Гарри Поттер и принц датский (джен)

Ответа не удалось получить ни на следующий день, ни спустя сутки. Гермиона исписала пару сотен страниц, изрисовала их диаграммами, пытаясь постичь смысл в загадочных сочетаниях символов, и с каждым проходящим часом энтузиазм на ее лице все чаще уступал место отчаянию. Заходивший к ним время от времени Йорик заговаривал все резче, и в глазах его постепенно разгорался недобрый огонь.

— Я дал вам неделю на полную расшифровку, — заявил он очередным утром, не утруждая себя приветствиями, — но я надеялся увидеть хоть какой-то прогресс. Вы хотя бы представляете себе, с каким типом шифра имеете дело?

— Мистер Йорик, — в тон ему отозвалась Гермиона, — прогресс будет куда заметней, если нас не будут поминутно отвлекать! Я сказала, что мы взломаем код, и мы это сделаем.

— Надеюсь, мисс, — прорычал Йорик. — В противном случае…

Он бросил на Гермиону последний угрожающий взгляд и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Гермиона откинулась на спинку стула и устало прикрыла глаза.

— Я двигаюсь не в том направлении, — сказала она после долгого молчания. — Вряд ли шифр по-настоящему сложный. Его составители хотели скрыть смысл текста, но не от того, кому он предназначен. Что я упустила?

Ответа не было, и, потратив еще один день на бесплодные поиски, они решили хоть на несколько часов отвлечься. Когда Гермиона попросила Йорика организовать им прогулку по городу, тот вначале посмотрел на них, как на умалишенных, потом побагровел и выдавил из себя:

— Вы понимаете, что у вас остается три дня?

— Отлично понимаем, — холодно ответила Гермиона. — И если мы не будем отдыхать, нам этих дней точно не хватит.

Хватило двух часов на то, чтобы понять: праздные прогулки в Школе Ночи попросту невозможны. Подземное поселение было именно тем, чем показалось в первый день: предельно функциональной, эффективной, слаженно работающей машиной. Если у выросших здесь гоблинов и был какой-то досуг, то проходил он за стенами домов, где не царила эта оглушающая тишина и не рябило в глазах от прямых линий и безжизненно-серых стен.

— Как можно жить здесь и не спятить? — не выдержал наконец Гарри. — Не могу представить, чтобы Шекспир, поэт, согласился провести здесь свои последние годы.

— Я думаю, тогда все было совсем иначе, — покачала головой Гермиона. — Когда они еще надеялись победить при своем поколении. Ушла надежда — и город лишился жизни. Они рождаются и умирают на войне со Сценой.

Добравшись до центра города, они прошли совсем рядом с группой высоких зданий, стоявших кольцом подобно Стоунхенджу. По периметру они были охвачены тысячами металлических жил, которые горели дрожащим голубым огнем. Гарри опасливо окинул взглядом угрожающую конструкцию и спросил:

— Что это?

— Изолятор, — кратко ответил один из сопровождавших их гоблинов.

Гермиона бросила на Гарри многозначительный взгляд, и он понял ее без слов: Чжун Ли должен быть заключен здесь. И защита этой подземной тюрьмы, должно быть, по-настоящему сильна, если настолько талантливый маг до сих пор не смог вырваться наружу. Когда с задачей будет покончено, Йорик, возможно, исполнит обещание и позволит им встретиться с узником. Если только вообще оставит их в живых.

Гарри не представлял, как им быть дальше. Смогут ли они распознать в нем Врага, если это действительно он? В том, кто четыре столетия избегал внимания своих могущественных противников и при этом крутил человечеством, как хотел, дергая за нужные ниточки в нужное время? «Антихрист, маг и лицедей». Отец лжи. Князь мира сего. Тот, кто может быть предельно убедительным, как никто иной. Нет, им не следует соглашаться на эту встречу и уж точно нельзя его освобождать.

Того, кто, быть может, просто верный друг и могучий союзник. Того, кто первым рассказал им легенду про Ши Хэна. Того, кто встал между Гарри и кошмарными дементорами в Запретном лесу. Кто прикрывал его щитом во время рейда в Церковь Святой Троицы. Кто поддерживал их мудрыми советами и неослабевающим оптимизмом, был безупречно вежлив и спокоен в любой ситуации. Будь проклят Волдеморт, отравивший их сомнениями на ровном месте! Гарри едва не выругался вслух. И далась им эта прогулка? Нужно было провести время в их комнатушке, пусть и убогой, но все-таки способной даровать ощущение собственного дома.

Последний час они провели на кладбище, в молчании переходя от одного надгробия к другому и читая имена, большинство из которых Гарри никогда не слышал. Попадались и знакомые, среди которых они с удивлением обнаружили могилы Томаса Хэрриота, Уолтера Рэли, Фрэнсиса Дрейка и Кристофера Марлоу. Философы, поэты, путешественники, чародеи, пираты и убийцы — когда-то в рядах Школы Ночи не было недостатка в ярких личностях любого сорта. Теперь же…

— Это не ошибка, — неожиданно прошептала Гермиона. — Не случайность. Это ключ!

— Ты о чем? — недоуменно обернулся к ней Гарри, оторвавшись от созерцания надгробной плиты алхимика Рэли.

— Корнелий. Буква «X» была выставлена там намеренно. Гарри, это подсказка! Возвращаемся скорее.

— Да объясни же, наконец…

— Я знаю, как расшифровать текст, — просто ответила она и потащила его за руку к выходу кладбища.

Едва переступив порог комнаты, Гермиона кинулась к небесному глобусу и принялась лихорадочно изучать шкалу на подвижном меридиане. Потом сдвинула его и провела пальцем по неподвижной металлической дуге экватора, где красовалась такая же шкала. Гарри удивленно следил за ее манипуляциями. Что, в самом деле, она надеется обнаружить? Еще в первый день он досконально изучил глобус, благо тот не отличался изощренностью. Никаких дремлющих чар, никаких скрытых тайников — просто небесная сфера с меридианами.

— Две шкалы, разбитые на тысячу делений каждая, — бормотала Гермиона. — Каждая строка зашифрованного текста состоит из двух слов через запятую, помнишь? Гарри, это не текст. Это никакие не слова. Это координаты.

— Но ты же говорила, что там используется одиннадцать символов! Почему не десять?

— Потому что это не десятичная система.

— Одиннадцатиричная? — поразился Гарри. — Да кому такое вообще в голову могло прийти?

— Нет, — покачала головой Гермиона. — Это вообще не позиционная запись. Это римские цифры!

— Вот черт, — пробормотал он. — Но как?..

— Римские цифры зашифрованы парой имен. Той же самой парой: «CORNELIUS» и «VOLTIMAND». Помнишь, я еще в Хогвартсе говорила, что ни одна буква в них не повторяется дважды? Еще тогда мне пришло в голову, что это не просто слова, а ключи подстановочного шифра. А еще раньше додумалась Джоан Кларк — именно об этих двух персонажах «Гамлета» шла речь в распечатанном на ее принтере тексте. Она же была криптографом с огромным стажем. Она мгновенно отмечала такие вещи.

Гарри нахмурился, пытаясь представить себе схему шифрования.

— Все равно не понимаю, — сдался он через минуту. — Римские цифры попадаются в обоих именах. Какое же из них тогда…

— Да! — воскликнула Гермиона. — В этом-то и вся соль, в этом красота задумки. Каждое из этих слов служит как индексом, так и ключом одновременно. Смотри, надо просто записать оба имени в столбик рядом…

Она указала на фрагмент своих записей с короткой таблицей:

C — V

O — O

R — L

N — T

E — I

L — M

I — A

U — N

S — D

— Теперь, если нам нужно зашифровать, к примеру, латинскую цифру «I», — продолжала она, — мы находим ее в левом столбце и заменяем тем, что написано напротив — буквой «A». А чтобы зашифровать «V», ее уже следует взять в правом столбце и заменить на «C».

Гарри, во все глаза глядевший на ее манипуляции, почувствовал, что у него голова идет кругом, и запротестовал:

— Подожди, Гермиона… Но как же быть с символом «L»? Он есть и слева, и справа. Да и символ «I» тоже.

— И можно брать любой из них: это никак не помешает расшифровке. А символ «N» в римской записи традиционно используется для обозначения нуля. Остается единственная римская цифра — «X», а также единственная неиспользованная буква ключа — «O», стоящая в обоих именах на одной и той же позиции. Это и поставило меня в тупик — я ведь уже давно рассматривала эту гипотезу, чтобы потом отбросить ее. Но литера «O», которую словно бы случайно заменили на «X», все ставит на свои места — ключ становится полным, и теперь в нем есть все необходимые цифры.

Она зачеркнула «O» в имени «CORNELIUS» и написала рядом «X». Потом вскочила и бросилась ему на шею, прошептав в ухо:

— Мы справились.

Он ответил на объятия и долго не выпускал ее из рук — даже когда дверь распахнулась, и внутрь вошел Йорик, сменивший свирепый облик на выражение сдержанного сарказма.

— Насколько я понимаю, есть успехи? — проскрипел он.

Гермиона осторожно отстранилась от Гарри, повернулась к гоблину и спокойно сказала:

— Да. Ключ к шифру найден. Осталось применить его, но это недолго.

Она села за стол, разложила перед собой пергаментный свиток и, скользнув по нему кратким взглядом, стала записывать одну строку за другой на чистом листе бумаге. Гарри подошел ближе, чтобы рассмотреть, Йорик, хмыкнув, встал у плеча Гермионы. Первые несколько написанных строк уже не казались бессмыслицей:

CXXXVII, CMLXXX — 137, 980

CXLI, CMLXXVII — 141, 977

CXLV, CMLXXIV — 145, 974

CXLIX, CMLXXI — 149, 971

CLII, CMLXVIII — 152, 968

CLV, CMLXV — 155, 965

CLVII, CMLXI — 157, 961

CLIX, CMLVII — 159, 957

— Справа я записываю числа в привычном позиционном виде, — пояснила Гермиона.

— Но что означают эти числа? — спросил Йорик, от чьего былого сарказма не осталось и следа.

— Координаты на звездном глобусе, — сказала Гермиона. — Гарри… Ты не мог бы чем-то отметить точки на сфере?

— Конечно, — кивнул Гарри.

Он извлек палочку, бросил взгляд на первую пару координат, установил подвижный меридиан на отметке 137 и, найдя деление 980, направил палочку в нужную точку на поверхности глобуса. Мысленное усилие — и невербальное заклинание Фламмис зажгло на темной поверхности крохотную искорку. Вторая точка расположилась совсем рядом. Третья оказалась на одной линии с двумя первыми, как и четвертая.

— Они на одной прямой! — воскликнул он, переходя к пятой паре координат.

Пятая искорка оказалась чуть в стороне. Неужели ошибка? Он перепроверил координаты и, не обнаружив расхождений, перешел к шестой точке. Йорик с пристальным вниманием смотрел за его манипуляциями, пока Гермиона записывала новые и новые строки, время от времени бросая краткий взгляд на глобус, расцветавший новыми и новыми искрами.

— Нет, это не прямая, — покачал головой Гарри. — И даже не ломаная. Точки ложатся на эллиптические траектории, а потом вдруг направление меняется, и так много раз. Гермиона, что это такое?

Гермиона повернулась к нему, чтобы ответить, но вдруг нахмурилась, прислушиваясь. За стенами комнаты что-то происходило. Эти едва слышные голоса — что это, крики? Гарри сделал шаг к выходу, чтобы послушать, и в этот момент дверь с грохотом отворилась, впустив настоящий акустический ад: чьи-то вопли, грохот взрывов и произносимые заклинания не оставляли сомнений в том, что творилось. В комнату вломился Могрид с бледным перекошенным лицом. Его правая рука была глубоко рассечена неведомым оружием: словно гигантская бритва вспорола кожу, мышцы и сухожилия, добравшись до кости. Кровь непрерывным потоком стекала на ладонь и тонкими струйками лилась с кончиков пальцев, оставляя за гоблином алый след, но тот, казалось, не обращал на это никакого внимания:

— Вторжение за периметр, — прохрипел он. — Держим оборону…

— Кто?! — вскинулся Йорик.

— Враг. Ши Хэн. Я не знаю, как он смог…

Глаза Могрида закатились, и, покачнувшись, он рухнул в лужу собственной крови лицом вниз. Йорик посерел и на мгновение замер, принимая решение. Потом резко развернулся и вскинул руку. Глобус сжался и, обратившись в стальной нож, упал на стол, глухо звякнув лезвием.

— Берите материалы. Я вас спрячу, — сказал он.

— А вы… — начал было Гарри, но Йорик прервал его на полуслове.

— Нет времени. Нам не выстоять против него в прямом столкновении, мы уже пытались в лучшие времена. Если повезет, сможем немного задержать его. Идите за мной. Быстро!

Они выскользнули за дверь и повернули следом за Йориком налево. Город уже не был царством тишины: за спиной доносились крики, перемежаемые зловещим шипением заклинаний и треском гоблинских разрядников. Школа Ночи давала свой последний бой извечному Врагу. Что-то полыхнуло нестерпимо ярким светом, их тени на мгновение выросли перед ними черными исполинами, и крики гоблинов мгновенно прекратились. Йорик сжал зубы и толкнул их в неприметный проулок по правую сторону:

— Быстро, — прошептал он. — И ради всех богов, тихо.

Еще один поворот — и они оказались в тупике перед высокой серой стеной без единой двери. Йорик обернулся, прислушался и, жестом приказав им следовать за ним, шагнул прямо в стену. Гарри переглянулся с Гермионой и поспешил за Йориком. Стена, оказавшаяся иллюзорной, пропустила его без сопротивления, и через секунду они уже были в узком и низком каменном коридоре.

— Вперед, — тихо сказал Йорик и первым же выполнил свое распоряжение, зашагав в темноту.

Через минуту быстрой ходьбы коридор уперся в массивную стальную дверь. Йорик вцепился руками в уродливую скобу, заменявшую ручку, и потянул дверь на себя. Его бицепсы, и без того немалые, вздулись буграми, и дверь бесшумно отворилась. Йорик посторонился, пропуская их через порог.

— Что здесь? — спросил Гарри, входя в небольшую темную комнату без какой-либо мебели, и подняв палочку, прошептал: — Люмос Максима!

— Убежище, — коротко сказал Йорик. — Слушайте меня внимательно. Сейчас я закрою дверь, заблокирую ее и завалю коридор. Пути назад больше не будет. Вы все еще внутри антитрансгрессионного поля, поэтому ваша единственная возможность — прорыть ход прямо в породе.

— Вы с ума сошли?! — опешил Гарри. — Какой ход? Собираетесь нас живьем замуровать в этой… этой…

— Молчать! — рявкнул Йорик, и глаза его замерцали опасным огнем. — Если вы хотели сдохнуть, следовало это сделать раньше. А сейчас у вас в руках, вероятно, единственное оружие против Врага. Поэтому будьте любезны, останьтесь в живых.

— Но как мы сможем?..

— Подождите час и начинайте пробиваться. Вы оба маги и, надеюсь, достаточно сильные. Двигайтесь ровно на север, перпендикулярно этой стене. Чуть больше восьмидесяти футов мягкой известняковой породы.

— И что там будет? Снова Гринготтс?

— Нет. Святилище.

— Какое еще святилище?

— Святилище Матерей. Прямо над ним располагался «Глобус» Шекспира. И будьте осторожны. Ши Хэн знает это место, и много раз спускался туда. Но ничего лучшего я предложить не могу. Прощайте. С этого момента Школа Ночи — это вы.

Йорик уперся в дверь, и стальная дверь с тихим лязгом стала на место. Что-то глухо щелкнуло внутри, и в наступившей тишине послышались его удаляющиеся шаги. Через минуту земля дрогнула под ногами, и за дверью зарокотали посыпавшиеся камни.

— Замурованы, — прошептала Гермиона.

— И никто не поможет, — отозвался Гарри и, хлопнув себя по лбу, негромко воскликнул: — Вот же черт!

— Что?

— Телефоны. Мой остался в кармане мантии. Я же ее там на спинку стула повесил.

— Мой тоже, — помрачнела Гермиона. — Но от них все равно толку не будет. Через такую толщу земли сигнал не пройдет.

— Теперь только ждать, — сказал Гарри.

Он расположился прямо на полу, положив рядом стопку бумаг, свернутый пергамент и нож — вернее, трансфигурированный в него глобус.

— Продолжим расшифровку?

Она опустилась на пол рядом с ним и обхватила его обеими руками.

— Ты дрожишь? — обернулся он к ней и, повинуясь порыву, нежно погладил Гермиону по голове. — Холодно?

— Нет. Просто… Не знаю, трясет почему-то.

Он прижал ее к себе сильнее и зарылся пальцами в мягкие волосы. Меньше дрожать она не стала, но напряжение немного ушло из ее взгляда.

— Гарри… — заговорила вновь она. — Мне кажется, я знаю, что означают все эти координаты в свитке. Это орбита. Или, точнее сказать, траектория.

— В каком смысле? — нахмурился он.

— Корнелий Гемма наблюдал движение Великой кометы 1577 года. Это и есть его результаты.

— Гермиона, нет! Небесные тела так не движутся. Ты же сама видела: направление движения постоянно меняется, это практически ломаная!

— Именно так, — спокойно кивнула она. — Будь это обычным орбитальным движением по эллипсу, стоило бы бросать такие силы на сокрытие этой тайны? Вспомни, что я тебе говорила. След разума. Это он и есть.

— Был первый феникс властью облечен, — пробормотал Гарри, — сгорел дотла под пляшущей звездой… Вот что это такое! Мы нашли ее — ту самую «пляшущую звезду»! Комета, которая мечется по небосводу, меняя направление — именно об этом были эти строки Шекспира!

— Ты совершенно прав, Гарри, — кивнула она. — Я тоже об этом подумала. И все же я… разочарована.

— Почему? Мы ведь нашли…

— Да, мы проникли в тайну. Только тайна оказалась бесполезной. Это не оружие, которое позволит нам покончить с Врагом. Это его собственное оружие, а весь этот свиток с координатами — всего лишь предупреждение, которое в лучшем случае позволит нам протянуть еще пару лет.

— То есть как?

— Подумай сам. Что означают эти смены направления?

— Не имею представления. Может быть, это из-за топологических разрывов в окрестностях Земли? Признаки скорого разрушения Банд-Дарваджа?

Она покачала головой.

— Нет, нет. Это явно разумное вмешательство в траекторию полета. Но зачем? У меня пока нет ответа, но я вижу лишь один вариант, и он меня не радует.

Гарри молча смотрел на нее, ожидая продолжения.

— Ши Хэн или его хозяин хочет уничтожить Банд-Дарваджа, но не может: у него нет оружия достаточной мощности. Зато оно есть в окружающем пространстве. — Голос Гермионы упал до шепота. — Он намерен обрушить на Землю комету!

— Господи…

Она кивнула.

— В Елизаветинскую эпоху можно было надеяться на то, что вмешательство в орбиту окажется незамеченным. Однако он потерпел неудачу, и комета так и не легла на нужную траекторию, несмотря на все усилия, а его вмешательство обнаружили. Тогда он переключил внимание на дальние объекты, которые так просто не увидишь. Кто знает? Возможно, угрожающие Земле астероиды, обнаруженные в последние годы — плод его трудов. И Тунгусский метеорит… И вот теперь — комета Хейла-Боппа.

— Но она должна пройти мимо Земли. Она ничем не угрожает!

— Если только ее не подтолкнут. Ши Хэн может счесть, что игра стоит свеч. Пусть его обнаружат, если все мы умрем в кратчайшие сроки.

Гарри покачал головой и прислонился к стене. Объяснение Гермионы казалось логичным, но вся его интуиция протестовала против этой версии. Враг, способный сбить с пути комету или астероид — неужели у него недостаточно сил, чтобы покончить с какими-то там вратами, пусть даже построенными богиней? А если и недостаточно, то у него уж точно хватит сил, чтобы сломить жалкое сопротивление врагов, даже если те обнаружат его. К чему это паническое заметание следов?

— Не знаю… — пробормотал он. — Как-то это все… странно.

— Я не настаиваю на этой гипотезе, — сказала Гермиона. — Но ничего лучшего у меня нет.

Она сделала глубокий вдох и нахмурилась. Потом озадаченно осмотрелась вокруг.

— Тебе не кажется, что воздух становится спертым? — спросила она.

Гарри вскочил на ноги, его прошиб холодный пот. Воздух! О чем они думали вообще? Да еще и Йорик, будь он неладен… Как можно было замуровать их в комнате без вентиляции? В следующее мгновение его взгляд остановился на металлической решетке прямо над головой, прикрывавшей темное отверстие в стене. Он протянул руку и ощутил слабое, очень слабое дуновение.

— Вентиляция тут есть, — сказал Гарри. — Но едва работает. Наверное, она повреждена, или ее тоже завалило. На сколько нам хватит воздуха?

Гермиона встала и прошлась вдоль стены, считая шаги.

— Квадратное помещение, длина стены — примерно двенадцать футов, — забормотала она и посмотрела вверх. — Высота потолка — футов восемь, а значит, объем — чуть больше тысячи кубических футов… Кислорода нам хватит надолго. Проблема — в углекислом газе. Больше одного процента в воздухе — и мы потеряем сознание.

— Ты сможешь рассчитать, сколько у нас времени?

— А я чем занимаюсь, по-твоему? В час человек выдыхает примерно двенадцать литров диоксида углерода, мы вдвоем — двадцать четыре, и это… примерно десятая доля процента от объема комнаты. Значит, через десять часов нам крышка.

— Может, немного больше. Вентиляция пока работает, но еле-еле.

— В любом случае не следует терять времени.

Она вышла в центр комнаты, протянула палочку в направлении стены, показанной Йориком, и сказала:

— Бомбарда Максима!

Глухой удар — и каменная поверхность осыпалась градом обломков. Гарри встал рядом и достал собственную палочку.

— Бомбарда Максима!

Они изначально взяли высокий темп, и это оказалось ошибкой. Через пятнадцать минут яростного разрушения породы сердце Гарри билось как сумасшедшее, а пальцы мелко дрожали от постоянной концентрации. Полчаса спустя Гермиона опустила палочку и утерла со лба пот.

— Голова кружится, — сказала она. — И перед глазами все плывет.

— У меня тоже, — признался Гарри. — Что-то рано…

— Дело не в воздухе. Мы слишком много сил потратили. А нам еще… Гарри, посмотри, как далеко мы продвинулись.

Он, пошатываясь, пробрался через завалы щебня и приблизился к провалу в стене. Направив туда свет Люмоса, он прикинул глубину и сказал:

— Футов шесть. Черт, я думал, будет быстрее.

Гермиона прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Да, — сказала она. — Не успеем. Мы уже сейчас из сил выбиваемся, а тут несколько часов работы в прежнем темпе.

— Может быть, дальше будет легче, — пробормотал он. — Порода станет мягче. Или каверна попадется…

— Отчаянная надежда, Гарри, — покачала она головой и, отшвырнув ногой щебень, вновь села на пол, прислонившись к стене.

Ее одежда стала серой от каменной пыли, капли пота и слез прочертили грязные дорожки на ее лице, на колене красовался свежий порез от ударившего каменного осколка, волосы растрепались и безжизненно свисали слипшимися прядями. Гарри догадывался, что и сам выглядит ничуть не лучше. И это лишь первые полчаса из отпущенного им времени. Он, где стоял, сел на пол, скрестив ноги, напротив Гермионы.

— И что теперь? — тихо спросил он. — Просто ждать смерти?

Она долго молчала перед тем, как ответить. Потом подняла на него взгляд заплаканных глаз и медленно сказала:

— Голем не нуждается в воздухе. И никогда не устает.

— Что? Подожди, Гермиона, ты же это не серьезно? Я не хочу снова превращаться в… это!

Не говоря ни слова, она отошла подальше от пролома и расчистила пространство на полу. Потом взяла кусок известняка и старательно нарисовала на каменном полу ровную окружность. Отмерив на нем засечки, она соединила их, образовав правильную пентаграмму. Гарри завороженно смотрел, как она по памяти расставляет символы забытого языка, и почти физически ощущал, как рвутся и соединяются по-новому нити квантового графа, пронизывающие пространство.

— Гермиона, это безумие, — выдавил он из себя, когда она взяла в руку нож, еще недавно бывший небесной сферой. — Ты не представляешь, каково это! Это все равно что поцелуй дементора. Из тебя просто высасывает душу, и остается сухая оболочка. Ты продолжаешь мыслить, ты все помнишь, но тебя словно нет.

Гермиона встретилась с ним взглядом и ударила заклинанием в один из лучей пентаграммы. Камень раскрошился, и она с силой вонзила в образовавшуюся трещину нож.

— Помнишь слова ритуала? — ровно спросила она.

— Забудешь такое!

Она поднялась на ноги и принялась расстегивать пуговицы блузки.

— Что ты?..

— Ты не будешь превращаться в голема, — сказала Гермиона. — Потому что на мне нет Печати Матерей, и ты не станешь выполнять мои приказы. На этот раз моя очередь. Будь добр, возьми с собой мою одежду. Не хочу ходить по этим подземельям голой, когда все закончится.

— Гермиона, — пробормотал он, и в горле его внезапно стал ком. — Ты не знаешь… Не можешь себе представить…

— Вот и проверим, — слабо улыбнулась она и протянула ему свернутую блузку.

— А если вдруг что-то…

— Гарри, перестань, — мягко сказала она и подошла вплотную, глядя ему в глаза. — Всегда что-то может пойти не так. Профессор Квиррелл был прав: мир магов опасен. Лучше помоги мне расстегнуть…

Сложив одежду, она шагнула в центр пентаграммы и, сделав глубокий вдох, сказала:

— Давай.

Он, кусая губы, помотал головой.

— Гермиона, я не смогу. Это почти то же самое, что убить тебя.

— Конечно, сможешь, — мягко сказала она и через силу улыбнулась. — Ты же сам знаешь, что иного выхода нет.

Гарри почувствовал, как в его глазах набухают слезы — жгучие, как кислота. Он помнил слова ритуала — каждое из них навеки впечаталось в его память и звучало в голове резким голосом Волдеморта. Подскочив к Гермионе, он обнял ее что есть силы, — так, что от неожиданности она ойкнула, — и прошептал:

— Я никогда себе не прощу этого, понимаешь?

Она обхватила ладонями его лицо и, глядя Гарри в глаза, сказала:

— Ты спасаешь мне жизнь. И себе тоже. А быть может, и всем, кто живет на Земле. Поэтому возьми себя в руки и помни: я люблю тебя и любить не перестану.

Слезы застилали ему глаза, он почти не видел ее, но почувствовал прикосновение ее губ.

— Начинай, Гарри, — спокойно сказала Гермиона, отстранившись. — Все будет отлично.

Он вышел за периметр пентаграммы и закрыл глаза. Невозможно смотреть на это. Не в таком душевном состоянии. Проглотив набежавшую слюну, Гарри проговорил:

— Прэземино джерулум!

Гермиона тихо ахнула. Что-то невидимое разнеслось в воздухе, и пространство вокруг неуловимо изменилось. Гарри, пытаясь удержать сосредоточенность, глубоко вдохнул и на выдохе сказал, стараясь не смотреть на то, что происходило в паре футов перед ним:

— Экстрао спиритус витэ!

Еще одно колебание золотых нитей — дрожь самого пространства. Дождавшись, когда квантовый граф придет в новое равновесие, он произнес последние слова ритуала:

— Спиритус витэ ин джеруло!

Целую вечность он стоял в молчании, не решаясь открыть глаза. Гермионы больше нет. Ее тело изуродовано чуждыми чарами атлантов, ее душа — вырвана и заключена в металлическую оболочку, ждущую своего часа. Не навсегда — он надеялся на это. Но здесь, сейчас, он заперт в каменной могиле рядом с бессловесным порождением магии, существом, которое только что было его любимой.

Или, быть может, все совсем не так? Они оба — просто глина, программируемая материя, которой древняя магия придала форму Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер. Он может ощущать себя человеком, но от человека в нем — лишь форма. Он лишь временно вернул второго голема в первичную форму, ведь так? Легче от этих рассуждений ему не стало ни капли.

Гарри открыл глаза и долго смотрел перед собой невидящим взором. Потом заговорил и мимолетно удивился тому, насколько безжизненно прозвучал его голос — будто это он, а не Гермиона, стал жертвой жуткого ритуала:

— Я Горшечник, и ты будешь повиноваться мне.

— Парэо! — пророкотал голем. — Я служу Горшечнику.

Гарри подошел к пентаграмме и с усилием выдернул нож.

— Начинай рыть туннель, голем.

* * *

Лондон тонул. Повинуясь неумолимому ходу времени, дома и целые кварталы медленно, но неуклонно погружались в расступавшиеся под ними песок и глину. Столетия сменяли столетия, и прежние наземные тротуары и дороги оказывались сокрыты под фундаментом нового, вечно возрождающегося города. Улицы становились катакомбами, квартиры — пещерами, подвалы — глубокими подземельями, и не было конца этому процессу.

Не избежал судьбы и старый «Глобус» — пожранный огнем, разрушенный до фундамента и оказавшийся в нескольких футах под выросшими на его месте новыми красивыми зданиями. Если бы археологи каким-то образом смогли добраться до его обугленных останков, то, тщательно разбирая и документируя немногие оставшиеся фрагменты древнего театра, они, несомненно, обнаружили бы массивный люк, изготовленный из древесины дуба и обитый железом. Люк, навсегда запертый изнутри.

Со сдержанным удивлением они бы осторожно отделили проржавевшие петли, работая неторопливо и методично — археологам некуда и незачем спешить, ибо свершившаяся история неизменна. К этому моменту на месте раскопок уже собрались бы журналисты в предвкушении сенсации, и они не стали бы разочарованы находкой. Открыв люк со всеми необходимыми предосторожностями, ученые смогли бы увидеть выложенный обожженным кирпичом квадратный колодец и рассыпающиеся ступени железной лестницы, уходящей во мрак внизу — мрак, отнюдь не казавшийся кромешным.

Ничего этого не произошло. Археология, жаждущая раскопать и проанализировать каждый кубический дюйм земли, время от времени сталкивается с непреодолимыми препятствиями. В таких случаях мертвая история остается навеки погребенной вместе с тысячами тайн, которые, быть может, уже никогда не будут раскрыты. Жители роскошных квартир в Анкор Террас знали, что находятся в историческом здании, но на этом их осведомленность и заканчивалась. Не все они даже были в курсе, что ранее там располагались офисы одной из лучших в стране пивоварен. О том, что находилось в десятках футов у них под ногами, они и вовсе не имели ни малейшего представления.

Святилище Матерей построили за тысячи лет до Стоунхенджа и лишь немногим позже Гебекли-Тепе, — огромный комплекс, занимавший многие мили карстовых пещер под Лондоном. Об этом святилище, даже имя которого без следа растворилось в веках, знали единицы. Гоблины Гринготтса, прокладывая новые и новые туннели, порой находили засыпанные породой каверны с обломками предметов культа и следами ритуалов. Порой находки были значительными, как пантеон Матерей на дне римской свинцовой шахты — лишь небольшая часть того же комплекса. О самом существовании пещеры под разрушенным «Глобусом» не ведал почти никто, и лишь один человек во всем мире точно знал, что в ней находится.

В пещере было тихо. Далекий гул поездов метро и почти неразличимый шум гоблинских вагонеток даже не создавали ряби на поверхности крохотного озерца, образованного сочившимися из стен грунтовыми водами. Стоявшие рядом изваяния Матерей время пощадило в большей степени, нежели пантеон в шахте, и поверхность их излучала слабый красноватый свет, равномерно обволакивающий пещеру.

Удар. Вода задрожала, и на стенах пещеры заиграли алые блики. Еще один удар. Отколовшиеся от стены камушки посыпались вниз и проскакали по растресканным каменным плитам у подножия статуй и скрылись в воде, оставив после себя несколько расходящихся кругов. Удары повторялись, становились громче, и каждый сопровождался капелью из влаги, собравшейся на неровных каменных сводах.

С очередным мощным ударом глубокая трещина прорезала стену, которая через мгновение рассыпалась бесформенными кусками известняка. В воздух взметнулись клубы серой пыли. Из пролома неторопливо выбралась приземистая человекообразная фигура и застыла в неподвижности, как одна из статуй, безмолвно ждущих на берегу подземного водоема.

— Приказ исполнен, Горшечник, — раздался низкий рокочущий голос, лишенный эмоций. — Туннель завершен.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом из образовавшегося в стене прохода выкатился невероятно грязный юноша в изодранной одежде, покрытой толстым слоем каменной пыли. Он без сил повалился на спину, судорожно глотая затхлый воздух пещеры. Отдышавшись, он привстал и достал из-за пояса нож, тускло блеснувший во мраке исцарапанным лезвием.

— Получилось, — хрипло проговорил он и закашлялся, разбрызгивая вязкую грязь, замешанную на слюне и каменной пыли. — Мы добрались, Гермиона. Реверто спиритус витэ!

* * *

Ши Хэн разжал пальцы — сильные, но все еще плохо слушавшиеся своего хозяина. Безжизненное тело гоблина с посиневшим лицом сложилось у его ног, загремев черными доспехами. На сломанной шее навсегда отпечаталась стальная хватка Князя мира сего. Так ведь его называли остатки этих жалких фанатиков? Безумцы. Надеялись справиться с избранником самого Пань-гу, не имея ничего, кроме убогих магических навыков и средневекового оружия…

Он остановился и тряхнул головой. Нет. Так нельзя. Гордыня ведет к недооценке противника, и однажды он едва не пал ее жертвой. Урок усвоен, и теперь он станет воспринимать своих врагов как равных, а злорадствовать будет не раньше, чем все они окажутся в могиле. Да, Школа Ночи повержена и больше не восстанет, все ее адепты, принявшие бой, — мертвы, а немногие успевшие сбежать не имеют ни единого шанса. Но дело еще не закончено.

Сорванная с петель стальная дверь загрохотала под его ногами. Ши Хэн обвел взглядом комнату и остановился на черной мантии с эмблемой Хогвартса, висевшей на спинке стула. Он нахмурился и, взяв мантию в руки, залез во внутренний карман. Мобильный телефон. Проклятье. Это осложняет дело, но ненамного. Антитрансгрессионные чары по-прежнему действуют, а значит, вариантов у этих двоих немного. Ши Хэн довольно улыбнулся и скользнул мыслью за грань вещественного мира. Тугие нити, составлявшие основу самого пространства, беззвучно зазвенели и стали лопаться одна за другой. Ничтожным гоблинским чарам не одолеть избранного Богом.

* * *

— Что это за место? — пробормотала Гермиона, растерянно глядя вокруг.

Она уже оделась, но по-прежнему пребывала в состоянии шока и, похоже, с трудом помнила то, что предшествовало ее трансформации в голема и обратно. Гарри не выпускал ее из объятий, из глаз у него безостановочны бежали слезы, вымывая грязевые дорожки на лице. Иррациональное чувство вины не отпускало и становилось лишь сильнее, когда он видел потерянный взгляд Гермионы.

— То самое место под «Глобусом», о котором говорил Йорик, помнишь? — тихо ответил он.

— Да… То есть нет, не очень. Быть големом — это… странно. Страшно. Как будто меня не существует, но я продолжаю мыслить.

О, ему это было знакомо — и еще как! Такое не забудешь при всем желании. Он склонился и бережно поцеловал ее в макушку. На губах остался едкий привкус известковой пыли, к которому он уже привык за последние часы. Потом неохотно разжал объятия и сделал несколько шагов к центру пещеры мимо застывших изваяний — величественных и печальных.

— Куда же нам дальше, Гарри? — потерянно спросила Гермиона у него за спиной.

— Там лестница, — указал он в направлении дальней стены. — Она, конечно, на ладан дышит, но где лестница, там должен быть и выход. Можно выбраться через него.

— Прямо над нами городская застройка, — возразила Гермиона, которая, похоже, постепенно приходила в себя. — Мы просто упремся в камень. Лучше просто трансгрессировать.

— Не получится, — мрачно сказал Гарри. — Мы все еще в пределах действия защитных чар, хотя здесь они слабее.

Она нахмурилась и прикрыла глаза, сосредоточившись.

— Возможно, у нас получится разрушить их или ослабить еще больше, — сказала она наконец. — Если мы вместе возьмемся. Давай только отдохнем немного. Ты совершенно вымотан, а у меня мысли путаются. Здесь можно не торопиться: воздуха хватит очень надолго.

Гарри кивнул и медленно двинулся вдоль стоящих полукругом изваяний. Тысячелетия эрозии грунтовыми водами, микроорганизмами и растущими лишайниками, которым для жизни достаточно слабого свечения камня, разъели поверхность статуй, но черты их все еще можно было рассмотреть. Вот мускулистая женщина с африканскими чертами лица, все одеяние которой ограничивалось набедренной повязкой и свисающей на грудь связкой затейливых украшений. Вот высокая девушка греческой внешности в длинном хитоне, чья голова была увенчана чем-то средним между обручем и диадемой. В лице женщины в причудливом ритуальном одеянии, опустившей печальный взгляд в землю, было что-то ближневосточное — похоже, что Матери, создававшие себе тела из глины Эдема, сознательно брали особенности всех рас и этнических групп на Земле. А вот…

Он застыл и затаил дыхание, глядя в хорошо знакомое лицо. Цао Шу. Цакебе. Кали. Богиня Смерти и последняя из Матерей. Как же не хватает ее сейчас! Ее мудрость и могущество когда-то остановили гибель человечества на самом пороге, а теперь… Теперь им предстоит схватка один на один против возрожденного демона, и каковы их шансы в этой битве?

— Это она! — тихо ахнула подошедшая Гермиона и сжала его ладонь. — Как живая…

— Она жива, — убежденно кивнул Гарри, — но не здесь. Она в своем мире, и теперь уже не вернется. Нам придется самим.

— А вот эта статуя… — нахмурилась Гермиона, глядя за спину Цао Шу, где темнела изломанная фигура, явно не входившая в пантеон. — Гарри, смотри! Это… это мужчина. И камень не светится. Совсем другой материал.

Она перевела взгляд на подножие. Каменный пол растрескался под тяжестью каменного основания, небрежно поставленного сверху.

— Ее привезли сюда позже, — сказал Гарри, подойдя ближе. — Намного позже.

— Но зачем? — озадаченно пробормотала Гермиона, обходя статую вокруг.

— Понятия не имею, — покачал головой Гарри. — Но мы знаем, кто это сделал. Йорик говорит, что Ши Хэн не раз бывал здесь.

— Интересно. Она пустая, и… Внутри что-то было.

Он обошел статую и стал рядом с Гермионой. Часть спины и левое плечо изваяния были выломаны, и под каменной оболочкой можно было видеть камеру размером не больше шкатулки для драгоценностей. На ее неровном дне все еще просматривался отпечаток предмета, который там хранили.

Внезапно, без перехода, на него накатило беспокойство. Да что там беспокойство — настоящая паника. Все его инстинкты требовали, кричали о том, что надо сорваться с места и бежать, бежать без оглядки куда угодно — лишь бы дальше от этого места. Неясные тени вокруг немедленно закружились и стали складываться в очертания лиц, каждое из которых казалось искажено ужасом.

— Банд-Дарваджа, — благоговейно прошептал Гарри, стараясь не видеть то, что происходит вокруг. — Врата были здесь! Совсем недавно…

Широко раскрыв глаза, он обернулся к Гермионе и встретил такой же потрясенный взгляд. Она медленно кивнула и сказала:

— А раз так, значит, статуя — это… это…

— Великий Пань-гу, — спокойно произнес у них за спиной знакомый голос. — Перворожденный. Погибель богов. Мой владыка.

Гарри рывком обернулся и отступил на шаг в смятении. Первое, что бросилось ему в глаза — стальной блеск киберпротезов. Их обладатель слабо усмехнулся и поднял одну из своих металлических рук к лицу, пошевелив пальцами.

— Никак не привыкну, — сказал он. — И они здорово ограничивают мои возможности. Но это временно.

— Педро… — ошарашенно сказала Гермиона. — Вы? Ши Хэн? Но… Китай…

— Ши Хэн, — спокойно кивнул Педро. — И я испанец, поэтому в шекспировском театре мне охотно дали роль мавра Отелло. Я с самого начала сказал вам правду… Ну, почти. Как вы понимаете, играл я отнюдь не в университетской постановке. Что-то у вас не очень веселые лица, мои юные друзья. Вы же хотели докопаться до истины? Поздравляю, вы докопались.

Гарри, продолжая сжимать руку Гермионы, отступил еще на шаг, прекрасно понимая, что бегство невозможно. Может быть, Гермиона права, и они могли бы трансгрессировать, но это потребует времени и огромных усилий. Педро… Ши Хэн им не позволит. Он просто убьет их, а потом Врата распахнутся, и Рактавиджа поглотит дымящиеся руины цивилизации. Невыразимцы в Отделе Тайн были правы. История человечества заканчивается.

Но черт возьми, Педро! Как они могли упустить из виду человека, с самого начала находившегося в центре их истории? Правая рука Бенджамина? Как бы не так! Бенджамин — всего лишь дойная корова истинного главы мирового правительства. Вся его распределенная сеть сбора информации, вероятно, всегда работала на Сцену и главного ее представителя. Педро от его имени управлял доступными ресурсами, отдавал приказы его людям и легко избегал повышенного внимания мнимого босса. Кто знает, какие еще должности занимал Ши Хэн до встречи с Бенджамином?

— Нам говорили, что ты был советником императора Цзяцзина, — сказала Гермиона, которая, похоже, уже вернула себе самообладание.

— Ну да. Был, — безмятежно отозвался Ши Хэн и воздел глаза к темному потолку, погружаясь в воспоминания. — Я участвовал в экспедиции Магеллана, знаете ли. Во время сражения на Мактане меня взяли в плен туземцы. Два года я провел в рабстве, пока меня не выкупили, чтобы в конечном итоге пригласить ко двору для обучения юного императора географии. Со временем я получил должность советника и наверняка закончил бы жизнь в этом качестве, если бы однажды со мной не связались люди Ань Сёнди Цин… Темного Братства. Они-то и вручили мне это, не сказав, что внутри… — Он указал на полуразрушенную статую Пань-гу. — Не требовалось привозить его сюда. Боюсь, я оставил слишком много следов, ведущих ко мне, но иногда мне нравится быть сентиментальным.

Он неторопливо подошел к изваянию и провел пальцами по изъеденной каменной поверхности. Гарри и Гермиона отступили еще на шаг. Что сейчас будет? Он убьет их или отдаст этот свой приказ, которому невозможно противиться? Представив, что им могут приказать, Гарри разом взмок. В памяти немедленно всплыл почти забытый кошмарный сон: его глиняный кулак, несущийся к беззащитной Гермионе.

— Вот почему сработало дремлющее проклятие в гробнице Шекспира, — сказала Гермиона. — Оно изначально было нацелено только на тебя.

Ши Хэн кивнул.

— Да. Среди моих врагов иногда попадаются по-настоящему опасные. В последнее время, впрочем, их почти не осталось.

— Вот тут ты ошибаешься, — произнес негромкий голос из темноты.

Ши Хэн вскинулся, озираясь по сторонам, и с каждым мгновение в его взгляде все более отчетливо проступала тревога.

— Кто ты такой? — рявкнул он. — Покажись!

— С удовольствием, — громко сказал Чжун Ли, выходя из пустоты. — Должен поблагодарить: если бы не твое вторжение в Школу Ночи, гоблины не отпустили бы меня.

Сердце Гарри радостно забилось. Чжун Ли! Если кто и может противостоять на равных этому одержимому, то лишь только он. Шансы, секунду назад казавшиеся призрачными, вдруг сменились надеждой. Все еще отчаянной, однако…

— Старый трюк с преломлением света, — угрожающе усмехнулся Ши Хэн. — Узнаю выкормыша Юнь-Бао. Знаешь, сколько я прикончил таких, как ты, мальчик, за эти века?

— Шестерых, — спокойно ответил Чжун Ли. — А знаешь, чем я от них отличаюсь? Меня тренировали, чтобы убить тебя.

— В одиночку? — иронично поднял бровь Ши Хэн.

— У меня есть друзья, — улыбнулся Чжун Ли, бросив короткий взгляд на Гарри с Гермионой. — И я привел кое-кого.

Пространство задрожало и будто лопнуло по швам. У подножия статуи Цао Шу стоял Квиринус Квиррелл и буравил Ши Хэна тяжелым взглядом из-под тюрбана.

— Просвещенный Квиррелл! — воскликнул Гарри. — Так Айзентурм уже…

Квиррелл одним жестом заставил его умолкнуть. Мантия соскользнула с его руки, и Гарри увидел слабое свечение из-под кожи профессора, будто там скрывались раскаленные докрасна металлические жилы.

— Где Банд-Дарваджа, Ши Хэн? — спросил Квиррелл, выступая вперед.

Ши Хэн неторопливо обвел взглядом собравшихся. Казалось, он уже справился с тревогой, и лицо его вновь приняло привычное отстраненное выражение.

— Зачем вам Банд-Дарваджа, просвещенный? — спокойно спросил он.

— Мы все знаем, — сказал Квиррелл. — Ты хочешь разрушить артефакт, но это не в твоих силах. Пока. Тебе нужно мощное оружие…

— В самом деле? — искренне удивился Ши Хэн. — Чтобы разрушить эту стекляшку?

— Профессор, он хочет обрушить комету на Землю! — воскликнула Гермиона. — Энергии удара будет достаточно…

Она перевела взгляд на Ши Хэна и умолкла. Тот стоял, раскрыв рот, а через секунду вдруг затрясся от беззвучного смеха.

— Разумно, — нахмурился Чжун Ли.

Ши Хэн попытался утереть стальной ладонью проступившие слезы, но только размазал их по лицу. Он весело посмотрел на Гермиону, потом на Квиррелла и проговорил:

— Держу пари, вы это серьезно. Все знаете, а? Будь я проклят! Милые мои чародейчики, вы не знаете ровным счетом ничего.

— Неужели? — холодно спросил Квиррелл, склонив голову.

— Банд-Дарваджа всегда при мне, — тихо сказал Ши Хэн и, прикрыв глаза, протянул стальную руку в пространство.

Послышался слабый хлопок, и на его ладони выросла хрустальная пирамидка. Гарри никогда не видел артефакта, но моментально узнал его — красочного описания в рукописи Игнотуса было вполне достаточно, чтобы этот образ врезался в память, а исходившие от Банд-Дарваджа эманации безотчетного ужаса он ощутил бы и безо всякого описания.

И все же описанный Игнотусом облик имел расхождения с тем, что они видели перед собой. Алый огонь, некогда злобно горевший внутри пирамиды подобно дьявольскому оку, теперь едва тлел, время от времени угасая вовсе, и нетрудно было догадаться отчего. Врата умирали: сила, некогда вложенная в них богиней, истощилась.

— Почти конец, — прошептала Гермиона, с ужасом глядя в глубину артефакта.

— Конец? Ошибаетесь, мисс! — усмехнулся Ши Хэн и воздел Банд-Дарваджа над головой. — Веками этот артефакт был моим оружием против Цакебе, но теперь… теперь это просто безделушка.

— Безумец! — выплюнул Квиррелл. — Неужели ты не знаешь, что это Врата?

— Врата? — протянул Ши Хэн. — Весь мир — Врата, и люди в нем — актеры, деревянные фигурки в руках высших сил, ведущих свои бесконечные игры. Старина Уильям говорил вам об этом открытым текстом, написал это над входом в свой «Глобус», и вы так ничего и не поняли!

— Сцена, — проговорила Гермиона, поднимая на него потрясенный взгляд. — «Stage»⁽¹⁾. Это же анаграмма для «Gates». Врата…

— Ну хоть у кого-то нашлась капелька мозгов, — с презрением отозвался Ши Хэн.

— Мы можем оставить тебя в живых, — сказал Чжун Ли. — Тебе не видать свободы до конца жизни, но мы не станем убивать тебя, если ты отдашь нам артефакт.

Ши Хэн, все еще держа Банд-Дарваджа над головой, медленно обратил к нему взгляд.

— Как я уже сказал, мне не нужна эта безделушка. Но ваш приятель только что заявил, что я нуждаюсь в ударе кометы, чтобы разбить стеклянную пирамидку. Позвольте продемонстрировать обратное.

Квиррелл и Чжун Ли, не сговариваясь, рванулись к нему. В руке Ли полыхнул фиолетовым огнем Тяньши-цзень. В тот же миг Ши Хэн с размаха швырнул Банд-Дарваджа на каменный пол. Прозрачная пирамида взорвалась дождем осколков, усыпавших пещеру, и огонь, тлевший в центре артефакта, рассеялся в воздухе. Все застыли, с ужасом глядя на то, что осталось от последней преграды на пути Атлантиды. Стены пещеры задрожали.

---

1) * В английском оригинале начало известного шекспировского монолога "Весь мир — театр, и люди в нем — актеры" звучит так:

"All the world’s a stage,

And all the men and women merely players..."

Буквально: "Весь мир — сцена, а все мужчины и женщины — всего лишь актеры". Слово "players" при этом может быть переведено как "актеры", "игроки", "исполнители" в зависимости от контекста. Эта же строчка, но на латыни, по ряду свидетельств, красовалась над входом в "Глобус" Шекспира.

Вернуться к тексту