Гарри Поттер и принц датский (джен)

Перелет через Атлантику оказался на редкость утомительным. Гарри с Гермионой достались два места ближе к проходу, а рядом с окном разместилась нервная упитанная дама, которая все время пыхтела, как после стометровки, каждые полчаса бегала в туалет, наступая им на ноги, и поминутно обращалась с невнятными вопросами на ужасном английском. Когда самолет наконец приземлился в аэропорту Скай-Харбор, у Гарри раскалывалась голова, а на ум то и дело приходили Непростительные заклятия. Ступив на трап, он жадно вдохнул прохладный декабрьский ветер. Местный воздух подействовал как обезболивающее, и он сделал еще несколько глубоких вдохов, надеясь согнать сонливость.

Увы, сказывалась огромная разница в часовых поясах: несмотря на яркое утреннее солнце, глаза у обоих слипались. Гарри отправил еще одно мысленное проклятие в адрес неуемной попутчицы, которая не дала им возможности поспать хотя бы пару часов перед прибытием. Может, у профессора Квиррелла осталось что-нибудь из стимуляторов, чтобы оставаться на ногах до вечера?

Багажа они с собой не везли, поэтому без задержек отправились к выходу из терминала, где, пробившись через шумную группу встречающих, нос к носу столкнулись с широко улыбающейся Марселин. Та кинулась им навстречу и заключила в объятия обоих.

— Я уже соскучилась! — заявила она.

— Мы тоже, — улыбнулась в ответ Гермиона. — А где профессор Квиррелл? Он занят?

Марселин помрачнела.

— Квиринус… плохо себя чувствует в последнее время. Эта дрянь в его руке все чаще беспокоит. Иногда он словно отключается, поэтому избегает выходить из дома.

— Вот беда… А где он поселился?

— Здесь есть региональная штаб-квартира Ордена. Я проведу вас. Давайте только отойдем в укромное местечко.

Они покинули терминал и, пройдя мимо стоянки такси, свернули за угол, где стоял ряд мусорных баков, а единственное выходящее на эту сторону окно закрывали жалюзи. Марселин без предупреждения взяла их за руки, и Гарри ощутил знакомый удар по восприятию, когда окружающий мир завертелся вихрем. Трансгрессия оказалась короткой: уже через секунду они, пошатываясь от легкого головокружения, смотрели на трехэтажное каменное здание. На углу виднелась вывеска «Старбакс», хотя, судя по отсутствию посетителей, место для кафе оказалось не особенно удачным.

Ожидавший увидеть многолюдную улицу столицы штата, Гарри с легким удивлением отметил, что все совсем не так: куда-то спешившие редкие прохожие создавали зримый контраст с переполненными европейскими городами. По широкому шоссе слева время от времени проносились автомобили, но их определенно недоставало, чтобы поддержать впечатление большого города. Это было непривычно, но ничего неприятного Гарри в таком запустении не находил. Напротив.

— Раньше здесь был Капитолий штата Аризона, — сказала Марси и, оглядевшись, направилась в сторону кафе. — Вместе с ним создали штаб-квартиру, и действует она до сих пор… для всех обладателей импланта.

— И для этого не нужно спускаться в Сумрак? — спросил Гарри и, сообразив, хлопнул себя по лбу: — Ах да… Изоляция.

— Дело даже не в Изоляции, — пожала плечами Марселин. — Вы же помните, на территории Америки Сумрак смертельно опасен. Фауна здесь такая, что и часа не продержаться. Не слышали, что случилось в Хоукинсе десяток лет назад?

Гарри покачал головой, но Гермиона кивнула и сказала:

— Немного. Маглам там удалось открыть портал в Сумрак, насколько я помню?

— Вот именно, — подтвердила Марси. — Жуткая история вышла в итоге… Идите сюда, я за вами.

Слева от кафе располагались два выступающих каменных пилястра. Гарри осторожно ступил в тень между ними и почувствовал, как стена по курсу утратила материальное наполнение — совсем как при входе на платформу 9¾. Подняв перед собой руку, он нырнул в призрачный камень и оказался в подобии весьма будничного вестибюля. Скучающий охранник вскинулся было, нацелив на вошедших цепкий взгляд, но, увидев Марселин, вновь расслабился и кивнул ей.

Миновав его, они зашли в раздвижную дверь, прошагали по ярко освещенному коридору и уперлись в еще одну дверь — на этот раз самую обыкновенную. Шагнув следом за Марси, Гарри оказался в полутемной комнате, представлявшей собой нечто среднее между рабочим кабинетом и химической лабораторией. В центре вытянутого белого стола расположился персональный компьютер с подключенным к нему лазерным принтером. За клавиатурой ссутулился Квиринус Квиррелл, глядя отсутствующим взглядом в экран, озарявший лицо профессора мертвенно-бледным светом. Уже с порога виднелись пульсирующие алым огнем вены за тканью его рукава.

— Профессор Квиррелл! — сказала Гермиона, походя ближе. — Как вы себя…

— Все нормально, — отрезал Квиррелл, не поворачивая головы. — Хорошо, что вы приехали.

Гарри ответ Квиррелла еще больше встревожил.

— Профессор, — сказал он, шагнув к тому, — вы явно нездоровы. Почему бы не обратиться к специалистам? Что, если это… проклятие убьет вас через какое-то время?

Марселин обернулась к Гарри и с красноречивым выражением лица — мол, вы же знаете брата — развела руками.

— Не убьет, — спокойно сказал Квиррелл. — И обращаться мне не к кому. Во всяком случае, уж точно не сейчас. Сейчас у нас дела поважнее, чем мое недомогание. Ознакомьтесь лучше с документом — я раздобыл его в Ильверморни. Так будет быстрее, чем пересказывать все это.

Он ткнул клавишу, и принтер с утробным урчанием заглотил лист бумаги. Когда распечатка была готова, Гарри извлек ее из выходного лотка, и вместе с Гермионой они склонились над текстом.

«Пояснительная записка к сводному отчету №1308 за 1975 г. техномагической секции исследовательского подразделения Школы чародейства и волшебства Ильверморни.

Группа экспериментальной аэронавтики и астронавтики «Огненная птица» была создана в 1965 году на волне интереса к разработкам немагов в области освоения космического пространства. Ее ведущими специалистами стали маги, специалисты по артефакторике Джейсон Фуллер и Вивьен Маре, а также приглашенный немаг, специалист по теоретической физике Рэй Вебстер. За основу они взяли разработки техномагической секции в области левитационного транспорта.

В 1971 году «Огненная птица», имея ряд перспективных проектов, покинула Ильверморни и основала испытательный полигон на территории национальной резервации Тохоно О’одхам к югу от Феникса, Аризона. В тот же период группа полностью сосредоточилась на проекте межпланетного левитационного корабля с рабочим названием «Перо феникса», который тогда находился в начальной стадии. Группа поддерживала связь с техномагической секцией Ильверморни вплоть до начала 1974 года, когда был выпущен последний отчет.

В марте 1974 года какая-либо связь с «Огненной птицей» прекратилась. Комиссия по расследованию магических инцидентов прибыла на полигон в Тохоно О’одхам в том же месяце. Полигон оказался в заброшенном состоянии, ни сотрудников, ни экспериментального оборудования, ни проектной документции обнаружить Комиссии не удалось. Осторожные опросы свидетелей из числа местных жителей близлежащих поселений не позволили получить никакой значимой информации, не считая отдельных ссылок на неизвестные феномены, включавшие «огни в небе» и «летающий объект треугольной формы», а также упоминания низкорослых человекообразных существ с крупной головой и серой кожей, по всей видимости, пакваджи. Подробные результаты работы Комиссии отражены в отчете №1172 за 1974 год».

— Любопытно, верно? — спросил Квиррелл, когда Гарри положил распечатку на стол. — Целая исследовательская группа как сквозь землю провалилась. В принципе, за этим исчезновением может стоять кто угодно: от ЦРУ до оппозиционной организации магов. Однако же разработки «Огненной птицы» за два десятилетия так нигде и не всплыли, и вот это уже очень странно. Считайте это паранойей и домыслами, но… Кто бы их ни похитил, планы он на них строит, очевидно, очень долгосрочные. И мы знаем одну организацию, склонную ко многовековым планам.

— Но ведь за прошедшие годы было много сообщений об НЛО… — нахмурился Гарри.

— О, такого-то добра, конечно, навалом, — отмахнулся Квиррелл. — Сами по себе они ничего не значат. Но есть одна любопытная особенность: на территории Америки такие сообщения фиксируются в шесть раз чаще, чем во всем остальном мире. И больше всего — в этих местах. Аризона, Невада, Калифорния… Да, я собрал кое-какую статистику. Например, по наиболее масштабным авиакатастрофам. Если посчитать отношение числа погибших к общему числу вылетов, то получим три выраженных пика, причем первый из них приходится на тот же 1974 год.

— А остальные? — полюбопытствовала Гермиона.

— Второй — в 1985 году. А третий… А третий — сейчас.

— Что?

— Да, представьте себе. 1996 год вошел в тройку наиболее страшных для гражданской авиации. Даже нет, не так. Это самый страшный год в истории магловской авиации, без преувеличений.

— Думаете, это из-за испытаний «Пера феникса», или как там его?

— Понятия не имею. Но я бы не удивился. Они конструируют что-то по-настоящему большое. И эксперименты их время от времени сопровождаются какими-то атмосферными аномалиями, способными вызвать отказы авиационной техники. Взять хотя бы самую крупную в истории наблюдений супервспышку торнадо в США, когда в течение пары дней зафиксировано сто сорок восемь торнадо. Это произошло тогда же, в апреле 1974 года. Может быть, это не связано. Может быть. Но лично я возобновил бы поиски «Огненной птицы», пока не стало слишком поздно.

— Если не стало, — тихо сказал Гарри, сделав акцент на первом слове.

— Если не стало, — кивнул Квиррелл.

— Но… Как мы будем их искать? — спросил Гарри. — Даже по горячим следам ничего не обнаружили, а с тех пор столько лет прошло!

Квиррелл пожал плечами.

— Вы когда-то и Банд-Дарваджа искали с пустого места, — сказал он. — И в итоге распутали весь этот клубок без посторонней помощи. А ведь целую исследовательскую группу спрятать потруднее, чем стеклянную пирамидку.

— А я с самого начала знала, что у вас получится, — добавила Марси, вновь расплывшись в улыбке.

— На самом деле у нас есть зацепка, — неожиданно сказала Гермиона после недолгого молчания.

— Ты опять про этих сектантов? — поморщился Гарри.

— Да, — кивнула Гермиона.

— Что за сектанты? — спросил Квиррелл, впервые за разговор с интересом развернувшийся к ним.

— Гермиона, это всего лишь…

— Не думаю, Гарри, — спокойно возразила она. — Перед вылетом я по совету Эрше позвонила Бенджамину и попросила навести о них справки. Его аналитики кое-что нашли — это было несложно.

— Почему же ты мне не сказала? — повернулся к ней Гарри, ощутив мимолетную обиду.

— Так ведь ты о них и слышать не хотел. К тому же там не было ничего впечатляющего на тот момент. По-настоящему интересными сведения о них становятся лишь в свете вот этого отчета, — сказала она, постучав пальцем по лежащему перед ними листу бумаги. — Видите ли, профессор Квиррелл, в 1974 году произошло еще одно событие — был создан религиозный культ «Врата Рая». В центре его верований — НЛО, вознесение на высший уровень бытия, а с недавних пор — комета Хейла-Боппа. — Она помолчала, с веселыми искорками в глазах глядя на вытянувшиеся лица собравшихся, и добавила: — Они верят, что очень скоро их доставит туда гигантский НЛО. Неплохо, да?

Квиррелл потерял дар речи и теперь буравил Гермиону тяжелым взглядом, должно быть, подозревая, что это нелепый розыгрыш. Гарри очнулся первым:

— Подожди, Гермиона… Ты сказала, что культ существует с 1974 года?

— Именно так.

Квиррелл отодвинул стул и в задумчивости прошелся по периметру комнаты. Затем он взял со стола отчет и, пробежавшись по нему взглядом, неуверенно сказал:

— Конечно, это все еще может быть совпадением. Это не единственный и не первый НЛО-культ в Америке. Была же, например, некая Академия Юнариуса — тоже, между прочим, из этих мест. Или Братство Урантии со схожими идеями…

— Мы можем проверить это, — пожала плечами Гермиона.

— Я прикажу привести на допрос пару сектантов, — кивнул Квиррелл. — Лишь бы не наследить сверх меры. Если секта — еще один проект Ши Хэна, они наверняка охраняются. Правда, совершенно не понимаю, какая ему польза от этих психов. А вы тем временем можете проверить второй след. Он уже старый, и особых надежд я на него не возлагаю, но нам сейчас ничем пренебрегать не стоит.

— И что это за след? — поинтересовался Гарри.

— Найденный вами, между прочим, — усмехнулся Квиррелл. — Помните этот свой список Шелдона?

Гермиона издала звук, похожий на стон, и проговорила:

— Ну конечно…

Марси, прислонившись к стене, наблюдала за их обсуждением с выражением чистого восторга на лице, но не вмешивалась.

— Все эти погибшие астрономы занимались уфологией, — пробормотал Гарри. — А мы было решили, что они тоже наткнулись на «пляшущую звезду»…

— Нет, Гарри, — с досадой в голосе проговорила Гермиона. — Это не мы решили. Это моя ошибка. Слишком велико было сходство между этими двумя сериями смертей, и я просто отмахнулась от важнейшего отличия между ними. Будет мне урок на будущее.

Гарри пожал плечами и сказал:

— Теперь это уже не очень важно. События десятилетней давности…

— …Не менее важны, чем четырехсотлетней, верно? — перебила его Гермиона.

Терпеливо слушавший их Квиррелл наконец не выдержал и вмешался:

— Одно имя из списка меня особенно заинтересовало, — как бы между прочим заметил он.

Гермиона осеклась и подняла взгляд к потолку, вспоминая. Ее губы шевелились, беззвучно проговаривая имена. Гарри давно перестал удивляться возможностям ее памяти, но по-прежнему испытывал нечто вроде благоговения всякий раз, когда сталкивался с наглядной демонстрацией. Ему было сложно представить, как человек с фотографической памятью воспринимает мир, хотя он не раз задавал Гермионе этот вопрос. Наверное, ее мир много больше. Видимое здесь и сейчас кажется крошечным пятачком в гигантском океане всего увиденного, прочитанного, услышанного. Наверное, в этом океане куда проще увидеть связи между разрозненными событиями, выявить тайный ритм всего сущего, разглядеть картину за мешаниной мазков. Увы, он сам — лишь следует за узеньким лучом света, выхватывающим из темноты маленькие фрагменты, и забывает их, едва только луч сдвинется на пару дюймов.

— Яцек Вилюш, — сказала Гермиона.

Квиррелл кивнул и, вновь усевшись за монитор, щелкнул парой клавиш.

— В яблочко, — сказал он, обратившись к раскрытому документу. — Яцек Вилюш, американец польского происхождения, родился в 1961 году в Хелме… так, это неинтересно… астроном-любитель, уфолог, энтузиаст проекта SETI. 16 июня 1987 года на арендованном Мустанге прибыл в Феникс, где провел неделю на съемной квартире. 19 июня того же года он выехал в западном направлении по автомагистрали №10. Через четыре дня в полицию с заявлением обратилась его сестра, с которой он прекратил выходить на связь. Были организованы поиски, в ходе которых удалось найти его машину, припаркованную недалеко от трассы 95 рядом с национальным заповедником Кофа. В тот же день обнаружили и тело: согласно результатам экспертизы, Яцек Вилюш сорвался с края скалы на окраине заповедника. Признаков насилия обнаружено не было, гипотеза о самоубийстве также отвергнута. Ну и так далее, материалы экспертизы прилагаются.

Он бросил на стол несколько листов с распечатками старых фотографий: крутые скалистые холмы, поросшие чахлыми деревцами, нагромождения камней и очертания распростертого у их подножия человеческого тела.

— А он успел кому-то сказать, что именно он искал в этом заповеднике? — спросил Гарри, внимательно разглядывая причудливый рельеф скал, высившихся над местом трагедии.

— Насчет заповедника — неизвестно, — покачал головой Квиррелл. — Но сама поездка…

Он вдруг умолк и заскрипел зубами, вцепившись себе в запястье, его лицо исказилось. Горящие жилы под кожей руки медленно запульсировали алым светом, и с каждой вспышкой профессор судорожно дергался, словно от ударов плети. Еще одна пульсация — и все прекратилось.

— Квиринус! — запоздало кинулась к нему Марселин, обхватив брата за плечи. — Очень больно?

— Бывало и хуже, — выдохнул Квиррелл и без сил откинулся на спинку кресла.

Гарри с тревогой вгляделся в мокрое от пота лицо профессора. Профессор ответил на его взгляд и ухмыльнулся.

— Что, паршиво выгляжу? Знаю, что паршиво.

— Профессор, вам нужна помощь, — твердо сказал Гарри. — Не знаю, может ли это вас убить, но жить с таким…

— Это не навечно.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Вернемся лучше к нашему Яцеку…

— Профессор!..

— …Перед отъездом в Феникс он сказал лишь, что намерен проверить ходившие там слухи об НЛО. Вполне естественно с учетом его увлечения. Полагаю, все время, проведенное в городе, он этим и занимался — опрашивал свидетелей и собирал информацию. Согласно отчету, двое свидетелей даже запомнили его визит, о чем сообщили позднее полиции. Ничего особенно интересного он от них не узнал: во всяком случае, ничего такого, что заставило бы его мчаться за сотню миль в Кофу. Зато второй свидетель сказал ему буквально так, цитирую: «Может быть, Андерсон в курсе, он снимает дом на Пекос-роуд».

Квиррелл умолк и повернулся к ребятам с довольным видом: похоже, он и думать забыл о своей странной болезни, хотя совсем недавно корчился от боли. Не дождавшись продолжения, Гарри спросил:

— И?.. Полиция допрашивала этого Андерсона?

— Представьте себе, нет, мистер Поттер. Не спрашивайте почему. Они даже точный адрес и полное имя свидетеля либо не выяснили, либо не внесли в отчет. Зато адрес удалось установить мне. В 1987 году на Пекос-роуд сдавался лишь один дом — с номером 5516. Домовладелец давно покинул США и связаться с ним пока не получилось, а сам дом теперь заброшен и пребывает в плачевном состоянии. Однако, я бы поискал, не осталось ли в нем что-нибудь от прежнего владельца. Не желаете заняться этим?

Гарри с трудом подавил зевок, отчего глаза заслезились. Еще не хватало, чтобы Квиррелл решил, что ему отчаянно скучно все это слушать. Выспаться бы сейчас хорошенько, а уж потом — в заброшенный дом искать улики, ведущие невесть куда. Но по взгляду профессора ясно: тот даже не поймет, в чем проблема. Самому Квирреллу и в голову не пришло бы отдыхать в такой ситуации. Вон, посмотрите на него. Сидит осунувшийся, с красными глазами, вымотанный до предела, да еще и с этой дрянью под кожей — и как ни в чем не бывало продолжает работать. Такие люди — герои или одержимые, и Гарри не был до конца уверен, чего из этого больше в профессоре. Одно ему было ясно: им всем очень повезло, что Квиррелл сражается на их стороне, а не в команде Ши Хэна.

— Профессор Квиррелл, — проговорил он, сражаясь со вновь накатившим желанием зевнуть, — у вас не найдется какого-нибудь стимулятора? Нам бы сейчас не помешало.

* * *

Когда ребята скрылись за дверью, Квиррелл потянулся — до хруста в затекшей спине — и медленно пролистал список собранных документов. Отчеты Ильверморни — все имеющие хоть какое-то отношение к делу. Архив переписки с НАСА. Сообщение из Европейского космического агентства. Отчеты SETI. Переданные Бенджамином секретные данные разведывательных служб: ЦРУ, МИ-6, СВР, Моссад… Так много информации. Так мало понимания, что же за всем этим стоит. Тайные организации проникли повсюду и, казалось бы, могли добыть информацию с высшим уровнем доступа хоть из кармана президента США. И все они оказались слепы перед лицом Сцены, не углядев леса за деревьями.

Он переключил внимание на свою руку с формирующейся паразитной нервной системой. Похоже, есть во вселенной что-то наподобие судьбы. Его копия стала носителем личности Волдеморта. Оригинал в конце концов не избежал похожего удела. Нечто из Атлантиды обосновалось внутри его организма и теперь живет своей жизнью, решая задачи, о которых он может только догадываться. В чем он был уверен, так это в том, что ему не пытаются повредить. То, что поселилось у него под кожей, не пыталось захватить контроль над телом или изменить его. Оно не обладало собственным разумом, но все же было проводником к тому, кто мыслил и порой говорил.

Живое пламя в его руке ощутило внимание Квиррелла и немедленно ответило: жар усилился и потек через плечо в шею и выше, заполняя череп и отдаваясь ударами пульса в висках. Светящийся в полутьме экран вспыхнул, обрушив на него жгучий поток ионизирующего излучения. Не помешал этому даже вечно клубящийся над ним багровый туман, тонким слоем укрывший медленно движущиеся в испепеляющем свете глиняные холмы.

— Время близко, — услышал или, быть может, просто ощутил Квиррелл.

— Почему ты всегда говоришь загадками?

— Касаюсь струн, что нахожу в тебе.

«Касаюсь струн»? Понимание забрезжило перед ним — впервые за долгое время. Неведомый собеседник отвечал, часто невпопад, цитатами из Шекспира, фразами самого Квиррелла, пафосными лозунгами, стихами Библии и странно звучащими словами языка атлантов, лишь изредка и ненадолго возвращаясь к обыденной человеческой речи. Как сам Квиррелл мог бы говорить, окажись он в недрах чуждого разума?

— Ты активируешь речевые паттерны внутри моего мозга, верно? — спросил он. — Я слышу лишь то, что уже слышал?

Ответа не последовало, но Квиррелл ощутил напряжение, словно наэлектризовавшее пространство вокруг. Собеседник искал слова — или струны — и не находил.

— Кто ты? — спросил Квиррелл в который раз. — Ты Рактавиджа или нет? Одна из его личностей?

Напряжение усилилось.

— Мрак мне будет светом, полночь — днем, мысль о моем былом величье — адом. Нужно больше. Быстро — опасно.

Последние слова показались Квирреллу почти осмысленными.

— Тебе нужно сильней интегрироваться в мою нервную систему, — мысленно проговорил он, — чтобы понятней изъясняться, но ты опасаешься поспешить? Боишь нанести ущерб?

— Избыточность быстро обрастает сединой, тогда как умеренность ходит в долгожителях. Ждать. Ч’и нгаади ц’а нгаач’у ч’и. Ч’и экхуу.

— Я готов рискнуть, — сказал Квиррелл. — Судя по всему, враг близок к своей цели, чем бы она ни была.

— Больней всех ран — невидимая рана. Страданья замедляют ход часов, — услышал он в ответ.

— Неужели ты думаешь, что меня заботит какая-то там боль? — фыркнул Квиррелл. — Я трижды был при смерти. Меня пытали. На мне использовали Круциатус. Я…

Круциатус оказался не самым худшим испытанием. Руку скрутило так, словно она угодила в мясорубку и теперь стальные ножи методично рвали кожу, кромсали мускулы и ломали кости, разделяли плоть на части и перемалывали ее в кровавую труху. Хуже того: начавшись в районе локтя, боль двинулась дальше, вгрызлась в плечо, проникла щупальцами, сделанными из битого стекла, в грудную клетку, опалила Адским пламенем голову и залила концентрированной кислотой внутренности. Квиррелл задохнулся. Ему хотелось кричать, но он не смог даже набрать воздуха в легкие: парализованные невыносимым страданием и сведенные судорогой мышцы отказывались подчиняться. Из горла его вырвался только хриплый стон. Квиррелл сполз на пол и забился в конвульсиях. Тюрбан свалился с его головы, и вошедший в его кабинет сейчас, вероятно, не узнал бы профессора в изогнутом дугой, мечущемся на полу человеке в мятой мантии.

Даже затуманенным от боли разумом Квиррелл осознавал происходящие изменения: боль не была просто болью. Восприятие становилось шире, выходило за пределы тела, тянулось тонкими нитями в пространство и обретало новые чувства, ранее недоступные. Но главное — оно углублялось. Обратив мысленный взор внутрь, Квиррелл словно увидел себя со стороны — нелепый сгусток органической материи, заполненный мириадами блуждающих искр, которые единственно и казались в этот миг средоточием жизни. Искры мерцали, роились, выстраивались в бесконечно сложные структуры, и Квиррелл неожиданно для себя осознал, что понимает смысл этих структур. Частицы глины Эдема в его теле достраивали человеческую нервную систему, чтобы… чтобы…

Боль схлынула, и он снова обрел способность дышать. Новообретенные чувства работали, но все еще казались ему вызовом логике и здравому смыслу, словно он проник в разум безнадежного сумасшедшего или залил себя психотропными препаратами. Когда-то способности манипулировать квантовым графом, открытые ему Цао Шу, казались чем-то подобным, но они не изменили его природу на глубинном уровне. Теперь было что-то еще. Он по-прежнему мыслил себя человеком, и в то же время знал, что это только часть его природы. Была и другая: именно оттуда доносились слова, которые он тщился понять. Он ведь может это сделать, несмотря на то, что ему незнаком язык. Нужно лишь воспользоваться полученным даром, услышать их нечеловеческим слухом, и тогда…

— Ты силен, — сказал голос. — Немного тех, кто смог это выдержать, сохранив жизнь и разум.

Рука отозвалась тупой болью — слабым отголоском того, что Квиррелл испытал несколько мгновений назад. Он перевел на нее взгляд. Горящие совсем недавно жилы померкли и стали почти неразличимыми. Жар уходил, рассеивался без следа, и взамен возвращалась легкость и привычная ясность мышления, но думать не хотелось. Хотелось просто лежать, смотреть в потолок и блаженно улыбаться. Он поддался этому желанию — на пару секунд. Потом сделал глубокий вдох и привстал, привалившись к боковой стенке стола.

— Кто ты? — в который раз задал вопрос Квиррелл.

— Ты давно знаешь. Меня звали Атуули-Ан, и когда-то я правил Атлантидой. Это я стал погибелью для своей страны и породил то, что вы называете Рактавиджей.

Квиррелл покачал головой.

— Ты ведь не мог выжить. Неконтролируемая репликация глины Эдема должна была трансфигурировать твое тело за считаные секунды.

— Так и произошло. У меня больше нет тела. Но кое-что я успел сделать. Позволь, я покажу тебе.

Мгновенно, без перехода, полутемный кабинет исчез, растворившись в потоке света. Перед Квирреллом расстилалось море — невероятно синее, будто впитавшее в себя саму квинтэссенцию синевы. Меж белых колонн из разогретого и пышущего жаром белого камня в безоблачном небе полыхало солнце.

— Моя Аттули, — дрогнув, прошептал голос. — Моя родная земля.