Яркий (джен)

Взъерошенный и чуть бледнее обычного, Гарри занял свой стул за первым столом: прямо напротив Снейпа. Это была пара третьекурсников, но первый стол всегда ждал именно его, поскольку занять место никто не решался. Сумка соскользнула с соседнего сиденья и Гарри, поймав её на лету, водрузил на место.

Ночной кошмар ещё напоминал о себе, поэтому, когда профессор зашел в класс, Гарри искоса рассматривал его, чтобы убедиться, что увиденное ночью не было каким-то дурным знаком. Снейп выглядел и держался как обычно; он поприветствовал Гарри кивком и принялся читать лекцию под конспект. В этот раз он рассказывал о том, как с помощью одного-двух ингредиентов, добавив их вовремя, из обыкновенного лекарственного зелья можно приготовить простенькое противоядие. Спустя несколько страниц усердного скрипения пером Гарри окончательно успокоился.

— Это же ваша личная разработка, профессор? — спросил он, оставшись после занятия. — То, что ингредиентами вот так можно оперировать. — Снейп отмечал отсутствовавших в своих заметках и просто кивнул.

— Это совместная разработка, мы тогда были на третьем курсе, — задумчиво проговорил он.

— Вы?

— Я и ваша мама.

— Расскажите? — попросил Гарри. Снейп посмотрел на часы.

— Расскажу по дороге на встречу с Ремусом Люпином. Идёмте прохлаждаться по Хогсмиду, я взял отгул на весь день. Не хотел пропускать пару, потому что это одна из моих любимых тем. Остальные невероятно скучны. Как можно упустить шанс субботним днём …

Раздался стук в дверь, и в кабинет просунулась голова кого-то из усердных пятикурсников, пришедших заранее.

— Пара отменилась, — каркнул Снейп. Лицо пятикурсника просветлело, голова спряталась, дверь хлопнула, раздался счастливый крик. Снейп усмехнулся. — А я-то как... — он не закончил предложения. Слово «рад» зависло в воздухе, звенящее, как нота камертона, но не озвученное.

— Вы пойдете со мной? — тупо переспросил Гарри.

— Это вы пойдете со мной, — язвительно откликнулся профессор. — Раз уж я рассказал вам об их дружбе с вашей семьёй, то как не взять вас на столь неожиданно и удачно организовавшееся свидание. Нет, — он поднял руку в останавливающем жесте, когда Гарри хотел было оправдаться. — Только не сочиняйте. Если вы не сочли нужным меня посвящать заранее и использовали в письме к Ремусу моё доброе имя для удобной лжи… И весьма грамотной притом, между прочим… то уж лучше вы скажете правду тогда, когда сами решите. — Гарри выглядел потрясённым и не мог вымолвить ни слова. Снейп собрал с парт остатки ингредиентов и отнёс их в кладовку, собрал пергаменты в кучу на столе и вернулся, а он всё стоял. Стоял и прокручивал в голове свой сон, где профессор, похожий на дядю Вернона, угрожал Сывороткой Правды. Снейп подошёл вплотную и положил ладонь ему на плечо. — У нас впереди целый день и ещё есть возможность превратить вашу ложь в нечто более приближенное к действительности. Идёмте, — он легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Гарри внезапно почувствовал себя виноватым.

Они в молчании петляли по коридорам, вышли из замка и повернули куда-то в сторону деревни, идя по тропинке. Небо было глинистого цвета, — казалось, оно застыло в предрассветном состоянии и собиралось, минуя день, медленно перейти в предзакатное. Пронизывающий ветер заставил их закутаться в мантии; Гарри, ощущая мягкое тепло, как если бы он шел укрытым в пуховое одеяло, уверился, что кто-то из Поттеров прошедших поколений не зря потратил деньги на зачарованную одежду. Он смотрел себе под ноги, а потом резко остановился, вздернул подбородок и упрямо вперился взглядом в переносицу Снейпа, пряча ладони в карманы. Профессор остановился тоже.

— Сэр, простите меня, что так вышло. Я… Не мог иначе.

— Я понимаю, Гарри. Отчего-то я понимаю, что, конечно, вы бы попросили меня прямо, придумай вы, как объяснить таинственный способ, благодаря которому разузнали о наших школьных днях. — Лицо Гарри приняло обморочный оттенок. «Да что ж там такое», нахмурился Снейп про себя. — Мне, возможно, не всё равно. Но, если хотите, я рассматриваю ваш поступок как… своеобразную просьбу. Мне достаточно того, что я о вас знаю, — резко добавил он, — чтобы иметь чувство такта по отношению к тому, что вы считаете необходимым скрыть. — Говоря это, Снейп вспомнил то, как он стал невольным посетителем «домашней парикмахерской» Петуньи, где Гарри обривали налысо перед первым учебным днём, и то, как на его глазах Гарри плакал после этого в одиночестве в чулане. Он не хотел заставить его погрузиться во что-то подобное в очередной раз.

Гарри медленно кивнул. Они пошли дальше. Снейп размышлял про себя о том, как легко ему разговаривать с мальчишкой. Точно как с Лили, когда они были друзьями.

Какое-то время их окружало пустое пространство: редкие сухие листья, налетевшие с деревьев вдалеке и запутавшиеся в траве, были припорошены тонким слоем снега. Вскоре стали видны знакомо-незнакомые (из-за их новообретенной белизны) низкие крыши.

Идя по улице, Гарри заметил, что на некоторых заборах до сих пор «сидели» хэллуинские тыквы; они были теперь старые, посеревшие и оттого производящие на самом деле неприятное впечатление. Некоторые дома, наоборот, уже готовились к Рождеству и стояли, как кукольные, в вечнозеленых еловых ветках. Игрушечным показался и паб, возле которого они оказались уже очень скоро.

— Вы не замерзли? — спросил Снейп. Гарри покачал головой. Сам профессор выглядел так, будто только что вышел из помещения. Видимо, подумал Гарри, тоже вложился в гардероб. Столик в углу, где, по словам декана Хаффлпаффа, любила находиться мама, был занят какой-то усердно готовящейся к экзамену старшекурсницей, и они поднялись на второй этаж. Снейп сел так, чтобы видеть помещение целиком; Гарри сел к нему лицом. Подошла мадам Розмерта.

— Нам два сливочных пива, — сказал Снейп, глядя на Гарри каким-то странным взглядом.

— Сделайте как в прошлый раз, с имбирем, — добавил Гарри, будто прочитав из его головы то, что он хотел сказать. — Как для мамы.

— Оба пива как для Лили Эванс? — уточнила мадам Розмерта, тщательно скрывая любопытство. Снейп едва заметно кивнул и она, гремя каблуками, была такова. Гарри воззрился на профессора. Он знал, что тот прекрасно помнит своё обещание.

Снейп понимал, что если он заговорит, то пути назад не будет. Он размышлял, какой выбрать тон и как начать, чтобы мальчишка, не дай Мерлин, не подумал, что он к нему…

Впрочем, что скрывать? Гарри перед ним единственным — Снейп был уверен в этом — раскрыл секрет Библиотеки. Он был предельно прозрачен во всём, что касалось его детства. Да, кое-что оставалось непонятным: как отдельная информация появлялась у мальчишки в голове, тогда как ни одна душа из тех, что её могли передать, никоим образом с ним не соприкасалась. Но Снейп был уверен в том, что Гарри ему не лжёт. На секунду захотелось взять магическую клятву, что тот будет держать всё то, что будет сказано после, в тайне. Но секунда прошла, и желание пропало. Как будто и так ясно, что Гарри не пойдет рассказывать направо и налево о том, какой Снейп… сентиментальный. Он же не пошёл рассказывать кому-либо о походе на кладбище.

— Гарри, поклянитесь, что…

— Клянусь, — просто отозвался тот.

…Вот. С самого начала было ясно, что Гарри действует исключительно в их общих интересах.

— Третий и четвёртый курсы… Это был, наверное, лучший период, — сказал Снейп очень тихо. Слова слетали с кончика языка одно за другим практически без усилий, а с ними как будто уходило какое-то напряжение и странный груз: странный оттого, что, пока он не стал по капле растворяться в воздухе, почувствовать его тяжесть было невозможно. За окном пошёл снег. — Мы носили с собой походные наборы зельеваров, — он очертил в воздухе пространство в два на один фута. — Такие. Там было всё, что нужно. Заходили в свободные аудитории, ставили котелки на огонь, варили что-нибудь, потом открывали учебники и свои записи и редактировали всё, что считали слишком сложным, заменяя на простое, что находили сами. На первом курсе нас пытались ловить и снимали баллы за колдовство на переменах, а потом, видя, что мы всё равно находим себе место, безобидны и даже полезны, стали закрывать глаза.

Принесли сливочное пиво. Гарри взял кружку, скинул башмаки и устроился в кресле с ногами. Снейп подождал, пока Розмерта поправит цветочные листки, смахнет пыль с лестничных перил, присмотрится к табличке на двери в подсобное помещение и, наконец, исчезнет на первом этаже, побежав на звук колокольчика входной двери.

— Примерно с начала второго курса она стала писать сочинения о наших экспериментах… Профессор Слизнорт — наш… мой… декан Слизерина, в общем… потом помогал превращать их в статьи, и вскоре она стала самым юным зельеваром из когда-либо печатавшихся в профессиональных газетах. Мы постоянно что-нибудь улучшали… Брали рецепты и переводили их с латыни, делали иллюстрации. У неё получалось прекрасно.

Он избегал называть имя, как будто что-то могло случиться, если произнести его вслух.

— На третьем курсе составы стали усложняться, а расписание уплотняться, и мы стали прогуливать пары. Мы прогуливали Прорицания, а заменяли их тем, что ходили по ночам на Астрономическую Башню.

— Туда же нельзя, — ухмыльнулся Гарри.

— Да, а иногда ещё и пары старшекурсников проходили ночью. Но мы были под зельем Невидимости, — зрачки Снейпа блеснули чем-то вроде азарта. — Его варил я.

Гарри приосанился.

— Мы пробирались по лестнице наверх и, когда никого не было, могли сидеть там часами. Когда натыкались на людей, то изучали созвездия и карты, подслушивали, что говорилось на лекциях, ходили по рядам и заглядывали в конспекты, а потом рассказывали друг другу, что удалось запомнить. Ходили дважды в Запретный лес на четвёртом курсе. Оба раза нас чуть не поймали. Вернее, один раз пришлось объясняться…

— Вы встречали кентавров? — Гарри подался вперёд.

— Да, они были несколько обеспокоены появлением невидимых волшебников, но как раз к этому моменту зелье начинало слабнуть, и мы постепенно пропускали всё меньше лунного света. Кентавры немного учили нас прорицать по звёздам. Ну, как учили… Просто говорили, что видят на небе, а мы составляли на основе этого предсказания. Я тогда понял, что большинство волшебников просто трактуют всё по своему усмотрению и оттого их слова часто идут во вред, а если делать это как кентавры, то смысл обретается.

Сливочное пиво закончилось, и им принесли ещё по кружке. Снейп, который вообще никогда никому ни о чем таком не рассказывал, ощущал, будто отдал Гарри какую-то ношу и вместе с тем часть долга за то, что тот поделился с ним Библиотекой. Их вклад в общение как будто стал постепенно справедливо уравниваться. Он не давал воспоминаниям о прошлом захватить себя, всё свободное время и силы отдавая Хогвартсу. Но после их диалога с директором как будто что-то поменялось.

— А как вас ловили?

— Тот же смотритель, что работает и сейчас. И та же кошка… Насчёт этой кошки у меня отдельные предположения. Она просто ждала нас у порога.

— И что вы делали?

— Ну, во второй раз мы догадались взять с собой больше зелья Невидимости и аккуратно прошли мимо. А в первый… Выпал снег, и она стала заметать за нами следы магией. Мне пришлось сказать, что я ходил собирать заунывники. Филч забрал меня.

— А мама?

— Разумеется, пробралась к себе на этаж, пока я писал объяснительную, а Филч общался с сонным Слизнортом. Пучок заунывников мы действительно собрали, и он остался при мне, так что было не прикопаться. Слизнорт меня пожурил за то, что я не спросил разрешения, но, думаю, он прекрасно всё понимал.

За второй кружкой последовала и третья. В пабе зажглись масляные лампы. За окном наступила темнота и Гарри вдруг увлекло ощущение течения времени. Мокрые плевки снега таяли на окне один за другим, стекая каплями вместе с недотаявшими обломками кружев снежинок. Если бы у снежинок были руки и ноги, подумал Гарри, то эти тонкие палочки можно было бы считать их костями.

В какой-то момент на стекло стало постепенно наслаиваться всё больше белого снега, который отчего-то не таял. Если бы случайный прохожий поднял голову и взглянул на второй этаж, то он бы увидел на одном из окон паба вертикально примёрзший к окну небольшой сугроб и поспешил унести ноги.

— В Рождественские каникулы на третьем курсе… — после долгого молчания начал Снейп, как будто не замечая, что окно полностью белое. — Она не поехала домой, потому что поссорилась с сестрой и не хотела её видеть, а я… У меня были свои причины. И во всём замке осталось очень мало людей. Мы пользовались этим временем и ходили везде: в библиотеку, на улицу, в Хогсмид. Мы были… очень хорошими друзьями, — добавил он с какой-то неожиданно для самого себя мягкой интонацией. Раньше бы он сказал это с горечью; нет. Раньше ему бы и в голову не пришло это проговаривать. — И в… один из дней мы приготовили это зелье.

— В ваш день рождения? — сказал Гарри почти утвердительно. Снейп подозрительно на него взглянул.

— Откуда…

— Угадал, — быстро ответил Гарри. — Да? — попытался исправиться он, чем вызвал скептический кашель профессора.

— Вы и эту информацию в Библиотеке находите? — сказал он иронично. — Совсем вам там делать нечего бывает, я так посмотрю.

— О, чего там только нет, — с чувством отозвался Гарри.

— Да, — сказал Снейп. — Да, именно так.

Он замолчал, и так они сидели, пока на второй этаж бара, стряхивая с себя остатки неожиданно свалившегося с неба сугроба, не зашёл Ремус Люпин. Стоило Гарри повернуться, он понял, что это именно тот, с кем была назначена встреча.

Ремус Люпин выглядел здорово помятым жизнью ровесником Снейпа. Это был не высокий и не низкий, среднего роста человек в очень поношенном серо-буром пальто. Лицо его выглядело так, будто он всё время только и делал, что продирался через густые заросли терновника; голова была чуть наклонена вперёд, как будто он не знал, куда себя девать, и оттого говорил с людьми, глядя на них исподлобья. Цвет волос в свете масляных ламп виделся неопределённо-седым, но ближе к каштановому. Из-под светлых бровей на Гарри смотрели уставшие и настороженные, но как будто подсвеченные тихой добротой глаза.

— Привет… Всем, — сказал Люпин первым, остановившись на лестнице, как будто ему было неловко, что он пришёл.

Гарри вскочил и пододвинул ещё одно кресло к их столику. Снейп махнул рукой бывшему однокурснику, и Люпин, осторожно приблизившись, сел на край мягкого кресла. Ему принесли напиток: очень горячий креплёный глинтвейн с большим количеством имбиря. После первого глотка чувство скованности у него значительно уменьшилось, и он сел удобно, спиной откинувшись на подушку.

— Рад тебя видеть, — сказал он Снейпу. Тот кивнул.

— Надеюсь, у тебя всё в порядке, Ремус, — последовал сдержанный ответ.

Гарри помнил по рассказам мамы, что их компания не любила Снейпа, но Ремус старался держаться в стороне и не участвовал в организации и исполнении всяческих вредных шуток над Северусом, скорее неодобрительно реагируя на их проделки. Он звучал очень искренно. Возможно, Люпин действительно был рад.

Снейп смотрел на бывшего однокурсника с неожиданно для себя обнаружившимся… участием. Присутствие Гарри как будто вскрывало эмоциональные слои, о которых он раньше не подозревал. Профессор мог позволить себе какую-то неслыханную щедрость. Он сразу вспомнил о том, что недавно прочёл в газете о новоизобретенном зелье для оборотней, которое помогает им пережидать полнолуние без физических последствий, полностью сохраняя разум. Однако без твёрдой уверенности в том, что Гарри известно о его особенности, Снейп никак не мог заговорить о зелье сам.

— Гарри, ты очень похож на отца, — сказал Ремус с нотой гордости и восхищения. Снейпу на секунду показалось, что Гарри вошёл в ступор, но впечатление тут же пропало.

— Это только на первый взгляд, — неожиданно для себя безапелляционно заявил профессор. — Если ты поговоришь с ним, то поймешь, что он копия Лили.

Ремус обезоруживающе улыбнулся. Он был, кажется, рад своей кружке глинтвейна и тому, что вокруг было тепло и уютно, и ничто не способно было вывести его из расположения.

— То-то я вижу, вы нашли общий язык…

Гарри спрятал чересчур довольное лицо, отхлебнув из кружки сливочного пива.

— А сам ты как? — спросил Снейп, будто просвечивая Люпина насквозь внимательным взглядом. — Я вспоминал о тебе недавно, в связи с… Одним открытием в зельеварении.

— Как видишь, — развёл руками тот. — Я перед тобой весь. Как есть. Ничто не способно было вывести меня из обиталища… Кроме полуживой совы, которая меня каким-то образом отыскала и принесла записку от Гарри. Надеюсь, ты её покормил, — обратился он к мальчику. Гарри пожал плечами:

— Это была сова из совятни… Не знаю, что с ней стало.

— Я всегда кормил, если им приходилось долго летать, — пожал плечами Ремус. — Хотя за ними и так неплохо ухаживают. Просто совы любят, когда их гладят и всё такое.

Снейп понял, что Люпин уходит от разговора о самом себе.

— Спрашивай, Гарри, — сказал Ремус, приглашающе раскинув руки. — Я буду рад тебе помочь узнать о наших школьных временах.

Тут-то Гарри и ощутил настоящую неловкость. Он продумал всё до момента, когда они со Снейпом встретят Люпина, но совершенно забыл придумать варианты вопросов на случай, если надо будет что-то говорить. Он ожидал, что Люпин сам расскажет ему обо всём, достаточно просто увидеться.

— Расскажите мне о том, как вы учились…

Кружка за кружкой глинтвейна (в Гарри и Снейпа сливочное пиво уже не входило, поэтому заказывали только для Ремуса), и Люпин разговорился. Ему принесли ужин (Гарри решил угостить), и он стал вспоминать разные забавные ситуации, в которые попадал Джеймс, вспоминал, как Снейп с Лили убегали с пар и как Лили приходила ночью в гостиную Гриффиндора с какими-то полевыми цветами, никому не признаваясь, что гуляла со Снейпом, а Джеймс при этом «жутко бесился» (на этом эпизоде Снейп не мог не усмехнуться, чувствуя ребяческое превосходство), хотя они даже не встречались в то время. Потом он стал вспоминать свадьбу Лили и Джеймса.

— Ты, Северус, знатно напился тогда, и мы пытались аппарировать, но все были жутко пьяные, поэтому пришлось ночевать в доме… Но ты сказал, кажется, что не будешь спать рядом с мужчинами, зная, что где-то в доме спит прекрасная женщина, или что-то в этом роде… Ты что, краснеешь...? И в итоге мы долго смеялись и пытались тебя унять, но улеглись — все, кроме Бродяги, — в одной комнате, чтобы было «справедливо»… Бродяга смылся домой через камин, его позвали родственники. Ты что, ничего из этого не помнишь?

Снейп покачал головой. Он сидел белый, как привидение. Ему казалось, что по спине вверх и вниз бегает какой-то жуткий холодок: значит, он принял приглашение и был на свадьбе.

Значит, он всё-таки забыл.

— Видимо, настолько был пьян, что ни капли не вспоминается, — констатировал профессор, как будто подводя итог прогнозу погоды. — Феерически. И что потом?

— А наутро мы все проснулись и стали расходиться по домам. Я, соответственно, какое-то время жил в… меня приютили в общей квартире в Лондоне. А после всех событий на Хэллуин… Где придётся.

Гарри пропитался сочувствием к Ремусу. Он понимал, почему тот уклончив в рассказах о себе, и не знал, как помочь; но вскоре он ненадолго отошёл в другую комнату (кружки пива наконец-то дали о себе знать), и у Снейпа оказалась возможность рассказать о зелье и о том, что он как раз хотел попробовать сварить его в качестве эксперимента. Люпин был тронут до глубины души и записал ему на клочке бумаги, куда отправить посылку так, чтобы сова не искала нужный адрес несколько дней. Пока Снейп убирал бумажку в карман, Ремус черкнул в блокноте что-то ещё.

Гарри вернулся и они стали прощаться. Люпин пожал руку Снейпу, потом Гарри. И, когда рукопожатие распалось, в ладони Гарри оказался очень маленький клочок бумаги. Гарри, как ни в чём не бывало, незаметно сунул его в карман, а развернул только в спальне, оставшись один, за своим пологом, под храп Крэбба.

В записке было всего два слова: найди карту.