Проходная пешка (гет)

— Надеюсь, тебе удалось отдохнуть, Северус. Насколько я знаю, ты провёл выходные в очень интересной компании, — Альбус послал зельевару тёплую улыбку и внимательный взгляд поверх очков.

И откуда ему всегда всё известно? Спустя годы знакомства с Дамблдором уже перестаёшь изумляться степени его осведомлённости, однако старые привычки, как водится, умирают неохотно.

— Нарцисса угощала говядиной à la mode в бургундском вине. Но судя по реакции Патриции, которая просто утопила хозяйку дома в комплиментах, что-то всё же было сделано не так.

— Наверняка во всём виноват соус, — улыбнулся директор. — А как блюдо пришлось по вкусу прочим гостям?

Не нужно быть гением, чтобы понять, о чём на самом деле спрашивал Альбус.

— Они растеряны и крайне настороженны. Вряд ли из-за соуса. Раньше звучала идея освободить всю королевскую рать, но теперь они заметно поостыли. Только старик Розье и Мальсибер настаивают. Против них всё ещё сомневающиеся Долохов, Яксли и Каркаров. Малфой смотрит туда, куда дует ветер, а дамы упорно делают вид, что их это не касается.

— Что же, это нам на руку. У меня есть основания предполагать, что они не управятся до зимы со своими далеко идущими планами. Охрана тюрьмы после побега Сириуса Блэка значительно усилена, а Корнелиус настолько обеспокоен поимкой преступника, что на другие дела не желает обращать внимания. Разумеется, он в бешенстве, что его ловчие сети не работают.

Последние слова Дамблдор произнёс почти ласково. Северус не мог не спросить:

— А они должны сработать, директор?

— Меня не беспокоит возмездие, Северус. Сейчас надо сосредоточиться на безопасности мальчика. В конце концов, только это по-настоящему важно.

Зельевар с сомнением посмотрел на Альбуса, который продолжал безмятежно улыбаться, и не найдя в его взгляде каких-либо подтекстов, позволил себе расслабиться в кресле.

— Давно ли на горизонте появился Игорь? Как он поживает? В письмах он постоянно сетует на ломоту в костях.

— Мы сталкивались с ним пару раз этим летом в Лютном переулке и в доме Мальсиберов. Он старательно изображает добропорядочного мага, но после пары бокалов огневиски начинает жаловаться на тоску по прошлому…

Снейп поморщился. Этот пьяный скулёж по былому величию Волдеморта и славным денькам минувших лет его порядком раздражал. Ужасно, что Северус был вынужден этот диалог поддерживать, когда на самом деле хотелось дать Игорю хорошую оплеуху и всучить отрезвляющее зелье.

— Полагаю, он осознаёт, что выгодно держаться как можно ближе к вам, — задумчиво постучал по сухим губам Дамблдор.

— Это все понимают, директор: и воодушевленные, и сомневающиеся, и те, кто бегают из стороны в сторону, боясь упустить собственную выгоду.

— Сделай так, чтобы складывалось впечатление, будто ты относишь себя к первым, Северус. Без лишних телодвижений, разумеется, — это важно. И ещё, я так понял миссис Флинт с недавних пор приятельствует с Нарциссой Малфой.

Северус утвердительно кивнул. Конечно, директор уже был осведомлён о том, что её сын, достаточно внимательно подмечая детали, описывает матери происходящее в школе. В том числе и о некоторых персоналиях.

— Если мне не изменяет память, вас с Марион Флинт как-то… хм, связывали общие увлечения.

— Благодарю, профессор Дамблдор, столь пристальный интерес к моей тусклой личной жизни, несомненно, льстит.

— Сарказм здесь не уместен, — отрезал Альбус. — Меня не волнует, в чьём обществе ты предпочитаешь удовлетворять прочие потребности. В любом случае, воздержание для взрослого мужчины было бы даже во вред. Но, как я сказал, меня волнует другое: миссис Флинт с определённой целью велела Маркусу обратить внимание, как минимум, на Софи Сентмор. Неплохо было бы узнать с чьей подачи, и есть ли у мистера Флинта иные не менее интересные задания. Вдруг за этим стоит что-то неочевидное?

Способность Дамблдора вмиг менять настроение и ход беседы была феноменальной. Часто это бывало неприятно и отрезвляюще одновременно, будто, плывя в медленных тёплых водах, ты внезапно попадал в ледяной водоворот, стихийный и беспощадный. Так часто происходило, когда Альбус интуитивно чувствовал возможность разрешить, словно ускользающую от его влияния, проблему.

— Сделаю всё, что будет в моих силах, директор, но обещать ничего не могу.

— Я знаю, мой мальчик, — по-отечески покровительственно произнёс он в ответ. — Тебе стоит перевести дух после сегодняшнего гостевого визита. Хотя я догадываюсь, что вряд ли ты последуешь моему совету. Наверняка, посвятишь свободные часы экспериментам, не так ли? Надеюсь, ты не варишь ничего такого, отчего школа может взлететь на воздух?

Альбус в своей неповторимой манере периодически поощрял интерес зельевара к его научным изысканиям. Нельзя сказать, что Снейп стремился войти в анналы, да и в течение учебного года времени для исследований было катастрофически мало, но разве возможно отмахнуться от одной из малочисленных отдушин его жизни?

В последние месяцы его не отпускала мысль вплотную заняться усовершенствованием эликсира гения Парацельса и его учителя Тритемиуса, которое заинтересовало его ещё в юности. Праотцы алхимии не дали ему наименования — зелье было предназначено выдёргивать умирающего со смертного одра: часто со страшными потерями и на очень небольшой срок. Спорить с законом природного равновесия было невероятно смело даже на сегодняшний день, а в средние века просто немыслимо. Конечно, это не имело ничего общего с философским камнем, дарующим вечную жизнь, но позволяло привести в порядок дела и уйти без физических страданий. Северус хотел добиться такого результата, чтобы ни дух, ни тело не чувствовали боли и истощения. Это было далеко за пределами достижений Парацельса, и долгие годы только разжигало интерес зельевара. А после недавней серии экспериментов с антиликантропным, Снейп понял, что интеллектуальная задачка на стыке зелий, чар и витализма как раз именно то, что ему нужно, и теперь размышлял, с какой стороны к ней подступиться.

По пути в родные подземелья он в мыслях набрасывал себе план действий. Разумеется, Альбус был прав — ни о каком отдыхе и речи быть не могло. Необходимо было выставить таймеры у дозревающих спазмолитических зелий, о которых давно просила Помфри для учениц, страдающих от ежемесячных регул. Помимо этого в лаборатории его дожидались противоожоговое и бодроперцовое в стазисе. Он уже представлял себе, как ряд сосудов из неразбиваемого стекла с зеленоватым и багряным содержимым порадуют его глаз. Ещё он хотел доработать формулу умиротворяющего бальзама, убрав побочный эффект в виде сонливости. Решение этой проблемы он не мог записать уже второй день и боялся, как бы нереализованная идея не забылась вовсе. Следовало проинформировать его флорентийского поставщика трав о дополнениях к стандартному заказу и составить список недостающего оборудования из магазина Малпеппера на Диагон аллее. Зайти в гостиную факультета, сказать пару воодушевляющих слов перед квиддичным матчем, сделать замечание пассивному старосте Подрику Оксли, что тот отлынивает от обязанностей, и ни в коем случае не забыть обратить внимание на учебную успеваемость в преддверии рождественских каникул.

Отпирая дверь лаборатории, Снейп в очередной раз подумал, как же он ненавидел тратить время на светские приёмы и прочую пустую дребедень.

* * *

Первым уроком в понедельник была трансфигурация, сдвоенный урок с обиженным на весь свет за поруганные честь и достоинство Гриффиндором. Софи, обычно сосредоточенная на теме занятия, была непривычно рассеянна. С методом матричной предметной трансфигурации она была хорошо знакома и проблем в материализации табуретки не испытывала. Девушка лениво поигрывала палочкой, создавая и детрансфигурируя разные модели стульев, а мысли крутились исключительно вокруг слов Драко.

Все выходные она размышляла, стоит ли мчаться с этим открытием к директору, но понимание, что тот и без участия новенькой вздорной девицы в состоянии сложить два и два, отрезвляло.

Верит ли Дамблдор в невиновность Сириуса Блэка? И самое важное: кто же тот предатель, который у всех под носом? Уж не скрывается ли он в башне Гриффиндора?

— Прекрасно! Взгляните, как помогает в этом деле хорошая развитая память и богатое воображение. То, что демонстрирует сейчас мисс Сентмор, показывает, как это важно для тех, кто испытывает трудности в обдумывании образа предмета. Поэтому тренируйте память. О! — очередная мебель, на сей раз в виде тёмно-бирюзового кресла с оттоманкой, заставила МакГонагалл охнуть. — Замечательная парная материализация! Десять очков Слизерину, мисс Сентмор!

Софи, заставившая себя обратить внимание на слова профессора при упоминании собственного имени, учтиво кивнула на поощрение.

— Мистер Хиггс, не размахивайте палочкой, вы не на параде. Следите за точностью движения, это должно быть пружинистое неамплитудное смахивание. Да, вот так. Попробуйте ещё раз.

— Мисс Фостер, будьте внимательнее. Не смотрите на соседа по парте, сосредоточьтесь! Чёткость и ясность ваших мыслей — золотое правило любых чар. А трансфигурация, где важно образное мышление, не терпит невнимательности.

— Неплохо, мистер Оксли, немного не достаёт стабильности. Представьте, что вы создаёте стул для себя. Кстати, советую всем хорошенько потренироваться, поскольку на следующем занятии вам предстоит контрольная работа, — по классу прокатился разочарованный гул, — и вы будете писать её, сидя на материализованных лично вами стульях. И что это будет: покосившийся табурет или обитый золотом трон, зависит только от вас.

Профессор МакГонагалл была замечательной, чем заслуживала неизменное расположение студентов. Софи она казалась в меру строгой, не терпящей лишних сантиментов и совсем не склонной к необоснованной критике — если отчитывала, то всегда чётко и по делу. Неплохо, когда у тебя такой декан, подумалось Софи.

— Это было низко! — неожиданно выкрикнула ей в спину одна гриффиндорка после урока, когда класс почти опустел. — Публично унижать хорошего человека и прекрасного преподавателя подло!

Софи недоумённо оглянулась, смерила визгливую девицу ледяным взглядом.

— Я полностью с тобой согласна. Рада, что вы, наконец, осознали, как некрасиво было болтать о профессоре Снейпе.

— Что? Я говорю о Люпине и твоём дурацком условии выигрыша!

— Потрудись вспомнить, какое условие выставил ваш факультет мне, — она собралась уходить.

— Это уже не важно! — воскликнула гриффиндорка, всплеснув руками.

— Уже? Только потому, что Уизли проиграли? Очень достойная позиция, в самом деле.

— Ты бездушная стерва, Сентмор! Профессор Люпин не заслужил такого ужасного отношения!

— Послушай, Фостер, оставь меня в покое. Если тебе так не нравится идея прилюдного высмеивания, чего, кстати, не случилось с твоим драгоценным профессором Люпином, то не советую меня оскорблять! — она сделала короткую паузу. — А вот от подростковой влюблённости в учителя всё-таки советую тебе избавляться. Это же ни к чему не приведёт.

— Что?! Да ты! Ты выскочка, — девушка бросила на Софи свирепый взгляд и залилась краской. — Высокомерная каланча!

— О, благодарю, — усмехнулась она. — Но не стоит так переживать о своём росте, Фостер. Профессор Люпин, я уверена, всё равно тебя видит. Невысокая и незаметная — отнюдь не синонимы.

— Хватит, — прервала их баталии Дженна, увлекая слизеринку за собой. — Нашла, кому мозги вправлять. Это же клинический Гриффиндор. Пойдём.

«Ты что, правда втюрилась в учителя?!» — донеслось от девчонок, окруживших начинающую всхлипывать Фостер.

— Слово-то какое «втюрилась», — поморщилась Дженна. — Совсем ополоумели. Ты, кстати, заметила? Этот рыжий префект с Гриффиндора ни слова не сказал поперёк, а стоял рядом! И буквально шею себе свернул, когда ты уходила.

— Персиус? — удивилась Софи. — А что можно сказать, когда влюблённой дурочке вожжа под хвост попадает?

— Думаю, он вообще не был заинтересован в прекращении вашей стычки — смотрел на тебя, как удав.

— Это он отойти от проигрыша не может, — отмахнулась девушка. — Семейная честь и прочее.

— Ну да, может быть. А может, радуется, что не на деньги спорили. Это же Уизли.

— А что с ними не так?

— Семеро детей в семье, да и сами они вроде никогда не были состоятельными. Хотя потомственные волшебники, не одно поколение. И что? Никакого лоска, куда только деньги девают… Про них говорят: «предатели крови».

— Ты серьёзно? — с натянутой улыбкой спросила Софи. — Ты когда обзаведешься таким большим семейством, шепни мне по секрету, куда деньги деваются, договорились? Сегодня точно что-то со всеми не так. Я вот сосредоточиться не могу весь день, гриффиндорцы набрасываются без повода, ты вот…

— Я тоже сама не своя — из-за матча, — заметила Дженна. — Кассиус волнуется, они очень хотят выиграть. Даже не представляю, как они переживут, если и в этом году упустят кубок. Маркус вчера весь вечер с командой провёл, даже декан заходил.

— Профессор ведь поцеловал всех в лоб на удачу?

— Конечно, он всегда так делает, — скорчив гримасу, едко ответила Дженна. — Вручил каждому по лакричной помадке и прочёл сказку на ночь.

— Ни минуты не сомневалась, — усмехнулась Софи, заходя в кабинет зельеварения.

Воистину, помянешь дьявола — и на своих же ногах к нему придёшь.

— Софи, — шепнул с задней парты Кассиус, когда все заняли свои места, — я видел, там у Френсис Фостер истерика, одноклассницы её вели в больничное крыло успокоительным отпаивать. Ты чего нежных девочек доводишь?

— А нечего ко мне цепляться, если такая психика неустойчивая, — огрызнулась она.

— Ну, точно, ядовитая, — одобрительно хохотнул кто-то из слизеринцев, но ответить Софи уже не успела.

В классе с характерным хлопком двери появился профессор Снейп. Все, словно под чарами онемения, мгновенно заткнулись.

На уроке он сухо и обстоятельно рассказывал тихим и уже приученным к порядку студентам о повышающих эффективность зелий расчётных коэффициентах, чертил схемы на доске. Пару раз отпустил колкие замечания в адрес откровенно тормозящих хаффлпаффцев, не остался без внимания и рассеянный Подрик Оксли. Заметив раздражённый, вновь осторожно обходящий его фигуру, взгляд Сентмор, очередной вопрос по формулам Снейп адресовал ей. Девчонка ответила свободно, явно ориентируясь в теме. И снова глядела то на его подбородок, то на ворот профессорской мантии.

— Что же, мисс Сентмор, на вашем месте я бы не стал столь очевидно демонстрировать собственное скудоумие, — прокомментировал он её ответ.

Софи всё же подняла жёсткий взгляд, и любой другой бы споткнулся на ровном месте. Но не Снейп. Он быстро начертил на доске условие задачи — вывести формулу равновесных концентраций в исчезательном зелье, если известны количество и показатели эффективности составляющих.

— Прошу вас, мисс Сентмор. Реабилитируйтесь, — безжалостно велел он.

Софи встала, распрямила плечи и, словно солдат, идущий на поле боя, направилась к доске.

Исчезательное зелье! Почему оно? Это случайность, или ему известно о споре?

— Чтобы не превращать занятие в цирк с выступлением слабоумных, всем остальным — небольшой тест на проверку пройденного материала. У вас не больше пятнадцати минут. Только если ваша одноклассница не жаждет провести у доски всё занятие.

Листы пергамента с его стола, исписанные теоретическими вопросами с обеих сторон, взмыли в воздух и синхронно опустились перед студентами.

— Не стойте истуканом, мисс. Приступайте.

Софи промолчала, только мрачно покосилась на профессорскую спину, с удовольствием отмечая, как напряглись обтянутые сукном его плечи.

«Несправедливый самодур».

Задача решалась на удивление легко и быстро — с вычислениями ей было гораздо проще найти общий язык, нежели с такими вот профессорами.

Зельеварение, вопреки представлениям многих, вовсе не укладывалось в понятие кулинарного ведьмовского искусства. Нельзя было просто свалить все ингредиенты в один котёл и ожидать, что получится нечто сносное. Любая работа над зельем требовала скрупулезных расчётов, анализа составляющих и иногда даже было необходимо особое внимание к лунному календарю. И Софи в глубине души частенько бесилась, когда слышала от кого-то сравнения с обыкновенной стряпней. Это было даже как-то оскорбительно, словно несмышлёного ребёнка, который бесцельно лепил башню из мокрого песка, ставили на одну ступень с архитектурным гением Микеланджело.

Дописывая ответ к задаче, она всё боролась с ощущением, что вряд ли Снейп дал бы ей такое простое задание. Она поставила точку, и скорее почувствовала, чем увидела, как к ней приблизилась чёрная тень.

И, пока класс дописывал свои тесты, у доски развернулся её персональный интеллектуальный эшафот. Одного решения Снейпу было недостаточно. Он спрашивал у неё каждый термин, каждое правило и закон, которыми она руководствовалась. Задавал ей вопросы о методиках приготовления зелья и заставил её самостоятельно выводить вторую теорему Мёнье о теплофизических закономерностях зельеварения. Затем велел найти альтернативное решение в обход теоремы — и Софи едва удержалась от того, чтобы не надеть ему доску на голову. И хотя она чувствовала злость, внутри против воли поднималось восхищение: по одной элементарной задаче он заставил её за пятнадцать минут вспомнить весь курс. В гробовой тишине она исписывала уже второй брусок мела, на доске не осталось места.

— Неудовлетворительно. Садитесь, — разочарованно уронил он слова, словно капли свинца.

— Профессор Снейп, — уже без тени раздражения, с усталостью в голосе обратилась к нему девушка, — в чём моя ошибка?

— В невнимательности, мисс, — ответил зельевар, выставляя оценку в журнал. — Раскройте, наконец, глаза и взгляните ещё раз на условие задачи. Вы мне дважды озвучили определение предельной эффективности животных компонентов и могли сами найти ошибку. На экзамене это был бы однозначный «Тролль».

Софи повернулась к доске, пытаясь разобраться — и конечно, увидела, что он имел в виду. Мгновенно расстроилась до невозможности. И как он так её подловил!

— Вы дали невозможное значение для желчи аспида, — вздохнула она и потёрла висок, оставив на лице белый след от мела. — Слишком высокое, да. Я всё поняла, сэр. Спасибо, буду внимательнее.

Снейп посмотрел на неё и нахмурился. Внутри у Софи всё дрожало от обиды, пока она шла к своему месту. На неё расширенными глазами, словно в каком-то священном ужасе, глядели однокурсники.

— Ваш тест, мисс Сентмор, — перед ней опустился её вариант. — До звонка пять минут. В ваших интересах написать его быстрее, иначе получите два неуда за одно занятие.

Она так и не подняла голову, но Снейп заметил, с какой силой она сжала писчее перо. И весь матч своего факультета он отчего-то не пристально следил за игрой, как обычно, а вспоминал неприязненный взгляд карих глаз и пальцы, испачканные мелом.

* * *

— Мы продули! Продули! И кому — Равейнкло! Даже сказать смешно, у них же самая идиотская стратегия на свете! И знаешь, с каким счётом? Сто двадцать — двести пятнадцать!

София, которая не пошла мёрзнуть на трибуны, отговорившись плохим самочувствием, осталась в общей гостиной. Настроение у неё и без того было гнусным, а вернувшиеся в растрёпанных чувствах ребята только добавили расстройства.

— Не огорчайтесь, впереди игра с Гриффиндором. Отыграемся.

— Да какой там… У нас Маркус в лазарете.

— Что с ним? Тоже упал с метлы? — забеспокоилась Софи.

— Да, кажется, перелом.

Когда все более или менее перевели дух и разбрелись в разные углы, — никому не хотелось общаться в такой день, — Софи решила сходить в лазарет.

Тусклый свет здесь ложился причудливыми тенями, повторяя очертания резных кроватей. Обилие белого цвета, запахи лечебных трав, спирта и чистых бинтов, царившие в больничном крыле, удивительно умиротворяли. А ещё здесь было тихо. Стараясь не шуметь, сжимая в руке пёстрый бумажный пакетик с миндалём в шоколаде, Софи прошла вдоль коек, выискивая взглядом Маркуса.

— Что-то вы зачастили ко мне, мисс, — услышала она недовольный голос мадам Помфри. — А, вы к вашему спортсмену. Только он уже спит — процесс восстановления начался. Завтра кость будет целёхонькой, дня через три сможет вернуться к учебе.

— Спасибо, — кивнула Софи, потрясая сладостями. — Я оставлю ему?

— Конечно.

Она положила угощение на тумбочку рядом с посапывающим Флинтом, когда её внимание привлекло негромкое покашливание рядом.

— О, Гарри! Привет!

— Здравствуй, — негромко проговорил мальчик, неловко надевая на нос очки, — Софи?

— Да, это я. Ты как? Я думала, тебя уже выписали.

— Мадам Помфри любит неволить пострадавших, — жестковато усмехнулся он, покосившись на Флинта. — Сочувствую вашему проигрышу.

— Да ладно, — отмахнулась Софи, присаживаясь. — Ни капельки ты не сочувствуешь.

Гарри пожал плечами.

— Наверное, это что-то вроде кармы, — заключил он настороженно. — Ты победила близнецов — теперь ваш факультет продул.

— Думаешь? Интересно, как тогда сложится матч между нами, — улыбнулась Софи. — Так как ты себя чувствуешь?

Мальчик даже опешил от такого внимания.

— Э-э, — протянул он растерянно.

— Красноречиво, — усмехнулась она. — Слушай, у меня с собой был только один пакет с миндалём, но раз Маркус спит, давай его ополовиним. Думаю, он сейчас точно не возражает.

Они тихонько хрустели орехами, и каждый думал о своём. Софи — о том, как любила зелья и злилась на Снейпа, а Гарри — о том, сколько же вокруг него в последнее время происходит странностей. Но, в конце концов, именно за это он и любил Хогвартс.

— Слушай, оказывается, Слизерин и подлость — не одно и то же, — после паузы заметил Гарри.

— Мерлин, откуда ты вообще взял эту мысль?

— Ну, все знают, что Слизерин выпускает, — он замялся, — ты меня извини… эм, не самых лучших представителей магического мира. Тёмные колдуны, Пожиратели и вообще…

— Что, все как один тёмные колдуны? — насмешливо уточнила она.

Мальчик не ответил.

— Знаешь, у французов есть поговорка: il n’y pas de sot métier. Не место красит человека, Гарри. Разве выпускником Гриффиндора не может стать не слишком отважный волшебник? Или все равейнкловцы — прирождённые гении? Это очень ограниченный взгляд, мне кажется, да и люди склонны меняться под воздействием времени и обстоятельств. На самом деле всё часто оказывается не тем, чем представлялось в самом начале, — грустно закончила она.

Едва различимая в голосе затаённая боль отразилась в её словах, так плохо сочетающаяся с юным лицом. Существует какая-то удивительная закономерность в том, что люди охотнее облачают свою печаль в слова в темноте. Они притихли, Маркус во сне завозился в постели.

— Может быть, — отозвался Гарри с таким видом, будто ему никогда не приходилось ошибаться. — Я слышал, Драко Малфой твой кузен.

— Это так.

— Вы совсем не похожи.

— Мы не слишком близкие родственники — можно сказать, седьмая вода. Видишь ли, все эти связи на самом деле не дают ничего, кроме чувства принадлежности к определённой… касте.

— Чистокровных, — выплюнул Гарри. — А всех других вы называете грязнокровками.

— Кто это — мы? Слизеринцы или дети из полностью волшебных семей?

Его снова смутил вопрос, он раздражённо засопел.

— По-моему, лучше жить с чистой совестью, чем с чистой кровью, — решительно заявил Гарри, подняв на девушку пронзительный взгляд зелёных глаз.

— Пожалуй, и правда, лучше.

Она печально улыбнулась, разглядывая неторопливое движение пылинок, танцующих в тонком тусклом свете.

— Профессор Дамблдор как-то сказал мне, — тихо проговорил Гарри, пытаясь поймать её взгляд, — что только избираемый нами путь показывает нашу сущность, что наши способности на самом деле не играют такой уж важной роли.

Софи склонила голову, разглядывая мальчика.

— Директор очень мудрый человек. Тебе повезло услышать это именно от него.

— Почему? — недоумевал Гарри.

— Правильная мысль. Тебе повезло перенять её от директора, мне — от тебя.

Он почесал затылок, бормоча что-то несвязное.

— Ладно, Гарри, пойду я, — сказала Софи, поднимаясь и протягивая ему угощение. — Доедай. А нашему капитану я завтра принесу что-нибудь другое для поднятия настроения. Спокойной ночи.

Она уже шла к выходу, когда услышала шлепанье босых ног позади.

— Софи, ты забыла. Я не смог прочитать в темноте название, — Гарри протянул ей книгу с тиснением французских букв на пурпурном переплёте.

Девушка вздохнула, поблагодарила гриффиндорца и побрела в подземелья, прижимая к себе «Основы аналитического зельеварения».

Лапы с втянутыми когтями упруго ступали по каменному полу, преследуя высокую девичью фигуру. Звериное чутьё и повадки давали много преимуществ, но гораздо важнее была сознательная составляющая, рациональная и хитрая.

* * *

Снова было темно — но запахи кругом свежие, таких не почувствуешь в замке. Ароматы уставшей листвы и мёрзлого разнотравья ударили по обонянию. Отчего-то босые ноги скользили по холодным камням, пружинящему мху — она бежала. В ушах бухало собственное сердце, срывающееся дыхание. Своё? Чужое? Рокочущее рычание рядом застало врасплох, заставив нестись вперёд с удвоенной силой. Холод проникал в самое нутро, выдавливая из лёгких жалкие облачка пара. Рычание перешло в вой. Казалось, время остановилось. В лесу стало неестественно тихо.

— Сентмор, ты должна помочь мне! — требовал бестелесный голос.

И одно и то же повторялось всю ночь без перерыва: стылая земля, лес, вой и голос. Снова и снова.

В это утро Софи проснулась совершенно разбитой, да ещё и с какой-то тяжестью на голове. Она протянула руку к макушке, и сердце пропустило удар — она неожиданно уткнулась в мягкий недлинный мех. Бесцеремонный гость недовольно фыркнул, слезая с подушки. Вышагивая вдоль лежащей Софи, он провёл рыжим хвостом по её лицу.

— Ты чей? — спросила девушка, когда тот горделиво уселся сбоку.

Ответом ей был лишь — Софи была готова в этом поклясться, — насмешливый взгляд. Узкий зрачок дрогнул, кот прищурился и, фыркнув на прощание, умчался прочь.

Кусочек неба, видимый из окна, неожиданно просветлел до ослепительной опаловой белизны, а раскисшая грязь подёрнулась сверкающим инеем. В замке запахло приближающейся зимой.

Посвятив всю неделю отработке невербальных заклинаний, гоня от себя лишние мысли о Блэке и дурных сновидениях, Софи всё-таки сдала зачёт профессору Флитвику, который, наконец, похвалил её за усердие и успехи. «Даже не сомневался, что у вас получится» — сказал он радостной девушке.

А потом случился первый урок алхимии. Искреннему изумлению Софи, когда она получила небольшую карточку на ужине, не было предела. Узнать руку Северуса Снейпа было нетрудно — он с удовольствием комментировал все её работы на полях, не скупясь на жёсткие замечания. Но то, что эта записка окажется предписанием явиться на занятие специального алхимического курса, стало для неё полной неожиданностью.

— Не понимаю, чему ты удивляешься, — пожала плечами Дженна.

— Верно, все видели, как ты решала ту демоническую задачку на последнем уроке, — заметил Кассиус, чинно отрезая от сочного ростбифа кусочек за кусочком.

Дженна согласно закивала.

— Как профессор размазал меня у доски, ты хотел сказать…

— Никто из нас не продержался бы и пяти минут. Всё хотел тебя спросить: ты что, действительно сама можешь вывести все теоремы Мёнье?

Софи смущённо улыбнулась, отводя взгляд.

— Ну вот! Считай, декан так своеобразно провёл вступительный экзамен на свой алхимический курс. А как ты варишь зелья, ты уж меня извини, известно всей школе.

В классе присутствовали ещё четверо студентов, прямо все как на подбор, по одному представителю от каждого факультета. У кафедры с привычным надменным видом стоял профессор Снейп. И всё было как обычно, всё как всегда, но что-то изменилось бесповоротно и окончательно, когда он заговорил своим негромким, низким голосом, будто хотел их заворожить.

— Каждый из вас, я смею надеяться, здесь неспроста. И я сам приложил массу усилий, чтобы ваш путь к этому учебному курсу был максимально тернист, поскольку не выношу тратить время на сборище кретинов. Всей жизни не хватит, чтобы по-настоящему оценить масштаб и подлинное значение переплетения науки и искусства в зельеварении. Чтобы научиться чувствовать малейшие изменения в мерцающих над снадобьем парах. Чтобы просчитывать множество нюансов, которые могут извратить предназначение зелья. Чтобы думать головой. Чтобы быть превосходным мастером.

Софи почувствовала, как тонкие волоски у неё на руках встали дыбом. По спине прошла дрожь.

— Всегда необходимо работать над собой, проникать в самую суть процессов и явлений. Именно этим и занимается алхимия, наука о первооснове веществ, о сути превращений. И к основам этой сложной науки я позволю вам прикоснуться на этих редких занятиях.

Затем профессор подошёл к приготовленному заранее прозрачному, выполненному из закалённого горного стекла, котлу и одним неуловимым движением извлёк из рукава мантии маленький алмазный камушек и бросил его в воду. Тот тонул, преломляя на своих гранях лучи света, и вода понемногу приобретала синий оттенок — видимо, это был настой из лунной воды и русалочьих слёз — только он давал такой эффект при соприкосновении с кристаллическим углеродом, — а когда камень коснулся дна, то превратился в ослепительно яркого водяного полоза. Чешуйчатая зеленоватая кожа касалась стенок котла, пока змей свивал кольца. Все ахнули.

Софи понимала, что это просто впечатляющая демонстрация, фокус, но ничего уже не могла с собой поделать. Почему-то ей захотелось плакать.

С того дня она совершенно по-другому стала смотреть на профессора Снейпа. Нет, он был не просто хорош в зельеварении, он был влюблён в этот предмет. И это было не увлечение, как у неё самой, вроде спора на слабо, не безумный гений её матери. Это было настоящее волшебство, когда дело одаривает тебя стократ просто за то, что ты по-настоящему ему предан. Одна речь профессора чего стоила — просто поэма в прозе. И чтобы Снейп хотел занять должность преподавателя ЗОТИ? Теперь Софи была убеждена, что в это мог бы поверить только слепец.

Да, он всё также желчно отзывался об их умственных способностях, не терпел глупости и ошибок, требовал самых лучших результатов. Но теперь Софи убеждала себя, будто ей плевать на задетое самолюбие. Она училась у гения. А они, как водится, отчего-то все с придурью.

* * *

Всю свою сознательную жизнь Перси Уизли был мальчиком аккуратным и целеустремлённым, предпочитая верить, что все события в жизни должны подчиняться определённому порядку. Этому его научила семья, роль старшего брата и ответственность, которую он с радостью принимал на себя. Родительская радость от его прилежной учебы, разительно отличавшая его среди всех детей, и не раз высказанные надежды на его блестящее будущее взрастили в Перси уверенность, что он непременно достигнет успеха. Кто-то скажет, что это типичное мнение человека с синдромом отличника, но юноша бы не поддержал эту точку зрения. Он просто знал, что правила надо уважать, блестяще выполнять то, что требуется, и уметь серьёзно относится к делам — и тогда обязательно уважать уже станут тебя.

Он важно вышел вперёд, когда открылся проход в гостиную, сделав широкий жест рукой.

— Юный Гарри, — близнецы позади прыснули от смеха, — несказанно рад, что ты поправился!

— Да, спасибо, Перси.

Для себя староста решил, что обязательно будет присматривать за Поттером — не дай Мерлин что-то снова произойдёт, а Перси не сможет ответить ничего внятного декану, и что ещё хуже — директору.

— Гарри! — заорал Фред, отодвигая старшего брата в сторону и низко кланяясь в пояс. — Какая радость, мой юный друг! Не нахожу слов, чтобы выразить степень своего восторга!

— Счастлив, потрясён! — встрял Джордж, хватая Гарри за руки. — Обалденно рад видеть…

Перси недовольно покачал головой, поджимая губы.

— Хватит, вы так его обратно в лазарет загоните! — Гермиона жёстко отогнала парней.

— Пенелопа! — дёрнулся к проходящей мимо девушке Фред. — Ты разве не счастлива, что Гарри поправился?

Сам мальчик сокрушенно прикрыл глаза.

— Эм, конечно. С возвращением, Гарри.

— Не обращай внимания, Пенни, — авторитетно проговорил Перси, свысока оглядывая братьев.

— Да-да, мы действительно этого не стоим. Только не плачь, Пенни! А то Перси не вступится, — захихикал Фред. — Или это зависит от обидчика?

— О чём вы? — нахмурился Гарри.

Ребята вкратце рассказали ему о Френсис, даже разыграв по ролям небольшую сценку под свирепеющим взглядом старосты школы.

— Френсис была на днях в лазарете, мадам Помфри давала ей успокаивающее снадобье, — подтвердил Гарри. — Но вряд ли всё было так, как вы показываете…

Близнецы, всё ещё не вышедшие из образа, стояли, вцепившись друг другу в волосы.

— Ну, нет, конечно! — отрезал Рон. — Ты же видел Сентмор — она пальцем не притронется к тому, кого считает ниже своего королевского достоинства.

— По-моему, она неплохая девчонка, — пожал плечами Гарри.

— Влюбился что ли? — хохотнул Фред.

— Отстань от него, дурак.

— Откровенно говоря, мне методы Софии не по душе, — заявила Гермиона, складывая руки на груди и понижая голос. — Но ведь и Френсис не права. Она первая спровоцировала Сентмор, и та в итоге интуитивно ударила в самую больную точку.

— Да, нормальный был хук справа, — изображая единоборства, проговорил Джордж.

— И вообще, — Гермиона перешла на возмущённый шёпот, — говорить о любви студентки к профессору — это неэтично! Просто возмутительно! А истерика Френсис только подтвердила правоту Сентмор.

Тут не удержался уже Рон:

— Кто бы говорил!

Гарри тоже растянул губы в улыбке. Все знали о розовых мечтах Грейнджер, грезившей когда-то о Гилдерое Локхарте.

— Мне было двенадцать, Рональд! Сейчас мне кажутся даже мысли подобного толка невозможными в отношении кого-либо из профессоров!

— Какая категоричность! А как же «любви все преподы покорны»?

— Фред, прекрати паясничать!

— Пойдемте, у нас припасены несколько бутылок сливочного пива, — подмигнул Джордж и, заметив пару строгих взглядов, добавил. — Давайте быстрее, пока эти скучные моралисты не настучали. Отметим твоё триумфальное возвращение, Гарри!

Перси остался в одиночестве. Он знал, что поступил неправильно — следовало тогда остановить спорщиц, но ему слишком понравилось наблюдать. Эта Сентмор что-то задела в нём ещё в день зельедельческой «стрелки» своим ехидством и внимательными тёмными глазами. Колючая, она умела смеяться, при этом прямая почти до грубости, но эту грань она не переступала — чувствовалось безупречное воспитание. То снисходительна, то жестока — и всё это с улыбкой, с лёгкостью танцора, выделывающего сложное па.

Ему не нравилось, когда привычное вдруг становилось неудобным. Он искренне получал удовольствие от своего статуса префекта, наслаждался перспективой окончания школы с отличными результатами, любил проводить время с Пенелопой, когда та внимательно слушала всё, о чём бы он ни говорил, обожал всё контролировать. Но сейчас он зачем-то пошёл против себя — почему-то не остановил нападки на его однокурсницу, допустил оплошность. И ради чего? Эти размышления сами по себе были для Перси, боготворящего заведенный порядок, неудобными, словно жмущие ботинки.

Он, не понимая, отчего раздражается, пнул вылетевший из камина уголёк. Тут же спохватился, что поступил неподобающе, но только ещё больше разозлился. Перси сдёрнул с себя круглый значок и яростно принялся его полировать. Серебристая пластина только насмешливо поблёскивала в ответ.

* * *

«Милая Софи, надеюсь, у тебя всё благополучно, и учителя довольны твоими успехами. Не сомневаюсь, что ты прекрасно завершишь осенний семестр в новой школе и сможешь поддержать славную репутацию дома Слизерин.

Я была приятно удивлена, получив твоё письмо. У меня всё хорошо, но в Лангедоке ничего не происходит, поэтому я часто бываю в Англии. Леди Малфой осваивает французскую традицию приёмов — пока весьма в английском стиле. Конечно, я бы хотела, чтобы и ты присоединилась к нам, ведь мы одна семья. Драко, со слов родителей, очень к тебе расположен, и это не может меня не радовать.

Нарцисса и Люциус намереваются пригласить тебя провести Рождество в Малфой мэноре. Я тоже буду здесь, и была бы счастлива видеть тебя вновь.

С любовью

Патриция»

Дочитав послание, Софи убрала его за пазуху утеплённой мантии и, обхватив себя руками, принялась расхаживать вдоль кромки Чёрного Озера, подёрнутого тонкой корочкой льда.

Она не хотела быть марионеткой в чужих руках. Отчаянно, до дрожи. Но чутьё подсказывало ей, что именно это ей и грозит — сначала школа, потом дом Малфоев. И пусть это всего лишь Рождество, но за ним последует долгое, почти бесконечное лето в их компании, затем снова Хогвартс, и вновь каникулы с досточтимыми Малфоями. Но ведь они не единственные лица праздника — будут ещё приятели из их прошлого, из их настоящего. И её всем представят, а значит, введут в игру. И как только это случится, она не сможет отмахнуться, сбежать или закатить истерику. Перспективы заставляли напряжённо размышлять, а выход никак не находился. Она так сильно вцепилась в собственные плечи, что кажется, останутся синяки. Софи вздохнула, покосившись в сторону запретного леса.

И неожиданно увидела подпрыгивающего на снегу рыжего кота. Того самого. Он крутился, словно красуясь, будто бы специально для Софи, и вдруг засеменил в чащу, то и дело оглядываясь на девушку.

— Ты что, хочешь, чтобы я пошла за тобой? — недоверчиво спросила она. — Замечательно — поселюсь одна в лесу, стану кошатницей, и никому не будет до меня никакого дела…

Ступив под припорошенные снегом кроны деревьев, Софи вытащила волшебную палочку. С того дня, как она неосторожно оставила её в мантии, она взяла себе за правило всегда носить палочку в рукаве — так надёжнее. Кот истошно орал впереди. Да что же тебе надо? Софи шла вглубь леса, оглядываясь по сторонам. Непроизвольно выставила перед собой невербальный щит — не зря тренировалась.

— Ну, снова здравствуй, дальняя родственница. Спасибо, Крукшанкс.

— Ваш приятель?

— Да, разумные животные оказываются гораздо сообразительнее людей. Мне нужна помощь.

«Где-то это я уже слышала».

— Извини за нашу прошлую встречу, ты застала меня врасплох. Вообще-то я никогда не поднимаю руку на слабых.

Софи вздёрнула подбородок.

— Вы ведь не сильно оскорбитесь, если я вот так запросто не поверю вам на слово?

Блэк лающе рассмеялся. Разговор обещал быть интересным.