, что не суть важно)едва не спровадил половину бабушкиных гостей в небытие...

Бабушка не преминула заметить, что за год Кира успела подрасти, что её хвостики стали на пол-мизинчика длиннее, а когда девушка со смехом поинтересовалась — неужели она и впрямь так изменилась за девять месяцев, то услышала следующее:

— Не одна ведь ты на моих глазах вырастаешь, так что пора бы мне уже научиться видеть — как вы тут все меняетесь...

— А вот это — Раяна, — представила Кира "золотую" девочку.

— Здравствуйте, м-м... Анастасия Ивановна, — сказала Раяна.

— Здравствуй, доченька, — ответила бабушка, обнимая Кирину подружку. Раяна, не ожидавшая такого обращения, некоторое время стояла на месте, удивлённо хлопая глазами, и повернувшись к Кире, шёпотом спросила:

— Ох, Кирка, зачем она меня так... доченькой?

— Бабушка всегда так называет любую девушку, которая к ней приходит... ой, кто меня дёргает? — вскрикнула Кира, почувствовав чью-то руку на левом хвостике.

— А это я, — из-за её спины, не выпуская хвостик, вышел Сашка, — неужели не помнишь?

— Конечно помню, но зачем же волосья так драть? — девушка погладила брата по затылку, — и тебе привет, маленький хулигашка...

Девушки зашагали к старому, но достаточно просторному кирпичному дому, выстроенному почти полсотни лет назад Кириным дедушкой. Сашка, не выпуская сестриных хвостиков, заспешил следом, пересказывая все значимые и не значимые сельские новости — о здоровенной, почти с локоть, рыбине, которую он чуть было не поймал, об осином гнезде в саду, которое он собственноручно выкурил, о местном пакостнике Юрке Ширшове, с которым он уже три дня воюет и всё никак не может победить, и о подаренном дядей Колей игровом картридже с несколькими модами на "Супер Марио"...

— Так ты что же, — Кира ущипнула брата за ухо, — ухитрился сюда "денди" привезти?

— А как же, — приосанился Сашка, — я это умею... что хочешь протащу так, что никто не увидит. Я за неделю до отъезда вынес приставку до гаража и под сиденье заткнул.

Девушки дружно рассмеялись.

Пока Раяна переодевалась в одной из крохотных спаленок, Кира не спеша обошла весь дом, изредка задерживаясь возле памятных уголков — кровати, на которой она любила прыгать, трюмо, от которого она на пару с Сашкой ухитрилась оторвать одну из зеркальных створок, потолочную нишу в кухне над печкой, где лежал когда-то туго набитый — а сейчас похудевший наполовину — мешок со спичками...

— Ну что, переоблачилась? — Кира прошла в занятую подругой спаленку. "Золотая" девочка свернула брюки с топиком и надела белое короткое платьице без рукавов, настолько лёгкое и тоненькое, что, казалось, оно было сшито из пододеяльника.

— Эмка напихала бы сюда книг, — говорила Кира, ощупывая спортивную сумку подруги, — Стешка — клубков со спицами и вырезок с рецептами, Надя — нотной бумаги и уж как-нибудь постаралась бы заткнуть сюда контрабас... а у тебя там что?

— Да так, смена верхнего и исподнего, вот эти штанишки, цифровик с плеером и так... ещё кое-что.

Они разложили диван, на которой им предстояло ночевать, уложили в шкаф привезённое с собой имущество, и Кира повела Раяну на осмотр местных достопримечательностей.

Они прошли в старую, невидимую с улицы половину дома, состоящую из одной комнатки размером не больше гаража. Шестьдесят лет назад эту комнатку занимала Кирина прабабка Екатерина Матвеевна, а в большом доме — ныне снесённом — обитали многочисленные постояльцы из числа эвакуированных жителей прифронтовых территорий. Все старые вещи, не вписывающиеся в современный интерьер, были убраны в это ныне нежилое помещение. Раяна долго разглядывала выпущенную в тридцатых годах посуду и кипы газет, выходивших в военные и довоенные годы, и заметила:

— Хлое наверняка будет интересно посмотреть — как русские до войны жили... — она подняла голову, разглядывая протянутые по потолку электропровода, — вот гляди ж ты... проложили проводку в колхозные времена — и она до сих пор пашет и замыкать не думает. И не искрит...

Она могла бы просидеть здесь до ночи, но неугомонная Кира убедила её продолжить экскурсию.

Стоило ей заикнуться о долгих вечерах, проведённых на печке возле щёлочки, через которую был хорошо виден телевизор(мама с бабушкой пребывали в уверенности, что девочка крепко спит)- как Раяна понимающе улыбнулась, и подруги пустились в воспоминания. Им обеим довелось видеть приключения лейтенанта Коломбо, Тони-Лунатика с Тропиканкой, богатых, которые тоже плачут, и драмы на "Корабле любви", не говоря уже о различных телешоу на-вроде "Час Пик" или "Любовь с первого взгляда". Кира припомнила и заставку телекомпании "ВИД", которую она принимала за бабушку с пучком, а мама говорила, что это лицо пьяного Ельцина после падения с моста...

Они прошли в гостиную, где каждый свободный участок стены занимали как покупные, так и самодельные книжные полки — и это не считая огромного, до отказа заполненного различной полиграфией книжного шкафа.

— Умная у тебя бабушка, — заметила "золотая" девочка, разглядывая труды и монографии, посвящённые лесоводству, пчеловодству, охотоведению, ботанике, истории Мещерского края и всей Рязанщины в целом.

— Она лесотехник, — отозвалась Кира.

— А вот это что? — Раяна забрела в самый дальний уголок, где хранились учебники, по которым Кира давно отучилась и оставила в наследство своим маленьким кузенам и кузинам.

— Как живописно, сколько воображения... — хихикала гостья, листая книгу для внеклассного чтения из серии "Родничок" за третий класс, — муха курит, бабочка курит, муравей курит, паук курит, кузнечик курит, шмель курит... а у жуков и вовсе топор вешать можно. Это ты тут всё разрисовала?

— А кто же ещё, — ответила Кира.

— А что это за Дима, которого ты любила? Вот тут написано — ай лав Дима... уж не Феофанов ли?

— Он самый. Он меня тогда и перевязал, и домой отнёс, когда я коленку о тротуар расквасила.

Крутившийся рядом Сашка, состроив заговорщицкую физиономию, сказал:

— Кирка, расскажи про бутерброд...

— Про что? — девушка насторожилась, чувствуя какой-то подвох.

— Про то, как ты сунула под подушку бутерброд с колбасой, и он лежал там неделю, пока не протух. Бабушка тогда думала, что где-то здесь в доме крыса сдохла...

Раяна сдержанно рассмеялась, заслышав об этом удивительном случае, а брат с сестрой громко заспорили, выясняя, кто из них больше другого пакостничал во время проведённых в Заборье каникул.

— Разжечь под столом костёр и накормить ёжика горчицей, — заговорила, отсмеявшись, "золотая" девочка, — это, конечно, надо умудриться, но меня вам никогда не переплюнуть.

— А что ты такого сделала? — заинтересовался Сашка.

— Это было в Сакмаре. Приехал к нам один родич на тракторе, с сенокоса. А я возьми и залезь с подружкой в кабину. Дёргали мы там рычаги, нажимали кнопки — и додёргались до того, что трактор завёлся и поехал. И прежде чем нас остановили, мы свалили забор, проехались по грядкам и сели колесом в погреб. И нас хорошенько взгрели чилигой известно по каким местам. Ух, как мы обе ревели... — Раяна даже слегка съёжилась, — нам по семь лет было тогда.

— Хорошо, что за рулём Кирки не было, — со смехом сказал Сашка, — она бы там половину улицы разнесла...

Заслышав это, оскорбившаяся Кира вновь начала вспоминать учинённые братишкой шалости и проказы, но в это время в гостиную вошла тётя Варя и позвала всех к столу.

Гости и хозяева разместились на веранде, не сколько ради выставленных угощений, сколько для долгих разговоров, благо что запас городских и деревенских новостей был достаточно велик. Мама поставила перед Кирой тарелку намешанного на сметане творога с мелко накрошенными ломтиками яблок и сказала:

— Вот, запасайся витаминами, не то проспишь здесь всё лето.

Девушка скосила глаза на тарелку Раяны, затем — на тарелку Сашки. Они ели всё то же самое. Но всё-таки творог — это не варёная капуста и не лук, за компанию можно и постараться...

За столом текли неспешные беседы о семейных неурядицах, чьих-то свадьбах, похоронах и ожиданиях прибавления потомства, затем перешли на политику, армию, милицию и экологию(все сошлись на мнении, что у президента и половины министров с депутатами окончательно поехала крыша), а затем тётя Варя начала рассказывать о странном происшествии, имевшем место совсем недавно — когда половина жителей села увидела в небе чёрный предмет дискообразной формы. Люди повыскакивали из домов кто в одном ботинке, кто-то — разутым на обе ноги, иные люди вышли в полуодетом виде... Две сотни заборян и солотчан дошли до шоссе и словно очнулись от сна, явно не понимая — что побудило их покинуть свои дома.

Гости начали вспоминать различные случаи, когда им приходилось видеть в небесах нечто необъяснимое, а бабушка, когда все умолкли, сказала:

— Удивляться тут нечему. Где больше всего мясных и падальных мух? Там, откуда пахнет гнилью и тухлятиной. Где селятся тараканы, крысы, мыши? Там, где не вытирают со стола и роняют огрызки за диваны. А если грязь накопилась в душах и головах — то жди зелёных человечков, людей в чёрном, летающих тарелочек...

Это замечание никто не стал оспаривать. Кто-то из присутствующих добавил, что на днях видел на автобусной остановке очередного чудика, или уфолога, надеющегося найти в Заборье следы пребывания инопланетян.

Кира с Раяной усиленно работали челюстями, ухитряясь вместе с тем ловить каждое произнесённое за столом слово. Заборяне и их московские родственники даже предположить не могли, что на другом конце стола сидят те, кто знает ответы на интересующие их вопросы...

Александра Васильевича начали расспрашивать о странных существах, чьи трупы находили чуть ли не по всей Москве, и о неизвестных личностях, объявивших охоту на таинственных монстров. Две подруги тотчас превратились в слух и даже позабыли о своих тарелках. Гуляющие по столице зловещие истории, как оказалось, проникли и в провинцию...

— Ну, что тут сказать, — говорил Кирин папа, — были случаи. Много народа видело трупы полулюдей-полузверей, рыбо-людей, амфибий, человеко-насекомых, или всё это одновременно, вперемешку. Да, кто-то выслеживает и убивает их — сжигает, растворяет, чем-то замораживает. Кто они, эти уродцы, и кто их убивает — без понятия. Говорят всякое — от нашествия марсиан до каких-то вышедших из-под контроля правительственных экспериментов. Милиция ничего не знает. Федералы и вовсе ничего говорить не хотят. Интересно вот что... если у одного человека на лице клюв, а у другого — ласты на ногах, то такие аномалии должны быть отражены в документах, но никто не видел этих документов. Уж светила-то от медицины должны были знать о таких аномалиях? Но нет, не знают. Получается, что до того, как эти "чумные доктора" и "ихтиандры" вышли на улицы и были кем-то выслежены и убиты — их как бы и не было нигде...

— Из ниоткуда лишь черти берутся, — подала голос бабушка.

Кира почувствовала, как Раяна тихонько толкнула её ногой. Она повернулась, встретила пристальный взгляд подруги и едва заметно кивнула...

А между тем Александр Васильевич начал рассказывать собравшимся о секте "Друзья Христа" и её последователях, участвующих в реализации образовательного проекта "Созидание будущего", а так же о словеснице Яковлевой, выгнанной из Кириной школы за попытку помешать этим "созидателям" совращать учеников. И теперь Александра Антоновна и ещё несколько инициативных граждан намерены воевать с этими "друзьями" и "созидателями" старым проверенным способом — поднять жителей Братеевского района на протест.

— А в школу, стало быть, она больше не вернётся? — спросила бабушка.

— Нет, не вернётся. Сказала, что на педсовете, когда Баженов при всех облил её помоями, никто из прочих педагогов ни единым словом за неё не вступился, а раз так, то с её представлениями о чести и совести ей нечего делать в таком коллективе.

Александр Васильевич, будучи достаточно сведущим по криминальной теме, рассказал несколько случаев, когда педофилам и гомосексуалистам под видом некоммерческого объединения или псевдорелигиозной организации удавалось проникнуть в образовательные учреждения и совратить там немало детей, особенно из младших классов, причём их деятельность оставалась незамеченной на протяжении многих лет. Рассказал он и о случаях, когда учеников заставляли медитировать, употреблять сомнительные снадобья, участвовать в сеансах массового гипноза, в результате чего многие дети надолго попали в психолечебницы, а виновных в их страданиях давно уж след простыл...

Кира невольно покосилась на Сашкино место, но тот уже расправился со своей порцией и убежал на улицу. Малопонятные разговоры взрослых его нисколько не волновали.

Улучив момент, девушка вышла из-за стола и прошла в гостиную. Она вспомнила о чёрной рубашке — той самой, в которую её когда-то запеленали, прежде чем оставить на улице. Опасливо поглядывая на дверь — ибо малопонятную деталь своего раннего детства Кира не хотела раскрывать даже подруге-панцироносице — она начала обследовать ящики бабушкиного комода.

Рубашка нашлась в самом нижнем из ящиков. Фасон и способ пошива действительно не походили ни на что из того, что Кире доводилось видеть, и прожжённые отверстия — три на полочках, три на спинке — отлично накладывались друг на друга. Чем они нанесены?

"Не знаю, — прошептала про себя Кира, — не хочу знать... совсем..."

Она понюхала рубашку, но не уловила никаких странных запахов. Вещь долго пролежала в ящике комода и пропиталась запахом от других предметов одежды. Кира с сожалением задвинула ящик и зашагала на веранду. За исключением своего неземного вида, рубашка никак не проявляла себя в роли предмета, имеющего таинственную историю.

Она села за стол, доела последнюю ложку творога и вышла во двор. Раяна, нагнав её, сказала:

— Хочешь посмотреть кое-что интересное? Здесь недалеко, в лесу за трассой...

— В лесу? — девушка взмахнула рукой, отгоняя кружившегося рядом слепня, — подожди... это там, где ты со Стешкой гоняла инкопов?

— Да.

— Ну что ж, пошли.

Девушки вышли за ворота и не спеша двинулись по почти безлюдной улице в сторону сельской управы, намереваясь пройти от неё к кладбищу, а уже затем выйти в лес.

— Хорошо сегодня, — сказала Кира, — ни холодно, ни жарко, и ветра нет.

Сумрачное небо было затянуто гроздьями плотных облаков, раскрашенных во все оттенки серого. Вдали, едва не соприкасаясь с водной гладью Оки, протянулась бледно-жёлтая полоса заката. Воздух казался неподвижным, застывшим. Предстоящей ночью вполне возможен дождь...

— Нам запрещали на Оку бегать, — говорила Кира, — вон она какая широченная, чуть ли не с Енисей... да и сейчас, наверное, запретят. Будем в протоках купаться.

— Ну так что же, — хихикнула Раяна, — там течения почти нет и вода теплее. Голышом побултыхаться — в самый раз.

— Эмка, наверное, сейчас Хлою встречает, — задумчиво молвила Кира.

Она вздохнула. Отъезд прошёл в спешке; с Эммочкой, Норкой, другими знакомыми и не очень знакомыми ребятами пришлось прощаться чуть ли не на бегу. Норка скоро уедет в Казахстан к своей бабушке, в тот самый посёлок, едва не исчезнувший по вине Реаниматоров, а затем они всей семьёй полетят отдыхать на Филлиппины. Хотелось бы на прощание посидеть в "Лунном венце", вот только у взрослых вечно какие-то свои планы...

— Ты завтра будешь смотреть Хлоин семинар? У меня тут планшет есть...

— Обязательно, — кивнула Кира.

— А как насчёт предстоящей ночи? Спрыгаешь со мной в Москву?

— Если не засну, то спрыгаю.

Подруги дружно рассмеялись. Все они, включая Эммочку, Стешку и Надю, составили график выхода в город для наблюдения за обстановкой на улицах, прежде всего в тех местах, где могли бы засветиться инкопы. Капитан Пи всерьёз рассматривала версию об их проникновении в Москву легальными способами, и подложные паспорта служили тому подтверждением.

Панцироносицы выходили на дозор по ночам — так было меньше шансов быть обнаруженными. Передвигались они исключительно по крышам домов — там, в отличии от улиц, не было ни светофоров, ни инспекторов ДПС, ни заторов, равно как и лишних свидетелей. Им пришлось основательно взяться за изучение родного города, ибо крыши, по которым они прыгали, были всякие и разные — прочные и непрочные, новые и старые, звукопоглощающие и пропускающие любой шорох, железные — громыхающие при каждом шаге, и шиферные — готовые треснуть при любом неосторожном движении... Эммочка раздобыла на просторах Интернета трёхмерный план Москвы и ближнего Подмосковья, внесла при участии Хлои некоторые изменения в программу — и вскоре панцироносицы составили собственную карту, которой пользовались при прокладке маршрутов по верхним ярусам мегаполиса. Там были простые и сложные маршруты, с опасными препятствиями вроде высоковольтных проводов или перекинутых с крыши на крышу кабелей, дома с точками выхода для телепортации, дома, в которых коммунальные службы не озаботились ограничить выход на крышу, и многое другое.

Кира находила всё это очень забавным. В самом деле, кто бы отказался одним прыжком взлететь на смотровую площадку какого-нибудь бизнес-центра? Прогуляться по самому краю какой-нибудь девятиэтажки, слушая доносящиеся из верхних комнат разговоры? Дождаться предрассветного часа, когда движение на дорогах почти замирает, выйти на МКАД и разогнаться до скорости гоночной машины? Этот своеобразный "ночной дозор" был не только ответственным и небезопасным занятием — кто-нибудь обязательно добавлял в него и долю шутки. Раяна не упускала случая заметить, что в Москве завелись самые настоящие ведьмы, или что по прошествии пары лет в городе не останется ни одного уличного грабителя(порой панцироносицам доводилось встречаться с ними — не в пользу последних, разумеется). А Надя несколько раз брала с собой в походы по крышам то метлу, то белую простыню — заставляя тем самым нервничать напарницу(ибо дозор осуществлялся парами), за что Хлоя обещала по возвращении из Архангельска устроить пакостнице взбучку...

Иногда панцироносицы меняли тактику и осматривали город днём. Вероятность обнаружить затаившегося инкопа возрастала в местах наибольшего скопления людей — в метро, в аэропортах, в пунктах отправки междугородних автобусов или на железнодорожных вокзалах. Время от времени девушки вели наблюдение за обстановкой возле тех мест, до которых, по их мнению, инкопы должны были быть особенно лакомы — стадионов с осатанелыми футбольными фанатами, телевизионных и радиовещательных студий, концертных залов(если в них организовывалось выступление какого-нибудь одиозного ансамбля, продвигающего посредством своих песен человеконенавистнические идеи), штаб-квартир мистико-философских обществ или деструктивных сект, и многого другого в том же роде...

Инкопы никому на глаза не попадались, но ослаблять бдительность было ещё рано. Общеизвестно, что болезнь легче предупредить, чем приниматься за её лечение в момент наибольшего обострения.

— Тогда я тебя растолкаю часика в три, — сказала Раяна, — тем более ты сегодня отлично выспалась. Этой ночью мы посидим у Трёх вокзалов, затем — на Павелецкой, лады?

— Лады, — вздохнула Кира, предчувствуя, что ей в три пополуночи, как всегда, будет неодолимо хотеться спать, и мало того — "золотая" девочка выбрала самое трудное для исследования место — площадь Трёх вокзалов. Днём это сущий ад — куча входов на станции метро, самые оживлённые трамвайные ветки, сотни автобусов... Положим, в три часа пополуночи метро не работает и трамваи не ходят, но поезда с Сибири, Урала и Ленинградского направления никто не отменял...

— Кстати, — продолжила Раяна, — мы сегодня видели Еслика.

— Кого? — скривилась Кира, — мне слышать противно эту дебильную фамилию... где вы его видели?

— Он и ещё какой-то мужик, которого мы пару раз видели у "Спящей спутницы", выехали нам навстречу с поворота на Софьино, на такой чёрной "Газели" с крытым кузовом.

— Это его дядьки "Газель", — пояснила Кира, — а я что, спала?

— Ты отключилась где-то в Чкалово. Этот Еслик или кто он там... чуть в нас не врезался, как будто не видел знака, что надо уступить. А когда мы уезжали оттуда, то пацанёнок из окошка руку высунул и известно что вслед показал.

— А что ему остаётся, — усмехнулась девушка, вспомнив о повадках подлого и пакостного одноклассника. Несмотря на пятнадцать с лишним лет, Еслик по-прежнему любил показывать из окон автобусов непристойные жесты едущим позади водителям, и корчить рожи стоящим на остановке людям в тот момент, когда автобус трогался с места.

— Интересно, — Раяна запустила пальцы в волосы, — что эти двое делали в Софьино? Не знаешь случайно, нет ли у них там родичей, знакомых каких-нибудь?

Кира пожала плечами. Ей было глубоко наплевать — как Еслики проводят своё свободное время.

Девушки вышли на Школьную улицу, прошли немного вдоль кладбищенской ограды и свернули в лес. Вскоре Раяна остановилась на опушке и указала на три упавшие, с расщепленными полусожжёнными стволами, сосны.

— Вот здесь разместилась их группа, — сказала она, — десять уродцев с гравитонобоями и плазмоганами, и двое недоношенных Копперфильдов.

Кира пригляделась повнимательнее и заметила на лужайке слой золы и сажи, кучки углей, обугленные головни... Вдалеке лежала поваленная берёза с переломленной кроной, высохшими листьями и тёмно-коричневым сетчатым узором на бересте.

— Это Стешка поработала?

— Да, — кивнула Раяна, — того, кто сидел на дереве, разнесло по кусочкам.

— Слушай, — спохватилась Кира, — а трупы? Здесь кто-нибудь находил тела?

— Нет. Хлоя приказала сжечь всю группу дотла, чтобы никто потом не лазил по селу и не задавал местным лишних вопросов...

Девушка вздохнула с облегчением. Ей и раньше казалось странным, что никто из заборян ни разу не упомянул об оставшейся после перехвата куче мёртвых тел, но, как оказалось, Хлоя всё предусмотрела заранее, а потому никто, кроме "специалистов" по тарелочкам, не проявляет интереса к визиту Реаниматоров на территорию Мещерского края.

— Я не понимаю, — сказала она, — почему Хлоя так беспокоится из-за того, что инкопы могут проникать в Москву, пользуясь самолётами, поездами, автобусами? Это ведь совсем другое, не так, как с телепортером. Пусть даже им помогают какие-то люди, но это ведь не так страшно...

Раяна присела на поваленное дерево и после недолгого молчания заговорила:

— Ты так думаешь... а помнишь, Хлоя говорила, что какой-то тип из землян что-то замышляет против нас?

— При чём тут это? — удивилась Кира, — она разберётся с ним — и все дела.

— Ох, Кирка, — вздохнула Раяна, — как у тебя всё просто. Ты ещё не убивала людей... — она придвинулась к подруге вплотную, — Ты понимаешь, что если кто-то из землян помогает Реаниматорам — то это самое худшее из того, что может случиться? Вспомни номер, с которого звонил Лукас. Ладно бы он сам ходил в дом престарелых и записывал телефон на полоумного дедушку, а если это делал завербованный агент?

— Значит... — Кира напрягла все свои мыслительные способности, — они могли завербовать много людей и поручить кому-то из них за нами шпионить?

— Ух, — вздохнула Раяна, — ты всё-таки поняла... и если кто-то из них попадётся ментам или федералам, начнёт болтать, что ему поручили пасти нас, то... дело будет плохо. А за нами вполне может кто-то присматривать. Да и Хлоя... думаю, нас в ближайшее время ждёт куча сногсшибательной информации.

Кире виделась лишь новая куча неприятностей. Она попыталась представить человека, завербованного Реаниматорами. Что могло побудить его сотрудничать с этими иномерными мясниками? Деньги? Страх перед разоблачением из-за имеющихся в прошлом преступлений? А может, Реаниматоры попросту используют такого человека втёмную, действуют из-под чужого флага, представляясь, например, агентами ЦРУ, или предлагая выполнить поручение отечественных служб контрразведки или правопорядка?

— Я, наверное, буду плакать и истерить, — сказала она, — но, думаю, смогу выпустить Силу Красоты в иномерного солдата... но в землянина? Не знаю...

— Зато я смогу, — ответила "золотая" девочка, — когда я представляю, что кто-то из тех, кого я вижу каждый день, регулярно докладывает Реаниматорам, что я делаю, у меня начинают руки чесаться...

— Ты что, кого-то уже подозреваешь?

— Пока никого. Пошли отсюда куда-нибудь, — Раяна прошла на свежую траву и отёрла голые ступни от золы, — противно здесь как-то...

Кира охотно поднялась с дерева, ибо ей тоже не хотелось пачкать ноги о пепел, оставшийся от инкопов. После недолгого блуждания по лесу они набрели на поросшую густой травой лужайку, посреди которой возле одиноко стоящей сосны кто-то вкопал скамейки со столиком. Девушки сели; Раяна выудила из кармана крохотный радиоприёмник и настроилась на новостную волну.

Ничего хорошего они не услышали. То ли сегодня выдался какой-то особенный день, то ли на радиостанции работали повредившиеся рассудком личности, но новости шли одна смешнее другой — в Токио спасатели два часа снимали с дерева кошку, в Сиднее кто-то развалил отбойным молотком половину дома ради спасения попавшего в вентиляцию лягушонка, какой-то городишко в Италии наводнён мигрирующими черепахами, в Москве открыто брачное агентство для собак...

— Как весело у нас на Земле, — хихикнула Раяна, — как будто и не было ни странных убийств, ни бойни на аэродроме, ни загадочных исчезновений...

— Бабушка в таких случаях говорит — "пир во время чумы".

— Самое то... ой, Кирка! — девушка вздрогнула и испуганно покосилась через плечо, пытаясь что-то разглядеть у себя за спиной, — мне кто-то на голову упал... ой, по шее ползёт!..

— Где? — Кира зашла Раяне в тыл, перебрала её волосы и увидела крупного, с пол-ладони, тёмно-коричневого жука, — не бойся, это всего лишь олешка.

— Кто-кто???

— Жук-олень, — Кира отцепила насекомое от подружкиных волос и выпустила на стол. Какое-то время девушки разглядывали жука, занятого исследованием старых досок, трогали кончиками пальцев выросты и рога на его голове, а минуту спустя "золотая" девочка сказала:

— Я со страху решила, что на меня во-о-от такой паук грохнулся...

Кира ссадила насекомое на кору дерева и задумалась. Гриша, конечно же, видел именно этот эпизод... а что же с остальными его видениями? Что за парень на инвалидном кресле, которого она будет навещать?

— Ты искупаться не хочешь? — спросила она, — пошли на Солотчу, а то стемнеет скоро...

Девушки вышли из лесу и через несколько минут зашагали по огибающему огороды просёлку. Небо на востоке перекрасилось из бледной желтизны в яркий багрянец, на улицах села вспыхнули фонари. Одно из последних новшеств, выразившееся в замене бледно-голубых ламп на оранжевые, пока распространилось лишь в городах и не успело дойти до сельской провинции, а потому заборянские улицы после захода Солнца погрузятся во тьму, ибо бледно-голубой фонарь освещал лишь самого себя, в отличие от оранжевого, чей свет рассеивался гораздо лучше и на довольно большое расстояние.

— Я из своих снов помню затмение на Мидгарде, — сказала вдруг Кира, — когда солнышки прятались за Асгардом... в небе — чёрный круг раз в пятнадцать больше солнечного, и грозовые разряды там настолько сильные, что их невооружённым глазом видно...

— Я тоже помню это, — кивнула Раяна, — кстати... ты знаешь, что на Мидгарде в эпоху парусного флота никому не удалось совершить кругосветное плавание?

— Не знаю... а почему?

— Ну неужели не помнишь, что Хлоя говорила? Бескрайний океан настолько бескрайний, что его невозможно было пересечь по экватору — иначе все бы погибли от нехватки воды и пропитания. Там даже был термин такой — "мёртвая зона". Тот, кто пересекал её границу, уже не мог вернуться. Её преодолели лишь на паровых машинах. А ты слыхала, что рассказывала Хлоя о реакции животных на инкопов?

Кира помотала головой. Возможно, Хлоя говорила и об этом...

— Кошки шипят и воют, собаки набрасываются и кусают, лошади храпят, пчёлы, осы и шершни налетают всем скопом... ой, Кирка, — всплеснула руками "золотая" девочка, — вот вечно ты чего-нибудь не знаешь и не помнишь...

— Я у Сашки как-то спросила, — хихикнула Кира, — хочет ли он жениться на Райке...

— Да я в принципе не против, — новоиспечённая невеста зарделась и прикрыла волосами почти всё лицо, оставив на свободе лишь глаза.

— А он не согласен, — говорила подруга, — во-первых, он хочет жениться на Эмке — она ласковая и добренькая, как мама. Это с его слов. А во-вторых, он заявил, что с тобой, Райка, будет трудно, потому что ты ворчушка.

— Что??? — глаза у Раяны чуть ли не на лоб полезли, — я — ворчушка? Признавайся, это ты всё выдумала?..

— Нет, не я.

— Вот титька тараканья, — Раяна дёрнула подругу за хвостики.

— Ворона заучёная, — не оборачиваясь, парировала Кира.

Они подошли к довольно крутому спуску, и возле воды послышались шорохи, шлепки по грязи и воде, издваемые стаей потревоженных лягушек. Девушки прошли в кусты, посбрасывали с себя всё надетое и нырнули в медленно остывающую, тёплую воду.

Отплавав несколько кругов, подруги вышли на берег. Раяна помогла Кире выжать её тёмно-русую, потяжелевшую от влаги гриву, постоянно липнущую к спине, затем они оделись и не спеша побрели домой.

— У вас красивое село, — сказала "золотая" девочка, — в мае, когда все деревья были в цвету, особенно яблони, вообще классно было...

Кира вспомнила некогда сказанные бабушкой слова — что через десять-двадцать лет в селе не останется ни одного коренного заборянина — молодые разъедутся по городам, старые — уйдут в мир иной, а их место займут горожане, в основном — рязанцы пенсионного возраста, решившие дожить свой век вдали от шумного, пропитанного бензиновой гарью и Бог знает чем ещё, города. Судя по обилию теснившихся к шоссе коттеджей различной этажности, выстроенных из облицовочного кирпича и крытых металлочерепицей, бабушка не очень-то и ошиблась в своём прогнозе. Времена сложенных из неповоротливых сосновых брёвен изб-пятистенок, домов из тёмно-красного местного кирпича и поставленных наскоро домиков из тонких досок, щеповой оплётки и листов ДВП, постепенно уходили в прошлое. Прежними оставались лишь сады, в которых иные яблони и груши достигли полувекового возраста, если не больше. Деревья исправно и обильно плодоносили из года в год в течении многих поколений. Недаром Рязанщина в народе именовалась "яблочным краем" России.

— Я слышала, — сказала Кира, — что ездить со своими яблоками в Рязань — это то же самое, что в Тулу — со своим самоваром, или в Оренбург — с пуховым платком.

— А в Оренбуржье, кстати, многие имеют родственников, живущих здесь. В Орске стоит самый мощный НПЗ на Урале, и в Рязани есть такой же. Они много лет сотрудничали, и на этой ниве наладились кровные узы...

— Ты покажешь мне как-нибудь Сакмару?

— Как-нибудь покажу, — и Раяна начала рассказывать подруге о своих ранних детских годах, проведённых в старой, основанной ещё в петровские годы казачьей станице, ныне являющейся более-менее процветающим районным центром. Кира узнала о старых, замощенных известковым щебнем и давно не ремонтировавшихся мостовых, о большой старой каменоломне и древних полуразрушенных горах с пробитыми в их недра колодцами(люди надеялись таким образом найти известковые карманы), об осенней поре, когда сакмарская ребятня, вооружившись палками и верёвками, отправлялась в окрестные пойменные леса на сбор вешенок, о путешествиях за реку к "железке", где проводился сбор просыпавшейся из товарняков серы, о тайных ночных вылазках на поля с целью хищения кукурузы и подсолнухов, о складе макулатуры, где всегда можно было разжиться какой-нибудь интересной книжкой(сие строение у сакмарцев так и называлось — "книжный склад"), о забитых илом зарослях камыша и рогоза, кишащих лягушками и ужами, в которых иной раз — если очень повезёт — можно натолкнуться на плоских зелёных черепах...

— Вот бы дома такую черепашку завести, — мечтательно проговорила Кира.

— В неволе они быстро чахнут и умирают, — возразила Раяна, — так что это только одно расстройство... а знаеь, что ещё я люблю делать, когда бываю в Сакмаре?

— Не знаю.

— Голышом на свежем сене загорать, вот что...

Кира улыбнулась и ускорила шаг.

Впереди — два с половиной месяца отдыха, и девушка не собиралась растрачивать их впустую. И не важно, что Хлоя будет при всяком удобном случае вытаскивать её на базу или куда-нибудь ещё, а бабушка не даст подолгу залёживаться по утрам в постели...

Вице-адмирал стоял возле прозрачной цилиндрической стенки и разглядывал багровую человекоподобную массу, плавающую в желтоватом питательном растворе. Перед его глазами формировалось человеческое тело, и он в который раз поразился мастерству генетиков, биохимиков и рипликаторов, сумевших посредством тонкой и дорогой аппаратуры воспроизвести рост и формирование живого существа.

— Это у нас... — он взглянул на табличку, — это принцесса Церена, так?

Присутствующий здесь же Олаф Госкат кивнул:

— Да, это Церена, она же — Кира Белякова. Как видите, скелет уже сформирован... — он включил голопроектор и взял указку, — зубы на месте, сухожилия и связки — на суставах, мышечный корсет почти готов. Все органы соответствуют, как и положено, оригиналу в возрасте пятнадцати лет. Сейчас мы можем видеть зачатки глаз, лёгких, сердца... срок запуска в эксплуатацию — тридцатое июня.

— Прекрасно, Олаф... прекрасно, — Кинзи прошёл к трём оставшимся чанам. Четыре рипликационных аппарата, содержащих в себе растущие копии, стояли в отдельной комнате, доступ в которую был закрыт для всех, кроме главного генетика и вице-адмирала.

— Когда эти клоны оживут, — сказал Кинзи, — то с их помощью мы заставим Церену сдаться. Копия Индаса при случае сможет даже выдавать себя за настоящего ванахемского принца... ну а ты, Олаф, получишь назад потерянные денежки. Если, конечно, у Церены есть с чего отдавать...

— Я буду беречь эти копии как зеницу ока, — заявил Госкат.

— Конечно, — улыбнулся Кинзи, — конечно будешь.

Загудел коммуникатор. Вице-адмирал принял вызов и увидел на крохотном экране лицо Джерома Одри.

— Я привёл Мирослава Кратова, — доложил майор, — он не в самом лучшем состоянии...

— Опять избит?

— Да, причём серьёзно. Похоже, нарвался на легавых и решил покачать права...

— Я сейчас буду, — Кинзи повесил коммуникатор на пояс и повернулся к Олафу, — ты всё слышал? Предупреди медиков.

Не дожидаясь ответа, он прошёл через лабораторию к лифту и поднялся в свой кабинет.

Уже в пятый раз Мирослав уходил из долины Спокойствия. И, конечно же, всякий раз возвращался крепко избитым. Кинзи не то что бы сильно заботился о последующем лечении принца — Прогрессоры, вселяющиеся в тела людей, берегли свою жертву и не наносили ей серьёзных травм, но милицейская дубинка — вещь крайне неприятная. Даже пользуясь ею осторожно, с умом, можно сильно растрясти организм, а Мирослав и без того весь в синяках, и к тому же начал терять в весе...

Впрочем, не важно, сколько килограммов он потеряет. Кинзи беспокоило то, что ванахемский принц до сих пор так и не изъявил желания поскорее оказаться дома. Что ему мешает? Можно было и не ждать никаких просьб, а просто взять и отвести парня к порталу, но Кинзи покамест не решился на это.

"Мы сказали ему, — думал вице-адмирал, — что переход невозможен. Пока. Но он должен был понять, что мы тут на базе трудимся не покладая рук... точнее, делаем вид, что трудимся. Так почему же он ни разу не поинтересовался — как продвигаются наши дела? Мы бы тут же сказали, что успехи налицо, а после недели ожидания обрадовали бы его известием, что путь открыт..."

Вице-адмирал мог без опасений поручить своим людям заботу о здоровье ванахемского принца. Он играл роль очень занятого человека и не собирался идти в медотсек, тем более что у него действительно был ряд неотложных дел.

Он сел за стол, отхлебнул из стакана грибной настойки и после минутного ожидания усилием мысли вызвал генерала Нефри. Тот не заставил себя ждать и вынырнул на противоположном конце стола буквально через пару секунд.

— Развлекаешься в Москве? — насмешливо поинтересовался Кинзи.

— Собираю информацию, как обычно, — усмехнулся Нефри, садясь, — а тебе чего не спится? Геморрой лопнул?

— Не угадал.

— Тогда что стряслось на этот раз? — контрразведчик придвинул к себе бутыль с настойкой, — кстати... наш господин опять выходил в Москву на прогулку и нарвался на патруль. Последние, разумеется, возжелали получить какие-то деньги, ведь облюбованный ими гражданин не имел при себе паспорта...

— Ты всё видел? — Кинзи опустил стакан на стол; его донышко ударило по полированному дереву несколько сильнее, чем могло выдержать стекло.

— Да, — закивал контрразведчик, — теперь двум бедолагам придётся долго залечивать поломанные колени.

— Твоя работа?

— А то, — усмехнулся Нефри.

— Нашему господину не стоит выходить в Москву. Увы, он ещё не уяснил этого. А вот ты... — вице-адмирал после минутного раздумья продолжил, — для тебя есть одно дело.

Кинзи встал и прохаживаясь от стены к стене, пустился в суть задания:

— Наш господин уже никуда не денется. Он снова наш. Теперь мы займёмся Цереной.

— Что я должен делать? — Нефри видел только два конечных варианта — похищение и убийство. Разумеется, он не выполнит ни того, ни другого...

— Ты отправишься в Заборье или любой другой населённый пункт, расположенный рядом с этим поселением. Церена и Кора находятся там. На глаза им не попадайся. Старайся вести себя так, чтобы местные жители тобой не интересовались. Собирай информацию, регулярно докладывай лично мне, без посредников. Жди, пока я не решу, как именно следует решить участь принцессы.

— Я знаю это место, — сказал Нефри, — глухой лесной край, от которого благоухает Космической Тиранией. Как долго я буду там находиться?

Он надеялся, что ему хватит оставшегося времени на то, чтобы обдумать — как уберечь от гибели Церену, спрятать от Кинзи ванахемского принца и напоследок сильно покусать Братство — быть может, даже помешать Прогрессорам хозяйничать на Земле...

— Недолго. У меня был сеанс связи с Сифом и спикером Верховного Совета Немезиса. Мы получим новый телепортер двадцатого числа июня-месяца. К этому времени, когда мы восстановим утраченную свободу маневра, я приму окончательное решение.

Кинзи не стал говорить о указании Сифа третьего относительно принца Индаса. Король заявил, что в случае необходимости принца разрешено заменить на инкопа уже на стадии его переправки на Ванахем. Судьбу подлинника он всецело возложил на плечи вице-адмирала, особо подчеркнув, что при возникновении какой-либо безвыходной ситуации Мирослав Кратов должен быть убит.

— Ну ладно, — Нефри встал, — посижу в лесу, покормлю комаров. Только улажу все дела с Ириной — и отправлюсь...

Он не собирался приглашать женщину на последнее свидание — он хотел лишь избавить её от ментального контроля, после чего она навсегда забудет о существовании австралийца Мэттью Сен-Джойна.

— Вот-вот, — кивнул Кинзи, — приятного отдыха. И смотри — не нарвись там на Кору...

В глубине души вице-адмирал надеялся, что контрразведчик где-нибудь допустит ошибку и погибнет в схватке с Цереной или Корой Ардер. В этом случае он уйдёт из этого мира Светоносцем. Но такой исход был маловероятен, ибо многое указывало на то, что Нефри встал на путь предательства. Если Кинзи отдаст приказ убить или похитить принцессу, то...

И вот на это самое "то" у вице-адмирала был приготовлен небольшой сюрприз.

Едва Нефри телепортировался обратно в Москву, Кинзи взял коммуникатор и вызвал Джерома Одри:

— Передай капитану Имсайду, что я хочу его видеть. Немедленно.

Имсайд не заставил себя ждать. Это был человек средних лет, представлявший на базе одну из частных военных компаний Ванахема, готовый выполнить любой приказ — разумеется, если за это хорошо заплатят. Кинзи платил более чем хорошо, а большего Имсайду и не требовалось.

Вице-адмирал дал ему задание — через сеть подпространственных тоннелей выйти к заброшенному торфобрикетному заводу, расположенному возле болота несколько восточнее Заборья, закрепиться там и ждать очередного приказа — какого именно, Имсайд спрашивать не стал, но Кинзи подчеркнул вероятность того, что придётся провести карательную акцию в отношении жителей нескольких деревень, следовательно, требовалось взять индукторы инфразвука и побольше боезапаса для огнемётов и газораспылителей.

Кинзи не мог просто так взять и приказать устранить контрразведчика. Нефри — Светоносец, и Прогрессоры нверняка заинтересованы в столь ценном сотруднике. Нужно было бороться до конца за душу генерала, иначе тот окажется в рабстве у Космической Тирании. Нельзя было лишать Нефри шансов стать Прогрессором и поучаствовать в управлении Мирозданием... "Сколько беспокойств из-за одного человека, — думал вице-адмирал, — даже страшно представить, как бы нам пришлось убеждать Индаса присоединиться к нам, если бы не внедрённые в него блоки ложной памяти..."

Покончив с инструктажем, Кинзи отпустил подчинённого, как вдруг снова загудел коммуникатор.

На сей раз вице-адмирала вызывал инкоп Лукас, который, по его словам, имел при себе какое-то важное сообщение. К его словам требовалось относиться серьёзно, ибо Прогрессор, пусть и стеснённый пребыванием в человеческом клоне, вряд ли поднял бы шум из-за ничтожного пустяка...

Кинзи телепортировался на пост внешнего наблюдения. Это помещение, набитое самой современной электронной аппаратурой, было глазами и ушами всей базы. Здесь проводилось наблюдение за воздушным пространством в пределах Южного полярного круга, за омывающими Антарктиду морями и океанами, осуществлялись программы радиоперехвата и контроля за деятельностью военно-морских соединений и систем ПВО. Лукас и ещё несколько инкопов встретили вице-адмирала у большого голопроектора с выведенной на нём трёхмерной проекцией земного шара, и после приветственного церемониала негр заговорил:

— У меня для вас хорошие новости, господин вице-адмирал. Это касается предстоящей кампании по дезорганизации морских и воздушных перевозок...

— Я слушаю, — кивнул Кинзи.

— С вашего позволения... — Лукас на секунду замешкался, — нам не повредило бы присутствие Олафа и Накема, поскольку вы поставили их в известность о планах кампании...

— Конечно, — Кинзи недовольно поморщился. Он долго раздумывал — следует ли раскрывать юному сопляку и зажравшейся учёной крысе свои планы до начала их осуществления, но в конце концов сделал это. Ведь только они, помимо него самого и Нефри, умели перемещаться в любую точку Земли по своему выбору. Магия телепортации при проведении диверсий была очень кстати, и людей, ею владеющих, следовало использовать по максимуму.

Госкат и Зойсман не замедлили явиться. Они не имели ничего против того, чтобы подорвать несколько сотен танкеров с нефтепродуктами, трубопроводов и нефтебаз. Генетик жаждал поскорее получить назад свои деньги, начинающий революционер жаждал красивых зрелищ и ощущения собственного могущества — словом, от участия в терроре никто не отказался.

Лукас принялся рассказывать собравшимся о разведывательных полётах над континентами, о том, что земляне не воспринимают всерьёз появление в небе странных летающих объектов, о том, что невоплощённые Прогрессоры с удовольствием окажут собратьям-инкопам всяческую помощь, что шесть седьмых земной поверхности доступна для полётов... Кинзи, Госкат и Зойсман слушали не перебивая, а по окончании доклада генетик поинтересовался:

— Я не совсем понял... что значат ваши слова о шести седьмых? Оставшая часть пространства — неужели она недоступна для изучения?

— Вот об этом — отдельный разговор, — Лукас поднял палец, — боюсь, мы столкнулись с неразрешимой проблемой...

Он опустил руку и потупил очи — ни дать ни взять сама скромность и учтивость. Тем временем другой инкоп вывел на голопроектор картину горно-лесистой местности с панорамой двух древних потухших вулканов. На равнине между двумя горными хребтами виднелась группа строений, окружённых поясом радиомачт и различных локаторов. Приглядевшись повнимательнее, Кинзи различил на снимке флагшток с трёхцветным бело-сине-красным полотнищем.

— Это один из постов радиолокационного наблюдения на Камчатке, в долине реки Сторож, — начал объяснять негр, — во время наблюдения за его активностью один из наших дисколётов был сбит.

— Что за чушь? — вытаращился Госкат, — вы хотите сказать, что эти полуобезьяны умеют уничтожать летательные аппараты, спроектированные Прогрессорами?

— Весьма сожалею, но это так, — развёл руками Лукас, — страна, которая контролирует этот участок территории, является самой большой проблемой на планете...

— Это ещё почему? — продолжал недоумевать учёный.

— Потому что от неё разит Космической Тиранией чуть ли не на всё северное полушарие. При полётах над её территорией приходится соблюдать крайнюю осторожность. Вообще удивительно, как мы, выходя в их столицу, не сгниваем заживо...

"А ещё там прячутся наши пакостные девочки", — мысленно добавил Кинзи.

— Не понимаю, что вас так пугает? — вставил словечко Накем, — я уже бывал в этой стране. Тупое население, одебиленное телевизором и Интернетом... водки, табака и тяжёлых наркотиков — хоть завались...

— Так-то оно так, — согласился Лукас, — но там ещё остались большие группы рабов Космической Тирании, которые отравляют нам существование. Они не смотрят телевидение, не употребляют наркотиков, отказываются приобщаться к ценностям нового века, мешают властям насаждать эти ценности. Вы, наверное, уже слышали, что они додумались поливать свои самолёты и корабли ядовитой водой? Хуже того, многие их пилоты прикрепляют на приборные панели знаки Космической Тирании и носят эти знаки на себе в качестве защитного средства. Мы можем легко подчинить своей воле любого земного пилота и даже убить его, но только не этих. И эта отвратительная привычка распространена не только на воздушном флоте. В этой стране знаки Космической Тирании можно увидеть на приборных панелях автомобилей, на капитанских мостиках кораблей и в кабинах поездов...

— Неужели тамошние власти настолько тупы, — нервно рассмеялся Госкат, — что не могут взять и расстрелять рабов Космической Тирании, всех до единого?

— Не будь идиотом, Олаф, — усмехнулся вице-адмирал, — известно, что рабы Космической Тирании смерти не боятся, кроме того, они хорошо организованы, а посему власти, как бы у них ни чесались руки, никогда не посмеют им мешать.

— И это только одна страна, — продолжал Лукас, — для нас затруднён доступ и в ряд других стран, например, на Украину и в Белоруссию, Казахстан так же частично закрыт. Но хуже всего нам приходится в Греции, Сербии, Румынии и Болгарии. Эти места перекрыты намертво...

Он ещё долго говорил о различных местах, в которых инкопы видят угрозу для своего телесного воплощения, об упавшем дисколёте и поисковой операции, затеянной командованием Дальневосточного округа, а Кинзи впервые за проведённые на Земле годы засомневался в успехе порученного ему задания.

Он вспомнил, как несколько русских, служащих в милицейском спецподразделении, сумели беспрепятственно проникнуть на перекрытый Джедисом аэродром и расстрелять группу захвата, сорвав тем самым пленение панцироносиц. Казалось бы, пустяк — ведь большая часть их сослуживцев, попав под воздействие переоборудованных локаторов, впала в каталепсию, и всё же... Вдруг у них есть целые армии, сформированные из солдат, невосприимчивых к магии? А тут ещё ядовитая вода и какие-то знаки на панелях управления...

Выходило, что, уничтожив девяносто процентов земной авиации и морских судов, Кинзи и инкопы тем самым будут способствовать возвышению и укреплению военной мощи тех стран, народы которых — в большинстве ли, в меньшинстве — находятся под пятой Космической Тирании. Этого допускать было никак нельзя. Как же в таком случае подорвать их способность к сопротивлению?

— Скажи, Лукас, — обратился к инкопу вице-адмирал, — эта ядовитая вода, о которой ты говорил... она используется повсеместно?

— Нет, но всё равно от этого не легче. Как ни печально, но уничтожить русские ВВС и ВМС мы не можем...

— Этого и не нужно, — успокоил Лукаса Кинзи, — есть и другие способы, например... поливают ли они ядовитой водой вагоны-цистерны?

Лукас на секунду задумался, затем ответил:

— Те, что используются для транспортировки нефтепродуктов? Ни разу не замечал...

Стоящие рядом с голопроектором инкопы озадаченно переглянулись. Кто-то даже присвистнул от восторга.

— Так вот... — сказал Кинзи, — я обеспечу вам подпространственные тоннели на все железнодорожные узлы Земли, какие только есть. Вы будете дожидаться наибольшего скопления гружёных топливом поездов и сжигать их. И такой вопрос... могут ли невоплощённые Прогрессоры подключиться к системам ПВО стран "золотого миллиарда" и послать туда ложный сигнал о ракетном нападении?

— Разумеется, — не раздумывая ответил Лукас, — тем более они уже проделывали такие фокусы. И с поездами это вы хорошо придумали...

— Что, уже успели что-то сжечь? — усмехнулся Госкат.

— Был случай, — вмешался один из инкопов — с виду человек, но с торчащей из воротника гусиной головой, только намного большего размера, чем у птицы-донора, — однажды в Башкирии мы подогрели трубопровод под насыпью и сожгли два пассажирских экспресса...

— Зачем?

— Чтобы предсказание одного очень хорошего человека стало правильным. Катастрофа действительно произошла, он прославился, и многие люди отвернулись от служителей Космической Тирании...

— Моя мысль заключается в том, — перебил инкопа Кинзи, — чтобы страны, озабоченные разносом демократии, нанесли ядерный удар по городам оплота Космической Тирании. Чтобы провокация сработала, мы можем даже телепортировать собственный ядерный заряд в Чикаго или Сиэтл... неважно, куда. Но в любом случае, наш план относительно Земли нуждается в корректировке, поэтому жду вас всех утром у себя.

Заговорщики покинули пост наблюдения. Едва Кинзи и Госкат скрылись из виду, Накем нагнал в коридоре Лукаса и затащив его в туалет, спросил:

— Слушай... неужели всё так плохо? Эти знаки, эта ядовитая вода... а что, если русские пронюхают о нас и залезут на базу с целой цистерной этой воды? Вам же всем конец будет, да и нам не поздоровится...

— Не дрейфь, — усмехнулся негр, — никакие русские нас здесь не достанут. Они никогда не отыщут ни одного входа в подпространство. И вообще никто на Земле не в состоянии это сделать.

— А как же Хлоя Пи, Церена и все прочие? Они-то в курсе, как работает преобразователь измерений, да и в магии кое-что понимают...

— Ну раз так, то они сами нагрянут к нам в гости. Но ты не бойся. Эти девочки будут блуждать по тоннелям и камерам, подобно Тесею, попавшему в Лабиринт Минотавра. Только в нашем случае нити Ариадны у них не будет. Мы без труда прикончим их, когда вдоволь натешимся их попытками пробраться в наше убежище или вернуться домой...

— Хорошо, если так, — Накем несколько успокоился. Он не знал, кто такие Тесей и Минотавр, и что представляла собой нить Ариадны, но спрашивать не стал. Какое ему дело до каких-то сказок?

— Я тут постоянно занят, — сказал Лукас, — признаться, даже забыл о тебе... как тебе тут живётся-то?

— Да так, — махнул рукой Накем, — пробую себя на ниве композитора...

— И что же ты сочинил? — удивился негр, ибо отлично знал, что этот сопляк ни шиша не смыслит в музыке. Были времена, когда Лукас, ещё не получивший воплощения, забирал к себе бездарных композиторов, для которых сочинял сонаты, симфонии и реквиемы. Вот и сейчас он с трудом удерживал себя от смеха, глядя на юного педераста, внезапно почувствовавшего себя Моцартом.

— Я пишу музыку, которая будет звучать на похоронах Церены Сегнуссен, — ответил Накем, — как-нибудь я тебе её сыграю.

— Отлично. Что-то вроде реквиема, — заключил Лукас, — надо бы ещё и название сочинить, скажем, такое — "Принцесса отмучилась"...

Человек и инкоп дружно рассмеялись.

— Я подумаю над этим, — пообещал Накем.

— Ну ладно, я побежал, у меня ещё куча дел. Я тут решил немножко припугнуть наших девочек...

— Как?

— Устранить глав разведывательных сетей. Девочки должны остаться одни на Земле...

— Это будет замечательно, — важно кивнул Накем, будто идея принадлежала ему, а не Лукасу.

Они вышли из туалета и молча разошлись в разные стороны.

Спустившись на нижние этажи, пройдя холодную сырую пещеру и оказавшись в подпространстве, Лукас остановился, вынул сигареты, закурил и после нескольких глубоких затяжек сказал:

— Все планы придумываю я, реализовываю — тоже я, а этому кретину, похоже, до лампочки, что он всего лишь статист, — негр злорадно улыбнулся, — великое Неподобие и вечное Безобразие... как же тупы и примитивны эти двуногие шимпанзе...

Он затянулся ещё раз.

— Глупенький-глупенький несчастный Кинзи... если он лишится покровительства, то станет полной бездарью. И Госкат — убери от него Прогрессора, и кем он будет? Толстым маразматиком, страдающим от астмы и сахарного диабета. Эх, люди-люди, тупые, никчёмные, убогие твари...

Лукас вспомнил подслушанный им разговор между Кинзи и Сифом третьим. Король, или, что более точно, лже-король, ибо подлинник был заменён на инкопа, заявил, что при случае принца Индаса можно и подменить... Это хорошо. С живым человеком, пусть и заворожённым, всегда куча хлопот. Что ещё? Двадцатого июня прибывает корабль с телепортером, тридцатого будут готовы копии Индаса и Церены... Террор против Земли начнётся двадцать пятого. Нельзя ли перенести дату начала операции? Пожалуй, можно — надо взорвать корабль с грузом на подлёте к Антарктиде. Кинзи будет в бешенстве, и ему можно подкинуть идею — начать террор на пять дней раньше срока.

Надо будет отправить какого-нибудь инкопа через портал в систему Валгаллы-Муспелхема. Или отправиться туда самому. Но сначала — разобраться с Иваном Мадяко и его приятелями, засевшими в Вашингтоне и Токио.

Выйдя из гаража станции техобслуживания, Лукас достал мобильник, набрал номер и дождавшись ответа, заговорил голосом Мирослава Кратова:

— Привет, Стеша... как ты там, не сильно скучаешь? Понимаю, и я тоже...

Хлоя сидела за письменным столом в отведённом для неё кабинете административного сектора, расположенного в одном из домов на Борисовских Прудах и занималась ничем не примечательной канцелярской рутиной. За окном медленно сгущались серые вечерние сумерки. Она подшила в папку набранный на принтере материал о технологии спаивания молодёжи и убрала бумаги в кейс, как вдруг кто-то осторожно поскрёбся в дверь.

— Входи, Эмма, — откликнулась Хлоя.

— Как вы узнали, что это я? — полюбопытствовала Эммочка, усаживаясь на пододвинутый стул.

— По шагам, — улыбнулась словесница.

— Неужели они такие громкие?

— Нет, нет... наоборот, слишком тихие. Тебя еле-еле слышно. Ну так что же... — Хлоя села рядом, — как твои успехи?

— Всё впустую, — покачала головой отличница, — обегала весь первый микрорайон и вот до вас добралась. Никто ничего не видел, не слышал, не помнит...

Девушка говорила о поиске пропавшей сутки назад семилетней девочки, проживавшей где-то на Луговом проезде в Марьино. История сего исчезновения была довольно простой — где-то после обеда девочка отправилась поиграть с подружками — и, как говорится, словно в воду канула. С концами. Родители прождали свою кроху до вечера, затем бросились в милицию... Учитывая то, что последние месяцы выдались богатыми на кровавые события, розыск был объявлен без промедления, ориентировку с фотографией разослали по всем районам и по области, инспектора и группы добровольцев отправились на прочёсывание жилых массивов и всякого рода пустынных мест, но никаких результатов эта деятельность не принесла.

— Я уже не помню, скольким людям я фотку показывала, — Эммочка развернула несколько отпечатанных в типографии плакатов, — может, сотне или больше. Вообще, как такое происходит?

— Что ты имеешь в виду?

— Вот вышел человек, — пояснила отличница, — и вдруг он исчезает. Все говорят — "он минуту назад тут был". Или — "пять минут назад здесь крутился". Или куда-то зашёл — и исчез на месяцы, годы, или насовсем... — она подняла на словесницу тронутые печалью глаза.

Хлоя обняла девушку за плечи. "Она очень мало знает, хоть и учится намного лучше других, — подумала капитан Пи, — кем бы она ни была в прошлом, кем бы ни стала в будущем, но опыта у неё мало. Очень мало. Она не знает, что все таинственные исчезновения именно так и происходят..."

— Как думаете, её найдут? — спросила Эммочка.

— Если следственная группа состоит из профессионалов, то шансы есть, хотя... — Хлоя запнулась, — семилетняя малышка может много кому понадобиться. Тут никто гарантий не даст.

— Вы что-то подозреваете? — насторожилась девушка.

— Если ты о Реаниматорах, то... — Хлоя бросила взгляд в окно, — то ничего определённого я пока не могу сказать. То, что девочка пропала — это, конечно, трагедия... ведь дети пропадали и раньше, но их находили. А насчёт Реаниматоров у меня есть некоторые мысли, но ещё нет ни одного подтверждения для своих версий.

— Но ведь мы все регулярно просматриваем Москву... это же не просто так?

— Ты права. Я уверена, что в Москве может быть дислоцирована группа инкопов, потому мы все и следим за местами массовых скоплений людей и разными мероприятиями.

— Я позавчера ходила на митинг "зелёных", — сказала с усмешкой Эммочка, — тоже мне, борцуны за экологию... после них вся площадь была засыпана окурками, а в одном месте даже шприц нашёлся.

— Болтуны, — хмыкнула капитан Пи, — пустые, никчёмные болтуны. Нет смысла забивать голову всяким политическим мусором. Есть совесть, она, в отличии от лозунгов, никогда не обманывает.

— А у вас как дела? Вас тут не сильно достают?

— Смертельных случаев не предвидится, — улыбнулась словесница и принялась рассказывать девушке о своих планах на будущее и беготне по различным кабинетам.

Семинар, посвящённый вредительской сути программы "Созидание будущего", шёл уже третий день, и Хлое пришлось изрядно повозиться, прежде чем местная чиновничья братия поверила, что организаторы общественных слушаний не намерены заниматься в Братеево экстремистской деятельностью и прочими разновидностями терроризма.

Первоначально мероприятие планировалось провести в местном ДК, но директор заведения оказался порядочной сволочью — едва заслышав о программе "Созидание будущего", а точнее, о том, что выгнанная с работы педагог Яковлева намерена её развалить, он сразу же указал словеснице на дверь. Его поведение было тем более странно, что в ДК регулярно устраивались собрания сайентологов, Адвентистов Седьмого Дня, Свидетелей Иеговы, движений "Нью-эйндж" и "Чайлд-фри", занятия на тему "Как стать стервой"(одним словом, демократия цвела и пахла), а когда Хлоя потребовала объяснений, Борис Аронович Штольман(отец того самого Яшки, не желающего опаздывать в музыкалку) заявил следующее:

— Поймите, милая девочка, вы — не в тренде. Кому нужна ваша трескотня о здоровом детстве и материнстве? Вы хотя бы посмотрите, какие уважаемые люди ходят на проводимые здесь мероприятия. А кого приведёте вы? Каких-то домохозяек? Каких-то бабушек? Мало того, вы ещё и трансляцию в сеть хотите устроить? Так вот, советую вам навсегда забыть всё ваше прожектёрство. Вы молоды, красивы, вам ещё жить в этом городе, детей растить... а посему рекомендую вам не пытаться плыть против течения. Мартышкин труд, как говорил классик. И предпринимать что-либо против создателей я бы тоже не рекомендовал. Ещё не хватало, чтобы ваши бабушки начали забрасывать окна школ тухлыми яйцами...

После этой отповеди Хлое не оставалось ничего другого, как уйти.

— Борис Аронович, — сказала она на прощание, — а вы слышали когда-нибудь такое — что вниз по течению только дерьмо плывёт?

— Я сказал то, что сказал, — пожал плечами толстый, крючконосый, с обвисшим лицом и длинными тоненькими ножками, директор ДК, — не пытайтесь осложнять отношения с уважаемыми людьми. Пожалеете.

Хлоя только фыркнула и хлопнула дверью так, что слышно было во всём здании. Знал бы этот кусок сала — кому именно он грозился...

Подобные разговоры происходили чуть ли не за всеми начальственными дверями, но, несмотря на отказы и многозначительные намёки на серьёзные последствия, помещение для аудитории было-таки найдено, изучение сути внедряемой образовательной программы и последствий её применения шло полным ходом, и число слушателей стремительно росло — ибо среди москвичей ещё находились думающие люди, коим было небезразлично всё то, что преподают их детям.

— Я тут всё бегаю, бегаю, — сказала Эммочка, едва Хлоя закончила своё повествование, — как-то даже и подзабыла о вас. Вы новые учебники разбираете?

— Вот, — Хлоя протянула отличнице стопку листов, — это черновой материал для выступления, без редакции. Разбор по параграфам, тематическое занятие N21 — уборка комнаты от следов курения и потребления алкоголя перед возвращением родителей. N22 — чистка одежды от следов, оставляемых после самоудовлетворения.

— И они собираются учить этому пятиклашек? — Эммочка перелистнула несколько страниц, — так... N30 — назвать предметы домашнего обихода, пригодные для самоудовлетворения... — она уронила стопку на колени, — я что-то не пойму — они уже совсем оборзели, что ли?

— Похоже на то, — Хлоя забрала бумаги, — недаром на учебниках вытиснено — "Не предназначено для продажи", ибо нельзя народу знать, как малышам мозги промывают. А мне, кстати, уже не раз говорили — что вы панику наводите, наши дети, мол, сейчас больше нас с вами знают, причём такое, о чём мы в их возрасте и не слышали...

— То есть, они тем самым признаются в собственной родительской несостоятельности и что их дети уже оскотинились, — усмехнулась самая умная ученица.

Две панцироносицы ещё долго разговаривали о том и о сём, пока Эммочка не вспомнила об оставшихся недорасклеенных плакатах с портретом пропавшей девочки. Она распрощалась со словесницей и собралась идти, когда в дверь постучали, и после отклика Хлои в кабинете показался Владимир Иванович Баженов.

— Я побежала, до скорого, — Эммочка, не глядя на педагога и не здороваясь с ним, выскочила в коридор и вскоре её шаги затихли на лестнице.

— Вижу, вы уже успели настропалить эту девочку против меня, — с сарказмом в голосе начал Владимир Иванович.

— Садитесь, — Хлоя указала на стул и вернулась на своё место за столом, — вы молчали во время всех выступлений, и вдруг решили заговорить... чем обязана?

Баженов не стал садиться, предпочтя стоять — должно быть, так он чувствовал себя хозяином положения.

— Я хочу, наконец, понять — что происходит? — заговорил он, — что вас не устраивает в программе "Созидание будущего"? Тем более, что вы у нас больше не преподаёте? Проект утверждён на самом высоком уровне, разрешение на его внедрение подписано многими уважаемыми людьми... чего вы хотите?

— Много вопросов, — улыбнулась Хлоя, — давайте я объясню вам на пальцах. Мне не нравится будущее, которое они создают. Оно потому меня не устраивает, что мне не наплевать на то, что вы намерены полторы тысячи детей превратить в сексуально разнузданных животных. Ваши уважаемые люди, давшие разрешение на преподавание по этим учебникам, — она кивнула на стопку книг, — для меня не авторитет, ибо поставить подпись на внедрение такого проекта мог либо некомпетентный идиот, либо мздоимец, и любая из этих двух причин делает этих людей — для меня, во всяком случае — очень неуважаемыми.

— Но позвольте... — педагог, казалось, искренне удивился, — но весь мир уже много лет обучает детей по этим или им подобным программам... вы что, хотите, чтобы Россия и дальше оставалась варварской страной с рабским менталитетом?

— Владимир Иванович, — мягко сказала Хлоя, словно поучая малое дитя, — мне кажется, мы с вами уже вышли из того возраста, когда, сделав гадость, было принято говорить, что "все так делают"?

Баженов не нашёлся, что ответить. Впрочем, он и не думал отвечать на этот, как ему казалось, бред. Он уже собирался вставить какую-нибудь острую, с хамским намёком, реплику, но Хлоя не думала умолкать.

— Поэтому, — продолжала она, — давайте не будем кивать на всех. Я ведь не делаю этого, потому как знаю, что буду не права. Не все делают как я. Не все обладают мужеством открыто выступить против необразованных дураков, особенно — дураков, наделённых властью и деньгами. За вас ведь не все думают? Есть вы и ваша совесть, хотя... совести у вас, похоже, и вовсе нет, зато рабского менталитета у вас — до кучи. Что-то вы очень уж сильно боитесь ваших уважаемых людей...

Владимир Иванович замялся. Уж в чём-чём, а в наличии рабского менталитета его ещё никто не обвинял. Он мнил себя цивилизованным человеком, призванным просвещать тупых аборигенов. Недаром же ему дали зарубежные гранты и звание заслуженного учителя России.

Он опустил глаза в пол и немного сместился в сторону, так, чтобы лучше видеть пространство под Хлоиным столом. Словесница проследила за его взглядом, опустила руку, слегка оттянула вниз брючины, скрывая от сластолюбца свои лодыжки, и убрала ноги под стул. Педагог словно очнулся, вновь поднял взгляд на Хлою и сказал:

— Если наш разговор и дальше будет протекать в хамском ключе...

— А что мне остаётся, если вы целый народ записали в варваров и рабов? — усмехнулась Хлоя, — вы спросили у меня — чего я хочу? Моё желание — отнюдь не секрет. Я хочу, чтобы Россия была населена благоразумными девушками, могущими стать прекрасными жёнами и хорошими матерями, и благоразумными, мужественными юношами, способными стать хорошими отцами и защитниками своих жён и матерей. Только и всего, уважаемый Владимир Иванович...

У заслуженного учителя глаза были готовы вылезти на лоб. Он выглядел пастырем, в присутствии которого прозвучало неслыханное, не имеющее прецедентов кощунство.

— Вы лучше объясните, — он начал терять терпение, — с какой это стати вы настраиваете детей против их преподавателей? Почему Эмма Мокрецова и Кира Белякова постоянно торчали на вашей квартире? И другие девочки... чем вы там с ними занимаетесь?

Хлоя усмехнулась. Баженов — это было видно по тону его голоса — подозревал наличие у собеседницы некоторых специфических наклонностей и ставил свои подозрения в некую связь с проводимыми Хлоей общественными слушаниями — если, мол, она протестует — значит, пытается скрыть свои пристрастия, или завидует, поскольку ей не досталось зарубежных грантов... Словесница невольно подумала о наблюдении доктора Ломброзо, заметившего у талантливых людей одну неприятную манеру — истолковывать в дурную сторону любой поступок. Вот только какие таланты имелись у Баженова, если не считать умения мастерски лебезить и заискивать перед властьимущими?

Впрочем, имелись у него некоторые специфические таланты. Хлоина поезда в Заполярье не прошла впустую — она узнала множество любопытных сведений о прошлом "заслуженного" педагога...

— А что плохого вы находите в том, что ученицы навещают свою учительницу... выгнанную с работы, кстати, ни за что? — говоря это, Хлоя чувствовала себя несколько не по себе, ибо лишь ей одной было известно, как именно она получила место в школе. Содеянное вернулось назад, пусть и не сторицей, но всё-таки вернулось.

— Откуда в вас столько наглости? — взбеленился Баженов, — я ведь всё знаю о вас!

— Что — всё? — усмехнулась Хлоя. Она могла себе позволить насмешку, ибо если Баженов и вправду что-то знал, то его информация была очень неполной и вряд ли представляла опасность для панцироносиц. Знай он хоть десятую долю правды — то никогда не решился бы использовать её ради личной выгоды, и, пожалуй, никогда не осмелился бы прийти сюда...

— Скажите, — Владимир Иванович кое-как взял себя в руки, — вы хоть знаете ваше место? В каком вы положении? Вам что, больше всех надо? И до вас находились правдолюбцы... видали мы таких как вы...

Хлоя встала, медленно обошла стол и приблизилась к Баженову почти вплотную. Она оказалась выше него почти на полторы головы. Он невольно отшатнулся, когда словесница тихо ответила:

— Владимир Иванович... я о вас тоже многое знаю. И очень надеюсь, что мои знания никогда не превратятся в вещественные доказательства.

Помолчав пару секунд, она добавила:

— Я слышу от вас запах смолы и серы. Покиньте помещение, не то я задохнусь.

— Ну... как знаете, — сожалеющим тоном ответил Владимир Иванович, делая скорбное, словно на похоронах, лицо, — я ведь просто забочусь о вашем будущем. Мало ли что... вдруг авария случится, или пожар... а может, и таинственная пропажа без вести. А то вот однажды случай такой произошёл — у одного хорошего человека была жена. И вдруг она заболевает раком. И однажды ей вместо лекарства случайно вкололи смертельный препарат. А потом выяснилось, что никакого рака у женщины и не было... вот уже лет семь эта дама пребывает в лучшем мире и никому не мешает...

Он старался говорить эти слова в такой манере, чтобы собеседница сразу поняла — если она и впредь будет упорствовать, то её участь будет решена...

Хлоя едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Она прислушалась — за дверью ни звука; здание словно вымерло. Кабинет расположен на втором этаже и его окна заслонены разросшимся тополем... Обстановка прямо-таки располагала к тому, чтобы совершить прыжок на базу и вытрясти из Баженова всю интересующую информацию, а то и вовсе избавиться от него. Но не такова была Хлоя, чтобы слепо доверяться незапланированной возможности. Она незаметно взяла со стола остро заточенный карандаш и спрятала его в рукаве.

— Так что будет очень печально, если вы, такая молодая и красивая... — глубокомысленные разглагольствования Баженова были прерваны Хлоиным локтем, вонзившимся ему в солнечное сплетение. Он засипел от боли, его тощие колени грохнули об пол. Ему потребовалось три минуты, чтобы прокашляться и кое-как начать дышать полной грудью.

— Значит, говоришь, авария случится? — Хлоя подцепила гостя двумя пальцами за ухо, одним рывком поставила на ноги(которые никак не хотели слушаться своего хозяина), перехватила за горло и прижала к стене.

— Вы... ответите... — засипел Баженов, пытаясь справиться с мешающей дышать и глотать рукой словесницы. Он буквально повис на её предплечье. Напрасно. Пальцы на его горле не сдвинулись ни на миллиметр.

— Только пикни — и я тебя прикончу, — прошептала Хлоя, вставляя карандаш в баженовский нос.

"Ещё не хватало, чтобы он тут со страху обделался, — подумала капитан Пи, — убирай потом за ним... хотя... сам и будет подтирать, если опростается".

— Значит, исчезновение со мной произойдёт... — продолжила Хлоя, — а ты у нас, значит, никуда исчезнуть не можешь? Ты знаешь, у меня вдруг желание появилось — отвести тебя на крышу и отправить в полёт без страховки. И будь уверен, никто меня за это к суду не привлечёт. У меня большая практика по подделке доказательств. Я даже посмертную записку за тебя напишу...

Хлое пришла в голову интересная мысль. Если Баженов является тем, кого она в нём давно подозревала, то ему не повредит, если он услышит что-нибудь и более страшное. В конце концов, он — землянин. А Кинзи(или кто там этого Баженова вербовал?), конечно же, вряд ли раскроет своему земному агенту всю правду о панцироносицах...

— Ты слышал о булгаковской нехорошей квартире?

Баженов что-то промычал и затряс головой.

— Так вот, — Хлоя продвинула карандаш на сантиметр вперёд, — любая квартира, в которой я бываю, становится очень нехорошей. И эта комната — тоже. Мне под силу сделать так, чтобы ты, единожды зайдя сюда, больше не вышел отсюда. Думаю, ты о чём-то подобном когда-то слышал...

Баженов начал бледнеть. По сути, он должен был побледнеть ещё раньше, но это произошло только после упоминания о нехорошей квартире. Хлоя припомнила всё, что ей удалось узнать о своём бывшем коллеге по работе. "Неужели моё семя попало на благодатную почву? — подумала она, — он что-то и в самом деле слышал... или видел? Или это запоздалые реакции?"

В этот момент кто-то постучал в дверь. Баженов задёргался, надеясь решить исход ситуации в свою пользу, но пальцы Хлои, казалось, были отлиты из чугуна.

— Подождите минуту, — откликнулась словесница и вновь повернулась к своей жертве, — короче... слушай сюда. Я знаю, какими именно витаминными добавками вы собираетесь пичкать учеников. И будь уверен — если заболеет хоть один ребёнок, и, не приведи Бог, это окажется девочка — то этот карандаш, что торчит из твоего носа, я засуну тебе в задницу, да так, что он вылезет с другого конца... — она вынула карандаш из его ноздри, — да, ещё вот что. Не надо глазеть на мои ноги. Не по Сеньке шапка. Лучше забудь навсегда о моём существовании. На этом всё... — она разжала пальцы и повернулась к двери, — да-да, войдите!

На пороге стоял Александр Васильевич Беляков. От него не укрылось повисшее в кабинете напряжение и несколько потрёпанный вид педагога. А Владимир Иванович тут же сник и поспешил выскочить за дверь, ибо искать защиты у возникшего в дверях человека было заведомо бесполезно. Ведь именно он снабжал зарвавшуюся Яковлеву необходимой для слушаний информацией.

— Что здесь произошло? — поднял брови мастер пера.

— Не сошлись в вопросе, как надо жить — по совести, или по понятиям, — ответила Хлоя.

— Вот как? — Александр Васильевич покосился на дверь, — он угрожал вам? Или...

Он пригляделся к словеснице повнимательнее. Нет, она никак не похожа на жертву дурного обращения. Она была спокойна, как танк. А вот её гостю, судя по всему, крепко досталось...

— Нет-нет, не обращайте внимания, — улыбнулась Хлоя, — мы обо всём договорились и расстались более-менее мирно...

— Это хорошо, но всё же... — Александр Васильевич толкнул дверь, послышался глухой удар, и взорам словесницы и журналиста предстал опрокинувшийся на пол коридора Баженов, держащийся за ушибленный лоб и пытающийся свободной рукой ухватить отлетевшие в сторону очки.

— И что вы надеялись здесь разглядеть, гражданин? — с усмешкой осведомился журналист.

Нацепив на нос треснувшие очки, Баженов кое-как поднялся на ноги и заковылял к лестнице.

— Спасибо вам, — сказала Хлоя, — не хотите присесть? Могу угостить вас кофе... — она полезла в стол и достала термос.

— Хорошо бы, — Александр Васильевич сел на предложенный стул.

Завязался неспешный разговор. Хлоя расспросила мастера пера о Заборье, главным образом о Кире и Раяне, не было обойдено стороной и странное происшествие с появлением НЛО — что говорят жители села? Какова их реакция? Не наблюдаются ли у кого-нибудь нервные расстройства? Услышав, что Кира начала чаще и больше читать, она не поскупилась на похвалу в адрес девушки, а затем разговор перешёл на московские события — на заминированный плакат "Смерть русским свиньям", поставленный на развилке МКАДа и Сколковского шоссе, на пропавшую девочку из Марьино и побывавшего в руках неизвестного маньяка мальчика, находящегося на излечении в 38-й больнице...

— Знаете что, — Александр Васильевич отставил в сторону пустую чашку и встал, — я не хочу только лишь снабжать вас информацией и отсиживаться в стороне. В какой-то мере я чувствую себя ответственным за всё, что происходит на этих слушаниях, в том числе и за визиты всяких... — он скосил глаза на дверь, — вы не будете против, если я провожу вас после того, как вы всё закончите?

— Я уже всё закончила, — Хлоя подхватила кейс и полезла в карман пиджака за ключами, — идёмте...

Они вышли из дома и двинулись к переходу под Бесединским шоссе. Хлоя говорила мало; её мысли были целиком поглощены тем, какую роль играет Баженов на кровавом пиру, устроенному вице-адмиралом Кинзи.

А может, у него и нет никакой роли? Почему он непременно должен работать на Реаниматоров?

И ещё один вопрос на миллион не давал словеснице покоя. Что за женщина, якобы больная раком, умерла семь лет назад от смертельной инъекции? И если таковая существовала, то откуда подробности столь деликатного дела известны Баженову?

А между тем Владимир Баженов прятался за мусоропроводом в подъезде дома по другую сторону Бесединского шоссе. Он был уверен, что словесница Яковлева находится где-то поблизости, и боялся лишний раз пошевелиться, только бы не выдать своего присутствия.

И у него действительно были веские причины для страха.

Лишь когда почти стемнело, а на шоссе и Братеевском мосту зажглись фонари, Баженов собрался с силами и медленно, подскакивая в воздух при каждом шорохе, спустился во двор и побрёл домой. По пути он выбрал глухой не посещаемый уголок сквера возле аптеки на Ключевой, сел на скамейку и активировал на левом запястье переговорный браслет.

— Сергей Геннадьевич, — позвал он в приёмное устройство.

Сергей Геннадьевич ответил сразу же, и Баженов, косясь на тёмные кусты и запинаясь на каждой букве, принялся пересказывать всё, что случилось с ним в кабинете словесницы.

Выслушав путаный рассказ своего подельника, майор милиции долго молчал, а затем сожалеющим тоном поинтересовался:

— Вовчик, тебя головёнкой об пол никогда не роняли? Ты что, долбоёб конченый... или как?

Сергей Геннадьевич прошёлся по всем предкам Баженова, начиная с отца и матери и заканчивая многочисленными прабабками и прадедами.

— Тебе что сказали делать, а? Ты что, за красноречие бабки получаешь? Тебе русским языком сказали — следить, следить, следить!.. Менять накопители в микрофонах, звукоснимателях и прочей херне! Докладывать о всех телодвижениях этой бабы! Где бывает, с кем видится... и о пацанчике из бассейна, и его дружках... а ты что сделал? Какого хера ты у неё в кабинете распинался? — майор помолчал секунду, потом продолжил, — ну ладно, если ты дебил, то это надолго. Чем ещё порадуешь? Аппетит я уже потерял, коньяк в глотку не лезет... давай рожай.

— Эта Яковлева... — залепетал Баженов, — она что-то знает... знает о подпространстве, в которое мы ходим... что делать, Сергей Геннадьевич?

— Если так, то... — майор запнулся, — значит, вляпался ты, Вовчик, по самые уши. Если она и впрямь знает о существовании такого пространства, то она не простая училка. Ты на гэбистку нарвался, такие вот дела. А может, на конкурентов наших работодателей...

Последнюю фразу Владимир Иванович не расслышал. Перспектива оказаться на Лубянке, да ещё и в роли подозреваемого(а то и подследственного)повергла его в неописуемый ужас. Он не был уверен, что сумеет скрыть своё сотрудничество с инопланетной разведывательной службой. Не то чтобы он боялся пыток — их, скорее всего, не будет. Ему будет достаточно инъекции какой-нибудь "сыворотки правды"...

— Что же делать? — всхлипнул Владимир Иванович, — нас встроили в программу СБ специально, чтобы мы смогли обработать и сдать Мокрецову и Белякову... у нас не получилось тогда, четырнадцать лет назад, взять одну из них в палате отказников... если мы и в этот раз проколемся, а программа развалится, то мне пиздец... да и тебе тоже...

— Раньше надо было башкой думать, — поучительным тоном ответил Сергей Геннадьевич, — ты уверен, что не наболтал лишнего этой училке?

— Да я ничего такого не говорил, гадом буду! — Баженов даже попытался перекреститься, но как это делать, он не знал, посему его движения походили на попытку отогнать надоедливую муху, — а эта Яковлева... ты что думаешь? Она такая же, как Мокрецова и Белякова? У неё тоже есть что-то такое... что можно забрать?

— Конечно есть, конечно! — потеряв терпение, рявкнул майор, — и перестань хныкать. Слушать противно...

— А Лукас? Как ты думаешь, что ему нужно?

— Это не твоего ума дело. Много будешь знать — очень скоро состаришься. Делай то, что тебе велят. Ты за это бабки получаешь. Лучше скажи... тебя и Еслика кто-нибудь видел на Луговом проезде?

— Нет, — Баженов приободрился, радуясь, что может сообщить своему собеседнику хоть что-нибудь приятное, — мы ведь у него дома оделись по форме с помощью этого... как там его... проектора.

— Значит, умыкнули девочку... — усмехнулся Сергей Геннадьевич. Он невольно пожалел ребёнка, представив, что с ним сделают приятели Лукаса — четырёхкрылый, клювоносый и прочие... но на что не пойдёшь, чтобы осчастливить человечество, а заодно пополнить банковский счёт?

Кое-как успокоив слетевшего с катушек преподавателя английского языка, майор милиции погрузился в раздумья. Зачем Лукасу и его инопланетному зверинцу понадобились шестеро девушек и работающий в спорткомплексе парень? Почему за ними надо следить, слушать телефоны, проверять электронную переписку? Может, эти люди — продукт некого эксперимента, наподобие того, что был обыгран в фильме "Деревня проклятых"? Что у них есть такого, что можно забрать и выгодно продать? Он был готов побиться об заклад, что у них нет НИЧЕГО дорогостоящего — ни оружия, ни засекреченных приборов... Люди как люди, ничего в них особенного.

Сергей Геннадьевич вынужден был признать, что решить эту задачу ему не под силу. Четырнадцать лет назад ему вместе с Баженовым неизвестно зачем поручили украсть новорожденную девочку из больницы — и у них ничего не вышло: какой-то газетный корреспондентишко, ныне работающий у Пиманова на Первом канале, побывал там раньше и оставил их с носом. Что же такого случилось теперь, когда девочка выросла?

Он вспомнил недавний визит на станцию техобслуживания. Придя туда, он застал Лукаса и его приятелей за любопытным занятием — они раздобыли где-то гримировальные принадлежности и вовсю трудились над изменением внешности одного из человекоподобных существ. По окончании работ перед зрителями предстал самый что ни на есть настоящий Шамиль Басаев — точь-в-точь такой же, каким его все привыкли видеть на появляющихся в Интернете видеороликах. Сам же Лукас преобразился в Усамо бен Ладена — покажись он в таком виде на улице, кто-нибудь непременно кинулся бы звонить в ближайшее отделение... Майор милиции не стал расспрашивать, для чего нужен весь этот маскарад — как говорится, себе дороже. Он получил от Лукаса задание — нанять киллера для ликвидации высокопоставленного сотрудника центрального аппарата МВД, и подробное досье жертвы.

Сергея Геннадьевича не очень интересовало — чем именно генерал Мадяко помешал инопланетным благодетелям. Лукас вручил ему аванс в размере четверти от вознаграждения за удачную операцию, а большего майору и не требовалось.